Светлана Лубенец

Если влюбишься – молчи!

Глава I

«Береги, Сеня, руку…»

Димки Феклистова не было в школе три дня. Его приятель, Кирилл Сергеев, объяснил классной руководительнице, Надежде Ивановне, что Димас несколько приболел, но волноваться по этому поводу совершенно ни к чему, поскольку болезнь не опасная и очень скоро Феклистов в школу явится. Когда Димка наконец появился, одноклассникам было на что посмотреть: его правый глаз жалко мигал в обрамлении огромного желтовато-коричневого синяка, а щеку перечеркивала запекшаяся царапина. Было ясно, что Феклистов надеялся в домашних условиях извести эти знаки отличия, но дело оказалось долгим и хлопотным. На три дня эта процедура явно не потянула, и родители в четыре руки вытолкали его в школу.

– Замечательно! – всплеснула руками Надежда Ивановна. – Украшение как раз к олимпиаде! Что скажут про нашу школу в районе?

– Я могу и не ходить, – буркнул Феклистов.

– Ну, конечно! Что ты можешь еще сказать! – горячилась Надежда Ивановна. – Я вижу, вам всем наплевать на честь родной школы!

– А он, может быть, как раз ее честь и отстаивал, – предположила Оксана Величко, самая красивая девочка 9-го «А». – Наверняка опять с «плевками» драться пришлось.

«Плевками» прозывались учащиеся соседней школы со спортивным уклоном. На улице Метростроителей лицом к лицу стояли два разноэтажных здания школы. Одна, в четыре этажа, с двумя крылами, была общеобразовательной, а во второй, маленькой, двухэтажной, кроме основных предметов, преподавалось еще плавание и прыжки в воду. Поначалу ученики обычной школы называли пловцов поплавками, потом длинное неудобное слово сократилось до «плавков», а далее естественным образом трансформировалось в «плевков» и за спортсменами закрепилось.

Пловцы, или «плевки», совершенно бесплатно посещали бассейн, находящийся на соседней улице, тогда как ученики общеобразовательной школы должны были выкладывать за месячный абонемент кругленькую сумму. Кроме того, пловцы регулярно ездили целыми классами на сборы, соревнования, юниорские олимпиады и, похоже, вообще толком не учились. Общеобразовательники же корпели над учебниками и ненавидели «плевков» страшной ненавистью. «Плевки» платили им тем же, и драки между учащимися обеих школ были не редкостью, а даже, напротив, весьма распространенным явлением.

– Неужели Оксана права? – опять всплеснула руками Надежда Ивановна. – Сколько можно?! Не понимаю, почему вы так завидуете пловцам? Они же получают ущербное образование – спортивный век так короток. Вы только подумайте, что они будут делать, когда придется навсегда вылезти из бассейна?

– Тренерами станут, – ответила Оксана.

– Кому нужно столько тренеров по плаванию? – парировала Надежда Ивановна. – В школе человек триста учится, и каждый год приходят новые и новые первоклассники…

– Будут в бассейнах у новых русских бабки сшибать, – вставил Борис Доренко и с жалостью посмотрел на классную руководительницу, которая уже четвертый год ходила в школу в одном и том же рябеньком пиджаке и того, что называется хорошими бабками, в руках явно не держала.

Надежда Ивановна задохнулась от возмущения, в третий раз всплеснула руками, но не нашла, что возразить Борису, а потому подошла к своему столу и решила наконец начать урок. От Феклистова, таким образом, разговор ушел в сторону, чему он несказанно обрадовался и тут же принялся тянуть руку на первый же математический вопрос преподавательницы любимого предмета.

На перемене Димку окружили одноклассники и наперебой стали расспрашивать, кто ему навесил такой «фингал», и предлагали плечом к плечу встать на защиту его поруганной чести и достоинства. Димка от помощи отказывался, «плевков» ни в чем не обвинял и явно ждал, чтобы одноклассники от него поскорей отвязались.

– Все ясно! – заключил Леня Пивоваров. – Споткнулся, упал, очнулся – гипс!

– Вроде того, – смущенно ответил Феклистов.

