Катриона хихикнула. Ухватившись за отвороты мужниной куртки, она приподнялась и чмокнула его в щеку. Затем, мимолетно коснувшись его губ, запахнула шаль и двинулась к дому, соблазнительно покачивая бедрами.

Проводив жену взглядом, Ричард вздохнул и постарался направить разбредающиеся мысли на стоявшую перед ним задачу — быть ее правой рукой.

К ленчу все было сделано: дорожки расчищены, с крыш сброшен снег, хозяйственные постройки приведены в порядок. Шагая через парадный холл к лестнице, чтобы подняться к себе и переодеться, он услышал, что Катриона окликает его.

Она сидела в своем кабинете в обществе Макардла И угрюмого мужчины, оказавшегося Мелчеттом, об упрямстве которого Ричард успел наслышаться. Увидев мужа, Катриона улыбнулась, но в ее глазах мелькнуло беспокойство.

— Мы обсуждаем сроки сева. — Она указала на разбросанные на столе бумаги и карты. — Может, у тебя есть какие-нибудь предложения?

Ощущая повисшее в воздухе напряжение, Ричард посмотрел на карты посевных площадей.

— Боюсь, — сказал он, — в этом вы разбираетесь лучше меня.

— Вы так ловко управились со скотом, вот мы и подумали, нет ли у вас идей насчет посевной, — подал голос Мелчетт.

Бросив взгляд на Макардла, Ричард склонился над картами.

— Если бы меня спросили о сроках посадки и севообороте в Кембриджшире, я бы нарисовал полную картину. Но едва ли мой опыт применим здесь. Существует слишком много отличий, влияющих на урожайность в разных частях страны. То, что мы выращиваем на юге, не будет расти в здешних местах. Скот — совсем другое дело; принципы его разведения везде одинаковы.

— Не может быть, чтобы у вас не было никаких идей, — не отставал Мелчетт. — Принципов, как вы сказали.

Сдержав порыв поставить наглеца на место, Ричард ограничился тем, что переключился из образа помощника Катрионы в образ ее супруга.

— Единственный объективный показатель работы земледельца — урожай. Если у вас эти цифры под рукой, — сказал он с важным видом, — я мог бы дать заключение о вашей работе.

— Так, урожайность. — Макардл принялся листать страницы потрепанной конторской книги. — Ага, вот она. — Он повернул книгу к Ричарду, чтобы тот мог прочитать, — За последние пять лет.

Ричард смотрел и не верил своим глазам. Он ожидал увидеть высокие показатели — Джейми говорил ему, что земля в долине плодородная. Но цифры, плясавшие перед его округлившимися глазами, на пятьдесят процентов превосходили самые лучшие ожидания. А ведь он вырос в графстве, которое славилось самыми высокими урожаями в Англии. Благоговейным тоном он произнес:

— Это, несомненно, самые высокие показатели, которые мне приходилось видеть. — Вернув книгу Макардлу, ухмылявшемуся во весь рот, Ричард посмотрел на Мелчетта. — Что бы вы там ни делали, советую продолжать в том же духе.

— О! Ну да, — буркнул тот. — Раз такое дело…

Выпрямившись, Ричард улыбнулся Катрионе:

— Не буду мешать. — Он направился к двери и, задержавшись на пороге, добазил: — Надо будет намекнуть моему брату и кузену, чтобы они расспросили тебя при встрече. Уж они-то вытрясут из тебя все секреты.

Он вышел из комнаты, оставив удивленную Катриону, ухмыляющегося Макардла и Мелчетта, еще более удрученного, чем раньше.

Катриона направлялась в амбар, где Ричард давал детям урок верховой езды. Она вошла в кухню, когда услышала оклик:

— Катриона!

Обернувшись, она увидела Алгарию, спешившую за ней по коридору.

— Только что пришел Корби. — Алгария указала в сторону парадного холла. — Он говорит, что под тяжестью снега сломались ветви у нескольких деревьев в саду. Сказать ему, чтобы отпилил их и обработал место спила как обычно?

