ВЕЛОСИПЕД

Я все еще не испытываю радости.

Безумие было читать эту книгу! Слишком самонадеянно!

Я уже не очень уверен, что Поль такой уж симпатяга.

Время, может быть, и не существует, но тем не менее все как-то движется. Жизнь идет своим чередом. Мы рождаемся и умираем. Я становлюсь старше. Так какая мне разница от того, что на солнце время идет иначе?

Надо, чтобы кто-то пришел и заставил меня что-нибудь делать. Пусть бы кто-нибудь попросил меня что-то построить. Только чтобы это было по-настоящему тяжело!

Взять пескоструйную машину и отчистить что-нибудь этакое огромное.

Давненько я не трудился по-настоящему, до пота.

Я составил новый список. В нем перечислено то, что вызывало у меня душевный подъем, когда я был маленьким.

— Вода,

— машины,

— мячи,

— телефоны,

— животные, которые были больше меня,

— рыбы,

— зеркала,

— простыня с острым краем,

— резать ножиком,

— врать, скрестив пальцы,

— кататься на лифте,

— грузовики,

— палочки,

— животные, которые были меньше меня,

— громкие звуки,

— трактора,

— поезда,

— полицейские,

— пожары и пожарные,

— фокусы,

— космос,

— муравьи,

— лебеди,

— искусственные челюсти,

— работа маляра,

— скрепкосшиватели,

— все, что можно кидать,

— вещи,

— пластырь,

— молоко,

— водоросли,

— горки,

— синий черничный сок,

— «Лего»,

— все, что двигалось особенно быстро,

— снег,

— деревья,

— узлы,

— рассуждения о хоккее,

— кубик Рубика,

— газонокосилки,

— фотоаппараты,

— какашки и письки,

— шишки,

— мыльные пузыри,

— Африка,

— вещи, в которых встречается желтый или серебряный цвет,

— сильный ветер,

— шипучка,

— все, что делал папа.

Моя жизнь была переполнена всеми этими вещами. Это было так просто и здорово. Когда я не спал, то носился и был в полном восторге. Я не ходил просто шагом. Я бегал вприпрыжку.

Рассмотрев список, я отправляю его по факсу Киму. Я чувствую, что задолжал ему ответный факс.

Я подумываю, что надо бы составить список вещей, которые сейчас вызывают у меня восторг. Я беру перо и бумагу, но ловлю себя на том, что робею.

Я испугался, что список окажется слишком коротким.

Напрасно я отучился бегать.

Я пошел в магазин и купил литр обезжиренного молока. Когда я вернулся, весь двор кишел детьми. На дворе гулял детский сад. Я и не знал, что во дворе находится детский сад.

Ко мне подъезжает маленький мальчик на крошечном велосипеде с опорными колесиками по бокам. Мальчуган одет в комбинезончик, на голове у него шапочка с козырьком. Поверх шапочки нахлобучен велосипедный шлем. Мальчик глядит на меня и на молоко, которое я купил. Он спрашивает, мой ли вон тот шикарный красный велосипед. Я киваю в сторону прислоненного к деревянному забору велосипеда и спрашиваю: «Ты про этот?» Да, про этот.

— Это мой, — отвечаю я мальчику.

Мальчик полон восхищения. Он говорит, что тоже хочет себе такой велосипед.

Мы идем к моему велосипеду и рассматриваем его. Велосипед большой и красный. Мальчик дотрагивается до рамы.

Интересно, как он узнал, что это мой велосипед?

Он говорит, что видел, как я ставил на него замок. И сообщает, что живет в соседнем доме. На самом последнем этаже.

— Тебе совсем близко ходить в детский сад, — говорю я. Он кивает.

— А еще я видел, как ты играешь в мяч, — говорит мальчик.

— Неужели ты так поздно еще не спишь? — спрашиваю я.

— Иногда бывает, — отвечает мальчик. Я спрашиваю, как его зовут, он отвечает, что Берре.

— У тебя тоже шикарный велосипед, — говорю я ему.

Он отвечает, что это детсадовский велосипед.

Берре немного помолчал. Потом он спросил меня, надеваю ли я шлем, когда езжу.

Я уже готов был соврать и сказать «да», но вовремя спохватился. Ложь сразу обнаружится. Я признался, что не надеваю шлема.

— Нет, — говорю я.

