Глава 1

Октябрь 1819 года

Нортхемптоншир

— Пора бы трогаться в путь. Похоже, за нами гонятся сами бестии из преисподней.

— Что? — Очнувшись от неприятных раздумий, Вейн Кинстер огляделся. Его взгляд скользнул по догонявшим их грозовым тучам и остановился на Дагтане, груме. — Проклятие! — Вейн посмотрел вперед и дернул вожжи.

Пара отборных серых коней, впряженных в кабриолет, пустилась мощной рысью.

— Как по-твоему, мы убежим от грозы?

Задумчиво взглянув на тучи, Дагган покачал головой.

— До нее мили три, а может, и все пять. Нам не хватит времени, чтобы вернуться в Кеттеринг или доехать до Нортхемптона.

Вейн чертыхнулся. Его волновала отнюдь не перспектива промокнуть до нитки. Он был в отчаянии и, внимательно следя за дорогой, мысленно искал выход, путь к спасению.

Всего несколько минут назад он думал о Девиле, герцоге Сент-Ивзе — своем кузене, партнере по детским играм и близком друге — и о его жене. Теперь Онория — герцогиня Сент-Ивз. Та самая Онория, что приказала Вейну и еще четырем холостым членам коллегии Кинстеров не только заплатить за ремонт крыши церкви в деревне Сомершем, но и присутствовать на церемонии ее освящения. Признаться, деньги, которые она стрясла с них, были добыты нечестным путем: это был выигрыш в пари. Ни Онория, ни их матери не одобрили предмет их спора. Ну что ж, старая примета, гласившая, что из всех женщин мужчины семейства Кинстеров должны опасаться только своих жен, проверенная несколькими поколениями, подтвердилась и на этот раз. Поэтому-то мужчины и не любили затрагивать столь щекотливую тему.

И именно поэтому Вейну нужно было срочно убежать от грозы. Около года назад судьба, тоже во время грозы, свела Девила и Онорию в такой ситуации, из которой единственным выходом была свадьба. Вейну не хотелось лишний раз испытывать судьбу.

— Беллами-Холл! — Он ухватился за эту идею как утопающий за соломинку. — Мы спрячемся от грозы у Минни.

— Отличная мысль! — В голосе Даггана прозвучала надежда. — Спуск должен быть где-то здесь.

Спуск оказался прямо за следующим поворотом. Вейн на полной скорости влетел на узкую неровную аллею и, тихо выругавшись, придержал лошадей — он слишком дорожил этой парой, чтобы рисковать ею на глубоких выбоинах. Кабриолет медленно тащился по дороге, а Вейн угрюмо следил за надвигающимися тучами. Рано сгустившиеся сумерки и вой ветра создавали атмосферу нереальности.

Он уехал из Сомершем-Плейс, резиденции Девила, вскоре после обеда. Все утро они провели в церкви, на церемонии освящения крыши. Оставив Девила наслаждаться обществом жены и сына, Вейн отправился в Лемингтон, к своим друзьям, планируя доехать до Нортхемптона и с комфортом устроиться в «Голубом ангеле». Однако судьба нарушила его планы — придется переночевать у Минни.

Там ему ничто не грозит!

В проеме между живыми изгородями Вейн увидел реку, в которой отражалось свинцово-серое небо. Это была река Нин — значит, Беллами-Холл уже близко. И действительно, вскоре показался особняк, стоявший на длинном пологом склоне над рекой.

С его последнего визита сюда прошли годы — Вейн даже не смог вспомнить сколько, — однако он не сомневался в радушном приеме. Араминта, леди Беллами, эксцентричная богатая вдова, была его крестной. Господь не даровал ей детей, поэтому она никогда не обращалась с Вейном как с ребенком, со временем став его близким другом. Иногда слишком прямолинейным и резким в своих нотациях, но все же другом.

Дочь виконта, Минни, была рождена для высшего света. После смерти мужа, сэра Хамфри Беллами, она отдалилась от общества, предпочтя спокойствие Беллами-Холла, где умело правила своим царством, населенным бедными родственниками.

Однажды Вейн поинтересовался, зачем она окружает себя дармоедами. Минни ответила, что в ее возрасте изучение человеческой природы — это единственное доступное развлечение. Сэр Хамфри оставил ей достаточно денег, чтобы она могла потакать своим прихотям, а Беллами-Холл, причудливый и огромный, был достаточно просторен, чтобы вместить многочисленных обитателей. В угоду здравому смыслу Минни и ее компаньонка, миссис Тиммз, время от времени наведывались в столицу, оставляя своих подопечных в Нортхемптоншире. Вейн всегда заезжал к ней, когда она бывала в городе.

Сначала над деревьями показались готические башенки, затем появились кирпичные воротные столбы с тяжелыми коваными створками. Вейн въехал в ворота. Итак, они победили грозу! Судьба не застала его врасплох!

Лошади рысью бежали по прямой, похожей на туннель подъездной аллее. Огромные кусты по обе стороны от аллеи склонялись под напором ветра, вековые деревья отбрасывали тень на гравий.

Угрюмый и торжественный, испещренный множеством окон, унылый в сгущающихся сумерках, Беллами-Холл стоял в конце аллеи и, казалось, наблюдал за гостями. Тяжесть и монументальность готического стиля, с его бесчисленными архитектурными деталями, вполне мирно соседствовали с пышностью и чрезмерностью георгианского стиля. Дом должен был бы выглядеть уродливо, но благодаря разросшемуся парку и круглому внутреннему двору он не производил такого впечатления.

Вейн пересек двор и направился к конюшне. Этот дом, размышлял он, как нельзя лучше соответствует характеру эксцентричной старой дамы и ее необычному окружению.

Как ни странно, Вейн нигде не заметил признаков жизни, только в конюшне грумы возились с лошадьми. Предоставив Даггану и Гришему, конюшему Минни, заботиться о серой паре, Вейн пошел к дому. Хотя кусты, посаженные по обе стороны дорожки, разрослись, идти они не мешали. Дорожка заканчивалась на плохо ухоженной лужайке. Вейн знал, что за углом дома лужайка расширяется и упирается в груду огромных камней — руины аббатства, на фундаменте которого был построен Холл. Вернее, на фундаменте дома для приезжих, принадлежавшего аббатству и разграбленного во времена Распущения[1]. А еще, насколько он знал, за углом была дверь.

Вейн приблизился к углу дома и увидел изъеденные дождями и ветрами глыбы песчаника, живописно разбросанные по зеленому ковру. Невдалеке на фоне темнеющего неба четко выделялась одинокая арка — все, что сохранилось от нефа. Он улыбнулся: все так, как и прежде, он ничего не забыл. За двадцать лет в Беллами-Холле ничего не изменилось.

Но, завернув за угол, он понял, что ошибся.

Вейн замер на месте и заморгал. И стоял будто громом пораженный. Его взгляд был прикован к одной точке. Потом медленно и тихо он пошел вперед и остановился в двух шагах от полукруглой клумбы, разбитой под огромным эркером. И позади дамы в муслиновом платье с цветочным узором, склонившейся над цветами.

— Могла бы и помочь. — Пейшенс Деббингтон сдула со щеки непокорный локон и сердито взглянула на Мист, свою кошку; та сидела среди сорняков и с загадочным выражением смотрела на хозяйку. — Она где-то здесь.

Мист только моргнула большими голубыми глазами. Вздохнув, Пейшенс наклонилась далеко вперед в принялась что-то искать в траве. Стоя на цыпочках, она с трудом балансировала над клумбой. Ее позу едва ли можно было назвать элегантной.

Она не боялась, что ее кто-то увидит: все переодевались к ужину. Ей тоже следовало заняться тем же — и она бы занялась, если б не заметила исчезновения маленькой серебряной вазочки, украшавшей ее подоконник. «Очевидно, я оставила окно открытым, — решила Пейшенс, — Мист задела вазочку, и та упала на клумбу».

Тот факт, что Мист никогда ничего нечаянно не сбивала и не опрокидывала, она посчитала несущественным. Спокойнее поверить в неуклюжесть кошки, чем в то, что их таинственный вор совершил новую вылазку.

— Ее здесь нет, — заключила Пейшенс. — Во всяком случае, я ее не вижу. — Она посмотрела на Мист. — А ты?

Мист моргнула и устремила взгляд мимо девушки. А потом серая кошечка поднялась и с неподражаемой элегантностью покинула клумбу.

— Подожди! — Пейшенс резко повернулась и чуть не упала. — Надвигается гроза — не время для охоты на мышей.

Выпрямившись, Пейшенс посмотрела в темные окна нижней гостиной и вскрикнула — в них отражался незнакомец, стоявший позади нее.

Она быстро повернулась. Ее взгляд встретился с его тяжелым взглядом. В слабом предвечернем свете серые глаза незнакомца казались прозрачными, как горный хрусталь. От этого большого, элегантного и, как ни странно, очень недружелюбного человека ее отделяло фута три.

Пока она рассматривала его, ее каблуки погружались в мягкую почву клумбы, и наконец земля осыпалась.

Глаза девушки расширились, губы вымолвили беззвучное «Ох!», руки ухватились за пустоту, и она начала заваливаться назад…

Незнакомец отреагировал мгновенно, его движения были быстрыми и точными. Он схватил Пейшенс за руку и резко дернул на себя.

Она буквально впечаталась в него — грудь к груди, бедра к бедрам. Потрясение было столь сильным, что она на несколько мгновений лишилась дара речи. Руки незнакомца вернули ее в вертикальное положение, пальцы железной хваткой сжали ее предплечья. Его грудь была твердой, будто скала, остальные части тела, и прежде всего ноги, служившие им надежной опорой, казались упругими, как ковкая сталь.

Пейшенс почувствовала себя беспомощной. Совершенно, полностью, абсолютно беспомощной.

Она подняла голову и снова встретилась взглядом с незнакомцем. Его серые глаза тут же потемнели, а выражение чрезвычайной сосредоточенности в них отозвалось в ее теле необъяснимым трепетом.

Девушка заморгала и опустила глаза — на его губы. Тонкие, ровные, удивительно пропорциональные, они были созданы для любования. И Пейшенс, конечно, залюбовалась ими, она просто не смогла отвести взгляда от них. Чарующая линия его губ едва заметно дрогнула. Ее губы тоже затрепетали, она судорожно вздохнула.

Грудь ее приподнялась и еще сильнее прижалась к груди незнакомца. Соски неожиданно затвердели, и все ее тело — от макушки до пяток — охватила приятная нега. Она опять вздохнула и напряглась, но так и не смогла сдержать охватившую ее дрожь.

Губы незнакомца превратились в тонкую линию, выражение его лица стало жестким, а пальцы сильнее сжали ее руки. К изумлению Пейшенс, он приподнял ее без всяких усилий и опустил на землю в двух футах от себя.

Затем сделал шаг назад и небрежно поклонился:

— Вейн Кинстер. — Одна его бровь изогнулась дугой, ВЗЕЛЯД же остался прикованным к ее лицу. — Я приехал навестить леди Беллами.

Пейшенс не сразу пришла в себя.

— Ах… да.

Она впервые видела, чтобы мужчина — во всяком случае, мужчина его комплекции — двигался с такой грацией. Незнакомец был очень высоким, широкоплечим, с хорошо развитой мускулатурой. Он безупречно владел своим телом. Мягкая грация и ленивая небрежность делали его очарование неуловимым и… неотразимым. Его низкий, глухой голос напоминал рокот бури.

Его слова наконец-то дошли до сознания Пейшенс. Придя в себя, она указала на дверь справа.

— Первый гонг уже был.

Вейн встретил взгляд ее удивленных глаз и с трудом сдержал плотоядную усмешку — зачем же пугать жертву? То, что предстало его взору — изящные формы, облаченные в муслин цвета слоновой кости с мелкими цветочками, — интриговало не меньше того, что он увидел вначале: совершенная линия округлых ягодиц, обтянутых тонкой тканью. При малейшем движении девушки округлости эти тоже двигались. Он не помнил, чтобы подобное зрелище когда-либо производило на него такое сильное впечатление и так будоражило его.

Она была среднего роста и доставала ему до подбородка. Ее темно-каштановые блестящие волосы были собраны в пучок, но несколько прядей выбились из прически и очаровательно топорщились над ушами. Соболиные брови подчеркивали красоту карих глаз. У нее был прямой носик и нежная кожа. Розовые губки так и молили о поцелуе. Вейн уже готов был откликнуться на их мольбу, но решил, что целовать незнакомую даму, не будучи представленным ей, невежливо.

Вейн понял, что его молчание помогло ей собраться с мыслями. Он чувствовал, что она сердится. Ее взгляд стал суровым. Его губы тронула легкая улыбка. Он точно знал, что хочет сделать — с ней, для нее. Только вот вопрос: где и когда?

— А вы?..

Она прищурилась, сложив руки на груди.

— Пейшенс Деббингтон.

Вейн, похолодев, уставился на девушку. Он не мог поверить и взглянул на ее левую руку — на безымянном пальце не было обручального кольца.

Конечно, она замужем, ведь ей за двадцать. К тому же юная девушка не может иметь такие зрелые формы. В этом Вейн не сомневался: он был настоящим экспертом. Возможно, она вдова. Что ж, это даже лучше.

Он догадывался, что девушка украдкой разглядывает его, чувствовал на себе ее взгляд. В нем проснулся охотник, и он осторожно спросил:

— Мисс Деббингтон? — сделав ударение на слове «мисс». Девушка кивнула, и Вейн едва не застонал. Старая дева, без средств к существованию, без связей, видимо, надеется на последний шанс. А почему бы не сделать ее своей любовницей?

Очевидно, она прочитала его мысли и ответила на вопрос прежде, чем он успел сформулировать его:

— Я племянница леди Беллами.

Раскат грома заглушил проклятия Вейна. Ему очень хотелось обратить свой гнев к небесам.

Судьба смотрела на него ясными карими глазами, и взгляд этих глаз был осуждающим.

— Прошу вас, пройдите сюда. — Она рукой указала на ближайшую дверь и пошла вперед. — Я прикажу Мастерсу сообщить тете о вашем приезде.

Пейшенс уже имела представление о манерах и положении незваного гостя Минни и даже не попыталась скрыть своего мнения — в ее голосе явственно прозвучало презрение:

— Моя тетя ожидает вас?

— Нет, но она будет рада видеть меня.

Что это послышалось в его чрезмерно вежливом тоне — неужели упрек? Пейшенс так и подмывало надменно хмыкнуть, но она сдержалась. Присутствие этого человека почему-то встревожило ее, но она старалась казаться спокойной.

— Прошу вас, подождите в гостиной — это первая дверь справа. Мастерс проводит вас, когда тетя будет готова принять вас. Как я уже сказала, все переодеваются к обеду.

— Понимаю.

Это слово достигло ушей Пейшенс, когда она остановилась перед дверью черного хода. У нее по спине пробежали мурашки, когда она ощутила взгляд его серых глаз. Поежившись, девушка поборола настоятельное желание убежать. Дабы не встречаться с ним взглядом, опустила глаза и, сжав зубы, взялась за дверную ручку.

Внезапно Пейшенс похолодела, потому что он встал позади нее. Краем глаза она видела, как его длинные пальцы медленно обхватывают ее руку. И замирают.

Она чувствовала, как его сила обволакивает ее. На какое-то мгновение ей почудилось, будто она попала в ловушку.

А потом длинные пальцы шевельнулись, и дверь распахнулась перед ней.

С бешено бьющимся сердцем Пейшенс вплыла в темный коридор. Не замедляя шага, высокомерно бросила через плечо:

— Я немедленно переговорю с Мастерсом. Уверена, моя тетя не заставит вас долго ждать. — И растворилась во мраке.

Остановившись у порога, Вейн, прищурившись, смотрел ей вслед. Он знал, что его прикосновение встревожило ее. Ей не удалось скрыть охвативший ее трепет. Для мужчины с его опытом этого доказательства было вполне достаточно.

Взгляд Вейна упал на серого кота, который сидел на ковре и разглядывал его. Вдруг он встал, повернулся и, высоко подняв хвост, пошел по коридору. Потом остановился, обернулся и пристально посмотрел на него.

— Мяу!

По властным интонациям стало ясно, что это — существо женского пола.

Вдруг блеснула молния. Вейн посмотрел на темнеющее небо. В следующую же секунду прогремел гром — и небеса разверзлись. Стена дождя скрыла окружающий дом пейзаж.

Вряд ли судьба могла выразиться яснее: бежать некуда.

Нахмурившись, Вейн переступил порог, закрыл дверь и последовал за кошкой.

— Какой приятный сюрприз! — Араминта, леди Беллами, засияла от радости при виде Вейна. — Естественно, ты должен переночевать. Второй гонг будет с минуты на минуту, поэтому быстро рассказывай, как там все поживают!

Облокотившись на каминную полку, Вейн улыбнулся. Укутанная в дорогие шали, одетая в шелка и кружево, с вдовьим чепцом на седых волосах, Минни с интересом разглядывала его. В ее ясных глазах светился ум. Она сидела в кресле перед камином, а рядом с ней, в точно таком же кресле, устроилась Тиммз, благородная дама неопределенного возраста, верная подруга и компаньонка Минни.

Вейн знал, что «все» означает Кинстеры.

— Младшие процветают: Саймон блистает в Итоне, Амелия и Аманда производят фурор в свете и разбивают сердца одно за другим. Старшие чувствуют себя прекрасно и занимаются делами в городе. Только Девил и Онория все еще в деревне.

— Готова поспорить, что он неустанно восхищается своим наследником. Осмелюсь заметить, что жена заставит его держаться в рамках. — Она усмехнулась и тут же стала серьезной. — От Чарльза никаких вестей?

Лицо Вейна сделалось жестким.

— Нет. Его исчезновение так и осталось тайной.

Минни печально покачала головой.

— Бедный Артур!

— Да.

Вздохнув, Минни оценивающе посмотрела на Вейна.

— А как ты и твои кузены? Светские дамочки продолжают ходить вокруг вас на цыпочках?

Ее вопрос, казалось, был абсолютно невинным, но Тиммз, склонившаяся над вязанием, фыркнула:

— Чаще опрокидываются на спину.

Вейн весело улыбнулся:

— Мы делаем все возможное для этого.

В глазах Минни появился озорной блеск.

— Мне пора переодеться, — улыбнулся Вейн, — но сначала расскажите, кто сейчас гостит у вас?

— Целая куча всякого хлама, — вмешалась Тиммз.

— Давай посчитаем. — Минни начала загибать пальцы: — Эдит Суитинс — она дальняя родственница Беллами, очень рассеянная, но совсем безвредная. Она плетет кружево. Только не проявляй интереса к ее работе, иначе ты не скоро от нее отделаешься. Агата Чедуик, она была замужем за одним неудачником, который утверждал, будто сможет пересечь Ирландское море в лодке, сплетенной из ивняка и обтянутой кожей. Естественно, он не смог. Поэтому Агата с сыном и дочерью живут у нас.

— С дочерью?

Минни подняла на него глаза.

— С Анджелой. Ей шестнадцать, и она строит из себя этакую неженку. Если ты дашь ей шанс, она обязательно упадет в обморок тебе на руки.

— Спасибо за предупреждение, — поморщился Вейн.

— Генри Чедуик твоего возраста, — продолжала Минни, — но совершенно другого склада. — Она с одобрением оглядела стройную фигуру Вейна, обратив внимание и на его широкие плечи, мощь которых подчеркивал отлично сшитый сюртук, и на длинные мускулистые ноги, обтянутые лосинами. — Знакомство с тобой должно пойти ему на пользу.

Вейн лишь многозначительно вскинул брови.

— Кто еще? — задумалась Минни. — Эдмонд Монтроз живет у нас постоянно. Он наш поэт и драматург. Нет надобности говорить, что он считает себя почти равным Байрону. Еще Генерал и Эдгар, ты, очевидно, помнишь их.

Вейн кивнул. Генерал, бесцеремонный отставной вояка, обитал в Беллами-Холле долгие годы. Генералом его прозвали не за чин, а за чрезвычайно властный характер. Эдгар Плинброк, тихий пьянчужка, уже много лет был пансионером Минни. На вид ему было за пятьдесят, он называл себя игроком, а на самом деле был бесхитростным и безобидным существом.

— Не забудь Уиттикома, — подсказала Тиммз.

— Как я могу забыть Уиттикома? — вздохнула Минни. — Или Элис.

Вейн вопросительно взглянул на нее.

— Мистера Уиттикома Колби и его сестру Элис, — объяснила она. — Они дальние родственники Хамфри. Уиттиком учился на священника и замыслил написать «Историю аббатства Колдчерч». — Колдчерч — так называлось аббатство, на развалинах которого стоял Холл. — Что касается Элис… ну, она просто Элис. — Минни поморщилась. — Кажется, ей за сорок. Хотя мне грустно говорить подобное о представительницах моего пола, вынуждена признать, что в жизни не встречала более холодного человека. С ней трудно иметь дело, она страстная критиканка.

— Думаю, я поступлю мудро, если буду держаться подальше от нее.

— Абсолютно верно! — энергично закивала Минни. — Только приблизься к ней — и она изольет на тебя всю свою желчь. Более того, она может впасть в истерику, если ты попадешься ей на глаза. Вот и все. Ой, нет, я забыла Пейшенс и Джерарда. Моих племянницу и племянника.

По сияющему лицу Минни было видно, что она очень любит своих родственников.

— Пейшенс и Джерард? — Вейн задал этот вопрос нарочито спокойно.

— Это дети моей младшей сестры. Теперь они сироты. Джерарду семнадцать. От отца, сэра Реджинальда Деббингтона, он унаследовал Грейндж, очаровательное маленькое поместье в Девоншире. — Брови Минни сошлись на переносице. — Вряд ли ты помнишь его. Он умер одиннадцать лет назад.

— Не он ли сломал себе шею? — вспомнил Вейн.

— Он, — кивнула Минни. — Констанция, моя сестра, умерла два года назад. После смерти Реджи Пейшенс умело вела дела, дабы сохранить наследство для Джерарда. — Минни улыбнулась. — Пейшенс — мой проект на этот сезон.

— Вот как?

— Она заявила, что ее время уже прошло, и совсем не заботится о своем будущем. Говорит, что будет думать о замужестве, когда устроит Джерарда.

— Уж слишком она целеустремленная, ей это вредит! — фыркнула Тиммз.

А Минни продолжала:

— Я решила взять Пейшенс и Джерарда в Лондон на следующий сезон. Она считает, что я делаю это для того, чтобы мальчик набрался столичного лоска.

Вейн цинично усмехнулся:

— А на самом деле вы планируете выступить в роли свахи.

— Точно! — Минни вся светилась. — У Пейшенс есть скромное состояние, которое вложено в ценные бумаги. Что касается всего остального, ты должен познакомиться с ней и рассказать мне о своем впечатлении. Оценить, на что она может рассчитывать.

Вейн ничего не ответил. В этот момент по дому разнесся удар гонга.

— Проклятие! — Минни подхватила сползающие шали. — Они, должно быть, уже ждут в гостиной и недоумевают, куда я делась. — Она махнула рукой Вейну. — Иди приведи себя в порядок. Ты нечасто утруждаешь себя этим. Но сегодня, раз уж ты здесь, я хочу, чтобы ты предстал во всем блеске.

— Ваше слово для меня закон. — Вейн элегантно поклонился и, выпрямившись, вызывающе улыбнулся: — Кинстеры никогда не оставляют своих дам неудовлетворенными!

Тиммз прыснула со смеху.

А Вейн покинул комнату под громкое фырканье, хихиканье и возбужденный шепот.

Глава 2

Происходило что-то странное. Вейн понял это сразу, едва переступил порог гостиной. Обитатели Холла сбились в кучки. Как только он вошел, все головы повернулись в его сторону.

Выражения их лиц были самыми разными. У Минни и Тиммз — благожелательными; у Эдгара и Джерарда — Вейн догадался, что это он, — одобрительными. У остальных же — у джентльмена, в котором Вейн узнал Уиттикома Колби, у прямой, как кочерга, старой девы с тощей физиономией (очевидно, Элис Колби) и, естественно, у Пейшенс Деббингтон — на лицах застыло холодное осуждение.

Реакция обоих Колби была Вейну понятна. Но чем он вызвал такое негативное отношение у Пейшенс Деббингтон? Ведь он привык, что при его появлении в душах благородных дам просыпаются совсем иные чувства.

Учтиво улыбаясь, Вейн пересек просторную комнату и искоса взглянул на Пейшенс. Она ответила взглядом холодным как лед и, повернувшись, что-то сказала своему собеседнику. В худощавом мужчине с пышной темной шевелюрой безошибочно можно было узнать поэта. Вейн, улыбаясь, посмотрел на Минни.

— Дозволяю тебе подать мне руку, — заявила она, когда он поклонился ей. — Я представлю тебя, а потом мы пойдем к столу, иначе кухарка взбеленится.

Он еще не приблизился к первому «гостю», а чутье, обострившееся за последние годы общения с себе подобными, подсказало Вейну, что между группками бурлят какие-то подводные течения.

«Что затеяла Минни? И что тут вообще происходит?» — спросил себя Вейн.

— Рада познакомиться с вами, мистер Кинстер, — подала ему руку Агата Чедуик. Потом эта матрона с седеющими волосами под вдовьим чепцом и твердым выражением лица указала на очаровательную блондинку рядом с собой: — Моя дочь Анджела. — Анджела сделала книксен, Вейн пробормотал что-то невнятное. — А это мой сын Генри.

— Кинстер. — Коренастый, в скромном костюме, Генри Чедуик пожал руку Вейну. — Должно быть, вы с радостью прервали свое путешествие. — Он кивнул на окна, за которыми лил дождь и бушевал ветер.

— Да, — улыбнулся Вейн. — Мне повезло, что я оказался рядом. — Он посмотрел на Пейшенс, все еще увлеченную беседой с поэтом.

И Генерал, и Эдгар пришли в восторг, когда выяснилось, что Вейн помнит их. Эдит Суитинс была рассеянна и взволнованна. Вейн решил, что в данном случае не он тому причина. Оба Колби пребывали в состоянии ледяного порицания — в состоянии, свойственном только людям их сорта. Вейн даже подумал, что лицо Элис Колби треснет, если она улыбнется. Вполне возможно, она вообще не умеет улыбаться.

Последними — по счету, но не по значимости среди гостей — оставались поэт, Пейшенс Деббингтон и ее брат Джерард. Когда Вейн, под руку с Минни, подошел к ним, мужчины посмотрели на него доброжелательно. Что касается Пейшенс, то она даже не посчитала нужным заметить его присутствие.

— Джерард Деббингтон. — Карие глаза юноши блеснули из-под копны каштановых волос. Он стремительно выбросил вперед руку и тут же покраснел. Вейн поспешил пожать ему руку прежде, чем он смутится окончательно.

— Вейн Кинстер, — представился он. — Минни говорит, что следующий сезон вы проведете в Лондоне.

— О да! Но я хотел спросить… — Горящий взгляд Джерарда был прикован к лицу Вейна. О возрасте юноши можно было судить по его порывистости и нескладной, характерной для подростков фигуре. — Перед началом грозы я проходил мимо конюшни… там стоит пара серых. Они ваши?

Вейн усмехнулся:

— Это полукровки с примесью валлийской крови. С отличной рысистостью и очень выносливые. У моего брата Гарри племенной завод, он поставляет мне лошадей.

Джерард засиял от восторга.

— Я так и думал, что они первоклассные!

— Эдмонд Монтроз. — Поэт поклонился и потряс руку Вейну. — Вы приехали из города?

— Да, но сейчас я еду из Кембриджшира, где должен был присутствовать в церкви на особой церемонии вместе с герцогом.

Вейн посмотрел на Пейшенс Деббингтон. Она стояла по другую сторону от Минни и молчала, плотно сжав губы. Тот факт, что ему дозволено появляться в церкви, не растопил воздвигнутый ею ледяной барьер.

— А это Пейшенс Деббингтон, моя племянница, — перехватила инициативу Минни, испугавшись, что Джерард и Эдмонд захватят Вейна на весь вечер.

Вейн элегантно поклонился в ответ на быстрый реверанс Пейшенс.

— Я знаю, — заявил он, глядя на девушку, которая упорно отказывалась поднимать на него глаза. — Мы уже познакомились.

— Уже? — Минни удивленно заморгала, потом повернулась к Пейшенс, и та все же посмотрела на Вейна. Взгляд ее был острым как кинжал.

— Я была в саду, когда приехал мистер Кинстер, — сказала она и опять посмотрела на Вейна. Теперь в ее взгляде читалось предостережение. — С Мист.

— А-а… — Минни кивнула и оглядела комнату. — Итак, Вейн, я познакомила тебя со всеми, можешь вести меня в столовую.

Что он и сделал. Остальные потянулись за ними. «Почему же Пейшенс скрыла, что искала что-то на клумбе?» — недоумевал Вейн.

Усадив Минни во главе длинного стола, он увидел, что единственное свободное место осталось на его противоположном конце.

— Осмелюсь предположить, что вам захочется поговорить со своим крестником. — Уиттиком Колби остановился за стулом Минни и угодливо улыбнулся. — Буду счастлив предоставить ему свое место…

— В этом нет надобности, Уиттиком, — осадила его Минни. — Что я стану делать без вашего ученого общества? — Она обратилась к Вейну, все еще стоявшему рядом с ней: — Садись на том конце, мой мальчик. — Вейн вскинул одну бровь и поклонился. Минни потянула его за лацкан, и он склонился еще юкке. — Мне нужно, чтобы там сидел надежный человек, — очень тихо прошептала она.

Вейн едва заметно кивнул и выпрямился. Идя вдоль стола, он смотрел, как рассадили гостей. Пейшенс сидела слева от отведенного ему места. По левую руку от нее расположился Генри Чедуик, напротив — Эдит, а рядом с Эдит — Эдгар. Вейн не увидел ничего особенного в том, как разместилась эта четверка. Вряд ли Минни, с ее живым и острым умом, решила, будто племяннице, холодной как сталь, понадобится защита от этих Колби.

Значит, Минни имела в виду что-то другое, более существенное. Вейн вздохнул и решил это выяснить прежде, чем он покинет Беллами-Холл.

Первое блюдо подали сразу же, как только все расселись по местам. Кухарка Минни оказалась выше всяких похвал: Вейн ел с большим аппетитом, восхищаясь ее стряпней.

Эдгар первым начал разговор:

— Слышал, что скачки в Уиппете становятся более популярными, чем Гинеи[2].

Вейн пожал плечами:

— Большие ставки делают на Мальчика Блекмора, да и Охотника оценивают довольно высоко.

— Правда ли, — спросил Генри Чедуик, — что жокейский клуб намерен изменить свои правила?

Последовавшая затем дискуссия не оставила равнодушной даже Эдит Суитинс. Хихикнув, она заметила:

— Какие забавные имена вы, джентльмены, даете лошадям. Нет чтобы называть их Золотком, Булочкой или Чернышом.

Ни Вейн, ни Эдгар с Генри не сочли себя достаточно компетентными, чтобы обсуждать эту тему.

— Я слышал, — растягивая слова, сказал Вейн, — что принц-регент опять сражается с кредиторами.

— Опять? — Генри покачал головой. — Сплошное расточительство.

Под умелым руководством Вейна разговор перешел на другую тему: о последних чудачествах принца. Генри, Эдгар и Эдит с жаром высказывали свои мнения по атому поводу.

Слева же от Вейна царило молчание.

Этот факт только упрочил его решимость как-то повлиять на ситуацию, любым способом сокрушить непреклонное осуждение Пейшенс Деббингтон. Пусть даже дернуть ее за нос — лишь бы добиться от нее какой-то реакции. Однако Вейн приструнил себя: они не одни — пока.

Тех нескольких минут, что он потратил на переодевание перед ужином, хватило, чтобы успокоиться и избавиться от соблазнительных образов. Пусть судьбе и удалось заманить его под одну крышу с Пейшенс Деббингтон, но это не значит, что битва проиграна. Он останется на ночь, поболтает с Минни и Тиммз, выяснит, что же все-таки беспокоит Минни, и уедет. К утру гроза должна закончиться, а если же нет, то он задержится всего на день.

Если судьба показала ему, где источник, это вовсе не значит, что он будет пить из него.

Естественно, прежде чем он стряхнет пыль Беллами-Холла со своих сапог, он разберется и с Пейшенс Деббингтон. Хорошая встряска пойдет ей на пользу. Он даст ей понять, что? маска ледяного осуждения не помешала ему увидеть ее насквозь.

Конечно, у него хватит ума остановиться на этом.

Покосившись на свою жертву, Вейн обратил внимание, что у нее кожа белая, бархатистая, нежная, с мягким золотистым оттенком. В это мгновение Пейшенс проглотила то, что было у нее во рту, и провела язычком по нижней губе. Розовая губка заблестела.

Вейн поспешно опустил глаза — и его взгляд наткнулся на огромные голубые глаза маленькой серой кошечки, известной под кличкой Мист. Она приходила и уходила когда ей вздумается и чаще всего жалась к Пейшенс. В настоящий момент она сидела рядом со стулом девушки и не мигая смотрела на Вейна, а он — на нее.

Тихо мяукнув, Мист встала, потянулась, прошла вперед и потерлась о его ноги. Вейн погладил ее по голове, потом провел рукой по спине. Мист выгнулась и довольно громко заурчала.

Урчание Мист услышал не только Вейн, но и Пейшенс. Она посмотрела вниз.

— Мист! — прошипела она. — Перестань приставать к мистеру Кинстеру.

— Она не пристает ко мне. — Поймав взгляд девушки, Вейн добавил: — Мне нравится, когда существа женского пола урчат от удовольствия.

Пейшенс, оторопев, досмотрела на него, а потом, нахмурившись, в тарелку.

— Ну, если она не надоедает вам…

Вейну понадобилось несколько секунд, чтобы собрата губы, расползающиеся в улыбке, и только после этою он заговорил с Эдит Суитинс.

Вскоре все встали. Минни, сопровождаемая Тиммз, возглавила шествие дам в гостиную. Пейшенс колебалась. Ее взгляд, отражавший и испуг, и неуверенность, задержался на Джерарде. Он же ничего не заметил. Вейн увидел, как губы ее сжались. Она едва не посмотрела в его сторону, но в последний миг сообразила, что он наблюдает за ней и ждет. Она вся напряглась, но глаз так и не подняла. Вейн отодвинул ее стул, и она, удостоив его высокомерным кивком, медленно последовала за Минни.

Нет, с такой скоростью ей не выиграть Гинеи!

Снова сев на свое место, Вейн улыбнулся Джерарду и ленивым жестом указал на стул справа от себя.

— Почему бы вам не перебраться сюда? Лицо юноши расплылось в восторженной улыбке, и он, счастливый, пересел на стул между Вейном и Эдгаром.

— Отличная идея. Можно говорить нормальным голосом и не кричать. — Эдмонд перебрался на стул Пейшенс.

Генерал тоже пересел, добродушно ворча себе что-то под нос. Уиттиком, подумал Вейн, предпочел бы сохранить дистанцию, но это было бы воспринято как явное оскорбление. Поэтому он примостился рядом с Эдгаром, но выглядел очень суровым.

Взяв графин, поставленный перед ним Мастерсом, Вейн поднял глаза и увидел Пейшенс, переминавшуюся с ноги на ногу у двери. Было совершенно очевидно, что ее мучают сомнениями. Вейн холодно посмотрел ей в глаза и надменно вскинул бровь. Пейшенс на секунду растерялась. Овладев собой, она расправила плечи и прошла в гостиную. Лакей закрыл за ней дверь.

Вейн ухмыльнулся и налил себе полный фужер. Когда графин вернулся к нему, сделав полный круг, все оживленно обсуждали наиболее вероятного победителя Гиней.

Эдгар вздохнул:

— Здесь, в Холле, у нас мало развлечений. — Он смущенно улыбнулся. — Почти все дни я провожу в библиотеке. Читаю биографии, знаете ли.

Уиттиком презрительно усмехнулся:

— Дилетант!

Эдгар покраснел, но ничем не показал, что услышал колкость.

— Библиотека очень большая. Я нашел несколько фамильных дневников и календарей. Чрезвычайно занимательно … в своем роде. — Слабое ударение, сделанное на трех последних словах, показало, что он гораздо больше джентльмен, чем Уиттиком.

Почувствовав это, Уиттиком поставил фужер на стол и покровительственным тоном обратился к Вейну:

— Осмелюсь предположить, что леди Беллами известила вас о моих глубоких изысканиях в области истории аббатства Колдчерч. Уверен, мои труды, когда будут закончены, послужат основанием для того, чтобы аббатство возродилось в качестве значимого центра духовной жизни.

— О да. — Эдмонд бесхитростно улыбнулся Уитгикому. — Только все это мертвое прошлое. А теперешний вид руин очень живописен. Они помогают мне обрести вдохновение.

Переведя взгляд с Эдмонда на Уиттикома, Вейн пришел к выводу, что это давний их спор. Эдмонд повернулся к нему, и он убедился в верности своих предположений, увидев в глазах того озорные искорки.

— Я пишу пьесу, навеянную видом руин. Действие тоже происходит на руинах.

— Кощунство! — прошипел Уиттиком. — Аббатство — это Божий дом, а не подмостки.

— Да, но это больше не аббатство, а груда старых камней. И они создают соответствующую атмосферу.

Уиттиком пренебрежительно захмыкал. Генерал тоже,

— Атмосферу, как же! Там холодно и сыро, это нездоровое место. Если вы хотите, чтобы мы смотрели вашу пьесу, притулившись на холодных камнях, советую вам хорошенько подумать. Мои старые кости этого не вынесут.

— Но это действительно очень красивое место, — вмешался в разговор Джерард. — Оттуда открывается изумительный вид: либо перспектива в обрамлении руин, либо руины в центре перспективы.

Вейн увидел блеск в глазах Джерарда, говорил он с юношеским пылом.

Джерард посмотрел в его сторону и, покраснев, сказал:

— Дело в том, что я делаю наброски.

Вейн хотел уже что-то спросить, однако Уиттиком снова зафыркал:

— Наброски? Да просто детские рисунки — вы слишком высокого о себе мнения, мой мальчик! — Взгляд его стал тяжелым, он напоминал директора школы. — Вам надо бросить это дело, вам следует тренировать свое хилое тело, а не сидеть часами в сырых руинах. А еще вам следует учиться и не тратить время на пустяки.

Взгляд Джерарда потух и стал жестким.

— Я учусь, меня уже приняли в колледж Святой Троицы, занятия начнутся осенью будущего года. Пейшенс и Минни хотят, чтобы я поехал в Лондон. Я так и сделаю, а для этого учиться не надо.

— Действительно, не надо, — поставил точку Вейн. — Портвейн замечательный. — Он налил себе новую порцию и передал графин Эдмонду. — Полагаю, мы должны выразить искреннюю благодарность ушедшему от нас сэру Хамфри, который с таким умением собирал винный погреб. — Он откинулся на спинку стула и поверх края фужера взглянул на Генри. — Расскажите мне, как егерь сэра Хамфри управляется с лесными угодьями?

Генри, приняв у него графин, ответил:

— Лес у дороги на Уолгрейв стоит того, чтобы в нем побывать.

— У реки всегда полно кроликов, — согласился с ним Генерал. — Вот я вчера подстрелил трех.

У всех было что добавить — у всех, кроме Уиттикома. Он держался отчужденно и холодно.

Почувствовав, что тема исчерпана, Вейн поставил на стол фужер.

— Думаю, пора присоединиться к дамам.

Пейшенс сгорала от нетерпения, но изо всех сил старалась не смотреть на дверь. Они пьют свой портвейн уже больше получаса! Одному Господу известно, каких сомнительных высказываний наслушается Джерард! Она уже вознесла бесчисленное количество молитв о том, чтобы гроза закончилась и утро было ясным. Тогда мистер Вейн Кинстер уедет и не будет смущать своей благородной элегантностью Джерарда.

Сидевшая рядом миссис Чедуик наставляла Анджелу:

— Их шестеро, во всяком случае, было шестеро. Сент-Ивз женился в прошлом году. Кинстеры отлично воспитаны, в них есть все, что желательно видеть в джентльмене.

Глаза Анджелы, и без того круглые, округлились еще больше.

— И они все такие же элегантные, как этот мистер Кинстер?

Миссис Чедуик бросила на Анджелу неодобрительный взгляд.

— Они, конечно, все очень элегантные, но я слышала, что Вейн Кинстер самый элегантный из них.

Пейшенс едва сдержала презрительный возглас. Такая уж она невезучая: если им с Джерардом суждено встретиться с одним из Кинстеров, так почему с самым элегантным? Судьба играет с ней! А она-то, дуреха, приняла приглашение Минин переехать к ней на осень и зиму, а сезон провести в Лондоне, считая, будто судьба благосклонно улыбнулась ей! Ведь она, без сомнения, очень нуждалась в помощи.

Пейшенс была отнюдь не глупа. Ухаживая за больной матерью и исполняя роль опекуна при Джерарде, она давно поняла, что ей не под силу дать брату то, что необходимо ему, чтобы переступить порог зрелости. Она не могла быть его наставницей и. воспитательницей.

За всю свою жизнь Джерард не встретил достойного джентльмена, чье поведение и принципы могли бы стать хорошей основой для формирования его взглядов. Вероятность встретить такого человека в глуши Дербишира была чрезвычайно мала. Когда пришло приглашение от Минни, в котором та сообщала, что в Беллами-Холле гостят несколько джентльменов, Пейшенс решила, что это перст судьбы. Она с готовностью приняла приглашение, позаботилась о том, чтобы в ее отсутствие управление Грейнджем находилось в надежных руках, и вместе с Джерардом поехала на юг.

В течение всего путешествия она представляла себе человека, которого приняла бы как наставника Джерарда, доверив ему еще не сформировавшегося юношу. Когда они прибыли в Беллами-Холл, у нее уже были четкие критерии.

Но в первый же вечер она поняла, что ни один из присутствующих джентльменов не отвечает ее требованиям. Каждый из них обладал замечательными качествами, но ни один не был лишен черт, которые она всем сердцем осуждала. Ни один не внушил ей уважения, полного и абсолютного, и это оказалось наиболее существенным для нее.

Философски приняв этот факт, она все свои надежды связала с Лондоном. Вполне вероятно, что там больше возможных кандидатов на роль наставника Джерарда. Так они и жили в доме Минни, наслаждаясь уютом и спокойствием.

И вот теперь и уют, и спокойствие разрушил приезд Вейна Кинстера.

В этот момент дверь гостиной отворилась, и Пейшенс, а также миссис Чедуик и Анджела, повернувшись, увидели входивших мужчин. Впереди шел Уиттиком Колби, как всегда надменный. Он сразу же направился к диванчику, на котором сидели Минни и Тиммз. Эдгар и Генерал, вошедшие вслед за ним, будто сговорившись, повернули к камину, где, рассеянно улыбаясь, прилежно трудилась Эдит Суитинс.

Взгляд Пейшенс словно приклеился к двери. На пороге появились Эдмонд и Генри. Пейшенс тихо чертыхнулась и тут же закашлялась, чтобы скрыть свою неосторожность. Проклятый Вейн Кинстер!

Именно в эту секунду он и вошел, а вместе с ним и Джерард.

Миссис Чедуик не солгала: Вейн Кинстер действительно достойный образец элегантности. Его каштановые волосы с несколькими прядями более темного оттенка блестели при свете канделябров и были уложены волнами. В чертах его липа, четких, правильных, чувствовалась сила характера. Казалось, что лоб, нос, подбородок и скулы высечены из камня. Лишь рот, широкий, с тонкими губами, изогнутыми в слабом подобии веселой улыбки, смягчавшей суровость черт, да серые глаза, светившиеся умом и — именно так! — греховностью, делали его похожим на простого смертного. Все остальное, недовольно подумала Пейшенс, и мускулистое тело тоже, могло принадлежать только Богу.

Пейшенс не хотелось видеть, как ладно сидит на его широких плечах серый сюртук из тончайшей шерсти, как выгодно подчеркивают стройность ног лосины. Она не хотела замечать, как изысканно дополняет его наряд белый галстук, умело завязанный простым, но элегантным «бальным» узлом. Что касается его бедер с четко обрисовывающимися мышцами при каждом шаге, так их точно не следовало замечать.

Вейн остановился у порога, Джерард замер рядом с ним. Пейшенс внимательно наблюдала за ними. Вейн что-то сказал с улыбкой и сопроводил свои слова таким элегантным жестом, что она заскрежетала зубами от ярости. Джерард, восторженный, с горящими глазами, засмеялся и что-то весело ответил.

Вейн повернул голову. Его взгляд пересек комнату и встретился со взглядом Пейшенс.

Пейшенс могла бы поклясться, что кто-то ударил ее в солнечное сплетение и лишил возможности дышать. Все еще удерживая ее взгляд, Вейн вскинул бровь. Между ними искрой промелькнул вызов, едва различимый, но в то же время такой четкий, что иначе его понять было нельзя.

Она отвернулась и изобразила на лице сдержанную улыбку, так как к ней приближались Эдмонд и Генри.

— А разве мистер Кинстер не присоединится к нам? — Анджела, не замечая предостерегающего взгляда матери, выглянула из-за Генри и посмотрела на беседовавших Вейна и Джерарда. — Уверена, он с большим удовольствием поговорит с нами, чем с Джерардом.

Пейшенс прикусила губу. Предположение Анджелы вызывало у нее сомнения, однако она очень боялась, что девушка добьется своего, и на мгновение почти поверила в это: Вейн что-то сказал Джерарду и ушел. Только не в ту сторону, куда хотелось Анджеле, а к Минни.

И вместо него к ним присоединился Джерард.

Скрыв облегчение и старательно отводя взгляд от диванчика, Пейшенс приветствовала брата спокойной улыбкой. Джерард и Эдмонд с энтузиазмом принялись обсуждать сюжет следующей сцены для мелодрамы Эдмонда — это была их обычная забава. Генри, одним глазом следя за Пейшенс, предпринял слишком явную попытку воодушевить их, но сделал это снисходительно. Его отношение, а также излишне горящий взгляд, как всегда, раздражали Пейшенс.

Анджела, естественно, надулась, что отнюдь не красило ее. Миссис Чедуик, привыкшая к глупым выходкам своей дочери, вздохнула и сдалась. Она взяла ее за руку и, придав своему лицу восторженное выражение, направилась к группе, сидящей вокруг диванчика.

Пейшенс предпочла остаться там, где сидела, несмотря на пылкий взгляд Генри.

Пятнадцать минут спустя вкатили столик, сервированный для чая. Продолжая что-то говорить, Минни разлила чай. Краешком глаза Пейшенс заметила, что Вейн Кинстер дружески беседует с миссис Чедуик. Анджела, которую большей частью игнорировали, готовилась снова надуться. Тиммз подняла голову и высказала какое-то замечание, вызвавшее у всех смех. Пейшенс обратила внимание на то, что мудрая компаньонка ее тетки ласково улыбается Вейну. Из всех дам, окруживших диванчик, только Элис Колби сохраняла бесстрастный вид. Но по мнению Пейшенс, Элис была напряжена сильнее, чем всегда. Казалось, она сдерживает свое осуждение титаническим усилием воли. Предмет же ее ярости смотрел на нее как на пустое место.

Хмыкнув, Пейшенс прислушалась к словам брата, который разглагольствовал насчет «освещения» руин. Без сомнения, это более безопасная тема, чем все то, что вызывает взрывы смеха в группе вокруг диванчика.

— Генри!

Генри повернулся на зов миссис Чедуик, затем кивнул Пейшенс:

— Прошу простить меня, дорогая, я скоро вернусь. — Он посмотрел на Джерарда. — Жаль, что не услышу искрящегося описания ваших сцен.

Зная, что ни Джерард, ни Эдмонд с его драмой не вызывают у Генри ни малейшего интереса, Пейшенс лишь холодно улыбнулась ему.

— Я склоняюсь к тому, чтобы в, этой сцене арка была на заднем плане, — нахмурился Джерард, четко представляя место действия. — Так пропорции лучше.

— Нет, нет, — возразил Эдмонд. — Действие должно происходить в галерее. — Он посмотрел поверх головы Пейшенс. — Эй, нас тоже приглашают?

— Естественно.

Это единственное слово, произнесенное глухим, как рокот урагана, голосом, отозвалось в ушах Пейшенс похоронным звоном. Она резко повернулась.

Вейн, с чашками в обеих руках, улыбнулся Эдмонду и Джерарду и кивнул в сторону чайного столика:

— Требуется ваше присутствие.

— Иду! — Радостно улыбнувшись, Эдмонд потрусил к диванчику. Джерард не колеблясь последовал за ним, оставив Пейшенс на крохотном островке в углу гостиной наедине с человеком, которого ей безумно хотелось послать ко всем чертям.

— Спасибо. — Она кивнула, с трудом двигая задеревеневшей шеей, и, спокойно приняв у Вейна чашку, сделала крохотный глоток. Она не могла не заметить, как умело он изолировал ее, отрезал от всех остальных. Она сразу почувствовала в нем хищника и теперь убедилась, что он именно таков. Отныне она будет ежеминутно помнить об этом. И обо всем остальном.

Почувствовав на себе его взгляд, Пейшенс решительно подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.

— Минни говорила, что вы, мистер Кинстер, едете в Лемингтон. Полагаю, вас очень обрадует, если дождь прекратится.

Его красивые губы слегка разомкнулись.

— Очень обрадует, мисс Деббингтон.

От его голоса, такого рокочущего, Пейшенс было не по себе.

— Однако, — добавил он, — вам не следует недооценивать здешнее общество. Я уже успел заметить, что у вас тут совсем не скучно. Уверен, мое незапланированное пребывание здесь ни в коем случае нельзя назвать пустой тратой времени.

Пейшенс широко распахнула глаза.

— Вы заинтриговали меня, сэр. Я бы никогда не подумала, что в Беллами-Холле происходят события, достойные внимания джентльмена ваших… склонностей. Молю вас, просветите меня.

Вейн спокойно выдержал ее вызывающий взгляд. Он отпил чаю, поставил чашку на блюдце и вплотную приблизился к Пейшенс, отгородив ее от остальных.

— А вдруг я ярый поклонник доморощенных актеров?

Хотя Пейшенс изо всех сил старалась казаться невозмутимой, губы ее дернулись в слабой улыбке.

— Да, и свиньи могут летать, — ответила она и тоже отпила из чашки.

Ее ответ не отбил у Вейна желания продолжить свою неторопливую охоту. Он медленно кружил вокруг жертвы, взглядом лаская ее стройную шейку.

— Потом еще ваш брат. — Пейшенс мгновенно насторожилась и стала похожей на прямую, как палка, Элис Колби. — Скажите, — проговорил Вейн, прежде чем она успела осадить его, — какими своими действиями он вызвал осуждение не только Уиттикома и Генерала, но и Эдгара и Генри?

Ответ, четкий, но с оттенком горечи, последовал мгновенно:

— Никакими. — Наступило молчание. Немного успокоившись, она добавила: — У них просто ошибочные представления о том, как может вести себя юноша в возрасте Джерарда.

— Гм… — «Это почти ничего не объясняет», — отметил про себя Вейн. — Тогда вы должны поблагодарить меня. — Пейшенс удивленно посмотрела на него, а, он улыбнулся: — Я принял огонь на себя и помешал Джерарду ответить на один из выпадов Уиттикома.

Пейшенс секунду всматривалась в его лицо, а потом отвела глаза.

— Вы сделали это только потому, что не хотели слушать бессмысленные пререкания.

Пока Пейшенс пила чай, Вейн думал о том, что она отчасти права.

— А еще, — понизив голос, сказал он, — вы не поблагодарили меня за то, что я спас вас от падения на клумбу.

Пейшенс даже не взглянула на него.

— Это ваша вина. Я была бы в полной безопасности, да и клумбе ничего бы не грозило, если б вы не подкрались ко мне. — Ее щечки окрасил нежный румянец. — Истинный джентльмен кашлянул бы или как-то иначе предупредил о своем присутствии.

Вейн одарил ее знаменитой улыбкой Кинстеров.

— Ах, — еще тише произнес он и еще ближе придвинулся к Пейшенс, — но, знаете ли, я не джентльмен. Я Кинстер. — С видом, будто открывает страшный секрет, он добавил: — Мы завоеватели, а не джентльмены.

Пейшенс посмотрела на него, и ее охватил необычайный трепет. Хоть она и выпила чашку чаю, во рту почему-то появилось ощущение сухости. Она, подумав, решила проигнорировать его откровение.

— Вы, случайно, не пытаетесь пробудить в моей душе чувство благодарности к вам, заставить меня думать, будто я у вас в долгу?

Брови Вейна дернулись, прекрасные губы изогнулись. Взгляд его серых глаз, пристальный, вызывающий, был устремлен на Пейшенс.

— Мне показалось вполне естественным начать пробивать вашу оборону именно в этом месте.

Пейшенс вся завибрировала от звука его голоса. Ее глаза расширились, дыхание остановилось. Она силилась оживить свое остроумие и найти какой-нибудь резкий ответ, дабы разрушить его чары.

Уголки его губ немного приподнялись.

— Я не кашлянул, потому что пребывал в смятении. А вот в этом виноваты вы. — Пейшенс остро ощущала его близость, ей казалось, что он управляет ее чувствами. И снова взгляд его медленно заскользил по ней, а брови изогнулись. — Между прочим, — добавил он мягким, как бархат, голосом, — что вы искали на клумбе?

— Вот вы где!

Пейшенс, так и не совладав со своим дыханием, резко повернулась и увидела Минни, плывшую, как галион на всех парусах. Вряд ли весь британский флот когда-либо удостаивался более радостной встречи!

— Ты, Пейшенс, должна извинить старушку, но мне надо кое о чем поговорить с Вейном. Наедине. — Минни окинула их сияющим взглядом и взяла Вейна за руку.

Он тут же накрыл ее руку своей.

— Я в вашем распоряжении.

Однако Пейшенс почувствовала, что Вейн раздражен и недоволен тем, что Минни уводит его. На секунду эти эмоции отразились на его лице, потом он любезно улыбнулся крестной:

— В ваших апартаментах?

— Пожалуйста, хотя мне жаль уводить тебя отсюда.

— Не переживайте, ведь я здесь из-за вас.

Минни пришлась по вкусу эта лесть. Вейн повернулся и встретился взглядом с Пейшенс.

— Мисс Деббингтон, — поклонился он.

Пейшенс важно наклонила голову и поежилась. На первый взгляд казалось, что Вейн охотно уступил ей, однако она была твердо уверена в том, что он не сдался.

Она смотрела им вслед. Минни опиралась на его руку и что-то оживленно говорила. Вейн внимательно слушал крестную. Пейшенс нахмурилась. Она сразу узнала эту манеру и сравнила Вейна Кинстера со своим отцом, не менее сладкоречивым и элегантным джентльменом. Все, что ей было известно о подобных мужчинах, она почерпнула из общения с ним, таким неугомонным и красивым. И то, что стало ей известно, выучила назубок, поэтому не было ни малейшего шанса на то, что она устоит перед широкими плечами и дьявольской улыбкой.

Мать любила отца всем сердцем, глубоко и очень сильно. К сожалению, он принадлежал к тому типу мужчин, которые не способны на любовь. Мудрые женщины не влюбляются в таких мужчин, потому что те не ценят любовь и в их сердцах нет привязанности к домашнему очагу и к детям. Судя по тому, что она видела в детстве, элегантные джентльмены избегают глубоких чувств.

Для них брак — это вопрос общественного статуса, а не души. И горе той женщине, которая не поняла этого.

Учитывая все это, Вейн Кинстер оказался одним из первых в списке тех, кого она решительно отвергла на роль наставника Джерарда. Меньше всего ей хотелось, чтобы брат стал похожим на отца, тем более что тот был расположен к этому, но она будет сражаться до последнего вздоха, чтобы не допустить этого.

Расправив плечи, Пейшенс огляделась по сторонам. После ухода Вейна и Минни присутствующие как-то поблекли, притихли. Их оживленности как не бывало. Она заметила, что Джерард то и дело посматривает на дверь.

Ей придется оберегать Джерарда от тлетворного влияния Вейна Кинстера, другого мнения быть не может. Однако крупица сомнения все же осталась: она вспомнила, с каким вниманием — и, да, нежностью — Вейн относился к Минни. Пейшенс нахмурилась. Ну ладно, но не исключена вероятность того, что его влияние может быть тлетворным. Ей не следует судить о нем по обличью хищника, однако за двадцать шесть лет своей жизни она не раз убеждалась в том, что эта характеристика отражает истинную сущность.

И еще. Ни ее отец, ни его блестящие друзья, ни другие мужчины того же типа не обладали чувством юмора. Им был чужд тот искрящийся, задиристый юмор, что продемонстрировал Вейн Кинстер. Как же трудно устоять против желания ответить ему — и включиться в игру!

Пейшенс нахмурилась еще сильнее. Она пересекла комнату и резким движением поставила пустую чашку на столик.

И все-таки влияние Вейна Кинстера тлетворно.

Глава 3

Вейн помог Минни подняться по лестнице и преодолеть длинный коридор. После смерти сэра Хамфри она перебралась в просторные апартаменты в конце крыла дома. Тиммз занимала соседнюю комнату.

Минни остановилась у двери.

— То, что ты заехал именно сейчас, — веление судьбы.

«Я знаю». Вейн решил не говорить это вслух.

— Почему? — Он широко распахнул дверь.

— Происходит что-то странное. — Обычно на людях Минни почти не пользовалась своей тростью, теперь же она шла, тяжело опираясь на нее.

Вейн закрыл дверь, а Минни опустилась в кресло у камина.

— Я плохо представляю, в чем дело, — она укутала плечи шалями, — но точно знаю, что мне это не по душе.

Вейн облокотился на камин.

— Расскажите.

У Минни встопорщились брови.

— Не могу вспомнить, когда это началось. Примерно после приезда Пейшенс и Джерарда. — Она посмотрела на Вейна. — Я не утверждаю, что они имеют какое-то отношение к этому, просто это совпало с их приездом.

— Что вы заметили? — поинтересовался Вейн.

— Сначала начались кражи. Пропадали всякие безделушки: украшения, табакерки, брелоки, прочие мелочи. То, что можно было положить в карман.

Выражение лица Вейна становилось все более жестким.

— Сколько краж было? — спросил он.

— Не знаю. И никто не знает. Иногда проходили дни и даже недели, прежде чем замечали их исчезновение. Вот такие мелочи.

«Мелочи, которые могли упасть на клумбу», — подумал он.

— Вы сказали, что сначала были кражи. А что последовало за этим?

— Странные события. — Минни раздраженно вздохнула. — Они называют это Фантомом.

— Призрак? — удивился Вейн. — Здесь нет призраков.

— Потому что вы с Девилом нашли бы их, если бы они существовали? — хмыкнула Минни. — Абсолютно верно. — Она стала серьезной. — Из чего я заключаю, что это дело рук живого существа. Кого-то из домочадцев.

— Вы не нанимали новых слуг… или работников в помощь садовнику?

Минни покачала головой.

— Все служат у меня долгие годы. Мастерс озадачен не меньше, чем я.

— Гм! — Вейн отошел от камина. Причина, по которой у окружающих сложилось неблагоприятное мнение о Джерарде Деббингтоне, становилась понятной. — И что этот Фантом делает?

— Шумит для начала. — Глаза Минни вспыхнули. — И начинает сразу же, едва я засну. — Она указала на окно. — Я сплю чутко, а эти комнаты выходят на руины.

— И как же он шумит?

— Стонет и гремит — такой скрипучий звук, как будто камни трутся друг о друга.

Вейн знал этот звук. Они с Девилом достаточно часто перекатывали камни в руинах, чтобы хорошо запомнить его.

— Кто-то пытался поймать этого Фантома?

— Я не поддержала эту инициативу и настояла, чтобы все пообещали не рисковать. Я знаю, что представляют собой руины. Они очень опасны даже при дневном свете. Гнаться за кем-то ночью, да еще в тумане — крайнее безумие. Сломанные ноги, разбитые головы — нет! Даже слышать об этом не желаю.

— И все сдержали свое обещание?

— Насколько мне известно, да. — Минни поморщилась. — Но ты же знаешь этот дом: здесь бессчетное множество окон и дверей, через которые может пробраться любой. И я знаю, что один из этих «любых» — Фантом.

— Это означает, что если он может зайти и выйти из дома незамеченным, то и остальным это по силам. — Вейн сложил руки на груди. — Давайте подумаем: кого хоть как-то интересуют руины?

Минни приготовилась загибать пальцы.

— Уиттикома, естественно. Я рассказывала тебе о его изысканиях? — Вейн кивнул, и она продолжила: — Потом Эдгара… он прочитал биографии всех настоятелей и первых Беллами. Он очень интересуется руинами. Еще, конечно. Генерал — он все годы гуляет там. Так, дальше идут Эдмонд со своей пьесой, — она загнула четвертый и пятый пальцы, — и, естественно, Джерард. Оба проводят много времени в руинах: Эдмонд общается со своей музой, Джерард рисует. — Она с удивлением смотрела на свою руку, увидев, что выпрямленных пальцев не осталось. — И наконец, Пейшенс, но ее интерес исключительно от любопытства. Во время прогулок ей нравится что-нибудь выискивать.

Вейн живо представил прогуливающуюся Пейшенс.

— Другие дамы и Генри Чедуик не проявляют интереса? — спросил Вейн. Минни отрицательно покачала головой. — Список и так получился впечатляющим: пять человек.

— Верно. — Минни не отрываясь смотрела на огонь. — Не знаю, что тревожит меня сильнее: кражи или Фантом. — Она вздохнула и посмотрела на Вейна. — Я хотела попросить тебя, мой мальчик, задержаться ненадолго и расследовать эти события.

Вейн взглянул на крестную: на ее мягкие щеки, которые он целовал множество раз, в ее ясные глаза, темневшие от гнева, когда она сердилась на него, и искрившиеся смехом, когда поддразнивала. На мгновение перед ним возник другой образ — образ Пейшенс Деббингтон. Та же форма скул, тот же разрез глаз. Судьба опять смотрит ему в лицо.

Однако он не мог отказаться и уехать — каждая капелька крови Кинстеров взбунтовалась против этого. Кинстеры никогда не смирялись с поражением, даже если им грозила опасность. Минни — член семьи, значит, ее нужно защищать до последнего.

Вейн внимательно посмотрел на лицо крестной и собрался заговорить…

Вдруг пронзительный крик разорвал тишину.

Вейн выскочил из комнаты прежде, чем замерло эхо, и побежал по лабиринту коридоров, ориентируясь на крики. Спускаясь и поднимаясь по лестницам, он наконец определил, что кричат в противоположном крыле этажом выше.

Кричала миссис Чедуик.

Когда Вейн подбежал к ней, она уже была почти в обмороке. Бедняжка одной рукой опиралась на консоль[3], а другую прижимала к своей пышной груди.

— Человек. — Вцепившись в Вейна, она указала рукой на коридор. — В длинном плаще — я видела его! Он стоял там, прямо напротив моей двери.

Упомянутая дверь терялась в полумраке. Коридор освещала одинокая свеча в единственном бра. Вдруг послышались торопливые шаги.

Вейн оторвал от себя миссис Чедуик.

— Ждите здесь, — сказал он и отважно нырнул в темный коридор.

Никто не прятался в полумраке. Он прошел до конца коридора, откуда начиналась лестница вверх и вниз, прислушался, но звука шагов не услышал. Тогда он пошел назад.

Вокруг миссис Чедуик уже начали собираться домочадцы:

Пейшенс, Джерард, а также Эдгар.

Поравнявшись с комнатой миссис Чедуик, Вейн решительно распахнул дверь.

Там тоже никого не было.

Он вернулся в коридор и увидел, что все вокруг залито светом. Пейшенс высоко над собой держала канделябр. Миссис Чедуик пила воду из стакана и выглядела уже не такой бледной.

— Я только вышла из комнаты Анджелы. — Она бросила быстрый взгляд на Вейна. Он готов был поклясться, что она покраснела. — У нас с ней был небольшой разговор. — Она снова сделала глоток и более окрепшим голосом продолжила: — Я направлялась к своей комнате, когда увидела его. — Она вытянула руку в сторону коридора. — Вон там.

— Он стоял перед вашей дверью?

— Да. И уже взялся за дверную ручку.

Значит, он собирался войти. Если учесть, что Вейну понадобилось довольно много времени, чтобы обежать весь дом, то у вора — если это действительно был он — было столько же, чтобы исчезнуть.

Вейн нахмурился:

— Вы что-то сказали о плаще.

— Да. Длинный плащ, — кивнула она.

Или длинная юбка, подумал Вейн и посмотрел в коридор. Даже с дополнительным светом от канделябра было бы трудно определить, кто там стоял, мужчина или женщина.

— Только подумайте! Нас могли убить прямо в наших постелях!

Все головы — потому что вокруг миссис Чедуик собрались уже все обитатели дома — повернулись к Анджеле.

В ее расширенных глазах был ужас.

— Наверное, это сумасшедший!

— Почему?

Вейн уже открыл рот, чтобы задать тот же самый вопрос, но Пейшенс опередила его.

— Почему, ради всего святого, кому-то могло понадобиться ехать сюда, — сказала она, — прокрадываться в комнату твоей матери, а потом исчезать, едва она закричала? Если этому сумасшедшему действительно взбрело бы в голову кого-то убить, у него было достаточно времени.

И миссис Чедуик, и Анджела уставились на нее, потрясенные безжалостной логикой ее слов.

Вейну с трудом удалось сдержать улыбку.

— Давайте не будем устраивать мелодраму: кто бы это ни был, он давно сбежал. — Но, по всей видимости, недалеко. То же предположил и Уиттиком:

— Все ли здесь собрались? — Присутствующие стали оглядываться по сторонам, чтобы убедиться, что собрались все. Даже Мастерс почтительно топтался в сторонке. — Итак, — продолжил Уиттиком, скользя взглядом по лицам, — кто где находился? Джерард?

Вейн был уверен, что Уиттиком не случайно первым назвал юношу.

Джерард стоял за Пейшенс.

— Я был в бильярдной, — ответил он.

— Один? — не унимался Уиттиком.

У Джерарда на скулах заиграли желваки.

— Да, один!

— Что можно в одиночестве делать в бильярдной? — проворчал Генерал.

Джерард покраснел как рак и искоса посмотрел на Вейна.

— Я просто катал шары.

Этого взгляда Вейну было достаточно: Джерард отрабатывал удары, надеясь, что он спустится в бильярдную. Ведь бильярдная — это то место, где, по общепринятому мнению, джентльмен его типа любит проводить час-другой перед сном. И правда, если бы не эти события, он обязательно спустился бы вниз.

Вейну не понравились осуждающие взгляды, брошенные на Джерарда. И не только ему, но еще и Пейшенс, и Минни, и Тиммз. Он заговорил первым:

— Вы отчитались. Где были остальные?

Он заставил каждого рассказать, где тот находился. Не считая его самого, Минни, Анджелы, миссис Чедуик, Пейшенс и Тиммз, все находились вне поля зрения друг друга. Уиттиком был в библиотеке. Эдгар зашел туда на минуту, чтобы взять книгу, и устроился в малой гостиной. Эдмонд, которого вновь посетила муза, остался сидеть в гостиной и ничего не замечал. Генерал, раздраженный спонтанными разглагольствованиями Эдмонда, ускользнул в столовую. Судя по его раскрасневшемуся лицу, его манил графинчик с бренди. Генри Чедуик отправился в свою комнату.

Когда Вейн обратился с тем же вопросом к Элис Колби, она окинула его сердитым взглядом.

— Я была в своей комнате, этажом ниже.

— Отлично, — подытожил Вейн. — Теперь, когда вор уже далеко, предлагаю всем разойтись.

Большая часть собравшихся, тихо бормоча себе что-то под нос, так и сделали, хотя это не радовало их, потому что возвращало к унылой монотонности. Джерард же медлил, но Пейшенс подтолкнула его, и он, посмотрев на Вейна, ушел. Как и следовало ожидать, Пейшенс, Минни и Тиммз не двинулись с места.

Вейн посмотрел на их решительные лица, вздохнул и махнул рукой:

— В комнату Минни.

Он взял Минни под руку и почувствовал, как тяжело она опирается на него. Он хотел взять ее на руки, но в последний момент понял, что тем самым ранит ее гордость, и подладился под ее шаг. Когда они добрались до комнаты, Тиммз уже разожгла огонь, а Пейшенс взбила подушки в кресле Минни. Вейн подвел крестную к креслу, и она села с тяжелым вздохом.

— Это был не Джерард, — убежденно заявила Тиммз. — Меня начинает трясти, как вспомню их подозрительные взгляды. Они хотят сделать из него козла отпущения.

Минни кивнула, а Пейшенс просто посмотрела Вейну в глаза. Она стояла рядом с креслом Минни, сложив на груди руки, и всем своим видом как бы призывала: «А ну попробуй скажи что-то против моего брата!»

Губы Вейна изогнулись в усмешке.

— Он ждал меня. — Пройдя вперед, Вейн встал у камина. — Что, насколько мне известно, не является преступлением.

А Тиммз добавила:

— Абсолютно верно. Это же очевидно.

— Если в этом мнении мы едины, предлагаю забыть о случившемся. Не вижу способа выяснить, замешан ли кто-нибудь.

— Мастерс не смог опровергнуть ни одно из алиби. — Пейшенс вздернула подбородок, когда Вейн посмотрел на нее. — Я спрашивала его.

Помолчав немного, Вейн предложил:

— Итак, сегодня мы ничего не обнаружили, следовательно, остается только идти в постель.

Не выдержав его взгляда, Пейшенс отвела глаза.

— Как скажете. — Она склонилась к Минни. — Я еще понадоблюсь вам, мэм?

Минни выдавила из себя усталую улыбку.

— Нет, девочка моя. — Она похлопала девушку по руке. — Тиммз позаботится обо мне.

Пейшенс поцеловала Минни в щеку и, обменявшись заговорщицкими взглядами с Тиммз, пошла к двери. Вейн последовал за ней и догнал в тот момент, когда она остановилась, чтобы открыть дверь. Они оказались в том же положении, как и днем, когда Вейн намеренно смутил ее. Пейшенс посмотрела ему в глаза:

— Вы же не верите, что это был Джерард…

Полувопрос, полуутверждение. Вейн покачал головой:

— Я знаю, что это был не Джерард. Ваш брат не смог бы солгать, чтобы спасти себя, да он и не пытался.

Пейшенс секунду вглядывалась в его лицо, потом поклонилась. Вейн открыл дверь и, проводив девушку, вернулся к камину.

— Ну, — вздохнула Минни, — ты исполнишь мое поручение?

На лице Вейна появилась знаменитая улыбка Кинстеров.

— Разве я могу отказаться после такого показательного эпизода? — Действительно, разве он может?

— Хвала небесам! — воскликнула Тиммз. — Господь знает, что нам тут очень недостает здравого смысла.

Вейн решил приберечь свое утверждение на потом: именно она из всех домочадцев — и Пейшенс так считала — обладает здравым смыслом.

— Начну расследование завтра утром. А пока… — Вейн многозначительно посмотрел на Минни. — Как я сказал, для всех нас лучше забыть об этом на время.

Минни улыбнулась:

— Для меня это не составит труда, так как я знаю, что ты здесь.

— Отлично! — Кивнув, Вейн пошел к двери.

— О… э… Вейн…

Он оглянулся, но не остановился.

— Знаю, но не требуйте от меня обещаний, которые я не сдержу.

Минни нахмурилась:

— Просто будь осторожен. Как я посмотрю в лицо твоей матери, если ты сломаешь себе ногу или, что еще хуже, свернешь шею?

— Не беспокойтесь, я не намерен калечить себя ни тем, ни иным способом. — Вейн на секунду замер в дверях. — Уверен, вы слышали, что мы, Кинстеры, неуязвимы.

И он удалился с победной улыбкой на устах. Минни еще несколько минут глядела на закрытую дверь.

Наконец она усмехнулась и подтянула соскользнувшие шали.

— Неуязвимы? Гм!

— Все семеро из нынешнего поколения вернулись с Ватерлоо целые и невредимые, без единой царапины, — напомнила ей Тиммз. — Я бы сказала, что у них есть полное право так говорить.

Минни произнесла нечто, очень похожее на ругательство.

— Я знаю Вейна и Девила с колыбели, да и других знаю не хуже. — Она взяла Тиммз под локоть и с трудом встала. — Они очень даже смертные. Они храбры, у них горячая кровь. — Помолчав, она хмыкнула: — Естественно, они не могут быть неуязвимыми, но — чтоб мне провалиться на месте! — они почти неуязвимы.

— Верно! — усмехнулась Тиммз. — Значит, мы вправе взвалить наши проблемы на плечи Вейна. Господь свидетель, они достаточно широкие.

Минни засмеялась:

— Очень точно подмечено! Давай-ка уложим меня в постель.

Вейн проснулся рано и спустился в утреннюю гостиную, где нашел только Генри, расправлявшегося с горой колбасок на тарелке. Обменявшись с ним приветствиями, он подошел к серванту.

Вейн накладывал себе на тарелку тонкие ломтики ветчины, когда в комнате появился Мастерс с новым блюдом, которое поставил на сервант. Вейн поймал его взгляд:

— Никаких признаков взлома?

— Нет, сэр. — Мастерс служил у Минни дворецким более двадцати лет и отлично знал Вейна. — Я сделал обход очень рано. Первый этаж я проверил еще до… инцидента, а потом обошел опять. Все двери и окна закрыты.

Вейн не удивился тому, что услышал. Он кивнул, и Мастерс ушел.

Вейн расположился в конце стола, рядом с Генри. Едва он сел, как тот оторвался от своей тарелки:

— Чертовски странное дело! Мою родительницу все еще трясет. Как ни прискорбно говорить об этом, но мне действительно кажется, что молодой Джерард зашел слишком далеко с этой чепухой насчет Фантома.

Брови Вейна удивленно взлетели вверх.

— Между прочим…

Его прервало громкое фырканье: в комнату вошел Уиттиком.

— Этого юного прохвоста надо хорошенько выпороть! Он неженка, не привыкший к суровому наказанию, и нуждается в твердой руке. Он слишком долго находился на попечении женщин.

Вейн весь напрягся, но ничем не показал своего возмущения. Изобразив на лице скуку, он лениво спросил:

— Почему вы так уверены, что это был Джерард?

Вместо Уиттикома, который в этот момент исследовал блюда на серванте, ответил Генерал:

— Да это же очевидно! — Сопя и отдуваясь, он вошел в комнату. — Кто еще это мог быть, а?

И опять Вейн так же удивленно вскинул брови.

— Почти все, насколько мне известно.

— Чепуха! — отрезал Генерал, прислонив свою трость к серванту.

— Все, кроме меня, Минни, Тиммз, мисс Деббингтон, Анджелы и миссис Чедуик, — настаивал Вейн. — Любой из вас может быть виновным.

Генерал резко повернулся и уставился на него из-под нависших бровей.

— У вас не все дома, из-за разгульного образа жизни вы повредились в рассудке. Какого черта кому-то из нас понадобилось бы нагонять страх на Анджелу Чедуик?

Джерард, радостный, ликующий, вбежал в столовую — и замер как вкопанный. Его лицо, еще секунду назад восторженное, сразу же стало хмурым.

Вейн глазами указал ему на сервант, и юноша, напряженный и настороженный, принялся накладывать себе еду.

— Действительно, — тем временем говорил Вейн, — однако, используя те же самые доводы, я спрошу: а зачем это понадобилось Джерарду?

Генерал нахмурился и пронзил взглядом спину юноши. Навалив себе в тарелку кеджери[4], он сел подальше от Вейна. Уиттиком молча, поджав губы, сел напротив.

Генри заерзал на стуле. Он тоже посмотрел на Джерарда, все еще стоявшего у серванта, а потом углубился в изучение своей опустевшей тарелки.

— Не знаю, но думаю, что мальчишки навсегда останутся мальчишками.

— Я использовал этот предлог в крайних обстоятельствах, но позволю напомнить вам, что Джерард несколько старше того возраста, которым можно объяснить такое поведение. — Джерард уже наполнил свою тарелку и направлялся к столу. Его лицо покрывал слабый румянец, взгляд был внимательным. Вейн улыбнулся ему и показал рукой на стул рядом с собой. — Возможно, он сам что-нибудь скажет? Джерард, попытайтесь объяснить нам, зачем кому-то понадобилось пугать миссис Чедуик?

К своей чести, Джерард не пустился в разглагольствования. Сдвинув брови, он поставил на стол тарелку, медленно покачал головой и сел.

— Не вижу ни единой причины, зачем кому-то вдруг вздумалось доводить миссис Чедуик до истерики. — Он поморщился, вспомнив о ночном происшествии. — Но, — он с благодарностью взглянул на Вейна, — меня интересует другое: был ли ее испуг обоснованным и действительно ли увиденный ею человек был вором?

Это предположение заставило всех задуматься. Прошла минута, прежде чем Генри вымолвил:

— Вполне возможно… и в «самом деле, а почему бы нет?

— Как бы то ни было, — вмешался Уиттиком, — я все равно не понимаю, кто мог быть этим вором. — По его тону было ясно, что он продолжает подозревать Джерарда. Вейн вопросительно посмотрел на юношу. Тот, приободрившись, продолжил:

— А я не понимаю, зачем кому-то из нас могли понадобиться все те исчезнувшие безделушки.

Генерал важно фыркнул:

— Возможно, затем, что они безделушки! Мелочь, которой можно ублажить ветреную горничную, а? — Его сверлящий взгляд вновь остановился на Джерарде,

Щеки юноши стали пунцовыми.

— Невиновен! Клянусь честью! — Эти слова донеслись от двери.

Все повернулись и увидели в дверном проеме Эдмонда. Он просительно воздел руки, как бы моля суд о справедливости. В следующую секунду он опустил руки и, усмехнувшись, поклонился, а затем поспешил к серванту.

— Мне жаль разочаровывать вас, но должен разрушить ваши фантазии. Ни одна из здешних горничных не приняла бы подобные знаки внимания. Вся челядь предупреждена о кражах. Что касается ближайших деревень, — драматично помолчав, он страдальчески округлил глаза, — то поверьте мне, во всей округе не сыскать девицы, совпадающей с вашим описанием!

Вейн поднес к губам чашку, чтобы скрыть улыбку, и встретился со смеющимся взглядом Джерарда.

Какой-то шорох у двери привлек всеобщее внимание. В комнату вошла Пейшенс. Вставая, мужчины громко задвигали стульями. Она жестом разрешила им сесть. Замерев в нескольких шагах от порога, девушка оглядела столовую и остановила свой взгляд на Джерарде, отметив его веселую улыбку.

Вейн заметил, что она часто дышит, а щеки ее заливает нежный румянец. Видимо, она очень спешила.

Пейшенс приветствовала всех сдержанным поклоном и пошла к серванту.

Вейн сразу же переменил тему разговора.

— Нортент-Хант ближе всего, — ответил на его вопрос Генри.

Пейшенс, пока наполняла свою тарелку у серванта, старалась дышать глубоко, чтобы восстановить дыхание. Она хотела проснуться пораньше и прийти в столовую вовремя, чтобы защитить Джерарда, но проспала. Видимо, организм, истощенный тревогой и беспокойными снами, нуждался в отдыхе. Другие дамы в таких случаях завтракали в своих комнатах — она же никогда этого не делала. Сосредоточившись на разговоре, Пейшенс услышала рокочущий бас Вейна и, почувствовав, как по спине пробежали мурашки, сердито нахмурилась.

Она слишком хорошо знала мужчин — обитателей дома: вероятность того, что они не обсуждали ночное происшествие и не обвиняли в этом Джерарда, просто исключалась. Однако брат выглядел абсолютно спокойным, что значило только одно: по какой-то причине Вейн Кинстер вместо нее встал на защиту Джерарда и разрушил все беспочвенные подозрения в его адрес.

Тревога Пейшенс усилилась, когда ее ушей достиг полный юношеского энтузиазма голос брата, описывавшего ближайшую аллею для верховой езды. Схватив свою тарелку, она направилась к столу, собираясь сесть рядом с ним. Мастерс отодвинул для нее стул.

— Я только что рассказывал Вейну, — обратился к ней Джерард, — что Минни сохранила лучших гунтеров[5] сэра Хамфри. И что верховые прогулки здесь вполне реальны.

Пейшенс впервые видела, чтобы у брата так горели глаза. Улыбнувшись, он снова устремил свой взгляд на Вейна. Пейшенс с упавшим сердцем тоже посмотрела на другой конец стола. Вейн, одетый в серую куртку для верховой езды, сидел, удобно откинувшись на спинку стула. Одну руку он положил на стол, длинными пальцами сжимая ручку кофейной чашки.

При свете дня черты его лица казались такими же четкими, какими она их помнила, в нем чувствовалась та же сила. Полуприкрыв глаза, он с ленивым интересом слушал, как Джерард расхваливает местные угодья, убеждая в их полной пригодности для верховой езды.

Справа от Пейшенс возмущенно хмыкнул Генерал и отодвинул свой стул. Уиттиком тоже встал. Один за другим они покинули комнату. Пейшенс занялась завтраком и попыталась придумать новую тему, чтобы перехватить инициативу в беседе.

Вейн не мог не заметить, что она хмурится. Сидевший в нем чертенок проснулся, потянулся и принялся строить новые козни. Она, не сомневался Вейн, будет всячески избегать его. Он сосредоточил свое внимание на Джерарде. И улыбнулся лениво в ожидании того момента, когда Пейшенс откусит кусочек от тоста. И дождался.

— Между прочим, — проговорил он, — я планировал посвятить утро прогулке верхом. Кто со мной?

Бурная реакция Джерарда была мгновенной. Реакция же Пейшенс была менее бурной, но такой же быстрой. Вейн усмехнулся при виде ее изумленного лица и набитого рта.

Она посмотрела в окно. Погода была замечательной, слабый ветерок уже осушил лужи. Проглотив кусочек тоста, Пейшенс перевела взгляд на Вейна.

— Мне казалось, вы собирались уехать…

Вейн улыбнулся медленной, чарующей дьявольской улыбкой.

— А я решил остаться на несколько дней.

«Проклятие!» — подумала она и взглянула на Эдмонда.

— Это не для меня. Муза зовет, и я обязан исполнять ее приказы.

Пейшенс опять мысленно чертыхнулась и с надеждой посмотрела на Генри. Тот немного подумал и скривился:

— Отличная идея, но я должен сначала проведать маму. Я догоню вас, если смогу.

Вейн с улыбкой кивнул Джерарду:

— Похоже, едем только мы двое.

— Нет! — Пейшенс закашлялась, чтобы скрыть неожиданность своего заявления, сделала глоток чаю и подняла глаза. — Если вы немного подождете, я быстро переоденусь и тоже поеду.

Она встретилась взглядом с Вейном и увидела в его глазах неприятный блеск. Однако он лишь изящно склонил голову, дав понять, что принимает ее общество. Ей только этого и надо было. Она поставила на стол чашку и встала:

— Встретимся у конюшни.

Поднявшись с естественной для него грацией, Вейн смотрел ей вслед, пока она не вышла из комнаты. Потом сел, вытянул ноги и поднес ко рту чашку, чтобы Джерард не заметил его усмешки. Ведь юноша, в конце концов, не слепой.

— Десять минут, как по-вашему? — обратился он к нему.

— О, не меньше! — Улыбнувшись, Джерард потянулся за кофейником.

Глава 4

Пока Пейшенс добиралась до конюшни, внутри у нее все клокотало от возмущения. Вейн Кинстер не должен быть наставником Джерарда, но Джерард — и она видела это собственными глазами — уже восхищался им, и его восхищение могло легко перерасти в обожание. В преклонение перед своим героем. В слепое подражание.

Все это складывается в достаточно ясную картину.

Придерживая на локте шлейф бархатной амазонки цвета лаванды и стуча каблучками по булыжной мостовой, Пейшенс пересекла двор. То, что она увидела, убедило ее в правильном понимании ситуации.

Вейн сидел верхом на массивном сером гунтере. В его посадке чувствовалась элегантная легкость, он без малейшего усилия сдерживал беспокойное животное. Под Джерардом был гнедой мерин. Юноша болтал без умолку. Впервые с их приезда в Беллами-Холл он выглядел таким счастливым. Отметив про себя этот факт, Пейшенс притаилась в тени денника и посмотрела на Вейна Кинстера.

Мама часто говорила ей, что истинные джентльмены смотрятся лихими верхом на лошади. Подавив недовольное сопение — ее нормальную реакцию на увиденное, — Пейшенс вынуждена была признать, что в словах матери был большой смысл. Чувствовалось, что этот мужчина сдерживает свою силу, что его воля подавляет и укрощает волю животного. Неожиданно Пейшенс ощутила в животе странный спазм. Она заставила себя не смотреть на Вейна и пошла вперед.

Гришем уже оседлал ее любимую гнедую кобылу. Пейшенс взобралась на колоду для подсадки и, устроившись в седле, расправила юбку.

— Готовы? — спросил Вейн.

Пейшенс кивнула.

Естественно, кавалькаду возглавил он.

Утро, ясное и бодрящее, радостно приветствовало их. Кое-где на чистом небе виднелись серые облачка, воздух был напоен ароматом влажной зелени. Первую остановку они сделали на небольшом холме в трех милях от Холла. Вейн унял нетерпение своего жеребца, несколько раз пустив его в короткий галоп. Пейшенс стоило огромного труда не замечать, с каким мастерством он управляет лошадью. В конце концов серый гунтер затрусил рядом с ее гнедой кобылой. Лошадь Джерарда пристроилась с другой стороны. Всадники молча любовались пейзажем и вдыхали свежий воздух.

Осадив кобылу на вершине холма, Пейшенс огляделась по сторонам. Джерард вглядывался в даль, выискивая самую живописную натуру. Затем, повернувшись, он окинул взглядом крутой склон могильного кургана.

— Вот. — Перекинув повод Пейшенс, юноша спешился. — Я пойду поищу подходящую натуру.

Пейшенс посмотрела на Вейна. Тот лениво улыбнулся Джерарду, но не последовал за ним. Они наблюдали, как юноша карабкается по склону. Добравшись до вершины, он помахал им, потом сел на землю и устремил свой взгляд вдаль.

