Сказки о Курте (№4) - Курт парит мозги

И шарику? спрашивает Бад.

Что? удивляется Анна-Лиза.

Ты заполнила заявление за воздушный шарик? спрашивает Бад.

За шарик? говорит Анна-Лиза. Ээ. Нет.

Придется, говорит Бад. Потому что Фатима говорит, что если шарик не оставят в Норвегии, она сама тут тоже не останется.

Она даже так говорит? пугается Анна-Лиза. Тогда мы, конечно, должны послать прошение и за него. Только что же писать?

То же самое, что писала остальным, говорит Бад.

Что он подвергался на родине преследованиям и гонениям и у него не было иного выхода, кроме как бежать?

Фатима кивает.

И что если его вышлют, то на родине его ждет тюрьма, добавляет Бад.

Анна-Лиза заполняет заявление от имени шарика, а потом разукрашивает все прошения маленькими цветочками и орнаментом. Пока она занимается рисованием, одна из обитательниц контейнера заводит песню. Певунью зовут Мокка, и вид у нее очень грустный. Под стать ей и песня, да и сам язык, непривычный, непонятный и тоже звучащий безмерно печально.

ПОТРЯСАЮЩАЯ ПЕСНЯ, говорит Анна-Лиза. О ЧЕМ ОНА?

Мокка поет о том, как она скучает по дому, говорит Рашид. О горах, откуда она родом, о своей дочке и о том, как ей трудно в чужой и холодной стране.

ПОТРЯСАЮЩЕ, говорит Анна-Лиза. И ТАК ПЕЧАЛЬНО! НО НЕУЖЕЛИ ЕЙ НЕ НРАВИТСЯ У НАС В НОРВЕГИИ?

Все не так просто, говорит Рашид и заходится в кашле. Ей нравится, но одновременно не нравится. Она уехала не по своей воле, ей пришлось это сделать. Как и всем нам.

Один за другим обитатели контейнера подхватывают песню Мокки, прекрасную и горькую. Фатима заливается слезами, уткнувшись Баду в плечо, другие тоже плачут.

Курт мается, смотрит на часы, кипятится.

Ну хватит, говорит он. Попели, поболтали, и хорош. Сейчас мы здесь все уберем, вымоем, и спать. Некоторым, между прочим, завтра на работу.

Все принимаются за уборку, а Рашид снова долго кашляет. Причем всякому слышно, что кашель очень нехороший.

РАШИД, Я ДУМАЮ, ТЕБЕ ЛУЧШЕ ПОЕХАТЬ С НАМИ И ПЕРЕНОЧЕВАТЬ И ДОМЕ, В ТЕПЛЕ, говорит Анна-Лиза.

С удовольствием, отвечает Рашид. Что ни говори, а я уже много месяцев не видел нормального дома и не спал в кровати.

ВОТ ИМЕННО, говорит Анна-Лиза, ПОЛНЕЙШАЯ БЕЗОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗАСТАВЛЯТЬ ТЕБЯ, С ТАКИМ ЧУДОВИЩНЫМ КАШЛЕМ, НОЧЕВАТЬ В ХОЛОДНОМ КОНТЕЙНЕРЕ.

Вот, вот, поддакивает Рашид.

ТАК И РЕШИМ, говорит Анна-Лиза.

Я не сплю? спрашивает Курт. Ты действительно пригласила совершенно незнакомого человека ночевать у нас дома?

Так поступил бы на моем месте любой нормальный человек, говорит Анна-Лиза. Если кто-то болен, ему нельзя спать в холодном контейнере. Курт, это известно всем. Нашим детям объясняют это в первом классе.

Он всего лишь подкашливает, говорит Курт. Он просто малость простужен.

Вот я и говорю: ПРОСТУЖЕН, отвечает Анна-Лиза.

Ты собираешься тащить к нам в дом всех сопливых и кашляющих? спрашивает Курт.

Там видно будет, отвечает Анна-Лиза. Но с кого-то надо начинать.

У меня нет слов, говорит Курт. Просто-напросто нет слов. Я чувствую себя как… как… как не знаю кто.

Как фонтан света? приходит на помощь Бад.

Не совсем, отвечает Курт.

Но раз уж мы заговорили о простуде, продолжает Бад, то мне кажется, что Фатиме тоже нездоровится. Я почти уверен, что она кашляла утром пару раз. И у нее ссадина на коленке. Можно ей тоже заночевать у нас?

Бад, ну сколько можно забывать — тебе только два года, говорит Анна-Лиза.

Ой, верно, спохватывается Бад. Опять забыл в суете.

И они уезжают домой. С Рашидом на крыше трака. Курт так зол, что того гляди сам себя покалечит.