– Ну-ну! – процедил Леня. – Бывай здоров! Как говорится, «береги, Сеня, руку!».

Синяк на лице Феклистова еще не успел окончательно выцвести, как с разбитым лицом в школу пришел Гия Сохадзе. Правда, красавец-грузин, в отличие от Феклистова, догадался скрыть синяки под черными очками и потому выглядел не менее импозантно, чем всегда. Когда же Надежда Ивановна потребовала от него очки снять, то в ужасе от увиденного даже забыла о своей привычке всплескивать руками. Разноцветные синяки украшали сразу оба глаза Сохадзе.

– Гия! Кто тебя так?

Сохадзе завел черные глаза под потолок и застыл в позе вынужденного выжидания. Он собрался героически перенести все нравоучения классной руководительницы, не проронив при этом ни звука. Он абсолютно правильно рассчитал свои силы, потому что скоро выдохшаяся Надежда Ивановна махнула на него рукой и начала урок. Димка Феклистов при этом поглядывал на Гию с совершенно необъяснимым выражением.

Когда с разбитой губой и глубокой царапиной на щеке в класс явился Саша Семенов, в коридоре у окна обсудить создавшуюся ситуацию собрались три подруги.

– Я, конечно, вам расскажу, – приглушив голос почти до шепота, начала Юлька Акимушкина, худенькая беленькая девушка с ангельским личиком, являющаяся приятельницей избитого Семенова, – но … – Она выразительно оглядела подруг. – Никому ни слова! Саша говорит, что их троих так разукрасили какие-то неизвестные ребята во всем черном.

– С чего это «неизвестные в черном» полезли именно к нашим парням? – с иронией в голосе спросила Анжела Решетилова, высокая стройная блондинка с короткой мужской стрижкой, длинными ногами и очень решительным лицом. – Что Сашка-то говорит?

– Ой, девочки, я так ничего и не поняла. Темнит что-то Сашка, про какие-то давние счеты рассказывает. В общем, несет такую ерунду, что противно слушать!

– И я не понимаю, какие счеты могут быть у неизвестных парней с такими разными людьми, как наши ребята, – с математиком Феклистовым, гуманитарием Сашкой и красавчиком Сохадзе – без определенных пристрастий? – удивилась Оксана Величко.

– Вот и я ничего не понимаю… – согласилась Юлька, вздохнула и принялась накручивать на палец прядку кудрявых светлых волос.

– И сколько же этих «черных» было? – спросила Анжела.

– Трое, и все в черных вязаных шапках, натянутых до подбородка, с прорезями для глаз, – объяснила Юлька. – Прямо как в кино про мафиозные разборки.

– А автоматов Калашникова или огнеметов при них случайно не было? – съязвила непонятно к чему Анжела.

Глава II

Пропавшая Дева и будущий банкир

Несмотря на то, что по просьбе Юльки Акимушкиной подруги никому не говорили о троице в масках, по классу поползли слухи, – видимо, информация поступила из других источников. Количество нападавших возросло в слухах до десяти человек. Одни считали, что ими были скинхеды (кто-то даже якобы видел свастику у них на рукавах, а у одного, ненароком снявшего шапку, – бритую голову), другие подозревали ребят из соседнего детского дома, третьи, которых было большинство, утверждали, что, кроме «плевков», ни на кого больше и думать не стоит.

– Они же ненавидят наших ребят! – горячилась Полина Яковлева. – Это же ясно, как день! Им надо унизить их, поэтому и ловят по одному!

Оксане слова Полины казались похожими на правду.

Дело в том, что все «плевки» были маленького роста, особенно те, которые занимались прыжками в воду. Как они сами говорили, такова специфика их вида спорта. Неожиданно выросшие парни и девчонки вынуждены были покидать школу плавания. Многие переходили в соседнюю, в ту, которая стояла с их школой рядом, то есть в обычную.

