– Фотергилл собрал вещи и движется по газонам к задам дома. Чарлз как раз добрался до газона.

– Эй ты! Подожди!

Фотергилл оглянулся, сообразил, что Чарлз совсем близко, отшвырнул свои инструменты и пустился бежать.

– Он пытается скрыться. Чарлз его преследует.

Она стала горячо молиться про себя. Все предположили, что Фотергилл постарается отвести Чарлза как можно дальше от дома. Территория поместья была обширной, со множеством садов и рощ, где можно скрыться и отделаться от преследователя.

Может быть, Чарлзу придется схватиться с Фотергиллом один на один. Ожидание, бездействие и неизвестность оказались еще хуже, чем она предполагала, но предпринимать ничего нельзя: пусть Фотергилл воображает, что по-прежнему владеет ситуацией.

Поэтому она ждала, наблюдала и молилась.

Чарлз гнался за Фотергиллом, не выпуская его из виду и одновременно отмечая пройденное расстояние. Как они и предполагали, Фотергилл уводил его от дома, к лесистой части имения. Промчавшись по извилистой тропинке, он поднялся на холмик. Чарлз последовал за ним, перевалил через вершину и никого не увидел.

Чуть подальше теснились кусты: должно быть, Фотергилл нашел убежище именно в них. Но Чарлз, подумав, решил, что это не так. Слева проходила еще одна тропинка, поуже, ведущая обратно к дому.

Немного отдышавшись, Чарлз бросился… но не туда, а на прежнюю тропу, ведущую от дома. Он не оглядывался: все его чувства приобрели почти бритвенную остроту. Напрягая слух, он пытался уловить малейшее движение за спиной. Все, что угодно, лишь бы увериться, что Фотергилл полон решимости преследовать его и убить.

Но не услышал ничего. Ни шороха, ни треска сломанной ветки. Зайдя за кусты, он остановился и снова прислушался.

Ничего.

Чарлз закрыл глаза и сосредоточился. И наконец услышал слабый шелест, словно большое животное медленно, но неуклонно двигалось назад, к дому. Фотергилл проглотил наживку.

Искривив губы в холодной ухмылке, Чарлз повернулся и пошел назад. Теперь нужно подготовиться к следующему появлению на сцене.

Едва Чарлз исчез из виду, Пенни отошла от двери и села за фортепьяно рядом с Эмберли. Как было условлено раньше, маркиз продолжал наигрывать мелодию: очередная приманка, подготовленная для убийцы. Требовалось заверить его, что жертва все еще здесь.

Далзил тем временем собрал подкрепление: два дюжих лакея и крепкий на вид дворецкий стояли у ближайшей стены, обеспечивая дополнительную защиту. У окна нес вахту Далзил, стараясь понять, будет ли Фотергилл действовать, как предвиделось.

– Он идет, – бесстрастно объявил он. Эмберли прерывисто вздохнул, но не издал ни одной фальшивой ноты. Пенни ободряюще коснулась его плеча и взглянула на Далзила. Тот не замечал никого, кроме человека, за которым в этот момент наблюдал. Напряжение сделало его могучим, смертельно опасным хищником, пока еще сидевшим в клетке и знающим, что дверца в любой момент откроется. Готовым наброситься на добычу.

Не издав ни единого звука, он выступил на террасу.

Пенни вскочила и бесшумно последовала за ним. Остановившись в дверях, она увидела Фотергилла, быстро поднимавшегося по ступенькам. Он то и дело оглядывался, очевидно, опасаясь появления Чарлза.

У нее даже ноги подкосились от облегчения. Чарлз жив и невредим: Фотергилл не напал на него.

Не обнаружив погони, Фотергилл ступил на террасу, повернул в направлении музыкального салона… и столкнулся лицом к лицу с Далзилом.

Их разделяло три ярда.

Фотергилл растерянно приоткрыл рот, очевидно, не поняв, в чем дело. И тут их взгляды встретились.

Фотергилл повернулся, слетел со ступенек и бросился бежать по газону в направлении лабиринта. Далзил выждал секунду, прежде чем последовать за ним. Оба почти одновременно достигли зеленой, увитой плющом арки и исчезли внутри.