Когда Курт выходит на следующее утро на кухню, Анна-Лиза с Рашидом пьют кофе и весело беседуют. Анна-Лиза вяжет шапку с норвежским флагом, и по ее лицу нетрудно понять, что привечать в доме гостя кажется ей потрясающе интересным. Курт с видом как ни в чем не бывало наливает себе кофе.

КАКОЙ У ВАС ПОТРЯСАЮЩЕ ИНТЕРЕСНЫЙ ЯЗЫК, говорит Анна-Лиза.

Да уж, отвечает Рашид. Наш язык один из древнейших, а культура уникальна.

ПРАВДА, говорит Анна-Лиза. ТАК КАК БУДЕТ КОФЕЙНИК?

Лашуд, говорит Рашид.

Анна-Лиза пробует слово на язык. ЛЬЯ-ШЬЮЮЮД, тянет она.

Почти, говорит Рашид. Но язык надо втянуть поглубже в рот.

ЛЯШЮЮД, говорит Анна-Лиза.

Почти идеально, хвалит Рашид. У тебя природный талант к языкам.

ТЫ ДУМАЕШЬ? говорит Анна-Лиза польщено.

Я уверен, отвечает Рашид.

Вести себя как ни в чем не бывало и дальше — выше Куртовых сил.

А как по-вашему будет напыщенный дурак? спрашивает он.

Курт, строго обрывает его Анна-Лиза. Так с гостями не обращаются. Ты не мог бы один раз, для разнообразия, попробовать быть радушным?

Не мог бы, рявкает Курт и разбивает чашку об пол. Если ты собираешься продолжать в том же духе, я съезжаю.

Ты как дитя малое, отвечает Анна-Лиза.

Если ты немедленно не выставишь вон эту сопливую заразу, я уйду.

Но он болен, говорит Анна-Лиза. Как это на тебя похоже — думать только о себе! Ему надо отдохнуть, не говоря о том, сколько он всего пережил. ТЕБЕ ПРИШЛОСЬ НЕЛЕГКО, ПРАВДА, РАШИД? ТЕБЯ, КОНЕЧНО, ПРЕСЛЕДОВАЛИ, ДА?

Да, отвечает Рашид, за мной гонялись. Но я не хочу, чтобы вы из-за меня ссорились. Может, я лучше пойду?

Отличная идея, говорит Курт.

ТЫ ОСТАНЕШЬСЯ ЗДЕСЬ! говорит Анна-Лиза.

Вот и славно, говорит Курт. Тогда я уйду.

Курт, ты меня удивляешь, говорит Анна-Лиза. Ты еще большее дитя, чем я думала. Но дело твое. Все-таки ты взрослый человек и сам выбираешь, где и как тебе жить. Если ты не понимаешь, какой это потрясающий шанс выучить несколько слов на чужом языке, получить пару уникальных советов на случай путешествия в дальние страны и прочее, это твоя личная проблема.

По мне, этот Рашид интересен примерно так же, как тухлая сосиска, говорит Курт.

Он меня оскорбил! взвивается Рашид. Ты слышала?

ТИШЕ, ТИШЕ. УСПОКОЙТЕСЬ ОБА, говорит Анна-Лиза. НИКТО ЕЩЕ НЕ УМИРАЛ ОТ ТОГО, ЧТО ЕГО РАЗОК-ДРУГОЙ НАЗОВУТ ТУХЛОЙ СОСИСКОЙ.

Сосиска и есть, не унимается Курт. В ответ Рашид срывается с места и в следующую секунду они уже катаются, сцепившись, по полу, дергают друг друга за волосы и кусаются.

Курт, знаешь что, говорит Анна-Лиза. Это невиданно! Всякому издевательству над гостями дома есть предел. Правда, давай-ка ты лучше уматывай отсюда побыстрее.

Прости-прощай, говорит Курт.

Скатертью дорога, отвечает Анна-Лиза.

Курт выскакивает из кухни, хватает свои вещи, будит Бада. Собирайся, говорит он ему. У твоей мамы котелок всегда плохо варил, а теперь и вовсе засорился, поэтому нам здесь больше не место. А тебе, поворачивается он к Анне-Лизе, я советую прочистить мозги, лучше всего прокипятить, пропарить на 95—100 градусах так с полчасика, не меньше. Звони, когда станет стыдно.

Это и к тебе относится, говорит Анна-Лиза.

Засим Курт с Бадом хлопают дверью, грузятся в трак и так газуют с места, что шины дымятся.

В порту Гуннар ждет не дождется Курта с докладом, не заметил ли он чего-нибудь неположенного во время своего ночного дежурства. Коре, как обычно, стоит рядом и жует паштет.