Катриона открыла рот, собираясь согласиться, но передумала.

— Корби, видимо, останется на ночь?

— Да.

— Отлично. — Катриона улыбнулась. — Я хочу обсудить этот вопрос с Ричардом. Скажи Корби, что мы поговорим с ним вечером.

Величественно кивнув, она повернулась и быстро вышла из кухни. На лице ее сияла улыбка, в глазах светилось счастье. Ей не терпелось присоединиться к веселой компании в амбаре.

Алгария молча смотрела ей вслед, сотрясаясь от едва сдерживаемой ярости. Кухонная прислуга настороженно косилась на нее, держась в сторонке. Наконец, втянув сквозь зубы воздух, она взяла себя в руки и вышла.

Кухарка, месившая тесто, вздохнула и покачала головой, глядя ей вслед.

— Спасибо. — Катриона запечатлела нежный поцелуй на лбу Ричарда, как только он лег рядом.

— За что?

— За добрые слова о наших урожаях.

— Добрые? — фыркнул Ричард, усадив ее на себя. — Кинстеры не бросают попусту слов, когда дело касается земли. Это чистая правда. У вас потрясающая урожайность. — Он начал расстегивать ее ночную рубашку. — И я ничуть не сомневаюсь, что Девил и Уэйн захотят поговорить с тобой. Вот увидишь. Они будут несказанно рады, что я женился на тебе.

— Правда?

— Угу. — Ричард нахмурился, сражаясь с крошечными пуговками у ворота. — У каждого из них пропасть земли. У Девила поместье в Кембриджшире, а Уэйн выращивает хмель, орехи и фрукты в Кенте.

— О-о?

Он посмотрел на нее, озадаченный явным изумлением, прозвучавшим в ее голосе.

— Что тебя так удивило?

— Я представляла себе твоего брата и кузенов как праздных джентльменов, более заинтересованных в оценке дамских фигур, чем земельных участков.

— Ну, что касается этого… — Ричард расстегнул очередную пуговицу. — Не стану отрицать, что Кинстеры испытывают определенный интерес к женским фигурам. — Он поддел следующую пуговицу, не представляя себе, как может быть иначе. — Однако мы ничуть не меньше одержимы землей.

Задумавшись над его словами, Катриона открыла рот, собираясь продолжить расспросы, но Ричард развел в стороны полы ее ночной рубашки.

Сомкнув ладони на ее талии, он удерживал ее на месте, размышляя над следующим шагом. Он не спешил, зная, какое действие оказывает на свою сладкую колдунью. Она таяла и раскалялась.

Ричард и сам был на пределе, ощущая прикосновение нежных бедер и ее теплую тяжесть на своем животе. Его естество томительно напряглось.

И тут он вспомнил. Повернувшись к прикроватной тумбочке, он выдвинул ящичек и пошарил внутри. — Уорбис нашел его в кармане моего сюртука. Он вытащил ожерелье своей матери. Аметистовая подвеска последней выскользнула из ящика, тяжело покачиваясь на золотой цепи. На какое-то безумное мгновение Ричард задумался о том, чтобы использовать ее в качестве орудия любви. Поместить массивный камень в форме луковицы в ее шелковистые глубины…

С мысленным вздохом он пообещал себе осуществить эту дерзкую мечту в будущем. После того как он продумает все детали, доведет идею до совершенства, чтобы извлечь из нее максимум чувственных удовольствий. А потом посвятит в свой замысел Катриону. Но пока незачем торопить события. У него впереди вся жизнь.

Он взглянул ей в глаза, обезоруживая своей улыбкой.

— Это тебе. — Он одел ожерелье ей на шею, осторожно высвободив волосы.

Ричард был достаточно богат, чтобы осыпать ее бриллиантами, но сердцем чувствовал, что ожерелье его матери значит для нее больше, чем любые драгоценности. Вид его заворожил Катриону. Она не сводила расширившихся глаз с золотой цепи, тускло мерцавшей на нежной коже, с тяжелой подвески, скользнувшей в ложбинку между грудями, словно там было ее истинное место.