— Боюсь, он может так сидеть часами, — улыбнулась Пейшенс. — Пейзажи завораживают его.

К удивлению, ее слова не вызвали у Вейна никакого раздражения. Напротив, он дружелюбно улыбнулся:

— Знаю, Джерард говорил о своей одержимости, и это я рассказал ему о могильном кургане. — Помолчав, он добавил: — Уверен, пейзаж на довольно длительное время завладеет вниманием начинающего художника.

Пейшенс ощутила странное пощипывание на коже. Она, удивившись, нахмурилась.

— Как вы добры, — сказала она и принялась изучать окрестности. И снова она почувствовала, как будто по нервам пробежала рябь, обострив их чувствительность. И это было самое необычное. Она бы объяснила столь удивительные изменения в организме холодом, но ветер-то дул теплый.

А Вейн продолжал плотоядно улыбаться. Ее амазонка, не новая и давно вышедшая из моды, красиво облегала фигуру и подчеркивала мягкость линий, вызывая у него настоятельное желание ощутить руками тепло ее тела.

Серый жеребец забил копытом, но Вейн тут же успокоил его.

— Минни говорила, что вы с братом приехали из Дербишира. Вы много ездили верхом, когда жили там?

— Сколько позволяли обстоятельства. — Пейшенс посмотрела на него. — Мне нравится верховая езда, но поездки в окрестностях Грейнджа запрещены. Вам знакома местность вблизи Честерфилда?

— Не очень, — улыбнулся Вейн. — Я обычно не заезжаю так далеко, когда охочусь.

«На лис — или на женщин?» — подумала Пейшенс, едва не хмыкнув.

— Судя по тому, как вы хорошо знаете эти места, — Пейшенс взглянула на могильный курган, — вы часто бывали здесь?

— Часто, когда был ребенком. Почти каждое лето мы с кузеном проводили здесь несколько недель.

— Удивительно, что Минни выжила! — усмехнулась Пейшенс.

— Напротив, она расцветала во время наших приездов. Ее всегда восхищали наши подвиги и приключения. — Пейшенс ничего не сказала, и Вейн продолжил: — Между прочим, Минни рассказала мне, что в Холле произошли странные кражи. — Пейшенс подняла глаза. — Вы именно поэтому искали что-то на клумбе? У вас что-то пропало?

Помолчав, она кивнула:

— Я убедила себя в том, что Мист уронила это с подоконника. Я обыскала все — и комнату, и клумбу, — но так и не нашла.

— А что это было?

— Маленькая серебряная вазочка. — Пейшенс руками показала размеры вазочки. — Примерно четырех дюймов в высоту. Она у меня уже много лет. Не знаю, представляет ли она какую-нибудь ценность, но…

— Вы бы предпочли не расставаться с ней. Почему вы не рассказали об этом вчера вечером?

Пейшенс пристально посмотрела в глаза Вейну.

— Только не говорите, будто сегодня утром, за завтраком, вас не уверяли В том, что за всеми происшествиями — и за Фантомом, как они его называют, и за кражами — стоит Джерард.

— Действительно, уверяли, но мы — Джерард, я и, как это ни удивительно, Эдмонд — доказали им, что их предположения безосновательны.

Пейшенс издала возглас, отнюдь не свойственный благородной даме. В нем было и раздражение, и возмущение.

— Вот так-то! — заявил Вейн. — Теперь у вас появилась еще одна причина быть благодарной мне. — Пейшенс резко повернулась к нему, и он нахмурился: — И к сожалению, Эдмонду.

Пейшенс, не желая этого, улыбнулась:

— Эдмонд противоречит им ради забавы, он воспринимает всерьез только свою музу.

— Приму ваши слова на веру.

Пейшенс разглядывала его лицо, не испытывая при этом никакого смущения. Вейн многозначительно вскинул бровь.

— Я говорил вам, что полон решимости сделать вас своей должницей. Пока я здесь, вас не должно тревожить отношение джентльменов к Джерарду.

Прямо Вейн не предложил ей воспользоваться своей широкой спиной, чтобы защититься от стрел обитателей Холла, сомневаясь, что гордость позволит ей принять его предложение. Он представил все как легкий флирт и надеялся, что в ответ она как-нибудь съязвит.

Но ответом ему были насупленные брови девушки.

— Если вы действительно пытались осадить их, я благодарю вас за это. — Пейшенс бросила взгляд на вершину кургана, где сидел Джерард. — Теперь вы понимаете, почему я не захотела поднимать шум из-за вазы? Они бы опять обвинили Джерарда.

— Как бы то ни было, если еще что-нибудь исчезнет, скажите мне, или Минни, или Тиммз.

— Что?..

— Кто это? — Вейн указал на скачущего к ним всадника. Пейшенс посмотрела в направлении его руки и вздохнула:

— Хартли Пенуик. — Хотя внешне она была спокойной, интонации голоса выдали ее. — Он сын соседей Минни.

— Моя дорогая мисс Деббингтон, какая приятная встреча! — Пенуик, коренастый джентльмен в твидовой куртке и вельветовых бриджах, отвесил Пейшенс поклон, хоть и глубокий, но неэлегантный. — Надеюсь, вы здоровы?

— Да, сэр. Позвольте мне познакомить вас с крестником леди Беллами. — Она быстро представила Вейна, добавив, что он заехал в Холл, дабы укрыться от вчерашней грозы.

— А-а… — Пенуик пожал Вейну руку. — Значит, ваш визит — вынужденная остановка. Осмелюсь предположить, что скоро вы снова будете в пути. Дороги уже почти высохли, а в нашем тихом болоте нет ничего, что может соперничать с развлечениями бомонда.

Если бы Пенуик хотел дать понять Вейну, чтобы тот побыстрее убирался прочь, то не смог бы выразиться яснее. Но Вейн улыбнулся ему, открыв на обозрение полный рот зубов.

— О, я никуда не спешу, — произнес он, растягивая слова. Брови Пенуика поползли на лоб, взгляд его стал еще более настороженным и тяжелым.

— А-а… решили поправить здоровье, как я понимаю?

— Нет, — сказал Вейн ледяным голосом. — Я поступаю так, как мне заблагорассудится.

Это не понравилась Пенуику. Пейшенс уже хотела вмешаться, чтобы спасти беднягу от вполне вероятного уничтожения, но Пенуик, оглядывавшийся по сторонам в поисках третьего всадника, вдруг посмотрел вверх и закричал:

— Великий Боже! Слезай оттуда, ты, бездельник!

Вейн тоже посмотрел вверх. Бездельник остался глух к сло-вам Пенуика, его взгляд будто приклеился к горизонту.

— Все в полном порядке, сэр, — высокомерно проговорила Пейшенс. — Он любуется пейзажем.

— Пейзажем! — возмущенно хмыкнул Пенуик. — Склоны этого кургана крутые и скользкие. А если он упадет? Кинстер, меня удивляет, как вы разрешили юному Деббингтону залезть туда, невзирая на абсолютно разумный запрет его сестры! Ведь это сумасшествие! — Взгляд его был испепеляющим.

Пейшенс, сразу испугавшись за брата, посмотрела на Вейна. Вейн медленно перевел взгляд с Пенуика на девушку и увидел в ее глазах тревогу.

— Мне казалось, что Джерарду семнадцать?

Пейшенс растерянно захлопала ресницами.

— Так и есть.

— Тогда ладно. Семнадцать лет — это более чем достаточно, чтобы отвечать за собственную безопасность. Если он сломает ногу, это будет полностью его вина.

Пейшенс ошеломленно смотрела на него, недоумевая, почему ее губы так и растягиваются в улыбке. Вейн встретился с ней взглядом, и она увидела в его глазах непоколебимую уверенность, которая и успокоила ее, и упрочила собственную уверенность в Джерарде.

Безуспешно сдерживаемый смех все же вырвался на волю, но в следующую же секунду Пейшенс с суровым видом обратилась к Пенуику:

— Уверена, Джерард вполне способен позаботиться о себе.

Пенуик готов был разразиться гневной тирадой.

— А вот и Эдмонд. — Пейшенс посмотрела мимо Пенуика на Эдмонда, поднимавшегося вверх по склону. — Я думала, муза поймала вас в свои сети.

— Но я вырвался на свободу, — с усмешкой сообщил Эдмонд. Кивнув Пенуику, он обратился к Пейшенс: — Я решил, что вы порадуетесь более многочисленной компании.

Несмотря на простодушное выражение его лица, Пейшенс поняла, что он имеет в виду. Она с трудом удержалась, чтобы не взглянуть на Вейна и проверить, понял ли он этот намек. «Хотя он, конечно, все понял — ведь он же не тугодум!» — подумала она.

Его слова, произнесенные медовым голосом, подтвердили ее предположение:

— Мы просто наслаждаемся видами.

Тело Пейшенс сразу вспомнило прежние ощущения, только на этот раз они были сильнее и острее. Она затаила дыхание и, боясь смотреть на Вейна, позволила своему взгляду подняться только до его губ. И эти самые губы дрогнули, а потом сложились в дразнящую усмешку.

— А вот и Чедуик.

Пейшенс подавила стон и, повернувшись, увидела, что Генри и в самом деле трусит к ним. Она поджала губы: ведь ей пришлось отправиться на прогулку лишь потому, что никто из них не заинтересовался верховой ездой, — и вдруг все, и даже Пенуик, прискакали спасать ее!

А ее не надо спасать! И защищать не надо! Щеголеватые замашки этого истинного джентльмена не представляют для нее ни малейшей опасности! Нет, нет, Вейн не пытался очаровать ее! Возможно, он подумывал об этом, но хитрость и проницательность удержали его. Он оставил всех в дураках, и сейчас они похожи на барахтающихся щенков, обнаруживших, что они лают на пустое место.

— Какой замечательный день! Не смог отказать себе в недолгой прогулке верхом. — Генри был полон энтузиазма, он весь сиял. В сознании Пейшенс непроизвольно возник образ сопящего щенка: розовый язык свешивается почти до земли, глаза светятся надеждой, пасть приоткрыта в умильной улыбке.

— Теперь, когда мы все собрались, — заявил Вейн, — предлагаю тронуться в путь.

— И правда, — согласилась Пейшенс.

Все, что угодно, лишь бы прекратить этот нелепый фарс.

— Джерард, спускайтесь, ваша лошадь забыла, зачем она здесь, — позвал Вейн тоном пресыщенного щеголя, чем вызвал у Джерарда смех.

Юноша встал, потянулся, кивнул Пейшенс и исчез с вершины кургана. Через несколько минут он появился уже у его подножия. Отряхнув пыль с рук, он улыбнулся Вейну, поклонился Эдмонду и Генри, но сделал вид, будто не замечает Пенуика. Потом взял повод и, улыбнувшись сестре, вскочил в седло.

— Едем? — Этот вопрос Джерард сопроводил приподнятой бровью и элегантным взмахом руки.

Пейшенс похолодела. Она отлично знала, у кого он научился этим жестам.

— Ну, как натура? — осведомился Эдмонд, пустив свою лошадь рядом с лошадью Джерарда.

Джерард принялся с жаром описывать различные перспективы и разъяснять, как соотносятся друг с другом свет, облака и дымка.

Пейшенс намеренно ехала за братом и наблюдала за ним. Оцепенение все не проходило. Вейн держался справа от нее, решительно отказываясь уступать кому-либо свое место. Пенуик и Генри соперничали за место слева. Благодаря своей ловкости победил Пенуик, а Генри вынужден был пристроиться сзади. Пейшенс тихо вздохнула и дала себе слово, что будет поласковее с Генри.

Уже спустя три минуты она готова была придушить Пенуика.

— Я льщу себя надеждой, что вы, мисс Деббингтон, достаточно проницательны, чтобы понять, как важны мне ваши интересы. — Так Пенуик начал. — Убежден, что ваши чувства сестры, те самые нежные эмоции, которыми наделена любая благородная дама, сильно ранят юношеские, но чрезвычайно необдуманные проделки вашего братца, — закончил он.

Пейшенс не отрываясь смотрела в поле и пропустила тираду Пенуика мимо ушей. Она знала, что он не заметит ее задумчивости. Присутствие других мужчин всегда выявляло в Пенуике его худшие качества. В данном случае это были убежденность в правильности своих суждений и твердая уверенность в том, что она не только разделяет его взгляды, но и претендует на роль миссис Пенуик. Пейшенс уже отчаялась понять, почему он пришел к такому выводу. Ведь она никогда не давала ему ни малейшего повода.

Его напыщенные рассуждения продолжались до тех пор, пока Генри не проявил беспокойства. Кашлянув, он бесцеремонно перебил Пенуика:

— Как вы думаете, дождь будет?

Пейшенс сразу же ухватилась за этот бессмысленный вопрос, чтобы отвлечь Пенуика, одержимого не только звуком своего голоса, но и своими угодьями. Ей потребовалось несколько не слишком умных высказываний, чтобы стравить Генри и Пенуика, и они с жаром принялись спорить о влиянии вчерашнего дождя на урожай.

За все это время Вейн не произнес ни слова. Да ему и не надо было. Пейшенс догадывалась о его мыслях, таких же циничных, как и ее. Молчание Вейна действовало на нее сильнее, чем педантичные умозаключения Пенуика или бодрая болтовня Генри.

Справа от нее находился фланг, на котором в настоящий момент не нужно было вести оборонительные действия. И главную роль в этом играло его молчание. Ну вот, хмыкнула она, ей следует поблагодарить его еще и за это. Он показал себя знатоком в хладнокровном, надменном, коварном и безжалостном лавировании, которое для нее ассоциировалось с понятием «истинный джентльмен». Что совсем неудивительно. С первого же мгновения она распознала в нем опытного практика.

Сосредоточив свое внимание на Джерарде, она услышала, что он смеется. Эдмонд улыбнулся ей через плечо и опять обратился к юноше. Джерард что-то ответил, сопроводив ответ перенятым у Кинстера ленивым жестом.

Пейшенс заскрежетала зубами. По сути, в этом жесте не было ничего плохого, хотя у Вейна он получался лучше. Рука семнадцатилетнего юноши, рука художника, еще не набрала той силы и зрелости, которыми обладали руки Кинстера. У Вейна в этом жесте чувствовались мужественность и властность.

Копирование жестов — это полбеды. Пейшенс опасалась, что на этом дело не кончится. Но это, рассуждала она, покосившись на Вейна, всего лишь манеры. Пенуик глубоко заблуждается, веря в ее излишнюю впечатлительность. Возможно, она более пристрастно оценивает Вейна Кинстера и его склонности, относится к нему более настороженно, чем к другим мужчинам. Однако никаких веских причин для вмешательства нет. Пока.

Джерард со смехом отстал от Эдмонда и поравнялся с Вейном.

— Я все собирался спросить, — восторженно сказал он, — о ваших серых.

Шумная перепалка заставила Пейшенс повернуться налево, поэтому она не услышала ответ Вейна. Его голос был таким низким, что, когда он отворачивался, все звуки сливались в сплошной гул.

Причиной конфликта был Эдмонд. Он воспользовался тем, что Пенуик и Генри увлеклись спором, и втиснулся между Пенуиком и Пейшенс.

— Ну вот! — Эдмонд беспечно проигнорировал яростный взгляд Пенуика. — Я все ждал возможности узнать ваше мнение о моем последнем стихотворении. Я написал его для сцены, где аббат обращается к странствующим братьям.

И он принялся декламировать недавние плоды своего ума. Пейшенс все сильнее сжимала зубы, ей казалось, будто ее разрывают на части. Эдмонд надеялся услышать от нее интеллектуальные комментарии по поводу своего творения, к которому он относился со всей серьезностью; она же отчаянно хотела узнать, о чем беседуют Вейн и Джерард. Она пыталась следить за декламацией Эдмонда и одновременно прислушиваться к словам Джерарда.

— Значит, грудь тоже важна? — спросил он.

— Бу-бу-бу.

— О!.. — Джерард помолчал. — А я думал, главным фактором является вес.

И опять новый поток «бу-бу-бу» в ответ.

— Понятно. Значит, если у них хорошая выносливость…

Пейшенс посмотрела направо: Джерард ехал почти вплотную к Вейну. Как она ни старалась, ей не удалось разобрать и половины сказанного.

— Вот! — Эдмонд перевел дух. — Что вы думаете?

Резко повернув голову, Пейшенс наткнулась на его взгляд.

— Стихотворение не увлекло меня, возможно, нужно навести глянец?

— О! — Эдмонд был обескуражен, но не повержен. — Между прочим, я думаю, вы правы.

Пейшенс уже не слышала его ответ и заставила свою кобылу придвинуться поближе к жеребцу Вейна. Вейн посмотрел в ее сторону. Его глаза весело блестели, на губах играла полуулыбка.

— Если они соответствуют весовым параметрам, то следующим наиболее важным критерием являются колени.

«Колени?» Пейшенс изумленно заморгала.

— У тех, которые ноги высоко поднимают? — предположил Джерард.

Пейшенс замерла в ожидании ответа.

— Не обязательно, — ответил Вейн. — Это, конечно, неплохо, но в беге должна чувствоваться сила.

Так они обсуждают упряжных лошадей! Пейшенс вздохнула облегченно. Она продолжала прислушиваться, но не услышала ничего дурного. Только лошади. Даже без упоминаний о ставках и скачках.

Она нахмурилась. Ведь ее подозрения в отношении Вейна были подкреплены фактами, не так ли? Или она все принимает слишком близко к сердцу?

— Здесь я покину вас. — Размышления ее прервал ледяной тон Пенуика.

— Хорошо, сэр. — Она подала ему руку. — С вашей стороны было очень великодушно присоединиться к нам. Я расскажу тетушке, что видела вас.

Пенуик ошалело захлопал глазами.

— Ах да, верно! Надеюсь, вы передадите леди Беллами мои наилучшие пожелания.

Пейшенс холодно и надменно улыбнулась и склонила голову. Джентльмены поклонились друг другу на прощание. В поклоне Вейна ощущалась угроза — Пейшенс удивлялась, как ему удается едва заметными движениями выражать свое отношение.

Пенуик развернул лошадь и ускакал.

— Вот и славно! — Джерард искренне радовался тому, что освободил всех от язвительно-осуждающего присутствия Пенуика. — Как насчет того, чтобы галопом доскакать до конюшни?

— Тогда вперед! — Эдмонд подобрал повод. Дорожка, ведущая к конюшне, проходила по противоположной стороне неогороженного поля. Она была прямой и ровной, без изгородей и канав.

Генри снисходительно усмехнулся и улыбнулся Пейшенс:

— Думаю, я тоже поучаствую.

Джерард посмотрел на Вейна.

— Я даю вам фору, начинайте, — улыбнулся тот.

Джерард не стал ждать и с гиканьем пришпорил свою лошадь.

И Эдмонд, и Генри, несмотря на свое желание поучаствовать в скачке, стронулись с места только одновременно с Пейшенс. А та, предоставив своей кобыле полную свободу, ехала следом за братом. Трое мужчин осадили своих лошадей, подладив их под более короткий шаг кобылы.

Смешно! Какой им прок держаться рядом с ней? Пейшенс старалась казаться серьезной и не улыбаться. Когда они приблизились к дорожке, она быстро взглянула на Вейна.

В ответ на ее взгляд он устало вскинул одну бровь.

Пейшенс рассмеялась, и в его глазах промелькнули озорные искорки. Когда они въезжали на дорожку, Вейн посмотрел вперед, потом оглянулся, и взгляд его стал жестким, колким.

Направив своего жеребца, он потеснил кобылу Пейшенс, и та пустилась вскачь. Жеребец и кобыла бок о бок влетели на дорожку, а Генри и Эдмонд остались позади, так как рядом могли ехать только две лошади.

Они миновали арку и пересекли двор. Осадив кобылу, Пейшенс перевела дыхание и оглянулась. Эдмонд и Генри только подъезжали к арке.

Джерард, выигравший соревнование, смеялся и гарцевал на своем скакуне. К нему уже бежали Гришем и грумы.

Пейшенс перевела взгляд на Вейна. Он как раз спешивался: перекинул ногу через переднюю луку и, соскользнув с седла, мягко приземлился на ноги. Не успела она моргнуть, как он был подле нее.

Его руки сомкнулись на ее талии.

Девушка тихо вскрикнула, когда он приподнял ее, словно она была невесомой, и осторожно опустил рядом с лошадью. Менее чем в футе от себя. И продолжал держать за талию. Пейшенс ощущала силу его пальцев. Она казалась себе… пойманной. Уязвимой. Ее взгляд был прикован к его лицу. Хоть она и чувствовала твердую почву под ногами, мир вокруг нее бешено вращался.

Это все он — источник этих странных ощущений. Она предполагала, что таковые существуют, но никогда не испытывала их. Охвативший ее трепет был сильнее, чем прежде, и поводом для него стало его прикосновение — прикосновение его взгляда, прикосновение его рук…

Пейшенс резко выдохнула. Краешком глаза она увидела Джерарда и сосредоточила на нем все свое внимание. Он спешился точно так же, как Вейн. И теперь, сияющий, улыбающийся, гордый, шел к ним.

Вейн отпустил ее и повернулся к нему.

А Пейшенс глубоко вздохнула и попыталась остановить головокружение. Чтобы не выдать себя, она изобразила на лице лучезарную улыбку, но при этом дышала глубоко.

— Ловкий ход, Кинстер! — Добродушно усмехаясь, Эдмонд спешился обычным способом.

Пейшенс подумала про себя, что старый способ значительно медленнее.

Генри тоже спешился. Пейшенс показалось, что он недоволен тем, как Вейн снял ее с седла. Однако Джерарду он улыбнулся радостно:

— Поздравляю, мой мальчик! Вы разбили нас наголову.

Это было явным преувеличением. Пейшенс искоса посмотрела на Джерарда, ожидая от него какого-нибудь любезного ответа. Вместо этого ее брат, стоявший рядом с Вейном, просто поднял одну бровь и цинично улыбнулся.

Пейшенс снова заскрипела зубами. В одном она была абсолютно уверена: она понимает все именно так, как надо.

Вейн Кинстер зашел слишком далеко и слишком быстро — во всяком случае, с Джерардом. Что до остального — его игры с ее чувствами, — то, как она подозревала, он просто развлекается, не имея никаких серьезных намерений. Так как у нее выработалось стойкое отторжение любого вида обольщения, есть резон заставить его заплатить за это.

Через Джерарда, как угодно…

Пока уводили лошадей, Пейшенс обдумывала, что она может сделать. На несколько минут все четверо мужчин собрались в центре двора. Девушка, разглядев их, пришла к выводу, что едва ли можно осуждать Джерарда за то, что он выбрал Вейна в качестве примера. Тот явно выделялся среди мужчин.

Словно почувствовав ее взгляд, Вейн обернулся и с неподражаемой грацией предложил ей руку. Все вместе они прошли к дому. Эдмонд покинул их у черного хода. Остальные поднялись по парадной лестнице. Джерард и Генри направились в свои комнаты. Опираясь на руку Вейна, Пейшенс прошла по галерее. Ее комната располагалась в том же коридоре, что и апартаменты Минни. Комната Вейна была этажом ниже.

Нет смысла высказывать свое осуждение, пока в этом не будет настоятельной необходимости. Пейшенс остановилась в арке, завершавшей галерею. Здесь их пути расходились. Она высвободила руку из руки Вейна и посмотрела ему в глаза.

— Вы намерены остаться надолго?

— Это, — глухо проговорил он, — в большой степени зависит от вас.

Пейшенс снова посмотрела ему в глаза — и словно примерзла к полу. Все ее тело, от макушки до кончиков пальцев, будто парализовало. Мысль о том, что он только развлекается, была убита выражением его глаз, намерением, читавшимся в его взгляде.

Даже словами нельзя было бы выразиться яснее.

Внутренне собравшись, Пейшенс вздернула подбородок и заставила губы сложиться в холодную усмешку.

— Думаю, вы скоро поймете, что ошибаетесь.

Пейшенс сказала это очень тихо и заметила, что он стиснул зубы. Шестым чувством она распознала надвигающуюся опасность и побоялась говорить что-либо еще. Продолжая улыбаться, важно поклонилась и прошла через арку в спасительную тишину коридора.

Прищурившись, Вейн смотрел ей вслед, наблюдая, как плавно покачиваются ее бедра. Он не двигался до тех пор, пока она не захлопнула за собой дверь.

Медленно, очень медленно лицо его смягчилось, и на губах заиграла знаменитая улыбка Кинстеров. Если ему не дано сбежать от судьбы, то и ей ipso facto [6] не удастся. И это значит, что она будет принадлежать ему. С каждой минутой перспектива эта выглядела все более заманчивой.

Глава 5

Настало время действовать.

Позже в тот же вечер Пейшенс, ожидавшая в гостиной джентльменов, вдруг поняла, что ей очень трудно соответствовать своему имени[7]. Хотя внешне она ничем не показывала своего состояния, внутри у нее все бурлило. Анджела и миссис Чедуик, расположившиеся на диванчике рядом с ней, обсуждали отделку для платья Анджелы. Пейшенс рассеянно кивала, даже не прислушиваясь к их разговору. Ее беспокоили совсем другие проблемы.

Ночью она плохо спала: в висках пульсировала тупая боль, Она была сильно встревожена: ее беспокоили участившиеся обвинения в адрес Джерарда и очевидное влияние Вейна Кинстера на ее впечатлительного брата. Да еще необходимость побороть внутреннее смятение, вызванное ее бурной реакцией на Вейна Кинстера, этого «истинного джентльмена». Он заворожил ее с первой же минуты, и вчера, когда ей все-таки удалось заснуть, даже преследовал во сне.

Боль была такой сильной, что Пейшенс поморщилась.

— Думаю, светло-вишневая тесьма произведет значительно больший эффект. — Анджела уже собиралась надуться. — Ты тоже так считаешь, Пейшенс?

Платье, которое они обсуждали, было бледно-желтого цвета.

— Я считаю, — сказала Пейшенс, — что аквамариновая тесьма, предложенная твоей мамой, подойдет больше.

Анджела все-таки надулась. Миссис Чедуик не замедлила предупредить дочь, что тем самым она увеличивает число морщин. Надутые губки тут же улыбнулись.

Постукивая пальцами по ручке кресла, Пейшенс хмуро посмотрела на дверь и вернулась к своему занятию: она составляла список предупреждений для Вейна Кинстера. Впервые в жизни она вынуждена предупреждать мужчину о том, чтобы он держался подальше. Конечно, она бы предпочла этого не делать, но обстоятельства заставляли. И причиной тому было не только данное матери обещание оберегать Джерарда, но и боязнь, что брату нанесут глубокую душевную рану, если будут использовать его в качестве орудия для завоевания ее улыбок.

Конечно, они все в разной степени действовали через него. Пенуик обращался с Джерардом как с ребенком, играя на ее стремлении оберегать его. Эдмонд использовал искусство, чтобы наладить контакт с юношей и продемонстрировать ей свое духовное родство с ним. Генри изображал отеческую заинтересованность. Вейн превзошел всех: он не ограничивался словами. Он активно защищал Джерарда, активно завладевал его интересом, активно влиял на него — все ради того, чтобы вызвать у нее чувство благодарности, сделать ее своей должницей.

Ей это не нравилось. Они все использовали Джерарда, но основная угроза исходила только от Вейна. Потому что он был единственным, кем Джерард восхищался и кого, возможно, уже боготворил.

Пейшенс тайком помассировала левый висок. Если они в ближайшее время не покончат с портвейном, у нее начнется сильнейшая мигрень. Хотя мигрень начнется и так — беспокойная ночь, утренние сюрпризы, ее открытия во время верховой прогулки и полдня размышлений об Вейне. Этого достаточно, чтобы подкосить и более стойкого человека.

Вейн вносил в ее душу такое смятение, что она уже отчаялась разобраться в собственных мыслях. Внутренний голос подсказывал ей, что только прямолинейность и решительность годятся для общения с ним.

Она долго смотрела в одну точку и почувствовала резь в глазах. Ей казалось, что она не спала несколько ночей. И конечно, не будет спокойно спать до тех пор, пока не возьмет ситуацию в свои руки, пока не пресечет зарождающуюся дружбу между Джерардом и Вейном. Если говорить честно, то все виденное и слышанное выглядело абсолютно бесхитростным, однако никто — никто — не назовет Вейна бесхитростным.

Он не был простодушным, а Джерард был.

Именно в этом и была вся суть.

Во всяком случае, так считала она.

Боль переместилась от одного виска к другому, и девушка снова поморщилась.

Вдруг дверь открылась, и Пейшенс, сев прямо, оглядела входивших джентльменов. Вейн был последним. Его неторопливая походка стала для нее еще одним доказательством своей правоты. Он так и излучал тревожащую, надменную мужественность.

— Мистер Кинстер! — поманила его к себе Анджела, даже не покраснев при этом. Пейшенс готова была расцеловать ее.

Вейн услышал зов Анджелы и увидел ее жест. Его взгляд переместился на Пейшенс, и он с улыбкой, не заслуживающей ее доверия, пошел в их сторону.

Все три дамы — миссис Чедуик, Анджела и Пейшенс — встали, чтобы поприветствовать его.

— Я все хотела спросить, — заговорила Анджела, прежде чем кто-либо успел вымолвить хоть слово, — правда ли, что светло-вишневый — самый модный цвет для отделки?

— Он считается предпочтительным, — ответил Вейн.

— Но не на бледно-желтом, — вмешалась Пейшенс.

Вейн посмотрел на нее.

— Я глубоко уверен, что нет.

— Действительно. — Она взяла Вейна под руку. — Прошу простить нас, Анджела, мэм, — она кивнула миссис Чедуик, — мне нужно кое о чем спросить мистера Кинстера. — И увлекла его в дальний конец комнаты, возблагодарив Господа за то, что Вейн согласился последовать за ней.

Пейшенс чувствовала на себе его взгляд, слегка удивленный и веселый.

— Моя Дорогая мисс Деббингтон! — Она ощутила, как под ее ладонью дернулась его рука — и вот уже он вел ее. — Вам нужно сказать только слово…

Пейшенс покраснела от его пристального взгляда. От звука его голоса у нее по спине пробежали мурашки — волнующие мурашки.

— Я рада слышать это от вас, потому что именно это я и намерена сделать.

Его брови поползли вверх. Он внимательно вглядывался в ее лицо, а потом осторожно провел пальцем по ее переносице.

Пейшенс, потрясенная, на секунду замерла, а потом отдернула голову.

— Не смейте! — Она еще чувствовала жар в том месте, где он прикоснулся.

— Вы хмурились, и мне показалось, что у вас болит голова.

Пейшенс нахмурилась еще сильнее. Когда они добрались до конца комнаты, она резко повернулась к нему и ринулась в атаку:

— Как я поняла, вы не уезжаете завтра?

Вейн ответил не сразу:

— Что-то я не вижу себя отъезжающим в ближайшем будущем. А вы?

Пейшенс твердо выдержала его взгляд.

— Зачем вы решили остаться?

Вейн разглядывал ее лицо, глаза и спрашивал себя, что же ее тревожит. Беспокойство передалось ему, и он истолковал его как причуду. Однако общение с волевыми женщинами — с матерью и теткой, не говоря уже о жене Девила, Онории, — научило его осторожности. Он не знал, что сказать, и тянул время.

— А как по-вашему? — Вейн усмехнулся. — Что могло бы заинтересовать джентльмена настолько, чтобы он согласился задержаться здесь?

Конечно, он знал ответ. Вчера вечером он все понял. Бывают ситуации, когда Фемида, слепая из-за повязки на глазах, может быть введена в заблуждение. Сейчас именно такая ситуация. В ней чувствовались подводные течения — сильные, непредсказуемые, необъяснимые и глубокие.

Он остался для того, чтобы помочь Минни, защитить Джерарда — и оказать поддержку Пейшенс, но только так, чтобы она не догадалась об этом. Он понимал, что такое гордость, и относился к ее гордости с уважением. В отличие от других джентльменов он считал, что Пейшенс преуспела в воспитании Джерарда, поэтому хотел быть и ее защитником. Эта роль ему нравилась.

Вейн сопроводил свой вопрос очаровательной улыбкой. К его удивлению, Пейшенс насторожилась. Она вытянулась во весь рост, сжала перед собой руки и строго посмотрела на него.

— В таком случае я вынуждена настаивать на том, чтобы вы воздержались от поощрения Джерарда.

Вейн весь напрягся.

— Что вы имеете в виду?

Пейшенс высоко вздернула подбородок.

— Вы отлично знаете, что я имею в виду!

— И все же объясните, — настаивал он.

Какое-то время она всматривалась в его лицо.

— Я бы предпочла, чтобы вы проводили с Джерардом как можно меньше времени. Вы проявляете к нему интерес только ради того, чтобы что-то доказать мне.

Вейн от удивления выгнул бровь.

— Вы слишком много на себя берете, моя дорогая.

— Вы можете опровергнуть мои слова?

У Вейна на скулах заиграли желваки. Он не смог бы доказать несостоятельность ее выводов, все ее слова большей частью были правдой.

— Я не понимаю одного, — прищурившись, проговорил он. — Почему мои отношения с вашим братом вызывают у вас такую тревогу? Я думал, что вы будете рады тому, что кто-то поможет ему расширить кругозор.

— Я бы порадовалась, — отрезала Пейшенс. В голове у нее стучало. — Но вы последний, кого я хотела бы видеть его советчиком.

— Почему, черт побери?

В голосе Вейна прозвучали стальные нотки. Это было предупреждение. И Пейшенс услышала его. Она шла по тонкому льду, но не могла вернуться назад, так как зашла уже далеко.

— Я не хочу, чтобы вы руководили Джерардом, забивали его голову всякими идеями, потому что вы джентльмен не того сорта.

— А какого я сорта — в ваших глазах?

Голос Вейна не повысился, напротив, он стал мягче и тише. Пейшенс пробрала дрожь.

— Ваша репутация противоречит вашим рекомендациям.

— А что вам известно о моей репутации? Вы же всю жизнь провели в глуши Дербишира.

Пейшенс, оскорбленная его снисходительным тоном, сказала:

— Вам достаточно войти в комнату, и репутация ваша говорит сама за себя.

Она пренебрежительно взмахнула рукой, и этот жест вызвал у Вейна глухое ворчание:

— Не знаю, о чем вы говорите!..

Пейшенс потеряла самообладание:

— Я говорю о ваших склонностях — к выпивке, женщинам и азартным играм. Поверьте мне, они видны даже человеку с ограниченными умственными способностями! Это все равно что носить перед собой плакат с их перечислением! — Она руками обвела очертания воображаемого плаката. — Джентльмен-повеса!

Вейн грозно придвинулся к ней.

— Кажется, я предупредил вас о том, что я не джентльмен!

Пейшенс растерялась, недоумевая, как она могла об этом забыть. В настоящий момент он действительно не был джентльменом: выражение лица злое, а взгляд острый, как клинок. Даже отлично сшитый сюртук стал походить на латы. И из голоса исчезла мягкость. Полностью.

Сжав руки в кулаки, Пейшенс набрала в грудь побольше воздуха.

— Я не желаю, чтобы Джерард походил на вас. Я не желаю, чтобы вы… — Несмотря на все усилия, инстинкт самосохранения одержал в ней верх и приморозил ее язычок к нёбу.

Вейн едва не трясся, пытаясь взять себя в руки. Как бы со стороны он услышал собственное шипение:

— Испортил его?

— Я этого не говорила, — промолвила Пейшенс.

— Не надо фехтовать со мной, мисс Деббингтон, иначе я проткну вас шпагой, — медленно процедил Вейн сквозь стиснутые зубы. — Давайте проверим, правильно ли я понял вас. Вы считаете, что я остался в Беллами-Холле по той простой причине, что решил приударить за вами; что я подружился с вашим братом исключительно ради того, чтобы осуществить свои намерения в отношении вас; и что из-за своего характера я неподходящая компания для несовершеннолетнего. Я ничего не забыл?

Пейшенс, вытянувшись как струна, отважно встретила его взгляд:

— Ничего!

Вейн почувствовал, что теряет над собой контроль, что вожжи выскальзывают из его рук. Он до боли стиснул зубы и сжал кулаки. Все его мышцы затвердели как камень.

У всех Кинстеров был темперамент, который в обычной ситуации делал своего владельца похожим на сытого, мурлычущего кота, но в некоторых случаях — если кто-нибудь наносил удар — превращал его в рычащего хищника. На мгновение взгляд Вейна затуманился.

Справившись с приступом гнева, он глубоко вздохнул и, повернувшись, заставил себя оглядеть комнату.

— Если бы вы были мужчиной, моя дорогая, то уже корчились бы от боли на полу, — четко проговаривая каждое слово, произнес он.

После секундной паузы Пейшенс заявила:

— Даже вы не ударили бы даму.

Это «даже вы» опять вывело его из себя. Он медленно повернул голову, поймал взгляд ее огромных карих глаз и вздернул бровь. У него чесались руки отшлепать ее. Даже горели. Было мгновение, когда он едва не поддался этому порыву, по глазам Пейшенс поняв, что она догадалась о его намерениях. Но остановило его не это, а мысль о Минни, поэтому он решил не применять столь кардинальное средство, дабы разъяснить мисс Пейшенс Деббингтон опрометчивость ее высказываний. Маловероятно, что Минни, при всей своей любви к нему, отнесется к его действиям снисходительно.

Вейн прищурился и очень ласково проговорил:

— Мисс Деббингтон, я хочу сказать вам только одно. Вы ошибаетесь — по всем пунктам.

И ушел прочь.

Пейшенс смотрела, как он решительным шагом, не глядя по сторонам, пересекает комнату. В его походке не осталось ни следа его обычной ленивой грации. В каждом его движении, в широком развороте плеч ощущались и сдерживаемая мощь, и буйный темперамент, и рвущаяся наружу ярость. Он открыл дверь и, даже не кивнув Минни, вышел. Дверь со стуком захлопнулась.

Пейшенс нахмурилась. Боль беспощадно раскалывала голову. Она чувствовала себя опустошенной и — да! — хладнокровной. Как будто она только что сделала что-то плохое. Как будто она только что совершила ужасную ошибку. Но ведь она ничего не совершала, не так ли?

Утро было серым и дождливым. Проснувшись, Пейшенс одним глазом посмотрела в окно и увидела унылый пейзаж. Застонав, она с головой спряталась под одеяло. Она почувствовала, как на кровать запрыгнула Мист. Устроившись у хозяйки под боком, кошка замурлыкала.

Пейшенс уткнулась лицом в подушку. Такое утро следовало бы отменить!

Час спустя она все же выбралась из уютной постели. Ежась от холода, оделась и с явной неохотой отправилась в столовую. Надо поесть, к тому же трусость не является достаточно веской причиной для того, чтобы создавать прислуга лишние проблемы, требуя завтрак в комнату. Часы на лестнице показывали почти десять часов. Наверное, все уже позавтракали и разошлись и ей ничто не грозит.

Но войдя в столовую, она увидела, что ошиблась. За столом присутствовали все джентльмены. Они встали, приветствуя ее, и она милостиво кивнула. Генри и Эдмонд улыбнулись ей. Вейн, сидевший во главе стола, казался спокойным. Ни единый мускул на его лице не дрогнул. И только холодный взгляд его серых глаз следовал за ней.

Джерард, естественно, был само радушие. Пейшенс натянуто улыбнулась и, с трудом переставляя ноги, направилась к серванту. Немного успокоившись, пока накладывала себе еду, она села рядом с братом и пожалела о том, что он недостаточно крупного телосложения. Будь у него такие же широкие плечи, как у Вейна, он бы прикрыл ее от его мрачного взгляда. К сожалению, Джерард уже позавтракал и неторопливо пил кофе, лениво развалившись на стуле.

Пейшенс была вся на виду. Она уже хотела попросить его сесть прямо, но вовремя замолчала: у него было слишком игривое настроение, чтобы отказываться от столь удобной позы. В отличие от джентльмена, с которого он брал пример. Тот сидел прямо. Пейшенс посмотрела в тарелку и сосредоточилась на еде. Ничто не отвлекало ее, кроме гнетущего присутствия Вейна.

Мастерс забрал пустые тарелки, и джентльмены начали обсуждать планы на день. Генри посмотрел на Пейшенс.

— Возможно, мисс Деббингтон, если небо прояснится, вас заинтересует небольшая прогулка?

Пейшенс быстро взглянула на небо за окном.

— Слишком слякотно, — заявила она.

Глаза Эдмонда блеснули.

— А как насчет шарад?

Губы Пейшенс превратились в тонкую линию.

— Может, позже.

Она была настроена язвительно. Если они не поостерегутся, она больно ужалит.

— В библиотеке есть колода карт, — предложил Эдгар.

Генерал, как и ожидалось, фыркнул.

— Шахматы, — констатировал он. — Игра королей. Вот чем я займусь. Кто со мной?

Желающих не нашлось. Генерал угомонился, что-то пробурчав себе под нос.

Джерард обратился к Вейну:

— Как насчет партии в бильярд?

Вейн посмотрел на юношу, но Пейшенс, наблюдавшая за ним из-под ресниц, знала, что его внимание приковано к ней. И в следующую секунду он действительно посмотрел на нее.

— Великолепная идея, — промурлыкал он. Выражение его лица и голос были жесткими. — Но, вероятно, у вашей сестры есть какие-то планы на вас.

В его словах был другой, более глубокий смысл. Пейшенс поняла это. Она всячески избегала его взгляда, он же внимательно следил за ней. Очевидно, этого ему было мало, так как он решил всеми средствами демонстрировать холодность, возникшую в их отношениях. Она окрашивала каждое его слово, сквозила в выражении его лица, проявлялась в отсутствии его чарующей улыбки. Он сидел неподвижно и не спускал с нее глаз, в которых читался хладнокровный вызов.

Джерард был единственным из всей компании, кто не заметил этого безмолвного поединка. Он и нарушил неловкое молчание:

— О, Пейшенс не захочет притеснять или ограничивать меня.

Вейн по-прежнему смотрел на нее.

— Я бы предпочел услышать это от вашей сестры.

Поставив чашку, Пейшенс подняла одно плечо.

— Не вижу причины, почему бы тебе не поиграть в бильярд, — обратилась она к Джерарду, намеренно игнорируя Вейна. — А теперь, — сказала она, встав и отодвинув стул, — прошу извинить меня. Я должна заглянуть к Минни.

Все тоже встали. Пейшенс пошла к двери, спиной — четко между лопатками — чувствуя на себе один очень специфический взгляд.

Нет ничего плохого в том, чтобы сыграть партию в бильярд.

Пейшенс неоднократно повторяла это себе, но все равно не верила. Ее тревожил вовсе не бильярд. А разговор, дружеская атмосфера, возникающая во время игры, — то самое влияние, от которого она стремилась оградить брата, от влияния со стороны любого истинного джентльмена.

Одна мысль о том, что Джерард и Вейн увлеченно катают шары и обмениваются Бог знает какими впечатлениями о жизни, страшно нервировала Пейшенс. Именно поэтому через полчаса после того, как мужчины ушли играть, она пробралась в зимний сад, примыкавший к бильярдной, притаилась за пальмами и стала смотреть сквозь стрельчатые листья.

Ей была видна только половина стола. Джерард стоял опершись на кий. Он что-то сказал и рассмеялся. Затем она увидела Вейна. Постояв, он обошел стол, оценивая расположение шаров. Он был без сюртука и в жилете и мягкой белой рубашке казался крупнее и мускулистее.

Остановившись у угла стола, он наклонился и прицелился. Под туго натянувшейся тканью жилета заиграли мышцы. Пейшенс смотрела на него не моргая.

У нее пересохло во рту. Облизнув губы, она продолжила наблюдение. Вейн резким движением нанес удар, проследил за шаром и медленно выпрямился. Пейшенс снова облизала пересохшие губы.

С довольной улыбкой Вейн подошел к Джерарду и что-то сказал. Джерард усмехнулся.

Пейшенс поежилась. Она не подслушивала, но все равно чувствовала себя виноватой в том, что не доверяет Джерарду. Надо уходить. Она опять посмотрела на Вейна, на его стройное тело, склонившееся над столом, — и ноги будто приросли к полу зимнего сада.

Неожиданно в поле зрения появился еще один человек. Эдмонд. Он разговаривал с кем-то, кого ей не было видно.

Пейшенс терпеливо ждала. Спустя некоторое время к ближайшему краю стола подошел Генри. Она вздохнула и покинула зимний сад.

Вторая часть дня, сырая и унылая, тянулась бесконечно. Тяжелые серые облака опустились еще ниже, заставив людей остаться в доме. После обеда Пейшенс, Минни и Тиммз удалились в дальнюю гостиную, чтобы порукодельничать. Джерард решил сделать эскизы для драмы Эдмонда, и они поднялись в старую детскую, откуда можно было без помех смотреть на руины.

Вейн исчез, и одному Господу было известно, где он. Довольная тем, что Джерард в безопасности, Пейшенс вышивала луговые мятлики на новом комплекте столового белья для гостиной. Минни дремала в кресле у огня, Тиммз, пристроившись рядом, увлеченно шила. Часы на камине тихо тикали, отмечая неторопливое течение дня.

— О Боже, — внезапно вздохнула Минни. Она вытянула ноги, подтянула на плечи шаль и посмотрела на темнеющее небо. — Какое же облегчение, что Вейн согласился остаться.

Рука Пейшенс на секунду замерла в воздухе, а потом медленно легла на ткань.

— Согласился? — Опустив голову, она аккуратно делала один стежок за другим.

— Гм… он ехал к Рексфорду, поэтому-то и оказался поблизости, когда началась гроза. — Минни хмыкнула. — Представляю, какие шалости готовила вся эта компания, но, конечно, когда я попросила, Вейн сразу же согласился остаться. Что бы ни говорили о Кинстерах, на них всегда можно положиться.

Пейшенс хмуро смотрела на свою вышивку.

— Можно положиться?

Тиммз обменялась с Минни улыбками.

— В некоторых аспектах они очень предсказуемы: всегда можно рассчитывать на их помощь, если таковая необходима. Иногда они предлагают помощь даже тогда, когда их об этом не просишь.

— Верно, — согласилась Минни. — Они могут быть покровительственными. Вот и теперь, стоило мне упомянуть о Фантоме и кражах, Вейн никуда не поехал.

— Он разберется во всей этой чепухе, — уверенно сказала Тиммз.

Пейшенс таращилась на свое творение — но видела перед собой суровое лицо с серыми глазами, полными осуждения. Ледяная глыба, образовавшаяся у нее в желудке прошлой ночью, стала еще холоднее. И тяжелее.

В голове ее пульсировала боль. Она закрыла глаза, но тут же распахнула их, так как в голову ей пришла пугающая до тошноты мысль. Нет, это не может быть правдой! Однако дурное предчувствие не исчезало.

— Э-э… — Она туго затянула последний стежок. — А кто такие Кинстеры?

— Семья владеет герцогством Сент-Ивз. — Минни поудобнее устроилась в кресле. — Главное поместье, Сомершем-Плейс, находится в Кембриджшире. Оттуда как раз и ехал Вейн. Девил, шестой герцог, — его кузен. Они были близки с колыбели, у них разница всего четыре месяца. Их семья очень большая.

— Миссис Чедуик говорила о четырех кузенах, — сказала Пейшенс.

— О, их гораздо больше, она имела в виду коллегию Кинстеров.

— Коллегию Кинстеров?

Тиммз засмеялась:

— Так называют в высшем свете шестерых старших кузенов. — В ее глазах появился лукавый блеск. — Все они мужчины до мозга костей. Во всех отношениях.

— Действительно, эта шестерка являет собой впечатляющее зрелище. Известны случаи, когда слабые духом дамочки падали в обморок при виде их.

Пейшенс едва не съязвила: Видимо, все они «истинные джентльмены». Тяжесть у нее в желудке уменьшилась, и она почувствовала себя лучше.

— Миссис Чедуик говорила, что… Девил недавно женился.

— В прошлом году, — подтвердила Минни. — Его наследника окрестили всего три недели назад.

Наконец Пейшенс подняла голову и посмотрела на тетку.

— Дьявол[8] — это его настоящее имя?

— Сильвестр Себастьян. Его прозвали дьяволом, и это не случайно. По-моему, оно ему больше подходит.

— А Вейн — настоящее?

Минни хитро захихикала:

— Спенсер Арчибальд. Но только настоящий храбрец решится назвать его этим именем. В свете на это никто не решается. Только его матери это сходит с рук. Все его знают под именем Вейн, еще с тех пор, когда он поступил в Итон. Так его назвал Девил. Сказал, что ему всегда известно, откуда дует ветер и что он с собой несет[9]. — На лице Минни появилось многозначительное выражение. — На удивление дальновидное для Девила высказывание, однако он попал в точку. У Вейна потрясающая интуиция.

Минни задумалась. Через несколько минут Пейшенс отбросила свое вышивание:

— Полагаю, Кинстеры — во всяком случае, коллегия Кинстеров, — они… — Она попыталась жестом заменить недостающие слова. — Ну, все они светские джентльмены.

Тиммз не медлила с ответом:

— Точнее сказать, они как бы образцы для «истинного джентльмена».

— И естественно, все в разумных пределах. — Минни сложила руки на объемистом животе. — Кинстеры — одна из старейших фамилий бомонда. Сомневаюсь, что кто-нибудь из них может обладать плохими манерами, даже если очень постарается, — это просто не в их характере. Они могут быть склонными к крайностям, очертя голову ищут наслаждений, они могут вплотную подойти к невидимой границе, но никогда не пересекут ее, это я гарантирую. — Она опять усмехнулась. — И если кто-нибудь из них приблизится к этой черте, все мгновенно узнают об этом — от матерей, тетушек и от новой герцогини. Онория отнюдь не скучная дамочка.

— Говорят, — подхватила нить беседы Тиммз, — что Кинстеров могут приручить только женщины из рода Кинстеров, только жены Кинстеров. Как ни странно, это подтвердилось жизнью, причем на протяжении нескольких поколений. Если найдутся женщины, похожие на Онорию, коллегии Кинстеров не избежать этой судьбы.

Пейшенс нахмурилась. Знакомый и понятный образ Вейна как типичного, если не образцового, «истинного джентльмена» начал расплываться. Надежный защитник, прислушивающийся к женщинам своей семьи, а иногда и подчиняющийся им, — все это кардинальным образом отличало его от ее отца. И от других: от пытавшихся произвести на нее впечатление офицеров из полков, расквартированных в Честерфилде; от лондонских друзей и соседей, которые, прослышав о наследстве, понаехали с визитами и, сияя отрепетированными улыбками, всячески ублажали ее. Во многих отношениях Вейн был почти образец совершенства, и все же социальное положение Кинстеров не соответствовало тому, что она ожидала услышать.

Поморщившись, Пейшенс принялась вышивать новый кустик травки.

— Вейн упомянул, что в Кембриджшире он присутствовал на службе, — вспомнила она.

— Да, это так, — веселым голосом ответила Минни.

Пейшенс подняла голову и увидела, что тетка и Тиммз обмениваются смеющимися взглядами.

— Мать Вейна написала мне об этом, — наконец продолжила Минни, посмотрев на девушку. — Пять холостых членов коллегии Кинстеров придумали одну шалость: они поспорили о дате зачатия наследника Девила и завели книгу Пари. Онория прослышала об этом на крестинах и тут же конфисковала все выигрыши в пользу церковной крыши, а также потребовала, чтобы они присутствовали на церемонии освящения. — Игриво улыбнувшись, Минни добавила: — Что они и сделали.

Захлопав глазами, Пейшенс опустила пяльцы на колени.

— Вы хотите сказать, что они приехали только потому, что так велела герцогиня? — удивилась она.

— Если бы ты знала Онорию, ты бы не удивлялась.

— Но… — Пейшенс попыталась представить ситуацию, как женщина приказывает Вейну сделать то, чего он не желает делать. — Наверное, герцог очень неуверен в себе.

Тиммз даже поперхнулась и рассмеялась. Минни тоже. Пейшенс терпеливо ждала, когда же эти две пожилые дамы отсмеются.

Наконец Минни угомонилась и вытерла слезы.

— Ах, дорогая, в жизни не слышала более забавного — и более ошибочного — утверждения!

— Девил, — икая, проговорила Тиммз, — это самый надменный, самоуверенный диктатор — маловероятно, что ты встречала таких людей.

— Если ты считаешь Вейна плохим, просто вспомни, что именно Девил был рожден, чтобы стать герцогом. — Минни покачала головой. — О Боже, только подумать: Девил не уверен в себе… — Она была готова снова расхохотаться.

— Ну, — сказала Пейшенс, — судя по тому, что я услышала, он выглядит слабаком, позволяя герцогине командовать его кузенами в делах, являющихся исключительно мужскими.

— О, Девил не дурак, он не будет противоречить Онории в таких вопросах. Есть еще одна причина, почему Кинстеры всегда потакают своим женам.

— И какая же? — спросила Пейшенс.

— Они одна семья, — ответила Тиммз. — Ведь в тот день они все собрались на крестины.

— Кинстеры много внимания уделяют семье, — согласилась Минни, — даже коллегия Кинстеров. Они очень добры к детям и очень надежны, на них всегда можно положиться. Видимо, это объясняется их многочисленностью. Ведь Кинстеры чрезвычайно плодовиты, и старшие дети с детства привыкли следить за младшими братьями и сестрами.

В желудке Пейшенс снова начала образовываться холодная, тяжелая глыба смятения.

— Между прочим, — заявила Минни и снова поправила шаль, при этом ее двойной подбородок заколыхался, — я счастлива, что Вейн поживет у нас. Он даст Джерарду несколько полезных советов на будущее — это очень ему пригодится перед поездкой в Лондон.

Минни подняла глаза, а Пейшенс опустила их. Ледяная глыба, раздувшись до неимоверных размеров, пронеслась через желудок и застряла в кишках. Она мысленно повторила все то, что сказала Вейну прошлым вечером, понимая, что незаслуженно оскорбила его.

И вдруг она почувствовала себя больной.

Глава 6

На следующее утро Пейшенс спустилась вниз с легкой и сияющей улыбкой на губах. Впорхнув в столовую, она весело кивнула мужчинам. И в следующую секунду застыла как вкопанная. Потому что — о чудо из чудес! — за столом сидела Анджела Чедуик и оживленно беседовала с Вейном.

Вейн сидел на своем обычном месте. Пейшенс одарила его улыбкой, как и всех, но постаралась не встречаться с ним взглядом. Однако едва она вошла в комнату, все его внимание сосредоточилось только на ней.

Пейшенс положила себе кеджери и копченой рыбы и, улыбнувшись Мастерсу, отодвинувшему для нее стул, села рядом с Джерардом.

— Я только что говорила мистеру Кинстеру, — тут же обратилась к ней Анджела, — что было бы хорошо собрать компанию и съездить в Нортхемптон. Только подумай, сколько там магазинов! — Ее взгляд горел от возбуждения. — Как, по-твоему, отличная идея?

Первым побуждением Пейшенс было согласиться. Все, что угодно, даже целый день с Анджелой, только бы избежать того, с чем когда-то, увы, все равно придется столкнуться. Потом она решила предложить Вейну сопровождать Анджелу за покупками, живо представив, как он сидит в салоне какой-нибудь модистки и, стиснув зубы, слушает глупую болтовню Анджелы. На это стоило бы взглянуть! Пейшенс посмотрела на другой конец стола… и завораживающая картина исчезла. Вейна абсолютно не интересовали туалеты Анджелы. Его взгляд, хмурый, суровый, был прикован к ее лицу. Он слегка прищурился, как будто пытался заглянуть ей в душу.

Пейшенс продолжала улыбаться.

— Думаю, — обратилась она к Анджеле, — это слишком далеко, чтобы только походить по магазинам. Возможно, тебе стоит попросить Генри съездить с тобой и твоей мамой туда на несколько дней?

Было ясно, что это предложение потрясло Анджелу. Она наклонилась вперед и заговорила с Генри, сидевшим недалеко от нее.

— Кажется, день обещает быть погожим. — Джерард взглянул на Пейшенс. — Возьму-ка я свой этюдник И начну рисовать эскизы для сцен, которые мы с Эдмондом обсудили вчера.

— Кстати, — низкий голос Вейна пророкотал над столом, заглушив возбужденный щебет Анджелы, — мне бы хотелось, чтобы вы показали мне виды, которые собираетесь зарисовывать. — Пейшенс подняла глаза, и он поймал-таки ее взгляд. — Если, — в его тоне прозвучали стальные нотки, — ваша сестра не против.

Пейшенс милостиво кивнула:

— Полагаю, это великолепная идея.

В глазах Вейна промелькнуло недоумение, а Пейшенс уткнулась в свою тарелку.

— А что мы сегодня будем делать? — Анджела настойчиво требовала ответа.

Пейшенс затаила дыхание, но Вейн не произнес ни слова.

— Я собираюсь порисовать, — нарушил тишину Джерард, — и не хочу, чтобы мне мешали. Почему бы тебе не прогуляться?

— Не говори чушь! — отрезала Анджела. — Для прогулок слишком сыро.

Пейшенс едва заметно улыбнулась и подцепила вилкой последний кусочек кеджери.

— Тогда, — не стерпел отпора Джерард, — займись тем, чем должны заниматься юные дамы.

— Так и сделаю, — объявила Анджела. — Почитаю маме в передней гостиной.

Она поднялась. Когда все джентльмены встали, Пейшенс вытерла губы салфеткой и тоже заспешила к двери.

Ей надо было отыскать среди своей обуви самую прочную и влагонепроницаемую.

Час спустя она стояла у черного хода и разглядывала широкие просторы мокрой травы, отделявшие ее от руин. Слабый ветерок принес с собой запах дождя — маловероятно, что трава скоро высохнет. Она должна была попросить прощения. Посмотрев на пристроившуюся рядом с ней Мист, девушка сказала:

— Думаю, это часть моего покаяния.

Мист, как всегда загадочная, подняла голову и махнула хвостом.

Пейшенс решительно шагнула вперед. Она держала над собой зонтик — рассеянный солнечный свет был вполне приемлемым предлогом для его присутствия. На самом же деле он нужен был только для того, чтобы занять руки. Чтобы было на чем сосредоточить свой взгляд, если ситуация обострится.

Очень скоро Пейшенс поняла, что подол ее лилового платья для прогулок промок насквозь. Она огляделась по сторонам в поисках Мист и, обнаружив, что кошки нет рядом, обернулась. Мист важно восседала на крыльце. Пейшенс состроила ей рожицу.

— Ты дружишь со мной только в хорошую погоду, — пробормотала она и пошла дальше.

Подол впитывал в себя все больше и больше влаги. Постепенно влага через швы проникла внутрь сапожек из козлиной кожи. Но Пейшенс упорно шла вперед. Мокрые ноги тоже могут быть частью ее покаяния. Только это будет меньшая часть, уверенно говорила она себе. Все остальное решит Вейн.

Она решительно прогнала эту мысль. Хватит думать об этом! Ей предстоит нелегкая задача, и если она позволит себе много думать, то вскоре лишится и остатков храбрости.

Как она могла так ошибаться?! Если бы она ошиблась в чем-то одном — так нет, она ошиблась сразу во всем. Непостижимо, как ей это удалось?

Несправедливо, думала Пейшенс, обходя первый камень. Он действительно выглядел как элегантный джентльмен. Двигался как элегантный джентльмен. Он во многом вел себя как элегантный джентльмен! Откуда она могла знать, что он совсем другой?

Пейшенс ухватилась за эту мысль в надежде успокоиться, но потом отбросила ее. Очевидно же, что вся вина лежит на ней. Она судила о Вейне исключительно по его обличью хищника, волчьему обличью. Он и в самом деле волк, но волк заботливый.

У нее нет выбора. Она должна попросить прощения. Он не должен перестать ее уважать, да и она себя — тоже.

Пройдя еще немного, Пейшенс огляделась по сторонам. От бессонной ночи у нее болели глаза: сегодня она спала еще меньше, чем в прошлую ночь.

Если она освободит свою голову от этих размышлений, возможно, ей удастся поспать после обеда.

Но сначала она должна отдать волку то, что ему причитается. Она здесь, чтобы просить прощения. И нужно сделать это побыстрее, иначе она растеряет все мужество.

— Серьезно? А я и не знал.

Голос Джерарда остановил ее у старого монастыря. Он держал перед собой этюдник и рисовал галерею. Пейшенс прошла в монастырский двор и увидела Вейна, сидевшего в тени полуразрушенной арки, в нескольких шагах позади Джерарда.

Он уже давно заметил ее.

Каблуки Пейшенс застучали по плиткам двора, и юноша поднял голову:

— Привет! Вейн только что рассказывал мне, что сейчас в свете очень модно заниматься рисованием. Королевская академия проводит ежегодные выставки. — Он снова принялся водить углем по бумаге.

— Да? — рассеянно спросила она.

Она не видела глаз Вейна и не могла понять выражение его лица. Он сидел, прислонившись к каменной стене и сложив руки на груди, и наблюдал за ней. Задумчивый, грозный хищник. Или волк, предвкушающий плотный обед.

Пейшенс с трудом заставила себя не думать об этом.

— Возможно, мы побываем в академии. Когда переедем в Лондон.

— Гм, — отозвался Джерард, погруженный в свою работу.

Подойдя к брату, она разглядывала его рисунок. А Вейн разглядывал ее. Он заметил ее, едва она показалась в проломе стены, почувствовав присутствие Пейшенс за секунду до появления. Что-то предупредило его об этом, то ли слабое движение воздуха, то ли интуиция. Она действовала на него, как магнит — на железо. Что в настоящий момент только вредило.

Вейн попытался прогнать воспоминания о прошлом вечере. Если ему это не удавалось, в нем просыпался темперамент, который, если Пейшенс была рядом, толкал его на опрометчивые поступки. Темперамент в чем-то напоминает шпагу: вынутый из ножен, он становится холодной бездушной сталью. Вейну стоило огромных усилий справиться с собой. Иногда это ему не удавалось.

Если у мисс Пейшенс Деббингтон хватит ума, она будет держаться от него на расстоянии.

И если у него хватит ума, он будет поступать так же.

Взгляд Вейна, помимо его желания, остановился на ее груди, а потом опустился вниз. На ней были надеты полусапожки, и подол ее юбки промок насквозь, отметил он с удовлетворением.

Нахмурившись, он следил, как колышется на ветру мокрая юбка. Итак, она изменила свое поведение. Он подумал об этом еще за завтраком, но решил, что это глупая фантазия, не понимая, почему она это сделала. Ему казалось, что ничто не поможет опровергнуть ее обвинения. В них, естественно, была доля истины, ведь он, если быть честным, мастерски подтасовал факты. Есть единственный правильный способ доказать ей ошибочность ее обвинений. И он докажет, только не словом, а делом. А потом будет наслаждаться ее смущением и смаковать ее извинения.

Вейн встал и оттолкнулся от стены. Внезапно он ощутил, что услышит извинения совсем скоро. Ну что ж, он не будет ей мешать.

Он медленно пошел вперед. Пейшенс сразу же почувствовала его приближение. Она бросила быстрый взгляд в его сторону и опять посмотрела на рисунок Джерарда.

— Ты еще долго?

— Вечность, — ответил ей юноша.

— Тогда… — Пейшенс отважно посмотрела Вейну в лицо. — Могу ли я надеяться, мистер Кинстер, что вы предложите мне руку и проводите до дома? Я не ожидала, что будет так скользко. Некоторые камни очень коварны.

— Вот как? — Вейн плавным движением подал ей руку. — Я знаю одну дорогу к дому, она имеет очень много преимуществ.

Пейшенс посмотрела на него с подозрением, но осторожно взяла под руку. Джерард рассеянно кивнул им на прощание и что-то буркнул в ответ на просьбу сестры вернуться домой к обеду.

Лишив ее возможности придумать еще какое-нибудь ценное указание Джерарду, Вейн повел Пейшенс к развалинам церкви. Они миновали единственную сохранившуюся арку и пошли по длинному центральному проходу.

— Спасибо. — Пейшенс собралась уже убрать руку с его локтя, но он удержал ее, накрыв своей ладонью.

Вейн почувствовал, как дрогнули, а потом замерли ее пальчики. Она вздернула подбородок и решительно сжала губы.

— У вас подол платья мокрый.

В карих глазах ее вспыхнул огонь.

— И ноги тоже, — добавил он. — Из этого можно сделать вывод, что вы пришли сюда с определенной целью.

Пейшенс посмотрела вдаль. Вейн с интересом наблюдал, как при вздохе поднимается ее грудь, натягивая корсаж.

— Верно. Я пришла просить прощения.

Эти слова были произнесены зло, будто их протолкнули сквозь стиснутые зубы.

— Да? И почему же?

Пейшенс резко остановилась и повернулась к нему лицом.

— Потому что считаю, что должна перед вами извиниться.

Вейн весело рассмеялся:

— Должны!

Помолчав секунду, Пейшенс сказала:

— Я так и предполагала. — Она расправила плечи, сжала в руках зонтик и гордо вскинула голову. — Я прошу прощения.

— А за что конкретно?

Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: так просто ей не отделаться. Она глубоко вздохнула:

— За то, что делала необоснованные замечания по поводу вашего характера.

Пейшенс видела, что он размышляет, сопоставляет ее слова с тем, что услышал раньше. Она поспешно сделала то же самое.

— И по поводу ваших мотивов, — с неохотой добавила она. — Во всяком случае, по поводу некоторых из них.

Его губы дрогнули.

— Конечно, по поводу только некоторых из них, — льстиво проговорил он.

Пейшенс прошиб озноб.

— Давайте проясним кое-что. Как я понимаю, вы берете обратно все свои необоснованные обвинения? — Он дразнил ее. Блеск в его глазах не внушал ей доверия.

— Полностью! — отрезала Пейшенс. — Вот! Что еще вы хотите?

— Поцелуй.

Ответ прозвучал так быстро, что Пейшенс вздрогнула от неожиданности:

— Поцелуй?!

Вейн надменно выгнул одну бровь. Казалось, он не находит в своей просьбе ничего необычного. В его глазах она видела вызов.

Пейшенс прикусила губу. Они стояли в центре широкого прохода, открытые для всеобщего обозрения. Неподходящее место для вольностей.

— О, хорошо!..

Пейшенс быстро приподнялась на цыпочках, оперлась рукой на его плечо и чмокнула его в щеку.

Глаза Вейна расширились, и он рассмеялся. Этот смех стал для нее пыткой.

— Нет, — покачал он головой. — Поцелуй совсем другого рода.

Пейшенс и сама знала, какого рода поцелуй ему нужен. Она сосредоточила взгляд на его губах, тонких, жестких. Пленительных, Вряд ли они станут менее пленительными. И правда, чем дольше она рассматривала их…

Втянув в себя воздух и затаив дыхание, она закрыла глаза и быстро прижалась губами к его губам. Они действительно оказались жесткими, как она и предполагала, и очень похожими на мраморные.

Это мимолетное прикосновение пробудило в ней неожиданные ощущения. Сначала она почувствовала на своих губах пощипывание, потом они затрепетали. Снова сосредоточив взгляд на его губах, она увидела, что их уголки медленно поползли вверх, а потом услышала низкий, порочно-насмешливый смех.

— Опять не то! Давайте я покажу вам.

Вейн сжал ее лицо в ладонях и наклонился к ней. Ее глаза сами собой закрылись. Их губы соприкоснулись. Пейшенс даже под страхом смерти не смогла бы унять дрожь, прокатившуюся по ее телу.

Потрясенная, она не сопротивлялась. Его губы, сильные, уверенные, действовали медленно и лениво, как будто пробовали ее на вкус. В этой неторопливой ласке не было ничего угрожающего. Напротив, она манила и соблазняла ее. Его губы, опытные и невозмутимые, казалось, знали, как охладить поднимающийся в ней жар. Ее губы трепетали; его же — требовали, ласкали, впитывали в себя ее огонь.

Пейшенс почувствовала, что ее губы стали мягче, его — жестче.

«Нет, нет, не-е-т…» Слабый внутренний голосок пытался предостеречь ее, но она уже ничего не слышала. Ею владели новые ощущения, которые она испытывала впервые. У нее кружилась голова, но это не было неприятно. Его губы все еще казались жесткими. Пейшенс поддалась искушению и посильнее надавила на них, чтобы выяснить, станут ли они такими же мягкими, как ее.

Но они стали не мягче, а еще жестче. В следующее мгновение она почувствовала на губах иссушающий жар. И замерла. Жар снова опалил ее губы — этот жар принес с собой его язык. Он долго водил языком по ее нижней губе, как бы задавая безмолвный вопрос.

Пейшенс захотелось большего, И она приоткрыла рот.

Его язык, уверенный в радушном приеме, не сомневающийся в своем мастерстве, проскользнул между губами. Он, ласкал неторопливо, с присущим ему высокомерием.

Вейн мертвой хваткой сжимал вожжи своего желания и не выпускал на свободу своих демонов. В нем бурлили глубокие, примитивные инстинкты, но ему хватало опыта, чтобы сдерживать их.

Она ни одному мужчине не приносила в дар свои губы. Вейн сразу понял это, почувствовал по ее простодушной реакции, по бесхитростности. Ему же она открылась; ее страсть и желание, сладкие, как роса ясным утром, девственные, как снег на недостижимой вершине, откликнулись на его призыв.

Он мог бы взять ее — и она принадлежала бы ему. Не торопиться незачем. Она непривычна к потребностям мужских рук, губ и тем более мужского тела. Если он будет действовать слишком быстро, она испугается. И ему придется сильно потрудиться, чтобы затащить ее в свою постель.

Вейн продолжал медленно ласкать ее губы, тщательно продумывая каждое прикосновение. Страсть витала вокруг них, обволакивала плотным покровом. Он вплетал в свою ласку опьяняющий восторг и наполнял им ее чувства. Этот восторг будет дремать до тех пор, пока он снова не прикоснется к ней, пока снова не пробудит его к жизни. Он же будет пробуждать его постепенно, питая и подкармливая, пока тот не превратится в сокрушающую силу, которая и приведет ее к нему.

И он будет неторопливо наслаждаться ею и своей победой, тем более сладостной, что конечный результат известен.

До Вейна донеслись отдаленные голоса, и он, вздохнув, с явной неохотой прервал поцелуй. И поднял голову. Пейшенс открыла глаза, испуганно заморгала и отскочила от него. В первое мгновение выражение ее лица озадачило его, однако потом он узнал его. Любопытство. Она не была шокирована, потрясена или смущена, как подобает девице. Ею владело любопытство.

Вейн не удержался от снисходительной усмешки. И от искушения еще раз прикоснуться к ее губам.

— Что вы делаете? — прошептала Пейшенс, когда он опять потянулся к ней.

— Это называется «примирительный поцелуй». — Уголки его губ приподнялись. — Так делают любовники после ссоры.

Сердце Пейшенс сжалось. Ее охватила паника — только так можно назвать то, что она почувствовала.

— Мы не любовники, — вздрогнула она.

— Пока, — сказал он и поцеловал ее.

— И никогда не будем! — отрезала она.

Пусть этот поцелуй и опьянил ее, а любовниками они никогда не станут, в этом нет никаких сомнений.

Вейн на секунду замер, но потом весело улыбнулся:

— Только не спорьте на все свои деньги. — И снова прижался к ее губам.

Пейшенс мгновенно отстранилась. А он отошел от нее и посмотрел поверх ее головы.

— Вон они идут.

— Кто они?

Взгляд Вейна стал лукавым.

— Ваш гарем.

— Мой что?

— Разве не так называют группу рабов противоположного пола? — с невинным видом спросил он.

Пейшенс с шумом втянула в себя воздух и выпрямилась. Бросив на Вейна уничтожающий взгляд, она повернулась и увидела, что к ним идут Пенуик, Генри и Эдмонд, и еле слышно застонала.

— Моя дорогая мисс Деббингтон, — первым начал Пенуик, — я приехал специально для того, чтобы спросить, не хотели бы вы покататься верхом?

Пейшенс протянула ему руку.

— Вы очень добры, сэр, но боюсь, я и так слишком много времени провела на свежем воздухе.

Усилившийся ветер играл ее волосами, вытаскивая пряди из прически и бросая их ей на лоб. Пенуик с подозрением покосился на стоявшего рядом с ней Вейна. Пейшенс краем глаза увидела, что Вейн приветствовал его надменным кивком.

— Кстати, — проговорила она, — я как раз собиралась домой.

— Замечательно! — придвинулся к ней Генри. — А я все спрашивал себя, куда вы подевались, и решил, что вы отправились погулять. Буду счастлив проводить вас домой.

— Я с вами. — Эдмонд понимающе улыбнулся ей. — Я пришел проведать Джерарда, но он отослал меня. Поэтому мне здесь нечего делать.

Пейшенс не сомневалась, что сейчас начнется борьба за место рядом с ней, за право подать ей руку. Только это место уже занято.

— Кажется, нас слишком много, — сказал Вейн и взглянул на Пенуика. — Идете, Пенуик? Можно пройти мимо конюшни.

Пейшенс взяла Вейна под руку и ущипнула его.

Он с невинным видом посмотрел на нее.

— Я просто пытаюсь помочь.

Под руку с Пейшенс он пошел по проходу. Остальные потащились вслед за ними. Дорога, которую он выбрал, была явно предназначена для того, чтобы испытать терпение девушки, вернее, чтобы другие испытывали ее терпение. Вейн все это время мудро молчал, позволяя остальным говорить беспрестанно. От долгого стояния на камне у Пейшенс замерзли ноги. И она поняла, что ее долготерпение не безгранично.

Наконец они добрались до конюшни. Пейшенс подала Пенуику руку, вежливо попрощалась с ним и вяло улыбнулась — на большее ее не хватило.

Пенуик сжал ее пальцы:

— Если дождя не будет, уверен, завтра вам захочется покататься верхом. Я заеду утром.

Как будто он отвечает за ее верховые прогулки! Чтобы не обидеть его какой-нибудь резкостью, она ничего не ответила. Но, выдернув руку из его руки, резко повернулась и даже не кивнула ему на прощание — а вдруг он воспримет кивок как согласие? По виду Вейна было ясно, что тот отлично понял ситуацию.

К счастью. Генри и Эдмонд поспешили по своим делам, даже не толкнув друг друга, когда проходили в дверь. Их поведение насторожило Пейшенс. Такое впечатление, будто и Генри, и Эдмонд считают своим долгом защищать ее от Вейна и от Пенуика, но только вне дома. А в доме, как они, видимо, пола-гают, ей ничто не грозит. Даже со стороны Вейна.

Пейшенс догадывалась, почему они так думают: ведь это дом крестной Вейна. Даже распутники не переступают определенные границы. Однако она уже поняла, что Вейн непредсказуем в своем беспутстве. Более того, она не знала, где для него эти самые границы.

Они поднялись на галерею. Впереди был коридор, он вел к ее комнате. Остановившись, Пейшенс убрала руку с локтя Вейна и повернулась к нему.

Выражение его лица было мягким, в глазах мелькали веселые искорки. Секунду он всматривался в Пейшенс, потом поднял одну бровь, словно предлагая задать мучивший ее вопрос.

— Почему вы остались? — выдохнула она.

Он замер. Пейшенс почувствовала, что его хищнические инстинкты опять сосредоточились на ней, и ощутила свое полное бессилие, как будто вокруг нее стягивается сеть. Ей показалось, что мир перестал вращаться, что их накрыло непроницаемым куполом. В это мгновение для нее существовал только он — и то, что удерживало их рядом.

Она вглядывалась в его лицо, понимая, что он обдумывает ответ. Внезапно он взял ее за подбородок. Она затаила дыхание. Его прикосновение обострило ее ощущения, кожа под его пальцами будто ожила.

— Я остался, чтобы помочь Минни, помочь Джерарду… и получить то, что я хочу.

Вейн произнес эти слова четко, решительно, бесстрастно. Пейшенс почувствовала, что это правда. Сила, которая удерживала их, обрушилась на ее чувства. Холодный взгляд этих серых глаз принадлежал завоевателю.

Она нашла в себе силы отстраниться от него, повернулась к нему спиной и пошла к своей двери.

Глава 7

Вечером, закрывшись в спальне, Пейшенс беспокойно вышагивала взад-вперед перед камином. Дом был погружен в тишину, все его обитатели разошлись по своим комнатам. Пейшенс не находила себе места. Она так и не разделась. Да и зачем, ведь все равно заснуть не удастся. Бессонные ночи уже измучили ее, но…

Все мысли ее были заняты Вейном Кинстером. Во время обеда она забыла съесть суп, а потом попыталась выпить чаю из пустой чашки.

— Это он виноват, — сообщила она Мист, лежавшей в позе сфинкса на подлокотнике кресла. — Как я могу рассуждать здраво, когда он делает такие заявления?

Они будут любовниками! Пейшенс вздрогнула.

— Любовниками, сказал он, не покровителем и любовницей. — Она хмуро посмотрела на Мист. — Здесь есть какая-нибудь существенная разница?

Мист продолжала смотреть в сторону.

— Наверное, нет, — поморщилась Пейшенс и, пожав плечами, снова заходила по комнате.

Все заповеди, которые она выучила за свою жизнь, требовали, чтобы после всего, что Вейн сказал и сделал, она держалась от него подальше. Игнорировала. Не замечала. Однако… Пейшенс остановилась и посмотрела на огонь.

Но ведь ей ничто не грозит. И почему ради джентльмена Вейна Кинстера она должна переступить определенные границы? Пусть он заботлив, привлекателен, причем настолько, что она не может ни на чем сосредоточиться, когда он рядом, но она никогда не забудет, кто он такой. Его внешность, грация, его манеры, опасно-вкрадчивый голос не дадут ей забыть об этом. Да, ей действительно ничто не грозит. Ему не удастся соблазнить ее. Глубоко укоренившаяся антипатия к элегантным джентльменам защитит ее.

Д это значит, что она может безнаказанно удовлетворять свое любопытство. Изучать те странные эмоции, которые он пробуждает в ней, ведь она никогда не испытывала ничего подобного. И ей хотелось узнать, существует ли что-то большее.

Так она формулировала собственные доводы. У нее не было физического опыта, она нутром чувствовала это. Никогда в жизни у нее не возникало ни малейшего желания поцеловать мужчину. Или позволить мужчине поцеловать себя. Поцелуй Вейна доказал, что он тонкий знаток в этой области. Ничего удивительного, если судить по его репутации. Так разве можно найти лучшего наставника?

Почему бы ей не воспользоваться ситуацией и не поучиться? Только в пределах дозволенного, конечно. Правда, она не знает, где эти пределы, но ей известно, где ее собственные границы.

Ей ничто не грозит, она знает, чего хочет и как далеко может зайти. С Вейном Кинстером, таким соблазнительным «истинным джентльменом».

Пейшенс размышляла над этим всю вторую половину дня и весь вечер. Ей стоило огромного труда не смотреть на Вейна, на его широкие мускулистые плечи, на длинные пальцы, пленительные губы.

Пейшенс подняла глаза. Ага, шторы еще не задернуты. Она подошла к окну и взялась за шнур, чтобы сдвинуть их. Во мраке за окном мелькнул огонек.

Пейшенс насторожилась и посмотрела еще раз. Огонек — яркий шарик в тумане над руинами — был виден очень четко. Сначала он дернулся, потом поплыл. Пейшенс решила не медлить. Она стремительно распахнула дверцу гардероба, схватила плащ и выбежала из комнаты.

Ее ножки, обутые в домашние туфельки на мягкой подошве, ступали абсолютно бесшумно. Холл освещала одинокая свеча, отбрасывая длинные тени на стены. Пейшенс не останавливаясь пробежала через темный коридор к черному ходу.

Дверь оказалась запертой. Повозившись с тяжелыми задвижками, Пейшенс распахнула ее и вышла наружу. Вслед за ней выскочила Мист. Через секунду девушка нырнула в густой туман.

Сделав шагов пять, она остановилась, накинула на плечи плащ и завязала тесемки. Оглянулась. С трудом разглядела стену дома, слепые проемы темных окон первого этажа и похожее на заплатку пятно двери.

Потом посмотрела на руины. Огонька не было нигде, но Фантом, если это был он, вряд ли успел добежать до дома прежде, чем она спустилась вниз.

Вероятнее всего, он еще здесь.

Пейшенс сделала несколько осторожных шагов. Туман стал плотнее и холоднее. Запахнув полы плаща, она решительно пошла вперед, мысленно определяя свое местоположение относительно дома. Наконец из тумана выплыли первые камни руин. При виде знакомой картины она немного успокоилась.

Плотнее всего туман был над лужайкой, а по мере приближения к руинам он рассеивался, причем настолько, что Пейшенс смогла рассмотреть основные сооружения.

Над арочной галереей плавали клочья тумана, то скрывая развалины, то вновь открывая их. Слабый ветер наполнял руины звуком, напоминавшим шепот. Казалось, что эти еле слышные причитания звучат из прошлого.

Пейшенс ступила на покрытые лишайником плиты внешнего двора, и ее охватил ужас. Над ней проплыл клок тумана. Вытянув руку, она шла на ощупь вдоль короткой стены, оставшейся от дортуара. Стена резко обрывалась. От образовавшегося проема ответвлялся коридор, который вел к руинам бывшей трапезной.

Пейшенс шагнула к проему. Внезапно она поскользнулась и тихо вскрикнула. Немного помедлив, она решительно вошла в коридор.

И налетела на человека.

Пейшенс уже почти закричала, но сильная рука зажала ей рот. Другая рука, цепкая, как клещи, обхватила ее за талию. Пейшенс спиной ощутила твердую, как скала, мускулистую грудь. И расслабилась. Такая грудь была только у одного человека на десять миль вокруг.

Она убрала руку Вейна со своего лица и приготовилась заговорить…

Он поцеловал ее, а потом немного отстранился и выдохнул:

— Тихо. В тумане все звуки слышны особенно отчетливо.

Пейшенс, придя в себя, тоже прошептала:

— Я видела Фантома — среди руин двигался огонек.

— Думаю, это фонарь. Но он либо ушел, либо прикрыл свет.

Вейн снова прикоснулся к ее губам и прижал девушку к себе. Пейшенс наслаждалась теплом его тела — островком тепла в промозглой ночи. Когда он поднял голову, она так же тихо спросила:

— Вы думаете, он вернется?

— Кто знает? Я хотел немного подождать.

От нежного прикосновения его губ у Пейшенс закружилась голова.

— Я бы тоже подождала, — сказала она.

— Гм…

Вейн снова поцеловал ее, а потом, переведя дух, спросил:

— Вам известно, что ваша кошка здесь?

— Где она? — Девушка огляделась по сторонам.

— На камне слева от вас. Она видит лучше нас, даже в тумане. Следите за ней. Если Фантом вернется, она, наверное, скроется.

«Следите за ней». Не очень-то это легко, если он целует ее.

Пейшенс сильнее прижалась к его теплой груди. Вейн сунул руки под плащ и обнял ее. Она оказалась зажатой — причем очень уютно — между ним и старой стеной. Его рука и плечо защищали ее от холода камней, а торс — от холода ночи. Пейшенс всем телом — и грудью, и бедрами, и животом — чувствовала его близость.

Вейн снова нашел ее губы. Его руки скользнули ей по спине, и он сильнее прижал ее к себе. Пейшенс будто опалило огнем. Она ощутила, как ее жар смешивается с его и образует теплую оболочку вокруг них. Да, им не грозит замерзнуть.

Мист зашипела.

Вейн, мгновенно насторожившись, поднял голову.

В отдалении мелькнул огонек. Густой туман мешал определить, в какой он стороне. Круги света плясали на поверхности камней. Наконец Вейну удалось определить самую яркую точку — источник света находился в крытой галерее.

— Ждите здесь.

И он, как привидение, растворился в тумане.

Пейшенс даже не успела возразить. Она огляделась по сторонам и увидела, что Мист бросилась вслед за Вейном, оставив ее в полном одиночестве.

Возмущенная, она смотрела им вслед. Где-то впереди мелькал огонек Фантома.

— Да вы шутите, — буркнула она себе под нос и поспешила за Вейном.

Она увидела его, как только пересекла внутренний двор. Огонек дрожал невдалеке от него — не рядом с церковью, а на другом конце галереи. Пейшенс торопилась, краем глаза заметив Мист, которая перепрыгивала с камня на камень, направляясь к галерее. Она судорожно вспоминала, что находится под стеной.

Оказалось, что там была яма — и она угодила прямо в нее. К счастью, она упала не на камень, а скатилась по поросшему травой склону.

Вейн был совсем недалеко от нее, когда услышал шорох. Он остановился и оглянулся. Рядом с ним на камне замерла Мист. Она навострила уши и тоже оглянулась, а затем спрыгнула с камня и побежала.

Вейн тихо чертыхнулся. И посмотрел вперед.

Огонек исчез.

Глубоко вздохнув, он пошел в обратную сторону.

И нашел Пейшенс. Она все еще была в яме и пыталась встать.

— Подождите.

Спустившись вниз, он подхватил ее под мышки и помог встать. Пейшенс всем телом привалилась к нему.

— Коленка. — Она закусила губу и слабым голосом добавила: — И щиколотка.

Вейн выругался.

— Левая или правая?

— Левая.

Он взял ее на руки, сказав:

— Обнимите меня за шею.

Пейшенс послушно исполнила просьбу. Сделав несколько шагов, Вейн усадил ее на край ямы, выбрался сам и, снова взяв Пейшенс на руки, направился в галерею к большому камню и опустил Пейшенс на него.

Он стал отряхивать с ее корсажа прелые листья и траву. Пейшенс делала то же самое, хотя никак не могла понять, что же именно она стряхивает: мусор или его руки, прикосновения которых привели к тому, что ее соски набухли, даже несмотря на острую боль в колене и тупую боль в щиколотке.

От восторга у нее перехватило дыхание.

В следующее мгновение Пейшенс ощутила, как его пальцы ощупывают ее ребра, двигаясь снизу вверх. Она еще не собралась с мыслями, а руки его уже добрались до ее груди.

— Что вы делаете? — Ее голос прозвучал хрипло.

— Проверяю, не сломаны ли ребра.

— Здесь ничего не болит. — Голос ее был сдавленным — она была не способна на большее, ведь его руки находились под ее грудью.

В ответ послышалось ворчание, однако он отпустил ее. Пейшенс судорожно втянула в себя воздух, а Вейн встал перед ней на колени и занялся ее ногой.

Он откинул подол платья.

— Что… — Пейшенс тщетно пыталась вернуть подол на место.