Я всю ночь не спал, рассказывает Курт, но не видел ничего сколько-нибудь загадочного или подозрительного.

То есть ты ничего не видел? уточняет Гун-нар.

Ничегошеньки, отвечает Курт.

Но у Анны-Лизы мозги своротило? спрашивает Гуннар.

Ой, она окончательно сбрендила, говорит Курт. Поэтому я хотел спросить, нельзя ли нам с Бадом пожить здесь несколько дней.

Здесь? переспрашивает Гуннар. На причале?

Ну да, неуверенно признается Курт.

Революционная идея, очень новая для меня, говорит Гуннар и погружается в раздумья. Честно говоря, мысль довольно странная и безумная.

Но пустые контейнеры на причале стоят, верно? спрашивает Курт.

Стоять они вроде бы стоят, говорит Гуннар, но жить в них запрещено решительно всеми законами, правилами и инструкциями.

Речь о двух-трех днях, объясняет Курт. Пока у Анны-Лизы мозги не вправятся.

Ты думаешь, они вправятся? спрашивает Гуннар.

Человек живет надеждой, отвечает Курт.

Так и быть, еще подумав, соглашается Гуннар. Но только на несколько ночей. И чтоб никакого мне здесь шума и пыли.

Большое спасибо, говорит Курт.

Пожалуйста, отвечает Гуннар. А теперь эа работу. Сегодня у нас наведение порядка.

Мы же этим позавчера занимались, говорит Курт.

Это было только начало, говорит Гуннар. А сегодня у нас учет грузов. А именно: я хочу составить полную опись всех ящиков и контейнеров со всем содержимым. Все-все до последней крошки.

Отличная мысль, мычит Коре с полным ртом паштета.

Ужас, вырывается у Курта.

Что ты говоришь, Курт? настораживается Гуннар.

Я? спрашивает Курт. Так… ничего.

А я отчетливо слышал, как ты сказал: ужас, говорит Гуннар.

Я так сказал? удивляется Курт. Не припоминаю. Но… если я правда такое сказал, так потому, наверно, что я думал о той машине, о которой читал… такая, знаете, машина для уничтожения хороших вещей. Ну, например, если вы купили себе что-нибудь очень хорошее, новый трак например, то ты помещаете его в эту машину, а она… значит раз и… плющит его в лепешку. Разве это не ужас?

У тебя жар? спрашивает Гуннар.

Да, температурка, наверно, есть, отвечает Курт. Так что сегодня никакого переучета не получится. Давайте отложим его до лучших времен. На после Рождества, например.

Учет у нас сегодня, говорит Гуннар.

Понял, отвечает Курт. Но ты же не хочешь сказать, что мы должны открыть все эти контейнеры?

Все до единого контейнеры должны быть открыты, говорит Гуннар.

И ты хочешь, чтобы мы заглянули в них? спрашивает Курт.

Так точно, говорит Гуннар.

И записали на бумаге, что в них? спрашивает Курт.

Сколько раз я должен повторять? вопрошает Гуннар.

Точно не знаю, отвечает Курт. Раза два, наверно, или три. У меня сегодня уши заложило. И ночью я не спал. Сегодня этот переучет некстати как никогда. Было бы гораздо лучше, ну так, навскидку, в тысячу раз лучше, если б мы перенесли все это на другой день.

Все должно быть сделано сегодня, говорит Гуннар.

Значит, так тому и быть, говорит Курт обреченно.

Всем понятно, что надо делать? спрашивает Гуннар.

Да, тихо шепчет Курт.

Слушай, говорит Коре, а если в контейнере окажется норвежский паштет, я могу подкрепиться?

Нет, отвечает Гуннар раздраженно. Ничего из того, что вы найдете, есть нельзя. И с этого момента запрещается задавать вопросы про паштет. Ясно?

Запрет на вопросы про паштет? ужасается Коре. Мама дорогая, о чем же тогда разговаривать?

Гуннар ничего не отвечает. Он поворачивается и уходит к себе в будку. А Бад с Куртом и Коре принимаются за работу. Курту с Бадом достается одна половина причала, а Коре вторая. Курт открывает контейнеры и смотрит, что в них, а Бад записывает это.

Вот Курт заглядывает в первый контейнер. Рыба, говорит он.

Р-ы-б-а, пишет Бад.

Курт открывает новый контейнер.

Семьсот тысяч очень прыгучих мячей из Тайваня, говорит он.

С-е-м-ь-с-о-т т-ы-с-я-ч — о-ч-е-н-ь — п-р-ы-г-у-ч-и-х — м-я-ч-е-й — и-з Т-а-й-в-а-н-я, пишет Бад.