Поскольку между учащимися обеих школ постоянно происходили мелкие стычки и большие драки, директора одно время пытались подружить ребят и однажды даже устроили совместную дискотеку для старшеклассников. Эта дискотека оказалась большим педагогическим просчетом. На фоне двухметровых акселератов – одиннадцатиклассников общеобразовательной школы пловцы выглядели настоящими «плевками». Та памятная дискотека завершилась небывалым побоищем, и с тех пор никаких совместных мероприятий руководство двух школ не устраивало.

– Ксанка, – оторвала Оксану от размышлений Полина. – Ты бы поговорила с Кепой.

Денис Кепарев, по прозвищу Кепа, был «плевком» и одновременно соседом Оксаны по лестничной площадке. Оксана с Кепой с детсадовских времен находились в приятельских отношениях, которые могли бы перерасти в нечто большее, если бы не рост молодого человека. Он очень подходил для прыжков в воду, но не дотягивал до Оксаниных ста семидесяти.

Оксана согласилась поговорить с Кепой, хотя в успех переговоров не верила. Кепа был мирным, дружелюбным парнем и в драках никогда не участвовал. Может быть, он и знает, кто побил Оксаниных одноклассников, но настучать на своих, наверняка, посчитает невозможным.

На субботний вечер был назначен КВН между девятыми классами, а потом, как выражалась дремучая Надежда Ивановна, танцульки.

Три подруги договорились встретиться перед КВНом у Анжелы. Когда Оксана пришла к Решетиловой, Юлька уже прыгала там перед зеркалом в облегающем темно-синем мини-платье и, похоже, была очень довольна собой. Платье имело небольшое декольте, и Оксана сразу заметила Юльке, что на ее голую шею просится какое-нибудь украшение.

– Точно, – огорчилась и как-то сразу сникла Юлька. – Но… не бежать же домой… Анжел! Дай мне свой кулончик… ну… тот, с Девой. Ты его все равно не надела.

– Ты же Козерог, а не Дева, – улыбнулась Оксана.

– Какая разница? Это всего лишь украшение, надо же шею закрыть, сама сказала… Анжелка, ну дай! Не жмись!

– У меня его нет, – наконец отозвалась Анжела.

– Ясно, – заключила Юлька. – Жаба душит!

– Какая жаба! Я его… потеряла.

– Да ну? – в один голос воскликнули Юлька с Оксаной. – Когда? Как?

– Если б знала, когда, как и где потеряла, то, может быть, давно уже нашла.

– Наверно, замочек расстегнулся, – предположила Юлька. – Они такие ненадежные, все время надо следить. От родителей здорово попало?

– А ты как думаешь! – Анжела покусала пухлые розовые губы, потом вскинула глаза на подруг и резко бросила им: – И больше говорить об этом не хочу. А тебе, Юлька, вполне подойдет вот это. Гляди, – и она достала из шкатулки короткую толстую цепь из перевитых между собой серебристых и голубоватых звеньев.

– Как раз к платью! – восхитилась Юлька, звонко чмокнула Анжелу в щеку, и потерянная Дева была тут же забыта.

КВН выиграл 9-й «Б». Все остальные девятые горевали по этому поводу недолго, потому что в зале погасили верхний свет, засветились гирлянды светомузыки, и началась дискотека.

На первый же медленный танец Оксану пригласил Борис Доренко. Он уже довольно давно оказывал ей всяческие знаки внимания, но впечатления они на девушку не производили никакого. Доренко ей не нравился. Слишком уж он был правильный, причесанный, отглаженный – как с журнальной картинки. Борис собирался после девятого класса поступать в какой-то навороченный коммерческий колледж с изучением банковского дела и весь был в учебе и общественных делах. Для поступления ему, кроме отличного аттестата, еще нужна была какая-то особенная характеристика, и Боря старался вовсю: был старостой 9-го «А», заседал в школьном совете и возглавлял какое-то невыносимо научное общество. Оксане Борина деятельность казалось вымученной и непроходимо скучной.

– У меня на завтра есть два билета на «Гостей из будущего». В концертном комплексе выступают. А в первом отделении известная группа из Политеха «Сталкеры». Не хочешь пойти? – Доренко приглашал небрежно, чтобы не было слишком обидно, если услышит отказ. Он знал, что Оксана от него не в восторге, и заранее подстраховывался.