Возможно, так оно и есть. Бывали моменты, когда даже Катриона поражалась промыслу Госпожи.

Она поднесла подвеску к лицу, пытаясь разобрать выгравированные на ней символы.

— Ты знаешь, что это? — благоговейно вымолвила она. Глаза ее светились, лицо сияло.

Ричард вытащил из-под цепочки последнюю прядь волос.

— Ожерелье моей матери, а теперь твое.

Катриона глубоко вздохнула. Он не мог выразиться точнее, словно Госпожа его устами выразила свою волю.

— Судя по гравировке, это ожерелье послушницы. Такие же символы выгравированы и на моем кристалле. Они обязывают ту, которая его носит, служить Госпоже и ее учению. Но это ожерелье принадлежало старшей послушнице, статус которой выше моего. Собственно, ее положение выше всех хозяек долины. — Катрионе пришлось остановиться, чтобы успокоиться. Сердце ее готово было разорваться от волнения. — Это ожерелье намного древнее моего.

— Я сразу заметил, что они похожи. — Ричард взял со столика ожерелье, которое она снимала на ночь. — Если бы не камни, они были бы совершенно одинаковыми.

Катриона кивнула, задумчиво глядя на мужа. Он теперь был слишком вовлечен во все события и имел право знать факты.

— Да, на первый взгляд. Но есть другое, более глубокое различие. — Она коснулась подвески своего украшения. — Это розовый кварц. Он символизирует любовь, а это, — она указала на круглые фиолетовые камни, вставленные в звенья цепи, — аметисты — символ разума. Такое сочетание камней означает разум, порождающий любовь. Здесь же, — она опустила взгляд на ожерелье его матери, — камни расположены так, как должно быть — и как было на протяжении веков.

— То есть, — Ричард слегка нахмурился, следуя за ходом ее мыслей, — это, — он коснулся ожерелья на ее груди и поразился, насколько горячим оно оказалось, — символизирует разум, ведомый любовью?

Катриона кивнула:

— Так было задумано с самого начала. Это послание Госпожи, которое должна усвоить каждая послушница и жить в соответствии с ним. Любовь является движущей силой, которая стоит за всем. Все наши решения, мысли и поступки должны направляться любовью.

Помолчав, Ричард положил драгоценный подарок на столик и посмотрел на жену. Судя по ее восторженному выражению, он не мог сделать ей более значительного подарка.

— Но как оно могло попасть к моей матери?

— Должно быть, она тоже была послушницей, — предположила Катриона. Ричард с сомнением поднял брови. — Это вполне возможно. Она родом с предгорья, где когда-то обитали многочисленные последователи Госпожи. Не исключено, что твоя мать принадлежала к одной из древнейших ветвей послушниц, но не прошла обучения. Или ее насильно выдали за Шеймуса.

Лежа на подушке, Ричард сосредоточенно размышлял, не отрывая взгляда от зеленых глаз своей колдуньи.

— Помыслы Госпожи слишком сложны, чтобы мы могли их постигнуть. — Она подалась вперед, выражение ее лица изменилось. — Перестань думать об этом, — мягко, но властно слетело с ее уст.

В следующее мгновение она приникла к нему в томительно-сладком поцелуе. Ричард не стал противиться ее колдовским уловкам, увлекавшим их обоих в водоворот страсти.

Ричард последовал за женой, которая пылко и самозабвенно вела его в танце любви. Обхватив ладонями ее бедра, он подался вперед и втянул в рот напрягшийся сосок. Сдавленный крик был ему наградой. В чувственном дурмане он ласкал пышные округлости, а перед глазами качалось ожерелье его матери, украшавшее порозовевшую кожу жены.

Нараставшее напряжение достигло высшей точки, и последовал взрыв. Катриона застыла на пике страсти, а затем с долгим восторженным всхлипом рухнула на Ричарда.

Он крепко прижал ее к себе, упиваясь ощущением полноты и завершенности, которую неизменно испытывал, погрузившись в ее нежную сладость. Подвеска матери, зажатая между их телами, пульсировала и источала тепло, не имевшее отношения к жару их тел.