Курт открывает третий контейнер.

Айсберговая машина, говорит он.

А-й-с-б-е-р-г-о-в-а-я м-а-ш-и-н-а, пишет Бад.

А что эта машина вообще-то делает? спрашивает он.

Айсберги, отвечает Курт.

А зачем кому-то надо делать айсберги? спрашивает Бад.

Некоторые люди жить не могут без айсбергов, объясняет Курт. Будь их воля, они бы целый день только и делали себе айсберги. Сколько у них айсбергов ни будь, им все мало, и они за такую машину душу продадут. Вот подрастешь и поймешь это.

Следующий контейнер.

Десять тысяч деревянных башмаков из Голландии, говорит Курт.

Д-е-с-я-т-ь т-ы-с-я-ч д-е-р-е-в-я-н-н-ы-х б-а-ш-м-а-к-о-в и-з — Г-о-л-л-а-н-д-и-и, помечает Бад.

Прыткий ты парень, Бад, говорит Курт. И пишешь ты, и знаешь всякое. Твой детский сад мне все больше импонирует.

Это как посмотреть, отвечает Бад. Нас там грузят, знаешь ли, еще логистикой и архивным делом. Скука смертная.

Зато в жизни пригодится, говорит Курт.

Несомненно, говорит Бад. Когда мы с Фатимой сбежим и поженимся, я без проблем найду себе работу.

Ты еще не отказался от этой идеи? спрашивает Курт.

Никоим образом, отвечает Бад. Наоборот, с каждой секундой она мне все ближе.

То есть сейчас она стала тебе ближе, чем была? спрашивает Курт.

Да, отвечает Бад и смотрит на часы. А теперь еще ближе… и еще… и еще… и…

Я понял, говорит Курт. А насколько близкой идея должна стать, чтобы вы сбежали?

Не знаю даже, говорит Бад. Я же новичок в этих делах.

Но ты намекнешь мне прежде, чем сбегать? спрашивает Курт.

Там видно будет, отвечает Бад.

Они обследуют на своей стороне все контейнеры, кроме одного, того самого, открывать который Курту хочется меньше всего.

Так-так, говорит Курт. Ну что, пожалуй, мы закончили.

А разве мы ничего не забыли? спрашивает Бад.

Ничего, отвечает Курт.

Точно? говорит Бад.

Точно на миллион процентов, отвечает Курт.

То есть мы не забыли, например, довольно большой контейнер, в котором кое-кто живет? спрашивает Бад.

Не забыли, говорит Курт. Я и сам о нем подумал, а стал смотреть — нет контейнера.

Хотя он вон стоит, ты его не видишь? уточняет Бад.

Верно, говорит Курт.

А ничего, что я его вижу? спрашивает Бад.

Ты здесь не работаешь, поэтому это не считается, говорит Курт.

А как быть с Гуннаром? говорит Бад. Ты думаешь, он тоже его не увидит?

Это его проблема, отвечает Курт.

Круто, говорит Бад. Пап, ну ты крут. Это я ценю.

При чем здесь крут, заявляет Курт. Того, чего человек не видит, он увидеть никак не может. Вот и вся недолга. Но теперь нам пора сматывать удочки. Поживем в отеле, что ли. Все равно здесь нам долго не промыкаться.

Курт плетется к конторе Гуннара и тихо скребется, так тихо, как только может человек поскрестись в дверь. Кладет листок с описью всего, что в контейнерах, и бочком-бочком в сторону желтого трака.

Бад, уносим ноги, шепчет он. Ходу, ходу!

Они запрыгивают в трак и трогаются. Но тут Гуннар выходит из своей конторы и натыкается на листок с описью.

Минутку, господа, кричит он. Дайте проверю, все ли в порядке. Так, там… гм… деревянные башмаки. Здесь… рыба. Тут… мячики прыгучие… Так… все сходится. Гуннар бормочет себе под нос, просматривая список. И Курту уже начинает казаться, что все как-нибудь обойдется. А там что? спрашивает между тем Гун-нар и показывает на контейнер с Фатимой и прочими.

Где? спрашивает Курт.

Здесь, говорит Гуннар, подходя к контейнеру и упирая в него палец.

Вот здесь вот — что? В твоем списке этого контейнера нет. Ты умудрился не приметить самый большой контейнер. Проруха вышла, а?

Что-то я не возьму в толк — о чем ты? говорит Курт.

Ты пропустил один контейнер, так? говорит Гуннар.

Не так, мотает головой Курт.

Именно что так, говорит Гуннар.

Ничего я не пропустил, говорит Курт.

А это, по-твоему, что? спрашивает Гуннар, проводя пальцем по стенке контейнера.

Ничего, говорит Курт.