— Хватит суетиться!

Его тон, резкий и сердитый, заставил Пейшенс подчиниться. Она почувствовала, как он нежно и осторожно ощупывает ее щиколотку и поворачивает ступню.

— Боль острая?

Пейшенс покачала головой. Вейн начал массировать ногу. Пейшенс закрыла глаза — ей было приятно его прикосновение. Тепло его рук уменьшило боль.

Потом его руки поднялись выше, к колену.

Пейшенс сидела с закрытыми глазами и пыталась не думать о том, что на ней только тонюсенькие вечерние чулки. К счастью, подвязку она закрепила высоко, поэтому Вейн не касался обнаженной кожи.

А вполне мог бы!

Каждое его прикосновение отзывалось болью. Вейн чуть-чуть повернул ступню, и ногу пронзила острая боль. Пейшенс вскрикнула, но продолжала терпеть. Вейн был очень осторожен, но еще дважды она вскрикивала от боли. Наконец он оставил ее ногу в покое.

Пейшенс открыла глаза и поспешно одернула юбку. Ее щеки горели. Хорошо, что в ночном мраке это не было заметно.

Вейн встал.

— Вывихнутое колено, растянутая лодыжка.

— Вы специалист?

— В некотором роде. — Он поднял ее на руки, и она обняла его за плечи.

— Я вполне могу дойти сама, опираясь на вас.

— Серьезно? — Ответ разочаровал его. В темноте Пейшенс не могла разглядеть его лицо. — Я рад, что вам не придется проверять это. — По его резкому тону Пейшенс поняла, что он раздражен. — Почему, черт побери, вы не остались там, где я велел? Разве вы не обещали Минни, что не будете бегать за Фантомом в темноте?

Пейшенс проигнорировала первый вопрос, так как у нее не было вразумительного ответа. В ответе на второй вопрос логики было не намного больше:

— Я забыла о своем обещании. Я увидела Фантома и тут же бросилась в погоню. Но вот что вы делали здесь, если гоняться за Фантомом опасно?

— Передо мной стоят определенные задачи.

Пейшенс только хмыкнула.

— Где Мист?

— Впереди нас, — ответил он.

Пейшенс взглядом поискала кошку, но ничего не увидела. Очевидно, у Вейна более острое зрение. Он не замедлил шаг, когда перебирался через россыпь камней. Пейшенс крепко держалась за его плечи и в глубине души радовалась тому, что ей не надо пешком преодолевать именно эту часть лужайки.

Вскоре во мраке обрисовались очертания двери дома. На крыльце восседала Мист. Пейшенс думала, что ее поставят на ноги, однако Вейн каким-то образом ухитрился открыть дверь, не выпуская ее из рук. Переступив порог, он ногой захлопнул створку и навалился на нее плечом.

— Заприте ее.

Наклонившись, она задвинула щеколды. Вейн оттолкнулся от двери и продолжил свой путь.

— Теперь опустите меня на пол, — прошептала Пейшенс, когда они оказались в главном холле.

— Я опущу вас на пол в вашей комнате.

В слабом свете свечи Пейшенс разглядела его лицо. Оно было неподвижным. Глубокие складки придавали ему суровое выражение.

К ее удивлению, Вейн направился в глубь холла и плечом открыл обитую зеленым сукном дверь.

— Мастерс! — позвал он.

Мастерс выглянул из своей каморки.

— Да, сэр? О Боже!

— Абсолютно верно, — согласился с ним Вейн. — Позовите миссис Хендерсон и кого-нибудь из горничных. Мисс Деббингтон бродила по руинам, вывихнула колено и подвернула ногу.

Это, конечно, было сделано в качестве наказания. Очень умело. Ей придется смириться с Мастерсом, миссис Хендерсон и старой камеристкой Минни, Адой, их хлопотами над ней и бесконечными причитаниями.

Вейн возглавил эту сокрушающую процессию и двинулся вверх по лестнице. Как и сказал, он отпустил Пейшенс только в ее комнате, не раньше. Очень осторожно посадил ее на край кровати и, нахмурившись, встал рядом. Уперев руки в бока, он наблюдал, как миссис Хендерсон и Ада готовят горчичную ванну для больной щиколотки и ставят припарки на больное колено.

Удовлетворившись увиденным, Вейн сердито взглянул на Пейшенс:

— Ради Бога, делайте, как вам сказано. — И пошел к двери.

Пейшенс ошеломленно смотрела ему вслед. Она лихорадочно искала язвительный ответ, но так ничего и не придумала. Вейн скрылся за дверью. Захлопнув рот, она со стоном повалилась на кровать.

Ада тут же засуетилась:

— Все в порядке, дорогая. — Она успокаивающе похлопала Пейшенс по руке. — Еще минутка — и вам будет лучше.

Пейшенс стиснула зубы и уставилась в потолок.

Утром ее разбудила миссис Хендерсон. Появление заботливой экономки удивило Пейшенс: она ожидала увидеть одну из горничных.

Миссис Хендерсон улыбнулась и раздвинула шторы.

— Мне нужно снять припарку и перебинтовать ваше колено.

Пейшенс поморщилась. Она надеялась, что бинтов удастся избежать.

— Сейчас только семь! — воскликнула она, посмотрев на часы.

— Да. Мы сомневались, что из-за припарки вы хорошо выспитесь.

— Я не могла перевернуться. — Пейшенс с трудом села.

— Сегодня будет лучше. Хватит только бинтов. Пейшенс с помощью экономки переместилась в кресло. Миссис Хендерсон сняла припарку, покудахтала над ее коленом и перевязала его свежими бинтами.

— Я не смогу ходить, — испугалась Пейшенс, поднимаясь.

— Естественно. Вы не должны ходить в течение нескольких дней, чтобы колено зажило.

Пейшенс прикрыла глаза и тихо застонала. Миссис Хендерсон помогла ей умыться и одеться.

— Подать вам завтрак сюда или вы спуститесь?

Мысль о том, что ей придется провести весь день в четырех стенах, вызывала омерзение. Это будет самой настоящей пыткой! Уж лучше спуститься вниз, причем сейчас, пока все не собрались.

— Спущусь, — решительно ответила она.

— Отлично.

К ее изумлению, миссис Хендерсон направилась к двери. Она выглянула, что-то сказала и отошла в сторону, широко распахнув створку.

В комнату вошел Вейн.

Пейшенс ошеломленно смотрела на него.

— Доброе утро.

С бесстрастным выражением лица он пересек комнату и, не дав ей опомниться, подхватил на руки.

Пейшенс подавила вскрик. Все как прошлой ночью, с одним лишь чрезвычайно существенным отличием.

Ночью на ней был плащ, его плотная ткань служила надежной преградой для его прикосновений, поэтому они не нарушали ее душевного равновесия. Сейчас же она чувствовала каждый его палец даже сквозь саржу платья и нижнее белье. Одной рукой он держал ее под колени, другой — под спину, и его кисть оказалась как раз на уровне ее груди.

Вейн шел по галерее, а Пейшенс пыталась выровнять дыхание и молилась о том, чтобы ее волнение было не так заметно. Взгляд Вейна скользнул по ее лицу, а потом не отрывался от ступенек лестницы.

Пейшенс покосилась на него. Его лицо все еще выглядело суровым, как и прошлой ночью. Пленительные губы были плотно сжаты.

Она недовольно произнесла:

— Между прочим, я еще в некотором смысле дееспособна.

Вейн изучающе посмотрел на нее, а потом опять сосредоточился на лестнице.

— Миссис Хендерсон говорит, что вам нельзя ходить. Если я увижу, что вы на ногах, привяжу к дивану.

Пейшенс от удивления открыла рот, но он не обращал на нее внимания. Его сапоги застучали по плиткам холла. Пейшенс уже собралась высказать свое мнение по поводу его командирских замашек, но вынуждена была промолчать: Вейн вошел в столовую. И там находился Мастерс. Дворецкий поспешил выдвинуть для нее стул рядом со стулом Вейна. Вейн мягко опустил ее на стул. Мастерс подвинул ей под ноги скамеечку. Вейн поставил на скамеечку ее больную ногу.

— Вам принести подушку, мисс? — осведомился Мастерс. Ну что ей оставалось делать? Она изобразила на лице благодарную улыбку:

— Нет, спасибо. Мастерс. — И посмотрела на Вейна. — Вы были более чем любезны.

— Всегда рад услужить, мисс. Что бы вы хотели на завтрак?

Вейн и Мастерс позаботились о том, чтобы у нее на тарелке было достаточное количество пищи, а потом наблюдали, как она ест. Пейшенс выдерживала мужской вариант суеты так же стоически, как и женский. И ждала.

На сюртуке Вейна блестели капельки воды. Его волосы были темнее, чем обычно, и в них тоже поблескивали капельки. Он решил позавтракать и вскоре вернулся к столу с тарелкой, полной мясных кушаний. Она и не сомневалась, что он из плотоядных.

Мастерс отправился на кухню за жаровнями. Когда звук его шагов стих, Пейшенс спросила:

— Вы были в разведке?

Вейн посмотрел на нее, кивнул и взял чашку.

— Ну? — подталкивала его она, видя, что он молча потягивает кофе.

Через несколько секунд он нехотя сказал:

— Я надеялся найти отпечатки обуви, чтобы пойти по следу. Земля была достаточно мокрой, но в руинах либо плиты, либо камни, либо густая трава. Следы не сохранились, — покачал он головой.

— Гм… — Пейшенс сникла.

Вернулся Мастерс. Он поставил свой поднос и подошел к Вейну.

— Гришем и Дагтан ждут в кухне, сэр.

Вейн кивнул и, допив кофе, встал. Пейшенс поймала его взгляд и вцепилась в него мертвой хваткой. Ее невысказанный вопрос витал в воздухе.

Вейн молчал. Его губы сжались.

Пейшенс выжидающе смотрела на него.

— Если не расскажете, я сама отправлюсь в руины!

Вейн, искоса посмотрев на Мастерса, произнес:

— Мы хотим найти хоть какие-то доказательства, что Фантом прибыл откуда-то. Отпечатки копыт, например. Все, что указывает на то, что он не из Холла.

— Было очень сыро. Вы обязательно что-нибудь найдете, — уверенно сказала Пейшенс.

— Верно. Если есть что найти.

Мастер снова отправился на кухню. Со стороны лестницы раздался оживленный возглас:

— Доброе утро, Мастерс! Кто-нибудь уже встал?

Анджела. Они услышали приглушенный ответ Мастерса. И переглянулись.

— Кажется, мне пора уходить.

— Трус, — прошептала она, усмехнувшись, когда Вейн проходил мимо ее стула.

Он тут же повернулся и склонился над ней так низко, что она шеей почувствовала его дыхание.

— Между прочим, — вкрадчивым тоном произнес он, — насчет дивана я говорил абсолютно серьезно. — Он помолчал. — Если в вас осталась хоть капля инстинкта самосохранения, вы не двинетесь с места. — Холодные, жесткие губы коснулись ее уха, затем скользнули ниже, к чувствительному месту под подбородком. Пейшенс поежилась. Она проиграла эту битву!

Вейн пальцем поднял ее подбородок. Их губы соединились в быстром, до боли не законченном поцелуе.

— Я скоро вернусь.

В холле уже были слышны шаги Анджелы.

Пейшенс открыла глаза и увидела, как Вейн выходит из столовой. Она услышала восторженное приветствие Анджелы, потом рокочущий бас Вейна. Его голос быстро удалялся — значит, он даже не остановился. Через секунду в комнате появилась Анджела. У нее был обиженный вид.

Пейшенс улыбнулась ей:

— Садись позавтракай. Яйца очень вкусные. Постепенно собрались все те, кто обычно спускался к завтраку. Оказалось, они уже знали о том, что с ней случилось. Очевидно, система оповещения в доме отлажена до совершенства. Конечно, ни Пейшенс, ни Вейн никому не рассказали о том, что послужило поводом для ее ночных прогулок, поэтому никто не знал, как она повредила ногу.

Все, естественно, были шокированы «катастрофой» и с готовностью выражали сочувствие.

— Печально, — смиренно улыбаясь, заявил Эдгар.

— Однажды, будучи в Индии, я вывихнул колено. — Генерал с любопытством смотрел в конец стола. — Конь сбросил. Местные обложили его листьями с мерзким запахом. Колено, а не коня. Со временем все прошло.

Пейшенс кивнула и отхлебнула чаю.

Джерард, сев сегодня на стул, обычно занимаемый ею, тихо спросил:

— Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Скрыв боль в колене, Пейшенс улыбнулась и пожала ему руку.

— Я не из слабых. Обещаю, что не упаду в обморок от боли.

Джерард усмехнулся, однако его лицо осталось встревоженным.

Учтиво улыбаясь, Пейшенс оглядывала присутствующих и натолкнулась на хмурый взгляд Генри.

— Знаете ли, — сказал он, — я не очень-то понимаю, как вы повредили колено. — И вопросительно посмотрел на нее. Пейшенс не задумываясь ответила:

— Я не могла заснуть, поэтому решила прогуляться.

— Снаружи? — удивился Эдмонд, но тут же добавил: — Да, я думаю, вам пришлось прогуливаться снаружи — ночные прогулки внутри этого мавзолея влекут за собой кошмары. — Он игриво улыбнулся. — А вы вряд ли жаждете их.

Улыбаться при стиснутых зубах не очень-то легко, но Пейшенс это удалось.

— Я действительно вышла из дома, — Правильнее было бы промолчать, но все с нетерпением ждали от нее ответа. Такое алчное любопытство бывает только у тех, чья жизнь полна рутины.

— Но… — Брови Эдгара сложились вопросительно. — Туман… — Он посмотрел на Пейшенс. — Ночью туман был очень густой. Я выглянул в окно, прежде чем задуть свечу.

— Действительно, туман был довольно густой. — Пейшенс взглянула на Эдмонда. — Вам бы понравилась такая жуткая атмосфера.

— Я слышал, — робко проговорил Уиттиком, — что вас принес мистер Кинстер.

Его слова повисли над столом и породили множество невысказанных вопросов. Воцарилась тишина. Перестав улыбаться, Пейшенс спокойно повернулась к Уиттикому и холодно посмотрела на него, мысленно перебирая варианты ответа. Однако вариантов не было.

— Да, мистер Кинстер помог мне вернуться в дом. Мне повезло, что он нашел меня. Мы оба заметили огни в руинах и отравились туда.

— Фантом! — одновременно воскликнули Анджела и Эдмонд. Их глаза заблестели, лица стали возбужденными.

Пейшенс попыталась заглушить назревающий взрыв эмоций:

— Я следовала за огнем и упала в яму.

— А я думал, — твердо заявил Генри, и все головы повернулись в его сторону, — что мы все пообещали Минни не гоняться за Фантомом в темноте. — Ив его тоне, и в его лице чувствовалась странная напряженность.

У Пейшенс горели щеки.

— Боюсь, я забыла об обещании, — призналась она.

— В пылу погони, так сказать. — Эдмонд подался вперед. — Вы не ушибли позвоночник?

Пейшенс надеялась отвлечь внимание от основной темы, но ей помешал Генри:

— Полагаю, молодой человек, вы с вашими глупостями зашли слишком далеко!

Это гневное заявление вызвало всеобщее изумление. Все посмотрели на Генри. Его лицо исказила злоба, на щеках проступили красные пятна. Взгляд его был прикован к Джерарду.

Тот напрягся.

— Что вы имеете в виду? — спросил он, откладывая вилку.

— Я имею в виду, — выплевывая слова, ответил Генри, — боль и страдания, которые вы причиняете своей сестре. Удивляюсь вашей бесчувственности! Как вы смеете сидеть здесь, рядом с ней, и притворяться невиновным?

— Ой, да ладно! — махнул рукой Эдмонд. Пейшенс уже вздохнула с облегчением, но в следующее мгновение Эдмонд продолжил, и она ошеломленно посмотрела на него: — Откуда Джерард мог знать, что Пейшенс нарушит свое обещание и последует за Фантомом? — Он пожал плечами и победно улыбнулся Пейшенс и Джерарду. — Едва ли он виноват в ее беде.

С такими сторонниками… Пейшенс застонала и приняла огонь на себя:

— Это был не Джерард.

— О? — с надеждой смотрел на нее Эдгар. — Значит, вы видели Фантома?

— Нет, не видела. Но…

— Даже если бы вы его видели, вы все равно будете защищать своего брата, не так ли, моя дорогая? — прозвучал приторно-сладкий голос Уиттикома. Он одарил Пейшенс отеческой улыбкой. — Такая преданность достойна одобрения, моя дорогая, но в данном случае, боюсь, — его взгляд остановился на Джерарде, и выражение лица стало жестким, — боюсь, она неуместна.

— Это был не я, — спокойно проговорил побледневший юноша.

Пейшенс чувствовала, что он с трудом сдерживается, и под столом сжала его руку.

Неожиданно Джерард повернулся к ней.

— Я не Фантом! — почти закричал он.

Пейшенс невозмутимо встретила его яростный взгляд.

— Я знаю. — Она произнесла эти два слова тихо и спокойно.

Джерард с вызовом оглядел присутствующих.

— Трогательно, но в этом нет ни доли правды. Мальчишеские шалости — вот что такое Фантом. А вы, юноша, единственный мальчишка среди нас! — фыркнул Генерал.

Пейшенс сердцем ощутила удар, задевший пробуждающуюся зрелость Джерарда. Он побледнел как смерть, и взгляд его стал отсутствующим. Душа Пейшенс кровоточила: ей до боли хотелось обнять брата, защитить и успокоить его, но она знала, что не имеет на это права.

Джерард медленно отодвинулся от стола, встал, окинул всех, кроме сестры, испепеляющим взглядом.

— Если вы истощили свой запас оскорблений в мой адрес… — Помолчав, он продолжил голосом, готовым вот-вот сорваться на дрожь: — Желаю вам доброго утра.

Коротко кивнув, он посмотрел на Пейшенс и быстрым шагом покинул столовую.

Пейшенс отдала бы все свое состояние за возможность встать и побежать за ним. Однако она была поймана в западню: больная нога обрекла ее на необходимость держать себя в руках и общаться с безмозглыми приживалками тетки. Несмотря на все свое бахвальство перед Вейном, она действительно не могла встать, а тем более ходить.

Пейшенс надменно обвела взглядом присутствующих.

— Джерард не Фантом, — сказала она.

Генри устало улыбнулся:

— Моя дорогая мисс Деббингтон, боюсь, вам придется посмотреть фактам в лицо.

— Фактам? — возмутилась Пейшенс. — Каким фактам?

Генри с отталкивающей снисходительностью приступил к рассказу.

Кинстер шел от конюшни, когда увидел направляющегося к нему Джерарда. Юноша был мрачен.

— Что случилось? — поинтересовался Вейн.

Джерард остановился перед ним, набрал полную грудь воздуха и резко покачал головой:

— Не спрашивайте! — Он пошел дальше, к конюшне.

Вейн посмотрел ему вслед. Сжатые кулаки и напряженная спина говорили о многом. Подумав, он решительно зашагал к дому. И добрался до столовой в рекордно короткий срок.

Один взгляд на присутствующих — и его лицо превратилось в бесстрастную маску. Пейшенс сидела там, где он оставил ее, но вместо яркого блеска, еще утром озарявшего взгляд, в ее огромных карих глазах полыхал гнев. Она была бледна как полотно и, казалось, трепетала от ярости.

Пейшенс услышала шаги Вейна.

— А вот и вы, Кинстер! Давайте присоединяйте свой голос к нашим, — обратился к нему Генерал, развернувшись на стуле. — Мы пытаемся втолковать мисс Деббингтон, что она должна смотреть на вещи разумно. Нет смысла бежать от правды, разве не так? Ее хилый братец нуждается в твердой руке. Хорошая порка вернет его на путь истинный и положит конец всей этой чепухе с Фантомом.

Вейн посмотрел на Пейшенс. Ее пылающий взгляд был устремлен на Генерала, грудь учащенно вздымалась. Если бы взгляд убивал, Генерал уже давно был бы мертв. Судя по выражению ее лица, она готова была придушить Генри, да и Эдмонда вдобавок.

Вейн неторопливо прошел вперед, чем привлек к себе ее внимание. Она растерянно смотрела на него. Вейн удерживал ее взгляд, пока не приблизился к ее стулу и не протянул ей руку. Повелительно. Пейшенс не колеблясь дала ему свою руку.

Вейн сжал ее пальцы, и она почувствовала, как ей передается тепло и сила его руки. Ярость, готовая взорваться, немного утихла. Она глубоко вздохнула и оглядела всех за столом.

Вейн сделал то же самое. Его холодный взгляд скользил по лицам присутствующих.

— Надеюсь, — проговорил он негромким голосом, — что после тяжелого испытания, перенесенного вами прошлой ночью, у всех хватило ума не расстраивать вас?

Спокойный голос и стальной взгляд ни у кого не вызвали желания высказаться.

— Кстати, — продолжил Вейн тем же тоном, — происшествия такого рода, как вчерашнее, служат поводом для различных догадок. Конечно, — он учтиво улыбнулся, — это всего лишь догадки.

— Э-э, — нарушил молчание Эдгар, — вы не нашли каких-нибудь свидетельств, ключа к разгадке личности Фантома?

— Никаких. Поэтому, как я сказал, все предположения насчет личности Фантома остаются только догадками. — Он посмотрел Эдгару в глаза. — Менее обоснованными, чем сведения о фаворите на Гинеях.

Эдгар усмехнулся.

— Но, — вмешался Генерал, — за Фантомом скрывается какой-то человек.

— Верно, — согласился Вейн. — Но нельзя обвинять кого-то конкретно, не имея на то веских доказательств. Мне кажется, это попахивает… — помолчав, он пристально взглянул на Генерала, — клеветой.

— Гм! — Генерал как бы уменьшился в размерах.

— И естественно, — взгляд Вейна переместился на Генри, — нельзя забывать о том, что тот, кто с таким пылом бросается необоснованными обвинениями, будет выглядеть полным идиотом, если его утверждения окажутся ложными.

Генри нахмурился и уперся взглядом в скатерть.

А Вейн, посмотрев на Пейшенс, спросил:

— Вы готовы подняться наверх?

Она кивнула. И он легко взял ее на руки. Устроившись поудобнее, она обхватила его за шею. Все мужчины встали. Пейшенс оглядела их и едва заметно улыбнулась: лица Генри и Эдмонда являли собой потрясающее зрелище.

Вейн направился к двери. Эдмонд и Генри обогнули стол и поспешили за ним, почти наступая ему на пятки.

— О, позвольте… я помогу! — Генри бросился открывать уже открытую дверь.

— Может, стоит двоим понести ее на сцепленных руках? — предложил Эдмонд.

Пейшенс пригвоздила его к месту ледяным взглядом.

— Мистер Кинстер вполне способен справиться один. — Выждав секунду, она не менее надменно добавила: — Я собираюсь отдохнуть и не желаю, чтобы меня беспокоили. Ни новыми предположениями, ни необоснованными домыслами. И тем более, — она пренебрежительно посмотрела на Генри, — излишне пылкими обвинениями.

Она улыбнулась Вейну. Тот вопросительно поднял бровь.

— Наверх?

— Наверх, — кивнула она.

И они покинули комнату, сопровождаемые изумленными взглядами.

Глава 8

— Почему, — спросил Вейн, неторопливо поднимаясь по лестнице, — почему они так уверены, что это Джерард?

— Потому, — желчно ответила Пейшенс, — что не могут представить себе кого-то другого. Это все мальчишеские шалости, думают они, следовательно, за ними стоит Джерард. У Генри полностью отсутствует воображение. Да и у Генерала тоже. Болваны! У Эдмонда живое воображение, но он использует его не по назначению. Он относится к случившемуся несерьезно и воспринимает все как шутку. Эдгар осторожен в выводах, но его осторожность приводит к тому, что он всегда оказывается верхом на изгороди, когда берет препятствие. Что касается Уиттикома, — она прищурилась, — то это самодовольный брюзга ему нравится заострять всеобщее внимание на чьих-то проступках. Он любит портить всем настроение и делает это с высокомерным до тошноты видом.

— Очевидно, никто не согласился с вами, — заметил Вейн.

Пейшенс хмыкнула и, оглядевшись по сторонам, не узнала помещение.

— Куда вы несете меня?

— Миссис Хендерсон приготовила для вас одну из старых гостиных. Там вас никто не побеспокоит, если только вы сами не решите призвать их к себе.

— Скорее в преисподней пойдет снег! — Искоса взглянув на Вейна, она неуверенно спросила: — Уж вы-то не думаете, что это Джерард?

— Я знаю, что это не он.

Глаза ее расширились от удивления.

— Вы разглядели Фантома?

— И да, и нет. Я видел очертания его фигуры, когда он вышел на участок с менее густым туманом. Он перебирался через камень, держа над собой фонарь. Судя по комплекции, это не юноша. В темноте и тумане с ростом можно ошибиться, а с телосложением — нет. На нем было тяжелое пальто из ворсистой ткани. Мне показалось, что одежда не из дешевых.

— Но вы уверены, что это был не Джерард?

— Джерард еще по-юношески сухощав, поэтому его нельзя спутать со зрелым мужчиной. Я абсолютно уверен, что это не он.

— Гм… — Пейшенс задумалась. — А Эдмонд — ведь он худой. Вы его тоже исключаете?

— Не согласен с вами. У него достаточно широкие плечи. В ворсистом пальто, при его росте, да еще ссутулившись — либо от холода, либо играя роль Фантома, — он вполне подходит под описание.

— Как бы то ни было, — просияла Пейшенс, — вам по силам положить конец этим оскорблениям в адрес Джерарда. — И тут же хмуро добавила: — Но почему же вы не сделали этого прямо сейчас, в столовой?

— Потому, — ответил Вейн, не обратив внимания на дрожь в ее голосе, — что кому-то из тех, кто сидел за столом, очень удобно сваливать все на Джерарда. Для меня это совершенно очевидно. Кто-то хочет сделать его козлом отпущения и тем самым отвлечь внимание от себя. Вы абсолютно верно оценили умственные способности этих джентльменов: ими легко управлять. Достаточно лишь представить ситуацию в нужном свете. Они поверят всему. К сожалению, их нельзя назвать глупыми, поэтому мне трудно определить, кто среди них лидер.

Вейн остановился перед дверью, и Пейшенс открыла ее. Как Вейн и говорил, это была гостиная, которой давно не пользовались. Она находилась в дальнем конце того же крыла, где располагалась комната Пейшенс, но этажом ниже. Окна были очень высокие и начинались почти от пола. Горничные уже потрудились здесь: сняли чехлы с мебели, стерли пыль, вычистили огромный диван с коваными подлокотниками и спинкой в стиле ампир, подтянули шторы. Диван стоял перед окнами, выходившими на густые заросли — потому что большая часть парка в Холле представляла собой дебри — и на рощу, позолоченную осенью. Вполне приятный вид для этого времени года. Чуть дальше, справа, были руины, а еще дальше поблескивала серая лента Нин. Она протекала между зелеными лугами. Комната находилась на первом этаже, и можно было, сидя на диване в одиночестве, часами любоваться природой.

Вейн осторожно усадил Пейшенс на диван, взбил подушки и уложил их вокруг нее.

Пейшенс откинулась на спинку и наблюдала, как он подкладывает диванную подушку под ее больное колено.

— И каковы ваши планы в отношении Фантома?

Вейн подошел к двери и повернул ключ. Вернувшись, сел рядом с Пейшенс и закинул руку на спинку дивана.

— Теперь Фантом знает, что вчера ночью его преследовали, что его вполне могли поймать, если бы не ваше падение. — Пейшенс покраснела. — Все обитатели дома, — продолжал Вейн, — в том числе и Фантом, поняли, что я хорошо знаю Холл, возможно, даже лучше их. Я представляю серьезную угрозу для Фантома. Думаю, он утихнет, дождется моего отъезда и только после этого объявится снова.

Пейшенс, плотно сжав губы, приказывала себе молчать. Вейн понимающе улыбнулся ей:

— Итак, мы намерены заставить Фантома разоблачить себя. Следовательно, нужно создать впечатление, будто я все еще верю в то, что во всем виноват Джерард.

Нахмурившись, Пейшенс долго вглядывалась в холодную глубину его серых глаз, а потом все-таки разомкнула губы.

— Я бы предложил следующее, — сказал Вейн, прежде чем она успела заговорить. — Предоставим всем думать, как им нравится, хотя бы на ближайшее время. Вряд ли это травмирует Джерарда.

— Вы не слышали, что они говорили, — вспомнила Пейшенс, сложив руки на груди. — Генерал назвал его мальчишкой.

Вейн вскинул брови.

— Согласен, очень неуважительно. Думаю, вы недооцениваете Джерарда. Если он будет знать, что люди, мнение которых для него важно, верят в его невиновность, он перестанет обращать внимание на то, что говорят другие. Подозреваю, он будет относиться к ситуации как к захватывающей игре, как к тайному плану разоблачения Фантома.

— Все зависит от того, как вы ему это подадите.

Вейн усмехнулся:

— Могу предположить, что на обвинения в свой адрес он будет реагировать с презрительной скукой. А вдруг это поможет ему отработать надменную улыбку?

Пейшенс понимала, что ей следовало бы возмутиться. Будучи опекуном Джерарда, она ведь не должна одобрять подобные планы. Однако она одобряла. Более того, считала, что план Вейна — наиболее быстрый путь к тому, чтобы вернуть Джерарду уверенность в своих силах, что и было ее главной заботой.

— Вы в этом мастак, не так ли? — Она имела в виду не только его понимание характера Джерарда.

Усмешка Вейна превратилась в лукавую улыбку.

— Я силен во многих аспектах. — Его голос опять стал вкрадчивым.

Вейн подошел ближе, и Пейшенс изо всех сил попыталась не обращать внимания на усиливающееся давление в груди. Она не отрываясь смотрела Вейну в глаза и уверяла себя, что ни в коем случае — ни под каким предлогом — не позволит своему взгляду опуститься до его губ.

— Например? — И сама себе ответила: «Поцелуи — он очень, очень искусен в них».

Когда она пришла к этому выводу, то уже затаила дыхание и отдалась во власть головокружительных ощущений. Собственнический поцелуй Вейна опьянил ее. Она вся обмякла — вся, за исключением губ. В ней медленно нарастал жар, восторг нахлынул на нее, как приливная волна. Она купалась в наслаждении.

Поддавшись порыву, Пейшенс обняла Вейна за шею. Он теснее прижался к ней и неторопливо просунул язык ей в рот. Она храбро ответила на его ласку и почувствовала, как напряглись мышцы его плеч. Осмелев еще больше, она жадно впилась в его губы и почувствовала его мгновенную реакцию. Вейн напрягся, каждый его мускул стал рельефным. Вслед за напряжением пришел жар — жар, который владел обоими. Он нарастал как лихорадка, превращая наслаждение в страсть. Пейшенс соприкасалась с Вейном только губами, но все ее тело пылало. Казалось, оно кипит на медленном огне.

Ее охватывало возбуждение, беспокойство — и желание.

Прикосновение его пальцев к груди вызвало у нее тихий потрясенный возглас. Она была ошеломлена новыми ощущениями, сладостным трепетом, овладевшим всем ее существом. Пальцы его стали более требовательными. Они обхватили грудь, заставив ее рваться на свободу из плена платья.

Пылкое сплетение их языков, жар его рук лишали Пейшенс рассудка. Когда Вейн погладил ее соски, она снова вскрикнула. Все ее чувства сосредоточились на движениях его рук. Она удивлялась тому, как ее тело отзывается на его ласку. Она даже не представляла, что существуют такие ощущения, и ей едва верилось, что все происходит на самом деле. А ласка его продолжалась, наполняя ее восторгом и огнем.

Полное отсутствие сопротивления с ее стороны вызвало бы у него недоумение, если бы он раньше не понял, что ею движет любопытство. Мысль о том, что она готова, что ее мучает нетерпение, только усиливала его страсть. Однако он не торопился, понимая, что перед ним не распутница, что для Пейшенс это будет впервые, что, несмотря на простодушную уверенность и открытость, доверие ее хрупко. Достаточно малейшей оплошности, и оно разобьется вдребезги.

Она наивна, невинна — ее надо любить нежно, вести к страсти осторожно, медленно.

Ее неискушенность действовала на него освежающе, опьяняла, завораживала.

Внезапно он оторвался от нее и отпустил ее губы. Но не соски. Он ждал, а пальцы продолжали двигаться, гладя набухшие холмики, сначала один, потом другой, пока… пока он не увидел блеск в ее глазах. Он поймал ее взгляд и медленно взялся за пуговицы ее корсажа.

Глаза Пейшенс расширились, она судорожно втянула в себя воздух. Ее груди стало тесно, и расстегнутая верхняя пуговица принесла облегчение. Она испытала настоящий ураган эмоций, когда пальцы его переместились ниже, к следующей пуговице. Медленные, но сильные толчки сердца отдавались в голове. Вскоре все крохотные жемчужные пуговки были вызволены из плена.

И корсаж распахнулся.

На мгновение Пейшенс растерялась, не зная, хочет ли она этого. Стремится ли она узнать, что последует дальше? Сомнение длилось всего секунду, но этой секунды хватило Вейну, чтобы раздвинуть полы корсажа, а его руке — умело скользнуть внутрь.

Одно ловкое движение — и нижняя сорочка упала с ее плеч. А потом она ощутила искушающее прикосновение его пальцев к обнаженной коже.

Вейн наблюдал за ее реакцией из-под ресниц. Он видел, что в ней вспыхнула страсть. Золотые искорки осветили ореховые глубины ее глаз. Он понимал, что должен поцеловать ее, отвлечь от того, что будет делать дальше, но желание наблюдать возобладало. Ему хотелось видеть, как она воспринимает его ласки, как постигает новое.

Он передвинул руку, и его пальцы сомкнулись на набухшем соске. Тишину нарушил сладостный стон Пейшенс. Она инстинктивно выгнулась, вжав свою грудь в его ладонь, пытаясь освободиться от острых ощущений, владевших ею. А его пальцы сжимали сосок все сильнее и сильнее.

Вейн нашел ее губы,

Пейшенс ухватилась за этот поцелуй как за якорь, как за нечто незыблемое в этом вращающемся мире. Жар волнами проходил по ее телу, наслаждение пронзало каждую клеточку. Она сжала плечи Вейна и пылко ответила на его поцелуй, отчаянно стремясь познать, почувствовать и утолить сжигавшее ее желание.

Внезапно Вейн отстранился, а потом приник губами, раскаленными, как клеймо, к стройной шейке. Пейшенс откинула голову на подушки, пытаясь выровнять дыхание.

Однако в следующую же секунду ее попытка потерпела крах.

Потому что губы Вейна завладели соском. Пейшенс показалось, что она умирает. А когда он осторожно втянул сосок в рот, она решила, что началось землетрясение. Жар его губ опалил ее, прикосновение его влажного языка было сравнимо с потоком расплавленного железа. Она сдавленно закричала.

Этот звук, страстный, чувственный, обострил внимание Вейна. Обострил его инстинкт охотника. Страсть вспыхнула в нем с новой силой, желание усилилось. Его демоны пришли в неистовство — Пейшенс, как сирена, своим криком соблазняла их. Побуждала его. Желание росло — напряженное, буйное, мощное — и достигло точки кипения. Он прерывисто вздохнул…

И вспомнил все, что почти успел забыть. Что выветрилось у него из головы, одурманенной пылкой реакцией Пейшенс. Ом вспомнил, что это совращение должно, нужно совершать безупречно. Совращение Пейшенс Деббингтон слишком важно, чтобы спешить. Завоевание ее чувств, ее тела — это только первый шаг. Она не нужна ему на короткий срок — она нужна ему на всю жизнь.

Вейн несколько раз вздохнул, пытаясь овладеть собой. Его тело вопило от возмущения, однако он остался глух к этим воплям.

И принялся успокаивать Пейшенс.

Он знал, как это делать. Существовали целые океаны желания, по которым могут плавать женщины, без направления, без усилий, просто отдаться на волю волн наслаждения. Руками и губами, ртом и языком Вейн ласкал разгоряченную Пейшенс, лишая сладостную боль остроты, страсть — накала, погружая ее в море восторга.

Пейшенс отключилась от внешнего мира. Вокруг нее царил покой, она ощущала только спокойное и глубокое удовольствие. Покорившись наслаждению, она плыла по волнам восторга. Сбивавшее ее с толку кружение замедлилось, сознание постепенно прояснялось.

Придя в себя окончательно, она не испытала шока, а в ласках Вейна не увидела угрозы. Его губы, его руки, его язык — все было знакомым.

Потом она вспомнила, где они находятся.

И попыталась открыть глаза, но веки оказались слишком тяжелыми.

— А вдруг кто-то зайдет? — спросила она шепотом.

Вейн оторвался от ее груди, и она тихо вздохнула.

— Дверь заперта, забыла? — донесся до нее тихий рокот его голоса.

Забыла? А разве можно о чем-нибудь думать, когда его губы ласкают ее губы, когда его руки гладят ее грудь? Да она бы не вспомнила и своего имени!

Возбуждение спало, и пришел безграничный покой. Все мышцы расслабились.

Вейн обратил внимание на темные круги у нее под глазами. Он не удивился, увидев, что она засыпает. Его ласки стали медленными, а вскоре и совсем прекратились. Он осторожно отодвинулся и улыбнулся, тронутый мягкой улыбкой ее припухших от поцелуев губ и умиротворенным выражением лица.

Он так и оставил ее спящей.

Пейшенс не знала точно, когда Вейн ушел. Она открыла глаза и увидела, что рядом его нет. Ей было тепло и уютно, она пребывала в состоянии глубочайшего покоя и не желала выбираться из него. Поэтому она улыбнулась и опять закрыла глаза.

А когда Пейшенс снова проснулась, был уже день. Взбив подушки, она села повыше. И нахмурилась.

Кто-то оставил ее вышивание рядом с диваном. Она не сразу вспомнила, что заходила Тиммз, что чья-то рука нежно гладила ее по голове.

А еще она вспомнила, как чья-то рука гладила ее грудь. И в ней мгновенно пробудились другие воспоминания, другие ощущения. Ее глаза расширились.

«Нет, наверное, это был сон», — подумала она, но так и не смогла притупить остроту чувственных воспоминаний, сменявших друг друга бесконечной чередой. Дабы избавиться от мучительной неизвестности, опустила голову вниз — и неизвестность преобразилась в факт.

Ее корсаж был расстегнут.

Чертыхнувшись, Пейшенс поспешно застегнула пуговицы.

— Повеса! — Она огляделась по сторонам и увидела Мист. Серая кошечка уютно устроилась на столике, поджав под себя передние лапки. — Ты была здесь все это время?

Мист мигнула огромными голубыми глазами и отвернулась.

Пейшенс почувствовала, что краснеет, и спросила себя, может ли быть стыдно перед кошкой, ведь эта кошка все видела.

Она не успела себе ответить, как дверь открылась и на пороге возник Вейн. Веселая улыбка на его пленительных губах заставила Пейшенс еще раз мысленно чертыхнуться и укрепила в решении ни под каким видом не показывать ему, как сильно она смущена.

— Который час? — с деланной небрежностью спросила она.

— Время обеда, — ответил он, очень похожий на волка. Чувствуя себя Красной Шапочкой, Пейшенс притворно зевнула и поманила Вейна к себе.

— Можете отнести меня в столовую.

Вейн улыбнулся еще веселее и с неподражаемой элегантностью поднял ее на руки.

Их появление в столовой привлекло всеобщее внимание. Все уже собрались за столом, только место Джерарда пустовало.

Минни и Тиммз милостиво улыбнулись, когда Вейн усадил Пейшенс на стул. Миссис Чедуик вежливо справилась о ее здоровье. Пейшенс отвечала на вопросы дам с улыбкой и доброжелательностью, мужчин же она полностью игнорировала, кроме Вейна, конечно.

Его она игнорировать не могла. А если бы и могла, то он бы этого не допустил, настойчиво вовлекая ее в общую беседу. Приободренный спокойной атмосферой. Генри решил воспользоваться ситуацией и, с улыбкой предложив Пейшенс ветчины, поинтересовался состоянием ее колена. Пейшенс осадила его ледяным ответом и почувствовала, как под столом Вейн толкнул ее ногой. Повернувшись, она с невинным видом взглянула на него. Он пристально посмотрел на нее, а потом возобновил беседу.

После обеда Пейшенс пребывала в дурном расположении духа. Не только потому, что недомолвки раздражали, но и потому, что Джерард так и не появился.

Вейн отнес ее в ту же гостиную и усадил на диван.

— Спасибо. — Она откинулась на подушки и взялась за вышивание. Бросив на Вейна быстрый взгляд, развернула ткань.

Вейн отступил на несколько шагов и наблюдал, как она перебирает разноцветные шелковые нитки. Потом подошел к окну. Небо, ясное с утра, затянулось облаками и стало серым.

Обернувшись, он долго смотрел на нее. Она сидела среди подушек, окруженная яркими мотками ниток. Однако руки ее лежали без движения, а лицо было отсутствующим.

— Хотите, я поищу его? — предложил он. Он намеренно говорил спокойно, чтобы дать ей возможность не согласиться.

Пейшенс подняла на него глаза. Вейн не понял выражения ее лица. Но когда ее щеки окрасил румянец, он догадался, что она вспоминает все свои обвинения ему. Однако она не отвела взгляд. Еще немного подумав, едва заметно кивнула:

— Я была бы… — Замолчав, она хотела не произносить слово, готовое сорваться с языка, но тщетно. — Благодарна. — Ее губы изогнулись в улыбке, и она опустила глаза.

В следующую же секунду Вейн был около нее. Взяв ее за подбородок, он долго смотрел ей в глаза, а потом поцеловал.

— Не волнуйтесь, я найду его.

Поддавшись порыву, Пейшенс ответила на его поцелуй. Она задержала его, схватив за руку, с надеждой посмотрела ему в глаза, а потом отпустила. Когда дверь за ним закрылась, глубоко-глубоко вздохнула.

Она полностью доверилась этому джентльмену. Более того, она доверила ему то, что ей дороже всего на свете. Неужели у нее протухли мозги? Или она вообще их растеряла?

Девушка долго смотрела в окно, не видя ничего перед собой, потом, покачав головой, взяла вышивание. Зачем бороться с фактами? Она знает, что с Вейном Джерарду ничто не грозит, с ним он в большей безопасности, чем с любым из джентльменов, проживающих в Беллами-Холле, чем с любым из тех джентльменов, которых она встречала в своей жизни.

И если уж она начала в чем-то признаваться себе, то можно признать и главное — облегчение от того, что Вейн здесь, что она больше не одна на защите Джерарда.

Признания самой себе продолжались еще очень долго.

— Эй, вы, наверное, проголодались! — Вейн сбросил с плеча мешок, и Джерард, сидевший на вершине могильного кургана, подпрыгнул как ошпаренный.

Юноша огляделся по сторонам и увидел Вейна, который неторопливо усаживался на траву.

— Как вы узнали, что я здесь?

Вейн задумчиво посмотрел вдаль.

— Просто догадался. — На его губах появилась задорная улыбка. — Вы хорошо спрятали свою лошадь, а вот следы очень четкие.

Джерард хмыкнул. Посмотрев на мешок, он подтянул его к себе и открыл.

Пока юноша расправлялся с холодной курицей, Вейн оглядывал окрестности. Неожиданно он почувствовал на себе взгляд Джерарда.

— Я не Фантом, вы же знаете.

— Знаю, — надменно вздернув бровь, сказал Вейн.

— Знаете?

— Гм… Я видел его вчера ночью, не очень хорошо, чтобы узнать, но достаточно, чтобы отличить от вас.

— О!.. — Помолчав, Джерард продолжил: — Все разговоры о том, что Фантом — это я, ну, все это чушь. Я же не настолько глуп, чтобы вытворять такие вещи, когда рядом Пейшенс. Естественно, она бы обязательно пошла смотреть. Она любопытнее меня. — Выждав секунду, он спросил: — Как она, а? Я имею в виду ее колено…

Лицо Вейна стало жестким.

— С ее коленом дело обстоит так, как и должно быть: ей еще несколько дней нельзя будет ходить, что, как я полагаю, действует на нее не лучшим образом. В настоящий же момент она очень беспокоится за вас.

Джерард покраснел, опустил глаза и вздохнул:

— Я погорячился. Думаю, мне следует вернуться. — Он принялся упаковывать остатки еды в мешок. Вейн остановил его:

— Да, вам следует вернуться и перестать тревожить ее. Однако вы не спросили о нашем плане.

— О плане? — удивился Джерард.

— Понимаете ли, нам надо, чтобы вы продолжали вести себя, — Вейн неопределенно взмахнул рукой, — так, будто вы действительно… как шалопай, чьи планы неожиданно нарушили.

Джерард, улыбнувшись, спросил:

— Хорошо, но мне дозволено презрительно усмехаться, а?

— Сколько угодно, только не забывайте свою роль.

— Минни знает? А Тиммз?

Вейн, кивнув, встал:

И Мастерс, и миссис Хендерсон. Я сегодня утром предупредил Минни и Тиммз. Так как слуги надежны, нет смысла держать их в неведении. Лишние глаза никогда не помешают.

— Итак, — заключил Джерард, поднимаясь, — мы будем притворяться, будто я все еще остаюсь главным подозреваемым, и ждать появления Фантома…

— Или вора — не забывайте, и в кражах вы главный подозреваемый.

Джерард согласно кивнул:

— Значит, мы ждем его следующего шага.

— Верно. — Вейн посмотрел вниз, на подножие кургана. — Это все, что мы можем сделать в настоящее время.

Глава 9

Два дня спустя Пейшенс сидела в той же гостиной и уговаривала себя заняться вышиванием. Комплект для столовой был почти закончен, и она была бы счастлива побыстрее разделаться с ним. Она все еще была прикована к дивану, ее колено все еще было забинтовано, нога все еще покоилась на подушке. Сегодня утром она осмелилась сказать, что может спокойно передвигаться с палочкой. В ответ миссис Хендерсон, поджав губы, замотала головой и заявила, что нужно не менее четырех дней покоя. Четыре дня! Прежде чем Пейшенс успела выразить свое недовольство, Вейн — в тот момент она была у него на руках — горячо поддержал миссис Хендерсон.

После завтрака он принес ее сюда, усадил на диван и на-помнил о своей угрозе привязать ее, если увидит, что она ходит. Угроза была высказана в достаточно резких выражениях, и Пейшенс пришлось смириться со своей судьбой.

Ее навестили Минни и Тиммз. Тиммз, как всегда, плела очередную бахрому, а Минни наблюдала за ее работой и при необходимости предоставляла свой палец в качестве станка. Обе давно привыкли проводить время за работой, и ни у одной не возникало желания нарушать спокойное умиротворение разговором.

Это вполне устраивало Пейшенс, так как в мыслях она была далеко от них. Она вспоминала то, что произошло здесь, когда Вейн в первый раз принес ее в эту комнату. После случая с Джерардом, после жесткого разговора с ним она впервые имела возможность детально проанализировать случившееся.

Хотя с тех пор больше ни о чем думать не могла.

Она, видимо, должна испытывать шок или возмущение. Однако, когда она вспоминала о тех минутах, ее снова охватывал сладостный восторг, грудь наливалась теплом. Ее «шок» оказался восхитительным, потрясающим. Она не чувствовала никакого отвращения, напротив, ей хотелось изведать нечто новое. Видимо, она должна винить себя, но угрызения совести подавлялись желанием новых ощущений. Оценивая полученный опыт, она приходила к замечательному выводу, что опыт этот ей очень понравился.

Любопытство — это ее проклятие, ее погибель, ее крест. Она знала это. К сожалению, знание не убивало порыв в корне. На этот раз любопытство толкало ее на эксперимент с мужчиной, хищником, похожим на волка. Опасное предприятие! В течение последних двух дней она наблюдала за ним, ждала, когда он сделает прыжок, в неизбежности которого давно убедила себя. Однако он вел себя как ягненок — на удивление сильный, до крайности самоуверенный, чертовски властный и одновременно простодушный как младенец, но все же ягненок. Уж не светится ли над его блестящей шевелюрой нимб?

Она чувствовала, что все не так просто. Он ведет какую-то сложную игру, и отсутствие опыта мешает ей постичь ее суть.

— Между прочим, — Тиммз встряхнула шаль, над которой они трудились, и Минни откинулась на спинку кресла, — этот вор тревожит меня. Возможно, Вейн испугал Фантома, но вор, кажется, сделан из другого теста.

— Ваш браслет так и не нашли? — обратилась Пейшенс к Тиммз.

Та поморщилась:

— Ада перевернула вверх дном и мою комнату, и комнату Минни. Мастерс и горничные обыскали каждый уголок. — Она вздохнула. — Его нет.

— Вы сказали, что он из серебра?

Тиммз кивнула:

— Никогда бы не подумала, что он представляет какую-то ценность. На нем выгравированы виноградные листья — вы видели такие украшения. — Она опять вздохнула. — Он принадлежал моей матери, и я очень… — она опустила взгляд на бахрому, на которой завязывала последний узелок, — очень встревожена тем, что он потерялся.

Пейшенс задумчиво сделала следующий стежок.

— А теперь еще и Агата встревожилась, — растерянно заговорила Минни.

И Пейшенс, и Тиммз вопросительно посмотрели на нее.

— О?

— Сегодня утром она пришла ко мне. И была ужасно расстроена. Бедняжка, она столько вынесла, а теперь еще и это. Врагу бы не пожелала такого!

— Что? — нетерпеливо спросила Пейшенс.

— Ее сережки. — Минни сокрушенно покачала головой. — Это все, что у нее осталось. Овальные гранаты в окружении белых сапфиров. Вы, наверное, видели их на ней.

— А когда она последний раз надевала их? — Пейшенс хорошо помнила эти сережки. Довольно красивые, хотя и недорогие.

— Она надевала их к ужину два дня назад, — ответила Тиммз.

— Верно, — согласилась Минни. — Тогда Агата их и видела в последний раз. Она вынула сережки из ушей и положила в шкатулку на туалетном столике. Вчера решила опять их надеть, открыла шкатулку, а их нет.

— Поэтому-то вчера она показалась мне немного расстроенной, — вспомнила Пейшенс.

— Взволнованной, — мрачно подтвердила Тиммз.

— Позже она все обыскала, — продолжала Минни, — и теперь абсолютно уверена, что они пропали.

— Не пропали, — поправила Пейшенс. — Они у вора. Мы найдем их, когда поймаем его.

В этот момент открылась дверь и в комнату в сопровождении Джерарда вошел Вейн.

— Доброе утро, дамы! — Вейн поклонился Минни и Тиммз, потом с улыбкой посмотрел на Пейшенс, и выражение его глаз изменилось.

Пейшенс ощутила тепло его взгляда, медленно скользящего по ее лицу, шее, груди, скрытой за высоким вырезом утреннего платья. По спине ее пробежали мурашки, соски сразу же набухли.

— Вы остались довольны своей верховой прогулкой? — Она заговорила тем же беспечным тоном, что и он.

И вчера, и сегодня стояла великолепная погода. Она заперта в четырех стенах, буквально прикована к дивану, он же с Джерардом наслаждается верховой ездой, скачет по бескрайним полям и лугам!

— Очень. — Вейн грациозно опустился на стул, лицом к дивану. — Я показал Джерарду все низкопробные таверны в округе.

Пейшенс вскинула голову и в ужасе уставилась на него.

— Мы проверяли, бывал ли там кто-нибудь из наших, — с энтузиазмом объяснил Джерард. — Может, продавал ремесленникам или проезжим всякую мелочь.

Пейшенс хмуро посмотрела на Вейна, тот же в ответ ласково улыбнулся. Она довольно хмыкнула и сосредоточилась на вышивании.

— И что же? — расспрашивала Вейна Минни.

— Ничего, — ответил он. — Никто из Холла, даже грумы, в последнее время не заходил в местные пивнушки. Никто ничего не слышал о том, что кто-то продает всякую мелочь. Итак, нам все еще не известно, зачем вор крадет эти вещи и что он собирается с ними делать.

— Кстати! — воскликнула Минни и вкратце рассказала о пропаже браслета Тиммз и сережек миссис Чедуик.

— Значит, — задумчиво произнес Вейн, — наше преследование Фантома не отпугнуло его.

— И что же теперь? — поинтересовалась Тиммз.

— Надо проверить Кеттеринг и Нортхемптон. Вполне возможно, что у вора есть там знакомства.

Часы на камине пробили половину первого. Минни накинула на плечи шаль.

— Я должна дать указания миссис Хендерсон насчет меню.

— Доделаю потом. — Тиммз сложила шаль.

Вейн встал и предложил Минни руку, но та отмахнулась от него:

— Не утруждай себя. Побудь с Пейшенс, составь ей компанию. — Минни улыбнулась племяннице. — Так тяжело — быть прикованной к дивану.

Эти сочувственные слова вызвали в Пейшенс бурю эмоций, однако ей удалось сохранить внешнее спокойствие. Она с благодарной улыбкой приняла «дар» Минни и, когда та пошла к двери, склонилась над пяльцами, крепко сжимая иголку.

Джерард открыл дверь перед Минни и Тиммз. Дамы вышли, и он, посмотрев на Вейна, обворожительно улыбнулся:

— Дагган сказал, что собирается тренировать ваших серых. Я бы присоединился к нему, только не знаю, успею ли догнать его.

Пейшенс резко повернула голову, но увидела лишь спину брата. Дверь за ним захлопнулась. Она тупо смотрела на полированное дерево, не веря своим глазам.

О чем они все думают, оставляя ее наедине с ним? Пусть ей двадцать шесть, но это не значит, что у нее достаточно опыта. Хуже другое: Вейн, по всей видимости, воспринимает ее возраст и неопытность скорее как достоинство, а не как недостаток,

Уткнувшись в работу, Пейшенс вспоминала его последние колкости. Постепенно в ней нарастало возмущение, прикрывая ее, словно щит. Наконец она отважилась поднять глаза на стоявшего рядом Вейна и окинуть его холодным оценивающим взглядом:

— Надеюсь, вы не будете таскать Джерарда по всем тавернам — по всем пивнушкам — Кеттеринга и Нортхемптона?

Выражение его глаз не изменилось, а губы сложились в улыбку.

— Никаких таверн, никаких пивнушек! — Его улыбка стала еще шире. — Нам придется посетить ювелиров и ростовщиков. Они часто выдают деньги под залог золота. — Помолчав, он продолжил: — Единственная проблема в том, что я не понимаю, кому из обитателей Холла могли понадобиться деньги. Здесь негде играть.

Пейшенс опустила пяльцы на колени.

— Возможно, деньги им нужны для чего-то другого.

— Не могу представить, чтобы Генерал или Эдгар и тем более Уиттиком содержали какую-нибудь деревенскую девушку и ее незаконнорожденного отпрыска.

Пейшенс покачала головой:

— Генри шокировала бы даже мысль об этом, он стойко консервативен.

— Вы правы. Почему-то мне кажется, что и в отношении Эдмонда это предположение неверно. Насколько мне известно, — понизив голос, продолжил он, — Эдмонд предпочитает строить планы, а не действовать.

Сделав ударение на последнем слове, Вейн вложил в него свой скрытый смысл. Пейшенс даже не сомневалась в том, что правильно поняла его.

— Вот как? — высокомерно спросила она. — Я всегда считала, что строить планы похвально. — И с вызовом добавила: — В любом деле.

Вейн подошел к дивану:

— Вы неправильно поняли меня. Для успеха любого предприятия важно иметь хороший план.

Он потянул пяльцы, лежавшие у Пейшенс на коленях, и она, растерявшись, выпустила ткань.

— Я считаю… — Она нахмурилась, судорожно вспоминая, о чем они только что говорили. Ее взгляд медленно поднимался и наконец встретился со взглядом Вейна.

Он улыбнулся — ну точно волк! — и бросил вышивание — ткань, пяльцы, иголку — в корзинку рядом с диваном, оставив Пейшенс без защиты. Она ощутила, что у нее от удивления округляются глаза. В его же глазах появился опасный блеск. Он неторопливо обхватил рукой ее стройную шейку и провел большим пальцем по губам.

Они затрепетали. Ей не хватало сил освободиться от его руки, от его взгляда.

— Я хотел сказать, — низким голосом заговорил Вейн, — что строить планы, а потом не осуществлять их — бессмысленное занятие.

Именно поэтому ей следовало бы продолжать работать иглой. Она ждала, что возмущение придет ей на помощь, что в ответ на столь наглое вмешательство в ее дела в ней поднимется гнев.

Но ничего не произошло. Она не почувствовала в себе и малейшей ярости.

Пейшенс с интересом смотрела в его серые глаза. И в голове у нее вертелся единственный вопрос: а что он собирается делать дальше? Она смотрела очень внимательно и поэтому успела заметить что-то в его взгляде подозрительно напоминающее удовлетворение. Его рука опустилась, и он отвернулся.

— Расскажите, что вам известно о Чедуиках.

Пейшенс, ошеломленная, смотрела на него, вернее, на его спину, пока он шел к креслу, и не могла пошевелиться. Когда он сел, ей удалось справиться со своим лицом, придав ему приемлемое выражение.

— Ну, — она облизнула губы, — мистер Чедуик умер примерно два года назад. Пропал в море.

С помощью подсказок Вейна она не без труда вспомнила все, что знала о Чедуиках. Когда она заканчивала свой рассказ, прозвучал гонг.

Вейн, лукаво улыбнувшись, встал и подошел к Пейшенс.

— Кстати, о действии… Вы не против, если я отнесу вас к столу?

Она была против и отдала бы половину своего состояния за то, чтобы не чувствовать той легкости, с какой он поднимает ее на руки. Его прикосновение лишало ее спокойствия, приводило в смущение и заставляло думать о том, о чем думать не следовало бы. Она ощущала свою полную беспомощность в его руках, будто ее поймали в ловушку, будто она полностью в его власти, и сделать с этим ничего не могла.

Но у нее не было выбора. Внутренне собравшись, девушка холодно кивнула:

— Будьте так любезны.

Вейн усмехнулся — и был любезен.

На следующий день — это был четвертый и, поклялась себе Пейшенс, последний день ее заключения — она опять была прикована к дивану в этой отдаленной гостиной. Вейн принес ее сюда после завтрака. Они с Джерардом намеревались съездить в Нортхемптон и выяснить, не появились ли там вещи, украденные в Холле. День был замечательный. Пейшенс представила, как сидит на козлах, как ветер треплет ей волосы, как она любуется парой серых, о которых столько слышала. Ей так хотелось попросить их отложить поездку — всего лишь на день, пока у нее полностью не заживет колено, — однако она не решилась на это. Вейн и Джерард стремились как можно скорее поймать вора, поэтому им нельзя было терять такой погожий день — ведь никто не гарантировал, что в ближайшие дни сохранится ясная погода.

Минни и Тиммз провели с ней все утро. Так как она не могла спуститься вниз, они велели подать ей обед в гостиную. После обеда Минни решила отдохнуть. Тиммз проводила ее в спальню, но потом не вернулась.

Пейшенс уже закончила комплект для столовой и, лениво перелистывая альбом, выбирала рисунок новой вышивки и решала, над чем будет работать. Может, изящная салфетка для подноса на туалетном столике Минни?

Стук в дверь вывел ее из задумчивости. «Кто бы это мог быть? — удивленно подумала она. — И Минни, и Тиммз обычно входят без стука».

— Войдите.

Дверь медленно приоткрылась, и в щель просунулась голова Генри.

— Я не побеспокою вас?

Пейшенс тихо вздохнула и указала рукой на стул:

— Присаживайтесь. — Хоть кто-то скрасит ее одиночество. На лице Генри появилась умильная улыбка. Он расправил плечи, прошел в комнату, держа одну руку за спиной, и направился прямиком к дивану. Остановившись, он, как фокусник, выставил на вытянутой руке свой подарок: букет из поздних роз и осенних бордюрных цветов, завернутый в кружево времен королевы Анны.

Пейшенс была удивлена. Восторг ее был искренним, но недолгим, потому что она увидела обломанные стебли и корни. Значит, розы он просто наломал, а цветы выдрал из клумбы.

— Как… — Пейшенс натянуто улыбнулась. — Как красиво. — Она взяла у него цветы. — Позвоните горничной, чтобы она принесла вазу.

Довольный собой. Генри энергично подергал шнурок звонка, потом сложил руки за спиной и стал покачиваться с пяток на носки и обратно.

— Чудесный день.

— Да? — спросила Пейшенс, пытаясь скрыть тоску в голосе.

Пришла горничная и сразу же ушла за вазой и садовыми ножницами. Пока Генри разглагольствовал о погоде, Пейшенс занималась цветами, обрезая обломанные стебли. Закончив, она отложила ножницы и повернула столик с вазой к Генри.

— Вот! — Она откинулась на спинку дивана. — Я благодарна вам за вашу любезность.

Генри засиял. Он собрался что-то сказать, но ему помешал стук в дверь.

Удивленно вскинув брови, Пейшенс посмотрела на дверь.

— Войдите.

Она не удивилась, увидев Эдмонда. Он принес свое последнее стихотворение. Его лицо освещала искренняя улыбка.

— Скажите мне ваше мнение.

Пейшенс с огромным трудом следила за витиеватым стилем изложения, это небольшое стихотворение показалось ей целой поэмой. Пока она слушала, Генри ерзал на стуле и шаркал ногами по полу. Владевшая им радость сменилась раздражением. Пейшенс героически сдерживала зевоту, а Эдмонд все читал.

И читал.

Услышав очередной стук, Пейшенс оживилась. Она надеялась, что это Мастерс или даже горничная.

Но это был Пенуик.

Она едва не застонала, но приказала себе любезно улыбнуться и протянула руку:

— Доброе утро, сэр. Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?

— Замечательно, моя дорогая. — Пенуик низко поклонился, да так, что почти ткнулся лбом в край дивана. Однако он вовремя спохватился и выпрямился. Сначала он обвел всех хмурым взглядом, потом лучезарно улыбнулся Пейшенс. — Я ждал случая поделиться с вами нашими результатами. Вот показатели производительности после того, как мы внедрили новую схему севооборота. Мне известно, — добавил он, нежно улыбаясь ей, — как вы интересуетесь нашим клочком земли.

— Э-э… да. — Что еще она могла сказать? Пейшенс всегда использовала последние достижения сельскохозяйственной науки и за долгие годы управления Грейнджем достаточно хорошо изучила предмет, поэтому у нее не было желания обсуждать эту тему. Она попыталась отвлечь Пенуика: — Может?.. — И с надеждой посмотрела на Генри, взгляд которого, отнюдь не дружелюбный, был прикован к Пенуику. — Генри как раз говорил мне, что в последние дни стоит замечательная погода.

Генри любезно подхватил разговор:

— Думаю, такая же погода сохранится и в обозримом будущем. Только сегодня утром я разговаривал с Гришемом…

К сожалению, несмотря на все усилия, Пейшенс не удалось переключить Генри на обсуждение влияния погоды на урожай. Не удалось ей и натравить Пенуика на Генри, чтобы они, как обычно, сцепились из-за какой-нибудь мелочи.

В довершение всего Эдмонд выдергивал слова из фраз Пенуика и Генри и складывал из них стихи, а потом, не заботясь о том, что мешает говорящему? обсуждал с Пейшенс, как эти вирши вписываются в его драму.

Через пять минут разговор превратился в настоящую битву за ее внимание. Пейшенс готова была придушить того идиота слугу, который выдал тайну о том, где находится ее пристанище. Через десять минут она готова была придушить еще и Генри, и Эдмонда, и Пенуика. Генри с важным видом рассуждал о природных условиях данной местности. Эдмонд вслух размышлял о возможности ввести в пьесу мифологических, богов, чтобы они комментировали действия главных героев. Пенуик, проигрывавший двум своим соперникам, выпятил грудь и напыщенно спросил:

— Где Деббингтон? Странно, что он не с вами.

— Он увязался за Кинстером, — небрежно сообщил ему Генри. — Они сопровождают маму и Анджелу в Нортхемптон. — Увидев, что Пейшенс пристально смотрит на него, Генри весело добавил: — Сегодня очень солнечно. Не удивлюсь, если Анджела потребует от Кинстера подольше покатать ее в кабриолете.

Брови Пейшенс поползли вверх:

— Вот как? — Ее тон успешно положил конец беседе. Трое джентльменов, встревожившись, переглянулись.

— Полагаю, — заявила она, — я отдохнула достаточно. — Отбросив с колен плед, она передвинулась на край дивана и осторожно опустила сначала здоровую ногу, потом больную. — Будьте любезны, подайте мне руку…

Все трое бросились на помощь. Встать оказалось не так просто. Нога еще не окрепла и плохо слушалась. А о том, чтобы ступить на нее, не было и речи.

Что исключало самостоятельный спуск по лестнице. Эдмонд и Генри сцепили руки, и Пейшенс, устроившись на этом импровизированном сиденье, обхватила их за плечи. Чувствуя важность своей миссии, Пенуик возглавил шествие. Всю дорогу он не умолкал. Что до Эдмонда и Генри, то они принять участия в разговоре не могли, так как сосредоточили все свое внимание на том, чтобы не свалиться с лестницы.

Они благополучно добрались до главного холла и опустили Пейшенс на пол. А она уже сомневалась в правильности своего решения — вернее, она бы просто изменила его, если бы ее не привела в такую ярость новость о том, что Вейн повез Анджелу в Нортхемптон. О том, что Анджела наслаждалась или наслаждается сейчас поездкой — той самой поездкой, о которой она сама мечтала, но о которой, ради общей пользы, не осмелилась попросить.

Поэтому Пейшенс была не в лучшем настроении.

— В дальнюю гостиную, — приказала она сурово. Опираясь на Генри и Эдмонда и стараясь не морщиться от боли, она медленно продвигалась вперед. Пенуик продолжал вещать, подсчитывая количество бушелей, собранных с «их маленького клочка земли». Вся его речь была пронизана матримониальными притязаниями. Пейшенс скрежетала зубами и думала только о том, что, добравшись до дальней гостиной, прогонит их всех прочь и помассирует колено.

Никто не будет искать ее в дальней гостиной.

— Кто разрешил вам вставать?

Эти слова, произнесенные ровным голосом, заполнили брешь, неожиданно образовавшуюся в болтовне Пенуика.

Пейшенс подняла глаза и вынуждена была запрокинуть голову: Вейн стоял почти вплотную к ней. Он был в пальто с пелериной. Его волосы немного растрепались на ветру. За ним виднелась открытая дверь черного хода. Яркий свет потоком вливался в темный коридор, но не достигал Пейшенс, потому что на его пути стоял Вейн, широкоплечий, мужественный, казавшийся огромным из-за пелерины. Пейшенс не видела его лица и глаз, да в этом и не было надобности. Она и так знала, что взгляд его суров, в глазах стальной блеск, губы плотно сжаты.

— Я предупреждал вас, — четко произнес он, — о том, что за этим последует.

Пейшенс не успела ничего возразить, как оказалась у него на руках.

— Подождите! — сдавленным голосом вскрикнула она.

— Повторяю…

— Стойте!

Требования Пейшенс не возымели на Вейна никакого действия и, по мере того как он широкими шагами продвигался вперед, превратились в затихающее эхо. Пенуик, Эдмонд и Генри, ошеломленные его стремительностью, только синхронно хлопали глазами.

Пейшенс перевела дух и гневно посмотрела на Вейна.

— Опустите меня!

— Нет! — бросил ей Вейн и начал подниматься по лестнице.

Пейшенс затаила дыхание: по лестнице спускались две горничные. Она улыбнулась им, когда они проходили мимо.

И вот они уже на галерее. Незадачливая троица потратила целых десять минут, чтобы спуститься вниз. Вейну же потребовалась всего минута, чтобы взлететь вверх по лестнице с тяжелой ношей на руках.

— Эти джентльмены, — холодно заявила Пейшенс, — помогали мне добраться до дальней гостиной.

— Болваны! — отрезал он.

Пейшенс задохнулась от возмущения.

— Я хотела перебраться в дальнюю гостиную!

— Зачем?

Зачем? Затем, чтобы он, вернувшись после чудесной прогулки с Анджелой, не нашел ее на месте и, возможно, встревожился?

— Затем, — язвительно проговорила Пейшенс, защищаясь от него скрещенными на груди руками, — что меня тошнит от той гостиной! — От гостиной, которую он приготовил специально для нее. — Мне там скучно.

— Скучно? — удивился Вейн.

Пейшенс заглянула ему в глаза и пожалела, что сказала это. Очевидно, скука для повесы — это то же, что красная тряпка для быка.

— До ужина осталось мало времени, поэтому отнесите меня в мою комнату.

Вейн ловко открыл дверь и, переступив порог, ногой захлопнул ее. И улыбнулся:

— У вас еще час до того, как надо будет переодеваться к ужину. Я отнесу вас в вашу комнату, только позже.

В его глазах появился серебристый блеск, в голосе — опасная вкрадчивость. Интересно, спросила себя Пейшенс, у кого-нибудь из той троицы хватило смелости последовать за ними? Она в этом сомневалась. Несмотря на то что Вейн холодно опровергал все их бессмысленные обвинения против Джерарда, оба, и Эдмонд, и Генри, относились к нему с уважением. Только это было уважение несколько иного рода. Такое, уважение оказывают опасным плотоядным. А Пенуик, ко всему прочему, знал, что Вейн недолюбливает его, причем сильно.

Вейн направился к дивану. Пейшенс смотрела на место своего заточения, и у нее появились дурные предчувствия.

— Что вы собираетесь делать?

— Привязать вас к дивану.

Она попыталась пренебрежительно хмыкнуть, не заметить холодок, пробежавший по спине.

— Не делайте глупостей, ведь это была только угроза. — Может, ей следует обвить руками его шею?

Вейн подошел к дивану сзади и остановился.

— Я никогда не угрожаю. — И спокойно добавил: — Лишь предупреждаю.

И он усадил Пейшенс на диван и прижал ее плечи к кованой спинке. Та тут же начала вырываться, однако он удерживал ее рукой, обхватив за талию.

— А потом, — продолжил он тем же тоном, — мы поищем, чем бы… отвлечь вас.

— Отвлечь меня? — Она даже вырываться перестала.

— Гм, — прошелестел над ней его вкрадчивый голос, — развеять вашу скуку.

Чувственность, звучавшая в его словах, на время усыпила ее бдительность. Вейну хватило этого времени для того, чтобы из корзинки с рукоделием выудить шарф, ждавший своей очереди на починку, протащить его через кружево кованой спинки и крепко обмотать им запястья Пейшенс.

— Что?.. — Пейшенс уставилась на свои руки. — Это смешно!..

Она подергала шарф, попыталась выдернуть руку; но выяснилось, что узел завязан крепко.

Вейн обошел диван и встал перед ней. Взгляд у нее был уничтожающим. Не замечая его улыбки, она перебросила руки через спинку, доходившую ей до лопаток, но все равно не достала до узла, чтобы развязать его.

И сердито посмотрела на Вейна, а он с интересом наблюдал за ней. На его пленительных губах играла холодная ухмылка, в которой чувствовалось мужское превосходство.

— Вам это будет дорого стоить! — процедила она.

— Вам достаточно удобно. Просто посидите спокойно часок. Вашему колену это пойдет на пользу.

Пейшенс стиснула зубы.

— Я не ребенок, которого нужно привязывать!

— Как раз наоборот. Вам нужен человек, который контролировал бы вас. Вы же слышали, что сказала миссис Хендерсон: четыре полных дня. Четвертый день заканчивается завтра утром.

— А кто назначил вас моим надзирателем? — проговорила сквозь зубы Пейшенс, с вызовом встретив его взгляд.

— Во всем виноват я. Мне следовало отправить вас обратно в дом, как только вы встретили меня в руинах.

Лицо Пейшенс стало бесстрастным.

— Вы сожалеете о том, что не отправили меня обратно?

Вейн, нахмурившись, ответил:

— Я чувствую себя виноватым в том, что вы последовали за мной и из-за этого подвернули ногу.

Пейшенс сложила руки на коленях.

— Вы же сказали, что во всем виновата я, так как не послушалась вас и пошла за вами. Как бы то ни было, если Джерард в семнадцать лет способен отвечать за свои действия, почему ко мне отношение другое?

По глазам Вейна она поняла, что выиграла одно очко.

— Но ведь вы вывихнули колено. И подвернули ногу.

Пейшенс отказывалась сдаваться:

— Моя нога в порядке. — Она высокомерно вздернула носик. — Только колено еще слабое. Если бы я могла испытать его…

— Можете сделать это завтра. Кто знает, а вдруг сегодня вы перетрудили ногу и вам придется еще день или два провести на диване?

— Не надо, — попросила Пейшенс, — даже не заикайтесь об этом.

Вейн, хмыкнув, подошел к окну. Наблюдая за ним, Пейшенс попыталась разжечь в своей душе гнев, который должна была бы чувствовать. Но не почувствовала.

— Так что вы выяснили в Нортхемптоне? — устроившись поудобнее, поинтересовалась она.

Вейн принялся ходить взад-вперед вдоль окна.

— Джерард и я познакомились с очень ценной личностью, так сказать, с гильдмастером Нортхемптона.

— Гильдмастером какой гильдии? — уточнила Пейшенс.

— Ростовщиков, воров и мошенников, если таковая существует. Наше расследование заинтересовало его, и он решил помочь. У него обширные связи. Через два часа беседы за бутылкой французского коньяка — за мой счет, естественно, — он заверил нас, что в последнее время никто не пытался сбыть вещи, похожие на те, что мы ищем,

— Вы думаете, он заслуживает доверия?

— У него нет причин лгать. Товар, как он назвал эти вещи, не такого высокого качества, чтобы привлечь его внимание. Он также хорошо известен как деловой человек.

Пейшенс поморщилась:

— Вы проверите Кеттеринг? — Вейн кивнул на ходу. — А чем занимались миссис Чедуик и Анджела, пока вы с Джерардом встречались с гильдмастером? — поинтересовалась она, придав своему лицу самое невинное выражение.

Вейн остановился и изучающе посмотрел на Пейшенс. Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил:

— Не имею ни малейшего представления.

В его голосе прозвучал едва заметный интерес.

— Вы хотите сказать, что на обратном пути Анджела не расписала в деталях свой поход по магазинам? — Глаза Пейшенс расширились в наигранном удивлении.

Вейн подошел ближе к дивану.

— И туда, и обратно она ехала в карете.

Он подошел еще ближе. В его глазах поблескивало хищническое удовлетворение. Он наклонился…

— Пейшенс? Вы не спите?

Раздался властный стук в дверь, и тут же послышался звук поворачиваемой ручки.

Пейшенс резко повернулась — настолько, насколько позволял шарф. Вейн выпрямился. Когда дверь открылась, он уже был позади дивана, но не успел развязать шарф. В комнату влетела Анджела.

— О! — Она вся так и сияла от восторга. — Мистер Кинстер! Прекрасно! Вы должны высказать свое мнение по поводу моих покупок.

Неодобрительно взглянув на коробку, болтавшуюся у Анджелы на руке, Вейн сухо кивнул. Анджела решительно направилась к стулу, стоявшему напротив дивана, а Вейн потянулся К шарфу, но вынужден был тут же отдернуть руку, так как в комнату вошла миссис Чедуик.

Анджела подняла голову.

— Послушай, мама, мистер Кинстер скажет нам, правильно ли я выбрала цвет лент.

Спокойно поклонившись Вейну и улыбнувшись Пейшенс, миссис Чедуик направилась к соседнему стулу.

— Анджела, уверена, у мистера Кинстера много других дел…

— Нет, откуда? Здесь же больше никого нет. Кроме того, — Анджела одарила Вейна ласковой, абсолютно бесхитростной улыбкой, — истинные джентльмены именно так проводят свое время — обсуждают дамские наряды.

Пейшенс услышала позади себя тихий вздох облегчения, тут же оборвавшийся. Как ей хотелось обернуться и посмотреть на Вейна, чтобы выяснить, как он отнесся к тому, что Анджела назвала его стильным джентльменом. Воспринял он ее слова спокойно или возмутился, как и в прошлый раз, когда его назвали повесой? Ведь и та и другая характеристики верны. Он наверняка бы принялся обсуждать с дамами новости моды, чтобы отвлечь их внимание от того, что его действительно интересует.

Миссис Чедуик сокрушенно вздохнула:

— И все же, дорогая, это не совсем так, — Она примирительно взглянула на Вейна. — Не все джентльмены… — И принялась старательно разъяснять неразумной дочери, что между стильными особями мужского пола существуют некоторые различия.

Сделав вид, будто поправляет плед, которым были укрыты ноги Пейшенс, Вейн пробормотал:

— Кажется, мне пора уходить.

Пейшенс, глядя на миссис Чедуик, прошептала:

— Я же привязана. Вы не можете оставить меня в таком виде.

Она краем глаза взглянула на Вейна, и на секунду их взгляды встретились.

— Я освобожу вас, — подумав, проговорил он, — при условии, что вы дождетесь здесь моего возвращения. Потом я отнесу вас в вашу комнату.

Наклонившись еще ниже, Вейн дернул край пледа.

— Это все вы виноваты! — прошипела Пейшенс. — Если бы я добралась до дальней гостиной, то была бы в полной безопасности.

— В безопасности? Вряд ли. Там же тоже есть диван.

Пейшенс решительно прогнала мысли о том, что могло бы произойти, не появись в комнате Анджела. Если она будет слишком много об этом думать, то, вполне вероятно, придушит еще и Анджелу. Список потенциальных жертв Пейшенс рос с каждым часом.

— Кстати… — Вейн, посмотрев на Анджелу и миссис Чедуик, наклонился к Пейшенс и развязал шарф. — Вы сказали, что вам скучно, но разве это не обычное развлечение для дам? — озорно улыбаясь, произнес он.

Он прекрасно знал, что. именно сильнее всего развлекает дам: и его взгляд, и чувственный изгиб его губ говорили об этом гораздо красноречивее слов.

Пейшенс скрестила на груди руки.

— Трус, — проговорила она достаточно громко, чтобы он услышал.

— Когда дело касается разглагольствований школьниц, я признаю за собой этот недостаток.

Вейн отошел от дивана. Его движение привлекло внимание и Анджелы, и миссис Чедуик. Он улыбнулся им, вежливый, обходительный.

— Боюсь, дамы, я должен покинуть вас. Мне нужно проведать моих лошадей.

Поклонившись миссис Чедуик, удостоив Анджелу рассеянной улыбки и бросив вызывающий взгляд на Пейшенс, он изящной походкой направился к двери.

Когда дверь за ним закрылась, Анджела сникла и надулась. Пейшенс едва слышно застонала и поклялась, что придумает подходящую месть. А пока…

С наигранной заинтересованностью, она смотрела на безделушки, которые одна за другой появлялись из коробки Анджелы.

— Это гребешок?

Тупо поморгав, Анджела просияла:

— Да. Очень недорогой, но такой симпатичный. — Она взяла в руку черепаховый гребень, отделанный фальшивыми бриллиантами. — Как ты думаешь, он подходит к моим волосам?

Пейшенс смирилась с необходимостью давать ложные советы. Анджела все же купила светло-вишневые ленты, причем в большом количестве. Пейшенс добавила это к списку прегрешений Вейна и мило улыбнулась.

Глава 10

Опасность. Это слово следовало бы записать как его второе имя.

— Чтобы все видели предупреждение — так было бы честнее. — Пейшенс посмотрела на Мист, ожидая ее реакции. Наконец кошка моргнула. — Гм! — Она срезала еще одну ветку и, наклонившись, положила ее в корзину у своих ног.

Прошло три дня с тех пор, как она сбежала с дивана, а сегодня утром она отказалась от тросточки сэра Хамфри. Местом для первой прогулки она выбрала сад, огражденный старой стеной, а компаньоном — Вейна.

Вспоминая ее теперь, можно сказать, что прогулка была необычной. И естественно, привела Пейшенс в очень необычное состояние. Они будут одни! Ожидание чего-то приятного росло с каждой минутой, но развеялось в одну секунду. Из-за Вейна. И из-за места прогулки. К сожалению, в последующие дни у них не было возможности остаться наедине.

Что отнюдь не способствовало хорошему настроению. Пейшенс казалось, будто ее эмоции, взбудораженные тем единственным значительным, но не завершенным мгновением в саду, продолжали кипеть. Нога ее еще не окрепла, но боли прошли. Она могла свободно передвигаться, но дальние прогулки пока были ей не под силу.

Сейчас Пейшенс удалось уйти довольно далеко от дома: в густой кустарник. Она хотела набрать ярких осенних листьев для музыкальной комнаты.

Набрав их полную корзину, девушка поставила ее себе на бедро, позвала Мист и пошла по заросшей тропинке к дому.

Жизнь в Холле, нарушенная приездом Вейна и ее падением в яму, возвращалась в обычное русло. Единственным препятствием ее ровного и спокойного течения было постоянное присутствие Вейна. Он все время был где-то рядом, только она не знала, где именно.

Миновав заросли, Пейшенс оказалась на лужайке перед руинами. Вдруг она увидела Генерала, он шел от реки, размахивая тростью. Среди руин она разглядела Джерарда. Он сидел на камне и держал на коленях этюдник. Пейшенс внимательно осмотрела развалины и остатки галереи и снова перевела взгляд на лужайку.

И только после этого сообразила, зачем это делает.

Она поспешила к черному ходу. Эдгар и Уиттиком заперлись в библиотеке — даже солнышку не удалось выманить их оттуда. Муза Эдмонда в последнее время стала очень требовательной: он редко спускался в столовую, а если и спускался, то сидел с отсутствующим видом. Генри, как всегда, бездельничал. Хотя у него с недавних пор проявилась склонность к бильярду и его часто заставали в бильярдной, когда он отрабатывал удары.

Открыв дверь, Пейшенс пропустила вперед Мист и прошла за ней. Кошка уверенно побежала по коридору. Пейшенс переставила корзинку на другое бедро. Из дальней гостиной послышались голоса: нытье Анджелы чередовалось с терпеливыми ответами миссис Чедуик. Скривившись, Пейшенс пошла дальше. Анджела выросла в городе и не привыкла к неторопливой деревенской жизни. Приезд Вейна превратил ее в типичную ясноглазую барышню, но она устала от этого образа и вернулась к своей обычной томности и жеманству.

Эдит продолжала плести кружева, а Элис за последнее время не проронила ни слова, поэтому нельзя было винить тех, кто забывал о ее существовании.

Пейшенс свернула в узкий коридор и прошла в холл. Поставив корзинку на консоль, выбрала тяжелую вазу. Разбирая ветки, она думала о Минни и Тиммз. Тиммз никогда не была такой спокойной и счастливой, как сейчас, когда в доме жил Вейн. То же можно было сказать и о Минни. Она и спать стала лучше. В глазах появился прежний блеск, осунувшееся от тревоги лицо порозовело.

И Джерард немного успокоился. Обвинения и намеки в его адрес прекратились, исчезли без следа, рассеялись, как утренний туман над рекой. Как Фантом.

Это тоже заслуга Вейна. Фантом больше так и не появлялся. Вор же продолжал свои набеги. Его последний трофей оказался более чем странным: подушечка для иголок Эдит Суитинс. Едва ли можно считать ценностью украшенную бисером подушечку из розового шелка с вышитым профилем его величества Георга III. Эта кража всех обескуражила. Вейн недоуменно качал головой и говорил, что в Холле поселилась сорока-воровка.

— Скорее ворон. — Пейшенс взглянула на Мист. — Ты видела хоть одного?

Мист бесстрастно встретила ее взгляд и зевнула совсем не дружелюбно. Клыки ее выглядели очень впечатляюще.

— Значит, не ворон, — заключила Пейшенс. Тщательно осмотрев с помощью Джерарда все таверны и пивнушки, Вейн не нашел никаких признаков того, что вор продает краденое. Все так и осталось тайной.

Пейшенс отставила в сторону корзину и взяла вазу. Мист спрыгнула со стола и, хвост трубой, пошла впереди. По дороге в музыкальную комнату Пейшенс думала о том, что жизнь дома действительно стала прежней, спокойной и размеренной, если не считать эксцентричных выходок вора и присутствия Вейна.

До приезда Кинстера музыкальная комната была ее прибежищем, ибо никто из обитателей Холла не имел склонности к музыке. Пейшенс же играла всю жизнь, практически каждый день. Час за пианино или за клавесином, как в Холле, всегда умиротворял ее, немного облегчая груз, лежащий на сердце.

Войдя в музыкальную комнату, Пейшенс поставила вазу на столик в центре и, вернувшись, чтобы закрыть дверь, окинула взглядом свои владения.

— Все по-прежнему.

Мист устраивалась в кресле, а девушка подошла к клавесину.

Без определенной цели она перебирала клавиши. Пейшенс знала очень много отрывков и предоставляла своему настроению выбирать мелодию.

Пяти минут тревожной, бессвязной игры — перескакивания с одного произведения на другое в поисках музыки под настроение — оказалось достаточно, чтобы ей открылась правда. Не все по-прежнему.

Уронив руки на колени, она просто смотрела на клавиши. Жизнь действительно вернулась в прежнее русло, стала такой же, какой была до приезда Вейна. Все произошедшие изменения были только к лучшему. Нет причин для тревоги. Вернее, поводов для тревоги стало меньше. Жизнь текла спокойно и ровно. Она занималась своими обычными делами, старалась четко спланировать дни. Раньше она находила в этом удовлетворение.

Однако сейчас она уже не могла и не хотела возвращаться к этой успокоительной рутине, она была… раздражена. Неудовлетворена.

Пейшенс положила руки на клавиши, но музыка не приходила. Сознание против ее воли возвращалось и возвращалось к источнику неудовлетворенности. К некоему «истинному джентльмену». Пейшенс взглянула на свои пальцы, неподвижно лежавшие на костяных клавишах.

Она тщетно пытается одурачить саму себя. Ее настроение изменчиво, она с трудом владеет собой, не зная, чего хочет, не понимая, что чувствует. У человека, привыкшего отвечать за свою судьбу, управлять своей судьбой, такое поведение может вызывать только раздражение.

Пейшенс понимала, что ее положение невыносимо. Это значит, что настало время действовать. Причина ее душевного состояния очевидна — Вейн. Только он, больше никто. Причина всех проблем — ее общение с ним.

Можно избегать Вейна.