— Не езди без шлема, — говорит Берре. Он хочет, чтобы я поскорее купил себе шлем, лучше всего прямо сегодня.

Он рассказывает мне, как папа одного мальчика из детского сада ехал на велосипеде и столкнулся с автомобилем. Дяденька был без шлема и пролежал в больнице почти неделю.

Я не могу не признать, что это очень убедительный довод.

— Ты прав, Берре, — говорю я мальчику. — Я непременно куплю себе шлем.

Берре спрашивает меня, поеду ли я сейчас на велосипеде. Я не собираюсь никуда ехать. Я шел домой и собирался пить молоко. Он спрашивает, не выйду ли я потом покататься. Я не знаю.

— Может быть, вечером, — говорю я ему.

Берре хочет посмотреть, как я буду кататься, но вечером его уже заберут из детского сада.

— Может быть, ты увидишь меня из окна, — говорю я.

— Может быть, — отвечает Берре.

Я поворачиваюсь и иду к подъезду, он смотрит мне вслед. Когда я обернулся, он мне помахал.

Спустя некоторое время меня осенило, что надо было посадить Берре на мой велосипед и прокатить его по двору.

Ему бы понравилось.

НАСТАВНИК

Однажды я так заигрался, что упал в обморок.

Мне только что подарили горные лыжи, и я настолько ими увлекся, что забыл про еду. Я прокатался целый день натощак.

Кончилось тем, что от голода я потерял сознание и налетел на фонарный столб. У меня было сотрясение мозга, и папа отвез меня в больницу.

Доктор сказал, что это здорово так долго играть, но все-таки надо иногда делать перерыв, чтобы поесть.

Я упал в обморок, поскольку был слишком увлечен своим занятием, чтобы сделать перерыв на еду, мне было некогда отдыхать.

В этом есть что-то замечательное.

Такая увлеченность!

Теперь только и можно сказать — была да сплыла.

В последние дни у меня было переменчивое настроение.

Я стараюсь понять свое состояние, но отдельные кусочки никак не хотят складываться в целостную картину. Я не совсем понимаю, что со мной происходит.

За последние недели многое изменилось.

День проходит иначе. Иными стали и ночи.

Но что — то по — прежнему не так, чего-то мне еще не хватает. Совершенно очевидно, что не хватает чего-то важного.

Где его искать, я не знаю.

Зато у меня есть мяч.

Он меня очень выручает.

И каждый вечер я подолгу занимаюсь тем, что кидаю его об стенку.

Через месяц должен вернуться мой брат. При нем я не смогу уже здесь оставаться.

В запасе у меня остается один месяц.

Я не скрываю от себя, что нервничаю, когда думаю о том, чем это может кончиться. Я не притворяюсь перед собой.

Я мог бы, к примеру, сделать вид, что ничего особенного не происходит, и положиться на авось. Закурить сигаретку и притвориться, что все в порядке. Других это, может быть, и обманет. Например, девушек, Кима… Может быть, мне и удалось бы обмануть Кима. Но рано или поздно все бы повторилось. И я снова очутился бы, как тогда, сидящим на траве, и кто-нибудь — брат или кто-то другой — обнимал бы меня за плечи, а я бы обливался слезами.

Что-то все-таки со мной не в порядке. Что-то явно не так.

Больше всего мне не хватает сейчас старшего друга. Учителя. Человека, который объяснил бы мне, что к чему.

Хорошо, если бы он давал мне задание, на мой взгляд бессмысленное, я злился бы и возмущался, но выполнял бы заданный урок. И затем, понемногу, после многих месяцев тяжкого труда, я бы начал понимать, что во всем есть скрытый смысл и наставник действовал по заранее продуманному, точному плану. И мне вдруг открылась бы причинная связь вещей. Я понял бы суть вещей и явлений. Увидел бы логику мировых событий и человеческого поведения. Я научился бы также управлять собою и вызывать в людях проявления самого лучшего, что есть в каждом человеке, ну и так далее. И наставник сказал бы, что ему больше нечему меня учить. И на прощание он подарил мне что — то. Наверное, что-то большое. Может быть, автомобиль. И тогда я мог бы сказать ему, что это слишком, что такого подарка я не могу принять, но он бы настоял на своем, и мы расстались бы с ним, и прощание было бы грустным, но значительным. И тогда я окунулся бы в жизнь и, может быть, повстречал бы кого-то, желательно девушку и создал бы семью, и, пожалуй, основал бы фирму, которая производила бы полезные товары и услуги.