Стоя на этом самом месте ты заявляешь мне, что контейнера нет? продолжает Гуннар.

Заявляю, говорит Курт.

То есть ты его не видишь?

Не вижу, отвечает Курт и принимается шарить руками по воздуху как слепой. Хотя на ощупь я чувствую, что здесь какой-то предмет есть, но глаза мои его не видят, а описать то, чего я не вижу, я ведь никак не могу, правда же?

Бад, ты контейнер видишь? спрашивает Гуннар.

Отчетливо вижу, говорит Бад.

А ты, Коре?

Так же ясно, как паштет на бутерброде, отвечает Коре.

Курт? говорит Гуннар.

Я не вижу ничего, говорит Курт. Знаешь, у меня что-то в животе урчит, я думаю, нам

с Бадом пора домой. Проверим, не стало ли у нее лучше с головой. А потом можно выжать, например, свежего сока и картошку вариться поставить, да, Бад?

Открывай контейнер! строго говорит Гун-нар.

Как? Я же его не вижу.

Открывай! звереет Гуннар.

Чего ради? отвечает Курт. На что нам сдался контейнер, которого никто не видит?

Его видят трое из четырех, здесь стоящих, говорит Гуннар.

Предположим, говорит Курт. Так ли нам нужен контейнер, который видят только трое из четырех?

Еще мгновение, и Гуннар взорвется, его трясет, как ракету за секунду до старта. Курту приходится признать, что спектакль пора потихоньку заканчивать.

Ладно, ладно, говорит он. Открываем. Прекрасная затея. А сам обходит контейнер кругом, будто бы двигаясь ощупью по стеночке, ничего перед собой не видя. Нащупав дверь, он долго старательно делает вид, что отпирает ее.

Ойойой, вздыхает он. Похоже, тут какой-то хитрый замок с секретом. Какая жалость! Придется нам оставить эту затею до поры, да?

ОТ-КРЫЫЫ-ВААААЙ! ревет Гуннар.

Курт распахивает дверь и отступает на несколько шагов. С него сходит по семь потов в секунду. И не без причины, ибо из контейнера на волю длинной вереницей выходят все его обитатели, а очутившись на причале, каждый из них первым делом горячо жмет Курту руку и от всего сердца благодарит за все, что Курт и его семья сделали для них.

Привет, Курт, говорят они. Рады снова увидеться. Надеемся, когда-нибудь и мы сможем отплатить тебе за помощь и поддержку той же монетой.

Гуннар таращится на Курта и только воздух ртом ловит.

Главное тебе сейчас не принимать скоропалительных необдуманных решений, говорит Курт. Я все объясню.

Гуннар хватается за сердце и начинает оседать на пол.

Курт подхватывает его.

Я пригрел на груди змею, всхлипывает Гуннар.

Если хочешь знать правду, я собирался все тебе рассказать, говорит Курт.

Мой лучший водитель, коллега, с которым я проработал двадцать лет, и так вот нож в спину, гундит Гуннар. Ноги больше не держат его. Курт на себе волочит его в контору.

Но им так хочется жить в Норвегии, объясняет Курт, и кто-то должен же им помочь, и моя Анна-Лиза встряла в это дело, и понеслось, ну, ты ее знаешь, и хотя они, конечно, довольно странные и не как мы, но в целом нормальные ребята. У них и культура, слышал я, потрясающе интересная. Даже не сомневайся, я безусловно планировал все тебе рассказать.

Ты уволен, стонет Гуннар.

Но я собирался все рассказать тебе сегодня, говорит Курт. Так между двенадцатью и поло виной первого примерно. Как ты можешь меня уволить, если я работаю здесь столько, сколько себя помню.

Ты уволен, говорит Гуннар писклявым голосом.

Фу, как стыдно! говорит Курт. Какое самодурство! Этого Гуннар вынести уже не может. Он и без того, считай, обанкротился, а тут еще… Он снова хватается за сердце и падает как подкошенный. Коре уносит его в контору, а раздавленный горем Курт остается на улице вместе с Бадом, Фатимой и остальными из контейнера. Они не поняли, что произошло, но чувствуют, что дело серьезно.

Курт потерял работу и безутешен. Всегда, сколько себя помнит, он был водителем трака, и ничего другого он в жизни не умеет. Курт в полном одиночестве заперся в контейнере на самом краю причала. Сил разговаривать ни с кем у него нет. Бад, Фатима и остальные укрылись в другом контейнере. Все молчат.

Гуннар лежит в старом шезлонге, закутанный пледом. Вид у него бледный и несчастный.

Бедный я, бедный, причитает Гуннар. Что ж мне делать? Как мне быть? А вдруг король пришвартуется и вообще… а у меня даже хорошего водителя трака, и того нет.