– Спасибо, Боря, – вежливо поблагодарила его Оксана. – Я завтра не могу. У меня… важное дело…

– Ясно, – усмехнулся Доренко. – Как говорится, было бы предложено.

Танец кончился. Борис проводил девушку до места, где ее поджидали подруги, и с достоинством удалился.

– Ну как? – спросила Юлька.

– Что «как»? – передразнила ее интонацию Оксана.

– Ну… Доренко?

– Будто не знаешь! – фыркнула Оксана. – Все так же. Между прочим, на «Гостей из будущего» приглашал и на «Сталкеров».

– На «Сталкеров»… И ты отказалась?

– Естественно!

– Глупая какая! Да на «Сталкеров» еще труднее достать билеты, чем на «Гостей…»! Там один солист Гарик чего стоит… Голубоглазый такой, на скандинава похож. Все девчонки Питера в него влюблены.

– Неужели ты тоже? – поддела ее Оксана.

– Я, между прочим, ничем не хуже других, но… – Юлька подняла вверх указательный палец, – но он мне нравится только теоретически, потому что практически, как ты знаешь, мне нужен только Сашка.

– А мне, Юленька, не нужен ни Доренко, ни ваш Гарик, – рассмеялась Оксана.

– Не понимаю, – Юлька закатила вверх свои ясные голубые глаза и молитвенно сложила на груди ручки с тоненькими пальчиками, – чем тебе не нравится Борюсик? И высокий, и красивый, и умный, и банкиром будет, помяни мое слово! Вот, клянусь, если бы не Сашка и не Гарик из «Сталкеров», я бы… Ну скажи ей, Анжелка!

– Обойдется и без Доренко, не умрет, – бросила им Решетилова.

Юлька рассердилась:

– Это ты из зависти! Тебе самой Борька нравится, а он на Оксану смотрит, вот ты и злишься.

– Больно надо!

– Да все знают, что именно тебе и надо… Ой, смотрите, опять «плевки» просочились! – Юлька забыла про Доренко и показала рукой на стайку пловцов в другом конце зала.

Все «плевки» были одеты в одинаковые черные куртки до пояса. Поскольку они прошли на дискотеку нелегальным, одним им известным путем, то сдать одежду в гардероб, конечно, не смогли.

– Юль, – обратилась к Акимушкиной Оксана, – а Сашка не рассказывал, в каких куртках были те, которые ему «фейс» попортили? У «плевков» они особенные: на заказ шьет какая-то фабрика спортивной одежды.

– И что в них особенного?

– У Кепы на нагрудном кармане, под «молнией», блестящим шелком вышиты три волнистые дорожки. Ну… вроде как вода… А на рукаве тем же шелком – пиктограмма, изображающая пловца с поднятой над головой рукой.

– Сашка ничего такого не говорил, – ответила Юлька. – Но, знаешь, Ксана, в темноте черное на черном можно и не заметить.

Через несколько минут девчонки напрочь забыли о «плевках» с их пиктограммами, потому что были нарасхват: их приглашали танцевать и свои ребята, и одиннадцатиклассники, а с Оксаной умудрился потанцевать даже неизвестно откуда вывернувшийся Кепа.

Глава III

Чужая сумка и «шерстяной» голос

В понедельник с синевой под глазом в школу пришел Илья Веретенников.

– Ну вот! – торжественно заявила подругам Юлька. – В субботу на дискотеку притащились «плевки», а сегодня Илюха – с та-а-ким фингалом! Не понимаю, почему парни не соберутся все вместе и не взгреют этих негодяев?

– А кому собираться-то? – как-то не по-доброму улыбнулась Анжела. – Твоему Сашке-интеллигенту да математику Феклистову?

– Мне кажется, Илья с Сохадзе вполне бы могли…

– Кишка у них тонка, – вдруг зло процедила Анжела.

Оксана с удивлением посмотрела на подругу, которая несколько нервно постукивала по парте пальцами, но ничего не сказала. Все знали, что Анжела Решетилова – человек настроения, и иногда ее лучше не трогать. Когда она бывала не в духе, ей боялась возражать даже Надежда Ивановна.