Вот как все должно было быть. Да, черт возьми! Это же ясно как день. Именно так, и никак иначе!

Однако такого наставника днем с огнем не сыщешь.

Мне он так и не встретился.

И все указывает на то, что придется мне обходится собственными силами.

Я стал вспоминать людей, на которых я смотрю с восхищением.

Их мало.

Вот люди, которыми я восхищаюсь:

— Лори Андерсон,

— Ганди,

— Армия спасения,

— Карл Баркс,

— Астрид Линдгрен,

— Орсон Уэллс,

— Олаф Х.Хауге,

— Ларс Лилло Стенберг.

Я убежден, что дело в увлеченности. У меня пропала увлеченность.

Ее нужно найти и вернуть.

Где-то там она есть.

Вероятно трепаться об этом тщеславно.

В этом есть что-то от дзен-буддизма.

Если я буду напрягаться, у меня ничего не получится.

Получиться, когда перстану напрягаться.

Проклятые буддисты! Воображают о себе, что уж они — то все понимают.

ЖИЗНЬ

В человеке, весящем 70 килограммов, содержится, между прочим:

— 45 литров воды,

— достаточно извести, чтобы побелить курятник,

— фосфора, которого хватит на 2200 спичек,

— жиру примерно на 70 кусков мыла,

— железа на двухдюймовый гвоздь,

— углерода на 2000 карандашей,

— одна ложка магния.

Я вешу более семидесяти килограммов.

А еще я помню телевизионный сериал под названием «Космос». Карл Саган расхаживал среди декораций, как бы изображавших Вселенную, и беззастенчиво сыпал гигантскими числами.

В одной из серий он сидел над резервуаром, где находились все вещества, из которых состоит человек. Он размешивал их палочкой, чтобы посмотреть, получится ли у него создать из этой смеси жизнь.

Ничего у него не получилось.

ЛЕС

На улице весна.

Внезапно стало тепло.

Сегодня я отыскал у брата в шкафу велосипедные шорты. И футболку.

Я приготовил себе в дорогу бутерброды и налил воды в старую бутылку из-под «Фаррис». Еще я взял с собой мяч.

Собравшись, я сел на велосипед и поехал в лес. Сейчас я в лесу.

Тут тихо-тихо. Сегодня рабочий день, так что, кроме меня, никто не выехал за город погулять. Все на работе. Сидят в университете.

Ну и пускай их сидят!

У меня, как я уже говорил, довольно приличный велосипед. С несколькими скоростями. И покрышки с толстым рифлением. Там, где я люблю кататься, все это необходимо. Что касается велосипеда, тут я фанат.

Перед тем как купить велосипед, я перечитал уйму брошюр и каталогов ведущих производителей велосипедов. Я люблю разглядывать велосипеды на картинках, воображая себе, как я буду на них выглядеть. Среди прочих мне попалась брошюра некоего Гэри Фишера. Он живет в Калифорнии. Гэри Фишер хвастается, что будто бы это он изобрел горный велосипед. Возможно, так оно и есть. Он составил толстый и дорогой каталог с картинками, на которых можно видеть множество отличных велосипедов; там приводятся также все технические данные, а вдобавок цитируются его высказывания.

В одном месте есть такое: «Anybody who rides a bike is a friend of mine» [2].

Мне это понравилось.

Я чувствую, что все, кто ездит на велосипеде, мои друзья. Большая, дружная семья.

Встречаясь с другим велосипедистом, я иногда говорю «привет!»

Но сегодня я в лесу один.

Это тоже здорово.

Когда я выезжал со двора, ко мне подбежал Берре. Он спросил, купил ли я шлем.

Я сказал, что куплю, как только будут деньги.

Он еще раз напомнил мне, что случилось с папой одного мальчика из детского сада, Я кивнул и сказал, что буду ездить осторожно.

Но я не особенно осторожничаю.

Приятно ездить по лесным тропинкам.

Временами меня подкидывает, когда под колеса попадается камень или корень.

Когда я сказал Берре, что отправляюсь в лес, он рассказал, что его папа однажды встретил лося. Берре сказал это с гордостью. Я тоже встречал лосей, но сейчас у меня не повернулся язык это сказать.