Прижавшись щекой к огненным волосам жены, Ричард закрыл глаза и глубоко вздохнул. Как ожерелью его матери было суждено найти путь к его колдунье, так и ему, ее единственному сыну, было предназначено найти здесь свой дом и спасение.

С долгим, потрясшим все его существо стоном он подчинился судьбе.

— Хозяин!

Обернувшись, Ричард увидел торопливо шагавшего через двор фермера.

— В чем дело, Кимптон?

Мужчина сдернул с головы шапку.

— Вы велели, сэр, чтобы мы докладывали, ежели что не так.

— Верно. И что же не так?

— Да ворота южного загона. — Он хитро прищурился. — Вечером, когда я делал обход, они были закрыты, а нынче утром мой младшенький видел, что они распахнуты настежь.

Взгляд Ричарда стал сосредоточенным.

— Он закрыл их?

— Само собой, сэр. — Фермер кивнул. — Я проверил потом. С засовом все в порядке.

Ричард улыбнулся:

— Хорошо. Посмотрим, что будет дальше.

Сэр Олвин Глен прибыл сразу после ленча.

Бесцеремонно сунув шляпу Хендерсону, он направился прямо в кабинет Катрионы и начал бушевать, едва переступив порог.

— Мисс Хеннеси! Я должен заявить протест…

— К кому вы обращаетесь, сэр?

Холодный тон хозяйки заставил его умолкнуть на полуслове. Переведя дух, он вспомнил с некоторым опозданием о хороших манерах и поклонился:

— Миссис Кинстер.

После напряженных трудов в постели Катриона пребывала в твердой уверенности, что заслужила это имя. Величественно кивнув, она промолвила:

— Чему обязана, сэр, чести видеть вас?

— Своему скоту, разумеется! — заявил сэр Олвин с явным наслаждением. — Чего ждать от животных, которые всю зиму бродят по полям в поисках прокорма?

— Не имею понятия. — Катриона одарила его безмятежным взглядом. — Если дело касается скота, вам нужно поговорить с моим мужем. Стадо находится в его ведении.

— Ну и какой в этом прок, — фыркнул толстяк, — если он в Лондоне?

— О нет, я гораздо ближе.

Глен подпрыгнул и резко обернулся, обнаружив за своей спиной Ричарда. Несмотря на любезную улыбку, тот напоминал волка, заметившего неосторожно забредшую в его владения собаку.

Катриона изо всех сил старалась сохранить серьезный вид. Что же касается Макардла, тот сидел, не поднимая глаз от расчетной книги, только кончики ушей постепенно краснели.

Непринужденно проследовав в комнату, Ричард небрежно поинтересовался:

— Так в чем дело?

Побагровевший сэр Олвин выпалил, брызгая слюной:

— Животные из долины забрались в мои владения и вытоптали посадки!

— Неужели? — Ричард изобразил удивление. — И когда же это случилось?

— Сегодня, рано утром.

— Понятно. — Ричард повернулся к Хендерсону, стоявшему в дверях. — Позови Макалви.

— Слушаюсь, сэр.

Макалви, должно быть, ждал за дверью. Они с Хендерсоном появились раньше, чем успело лопнуть натянутое молчание в кабинете.

— Макалви, — обратился к скотнику Ричард. — У нас пропадали сегодня животные?

Тот затряс лохматой головой:

— Нет, сэр.

— Откуда тебе знать? — презрительно бросил Глен. — Скот из долины где только не шляется, особенно зимой.

— Может, так и было раньше, — возразил Макалви, — когда мы платили вам за потраву капусты или, к примеру, пшеницы. Только теперь все — конец.

Гость набычился:

— Как это понимать?

— Так и понимать, сэр Олвин, — вмешался Ричард. — Конец. — Он улыбнулся. — Мы построили хлев для зимовки скота и согнали туда всех животных еще до последнего снегопада. Если бы они разбрелись, остались бы следы. — Он снова улыбнулся — Но следов нет. Если вы соизволите пойти с Макалви, уверен, он будет счастлив пересчитать стадо и продемонстрировать вам все наши нововведения.