У тебя есть я, говорит Коре. Теперь, когда Курт здесь больше не работает, может, я смогу водить трак?

Забудь мечтать, говорит Гуннар. У тебя не голова, а банка паштета.

Это правда, о паштете я, бывает, думаю, говорит Коре.

Мне нужен водитель трака, чтоб был не хуже Курта, причем он нужен мне немедленно, говорит Гуннар.

Но разве король не сказал, что пришвартуется на том причале, где сосиски и прочее? спрашивает Коре.

Сказать-то он сказал, но я тем временем тоже прикупил сосисок и пару одноразовых грилей и оставил сообщение королю на автоответчике, что у нас тут тоже сервируют сосиски. Поживем увидим.

А что ты собираешься делать с этими пришлыми из контейнера? спрашивает Коре.

Ничего, отвечает Гуннар.

Всего-то? спрашивает Коре.

Да, говорит Гуннар. Главное, чтоб никто про них не прознал. Ни полиция, ни газеты. Нам сейчас как никогда некстати, чтоб нас еще и в газетах пропечатали.

То есть ты разрешишь им остаться тут? спрашивает Коре.

Помяни мое слово, им скоро придется убраться восвояси, говорит Гуннар.

Почему это? спрашивает Коре.

Потому что у нас не принято разрешать таким, как они, оставаться в Норвегии, говорит Гуннар. Обычно мы отсылаем их дальше, в другие страны.

Но хотя бы в такие страны, где они смогут покупать норвежский паштет? тревожится Коре. Не уверен, говорит Гуннар. Несчастные люди, качает головой Коре.

Пока они ведут свой разговор, появляется Рашид. На нем новенький свитер с норвежским флагом и шапочка в тему.

Прошу прощения, говорит Рашид, вы не находили тут футболки, которую я обронил на днях?

Футболку? спрашивает Гуннар. Белую?

Да, говорит Рашид.

На ней было что-то написано?

Да: Королевская академия управления автопогрузчиками Бангладеш, отвечает Рашид.

Вот как, говорит Гуннар. А ты там, часом, не учился?

Иес, отвечает Рашид. Отучился десять лет.

И можешь водить трак? спрашивает Гуннар.

Лучше всех в мире, говорит Рашид.

И лучше Курта?

Гораздо лучше, отвечает Рашид.

Покажи давай, велит Гуннар и машет в сторону Куртова желтого трака, который стоит тут же.

Рашид влезает в кабину, минуту настраивается, потом подъезжает к двум стоящим рядом деревянным ящикам, подцепляет каждым зубцом вил по одному и начинает жонглировать. Такого себе и не представишь даже.

Невероятно, ахает Гуннар. У меня есть для тебя работа. Можешь приступать немедленно.

Но у меня нет вида на жительство в Норвегии, говорит Рашид.

Не играет роли, отвечает Гуннар. В любви и войне все дозволено. А мы должны вернуть корабли на наш причал. Любой ценой.

Договор, говорит Рашид и протягивает Гуннару руку. Кстати, меня зовут Рашид. Смешное имя, говорит Гуннар. А меня просто-напросто Гуннар. Ясно и понятно. Мне мое имя всегда нравилось, но другим приходится жить под тем именем, какое у них есть.

А меня зовут Коре, говорит Коре и добавляет, обращаясь к Гуннару, — я правильно понял, что ты не собираешься доверять трак мне?

Правильно, говорит Гуннар. Лучше ты наблюдай за Рашидом и перенимай у него опыт, пару трюков.

Чтобы хорошо водить трак, надо быть в отличной форме, говорит Рашид Коре. Так что для начала сделай две тысячи отжиманий.

Я предпочту вместо этого съесть две тысячи бутербродов с паштетом, говорит на это Коре.

Остаток дня Рашид снует на траке по причалу, возит ящики и радуется жизни, как давно не радовался. Гуннар лежит в шезлонге и следит за ним. А когда рабочий день заканчивается, Рашид уезжает домой, к Анне-Лизе, и она угощает его обедом. Курту все это кажется совсем, совсем, совсем несправедливым, и хочется ему лишь одного: пропарить хорошенько свои мозги, может даже с хлоркой прокипятить, авось в них тогда какая светлая мысль заведется. К тому же у него так сосет под ложечкой от голода, что думается с трудом. Он ждет не дождется, когда наступит ночь и появится Анна-Лиза с едой. Может, и ему тогда кусочек перепадет. Наконец она привозит свою полевую кухню, и все, включая и Курта, получают по тарелке супа и серой булке.