Подходя к маркизу, Пенни задалась вопросом, сообразил ли уже Фотергилл, что действует не по своему, а по чужому плану.

Чарлз стоял в центре лабиринта, у длинного узкого пруда, в самой дальней от дома части, и ждал. Лабиринт был симметричным, а это означало, что можно войти с одного конца, а выйти с другого. Услышав шаги приближавшегося Фотергилла, Чарлз снова усмехнулся. Это он предсказал, что в отсутствие любимого Фотергиллом маршрута отступления – живой изгороди – тот воспользуется лабиринтом. Так и вышло. Как бы то ни было, скоро он достигнет конца пути: Чарлз и Далзил позаботятся об этом. Загнать в угол человека на открытом газоне нелегко, а вот поймать в окруженном зеленью дворике площадью двадцать на восемь футов куда проще. Кусты тиса были высокими и росли тесно, и единственным выходом отсюда был прогал за спиной Чарлза. И еще один, через который войдет Фотергилл. Но за ним тут же появится Далзил.

Фотергилл ворвался во дворик и замер, ошеломленно таращась на Чарлза. Но тут его взгляд упал на метательный нож, который держал в руке Чарлз.

Легко держа нож за кончик, Чарлз выпалил французскую фразу: требование признаться, кто послал Фотергилла.

Тот, не сводя глаз с ножа, ответил, подтвердив, что французская разведка действительно пытается скрыть прошлые ошибки и промахи.

– Ну да, трясутся за свои задницы, чтобы никто не узнал, какие они доверчивые глупцы, как их дурачили – не один раз, а много лет, как английские лорды оказались умнее французских бюрократов, я верно говорю?

Губы Фотергилла побелели от страха, но он все же кивнул.

Чарлз следил за ним, словно ястреб, готовый пустить в ход нож.

Фотергилл еще не потянулся за своим кинжалом, но пальцы уже сгибались, готовясь к броску.

Далзил за его спиной бесшумно выдвинулся из тени.

По-прежнему вертя в руках нож, Чарлз ждал, пока Фотергилл поднимет голову.

– Ваше настоящее имя?

Убийца нахмурился, не понимая, о чем идет речь.

– Жюль Фотергилл. А зачем это вам? – поколебавшись, спросил он.

Чарлз почувствовал, как с его лица сбежала краска.

– Чтобы знать, какое имя высечь на могильном камне.

Все было проделано быстро, чисто, аккуратно и почти беззвучно. Фотергилл ничего не услышал. Ничего не заподозрил… пока между ребер не вошел клинок. Работа Далзила, как всегда, могла считаться непревзойденной. На секунду в глазах Фотергилла промелькнуло озарение… вернее, удивление… неужели возмездие так быстро его настигло? Но по мере того как из него вытекала жизнь, взгляд все больше затуманивался. Наконец, он мешком свалился у ног Далзила.

Чарлз обошел бассейн и встал рядом с Далзилом.

– Этот человек не заслужил такой быстрой и милосердной смерти, – процедил он.

– Но мы достойны скорейшей расправы с этой мразью. Мы не палачи, и нам совершенно ни к чему опускаться до его уровня.

– Это верно, – кивнул Чарлз.

Далзил отступил, рассеянно подняв клинок и вынимая из кармана тряпку, чтобы вытереть кровь.

– Я позабочусь об этом, – бросил он, кивком показав на труп француза. – И буду весьма благодарен, если вы не пустите сюда леди Пенелопу и маркиза.

Чарлз что-то проворчал, глядя на тело, но тут же, нахмурившись, спросил:

– Он не тот, кого вы ищете, верно?

Далзил поднял на него ледяные глаза и, помолчав, качнул головой:

– Нет. Но и это достаточно опасный противник, да к тому же молод. Я рад, что с ним покончено: кто знает, что готовит будущее?

Чарлз согласно кивнул, отвернулся и направился к дому.

Он уже успел оказаться на середине газона, когда из музыкального салона появилась Пенни. Увидев его, она на миг замерла на террасе, всплеснула руками и, к величайшему удивлению Чарлза, слетела со ступенек и метнулась к нему. Он едва успел поймать ее, потеряв равновесие, но все же удержался на ногах. Она обхватила его за шею и яростно прижалась.