Незваный гость, казалось, потерял дар речи.

— Что же касается вашей жалобы, — лениво добавил Ричард, — если ваши посадки действительно пострадали, то виной тому, боюсь, ваш собственный скот.

На лице сэра Олвина отразилась внутренняя борьба: оно пошло пятнами, на лбу проступили вены. Кипя от злобы, он развернулся на каблуках, выхватил шляпу из рук Хендерсона и нахлобучил ее на голову. Спохватившись в последнюю минуту, он коротко кивнул Катрионе, затем отвесил принужденный поклон Ричарду.

— Позвольте откланяться, — буркнул он и, стуча сапогами, вылетел из комнаты.

Хендерсон с мрачным удовлетворением оглядел присутствующих.

— Скатертью дорога, вот что я вам скажу! — заявил он.

И под дружный хохот выпроводил незадачливого визитера.

Этим вечером Катриона рано спустилась в обеденный зал. Заняв свое место за главным столом, она наблюдала, как ее люди, веселые и довольные, рассаживаются за столами, обмениваясь шутками.

В замке всегда царила дружелюбная атмосфера, и Катриона привыкла к ощущению покоя и уюта. Но теперь к этому добавилось нечто новое: бодрость, радость жизни, уверенность в завтрашнем дне. Все эти качества, привнесенные мужским началом, гармонично сочетались с безмятежностью — ее личным вкладом в общую атмосферу.

В результате все домочадцы казались более счастливыми, оживленными и энергичными, чем когда-либо раньше. Катриона знала, кому обязана этими переменами, и задавалась вопросом, понимает ли сам Ричард, как изменил их жизнь.

Предмет ее раздумий вошел в зал и остановился поболтать с Айронсом и старшими сыновьями Макалви.

В свете свечей его лицо казалось вытесанным из камня, черные волосы блестели, высокая гибкая фигура излучала силу. Он затмевал любого мужчину и неизменно притягивал к себе ее внимание, чувства и помыслы.

Катриона подняла руку и коснулась двух кристаллов, покоившихся у нее на груди. Днем она носила оба ожерелья, а на ночь оставляла более древнее. Она не желала расставаться с ним ни на секунду, сознавая, что оно предназначено ей судьбой. Как и Ричард был предназначен ей самим провидением.

Улыбнувшись, она отвела взгляд от мужа и поманила к себе горничную.

— Хильда, поднимись в нашу спальню и проследи, чтобы огонь в камине разгорелся. — К тому времени, когда они лягут в постель, комната должна успеть прогреться.

Горничная, достаточно повидавшая на своем веку, чтобы понимать все с полуслова, улыбнулась во весь рот.

— Уж я постараюсь, мистрис, не сомневайтесь. — Лукаво поблескивая глазами, она поспешила прочь.

Катриона усмехнулась. О чем только не приходится думать замужней женщине! Она повернула голову и снова перевела взгляд на знакомую фигуру, любуясь своим мужем.

На следующее утро Катриона опять опоздала к завтраку. Хотя утренние потребности Ричарда ничуть не уменьшились, она уже не чувствовала себя такой утомленной. Видимо, у нее вошло в привычку просыпаться подобным образом.

Как бы там ни было, Катриона чувствовала себя на удивление бодрой, сбегая по лестнице. Впорхнув в обеденный зал, она с сияющим видом направилась к своему месту, одаряя всех улыбками. При виде Ричарда ее сердце захлестнула волна радости.

Почувствовав ее присутствие, он с трудом выпрямился и повернулся к ней.

Катриона замедлила шаг, с ужасом глядя на изменившиеся черты и бледную кожу.

Он сидел сгорбившись, синие глаза потускнели. Сделав над собой героическое усилие, он протянул к ней руку.

И рухнул на пол.

Катриона вскрикнула и упала на колени рядом с мужем. Зал огласился криками и восклицаниями, все вскочили, с грохотом отодвигая стулья. Катриона ничего не слышала, лихорадочно нащупывая пульс.