ВСЕМ ПРИВЕТ, говорит Анна-Лиза. И ОТ РАШИДА ТОЖЕ. ОН ТАК ПЕРЕЕЛ, БЕДНЯГА, ЧТО ЗАСНУЛ НА ДИВАНЕ. НО У МЕНЯ ДЛЯ ВАС ПОТРЯСАЮЩИЕ НОВОСТИ. ПРИШЕЛ ОТВЕТ НА ВАШУ ПРОСЬБУ ОСТАВИТЬ ВАС ЖИТЬ В НОРВЕГИИ. ЗДЕСЬ КАЖДОМУ ОТДЕЛЬНОЕ ПИСЬМО.

После таких слов поднимается суета. Все подбегают к ней, забирают свои конверты, вскрывают, читают письма. Анна-Лиза от волнения притаптываетна месте.

ФАТИМА, ЧТО У ТЕБЯ? спрашивает Анна-Лиза.

Фатима читает вслух: «Дорогая Фатима, Норвегия очень красивая страна, жить в которой суждено не каждому. Весь народ, который нам нужен, у нас уже есть, и мы предпочитаем работать для того, чтобы уроженцы Норвегии имели бы больше денег, машин и яхт, а не выбрасывать деньги попусту на таких, как ты. Другими словами, и мечтать забудь остаться здесь. Ты нам не нужна, к тому же у тебя и внешность странная, на наш вкус. Счастливого пути. Приветик, Государство».

ЧТО? вскрикивает Анна-Лиза.

И у меня то же самое, говорит Мокка.

И у меня, говорит еще кто-то.

И у меня, тянет четвертый.

Постепенно выясняется, что почти во всех письмах примерно одно и то же.

Я ОТКАЗЫВАЮСЬ ВЕРИТЬ СВОИМ УШАМ. НЕУЖЕЛИ НИКОМУ НЕ РАЗРЕШИЛИ ОСТАТЬСЯ? говорит Анна-Лиза.

Разрешили, отвечает Бад. Воздушному шарику.

ПОТРЯСАЮЩЕ, говорит Анна-Лиза, не успев подумать. ЧИТАЙ.

Бад читает: «Дорогой воздушный шарик, добро пожаловать в нашу протянувшуюся вдоль моря красивую страну. Можешь жить здесь сколько захочешь. Мы любим шарики. Они украшают жизнь, тем более твое пребывание у нас не будет стоить нам ни гроша. Добро пожаловать на борт! Приветик, Государство».

КАКАЯ НАГЛОСТЬ, говорит Анна-Лиза. ОНИ КАК НЕЧЕГО ДЕЛАТЬ ОТСЫЛАЮТ ВАС ДАЛЬШЕ. НЕВЕРОЯТНО! А Я ТАК МЕЧТАЛА, ЧТО ВЫ ОСТАНЕТЕСЬ, МЫ БУДЕМ ДРУЖИТЬ, ХОДИТЬ В ГОСТИ, И НА ЛЫЖАХ, И ПЕЧЬ ВАФЛИ… И… дальше она говорить не может из-за слез и рыданий. Мокка подходит к ней и утешает.

Ничего, Анна-Лиза, говорит она. Мы привыкли, что никому не нужны. Поедем дальше, правда ведь? обращается она к остальным. Ясное дело, едем дальше, кричат ей в ответ. Выше голову! И вот уже кто-то начинает отбивать ритм на баке с нефтью, и все пускаются в пляс, только Курт с Анной-Лизой стоят с краю от танцующих и следят за Бадом и Фатимой: влюбленная парочка кружится в — как они считают — вальсе.

Привет, это ты? говорит Анна-Лиза.

Я, отвечает Курт.

Как дела? интересуется Анна-Лиза.

Хуже некуда.

Анна-Лиза кивает. Тебе стоит поучиться у этих людей, Курт. Они только что получили худые вести… но ты посмотри на них. Танцуют и не сдаются.

Подумаешь, говорит Курт. У меня неприятностей больше. Я потерял работу, бомжую в контейнере и не знаю, нужен ли я еще собственной жене. Три проблемы в одной.

Киндерсюрприз прямо, говорит Анна-Лиза.

Принес леший подарочек, грустно отзывается Курт.

Ой да ладно, ерунда, говорит Анна-Лиза. Что-нибудь придумаешь. А я спешу домой праздновать, что Рашид устроился на работу. Представляешь, какой молодчина? Всего пару дней в Норвегии, а уже — чпокс! и нашел себе работу.

Впечатляет, тихо тянет Курт.

Он еще какое-то время стоит и смотрит на пляски, а потом плетется к себе в контейнер и ложится спать. Уже тысячу лет, наверно, никому не было так жалко себя, как Курту сейчас.