– Слава Богу, ты жив!

Несколько мгновений он просто стоял неподвижно, пока мир вокруг него раскачивался и опасно клонился. И только потом обнял ее и стиснул изо всех сил. Прижался щекой к ее волосам, закрыл глаза и глубоко вдохнул неповторимый аромат. Позволил ему завладеть собой и своими чувствами. До сих пор он не подозревал, что его можно ждать, тосковать, хотеть поскорее увидеть, приветствовать возвращение в обычную действительность… уверить, что его все еще любят.

Они стояли, слившись в объятиях. Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем она отступила, сжала ладонями его лицо и поцеловала. Крепко. Они утонули в этом поцелуе… но тут она снова отстранилась и уставилась на него, пожирая глазами каждую черточку его лица.

– Он мертв? – спросила она наконец. Чарлз кивнул, взял ее за руку и повел к дому.

– Его остановили.

– И больше никто не умрет?

– Никто, – коротко ответил он.

Узнав новости, Эмберли искренне обрадовался. Слуги облегченно вздыхали. Далзил исчез, но вернулся к ужину.

Когда Пенни и Чарлз спустились в гостиную, он о чем-то тихо говорил с Эмберли.

Позже, после ужина, оказавшегося почти праздничным, Эмберли пригласил их посмотреть «свою коллекцию. Раньше они отказывались это делать, на случай, если что-то пойдет не так. Ведь тогда Эмберли послужило бы защитой то обстоятельство, что он единственный знает, как открыть тайник.

Тайник оказался почти таким, как в Уоллингеме, только на несколько футов шире и битком набитый табакерками, подобных которым они никогда не видели. Сидя на стульях, они восхищались искусством работы неизвестных мастеров. Эмберли рассказал, как началась их «игра» и как отец Пенни разработал детали плана, который так успешно выполнялся долгие годы.

– Но его больше нет, и Гренвилла тоже, – вздохнул маркиз. – Теперь, когда все кончено, думаю, их следует поместить в музей вместе с коробочками для пилюль.

Он вопросительно глянул на Пенни.

– Разумеется. Вряд ли им стоит оставаться в тайниках, – ответила Пенни.

Эмберли сухо улыбнулся.

– Думаю, Николас согласится с вами, бедный мальчик. Все это такая докука для него! Мистер Далзил, как по-вашему, возможно сочинить правдоподобную историю их появления?

Далзил улыбнулся.

– Я просто уверен, особенно если задаться такой целью, но… сомневаюсь, что директор музея, которому вы предложите «коллекцию Селборнов», будет задавать много вопросов.

– Вы так считаете?

Чарлз дернул Пенни за руку. Они оставили Далзила и Эмберли обсуждать истории, которыми лучше всего успокоить общественное мнение.

– Без необходимости объяснять подозрительное прошлое такого огромного количества сокровищ? – усмехнулся Чарлз и покачал головой: – Должно быть, на дипломатическом фронте он был грозным врагом.

Пенни улыбнулась и повела его в свою комнату. Прибыв сюда, она озадачила экономку, настояв, что ей не нужна горничная на ночь. И поскольку Чарлз еще ни разу не спал в своей постели, экономка, вероятно, уже поняла причину такой просьбы.

Они уже не стеснялись раздеваться друг перед другом. Стоя у туалетного столика, Пенни расчесывала волосы и одновременно наблюдала за Чарлзом, который успел снять сюртук и развязать галстук, после чего расстегнул рубашку и манжеты, отбросил рубашку на стул и, оставшись в брюках, подошел сзади и стал расшнуровывать ее корсет.

Она молча смотрела на него. Он был выше на полголовы, и огонек свечи играл светлыми отблесками в его темных волосах.

Подняв руки, он стащил с ее плеч платье, и оно с легким шорохом легло на пол. Пенни не пошевелилась, даже когда он провел ладонями по ее рукам, до самых кончиков пальцев. Полная его противоположность: стройная, худенькая, светловолосая, слабая с виду, она никогда не пугалась его силы. Скорее упивалась ею.