Протолкавшись к ним, Уорбис тяжело опустился на колени по другую сторону от Ричарда.

— Сэр!

Боль, прозвучавшая в его голосе, отозвалась в сердце Катрионы.

— Он жив! — Неведомый доселе страх сковал ее сердце. Судорожно вздохнув, она обхватила ладонями лицо мужа, пытаясь приоткрыть его веки.

Они приподнялись ровно настолько, чтобы оправдать ее худшие опасения. Ричард был одурманен, причем очень сильно.

Катриона видела, как он мучительно борется с собой, пытаясь собраться с силами. Еще большее усилие потребовалось, чтобы повернуть голову к Уорбису.

— Вызови Девила. — Он облизнул пересохшие губы. — Срочно!

— Да, сэр, конечно. Но…

Уорбис растерянно умолк. С невероятным напряжением Ричард медленно повернулся к Катрионе. Он поднял руку и потянулся к ее лицу…

Судорога свела его черты; он коротко вздохнул, и рука упала. Глаза его закрылись, голова свесилась. Он потерял сознание.

Только слабое биение сердца под ее ладонью удерживало Катриону от рыданий. Остальные, вообразив худшее, разразились воплями и плачем. Катриона осадила их:

— Он еще жив. Принесите вина. Скорее! Нужно отнести его в постель.

Первая ночь была самой тяжелой. Жизнь Ричарда висела на волоске. Его спасло только то, что Катриона оказалась рядом, когда яд начал действовать. Задержись она минут на пять, и было бы поздно.

Катриона поежилась и возобновила хождение вокруг кровати. У камина было бы теплее, но она не решалась отойти от Ричарда. Она должна была находиться рядом, когда придет время.

За окном завывал и плакал ветер; Катриона едва удерживалась, чтобы не вторить ему. Она сделала все, что было в ее силах, и теперь оставалось только ждать.

Прежде чем позволить сдвинуть Ричарда с места, она поднесла к его губам и заставила проглотить два стакана легкого летнего вина. Весь день и ночь она старательно вливала в него жидкость. Воду, настоянную на чесноке или подслащенную медом, козье молоко, подогретое с горчичным семенем, — одним словом, все известные ей снадобья. Ее усилия не давали ему умереть, но их не хватало, чтобы сохранить его жизнь.

Судьба Ричарда была в руках Госпожи.

Катрионе ничего не оставалось, кроме молитвы, в ожидании кризиса, который должен был вот-вот наступить.

Она пыталась не думать о других проблемах, с которыми придется столкнуться, когда он придет в себя.

Мысль о том, что он поверил, будто она снова опоила его, безмерно ранила. Однако Катриона не могла найти иного объяснения словам и поступкам Ричарда в последние мгновения перед тем, как он потерял сознание. Он так странно посмотрел, прежде чем велел Уорбису срочно вызвать брата. А затем попытался указать на нее.

Судорожно вздохнув, Катриона плотно сжала губы. Она не позволит сломить себя. У нее нет ни времени, ни сил, чтобы предаваться обидам, лить слезы и заламывать руки.

Особенно теперь, когда ее упрямый муж может умереть, если она не сделает все, от нее зависящее, если не будет сильной, как никогда.

Ричард может умереть, несмотря на все ее усилия.

Отодвинув подальше эту тягостную мысль, Катриона сосредоточилась на том, как справиться с помрачением его рассудка. Как только Ричард придет в себя, она напомнит ему о клятве доверять друг другу. Они будут разговаривать до тех пор, пока его мозги не прояснятся. Какая чушь — вообразить, будто она пыталась отравить мужа! Никто в замке, даже Уорбис, не поверит в это.

Но ведь никто, кроме Ричарда, и не знал, что она уже однажды опоила его. Не мудрено, что в те мгновения, когда яд затуманил его разум, он вспомнил об этом и сделал очевидный вывод.