На другое утро Курт просыпается от того, что Рашид сидит под стеной конторы Гуннара и говорит по телефону на своем языке. Его речь звучит преглупо, Курт только головой качает. Гуннар опять лежит в шезлонге, закутанный, как и раньше, в шерстяной плед. Он постарел лет на восемь-десять за последние пару дней. Приходит Анна-Лиза. Она стучится в контейнер, открывает Фатима.

РАШИД ЗДЕСЬ? спрашивает Анна-Лиза. ОН ЗАБЫЛ СВОИ БУТЕРБРОДЫ. А КРОМЕ ТОГО, Я ДОВЯЗАЛА НОСКИ, КОТОРЫЕ ОН ПРОСИЛ, И ПОДУМАЛА, ЧТО СТОИТ, ПОЖАЛУЙ, ЗАСКОЧИТЬ СЮДА.

Вон он сидит, по телефону разговаривает, отвечает Фатима.

ДА, ТЕПЕРЬ ВИЖУ, говорит Анна-Лиза. Она машет Рашиду, но он не замечает. ЧТО ЗАПОТРЯСАЮЩИЙ ЯЗЫК, НА КОТОРОМ ОН ГОВОРИТ, продолжает Анна-Лиза. А ЧТО ОНГОВОРИТ?

Фатима прислушивается. ТЫ ПРАВДА ХОЧЕШЬ ЭТО УЗНАТЬ? спрашивает она.

ПОДОЖДИ-КА, говорит Анна-Лиза мечтательно. ДАЙ Я САМА УГАДАЮ. НАВЕРНО, ОН ГОВОРИТ, ЧТО ПРИЕХАЛ В ПОТРЯСАЮЩЕЮ СТРАНУ, ЧТО ЕГО ВСТРЕТИЛА ХЛЕБОСОДЬНАЯ СЕМЬЯ С ЗАБОТЛИВОЙ ХОЗЯЙКОЙ, КОТОРАЯ ПОСЕЛИЛА ЕГО ЖИТЬ НА ДИВАНЕ, И ЧТО ОН НИКОГДА НЕ ВИДЕЛ ПОДОБНОГО ГОСТЕПРИИМСТВА?..

Не совсем, отвечает Фатима.

А ЧТО ОН ГОВОРИТ? спрашивает Анна-Лиза.

Что устроился отлично, нашел работу, живет у восторженнойглуповатой дамочки, которая считает потрясающе интересным любое его слово, сутки напролет готовит ему разносолы и вяжет по первому слову хоть свитер, хоть носки, говорит Фатима.

ТЫ МЕНЯ ДУРАЧИШЬ? спрашивает Анна-Лиза.

А еще он говорит, что у тебя нет чувства ритма и ты танцуешь, как корова.

Анна-Лиза багровеет. Потом делается синего цвета. Затем зеленого. Желтого. И снова свекольного.

РАШИД! кричит она. СВИНЬЯ ТЫ ЭДАКАЯ. ТАК, КАК ТЫ ТОЛЬКО ЧТО ОБИДЕЛ МЕНЯ СВОИМИ СЛОВАМИ, МЕНЯ ЕЩЕ НИКТО НИКОГДА НЕ ОБИЖАЛ.

Рашид на минутку отвлекается от телефонного разговора.

Привет, Анна-Лиза. Хорошо, что ты приехала. Я как раз сижу и думаю, когда уже ты привезешь носки. А то ноги мерзнут.

Я ТАК СТАРАЮСЬ ПОМОЧЬ ТЕБЕ И БОЛЬШЕ ДУМАТЬ О ЛЮДЯХ ИЗ ДРУГИХ СТРАН, И ВОТ ОНА, БЛАГОДАРНОСТЬ! ВОН С ГЛАЗ МОИХ ДОЛОЙ НАВСЕГДА! ТЫ САМЫЙ НЕБЛАГОДАРНЫЙ ХАМ, КАКИХ Я ТОЛЬКО ВСТРЕЧАЛА, И НИЧЕГОШЕНЬКИ ПОТРЯСАЮЩЕГО В ТЕБЕ НЕТ.

Ну уж, Анна-Лиза, не преувеличивай, говорит Гуннар, который наблюдал всю сцену. Он не так уж безнадежно плох. Он, например, отлично водит трак, а это кое-что значит.

Мужики — вы и есть мужики, говорит Анна-Лиза. Вы вообще ничего не понимаете. Вы все дураки. И она начинает всхлипывать и плакать, Мокка прибегает ее утешать.

Как тебе не стыдно! набрасывается Мокка на Рашида, который сидит по-прежнему с телефонной трубкой в руке и не может понять, что, собственно, произошло.