Как прекрасно они дополняют друг друга. Подходят друг другу. Равны, но не одинаковы. Идеальная пара.

Пенни положила щетку на столик, подавив приятную дрожь предвкушения, когда он подвинулся ближе и его сила медленно окутала ее. Губы прижались к тому месту, где бешено колотился ее пульс.

Пенни лениво улыбнулась. Она без уверений знала, что была и остается единственной, кто так близок к нему, без ограничений, барьеров и запретов. Единственная, кто видит под маской реального человека, видит его слабости и силу, недостатки и достоинства. И нет на свете другого мужчины, с которым она хочет быть рядом. Только с ним.

Она все еще чувствовала пульсирующее в нем напряжение: не столько последствие сегодняшних событий, сколько предчувствие того, что случится сейчас.

С улыбкой она повернулась в его объятиях.

Чарлз понятия не имел, что задумала Пенни, когда захотела взять поводья в свои руки. Но сдался, позволил ей делать все, что она пожелает, с его сердцем, телом и душой. Он давно уже отдал все это ей. И так легко было поручить ей себя всего…

Несколько часов спустя, лежа на спине среди измятых простынь, измученный, довольный и в мире с собой, он понял, что на этот раз достиг всего, чего желал. Прошел полный круг, от потребности защитить к объятиям женщины, которая вернула его назад, приняла и очистила от грехов. Стала его опорой, его ангелом-хранителем и наставником в самом лучшем смысле этого слова. Мостиком между ним и окружающим миром. Теми, кого он старался защитить.

Он глянул на нее, обессиленную, обмякшую, и понял, что жизнь дамы вращается вокруг жизни ее повелителя. Но при этом твердо сознавал и другое: его жизнь будет всегда и навечно вращаться вокруг ее жизни. Его место будет всегда рядом с ней. Его постель всегда будет ее постелью, а не наоборот, что бы там ни требовало общество.

Она пошевелилась, подняла голову, посмотрела на него и оперлась ладонями о его грудь, чтобы взглянуть в глаза.

Он нахмурился, прочтя на ее лице некоторую решимость.

– Что?

– Послушай, мы не могли бы сразу вернуться в Лостуител, минуя Лондон?

– Да, конечно. Но почему?

– Если мы хотим пожениться, нужно начинать готовиться к свадьбе, а если мы объявим о нашей помолвке в Лондоне, сам знаешь, что начнется: придется принимать визитеров, посещать все балы, где нас будут рассматривать, как зверей в зоологическом саду. И это не говоря уже о твоих и моих родственницах. Как бы мы сильно их ни любили, все же следует самим о себе заботиться, а их хлопоты сведут меня с ума…

Он зажал ей рот единственным надежным способом – поцелуем. И продолжал целовать, пока она не сдалась. Почувствовав это, он отстранился, пригладил ее волосы и едва не зажмурился отблеска ее восторженных глаз. О чем это она? Что произошло?

Он никак не мог прийти в себя.

– Не понимаю. Я еще не дал тебе того, что ты хочешь, то есть не сказал, что люблю тебя, и не поклялся в вечной любви.

Мудрый человек, наверное, скрыл бы свое удивление, обрадовался такому чудесному завершению поисков невесты и держал бы рот на замке, но он… он нахмурился.

– Я думал, что ты по крайней мере потребуешь красную розу и коленопреклоненную клятву в вечной верности.

Он предвкушал нечто более из ряда вон выходящее, когда настанет момент, и сейчас был немного разочарован.

– Красная роза? – удивилась она. – И ты на коленях…

– Но ведь я даже не крикнул во всеуслышание о своей любви. Правда, ты знаешь, что я тебя люблю и всегда любил, – нахмурился он.

Она, в свою очередь, свела брови.

– Но тогда ты меня не любил.

Он ошеломленно посмотрел на нее.

– Как это? Да я любил тебя вечно.

Пенни грозно насупилась и уперлась ладонями в его грудь.

– Ничего подобного.

Упрямо вздернув подбородок, он приподнялся на локтях.

– Я любил тебя – только тебя – с шестнадцати лет. Какого черта ты себе вообразила? Думаешь, та история в амбаре случилась сама собой? Только потому, что ты так решила?