Но, подумав, она поняла, что поставит себя в трудное положение и оскорбит Минни. Да и Вейн вряд ли согласится с тем, чтобы его избегали. И у нее вряд ли хватит стойкости, чтобы избегать его.

— Не очень хорошая идея, — решила она. Она вспомнила их встречу в саду три дня назад, когда они оказались одни. И нахмурилась. Что все это значит? Его «не здесь» она потом поняла: ведь сад хоть и огорожен высокой стеной, но виден из окон дома. Но что он подразумевал под «не сейчас»?

— Это, — обратилась она к Мист, — предполагает «потом». «Когда-нибудь». И мне бы хотелось знать, когда именно! Позорное, недопустимое желание, но…

— Мне двадцать шесть. — Она посмотрела на кошку с таким видом, будто та спорила с ней. — Я имею право это знать. — Мист не мигая смотрела на нее, и Пейшенс продолжила: — Я вовсе не собираюсь переходить границы допустимого. Я не намерена забывать о том, кто я, и тем более о том, кто он. Да и он вряд ли забудет. Это должно стать идеальной защитой.

Мист уткнулась носом в лапы. Пейшенс, мрачно посмотрев на клавиши, решительно заявила:

— Он не соблазнит меня в доме Минни.

В этом она была уверена. Из этого следовали весьма существенные вопросы. Чего он хочет, что ожидает получить? Какова его цель и есть ли у него эта цель вообще?

Вопросы, на которые у нее нет ответов. Хотя в последние дни Вейн не стремился к тому, чтобы оказаться с ней наедине, она постоянно чувствовала на себе его взгляд, его присутствие.

— Возможно, это просто развлечение? Или какая-то роль?

Снова вопросы без ответов.

Пейшенс в гневе стиснула зубы, но заставила себя расслабиться. Она набрала в грудь побольше воздуха, выдохнула, потом сделала еще один вдох и решительно положила пальцы на клавиши. Она не понимает Вейна, «элегантного джентльмена» с непредсказуемым поведением. Он вводит ее в смущение на каждом шагу. Если это развлечение, значит, ситуация будет зависеть от его прихоти. Событиями будет управлять он, а не она, и ей это совсем не по душе.

Она больше не будет думать о нем.

Пейшенс закрыла глаза, и ее пальчики стремительно замелькали над клавишами.

Из дома доносилась нежная, пленительно-капризная и изменчивая музыка. Вейн услышал ее на пути из конюшни. Мелодия настигла его, окутала, проникла в чувства. Это была песнь сирены, и он отлично знал, кто исполняет ее.

Остановившись перед аркой, ведущей к конюшне, он вслушивался в переменчивый мотив. Музыка влекла его, он ощущал ее тягу, как будто она материализовалась. Музыка говорила о стремлениях, о разбитых надеждах и о чем-то еще…

Скрип гравия под сапогами вернул его к действительности. Музыкальная комната находится на первом этаже, ее окна выходят на террасу. Хотя бы одно окно должно быть открыто, иначе он не слышал бы музыку так отчетливо.

Вейн долго смотрел невидящим взором на дом. Музыка становилась все более выразительной, стремилась околдовать его, все настойчивее манила его к себе. Еще минуту он сопротивлялся, а потом решительно зашагал к террасе.

Когда последние звуки затихли, Пейшенс вздохнула и убрала руки с клавиш. Спокойствие вернулось к ней, музыка уняла ее тревогу, умиротворила душу.

Она встала, отодвинув стул, сделала шаг и повернулась. К окну. К человеку, который стоял у открытой стеклянной двери. По его лицу ничего нельзя было понять.

— Мне казалось, вы подумываете об отъезде, — сказала Пейшенс, взвешивая каждое слово и спокойно глядя ему в глаза.

Вряд ли можно было яснее бросить вызов!

— Нет! — не раздумывая ответил Вейн. — Я еще не разоблачил Фантома и не поймал вора. Но кроме этого, я еще не получил то, чего хочу.

Сдержанная, уверенная, Пейшенс смотрела на него, а он на нее. Только что сказанные слова отдавались эхом у него в голове. Когда он впервые произнес их, то еще не знал истинной ценности того, чего хочет. Теперь же он знает. Теперь его цель отличается от тех, что он ставил перед собой раньше. На этот раз он хочет гораздо большего.

Он хочет ее всю. Не просто физической близости, а ее преданности, любви, души — весь ее внутренний мир, всю суть ее существа, ее «я». И он не удовлетворится меньшим.

А еще он знает, почему хочет ее. Потому что она другая. Но он не будет думать об этом сейчас.

Она принадлежит ему. Он понял это в то мгновение, когда впервые обнял ее, в тот вечер, когда над ними бушевала гроза. Она была создана для его объятий — он понял это мгновенно, интуитивно, на подсознательном уровне. Он получил свое прозвище не случайно: он действительно обладал даром распознавать, какой запах несет с собой ветер. Истинный охотник, он реагировал на изменения в настроении, в атмосфере и использовал к своей выгоде любые повороты в подводных течениях. С первого же мгновения он понял, что несет ветер, когда обнял Пейшенс Деббингтон.

И вот она стоит перед ним. Вызов зажигает золотистые искорки в ее глазах. Ясно, что ей не нравится пробел, возникший в их отношениях. Но вот чем она решила заполнить его, не ясно. Все добродетельные, своевольные женщины, с которыми он общался, были его родственницами. Он всегда относился к ним серьезно. Для него оставалось тайной, что думает Пей-шенс, с чем она соглашается. Мертвой хваткой сжав вожжи своего настойчивого желания, он сделал первый шаг, чтобы все это выяснить.

И медленно приблизился к ней.

Она не произнесла ни слова. Спокойно глядя на него, подняла руку, выставила палец и неторопливо, дав ему время остановить ее, прикоснулась к его губам.

Вейн не шевельнулся.

Это первое неуверенное прикосновение потрясло его, и он сильнее натянул вожжи своей страсти. Но она успела ощутить силу этого кратковременного урагана. Ее глаза расширились, дыхание остановилось. Когда Вейн успокоился, она расслабилась, и ее палец продолжил свой путь.

Создавалось впечатление, будто она зачарована его губами. Ее взгляд был прикован к ним. Она провела пальцем по нижней губе и вернулась к уголку их. Немного повернув голову, Вейн поцеловал ее палец.

Пейшенс снова посмотрела ему в глаза. Осмелев, она погладила его по щеке. Вейн ответил на ее ласку, проведя тыльной стороной ладони по ее шее. Затем он взял ее за подбородок и под частый стук сердец, который был слышен только им, поднял ее лицо.

Их взгляды встретились. Вейн закрыл глаза, зная, что Пейшенс сделает то же самое, и медленно приник к ее губам.

Сначала она растерялась, но потом ответила на поцелуй. Он подождал еще секунду, прежде чем заявить о своей власти над ее губами. Но она сразу же сдалась перед его натиском. Он положил руку ей на затылок и запустил пальцы в шелковистую массу волос.

Вейн целовал ее лицо, медленно, повинуясь ритму, который властвовал над ними, вел их за собой, наполнял жаром их губы.

Этот поцелуй был откровением. Пейшенс не предполагала, что обычный поцелуй может быть таким дерзким и чувственным. Его требовательные губы уверенно управляли ее губами, безжалостно учили ее всему, что она так жаждала, познать.

Его язык вторгся в ее рот с самонадеянностью завоевателя, заявляющего свои права на военные трофеи. Он неторопливо изучал все уголки своих владений. После продолжительного, потрясающе тщательного обследования он решил продолжить свое изучение в другом направлении. Медленные, ленивые толчки будоражили ее пробудившиеся чувства.

Пейшенс уступала, но это не приносило радости ни ему, ни ей. Ее затягивала эта игра губ и языков. Она была полна желания. Поднимавшийся в ней жар таил в себе обещание; напряжение между ними росло, вздымалось, как приливная волна, и тащило их за собой. Поцелуй остановил время, от вожделения кружилась голова.

Вейн немного отстранился, чтобы Пейшенс могла перевести дух. Даже на расстоянии в пару дюймов чувствовалось, сколь требовательны его губы,

Повинуясь непреодолимому влечению, Пейшенс приподнялась на цыпочки и приникла к его губам. Вейн завладел ее губами, ее ртом, но ненадолго и снова отстранился.

Она вздохнула и, вытянувшись вверх, поцеловала его. Он ответил на поцелуй, опять утверждая свою власть над ее губами.

Пейшенс и не предполагала, что поцелуй может пробудить такую бурю в душе. Ее мучил голод, пожирал огонь. Все ее существо отзывалось на ласку, она купалась в жарком наслаждении, впитывала его в себя, отдавала Вейну и требовала еще больше.

Когда их губы разомкнулись, оба учащенно дышали. Пейшенс открыла глаза и увидела, что Вейн внимательно смотрит на нее. В его серых глазах она увидела скрытый вызов. Она изучала его взгляд, спрашивая себя, чему еще он может научить ее.

Помедлив минуту, придвинулась к нему и обняла за шею. Почувствовав грудью его грудь, придвинулась еще ближе и, продолжая смотреть ему в глаза, прижалась к нему бедрами.

И мгновенно ощутила его реакцию. Как будто рука неожиданно сомкнулась в кулак. Это вдохновило ее, она не отвела взгляд и ответила на вызов в его глазах.

Руки Вейна скользнули на ее плечи, спустились на спину, потом еще ниже, на бедра. Он крепко прижал ее к себе. У Пейшенс перехватило дыхание. Ее глаза закрылись. Она подняла к нему лицо, подставляя губы.

И он взял их, взял ее всю. Его руки переместились на ее ягодицы. Он гладил их, прижимая к себе, вдавливая в свои бедра. По ее телу разлился огонь, она горела как в лихорадке.

Пейшенс ощущала, как возбужден Вейн, животом чувствовала пульсацию в твердом бугре, плененном одеждой. На одно мгновение, до боли напряженное, он дал волю своим чувствам, но потом снова приструнил их. Его язык медленно проник во влажные глубины ее рта.

Пейшенс вскрикнула бы, если б могла. Эта чувственная ласка всколыхнула новую волну жара. Опаляющая, всесокрушающая, она пронеслась по ее телу и излила энергию в ее чреслах. Ноги Пейшенс стали ватными, чувства замедленными.

Но не потерявшими своей остроты.

Пейшенс отдавала себе полный отчет в происходящем. В том, что ее обнимают сильные руки. В том, что набухшие соски упираются в твердую, как скала, грудь. В том, что твердая плоть вжимается в ее мягкий живот. И он с трудом сдерживает неослабевающую, неистовую страсть.

Последнее было для нее искушением, но таким опасным, что она не осмелилась поддаться ему.

Рано. Надо еще многое познать.

Например, ощущение его руки на ее груди. Сейчас, когда он так страстно целует ее, а она прижимается к нему всем телом, это ощущение отличается от того, что она испытала прежде. Ее грудь, теплая, упругая, налилась, едва пальцы его сомкнулись на ней, твердые соски мучительно остро восприняли его умелое прикосновение.

А Вейн продолжал целовать Пейшенс, заставляя ее повиноваться учащенному сердцебиению, властному ритму, звучащему на грани ее сознания. Мелодия убыстрялась, кружилась в вихре, ведя к нарастанию жарко тлеющего желания, однако чувствовалось, что оркестром управляет опытный дирижер, который не хочет, чтобы она потеряла связь с действительностью, чтобы ее унесло мощным потоком эмоций.

Он учил ее.

Пейшенс поняла это.

Прозвучал гонг к ужину. Где-то далеко-далеко.

Ни Пейшенс, ни Вейн не обратили на него внимания. Сначала. Но потом он с явной неохотой оторвался от нее.

— Они заметят, если мы пропустим обед, — прошептал он и опять приник к ее губам.

— М-м, — только и произнесла она.

Вейн отстранился от нее и посмотрел ей в глаза. Она тоже вглядывалась в его глаза, в его лицо. Ни малейшего намека на прощение, на торжество, даже на удовлетворение. В глазах было только желание — и у него, и у нее. Пейшенс остро чувствовала эту первобытную жажду, разбуженную поцелуем, но не утоленную. А он… ему стоило огромных усилий держать себя в руках.

— Надо идти, — сказал он и нехотя выпустил Пейшенс. Она так же неохотно отошла от него, сожалея о том, что больше не чувствует его пыла, что исчезло ощущение полного единения, возникшее между ними в последние мгновения.

Она поняла, что ей нечего сказать ему. Вейн подал ей руку и повел к двери.

Глава 11

После сумасшедшей скачки с Джерардом Вейн решительно направился в дом.

Он не мог не думать о Пейшенс. Ее губы, ее тело, ее запах, от которого кружилась голова, будоражили его чувства и терзали душу. Он никогда не был так одержим, даже когда впервые залез даме под юбку. Он хорошо знал, что не сможет ни на чем сосредоточиться, пока не увидит Пейшенс Деббингтон на предназначенном ей месте: под ним, на спине.

Но ему этого не увидеть, пока он не произнесет нужные слова и не задаст нужный вопрос. Он понял, что ему не избежать этого, еще тогда, когда впервые увидел ее на клумбе.

В центральном холле Вейн встретил Мастерса.

— Мастерс, где мисс Деббингтон? — спросил он, стремительно снимая перчатки.

— В гостиной хозяйки, сэр. Обычно вторую половину дня она проводит с хозяйкой и миссис Тиммз.

Вейн ступил на лестницу и остановился, размышляя, под каким бы предлогом вытащить Пейшенс из-под крылышка Минни, но не придумал ничего, что не вызвало бы пристального внимания крестной. Не говоря уж о Тиммз.

— Гм! — Повернувшись, он спустился вниз. — Я буду в бильярдной.

— Да, сэр.

Мастерс заблуждался, полагая, что Пейшенс сидит у Минни. Попросив тетку освободить ее от очередного сидения над рукоделием, она нашла прибежище в гостиной этажом ниже. Тот самый диван, теперь никому не нужный, был укутан в холщовый чехол.

Здесь ей никто не мешал ходить взад-вперед, хмурясь и бормоча что-то себе под нос. Она пыталась понять, постичь, оправдать и согласовать все, что произошло в музыкальной комнате сегодня утром.

Ее мир перевернулся. Внезапно. Без предупреждения.

— Невозможно, — обратилась она к невозмутимой Мист, уютно свернувшейся в кресле, — отрицать столь многое.

Сегодняшний поцелуй, головокружительный, неистовый и в то же время умело сдерживаемый, оказался для нее открытием.

Пейшенс остановилась у окна и сложила на груди руки. Открытия физиологические хоть и лишали спокойствия, но не шокировали. Она узнала больше, чем требовало ее любопытство. Ей хотелось познать новое — он согласился научить ее. Этот поцелуй был первым уроком.

Что касается остального, то там была ее проблема.

— Там было что-то еще. — Какое-то ощущение, о котором она и не знала, которого никогда не испытывала. — Во всяком случае, — поморщившись, она снова заходила по комнате, — я думаю, что было.

Острое чувство потери, охватившее ее, когда они разомкнули свои объятия, не было просто физической реакцией. Их разъединение подействовало на нее как-то иначе. И стремление к близости — стремление утолить жажду, мучившую его, — возникло не от обычного любопытства.

— Как все сложно.

Пейшенс потерла лоб, пытаясь разгладить морщины, и твердо решила разобраться в своих эмоциях, понять, что она на самом деле чувствует. Если ее чувство к Вейну выходит за грань физического, значит ли это то, что она предполагает?

— Ну откуда я могу знать? — воззвала она к Мист. — Я никогда не чувствовала ничего подобного.

Этот вывод привел ее к новому выводу. Остановившись, она подняла голову, расправила плечи и, вновь обретя уверен-ность, с надеждой посмотрела на Мист.

— Возможно, я все это придумала? Мист холодно взглянула на нее, потянулась, соскочила с кресла и пошла к двери.

Вздохнув, Пейшенс последовала за ней.

Предательское напряжение между ними — оно возникло с самого начала — усилилось. Вейн почувствовал это вечером, за ужином, когда подвинул стул для Пейшенс и ждал, пока та расправит свои юбки. Открытие застало его врасплох, прошлось по коже, как колючая щетка.

Мысленно чертыхнувшись, он сел на свое место и заставил себя сосредоточиться на Эдит Суитинс. Пейшенс, сидевшая рядом с ним, оживленно болтала с Генри Чедуиком. Казалось, она нисколько не была смущена. В течение всего ужина Вейн уговаривал себя принять этот факт без возмущения. Создавалось впечатление, будто она абсолютно не чувствует того, что происходит между ними, того, как он изо всех сил сдерживает себя.

Когда все наконец съели десерт, дамы удалились. Вейн быстро закончил разговор и во главе остальных джентльменов поспешил в гостиную. Пейшенс, как обычно, стояла с Анджелой, и миссис Чедуик. Она сразу заметила, что он вошел. Яркий блеск ее глаз польстил ему, но это длилось всего мгновение. Едва он приблизился к ней и ощутил аромат ее духов, в нем снова всколыхнулся ураган чувств. Взяв себя в руки, он небрежно кивнул дамам.

— Я как раз говорила Пейшенс, — выпалила Анджела, недовольно надув губки, — что это ни в какие рамки не лезет. Вор украл мой новый гребень!

— Ваш гребень? — Вейн взглянул на Пейшенс.

— Тот, что я купила в Нортхемптоне! — возмущалась Анджела. — Я даже не успела поносить его!

— Возможно, он еще найдется, — попыталась приободрить дочь миссис Чедуик. Однако она помнила о своей, более серьезной потере, поэтому в ее голосе не было особой убежденности.

— Это нечестно! — Щеки Анджелы покрылись пятнами, и она топнула ножкой. — Я хочу, чтобы вора поймали!

— В самом деле. — Ледяной тон Вейна сразу же подавил начинающуюся истерику Анджелы. — Думаю, нам всем хотелось бы расквитаться с этим неуловимым и ловким вором.

— Ловким вором? — подошел к ним Эдмонд. — Вор сделал новый набег?

Анджела мгновенно вернулась к своей роли и поведала эту историю более благодарным слушателям: Эдмонду и подошедшим к ним Джерарду и Генри. Пока она ахала и охала, Вейн смотрел на Пейшенс. Она почувствовала его взгляд и повернулась к нему. В ее глазах был вопрос. Вейн открыл уже рот, чтобы назначить ей свидание, но слова замерли у него на языке, так как, ко всеобщему изумлению, к ним присоединился Уиттиком.

Ему начали подробно излагать историю последней кражи, но он почти не слушал. Сухо кивнув, он склонился к миссис Чедуик и о чем-то заговорил с ней. В следующую секунду она оглядела комнату.

— Спасибо. — И, взяв Анджелу за руку, сказала: — Пойдем, дорогая.

Анджела опешила:

— Ой, а…

Впервые миссис Чедуик осталась глуха к возражениям дочери и уверенно повела ее к креслу Минни.

Вейн, Пейшенс и все остальные пошли за миссис Чедуик, но их остановил тихий вопрос Уиттикома:

— Итак, опять что-то пропало?

Все повернулись к нему, совершенно случайно встали полукругом, и создалось впечатление, будто все сплотились против него единым фронтом. Фронт был неоднородным, и все же никто — ни Вейн, ни Пейшенс, ни Джерард, ни Эдмонд, ни Генри — не сдвинулся с места.

— Новый гребешок Анджелы. — Генри в двух словах описал гребень.

— Бриллианты? — уточнил Уиттиком.

— Стразы, — поправила его Пейшенс. — Очень безвкусная вещица.

— Гм! — Уиттиком нахмурился. — Это возвращает нас к главному вопросу: зачем кому-то понадобились безвкусная подушечка для иголок и дешевый, убогий гребешок?

Генри поджал губы. Эдмонд переступил с ноги на ногу. Джерард, казалось, был готов к драке, он смотрел на Уиттикома, а тот на него — холодно и оценивающе.

Пейшенс настороженно ждала.

— Между прочим, — заявил Уиттиком прежде, чем кто-то успел произнести хоть слово, — я спрашивал себя: а не пора ли нам начать поиски? — Он многозначительно взглянул на Вейна. — Что вы думаете об этом, Кинстер?

— Я думаю… — ответил Вейн и замолчал, вперив в Уиттикома ледяной взгляд, и все сразу отлично поняли, что именно он думает. — Я думаю, что поиски не принесут никаких результатов. Кроме того, вор, естественно, узнает о поисках еще до того, как мы начнем действовать, и у него хватит времени, чтобы спрятать или перепрятать украденное. В Холле это не составляет серьезной проблемы. Дом — настоящий рай для желающих что-либо спрятать, не говоря уже о саде. Если спрятать вещи в руинах, то их там никто не найдет.

Взгляд Уиттикома мгновенно потух.

— Э-э… да. — Он кивнул. — Вы правы. Возможно, никто ничего не найдет. Абсолютно верно. Конечно, поиски ничего не дадут. Прошу прощения. — Улыбнувшись, он поклонился и вышел.

Озадаченные, все посмотрели ему вслед. И обратили внимание на то, что вокруг кресла собралась небольшая толпа.

— Пейшенс! — помахала Тиммз.

— Прошу извинить меня.

Пожав локоть Вейна, Пейшенс поспешила на зов. Миссис Чедуик и Тиммз суетились над Минни. Когда миссис Чедуик отошла в сторону, Пейшенс заняла ее место и вместе с Тиммз помогла Минни встать.

Вейн наблюдал, как Пейшенс, обняв тетку за плечи, ведет ее к двери. Миссис Чедуик, намереваясь последовать за ними, властно подозвала к себе дочь, а потом обратилась к мужчинам:

— Минни неважно себя чувствует. Пейшенс и Тиммз помогут ей лечь. Я тоже пойду — вдруг им понадобится моя помощь.

Ведя за собой упирающуюся Анджелу, миссис Чедуик вышла из комнаты и закрыла дверь.

Вейн посмотрел на закрытую дверь и чертыхнулся. От души.

— Итак, — нарушил молчание Генри, — мы предоставлены сами себе? — Он посмотрел на Вейна. — Как насчет ответной партии в бильярд, а, Кинстер?

И Эдмонд, и Джерард ждали от него ответа. Очевидно, они одобрили предложение Генри. Вейн, все еще смотревший на закрытую дверь, медленно произнес:

— А почему бы и нет? — Его лицо стало упрямым, глаза, против обыкновения, потемнели. — Кажется, сегодня у нас нет выбора.

К утру настроение Вейна не улучшилось.

Вчера Генри Чедуик обыграл его в бильярд.

Если ему нужны доказательства того, что отношения с Пейшенс серьезно влияют на него, то вот они. Генри едва мог загнать шар в лузу. Сам же Вейн был настолько рассеян, что не положил в лузу ни одного шара. Все его мысли были заняты Пейшенс: где, когда и каким образом подложить ее под себя?

Спустившись вниз и прогромыхав сапогами по мраморному полу холла, он направился в столовую. Им с Пейшенс давно пора поговорить!

Ведь в конце концов…

За столом собрались не все: Генерал, Уиттиком, Эдгар и Генри с блаженной улыбкой на лице. Сухо всем кивнув, Вейн положил на тарелку разнообразной еды и сел на свое место.

К счастью, Анджела не вышла к завтраку. Генри сообщил, что Джерард и Эдмонд уже позавтракали и отправились к руинам.

Вейн ждал Пейшенс.

Но она не появлялась.

Когда Мастерс и его подчиненные принялись убирать со стола, Вейн встал. Он чувствовал, что все его тело напряжено.

— Мастерс, где мисс Деббингтон? — холодно спросил он.

Мастерс поморгал.

— Ее светлость нездорова, сэр. Мисс Деббингтон обсуждает с миссис Хендерсон меню и просматривает счета. Сегодня отчетный день.

— Понятно. — Невидящий взгляд Вейна был устремлен на дверь, — И сколько времени уйдет на меню и счета?

— Не могу сказать, сэр. Они только начали. Обычно у ее светлости на это уходит все утро.

Вейн втянул в себя воздух и задержал дыхание.

— Спасибо, Мастерс.

Он медленно обошел стол и направился к двери. Чертыхаться у него уже не было сил.

Остановившись в холле и резко повернувшись, он решительно зашагал к конюшне. Долгая, трудная скачка заменит ему разговор с Пейшенс и то, что могло последовать за ним.

Он нашел ее в кладовой.

Взявшись за ручку полуоткрытой двери, Вейн удовлетворенно усмехнулся. Сейчас, после обеда, большая часть обитателей дома спит, остальная же часть наверняка борется со сном. Негромкое бормотание Пейшенс да шелест ее платья — единственное, что нарушало тишину дома. Наконец-то ему удалось застать ее одну да еще в таком удобном месте! Кладовая, притулившаяся на первом этаже в дальнем конце крыла, была расположена очень уединенно. В ней не было ни дивана, ни кресла — вообще никакой мебели не было.

При его нынешнем настроении это очень кстати. Джентльмен ведь не должен заходить слишком далеко с дамой, которую собирается сделать своей женой, до того, как сообщит ей о своем намерении. Здесь совращение будет простым, а после этого они удалятся в более удобное помещение.

Мысль о том, как он устранит причины неудобства, не дававшего ему покоя в последние дни, подстегнула его, и, набрав в грудь побольше воздуха и широко распахнув дверь, он переступил порог.

Пейшенс резко повернулась. И радостно улыбнулась:

— Привет! Не поехали кататься?

Окинув взглядом погруженную в полумрак кладовую, Вейн медленно закрыл за собой дверь. И покачал головой:

— Я уже покатался. — Ему было девять, когда он в последний раз заходил сюда. Тогда это помещение казалось просторным. А сейчас… Уклоняясь от свисавших с веревки пучков травы, он обошел стол, стоявший в центре узкой комнаты. — Как Минни?

Пейшенс дружелюбно улыбнулась и отряхнула пыль рук.

— Всего лишь насморк. Она скоро поправится, но мы не хотим оставлять ее без присмотра. Сейчас с ней Тиммз.

— А-а…

Ныряя под пучки трав, Вейн осторожно обогнул стеллаж с большими бутылками и протиснулся между столом и прилавком, за которым работала Пейшенс. Протиснулся с трудом, но не заметил этого, так как все его мысли были сосредоточены на Пейшенс.

— Я все дни гоняюсь за вами.

Желание сделало его голос хриплым. В глазах девушки он увидел ответное чувство. Они почти одновременно потянулись друг к другу. Вейн обнял ее, она погладила его по щекам и подняла к нему лицо.

Прежде чем он сообразил, куда он — они — движутся, он уже целовал ее. Впервые за свою долгую и богатую сексуальную жизнь он отступил от заранее продуманной схемы. Ведь он хотел начать с разговора, сделать предложение, которое, как он знал, было обязательным. Но когда губы Пейшенс призывно приоткрылись, когда ее язык отважно сплелся с его языком, все заготовки для торжественной речи вылетели из головы.

Пейшенс обняла его за плечи, прижалась к нему и грудью, и бедрами. Ее живот мягко терся о твердую выпуклость.

На Вейна нахлынуло желание — и его собственное, и, как ни странно, ее. Свою страсть он умел сдерживать, ее же стала для него откровением. Полная энергии, восхитительно-наивная, нетерпеливая в своем незнании, ее страсть оказалась сильнее, чем он ожидал. Она и в нем раскрывала что-то новое, некое стремление, рожденное чем-то большим, чем обычная похоть.

Они горели как в огне. Охваченный страстью, Вейн попытался поднять голову, но так и не смог оторваться от Пейшенс. Это резко пробудило его внимание. Похоже, он выпустил вожжи из рук. Их подхватила Пейшенс, и теперь она несется во весь опор. Слишком уж быстро…

Вейну все же удалось оторваться от нее.

— Пейшенс…

Она накрыла его губы своими.

Вейн обнял ее, а потом снова отстранился, испытав при этом щемящую боль в душе.

— Чертова кукла — я хочу поговорить с тобой!

— Позже. — Пейшенс притянула к себе его лицо.

Вейн сопротивлялся изо всех сил:

— Да прекрати ты…

— Замолчи! — Встав на цыпочки, она сильнее, чем прежде, прижалась к нему и поцеловала. — Я не хочу разговаривать. Просто поцелуй меня и покажи, что за этим следует.

Это был не самый мудрый поступок. С такой просьбой не обращаются к возбужденному повесе. Вейн застонал, когда ее язык еще глубже проник в его рот. Борьба языков распалила его до такой степени, что он не мог ни о чем думать. Сознание его заволокло жарким туманом страсти. Даже если бы у него хватило сил сбежать, все равно ничего не получилось бы, так как прилавок позади него преграждал путь.

Пейшенс заманила его в сети своего желания, и с каждым мгновением он все сильнее запутывался в этих сетях.

Пейшенс упивалась их поцелуем и знала, что ждала именно этого: снова испытать головокружительный всплеск желания, почувствовать, как огонь струится по жилам, ощутить чарующую прелесть этого ускользающего «нечто» — она еще не нашла названия для этого состояния души, но оно обволакивало ее — их обоих — и манило дальше.

Дальше, в его объятия, в страсть. Туда, где желание утолить мучительную жажду превращается в настоятельную потребность, в сладкую, до остроты, необходимость.

Пейшенс чувствовала привкус этой жажды в их поцелуе, ощущала, как она, медленно пульсируя, ширится и растет в крови.

Это был восторг. Это было сильнейшее переживание. Это было именно то, к чему стремилась ее любопытная натура.

Но главное, она испытывала настоятельную потребность познать.

Объятия Вейна побуждали ее прижаться к нему сильнее. Его руки, тяжелые, требовательные, опустились на ее попку и сжали так, что пальцы впились в плоть. Он задвигал бедрами, с каждым разом все глубже вдавливая свой набухший член в ее живот. Это ритмичное движение вызвало в Пейшенс неистовый ураган.

Они на мгновение разомкнули уста, чтобы перевести дух. В следующую же секунду страсть снова соединила их губы. Обоих мучила настойчивая жажда, она усиливалась, захлестывала их чувства. Эта жажда завладела всем ее существом, и ту же жажду она ощущала в Вейне.

Они вместе боролись с непреодолимым влечением и одновременно чувствовали себя в его власти. Волна поднялась, вздыбилась над ними — и разбилась. И они оказались в стремительном потоке, в бушующем водовороте. Их кидало и бросало, пока они не начали задыхаться. Волны страсти и желания бились о них, напоминая о жгучей необходимости заполнить пустоту внутри, обрести завершенность.

— Мисс?

Стук в дверь заставил их отскочить друг от друга. В образовавшуюся щель заглянула горничная. В полумраке она увидела, что Пейшенс повернулась к ней. Судя по всему, она перебирала травы на прилавке. Горничная поставила перед собой корзинку с цветами лаванды.

— Что мне с этим делать?

Пейшенс немалым усилием воли приказала себе сосредоточиться на вопросе. Слава Богу, в полумраке горничная пока не заметила Вейна, небрежно облокотившегося на прилавок совсем рядом с ней.

— Э-э… — Она, покашляв, облизала губы и заговорила: — Тебе надо оборвать листья и срезать головки. Листьями и головками мы наполним саше[10], а стебли разложим по комнатам, чтобы они освежали воздух.

Горничная оживленно кивнула и направилась к столу. Пейшенс снова повернулась к прилавку. У нее все еще кружилась голова, грудь учащенно вздымалась. Губы припухли и горели — она почувствовала это, когда облизала их. Сердце стучало как бешеное, кровь пульсировала даже в подушечках пальцев. Еще утром она послала горничную собирать лаванду, так как цветы нужно было обработать как можно быстрее. Она даже прочитала ей лекцию на эту тему…

И вот теперь, если она отошлет горничную… Пейшенс искоса посмотрела на Вейна, скрытого тенью. Она стояла так близко от него, что даже в полумраке видела, как ярко блестят его глаза. Одна своевольная прядь упала ему на лоб. Он, встав, изящным жестом откинул ее.

— Увидимся позже, моя дорогая.

Вздрогнув, горничная подняла голову. Увидев Вейна, она улыбнулась и вернулась к работе.

Пейшенс смотрела ему вслед. Когда дверной замок щелкнул, она закрыла глаза. И безуспешно попыталась подавить трепет, волнами проходивший по ее телу, — трепет предвкушения. И желания.

Напряжение между ними усилилось. Оно словно превратилось в натянутую струну. Вейн почувствовал это, едва вечером Пейшенс вошла в гостиную. По ее взгляду он сразу понял, что она чувствует то же самое. Но они вынуждены были играть свои роли, делать то, чего от них ожидали, и прятать страсть, раскаленную добела, молясь, чтобы никто ничего не заметил.

О прикосновениях, даже безобидных, не могло быть и речи. Они умело избегали их, пока Пейшенс, принимая у Вейна блюдо, не дотронулась до его руки.

Она едва не выронила блюдо. Он едва не чертыхнулся вслух.

Но он выстоял. И она тоже.

Но им надо было вернуться к действительности, в гостиную, где была другая жизнь. Все уже напились чаю, и Минни, укутанная в шаль, собиралась отойти ко сну.

В сознании Вейна образовался провал: он не имел ни малейшего представления, о чем шла речь в последние два часа. Все его мысли были заняты тем, как поговорить с Пейшенс. Наконец эта возможность представилась.

Подойдя к Минни, он сказал:

— Я отнесу вас.

— Замечательная идея! — воскликнула Тиммз.

— Гм… — недоверчиво произнесла Минни, но все же согласилась, так как еще не окрепла после болезни. — Отлично. — Когда Вейн поднял ее на руки, прихватив еще и шаль, она ворчливо призналась: — Сегодня я чувствую себя старой.

Хмыкнув, Вейн стал подшучивать над ней, как делал это обычно, остроумно и весело. Когда они добрались до комнаты, ее настроение значительно улучшилось, и она даже высказалась по поводу его самонадеянности:

— Уж больно вы, Кинстеры, уверены в себе.

Вейн засмеялся и посадил ее в кресло у камина. Тиммз была тут как тут — всю дорогу она следовала за ними по пятам.

И Пейшеис тоже.

Устроившись, Минни замахала руками на Вейна и Пейшенс:

— Мне никто не нужен. Хватит одной Тиммз. Можете возвращаться в гостиную.

Пейшенс и Вейн переглянулись.

— Вы уверены?.. — обратилась она к Минни.

— Уверена. Идите отсюда.

И они ушли, но не в гостиную. Было уже поздно, и у них не было желания участвовать в бессмысленной болтовне.

У них было другое желание. Оно пронзало их, мечась от одного к другому, опутывало, как волшебная паутина. Не произнеся ни слова, они направились к комнате Пейшенс. Пока они шли, Вейн думал о том, что именно ему придется управлять этим желанием и отвечать за последствия.

Пейшенс не могла отвечать ни за что, она абсолютно неопытна.

Он напомнил себе об этом, когда они остановились у ее двери. Она подняла на него глаза, и Вейн убедился в правильности вывода, сделанного им там, в кладовой. Пока он не произнесет слов, требуемых в таких случаях, им можно встречаться только официально и ни в коем случае — наедине.

Даже в этом коридоре, погруженном в холодный полумрак начавшейся ночи, а уж в спальне — куда стремилась вся его сущность — тем более.

Вейн постоянно напоминал себе об этом.

Пейшенс пристально посмотрела ему в глаза и провела рукой по его щеке. Ее взгляд остановился на его губах.

Даже не желая этого, Вейн смотрел на ее губы, нежные, розовые — он уже хорошо знал их: их изгиб, их вкус навсегда связался с его чувствами.

Пейшенс прикрыла глаза и поднялась на цыпочки. Вейн не нашел в себе силы отстраниться. Он не смог бы отказаться от этого поцелуя, даже если бы от этого зависела его жизнь.

Их губы соприкоснулись без пыла, без страсти, бушевавшей в них. Они сдерживали ее, просто радуясь тому, что могут хоть на короткое мгновение прикоснуться друг к другу. Это мгновение было прекрасно, им хотелось продлить его до бесконечности и ощутить волшебство усиливающейся тяги друг к другу.

Их охватил трепет. Томление. Они едва не задыхались, как будто долго-долго бежали, чувствовали странную слабость, как будто долго-долго сражались и почти проиграли.

Вейн, с усилием открыв глаза, увидел, что Пейшенс тоже с неохотой выбирается из сладостного забвения.

Их взгляды встретились, и слова были излишни. Глаза говорили все, о чем им хотелось сказать. Прочитав во взгляде Пейшенс ответ на свой вопрос, Вейн оттолкнулся от косяка. Его лицо стало нарочито бесстрастным.

— Завтра?

Пейшенс, пожав плечами, ответила:

— Это зависит от Минни.

Вейн недовольно поморщился и заставил себя сделать шаг в сторону.

— Увидимся за завтраком.

Он быстро ушел, а Пейшенс стояла у двери и смотрела ему вслед.

Пятнадцать минут спустя, накинув на плечи шаль, Пейшенс устроилась в кресле с подголовником и задумалась, глядя на огонь. Через какое-то время поджала ноги под себя, накрыла их подолом ночной сорочки и рукой подперла голову.

Появилась Мист и, оценив ситуацию, запрыгнула к ней на колени. Она рассеянно погладила кошку, медленно скользя по серой спинке животного.

Долгое время тишину комнаты нарушали лишь треск поленьев в камине да довольное урчание Мист. Ничто не отвлекало Пейшенс от размышлений.

Ей двадцать шесть. Ее жизнь в Дербишире была далека от монастырской. Среди ее знакомых было множество джентльменов, большая часть которых принадлежала к тому же сорту, что и Вейн Кинстер. И многие из этих джентльменов думали о ней то же самое, что и Вейн Кинстер. Она же никогда о них не думала. Ни один не владел ее мыслями дольше часа и даже дольше нескольких минут. Никому из них не удалось пробудить в ней интерес к себе.

Вейн же занимал ее внимание постоянно. Когда они находились в одной комнате, он обострял ее восприимчивость, без труда подчинял себе ее эмоции. Даже на расстоянии он оставался средоточием ее мыслей. Она с легкостью вызывала в сознании его образ, он часто снился ей.

Да, она ничего не выдумывает. Она относится к нему не так, как к другим. Он пробудил в ней более глубокие чувства — все это не выдумка, а факт.

И нет смысла отворачиваться от фактов, это не в ее характере. Нет смысла притворяться, боясь предположить, что было бы, если б он повел себя не так благородно и попросил впустить его в ее комнату.

Она бы открыла перед ним дверь с радостью, без волнения и страха. Ее нервозность объяснялась бы возбуждением, предвкушением и отнюдь не неуверенностью.

Конечно, она прекрасно знала, что такое соитие. В этом она была сведуща. Привлекало же ее совсем другое. Ей хотелось узнать, что первично — эмоции, которые толкают людей на этот акт, или сам акт, пробуждающий в них эмоции?

Как бы то ни было, ее совратили, полностью и бесповоротно. Но виновен был не Вейн, а ее желание отдаться ему. Она прекрасно понимала разницу.

Желание — это, должно быть, то, что чувствовала ее мать, то, что заставило ее выйти замуж за Реджинальда Деббингтона и обречь себя на союз без любви, длившийся до ее смерти. Поэтому у Пейшенс есть все причины не доверять эмоциям, избегать их и отвергать.

Однако она не могла. Ее эмоции слишком сильны, чтобы можно было легко освободиться от них.

Но если бы ей дали возможность выбора, она предпочла бы опыт, волнение, знания и не согласилась провести остаток жизни в неведении.

Эти эмоции — это и жизненная энергия, и радость, и бесконечный восторг. Это то, что она жаждала испытать. Она уже не сможет жить без них, да в этом и нет надобности.

Она никогда не задумывалась о замужестве, избегала его, откладывая под всяческими предлогами. Замужество оказалось для ее матери ловушкой; оно погубило ее. Любить, пусть и безответно, гораздо слаще, даже если эта сладость имеет горьковатый привкус. Она никогда не отвергнет эти переживания.

Вейн хочет ее и не скрывает этого. Она видит, как жгучее желание превращает его глаза в раскаленные угли. Ей льстит то, что она так возбуждает его. Это как отзвук глубинной, неосознанной мечты!

Он сказал «до завтра» — ну что ж, все в руках Божьих. Когда время придет, она встретится с ним и ответит на его желание, страсть, влечение. Она откроет перед ним врата наслаждения и удовольствия и сама войдет в те же врата. Так, она знала, и должно быть, и хотела, чтобы было так.

Их связь будет длиться столько, сколько возможно. Да, конец их отношений наполнит ее душу горечью, но она не попадется в ловушку, не станет пленницей бесконечной тоски, как ее мать.

Грустно улыбнувшись, Пейшенс взглянула на Мист.

— Пусть он и хочет меня, но он остается истинным джентльменом. — Она всем сердцем желала, чтобы это было не так. — Он не способен дарить любовь, а я никогда — слушай внимательно! — никогда не выйду замуж без любви.

Вот в чем вся суть. Вот какова ее судьба.

И она не пойдет ей наперекор.

Глава 12

На следующее утро Вейн спустился к завтраку рано. Он положил себе еды и сел на свое место. Вскоре стали появляться другие джентльмены. Входя в столовую, они обменивались обычными приветствиями.

Вейн отодвинул свою тарелку и знаком попросил Мастерса налить ему еще кофе.

Владевшее им напряжение напоминало туго скрученную пружину. Сколько же ему ждать, прежде чем можно будет отпустить ее? Пейшенс, по его мнению, должна была серьезно подумать об этом, однако она вынуждена находиться подле Минни.

К завтраку Пейшенс так и не вышла, и Вейн, тихо вздохнув, сурово посмотрел на Джерарда:

— Мне нужно прокатиться. — Хороший галоп поможет высвободить хоть часть переполняющей его энергии. — Интересуетесь?

Джерард выглянул в окно:

— Я собирался порисовать, но освещение тусклое. Лучше я проедусь верхом.

Вейн повернулся к Генри:

— А вы, Чедуик?

— Я, — Генри откинулся на спинку стула, — подумывал о том, чтобы отработать угловые удары. Не хочется останавливаться на достигнутом.

— Это чистая случайность, что вы в прошлый раз обыграли Вейна, — хмыкнул Джерард. — Любой подтвердит, что он был немного не в настроении.

Немного не в настроении? Может быть, следует просветить братца Пейшенс насчет того, до какой степени «не в настроении» он был? Однако непристойное повествование о своих ощущениях не притупит эту ноющую боль.

— Э-э, но ведь я выиграл. — Генри упорно цеплялся за миг своего торжества. — Я не собираюсь выпускать победу из рук.

Вейн лишь язвительно усмехнулся, довольный тем, что Генри не поедет с ними. Джерард предпочитал молчать во время конных прогулок, и это соответствовало настроению Вейна гораздо больше, чем словоохотливость Генри.

— Эдмонд?

Все посмотрели на Эдмонда. Тот таращился в пустую тарелку и что-то еле слышно бормотал. Его волосы торчали в разные стороны.

Вейн взглянул на Джерарда, и юноша покачал головой. Было ясно, что Эдмонд глух ко всему, кроме музы, которая крепко держала его в своих цепких объятиях. Вейн и Джерард встали.

И в это мгновение в комнату вошла Пейшенс. Остановившись, она посмотрела на Вейна, и он тут же опустился на стул.

Подойдя к серванту и наполнив свою тарелку, Пейшенс направилась к столу. Она опоздала, поэтому вынуждена была довольствоваться чаем с тостами.

— Минни лучше, — сказала она, усаживаясь за стол. Оглядев всех, остановила свой взгляд на Вейне. — Ночью она спала хорошо и утром уверила меня, что сегодня я ей не понадоблюсь. — Она одарила едва заметной улыбкой Эдмонда и Генри, давая понять, что эта новость предназначается всем.

— Думаю, — усмехнулся Джерард, — ты, как обычно, проведешь день в музыкальной комнате. Мы с Вейном едем кататься верхом.

Пейшенс посмотрела сначала на брата, потом на Вейна и взяла чайник.

— Если вы подождете меня несколько минут, я поеду с вами. Последние дни я провела взаперти, поэтому свежий воздух пойдет мне на пользу.

Джерард повернулся к Вейну, который с непроницаемым видом смотрел на Пейшенс.

— Подождем, — только и сказал он.

Они договорились встретиться у конюшни.

Переодевшись в амазонку, Пейшенс пулей, вылетела из дома и пришла в негодование, обнаружив, что Джерарда у конюшни еще нет. Вейн уже сидел в седле на сером гунтере.

Сев в дамское седло, Пейшенс подобрала повод и посмотрела в сторону дома:

— Ну где же он?

Вейн, пожав плечами, ничего не ответил.

Через три минуты, когда Пейшейс уже готова была отправиться на поиски брата, он появился. С этюдником под мышкой.

— Простите меня, но я передумал. — Он радостно улыбнулся. — Небо затягивается облаками, и становится пасмурно — я ждал именно такого освещения. Нужно сделать зарисовки, пока погода не переменилась. А вы езжайте без меня. Вдвоем вам не будет так скучно.

Неискренность Джерарда была видна как на ладони. Вейн с трудом удержался от проклятий. Он взглянул на Пейшенс и встретился с ее вопросительным взглядом.

Он понял ее безмолвный вопрос, но Джерард все еще был здесь, он горел желанием помахать им вслед.

Вейн указал на выезд со двора:

— Едем?

После секундного молчания Пейшенс кивнула, слегка хлестнула лошадь поводом и, махнув Джерарду, направилась к арке. Вейн двинулся следом. Когда они проезжали мимо руин, он оглянулся. Оглянулась и Пейшенс. Джерард шел за ними и с энтузиазмом махал рукой.

Не сговариваясь, они, отъехав от Холла, остановились на берегу Нин. Река серой лентой вилась меж зеленых берегов, медленно неся свои воды. Вдоль реки шла утоптанная тропинка. Вейн повернул на тропинку и пустил жеребца шагом.

Пейшенс поехала рядом с ним.

Вейн залюбовался ее лицом, фигурой, но вынужден был отвести взгляд. Сочные луга разрушают атмосферу формальности, которой он должен придерживаться в общении с ней. А зеленый травяной ковер по берегам так и манит уютно расположиться на нем. Слишком соблазнительно. Вейн сомневался, что может доверять себе в такой обстановке. Что до Пейшенс, то ей он доверять не мог. Она девственница. Следовательно, у него нет никаких предлогов. К тому же местность уж больно открытая и Пенуик часто ездит этой дорогой. Итак, берега реки не подходят. К тому же Пейшенс достойна лучшего!

Из-за Джерарда еще одно утро, кажется, будет потрачено впустую и он не продвинется вперед ни на шаг. А ему и его демонам придется грызть удила от нетерпения.

Пейшенс думала об этом же, но в отличие от Вейна считала, что нельзя терять время. Тайком любуясь им и восхищаясь его красивой посадкой, она заговорила о том, что интересовало ее больше всего:

— Вы как-то упомянули, что у вас есть брат. Он похож на вас?

Вейн повернулся к ней:

— Гарри? — И задумался. — У него вьющиеся светло-каштановые волосы и голубые глаза, но в остальном, — улыбка преобразила его лицо, — да, думаю, он во многом похож на меня. — Его взгляд стал лукавым. — Говорят, что все мы, шестеро, похожи. Печать общих предков.

— Все шестеро? А кто конкретно? — спросила Пейшенс.

— Шестеро старших кузенов Кинстеров: Девил, я, Ричард, брат Девила, Гарри, мой родной брат, Габриэль и Люцифер. Нас всех разделяет не более пяти лет.

Пейшенс была потрясена. Мысль о существовании шести Вейнов… Двух из которых зовут Девил и Люцифер…

— А женщины в семье есть?

— В нашем поколении женщины появились позже. Старшие — близнецы Аманда и Амалия. Им по семнадцать, и они совсем недавно дебютировали в свете.

— И вы все живете в Лондоне?

— Только несколько месяцев в году. Дом моих родителей находится на Беркли-сквер. Отец, естественно, вырос в Сомершем-Плейс, родовом гнезде герцогов. Для него это родной дом. Хотя моим родителям, как и другим членам семьи, всегда там рады, они решили обосноваться в Лондоне.

— Значит, для вас родной дом — лондонский?

Вейн окинул взглядом зеленые луга и покачал головой:

— Уже нет. Много лет назад я переехал на съемную квартиру, а недавно купил себе дом. Когда мы с Гарри достигли совершеннолетия, отец положил на наши счета довольно значительные суммы и посоветовал нам инвестировать их разумно. — Вейн добродушно улыбнулся. — Кинстеры всегда скупали землю. Ведь земля — это власть. Девилу принадлежат Сомершем-Плейс и все герцогские владения, они и есть основа благосостояния семьи. Мы же расширяем собственные владения.

— Вы говорили, что у вашего брата есть конный завод.

— Недалеко от Ньюмаркета. Гарри сам выбрал себе это занятие. В том, что касается лошадей, он настоящий специалист.

— А вы? — Пейшенс внимательно посмотрела ему в лицо. — Какое занятие вы выбрали для себя?

— Хмель, — усмехнувшись, ответил он.

— Хмель? — не поняла Пейшенс.

— Мука из шишек хмеля. Она придает пиву особый вкус и характерный аромат и очищает его. У меня есть Пемберн-Мэнор, имение недалеко от Танбриджа в Кенте.

— И вы выращиваете хмель?

— А также яблоки, груши, вишни и фундук.

Пейшенс изумленно произнесла:

— Да вы фермер!

Вейн многозначительно выгнул бровь.

— Кроме всего прочего.

Пейшенс заметила лукавый блеск в его глазах.

— Расскажите об этом поместье, о Пемберн-Мэнор.

Вейн с удовольствием углубился в эту тему. Вкратце по-ведав, как он разбивал фруктовые сады и вспахивал поля, протянувшиеся по кентской части Уилда[11], Вейн перешел к описанию особняка — того самого, куда ему так хотелось привезти Пейшеис.

— Двухэтажный, из серого камня. В нем шесть спален, пять приемных, все удобства. Я мало бываю там и давно не занимался интерьером. — Он сказал об этом как бы невзначай и обрадовался, увидев на лице Пейшенс заинтересованное выражение.

— Гм, — задумчиво произнесла она, — как далеко…

Замолчав на полуслове, она подняла голову, и ей на нос упала капля. Они одновременно огляделись по сторонам и чертыхнулись в один голос. Грозовые тучи, темно-серые, угрожающие, затянули все небо. Стремительно надвигалась стена дождя. В их распоряжении оставалось всего несколько минут.

Вейн первым заметил укрытие — старый амбар с черепичной крышей.

— Туда, — указал он. — Вперед, вдоль реки. — И посмотрел на тучи. — Мы должны опередить их.

Пейшенс уже скакала во весь опор. Вейн поспешил за ней. В небе прогрохотал гром. Стена дождя уже настигла их, тяжелые капли застучали по спинам.

Амбар стоял в неглубокой лощине в стороне от тропинки. Пейшенс осадила кобылу у закрытых дверей. Вейн остановил серого рядом, спрыгнул на землю и, так и не выпустив из руки повод, распахнул дверь. Пейшенс верхом въехала в амбар.

Заведя жеребца в укрытие, Вейн быстро закрыл дверь. В этот момент небеса с треском разверзлись и начался ливень. Вейн запрокинул голову, чтобы осмотреть стропила и крышу. Дождь стучал по старой черепице, и этот стук ревом отдавался в амбаре.

— Кажется, амбар не заброшен. Крыша выглядит надежной. — Его глаза привыкли к полумраку, и он решил обследовать помещение. — У этой стены есть стойла. — Он вернулся к Пейшенс и помог ей слезть с седла. — Надо бы устроить лошадей.

Пейшенс кивнула. Они провели лошадей к стойлам, и пока Вейн расседлывал их, она прошла в глубь амбара. И обнаружила лестницу на сеновал. Оглянувшись на Вейна и увидев, что он все еще занят, подобрала юбки и очень осторожно, проверяя каждую перекладину, начала подниматься вверх. Лестница оказалась прочной. Да, амбар в хорошем состоянии.

Пейшенс оглядела сеновал, просторный, почти во всю длину амбара. В одном углу еще сохранилось сено, часть — в тюках, часть — россыпью. Пол был сделан из крепких досок.

Взобравшись на сеновал, она подошла к люку, через который подавалось сено, и, откинув щеколду, выглянула наружу. Люк выходил на юг, на подветренную сторону. Она настежь распахнула дверцу люка, и сеновал залил серый, унылый свет. Несмотря на дождь, воздух — возможно, из-за низких облаков — был теплым. Из люка открывался умиротворяющий пейзаж: река, покрытая рябью, пологие зеленые склоны, ровные луга. И все это было покрыто серой дымкой.

Пейшенс огляделась по сторонам. Видимо, ей предстоит очередной урок Вейна. Конечно, музыкальная комната была бы предпочтительнее, но сеновал тоже сойдет. Сена достаточно, поэтому можно устроиться даже с комфортом.

Вейн тянул время как мог, но дождь все не переставал. Честно говоря, это не удивляло его, так как еще у реки он понял, что гроза будет бушевать несколько часов.

Переделав все, что только можно было, он вытер соломой руки и направился к Пейшенс — он видел, как она скрылась на сеновале. Поднявшись наверх, огляделся. И чертыхнулся.

Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, откуда ждать беды.

Пейшенс повернулась к нему и улыбнулась, тем самым перекрыв ему путь к отступлению. Освещенная мягким серым светом, веселая, чувственная, она сидела на огромном тюке.

Глубоко вздохнув, Вейн преодолел последние ступеньки и пошел к ней, всем своим видом показывая, что отлично владеет собой.

Однако Пейшенс напрочь лишила его спокойствия, ласково улыбнувшись и протянув руку. Он не раздумывая взял ее я крепко сжал пальцы. И сразу же одернул себя.

Стараясь сохранять бесстрастное выражение лица, он заглянул в ее глаза, золотисто-карие, теплые, притягательные, и стал думать, как бы помягче сказать ей о том, что они совершают глупость. Что после всего, что было между ними, сидеть на сене и смотреть на дождь слишком опасно. Что он больше не в силах ручаться за себя, за свою хваленую выдержку, за огонь, так и норовивший вырваться из-под маски хладнокровия. Подходящие слова никак не приходили на ум, Вейн не мог заставить себя признаться в собственной слабости. Хотя это и было правдой.

Пейшенс не оставила ему времени для борьбы с угрызениями совести, она потянула его за руку. Не найдя достойных отговорок, Вейн вздохнул, железной хваткой вцепился в своих демонов и сел рядом с ней на тюк.

Однако он сохранил несколько уловок про запас. Прежде чем Пейшенс повернулась к нему, он обнял ее и прижал спиной к себе, чтобы вместе любоваться видом из люка.

Казалось, это был правильный шаг. Пейшенс, теплая, доверчивая, прислонилась к нему. Но это только распалило его и вызволило из заточения его демонов. Вейн попытался глубоко дышать, чтобы успокоиться, — но аромат ее духов манил, увлекал и соблазнял.

Пейшенс накрыла его руки своими ладонями. Вейн стиснул зубы и приказал себе стойко выдержать эту пытку.

Возможно, ему бы это удалось, если бы она неожиданно не повернулась к нему. Сначала она повернула голову, и ее губы оказались совсем рядом с его губами, а потом повернулась всем телом, двигаясь в кольце его рук. Вейн хотел остановить ее, сжав посильнее, но опоздал.

Его взгляд упал на ее губы.

Безумие способно сломить даже самых стойких. Даже его.

— Пейшенс… — взмолился он.

Она заставила его замолчать, закрыв его рот поцелуем.

Вейн тщетно пытался оттолкнуть ее, но руки его неожиданно утратили свою силу, они стали слабыми. Но когда он захотел прижать ее к себе, сила в мышцах нашлась. Вейну удалось вовремя остановиться, но это уже ничего не решало, так как они повалились на сено. Спустя секунду они уже лежали рядом, и Вейн тихо застонал.

Пейшенс целовала его, и Вейн отвечал ей. Отказавшись от борьбы с неизбежным, он сосредоточился на поцелуе. Вскоре ему удалось взять себя в руки. Сознавая, что Пейшенс слишком легко отдавалась ему, он порадовался этой маленькой победе и напомнил себе, что он сильнее ее, опытнее и что ему удавалось управлять женщинами куда более знающими, чем она.

Он здесь главный!

Вейн перекатил Пейшенс на спину и навалился на нее. Она с готовностью приняла перемену положения, целуя его с тем же пылом. Вейн впивался в ее губы, надеясь утолить мучившую его жажду. Он сжал ладонями ее лицо, она просунула руки ему под сюртук и стала гладить его.

Ткань рубашки была такой тонкой, а ее руки такими горячими!

Последняя битва была короткой, и Вейн проиграл ее. Он понял это не сразу, не воспринимая ничего, кроме женщины» лежавшей под ним, и своей страсти.

Ее руки, губы, тело, выгнувшееся ему навстречу, звали его дальше. Когда он расстегнул бархатный жакет амазонки и накрыл ладонями ее грудь, она лишь глубоко вздохнула и принялась целовать его с еще большим жаром…

Вейн ощутил, как налилась ее грудь. Сосок стал тугим, как бутон. Она вскрикнула, когда он сжал его, выгнулась, когда провел рукой по груди, и застонала, когда стиснул ее.

Крохотные пуговицы блузки с готовностью выскальзывали из петель; ленты на нижней сорочке не потребовали больших усилий, чтобы развязаться. Наконец ее обнаженная грудь заполнила его руку, и тепло ее тела воспламенило его. Мягкая, как шелк, кожа искушала, тяжесть груди в руке разжигала в нем необоримую страсть. И в ней тоже.

Вейн оторвался от ее губ и взглянул на щедрый дар, лежавший у него на ладони. Пейшенс наблюдала за ним. Видела, как он медленно опускает голову и сжимает губами сосок. Потом ее глаза закрылись.

Судорожный вздох, нарушивший тишину сеновала, был началом симфонии, и дирижером оркестра был Вейн. Пейшенс хотела большего, и он давал ей желаемое. Он содрал блузку, стащил сорочку и обнажил ее грудь, страстно любуясь ею.

Пейшенс горела как в огне. В своих мечтах Вейн представлял ее именно такой: пылкой, стонущей от сладкой боли и отчаянно требующей большего. Ее маленькие ручки распахнули рубашку и жадно ласкали его тело.

Только в этот момент Вейн понял, что уже давно не владеет собой. Ему стало нечем обороняться — Пейшенс украла у него все оружие. Собственного оборонительного оружия у нее не было. Это стало ясно, когда она, приоткрыв припухшие губы, приникла к нему в неистовом поцелуе. Приподнялась под ним и задвигалась, своим телом гладя его тело, — женщины с незапамятных времен пользовались этим способом, чтобы соблазнить мужчину. Она хотела его — и он тоже хотел ее. Сейчас.

От страсти его тело напряглось и стало тяжелым. Он мучительно хотел заявить свои права на нее, войдя в нее и обретя освобождение. Ее юбка застегивалась сзади — не прошло и секунды, как он лихорадочно расстегнул пуговицы. Он слишком долго ждал, чтобы терять время на разговоры, на официальное предложение руки и сердца. Он не мог сосредоточиться, чтобы сформулировать приемлемую фразу. И все же он должен попытаться.

Вейн со стоном оторвался от нее и приподнялся на локтях. Дождавшись, когда Пейшенс откроет глаза, он набрал в грудь побольше воздуха — и тут же выдохнул, почувствовав, что ее соски упираются ему в грудь. Его пробрала дрожь, а она поежилась, ощущая, как трепет волной прокатывается по животу и опускается вниз. Вейн мгновенно сосредоточился, но не на фразе, а на райском островке между ее ног. Опыт дорисовал сладостные картины того, что ждет его там.

Он закрыл глаза и попытался заговорить.

Но вместо своего голоса услышал голос Пейшенс, чистый, мягкий, волнующий, как пение сирены. Ее шепот казался волшебным в воздухе, ставшем тягучим.

— Покажи мне… — В ее словах звучала мольба. В следующее мгновение Вейн почувствовал, как ее пальцы скользнули вниз и ласково прижались к его набухшей плоти. Он чувствовал безумное желание тут же войти в нее, но сдержался, хотя это Стоило ему немалых усилий. Пейшенс, казалось, ничего не замечала. Она продолжала гладить его, обращая в пепел остатки его воли.

— Научи, — шептала она, дыханием щекоча ему ухо. — Всему.

Это короткое словечко разрушило последний бастион его сопротивления, жалкой осторожности и хладнокровия. Исчез благовоспитанный джентльмен, исчезли все признаки привычного образа — и остался только завоеватель.

Он хотел ее всем своим существом. И она хотела его. Слова были не нужны.

Как они сольются в единое целое — вот что имело значение сейчас. Вдохновленные безоговорочной победой, его демоны были преисполнены готовности продемонстрировать свои таланты в том, как получить наслаждение самым приятным способом. Самообладание заменить неистовством, граничащим с безумием.

Пейшенс чувствовала это. И упивалась силой рук, ласкавших ее грудь, требовательностью губ, терзавших ее губы. Она прижималась к нему бедрами, впивалась пальцами в его мускулистую спину, гладила грудь.

Она хотела знать — познать — все и сейчас. Ожидание было невыносимо. Томление росло и поглощало ее, управляло ею.

Вейн опалял ее своим жаром. Ей хотелось растворить его в себе, впитать его огонь и загасить, освободить от лихорадочного напряжения. Такое же напряжение медленно овладевало и ею. Ей хотелось ощутить его в себе.

Поэтому ничто не могло омрачить ее удовольствие, и она с радостью погружалась в наслаждение. Ее охватил сладостный трепет, когда он стянул с нее бархатную юбку и расстелил ее под ней. Нижние юбки последовали за верхней. Она не смутилась, когда он снял с нее сорочку и отшвырнул в сторону.

Она ощущала небывалый восторг, когда его руки, уверенные и знающие, скользили по ее телу, повторяя его изящные изгибы. Затем одна его рука сжала ее ягодицы, спустилась ниже, к коленям, а потом повторила тот же путь, только в обратном направлении, и успокоилась на чувствительном холмике внизу живота. Он медленно, но настойчиво протолкнул палец между ее сомкнутыми бедрами — и она, задрожав, начала судорожно хватать ртом воздух.

Потом он раздвинул ей бедра. Его поцелуй стал менее требовательным, чтобы она могла сосредоточиться на его ласке, на новых ощущениях, на неистовой, неуправляемой страсти, владевшей ими обоими.

А затем его палец проник глубже, чтобы прикоснуться к тому, к чему не прикасался ни один мужчина. Пейшенс на секунду замерла в ожидании наслаждения, а потом, поддавшись порыву, раздвинула ноги пошире. И почувствовала, что ласка стала более настойчивой, более сокровенной и возбуждающей.

Он раздвинул мягкие складки. Опытные пальцы нащупали набухший бугорок, и ее будто пронзила молния. Наслаждение, жаркое и напористое, горячей волной пронеслось по ее телу. Закинув голову, она отстранилась от его губ. Он не возразил. Его рука продолжала свой танец между ее бедрами, а Пейшенс судорожно дышала.

С усилием открыв глаза, она посмотрела ему в лицо — на нем была неудержимая страсть, — потом перевела взгляд на его руки у себя между ног.

Неожиданно его палец скользнул еще глубже, и она издала звук, скорее похожий на сдавленный вскрик, чем на стон. Их взгляды встретились. Она почувствовала, как его палец властно проник в нее.

И снова вскрикнула, закрыв глаза. Он нежно гладил ее глубоко внутри, там, где было влажно и горячо от желания, где все плавилось от страсти. От той страсти, которую он намеренно пробуждал в ней.

Вейн вслушивался в ее стоны и понимал, что она сдается. Он улыбался, но его улыбка была грустной. Она подвергала его демонов жесточайшей пытке. На ее месте другие женщины, знакомые с этой игрой, уже были бы так распалены страстью, что просили бы о пощаде. Но не Пейшенс. Она позволила ему полностью раздеть себя и не испытала при этом ни малейшего смущения. Казалось, ей нравится лежать под ним обнаженной не меньше, чем ему — видеть ее такой. Она принимала все, чем он так щедро одаривал ее, и ждала большего.

И он давал ей это большее, познавая и раскрывая ее женские секреты. Он медленно вел ее к вершине, умело управляя этой сладостной пыткой.

И все же она не сдавалась. Она вскрикивала, стонала, выгибалась, а ее тело требовало большего. Ее страсть проявлялась совсем не так, как у женщин, с которыми он привык иметь дело. Она оказалась более зрелой и уверенной в себе. По сути, она не была той невинной девственницей, которую он ожидал увидеть в ней. Она прекрасно сознавала, чем они занимаются, и самостоятельно приняла это решение.

И в этом тоже было ее отличие. Она была прямой по натуре, уверенной и привыкла принимать тот опыт, что дарила ей судьба. И выбирать. Осознанно. Она выбрала то, что происходит сейчас. Она выбрала его.

Вейн посмотрел на нее. Ее щеки порозовели, глаза светились страстью. У него перехватило дыхание. От безудержной страсти. От настоятельного желания оказаться внутри ее. От непреодолимого стремления сделать ее своей. Он поспешно сорвал с себя сюртук и рубашку, нетерпеливо сдернул сапоги и снял бриджи. Он почувствовал на себе ее взгляд и оглянулся через плечо. Она лежала, распластавшись на сене, и спокойно ждала, сдерживая кипевшее в ней желание. Ее грудь учащенно вздымалась.

Обнаженный и возбужденный, он повернулся к ней. На ее лице — лице распутницы с картины Фрагонара — не дрогнул ни единый мускул. Ее взгляд устремился вниз и поднялся вверх, к его лицу.

А потом она подняла руки. Ему навстречу. И он приблизился к ней, лег на нее и легко вошел в ее раскаленное лоно. Она напряглась, когда он уткнулся в плеву, и вскрикнула, когда хорошо рассчитанным ударом он прорвал ее. И замер на мгновение, показавшееся долгим и мучительным. Наконец она расслабилась. И он ворвался в нее, повинуясь инстинкту, который управлял и им, и ею.

Его самообладание превратилось в прах, и демоны, взяв власть в свои руки, повели их обоих за собой.

Отрешившись от всех мыслей, поднявшись над здравым смыслом туда, где царят только чувства, Пейшенс отдалась на волю страсти. Полная решимости ничего не упустить и все испытать, она вслушивалась в новые для себя ощущения и упивалась их близостью.

Ей была приятна тяжесть его тела, ей нравилось, как он грудью трется О ее соски. Ей доставляло наслаждение ощущать в себе его твердую плоть, чувствовать мощь его ритмичных толчков. Восхищаться гибкостью его тела. С радостью отдаваться слепому желанию, завладевшему всем ее существом. Осознавать свою беззащитность перед ним. Погружаться в восторг, бесстыдный и горячий. Этот восторг был подобен приливу, он подхватывал их, кружил, бросал из стороны в сторону.

А еще ей нравилось ощущать, как в ней растет нечто большее, чем желание, чем что-либо на свете. Эта сила, это чувство пронизывали ее всю. Она уступала ему и отважно, с готовностью открывала дорогу.

Ее переполнял восторг, и она изливала его на Вейна в жадных поцелуях, в страстных объятиях, в движениях своего тела. Он отвечал ей тем же, она ощущала вкус его страсти на губах, в жаре его тела. Каждый чувствовал, что нужно другому, и щедро отдавал желаемое. Их тела сплелись, губы слились в бесконечном поцелуе.

Вейн со стоном приподнялся, выйдя из нее. Затем снова вошел, медленно, наслаждаясь тем, как ее лоно сжимается вокруг его плоти, останавливаясь, чтобы в полной мере ощутить ее жар, и рывком проникая до самой глубины. Потом опять вышел.

Он играл в эту игру, утоляя и ее, и свою жажду.

Она извивалась под ним, распаленная и требовательная. Вейн никогда не видел ничего более прекрасного, чем Пейшенс в сетях страсти. Он задвигался быстрее, приближая ее к вершине, но не подпуская к краю. Он знал, что у нее хватит сил, чтобы взобраться еще выше. И у него.

Ему нравилось наблюдать за ней, такой восхитительно-чувственной, такой неукротимой в своей страсти. Ему хотелось запомнить каждое мгновение этого соития, сохранить в памяти то, как она отдает ему себя в первый раз. Он любовался ею. Он еще не раз овладеет ею, но такое, как сейчас, уже не повторится. Такого всплеска эмоций не будет никогда.

Он понял, что она подошла к грани, почувствовал, что напряжение готово вырваться наружу, что ее страсть достигла высшей точки накала. И окунулся в этот огонь, предоставив своему телу полную свободу действий. Пейшенс забилась в судорогах, и он ощутил жар ее лона, готового принять его семя. Сделав над собой усилие, он выждал еще секунду, наблюдая за тем, как после взрыва расслабляется ее тело, как смягчаются ее черты, как преображается ее лицо, — такое лицо может быть только у ангела, представшего перед Господом.

Вейн задрожал от восторга и, закрыв глаза, отдался своей страсти.

Он не ожидал ничего подобного.

Пейшенс спала. Она лежала рядом, прижавшись к нему. А Вейн тем временем пытался осознать случившееся. Он не мог объяснить, почему это соитие отличалось от других, но знал наверняка, что впервые испытал такое.

Когда его сознание прояснилось, он не удивился, почувствовав, что желание снова овладело им.

Но не то желание, что руководило им в последние дни, не то, которое Пейшенс неосознанно разжигала все это время. Это было другое желание — желание назвать ее своей.

Своей женой.

Это коротенькое словечко всегда вызывало у него дрожь. Да и сейчас тоже. Однако он не побежит от собственной судьбы, от того, что было правильным. Он кожей чувствовал это.

Вейн взглянул на Пейшенс, и ему захотелось разбудить ее. Главная его задача — получить ее согласие. Главнее задачи нет. Приняв его как любовника, она тем самым дала согласие, но только без необходимых формальностей. Когда он сделает ей предложение и она скажет «да», они получат право на свободное изъявление своих чувств.

Эта мысль усилила его возбуждение» и он с трудом приказал себе думать о другом.

Скоро Пейшенс проснулась. Впервые ее пробуждение было таким приятным. Она купалась в золотистом океане удовольствия, ее сознание было окутано золотистой дымкой умиротворения. Ее тело наполнилось теплым покоем. Она чувствовала себя сытой и довольной. Еще несколько мгновений она плавала в сладкой, бездумной дреме, а потом постепенно начала возвращаться к действительности.

Пейшенс увидела, что лежит на боку, что ей уютно и тепло. Рядом с ней вытянулся Вейн. Дождь прекратился, но по крыше еще стучали последние капли. Сеновал, освещенный светом их страсти, показался ей райским уголком.

Итак, он дал ей то, чего она хотела. Показал путь к этой благодати. Она улыбнулась и, положив руку ему на грудь, ощутила, как под ладонью бьется его сердце, мерно и уверенно. И затрепетала от восторга.

В ней вихрем закружились эмоции более сильные, чем прежде. Они переливались золотом и серебром, прекрасные до боли, сладкие до слез.

Пейшенс закрыла глаза. Она была права в том, что стремилась к этому знанию, в том, что пришла к нему. Что бы ни случилось, она будет бережно хранить это мгновение и все, что привело ее к нему. Без сожалений. Всегда.

Немного успокоившись, Пейшенс ласково поцеловала Вейна в щеку. Он повернулся к ней. Она улыбнулась ему и, закрыв глаза, прижалась к его плечу:

— М-м, как славно…

«Славно»? Глядя на ее лицо, на изогнутые в улыбке губы, Вейн ощутил, что у него в груди что-то дрогнуло, а потом сжалось. Чувства, обрушившиеся на него, были отнюдь не славными. Они встряхнули его до основания, сделав абсолютно беззащитным. Он убрал с лица Пейшенс золотисто-медовые локоны и стал вытаскивать шпильки, путаясь в густой массе волос.

— Когда мы поженимся, ты будешь чувствовать себя славно каждое утро. И каждую ночь.

Сосредоточившись на своих мыслях, он не увидел ошеломленного взгляда, не заметил, как шок в ее глазах сменился пустотой. Когда же посмотрел на нее, то очень удивился замкнутому, непроницаемому выражению ее лица.

— В чем дело? — нахмурился он.

Пейшенс судорожно втянула в себя воздух, пытаясь восстановить душевное равновесие.

— Поженимся. — Она помолчала, прежде чем нашла в себе силы продолжить. — Не помню, чтобы мы обсуждали этот вопрос. — Ее голос звучал ровно и безжизненно.

— Мы обсуждаем его сейчас. Я хотел поговорить с тобой раньше, но ты же понимаешь, все наши попытки здраво обсудить что-либо не увенчались успехом. — Он вытащил последние шпильки из ее волос и, распустив пучок, разложил их на сене. — Итак? — Поймав ее взгляд, выгнул бровь. — Когда свадьба?

Пейшенс молча смотрела на него. Она мирно лежала у него под боком, чувствовала себя такой довольной, что даже не хотелось шевелиться, и вдруг он без предупреждения решил обсуждать их свадьбу! Даже не обсуждать, а просто назначить день.

Золотистый свет сразу померк, тепло сменилось арктическим холодом, более пронизывающим, чем серое ненастье за стеной, чем предвещающий грозу ветер. Пейшенс охватила паника, по спине пробежали мурашки.

— Нет!

Собрав все силы, она оперлась на грудь Вейна и, закрыв глаза, чтобы не видеть его обнаженного тела, попыталась сесть. Вряд ли бы это ей удалось без его помощи.

Он пристально посмотрел на нее. Он не верил своим ушам!

— Нет? — В следующую же секунду его взгляд стал бесстрастным. — Что нет?

Пейшенс различила стальные нотки в его голосе и поежилась. Порывшись между юбок, она нашла сорочку и надела ее.

— Я никогда не собиралась замуж. Никогда.

Пусть это и ложь, но ее проще отстаивать, чем правду. Она действительно никогда не ставила перед собой цель выйти замуж, тем более за «элегантного джентльмена». Что касается брака с Вейном, то он просто неприемлем. Особенно после того, что произошло.

До Пейшенс донесся холодный и ясный голос Вейна:

— Может, это и так, но я считал, что события последнего часа побудят тебя изменить свои намерения.

Пейшенс, завязывая тесемки на сорочке, покачала головой:

— Я не хочу выходить замуж.

Вейн тоже сел и пренебрежительно хмыкнул:

— Все молодые дамы хотят выйти замуж.

— Только не я. И я не молодая. — Пейшенс. уже натянула чулки и занялась юбками.

— Пейшенс… — вздохнул Вейн.

— Надо поторопиться — мы пропали на целое утро. — Встав, она завязала юбки на талии и услышала, как под Вейном зашуршало сено — он тоже встал. — Они будут беспокоиться, если мы не вернемся к обеду.

Повернувшись к Вейну, она не решилась поднять на него глаза — он все еще был обнажен. Она следила за ним краешком глаза, чтобы вовремя отскочить, если он решит прикоснуться к ней или обнять.

Если он это сделает, ее шаткая, непрочная решимость разобьется на мельчайшие осколки. Кожа ее еще помнила ласку его рук, а тело — его тяжесть. А в себе она все еще ощущала его жар.

— Нам нельзя терять время, — сказала Пейшенс, одернув верхнюю юбку.

Готовая разрыдаться, она поискала глазами жакет. Он лежал рядом с его бриджами. Она схватила и то и другое и швырнула бриджи в Вейна. Он стоял обнаженный, уперев руки в бока, и хмурился. Бриджи он поймал на лету.

— Пожалуйста, оденься, — взмолилась Пейшеис. — А я займусь лошадьми. — Сказав это, она бросилась к лестнице.

— Пейшенс!

Его тон был способен мгновенно отрезвить загулявших пьяных солдат, но на Пейшенс он не произвел никакого впечатления. Она исчезла в проеме, как будто он и не окликал ее.

Она исчезла! А Вейн чувствовал безграничное отвращение к самому себе.

Он все испортил. Окончательно и бесповоротно. Она обиделась на него, она почувствовала себя уязвленной — и имела на это полное право. Его предложение — ведь он даже не удосужился сделать его. Он действовал напролом, вместо того чтобы осторожно подвести ее к этому, он самонадеянно попытался получить ее согласие, даже не попросив ее руки и сердца.

Он потерпел крах! А она теперь царственно негодует.

Вейн ни на секунду не поверил ее словам, что она якобы не хочет выходить замуж. Просто это первое, что пришло ей в голову, — слабая отговорка.

Чертыхаясь на чем свет стоит — это был единственный приемлемый способ дать выход своему раздражению, — Вейн натянул бриджи и надел рубашку. Он всячески пытался избежать заявлений, обязательных в подобных случаях, и только ухудшил положение.

Он натянул сапоги, набросил на плечи сюртук и направился к лестнице.

Теперь ему придется умолять.

Глава 13

А вот умолять он не умел.

Вечером Вейн шел в гостиную, как приговоренный — на казнь. Он снова и снова повторял себе, что потратил бы меньше нервов, если бы сделал предложение как положено.

Весь день он укрощал свою страсть, и это сильно утомило его. Смирившись с неизбежным — с тем, что у Пейшенс есть все права выслушать официальное и корректное предложение, — он подавил в себе раздражение и инстинкт завоевателя, который Пейшенс так успешно раззадорила.

Надолго ли ему удалось это сделать — на этот вопрос не мог ответить никто. Однако Вейн не сомневался, что успеет сделать Пейшенс предложение и получить от нее согласие.

Переступив порог гостиной, он оглядел комнату и незаметно улыбнулся. Пейшенс там еще не было.

После ужина, когда дамы собрались удалиться в гостиную, он поймал момент и, отодвинув для Пейшенс стул, шепнул ей:

— Мы должны встретиться наедине.

Она подняла на него свои огромные карие глаза.

— Когда и где? — спросил он, стараясь говорить без властных интонаций.

Пейшенс пристально посмотрела на него и отвела взгляд. Она выждала некоторое время и, уже собравшись уходить, прошептала:

— В зимнем саду. Я пойду спать рано.

Горя нетерпением, Вейн подошел к диванчику, на котором, как обычно, сидела Минни. Она оживленно посмотрела на него.

— Как я понимаю, вы совсем поправились?

— Фи! — Минни махнула на него рукой. — Это был простой насморк. Из-за какого-то чиха подняли столько шума.

Она выразительно взглянула на Тиммз. Та хмыкнула.

— Во всяком случае, у Пейшенс хватило ума уйти пораньше, чтобы не заболеть, — ведь она сильно промокла. Думаю, и тебе неплохо бы последовать ее примеру.

— Я промок не так сильно. — Ласково погладив Минни по руке, Вейн поклонился обеим дамам. — Если вам нужна моя помощь, чтобы подняться наверх, позовите меня.

Он знал, что они не позовут. Минни соглашалась на то, чтобы ее несли на руках, только когда ей было совсем плохо.

От дам Вейн направился к Джерарду и Эдмонду. Они под-шучивали над Генри.

Генри очень обрадовался его появлению.

— Вот тот, кто нам нужен! Эти двое прожужжали мне все уши со своей мелодрамой. А я бы предпочел сыграть с ними в бильярд. Что скажете об ответной партии?

— Боюсь, сегодня не получится. — Вейн притворно зевнул. — Я полдня провел в седле и безумно хочу спать. — Все его тело встрепенулось при упоминании об утреннем времяпрепровождении, однако внешне это никак не выразилось.

— Не может быть, чтобы вы так устали, — усмехнулся Эдмонд. — Вы же привыкли куролесить до утра в Лондоне.

— Верно, — согласился Вейн. — Но обычно после веселой ночи следует довольно продолжительный отдых. — «Не обязательно сон», — добавил он про себя. Мысли, раззадоренные беседой, никак не способствовали успокоению.

— Одна партия не займет много времени, — взмолился Джерард. — Только час, не больше.

Вейну нетрудно было согласиться и оттянуть момент, когда надо будет сказать нужные слова. Но если он и на этот раз не произнесет речь, которую готовил всю оставшуюся часть дня, судьба жестоко накажет его, и одному Богу известно, каково будет это наказание. Например, встать перед ней на колени.

— Нет, — решительно заявил он, — сегодня вам придется обойтись без меня.

Подали чай, и это спасло Вейна от дальнейших уговоров. Когда все напились чаю и Минни, отказавшись от его помощи, поднялась наверх, он решил подождать в своей комнате, пока мужчины перейдут в бильярдную и увлекутся игрой. Оба помещения располагались рядом, и путь в зимний сад проходил мимо двери бильярдной.

Пятнадцать минут хождения взад-вперед по комнате не улучшили его настроения. Однако он отлично владел собой, когда, прокравшись мимо бильярдной, осторожно, чтобы не испугать Пейшенс, открыл дверь сада. Он сразу увидел ее: она что-то высматривала в окне рядом с пальмами.

Закрыв дверь и приблизившись к ней, он понял, что ее так заинтересовало. Партия в бильярд, которая была в самом разгаре.

Генри стоял спиной к ним и примеривался для своего любимого удара. Он старался изо всех сил, но его плечи дрожали, а кий дергался.

— Черт побери, как только ему удалось обыграть меня? — пренебрежительно воскликнул Вейн.

Вскрикнув, Пейшенс резко повернулась. Прижав руку к груди, она судорожно хватала ртом воздух.

— Спрячься! — прошипела она, толкнув его, и замахала руками. — Ты выше пальм, они могут тебя увидеть!

Вейн покорно исполнил ее указание. Они попятились оба, но Вейн резко остановился, как только окно бильярдной скры-лось из вида, и Пейшенс, негодующая и возмущенная, натолкнулась на него.

Это столкновение свело на нет все попытки Пейшенс восстановить дыхание. Мысленно чертыхнувшись, она устремила на Вейна разъяренный взгляд. Все ее старания вернуть душевное равновесие оказались тщетными. А также попытка успокоить бешено бьющееся сердце и желание упасть в его объятия, подставив свое лицо для поцелуя.

Как же он на нее действует! Особенно сейчас, после того, что было утром на сеновале.

Взяв себя в руки, Пейшенс спрятала свои чувства за маской бесстрастности и гордо расправила плечи. И приготовилась к обороне. Она скрестила руки на груди и вскинула голову, точно рассчитав степень своего высокомерия. Никакой надменности, только твердость.

Она была раздражена еще до его прихода, а его неожиданное появление взбудоражило ее еще сильнее. Однако худшее впереди. Придется выслушать его. Выбора нет. Если он хочет сделать ей предложение — что ж, пусть. И тогда она получит право на официальный и категорический отказ.

Он стоял перед ней, красивый, высокий и, казалось, немного грозный. Пейшенс молча разглядывала его, а потом, глубоко вздохнув, спросила:

— Вы хотели о чем-то поговорить со мной?

Внутренний голос кричал Вейну, что ситуация складывается совсем не так, как он думал. Тон Пейшенс только подтвердил это. Он пристально посмотрел ей в глаза, но не понял их выражения, так как в зимнем саду, освещенном лунным светом, лившимся через стеклянную крышу, царил полумрак. Вейн пожалел, что не назначил свидание в другом, более освещенном месте.

— Думаю, вы знаете, о чем я хочу поговорить. — Не дождавшись ее ответа, он продолжил: — Я хочу просить вашей руки. Мы отлично подходим друг другу во всех аспектах. Я в силах предложить вам достойную семейную жизнь, обеспеченное будущее и высокое общественное положение. Как моей жене вам гарантировано значимое место в высшем свете. Если у вас возникнет желание, вы вправе занять его. Что касается меня, я бы предпочел большую часть времени жить за городом, однако выбор остается за вами.

Вейн замолчал, натянутый как струна. Никаких эмоций он не увидел в глазах Пейшенс, выражение ее лица не изменилось. Вейн взял ее за руку и ощутил, что она холодна как лед. Он нежно прикоснулся губами к холодным пальцам.

— Если вы согласитесь принять мое предложение, — понизив голос, произнес он, — клянусь, я сделаю вас счастливой. Моей главной заботой будет ваше благополучие. Поверьте, я отнесусь к этому со всей ответственностью.

Пейшенс еще чуть-чуть приподняла подбородок, но не ответила.

Взгляд Вейна стал жестким.

— Ты выйдешь за меня, Пейшенс? — Он задал свой вопрос вкрадчивым голосом, но в нем слышались стальные нотки. — Ты согласна стать моей женой?

Пейшенс набрала в грудь побольше воздуха и приказала себе спокойно посмотреть ему в глаза.

— Я благодарю вас за ваше предложение. Я не заслужила такой чести. Прошу принять мои искренние сожаления.

Несмотря на вполне убедительные доводы, в ней до последней минуты тлела крохотная отчаянная надежда, но Вейн загасил ее. Он говорил правильные, общепризнанные фразы, но не произнес главных, самых важных слов. Он не сказал, что любит ее, что будет любить до конца дней своих.

Пейшенс посмотрела на свою руку, все еще лежавшую в его руке.

— Я не желаю выходить за вас замуж.

Над ними повисла гробовая тишина, а потом Вейн медленно, очень медленно разжал пальцы и заставил себя сделать шаг назад. Инстинкт завоевателя рычал от негодования и настаивал на том, чтобы он сжал ее в объятиях и заставил признать, что она принадлежит ему, только ему. Однако Вейн отчаянно сопротивлялся, и это стоило ему огромных усилий. От напряжения он даже сжал руки в кулаки.

Выбрав иную тактику, Вейн обошел Пейшенс и встал у нее за спиной.

— Почему? — Он, прищурившись, наблюдал за золотистой прядью, дрожавшей у нее над ухом. — Думаю, при сложившихся обстоятельствах я имею право узнать причину.

Его низкий голос звучал тихо и угрожающесдержанно. Пейшенс поежилась.

— Я приняла решение не выходить замуж.

— Когда ты приняла это решение? — Она не ответила, и он предположил: — После нашего знакомства?

Если бы она умела лгать!

— Да! — еще выше вскинув голову, отрезала она. — Но мое решение не следствие нашего знакомства. Наша встреча лишь расставила точки над i.

Прошло несколько секунд, прежде чем Вейн нарушил гнетущее молчание:

— Скажи, пожалуйста, как я должен это понимать?

Пейшенс так хотелось повернуться лицом к нему, но он неожиданно положил ладонь ей на затылок, и она застыла как вкопанная.

— Нет. Просто ответь мне.

Она чувствовала тепло его тела даже на расстоянии, догадывалась, какой ураган бушует в его душе. Он мог в любую минуту не справиться с собой. Пейшенс лихорадочно соображала, от напряжения у нее закружилась голова. Как же трудно думать!