Оксана решила, что ее «кишка», в отличие от той, какая была у Веретенникова и у Сохадзе, абсолютно не тонка и потому пора начать действовать. Вечером она непременно поговорит с Кепой, и, может быть, уже сегодня что-нибудь выяснится.

Вечером выяснился только тот факт, что Кепа уехал на очередные сборы, а потому разговор с ним опять был отложен на неопределенное время.

А в 9-м «А» между тем события продолжали развиваться дальше. Одноклассников начало будоражить странное поведение Олега Сухорукова. Олег был бессменным отличником с первого класса. В 9-м «А» учившихся на «отлично» было трое: Оксана Величко, Борис Доренко и Олег Сухоруков. Но если Оксана с Борисом последнее время начали слегка сдавать позиции и иногда схватывали четверки, то Олег продолжал по всем предметам получать только «отлично». И вдруг самый «прожженный» отличник Сухоруков перестал готовить домашние задания, прогуливал школу и отказывался отвечать на уроках. Надежда Ивановна по нескольку раз на дню проводила с ним воспитательные беседы, таскала к завучу и директору, вызывала родителей, но все предпринятые ею меры успеха не имели. Наконец, отчаявшись, она назначила классное собрание, на котором просила старосту Доренко вызвать Сухорукова на откровенный разговор, чтобы как-то переломить создавшуюся ситуацию.

На собрании Доренко долго произносил длинные витиеватые фразы о долге учащегося перед государством, предоставившим возможность получения бесплатного образования, перед родителями, которых Сухоруков не сможет прокормить, когда они состарятся, потому что он, не имея хорошего образования, не сможет получить прилично оплачиваемой работы, и так далее. Надежда Ивановна ерзала на стуле за последней партой, куда специально села, решив предоставить детям полную самостоятельность. Она хотела, чтобы они просто поговорили по душам, а староста зачем-то начал стыдить и отчитывать Олега, да еще такими казенными фразами, от которых сводило скулы даже у Надежды Ивановны. Учительница сорвалась с места, чтобы прервать неуместное красноречие Доренко, но было уже поздно: Олег, опередив ее, бросил Борису: «Заткнись!» – и быстро вышел из класса.

Оксана шла с собрания и думала об Олеге. Что с ним случилось? Не иначе как несчастная любовь. Хотя вот у нее, у Оксаны, можно сказать, тоже несчастная любовь, но она же ничего, учится, как всегда. Таким образом, мысли Оксаны плавно перетекли с Сухорукова на Леню Пивоварова, который ей, в отличие от Доренко, очень нравился. Во-первых, внешне: он был сероглазым брюнетом, не слишком высоким, но пропорционально сложенным и сильным. Во-вторых, ей импонировали его спокойная выдержанность и чувство собственного достоинства, сквозившее во всех его поступках. Ей казалось, что даже «плевки» не вяжутся к нему, как к остальным, вовсе не потому, что он занимается борьбой, а именно из уважения, которое он умеет всем внушать. А еще она немножко лукавила с собой на предмет своей несчастности. На самом деле ей казалось, что она тоже нравится Пивоварову. Его взгляд иногда останавливался на ней, и тогда Леня неизменно улыбался одними уголками губ, незаметно для других, но очень явно для Оксаны. Она каждый день ждала, что он подойдет к ней, пригласит в кино, или проводит до дома, или пригласит на танец на дискотеке, но ничего такого до сих пор так и не случилось. Навязываться самой Оксане не хотелось. Она подождет еще: все-таки его улыбки что-нибудь да значат.

Оксана пнула острым носком нового модного сапожка попавшийся под ноги камешек и вошла в подъезд. В почтовом ящике что-то белело. Это «что-то» оказалось письмом в большом нестандартном конверте с лаконичной надписью «Оксане Величко». Тут же, у окна подъезда, Оксана вскрыла конверт и вынула из него две фотографии, явно сделанные с сильным увеличением. На них была изображена она, Оксана, – наклонившись над столом, она, очевидно, что-то искала в сумке. Ее фигура занимала почти весь кадр, поэтому трудно было понять, где она находится.