Что ж, его можно понять. Но она не позволит прошлому встать между ними, как бы трудно ей ни пришлось. Катриона не без оснований полагала, что его брат представляет собой внушительную силу. Наверняка такой же большой и грозный, как Ричард. Властный мужчина, который привык к беспрекословному подчинению и ждет, что все будут плясать под его дудку.

Скорчив гримасу, Катриона развернулась и принялась расхаживать по другую сторону кровати.

Она сомневалась, что поступила правильно, позволив Уорбису вызвать брата Ричарда. Тогда ей казалось, что у нее нет причин опасаться герцога. К несчастью, она не продумала всех последствий. Что, если Девил, по-видимому, обладавший немалой властью, потребует, чтобы Ричарда забрали из-под ее опеки? Под тем предлогом, что в Лондоне ему будет обеспечен лучший уход?

Сможет ли она отказать герцогу? Представится ли ей возможность убедить Ричарда в своей невиновности? Вернется ли он, если верит, что на него покушалась она?

Сколько Катриона ни размышляла, меряя шагами комнату, сколько ни прокручивала в уме одни и те же вопросы, она не находила ответа. Собственно, она даже не могла толком сосредоточиться, слишком подавленная пугающей перспективой — Ричарда увезут, и она лишится возможности ухаживать за ним.

Тогда он не выживет.

Едва ли она сможет объяснить это его брату или кому-нибудь другому, незнакомому с неисповедимыми путями Госпожи.

Вздохнув, Катриона остановилась и потянулась к запястью Ричарда. Пульс оставался ровным, хотя и слабым. Перебрав в уме все принятые ею меры, она в очередной раз убедилась, что сделала все, что могла. Нельзя рисковать, не зная точно, какой яд использован.

Разумеется, она догадывалась, кто отравил Ричарда, но виновного уже не было ни в замке, ни в долине. Кроме Катрионы, только Алгария имела доступ к ядам. Видимо, свершив свое черное дело, ее бывшая наставница сразу же уехала.

Раз Алгария не стала дожидаться, пока ее снадобье подействует, значит, она не сомневалась в эффективности своего зелья. Подавив дрожь, Катриона принялась расхаживать по комнате, размышляя о возможных ядах: болиголове, белене и аконите. Все они были смертельными, но последний хуже всего поддавался лечению. Впрочем, могла быть использована смесь, поэтому Катриона включила в лекарство противоядие от каждого из ядов.

Однако этого было недостаточно.

И Катриона не отходила от постели Ричарда, чтобы не пропустить момент, когда он очнется. Чтобы вернуть его в этот мир, если связь с ним окажется слишком слабой. Ей никогда не приходилось делать ничего подобного, но она знала о черте, которую про себя называла порогом. Порогом между реальным миром и иным, где жизнь превращается в небытие.

Однажды она уже стояла на этом пороге. В ту ночь, когда умерли ее родители, мать явилась ей во сне, перешагнув призрачную грань, отделявшую состояние сна от небытия. Мать Катрионы умерла в объятиях мужчины, любившего ее глубоко и нежно, и она питала к нему столь же сильное чувство. У нее не было особых причин оставаться на этом свете; она задержалась только для того, чтобы попрощаться с дочерью, приоткрыв ей завесу потустороннего мира.

Там не было ничего, кроме клубящегося тумана, холодного и серого, и никаких ориентиров, доступных человеческим чувствам. Оказавшиеся в небытии должны были полагаться на иные ощущения и вступать в контакт лишь при наличии сильного притяжения между душами — подобного узам, которые связывают мать и ребенка или любящих супругов.

Если связь между ней и Ричардом оборвется, Катриона рискует потеряться в зловещей пустоте, вместо того чтобы удержать мужа и вернуть его к жизни.

Но жизнь без Ричарда не представляла для нее ценности. А он может умереть. Катриона выпрямилась, чувствуя как крепнет ее решимость. Она не отпустит Ричарда и уцелеет сама. У нее хватит любви и веры для них обоих.

Первый раз это случилось на рассвете — дыхание Ричарда замедлилось, и он скользнул в серую мглу. Опустившись на колени перед постелью, Катриона сделала глубокий вдох и решительно закрыла глаза. Зажав в кулаке подвески, она взяла мужа за руку и последовала за ним в небытие.