Именно этого и добивался Вейн, он хотел, чтобы она сгоряча сказала ему правду.

— Меня никогда не интересовал брак, — сглотнув, заговорила Пейшенс. — Я привыкла к независимости, к свободе, я хочу быть хозяйкой самой себе. Брак не дает ничего, что могло бы компенсировать потерю всего этого.

— Даже то, что было между нами сегодня утром в амбаре?

Она, естественно, ждала этого вопроса, хотя надеялась избежать его. Избежать необходимости отвечать на него. И обсуждать. Потому что опасалась, что серебристо-золотые тона того мгновения поблекнут.

— Даже это, — уверенно заявила она.

Это, хвала небесам, было правдой. Несмотря на все то, что она испытала и о чем до сих пор тосковало ее тело, несмотря на мощь своих чувств, Пейшенс все больше убеждалась в правильности выбранного пути.

Она любит его — так же как мама любила отца. На свете нет другой, более властной и роковой силы. Если она совершит ошибку, согласившись на брак с ним, то ее ждет та же судьба, что и маму. Ее ждут такие же одинокие дни и бесконечные, разрывающие душу, одинокие ночи.

— Я не желаю выходить замуж ни при каких условиях. Он был в ярости. На мгновение Пейшенс испугалась, что он схватит ее, и ей стоило огромного труда остаться стоять на месте.

— Это безумие! — Гнев Вейна опалил ее, как жаркое пламя. — Сегодня утром ты отдалась мне, разве не так? Или я все выдумал? Вообразил, как ты, обнаженная, извиваешься подо мной? Скажи, мне привиделось, что ты изнемогала от наслаждения, когда я вошел в тебя?

Пейшенс плотно сжала губы. У нее не было желания обсуждать сегодняшнее утро, однако она молча слушала. Слушала, как он вспоминает те замечательные мгновения, как описывает то высшее наслаждение, чтобы убедить ее сказать «да».

Если она согласится, то сделает глупость. Зная, что за этим последует, она не будет осознанно обрекать себя на страдания.

А брак с Вейном неизбежно принесет ей страдания.

Пейшенс слушала, внимательно слушала, как он в подробностях рассказывает ей о том, что происходило между ними в амбаре, и только убеждалась в своей правоте. Он был жесток, неумолим. Он слишком хорошо знал женщин, поэтому каждая его стрела попадала в цель.

— Ты помнишь, что почувствовала, когда я вошел в тебя? Он говорил и говорил, и постепенно в нем разгоралось желание. Оно окутывало и Пейшенс, проникало в нее. Она сразу узнала его, услышала его отголоски в тоне Вейна. Она ощутила мощную вибрацию, когда он приблизился к ней и заглянул в лицо. В его глазах пылал огонь. Низкий голос звучал как гравий, перекатывающийся под ногами.

— Ты благородного происхождения и воспитания. Твоя кровь в полной мере удовлетворяет требованиям света. Сегодня утром ты отдалась мне. Ты хотела меня, а я — тебя. Ты открыла мне себя. Ты впустила меня, и я овладел тобой. Я лишил тебя девственности, я забрал твою невинность. Но то было лишь прелюдией к последнему действию. А последнее действие — это свадьба. Наша.

Пейшенс уверенно встретила его взгляд. Он ни разу не заговорил о нежных чувствах, ни разу не сказал ей о любви, даже не предположил, что это чувство может жить в нем. Он не был мягок по натуре, он был жесток. Он был требователен, властен, непреклонен. Страсть и желание были очень сильны в нем. И оба эти чувства он, несомненно, испытывал к ней.

Но этого было мало. Для нее.

Она хотела любви, она нуждалась в ней.

Давным-давно она дала себе слово не выходить замуж без любви. Перед ужином она целый час смотрела на портрет матери и вспоминала. Образы прошлого были еще живы в ее сознании: ее мать, одинокая, рыдающая, лишенная любви и жаждущая ее.

— Я не желаю выходить замуж, — еще раз уверенно повторила Пейшенс.

Вейн пристально изучал ее лицо, а потом коротко кивнул:

— Если ты скажешь мне, что это утро ничего для тебя не значило, я приму твой отказ.

Он не спускал с нее глаз. Пейшенс стойко выдержала его взгляд, хотя сердце у нее разрывалось от горя. Он не оставил ей выбора.

Судорожно втянув в себя воздух, она пожала плечами и отвела взгляд.

— Сегодняшнее утро было очень приятным, оно на многое открыло мне глаза, но… — Еще раз пожав плечами, она сделала шаг назад. — Но этого мало, чтобы убедить меня в замужестве.

— Посмотри на меня, черт возьми! — приказал Вейн сквозь стиснутые зубы.

Пейшенс увидела, что у него сжаты кулаки, и поняла, что он борется с сильнейшим желанием прикоснуться к ней.

— Ты придаешь этому слишком много значения. Ты, да и все мужчины должны знать, что женщины не выходят замуж за всех, с кем делят ложе. — Пейшенс прилагала все усилия к тому, чтобы ее голос звучал легко. Ей даже удалось улыбнуться. — Вынуждена признать, что сегодняшнее утро доставило мне много удовольствия. Я искренне благодарна тебе за полученный опыт. С нетерпением жду следующего раза — и следующего джентльмена, который привлечет мое внимание.

В первую секунду Пейшенс испугалась, что зашла слишком далеко. В глазах Вейна промелькнул странный огонек, его лицо на мгновение приобрело такое непонятное выражение, что у Пейшенс перехватило дыхание. Но потом он немного расслабился. Во всяком случае, то страшное — предгрозовое — напряжение, казалось, исчезло.

Вейн глубоко вздохнул и с изящнейшей грацией хищника приблизился к Пейшенс, а та тем временем пыталась понять, какая из его ипостасей — хищника или завоевателя — сильнее действует на нее.

— Значит, тебе понравилось? — Вейн взял ее за подбородок, его пальцы были холодными и уверенными. Он улыбнулся, но улыбка так и не коснулась его глаз. — А ты не думала о том, что, выйдя за меня замуж, ты будешь получать это удовольствие каждый день до конца жизни? Готов поклясться, что у тебя не будет недостатка в этих утехах, если ты станешь моей женой.

Только отчаяние давало ей силы сохранять внешнее спокойствие, хотя на самом деле ей хотелось рыдать. Однако выбора не было: нужно оттолкнуть его от себя. Не хватит слов, чтобы объяснить этому гордому потомку клана отважных воинов, что ему не под силу дать ей то единственное, без чего она не может стать его женой.

Попытка оставаться веселой истощила ее.

— Полагаю, — сказала она, заставив себя посмотреть ему в глаза и придав лицу решительное выражение, — будет приятно пережить это еще раз, но я все равно не понимаю, почему ради этого надо выходить за тебя замуж. — В его глазах вспыхнул яркий огонь. Собравшись с силами, Пейшенс ослепительно улыбнулась: — Было бы замечательно стать твоей любовницей на несколько недель.

Никакие ее слова, никакие ее действия не ранили Вейна больнее, чем это предложение. Вернее, не отталкивали сильнее. Для него, человека благородного происхождения с консервативными представлениями о чести, предложение стать его любовницей, вместо того чтобы быть его женой, было сокрушительным ударом. По его гордости, по его самолюбию.

Пейшенс так сильно сжала кулаки, что ногти впились в ладонь. Она заставила себя посмотреть на него в ожидании ответа. И призвала на помощь всю свою храбрость, когда увидела в его лице презрение. И приказала себе гордо вскинуть голову, когда его губы пренебрежительно изогнулись.

— Я прошу тебя стать моей женой… ты же хочешь стать шлюхой.

В его словах было отвращение, горечь и еще что-то. Что — она не поняла.

Вейн долго смотрел на нее, а потом с таким видом, будто ничего не произошло, отвесил ей элегантный поклон:

— Молю принять мои извинения за любые неудобства, которые, вероятно, принесло вам мое предложение. — Только, ледяной тон выдавал бурлившие в нем чувства. — Так как говорить больше не о чем, я желаю вам спокойной ночи.

Еще раз грациозно поклонившись, Вейн направился к двери и, даже не оглянувшись, вышел.

Пейшенс долго не двигалась с места и смотрела на дверь, не решаясь о чем-либо думать. Внезапно ей стало холодно, и она поежилась. Обхватив себя руками, она неторопливо обошла зимний сад.

Она с трудом сдерживала слезы. Хотя с чего ей плакать? Она сделала то, что должно. Все только к лучшему, упорно повторяла она себе. Оцепенение, охватившее ее, со временем пройдет.

А то, что ей больше никогда не испытать того серебристо-золотого восторга, радости от того, что даришь свою любовь, не имеет значения.

Вейн уже пересек почти половину соседнего графства, когда пришел в себя. Серые уверенной рысью бежали по залитой лунным светом дороге, легко преодолевая одну милю за другой и постепенно приближаясь к Бедфорду, когда на него, как на святого Павла, снизошло озарение.

Возможно, мисс Пейшенс Деббингтон не лгала, но она и не сказала всей правды!

Ругаясь на чем свет стоит, он перевел лошадей на шаг и задумался, впервые после того, как покинул зимний сад.

Оставив Пейшенс, он опрометью выбежал из дома. Беспокойно ходил взад-вперед вдоль живой изгороди и чертыхался. Однако от этого легче ему не стало. Впервые в жизни ему пришлось столкнуться с подобным: Пейшенс нанесла удар в очень ранимые места, о существовании которых он и не подозревал. И при этом даже не прикоснулась к нему! Не в силах справиться с кипящими в нем эмоциями, Вейн решил, что стратегическое отступление — это единственная возможность сохранить хотя бы часть завоеваний.

Он отправился к Минни. Зная, что у нее чуткий сон, поскребся в дверь и услышал тихое «Войдите!». Темноту разрушало пятно лунного света. Минни собралась зажечь свечу, но он остановил ее, так как не хотел, чтобы она по лицу догадалась о его состоянии. И тем более по глазам. Она выслушала его: он сказал, что вспомнил о срочной встрече в Лондоне, и заверил, что обязательно вернется назад, чтобы разобраться с Фантомом и вором. Через несколько дней. После того как решит, что делать с ее племянницей, которая не желает выходить за него замуж, — эти слова едва не сорвались у него с языка.

Минни, да благословит Господь ее доброе сердце, естественно, отпустила его. И он уехал сразу же, разбудив Мастерса, чтобы тот запер за ним дверь, и, конечно, Дагтана, который в настоящий момент сидел позади него.

И вот сейчас, в темной ночи, при холодном свете луны, под стук копыт, взрывавший давящее на уши безмолвие, — сейчас к нему вернулась способность рассуждать здраво.

Что-то тут не сходится. Вейн твердо верил в то, что дважды два — четыре, В случае же с Пейшенс получалось пятьдесят три.

Как, спрашивал он себя, женщина, дама благородных кровей и строгого воспитания, могла валяться с ним на сеновале, и это после того, как с первой же минуты их знакомства заподозрила его в развращении ее брата?

Что же побудило ее на столь рискованный шаг?

Будь на ее месте другая, ответить можно было бы — глупость. Но Пейшенс не из таких. Ей хватило отваги, непоколебимой решимости пресечь все его попытки защитить ее брата.

А потом хватило смелости извиниться.

Она никогда прежде не была в интимных отношениях с мужчиной, даже никогда не целовалась по-настоящему. Она стойко хранила свою девственность и отдалась только ему.

В двадцать шесть лет.

И она надеется, что он поверит…

Чертыхнувшись, Вейн натянул вожжи. Лошади замедлили бег, и он начал разворачивать кабриолет, приготовившись к неизбежным комментариям Даггана. Но напряженное молчание грума было гораздо красноречивее слов.

Пробормотав еще одно ругательство — насчет собственного темперамента и женщины, которая по непонятной причине подтолкнула его к необдуманным действиям, — Вейн пустил лошадей шагом в сторону Беллами-Холла.

Всматриваясь в ночной пейзаж, Вейн анализировал все, что Пейшенс говорила в зимнем саду и до того рокового свидания. Вспомнив каждое слово, он ощутил желание схватить ее, перекинуть через колено и отшлепать, потом хорошенько потрясти и заняться с ней любовью. Как она посмела выставить себя в таком свете?!

Вейн поклялся себе в том, что доберется до сути. Без сомнения, за всем этим что-то кроется. Пейшенс мыслит здраво, она разумна, даже слишком разумна для женщины. Ей чужды женские интриги, жеманство. Конечно же, есть какая-то причина, и Пейшенс сделала все, чтобы он ее не понял. Почему-то для нее это очень важно.

Он должен убедить ее открыться ему. Обдумав все возможные варианты, Вейн решил, что она, вероятно, придерживается неких странных, если не сказать фантастических, взглядов. С какой стороны ни посмотреть, все равно трудно найти обоснованный повод для отказа от замужества. И с его точки зрения, и с точки зрения того, кто блюдет ее интересы, и с точки зрения его семьи, и с ее точки зрения, и с точки зрения света она идеальная партия и как нельзя лучше подходит на роль его жены.

От него же требуется лишь убедить ее в этом. Выяснить, что препятствует ей выйти за него, и преодолеть этот барьер. Но для этого ему придется сломить ее яростное сопротивление.

Когда впереди показались крыши Нортхемптона, Вейн мрачно усмехнулся. Ему всегда нравилось решать сложные задачи.

Два часа спустя он стоял на лужайке перед домом и, глядя на темное окно комнаты Пейшенс, напоминал себе об этой особенности своего характера.

Был час ночи. Дом был погружен во мрак. Дагган решил переночевать в конюшне. Но Вейна такой вариант не устраивал. Чтоб ему провалиться, но он будет спать в доме! Он тщательно проверил все запоры и понял, что единственный способ проникнуть внутрь — постучать в дверь молотком. Но тогда он разбудит не только Мастерса, но и всех обитателей Беллами-Холла.

Он хмуро разглядывал окно на третьем этаже, увитое старым плющом. В конце концов, она сама виновата в том, что он оказался здесь.

К тому моменту, когда он преодолел половину расстояния до окна, запас его ругательств истощился. К счастью, основной, очень толстый стебель плюща проходил рядом с окном. Вейн добрался до каменного карниза и только тогда сообразил, что не знает, чутко ли она спит. Как надо стучать в окно — громко или тихо? И как сделать так, чтобы не разбудить Минни и Тиммз, чьи комнаты расположены в том же крыле?

К счастью, ему не понадобилось искать ответы на эти вопросы. Добравшись до подоконника, он увидел серую тень за стеклом. Тень встала и потянулась к щеколде. Послышалось тихое царапанье, и окно приоткрылось; Мист толкнула створку головой и выглянула.

— Мяу!

Вознеся благодарственную молитву кошачьему богу, Вейн распахнул окно пошире, зацепился рукой за подоконник и пере-кинул ногу. Остальное было делом легким.

Наклонившись, он погладил Мист и почесал ей между ушами. Кошка довольно заурчала, затем, подняв хвост трубой, направилась к камину. Вейн выпрямился и услышал шуршание со стороны огромной кровати с балдахином. Он начал стряхивать с одежды листья и пыль, и вдруг из тени появилась Пейшенс. Ее волосы рассыпались по плечам золотистым покрывалом. Из-под шали виднелась ночная сорочка.

Ее глаза расширились от изумления.

— Что ты тут делаешь?

Вейн залюбовался очертаниями ее бедер, стройность которых подчеркивала льющаяся ткань сорочки, затем медленно поднял глаза.

— Я пришел, чтобы принять твое предложение.

Если он сомневался в том, что правильно понимает характер Пейшенс, то все сомнения исчезли, когда он увидел, как изменилось ее лицо.

— Э-э… — Она ошеломленно заморгала. — Какое предложение?

Вейн счел, что разумнее будет промолчать. Он снял пальто и бросил его на приоконную скамью. За пальто последовал сюртук. Пейшенс наблюдала за ним с возрастающим волнением. Притворившись, будто ничего не замечает, Вейн подошел к камину и помешал угли.

Пейшенс последовала за ним, заламывая руки — чего она не делала никогда в жизни — и лихорадочно соображая, как себя вести. Она поняла, что Вейн решил разжечь огонь, и нахмурилась:

— Не нужно мне тут пламя до небес.

— Скоро ты ему очень обрадуешься.

Обрадуется? Она уперлась взглядом в широкую спину Вейна, стараясь не замечать, как перекатываются под рубашкой его мышцы, стараясь не размышлять над тем, что он имел в виду. Вдруг она вспомнила о его пальто и вернулась к окну, легко ступая босыми ногами по широким половицам. Проведя рукой по пелерине, обнаружила, что ткань влажная, и выглянула: с реки полз густой туман.

— Где ты был? — Неужели следил за Фантомом?

— Съездил в Бедфорд и обратно.

— В Бедфорд? — Только сейчас она обратила внимание на то, что окно не закрыто. — Как ты попал сюда? — Проснувшись, она увидела его уже здесь, в комнате.

Вейн оглянулся через плечо.

— Через окно, — ответил он и повернулся к огню, а Пейшенс — к окну.

— Через окно?.. — Она выглянула. — О Боже, ты мог разбиться!

— Но не разбился.

— А как ты пробрался в комнату? Я уверена, что заперла окно.

— Мист открыла его.

Пейшенс уставилась на кошку, свернувшуюся клубочком на своем любимом месте: на столике у камина. Животное наблюдало за Вейном с явным одобрением.

Вейну удалось не только разжечь огонь, но и устроить страшную путаницу.

— Что происходит? — Пейшенс подскочила к камину в тот момент, когда Вейн встал с корточек. Он повернулся к ней и поймал в свои объятия.

Пейшенс будто опалило огнем. Вскрикнув, она подняла голову.

— Что?..

Вейн поцелуем заставил ее замолчать и прижал к себе. Ее губы тут же открылись ему, и Пейшенс мысленно отругала себя. Его язык, губы, руки начали творить свое волшебство. Пейшенс в панике призывала на помощь все чувства: шок, удивление, гнев, даже безумие — что угодно, лишь бы найти силы помешать… этому.

Однако поцелуй мгновенно пробудил в ней томление. Она отлично понимала, что происходит, знала, что будет потом. И была бессильна предотвратить это. Потому что все ее тело — и сердце — радовалось грядущему наслаждению.

Когда призванное на помощь высокомерие не помогло ей, она прекратила сопротивляться и ответила на поцелуй. Неистово. Неужели только сегодня утром она наслаждалась вкусом его губ? Если так, то она уже пристрастилась к нему. Безвозвратно.

Она запустила пальцы в его густую шевелюру. Ее набухшие соски терлись о его твердую грудь. Неожиданно Пейшенс закинула голову, чтобы вдохнуть, и Вейн с жаром стал целовать ее в шею. Пейшенс затрепетала и закрыла глаза.

— Зачем ты пришел?

Ее голос серебристой нитью влился в лунный свет. Его же голос был глубоким, как тени по углам.

— Ты предложила стать моей любовницей, помнишь?

Она так и предполагала. Он не собирается отпускать ее от себя. Он еще не насытился ею. Она плотно закрыла глаза, понимая, что нужно бороться. Но все ее существо не хотело этого и трепетало от счастья.

— А зачем ты поехал в Бедфорд? — Чтобы раздобыть какие-то сведения или чтобы…

— Потому что потерял голову. А потом нашел ее и вернулся.

Хорошо, что он не видит улыбки на ее губах, нежных, мягких! Его слова подтвердили ее правоту. Она верно оценила его характер. Он действительно был уязвлен и сердит, разгневан до такой степени, что решил бросить ее. Она бы разочаровалась в нем, если б он иначе воспринял то, что она сказала в зимнем саду. А привели его к ней горячее желание и страсть — она чувствовала, как они бурлят в его крови. Ну что ж, она только рада этому!

Вейн нашел ее губы. Поцелуй становился все настойчивее. Желание становилось страстным, и вскоре их объяло жаркое пламя.

Неожиданно Пейшенс почувствовала движение воздуха и посмотрела вниз. Вейн быстро расстегивал пуговицы на ее сорочке. Когда его руки миновали грудь и спустились ниже, она судорожно втянула в себя воздух.

И закрыла глаза.

— Я не хочу быть твоей шлюхой, — дрожащим голосом сказала она.

Вейн сожалел о том, что произнес это слово, но… Он посмотрел ей в лицо, потом на свои пальцы, ловко расстегивающие пуговицы. Наконец ворот сорочки распахнулся, и его взору предстало ее нежное, соблазнительное тело.

— Я попросил тебя быть моей женой, но ты предложила стать моей любовницей. Я все еще хочу, чтобы ты вышла за меня. — Пейшенс тут же открыла глаза. — Но раз я не могу назвать тебя своей женой, я согласен принимать тебя как любовницу. Всегда, если понадобится.

Он прижал Пейшенс к себе. И ощутил трепет во всем ее теле и понял, что она хочет его.

Их губы слились. Руки Вейна спустились ниже, но ему мешала сорочка, которую он так и не расстегнул донизу, и он, убрав руки с ее тела, разомкнул губы.

Пейшенс ошеломленно заморгала. Вейн взял ее за руку и подвел к креслу, сел в него и потянул ее к себе. Она встала у него между ног и, будто в тумане, наблюдала за тем, как он поспешно расстегивает последние пуговицы.

Обе полы распахнулись. Вейн медленно, с благоговейным трепетом скинул одеяние и окинул девушку взглядом. Ее кожа цвета слоновой кости, казалось, мерцала в лунном свете. Холмики ее груди гордо венчали торчащие соски. Тонкая талия подчеркивала плавность линии бедер. Под очаровательным животиком курчавились золотистые волосы. Ноги были длинными и стройными.

Вейн положил горячие ладони ей на талию и привлек ее к себе. Пейшенс, будто очнувшись от забытья, вскрикнула и оперлась на его плечи. Он поднял на нее глаза, в которых ясно читался призыв. Она наклонилась и приникла к его губам в долгом, жарком поцелуе.

Она принадлежит ему — Пейшенс мгновенно поняла это. Она не могла отказать в радости единения ни ему, ни себе. Она не могла запретить своему телу говорить то, что нельзя сказать словами.

Губы Вейна скользнули по ее шее к тому месту, где пульсировала жилка. Пейшенс закинула голову, но губы его двинулись дальше, к груди, к соскам. Она судорожно выдохнула и что-то забормотала. Однако голос ее стих, едва Вейн осторожно прикусил один сосок, а потом втянул его в рот. Пейшенс казалось, что она плавится на медленном огне. Она вцепилась в его плечи и выгнулась, подставляя ему грудь. А он играл с набухшими розовыми бутонами: то гладил их, то покусывал. Все тело Пейшенс содрогалось от наслаждения.

На этом «пытка» не закончилась: губы Вейна переместились к ее животу. А его руки, горячие и сильные, сжимали ее бедра. Когда его язык, жаркий, влажный, проник в пупок, у нее перехватило дыхание. В движениях его языка появился знакомый ритм, и она прошептала его имя. Вместо ответа он покрыл поцелуями ее живот и поросший волосами холмик.

— Вейн!

В ее протесте не было убедительности. Ее шепот еще не стих, а она уже подставляла себя Вейну, приподнявшись на цыпочки и раздвинув колени. Она настойчиво требовала продолжения жаркой ласки.

И дождалась ее. Это был поцелуи, очень интимный. И Пейшенс не смогла дольше сдерживаться. Вейн не остановился на этом. Он продолжал целовать ее, не жестоко, но неумолимо, не сильно, но настойчиво. Затем его язык скользнул вглубь.

На мгновение Пейшенс показалось, что она сейчас умрет. Умрет от наслаждения, от непередаваемого восторга. Ощущения были слишком острыми, она находилась на грани безумия.

Вейн неторопливо водил языком по трепещущей плоти, которая отзывалась на каждое прикосновение, набухая и устремляясь навстречу ласке. Он почувствовал, как увлажнилось ее лоно. Буйное пламя страсти устремилось по всему ее телу.

Пейшенс не умерла и не упала на пол. Она еще сильнее сжала плечи Вейна и, утратив надежду обмануть себя, смирилась с действительностью: она будет всем, чем он пожелает.

Поддерживая ее руками, Вейн изучал ее языком, дразнил и мучил до тех пор, пока она не начала всхлипывать.

Всхлипывать от томления, стонать от желания.

Он был голоден — и она позволяла ему насытиться собой. Его мучила жажда — и она настоятельно требовала, чтобы он напился. Она давала ему все, чего он хотел, и понимала его без слов. Ею руководил инстинкт. И он брал то, что она предлагала, уверенно утверждая свое право собственника. Он перенес ее в волшебный мир ярких ощущений и слияния душ.

Пейшенс дрожала и трепетала, ее сознание погрузилось в золотистую дымку. Она с готовностью уступала огню страсти и покорно шла к кульминации.

Сделав последнее движение, в последний раз насладившись ее вкусом, Вейн отстранился, поднял глаза к ее разрумянившемуся лицу и быстро расстегнул две пуговицы на бриджах.

Пейшенс уже была близка к вершине, она плавала в удовольствии. Он же хотел доставить ей еще больше удовольствия.

Ему понадобилась всего минута, а затем он усадил Пейшенс на себя. Кресло было широким и низким, оно как нельзя лучше подходило для того, что он хотел сделать.

Пейшенс беспрекословно выполняла его безмолвные указания. Она не знала, что последует дальше, но была полна желания узнать. Вейн чувствовал, что ее тело готово, что оно требует заполнения пустоты, образовавшейся внутри. Придерживая Пейшенс за бедра, он начал медленно опускать ее вниз и входить в нее. Ее глаза закрылись, учащенное дыхание сменилось долгими и глубокими вдохами. Она выгнулась, подстраиваясь под него. Вейн ощутил, как ее влажное лоно обхватывает его твердую плоть. Затем она опустилась еще ниже, вбирая его в себя.

На мгновение Вейну показалось, что он теряет рассудок.

И естественно, перестает владеть собой. Однако это впечатление было неверным. Он с огромным усилием приструнил своих демонов и приготовился дать Пейшенс… все, что в его силах.

Он приподнял ее, потом опустил. Она быстро почувствовала ритм, поняла, что может двигаться сама. Он перестал сжимать ее бедра, и Пейшенс решила, что она задает темп движения. На деле же их соитием умело управлял он, точно рассчитывая каждое движение.

Это была волшебная скачка вне времени. Призвав на помощь весь свой опыт, Вейн создал для нее чувственный восхитительный мир. Собственное желание он пока держал в узде, утоляя жажду демонов своими ощущениями. Он медленно погружался в жар страсти, и Пейшенс с радостью принимала его в себя.

Вейн дарил ей чувственную радость и непередаваемый восторг. Пейшенс следовала его осторожным наставлениям, она вскрикивала и извивалась. А он заполнял ее, повергал в трепет, возносил к высотам наслаждения. Он дарил ей все и даже больше: самого себя.

И только когда Пейшенс ступила на последние ступеньки лестницы, ведущей в небеса, Вейн отпустил вожжи и двинулся вслед за ней. Он сделал все возможное, чтобы привязать ее к себе страстью. В конце пути, когда они задыхались и цеплялись друг за друга, когда на них снизошла неземная красота, Вейн расслабился, смакуя — в глубине души, в самых далеких уголках своего сердца, каждой клеточкой своего существа — то счастье, которое он надеялся сохранить на всю жизнь.

Глава 14

Вейн проснулся еще до рассвета. Его разбудила глубокая, ритмичная вибрация. Открыв глаза, он вглядывался в предрассветный сумрак и в конце концов сообразил, что вибрация исходит от чего-то теплого у него на груди.

Это оказалась Мист. Свернувшись клубочком, она устроилась прямо на груди и не мигая смотрела на него.

И урчала, да так громко, что могла разбудить и мертвого.

Другим источником тепла было женское тело у него под боком. Поглядев на Пейшенс, Вейн убедился, что она спит. Должно быть, она привыкла к мурлыканью кошки.

Он не смог удержаться от улыбки. Вчерашний день был полон удач и неудач — неудач было больше. Но сильнее его занимали удачи, и особенно последняя.

Он правильно сделал, что вернулся и занялся с ней любовью. Властно, но без принуждения. Если бы он настаивал, она бы заупрямилась и начала сопротивляться. И он бы никогда не узнал, что удерживает ее от брака с ним.

Таким образом, он дал выход своим эмоциям, насытил своих демонов и опутал ее чувственной паутиной, не менее прочной, чем та, которую она уже, пусть и неосознанно, сплела вокруг него. Постепенно завязывая один узелок за другим, он будет нежно, осторожно завоевывать ее доверие. И в конечном итоге она откроется ему.

Остальное — убить ее собственного дракона и увести ее с собой — не составит труда.

Улыбка Вейна превратилась в ироничную усмешку. Он изо всех сил старался подавить циничный смех. Мист не понравилась его трясущаяся грудь, и она, вонзив когти ему в кожу, мгновенно оборвала этот смех. Вейн нахмурился, но, вспомнив о ее неоценимой помощи ночью, не столкнул кошку на пол.

Да и она ему совсем не мешала. Ему было очень уютно: он нежился в теплой постели, а рядом спала женщина, которую он хотел видеть своей женой. Он даже не мог представить, чего бы еще ему хотелось. Он чувствовал себя довольным во всех отношениях. Теперь он убедился в том, что Пейшенс любит его. Возможно, сама она об этом не догадывается, а может, и догадывается, но не хочет признаваться себе в этом. Он не знал, какое из его предположений верно, однако истина перестала быть для него тайной за семью печатями.

Такая, как она, женщина благородного воспитания не отдалась бы ему, если бы не любила его всем сердцем. Одного любопытства, одной похоти и даже доверия мало, чтобы женщина согласилась на такую жертву.

Нет, такое бескорыстие может произрастать только на почве любви — и ни на какой другой.

Он познал слишком много женщин, чтобы понять разницу, чтобы почувствовать отличие и оценить его как дар небес. Что из этого понятно Пейшенс, он не знал, однако со временем она привыкнет к такому отношению, что очень устраивало его.

Он задорно улыбнулся Мист, а та зевнула и выпустила когти.

Вейн зашипел. Мист встала, потянулась, величественно спрыгнула с него и прошествовала к краю кровати, потом повернулась и посмотрела на него.

Нахмурившись, Вейн тоже посмотрел на нее. Действия кошки помогли ему определить новый вопрос: «А что дальше?»

Его тело мгновенно дало ответ и предложило вполне предсказуемое желание. Он обдумал его и отклонил. Отныне Пейшенс принадлежит ему, он должен заботиться о ней. И оберегать, что в настоящий момент означает создавать видимость, будто ничего не произошло. Недопустимо, чтобы в комнату ворвалась горничная и застала их в одной постели.

Недовольно поморщившись, Вейн перекатился на край. Пейшенс не проснулась. Он любовался ею, упивался ее красотой, вдыхал ее восхитительный аромат. Потянувшись, чтобы убрать локон с ее лба, замер. Если он дотронется до нее, она может проснуться. И вряд ли тогда у него хватит сил уйти. Он грустно вздохнул.

И бесшумно выбрался из кровати.

Утром по дороге в столовую Вейн завернул к Минни. При виде его у нее на лице отразилось неподдельное изумление, сменившееся подозрением. Однако Вейн не дал ей засыпать себя вопросами и с наигранной небрежностью сказал:

— На полпути я сообразил, что лондонская встреча менее важна, чем мои дела здесь. Поэтому я вернулся.

Минни скептически прищурилась:

— Вот как?

— Вот так. — Вейн заметил, как Минни переглянулась с Тиммз, осведомленной, естественно, о его отъезде. Зная, что они могут подвергнуть его невыносимой пытке, он коротко поклонился обеим и добавил: — Так что оставляю вас наедине с вашим завтраком и отправляюсь на поиски своего.

Он вышел из комнаты раньше, чем дамы пришли в себя от изумления, не дав им возможности подразнить себя.

В столовой Вейн, как обычно, обменялся приветствиями с джентльменами. Все, кто завтракал вне своих апартаментов, были в полном сборе, за исключением Пейшенс. Подавив усмешку, он наполнил тарелку и сел за стол.

Вейн с раннего утра пребывал в приподнятом настроении, поэтому с добродушной улыбкой слушал рассуждения Эдмонда о последней сцене пьесы и даже сделал серьезные и существенные замечания. Придя от них в восторг, драматург опрометью бросился из комнаты, горя желанием усладить свою требовательную музу.

Потом Вейн обратился к Джерарду. Юноша, улыбнувшись, ответил:

— Сегодня я собираюсь начать новый этюд. Мне всегда хотелось нарисовать руины так, чтобы в перспективе были видны развалины покоев настоятеля. Эта часть руин редко бывает освещена под нужным углом, но сегодня именно такой день. — Он допил кофе. — Нужно успеть схватить самое главное до обеда. Как насчет верховой прогулки во второй половине дня?

— Непременно, — улыбнулся ему Вейн. — Вам не следует проводить все дни, всматриваясь в камни.

— Я ему говорю то же самое, — буркнул Генерал и заковылял из столовой.

Джерард последовал за Генералом, предоставив Вейну созерцать кроткий профиль Эдгара.

— Жизнь какого из Беллами вы сейчас исследуете? — поинтересовался Вейн.

В тишине явственно прозвучало презрительное хмыканье Уиттикома. Он отпихнул свою тарелку и встал. Улыбка Вейна стала еще шире, и он ободряюще подмигнул Эдгару.

Эдгар с опаской покосился на Уиттикома и повернулся к Вейну только тогда, когда его грозный соперник покинул столовую.

— Сейчас, — признался он, — я приступил к изучению жизни последнего епископа. Как вам известно, он тоже был членом семьи.

— Да?

— Скажите, — поднял глаза Генри, — а это место, я имею в виду аббатство, оно действительно имеет такое большое значение, как утверждает Колби?

— Ну… — И Эдгар принялся рассказывать о том, каким было аббатство Колдчерч до Распущения.

Хотя его повествование было кратким и сжатым, оно произвело впечатление и на Вейна, и на Генри.

— Вернусь-ка я к своей работе. — Эдгар с улыбкой встал из-за стола.

И оставил Вейна и Генри одних. Когда в столовую, громко шурша юбками, вошла Пейшенс, благодушие Вейна распространилось до того, что он пообещал Генри ответную партию в бильярд, которой тот так долго домогался. Счастливый, как щенок, Генри встал и улыбнулся Пейшенс:

Пойду проведаю матушку. — Кивнув Вейну, он вышел.

Опьяненный любовью, размягченный собственным добродушием, Вейн развернул стул так, чтобы видеть Пейшенс, накладывавшую себе еду в тарелку, и сел. Пейшенс заняла свое обычное место, и от Вейна ее отделял только пустой стул Джерарда. Одарив его улыбкой и бросив предостерегающий взгляд, она приступила к еде. К целой горке всевозможных яств.

Вейн наблюдал за ней с непроницаемым видом, потом сказал:

— Кажется, вы поправились, у вас значительно улучшился аппетит.

Ее вилка с наколотым кусочком замерла на полдороге. Пейшенс посмотрела в свою тарелку, пожала плечами, донесла вилку до рта и спокойно взглянула на Вейна.

— Не помню, чтобы у меня была горячка. — Она вскинула бровь и опять посмотрела в тарелку. — Так, немного лихорадило. Надеюсь, это не заразно. — Она наколола на вилку следующий кусок и только после этого снова посмотрела на Вейна. — Вы хорошо сегодня спали?

Мастерс и его подчиненные ждали, когда все позавтракают, поэтому могли слышать их беседу.

— Не очень. — Их взгляды встретились. Вейна мгновенно одолели воспоминания, и он заерзал на стуле. — Наверное, мне тоже передалось ваше нездоровье — что бы там ни было. Боюсь, болезнь пройдет не сразу.

— Какая… жалость, — выдавила из себя Пейшенс.

— Действительно, — согласился Вейн, развивая тему. — Бывали минуты, когда мне казалось, будто я погружен во что-то горячее и влажное.

Пейшенс залилась краской. Вейн знал, что покраснело не только ее лицо, но и грудь, причем до самых сосков.

— Как странно, — проговорила она и, взяв чашку, сделала глоток. — Что касается меня, то я чувствовала себя так, будто жар разливается внутри меня.

Вейн замер, пытаясь ерзаньем не выдать себя, Пейшенс поставила на стол чашку и отодвинула от себя тарелку.

— К счастью, недуг к утру прошел.

Они встали. Пейшенс направилась к двери, Вейн поспешил за ней.

— Пусть так, — шепнул он, когда они вышли в холл. — Но я подозреваю, что сегодня ночью ваш недуг вернется. — Она бросила на него предостерегающий и… возмущенный взгляд. В ответ он лишь улыбнулся. — Кто знает? Возможно, сегодня жар будет сильнее.

На мгновение в ее лице промелькнуло… заинтересованное выражение, но потом вернулось обычное высокомерие. Пейшенс холодно склонила голову:

— Прошу простить меня, но мне нужно играть гаммы.

Вейн остановился у края лестницы и смотрел, как Пейшенс идет через холл. Ему нравилось, как с обычной и очень естественной непринужденностью покачиваются ее бедра. Он даже не сумел сдержать своей плотоядной усмешки.

Когда Вейн уже собирался пойти за ней — и помешать ей играть гаммы, — с лестницы торопливо спустился лакей и подбежал к нему:

— Мистер Кинстер, сэр! Ее светлость спрашивала о вас. Она сказала, что у нее что-то срочное. И очень важное. Она в своих апартаментах.

Вейн тут же сбросил свое волчье обличье и, кивнув лакею, двинулся вверх по лестнице. Второй пролет он преодолел бегом, перескакивая через ступеньку.

Едва открыв дверь в комнату Минни, он понял, что лакей не лгал. Минни сидела в кресле. Съежившаяся, укутанная в шаль, она очень напоминала больную сову. По ее щекам текли слезы. Закрыв дверь, Вейн встал на колено рядом с креслом и взял ее слабые, морщинистые руки в свои.

— Что случилось?

Глаза Минни наполнились слезами.

— Мой жемчуг, — прошептала она дрожащим голосом. — Он пропал.

Вейн посмотрел на Тиммз, которая заботливо склонилась над Минни. Она кивнула:

— Минни надевала его вчера, как обычно. Я сама положила его на туалетный столик после того, как мы, Ада и я, уложили Мин в кровать. — Она взяла обтянутую парчой шкатулку со столика. — Он всегда хранился вот здесь. Мы никогда не запирали шкатулку — зачем, ведь Мин надевала его каждый вечер. Да мы и не боялись, что вор позарится за него, потому что он предпочитал дешевые побрякушки.

Ожерелье из двух длинных нитей и серьги. Сколько себя помнил Вейн, Минни всегда носила эти украшения.

— Это свадебный подарок Хамфри, — всхлипнула Минни. — Этот жемчуг — единственный подарок из всех, что он дарил мне, — имел для меня особое значение.

Вейну безумно хотелось выругаться. На него волной накатил гнев. Кто, пользуясь гостеприимством Минни и живя у нее в доме, таким отвратительным образом отплатил ей за ее милосердие?

— Если он был здесь вчера вечером, то когда же он исчез?

— Наверное, утром, когда мы пошли на прогулку. Все остальное время в комнате кто-то был. — Тиммз выглядела очень рассерженной, и казалось, что она вот-вот разразится проклятиями. — Если позволяет погода, мы обычно долго гуляем в саду. В последнее время мы выходим, как только рассеивается туман. Пока нас нет, Ада убирает в комнате и уходит до нашего возвращения.

— Сегодня, — Минни несколько раз всхлипнула, — как только мы вошли в дверь, я сразу заметила, что шкатулки нет на обычном месте. Ада никогда ничего не передвигает, а сегодня шкатулка стояла не так, как всегда.

— Она была пуста, — гневно добавила Тиммз. — На этот раз вор хорошо поживился. Он зашел слишком далеко!

— Точно. — Вейн встал и выпустил руки Минни. — Мы вернем ваш жемчуг, клянусь честью. А пока постарайтесь не волноваться. — Он повернулся к Тиммз: — Почему бы нам не спуститься в музыкальную комнату? Вы все расскажете Пейшенс, а я попытаюсь выстроить факты в логический ряд.

— Отличная мысль, — согласилась Тиммз.

— Но Пейшенс в это время упражняется, — нахмурилась Минни. — Мне бы не хотелось ей мешать.

— Думаю, — сказал Вейн, помогая Минни встать, — Пейшенс не простит вам, если вы ей не помешаете. — Он через голову Минни переглянулся с Тиммз. — Она не захочет оставаться в стороне.

Проводив дам в музыкальную комнату и оставив крестную на попечении Пейшенс, Вейн побеседовал с Мастерсом, миссис Хендерсон, Адой и Гришемом, главными слугами Минни.

Их искреннее возмущение тем, что кто-то посмел так больно ранить их щедрую хозяйку, говорило само за себя. Заверив их в том, что они вне подозрений, и убедившись, что на них можно положиться, Вейн принялся давать указания, хотя это было равносильно тому, что махать кулаками после драки.

— Прошло очень мало времени с тех пор, как вор снова дал о себе знать, — обратился он к Гришему. — Кто-нибудь приказывал подать лошадь или кабриолет?

— Нет, сэр, — покачал головой Гришем. — Они все не очень-то любят выбираться из дома.

— Это должно облегчить нашу задачу. Если кому-нибудь понадобится куда-нибудь ехать или что-то передать через грума, задержите их любыми средствами и немедленно дайте мне знать.

— Слушаюсь, сэр. — Гришем был мрачен. — Так и сделаю.

— Что касается дома, — обратился Вейн к Мастерсу, миссис Хендерсон и Аде, — думаю, надо сообщить о случившемся всем слугам, в том числе и дворовым. Нам нужно, чтобы все были настороже. Я хочу, чтобы мне докладывали обо всем, что покажется необычным, даже если это будет какая-нибудь мелочь.

Миссис Хендерсон внезапно вздрогнула.

— Вы что-то знаете? — спросил Вейн.

— Да, и это очень странная вещь. Только вот значит ли это что-нибудь? Имеет ли отношение к вору и жемчугу?

— И все же, — настаивал Вейн.

— Горничные постоянно жаловались: он сильно царапает пол.

— Что царапает пол? — не понял Вейн.

— Песок! — оскорбление вздохнула миссис Хендерсон. — Не знаю, откуда она его берет, но мы выметаем его целыми кучами, каждый день, из комнаты мисс Колби. Больше всего песка вокруг коврика у камина. — Она наморщила нос. — У нее есть этот уродливый оловянный слон — варварская штуковина, — она сказала, что это память об отце. Кажется, он был миссионером в Индии. Так вот, песок часто рассыпан рядом со слоном. Но сыплется он не со слона, горничные стирают пыль и видят, что он чистый. И все же в комнате появляется песок, каждый день.

Вейн представил, как Элис Колби пробирается в ночи к тайнику, чтобы спрятать наворованное.

— Возможно, это песок со двора?

Миссис Хендерсон энергично замотала головой, и ее двой-ной подбородок затрясся.

— Это морской песок. В том-то и странность. Мелкий, серебристо-белый. А где тут поблизости можно найти такой песок?

Вейн посмотрел на экономку.

— Согласен, что это выглядит странно, но, как и вы, я не понимаю, значит ли это что-нибудь. Однако я хочу, чтобы мне докладывали о странностях и такого рода, даже если это не имеет явной связи с кражами.

— Слушаюсь, сэр, — вытянулся по струнке Мастерс. — Мы немедленно поговорим со слугами. Можете положиться на нас.

А на кого еще он мог положиться?

Он подумал об этом, когда, покинув комнату миссис Хендерсон, вышел в главный холл. По его мнению, вне подозрений были только Пейшенс, Минни и Тиммз. И Джерард. И Пейшенс, и Джерарду были свойственны открытость, искренность и прямота, чем они напоминали Минни. Вейн знал наверняка, что ни они, ни Тиммз не имеют к этому никакого отношения.

Что же касается остальных, в них у него уверенности не было.

Первой его остановкой была библиотека. Дверь открылась бесшумно. Библиотека представляла собой длинную комнату с книжными шкафами до потолка. По одной стене шкафы чередовались с высокими окнами и стеклянными дверями, ведущими на террасу. Одна из дверей была открыта, и через нее в библиотеку проникал слабый ветерок, принося с собой запахи прогретой осенним солнцем земли.

В комнате стояли два письменных стола напротив друг друга. Один — большой, массивный и внушительный — располагался ближе к двери. Он был завален книгами и стопками бумаги с неразборчивыми записями. Кресло с мягким сиденьем пустовало. На втором столе лежала только одна книга, объемистый фолиант в кожаном переплете с золотым обрезом. Книга была открыта, и ее читал Эдгар. Погруженный в свое занятие, он, судя по всему, не услышал, как Вейн вошел.

Вейн прошел вперед, тихо ступая по ковру. Только поравнявшись с вольтеровским креслом у камина, повернутым спинкой к двери, он заметил, что оно занято. И остановился.

Уютно устроившись в кресле, Эдит Суитинс увлеченно плела кружево, сосредоточившись на переплетаемых нитях. Она тоже не заметила появления Вейна. Вейн подозревал, что она глуховата, но скрывает это и читает по губам.

Стараясь ступать тяжелее, он подошел к креслу. Эдит почувствовала чье-то присутствие и, вздрогнув, подняла голову.

Вейн ободряюще улыбнулся ей:

— Прошу прощения, что помешал вам. Вы часто проводите здесь утро?

Узнав его, Эдит доброжелательно улыбнулась:

— Почти каждый день. Я спускаюсь сюда сразу после завтрака и занимаю свое место до прихода джентльменов. Здесь тихо и, — она кивнула на огонь, — тепло.

При звуке их голосов Эдгар тоже поднял голову. Бросив на них близорукий взгляд, он опять углубился в книгу.

— А вы не знаете, где Колби?

— Уиттиком? — заморгала Эдит и выглянула из-за кресла. — Боже мой, вот удивительно! Я думала, он сидит здесь. — Она доверчиво улыбнулась Вейну. — Я сижу так, потому что не должна смотреть на него. Он очень… — Она на секунду поджала губы. — Он человек холодного склада, вы согласны? — Покачав головой, встряхнула сплетенную часть кружева. — Он не из тех, на ком стоит задерживать внимание.

Эдит вернулась к работе, а Вейн продолжил свой путь в глубь комнаты.

Когда он подошел к Эдгару, тот оторвался от книги и искренне улыбнулся:

— Я тоже не знаю, где Уиттиком.

Видимо, со слухом у Эдгара было все в порядке. Он снял пенсне, протер его и посмотрел на противоположный стол.

— Должен признаться, я не уделяю много внимания Уиттикому. Как и Эдит, я думал, что он здесь, за своим столом. — Водрузив пенсне на нос, Эдгар посмотрел на Вейна через толстые стекла. — К тому же я плохо вижу без этой штуки.

Вейн понимающе улыбнулся:

— Вы с Эдит придумали отличный способ держать Уиттикома на расстоянии.

Эдгар усмехнулся:

— Вам что-то понадобилось в библиотеке? Уверен, я в силах помочь.

— Нет, — поблагодарил Вейн и улыбнулся. — Я просто слоняюсь без дела. Не буду вам мешать.

И он пошел обратно к двери. У порога оглянулся. Эдгар сидел, уткнувшись в книгу. Эдит Суитинс видно не было. В библиотеке воцарился покой. Вейн вышел, мрачный и сосредоточенный.

Он нутром чувствовал, не имея никаких логических оснований, что вор — женщина. Объемистая сумка для рукоделия, которую Эдит везде таскала за собой, вызывала у него живейший интерес. Однако вряд ли удастся разъединить эту сумку с хозяйкой, дабы исследовать ее содержимое. К тому же, если Эдит находилась в библиотеке с тех пор, как Уиттиком покинул столовую, маловероятно, чтобы она успела обыскать комнату Минни за такой короткий срок.

Маловероятно, но не невозможно.

Направляясь к черному ходу, Вейн размышлял над другой вероятностью, способной усложнить ситуацию. Не обязательно, что вор, укравший жемчуг Минни, тот же человек, который совершил все предыдущие кражи. Не исключено, что кто-то решил свалить на этого таинственного воришку более серьезное преступление.

Вейн поморщился. Он надеялся, что сложившаяся ситуация не коснется большинства обитателей Беллами-Холла. Дела в доме Минни и так запутаны сверх меры.

Он уже собирался пройти через черный ход к руинам и поискать Эдмонда, Джерарда, Генри и Генерала — по словам Мастерса, они не возвращались в дом, — когда услышал голоса в дальней гостиной и остановился.

— Не понимаю, почему мне нельзя еще раз съездить в Нортхемптон, — ноющим тоном заявила Анджела. — Здесь совсем нечего делать.

— Дорогая моя, ты должна испытывать хоть какую-то благодарность, — устало проговорила миссис Чедуик. — Минни проявила исключительное милосердие, дав нам пристанище.

— О да, конечно, я действительно благодарна! — Однако по тону Анджелы можно было понять, что для нее это трагедия. — Но здесь так скучно. Здесь даже смотреть не на что, кроме старых камней.

Вейн живо представил, как Анджела надувает губки.

— К тому же, — продолжала она, — я думала, что с приездом мистера Кинстера все изменится. Ведь ты сама говорила, что он повеса.

— Анджела! Тебе шестнадцать. Он тебе абсолютно не ровня.

— Да знаю я! Для начала — он стар! А еще он слишком серьезный! Я думала, что Эдмонд станет моим другом, но он последнее время бормочет свои стихи себе под нос. Эти стихи — большей частью сплошная чепуха! Что до Джерарда…

Довольный тем, что ему не придется отражать ребячливые авансы Анджелы, Вейн прошел еще немного и поднялся вверх по черной лестнице.

Судя по тому, что он только что услышал, миссис Чедуик держит Анджелу на коротком поводке, что, без сомнения, очень мудро. Так как Анджела перестала спускаться к завтраку, Вейн решил, что сегодняшнее утро она и миссис Чедуик провели вместе. Ни одна из них не походила на вора — ни того, кто украл жемчуг Минни, ни того, кто совершил остальные кражи.

Значит, из всех обитательниц дома оставалась одна. Курсируя по бесконечным коридорам Беллами-Холла, Вейн подумал, что не знает, как проводит дни Элис Колби.

В ночь его приезда Элис сказала ему, что ее комната находится под спальней Агаты Чедуик. Вейн начал свои поиски от конца крыла и стучал в каждую дверь. Если никто не отвечал, си заглядывал внутрь. Большая часть комнат была пуста, а мебель зачехлена.

Он уже обследовал половину крыла и приготовился открыть следующую дверь. Неожиданно дверная ручка вырвалась из его руки и он оказался под прицелом черных глаз Элис.

Недобрых черных глаз.

— Что вы тут делаете, сэр? Мешаете богобоязненным гражданам разговаривать с Богом? Это возмутительно! В этом мавзолее нет часовни или хотя бы достойного святилища — одно это отвратительно, и я вынуждена терпеть вторжения таких, как вы!

Пропустив тираду мимо ушей, Вейн оглядел комнату. Им двигало любопытство, не менее сильное, чем у Пейшенс. Шторы были плотно сдвинуты, в холодном камине не было даже углей. Создавалось впечатление, что в комнате никогда не разводили огонь, никогда не проветривали ее. Мебель была простой и практичной, однако красивые вещицы, всегда украшавшие все помещения Беллами-Холла, куда-то исчезли. Элис Колби захватила эту комнату в полное владение и, казалось, поставила на ней штамп своего характера.

Последнее, что успел увидеть Вейн, были скамейка для молитвы с сильно вытертой подушечкой, раскрытая истрепанная Библия и слон, о котором рассказывала миссис Хендерсон. Слон стоял рядом с камином, в его металлических боках отражался свет из коридора.

— Как вы намерены объяснить свое поведение, вот что мне хотелось бы знать! Есть ли у вас серьезный повод для того, чтобы мешать моим молитвам? — Элис скрестила руки на тощей груди, вперив в Вейна свои черные глаза-кинжалы.

Вейн внимательно посмотрел на нее.

— Извините, что я помешал вашим молитвам, но это вызвано необходимостью. Украден жемчуг Минни. Я хотел бы знать, не слышали ли вы что-нибудь странное? А может, видели кого-нибудь?

Элис захлопала глазами, но выражение ее лица не изменилось.

— Нет, тупица. Как я могу кого-то видеть? Я молюсь!

Почти прокричав это, она шагнула назад и захлопнула дверь. Вейн смотрел на дверь и боролся с желанием взломать ее. Однако его темперамент — истинный темперамент Кинстеров — не славился мудрыми поступками. Вот и сейчас он уже бил копытом — голодный хищник, жадный до крови. Того, кто очень сильно обидел Минни, что было равноценно оскорблению, нанесенному лично ему. И он, воин, спрятавшийся под личиной «элегантного джентльмена», должен отреагировать. Ответить на вызов. Соответствующим образом.

Глубоко вздохнув, Вейн заставил себя отойти от двери Элис. Ничто не доказывает, что она замешана в этих кражах больше, чем кто-либо другой.

Вейн пошел обратно к черному ходу. Возможно, он и не •вычислит преступника, проверяя, кто где был в момент преступления, но это все, что он может сделать в настоящий момент. Определив, чем занимались женщины, он решил заняться мужчинами.

Отказавшись от своей идеи о том, что вором была женщина, Вейн смутно надеялся, что вся эта история выльется в какой-нибудь незначительный проступок. Ну, например, кому-то — Эдгару, Генри или Эдмонду — понадобились наличные, и он оказался слишком глупым и слабым, чтобы справиться с искушением. Однако Вейн почти сразу отказался от этого предположения. Жемчуг Минни стоит небольших денег.

Их воришка только что совершил крупное преступление.

Руины выглядели пустынными. С монастырской стены Вейн разглядел мольберт Джерарда. Передняя сторона мольберта была обращена к лесу, а задняя — к покоям настоятеля. Ветер трепал лист бумаги, приколотый к мольберту. Коробка с карандашами лежала под мольбертом, скамеечка — позади него.

Вот и все, что предстало взору Вейна. Самого Джерарда он не увидел. Предположив, что юноша решил размяться, Вейн собрался уйти. К чему расспрашивать, заметил ли он что-нибудь, ведь после завтрака Джерард так был захвачен своей идеей, что вряд ли обращал внимание на посторонние вещи.

Вернувшись в галерею, Вейн услышал тихое бормотание и в нефе нашел Эдмонда. Тот сидел перед разрушенной купелью и вслух слагал стихи.

Вейн объяснил ему ситуацию.

— Я никого не видел. Да я и не смотрел. Я бы не заметил, даже если мимо меня проскакал бы конный отряд. — Нахмурившись, Эдмонд опустил глаза.

Вейн ждал, надеясь узнать от него хоть что-нибудь.

Наконец Эдмонд поднял голову:

— Никак не могу решить, где играть эту сцену: в нефе или в галерее? Что вы думаете?

Надо отдать должное выдержке Вейна. Он не ответил Эдмонду, только покачал головой и направился к дому.

Его окликнули, когда он проходил мимо наваленных грудой камней. Повернувшись, он увидел Генри и Генерала. Они возвращались из леса.

— Как я понимаю, вы прогуливались вместе? — спросил он, когда они приблизились.

— Нет, — возразил Генри. — Мы встретились в лесу. Я шел по направлению к дороге — через лес туда ведет тропинка.

Вейн помнил эту тропинку. Он посмотрел на Генерала, который опирался на свою трость и недовольно пофыркивал.

— Всегда хожу через руины — прогулка по пересеченной местности очень полезна. Для сердца, знаете ли. — Взгляд Генерала будто приклеился к лицу Вейна. — Но вам-то зачем, а? Вы же не гуляете.

— Жемчуг Минни исчез. Мне хотелось бы знать, не видели ли вы во время прогулки что-нибудь странное? Или кого-нибудь?

— Боже мой, жемчуг Минни! — Генри выглядел шокированным. — Она, наверное, ужасно расстроилась!

Вейн кивнул, Генерал пробормотал сквозь зубы:

— Никого не видел, пока не наткнулся на Генри.

Что, отметил про себя Вейн, не дает ответа на вопрос. Он пошел рядом с Генералом. Всю дорогу к дому пораженный Генри сотрясал воздух бесполезными восклицаниями и сокрушался.

Чтобы не слушать его трескотню, Вейн мысленно перебирал обитателей Беллами-Холла. Итак, известно местонахождение всех, кроме Уиттикома, который уже наверняка вернулся в библиотеку и корпит над своими бесценными трудами. Надо бы проверить это, решил он, просто чтобы не сомневаться.

В этом уже не было, необходимости: Мастерс как раз ударил в гонг, когда они вошли в дверь. Генерал и Джерард сразу направились в столовую. Вейн медлил. Меньше чем через минуту дверь библиотеки открылась. Первым показался Уиттиком, как всегда надменный и высокомерный. За ним следовал Эдгар. Он помогал Эдит Суитинс нести ее сумку для рукоделия.

Вейн с бесстрастным выражением лица дождался, когда Эдгар и Эдит пройдут мимо, и пошел за ними.

Глава 15

Минни к обеду не спустилась. Пейшенс и Тиммз тоже отсутствовали. Не было и Джерарда, но, вспомнив слова Пейшенс о том, что он забывает обо всем на свете, когда рисует, Вейн успокоился.

С Минни же ситуация была совсем иной.

Наскоро пообедав, Вейн поднялся к ней. Он ненавидел женские слезы, потому что чувствовал собственное бессилие, а воин, сидевший в нем, очень не любил подобные эмоции.

Его впустила Тиммз, выглядевшая чрезвычайно рассеянной. Минни сидела в кресле, которое передвинули к окну. На широком подлокотнике стоял поднос с обедом. Пейшенс расположилась на приоконной скамье перед теткой и уговаривала ее поесть.

Когда Вейн подошел, Пейшенс подняла голову, и их взгляды на секунду встретились. Минни тоже посмотрела на него. В ее взгляде он увидел душераздирающую безнадежность.

Присев на корточки, он рассказал ей, что сделал и что узнал. А еще поведал ей о своих предположениях.

Минни попыталась улыбнуться, и Вейн обнял ее за плечи.

— Мы найдем его, не беспокойтесь.

— Джерард? — пристально взглянула на него Пейшенс. По ее тону Вейн догадался, о чем она спрашивает.

— Сразу после завтрака он отправился рисовать. Очевидно, некоторую натуру действительно сложно зарисовать. — Вейн не отводил взгляда от ее лица. — Все видели, как он ушел. Он еще не вернулся.

Пейшенс облегченно перевела дух. Ее слабая улыбка предназначалась Вейну.

— Нужно поесть, — вернулась она к своей нелегкой задаче, — вы должны беречь силы. — Ей все же удалось заставить Минни съесть кусочек курицы.

— Правильно. — Тиммз тоже пристроилась на скамье. — Ты слышала своего крестника. Мы найдем твой жемчуг. А пока нет смысла переживать.

— Наверное, ты права. — Минни нервно теребила бахрому шали. Она выглядела удрученной и пугающе хрупкой. — Я завещала его Пейшенс. Мне всегда хотелось, чтобы она носила его.

— И когда-нибудь я обязательно надену его. Он будет напоминать мне об этом происшествии и о том, как вы упрямились и отказывались есть. — Пейшенс решительно поднесла к ее рту пастернак. — Вы хуже, чем Генерал, а он — Господь тому свидетель — очень тяжелый человек.

Рассмеявшись, Вейн чмокнул Минни в щеку, обтянутую тонкой, похожей на пергамент кожей.

— Перестаньте волноваться и слушайте, что вам говорят. Мы найдем жемчуг. Неужели вы сомневаетесь во мне? Если нет, тогда я должен бежать.

Ответом ему была слабая улыбка. Довольный достигнутым результатом, он оживленно поклонился дамам и ушел.

И отправился на поиски Даггана.

Его грум тренировал серых, поэтому Вейн, чтобы не терять время, побеседовал с Гришемом и другими грумами. Когда Дагган вернулся и завел лошадей в денники, Вейн, прихватив грума с собой, решил взглянуть на жеребенка, пасшегося на поле рядом с конюшней.

Дагган начинал простым грумом, а потом отец Вейна повысил его в должности, назначив личным грумом своего старшего сына. Дагган был очень надежным и опытным работником. Вейн полностью полагался на его знания, на его мнение об остальных слугах. В течение года Дагган часто бывал в Беллами-Холле, сопровождая как родителей Вейна, так и его самого.

Вейн хорошо знал Даггана и верил ему.

— И кто на этот раз? — спросил он, когда они отошли от конюшни на значительное расстояние.

Дагган попытался изобразить непонимание, но, увидев, что Вейн не верит ему, плутовато усмехнулся:

— Симпатичная горничная из столовой. Эллен.

— Горничная из столовой? Это может быть очень полезным. — Вейн дошел до ограды поля, где пасся жеребенок, и облокотился на верхнюю жердь. — Ты слышал о последней краже?

Дагган кивнул:

— Мастерс рассказал нам перед обедом. Он даже вызвал егеря и его парней.

— Каково твое мнение о слугах? Может там быть что-нибудь?

Дагган, подумав, сказал решительно:

— Хорошая команда. Нет никого, кто был бы нечист на руку. Все довольны. Ее милость добра и великодушна, никто бы не захотел обидеть ее.

Вейн не удивился тому, что мнение Даггана совпадает с выводами Мастерса.

— Мастерс, миссис Хендерсон и Ада будут следить за домом. Гришем берет на себя конюшню. Что касается тебя, я хочу, чтобы ты внимательно следил за угодьями на всем расстоянии от дома, какое только можно пройти пешком.

— Вы думаете, кто-то попытается сбыть жемчуг? — предположил Дагган.

— Или закопать его. Если увидишь взрыхленные участки почвы, выясни, почему там копали. Садовник стар, в это время года он уже не будет ничего сажать.

— Верно.

— Еще я хочу, чтобы ты внимательно слушал свою горничную, пусть она болтает сколько хочет, не останавливай ее.

— Боже! — поморщился Дагган. — Вы даже не представляете, о чем просите.

— И все же постарайся, — настаивал Вейн. — Я допускаю, что молоденькие горничные не будут рассказывать миссис Хендерсон или Мастерсу все из страха показаться глупыми или привлечь внимание к чему-то недозволенному.

— Ладно. — Дагган подергал себя за мочку уха. — Думаю… в общем, старую леди жалко, она всегда была добра… можно и пойти на жертвы.

— Согласен, — сухо произнес Вейн. — И если что услышишь, сразу ко мне.

Предоставив Даггану размышлять над исполнением задания, Вейн вернулся в дом. Солнце уже клонилось к закату. Войдя в холл, он столкнулся с Мастерсом, который нес серебро в столовую.

— Мистер Деббингтон пришел?

— Я не видел его с завтрака, сэр. Возможно, он пришел и находится где-то в доме.

— Он не приходил на кухню обедать? — встревожился Вейн.

— Нет, сэр.

— Где его комната?

— Третий этаж, западное крыло, предпоследняя дверь.

Взбежав по лестнице, Вейн свернул на галерею, которая вела в западное крыло, и по другой лестнице начал подниматься на третий этаж. Внезапно он услышал шаги. Он поднял голову,

ожидая встретить Джерарда, но увидел спускающегося Уиттикома.

Уиттиком заметил его только тогда, когда преодолел целый пролет лестницы. Остановившись на секунду, он сухо кивнул Вейну:

— Кинстер.

Вейн ответил на его приветствие.

— Вы видели Джерарда?

Брови Уиттикома надменно поползли вверх.

— Комната Деббингтона в конце крыла, моя же — у лестницы. Мы с ним не встречались.

Еще раз холодно кивнув, Уиттиком пошел вниз, а Вейн поспешил вверх.

Едва открыв дверь, он понял, что нашел нужную комнату. Запах бумаги, чернил, угля и краски был достаточным доказательством. Как ни удивительно, в комнате был порядок. Вейн был уверен, что в этом сказалось влияние Пейшенс. Большой стол у окна — единственное место в комнате, где царил хаос, — был завален набросками, этюдниками, гусиными и металлическими перьями, карандашами и карандашной стружкой.

Вейн неторопливо подошел к столу.

Свет, лившийся из окна, освещал только часть его поверхности. Вейн обратил внимание на то, что карандашную стружку недавно перебирали, а потом снова собрали в кучку: между листами бумаги и страницами этюдников застряла грифельная крошка и завитки стружки.

Как будто кто-то листал блокноты, потом, заметив, что стружка попала на страницы, стряхнул ее.

Это насторожило Вейна, но он отказался от подобной мысли. Возможно, просто любопытная — или влюбленная — горничная.

Он выглянул из окна. Западное крыло было самым удаленным от руин. Солнце уже почти село. То редкое освещение, которого так ждал Джерард, давно исчезло.

От недоброго предчувствия у него по спине пробежал холодок. Живо представив осиротевшие мольберт Джерарда и скамеечку, он чертыхнулся.

И побежал вниз по лестнице гораздо быстрее, чем поднимался.

Миновав холл и коридор, выскочил из дома через черный ход. И остановился.

Он опоздал всего на секунду. Пейшенс, окруженная своим «гаремом», уже внимательно смотрела на него. И в ее глазах была тревога. Вейн опять выругался. Напустив на себя спокойный вид, он пошел ей навстречу.

И ее «гарему».

Пенуик тоже был там. Поигрывая желваками, Вейн высокомерно ответил на его поклон.

— Минни отдыхает, — сообщила ему Пейшенс, внимательно вглядываясь в его лицо. — Я решила подышать свежим воздухом.

— Верное решение, — прогнусавил Пенуик. — Ничто так не помогает при плохом настроении, как прогулка по саду.

Все, проигнорировав его глубокомысленное замечание, смотрели на Вейна.

— Я думал, вы поехали кататься с Джерардом, — сказал Генри.

Вейн едва сдержался, чтобы не пнуть его.

— Я собирался, — ответил он, — и как раз иду к нему.

— Как странно! — нахмурился Эдмонд и оглянулся на руины. — Меня не удивляет, что он пропустил обед, но я сомневаюсь, что можно так долго терпеть муки голода. Тем более что освещение уже ушло. Вряд ли он все еще рисует.

— Возможно, нам стоит отправиться на поиски, — предложил Генри. — Наверное, он перебрался на другое место.

— Он может быть где угодно, — заявил Эдмонд.

Вейн заскрежетал зубами:

— Я знаю, где он. Я приведу его.

— Я пойду с вами! — Это была не просьба, а утверждение. Вейну хватило одного взгляда, чтобы понять: спорить с Пейшенс бесполезно. И он согласно кивнул.

— Позвольте мне, моя дорогая мисс Деббингтон. — Пенуик подобострастно подставил ей локоть. — Мы пойдем все, чтобы убедиться, что вас ничто не беспокоит. Не бойтесь, я скажу пару добрых слов Деббингтону: его небрежность по отношению к вам возмутительна, недопустимо, чтобы он тревожил вас.

Пейшенс бросила на него уничтожающий взгляд.

— Вы не сделаете ничего подобного. Я по горло сыта вашими попытками влезть не в свое дело, сэр!

— Действительно. — Воспользовавшись ситуацией, Вейн схватил Пейшенс за руку и, оттеснив Пенуика, решительным шагом направился к руинам.

Пейшенс почти бежала рядом с ним и осматривала камни.

— Он устроился в дальнем конце, — обратился к ней Вейн, — под галереей, лицом к покоям настоятеля.

— Возможно, он и не вспомнил об обеде, но он бы никогда не забыл о вашей договоренности покататься верхом.

Оглянувшись, Вейн увидел, что Эдмонд и Генри разошлись в противоположные стороны: Эдмонд пошел к старой церкви, а Генри — к дальнему концу галереи. От них была хоть какая-то польза, что же до Пенуика, то он упрямо трусил за Пейшенс.

— Как бы то ни было, — сказал Вейн, когда они подошли к осыпающейся стене, — ему уже давно следовало бы вернуться. Угол освещения изменился к полудню.

Он помог Пейшенс перебраться через камни, и они пошли вдоль западной стороны галереи. У восточной стены показался Генри. Из нефа слышался голос Эдмонда, тщетно звавшего Джерарда.

Когда они дошли до дальней стены, Вейн помог Пейшенс взобраться на те самые камни, на которые много ночей назад он усадил ее после падения в яму, и посмотрел в сторону покоев настоятеля.

Он увидел то же, что и утром. Все оставалось на прежних местах.

Он выругался и даже не удосужился извиниться. Спрыгнув вниз, снял с камня Пейшенс, и они, держась за руки, поспешили к мольберту.

Чтобы добраться до лужайки, на которой утром расположился Джерард, у них ушло десять минут: понадобилось пересечь весь внутренний двор аббатства. Лужайка находилась на пологом склоне невысокого холма. С другой стороны холм резко обрывался вниз, к подлеску. Джерард поставил свой мольберт ниже самой высокой точки, в нескольких футах от осыпавшейся арки, которая когда-то была частью стены, окружавшей монастырский сад.

Чувствуя, как ногти Пейшенс впиваются ему в ладонь, Вейн приблизился к мольберту. Лист, дрожавший на ветру, был чист.

Пейшенс побелела как мел.

— Он даже не начал!..

— Начал, — возразил Вейн и сорвал с мольберта потрепанный ветром лист. — Его рисунок унесло ветром. — Крепче сжав руку Пейшенс, он повернулся к лесу: — Джерард!

Ответом на его крик была тишина.

Гулкое буханье сапог возвестило о приходе Генри. Он перебрался через разрушенную стену и испуганно посмотрел на заброшенный мольберт, а потом — на Вейна и Пейшенс,

— Там его нет.

Спустя минуту к ним подошел Эдмонд. Он, как и Генри, не отрываясь смотрел на мольберт, затем показал себе за спину:

— В церкви и поблизости его нет.

Вейн махнул рукой в сторону леса:

— Начинайте с этого конца. — Мужчины кивнули. — Вы предпочтете подождать здесь? — обратился он к Пейшенс.

— Нет, я пойду с вами, — покачала она головой. Он и не ждал ничего другого. Снова взявшись за руки, они пересекли лужайку и направились к деревьям.

Пенуик, пыхтя и отдуваясь, догнал их, когда Вейн и Пейшенс, беспрестанно окликая Джерарда, тщательно обыскивали лес. Немного отдышавшись, он с упреком заявил:

— Если бы вы раньше позволили мне потолковать с Деббингтоном, должным образом объяснить ему его обязанности, смею вас заверить, он бы не вытворял таких глупостей.

Откинув со лба выбившийся из прически локон, Пейшенс резко повернулась к нему:

— Каких глупостей?

— Да это же очевидно! — Пенуик уже полностью отдышался и надменным голосом продолжил: — У мальчишки тайное свидание с какой-нибудь взбалмошной горничной. Говорит, что идет рисовать, а сам сбегает с ней в лес.

У Пейшенс от удивления открылся рот.

— Значит, в его возрасте вы занимались тем же самым? — усмехнулся Вейн.

— Ну… — Пенуик одернул жилет и поймал взгляд Пейшенс. — Нет! Естественно, нет. Как бы то ни было, речь не обо мне, а о молодом Деббингтоне. У него же явные отклонения, в этом нет ни малейшего сомнения. Еще бы, ведь его воспитали женщины. Избаловали его. Он рос без присмотра, без надлежащего мужского руководства. И чего еще можно было ожидать от такого воспитания?

Пейшенс замерла как громом пораженная.

— Пенуик, — гневно процедил Вейн, — либо идите домой, либо заткнитесь. Иначе я с большим удовольствием затолкаю ваши зубы вам в глотку!

Стальные нотки в его голосе доказывали, что это не пустые слова.

Пенуик побледнел, потом покраснел и высокомерно вскинул голову:

— Если моя помощь никому не нужна, я удаляюсь!

— Вот и правильно, — кивнул Вейн.

Пенуик посмотрел на Пейшенс, и она ответила ему ледяным взглядом. Он фыркнул и с видом отвергнутого мученика ушел, Когда его шаги стихли, Пейшенс вздохнула:

— Спасибо.

— Всегда рад вам помочь, — буркнул Вейн и повел плечами, расслабляясь. — Честно говоря, я думал, что он не замолкнет.

Пейшенс негромко рассмеялась.

После десяти минут бесплодных поисков они увидели между деревьями Эдмонда и Генри. Пейшенс остановилась и устало провела рукой по лбу.

— А ты тоже думаешь, — спросила она у подошедшего к ней Вейна, — что Джерард спутался с горничной?

Вейн покачал головой.

— Верь мне. — Он огляделся по сторонам. Полоса леса была узкой, они просмотрели каждый клочок земли. — Джерард еще не интересуется женщинами.

К ним подошли Эдмонд и Генри. Вейн еще раз огляделся.

— Давайте вернемся к руинам.

Вскоре они стояли перед мольбертом и всматривались в огромную кучу камней. Солнце окрасило небо в красные тона. В их распоряжении оставался только час. Когда стемнеет, продолжать поиски будет опасно.

Генри высказал вслух мучившую всех мысль:

— Здесь довольно открытое место. Не так-то много укромных уголков, где можно спрятаться.

— Здесь есть ямы, — проговорила Пейшенс. — Я упала в одну из таких, помните?

Вейн посмотрел на нее, на мольберт, а потом взглянул на холм позади и быстрым шагом направился к обрыву.

— Он здесь, — хмуро сказал он, заглядывая вниз. Пейшенс подбежала и, ухватившись за него, перегнулась через край обрыва.

Джерард лежал на спине, раскинув руки и закрыв глаза. Впадина была футов шести глубиной, с отвесными склонами, и внизу сужалась до ширины трещины.

Кровь отхлынула от лица Пейшенс.

— О нет!

Вейн спрыгнул и приземлился рядом с Джерардом. Пейшенс тоже решила спуститься вниз и уже подобрала юбки. Вейн услышал шорох ткани и сердито посмотрел вверх. Но Пейшенс упрямо вздернула подбородок и подвинулась ближе к краю.

Чертыхаясь, он взял ее за талию и спустил вниз. Едва он убрал руки, она метнулась к брату и упала рядом с ним на колени.

— Джерард!

Сердце Пейшенс болезненно сжалось. Юноша был неестественно бледен, его ресницы казались иссиня-черными на фоне белых как мел щек. Пейшенс дрожащей рукой откинула с его лба прядь волос и обхватила его лицо ладонями.

— Осторожно, — предупредил Вейн. — Постарайся не двигать его. — Он пощупал пульс. — Сердце бьется ровно. Думаю, он не сильно пострадал, но надо проверить, не сломаны ли кости, прежде чем поднимать его.

Немного успокоившись, Пейшенс наблюдала, как Вейн ощупывает торс Джерарда, его руки и ноги. Закончив осмотр, он с облегчением сказал:

— Кажется, все цело.

Девушка подложила руки под голову Джерарда и принялась ощупывать затылок. Ее пальцы наткнулись на довольно глубокую рану и стали липкими. Она, похолодев, посмотрела на Вейна и, судорожно втянув в себя воздух, выставила перед собой руки. Ладони были в крови.

— Его… — Она замолчала. Лицо Вейна стало каменным.

— Ударили.

Джерард пришел в себя с болезненным стоном.

В следующую секунду Пейшенс была уже около него. Она села на край кровати и намочила полотенце в тазике, стоявшем на тумбочке. Прислонившись к стене позади кровати, Вейн наблюдал, как она обтирает лицо брата.

Джерард снова застонал, но не возразил. Было видно, что забота сестры ему приятна. Вейн же терпеливо ждал: Он знал, что Джерард потерял сознание после удара по голове. Вскоре он перенес его в дом. Эдмонд и Генри собрали рисовальные принадлежности Джерарда и поспешили следом.

Когда они поднялись на третий этаж, Пейшенс уже пришла в себя и сразу приступила к действиям. Она была бледна и подавленна, но не паниковала. Вейн с одобрением слушал, как она уверенно раздает указания, и отправился сообщить новость Минни.

Поднявшись на галерею, он увидел, что Эдмонд и Генри устроили внизу собрание и рассказывают домочадцам о несчастье с Джерардом. В руинах они отыскали камень, которым был нанесен удар, — осколок кладки арки. По их мнению получалось, что Джерард оказался под аркой в неподходящий момент и камень просто упал ему на голову, а потом юноша откатился во впадину. Вейн придерживался иного мнения. Притаившись в тени, он вглядывался в лица, прислушивался к возгласам. Реакция людей соответствовала их характерам. Теперь Вейн был уверен в том, что никто не знал о случившемся раньше.

Рассказав обо всем Минни и Тиммз, он направился в комнату Джерарда, где уже собрались почти все обитатели Беллами-Холла. Он помог Пейшенс выдворить их всех в коридор. Потом пришли Минни и Тиммз.

Вейн взглянул на Минни, сидевшую у ярко горевшего огня. Тиммз стояла рядом с ней, положив руку на плечо своей давней подруги. Он внимательно изучал лицо крестной и записал на счет Фантома — или вора? — еще одно преступление. Они заплатят за каждую морщинку на ее лице, за тревогу и страх в ее потускневших глазах.

— О! Моя голова! — Джерард попытался сесть, но Пейшенс удержала его.

— У тебя глубокая рана на затылке, поэтому лежи спокойно на боку.

Джерард покорился и затуманенным взглядом обвел погруженную в полумрак комнату. Его взгляд остановился на окне. Солнце уже село, с неба быстро исчезали последние красные пятна.

— Сейчас вечер?

— Абсолютно верно. — Оттолкнувшись от стены, Вейн подошел к кровати и встал так, чтобы Джерард мог видеть его. — Вы пропустили целый день.

Джерард нахмурился. Пейшенс отправилась менять воду в тазике, а Джерард осторожно стал ощупывать затылок. Когда пальцы коснулись раны, его лицо исказила гримаса.

— Что случилось? — спросил он у Вейна.

Радостно отметив, что взгляд юноши ясен, а суждения разумны, Вейн сокрушенно покачал головой:

— Я надеялся, что это вы нам расскажете. Сегодня утром вы пошли рисовать, помните?

Джерард, нахмурившись, пытался что-то вспомнить:

— Покои настоятеля, с запада… Я помню, как ставил мольберт…

Он замолчал. Вернулась Пейшенс и села рядом с ним, взяв его руку в свою.

— Ты начал рисовать?

— Да. — Джерард хотел кивнуть, но не смог. — Я рисовал. Я зарисовал основные контуры, а потом пошел изучать детали. — Воспоминания отнимали у него много сил. — Потом я вернулся к мольберту и опять начал рисовать. Потом… — Он ошеломленно посмотрел на Вейна. — Ничего.

— Вас ударили по голове камнем, — сообщил ему Вейн. — Камнем, выпавшим из кладки арки позади вас. Постарайтесь вспомнить: вы вставали со скамеечки, отходили назад? Или вы все время сидели?

— Я не вставал, — после довольно долгих раздумий ответил Джерард. — Я сидел и рисовал. — Он взглянул сначала на Пейшенс, потом снова на Вейна. — Это последнее, что я помню.

— Вы видели что-нибудь, может, почувствовали что-то? Постарайтесь это вспомнить.

Джерард покачал головой:

— Я ничего не видел и не чувствовал. У меня в руке был карандаш, и я рисовал. Я только начал прорисовывать детали вокруг того, что осталось от двери в покои. Ты же знаешь меня, — обратился он к Пейшенс, — в это время я ничего не вижу и не слышу. Я был увлечен работой, — добавил он, глядя на Вейна.

— Как долго вы рисовали?

— Час? Два? — Джерард пожал плечами. — Кто знает. Может, и три, но я сомневаюсь, что так долго. Дайте рисунок, и я определю точнее.

Вейн переглянулся с Пейшенс, потом посмотрел на юношу:

— Лист, на котором вы рисовали, сорвали с мольберта.

— Что?

Тиммз изумленно вскрикнула одновременно с ним. Джерард осторожно затряс головой.

— Чушь какая-то! Мои рисунки ничего не стоят, зачем их воровать? Я даже не закончил его.

— Вполне вероятно, что именно поэтому вас и ударили — чтобы вы не закончили этот рисунок.

— Но зачем? — озадаченно проговорила Минни.

— Если бы мы знали это, — повернулся к ней Вейн, — то ответили бы на множество вопросов.

Уже ночью они — Минни, Тиммз, Пейшенс и Вейн — собрались в комнате Минни. Пейшенс расположилась на скамеечке для ног рядом с теткой и окинула всех взглядом. Минни была очень встревожена, но под внешней хрупкостью чувствовалось ее неподдельное упорство и непреодолимое стремление узнать правду. Тиммз, казалось, воспринимала тот факт, что среди них появился злодей, как личное оскорбление, как попрание если не ее достоинства, то достоинства Минни. Казалось, она горела желанием сорвать маску с преступника.

Что касается Вейна… В золотистых всполохах огня его лицо выглядело более суровым, чем обычно. Он напоминал… присягнувшего воина. Это причудливое сравнение пришло Пейшенс в голову неожиданно, однако не вызвало у нее улыбки. Сравнение как нельзя лучше подходило ему: он действительно был полон решимости искоренять зло и уничтожать всех, кто осмелился нарушить покой Минни. И ее покой.

Пейшенс знала, что это именно так. Она поняла это в тот момент, когда почувствовала на своем плече его руку, увидела его взгляд.

Ощущение, что ты находишься под защитой, было очень приятным и умиротворяющим. Пусть это продлится недолго, говорила она себе, пусть в будущем ей не суждено его испытать, но сейчас она насладится им досыта.

— Как Джерард? — спросила Тиммз, усаживаясь в соседнее кресло и расправляя юбки.

— Спит, — ответила Пейшенс. Ближе к ночи он стал очень раздражительным, и она настояла, чтобы он выпил настойку опия. — Ада смотрит за ним.

— С ним действительно все в порядке? — пристально взглянула на нее Минни.

— Я не вижу никаких признаков сотрясения, — ответил за нее Вейн, стоявший у камина. — Думаю, к утру он поправится.

Тиммз возмущалась:

— Но кто же его ударил? И зачем?

— А вы уверены, что его ударили? — спросила Минни у Вейна.

Тот мрачно кивнул:

— Его воспоминания четкие и ясные. Если он сидел там, где говорит, то падающий камень никак не мог угодить ему на голову под таким углом и с такой силой.

— Это возвращает нас к моему вопросу, — сказала Тиммз. — Кто? И зачем?

— Кто? Это, должно быть Фантом или вор. — Пейшенс посмотрела на Вейна. — Если предполагать, что это не одно и то же лицо.

Вейн нахмурился:

— У нас мало причин считать, что это один и тот же человек. После моей погони Фантом больше не появлялся. Вор же продолжил свои кражи. Понятно, что вора не интересуют руины, а Фантом появлялся только там. — Вейн решил не говорить о том, что вор, по его мнению, женщина и, следовательно, у нее бы не хватило сил или смелости ударить Джерарда. — Мы не исключаем, что сегодняшнее преступление — дело рук вора, но Фантом кажется мне более вероятной кандидатурой. — Он перевел взгляд на Тиммз. — Вы спрашиваете зачем, я подозреваю, что Джерард что-то увидел, только он не догадывается об этом.

— Или преступник решил, будто Джерард что-то видел, — подсказала Тиммз.

— Он очень внимателен к деталям, — заметила Пейшенс.

— Об этом знали все. Любой, кто хоть раз видел его рисунки, заметил, что он тщательно выписывает детали. Если учесть, что сегодняшний рисунок пропал, можно сделать вывод, что он действительно увидел что-то, и кто-то не захотел, чтобы он это видел.

— Он не помнит ничего особенного в том, что рисовал, — проговорила Пейшенс.

Вейн поймал ее взгляд.

— А может, он не усмотрел в этом ничего особенного.

— Ты думаешь, он в опасности? — после непродолжительного молчания спросила Минни.

Вейн решительно покачал головой:

— Кто бы это ни был, этот человек знает, что Джерард ничего не помнит и, следовательно, не представляет для него угрозы. — Увидев по глазам женщин, что не убедил их, он развил свою мысль: — Джерард несколько часов пролежал без сознания. Если бы он представлял угрозу для негодяя, у того было достаточно времени прикончить его.

Пейшенс поежилась, Минни и Тиммз побелели как полотно.

— Я хочу, чтобы мерзавца поймали! — твердо заявила Минни. — Этому надо положить конец.

— Правильно. — Вейн встал. — Поэтому я предлагаю переехать в Лондон.

— В Лондон?

— А почему в Лондон?

Снова облокотившись на каминную полку, Вейн оглядел обращенные к нему лица.

— У нас две проблемы: вор и Фантом. Возьмем вора: в кражах нет четкой регулярности и мотивированности, поэтому вероятность того, что вор — это один из обитателей Беллами-Холла, высока. Если учесть количество украденных предметов, то напрашивается вывод, что где-то в доме есть тайник, — возможность того, что вещи проданы, мы исключили. Если перевезти всех в Лондон, слуги, те из них, кто вне подозрений, обыщут дом. Я устрою так, чтобы в Лондоне весь багаж был проверен. А в городском доме прятать украденное будет значительно сложнее.

— Понимаю, — закивала головой Минни. — А что с Фантомом?

— Фантом, — помрачнев еще сильнее, продолжал Вейн, — наиболее вероятный подозреваемый в сегодняшнем преступлении. У нас нет свидетельств тому, что этот человек — чужак, скорее всего он один из домочадцев. Все, что происходило раньше — звуки и огни, — говорит о том, что кто-то ночами, когда все спят, рыскал по руинам. Сегодняшнее же преступление произошло, видимо, потому, что Джерард неосознанно слишком близко подобрался к тому, что Фантом хотел бы скрыть. Случившееся доказывает, что Фантом не желает, чтобы видели, как он обыскивает руины. Переехав в Лондон, мы создадим ему именно ту ситуацию, к которой он стремится: он останется один и руины будут в полном его распоряжении.

— Но если он один из домочадцев, а все переезжают в Лондон… — Тиммз замолчала. Ее глаза блеснули, когда она поняла идею Вейна. — Он захочет вернуться.

— Точно, — усмехнулся Вейн. — Нам нужно только подождать и посмотреть, у кого первого возникнет желание вернуться.

— Ты думаешь, он решится? — усомнилась Минни. — Особенно после сегодняшнего? Ведь должен же он понимать, что нужно соблюдать осторожность! Неужели он не боится, что его поймают?