Оксана оглядела свой наряд на фотографиях: точь-в-точь такой, как сегодня: серо-голубые джинсы с разводами и золотистый джемперок из ангоры с воротником-хомутиком. И прическа такая же: плетеная колоском толстая коса, извивающаяся по спине. А вот сумка не ее. У нее такой нет. Юлькина, что ли? Нет, у Юльки из заменителя под крокодиловую кожу, а эта гладкая, черная, с боковым карманчиком, из которого торчит какая-то тряпка… Нет, не тряпка… Это шарфик в желто-зеленую клетку. Не может быть…

Оксана почувствовала, как у нее вспотели ладони, а к горлу подкатил противный комок. Сумка – их биологички, Эммы Петровны, и ее любимый шарфик… И находится Оксана именно в кабинете биологии. Вот же: виден кусок шторы отвратительного розового цвета. Но почему Оксана роется в Эмминой сумке? Она никогда этого не делала! Или… Вспомнив, девушка немного успокоилась. Она вовсе не рылась в сумке биологички, нет! Она засовывала туда свой двойной листок с контрольной работой. Это, конечно, тоже не очень-то красиво, но все же не так отвратительно, как копание в чужих вещах.

В тот день Оксана не успела дописать ответ на последний вопрос контрольной работы. Впрочем, она не написала бы его, даже если бы времени хватило. Честно говоря, она просто не знала ответа на последний вопрос. И она не сдала свою «контрошку» вместе со всеми, а прихватила листок на перемену. Закрывшись в кабинке туалета, Оксана списала ответ с учебника, в тот момент не очень-то задумываясь над тем, каким образом засунет свой листок в общую пачку.

Ей позарез нужно было получить за «контрошку» по биологии «пять», потому что в журнале против ее фамилии стояли уже целых четыре четверки, которые могли помешать ей закончить триместр на «отлично». Допустить этого Оксана не могла. С первого класса она, как и Олежка Сухоруков, училась на одни пятерки. Поначалу это было легко и не стоило ей никакого труда, но к восьмому классу она уже начала сбиваться на четверки. В этом году, учась в девятом, Оксана все время балансировала на грани между «четырьмя» и «пятью», что выводило ее из себя. Ей не хотелось ронять марку, она с остервенением зубрила все предметы, но проколы все равно случались. Биология особенно досаждала ей, потому что была не столько трудна, сколько абсолютно неинтересна и даже противна. Они сейчас занимались анатомией человека, и Оксану тошнило от вида вскрытой черепной коробки и системы пищеварения со свернутыми в отвратительный клубок кишками. Она никогда не смогла бы стать врачом или учителем биологии.

В тот день после уроков она подошла к Эмминому кабинету, совершенно не представляя, что делать дальше, но ей вдруг неожиданно повезло. Биологичка выскочила из кабинета, увидела Оксану и попросила покараулить вверенное ей помещение, поскольку ее срочно вызвали к телефону, а ключ она, как на грех, не может найти. Оксана, сочувственно покивав головой, зашла в кабинет и аккуратно засунула свой листок в сумку биологички. Вот и все! Больше ничего дурного она не делала! Она даже не помнит, что там, в сумке, лежало рядом с контрольными. Так что ничего особенно ужасного в ее поступке нет. И чего она вдруг так испугалась, увидев сейчас фотографию?

Оксана облегченно вздохнула, но улыбка, которая уже слегка тронула ее губы, застыла кривой гримасой, а противный ком заполнил все горло, мешая дышать. Она вспомнила, что случилось на следующий день.

На следующий день Эмма, чуть не плача, объявила 9-му «А», что вчера в школе у нее пропал кошелек с зарплатой. Еще она сказала, что никакой класс конкретно не подозревает, но на всякий случай всех своих учеников просит пожалеть ее и вернуть хотя бы часть денег, иначе до другой зарплаты ей не дотянуть.

– А может быть, у вас не в школе, а в магазине или в автобусе кошелек стянули? – предположила Анжела.