Ричард был там, слепой и бледный, беспомощный, как новорожденный котенок; Катриона нежно направила его и привела назад.

Денно и нощно она боролась за мужа, ныряя в черные бездны, делясь своей жизненной энергией. И Ричард продолжал жить.

По прошествии нескольких дней она совершенно обессилела. Никто в долине, кроме Алгарии, не обладал достаточными познаниями, чтобы помочь ей. Обитатели замка затаились в тревожном ожидании, но она ощущала их поддержку. Они непрестанно молились за выздоровление Ричарда. Хотя жизнь продолжалась, без Ричарда из их мира ушло обостренное ощущение бытия, и замок словно погрузился в спячку.

Миссис Брум и Макардл приносили еду и питье; Уорбис постоянно находился рядом, готовый прийти на помощь. Он понимал, насколько серьезно состояние его хозяина, но, за исключением первого момента слабости, пребывал в неколебимой уверенности, что Ричард скоро станет на ноги.

— Они несгибаемые, все как один, — заверял он Катриону. И ссылался на подвиги и неуязвимость Кинстеров при Ватерлоо.

Катриона была благодарна Уорбису за утешение и надежду.

Но лишь одна она знала, сколь губительны обрушившиеся на Ричарда силы и как опасен яд, которым его опоили. И только она могла вылечить его и удержать в этом мире.

На третье утро с начала их тяжкого испытания Катриона внезапно проснулась с ощущением тревоги.

Она заснула прямо у постели Ричарда, стоя на коленях и обхватив его руками. Вздрогнув, она резко выпрямилась и испуганно посмотрела на него.

Он был бледен, но определенно жив; грудь его мерно вздымалась и опускалась.

Испустив вздох облегчения, она села на пол. Ричард не покинул ее, пока она спала.

Возблагодарив Госпожу, Катриона с трудом поднялась на затекшие ноги. Доковыляв до ближайшего кресла, она рухнула в него, не сводя глаз с мужа.

Он все еще находился под воздействием яда и по-прежнему нуждался в ней как в якоре, удерживающем его в этом мире.

Вздохнув, она поднялась с кресла и потянулась к шнуру звонка. Придется разделить дежурство с кем-нибудь, кому можно доверять в достаточной степени. Главное — быть уверенной, что ее позовут, когда Ричард в очередной раз начнет ускользать в небытие.

Иначе она рискует снова заснуть и оставить мужа без присмотра.

Благодаря миссис Брум и кухарке, взявшим на себя заботу о Ричарде, следующую ночь Катриона благополучно проспала. Это пришлось весьма кстати, так как утро принесло новую проблему, которую она хотя и ожидала, но не раньше, чем через несколько дней.

— Как, скажите на милость, они так быстро добрались? — Стоя рядом с Макарддом на ступенях парадного крыльца, Катриона с тревогой наблюдала за катившей через парк громадной каретой, запряженной шестеркой могучих черных лошадей. Ей не нужно было видеть золоченый герб на дверцах, чтобы догадаться, кто пожаловал с визитом.

— Не иначе как ехали без остановок на ночь. — В грубоватом тоне Макардла сквозили одобрительные нотки. — Должно быть, крепко привязан к брату.

Скорее всего так оно и было. Из чего следовал однозначный вывод: ей предстоит ожесточенная схватка с Девилом, и неизвестно, хватит ли у нее сил одержать верх. Подавив малодушный порыв вцепиться в подвески, она гордо выпрямилась и, призвав на помощь все силы, на которые привыкла полагаться, приготовилась к встрече со своим деверем.

Однако первой, с кем она познакомилась, оказалась ее золовка. Не успела карета остановиться, как из нее соскочил на землю высокий, могучего телосложения мужчина. Окинув двор жестким взглядом, он повернулся к даме, выглянувшей из открытой дверцы кареты. Ему пришлось подхватить ее на руки, поскольку она явно не собиралась ждать, пока опустят ступеньки.