— Что касается страха, то тут я ничего не могу сказать. Однако я полностью уверен, что ему нужны руины, причем безлюдные. Он не сможет устоять перед искушением получить их в свое распоряжение. — Он посмотрел на Минни. — Кто бы ни был этот Фантом, он одержим. Какова бы ни была его цель, он не намерен сдаваться.

В конечном итоге было решено, что все переедут в Лондон, как только Джерард наберется достаточно сил для путешествия. Обходя в последний раз спящий дом, Вейн мысленно составлял список дел на завтра.

Последним этапом его ночного дозора был третий этаж западного крыла. Через открытую дверь комнаты Джерарда лился мягкий свет. Вейн бесшумно прокрался в комнату и, затаившись в тени, наблюдал за Пейшенс, сидевшей в кресле. Ее руки были сложены на коленях, и она не отрываясь смотрела на спящего брата. Старая Ада дремала в кресле у камина.

Несколько мгновений Вейн просто разглядывал Пейшенс, любуясь плавными очертаниями ее фигуры, ослепительным блеском волос, нежным выражением лица. В каждом ее движении, в каждом жесте чувствовалась безграничная любовь к брату. Вейн был тронут до глубины души: именно о такой любви и заботе он мечтал для своих детей, о духовной поддержке, имевшей не меньшее значение. Он даст одно, она — другое, но это будет равнозначными половинками единого целого.

Эти размышления пробудили в нем бурю чувств, настолько сильную, что он уже не мог с ней справиться. Он вспомнил свои слова о Фантоме. Они как нельзя лучше подходили и ему. Он тоже одержим и тоже не намерен сдаваться.

Вейн пошел к Пейшенс; она сразу почувствовала его приближение и, повернувшись, ласково улыбнулась, а потом снова стала смотреть на Джерарда. Вейн обхватил ее за плечи и мягко, но настойчиво заставил встать. Она нахмурилась, однако не сопротивлялась, когда он обнял ее.

— Давай уйдем, — наклонившись к ее уху, прошептал Вейн. — Сейчас он вне опасности.

— Но… — начала было Пейшенс.

— Вряд ли он обрадуется, когда, проснувшись, увидит, что ты клюешь носом в этом кресле и дрожишь над ним, как будто он шестилетний мальчишка.

По взгляду Пейшенс было ясно, что она отлично понимает, на какие тайные пружины он нажимает и чего добивается. Но Вейн лишь сильнее обнял ее.

— Никто не причинит ему вреда. Если ему что-то понадобится, здесь Ада. — Он потянул ее к двери. — Завтра ему от тебя будет больше пользы, если ты хорошенько выспишься.

Пейшенс оглянулась через плечо. Джерард крепко спал.

— Думаю…

— Верно. Я не оставлю тебя здесь, не позволю тебе всю ночь сидеть в кресле. — Вейн заставил ее перешагнуть через порог и закрыл за ними дверь.

Их окутал сплошной мрак.

— Сюда.

Обняв Пейшенс за талию, Вейн медленно повел ее к главной лестнице. Пейшенс сразу расслабилась, ей нравилось его тепло и ощущение защищенности в его объятиях.

Они молча пересекли затихший дом и прошли в противоположное крыло.

— Ты уверен, что с Джерардом все будет в порядке? — спросила Пейшенс, когда они повернули в коридор.

— Доверься мне. — Вейн чмокнул ее в макушку. — Он будет чувствовать себя превосходно.

Его низкий, рокочущий шепот воодушевил ее гораздо сильнее, чем все слова, и тревога, возможно, необоснованная, ушла.

Доверять ему? Под покровом темноты он не увидел улыбки Пейшенс.

Они остановились перед дверью в ее спальню. Вейн распахнул дверь и поддержал Пейшенс, когда она переступала через порог. Джентльмен, возможно, в этот момент и ушел бы, но она-то знала, что он не джентльмен. Вейн прошел за ней в комнату.

Пейшенс надо было выспаться, однако она чувствовала, что не сможет отдохнуть, если не исполнится ее мечта уютно свернуться клубочком в его объятиях.

Она услышала, как щелкнул дверной замок. Не оглянулась и медленно приблизилась к столику у камина. В камине горел огонь, поддерживаемый, видимо, очень сообразительной горничной.

Чего же она хочет? Сейчас? Сию минуту?

От него?

Вейн прав: Джерарду уже не шесть лет. Время, когда необходимо было опекать его, прошло. Не надо ему мешать. Но Джерард слишком долго был смыслом ее жизни, ей нужно чем-то заменить его. Кем-то заменить.

Ей нужен человек, который взял бы у нее все, что она желает отдать. Дарить для нее так же важно, как дышать. Ей необходим человек, который радовался бы тому, что она дает, воспринимал ее такой, какая она есть.

И этот человек — Вейн.

Она повернулась и посмотрела в его лицо, подсвеченное пламенем камина. Его глаза, затуманенные серые глаза, искали ее взгляд. Забыв обо всех своих тревогах, она положила руки ему на грудь.

Вейн замер.

Пейшенс подошла к нему ближе и обняла за шею, а потом прижалась к нему всем телом и подставила губы.

Их губы соединились. И оба вспыхнули. Томимые жаждой. Вейн обнял ее за талию. Ее призыв и покладистость потрясли его до глубины души, и он так сильно прижал ее к себе, что она вскрикнула. Его руки постепенно спустились вниз и легли на ее ягодицы. Он с силой вдавил ее в себя, и она, вскрикнув, с еще большим пылом отдалась поцелую.

Вейн не мог насытиться. Где-то в отдаленных уголках его сознания звучал сигнал тревоги, напоминая ему о рвущихся на свободу демонах, о нормах цивилизованного поведения. Перед камином тепло, можно раздеться прямо у огня, а потом перебраться на уютную и просторную кровать.

Он целовал Пейшенс страстно, жадно и чувствовал, что она с нарастающим пылом отвечает на его поцелуи. Ее язык храбро дразнил его язык, а он, желая снова и снова чувствовать отзвук страсти в ее теле, искушал ее и побуждал повторять ласку. Что она и делала, только медленно, так медленно, что он успевал насладиться каждым соприкосновением языков.

Вейн пришел в себя не скоро. Он отстранился и только тогда ощутил ее руки на своей груди. Ее ладони обжигали даже через рубашку. Она решила положить руки ему на плечи, но ей мешал сюртук. И тогда она попыталась снять его. Вейн повел плечами, и сюртук упал на пол. А вместе с ним и жилет.

Пейшенс набросилась на галстук с ожесточенностью, вполне сравнимой с ожесточенностью его демонов. Видя тщетность ее усилий, Вейн сам взялся за узел, и спустя секунду галстук полетел вслед за жилетом. Но Пейшенс уже переключилась на пуговицы и почти мгновенно расстегнула их. Вытащив рубашку из бриджей, распахнула полы и алчно провела руками по его обнаженной груди, перебирая пальцами курчавые волоски.

Вейн всматривался в ее лицо и видел в нем чувственный восторг. Ее глаза горели предвкушением.

И он взялся за шнуровку ее корсета.

А Пейшенс была увлечена своим занятием. Вейн успел изучить ее тело, а у нее шанса не было. И теперь она, прижав ладони к его груди, ощущала его упругие мышцы. Она обследовала все впадинки и выпуклости, перебирала вьющиеся каштановые волоски. Когда она прикоснулась к соскам, они набухли.

Это было замечательно. Горя желанием узнать что-то новое, она взялась за полы рубашки, намереваясь снять ее с него.

Вейн же одновременно с ней взялся за рукава ее платья.

То, что произошло в следующую минуту, вызвало у Пейшенс хихиканье, глупое, возбужденное. Их руки перепутались, и они закачались, чуть не падая. Пейшенс перехватила рубашку, а Вейн — платье. И каждый принялся с жаром раздевать другого, что у Вейна, конечно, получалось более ловко.

Потом, прижав ее одной рукой к себе и страстно целуя, он стал стаскивать с нее нижнюю юбку. А Пейшенс тем временем боролась с пуговицами его бриджей, пылко отвечая на его поцелуй. Их губы сливались и размыкались только для того, чтобы слиться вновь.

Нижняя юбка сползла вниз одновременно с бриджами. Вейн отстранился и, тихо чертыхаясь, начал снимать с себя и бриджи, и сапоги. Пейшенс следила за ним расширившимися глазами и наслаждалась видом его стройного тела, подсвеченного отблесками огня.

Вейн поднял голову и поймал на себе ее взгляд. Он выпрямился и хотел уже притянуть Пейшенс к себе, но она подхватила подол нижней сорочки и плавным, но стремительным движением сняла ее через голову. Их взгляды встретились, и она тут же забыла о сорочке, которую все еще держала в руке. Ее пальцы разжались, и мягкий шелк с шелестом стек на пол.

Вейн обнял ее. Прикосновение его обнаженного тела наполнило ее неземным восторгом. Она судорожно втянула в себя воздух. Ее веки опустились, она обхватила его широкие плечи и плотнее прижалась к нему. И тут же почувствовала, как сильно его напряжение. Столь долго сдерживаемое напряжение.

Его сила, мощь ощущалась во всех мышцах и восхищала Пейшенс. Придавала ей смелости и поощряла. Ей хотелось познать эту силу — прикоснуться к ней и насладиться ею. Обняв его за шею, она прижалась еще крепче, подняла голову, провела губами по его губам и прошептала:

— Пошли.

Вейн проигнорировал ее слова. Она не знала, не могла понять, о чем просит. Он завладел ее губами и окунулся в долгий-долгий поцелуй, чтобы обострить чувства, зарождавшиеся в ее обнаженном теле. Ее кожа была прохладной, как шелк, трепещущей, нежной и чувственной. Ее прикосновение действовало на него возбуждающе, распаляя его и наполняя силой мужское естество.

Нужно уложить ее в кровать. Поскорее.

Оторвавшись от его губ, Пейшенс покрывала поцелуями его ключицы и ямочку у основания шеи.

А потом потянулась к его плоти.

Вейн замер. Она осторожно, нежно обхватила его естество пальцами. У Вейна перехватило дыхание.

Повинуясь инстинкту, Пейшенс увереннее сжала, его плоть, лизнула сосок и проговорила:

— Не сдерживай себя. — Она подняла голову и, обвив руками его шею, закинула одну ногу на его бедро. — Возьми меня.

Она обезумела от страсти, да и Вейн уже не владел собой. Все мысли о кровати, о цивилизованном соитии вылетели у него из головы. Он приподнял ее за ягодицы, она обхватила его ногами и, немного подвигав бедрами, забрала в себя. Он с трудом сдерживался, чтобы не ворваться в нее. Она медленно опускалась на него, одновременно покусывая его губы.

— Пойдем.

Вейн не двинулся с места — просто не мог. Подбросив ее повыше, он рывком вошел в нее.

Пейшенс училась очень быстро. Она расслаблялась, когда он приподнимал ее, и намеренно замедляла движение, когда он в нее входил.

Вейн вновь и вновь погружался в ее горячее лоно. В какое-то мгновение истина вдруг открылась ему. Он понял, что эта женщина любит его и, интуитивно догадавшись, как доставить ему удовольствие, одаривает его интимнейшей из ласк.

Впервые его любили так, как сейчас. Впервые женщина столь страстно хотела подарить ему наслаждение.

Пейшенс продолжала медленно скользить по его плоти вверх и вниз. Вейн чувствовал, как в нем разгорается пожар. Он полыхал, и источником этого жара была Пейшенс. С тихим стоном он опустился на колени, и она тут же подладилась под него. Мгновенно оценив удобство новой позы, она задвигалась в удвоенном темпе.

Вейн понял, что больше не выдержит, и повалил Пейшенс себе на грудь. Она стала извиваться и вырываться, стараясь вернуть себе главенствующее положение. Но он не отпускал ее. Он приподнял ее над собой так, что ее груди, полные и сочные, оказались над его лицом.

Он хотел насладиться ими.

Она вскрикнула, а потом застонала, когда он жадно влился в набухший сосок. Разгоряченный страстью и ненасытный, Вейн зарывался лицом в ее грудь, хватал ртом соски. Пейшенс показалось, что она умрет от восторга. Она ощущала, как внутри ее пульсирует его твердая плоть. Вейн толчками врывался в нее все глубже и глубже, заявляя свои права на ее тело, мысли, чувства.

Пейшенс так и висела на его сильных руках, беспомощная, будто в ловушке. Она стонала и извивалась и тщетно пыталась двигать бедрами вверх и вниз.

Настала очередь Вейна вскрикнуть. Он почувствовал, что напряжение внутри его, достигнув предела, раскручивается с бешеной силой, которой он уже не мог управлять. И которую не мог сдерживать.

Отпустив Пейшенс, он сунул руку ей между бедер и погрузил пальцы в ее влажное лоно. Этого было достаточно, чтобы она затрепетала и, с криком преодолев невидимую грань, утонула в сладостном забытьи.

Вейн последовал за ней секундой позже.

Дрова в камине полностью прогорели, когда они вновь обрели связь с действительностью. Оба были утомлены и опустошены. Они не спали. Они лежали, не шевелясь, и наслаждались близостью.

Шло время, а их тела так и оставались сплетенными. Их сердца замедляли свое биение, разгоряченная кожа остывала, души же плавали в заоблачных высях.

Наконец Вейн приподнял голову и поцеловал Пейшенс в висок. Она повернулась к нему. Он изучающе смотрел на нее, потом тихо спросил:

— Ты передумала?

По ее замешательству догадался, что она не сразу поняла, о чем он спрашивает.

— Нет, — закачала она головой.

Вейн не спорил. Он просто прижал ее к себе и почувствовал, как его обволакивает тепло ее тела, ощутил, что их сердца бьются в унисон. Наконец он встал, поднял Пейшенс на руки и отнес на кровать.

Глава 16

Почему она не хочет выходить за него?

Что она имеет против брака?

Эти вопросы неотступно преследовали Вейна, пока он поворачивал лошадей на лондонскую дорогу.

После ранения Джерарда прошло два дня. Сейчас юноша сидел на козлах рядом с ним и тоскливо разглядывал пейзаж.

Вейн не смотрел на дорогу. Он был погружен в мысли о Пейшенс и о создавшейся ситуации. Предмет его размышлений, а также Минни и Тиммз ехали в кабриолете позади его кареты, а за ними тянулась длинная вереница наемных экипажей, в которых расположились остальные обитатели Беллами-Холла.

Почувствовав странное давление в левой щиколотке, Вейн посмотрел на ноги и увидел свернувшуюся калачиком Мист. Кошка предпочла путешествовать с ним, чем немало удивила свою хозяйку. Хотя Вейн ничего не имел против кошек и молодых людей, он бы с радостью обменял их обоих на Пейшенс.

Он хотел поговорить с ней о ее ничем не обоснованном нежелании выходить замуж.

Она любит его и в то же Время отказывается стать его женой. Если учесть все обстоятельства, то этот отказ объяснить нельзя. Стиснув зубы, Вейн устремил взгляд вперед.

Его надежды пристрастить Пейшенс к своим ласкам, чтобы она увидела преимущества в их браке и открыла ему причину своей тревоги, потерпели полный крах. Он не предполагал, что и сам пристрастится к ее ласкам, что будет одержим желанием, по своей силе не сравнимым ни с чем, что он когда-либо испытывал. Что пристрастие лишит его власти и над желанием, и над его демонами.

Его демоны — его безумное желание — вырвались на волю в тот первый раз, когда они были на сеновале. Тогда он объяснил это обстоятельствами и его едва сдерживаемым раздражением из-за ее отказа. В ту ночь, когда он вторгся в ее спальню, он сдержал свою страсть. Его голова была холодной, он полностью владел собой и радовался этому, самодовольно кичась собственной твердостью.

Но их третья встреча низвергла его с пьедестала.

Еще немного — и он бы снова потерял над собой власть.

Однако хуже было другое: она это понимала. Златоглавая сирена, она намеренно искушала его и едва не завлекла на опасные скалы.

Этой женщине было по силам в пух и прах разбить его хваленую выдержку, уничтожить его обычную властность. Это ему совсем не нравилось. Прошлую ночь он спал один, спал плохо. Полночи думал, задавая себе множество вопросов. Истина заключалась в том, что он увяз в этом гораздо глубже, чем ему казалось. И в том, что ему безумно хотелось окунуться, нет — утонуть в любви к ней. Как только эта мысль обрела четкость и ясность, он занервничал: он всегда считал, что потеря контроля над собой, особенно в подобных вещах, это своего рода капитуляция.

Осознанно сдаться… осознанно сделать так, как она просит… это даже страшно представить.

Их отношения породили опасные подводные течения. А он не сумел предугадать их, когда отправлялся в плавание по этому морю. Что произойдет, если она потом будет отказываться от замужества? Хватит ли у него сил расстаться с ней? Отпустить ее? Жениться на другой?

Вейн поежился и поудобнее перехватил вожжи. Он решительно отказывается даже думать об этом. Если она встала в позу, что ж, он тоже встанет.

Она выйдет за него, она будет его женой. Только надо убедить ее в том, что выбора у нее нет.

Первым делом надо выяснить причину ее отказа.

Обдумывая план действий, Вейн решил, что отныне его цель — решить проблемы Пейшенс, которые теперь стали его проблемами.

Они сделали короткую остановку на обед в Харпендене. Пейшенс, вместе с Тиммз хлопотавшая над Минни, смогла перемолвиться с Вейном лишь парой слов. Она тихо поинтересовалась состоянием Джерарда и убежала. Вейн не стал удерживать ее и отказался от идеи пересадить ее в свой кабриолет. Минни важнее его желаний.

Вскоре кавалькада опять тронулась в путь. Джерард устроился на козлах и с любопытством оглядел полянку, мимо которой они проезжали.

— Никогда не заезжал так далеко на юг, — сказал он.

— Да? — откликнулся Вейн. — А где конкретно находится ваш дом?

Джерард описал ему долину в окрестностях Честерфилда, подбирая слова, как мазки краски. Вейн без труда представил нарисованную им картину.

— Мы всегда жили там, — заключил Джерард. — Дела ведет в основном Пейшенс, но в последний год она начала обучать меня.

— Наверное, вам пришлось тяжело, когда умер ваш отец? И ваша мать, и Пейшенс столкнулись с трудностями, взяв бразды правления в свои руки.

Джерард пожал плечами:

— Да нет. Они и так всегда вели хозяйство: сначала мама, потом Пейшенс.

— Но… — Вейн нахмурился и взглянул на Джерарда. — Разве не ваш отец управлял поместьем?

Джерард покачал головой:

— Оно его никогда не интересовало. Да он там никогда и не бывал. Он умер, когда мне было шесть, и я его совсем не помню. Не помню, чтобы он провел с нами хотя бы несколько вечеров. Мама говорила, что он предпочитает Лондон и лондонских друзей. Он редко навещал нас. И мама все время грустила. — Юноша ушел в воспоминания, и его взгляд стал отчужденным. — Она часто пыталась описать нам его, говорила, что он очень красив и истинный джентльмен, что он ловко скачет на лошади, что у него элегантная одежда и он умеет ее носить. Если он приезжал, даже на один день, она всегда обращала наше внимание на то, что выглядит он очень импозантно. — Джерард поморщился. — Но я не могу вспомнить, как он выглядел на самом деле.

У Вейна по спине пробежали мурашки. Чтобы Джерард, с его зорким глазом, не помнил, как выглядел его отец! Это говорило о многом. Однако в среде обеспеченных джентльменов такое отношение к семье не считалось преступлением. И Вейн это знал. Но он никогда не сталкивался с детьми таких джентльменов, никогда не испытывал сочувствия к ним и гнева на подобных отцов за то, что те многого лишили их. Всего того, чем так дорожили Кинстеры: семьи, дома, очага. «Иметь и удержать» — вот каким был девиз Кинстеров. Первое неизбежно влекло за собой второе, и вся мужская половина семейства Кинстеров уясняла для себя эту истину еще в детстве. Ты что-то захотел, ты это получил — теперь ты несешь ответственность. И должен действовать. Когда дело касалось семьи, Кинстеры действовали всегда решительно и ответственно.

Вейн попытался понять, в какой обстановке жил Джерард. Он представлял его дом, но не мог прочувствовать атмосферу. Семья без ее естественного главы, без ее стойкого защитника — подобные понятия были ему чужды.

Ему нетрудно было представить, как Пейшенс, целеустремленная, независимая и ранимая, воспринимала поведение отца.

— А ваш отец… Пейшенс была привязана к нему?

Озадаченный взгляд Джерарда был красноречивее любого ответа.

— Привязана? Не думало. Я помню, когда он умер, она что-то говорила о долге и о том, что говорят обычно в таких случаях. — Помолчав, он добавил: — Трудно привязаться к тому, кого рядом нет.

«К тому, кто не ценит твоей преданности», — прозвучало в голове у Вейна.

Тени удлинились, когда кавалькада въехала на Олдфорд-стрит, находящуюся к югу от Саут-Одли-стрит. Вейн бросил вожжи Даггану и спрыгнул с козел. Экипаж Минни остановился позади его кабриолета, прямо у лестницы дома. Скромный и благородный, особняк под номером двадцать два был арендован неким мистером Монтегю, поверенным многих представителей семейства Кинстеров.

Открыв дверцу экипажа, Вейн подал руку Пейшенс и помог ей выйти. За Пейшенс последовала Тиммз, потом Минни. Вейн знал, что даже не стоит предлагать крестной отнести ее, и просто взял ее под руку. Опираясь другой рукой на Пейшенс, Минни поднялась по ступенькам.

Остальные путешественники высыпали из своих экипажей, чем привлекли внимание поздних прохожих. А вокруг их багажа уже суетилась целая армия лакеев.

Парадная дверь распахнулась. Пейшенс помогла Минни пройти в дом и увидела в холле странного субъекта, который придерживал дверь. Сутулый, жилистый, он напоминал промокшего кота. Она никогда в жизни не встречала более необычного дворецкого. Вейн, казалось, не видел в нем ничего необычного.

— Слиго, — кивнул он ему.

Слиго поклонился:

— Сэр!

— Ах, Слиго, — засияла Минни, — какой приятный сюрприз!

Пейшенс могла бы поклясться, что Слиго покраснел.

— Мэм, — смущенно поклонился он.

Потом, когда всех прибывших распределяли по комнатам, у Пейшенс было достаточно времени понаблюдать за тем, как Слиго управляет молодыми слугами. И Мастерс, и миссис Хендерсон тут же признали главенство Слиго и отнеслись к нему с уважением, как к равному.

К радости Пейшенс, Вейн разместил Генри, Эдмонда и Джерарда подальше друг от друга, чтобы они пореже встречались. Когда эта троица разошлась по своим комнатам, решив посвятить оставшийся до ужина час обследованию нового жилища, Пейшенс со вздохом опустилась в шезлонг.

И посмотрела на Вейна, стоявшего, как всегда, в своей любимой позе у камина.

— Кто такой Слиго? — спросила она.

Губы Вейна тронула едва заметная улыбка.

— Бывший ординарец Девила.

— Девила? — опешила Пейшенс. — То есть герцога Сент-Ивза?

— Это одно и то же. Когда Девила нет в городе, Слиго здесь как его представитель. Но мне повезло: Девил и герцогиня Онория вчера вернулись из деревни, Поэтому я одолжил Слиго у них.

— Зачем?

— Затем, что нам нужен здесь, в доме, надежный человек, который знает толк во всяких хитростях. Сейчас Слиго уже обыскивает багаж. Ему можно полностью доверять. Если тебе что-нибудь понадобится — что угодно, — скажи, и он все сделает.

— Но… — Пейшенс нахмурилась. — Ты же будешь здесь? Или нет?

Вейн ответил не сразу:

— Нет. — В ее карих глазах промелькнуло смятение — или это было разочарование? — Я не покидаю вас, просто у мистера Вейна Кинстера, недавно купившего себе уютный особняк в двух шагах от Керзон-стрит, не может быть веских причин жить под крышей своей крестной.

Пейшенс поморщилась:

— Я об этом не подумала. Теперь, когда мы в Лондоне, придется следовать строгим предписаниям высшего света.

Теперь он не сможет проводить ночи в ее постели.

Вейн постарался не выдавать себя. Существуют другие варианты, только ей пока рано знать об этом. Когда их отношения будут более контролируемыми, тогда он и откроет ей этот секрет. А пока…

Выпрямившись, он оттолкнулся от камина:

— Я лучше пойду. Завтра заеду, узнаю, как вы устроились.

Пейшенс внимательно взглянула на него и холодно протянула руку. Вейн наклонился и ткнулся губами в тыльную сторону ее ладони. И ощутил, как дрогнула ее рука.

Удовлетворенный достигнутым результатом, он ушел.

— Это та-а-ак потрясающе!

Пейшенс сидела на угловом диване и вышивала салфетку для подноса. Уже в десятый раз за утро она слышала восторженный вопль Анджелы. Хоть она и устала за последнее время, все равно надо было чем-то занять голову и руки, иначе ожидание Вейна покажется бесконечным.

Если он придет. Ведь уже двенадцатый час.

Рядом с Пейшенс устроилась с рукоделием Тиммз. Минни, на удивление быстро оправившись от тягот путешествия, утонула в уютном и просторном кресле у камина. Кроме Пейшенс и Тиммз, диван занимали миссис Чедуик и Эдит Суитинс. Анджела стояла у окна и сквозь гардины наблюдала за прохожими, отпуская какие-то бессмысленные заявления.

— Жду не дождусь, когда увижу все это — театры, салоны модисток, галантерейные магазины! — Анджела в исступлении прижала руки к груди. — Это будет потрясающе интересно! — Она взглянула на мать. — Ты уверена, что нам можно уйти до обеда?

Миссис Чедуик вздохнула:

— Мы договорились, что выйдем на короткую прогулку во второй половине дня и решим, какая модистка нам больше подходит.

— Она обязательно должна быть с Брутон-стрит, — заявила Анджела. — Но Эдмонд говорит, что лучшие магазины на Бонд-стрит.

— Бонд-стрит совсем рядом с Брутон-стрит. — Пейшенс в течение всего путешествия изучала путеводитель. — Одна переходит в другую.

— О, здорово! — Убедившись в неизменности планов на ближайшее будущее, Анджела вновь погрузилась в мечты.

Пейшенс поборола в себе желание посмотреть на каминные часы. Она ясно слышала их мерное тиканье, и ей уже стало казаться, что она слушает его вечность.

Пейшенс сразу поняла, что городская жизнь не для нее. Она привыкла к деревенскому образу жизни, поэтому завтрак в десять, обед в два и ужин в восемь или позже не воодушевляли ее. Плохо, что она проснулась как обычно и обнаружила, что столовая пуста. Ей пришлось довольствоваться чаем с тостами в дальней гостиной. Плохо, что здесь нет пианино, чтобы немного отвлечься. Хуже всего то, что ей нельзя выходить из дома без сопровождения. И самое плохое то, что дом номер двадцать два по Олдфорд-стрит значительно меньше Беллами-Холла, а это значит, что все будут друг у друга на голове.

Мысль о том, что ей не избежать общения с остальными, сводила ее с ума.

И Вейн все не приезжает.

Когда он приедет, она прямо выскажет ему свое мнение насчет переезда в Лондон. Они бы и так выманили вора и Фантома из укрытия, причем очень скоро.

А часы все тикали и тикали. Пейшенс стиснула зубы и принялась шить с большим ожесточением.

Стук в парадную дверь заставил ее поднять голову. Встрепенулись все, кроме Эдит Суитинс, продолжавшей увлеченно плести кружево. Спустя несколько минут их ушей достиг раскатистый бас. Пейшенс вздохнула. Она понимала, что испытывает облегчение, но не хотела углубляться в анализ собственных чувств. Когда в коридоре послышались знакомые шаги, Минни засияла. А Тиммз улыбнулась.

Дверь открылась, и в комнату вошел Вейн, сразу взглянув на Пейшенс. Она ответила ему холодным взглядом и изучающе смотрела, пока он кланялся дамам и заботливо расспрашивал Минни о том, как она провела ночь.

— Я, наверное, спала сегодня дольше, чем ты, — хитро взглянула на него Минни.

Улыбнувшись, Вейн не стал возражать.

— Вы готовы бросить вызов гуляющим в парке?

— Возможно, завтра я позволю тебе уговорить меня на прогулку, — поморщилась Минни. — Но сегодня мне хочется тихо посидеть в кресле и набраться сил.

Судя по румянцу на ее лице, ничего серьезного с ней не было. Успокоившись, Вейн посмотрел на Пейшенс. Ее взгляд был холоден, но он, казалось, не видел этого.

— Если вы решили провести сегодняшний день в тишине и покое, — снова повернулся он к Минни, — возможно, я возьму вместо вас мисс Деббингтон.

— О, конечно! — Минни замахала на Пейшенс руками. — Она, наверное, уже устала сидеть в четырех стенах.

Вейн смотрел на Пейшенс хитро и лукаво.

— Итак, мисс Деббингтон? Вам хватит смелости прогуляться по парку?

Пока Пейшенс думала, пристально глядя на Вейна, вперед выступила Анджела. Она уже собралась заговорить, но миссис Чедуик довольно отчетливо произнесла «Нет!» и поманила ее к себе. Бедняжка насупилась, но покорно села на свое место.

Пейшенс так и не поняла, чем объяснить вызов в глазах Вейна.

— Ив самом деле, сэр. Я буду рада возможности подышать свежим воздухом.

Вейна насторожил ее сдержанный ответ. Он дождался, когда она уберет свое рукоделие, поклонился Минни и другим дамам и под руку с Пейшенс вышел из комнаты.

А в холле остановился.

Пейшенс убрала руку с его локтя и направилась к лестнице.

— Я задержу вас всего лишь на минуту.

Вейн схватил ее за локоть и притянул к себе. Заглянув в ее расширившиеся от удивления глаза, он спросил:

— А где остальные?

Пейшенс попыталась вспомнить:

— Уиттиком расположился в библиотеке — собрание книг интересное, но небольшое. Эдгар и Генерал решили прогуляться, так как заняться им больше нечем. Не знаю, когда они вернутся. На улице прохладно. Эдгар что-то говорил насчет того, чтобы заглянуть в Таттерсоллс.

— Гм! — Вейн задумался. — Сообщу Слиго. А остальные?

— Генри, Эдмонд и Джерард отправились в бильярдную. Я не скажу тебе свое мнение о доме, в котором есть бильярдная, но нет музыкальной комнаты.

Вейн усмехнулся:

— Это жилище джентльмена.

— Как бы то ни было, — фыркнула Пейшенс, — я сомневаюсь, что бильярд надолго займет эту троицу. Они планировали всяческие экскурсии. — Она неопределенно взмахнула рукой. — Эксетер-Эксчейндж, Хеймаркет, Пэл-Мэл. Я даже слышала, что они упоминали место, которое называется Пиэлис-Пул.

— Там закрыто.

— Да? — вскинула брови Пейшенс. — Я предупрежу их.

— Не надо, я сам. Я поговорю с ними, пока ты будешь надевать свое пальто и шляпку.

Гордо кивнув, она пошла вверх по лестнице. Вейн хмуро смотрел ей вслед. Потом он пошел в бильярдную, дабы втолковать мужчинам некоторые правила — правила, установленные им самим.

Когда он вернулся, Пейшенс уже была в холле. Они вышли из дома, он усадил ее в кабриолет и сел рядом. Парк находился поблизости, и пока они ехали, Вейн мысленно перебирал домочадцев.

— Элис Колби, — внезапно нахмурился он и посмотрел на Пейшенс. — Где она?

— Она не спускалась к завтраку. Наверное, в своей комнате. Теперь, когда ты заговорил о ней, я вспомнила, что не видела ее.

— Возможно, она молится. Кажется, на это она тратит большую часть времени.

Пейшенс пожала плечами и перевела взгляд на дорогу. Вейн наблюдал за ней. Она сидела с гордо поднятой головой, подставив лицо ветру. Из-под шляпки выбились блестящие локоны. Пальто было такого же зеленовато-голубого цвета, что и платье для утренних прогулок. Вейн отметил, что платье не новое и фасон давно устарел, однако оно не портило общего впечатления. Пейшенс выглядела великолепно, даже несмотря на высоко вздернутый подбородок и излишне сдержанное выражение лица.

Наконец он перевел взгляд на лошадей.

— Надо позаботиться о том, чтобы никто из зверинца Минни не смог вырваться на свободу. Давай допустим, что между ними нет ни тайного сговора, ни взаимопомощи, во всяком случае, между теми, кто не связан родством. Еще надо следить за тем, чтобы никто не смог сбыть украденное сообщнику. Это значит, что мы — ты, я, Джерард, Минни, Тиммз, Слиго — должны сопровождать их по дому.

— Анджела и миссис Чедуик планируют сегодня сходить в магазины на Брутон и Бонд-стрит. — Пейшенс наморщила носик. — Думаю, я могла бы пойти с ними.

Вейну с трудом удалось сдержать улыбку:

— Так и сделай. — Большинство знакомых ему дам галопом помчались бы на Брутон и Бонд-стрит, дай им только шанс. Пейшенс же была к этому безразлична, и Вейн лишний раз убедился, что она как нельзя лучше соответствует мирной жизни в Кенте. — Сегодня я беру на себя, хоть и без особого желания, Генри, Эдмонда и Джерарда. Слиго я попросил, чтобы он не спускал глаз с Эдгара и Генерала.

— Если они решат выходить в город поодиночке, мы не сможем уследить за всеми, их слишком много.

— Нам придется охладить их пыл и желание вкусить все прелести городской жизни, — сказал Вейн, подъезжая к тротуару. — Кстати, смотри, гранддамы высшего света.

Пейшенс сразу узнала их. Они сидели в изящных позах на бархатных или кожаных сиденьях своих красивых и модных экипажей, выстроившихся вдоль тротуара. На дамах были элегантные шляпки, глаза их сверкали. Сопровождая свои замечания отточенными жестами затянутых в перчатки ручек, они разбирали по косточкам всех, кто был или мог стать объектом сплетен. Среди них были и молодые элегантные матроны, и проницательные вдовы титулованных особ. Защищенные социальным положением, они держались очень уверенно и увлеченно обменивались новостями и приглашениями.

Пока Вейн и Пейшенс проезжали мимо, головы поворачивались в их сторону. Шляпки грациозно склонялись одна за другой, и Вейн на ходу кланялся в ответ. Пейшенс заметила, что брошенные изпод шляпок взоры, скользнув по Вейну, останавливались на ней. На лицах отражалось либо высокомерие, либо неодобрение, либо и то и другое. Пейшенс не обращала на это внимания. Она знала, что ее пальто и шляпка не отличаются изысканностью. Старомодны. И вполне вероятно, безвкусны. Но она проведет в Лондоне только несколько недель — пока не поймают вора, — поэтому ей незачем беспокоиться о туалетах.

Пейшенс искоса посмотрела на Вейна, но его лицо оставалось бесстрастным. Казалось, он не замечает этих многозначительных взглядов.

Пейшенс прокашлялась.

— Странно, почему эти дамы вернулись в город? Я думала, что они съезжаются позже.

— Все верно. Но открылась сессия парламента, и хозяйки политических салонов вернулись в город, чтобы влиять на дела, устраивая балы и обеды. За ними потянулась большая часть бомонда. Несколько недель светской суматохи — это возможность приятно убить время между летом и началом сезона охоты.

— Понятно.

Оглядев вереницу экипажей, Пейшенс увидела даму, которая резко выпрямилась и в следующую секунду помахала им рукой — хоть и высокомерно.

Пейшенс посмотрела на Вейна. По его взгляду и плотно сжатым губам она поняла, что он тоже заметил эту даму, и остро ощутила его нерешительность. Его сомнения длились всего секунду. Потом он напрягся, как будто приготовился совершить серьезный шаг, и, осадив лошадей, остановил кабриолет рядом с одноместной каретой.

В ней сидела дама примерно такого же возраста, что и Пейшенс, с каштановыми волосами и проницательными серо-голубыми глазами. Взгляд этих самых глаз был прикован к Пейшенс.

Вейн мрачно кивнул:

— Онория.

Дама одарила его сияющей улыбкой:

— Вейн, кто это?

— Позволь мне представить тебе мисс Пейшенс Деббингтон, племянницу Минни.

— Вот как? — Дама дружелюбно протянула Пейшенс руку. — Онория, моя дорогая мисс Деббингтон.

— Герцогиня Сент-Ивз, — добавил Вейн.

Онория не обратила на него внимания.

— Рада познакомиться с вами, дорогая. Как себя чувствует Минни?

— Сейчас ей значительно лучше. — Доброжелательность и искренность герцогини помогли Пейшенс забыть о своем старомодном наряде. — Несколько недель назад она простудилась, но, как ни удивительно, перенесла путешествие хорошо.

— И как долго она намерена оставаться в городе? — спросила Онория.

«Пока не поймают вора и не разоблачат Фантома», — подумала Пейшенс, стойко выдержав ясный взгляд герцогини.

— Э-э…

— Еще не знаем, — вмешался Вейн. — Это обычный наезд Минни в город, только в этот раз она прихватила с собой весь зверинец. — Он изобразил на лице скуку. — Очевидно, для разнообразия.

Онория очень долго смотрела на Вейна, и Пейшенс показалось, что она не поверила ему. Онория опять взглянула на Пейшенс и улыбнулась тепло, доброжелательно и даже дружески, чего Пейшенс совсем не ожидала.

— Уверена, мисс Деббингтон, мы скоро снова увидимся. — Онория пожала ей руку. — Не буду вас задерживать, наверняка у вас много дел. Да и мне, — она перевела взгляд на Вейна, — тоже надо сделать несколько визитов.

Вейн, напряженный, мрачный, коротко кивнул и стегнул лошадей.

Когда они выехали на аллею, Пейшенс осторожно проговорила:

— Кажется, герцогиня — милая дама.

— Так и есть. Очень милая. — А еще очень любопытная и слишком проницательная. Вейн заскрежетал зубами. Он понимал, что когда-нибудь родственники все узнают, но не думал, что так скоро. — Онория — глава целого клана. — Он никак не мог найти нужных слов, чтобы объяснить, что же это значит. И ему, и всем мужчинам семейства почему-то всегда было трудно признать власть Онории — и всех женщин Кинстер — в семье.

Вейн направил лошадей к воротам парка.

— Я заеду за тобой завтра в то же время. Поездка или прогулка — это лучший способ обмениваться новостями. Ты будешь рассказывать, что делали остальные и какие у них планы.

Пейшенс была ошеломлена. Значит, он пригласил ее на прогулку, чтобы только скоординировать их действия.

— Хорошо, — довольно резко ответила она и спустя секунду добавила: — Может, нам стоит брать с собой Слиго? — Вейн удивленно посмотрел на нее, и она пояснила: — Чтобы сначала выслушать его мнение.

Вейн нахмурился, но его внимание привлекли лошади. Они миновали ворота и выехали на оживленную улицу. Пейшенс сидела прямо, как будто палку проглотила. Внутри у нее все клокотало. Когда копыта застучали по мостовой Олдфорд-стрит, она нарушила молчание:

— Я понимаю, что ты считаешь себя обязанным поймать вора и разоблачить Фантома. Но здесь, в городе, у тебя, видимо, есть другие дела — и другие развлечения. Думаю, ты бы предпочел тратить время на них. — Пейшенс тяжело вздохнула, с трудом преодолевая стеснение в груди. Краешком глаза она увидела, что Вейн повернулся к ней, но продолжала смотреть вперед. — Уверена, Слиго поможет нам найти удобный способ обмениваться новостями, чтобы ты не тратил драгоценное время на бессмысленные поездки и прогулки.

Она не будет вешаться на него. Он уже увидел, что она не вписывается в этот элегантный мир, не сравнится с этими разряженными красавицами, с которыми он привык общаться. Она не будет цепляться за него, как цеплялась за отца мама. Их связь временная, с ней уже сейчас можно покончить. Сделав первый шаг и признав неизбежное, она, возможно, подготовит свое сердце к сокрушительному удару.

— Я хотел видеться с тобой хотя бы раз в день.

Вейн, казалось, выплюнул эти слова. По его тону Пейшенс поняла, что он в ярости. Она, ничего не понимая, посмотрела на него. Кабриолет остановился, и он, бросив вожжи, спрыгнул на землю. Потом резко повернулся, взял Пейшенс за талию, приподнял ее над сиденьем и опустил на тротуар рядом с собой.

Его взгляд был колючим, как иголки, а лицо превратилось в маску воина. Пейшенс ошеломленно заморгала, но в следующее же мгновение в ней вспыхнули гнев и упрямство.

— Когда дело доходит до развлечений, — процедил Вейн сквозь стиснутые зубы, — ничто на свете не может сравниться с тобой.

В его словах был какой-то скрытый смысл, но Пейшенс не поняла его. Ей казалось, что она тонет в бескрайнем море и ей не хватает воздуха. Вейн потащил ее за собой по ступенькам и втолкнул в холл.

— Не жди, что скоро увидишь меня! — сердито бросил он и ушел.

Глава 17

Два дня спустя Вейн поднимался по лестнице дома номер двадцать два по Олдфорд-стрит, намереваясь повидаться с Пей-шенс. Если она не согласится поехать с ним на прогулку, то неприятностей не миновать.

Он был не в лучшем настроении.

Последние два дня он вообще был не в духе.

Расставшись с Пейшенс, он отправился в «Уайтс-клуб», чтобы остыть и подумать. Учитывая, что они были близки, что он уже открылся ей, он решил, что она не будет — вернее, не сможет — сравнивать его со своим отцом. Очевидно, он ошибся. Ее отношение, ее замечания ясно говорят о том, что она сравнивает его с Реджинальдом Деббингтоном и, следовательно, не замечает существенной разницы между ними.

Его первой реакцией была жгучая обида. И даже сейчас это чувство все еще жило в нем. В предыдущий раз, когда она вынудила его уехать из Беллами-Холла, он думал, что справился с обидой. Как теперь видно, он ошибся и в этом.

Забившись в тихий уголок клуба, он провел долгие часы в бесплодных поисках доводов и аргументов, доказывающих ей, что он кардинально отличается от ее отца, человека, равнодушного к своей семье. Его мысленные речи звучали очень убедительно, но в конечном итоге он отказался от риторики в пользу действия. Оно, как считали все Кинстеры, было гораздо убедительнее любых слов.

Напомнив себе, что родственники уже обо всем знают, он поступился своей гордостью и заехал к Онории, чтобы с невинным видом спросить, не собирается ли та устроить импровизированный бал. Так, для родственников и близких друзей. Такой бал помог бы ему убедить Пейшенс в том, что для него, как и для всех Кинстеров, слово «семья» значит очень много.

Задумчивость Онории вызвала у него раздражение. Но он немного остыл, когда та заявила, что импровизированный бал — это, возможно, неплохая идея. Предоставив молодой герцогине обдумывать план приема, Вейн уехал строить собственные планы. И размышлять.

Вчера утром он пришел к выводу, что Пейшенс удерживает от брака нечто большее, чем простое заблуждение. Он уже прекрасно разобрался в характере женщины, которую выбрал себе в жены, и знал, что правильно понимает ее. Если такая женщина, как она, эмоциональная, великодушная, воспринимает замужество как что-то опасное и рискованное, значит, на то есть очень серьезная причина.

Возможно, причина связана с браком ее родителей.

Поэтому Вейн и направил своих лошадей на Олдфорд-стрит, преисполненный решимости выяснить эту причину. Он поднялся по ступенькам дома и был оглушен новостью о том, что мисс Деббингтон дома нет и, следовательно, она не может поехать с ним на прогулку. Ее, по всей видимости, соблазнили модистки Брутон-стрит. Приподнятое настроение Вейна как рукой сняло.

К счастью Пейшенс, оказалось, что в нем нуждается Минни. Она неожиданно обрела бодрость духа и потребовала, чтобы он исполнил свое обещание и сопроводил ее на прогулку в Грин-парк. Пока они прогуливались, она весело сообщила ему, что вчера вечером Онория случайно встретилась с Пейшенс на Брутон-стрит и настояла на том, чтобы познакомить ее со своей любимой модисткой Селестиной. В результате Пейшенс была назначена примерка нескольких платьев, в том числе, восторженно добавила Минни, и потрясающе эффектного вечернего.

Спорить с судьбой было невозможно. Эдит Суитинс, которая присоединилась к ним на прогулке, лишила Вейна возможности расспросить Минни об отце Пейшенс и его недостойном поведении.

Час спустя, убедившись в том, что к Минни вернулся здоровый румянец, Вейн довел ее до дома номер двадцать два и узнал, что Пейшенс все еще нет. Написав для нее записку, он оставил ее у Минни и решил развеяться в другом месте.

Сегодня Вейна мучило страстное желание обладать Пейшенс. Если бы тогда он добился своего, сейчас она бы принадлежала ему. Хотя вряд ли: при нынешних обстоятельствах они бы не смогли надолго уединиться. Вейн был твердо уверен в том, что не следует ничего предпринимать, пока их отношения не станут прочными и ровными.

Его рука будет лежать на штурвале.

На его настойчивый стук дверь открыл Слиго. Кивнув ему, Вейн вошел. И замер как вкопанный.

В холле стояла Пейшенс. От ее вида перехватывало дыхание. Взгляд Вейна беспомощно скользил по ее шерстяному пальто мягкого зеленого цвета, отлично сидящему на ней, со стоячим воротником, обрамлявшим лицо; по перчаткам и ботильонам цвета бронзы; по бледно-зеленой юбке, видневшейся из-под пальто. Он почувствовал, как что-то внутри его натянулось, щелкнуло и сжалось.

И дыхание вдруг стало для него насущной проблемой. Ему казалось, будто внутри застрял чей-то кулак.

Ее волосы, блестевшие в луче солнечного света, были уложены в новую прическу, которая подчеркивала глубину ее глаз, высоту лба, красивую линию скул, изящную и решительную форму подбородка. И нежную незащищенность губ.

Где-то в отдаленном уголке сознания Вейн был благодарен Онории, но эта благодарность была тут же задушена ругательствами. Ему и прежде было нелегко. Как, черт побери, теперь справляться со всем этим?

Глубоко вздохнув, Вейн заставил себя сосредоточиться на лице Пейшенс. Оно было спокойным. Она просто послушно ждала, как того требовал их план. В их прогулке нет ничего особенного.

Именно ее исполнительность сильнее всего и подействовала на Вейна. Стараясь не выдать своего раздражения, он холодно поклонился и подставил ей свой локоть.

— Готова?

В ее огромных глазах что-то промелькнуло, но сумрачное освещение холла помешало ему увидеть, что именно. Она легко поклонилась и взяла его под руку.

Пейшенс сидела на козлах и старалась раздвинуть прутья железной клетки, которая сдавливала ей грудь и мешала дышать. Хорошо хоть, что он не может предъявить претензий к ее внешнему виду. Селестина и Онория заверили ее в том, что в новом пальто и шляпке она выглядит потрясающе. И что новое платье кардинально отличается от старого. Но, судя по его реакции, ее вид не имеет особого значения для него. Ну что ж, она и не ждала чего-то иного! Она купила эти платья только потому, что долгие годы не обновляла свой гардероб и воспользовалась представившейся возможностью. Когда поймают вора — и Фантома — и Джерард приобретет хоть немного столичного лоска, они вернутся в Дербишир. И она, по всей вероятности, больше никогда не появится в Лондоне.

Она купила новые туалеты потому, что это было разумно. А еще потому, что не хотела, чтобы Вейн Кинстер, «элегантный джентльмен», появлялся на людях в обществе безвкусно одетой женщины.

Однако ему, кажется, безразлично, во что она одета. Пейшенс высоко вздернула подбородок.

— Я говорила тебе, что в первый же день миссис Чедуик и Анджела побывали на Брутон-стрит. Анджела не пропускала ни одного модного заведения, даже те, где одеваются вдовы важных персон. Она ко всему приценивалась, это было очень неловко. К счастью, она, кажется, пришла к выводу, что прак-тичнее заказывать платья у швеи.

— А что делали Анджела и миссис Чедуик, пока ты была у Селестины? — поинтересовался Вейн, не отрывая взгляда от дороги.

Пейшенс немного смутилась:

— Мы случайно встретились с Онорией на Брутон-стрит. Она настояла на том, чтобы познакомить меня с Селестиной, а потом, — Пейшенс изящно взмахнула рукой, — все как-то закрутилось само собой.

— Все имеет обыкновение закручиваться, когда за дело берется Онория.

— Она была очень добра, — возразила Пейшенс. — Она даже развлекала беседой миссис Чедуик и Анджелу, пока я была с Селестиной.

Интересно, подумал Вейн, какую цену назначит ему Онория за такое самопожертвование? И в какой валюте?

— К счастью, Анджелу очень вдохновила возможность побывать в салоне Селестины и поговорить с герцогиней, поэтому Бонд-стрит мы обошли без скандалов. Ни миссис Чедуик, ни Анджела не предпринимали никаких попыток поговорить с ювелирами, мимо магазинов которых мы проходили. Они также не изъявили желания встретиться с кем-нибудь.

— Сомневаюсь, что это кто-то из этой парочки, — поморщился Вейн. — Миссис Чедуик — сама честность, а Анджела слишком тупа.

— Верно, — согласилась Пейшенс. — Настолько тупа, что заявила, будто она должна завершить вечер визитом к Гантеру. Ее невозможно было переубедить. Там было полно возбужденных юнцов, влюбленно таращившихся на нее. Она хотела пойти туда и вчера вечером, но нам с миссис Чедуик удалось утащить ее в Хатчардс.

Вейн усмехнулся:

— Ей там, наверное, понравилось.

— Она все время стонала. — Пейшенс, осторожно взглянула на него. — Вот и все, я обо всем доложила. А чем занимались джентльмены?

— Осмотром достопримечательностей, — пренебрежительно процедил Вейн. — Генри и Эдмонд, будто одержимые, разглядывали каждый памятник, который попадался им на глаза. К счастью, Джерарду нравилось ходить с ними. Никаких новостей у него нет. Генерал и Эдгар обосновались в Таттерсоллс — это единственное, что их заинтересовало. Слиго или кто-нибудь из его подчиненных не спускают с них глаз, однако пока никакого результата. Я организовал для них развлечения на вторую часть дня. Итак, из дома выходили все, кроме Колби. — Он взглянул на Пейшенс. — Элис выползала из своей комнаты?

— Ненадолго, — нахмурилась Пейшенс. — В Беллами-Холле она вела такой же образ жизни. Временами она подолгу не выходила из своей комнаты. Это очень вредно для здоровья.

Они ехали по дорожке, располагавшейся в стороне от модной центральной аллеи, поэтому им не надо было обмениваться приветствиями с пассажирами встречных экипажей.

— У меня не было возможности поговорить со Слиго, но, как я понимаю, он ничего не нашел?

— Абсолютно ничего, — сказал Вейн. — В багаже не было ничего подозрительного. Слиго тайком обыскивает все комнаты в надежде, что преступнику каким-то образом удалось провезти с собой краденое.

— Провезти? С собой? Но как?

— Сразу на ум приходит сумка для рукоделия Эдит Суитинс.

— Ты думаешь, что она?.. — изумленно уставилась на него Пейшенс.

— Нет. Но кто-то мог обратить внимание на то, что сумка очень глубокая, и сунуть туда жемчуг, например. Как часто Эдит вытряхивает из нее свое барахло?

— Кажется, никогда.

Вейн придержал лошадей на перекрестке « повернул направо.

— Где сейчас Эдит?

— В гостиной. Плетет кружево, естественно.

— Ее стул повернут к двери?

— Да. А при чем тут это? — удивилась Пейшенс.

— Так она же глухая.

Пейшенс на некоторое время задумалась, а потом вскрикнула:

— Ага!

— Вот именно. Итак…

— Гм! — Лицо Пейшеис стало сосредоточенным. — Полагаю…

Через полчаса дверь гостиной открылась, и в образовавшуюся щелку заглянула Пейшенс. Эдит Суитинс сидела в шезлонге лицом к двери и энергично плела кружево. Ее огромная сумка стояла на ковре рядом с шезлонгом. В комнате больше никого не было.

Лучезарно улыбаясь, Пейшенс прошла в комнату, прикрыла за собой дверь, предварительно закрепив щеколду так, чтобы она случайно не упала и не заперла дверь, и направилась к Эдит.

Та подняла голову и улыбнулась,

— Какая удача, что я застала вас, — начала Пейшенс. — Всегда хотела научиться плести кружево. Вы могли бы научить меня хотя бы основам?

Эдит так и просияла:

— Ну конечно же, дорогая! Это совсем просто. — Она разложила на коленях свое рукоделие.

— Кстати, — Пейшенс огляделась по сторонам, — может, переберемся поближе к окну? Освещение там получше.

Эдит рассмеялась:

— Должна признаться, что мне нет надобности смотреть на петли. Я ведь так давно этим занимаюсь. — Она встала с шезлонга. — Только возьму свою сумку…

— Не беспокойтесь, я захвачу ее. — Пейшенс взяла сумку и мысленно согласилась с доводами Вейна. Сумка была глубокой, набитой доверху и очень тяжелой. В ней нужно обязательно порыться. — Я сейчас передвину кресло.

Когда Эдит собрала свое рукоделие и пересекла комнату, Пейшенс уже повернула кресло спинкой к двери. Сумку она повесила на ручку, но так, чтобы сидящий в кресле не видел ее.

— Если я устроюсь здесь, на приоконной скамье, — сказала она, помогая Эдит сесть в кресло, — то мне будет отлично видно.

Эдит разложила кружево.

— Итак. Первое, что надо запомнить…

Пейшенс внимательно следила за нитями. Вскоре она краешком глаза заметила, что дверь медленно открылась и в комнату вошел Вейн. Он на цыпочках подошел к креслу. Неожиданно под ним заскрипела половица и он замер. Пейшенс насторожилась, а Эдит продолжала оживленно говорить.

Пейшенс облегченно перевела дух. Вейн прошел вперед и скрылся за креслом. Пейшенс увидела, как сумка Эдит тоже скрылась за креслом.

Она заставляла себя слушать Эдит, следить за ее объяснениями, чтобы задавать разумные вопросы. Эдит с гордостью делилась своими знаниями. Пейшенс поощряла ее и восхищалась ею, мысленно прося прощения у Господа за свое лицемерие и оправдывая себя тем, что делает это ради торжества справедливости.

Скрючившись за креслом, Вейн принялся рыться в сумке, но потом, поняв всю тщетность этого занятия, просто вывалил все содержимое на пол. Перед ним образовалась довольно внушительная горка всяческих предметов, и назначение многих из них было ему неизвестно. Он начал перебирать их, вспоминая украденные за последние месяцы вещи. Жемчуга Минни там не оказалось.

— А теперь, — сказала Эдит, — нам понадобится крючок… — Она посмотрела туда, где должна была висеть ее сумка.

— Я достану! — Вскочив, Пейшенс склонилась над креслом и сделала вид, будто полезла в сумку. — Крючок, — повторила она.

— Тонкий, — добавила Эдит.

Крючок. Тонкий. Вейн тупо уставился на разбросанные перед ним всевозможные инструменты и приспособления. Что, черт побери, за крючок? Как он выглядит? Если нужен тонкий, то каким еще он может быть? Лихорадочно перебирая все эти предметы, он наконец наткнулся на тоненькую черепаховую палочку, из которой торчал металлический прутик с загнутым кончиком — прямо-таки миниатюрный крючок для вязки рыболовных сетей.

— Я точно знаю, что он там. — Недовольство в голосе Эдит подстегнуло Вейна, и он сунул крючок в протянутую ладонь Пейшенс.

— Вот он! — воскликнула она.

— Замечательно. А теперь мы вставляем его сюда, вот так…

Эдит продолжила свой урок, а Вейн тем временем запихнул весь этот хлам обратно в сумку, повесил ее на место и потом осторожно подкрался к двери.

Взявшись за ручку, он оглянулся. Пейшенс даже не повернула головы. Он выбрался в коридор, закрыл за собой дверь и только после этого осмелился вздохнуть полной грудью.

Пейшенс нашла его в бильярдной через час.

— Теперь я знаю о кружевах больше, чем узнала бы за всю оставшуюся жизнь, — сказала она, отбрасывая со лба непокорный локон.

Вейн усмехнулся и наклонился над столом.

— Как я понимаю, там ничего не было? — спросила Пейшенс.

— Ничего. Никто не использовал сумку Эдит как хранилище, потому что есть опасность, что вещь исчезнет там навсегда.

Пейшенс подавила смешок. Она наблюдала за тем, как Вейн нацеливает кий на шар. Как и в Беллами-Холле, когда она следила за ним из зимнего сада, он снял сюртук. Под облегающим жилетом напряглись выпуклые мышцы спины. В следующее мгновение он точным ударом послал шар в лузу.

Выпрямившись, Вейн повернулся и, заметив пристальный взгляд Пейшенс, подошел к ней вплотную. Она заморгала я подняла на него глаза.

Спустя секунду он проговорил:

— Я предвижу некоторые сложности.

— Да? — Пейшенс не отрываясь смотрела на его губы. Опершись на кий, Вейн наклонился к ней:

— Генри и Эдмонд. — Его взгляд тоже был прикован к ее тубам. — Они становятся неугомонными.

— А-а… — Пейшенс провела кончиком языка по губам. Вейн судорожно втянул в себя воздух и склонился еще ниже:

— Днем я еще могу сдерживать их, но вечером… Это большая проблема.

Он замолчал, так как Пейшенс приподнялась на цыпочки и потянулась к нему.

Их губы соединились. Оба затаили дыхание. Руки Вейна крепко сжали кий. Пейшенс затрепетала. И всей душой отдалась поцелую.

— Наверное, он в бильярдной.

Вейн отпрянул и, чертыхаясь на чем свет стоит, заслонил собой Пейшенс. Она отступила в тень, чтобы никто не заметил яркого румянца на ее щеках. И жаркого огня в глазах.

Дверь распахнулась в тот момент, когда Вейн грациозно ударил кием по шару.

— Вот вы где! — В комнату ввалился Генри. За ним следовали Джерард и Эдмонд.

— Для одного дня мы насмотрелись достаточно, — потер руки Генри. — Сейчас самое время для игры.

— Боюсь, я вынужден вас покинуть. — Борясь с желанием вышвырнуть их всех вон, Вейн отдал кий Джерарду и взял сюртук. — Я ждал вас, чтобы сказать, что заеду в три. Я приглашен на обед.

— О, ладно. — Генри взглянул на Эдмонда. — Сыграем?

Эдмонд улыбнулся Пейшенс и пожал плечами:

— Почему бы и нет?

Джерард присоединился к ним.

А Пейшенс направилась к двери. Вейн пошел вслед за ней.

Она услышала, как он закрыл за ними дверь бильярдной, но не остановилась. Не решилась. Только оказавшись в главном холле, она повернулась и спокойно посмотрела на Вейна.

Он грустно усмехнулся:

— Вот что я имел в виду. Я пообещал Джерарду, Эдгару и Генералу, что сегодня вечером отведу их в «Уайтс-клуб». Генри и Эдмонд идти отказались, а если бы и пошли, мы не смогли бы постоянно держать их в поле зрения. Ты можешь как-нибудь проследить за ними?

Взгляд, брошенный Пейшенс, говорил о многом.

— Посмотрю, что можно сделать.

— Если тебе удастся удержать их на цепи, я буду очень признателен.

Пейшенс увидела блеск в его серых глазах и подумала, как бы наилучшим образом использовать его признательность. Что можно от него потребовать? И вдруг поняла, что взгляд ее опять прикован к его губам.

— Постараюсь, — почти пролепетала она.

— Пожалуйста. — Вейн провел пальцем по ее щеке, потом слегка шлепнул ее. — Позже. — Он помахал ей и пошел к двери.

Для Пейшенс музыкальный вечер леди Хендрикс так и не стал незабываемым. На вечер отправились Минни, Тиммз, а также все трое Чедуиков и Эдмонд.

Уговорить Генри и Эдмонда пойти с ними было нетрудно. За обедом она попросила Джерарда сопровождать их в так называемую дамскую компанию. Застигнутый врасплох, Джерард покраснел и забормотал извинения. Краем глаза Пейшенс заметила, что Генри и Эдмонд переглянулись. Пока Джерард сбивчиво оправдывался. Генри предложил свои услуги, а Эдмонд, вспомнив о связи между музыкой и драмой, тоже изъявил желание пойти.

Когда они переступили порог дома леди Хендрикс, Пейшенс поздравила себя с успешно выполненным заданием.

Они раскланялись с хозяйкой, и их проводили в переполненный зал. Минни возглавляла процессию, Пейшенс, под руку с Эдмондом, шла следом. На Генри заявила права мать.

Минни и Тиммз были хорошо известны среди гостей. Знакомые радушно приветствовали их и улыбались Пейшенс. Она была в новом платье. Спокойно отвечая на их улыбки, она удивлялась тому, что какой-то отрез зеленого шелка может вселить в человека такую уверенность в себе.

Тиммз и Минни заняли свободные места на диванчике и затеяли оживленную беседу со своей соседкой.

Пейшенс вынуждена была взять дело в свои руки.

— Генри, вон там есть стул. Вы могли бы принести его сюда для своей мамы.

— О, верно, — сказал он и отправился за стулом. В этот момент хозяйка дома попросила всех сесть, и свободных мест оказалось мало.

— А как же я? — спросила Анджела, когда миссис Чедуик усадили рядом с Минни.

Анджела была одета в белое платье, изобиловавшее розовыми розочками и светло-вишневыми лентами. Она нервно теребила одну из этих лент.

— Вон там свободные места. — Эдмонд указал на несколько свободных стульев, выстроившихся в ряд перед пианино и арфой.

— Там-то мы и сядем, — сказала Пейшенс. Они пошли к стульям и почти дошли до них, когда Анджела внезапно остановилась.

— Думаю, в той стороне будет лучше.

Пейшенс не обманул ее невинный вид: у противоположной стены толклись юнцы, раздраженные тем, что мамаши заставили их пойти на вечер.

— Думаю, твоя мама надеется, что ты сядешь рядом с братом. — Пейшенс решительно взяла Анджелу под локоть. — Барышни, которые бродят в одиночку, быстро зарабатывают репутацию легкомысленных.

Анджела надулась. И бросила тоскливый взгляд на юнцов.

— Это же всего в нескольких ярдах от них.

— Несколько ярдов — это слишком далеко! — отрезала Пейшенс.

Она села на свободный стул и усадила Анджелу рядом с собой. Эдмонд расположился слева от Пейшенс, а Генри предпочел устроиться позади нее, а не рядом с сестрой.

Появление исполнителей было встречено вежливыми аплодисментами. Генри, шипящим шепотом потребовав, чтобы Анджела сдвинулась в сторону, начал протаскивать свои стул вперед, на что гости отреагировали осуждающими взглядами. Пейшенс тоже сурово посмотрела на него. Генри затих. Облегченно вздохнув, она приготовилась слушать. Но вдруг Генри наклонился и прошептал ей на ухо:

— Довольно стильное сборище, а? Думаю, светские, дамы именно так проводят свои вечера.

Пейшенс не успела ответить. Пианистка положила руки на клавиши и заиграла прелюдию, которая Пейшенс очень нравилась. Но едва она погрузилась в восхитительную музыку, к ней склонился Эдмонд:

— Бах. Замечательная вещица. Предполагается, что она передает радость весны. Странный выбор для этого времени года.

Пейшенс закрыла глаза и плотно сжала губы. И услышала шорох справа от себя.

— Арфа звучит как весенний дождь, как по-вашему?

Пейшенс заскрежетала зубами. Слева снова заговорил Эдмонд:

— Моя дорогая мисс Деббингтон, вы хорошо себя чувствуете? Вы бледны.

Пейшенс захотелось дать обоим в ухо, но она сдержалась и открыла глаза.

— Боюсь, — пробормотала она, — у меня начинается мигрень.

— О!

— Ах!

После этого наступила тишина, но только на минуту.

— Возможно, если…

Пейшенс сжала руки в кулаки и снова закрыла глаза, пожалев о том, что не может зажать уши. В следующую секунду она ощутила острый приступ боли в висках.

Уже не слушая музыку, она начала обдумывать, какую компенсацию потребовать за испорченный вечер от Вейна, когда они увидятся. Позже. Когда-нибудь.

Хорошо хоть, что Эдит Суитинс и оба Колби остались дома.

В тот же самый момент Вейн, глядя на Генерала и Эдгара, которые сидели за карточным столом и играли в вист, сделал глоток великолепного кларета и подумал о том, что более тоскливого вечера быть не может. Даже с Пейшенс веселее.

Вейн стоял у стены, скрытый полумраком. В игорном зале «Уайтс-клуба» царила тишина, воздух был пропитан запахом кожи, дымом сигар и ароматом сандалового дерева. Перед приходом в клуб он отклонил несколько приглашений, с многозначительным видом объяснив, что должен выводить в свет племянника крестной, на это знакомые отреагировали с пониманием. А то, что этот процесс, по его мнению, исключает сидение за карточным столом, вызвало удивление.

Но едва ли он мог открыть свою истинную цель.

Подавив зевок, Вейн оглядел зал. Джерард наблюдал за игрой в кости. Юноша проявлял чисто академический интерес, у него, по всей видимости, не было особого желания принять участие в игре.

Решив сообщить Пейшенс о том, что ее брат обладает способностью противостоять соблазну, разрушающему жизни многих людей, Вейн расправил плечи и оттолкнулся от стены. Через пять минут к нему присоединился Джерард.

— Никаких новостей? — Джерард кивнул на стол, за которым сидели Эдгар и Генерал.

— Никаких, если не считать, что Генерал путает трефы с пиками.

Джерард усмехнулся:

— Думаю, это неподходящее место для того, чтобы передавать краденое.

— Зато это отличное место для случайных встреч. Здесь можно неожиданно столкнуться со старым другом. Однако наши голубки не проявляют ни малейшего желания приостановить свою бурную деятельность.

Джерард засмеялся:

— Но за ними легко наблюдать. — Он взглянул на Вейна. — Может, вы хотите присоединиться к своим друзьям? Не беспокойтесь, я справлюсь. Я позову вас, если они закончат.

Вейн покачал головой:

— Я не в настроении. — Он указал на стол. — Раз уж мы здесь, воспользуйтесь возможностью расширить свои горизонты. Только не принимайте ничьих вызовов.

— Это не в моем стиле! — рассмеялся Джерард и пошел к столам, окруженным джентльменами, которые с удовольствием наблюдали за игрой.

Вейну совсем не хотелось идти к своим друзьям, как предлагал Джерард. У него не было настроения ни для карт, ни для дружеской болтовни. Все его мысли занимал один вопрос, так и оставшийся без ответа.

Все его мысли занимала Пейшенс.

Ему очень надо было поговорить с Минни, причем наедине. О жизни Пейшенс, о ее отце. В прошлом Пейшенс был ключ к его будущему.

Сегодняшний вечер потерян: он ни на дюйм не продвинулся вперед. Во всех аспектах.

Завтра все будет по-другому. Уж он об этом позаботится.

Утро было ясным и свежим. Вейн поднялся по лестнице дома номер двадцать два. Он приехал бы и раньше, если бы позволяли приличия. Где-то одиннадцать раз ударил колокол. Вейн решительно взялся за дверной молоток — сегодня он намерен добиться определенных результатов.

Но уже через две минуты сбежал вниз по лестнице. Вскочив в кабриолет и не дожидаясь, когда Дагган взберется на козлы, подхватил вожжи и погнал лошадей к парку. Значит, Минни наняла одноконную карету. Едва Вейн заметил их, он сразу понял, что случилось нечто важное. Все — Пейшенс, Тиммз, Агата Чедуик, Анджела, Эдит Суитинс и, как это ни странно, Элис Колби — были возбуждены. Именно возбуждены — другими словами просто не передать их состояние.

Элис была одета во что-то темное и унылое — очевидно вдовьи одежды. Остальные выглядели более привлекательно. Пейшенс, в стильном светло-зеленом платье для прогулок, была так хороша, что ее хотелось съесть.

Вейн остановил кабриолет рядом с каретой и, умерив свой пыл, спрыгнул на мостовую.

— Ты только что разминулся с Онорией, — сообщила ему Минни, как только он приблизился к ее карете. — Она устраивает один из своих импровизированных балов и приглашает всех нас.

— Вот как? — с невинным видом воскликнул Вейн.

— Настоящий бал! — Анджела аж подпрыгивала от нетерпения. — Это же просто потрясающе! Мне нужно новое платье.

Агата Чедуик приветствовала Вейна поклоном.

— Ваша кузина проявила исключительное великодушие, пригласив нас.

— Я уж и не помню, когда в последний раз была на балу! — сияла от радости Эдит Суитинс. — Это замечательно!

Вейн не мог не ответить ей улыбкой.

— И когда же состоится бал?

— Разве Онория не говорила тебе? — нахмурилась Минни. — Кажется, она сказала, что ты знаешь — в следующий вторник.

— Во вторник. — Вейн кивнул с таким видом, будто пытался это запомнить, и посмотрел на Пейшенс.

— Легкомысленная чепуха все эти балы! — почти фыркнула Элис Колби. — Но так как нас приглашает герцогиня, думаю, Уиттиком скажет, что мы должны идти. Надеюсь, это будет благородное и возвышенное мероприятие. — Договорив, Элис захлопнула свой тонкогубый рот и устремила взгляд вперед.

Вейн, Минни и Тиммз молча смотрели на нее. Они не раз бывали на импровизированных балах, которые устраивала Онория. Там собирались все Кинстеры, и энергичное и жизнелюбивое большинство подавляло благородное и возвышенное меньшинство. Решив, что Элис пора узнать, как живет это самое большинство, Вейн просто вскинул одну бровь, а потом переключил все свое внимание на Пейшенс.

А она в это самое мгновение посмотрела на него. Их взгляды встретились, и Вейн мысленно чертыхнулся. Ему нужно было поговорить с Минни, а хотелось беседовать с Пейшенс. Конечно, она ждет, что он пригласит ее прогуляться. Не может же он вместо нее пригласить Минни. Это только прибавит ему проблем. Пейшенс сделает вывод, будто он пытается освободиться от своей привязанности.

От привязанности, которая усиливалась с каждой минутой. И превращала его в голодного волка. Жаждущего внимания. И ее саму.

— Не хотите ли прогуляться, мисс Деббингтон? — с деланным безразличием спросил Вейн.

Пейшенс увидела-таки голодный огонек в его глазах. Он вспыхнул всего лишь на мгновение, но был достаточно ярким, чтобы его заметить. Тиски, сдавливавшие ее грудь, сжались еще сильнее. Грациозно наклонив голову, она подала ему руку. Едва их пальцы соприкоснулись, она ощутила, как в ней мощнейшей волной поднимается трепет, и ей стоило огромного труда подавить его.

Вейн открыл дверцу и помог Пейшенс спуститься. Она повернулась к сидевшим в карете. Миссис Чедуик улыбалась, Анджела сидела надутая. Эдит Суитинс ободряюще усмехалась. Минни поддернула шаль и переглянулась с Тиммз.

— Между прочим, — сказала Тиммз, — думаю, нам пора возвращаться. Похолодало, и ветер усилился.

На самом же деле день был замечательный. Ярко светило солнышко, дул слабый ветерок.

— Гм! Наверное, ты права, — буркнула Минни и бросила быстрый взгляд на Пейшенс. — А тебе ничто не мешает погулять с Вейном, он привезет тебя домой в своем кабриолете. Мне известно, как ты любишь прогулки.

— Верно. До встречи дома. — Тиммз постучала зонтиком по плечу кучера. — Домой, Седрик!

Пейшенс смотрела вслед карете и качала головой. Вейн взял ее под руку, и она перевела взгляд на него.

— Что все это значит?

— Минни и Тиммз — неисправимые свахи. Разве ты не знала?

— Раньше они никогда так со мной не поступали. Просто раньше они не имели в виду его. Вейн не стал говорить это вслух и повел Пейшенс к лужайке, где прогуливались несколько пар. Раскланиваясь и обмениваясь улыбками со знакомыми, они постепенно ушли в более пустынную часть парка. Вейн наслаждался близостью Пейшенс. Он прижимал ее к себе настолько, насколько позволяли правила приличия, однако ее зеленая юбка все-таки билась о его сапоги. Да, она была женщиной во всем, мягкой и соблазнительной. Сознание, что их разделяет всего несколько дюймов, возбуждало его. Легкий ветерок доносил аромат ее духов, в котором смешивались запахи жимолости, роз и чего-то еще, что пробуждало его охотничий инстинкт.

Неожиданно Вейн закашлялся.

— Что-нибудь было вчера вечером? — Он пытался говорить обычным тоном.

— Ничего. — Пейшенс пристально посмотрела на него с любопытством. — К сожалению, Эдмонд и Генри снова вернулись к своему соперничеству. Они и не думали об украденных вещах или необходимости кому-то их передавать. Если кто-нибудь из них окажется вором или Фантомом, я готова съесть свою шляпку.

— Сомневаюсь, что твоя новая шляпка в опасности, — поморщился Вейн и устремил свой взгляд на элегантное произведение шляпного искусства. — Ты о ней?

— Да! — язвительно ответила Пейшенс. Хорошо, что он хотя бы шляпку заметил!

— Я думал, она выглядит по-другому. — Он приподнял поля шляпки и с невинным видом заглянул ей в глаза. Пейшенс хмыкнула:

— Как я понимаю, Генерал и Эдгар не совершили ничего предосудительного?

— Предосудительного было предостаточно, но все в отношении пьянства. А если по существу, то Мастерс получил сведения из Холла.

— И?.. — встрепенулась Пейшенс.

— Ничего. — Вейн недоуменно покачал головой. — Не понимаю. Нам известно, что украденные вещи не проданы. Но мы не нашли их в багаже, прибывшем в Лондон. Нет их и в Холле. Гришем со слугами обыскали дом очень тщательно, они даже проверили, нет ли за стенными панелями тайника. Тайники-то есть, но я не рассказывал о них Гришему. Он сам их нашел. Естественно, там было пусто — я обыскал их перед отъездом. Они обследовали каждую комнату, каждый уголок, каждую щель. Искали даже под шатающимися половицами. Они также обыскали сад и руины. Очень, внимательно. Единственное, что они нашли, — это что-то странное под дверью в покои настоятеля.

— О?

— Кто-то очистил несколько плит. В одну из них вбито железное кольцо — это лаз. Но самое интересное в том, что в последнее время плиту никто не поднимал. В детстве мы с Девилом однажды подняли ее, но подвал оказался засыпан. Под плитой ничего нет, даже ямки, в которой можно было бы что-нибудь спрятать. Так что это ничего не объясняет, во всяком случае, почему Джерарда ударили по голове.

— Гм, — сосредоточенно проговорила Пейшенс, — я спрошу его, не вспомнил ли он что-нибудь еще.

— К сожалению, нам так и не удалось разгадать эту тайну. Загадка, куда делись украденные вещи, в том числе и жемчуг Минни, усложняется с каждым днем.

Пейшенс пожала его руку — просто из сочувствия, ей захотелось утешить его.

— Мы не должны терять надежду. Мы все время должны быть настороже. Что-то произойдет. — Она повернулась к Вейну. — Обязательно.

С этим трудно было спорить. Вейн накрыл рукой ее пальчики. Несколько минут они шли молча, а потом Вейн спросил:

— Тебе хочется пойти на бал, который устраивает Онория?

— Конечно, — ответила Пейшенс. — Я понимаю, что ее приглашение — большая честь. Ты же видишь, миссис Чедуик и Анджела сгорают от нетерпения. Могу только надеяться на то, что благоговейный трепет немного утихомирит Генри. На Эдмонда бал не произведет никакого впечатления. Уверена, он пойдет, но сомневаюсь, что даже герцогскому балу под силу пробить его самоуверенность.

Вейн подумал, что нужно рассказать об этом Онории.

— А ты там будешь? — помолчав, спросила Пейшенс.

— Когда Онория бросает клич, мы все должны присутствовать.

— Вы?

— Она же герцогиня. — Видя, что Пейшенс все еще озадачена, Вейн добавил: — Ведь Девил — глава семьи.

Пейшенс устремила взгляд вдаль и произнесла тихое «О!», но ее лицо так и осталось недоуменным.

Вейн усмехнулся.

— В карете с Онорией были две дамы. Кажется, они тоже из Кинстеров.

— Как они выглядели? — спросил Вейн.

— Обе пожилые. Одна темноволосая и говорит с французским акцентом. Ее представили как вдовствующую герцогиню.

— Элена, вдовствующая герцогиня Сент-Ивз, мать Девила. — И его вторая крестная.

— У другой каштановые волосы, она высокая и очень высокомерная. Леди Горация Кинстер.

Лицо Вейна стало мрачным.

— Моя мать.

— О! — посмотрела на него Пейшенс. — Но твоя мать и вдовствующая герцогиня были… очень добры. — Она опять отвернулась. — Я не поняла. Все три дамы, кажется, очень близки.

— Так и есть, — смиренным голосом ответил Вейн. — Очень близки. Все члены семьи очень близки.

Пейшенс произнесла очередное «О!».

Вейн всматривался в ее профиль и думал, какое мнение сложилось у нее о его матери. И у матери — о ней. Вопрос этот интересовал его вовсе не потому, что он ждал какого-то сопротивления со стороны матери. Она бы приняла его избранницу с распростертыми объятиями, открыла бы ей все тайны и завалила кучей полезных советов. Это было нормальным явлением для клана Кинстеров.

Вейн был уверен, что в Пейшенс живет глубокая потребность быть частью семьи. Именно в этом и была сущность ее проблемы. Значит, теперь ясна цель, на которую он должен направить свои усилия. Ему лишь нужно представить ее своей семье — и от этой проблемы не останется и следа.

Сент-Ивз-Хаус — это то место, где должна оказаться Пейшенс в следующий вторник. Она увидит всех, Кинстеров в естественной обстановке и успокоится.

Увидит и поверит, что семья много для него значит. А потом… Он неосознанно сжал ее руку. Пейшенс удивленно взглянула на него.

И Вейн плотоядно улыбнулся.

— Просто замечтался.

Глава 18

Следующие три дня Пейшенс провела в страшной суматохе. Краткие встречи с Вейном, тайные совещания, отчаянные попытки найти жемчуг Минни. В промежутках она примеряла бальное платье и сопровождала дам на светские мероприятия, чтобы держать их под наблюдением. И все это время она пребывала в приподнятом настроении, жила в ожидании чего-то удивительного.

Она вся светилась — и когда встречалась с Вейном, и когда они переглядывались, и когда чувствовала на себе его страстный взгляд.

Они не прятали друг от друга свою страсть, не скрывали ее. Взаимное желание росло в них с каждым днем, обострялось. Пейшенс не знала, кого в этом винить — Вейна или себя.

Наконец настал знаменательный день. Они поднялись по широкой лестнице Сент-Ивз-Хауса и прошли в ярко освещенный холл. Пейшенс чувствовала, что нервы ее натянуты до предела. Она уверяла себя в том, что глупо ожидать чего-то значительного от этого вечера. Это всего лишь семейный прием, экспромт — ведь именно так говорила ей Онория.

Нет никаких причин ждать чего-то. Да и неразумно все это.

— А вот и вы! — Онория, прекрасная в платье из багрового шелка, оживленно приветствовала своих гостей. При виде Пейшенс она буквально вцепилась в нее. Кивнув Минни, Тиммз и остальным, грациозно взмахнула рукой, приглашая их в зал, но Пейшенс от себя не отпустила. — Я должна познакомить вас с Девилом.

И направилась к высокому черноволосому джентльмену, одетому в черный костюм. Он беседовал с двумя матронами.

— Девил, — ткнула его под локоть Онория, — мой муж. Герцог Сент-Ивз.

Мужчина повернулся, посмотрел на Пейшенс и бросил на жену вопросительный взгляд.

— Пейшенс Деббингтон, — объявила Онория. — Племянница Минни.

Девил улыбнулся — сначала жене, потом Пейшенс.

— Рад познакомиться с вами, мисс Деббингтон. — Он отвесил ей изящный поклон. — Как я слышал, вы недавно приехали из Беллами-Холла. Кажется, Вейн, против наших ожиданий, совсем не скучал там.

Звук его низкого, очень знакомого голоса завораживал Пейшенс. В том, что Вейн и Девил братья, не было ни малейшего сомнения: те же аристократические черты, та же вызывающая форма носа и линия подбородка. Различие было только в цвете волос и глаз: у Вейна волосы были золотисто-каштановые, а глаза серые. У Девила шевелюра казалась иссиня-черной, а глаза были бледно-зеленые. Конечно, можно было найти и другие различия, однако общие черты доминировали. Братья были одинакового роста, телосложения, и, что самое удивительное, у обоих во взгляде таилась насмешка, а губы беспрестанно складывались в пренебрежительную усмешку. Прямо-таки волки в человечьем облике.

— Как поживаете, ваша светлость? — Пейшенс протянула руку и обязательно присела бы в глубоком реверансе, как того требовали условности, если бы Девил не помешал ей.

— Не «ваша светлость». — Он улыбнулся, поцеловал ей руку, и Пейшенс ощутила всю гипнотическую силу его взгляда. — Зовите меня Девилом, как и все.

Что ж, неудивительно, решила Пейшенс и улыбнулась ему в ответ.

— Вон Луиза, я должна поговорить с ней. — Онория повернулась к Пейшенс: — Я найду вас позже. — И она, шурша юбками, заспешила к двери.

Усмехнувшись, Девил внимательно оглядел Пейшенс с ног до головы.

— Минни спрашивает о тебе. — Подойдя к ним, Вейн поклонился Пейшенс и опять обратился к Девилу: — Ей хочется оживить в памяти самые выдающиеся наши шалости — скорее твои, чем мои.

Девил сокрушенно вздохнул и посмотрел через зал на Минни, сидевшую на диване в окружении знакомых.

— Как ты думаешь, мне удастся произвести на нее впечатление герцогскими величественными манерами? — Он вопросительно вскинул бровь.

— Попробуй, — ухмыльнулся Вейн. Поклонившись Пейшенс, Девил ушел.

Пейшенс хватило одного взгляда на Вейна, чтобы понять: он очень напряжен. Она тоже оробела.

— Добрый вечер, — сказал он.

И что-то странное промелькнуло в его глазах, выражение лица стало жестким. Он взял ее руку, но не приложился к кончикам затянутых в перчатку пальцев, а перевернул ладонь и, не спуская с нее взгляда, прижался губами к запястью. У нее тут же участился пульс.

— Ты должна встретиться кое с кем, — тихим, похожим на рокот голосом произнес он и положил ее руку к себе на сгиб локтя.

— Привет, кузен. А это кто?

Джентльмен, появившийся перед ними, оказался еще одним Кинстером. У него были светло-каштановые волосы и голубые глаза. Вздохнув, Вейн познакомил с ним Пейшенс, а потом он представлял ей других Кинстеров, которых было бесчисленное множество. Все они были похожи — и одинаково опасны. Высокие, широкоплечие, самоуверенные — и все элегантные. Первого звали Габриэлем, за ним следовали Люцифер, Демон и Скэндал. Пейшенс была ошеломлена и очарована ими. Ей надо было перевести дух и восстановить душевное равновесие. Члены стаи — эта ассоциация мгновенно всплыла в ее сознании — с удивительной легкостью поддразнивали друг друга и одновременно вели с ней светскую беседу. Она без труда отвечала на их шутки, но была осторожна. Разве их прозвища не являются достаточным предостережением? Она крепко держалась за Вейна, сильно сжимая его локоть.

Вейн не изъявлял желания уйти. Пейшенс сказала себе, что нельзя придавать этому большое значение. Вполне возможно, что среди гостей нет дам того типа, который ему интересен.

Громкий перебор струн возвестил о начале танцев. Четверо окружавших Пейшенс мужчин медлили.

— Не хотите ли потанцевать, дорогая? — услышала она голос Вейна.

Улыбнувшись, она грациозно кивнула мужчинам и вместе с Вейном прошла в бальный зал. Вейн уверенно обнял ее и, увидев, как у нее удивленно расширились глаза, поинтересовался:

— А у вас, в глуши Дербишира, танцуют вальс?

Пейшенс гордо вскинула подбородок.

— Естественно. Я очень люблю вальс.

— Очень любишь? — Зазвучало вступление. В глазах Вейна вспыхнул озорной огонек. — Э-э… но теперь тебе придется вальсировать с одним из Кинстеров.

Он прижал ее к себе и закружил в вихре танца.

Пейшенс уже отрыла рот, чтобы высокомерно осведомиться, с чего это вдруг Кинстеры возомнили себя такими непревзойденными танцорами, но к третьему кругу уже получила ответ. Она казалась себе легкой, как пушинка, которую кружит своевольный ветер. Причем в такт музыке.

Ее взгляд упал на даму в багровом платье, стремительно вальсирующую рядом с ними. Онория, хозяйка бала. В объятиях своего мужа.

Пейшенс огляделась по сторонам и увидела, что все Кинстеры, с которыми она беседовала до начала танцев, уже нашли себе партнерш. Они сильно выделялись среди танцующих. Они танцевали в том же ритме, что и все, но более оживленно, энергично. Обузданная, управляемая мощь.

Пейшенс казалось, что она летает над полом. Ее юбки вздымались, она ощущала силу обнимавших ее рук, которые направляли ее, прикосновение которых так волновало ее. Однако она приказала себе не подчиняться чувствам и сохранять ясность рассудка. И крепче прижалась к Вейну.

Но не потому, что боялась, что он отпустит ее.

Эта странная мысль заставила ее острее почувствовать его близость, его силу. Продолжая вальсировать, они приблизились к концу зала. Сквозь тонкий шелк Пейшенс ощущала тепло его ладони. Вейн сделал подкрутку и еще сильнее прижал ее к себе. Пейшенс ахнула, у нее тут же набухли соски. Она подняла голову и посмотрела в его серые глаза, в них пылал огонь. Задыхаясь, она никак не могла отвести свой взгляд. Комната закружилась вокруг нее. Так хорошо знакомый ей мир сжался до объятий Вейна. Время остановилось. Существовало только движение их тел, захваченных властным ритмом, слышимым лишь ими. Музыка, звучавшая для них, была совершенно иной природы. С каждым аккордом она обретала все большую мощь. Их бедра сливались воедино, лаская друг друга прикосновением, потом разъединялись в очередном па. Ритм звал их, и они отзывались, легко следуя рисунку танца. Близость тел разжигала внутренний огонь и искушала. Дразнила и обещала. Когда скрипки замолчали, их музыка продолжала звучать.