– Нет, дорогие мои, – печально ответила Эмма. – Я получила зарплату после третьего урока, а после шестого решила отдать долг. Кошелька в сумке уже не было.

– Я не брала! – вскочила тогда со своего места Оксана. – И никто в класс не входил, пока я вас ждала. Вы мне верите?

– О чем ты говоришь, Ксана! – отмахнулась от нее Эмма. – У меня и в мыслях не было подозревать тебя!

И вот теперь на этой фотографии четко видно, как она, Оксана Величко, запустила руку в сумку биологички. Ее сфотографировали, видимо, в тот момент, когда она уже запихнула лист с контрольной и вытаскивала руку обратно из сумки. Кто же это сделал? Зачем? С какой целью прислал ей фотографии? Неужели такие же послали еще и Эмме?

Кровь отлила от Оксаниного лица, и у нее слегка закружилась голова. Разве можно теперь доказать, что она не брала кошелек биологички? Даже если она начнет рассказывать про листок с контрольной работой, кто ей поверит? Кто поверит, что она, отличница, просто недоучила ненавистную биологию и пыталась обмануть учительницу? Какой кошмар! Что делать? Неспроста ведь ей прислали эти снимки… Что от нее хотят? Кто?

Оксана вызвала лифт, а когда он приехал, долго стояла перед открывшимися дверями, задумавшись. И они закрылись, и лифт не уехал на другой этаж. Девушка повернула к лестнице и, еле переступая ногами, с трудом добралась до своего пятого этажа. Дома она плюхнулась на пуфик в прихожей и вздрогнула, невзначай увидев в зеркале свою зеленую физиономию. Нечего тут сидеть! Надо срочно что-то делать, куда-то бежать, кому-то доказывать, что она не воровка! Может, к Эмме? Нет… Та ни за что не поверит в рассказ про контрольную работу. Но что же ей тогда делать?

Оставаться с собой наедине Оксана не могла. Она, рывком поднявшись с пуфика, решила бежать к Юльке. Все-таки она ее лучшая подруга, гораздо ближе Анжелы. Вместе они наверняка что-нибудь придумают.

– Ксана, это же шантаж! – выслушав подругу, с ходу заявила Юлька.

– Шантаж? – для чего-то переспросила Оксана, хотя понимала, что все именно так и есть. – Но что с меня взять?

– Шантажисты – они такие, они знают, с кого чего взять!

– За что? Что я такого сделала?

– Не знаю, но, видно, кому-то ты все же перешла дорогу. Вспоминай, кому ты напакостила?

– Что ты несешь, Юлька? Еще подругой называешься! Какие я кому на твоей памяти делала пакости?

– Не обязательно специально. Может быть, ненароком, нечаянно?

– Чушь! – не хотела ничего понимать Оксана. – Как это нечаянно?

– Ну… например… отбила парня…

– Отбивают не нечаянно, а целенаправленно. Но ни так, ни эдак я никого ни у кого не отбивала, и ты это знаешь не хуже меня.

– Да я так сказала… к примеру… – вздохнула Юлька. – Хотя… вот Анжелка, мне кажется, могла бы с тобой поквитаться за Борьку Доренко.

– Да ты что? – взвилась Оксана. – Мы же с пятого класса дружим!

– Дружба дружбой, а любовь вполне может быть врозь!

– С чего ты взяла, что у нее с Борькой любовь?

– Со стороны Доренко, конечно, никакой любви нет, это ясно, а вот сама Анжелка по нему сохнет уже года два. Будто ты не знаешь!

– Она в курсе того, что мне Доренко абсолютно не интересен.

– Ну и что же? Он же с тебя глаз не сводит, вот она и решила на всякий случай тебя обезвредить.

– Нет! – решительно отвергла Юлькины предположения Оксана. – Не верю! Она наша с тобой подруга и на такую подлость не способна.

– Честно говоря, – улыбнулась Акимушкина, – я и сама не верю. Это я просто… в качестве версии… А может, это такая шутка, Ксанка?