Мы с Берре условились, что я потом расскажу ему, каких я встречу зверей.

Пока что я встретил только одну лошадь и одну белку.

Вспотев от езды, я остановился у лесного озерца и искупался.

Искупался, несмотря на то что сейчас еще только апрель и вода холодная.

Жарясь на солнце и дожидаясь, когда обсохну, я подкидываю мячик. Лежу на спине и подбрасываю его вверх. По большей части я его удачно ловлю, но иногда он отлетает в сторону, и тогда мне приходится вставать и подбирать мячик.

Наконец у меня кончилось терпение.

Надоело мне за ним бегать.

Пускай лежит там, куда укатился, пока я не обсохну.

Я стал думать, с чего начались мои неприятности.

Судя по всему, причина лежит где-то глубоко.

Мои родители сделали свое дело неплохо. Я на них не в претензии. В школе тоже у меня все было в порядке. Никто меня не обижал. Во всяком случае, долго и настойчиво.

Бывало, конечно, что кто-нибудь скажет гадость, но я в ответ пинал его в голень или давал кулаком в живот. Так что ничего особенно страшного не было.

Выходит, дело в чем-то другом.

Мне почему-то кажется так, что я, наверное, слишком много знаю о таких вещах, много знать о которых — глупо.

Я знаю страшно много всякой всячины.

Вот список вещей, о которых я что-то знаю:

— кино,

— литература,

— средства массовой информации,

— политика,

— конфеты,

— искусство,

— реклама,

— аэродинамика,

— общество эпохи информационных технологий,

— Ролан Барт,

— компьютеры,

— история,

— языки,

— музыка,

— топ-модели,

— пустыня Сахара.

Много — это действительно значит много.

Я знаю имена, даты. Сотни имен и дат.

Я знаю, кто первым поднялся на Эверест.

Я знаю фамилии режиссеров самых идиотских американских сериалов.

Я знаю про исследовательскую работу, в которой доказано, что в 1957 году, после того как Брижит Бардо сыграла главную роль в фильме «И Бог создал женщину», сорок семь процентов всех разговоров, которые вели французы, были посвящены Брижит Бардо.

Я знаю, что в воздушном потоке над верхней частью крыла самолета возникает зона пониженного давления и благодаря этому самолет может летать.

Я знаю суждения Аристотеля.

Я знаю суждения других философов об Аристотеле.

Я знаю, сколько денег зарабатывает Клаудиа Фишер.

Я знаю, что на Солнце время течет чуть медленнее, чем на Земле.

Я знаю, как долго Христо и Жанне Клод пришлось добиваться, чтобы им позволили упаковать здание берлинского рейхстага.

Я знаю надпись на бутылке кока-колы.

Я страшно много всего знаю.

Не я один знаю все это.

Многие знают больше, чем я. К счастью, это меня не волнует.

Меня волнует другое: зачем мне эти знания?

Что мне с ними делать?

Конечно, я мог бы принять участие в телевикторине и выиграть путевку в Грецию. На двоих.

Но у меня нет девушки. Мне пришлось бы ехать одному.

Да и на что мне сдалась Греция?

Нет никаких оснований предполагать, что там я буду чувствовать себя лучше.

Я не так уж глуп, чтобы не понимать, какая польза может быть от тех или иных знаний.

Но я не могу с уверенностью сказать, какие из них важны, а какие нет.

У меня отсутствуют критерии. Нет общего взгляда.

Откуда взять общий взгляд?

Может быть, это приходит с годами. А может, и нет.

Что же мне делать: ходить дурак-дураком и ждать, когда оно свалится?

Зря я учился читать.

Одна приятельница моих родителей рассказывала, что в детстве она ходила в такую группу или там клуб, где дети играли, пели песни и всякое такое.

Она считала, что этот клуб называется «Дум-дель-тей», она гордилась, что ходит туда. И ей нравилось это веселое название.

Научившись читать, она поняла, что ошибалась и на самом деле он назывался «Дом детей».

Ей было очень обидно.

То же самое происходит и со мной.

Кажется, все началось еще тогда, когда я разглядывал «Игротеку».

Где есть про то, какое сегодня число, про маленькую стрелочку — если она подошла к пяти, то, значит, скоро пять часов.

Медвежью услугу оказала мне Вибеке Сэтер.

Теперь я знаю числа и буквы. И читаю вон как быстро.