Вейн глубоко вздохнул и заставил себя разомкнуть объятия. Он положил руку Пейшенс на сгиб локтя и, не удержавшись, пожал ее пальчики, хотя понимал, что за ними наблюдают.

Он чувствовал, что она трепещет. На мгновение она оперлась на него и заморгала, будто пытаясь сбросить с себя волшебные чары.

Наконец она нашла в себе смелость посмотреть ему в лицо. Хотя в душе у него все было объято пламенем, он казался холодным.

Пейшенс выпрямилась и, устремив взгляд вдаль, гордо вскинула голову:

— Ты вальсируешь вполне сносно.

Вейн хмыкнул. Ему безумно хотелось утащить ее отсюда. Он хорошо знал расположение комнат в доме. Она, естественно, не знала этого, но ему-то это известно. Однако за ними слишком пристально наблюдают. Да и Онория не простила бы его. Еще рано, вечер только начался. Их внезапное исчезновение обязательно привлечет внимание.

Позже. Вейн уже не верил в то, что ему удастся справиться со своими демонами, не утолив их голод. Тем более когда на Пейшенс это платье.

Вызывающее, как охарактеризовала его Минни. Чертовски невероятное, с его точки зрения. Вейн был полон решимости придерживаться условностей, во всяком случае, до тех пор, пока она не согласится на его предложение. А сейчас… Всем же известно, что нельзя слишком долго дразнить волка.

Он взглянул на Пейшенс. Шелковое платье с крохотными рукавчиками плотно облегало грудь, открывало плечи. Оно подчеркивало матовый оттенок кожи, округлость груди, изящную линию плеч. Длинная прямая юбка ниспадала тяжелыми складками, из-под подола при ходьбе выглядывали соблазнительные щиколотки.

Несмотря на низкое декольте, платье выглядело абсолютно пристойным. Селестина умело подобрала надлежащую оправу для женщины, надевшей это платье.

Вейну было отлично видно, как учащенно вздымается грудь Пейшенс. Прошла минута, прежде чем он заставил себя отвести взгляд.

Позже.

Он глубоко вздохнул и вынужден был задержать дыхание.

— Привет, Кинстер. — Из толпы вышел элегантный джентльмен и изучающе посмотрел на Пейшенс. — Мисс?.. — Он вопросительно взглянул на Вейна.

Тот выдохнул. Шумно. И кивнул:

— Чиллингуорт. Позвольте представить вам графа Чиллингуорта. — Он повернулся к графу: — Мисс Деббингтон. Племянница леди Беллами.

Пейшенс присела в реверансе. Чиллингуорт очаровательно улыбнулся и поклонился не менее грациозно, чем любой из Кинстеров.

— Как я понимаю, вы, мисс Деббингтон, приехали в город вместе с леди Беллами. Вам нравится столица?

— Признаться, нет. — Пейшенс не видела причин лгать. — Боюсь, милорд, я привыкла начинать утро рано, в те часы, которые так не любит бомонд.

Чиллингуорт посмотрел на Вейна, потом на его руку, которой тот сжимал пальчики Пейшенс, и вежливо улыбнулся:

— Не могу удержаться, чтобы не объяснить вам, моя дорогая, что наша явная нелюбовь к утренним часам естественным образом проистекает из того, что наша активность приходится на более позднее время. Кроме того… — Он снова взглянул на Вейна. — Думаю, Кинстер вам лучше объяснит.

— Ты прав. — В голосе Вейна четко звучали стальные нотки.

Чиллингуорт ухмыльнулся, но тут же стал серьезным и обратился к Пейшенс:

— Знаете ли, есть одна странная закономерность. Хотя я редко соглашаюсь в чем-либо с Кинстерами, нельзя не признать, что в одном наши вкусы совпадают.

— Вот как? — Пейшенс ответила на завуалированный комплимент уверенной улыбкой. После трех недель общения с Вейном этому графу, такому очаровательному и красивому, было не под силу смутить ее.

— Да, именно так. А тебя это не удивляет, а, Кинстер?

— Нет, — ответил Вейн. — Некоторые вещи абсолютно очевидны, и даже ты должен оценить их. — В глазах Чиллингуорта вспыхнул злобный огонек, а Вейн как ни в чем не бывало продолжил: — Если ты признаешь, что твои вкусы совпадают с нашими, советую тебе подумать о том, куда эти вкусы могут привести. — И он посмотрел в дальний конец зала.

Чиллингуорт и Пейшенс проследили за его взглядом и увидели Девила и Онорию, что-то очень бурно обсуждавших. Внезапно Онория схватила Девила за руку и куда-то потащила.

При этом взгляды, брошенные Девилом — сначала в потолок, а потом, страдальческий, на жену, — дали ясно понять, кто вышел из схватки победителем.

Чиллингуорт сокрушенно покачал головой:

— Ах, вот так рушится величие!

— Ты бы лучше позаботился о себе, — посоветовал Вейн. — Если учесть, что твои вкусы схожи со вкусами Кинстеров, постарайся не оказаться в ситуации, с которой тебе не справиться.

Чиллингуорт улыбнулся:

— Но меня судьба в отличие от Кинстеров не наградила ахиллесовой пятой. — Все еще улыбаясь, он поклонился Пейшенс: — Ваш слуга, мисс Деббингтон. Кинстер. — Проигнорировав недовольный взгляд Вейна, он отошел от них.

— Какая ахиллесова пята? — спросила Пейшенс.

— Никакая, — отмахнулся Вейн. — Просто он так шутит.

Если это шутка, то она странно подействовала на него.

— Кто он?

— Он не родственник, во всяком случае, не кровный. — Помолчав, Вейн добавил: — Думаю, теперь его можно назвать почетным Кинстером. Мы выбрали его за заслуги перед герцогством.

— О? — Во взгляде Пейшенс читался вопрос.

— Их с Девилом связывает прошлое. Расспроси как-нибудь Онорию.

Снова заиграла музыка. Не успела Пейшенс и глазом моргнуть, как перед ней возник Люцифер. Вейн отпустил ее с неохотой, как она подумала сначала, но потом, кружась в объятиях партнера, она увидела, что он танцует с какой-то брюнеткой. У нее упало сердце. Она поспешно отвела взгляд и сосредоточилась на танце и шуточках Люцифера.

Конец танца застал их в противоположном конце зала. Люцифер представил ее группе дам и джентльменов, которые оживленно беседовали. Пейшенс изо всех сил старалась следить за разговором.

Неожиданно сильные пальцы сжали ее руку, убрав ее с локтя Люцифера, и властно уложили на знакомый локоть.

— Выскочка, — буркнул Вейн и втиснулся между Пейшенс и Люцифером.

Люцифер весело расхохотался:

— Ты должен много потрудиться здесь, кузен! Ты же знаешь, что никто из нас не ценит то, что дается ему без труда.

Вейн уничтожающе посмотрел на него и повернулся к Пейшенс:

— Пошли отсюда, пока он не забил твою голову всякими глупостями.

— Какими глупостями? — не поняла она.

— Не обращай внимания. Великий Боже! Там леди Озбалдистон! Она ненавидит меня с тех пор, как я привязал кусок мрамора к ее трости. А она все никак не могла понять, почему трость скользит. Давай свернем в сторону.

Они бродили в толпе, время от времени останавливаясь, чтобы представить Пейшенс или поздороваться со знакомыми. Когда снова зазвучала музыка, перед Пейшенс, как по волшебству, возник еще один Кинстер. Это был Демон Гарри, брат Вейна. Он увел ее с собой, но как только стихли звуки музыки, вернул Вейну.

Опять заиграли вальс, и перед Пейшенс склонился Девил, непередаваемо элегантный. После первых же шагов он заглянул ей в глаза, увидел в них вопрос и, прищурившись, усмехнулся:

— Мы всегда делимся.

Пейшенс не удалось скрыть своего изумления. Усмешка Девила стала еще более самодовольной, и только по озорному огоньку его глаз она догадалась, что он дразнит ее.

А танцы продолжались, и один вальс следовал за другим. После каждого танца рядом с Пейшенс появлялся Вейн. Она убеждала себя в том, что это ничего не значит, что он просто томится от скуки, что он не нашел более интересную компанию, и все же сердечко ее замирало каждый раз, когда он оказывался рядом и брал ее за руку.

— Онория отлично придумала с этими балами, — обратилась к своему мужу, лорду Артуру Кинстеру, одна из теток Вейна, Луиза Кинстер. — Несмотря на то что мы все вращаемся в одном кругу, — улыбнулась она Пейшенс, — семья очень большая, и иногда мы не видимся неделями и не успеваем обмениваться новостями.

— Я поясню, что имеет в виду моя жена, — плавно проговорил лорд Артур. — Хотя женщины нашего семейства встречаются часто, они лишены возможности проследить, как ведут себя их вторые половины, а на этих милых сборищах, которые устраивает Онория, мы все выставлены напоказ. — Его глаза блеснули. — Для инспекции.

— Вздор! — Луиза шлепнула его веером по руке. — Как будто вам, мужчинам, нужен предлог, чтобы покрасоваться. А что касается инспекции, так любая из светских дам подтвердит, что Кинстеры — непревзойденные мастера в «инспектировании» самих себя.

Ее слова вызвали у окружающих смех и улыбки. Едва заиграла музыка, все разошлись танцевать, а перед Пейшенс материализовался Габриэль:

— Кажется, сейчас моя очередь?

Интересно, подумала Пейшенс, а не владеют ли Кинстеры монополией на плотоядную улыбку? Их также отличает хорошо подвешенный язык, они никогда не лезут за словом в карман. Каждому из Кинстеров, с которыми она танцевала, удавалось полностью завладеть ее вниманием. Она с удовольствием слушала их остроумные замечания и поражалась их находчивости.

Пейшенс и Габриэль вступили в круг вальсирующих пар, но неожиданно звуки музыки перекрыл громкий шум: это Онория ссорилась с Девилом.

— Мы уже один раз танцевали! Ты должен потанцевать с кем-нибудь из гостей!

— Но я хочу танцевать с тобой!

Девил устремил на жену непреклонный взгляд. Онория, вопреки своей репутации, не смогла устоять.

— Ну ладно.

В следующую минуту она уже кружилась в крепких объятиях мужа, он на целую голову возвышался над ней.

Когда Пейшенс и Габриэль оказались рядом с ними, Пейшенс услышала чувственный смех Онории. И увидела, как та подняла к мужу сияющее лицо, потом закрыла глаза и отдалась во власть танца.

Эта картина тронула Пейшенс до глубины души.

На этот раз, когда музыка стихла, Вейн рядом не появился. Пейшенс оглядела зал, но не нашла его. Ожидая его прихода, она коротала время в легкой беседе с Габриэлем. Вскоре к ним присоединился Демон, а потом и некий мистер Обри-Уэллс, щеголеватый, одетый с иголочки джентльмен. Предметом его интереса был театр. Пейшенс, которая не видела ни одной последней постановки, слушала очень внимательно.

Наконец в толпе она увидела Вейна. Он разговаривал с юной блондинкой потрясающей красоты. Ее бледно-голубое шелковое платье буквально кричало о том, что оно «безумно дорогое».

— Думаю, новая постановка в театре «Ройал» будет вам интересна, — заявил мистер Обри-Уэллс.

Пейшенс, следившая за тем, что происходило в противоположном конце зала, рассеянно кивнула.

Красотка огляделась, потом взяла Вейна за руку. Вейн посмотрел назад, сжал ее руку и решительно повел к двустворчатой двери. Открыв ее, он пропустил незнакомку вперед и прошел за ней. И закрыл дверь.

Пейшенс окаменела, кровь отхлынула от ее лица. Неожиданно она обратилась к мистеру Обри-Уэллсу:

— В театре «Ройал»?

Мистер Обри-Уэллс кивнул и продолжал разглагольствовать.

— Гм! — Габриэль, стоявший рядом с Пейшенс, повернулся к Демону и показал головой в сторону роковой двери: — Что-то серьезное.

— Позже узнаем, — пожал плечами Демон.

У Пейшенс упало сердце.

После этого разговора они сосредоточили все свое внимание на Пейшенс. А та не отрываясь смотрела на мистера Обри-Уэллса, который тараторил без умолку, видимо, считая, что ее голова забита только театром. На самом же деле ее голова была забита Кинстерами, единственными и неповторимыми.

«Элегантные джентльмены», каждый из них и все вместе. Все вместе и каждый из них.

Нельзя было забывать об этом. Нельзя было допускать, чтобы чувства ее скрыли от нее действительность.

Однако она ничего не потеряла, не отдала ничего, что не хотела бы отдать. Она ждала этого с самого начала. Пейшенс с усилием подавила внутреннюю дрожь. Прежде она чувствовала себя окруженной теплом и радостью; сейчас в ее душу проникло мрачное разочарование. Сердце превратилось в льдинку, готовую вот-вот расколоться. На мелкие кусочки.

Ее лицо тоже превратилось в ледяную маску.

Пропуская трескотню мистера Обри-Уэллса мимо ушей, она пыталась решить, что ей делать. Как бы в ответ на ее вопрос в поле зрения возник Джерард.

Он улыбнулся сначала ей, а потом, нерешительно, ее кавалерам.

Пейшенс мгновенно ухватилась за представившийся шанс.

— Мистер Кинстер, мистер Кинстер и мистер Обри-Узллс, это мой брат Джерард Деббингтон. — Она дала мужчинам время обменяться краткими приветствиями и лучезарно улыбнулась им: — Я должна проведать Минни. — Озадаченного мистера Обри-Уэллса одарила еще более сияющей улыбкой: — Мою тетушку, леди Беллами. — Взяв Джерарда под руку, она еще раз ослепила их улыбкой: — Прошу простить меня.

Все поклонились. Поклону мистера Обри-Уэллса было далеко до грациозных поклонов Габриэля и Демона.

— Даже не думай кланяться так, как они, — процедила сквозь стиснутые зубы Пейшенс, таща за собой Джерарда.

— Почему? — изумленно уставился на нее юноша.

— Так, не обращай внимания.

Им пришлось проталкиваться сквозь толпу. Народу собралось видимо-невидимо. Все готовились перейти в обеденный зал, где уже сервировали стол. Чтобы добраться до кресла Минни, им нужно было пройти мимо двустворчатой двери, за которой исчез Вейн с блондинкой. Пейшенс собиралась пролететь мимо с гордо поднятой головой, но вместо этого замедлила шаг, когда они приблизились к двери.

Она остановилась в нескольких футах от нее, чем вызвала несказанное удивление Джерарда. Заметив его взгляд, она не сразу посмотрела на него.

— Иди. — Набрав в грудь побольше воздуха, она убрала руку с его локтя. — Мне нужно кое-что проверить. Ты проводишь Минни к столу?

Джерард пожал плечами:

— Конечно. — И, улыбаясь, ушел.

А Пейшенс повернулась и решительно зашагала к двери. Она отлично понимала, что делает, несмотря на приступ ярости, мешавший ей сформулировать хотя бы одну четкую мысль. Как Вейн посмел поступить так? Он даже не попрощался. Пусть он «элегантный джентльмен» до мозга костей, однако ему не вредно поучиться правилам приличия!

К тому же красотка слишком юна для него, вряд ли ей больше семнадцати. Это возмутительно!

Пейшенс взялась за дверную ручку и замерла. Как открыть дверь, учитывая то, что она видела и что может увидеть за дверью? Она не знала, что ей делать. А потом вдруг решилась. Если в самый ответственный момент она ничего не придумает, то может просто закричать.

И повернула ручку.

Неожиданно дверь дернули с обратной стороны. Пейшенс пролетела вперед и, споткнувшись о порог, врезалась в широкую спину Вейна.

От удара у нее на мгновение остановилось дыхание. Ощутив на талии его сильную руку, она посмотрела ему в лицо.

Их взгляды встретились.

— П-привет, — задыхаясь, пролепетала она.

От напряженного взгляда Вейна она окаменела. А в следующую секунду осознала, что его рука не только поддерживает ее, но и прижимает. К его груди.

Пейшенс обвела ошеломленным взглядом погруженный в полумрак зимний сад. На кафельном полу стояли огромные кадки с растениями, листья которых образовывали шатер. Через высокие окна и стеклянный потолок лился лунный свет, серебря проходы между кадками с пальмами и другими экзотическими растениями. В тяжелом влажном воздухе висел острый запах земли.

Пейшенс и Вейн стояли в полосе света, падавшего из зала через открытую дверь. Недалеко от них, в бархатистом полумраке, стояла блондинка и наблюдала за ними с неподдельным любопытством.

Блондинка улыбнулась и сделала книксен.

— Как поживаете? Вы мисс Деббингтон, не так ли?

— Э-э… да. — Пейшенс оглядела ее, но не нашла никаких следов беспорядка в одежде. Девушка была гладенькая и опрятная, как новая монета.

— Позвольте мне представить мисс Аманду Кинстер, — зазвучал гулкий, как удар колокола, голос Вейна. Увидев потрясенное лицо Пейшенс, он улыбнулся и добавил: — Мою кузину.

Пейшенс произнесла ничего не значащее «О!».

— Двоюродную сестру, — уточнил Вейн.

Аманда прокашлялась.

— Прошу извинить меня. — Кивнув, она поспешила к двери.

— Запомни, что я сказал! — крикнул ей вслед Вейн.

— Обязательно. — Аманда недовольно нахмурилась. — Я намерена скрутить его в бараний рог, а потом выдернуть из его… — Она сделала многозначительный жест и, шурша юбками, скрылась за дверью.

Да, подумала Пейшенс, Аманда Кинстер не из тех, кому когда-либо понадобится помощь.

В отличие от нее.

— Что ты здесь делаешь? — поинтересовался Вейн. Растерявшись, она огляделась по сторонам, затем, вздохнув, обвела сад рукой.

— Кто-то сказал, что здесь есть зимний сад. Я хотела предложить Джерарду сделать такой же в Грейндже и пошла взглянуть. Изучить особенности, так сказать.

— Да? — ухмыльнулся Вейн и выпустил ее. — Ну что ж, изучай. — Он толкнул створку, и дверь закрылась. — Я с радостью продемонстрирую тебе некоторые неоспоримые достоинства зимнего сада.

Пейшенс бросила на него быстрый взгляд и прошла вперед.

— Это помещение всегда было частью дома? — спросила она, глядя на арки, поддерживавшие прозрачный потолок.

Вейн бесшумно задвинул щеколду.

— Думаю, сначала это была крытая галерея. — Он неторопливо последовал за Пейшенс в полумрак шатра из пальмовых листьев.

— Гм, интересно. — Пейшенс обратила внимание на одну пальму. Ее листья нависали над проходом и напоминали растопыренные пальцы. Казалось, что это рука и она норовит схватить замечтавшегося посетителя. — Где Онория берет такие пальмы? — Проходя под растением, Пейшенс провела рукой по папоротнику, росшему у основания пальмы, и тайком оглянулась. — Их разводят садовники?

— Не имею представления, — ответил он. Пейшенс посмотрела вперед и ускорила шаг.

— Интересно, какие еще растения здесь есть? Не думаю, что пальмы вроде этих приживутся в Дербишире.

— Вполне возможно.

— А вот плющу и кактусу будет хорошо.

— Конечно.

Рассеянно дотрагиваясь то до одного растения, то до другого, Пейшенс шла вперед, пытаясь найти выход. Но дорожка петляла между кадками, и Пейшенс начала подозревать, что заблудилась.

— Вероятно, для Грейнджа больше подойдет оранжерея.

— У моей матери есть оранжерея.

Эти слова прозвучали прямо позади нее.

— Да? — Бросив взгляд через плечо, она увидела, что Вейн едва не наступает ей на пятки. Ее охватило возбуждение, ей стало трудно дышать. Пронизанный лунным светом воздух пропитался надеждой и предвкушением радости. Она ускорила шаг. — Надо не забыть расспросить леди Горацию. Ой!

Пейшенс остановилась, восхищенная незатейливой красотой мраморного фонтана, окруженного густыми зарослями папоротника. В основании его, увитом ветками с листьями, стояла полуобнаженная девушка и лила воду из кувшина. Она навеки застыла в этой позе, наполняя широкий, украшенный завитками водоем.

Этот уголок был прекрасным местом отдыха и уединения, где можно спокойно подумать, набраться сил или просто собраться с мыслями. Несомненно, оно предназначалось для хозяйки дома. Лунный свет, таинственные тени вокруг, тишина, подчеркиваемая отдаленными звуками музыки и журчанием воды, придавали этому уголку волшебное очарование.

Оно заставило Пейшенс на некоторое время отключиться от действительности.

Но потом она неожиданно ощутила — даже сквозь шелк платья — тепло тела Вейна. Он не прикасался к ней, но она чувствовала, что он разгорячен. Этот жар передался и ей. Испугавшись, она сделала несколько шагов вперед и, судорожно втянув в себя воздух, указала на фонтан:

— Восхитительно!

— Гм, — раздалось рядом с ней.

Слишком близко. Пейшенс вдруг поняла, что идет к каменной скамье, скрытой под нависшими пальмовыми листьями, и, резко повернувшись, устремилась обратно.

Она поднялась на окружающий фонтан выступ и, наклонившись, стала изучать растения, примостившиеся у невысокой стенки водоема.

— Они выглядят очень экзотично.

Вейн, тем временем спокойно изучавший, как платье облегает ее бедра, не спорил. Насладившись столь прекрасным зрелищем, он шагнул вперед — и захлопнул ловушку.

У Пейшенс сердце едва не выпрыгивало из груди. Она выпрямилась и пошла вокруг фонтана, чтобы спрятаться за ним от волка, заманившего ее в западню. Однако ее затея не увенчалась успехом: она натолкнулась на его руку.

И ошеломленно уставилась на нее. Под серым рукавом проступали очертания стальных мышц, огромный кулак упирался в край водоема. И громогласно заявлял о том, что идти ей некуда,

Пейшенс повернулась и поняла, что путь к отступлению отрезан. Она подняла голову. Вейн не отрываясь смотрел на нее. Она заглянула в его глаза. И их серебристая глубина, и упрямое выражение его лица, и чувственный изгиб губ — все говорило ей о том, каковы его намерения. Пейшенс не верила своим глазам.

— Здесь? — тихо спросила она.

— Здесь. И сейчас.

Ее сердце бешено стучало. Кожу покалывало от возбуждения. Убежденность, звучавшая в его рокочущем басе, приковала ее к месту. Мысль о том, что он предлагает, лишила ее способности рассуждать здраво.

Пейшенс сглотнула и облизала губы.

— Но… сюда могут войти.

— Я запер дверь.

— Запер дверь? — Пейшенс в панике посмотрела на дверь, но почувствовав, что ее тянут за корсаж, приказала себе сосредоточиться. На верхней пуговице корсажа, которая оказалась расстегнутой. Пейшенс недоуменно смотрела на эту золотую пуговку с черепаховой вставкой. — Я думала, они только для видимости.

— Я тоже. — Вейн расстегнул вторую пуговицу, и его рука двинулась к третьей, под грудью. — Не забыть бы похвалить Селестину за дальновидность.

Последняя пуговица выскользнула из петли, и его рука проникла под корсаж. Пейшенс затаила дыхание. Вейн развязал тесемки и раздвинул полы шелковой сорочки.

Его рука, горячая и твердая, накрыла ее грудь.

Пейшенс покачнулась и вцепилась в его плечи, чтобы не упасть. В следующую секунду он уже завладел ее губами.

Первое мгновение Пейшенс просто наслаждалась дурманящим вкусом его губ, потом открылась ему, признавая его победу.

Внезапно она отстранилась, хватая ртом воздух. Ее грудь учащенно вздымалась, и Вейн наклонился, чтобы выразить свое восхищение этим творением природы. Его губы, горячие, как раскаленное железо, обхватили ее сосок. Она напряглась. Он втянул сосок в рот — ив серебристом полумраке прозвучал ее сдавленный крик.

— Нет! — Вейн поднял голову. Его глаза лукаво блестели, и он не отрываясь смотрел на ее грудь. — Помни, на этот раз никаких криков.

Никаких криков? Пейшенс прижалась к нему всем телом. Его губы, его прикосновения подпитывали жаркий огонь желания, горевший внутри ее.

Но это невозможно, так просто нельзя!

Там есть скамья, но она узкая и наверняка жесткая, а камень холодный. И тут Пейшенс вспомнила, как однажды Вейн усадил ее к себе на бедра и вошел в нее.

— Мое платье, оно сильно изомнется. Все догадаются.

В ответ Вейн лишь шире раздвинул полы корсажа, полностью обнажив ее грудь.

— Я говорю о юбке, — дрожащим от вожделения голосом произнесла Пейшенс. — Мы не сможем…

Вейн глухо рассмеялся:

— Не будет ни единой складочки. — Он по очереди поцеловал ее соски, уже успевшие набухнуть. — Доверься мне.

Он обнял ее за талию и прижал к себе. Она сосками ощутила жесткую ткань сюртука. Их губы слились, и он целовал, целовал ее, пока она не почувствовала, что ноги подкашиваются.

— Где хотение, там и умение, — прошептал Вейн. — А я хочу тебя.

На мгновение их взгляды встретились. В них не было ни притворства, ни коварства, ни стремления скрыть свои эмоции, которые сейчас руководили ими.

Вейн развернул Пейшенс, и она посмотрела на фонтан, жемчужно-белый в лунном свете, на почти обнаженную девушку, продолжавшую лить воду из кувшина. Когда Вейн прикоснулся губами к ее шее, она откинулась назад, отдаваясь его ласке, а руками обхватила его бедра, сильные, мускулистые. Она думала, что он будет неистово ласкать ее грудь, но он лишь дотронулся кончиками пальцев до сосков. Пейшенс задрожала и прижалась к нему еще сильнее. Внезапно его руки исчезли, и она, открыв глаза, увидела, что он гладит обнаженную грудь каменной девушки. А потом он окунул руку в воду и стал гладить разгоряченную грудь Пейшенс — нежно, чувственно, возбуждающе.

Пейшенс закрыла глаза. Его пальцы, прохладные, влажные, пробуждали в ней восхитительные ощущения. Чтобы не закричать, она прикусила губу и стиснула руками его бедра.

— Это… — выдохнула она.

— Так и должно быть.

Она облизнула приоткрытые губы.

— Как? — спросила тихо.

Пейшенс сразу ощутила перемену в нем. Он будто обуздал свою страсть. Ее охватила непреодолимая потребность полностью принадлежать ему, отдаться ему без остатка. Это желание было настолько сильным, что у нее перехватило дыхание.

— Доверься мне. — Его руки легли на ее грудь, но их прикосновение утратило нежность и стало жадным. — Просто делай, что я скажу. И не думай.

Пейшенс тихо застонала. Как? Что?..

— Помни о моем платье.

— Я же эксперт, ты забыла? Обопрись на край фонтана обеими руками.

Озадаченная Пейшенс выполнила его просьбу. Вейн завозился позади нее, и вдруг ее юбки оказались у нее на талии. Обнаженные бедра тут же обдало холодом. Она густо покраснела и хотела уже протестовать. Однако в следующее мгновение Вейн сунул руку ей между бедер, и она забыла о протесте, забыла обо всем на свете.

Он безошибочно нашел заветный бугорок, твердый и влажный, и принялся дразнить ее, искушать, ласкать.

Пейшенс изо всех сил старалась не кричать. Она лишь тихо застонала, когда его пальцы проникли глубже, и крепче вцепилась в край фонтана.

Вейн прекратил эту сладостную пытку, его широкая ладонь легла ей на живот, и сквозь курчавые волоски устремилась туда, где было средоточие ее страсти. Неожиданно Пейшенс ощутила у себя между ног его твердую плоть, горячую и пульсирующую, ощутила, как он вошел в ее влажное лоно.

И медленно задвигался. Другой рукой он держал Пейшенс за бедра и направлял ее, то подталкивая вперед, то притягивая к себе. Он снова и снова сильными рывками входил в нее, заполняя ее собой, заставляя почувствовать его власть над ней, раствориться и душой, и телом в этом ритмичном движении.

Пейшенс отдавала себя ему с радостью и с такой же радостью впускала его в себя, послушно сдерживая рвущиеся наружу стоны.

Вейн ускорил темп, и напряжение, владевшее обоими, стало нарастать с бешеной силой. Пейшенс силилась сохранить остатки благоразумия и хотела освобождения, боясь, что потеряет рассудок от наслаждения.

Ей захотелось приблизить это освобождение, и она инстинктивно попыталась сжать мышцами своего лона плоть Вейна.

И поняла, что в этой позе ее возможности ограниченны.

Она полностью находилась в его власти и ничего не могла изменить.

При каждом толчке Вейна на нее волнами накатывало наслаждение, безжалостное, страстное. Он стремительно врывался в нее и заполнял собой.

Пейшенс ощутила, как в ее горле нарастает крик, и до боли прикусила губу.

Вейн вошел в нее и почувствовал, как она затрепетала. Он задержался в ней чуть дольше, потом плавно вышел. И снова вошел.

Он не спешил. Он наслаждался мягкостью и жаром ее лона. Ему доставляло удовольствие ощущать ее податливость, безудержность, раскованность, полноту ее отдачи. Ему нравилось смотреть, как их тела ритмично бьются друг о друга, как блестит его влажная плоть, когда он выходит из нее, как в лунном свете отливает белизной ее кожа. Он тянул время, чтобы насытиться всем этим.

Внезапно она сжалась, напряглась и беспомощно задрожала. Вейн прижал ее к себе так, что она не могла шевельнуться, и вошел в нее. Она была на грани неистовства. Он вышел из нее, раздвинул ей ноги и опять глубоко вошел.

Она сдавленно вскрикнула.

Он почувствовал, что ему надо отвлечься.

— Зачем ты пришла сюда? В зимний сад? — спросил он.

Пейшенс ответила не сразу.

— Я же сказала: чтобы посмотреть, — проговорила она.

— Не потому, что увидела, как я вхожу сюда с очаровательной женщиной?

— Нет! — мгновенно ответила Пейшенс. — Это ведь, — помедлив, добавила она, — твоя кузина.

Вейн убрал руку с ее живота и, нащупав набухший сосок, сильно сжал его пальцами.

— Ты не знала этого, пока я не представил вас.

Пейшенс с трудом подавила крик.

— Музыка стихла — они, наверное, ужинают. — Она едва могла говорить. — Мы все пропустим, если ты не поторопишься.

Вейн прижался губами к ее затылку.

— Лангуст в тесте может и подождать. Ты для меня вкуснее.

Взяв ее обеими руками за бедра, он энергично задвигался. Пламя внутри ее разгорелось с новой силой, яркий свет освобождения уверенно приближался. И становился ярче. Неожиданно Вейн замер.

— Кажется, ты кое-что упускаешь.

Пейшенс знала, что она упускает. Яркий свет тоже замер — а ведь был так близко. Она гневно стиснула зубы, к горлу поднялся крик…

— Я же сказал тебе: ты моя. Я хочу тебя, только тебя!

Эти слова затмили все остальные мысли, крутившиеся в голове Пейшенс. Она открыла глаза и устремила невидящий взор на мраморную девушку, поблескивавшую в лунном свете.

— Я не хочу владеть другой женщиной, мне больше никто не нужен. — Она почувствовала, как он напрягся, подобрался — и рванулся вперед. — Только ты!

На Пейшенс обрушился поток яркого света.

Наслаждение мощной волной прокатилось по ее телу, сметая все на своем пути. Ее взгляд затуманился. Она даже не подозревала о том, что кричит.

Вейн поспешно зажал рукой ей рот, но ее восторженный крик все же успел лишить его самообладания. Он с трудом сдерживал свою страсть, чувства, обуздывал пламя, полыхавшее в его чреслах.

И все это ему удалось, но ненадолго. Ее спазмы разрушили все барьеры, и он ощутил, как в нем неумолимо поднимается страшная сила. В следующее мгновение мир для него раскололся, и он сдался. И сделал то, о чем она однажды просила, — излил в нее свое семя.

Едва за Пейшенс закрылась дверца кареты, она в изнеможении откинулась на спинку сиденья. И взмолилась о том, чтобы у нее хватило сил выбраться из кареты и дойти до кровати,

Тело казалось ей чужим. Она чувствовала себя выжатой. Полчаса между их возвращением в бальный зал и отъездом Минни превратились для нее в пытку. Только надежная поддержка Вейна, его осторожность и ловкость помогли ей скрыть свое состояние. Состояние безграничного удовлетворения.

Хорошо, что она могла хотя бы разговаривать. Разумно и связно. И думать. Что только ухудшало ситуацию. Так как она могла думать только о том, что он шептал ей в висок, когда она билась в его руках.

« — Ты передумала?

— Нет. — Этот ответ дался ей нелегко.

— Упрямица, — ворчливо буркнул он.

Он не настаивал, но и не сдавался».

Его вопрос все еще звучал в ее сознании. В его голосе слышалась непоколебимая уверенность, и это тревожило ее. Он очень сильный, не только в физическом плане, и противостоять этой силе — убедить его в том, что она не согласится стать его женой, — будет очень трудно. Вероятно, это станет самым тяжелым испытанием в ее жизни. Более того, она, возможно, задела, пусть и не намеренно, его гордость. Поэтому ей придется узнать еще и эту сторону его характера. Не очень-то ободряющая перспектива.

Но самое ужасное было в том, что она колебалась, прежде чем ответить ему «нет».

Очевидно, она потеряла бдительность и искушение тайком прокралось ей в душу. После всего, что она видела, свидетелем чего стала — как все Кинстеры и их жены тверды и непреклонны в отношении всего, что касается семьи, — нельзя не признать, что вряд ли она когда-нибудь сможет найти более удачную партию. Семья — единственное, что имеет для нее первостепенное значение, — очень важна для Вейна.

Если прибавить к этому другие его достоинства — богатство, положение в обществе, привлекательность, — то чего еще ей желать?

Проблема в том, что она знает ответ на этот вопрос.

И поэтому ответила «нет». И будет отвечать «нет».

Кинстеры относятся к семье как собственники и покровители. Они — клан воинов. Их преданность семье, сначала удивившая ее, вполне объяснима. Воины защищают то, что им принадлежит. Кинстеры воспринимают семью как свою собственность, которую нужно защищать любой ценой. Их чувства порождены инстинктом завоевателя — инстинктом сохранить все, что им досталось.

Это можно понять.

Но этого мало.

Для нее.

Ее ответом останется — должно остаться — «нет».

Глава 19

На следующее утро, в девять часов, Вейн уже стоял на ступеньках дома. Дверь открыл Слиго. Вейн кивнул ему и прошел внутрь.

— Где ее светлость? — Он окинул взглядом холл — к счастью, там никого не было. Кроме сонно зевавшего Слиго.

— Думаю, сэр, ее светлость еще в постели. Не прикажете ли послать?..

— Нет. — Вейн перевел взгляд на лестницу. — Где ее комната?

— Последняя справа.

Вейн направился к лестнице.

— Ты меня не видел. Меня здесь нет.

— Да, сэр. — Слиго смотрел ему вслед, потом покачал головой. И поплелся на кухню, к своей порции овсянки.

Найдя дверь Минни — Вейн надеялся, что не ошибся, — он постучал. Минни почти сразу пригласила войти. Он поспешно проскользнул в комнату и тихо закрыл за собой дверь.

Минни сидела, откинувшись на подушки, в ее руке была чашка с какао.

— Великий Боже! — удивленно воскликнула она. — Давно я не видела, чтобы ты вставал в такую рань.

Вейн подошел к ее кровати.

— Мне нужен мудрый совет, и только вы в силах помочь.

Минни просияла, довольная лестью.

— Ладно… Что-то случилось?

— Ничего. — Вейн зашагал взад-вперед перед кроватью. — В том-то и проблема. А нужно, чтобы случилось. Свадьба. — Он внимательно взглянул на Минни. — Моя.

— Ага! — Глаза Минни победно блеснули. — Так вот куда ветер дует, а?

— Как вам известно, — заявил Вейн, — ветер туда дует с тех пор, как я увидел вашу племянницу.

— Лучше и не придумаешь, так и должно быть. Так в чем помеха?

— Она не хочет выходить за меня.

Минни сникла, изумленно захлопав глазами.

— Не хочет?

У Вейна на скулах заиграли желваки.

— Именно так. По какой-то глупейшей причине, которой я не знаю.

Минни молчала, но выражение ее лица говорило само за себя.

— Дело не во мне, — поморщился Вейн, — а в мужчинах или в браке как таковом. Она настроена против этого. Вы знаете, что это значит. Она унаследовала ваше упрямство.

Хмыкнув, Минни поставила на столик чашку с какао.

— Очень разумная девочка моя Пейшенс. Но если она сомневается в отношении брака, я бы сказала, что ты единственный на свете, кому под силу переубедить ее.

— Не думайте, что я не пытался! — раздраженно сказал Вейн.

— Ты, наверное, все напутал. Когда ты сделал ей предложение? В зимнем саду вчера вечером?

Вейн попытался не думать о том, что было в зимнем саду, потому что воспоминания, живые и яркие, и так донимали его всю ночь до рассвета и мешали спать.

— Я дважды делал ей предложение, еще в Беллами-Холле. А потом еще несколько раз. Причем с каждым разом все настойчивее.

— Гм, — нахмурилась Минни. — Это выглядит очень серьезно.

— Думаю… — Вейн, остановился, упер руки в бока и уставился в потолок. — Нет, я знаю, что сначала она сравнивала меня со своим отцом. Думала, что я буду вести себя так же, как он. — Он опять зашагал по ковру. — Она считала, что меня не может интересовать брак. Когда я доказал ей обратное, она решила, что меня не интересует семья. Она вбила себе в голову, будто я делаю ей предложение исключительно из практических соображений — только потому, что она удовлетворяет моим требованиям.

— Чтобы Кинстера не интересовала семья? — усмехнулась Минни. — Теперь, познакомившись со всеми вами, она наверняка прозрела.

— Верно, прозрела. В том-то и дело. — Вейн опять остановился у кровати. — Даже увидев, какие отношения существуют в нашей семье, она не передумала. Это значит, что есть Нечто более существенное, более глубокое. Я почувствовал это с самого начала. Думаю, это связано с ее родителями. Поэтому-то я и обращаюсь к вам.

Минни пристально посмотрела на него, и ее взгляд стал задумчивым.

— Возможно, ты прав. Хочешь узнать историю Констанс и Реджи? — Вейн энергично закивал. — Невеселая была история.

— В каком смысле?

— Констанс любила Реджи. Под словом «любила» я подразумеваю не обычную привязанность, возникающую после долгих лет супружества, и не более теплые чувства. Я имею в виду именно любовь — беззаветную, жертвенную и безответную. Для Констанс весь мир был заключен в Реджи. Да, она любила своих детей, но только потому, что они были детьми Реджи и, следовательно, вписывались в круг ее интересов. Поняв, что жена любит его до безумия, он был скорее озадачен, чем обрадован. — Минни презрительно хмыкнула. — Но надо отдать ему должное, он пытался смириться с этим фактом. Он был истинным представителем своего времени и женился отнюдь не ради такого необычного понятия, как любовь. Считалось, что оба сделали отличную партию, во всех аспектах. Не его вина, что ситуация приняла столь неожиданный оборот. — Минни сокрушенно покачала головой. — Он пытался осторожно осадить Констанс, но она оказалась непоколебимой в своей любви. Как будто ее чувства были навечно выбиты на камне. В конечном итоге Реджи поступил по-джентльменски, решив держаться от нее подальше. Из-за этого он потерял связь с детьми. Он не мог навещать их, потому что пришлось бы встречаться с Констанс, а этого допускать было нельзя.

Вейн снова заходил по комнате.

— Какой урок — мне трудно найти более подходящее слово — извлекла из этого Пейшенс?

Мннни некоторое время следила за ним, а потом вдруг встрепенулась:

— Ты говоришь, что она уклоняется от замужества по какой-то очень серьезной причине? А ты уверен, что в противном случае она бы приняла твое предложение?

— Абсолютно уверен.

— Гм! — прищурилась Минни, глядя ему в спину. — Если дело обстоит именно так, — менторским тоном заявила она, — тогда, насколько я понимаю, все ясно.

— Ясно? — Вейн развернулся и пошел к кровати. — Окажите любезность, поделитесь со мной своим открытием!

— Да это же само собой разумеется. Если Пейшенс не отталкивает тебя, то, вероятнее всего, она тебя любит.

— Ну и что? — спросил Вейн, ничего не понимая.

— А то, что она видела, как мучилась ее мать, выйдя замуж за человека, которого она любила, но который не любил ее и которому были безразличны ее чувства.

Вейн задумался.

— Если хочешь заставить Пейшенс изменить мнение, — многозначительно вскинув бровь, сказала Минни, — ты должен убедить ее в том, что с тобой ее любви ничто не грозит, что ты ценишь ее чувства, а не считаешь их камнем на шее. — Она поймала взгляд Вейна. — Ты должен убедить ее в том, что тебе можно доверить ее любовь.

— У нее нет повода не доверять мне! — огрызнулся Вейн. — Я бы никогда не повел себя так, как ее отец.

— Ты это знаешь, и я это знаю. Но откуда ей-то знать об этом?

Вейн не мог стоять на месте и опять стал ходить: от кровати кокну и обратно. Помолчав, Минни пожала плечами и сложила руки на коленях.

— Забавная штука — доверие. Люди, у которых нет причин кому-либо доверять, всегда настороже и готовы защищаться. Лучший способ завоевать их доверие — оказывать им точно такое же доверие, причем безоговорочное.

Вейн что-то возмущенно буркнул.

— Ты должен доверять ей в той же степени, в какой хочешь, чтобы она доверяла тебе, — решительно закивала головой Минни. — Если, конечно, ты намерен добиться ее руки. Думаю, ты именно к этому стремишься, а?

Вейн, ища ответ на вопрос Минни, не забывал и о других важных делах. Через полчаса после визита к Минни он появился в уютной гостиной особняка на Райдер-стрит, где обитали сыновья его дяди Мартина. Габриэль, как сообщили Вейну, все еще был в кровати. А Люцифер находился в столовой. Он расправлялся с ростбифом, когда в комнату вошел Вейн.

— Ну и ну! — Люцифер потрясение уставился на каминные часы. — Чем мы обязаны столь неожиданному и даже поразительному визиту? — Он подвигал бровями. — Какие-то новости?

— Прибереги свои эмоции до лучших времен. — Вейн сел за стол и взял кофейник. — Отвечаю на твои вопрос: дело касается жемчуга Минни.

Люцифер, сбросив беззаботность, сразу же стал серьезным.

— Жемчуг Минни? — Он на секунду задумался. — Двойная нить, тридцать дюймов, великолепно подобран. Еще серьги, не так ли?

— Так. — Вейн внимательно взглянул на него, — Все пропало.

— Пропало? — ошеломленно заморгал Люцифер. — Ты хочешь сказать, украдено?

— Так мы полагаем.

— Когда? И каким образом?

Вейн вкратце обрисовал ему ситуацию. Каждый член коллегии Кинстеров имел свою область интересов. Люцифер интересовался драгоценными камнями и украшениями.

— Я заехал попросить тебя кое-что выяснить, — сказал Вейн. — Если вору все же удалось сбыть жемчуг, То он обязательно должен пройти через Лондон.

— Скорее всего, — кивнул Люцифер. — Любой стоящий скупщик краденого попытался бы заинтересовать обитателей Хаттон-Гардена.

— Которых ты знаешь.

Люцифер улыбнулся:

— Вот именно. Предоставь это мне. Я сообщу, как только что-нибудь выясню.

Вейн допил свой кофе и встал.

— Обязательно сообщи.

Через час Вейн снова был на Олдфорд-стрит. Забрав еще сонную Пейшенс, он усадил ее в кабриолет и покатил к парку.

— Что-нибудь есть новое? — спросил он, поворачивая на тихую улочку.

Зевнув, Пейшенс покачала головой:

— Если и есть что нового, так только то, что Элис стала еще более странной. Она отклонила приглашение Онории. Когда Минни спросила почему, Элис зыркнула на нее и заявила, что мы все дьяволы.

Вейн усмехнулся:

— Как ни забавно, но она не первая вешает на нас этот ярлык.

— Отвечая на твой следующий вопрос, докладываю: я говорила со Слиго. Оставшись одна, Элис не совершила ничего примечательного. Она удалилась к себе очень рано и сидела в своей комнате весь вечер.

— И молилась о спасении от дьяволов. А Уиттиком был на балу?

— Да. Уиттиком не одержим всякими пуританскими крайностями. Как говорит Джерард, он весь вечер беседовал с представителями старшего поколения Кинстеров. Джерард предполагает, что он прощупывал почву в поисках вероятных покровителей, хотя неизвестно, для каких целей. Джерарда, естественно, нельзя назвать беспристрастным наблюдателем, тем более когда дело касается Уиттикома.

— Ты зря недооцениваешь Джерарда. Он, как художник, очень наблюдателен. И у него еще по-детски острый слух.

— Ему действительно нравится слушать, — улыбнулась Пейшенс и вздохнула. — К сожалению, он не услышал ничего интересного.

— Я поручил Люциферу отследить жемчуг. Если его переправили к лондонским ювелирам, он об этом обязательно узнает.

— Да?

Вейн все объяснил ей, и она нахмурилась:

— Я только не понимаю, как он мог исчезнуть.

— Так же, как все остальное. Представь… — Вейн придержал лошадей на перекрестке, а потом отпустил их. — Если вор один и ничего из украденного не найдено, то логично предположить, что все спрятано в одном месте. Но где?

— Действительно, где? Мы все обыскали. Ведь где-то они должны быть. — Пейшенс повернулась к Вейну. — Что еще я могу сделать?

Вопрос повис в воздухе. Вейн не сводил глаз с лошадей, борясь с желанием сказать: «Выйти за меня замуж». Хотя он понимал, что время сейчас неподходящее, что он только оттолкнет ее, если будет настаивать. Он все это знал, но желание было слишком сильным.

— Проверь-ка еще раз приживалок Минни. — Он направил кабриолет к воротам парка. — Не ищи ничего особенного или подозрительного. И не делай преждевременных выводов, если увидишь что-нибудь. Просто смотри и запоминай. — Он глубоко вздохнул и посмотрел на Пейшенс. — Ты ведь отличаешься наблюдательностью, поэтому еще раз оглянись по сторонам. А завтра расскажешь мне, что увидела. Я заеду за тобой.

— В то же время? — уточнила Пейшенс.

Вейн, кивнув, спросил себя, надолго ли хватит у него сил, чтобы воздерживаться от безрассудств — и в поступках, и в речах.

— Мисс Пейшенс!

Пейшенс, она бежала по галерее к Вейну, ждавшему ее внизу, остановилась и подождала, когда миссис Хендерсон покинет свой пост наблюдения за горничными и догонит ее.

— Окажите любезность, мисс, — понизив голос, с заговорщицким видом проговорила она, — передайте мистеру Кинстеру, что песок опять появился.

— Песок?

Миссис Хендерсон прижала руку к своей необъятной груди и кивнула:

— Он поймет. Все как раньше, тонкий слой вокруг этого варварского слона. Я видела, как он поблескивал между половицами. Я проверила: песок высыпался не из этого уродца — я протерла его тряпочкой, и на тряпочке не было ни песчинки. А больше ничего мы не заметили, даже лондонские горничные — Слиго нанял самых остроглазых — ничего не увидели.

Пейшенс попросила бы объяснений, если бы не помнила, какое лицо было у Вейна, когда он, зайдя в гостиную, увидел, что она еще не готова к прогулке.

Его снедало нетерпение, он будто бы грыз невидимые удила.

Поэтому она просто улыбнулась миссис Хендерсон:

— Я ему передам.

И, подхватив муфту, сбежала по лестнице.

— Песок! — Пейшенс внимательно смотрела на Вейна, ожидая объяснений. Они ехали по парку, выбрав, как всегда, далеко не модный маршрут. — Где, черт возьми, она его берет?

— Кто?

— Элис Колби. — Вейн рассказал ей о том, как был найден песок в комнате Элис. — Одному Господу известно, что это значит. Ты проверила других?

Пейшенс кивнула:

— Я не заметила ничего странного ни в них самих, ни в их поведении. Единственное, что я узнала, так это то, что Уиттиком привез книги из Холла. Когда он обосновался в библиотеке, я решила, что он нашел какие-то новые труды и заинтересовался ими.

— А на самом деле?

— Ничего подобного. Он притащил с собой шесть огромных томов. Неудивительно, что их карета была перегружена.

— И что же он изучает в настоящий момент? — нахмурился Вейн. — Все еще аббатство Колдчерч?

— Да. Я пробралась в библиотеку, когда он после обеда отправился на прогулку. Все шесть книг — по Распущению. Одни относятся ко времени, предшествовавшему Акту о распущении, другие — последовавшему за этим событием. Единственное исключение — фолиант, изданный почти на целый век раньше, чем произошло распущенно монастырей.

— Гм…

Так как Вейн больше ничего не сказал, Пейшенс толкнула его под локоть:

— Что «гм»?

— Только то, что Уиттиком, кажется, одержим аббатством. Мы-то считали, что он узнал о нем все, что можно, — во всяком случае, достаточно, чтобы писать свои статьи. — Помолчав, Вейн спросил: — А в отношении других было что-нибудь подозрительное?

Пейшенс покачала головой.

— Люцифер что-нибудь узнал?

— В некотором смысле да. — Вейн посмотрел на нее разочарованно. — Жемчуг через Лондон не проходил. Как сообщают источники Люцифера, которым можно полностью доверять, жемчуг «в наличии не появлялся».

— В наличии?

— Имеется в виду, что он все еще у того, кто его украл. Никто не пытался сбыть его.

— Такое впечатление, будто мы на каждом повороте натыкаемся на глухую стену, — поморщилась Пейшенс и спустя секунду добавила: — Я прикинула, какая нужна емкость для того, чтобы спрятать все украденные вещи. Сумка Эдит Суитинс, даже пустая, была бы мала.

— Но ведь где-то это спрятано! Слиго по моему указанию еще раз обыскал все комнаты, но безрезультатно.

— Однако где-то это лежит.

— Верно. Но где?

На следующий день Вейн приехал на Олдфорд-стрит в час ночи. Он помог взобраться по лестнице едва державшемуся на ногах Эдмонду. Джерард поддерживал Генри, который потешался над собственной болтливостью. Шествие замыкал Эдгар, на лице которого застыла глупая улыбка.

Генерал, хвала небесам, не принимал участия в этом мероприятии.

Слиго открыл дверь и тут же бросился помогать, однако потребовалось еще полчаса изнурительных усилий, чтобы доставить Эдмонда, Генри и Эдгара в кровати.

Джерард облегченно перевел дух и привалился к стене.

— Если мы в скором времени не найдем жемчуг и не вернемся в Холл, они доведут нас до полного истощения.

Об этом же подумал и Вейн. Он что-то пробурчал и одернул сюртук.

Джерард зевнул.

— Я иду спать. До завтра.

— Спокойной ночи, — кивнул ему Вейн.

Джерард пошел по коридору, а Вейн пересек галерею, направляясь к лестнице. Остановившись на площадке, он посмотрел вниз, в темный холл. В доме царила полная тишина, потревоженная ночь вновь вступила в свои права.

Вейн ощущал, как ночь одолевает его, лишает сил. Он чувствовал себя уставшим.

Уставшим от безрезультатности своих усилий. От разочарования, поджидавшего его на каждом шагу.

Уставшим от неуловимости победы, от призрачности успеха.

Он слишком устал бороться с непреодолимым влечением. Со стремлением искать поддержки, утоления своей страсти в объятиях любимой.

Вейн глубоко вздохнул и почувствовал тяжесть в груди. Он смотрел в холл, преодолевая искушение посмотреть вправо, туда, где находилась комната Пейшенс.

Пора возвращаться домой, в особняк на Керзон-стрит, отпереть дверь пустого дома, подняться по элегантной лестнице и пройти в главные апартаменты. Чтобы лечь в пустую постель, на холодные простыни, такие неуютные и колкие.

Раздался шорох, и перед ним возник Слиго.

— Я сам закрою дверь, — предупредил его Вейн.

Если Слиго и удивился, то ничем этого не показал и, поклонившись, спустился вниз. Вейн наблюдал за ним, пока тот шел к входной двери, потом он услышал, как звякнул задвинутый засов, и увидел, как огонек свечи проплыл через холл и исчез за дверью, обитой зеленым сукном.

А он стоял на лестничной площадке, один в ночной тишине. При нынешних обстоятельствах его появление в комнате Пейшенс было неприемлемо, даже предосудительно.

И неизбежно.

Его глаза привыкли к темноте, он повернул направо и бесшумно пошел по коридору к комнате Пейшенс. Дойдя до двери, уже приготовился постучать — и остановился. Но вскоре лицо его стало решительным.

И он постучал. Осторожно.

После минуты тишины он услышал шлепанье босых ног по полу. Еще секунда — и дверь отворилась.

На него смотрела Пейшенс, сонная, с рассыпавшимися по плечам волосами. Сквозь сорочку виднелись соблазнительные очертания ее фигуры, подсвеченной сзади огнем камина. Ее губы были приоткрыты, грудь вздымалась, и она излучала тепло в сулила неземное блаженство.

Пейшенс мгновение внимательно смотрела на Вейна, а потом отступила в сторону, приглашая его войти.

Вейн переступил порог и понял, что перешел свой Рубикон. Пейшенс заперла за ним двери — и вот она уже в его объятиях. Он целовал ее со всей страстью, ему не нужны были слова, чтобы выразить то, что он хотел сказать. Она мгновенно открылась ему, предлагая все, что он желал, все, в чем нуждался. Она приникла к нему, мягкая, женственная, соблазнительная.

Вейн понял, что на этот раз ему не удастся долго сдерживать своих демонов. Уж слишком быстро Пейшенс воспламенила его, олицетворяя собой самую суть его желаний.

И была единственным и главным предметом его желаний.

Вейн посмотрел на ее кровать, маняще просторную, смутно вырисовывающуюся во мраке.

Ему хотелось бы уложить Пейшенс в собственную постель, но пока он вынужден довольствоваться ее. Еще ему хотелось видеть ее, чтобы любоваться и восхищаться, — его демоны нуждались в пище. А еще надо найти способ открыть ей свое сердце. Произнести те слова, которые он должен сказать.

Минни — черт бы побрал ее старческую проницательность! — безошибочно угадала все. И он был бессилен убежать, хотя крохотная частица его существа очень этого хотела.

Он должен сделать это.

Подняв голову, он глубоко, да так, что встопорщились лацканы сюртука, вздохнул:

— Пойдем к огню.

Обняв Пейшенс и отметив, как свободно скользит по обнаженной коже тонкий батист, он подвел ее к камину. С естественностью, тронувшей Вейна до глубины души, она повернулась к нему, положила руки ему на плечи и подставила ему губы. Он не задумываясь приник к ним, но заставил себя отстраниться и, разомкнув объятия, взял ее за талию, стараясь не обращать Внимания на нежность и податливость ее плоти.

— Пейшенс…

— Ш-ш-ш. — Пейшенс приподнялась на цыпочки и поцеловала его. Вейн утонул в этом поцелуе, мысленно ругая себя. Он чувствовал, что его вожжи неуклонно ветшают. А его демоны усмехаются. И предвкушают.

Вейн предпринял еще одну попытку, прошептав:

— Мне нужно ска…

Пейшенс заставила его замолчать тем же чрезвычайно эффективным способом.

Вернее, более эффективным, потому что прижала руку к, бугру, набухшему у него в паху.

У него перехватило дыхание, и он с дался. Бессмысленно продолжать борьбу — он уже забыл то, что хотел сказать. И страстно прижал ее к себе. Ее губы приоткрылись, язык уверенно скользнул ему в рот. Он принял приглашение и начал насыщаться. С жадностью.

Пейшенс не интересовали слова. Она хотела слушать вздохи, стоны, вскрики, но не слова.

Она не нуждалась в том, чтобы он объяснял свое появление здесь, рассказал, почему она так нужна ему. Она и так знала причины. Она видела их в его глазах, сверкавших серебром, на его лице. Она не желала слушать объяснения и рисковать этим серебристым мерцанием, которое может потускнеть от слов. Слова разрушат величие момента, лишат ее блаженства.

Блаженства от мысли, что она нужна. Что потребность в ней сильна. Такого с ней еще не случалось и вряд ли случится когда-нибудь еще.

Только с ним. Она могла утолить его желание и знала, что создана для этого. И, отдавая себя ему — и утоляя его жажду, — она получала ни с чем не сравнимое удовольствие. Это нельзя было выразить словами, нельзя объяснить земными мерками.

Вот что значит быть женщиной. Женой. Возлюбленной. Именно к этому стремилась ее душа.

Ей не нужны были слова, чтобы принять этот путь.

Пейшенс целовала Вейна с не меньшей страстью, чем он, а ее руки тем временем яростно сражались с его одеждой.

Вейн чертыхнулся и отстранился:

— Подожди.

Он вынул из галстука длинную булавку и положил ее на камин, потом развязал галстук. Пейшенс с улыбкой потянулась к нему, но он обошел ее, и внезапно на ее глаза лег мягкий шелк.

— Что?.. — Пейшенс поднесла руки к лицу.

— Доверься мне. — Стоя позади нее, Вейн завязал галстук у нее на затылке, а потом, обняв, нежно коснулся губами выемки на плече. — Так будет лучше.

Лучше для него, потому что это поможет сохранить остатки контроля. Он чувствовал глубокую ответственность за ее любовь к нему. Брать и не давать взамен — это было не в его характере. Ему хотелось рассказать ей о том, что творится в его сердце. Если же не удастся достичь этой цели словами, он может доказать это своими чувствами. И сейчас, когда непреодолимое желание огнем растекается по его венам, это лучшее, что в его силах.

Вейн отлично представлял, к чему приведет «слепота» Пейшенс. Ее эмоции обострятся, чувственность достигнет новых высот.

Он медленно повернул ее лицом к себе и убрал руки.

Пейшенс ждала, предвкушая. Ее грудь учащенно вздымалась, кожу покалывало. Она прислушивалась к своему сердцебиению, к страсти, бушевавшей внутри ее.

Первое прикосновение было таким легким, что она решила, будто это ей почудилось. Но Вейн расстегнул следующую пуговицу сорочки. Она знала, что он рядом, но не могла определить, где именно, и вытянула руку.

— Нет, стой спокойно.

Послушная его глухому голосу и властным интонациям, она опустила руку.

Наконец все пуговицы были расстегнуты — обнаженную грудь обдало прохладным воздухом. Еще секунда — и тесемки на запястьях тоже были развязаны.

«Незрячая», беспомощная, она поежилась.

Сорочка соскользнула с ее плеч и упала на пол. Пейшенс судорожно вздохнула и ощутила на себе взгляд Вейна. Он стоял прямо перед ней. Его взгляд переместился на ее грудь — и ее соски набухли. По мере того как взгляд его спускался вниз, в ней — и в груди, и в животе, и в бедрах — разгорался пожар.

Он отошел в сторону, и Пейшенс, повернув голову, старалась уследить за его передвижениями. Затем он подошел и встал слева от нее. Они были совсем рядом, она чувствовала его каждой клеточкой своего тела.

Сильные пальцы взяли ее за подбородок и подняли голову. Ее губы дрогнули, и Вейн накрыл их своими губами.

Их поцелуй был долгим и глубоким, пылким, откровенным. Он насыщался ею неторопливо, глубоко.

Неожиданно Вейн убрал руку с ее подбородка и отошел. Обнаженная, «незрячая», согреваемая лишь слабым огнем камина и жаром страсти, Пейшенс ждала.

Его пальцы прикоснулись к ее правому плечу и спустились вниз, к груди. Скользнув по набухшему соску, исчезли.

Ласка повторилась, только на этот раз с левым соском. Пейшенс затрепетала.

Вейн вскользь погладил ее по спине, сначала по левой стороне, потом по правой, и каждый раз рука его останавливалась на талии.

Потом его руки опять исчезли, а Пейшенс опять приготовилась к ожиданию. И дождалась: его ладонь, твердая, жесткая, горячая, легла ей на ягодицы, скользнула к бедру. Уверенно, со знанием дела, оценивающе.

Пейшенс тихо вскрикнула, и ее крик эхом отдался в тишине. Она почувствовала, что Вейн склонился к ней, и потянулась к нему. Их губы слились в поцелуе, полном мучительного желания. Она хотела прикоснуться к его плечу…

— Нет. Стой спокойно, — прошептал он и опять поцеловал. — Не двигайся. Просто чувствуй. Ничего не делай. Позволь мне любить тебя.

Пейшенс безмолвно покорилась.

Рука Вейна снова вернулась на ягодицы и, скользнув по разделяющей их впадине, поднялась вверх, на спину. В следующее мгновение его палец оказался в ямочке у основания ее шеи и легко двинулся вниз. Миновав ложбинку между грудей, он добрался до талии и устремился к пупку. Сделав несколько кругов вокруг пупка, удалился к бедру и исчез.

А потом опять появился в ямочке. Он совершил такое же долгое путешествие, только на этот раз оно закончилось на другом бедре.

Когда палец снова возник в ямочке, Пейшенс уже была готова. Она глубоко вдохнула и задержала дыхание.

Палец двигался вниз с той же неторопливостью. Он покружил вокруг пупка и вдруг скользнул в него. И надавил. Осторожно. Потом еще раз. И еще.

Пейшенс шумно выдохнула. Трепет, охвативший ее, скорее походил на дрожь. Ей стало тяжело дышать. Она облизала пересохшие губы, и давление в пупке пропало.

А палец направился вниз.

Она напряглась.

Палец медленно двигался по животу, по поросшему волосками бугорку. Раздвинув губы, он скользнул вглубь.

В жар между ее бедрами.

Пейшенс запылала. Ей казалось, что тело ее горит как в огне. Она вся сосредоточилась на прикосновении этого ищущего пальца.

И он нашел то, что искал. Она вскрикнула и почувствовала, что ноги подгибаются. Но Вейн не дал ей упасть, поддержав другой рукой. Он вообще не давал ей шевелиться, чтобы она могла в полной мере прочувствовать все движения пальца.

Он догадывался, какое пламя бушует в ней, но не торопился. Его палец давил сильнее, проникал глубже, кружил, и Пейшенс кружилась вместе с ним.

И ждала затаив дыхание. Ждала. Зная, что момент наступит тогда, когда его палец погрузится в ее жаркое лоно. Ее дыхание скорее походило на шелест, губы пересохли. Вейн же опять и опять останавливался, а потом возвращался к трепещущему бугорку.

Наконец момент настал. Его палец сделал последний круг, замер на секунду и ринулся вглубь. Пейшенс задрожала и закинула голову.

Он вводил палец в нее очень медленно, а потом просунул его глубже, и она закричала.

А он губами обхватил ее сосок.

Пейшенс снова закричала, но крик донесся до нее как бы издалека. Вейн развернул ее к себе боком, чтобы видеть перед собой ее грудь, и запустил в нее два пальца. Другой рукой сильно сжал ее ягодицы, зная, что потом на этом месте появятся синяки. Но если бы он не поддержал ее, она бы упала — и он вместе с ней.

Потому что он уже истощил свой запас самообладания. Это началось тогда, когда его палец окунулся во влажные, горячие глубины между ее бедер. Он правильно рассчитал, что с завязанными глазами Пейшенс возбудится сильнее, но не мог предположить, что и его охватит столь безумное вожделение. Однако в этот раз он решил заниматься только ею: отдавать ей каждую каплю своей страсти.

И он отдавал, отдавал так, как умел.

Пейшенс не думала, что могут быть такие острые ощущения. Казалось, ее кровь превратилась в расплавленное железо, кожа обрела небывалую чувствительность. Она ощущала малейшее колебание воздуха, самое легкое прикосновение, все нюансы ласки.

При каждом движении его пальцев ее пронзало ослепительное наслаждение; его губы, его язык, терзавшие ее грудь, усиливали это наслаждение и доводили его до головокружительных высот.

Наслаждение росло в ней, а потом сконцентрировалось в яркий свет. Застонав, она приготовилась к вспышке. Но шар света не взорвался, напротив, он стал еще ярче, огромнее — и поглотил ее.

И она превратилась в часть этого света, наслаждение окутало ее и приподняло. Она поплыла по бескрайнему океану чувственного блаженства, надеясь утолить мучившую ее жажду. А жажда все не проходила.

Она смутно ощущала, что пальцы Вейна движутся в ней, что его прикосновения утратили нежность. Неожиданно он поднял ее, подхватил на руки и понес. К кровати. И бережно уложил на прохладные простыни. Пейшенс ждала, что повязка исчезнет с глаз. Но повязка не исчезла.

Пейшенс прислушалась и услышала глухой стук — это сапог упал на пол. Улыбнувшись, она расслабилась. И приготовилась.

Она предполагала, что Вейн ляжет рядом. Но ошиблась. Вейн действительно забрался на кровать, но потом замер. Ей потребовалась секунда, чтобы понять, где он.

Стоит на коленях, над ней.

Вожделение ослепило ее, как вспышка молнии, в мгновение ока ее тело снова вспыхнуло огнем. Напряглось, поджалось и затрепетало в ожидании.

Наконец его руки легли на ее бедра. А потом она почувствовала его губы.

На своем пупке.

После нескольких минут этой бесконечной сладостной, опаляющей ласки он наконец соединился-с ней и стремительно увлек за собой в мир безграничного восторга, все ближе и ближе к солнцу. Пейшенс предоставила своему телу говорить за себя, она всю душу вкладывала в ласку, нежность и страсть и отдавалась любви с тем же пылом, что и Вейн.

Беззаветно. Безудержно. Необузданно.

Истина пришла к ней в тот момент, когда солнце раскололось на миллиарды осколков. На нее — на них обоих — мощным потоком хлынуло блаженство. Сплетенные воедино, они остро чувствовали исступленный восторг друг друга. Их одновременно подхватила последняя мощная волна, а потом они вместе рухнули вниз, освобождаясь и насыщаясь. После этого они еще долго пребывали в царстве, где правят только любящие сердца, куда нет доступа разуму.

— М-м-м…

Пейшенс глубже зарылась в подушку, игнорируя руку, трясшую ее за плечо. Она все еще находилась в мире неземного блаженства, и ей совсем не хотелось покидать его, даже ради Вейна. Сейчас не время для посторонних вещей, и тем более для разговоров. Ее окутало теплое мерцание, и она с удовольствием погрузилась в него.

Вейн еще раз склонился над ней и сильно потряс за плечо.

— Пейшенс.

Ему удалось добиться только сердитого «м-м». Отчаявшись, он сел и посмотрел на золотистую копну волос, выглядывавшую из-под одеяла.

Как только он проснулся, он пытался разбудить ее и сказать — просто и ясно — о том, о чем не сумел сказать раньше, до того как их унесло потоком страсти.

Вейн вздохнул. По опыту он знал, что нельзя насильно выдергивать ее из этого блаженного состояния, так как она рассердится и, следовательно, не воспримет его слова. А это значит, что будить ее бесполезно и даже не нужно. Надо подождать. До поры до времени…

Чертыхаясь, Вейн встал и пошел к двери. Надо уходить, иначе он столкнется с горничными. Он увидится с Пейшенс позже, и ему придется сделать то, что он поклялся себе никогда не делать. И не предполагал, что сделает.

Положит свое сердце на блюдечко и спокойно преподнесет его женщине.

Нравится ему это или нет — не имеет значения. Добиться того, чтобы Пейшенс стала его женой, — вот что главное.

Глава 20

Неужели ей это привиделось?

Утром Пейшенс сидела за столом и тщательно намазывала тост. Вокруг нее оживленно переговаривались остальные обитатели дома. Завтрак подали чуть позже, в соответствии с городским распорядком дня, поэтому вниз спустились все, даже Минни и Тиммз. Даже Эдит. И даже Элис.

Пейшенс не прислушивалась к разговору. Погруженная в собственные мысли, она не считала нужным тратить время на досужую болтовню.

Потянувшись, она взяла ножом кусочек масла.

И начала размазывать его. По маслу. Очнувшись, сосредоточилась на тосте, потом очень осторожно отложила нож и взяла чашку. И отпила.

Она чувствовала вялость во всем теле. В голове бродили сладко-греховные мысли. Удовлетворение и приятная истома еще не выпустили ее из своих объятий. Ей было трудно сконцентрироваться, но она опять и опять возвращалась к неожиданному открытию, сделанному прошлой ночью. Ей стоило огромных усилий думать не об их соитии, а о скрытых течениях, направлявших их отношения. Однако она была уверена, что ничего не выдумывает и та сила, которую она ощутила, существует на самом деле. Сила страсти Вейна, глубина его чувств, проявившаяся в его любви.

Он любил ее.

Он, видимо, вкладывал в эти слова обычный смысл. Она же видела в них в первую очередь эмоции, которые можно выразить физически. До прошлой ночи она предполагала, что это недоступно пониманию Вейна, — но только до прошлой ночи.

Прошлой ночью физическая сторона их отношений приобрела новое качество. Это произошло благодаря некой силе, слишком мощной, чтобы ее можно было вместить в телесные рамки. Она уже почувствовала эту силу, попробовала ее на вкус, насладилась ею — она познала ее в себе самой. Прошлой ночью она узнала ее и в нем.

Медленно вздохнув, Пейшенс посмотрела на хрустальный комплект для приправ.

Она не сомневалась, что все почувствовала правильно, однако — ив этом была главная проблема — Вейн был очень искусным любовником. Мог ли он все это изобразить? Вдруг она почувствовала лишь внешнюю оболочку, созданную рукой умелого мастера?

Пейшенс поставила чашку и выпрямилась. Как же заманчиво думать, что она недооценивает его и что его «любовь» глубже, чем ей кажется! Но она не была уверена в этом. Уж слишком все хорошо и полностью отвечает ее интересам. Возможно, он любит ее так же, как она — его.

Пейшенс решительно взяла тост, толсто намазанный маслом, и с хрустом откусила. Он ушел так же, как и появился на пороге ее комнаты, — неожиданно. Даже не дождался, когда она проснется. И если то, о чем она думает, правда, она должна это выяснить. Немедленно.

Пейшенс посмотрела на часы: он приедет не скоро.

— Я говорю, не могли бы вы передать мне масло? — вдруг услышала она.

Подавив раздражение, Пейшенс передала Эдмонду масленку. Рядом с Эдмондом лучезарно улыбалась Анджела. Рассеянно оглядывая присутствующих, Пейшенс натолкнулась на взгляд Элис Колби. Холодный взгляд черных как угли глаз.

Элис смотрела на нее не отрываясь. Кажется, подумала Пейшенс, у нее пучок съехал набок. Она уже собралась спросить об этом у Джерарда…

Неожиданно лицо Элис исказилось.

— Возмутительно! — Этот возглас заставил всех замолчать. Все головы повернулись в ее сторону, все взгляды устремились на нее. Элис стучала ножом по столу. — Не понимаю, как вы, мисс, себе такое позволяете! Изображаете из себя благородную даму и завтракаете в кругу приличных людей! — Лицо Элис покрылось пятнами. Она резко отодвинулась от стола. — Я не желаю терпеть это ни минутой дольше.

— Элис! — окликнула ее Минни с торца стола. — Что за чепуха?

— Чепуха? Ха! — Элис кивнула на Пейшенс. — Ваша племянница — падшая женщина. И вы называете это чепухой?

Над столом воцарилась оглушающая тишина.

— Падшая женщина?

Наклонившись вперед, Уиттиком взглянул на Пейшенс. Его примеру последовали и остальные. Пейшенс же продолжала смотреть на Элис. К счастью, вспышка Элис застала ее в момент приятных размышлений, поэтому на ее лице застыло мягкое выражение. Она сидела, опершись на локти, и держала в руке чашку. Внешне она казалась абсолютно спокойной, но внутри у нее творилось что-то невообразимое. Как же ответить? Она лишь холодно вскинула одну бровь.

— Послушайте, Элис! — неодобрительно нахмурилась Минни. — Вы все выдумываете!

— Выдумываю? — Элис вытянулась и расправила плечи. — Я не выдумываю крупного джентльмена, оказавшегося в коридоре среди ночи!

— Похоже на Вейна, — подал голос Джерард и посмотрел сначала на Генри с Эдмондом, а потом на Минни. — Он пришел вместе с нами и поднялся наверх.

— Да, верно. — Эдмонд, сильно побледневший, прокашлялся. — Он… э-э… — Он тоже взглянул на Минни. Та кивнула и повернулась к Элис:

— Видите, этому есть логическое объяснение.

Элис нахохлилась:

— Но это не объясняет, почему он шел к комнате вашей племянницы.

Тиммз вздохнула. Преувеличенно громко.

— Элис, Минни не должна объяснять всем свои действия. После того как исчез ее жемчуг, Вейн наблюдает за домом. Вчера он вернулся поздно и сделал обход.

— Естественно, — кивнула Минни, но голос ее дрогнул. — Он сделал то, что считал нужным. — Она вызывающе взглянула на Элис. — Он очень заботлив. Вы клевещете на Пейшенс и Вейна и совершаете серьезную ошибку. Нельзя бросаться столь возмутительными оскорблениями, не имея на то оснований.

Щеки Элис стали пунцовыми.

— Я знаю, что я видела…

— Элис, хватит! — Уиттиком встал и пристально посмотрел на сестру. — Перестань беспокоить людей своими фантазиями.

Он сделал ударение на последнем слове, но Пейшенс не поняла, что он имел в виду. Элис опешила. И покраснела еще сильнее. Сцепив руки, она свирепо взглянула на брата:

— Я не…

— Хватит! — Уиттиком быстро обошел стол. — Уверен, все извинят тебя. Ты явно переутомилась.

Он грубо стащил Элис со стула и обхватил ее за костлявые плечи. Натянуто улыбнувшись присутствующим, он вывел ее из комнаты.

Пейшенс ошеломленно смотрела им вслед. И удивлялась, как ей удалось сохранить спокойствие и не произнести ни слова.

Ответ был очевиден, но она не понимала его. Постепенно столовая опустела. Уходя, каждый считал своим долгом улыбнуться ей, чтобы показать, что не верит обвинениям Элис.

Пейшенс тоже ушла к себе. Спустя некоторое время она услышала в коридоре стук трости Минни. Через секунду дверь комнаты тетки открылась и закрылась.

А еще через минуту Пейшенс постучала в ее дверь и вошла. Минни сидела в кресле у окна.

— Ну и ну! — радостно воскликнула она. — Мы здорово поволновались.

Пейшенс старалась сохранить невозмутимое выражение лица, хотя ей очень мешал озорной взгляд Минни. И довольная улыбка Тиммз.

Они знали. И этого она стыдилась сильнее, чем того, что Вейн провел в ее постели прошлую ночь, вернее, несколько ночей.

Пейшенс подошла к окну и обратилась к Минни:

— Я должна объяснить…

— Нет! — Минни властно подняла руку. — Ты, между прочим, должна держать язык за зубами и молчать о том, о чем я не желаю слышать.

Пейшенс изумленно посмотрела на нее. Минни усмехнулась.

— Вы не понимаете…

— Напротив, я все прекрасно понимаю. И лучше, чем ты, я полагаю.

— Это же очевидно, — вмешалась Тиммз. — Но нужно время, чтобы все встало на свои места.

Они думают, что она и Вейн поженятся. Пейшенс собралась уже разъяснить им их заблуждение, но натолкнулась на взгляд Минни, упрямый взгляд. Она отказалась от своего намерения и только буркнула:

— Все не так просто.

— Просто? Ба! — Минни подтянула шаль. — Да ты должна радоваться. Простое и легкое никогда не бывает стоящим.

Начав ходить взад-вперед перед окном, Пейшенс вспомнила, что то же самое Вейну сказал Люцифер. Она много думала, анализировала свои чувства. Ей, видимо, следует испытывать угрызения совести, стыд. Но она ничего не испытывает. Ей двадцать шесть лет. Она приняла разумное решение брать все, что предлагает ей жизнь, и осознанно вступила в связь с мужчиной. И нашла свое счастье. Возможно, это счастье будет недолгим, но суть от этого не меняется. Она испытала яркие мгновения счастья и головокружительной радости.

Ее не мучают угрызения совести, и она ни о чем не жалеет. Даже ради Минни она бы не отказалась от того, что нашла в объятиях Вейна.

Но она хотела, чтобы была внесена ясность. Нельзя тешить Минни надеждой, что она скоро услышит звон свадебных колоколов.

Набрав в грудь побольше воздуха, Пейшенс остановилась перед креслом тетки.

— Я не приняла предложение Вейна!

— Очень мудро. — Тиммз склонилась над своим рукоделием. — Тебе меньше всего нужно, чтобы Кинстер воспринимал твое согласие как нечто само собой разумеющееся.

— Я пытаюсь сказать…

— Что ты слишком мудра, чтобы с первого раза принимать предложение. Не получив веских гарантий. — Минни подняла на нее глаза. — Моя дорогая, ты поступила так, как того требовала ситуация. Кинстеров непросто заставить отступить. Они смотрят на мир так: если что-то оказалось у них в руках — вещи, даже жены, — то это принадлежит им. Им не приходит в голову, что в случае с женой надо сначала провести кое-какие переговоры. А если приходит, то они пытаются игнорировать этот факт как можно дольше. Я действительно очень горжусь тобой, ты устояла против него. Пока ты не получишь признаний и обещаний, соглашаться нельзя.

Пейшенс, потрясенная, долго глядела на Минни, а потом заморгала.

— Вы и в самом деле понимаете…

— Естественно, — подняла бровь Минни.

— Только убедись, что он тоже все правильно понимает, — Напомнила Тиммз.

Хмыкнув, Минни взяла племянницу за руку.

— Ты должна решить, что в конечном итоге склонит чашу весов. Однако я хочу кое-что тебе сказать, если ты согласна выслушать совет древней старухи, которая знает и тебя, и Вейна лучше, чем вы думаете.

Пейшенс покраснела. В ней наконец-то проснулись слабенькие угрызения совести.

— Ты должна запомнить три вещи, — с иронией проговорила Минни. — Первое: Вейн не твой отец. Второе: ты не твоя мать. И третье: не воображай — даже на минуту, — что тебе удастся избежать брака с Вейном Кинстером.

Пейшенс долго вглядывалась в мудрые глаза тетки, а потом опустилась на приоконную скамью.

Минни, конечно, права. Она попала в точку во всех трех случаях.

Она с первой же встречи сравнивала Вейна со своим отцом. И теперь ей стало ясно, что она ошиблась. Что она создала ложный образ. Вейна можно отнести к истинным джентльменам только по внешности, но не по характеру. Он не имеет с ними ничего общего, во всяком случае, в важных для нее аспектах.

Пейшенс не похожа на свою мать, это бесспорно. У ее матери был абсолютно другой характер. Если бы она увидела мужа в оранжерее с молоденькой прелестницей, то выдавила бы из себя сдержанную улыбку и притворилась, будто ничего не произошло. Такое смирение не для Пейшенс.

Она знала, что бы случилось, если б та красотка не оказалась родственницей. Сцена была бы не из приятных. Пусть ее мать принимала измену как нечто неизбежное — она же с этим никогда не смирится.

Если она выйдет за Вейна… Подумав об этом, Пейшенс стала размышлять о различных «если», «но» и прочих вероятностях. О том, как будут строиться их отношения, если она рискнет и выйдет за него. Прошло целых пять минут, прежде чем она вспомнила о третьем совете Минни.

Минни знает Вейна с детства. Она понимает, перед какой дилеммой оказалась ее племянница, и знает, что Пейшенс не примет Вейна без уверений в любви. И Минни уверена, твердо убеждена в том, что они с Вейном поженятся.

Пейшенс вздрогнула и резко повернулась к тетке. Минни наблюдала за ней и ждала, в ее лукавых глазах таилась улыбка.

— О!.. — вот и все, что смогла вымолвить Пейшенс.

— Правильно, — кивнула Минни.

Утренний инцидент не прошел бесследно. Когда все собрались за обедом, беседа не получалась. Пейшенс не придала этому значения, у нее было легко на сердце. Она ждала — настолько терпеливо, как могла, — Вейна. Ей хотелось заглянуть ему в глаза и увидеть в них то, в чем была уверена Минни и что так умело скрывалось им.

Время их обычной прогулки прошло, а он так и не появился. Пейшенс со смехом подумала, что даже два дня назад она истолковала бы его отсутствие как доказательство ослабевающей страсти. Сейчас же она была уверена в том, что его могло задержать только очень важное дело, касающееся жемчуга Минни. Уверенность порождала радость, и это чувство было очень приятным.

Элис не спустилась к обеду. Уиттиком держался более доброжелательно, чем всегда. Создавалось впечатление, будто он таким образом извиняется за сестру. Он нудно рассказывал о своих глубоких изысканиях, и Эдит Суитинс, сидевшая рядом, оказалась главной его слушательницей. После одного особенно скучного объяснения она вся светилась.

— Как интересно! — Ее взгляд остановился на Эдгаре, сидевшем напротив. — Но дорогой Эдгар тоже изучал этот период. Если я правильно запомнила, его выводы были иными? — Она произнесла эту фразу с вопросительной интонацией, и все затаили дыхание.

Кроме Эдгара, который тут же принялся высказывать собственное мнение.

Ко всеобщему изумлению, Уиттиком слушал его. Хотя по выражению его лица можно было понять, что он скрежещет зубами, но он дослушал Эдгара до конца, а потом кивнул, сказав:

— Вполне вероятно.

Пейшенс перехватила взгляд Джерарда и с трудом сдержала смешок.

Эдмонд, бледный, вялый и взъерошенный, гонялся за горошиной по тарелке.

— Кстати, меня давно интересует, когда мы вернемся в Холл.

Пейшенс насторожилась. Джерард тоже. И оба посмотрели на Минни.

Посмотрел на Минни и Эдмонд:

— Я должен продолжить работу над пьесой. Здесь, в городе, совсем нет вдохновения, слишком многое отвлекает.

— Простите старухе ее причуды, мой дорогой. Смиритесь с ними. В ближайшее время я не собираюсь возвращаться в Холл. Кроме того, есть одна помеха: мы дали отпуск всем горничным, а кухарка отправилась навестить мать.

— О!.. — ошеломленно заморгал Эдмонд. — Нет кухарки. Ах! — Он замолчал.

Пейшенс тайком подмигнула Джерарду. Тот покачал головой и заговорил с Генри.

А Пейшенс — в пятидесятый раз — посмотрела на часы.

Открылась дверь, и в столовую вошел Мастерс. Его лицо напоминало скорбную маску. Он приблизился к Минни, наклонился и что-то тихо сказал. Минни побелела как мел. И постарела прямо на глазах.

Минни сразу заметила, что Пейшенс встревожилась, но не ответила на ее безмолвный вопрос и, откинувшись на спинку стула, жестом разрешила Мастерсу заговорить.

Тот прокашлялся, призывая всех к вниманию.

— Прибыли… джентльмены с Боу-стрит[12]. Кажется, поступило какое-то заявление. Они предъявили ордер на обыск.

На мгновение воцарилась гробовая тишина, а затем поднялся страшный шум. Со всех сторон слышались то изумленные, то возмущенные возгласы. Генри и Эдмонд пытались перещеголять друг друга в проявлении праведного гнева.

Пейшенс беспомощно смотрела на Минни. Тиммз успокаивающе похлопывала подругу по руке. А шум в комнате не ослабевал. Не выдержав, Пейшенс взяла половник и постучала им по крышке блюда.

Звон прорвался через гомон и заставил всех утихомириться. Пейшенс сурово оглядела присутствующих:

— Кто? Кто написал заявление?

— Я, — встал Генерал. — Должен был сделать, понимаете ли.

— Зачем? — спросила Тиммз. — Если бы Минни хотелось видеть в своем доме этих ужасных сыщиков, она бы пригласила их.

Генерал покраснел как рак.

— Кажется, в том-то и проблема. Благородные дамы… мягкосердечны себе во вред. — Он взглянул на Джерарда. — Должен был сделать — пора смотреть правде в глаза. Тем более что пропал жемчуг. — Генерал стоял по стойке «смирно», сильно выпятив грудь. — Я взял на себя труд известить власти, действуя на основании имеющейся информации, понимаете ли. Ясно как день, что виноват молодой Деббингтон. Обыщите его комнату, и правда выйдет на свет.

Пейшенс охватило недоброе предчувствие, однако она не приняла его всерьез. Она уже хотела броситься на защиту брата, но тот толкнул ее ногой под столом. Очень сильно. Задохнувшись от боли, она повернулась и встретилась с его взглядом. Прямым и открытым.

— Пусть, — прошептал он. — Там ничего нет. Пусть они доиграют свою партию. Вейн предупреждал меня, что может случиться нечто подобное. Он сказал, что лучше всего пожать плечами, цинично усмехнуться и посмотреть, что из этого выйдет.

К полному изумлению Пейшенс, он именно это и сделал, причем сделал действительно убедительно.

— Ради Бога, ищите где хотите! — Он еще раз цинично усмехнулся.

Вскочив, Пейшенс подбежала к Минни. Та кивнула Мастерсу:

— Пригласите джентльменов.

Их было трое, довольно неприятные личности. Стоя рядом с Минни и сильно сжимая ее руку, Пейшенс наблюдала за тем, как сыщики, один за другим войдя в комнату и окинув всех внимательными взглядами, выстроились в ряд. За ними в столовую проскользнул Слиго.

Самый высокий сыщик, стоявший в центре, поклонился Минни.

— Мэм! Надеюсь, ваш человек предупредил вас. Мы прибыли обыскать помещение. Кажется, здесь пропало ценное ювелирное изделие из жемчуга. Нам сообщили, что злоумышленник находится в доме.

— Верно, — после непродолжительной паузы согласилась Минни. — Отлично. Я разрешаю вам обыскать дом.

— Мы начнем со спален, если вы не возражаете, мэм.

— Делайте, как считаете нужным. Мастерс будет сопровождать вас. — Она кивком позволила им идти. Слиго открыл дверь, и Мастерс вывел сыщиков из комнаты.

Джерард расслабленно развалился на стуле. Остальные были напряжены и выглядели смущенными.

Пейшенс повернулась к Слиго.

— Знаю, знаю. — Он успокаивающе поднял руку. — Я найду его и привезу сюда. — Он вышел и тихо прикрыл за собой дверь.