– Чушь! – опять выкрикнула Оксана. – От таких шуток можно получить сердечный приступ!

– Я могу тебе валерьянки дать, – вскочив с дивана, живо отреагировала Юлька, – или корвалолу. Очень помогает!

– Юля! – укоризненно проговорила Оксана. – Сядь! Каким образом валерьянка может помочь против фотографий?

– Знаешь, Ксана, порви ты их и забудь! – посоветовала Юлька.

– И что? У того, кто их прислал, наверняка еще есть. И вообще, он, может быть, уже послал второй экземпляр Эмме!

– А вот тут ты не права, – решительно возразила Акимушкина.

– Почему ты так уверена?

– Потому что в этом нет смысла!

– Как?

– А так! Шантажисту нужно что-нибудь с шантажируемого получить. Если он пошлет фотки Эмме, вы станете разбираться между собой, а он сбоку окажется. Скажи, какая ему тогда будет польза?

– Может быть, выгода для него как раз в том и состоит, чтобы опозорить меня и поглубже во всей этой дряни зарыть.

– Н-не знаю… – нерешительно произнесла Юлька. – Для этого ты все-таки должна была кому-то крепко насолить.

Домой от подруги Оксана шла, напряженно оглядываясь по сторонам. Ей казалось, что вот-вот из-за какого-нибудь угла выскочит шантажист. Он представлялся ей одетым в черную куртку и вязаную шапку до подбородка с прорезями для глаз. В таком прикиде, кажется, были те уроды, что били Сашку Семенова и других ребят. Оксана тут же одергивала себя, убеждая, что днем при всем честном народе никто не станет бегать в дурацкой маске, но тревога никак не оставляла ее. Даже в собственный подъезд она смогла войти только вместе с соседкой, возвращающейся с огромными сумками из магазина.

Пока девушка возилась с замком, в квартире надрывался телефон. Захлопнув дверь и скинув туфли, Оксана подбежала к аппарату. Она рассчитывала, что звонит Юлька, которая наверняка придумала какой-нибудь замечательный выход из ситуации.

– Получила? – прозвучал в трубке странный, какой-то «шерстяной» голос. Оксане показалось, что говоривший специально заглушал его, прикладывая ко рту толстую тряпку.

От страха Оксана не смогла ничего ответить. Она приросла к полу и была не в силах не только говорить, но даже и двигаться.

– Значит, получила, – удовлетворенно хмыкнула трубка. – Понравилось?

– Зачем это? – с трудом просипела Оксана.

– Скоро узнаешь.

Вслед за этими словами послышался неестественный смех, а потом раздались короткие гудки зуммера, иглами впивавшиеся в мозг девушки.

Впервые за всю свою школьную жизнь Оксана не приготовила домашнее задание ни по одному предмету. Весь вечер она просидела, уставившись в учебник по истории, не прочитав при этом ни слова. Перед ее глазами стояла фотография, на которой она, Оксана Величко, словно заправская воровка, смело лезла в чужую сумку. А за кадром этого видения слышался противный «шерстяной» голос, беспрерывно повторяющий: «Понравилось? Понравилось? Понравилось?»

Глава IV

Бриллианты к Восьмому марта и черные маски на каждый день

Бежали дни. Когда история с присланными фотографиями и гадким голосом в телефонной трубке уже начала казаться Оксане не чем иным, как идиотским розыгрышем, когда она перестала шарахаться от каждого человека в черной куртке и даже снова начала выходить на улицу вечерами, случилось то, чего она уже почти перестала сиюминутно ожидать. Однажды вечером, часов в девять, Оксана возвращалась домой от Юльки, с которой вместе готовилась к зачету по химии. На детской площадке, у беседки, куда почти не доходил жидкий свет старого фонаря, ей преградили дорогу трое… в черных куртках и вязаных шапках с прорезями для глаз. У Оксаны мелко-мелко задрожали колени и мгновенно пересохло во рту. Один из преградивших путь втолкнул ее в вонючую загаженную беседку. Оксана от страха уже почти не держалась на ногах и сразу шлепнулась в своем светлом бежевом пальто на грязную скамейку.