Пейшенс вздохнула и посмотрела на Минни.

Прошло полчаса. Пейшенс уже казалось, что циферблат бронзовых позолоченных часов навсегда отпечатался у нее в мозгу. Наконец дверь открылась.

Все вздрогнули. И затаили дыхание.

Вошел Вейн.

Пейшенс испытала такое сильное облегчение, что у нее закружилась голова. Вейн взглянул на нее и направился к Минни.

— Рассказывайте, — потребовал он, усаживаясь рядом с ней, Голос Минни звучал очень тихо, поэтому остальные, разбившись на группки по углам, не слышали ее. За столом остался только Джерард.

Чем ближе к концу подходило повествование Минни, тем жестче становилось лицо Вейна, и он часто внимательно смотрел на Джерарда.

Бегло взглянув на Пейшенс, он опять сосредоточил все свое внимание на крестной:

— Все в порядке. Вообще-то это добрый знак. — Вейн тоже говорил очень тихо. — Мы знаем, что в комнате Джерарда ничего нет. Слиго обыскал ее только вчера. Причем очень тщательно. Все это значит, что мы наконец-то сдвинулись с мертвой точки.

Минни выглядела испуганной.

Вейн хмуро усмехнулся:

— Доверьтесь мне.

Минни глубоко вздохнула и улыбнулась. Он пожал ей руку и, встав, посмотрел на Пейшенс. В его лице, в глазах что-то промелькнуло.

— Прошу прощения, что не приехал раньше. Кое-что выяснилось.

Он поднес ее руку к губам, а потом сильно стиснул ее. Пейшенс ощутила, как по ней разливается успокоительное тепло.

— Что-нибудь существенное?

— Да нет, — поморщился Вейн. — Очередной тупик. Габриэль услышал о нашей проблеме. Выяснилось, что у него есть неожиданные связи. Хотя нам так и не удалось узнать, где находится жемчуг, мы все же выяснили, где он не появлялся. То есть его нигде не закладывали. — Пейшенс удивленно взглянула на него, а он продолжил: — Мы допускали такую возможность и все, что можно, проверили. Готов поставить все свои деньги на то, что жемчуг из дома не выносили.

Пейшенс открыла было рот…

Вдруг дверь распахнулась, и в столовую вошли сыщики.

Одного взгляда на их торжествующие лица было достаточно, чтобы Пейшенс вновь охватили дурные предчувствия. Она похолодела и изо всех сил вцепилась в руку Вейна.

Старший из сыщиков держал в руке небольшой мешок. Он приблизился к Минни и вытряхнул перед ней на стол его содержимое.

— Вы можете опознать эти вещи, мэм?

Среди вещей находилось и ожерелье Минни. А также все пропавшие безделушки.

— Мой гребень! — восторженно вскричала Анджела и выхватила из кучи аляповатое украшение.

— Боже, моя подушечка! — Эдит Суитинс отложила в сторону подушечку для булавок.

Все нашлось — и браслет Тиммз, и жемчужное ожерелье, и серьги к нему, и вазочка Пейшенс. Все, кроме…

— Одна. — Агата Чедуик смотрела на одинокую гранатовую серьгу, которую она выудила из кучи. Сыщик потряс над столом пустым мешком.

— Здесь ничего нет. В ящике тоже ничего не было.

— В каком ящике? — спросила Пейшенс.

Сыщик оглянулся на своих коллег, уже занявших посты по обе стороны от Джерарда.

— В ящике бюро, стоящего, как мне было доложено, в спальне мистера Джерарда Деббингтона. В спальне, которую он занимает один и не делит ни с кем.

Последние слова сыщик произнес так, будто это само по себе было преступлением.

У Пейшенс упало сердце. Она повернулась к брату и увидела, что тот с трудом сдерживает хохот.

Ошеломленная Пейшенс замерла. Вейн сжал ее руку.

— Вам придется пройти с нами, сударь. — Сыщик подошел к Джерарду. — У магистрата имеются к вам вопросы. Ведите себя тихо и спокойно, и все будет в порядке.

— О, действительно! В порядке, — ответил Джерард, улыбаясь.

Пейшенс захотелось встряхнуть его. Как он может быть таким легкомысленным?

Вейн дернул ее за руку, и она повернулась к нему. Нахмурившись, он едва заметно покачал головой.

— Доверься мне. — Его шепот был так тих, что напоминал дуновение ветерка.

Пейшенс заглянула ему в глаза, затем перевела взгляд на Джерарда. Глубоко вздохнув, опять посмотрела на Вейна и кивнула. Если Джерард доверяет Вейну и играет предназначенную ему роль, значит, она тоже может доверять ему.

— Каково обвинение? — спросил Вейн.

— Пока никакого, — ответил старший сыщик, — Это зависит от магистрата. Мы представим ему вещественные доказательства, а он уж будет думать.

Вейн кивнул. Пейшенс увидела, как он переглянулся с Джерардом.

— Ладно, — усмехнулся Джерард. — Вы отведете меня сначала в кутузку? Или сразу на Боу-стрит?

Оказалось, что на Боу-стрит. Пейшенс прикусила губу, чтобы не броситься к сыщикам с мольбой позволить ей идти с братом. Краешком глаза она заметила, что Вейн кивнул Слиго и тот выскользнул из столовой вслед за сыщиками. Остальные не сдвинулись с места и хранили молчание.

Едва дверь за сыщиками и арестованным захлопнулась, по комнате пронесся облегченный вздох.

Пейшенс поняла, что ей сейчас предстоит выслушать.

— Я не раз говорил вам, мисс Деббингтон, но вы не желали слушать, — покровительственно произнес Уиттиком и с видом оскорбленной добродетели покачал головой. — И вот до чего дошло. Возможно, в будущем вы будете чаще прислушиваться к советам тех, кто значительно старше вас.

— Верно! Верно! — поддакнул ему Генерал. — Говорил с самого начала. Мальчишеские выходки. — Он мрачно уставился на Пейшенс.

Ободренный его поддержкой, Уиттиком указал на Минни.

— Только представьте, сколько горя вы и ваш братец доставили нашей хозяйке.

Покраснев, Минни постучала тростью.

— Я была бы признательна вам, если б вы перестали говорить за меня. Я действительно расстроена, но расстроил меня тот, кто призвал в дом сыщиков. — Она посмотрела сначала на Уиттикома, потом на Генерала.

Уиттиком вздохнул:

— Моя дорогая кузина, вы должны прозреть.

— Между прочим, — вмешался Вейн стальным голосом, — Минни ничего не должна. Обвинение — это не приговор. Кстати, обвинение еще не выдвинуто. — Он пристально посмотрел на Уиттикома. — Я, к примеру, считаю, что время покажет нам кто истинный виновник и кому нужно прозревать. Мне кажется, что делать какие-то заключения преждевременно.

Уиттиком попытался изобразить на лице презрение, но у него это не получилось, так как Вейн был на полголовы выше его. Это привело его в ярость, и он, поджав губы, пронзил взглядом Пейшенс.

— А мне кажется, что у вас, Кинстер, нет права выступать в роли защитника добродетели!

Вейн насторожился, Пейшенс сжала его руку.

— Да?

Губы Уиттикома пренебрежительно изогнулись. Пейшенс тихо застонала. Все, кто был в комнате, замерли.

— Да, именно! — Уиттиком язвительно улыбнулся. — Сегодня утром моя сестра высказала очень интересное — чрезвычайно интересное — предположение. Насчет вас и мисс Деббингтон.

— Вот как?

Глухой ко всему, кроме звука собственного голоса, Уиттиком не услышал угрозы в словах Вейна.

— Дурная кровь в этом семействе. Один — наглый вор, другая… — Уиттиком скользнул взглядом по лицу Кинстера — и замолчал.

По тому, как напряглась рука Вейна, Пейшенс поняла, что он едва сдерживает свою ярость.

— Нет! — в панике прошептала она и что есть силы сжала его руку.

Ей показалось, что Вейн сейчас прикончит Уиттикома. Это противоречило ее планам: она собиралась жить в Кенте, а не в ссылке на континенте.

— Колби, я предлагаю вам немедленно уйти! — Всем своим видом Вейн дал понять, что расплата за неподчинение последует незамедлительно.

Не решаясь отвести взгляд от лица Вейна, Уиттиком поклонился Минни.

— Я буду в библиотеке. — Он попятился к двери и остановился. — Добродетель будет вознаграждена.

— Правильно, — сказал Вейн. — Я очень рассчитываю на это.

Уиттиком ушел, и напряжение, владевшее всеми, спало. Эдмонд рухнул на стул.

— Боже, если бы я только мог передать это на бумаге!

Его замечание вызвало невольный смех.

— После такой нервотрепки Минни нужно отдохнуть. — Тиммз поманила Пейшенс.

— Верно. — Пейшенс помогла Тиммз собрать многочисленные шали Минни.

— Вас отнести? — спросил Вейн.

— Нет! — отмахнулась Минни.-У тебя сейчас другие дела, более срочные. Почему ты еще здесь?

— Время есть.

Вейн, несмотря на протесты Минни, помог ей подняться по лестнице и пройти в комнату. Только после этого он согласился уехать. Пейшенс вышла вслед за ним в коридор и плотно притворила за собой дверь.

Вейн прижал ее к себе и поцеловал, жадно и стремительно.

— Не волнуйся, — сказал он, оторвавшись от нее. — У нас был план на тот случай, если произойдет нечто подобное. Поеду удостоверюсь, что все на своих местах.

— Хорошо. — Пейшенс заглянула ему в глаза, кивнула и отступила. — А мы будем пока обороняться здесь.

Вейн поднес ее руки к своим губам.

— Я позабочусь о Джерарде.

— Знаю. — Пейшенс пожала ему руку. — А потом приходи ко мне.

Ее просьба была обдуманной, это было видно по ее взгляду. Вейн шумно вдохнул, его лицо стало жестким и непреклонным — прямо-таки маска завоевателя.

— Потом, — кивнул он. И ушел.

Глава 21

«А потом приходи ко мне», — сказала она. Вейн вернулся на Олдфорд-стрит после десяти вечера. В доме стояла тишина. Дверь открыл Мастерс. Вейн отдал ему трость, цилиндр и перчатки.

— Я поднимусь наверх, к ее светлости и мисс Деббингтон. Не ждите меня, я закрою за собой.

— Как пожелаете, сэр.

Поднимаясь по лестнице, Вейн вспомнил слова Чиллингуорта: «Вот так рушится величие». Он уже давно принял решение, и за последнее время его решимость только упрочилась. Ему трудно было определить, насколько сильно он изменился, и сегодня он поклялся себе не скрывать свои отношения с Пейшенс Деббингтон. С женщиной, которая станет его женой.

В этом не было ни малейшего сомнения. Исключалась любая возможность для интриг, для ошибок — и для разговоров. Он по горло сыт всякими предлогами, ему надоело играть по правилам света. Завоеватели пишут собственные правила. Он просто скажет Пейшенс о своем решении, и ей придется смириться.

Но сначала нужно успокоить Минни.

Вейн нашел крестную в кровати: она полулежала на горе подушек. Тиммз сидела рядом с ней, а Пейшенс в комнате не было. Минни посмотрела на крестника, ожидая, что он скажет. Его краткое и сжатое объяснение немного успокоило ее. После его ухода Тиммз стала готовить Минни ко сну.

Вейн знал, что они довольно посмеиваются у него за спиной, но не показывал этого. Выйдя из спальни Минни, он прошел по коридору, постучал к Пейшенс — скорее для виду, категорично и безапелляционно, — открыл дверь и вошел. Пейшенс, сидевшая в кресле у камина, встала, поправила шаль на плечах и замерла в ожидании. Под шалью на ней была тонкая шелковая сорочка, стянутая под грудью. И больше ничего.

В камине громко гудело пламя.

Вейн с минуту любовался ею, ее соблазнительными формами, подсвеченными огнем. Угли, тлевшие в его теле, разгорелись в пламя, его окатило обжигающей волной.

— Джерард в Сент-Ивз-Хаусе, с Девилом и Онорией, — проговорил он, приближаясь к Пейшенс.

Лаская ее взглядом, он отметил, как льнет шелк к ее телу, подчеркивая стройность ног, округлость бедер, пышность груди. Чем выше поднимался его взгляд, тем сильнее набухали ее соски.

— Это было частью твоего плана? — спросила Пейшенс, запахивая шаль.

Вейн остановился перед ней и посмотрел ей в лицо.

— Да. Я не думал конкретно о Боу-стрит, но мы предполагали нечто подобное. Кто-то с самого начала пытался представить Джерарда вором.

— Что произошло? — еле слышно прошептала Пейшенс. Она чувствовала давление в груди и старалась унять дрожь. Дрожь не страха, а нетерпения. И выражение его лица, и серебристое пламя в глазах — все буквально кричало о рвущейся наружу страсти.

— Когда я приехал на Боу-стрит, Девил уже увез Джерарда. Я последовал за ними в Сент-Ивз-Хаус. Как говорит Джерард, он не успел даже оглядеться по сторонам, как за ним прибыл Девил. Спасибо Слиго. Он, наверное, бежал всю дорогу до Гросвенор-сквер.

Пейшенс облизала губы.

— Он действительно очень помог в этом деле.

— Да. Он поклялся, что вчера в комнате Джерарда не было ни украденных вещей, ни мешка, в котором они их нашли. Магистрат, естественно, не решился выдвинуть обвинение. Тем более когда над ним нависал Девил.

Вейн облокотился на каминную полку.

— Подозреваю, твоему кузену нравится запугивать людей, — заметила Пейшенс.

Губы Вейна дрогнули в усмешке.

— Скажем, так: Девил редко упускает возможность использовать свою власть, особенно когда требуется поддержать члена семьи.

— Понятно. — Сосредоточившись на его губах, Пейшенс решила не заострять свое внимание на том, что он причислил Джерарда к членам семьи. Ей доставляло непередаваемое удовольствие ощущать напряжение его сильного тела. Это приятно будоражило ее.

— Магистрат решил, что происходит что-то странное. Во-первых, заявление поступило не от Минни, а во-вторых, его, естественно, удивило, что Слиго, слуга Девила, работает в доме Минни. Он ничего не понял и принял решение пока не выносить заключения. Джерарда он отпустил Девилу на поруки, отложив на время разбирательство дела.

— А Джерард?

— Я оставил его у Девила и Онории. Он счастлив до безумия. Онория попросила передать тебе, что они рады поводу остаться дома. Дабы соблюсти приличия, они выезжают только ради встреч с родственниками. Со дня на день они вернутся в Сомершем.

Пейшенс опять облизала губы.

— А этот их отъезд не осложнит жизнь Джерарду, ведь он находится у Девила на поруках?

— Нет. — Вейн пристально посмотрел ей в глаза. — За него поручусь я.

— О! — выдохнула Пейшенс.

— Скажи мне, здесь ничего не случилось? — Вейн выпрямился и принялся расстегивать сюртук.

— Ничего. — Пейшенс удалось сделать неглубокий вдох. — Элис не показывалась с утра. Она действительно видела тебя в коридоре вчера ночью.

Вейн повел плечами и сбросил сюртук.

— А что, черт побери, она делала там в такой час? — нахмурился он и швырнул сюртук на кресло.

— Как бы то ни было, она не появилась и к ужину. Остальные спустились, но были подавленны.

— Даже Генри?

— Даже Генри. Уиттиком осуждающе молчал. Генерал непрерывно ворчал и кидался на всех, кто смел перечить ему. Эдгар и Эдит все время сидели, склонившись друг к другу, и шептались. Не знаю о чем. — Вейн взялся за пуговицы жилета, и Пейшенс затаила дыхание. — Эдмонд опять уступил своей музе. Анджела тихо радуется найденному гребешку. Генри слоняется без дела, так как ему не с кем сыграть в бильярд. — Она немного отошла в сторону, чтобы не мешать Вейну снимать жилет. — Ой, было кое-что интересное! Миссис Чедуик тихо попросила у Минни и у меня разрешения обыскать бюро Джерарда. Она надеется найти там вторую сережку. Бедняжка! Что еще мы могли для нее сделать? Я пошла с ней. Мы искали везде, осмотрели все ящики. Но сережки так и не нашли.

Вейн развязал шелковый галстук, стянул его с шеи и зажал в руке.

— Итак, — сказал он, — до настоящего момента здесь ничего не произошло.

Взгляд Пейшенс был прикован к длинной полоске шелка. Она попыталась ответить, но не смогла и просто замотала головой.

— Отлично. — Вейн небрежно бросил галстук на сюртук. — Значит, тебя ничто не будет отвлекать.

Пейшенс мгновенно перевела взгляд на его лицо.

— От чего?

— От темы, которую нужно обсудить.

— Ты хочешь что-то обсудить? — Она глубоко вздохнула, стараясь остановить головокружение.

— Тебя. Меня. Нас.

Пейшенс с усилием подняла одну бровь.

— Что значит «нас»?

У Вейна задергалась щека. Краешком глаза Пейшенс увидела, что он сжал кулаки.

— Я, — начал он, — дошел до предела. — Он приблизился к ней, и она отступила на шаг. — Мне не нравится сложившаяся ситуация, потому что личности вроде Элис Колби считают себя вправе набрасываться на тебя. Не важно, что породило эту ситуацию — мои действия или что-то иное. — Вейн снова шагнул вперед, и Пейшенс инстинктивно попятилась. — Я не могу и не буду мириться с ситуацией, которая так или иначе порочит твое имя, даже если причиной тому являюсь я.

Вейн продолжал наступать, а Пейшенс — отступать. Ей хотелось убежать подальше от него, но она не решалась отвести от него взгляд.

— Тогда что ты здесь делаешь?

Он поймал ее в ловушку, загипнотизировал — она знала, что он скоро нанесет удар. Как бы подтверждая это, он прищурился и вытащил рубашку из бриджей, а потом стал расстегивать пуговицы, продолжая наступать и загоняя ее к кровати.

— Я здесь, потому что не вижу смысла быть где-то еще, — отчеканил он. — Ты принадлежишь мне навсегда, ты спишь со мной. Если ты собираешься лечь спать, следовательно, и я тоже. Если ты еще не считаешь мою кровать своей, то я твою — считаю.

— Ты же сказал, что не хочешь порочить мое имя.

Вейн распахнул полы рубашки. Пейшенс не знала, куда смотреть. Вернее, куда ей хочется смотреть больше.

— Абсолютно правильно. Поэтому ты должна выйти за меня. Именно это и нужно обсудить. — Он быстро развязал тесемки на манжетах.

Пейшенс застыла как громом пораженная.

— Я не должна выходить за тебя.

Вейн снял рубашку.

— В таком смысле — нет. Для тебя брак со мной неизбежен. И ты убедишься в этом.

Рубашка упала на пол. И Вейн шагнул к Пейшенс.

Она в панике сделала несколько шагов назад — и уперлась спиной в столбик балдахина. Бежать было поздно, потому что Вейн уже поймал ее в кольцо своих рук.

Судорожно вздохнув, Пейшенс посмотрела ему в глаза.

— Я же сказала, что просто не выйду за тебя.

— Думаю, я могу гарантировать, что в нашем браке не будет ничего простого.

Пейшенс собралась резко осадить его, но он закрыл ей рот поцелуем, таким страстным, что, когда оторвался от нее, она цеплялась за столбик, чтобы не упасть.

— Выслушай меня, — прошептал он.

Пейшенс замерла. Она ждала, а сердце ее бешено стучало.

— В свете меня считают холодным — с тобой же я никогда не бываю холоден. Я горю, я пылаю от желания. Если мы с тобой в одной комнате, я могу думать только о том, как ты будешь изливать свой пыл на меня. У меня репутация очень осторожного и благоразумного человека. А теперь взгляни на меня: я совратил племянницу своей крестной! Я открыто сплю с ней даже в доме крестной. — Он мрачно усмехнулся. — Хватит осторожности.

Вейн глубоко вздохнул, и при этом его грудь коснулась ее сосков.

— А что касается хваленого, даже легендарного умения владеть собой, то оно испаряется, как вода на раскаленном железе, стоит мне только войти в тебя.

Пейшенс не знала, что подтолкнуло ее. Его лицо было так близко — и она легонько куснула его за нижнюю губу.

— Я же предложила тебе расстаться — плакать не буду.

Напряжение, пульсировавшее в нем, немного спало. Вздохнув, он прижался губами к ее лбу.

— Дело не в этом. — Помолчав, Вейн продолжил: — Мне не нравится терять самообладание в тебе, это все равно что терять себя — в тебе.

Пейшенс почувствовала, что им снова овладело напряжение.

— Отдаваясь тебе, я отдаю себя в твою власть.

Пейшенс млела от звука его голоса. Закрыв глаза, она сделала глубокий вдох:

— А тебе это не нравится.

— Не нравится, и в то же время я страстно желаю этого. Я не одобряю этого и стремлюсь к этому. — Его дыхание щекотало ей щеку. — Ты понимаешь? У меня нет выбора. — Он набрал в грудь побольше воздуха: — Я люблю тебя.

Пейшенс затрепетала, окунувшись в эти долгожданные слова.

— То, что я теряю себя в тебе, отдаю свое сердце и душу в твою власть, — все это часть моей любви. — Он нежно коснулся губами ее губ. — И мое доверие к тебе — тоже часть любви.

Снова ощутив легкое прикосновение его губ, Пейшенс решила не ждать. Она поцеловала его, сжав ладонями лицо. Пусть он узнает — и почувствует — ее ответ на его слова!

И Вейн почувствовал, ощутил в полной мере. Он обнял ее с такой силой, что она едва не задохнулась, и они погрузились в захлестнувший их поток.

Серебристо-золотой, он обвивался вокруг них, наполняя каждое прикосновение волшебством. Он окутывал их сиянием и вплетался в их прерывистое дыхание. Он объединил в себе все: и сиюминутное влечение, и надежду на будущее, и неземной восторг, и земное наслаждение. Он обещал дарить им радость и сейчас, и всегда.

Вейн с тихим стоном отстранился и сорвал с себя бриджи. Пейшенс отбросила шаль и развязала тесемки под грудью. Сорочка соскользнула с ее плеч и упала на пол. Вейн раскрыл объятия, и Пейшенс прижалась к нему всем телом. Их губы соединились, и страсть вырвалась на волю.

Он нежно уложил Пейшенс на кровать, и она, раскинувшись перед ним, самозабвенно приняла его в себя.

На этот раз их соитие не было сдержанным. Страсть и желание расцвели пышным цветом, изгнав самообладание и здравомыслие. Пейшенс и Вейн стали едины — ив мыслях, и в действиях. И наслаждение, и восторг стали для них общими. Они снова и снова отдавали себя полностью, без остатка, но их души казались неисчерпаемыми.

Они вместе устремлялись к мерцающему свету, более могущественному, чем все силы в мире, и более ценному, чем все золото на земле.

Когда последняя волна вознесла их на гребень, они, слившись воедино, рухнули в водоворот, а потом, утолив жажду, долго плыли по течению. Наконец их одолел сон.

И они погрузились в блаженство — наиболее желанное из всех благодатей.

Во всем, что произошло потом, была виновата исключительно Мист.

Проснувшись, Вейн, как и в предыдущий раз, обнаружил, что кошка опять облюбовала его грудь, свернулась клубочком и мурлычет от удовольствия. Он сонно почесал ее за ухом и посмотрел в окно. Небо начало светлеть.

Им с Пейшенс надо поговорить.

Вейн убрал руку с головы кошки, и та немедленно выпустила когти.

Вейн зашипел и свирепо посмотрел на нее:

— Твои когти опаснее, чем твоя хозяйка.

— М-м? — Из-под одеяла показалась голова Пейшенс. Вейн указал на кошку:

— Я собирался попросить тебя убрать с меня этого хищника. Пейшенс удивленно заморгала, потом перевела взгляд на его грудь.

— Ой, Мист! — Приподнявшись на локте, она взяла кошку. — Слезай, Мист. Ну-ка давай! — Она перегнулась через Вейна, и когда ее живот прижался к его паху, он шумно втянул в себя воздух.

Усмехнувшись, Пейшенс опустила Мист на край кровати.

— Уходи. — Проследив за тем, как кошка, обидевшись, спрыгнула на пол, она уже хотела вернуться на свое место. И вдруг остановилась.

— Гм… — Обнаружив, что ее рот находится рядом с его грудью, она высунула язык и лизнула его сосок. Он дернулся, и она довольно улыбнулась. — Очень интересно!

Вейн думал, что Пейшенс ляжет рядом. Однако она легла на него.

Он нахмурился:

— Пейшенс…

Он ощутил тепло ее тела, шелковистость ее кожи. Его охватило дикое возбуждение, и он сразу забыл, что хотел сказать.

— Да? — По тону ее можно было безошибочно определить, что она что-то задумала, осыпая грудь Вейна поцелуями. Вейн призвал на помощь свое хваленое самообладание:

— Пейшенс, нам надо… — Его прервал стон, и он с изумлением понял, что это его стон. Все его тело напряглось, отзываясь на ее безыскусную ласку, на легкие прикосновения, на чувственный смех.

Неожиданно ее мягкие пальчики пробежались по его члену, потом сомкнулись на нем. Она медленно задвигала рукой вниз и вверх, не скрывая своей радости при виде его беспомощности.

— Боже, Боже, женщина! Что?..

Его голос сорвался на сладостный стон. Он закрыл глаза и на мгновение отдался во власть обжигающей страсти, а затем попытался перехватить ее руку, но потерпел крах. Она радостно засмеялась.

— Тебе не нравится? — дразнящим тоном задала она вопрос и с головой нырнула под одеяло. — Может, так будет лучше?

Так действительно было лучше, но Вейн был не в силах сказать это, потому что сосредоточился на прикосновении ее жаркого влажного языка и нежных губ. Она не имеет ни малейшего представления о том, что делает, — и слава Богу. Он и так на краю гибели. Прибавь ей немного опыта — и он бы уже умер.

Он облизал внезапно пересохшие губы.

— Кто, черт побери, тебя надоумил?

— Никто, просто слушала болтовню горничных.

Мысленно прокляв всех этих распутных горничных, Вейн собрал остатки самообладания. Она зашла слишком далеко! Сунув руки под одеяло, он попытался оттолкнуть ее голову.

Но она просто передвинулась.

И он ощутил, как его член погрузился во влажное пекло.

Он судорожно сжал ее голову, все его тело охватила дрожь. Ему показалось, что он сейчас умрет. От сердечного приступа. Внезапно Пейшенс выпустила его. Он застонал, и она снова взяла его в рот. Он закрыл глаза и сдался.

Теперь он был полностью в ее власти.

Она знала это и стала наслаждаться вновь обретенным господством над ним. В полной мере. Углубляясь в новую область знаний. Совершенствуясь и изобретая.

Пока Вейн не вырвался из ее руки, не схватил ее за талию и не усадил на себя. Он умело вошел в нее, она, вскрикнув, вжалась в него и изо всех сил стиснула его предплечья. Опершись на колени, оттолкнула его руки, чтобы они не мешали ей задавать ритм, и задвигалась.

Но его руки не остались без дела. Он гладил ее грудь, губами пощипывая ее за соски. Стремительность этой скачки нарастала до тех пор, пока они, достигнув пределов мира, не ринулись ввысь, паря на крыльях божественного восторга.

У них не было времени на разговоры, на обсуждение каких-либо проблем. К тому моменту, когда дом уже начал просыпаться, а Вейн, слегка раздраженный, собрался уходить, Пейшенс уже не могла мыслить здраво.

Четыре часа спустя Пейшенс сидела за завтраком. И улыбалась. Блаженно. Прежде чем выйти из комнаты, она посмотрела на свое отражение в зеркале. Все ее попытки спрятать безбрежную радость не привели к успеху.

Проснувшись, она увидела в комнате служанку, которая тихонько вычищала камин. Вейна нигде не было. И слава Богу! Если бы служанка увидела его в том виде, в каком видела его она, с ней бы случился припадок. Нежась в кровати, выглядевшей так, будто по ней пронесся смерч, Пейшенс думала о том, как сообщить Минни свою новость. В конце концов она решила подождать до тех пор, пока они с Вейном не обсудят детали. Судя по тому, что она узнала о Кинстерах и что ей рассказала Минни, после объявления о помолвке они идут к цели, сокрушая все препятствия на своем пути. И все происходит легко и просто.

Пейшенс вспоминала объяснение Вейна, анализируя каждое слово. Нет, она уже не сомневалась ни в искренности, ни в силе его чувств. Эта проблема больше не беспокоила ее. Возможно, она требовала от него слишком многого, желая услышать признания в любви? Мужчины типа Кинстеров не умеют с легкостью произносить это слово. Они не из тех, кто с готовностью дарит свою «любовь», но если это происходит, то, как ее предупредила Минни, они предпочитают не говорить об этом.

А Вейн заговорил.

Простыми словами, в искренности которых она не сомневалась. Она хотела этого, нуждалась в этом. И он исполнил ее желание. Хотя для него это и было непросто.

Удивительно ли, что у нее легко на душе, что ее душа поет от радости?

В доме же у всех, как и вчера, было подавленное настроение. Пустой стул Джерарда обрекал на неудачу все попытки завести светскую беседу. Только Минни и Тиммз, сидевшие на противоположном конце стола, вели себя как всегда. Пейшенс улыбнулась тетке, полагая, что та поймет ее.

Но в ответ Минни недовольно покачала головой и нахмурилась. Вспомнив о роли сестры, которая должна мучиться и переживать за юного брата, готовящегося предстать перед судом, Пейшенс постаралась придать лицу соответствующее выражение.

— Вы что-нибудь слышали? — Генри кивнул на пустой стул Джерарда.

Пейшенс спрятала лицо за чашку.

— Я не слышала ни о каких обвинениях.

— Думаю, после полудня мы все узнаем. — Уиттиком, холодный, суровый, потянулся за кофейником. — Вчера магистрата не оказалось на месте. Полагаю, воровство — это довольно распространенное преступление.

Эдгар неловко заерзал. Агата Чедуик выглядела потрясенной. Но никто ничего не сказал.

Покашляв, Генри обратился к Эдмонду:

— Куда мы сегодня пойдем, а?

— Я что-то не в настроении. Наверное, примусь за свою пьесу.

Генри мрачно посмотрел на него.

Наступило молчание.

Уиттиком откинулся на спинку стула и повернулся к Минни:

— Приносим свои извинения, кузина, но боюсь, что нам с Элис нужно вернуться в Беллами-Холл. — Он промокнул губы салфеткой и отложил ее. — Мы, как вам известно, непреклонны в своих убеждениях. Наверное, кто-то назовет нас старомодными. Но ни моя дорогая сестра, ни я не можем поддерживать тесные отношения с теми, кто нарушает общепринятые моральные принципы. — Он долго молчал, чтобы подчеркнуть значение сказанного, потом вкрадчиво улыбнулся. — Конечно, мы понимаем вас, удивляемся вашей преданности, хотя и необоснованной, как ни грустно это признать. Как бы то ни было, мы с Элис просим разрешения уехать в Холл и там ждать вашего возвращения.

И он подобострастно поклонился Минни.

Все посмотрели на нее, но по ее лицу ничего нельзя было понять. Она внимательно смотрела на Уиттикома, а потом важно кивнула:

— Если вы желаете этого, то, конечно, можете ехать в Холл. Только предупреждаю вас: в ближайшее время я не намерена возвращаться туда.

Уиттиком благодарственно прижал руку к груди.

— Нет надобности беспокоиться о нас, кузина. Нам с Элис вполне хватит общества друг друга. — Он посмотрел на одетую в черное сестру, которая за весь завтрак ни разу не подняла глаз от своей тарелки, — С вашего разрешения, — продолжал он, — мы тронемся в путь немедленно. Кажется, погода скоро испортится, к тому же у нас нет причин откладывать отъезд. — Он посмотрел на Минни, потом обратился к стоявшему за ее стулом Мастерсу: — Наши чемоданы можно отправить следом.

Минни повернулась к Мастерсу, и тот поклонился ей:

— Я все устрою, мэм.

Уиттиком, встав, одарил Минни подобострастной, заискивающей улыбкой.

— Пойдем, Элис. Нужно собрать вещи.

Не промолвив ни слова, ни на кого не посмотрев, Элис поднялась и пошла за братом.

Едва дверь за ними закрылась, Пейшенс взглянула на тетку. Та подала ей знак молчать.

И Пейшенс занялась своим тостом.

Через несколько минут Минни вздохнула и отодвинулась от стола:

— О Боже! Пойду немного отдохну. Сколько всего произошло! — Сокрушенно покачав головой, она встала и устремила взгляд на племянницу. — Пейшенс?

Пейшенс не надо было звать дважды. Она тут же бросила свою салфетку на стол и поспешила на помощь Тиммз. Так, втроем, они добрели до комнаты Минни, по дороге приказав Слиго подняться наверх.

Тот явился, когда Минни усаживалась в кресло.

— Уиттиком так и рвется в Холл. — Она указала тростью на Слиго. — Поезжайте за моим крестником, и побыстрее! Даже если он спит, — покосилась она на Пейшенс, — вытащите его из постели и скажите, что наш зайчик удирает.

— Слушаюсь, мэм! Сейчас же, мэм! — Слиго устремился к двери. — Даже если он в ночной сорочке.

Минни мрачно усмехнулась:

— Правильно! — И постучала тростью по полу. — И не опоздайте. — Потом повернулась к Пейшенс: — Если выяснится, что за всем стоит это ничтожество Уиттиком, я откажусь от него.

Пейшенс сжала руку тетки.

— Давайте подождем Вейна и спросим его мнение.

Однако возникла проблема: никто не знал, где Кинстер. Слито вернулся на Олдфорд-стрит через час и доложил, что он объездил все места, где мог находиться Вейн, но так и не нашел его. Минни отругала Слиго, велела ему опять отправляться на поиски и без Вейна не возвращаться.

— Где он может быть? — обратилась она к Пейшенс. Озадаченная, та пожала плечами:

— Я думала, он поехал домой, на Керзон-стрит. Невозможно, чтобы он разгуливал по улицам в мятом галстуке! Кто угодно, только не Вейн Кинстер.

— Он не говорил тебе, что собирается за кем-то проследить? — спросила Тиммз.

— У меня создалось впечатление, что он исчерпал все возможности.

— И у меня тоже, — вздохнула Минни. — Тогда где же он?

Никто не ответил. А Слиго все не возвращался.

Близился вечер. Минни, Тиммз и Пейшенс были на грани срыва. Уиттиком и Элис уехали в полдень в наемном экипаже. Их чемоданы стояли в холле, ожидая, когда за ними прибудет ломовой извозчик. Уже давно миновало время обеда, обитатели дома разбрелись кто куда: Эдмонд и Генри играли в бильярд; Генерал и Эдгар отправились на прогулку в Таттерсоллс; Эдит плела кружево в гостиной в обществе миссис Чедуик и Анджелы.

Пейшенс и Тиммз периодически сменяли друг друга на наблюдательном посту у окна в комнате Минни. Именно Пей-шенс увидела, как кабриолет Вейна остановился у дома.

— Приехал!

— Оставайся здесь! — приказала ей Минни. — И пожалуйста, прибереги свои эмоции. Я хочу знать, где он был.

Вскоре Вейн, как всегда элегантный, вошел в комнату. Быстро взглянув на Пейшенс, он подошел к крестной и поцеловал ее в щеку.

— Где, ради всего святого, ты был? — требовательно спросила она.

— Занимался делами. Слиго передал мне, что Уиттиком уехал. Зачем вы хотели меня видеть?

Минни ошеломленно уставилась на него, а потом шлепнула по ноге.

— Чтобы узнать, как быть дальше, естественно! — Изумление в ее глазах сменилось возмущением. — Только не испытывай на мне знаменитое своеволие Кинстеров!

У Вейна от удивления брови поползли на лоб.

— Я даже не думал об этом! Для паники нет никаких причин. Уиттиком и Элис уехали. Я поеду за ними и выясню, что они замышляют. Все просто.

— Я тоже поеду, — объявила Минни. — Если племянник Хамфри — негодяй, то я должна лично убедиться в этом… ради Хамфри. Ведь, в конце концов, мне решать, что делать.

— А я, естественно, поеду с Минни, — добавила Тиммз.

Пейшенс перехватила взгляд Вейна.

— Если вы думаете, что я останусь, то сильно ошибаетесь! Джерард мой брат, и если это Уиттиком ударил его по голове… — Она не договорила, но выражение ее лица было красноречивее любых слов.

Вейн вздохнул:

— Нет никакой надобности…

— Кинстер! Должен показать вам… — Грохоча сапогами, в комнату стремительно вошел Генерал. За ним ворвался Эдгар. Увидев Минни, Генерал покраснел и поклонился: — Мои извинения, Минни. Думаю, вам всем будет интересно. Взгляните!

Он подошел к Минни и неловким движением бросил что-то ей на колени.

— Великий Боже! — Минни не могла скрыть удивления. — Серьга Агаты! — Она повернулась к Генералу: — Вторая?

— Очевидно, — вмешался Эдгар. — Мы нашли ее в слоне в холле.

— В слоне? — Вейн изумленно переводил взгляд с Эдгара на Генерала.

— Индийская штуковина. Хитрое изобретение. Сразу узнал его. Видел такие в Индии, понимаете ли. Не смог удержаться и открыл его. Чтобы показать Эдгару. Вся хитрость в одном из бивней. Поверни его, и зверюга откроется. Индусы хранили в них сокровища.

— Он полон песка, — сказал Эдгар. — Очень мелкого, белого.

— Он для утяжеления, — пояснил Генерал. — Песок придает зверюге устойчивость, а сокровища прячут в песок. Я зачерпнул горсть, чтобы показать Эдгару. Ну и остроглазый же он! Заметил сверкание этой висюльки.

— Ну и насорили мы там, откапывая ее! — Эдгар взглянул на сережку. — Ведь это принадлежит Агате, да?

— Что?

Все повернули головы. В комнату вошла миссис Чедуик, Сопровождаемая Анджелой и Эдит Суитинс.

— Мы услышали шум… — начала извиняться миссис Чедуик перед Минни.

— Все в порядке. — Минни протянула ей серьгу. — Кажется, это ваше?

Агата взяла сережку. Ее счастливая улыбка была ответом на вопрос.

— Где она была? — обратилась она к Минни, и та взглянула на Вейна.

А тот ошеломленно качал головой:

— В комнате Элис Колби, в слоне, стоявшем у камина.

— В холле полно песку! — Миссис Хендерсон влетела в комнату. За ней трусили Генри, Эдмонд и Мастерс. Миссис Хендерсон указала на Генри: — Мистер Чедуик поскользнулся и едва не разбил голову. — Она многозначительно посмотрела на Вейна. — Песок из этого отвратительного слона!

— Батюшки! — Взгляд Эдмонда упал на серьгу в руке миссис Чедуик. — Что происходит?

На него посыпался град ответов. Воспользовавшись всеобщей неразберихой, Вейн стал бочком пробираться к двери.

— Стоять! — Гвалт прекратился, как по мановению волшебной палочки. Минни замахнулась на Вейна тростью. — Даже не думай оставлять нас.

Пейшенс резко повернулась и долго испепеляла Вейна взглядом.

— В чем дело? — допытывался Эдмонд.

Минни, сложив руки на груди, фыркнула и посмотрела на Вейна. Взгляды остальных тоже обратились на него.

— Дело обстоит так, — вздохнул он.

Он говорил, что тот, кто попытается поскорее вернуться из Лондона в Холл, вероятнее всего, и есть Фантом, и о том, что этот самый Фантом, вероятнее всего, ударил Джерарда и бросил его без сознания в руинах. У всех это вызвало страшное возмущение.

— Колби! Ну, знаете ли! — негодовал Генри. — Сначала он вырубает Джерарда, потом выставляет его вором, а после этого злорадствует с таким… таким… высокомерием! — Он одернул сюртук. — Рассчитывайте на меня. Мне очень хочется взглянуть, как Уиттиком получит по заслугам.

— Гениальная мысль! — улыбнулся Эдмонд. — Я тоже еду.

— И я! — отчеканил Генерал. — Наверное, Колби знал, что его сестра воровка. Или это был он. А комнату сестры использовал как тайник. Этот прохвост подговорил меня послать за сыщиками. Мне бы и в голову не пришло, если б не он. Повесить его!

Вейн опять вздохнул:

— Нет никакой надобности…

— Я тоже еду. — Агата Чедуик гордо вскинула голову. — Кто бы ни был вором, кто бы ни оболгал Джерарда, я хочу посмотреть, как восторжествует справедливость!

— Верно! — решительно закивала головой Эдит Суитинс. — Обыскали даже мою сумку для рукоделия, и все из-за вора. Мне очень хочется услышать его — или ее — объяснение.

Вейн понял, что спорить бесполезно. За несколько минут все обитатели дома, кроме Мастерса и миссис Хендерсон, приняли решение незамедлительно ехать за Уиттикомом и Элис в Холл.

Подойдя, к Минни и наклонившись, он процедил сквозь зубы:

— Я возьму с собой Пейшенс и Джерарда. Что касается остальных, я бы предпочел, чтобы все остались в Лондоне. Если же вам хочется в непогоду мотаться по графствам, организовывайте это путешествие сами. Однако, — вознегодовал он, — что бы вы ни решили, помните: подъезжать к дому надо по проселочной дороге, а не по главной. И не приближайтесь к дому. Не ходите дальше второго сарая.

Они обменялись воинственными взглядами, и Минни гордо вздернула подбородок:

— Там мы тебя и будем ждать.

С трудом сдержав поток проклятий, Вейн схватил Пейшенс за руку и потащил ее за собой. В коридоре он бросил через плечо:

— Захвати пальто. Пойдет снег.

— Встретимся снаружи, — сказала Пейшенс.

Через несколько минут она уже стояла внизу, ежась от холода. Вейн помог ей забраться в кабриолет и, сев рядом, погнал лошадей на Гросвенор-сквер.

— Итак, лед тронулся. — Девил улыбнулся Вейну, вошедшему в библиотеку. — Кто?

— Колби. — Вейн кивнул Джерарду, сидевшему на подлокотнике кресла рядом с Девилом. Сам же Девил расположился на коврике у камина.

Последнее очень удивило Пейшенс. Но, подойдя поближе, она увидела на коврике крохотное существо, махавшее кулачками и сучившее ножками. Широкие плечи Девила надежно защищали его от летящих искр.

Девил проследил за ее взглядом и усмехнулся:

— Позвольте представить вам Себастьяна, маркиза Эрит. Моего наследника.

Он произнес это с такой глубокой любовью, что Пейшенс неожиданно для себя мечтательно улыбнулась. Девил поглаживал малыша по животику, а тот гукал и пытался поймать отцовский палец. Оторвавшись от этой восхитительной картины, Пейшенс посмотрела на Вейна. Он тоже улыбался и — что было совершенно очевидно — не находил ничего странного в том, что его властный и могущественный кузен нянчится с малышом.

Пейшенс перевела взгляд на Джерарда. Юноша рассмеялся, когда Себастьян все же ухватился за палец.

— Вейн? — Все повернулись к появившейся на пороге Онории. — А, Пейшенс! — Она приветствовала ее так, будто они давно уже были родственницами, обняла и на секунду прижалась к ней щекой. — Что случилось?

Вейн объяснил ей все. Онория, ошеломленная, опустилась на кушетку. Пейшенс обратила внимание на то, что Онория не забрала ребенка у Девила и лишь изредка поглядывала на них. Когда Себастьяну надоело играть с отцовским пальцем и он, услышав голос матери, стал проситься к ней, Девил передал его Онории.

— Колби опасен?

Вейн покачал головой:

— Нет, в нашем понимании.

Пейшенс не надо было уточнять, каково их понимание. Девил встал, и создалось впечатление, будто комната стала меньше.

— Завтра мы уезжаем в Плейс, — с улыбкой объявил он. Если бы Вейн сказал об опасности, Девил обязательно бы отправился вместе с ним, — это ни у кого не вызывало сомнений. — Приезжай к нам, когда закончишь с делами у Минин, — предложил он.

— Обязательно, — поддержала мужа Онория. — Надо обсудить организационные вопросы.

Пейшенс изумленно посмотрела на нее. Онория улыбнулась, искренне, дружелюбно. Девил и Вейн устремили на женщин непроницаемые взгляды и со страдальческим видом переглянулись.

— Я провожу вас, — сказал Девил.

Онория, с Себастьяном на руках, тоже пошла провожать. Пока они в холле ждали Джерарда, отправившегося за пальто, малыш заинтересовался сережкой и принялся дергать ее. Заметив это, Девил, ни на секунду не прервав своей беседы с Вейном, забрал у жены ребенка и прижал его к груди. Малыш сразу же заинтересовался булавкой для галстука с бриллиантом. Воркуя, он радостно вцепился в нее и начал разрушать узел, называвшийся «Трон любви». Пейшенс была до глубины души потрясена тем, что никто — ни Девил, ни Вейн, ни Онория — не увидели в этом ничего особенного.

Час спустя, когда Лондон был далеко позади, Пейшенс все еще размышляла о Девиле, его жене и сыне. И об атмосфере тепла, уюта и радушия, царившей в их элегантном доме. Кинстеры воспринимали семью и то, что ей сопутствует — взаимную любовь и привязанность, — как нечто должное. Ей же так и не довелось узнать, что это такое.

Ее самой затаенной, пылкой и страстной мечтой было иметь семью.

Пейшенс посмотрела на Вейна и улыбнулась. С ним ее мечта осуществится. Она уже приняла решение и знала, что поступает правильно. Увидеть, как он играет с их сыном на коврике у камина, — это теперь ее главная цель.

Это и его цель — ей не надо было спрашивать его, чтобы понять это. Ведь он Кинстер — в этом вся суть. Семья. Самое важное в их жизни.

— Тебе тепло? — встревожился Вейн.

Пейшенс не могла замерзнуть, потому что была зажата между ним и Джерардом и к тому же укутана двумя полстями.

— Мне хорошо, — улыбнулась она. — Не беспокойся.

Вейн что-то пробурчал себе под нос.

Тем временем сумерки сгущались, небо затянули тяжелые серые облака. Дул обжигающе холодный ветер.

Сильные лошади несли кабриолет вперед, колеса ритмично стучали по укатанной щебенке. Сумерки постепенно уступали место ночи.

Они спешили в Беллами-Холл, к последнему акту долгой пьесы, к финальному появлению на публике Фантома и таинственного вора. Они опустят занавес, актеры разойдутся по домам, и каждый заживет своей жизнью.

И будет строить свою мечту.

Глава 22

Стояла непроглядная тьма, когда Вейн съехал на проселочную дорогу, ведущую к конюшням Беллами-Холла. Сильно похолодало, и морды лошадей окутывало облачко пара.

— Сегодня будет густой туман, — прошептал Вейн.

Пейшенс, прижавшись к нему, кивнула.

Вдали виднелся сарай, второй из двух. Вейн мысленно помолился, но его мольба не была услышана. Он въехал в сарай и увидел там всю компанию, даже Мист. Они топтались у противоположных ворот и усердно вглядывались во мрак, в котором вырисовывались очертания другого сарая, конюшни и дома.

Вейн спрыгнул с кабриолета и помог слезть Пейшенс. Все тут же устремились им навстречу, с Мист во главе. Вейн помог Даггану и Джерарду распрячь серых и, поморщившись, подошел к шепчущейся группке, собравшейся в центре.

— Если ты намереваешься приказать нам ждать в этом продуваемом всеми ветрами сарае, то можешь не тратить силы! — тут же заявила Минни.

Ее воинственный настрой выражался не только в интонациях, но и в позе. Тиммз, естественно, поддержала ее, энергично закивав. Все остальные члены этой разношерстной компании были преисполнены непреклонной решимости узнать правду.

Генерал выразил общее настроение:

— Негодяй командовал тут нами — он должен заплатить за это, понимаете ли.

Вейн оглядел их суровые лица.

— Хорошо, — раздраженно процедил он. — Но если кто-нибудь из вас издаст хоть малейший звук, тем самым предупредив Колби до того, как мы получим доказательства, — он сделал многозначительную паузу, — ему придется отвечать передо мной. Всем понятно?

Все кивнули.

— Вы должны делать так, как я скажу. — Он посмотрел на Эдмонда и Генри. — Обойдемся без гениальных идей и неожиданных изменений в плане.

— Ладно, — кивнул Эдмонд.

— Несомненно, — поклялся Генри.

Вейн снова оглядел всех участников операции. Все были серьезны и выглядели смиренными. Он заскрипел зубами и схватил Пейшенс за руку.

— Тогда пошли. И всем молчать!

Он направился к первому сараю. На полдороге, под прикрытием конюшни, он остановился и подождал, когда его догонят остальные.

— Не ступайте по гравию, — предупредил он. — Идите по траве. В тумане звуки разносятся далеко. Они могут быть где угодно: и в кухне, и снаружи.

Вейн пошел дальше, не заботясь о том, как Минни будет выполнять его указание. В настоящий момент надо сосредоточиться на другом.

Например, на том, где Гришем.

Сопровождаемый Пейшенс и Джерардом, Вейн добрался до конюшни.

— Ждите здесь, — прошептал он. — И задержите остальных. Я сейчас вернусь.

И он нырнул в темноту. Ему меньше всего хотелось, чтобы Гришем решил, будто они разбойники, и поднял тревогу.

Однако комната Гришема оказалась пустой. Вейн обследовал дальнюю часть конюшни и увидел Даггана, тот уже осмотрел комнаты грумов. Он покачал головой и одними губами произнес:

— Никого.

Вейн кивнул. Минни говорила, что дала отпуск большинству слуг.

— Попробуем пройти через черный ход. — Можно пробраться и через окно в дальней гостиной — это крыло располагается дальше всего от библиотеки, любимого прибежища Уиттикома. — Идите за мной, только не толпитесь. И помните: ни звука!

Тихо чертыхнувшись, Вейн направился к живой изгороди. Высокие кусты надежно скрывали их, а плотная трава заглушала шаги. Когда изгородь закончилась и они оказались перед лужайкой, вдали появился огонек.

Все застыли как вкопанные. Огонек исчез.

— Ждите здесь, — сказал Вейн, прокрался вперед и окинул взглядом лужайку. Очертания дома были четкими, он даже различил дверь черного хода. Однако огонек появился со стороны руин. Значит, сегодня ночью Фантом вышел на охоту.

Огонек появился снова, и Вейн даже успел разглядеть крупную фигуру мужчины, направлявшегося в их сторону.

— Назад! — прошипел он, толкая Пейшенс. Та пробралась к нему в кусты.

Вдруг мужчина вышел на дорожку и поравнялся с ними. Вейн обхватил его за шею, Дагган заломил ему руку. Мужчина начал вырываться.

— Я Кинстер! — прошептал Вейн, и мужчина затих.

— Хвала небесам! — Вейн выпустил Гришема и махнул рукой остальным.

— Я не знал, что делать. — Гришем потер шею. Впереди среди руин все еще мелькал огонек.

— Что случилось? — спросил Вейн у Гришема.

— Колби прибыли ближе к вечеру. Я решил, что это именно то, чего мы ждали. Я им сразу заявил, что в доме только я и две горничные. Колби, кажется, был очень доволен. Он затопил камин в библиотеке и приказал пораньше подать ужин. После этого предложил нам идти спать, да с таким видом, будто делал огромное одолжение. — Гришем тихо фыркнул. — Я, естественно, проследил за ними. Они немного подождали, потом взяли лампу из библиотеки и пошли к руинам.

Гришем оглянулся. Вейн тоже посмотрел вдаль, а потом дал ему знак продолжать. У них еще оставалось несколько минут до того, как даже шептаться будет опасно.

— Они прошли до покоев настоятеля, — рассказывал Гришем. — Я старался держаться поближе. Мисс Колби всю дорогу ворчала, но я ничего не разобрал. Они прямиком направились к той плите, о которой я вам говорил. Очень тщательно проверили, чтобы убедиться, не поднимали ли ее. Колби был очень доволен собой. Потом они пошли назад. Я поспешил сюда, чтобы вовремя быть на месте и увидеть продолжение.

— И каково будет продолжение? — спросил Вейн удивленно.

Огонек мелькнул гораздо ближе, чем прежде. Все замерли. Вейн и Пейшенс выглянули из-за края живой изгороди. Остальные сгрудились у проема в изгороди, откуда была видна дверь черного хода.

— Это нечестно! Не понимаю, почему ты должен был отдать мои сокровища? — Недовольное нытье Элис Колби ясно слышалось в морозном воздухе. — У тебя будут сокровища, а у меня — ничего!

— Я же сказал, что те вещи были не твои! — Чувствовалось, что Уиттиком злится. — Я думал, что в последний раз тебя чему-то научил. Я не хочу, чтобы тебя поймали с чужими вещами. Мне страшно от одной мысли, что я буду братом воровки!

— Твое сокровище тоже не твое!

— Это другое. — Уиттиком подошел к двери, оглянулся на плетущуюся за ним Элис и презрительно хмыкнул: — Хорошо, что на этот раз от твоей маленькой слабости была хоть какая-то польза. Как раз то, что надо, чтобы отвлечь внимание Кинстера. Пока он разбирается с юным Деббингтоном, я закончу свое дело.

— Дело? — В голосе Элис слышалось не меньшее презрение, чем в тоне Уиттикома. — Да ты одержим своей дурацкой охотой за сокровищами. Где же они? — нараспев произнесла она.

Уиттиком распахнул дверь.

— Иди в дом.

Продолжая напевать одну и ту же фразу, Элис прошла в дом.

— Опрометью беги через кухню в старую гостиную за библиотекой, — обратился Вейн к Гришему. — Мы подберемся к стеклянным дверям.

Кивнув, Гришем бросился бежать.

Вейн повернулся. Все смотрели на него в молчаливом ожидании.

— Мы обходим дом, быстро и тихо, и идем к террасе. На террасе соблюдать особую осторожность: Уиттиком, вероятнее всего, устроился в библиотеке. Нужно побольше узнать о его сокровищах и выяснить, он ли ударил Джерарда.

Все, как по команде, одновременно кивнули. Едва сдержав страдальческий стон, Вейн пошел к дому.

Они прошли вдоль подъездной аллеи и поднялись на террасу. Мист серой тенью пробежала вперед. Вейн чертыхнулся и взмолился о том, чтобы эта чертова кошка не выдала их.

Гришем, похожий на привидение, уже ждал у стеклянных дверей. Он открыл их, и Вейн вошел в гостиную.

— Они спорят в холле, — шепотом сообщил Гришем, — о том, кому принадлежит какой-то слон.

Вейн оглянулся на Минни, которая с помощью Тиммз и Эдмонда перешагивала через высокий порог. Он пересек комнату и открыл дверцу, скрытую в панелях. За дверцей оказалась еще одна дверь. Она тоже была замаскирована под стенные панели, но уже в библиотеке. Взявшись за щеколду, Вейн бросил суровый взгляд через плечо.

Все послушно затаили дыхание.

Вейн приоткрыл дверцу.

В библиотеке никого не было, только в камине весело плясал огонь.

Оглядев комнату, Вейн обратил внимание на две высоких четырехстворчатых ширмы, которыми летом защищали книжные полки от солнечного света. Ширмы были раздвинуты и загораживали камин.

Вейн подтолкнул Пейшенс вперед, и она, быстрым взглядом окинув библиотеку, стремительно пересекла открытое пространство и скрылась за дальней ширмой.

Не успел Вейн и глазом моргнуть, как за Пейшенс последовал Джерард. Тогда он подал знак остальным и поспешил за своим будущим шурином.

Когда в коридоре послышались шаги, вся компания, исключая Гришема, который предпочел остаться в гостиной, сидела притаившись за ширмами и смотрела в щелочки между створками.

Вейн молил Бога о том, чтобы никто не чихнул.

Дверь библиотеки открылась, и вошел Уиттиком, как всегда надменный.

— Не важно, кому принадлежит слон. Главное то, что вещи, лежавшие в нем, нам не принадлежали!

— Но я хочу их! — Элис гневно сжимала кулаки. Ее лицо покрылось красными пятнами. — Их потеряли, и они стали моими. А ты забрал их! Ты всегда все у меня забираешь!

— Потому что они тебе не принадлежат! — Уиттиком бесцеремонно толкнул сестру в кресло у камина. — Сядь здесь и не шуми!

— Я буду шуметь! — Глаза Элис метали молнии. — Ты всегда говоришь мне, что я не могу иметь то, чего мне хочется, что брать чужие вещи плохо. Но ты же сам намерен забрать аббатские сокровища. А ведь они тебе не принадлежат!

— Это совершенно другое дело! — вспылил Уиттиком и злобно взглянул на Элис. — Я знаю, что тебе трудно понять разницу, но восстановление утерянной церковной тарелки для сбора пожертвований, возрождение величия аббатства Колдчерч — это совсем другое дело!

— Ты же хочешь все забрать себе!

— Нет! — Уиттиком несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и уже значительно тише продолжил: — Я хочу быть тем, кто найдет сокровища. Я намерен передать их властям, но… — Он гордо вскинул голову и расправил плечи, — Слава первооткрывателя будет действительно принадлежать мне! Я буду известен как человек, который благодаря своей глубочайшей эрудиции и безграничной трудоспособности проследил и возвратил утерянную тарелку для пожертвований аббатства Колдчерч.

За ширмой Вейн и Пейшенс переглянулись. Вейн мрачно усмехнулся.

— Замечательно, — буркнула Элис. — Но зачем ты строишь из себя святого? Святой не стал бы бить бедного мальчика камнем по голове.

Уиттиком испепелял сестру взглядом, а Элис самодовольно ухмыльнулась:

— Ты думал, я не знаю? В тот момент я была в комнате нашей дорогой Пейшенс и случайно посмотрела на руины. — На ее губах появилась злобная улыбка. — Я видела, как ты это сделал, видела, как ты подобрал камень, а потом подкрался к нему. Видела, как ты ударил его. О нет, мой дорогой братец, ты не святой!

Уиттиком фыркнул и взмахнул рукой.

— Легкая контузия — я ударил его не сильно. Зато он не закончил рисунок. — Он принялся мерить шагами комнату. — Я до сих пор холодею, когда вспоминаю, как он шарил возле плиты, ведущей в подвал! Удивительно, что я не стукнул его сильнее. Если бы он был полюбопытнее и упомянул об этой плите остальным болванам: Чедуику, Эдмонду или — да простят меня небеса — Эдгару, — один Господь знает, что бы случилось. Эти остолопы просто украли бы мое открытие!

— Твое открытие?

— Мое! Слава будет принадлежать мне! Как бы то ни было, все получилось отлично. Удара по голове оказалось достаточно, чтоб старуха увезла своего драгоценного племянничка в Лондон. И к счастью, остальных. Завтра я найму каких-нибудь бродяг, которые помогут мне поднять плиту, а потом!..

Уиттиком торжествующе повернулся и застыл как громом пораженный, с поднятой рукой, будто бог, принимающий поклонение. Его изумленный взгляд был устремлен в дальний угол комнаты, скрытый в тени. Те, кто прятался за ширмами, насторожились. Никто не видел и даже не догадывался, что так потрясло его.

Его губы несколько раз беззвучно шевельнулись, затем он что-то прорычал. Ужас исказил его черты, и он вытянул руку:

— Что здесь делает эта кошка?

Элис посмотрела в ту же сторону и ответила:

— Это Мист. Кошка Пейшенс.

— Я знаю. — Голос Уиттикома дрожал, взгляд был прикован к одной точке.

Вейн рискнул выглянуть из-за ширмы и увидел Мист, она не моргая смотрела на Уиттикома.

— Но она же в Лондоне! — выдохнул тот. — Как она попала сюда?

Элис пожала плечами:

— В нашем экипаже ее не было.

— Да знаю я!

Кто-то сдавленно хихикнул. Одна из ширм закачалась. Над ширмой появилась рука, придержала ее и исчезла.

Вздохнув, Вейн вышел из-за ширмы. Глаза Уиттикома и так были расширены от ужаса, но при виде Вейна они расширились еще больше.

— Добрый вечер, Колби. — Вейн поманил к себе Минни. За ней выбрались и остальные.

Когда все выстроились перед ширмой, Элис коротко хохотнула:

— Вот и конец твоим тайнам, дорогой братец! — Она откинулась на спинку кресла и злобно усмехнулась.

Уиттиком бросил на нее быстрый взгляд и гордо выпрямился.

— Не знаю, что вы слышали…

— Все! — отчеканил Вейн.

Уиттиком побледнел и посмотрел на Минни, на лице которой читались презрение и неприязнь.

— Почему? — требовательным тоном спросила она. — У вас была крыша над головой, вы были сыты и обуты. Неужели слава так важна для вас, что вы пошли на преступление? Ради чего? Ради глупой мечты?

— Это не глупая мечта! — негодующе возразил Уиттиком. — Тарелка для пожертвований и сокровища аббатства были зарыты еще до Распущения. В аббатских хрониках есть четкое указание на это. Однако после Распущения о них нигде не упоминалось. Мне потребовалась целая вечность, чтобы вычислить, где же они спрятаны. Самым вероятным местом был склеп, но от него остались одни камни. В записях говорится о подвале, но все старые подвалы были давным-давно перекопаны — и ничего не найдено. — Он говорил с чувством собственной значимости. — Только я вычислил, где находится подвал. Он там, я обнаружил люк. — Он с надеждой взглянул на Минни. — Вы увидите завтра. И все поймете. — Он вновь обрел уверенность в себе.

Минни уныло покачала головой:

— Я никогда не пойму, Уиттиком.

Эдгар прокашлялся:

— Боюсь, вы ничего не найдете. Там нечего находить.

— Дилетант! — презрительно скривился Уиттиком. — Что вы знаете об исследовательской работе?

Эдгар пожал плечами:

— Я ничего не знаю об этом, но мне кое-что известно о Беллами. Последний аббат был из этой семьи, только фамилия у него была другая. Он был дедом одного из представителей следующего поколения и рассказывал своим внукам о зарытых сокровищах. Эта легенда передавалась из поколения в поколение до тех пор, пока во времена Реставрации один из Беллами не вернул себе земли аббатства. — Эдгар улыбнулся Минни. — Сокровище — это все, что вокруг нас. — Он обвел рукой помещение. — Тот самый первый Беллами выкопал тарелку для пожертвований и сокровища, когда вступил во владение землей. Он продал их, а на вырученные деньги построил Холл и положил начало благосостоянию семьи. — Он спокойно встретил потрясенный взгляд Уиттикома. — Все это время сокровища были здесь, у нас на глазах.

— Нет, — проговорил Уиттиком, но без прежней убежденности.

— Да, — поддержал Эдгара Вейн. — Если бы вы спросили, я или Гришем рассказали бы вам о том, что подвал был засыпан более ста лет назад. Под плитой вы нашли бы только землю.

Неожиданно глаза Уиттикома стали стеклянными.

— Полагаю, Колби, настало время для извинений, а? — съязвил Генерал.

Уиттиком заморгал и вдруг надменно вскинул голову:

— Не вижу в своих поступках ничего предосудительного, во всяком случае, по стандартам этого общества! — Его лицо исказила злобная гримаса. Он презрительно взмахнул рукой. — К примеру, миссис Агата Чедуик прилагает все силы к тому, чтобы пристроить свою безмозглую дочку и сынка, у которого мозгов не больше, чем у сестры. А Эдмонд Монтроз, поэт и драматург, который так ничего и не написал? А вы, Генерал, а? — Он бросил на него испепеляющий взгляд. — Генерал без войска! Да вы же были просто главным сержантом в пыльной казарме! Не следует забывать и мисс Эдит Суитинс, такую милую, такую кроткую. Нет! Не забывайте ее, а также и то, что она якшается с Эдгаром, неучем от истории, и думает, будто никто об этом не знает! И это в ее-то возрасте! — Уиттиком просто сочился ядом. — И наконец, — громко произнес он, — мисс Пейшенс Деббингтон, племянница нашей уважаемой хозяйки…

Бум! Уиттиком пролетел пару ярдов и рухнул на пол.

Пейшенс схватила Вейна за ту руку, которой он нанес удар, и взмолилась о том, чтобы у Уиттикома хватило ума остаться лежать на полу. Она чувствовала, как напряжен Вейн. Если Уиттиком дурак, то он полезет в драку — но тогда уж Вейн прикончит его.

Очухавшись, Уиттиком замотал головой и потер подбородок. И поморщился.

— На меня напали! — прокаркал он, оглядывая столпившихся вокруг него людей.

— Возможно, это еще не конец, — предупредил Вейн, но в этом не было надобности, так как было достаточно взглянуть на его лицо, суровое, как скала, и непреклонное.

— Он ударил меня! — воззвал к присутствующим Уиттиком.

— Разве? — Эдмонд спросил удивленно. — Я ничего не видел. — Он взглянул на Вейна. — Будьте любезны, сделайте это еще раз.

— Нет! — испуганно заорал Уиттиком.

— Почему нет? — поинтересовался Генерал. — Хорошая взбучка пойдет вам на пользу. Вправит мозги. А мы посмотрим и проследим. Чтобы все было по честному. Чтоб не били ниже пояса.

В глазах Уиттикома был ужас. Он оглядел всех и ни в ком не увидел ни капли сочувствия. В другой ситуации все бы посмеялись над его нелепым видом. Но сейчас никому не хотелось смеяться.

Уиттиком опять взглянул на Вейна, судорожно сглотнул и, всхлипнув, попросил:

— Не бейте меня…

Вейн, прищурившись, смотрел на него, а потом сокрушенно покачал головой. Расслабившись, он отошел в сторону.

— Трус, — бросил он через плечо, — до мозга костей. Вердикт был встречен одобрительными возгласами. Протолкавшись через толпу, Дагган сгреб Уиттикома за ворот рубашки.

— Я запру его в подвале, хорошо? — обратился он к Вейну.

Вейн посмотрел на Минни. Та лишь кивнула. Элис проводила брата мстительным взглядом, рассмеялась и помахала ему:

— Пошел прочь, братец! Все эти месяцы ты мечтал заглянуть в подвал — вот и наслаждайся! — Она ехидно захихикала.

Агата Чедуик тронула Минни за руку.

— Позвольте мне. — Она с величественным видом приблизилась к Элис. — Анджела.

На этот раз Анджела не медлила. Она решительным шагом подошла к креслу, и они вместе с матерью, взяв Элис за руки, подняли ее.

— Идем. — Миссис Чедуик направилась к двери. Элис переводила взгляд с одной на другую.

— Вы привезли моего слона? Он мой.

— Его везут из Лондона. — Агата Чедуик обратилась к Минни: — Мы запрем ее в комнате.

Минни кивнула.

Все посмотрели им вслед. Едва дверь за ними закрылась, Минни устало привалилась к Тиммз. Из нее будто выкачали воздух. Вейн тихо чертыхнулся и, не спрашивая позволения, подхватил Минни на руки и усадил в освободившееся после Элис кресло.

Минни благодарно улыбнулась ему:

— Со мной все в порядке, просто я переволновалась. Но мне понравилось, как летел Уиттиком.

Успокоенный ее улыбкой, Вейн отошел, и его место заняла Пейшенс.

Эдит Суитинс тоже, видимо, переволновалась, и Эдгар усадил ее в соседнее кресло. Устроившись, она улыбнулась Вейну:

— Я впервые в жизни видела, как бьют кулаком в челюсть, — это было впечатляюще. — Порывшись в сумке, Эдит вытащила два флакончика с нюхательной солью и один протянула Минни. — Я думала, что потеряла его много лет назад, но на прошлой неделе он едва не вывалился из моей сумки.

Эдит понюхала флакончик и хитро посмотрела на Вейна. А тот понял, что еще не разучился краснеть. Он огляделся по сторонам и увидел, что Генерал и Джерард о чем-то совещаются.

— Обсуждаем диспозицию, понимаете ли. Слуг нет, а мы еще не ужинали.

Это замечание послужило сигналом к действию: все принялись разводить огонь в комнатах, расстилать постели и готовить ужин. Каждый внес свою лепту, правда, не без помощи Гришема, Даггана и двух горничных.

Так как в гостиной камин затопить не успели, дамы после ужина остались за столом. В столовой царил дух товарищества, все оживленно делились своими впечатлениями о событиях последних недель.

— Как ты собираешься поступить с ними? — спросила у Минни Тиммз, когда зевота стала все чаще перебивать рассказчиков.

Все затихли. Миини поморщилась:

— Их действительно жалко. Я поговорю с ними завтра, но думаю, я не смогу вышвырнуть их на улицу, просто из христианского милосердия. Во всяком случае, сейчас, когда идет снег.

— Снег? — Эдмонд встал и раздвинул шторы. За окном кружились пушистые снежинки. — Гм, забавно!

Вейн не видел в этом ничего забавного. У него были кое-какие планы, и снег только мешал им. Он повернулся к сидевшей рядом Пейшенс, улыбнулся и допил остатки портвейна. Вряд ли судьба будет так уж жестока.

Обойдя еще раз огромный дом, он поднялся по лестнице. Стояла полная тишина. Казалось, что единственными живыми существами были он и Мист, бежавшая впереди него. Она захотела сопровождать его в этом обходе. Когда он вышел во двор через заднюю дверь, она исчезла во мраке и вернулась через несколько минут, отфыркиваясь от снежинок.

Вейн следовал за Мист вверх по лестнице, по галерее, снова по лестнице, по коридору. Он открыл дверь в свою комнату, и Мист проскочила внутрь.

Усмехнувшись, Вейн прошел за ней и только тогда вспомнил, что собирался зайти к Пейшенс. Он хотел уже позвать Мист — и вдруг увидел Пейшенс, дремавшую в кресле у камина.

Вейн закрыл дверь. Мист разбудила Пейшенс, опередив его. Она открыла глаза, улыбнулась, встала и пошла в его раскрытые объятия.

— Я люблю тебя. — Ее глаза сияли.

— Знаю. — Вейн нежно поцеловал ее.

— Неужели это было так очевидно? — Пейшенс с жаром ответила на его поцелуй.

— Да. Эта часть уравнения не вызывала сомнений. — Он покрыл ее лицо легкими поцелуями. — Так же, как и другая. С того момента, когда я впервые обнял тебя.

Другая часть уравнения — это его чувства к ней. Пейшенс немного отстранилась и погладила его по щеке.

— Мне нужно было знать.

В его глазах вспыхнул огонь желания.

— Теперь ты знаешь. — Он снова поцеловал ее. — Кстати, никогда не забывай об этом.

Пейшенс рассмеялась:

— Тебе придется постоянно мне напоминать.

— О, с удовольствием! Каждое утро и каждую ночь.

Эти слова прозвучали как клятва, как обет. Пейшенс нашла его губы и целовала до тех пор, пока у нее не закружилась голова. Вейн оторвался от нее и, обняв за плечи, повел к кровати.

— Теоретически тебя здесь быть не должно.

— Почему? Какая разница, в твоей кровати или в моей?

— Большая, по меркам слуг. Они спокойно отреагируют на мужчину, бродящего по дому в ранний час. Но вид дамы, появившейся на лестнице в одной ночной рубашке на рассвете, вызовет множество домыслов.

— Ах! — с наигранной озабоченностью воскликнула Пейшенс. — Но я буду одета. У них не будет повода для домыслов.

— А как же твоя прическа?

— Прическа? — переспросила Пейшенс. — Тебе придется помочь мне. Думаю, «элегантные джентльмены», такие, как ты, рано приобретают очень полезные навыки.

— Вовсе нет. — Вейн принялся вытаскивать шпильки. — Мы повесы высшего ранга… — Расшвыряв шпильки во все стороны, он распустил ей волосы и, довольно улыбаясь, прижал к себе. — Мы большую часть времени посвящаем другим делам, например, вынимаем шпильки. И снимаем с дам одежду. Укладываем их в постель. Ну и делаем еще кое-что.

Что он и продемонстрировал, причем очень эффектно. Вейн широко раздвинул ей ноги и вошел в нее. Пейшенс тихо вскрикнула. Он двигался в ней, утверждая свое право на нее, выходил и снова входил. Опершись на руки, он вздымался над ней, а Пейшенс извивалась под ним. Когда он наклонился и поцеловал ее, она страстно впилась в его губы и приникла к нему всем телом.

Оторвавшись от нее, Вейн прошептал:

— Своим телом я поклоняюсь тебе. Своим сердцем я восхищаюсь тобой. Я люблю тебя! И я согласен повторять это хоть тысячу раз, если хочешь. Но при условии, что ты станешь моей женой.

— Стану…

В течение следующего часа больше ни одно слово не сорвалось с их губ. Тишину комнаты нарушали шорох простыней, тихие стоны и судорожные вздохи. И наконец прозвучал сладостный вскрик.

Из-за облаков вышла луна, а в доме погас последний огонек в камине.

Слившись воедино душами и телами, они заснули.

— Пока! — Джерард стоял на верхней ступеньке и махал рукой.

Помахав ему в ответ, Пейшенс повернулась и поудобнее устроилась под толстой полстью. Вейн настоял на том, чтобы она укрылась потеплее, если хочет ехать с ним.

— Неужели ты всегда намерен суетиться вокруг меня, а? — обратилась она к нему.

— Кто? Я? — Он бросил на нее непонимающий взгляд. — Боже упаси!

— Отлично! — Пейшенс закинула голову и посмотрела в небо, все еще затянутое облаками. — В этом нет надобности, я давно научилась сама заботиться о себе.

Вейн ничего не сказал.

— Между прочим, — взглянула на него Пейшенс, — я хотела тебя кое о чем предупредить… — Он лишь поднял одну бровь, продолжая смотреть на дорогу. Пейшенс гордо вскинула голову и отважно продолжила: — Если ты когда-нибудь посмеешь войти в зимний сад с красивой женщиной, даже с родственницей, даже со своей двоюродной сестрой, я за последствия не отвечаю.

Вейн удостоил ее любопытного взгляда.

— За последствия?

— За неизбежный скандал.

— А-а, — протянул он, выезжая на дорогу. — А с тобой? — небрежно спросил он. — Разве тебе не нравятся зимние сады?

— Можешь водить меня в зимние сады, если тебе нравится! — отрезала Пейшенс. — Моя любовь к горшечным культурам, как тебе известно, к делу не относится.

Губы Вейна дрогнули, потом их уголки приподнялись — слегка.

— Верно. Но можешь выкинуть это из головы. — По его взгляду Пейшенс поняла, что он абсолютно серьезен. — Зачем мне общаться с красивыми женщинами, если я могу показывать тебе зимние сады? — И он улыбнулся. У него была восхитительная плотоядная улыбка.

Пейшенс смутилась, что-то буркнула и устремила взгляд вдаль.

В слабых лучах осеннего солнца поблескивал еще не растаявший снег. Дул промозглый ветер, небо кое-где затянули серые облака, но для дальней дороги погода была неплохой. Вейн подстегнул лошадей, и они быстрым галопом помчались на север. Подставив лицо ветру, Пейшенс наслаждалась мерным стуком копыт и быстрой ездой и предвкушала путешествие к новым местам. К новым горизонтам.

Впереди показались крыши Кеттеринга. Набрав полную грудь воздуха, Пейшенс проговорила:

— Думаю, нам пора строить планы.

— Видимо, так, — согласился Вейн и придержал лошадей, въехав в город. — Я думаю, что большую часть года мы будем жить в Кенте. — Он посмотрел на Пейшенс. — Дом на Керзон-стрит достаточно просторен для семьи, но вряд ли мы будем часто приезжать в Лондон, только на обязательные мероприятия во время сезона. Если, конечно, у тебя не проснулась любовь к городской жизни.

— Нет, конечно, нет, — ответила Пейшенс. — Кент — это замечательно.

— Вот и славно. Я говорил о том, что в доме нужно кое-что переделать? — Он бросил на нее лукавый взгляд. — У тебя это получится лучше, чем у меня. Там многое требует внимания, и в особенности детские.

— О! — выдохнула Пейшенс.

— Естественно, — продолжал Вейн, уверенно влившись в движение по главной улице, — прежде чем мы доберемся до детских, нужно обустроить хозяйскую спальню. — Его лицо приняло невинное выражение. — Думаю, тебе и там придется кое-что изменить.

— Тебе не кажется, что прежде чем мы доберемся до хозяйской спальни, — прищурившись, съязвила Пейшенс, — нужно заглянуть в церковь?

Губы Вейна тронула улыбка.

— Да, но здесь возникают некоторые проблемы.

— Проблемы?

— Гм… к примеру, в какую церковь?

— В вашей семье есть какая-то традиция? — спросила Пейшенс.

— Нет в общем-то. Ничего такого, чего нужно было бы строго придерживаться. Все зависит от личных предпочтений. — Когда город остался позади, Вейн подхлестнул лошадей. — Ты хочешь устроить пышную свадьбу?

— Я как-то не думала об этом, — ответила Пейшенс.

— А ты подумай. И также о том, что в этом случае придется пригласить как минимум триста человек только со стороны Кинстеров — это все друзья и родственники.

— Триста?

— Только самых близких.

Пейшенс не задумываясь покачала головой.

— Мне кажется, что пышная свадьба — не то, что нам нужно. Такое впечатление, что одна подготовка займет целую вечность.

— Вполне вероятно.

— Какова альтернатива?

— Выбор достаточно большой, — сказал Вейн. — Самый быстрый способ — пожениться по специальному разрешению. Это можно сделать в любое время и почти без подготовки.

— Если не считать получение разрешения.

— Гм… Итак, вопрос следующий: когда ты согласна обвенчаться?

Пейшенс задумалась. Она смотрела на Вейна, на его профиль и не понимала, почему он так упорно избегает ее взгляда.

— Не знаю, — наконец сказала она. — Назначь дату сам.

— Ты уверена? Тебя устроит мой выбор? — Он взглянул на нее.

Пейшенс пожала плечами:

— А почему бы нет? Чем быстрее, тем лучше, раз уж мы зашли так далеко.

Вейн опять подстегнул лошадей и, секунду помедлив, произнес:

— Сегодня во второй половине дня.

— Сегодня… — Пейшенс аж подскочила на сиденье и ошеломленно уставилась на Вейна. — Ты уже получил разрешение! — догадалась она.

— Оно у меня в кармане. — Он плотоядно улыбнулся. — За ним-то я и уезжал вчера.

Пейшенс откинулась на спинку сиденья. Она вспомнила радостную улыбку Джерарда, примерно подсчитала, какое расстояние они проехали.

— И куда же мы направляемся?

— На собственную свадьбу. В Сомершем, — усмехнулся Вейн. — В деревне, рядом с поместьем, к которому, как тебе известно, я имею некоторое отношение, есть церковь. Из всех церквей на свете я предпочитаю именно эту. И викарий, мистер Послтуэйт, будет только счастлив обвенчать нас. Он из кожи вон вылезет, дабы устроить все должным образом.

— Ну что ж, — проговорила Пейшенс, еще не оправившись от шока, — давай поженимся в деревенской церкви в Сомершеме.

— Ты уверена? — повернулся к ней Вейн. Встретившись с ним взглядом и увидев в его глазах сомнение, Пейшенс улыбнулась и теснее прижалась к нему.

— Я немного не в себе. — Ее лицо прояснилось. — Но я уверена. — Взяв Вейна под локоть, она бесшабашно взмахнула рукой: — Вперед!

Вейн усмехнулся и сосредоточился на дороге. Пейшенс сидела прижавшись к нему и вслушивалась в стук колес. Их совместное путешествие началось. Впереди, за следующим поворотом, их ждала мечта.

Эпилог

Сама свадьба была тихой и скромной, а вот торжественный завтрак, устроенный через месяц в Сомершем-Плейс, превратился в грандиозный прием.

Всю организацию взяли на себя Онория и другие дамы из семейства Кинстеров.

— Не спеши! — Леди Озбалдистон ткнула Вейна тощим пальцем, потом тем же самым пальцем указала на Пейшенс. — Убедись, что он тебе послушен — слишком много Кинстеров излишне долго были на свободе.

Она, тяжело ступая, направилась к Минни. Вейн и Пейшенс переглянулись.

— Ну и мегера, — прошептал Вейн. — Спроси любого.

Пейшенс, одетая в шелковое платье цвета старого золота, рассмеялась и сильнее сжала руку Вейна.

— Пошли соблюдать формальности.

Улыбнувшись, Вейн позволил ей увести себя в толпу. Весело переговариваясь с гостями, он думал о том, что Пейшенс — та женщина, о которой он только мог мечтать. И она принадлежит ему.

Он готов был выслушивать поздравления по этому поводу до бесконечности.

Лавируя между гостями, Пейшенс и Вейн столкнулись с Онорией и Девилом.

Пейшенс и Онория обнялись.

— Ты оказала нам большую честь, — улыбнулась Пейшенс.

Онория, довольная и гордая матриарх семьи, просияла:

— Кажется, торт был восхитительным! Миссис Халл превзошла себя. — Многоярусный марципановый торт с фруктами был увенчан флюгером из прессованной сахарной ваты.

— Очень остроумно, — сухо заметил Вейн.

— Вы, мужчины, — хмыкнула Онория, — никогда не оцениваете по достоинству подобные мелочи. Хорошо, что вам не на что заключать пари, — улыбнулась она Пейшенс.

— Пари? — Когда они с Вейном разрезали торт, гости подбадривали их радостными возгласами и высказывали довольно смелые предположения. Но пари? И тут она вспомнила. О!

Онория бросила на Вейна суровый взгляд:

— Неудивительно, что твой муж предпочел церковь в Сомершеме. Ведь он все-таки заплатил за починку крыши.

Пейшенс взглянула на Вейна. Тот с невинным видом смотрел на Девила:

— Где Ричард?

— Уехал на север. — Обняв жену и прижав ее к себе, Девил поспешил продолжить, чтобы помешать Онории вести светскую беседу, как всегда изобиловавшую язвительными замечаниями в адрес мужчин. — Он получил письмо от какого-то клерка из Шотландии по поводу наследства его матери. Почему-то он должен присутствовать там лично.

Вейн нахмурился:

— Но ведь она умерла… Когда она умерла? Почти тридцать лет назад?

— Что-то вроде этого. — Девил взглянул на вырывающуюся Онорию. — Это призрачный шепот из прошлого, которое, как он считал, давно похоронено. Но он, естественно, поехал, так, из любопытства. — Девил бросил на Вейна острый взгляд. — Боюсь, городская жизнь приелась нашему Скэндалу.

— Ты предупредил его? — озабоченно спросил Вейн.

— О чем? — усмехнулся Девил. — Что надо бояться грозы и незамужних дам?

— Как ни выражайся, а это все верно, хоть и звучит странно.

— Не сомневаюсь, что Скандал вернется в целости и сохранности. Ну, может, привезет пару боевых шрамов да несколько новых синяков на…

— Справа от тебя герцогиня Лейстер! — предупредила Онория. — Веди себя прилично.

Девил с видом оскорбленной невинности прижал руку к сердцу.

— Я думал, я и так веду себя прилично.

Онория тихо чертыхнулась и, высвободившись из объятий мужа, толкнула его к герцогине, а потом повернулась к Пейшенс.

— Уведи его, — она кивнула на Вейна, — иначе вы больше никогда не встретитесь.

Улыбнувшись, Пейшенс послушно исполнила это указание. Вейн шел рядом с ней и любовался ее лицом и фигурой. Он вдруг осознал, что ему нравится играть роль гордого и опьяненного любовью молодожена.

Леди Горация Кинстер, мать Вейна, наблюдавшая за ним и Пейшенс с другого конца зала, вздохнула:

— Жаль, что они поженились в такой спешке. В этом не было никакой надобности.

— Думаю, — сказал ей ее второй сын, больше известный под прозвищем Демон, — что ваше с Вейном понимание слова «надобность» существенно различается.

Горация недовольно фыркнула:

— Глупости. — Она перевела взгляд со своего первенца на Генри: — Даже не думай идти по его стопам.

— Кто? Я? — искренне изумился тот.

— Да, ты! — Горация ткнула его в грудь. — Я честно предупреждаю тебя. Генри Кинстер, что если ты осмелишься жениться по специальному разрешению, я никогда — слышишь, никогда! — не прощу тебя.

Генри поднял руку:

— Клянусь всем святым, что никогда не женюсь по специальному разрешению.

— Вот так! — закивала Горация. — Хорошо. Генри улыбнулся и мысленно закончил клятву: «Или любым другим способом».

Он решил стать первым в истории Кинстером, которому удастся избежать приговора судьбы. Привязать себя к какой-нибудь вертихвостке или ограничиться одной женщиной — сплошная нелепость. Он не женится никогда!

— Пойду посмотрю, как дела у Габриэля. — Отвесив матери элегантный поклон. Генри отправился на поиски более терпимой компании. На поиски тех, для кого свадьба не была навязчивой идеей.

Близился вечер. Гости начали разъезжаться. Длинный день подходил к концу. Вейн и Пейшенс проводили последних гостей. Уехали даже ближайшие родственники, остались только Девил и Онория, которые сразу же ушли в свои апартаменты, чтобы поиграть с Себастьяном, находившимся на попечении няни.

Когда последняя карета скрылась за поворотом, Вейн повернулся к Пейшенс.

К своей жене.

Это слово из четырех букв больше не шокировало его, оно приобрело для него иной смысл. Теперь оно ассоциировалось с обладанием — с тем, к чему так стремилась его душа завоевателя. Он нашел ее, удержал и теперь может наслаждаться ею.

Вейн внимательно изучал лицо своей жены, потом взял ее за руку и повел в дом:

— Я говорил тебе, что здесь есть очень интересный зимний сад?

1

То есть после 1536 года, когда был издан «Акт о распущении малых монастырей», в результате чего многие монастыри были разграблены и разрушены. — Здесь и далее примеч. пер.

2

Так назывались классические скачки, на которых победителю выплачивался приз в тысячу или две тысячи гиней.

3

Пристенный столик или тумбочка.

4

Жаркое из риса и рыбы с пряным порошком карри.

5

Охотничьи лошади.

6

в силу самого факта (лат.).

7

«Пейшенс» в переводе означает «терпение, терпеливость».

8

«Девил» в переводе с английского — «дьявол».

9

«Вейн» в переводе означает «флюгер».

10

Надушенная подушечка или наполненный ароматическими веществами мешочек, который кладется между бельем для придания ему приятного запаха.

11

Район Англии, в который входят части графств Кент, Суссекс, Сур-рей, Гэмпшир.

12

Улица в Лондоне, на которой расположено здание главного уголовного полицейского суда.