– Это была похоть! – завопила она. Подумать только, еще смеет отрицать очевидное!

– Конечно, похоть! – Он услышал собственный рык и постарался понизить голос: – Но не только ведь! Я никогда не согласился бы на твое приглашение, если бы не любил тебя.

Он был готов ее разорвать. Как она могла не видеть, не понять того, что бросалось в глаза!

– Черт возьми, женщина, ты крестница моей матери, падчерица моей крестной! Какого дьявола ты вообразила…

Пенни бросилась на него, припала к губам, и все копившиеся эмоции, которые сейчас бушевали в ней, излились в него. Пусть ощущает, пробует на вкус, чувствует…

Он вцепился в нее, как утопающий, явно пытаясь что-то сказать, но она с трудом отняла губы не больше чем на полдюйма и прошипела:

– Молчи и люби меня.

Отбросив простыню, она оседлала его, завладела губами и блаженно зажмурилась, когда он сжал ее бедра и рывком насадил на себя. И она с ощущением огромного счастья приняла его в свое тело, чувствуя, как он наполняет ее.

Все мысли куда-то исчезли. И это к лучшему. Он мог только удивляться, почему она согласилась выйти за него без уверений в любви. Ему не нужно было слышать, что она не может представить себе будущее без него, вообразить, что они не будут вместе.

И какая женщина не отдаст свое сердце за такое будущее?

Закрыв глаза, она поднялась над ним, и он снова наполнил ее, насладился ею, любил ее.

И снова этот танец, придающий им силы, чарующий, уносящий вдаль, музыка которого окружила их, сплавила и навеки оставила единым целым… как две половинки монеты, которые наконец соединились…

Рассветное солнце поднялось над новым, только что родившимся миром. Чарлз лежал рядом, лениво играя ее волосами, смутно припоминая нечто подобное много лет назад.

Он знал, что она тоже не спит. И, как и он, радуется переменам. Легким изменениям в их отношениях.

Наконец он глубоко вздохнул и тихо сказал:

– Тогда я не знал, что это была любовь. Просто понимал, что испытываю к тебе нечто особенное. Но в двадцать лет я слишком мало знал о любви.

Он поколебался, прежде чем продолжать, поскольку всегда считал, что слова будет трудно найти, и все же они словно сами лились с языка:

– То, что я чувствую сейчас, неизмеримо больше и сильнее того, на что был способен тогда. Тринадцать лет назад я слишком легко отпустил тебя. Когда ты не захотела больше меня видеть, я просто смирился. Твердил себе, что раз ты так желаешь, значит, это; возможно, к лучшему.

Слыша задумчивые нотки в его голосе, Пенни поняла, что он вспоминает прошлые обиды, которые она, сама того не подозревая, нанесла ему.

– Я не знала, – со вздохом пробормотала она. – И ни в чем не была уверена, хотя твердила себе, что ты меня не любишь. Может, ты и прав: все к лучшему. Если бы мы цеплялись за то, что имели тогда…

Подняв голову, она взглянула в его лицо, в темные глаза, словно ласкавшие ее.

– Если бы мы обручились до того, как ты ушел на войну, то не стал бы шпионом и не был бы тем, кем стал теперь, – пояснила она и, помедлив, добавила: – Не стал бы человеком, которого я люблю сейчас.

– Да и ты осталась бы другой. Сейчас ты сильнее, более независима и уверена в своих желаниях. Куда привлекательнее, чем была бы, поженись мы тринадцать лет назад.

Она надменно вскинула брови, но все же ответила:

– Вполне вероятно. Может, эти годы и есть цена, заплаченная за то, что у нас есть.

– И еще будет. Мы заплатили судьбе за наше счастье.

– Ты прав. Отныне мы можем наслаждаться плодами, выросшими на древе нашего прошлого, – лукаво улыбнулась она.

Чарлз хмыкнул, обнял ее и утонул в подушках. Плод древа их прошлого. Любовь возникла, выросла и расцвела между ними, и пусть удовольствие оказаться в объятиях друг друга и предвкушение безоблачного будущего стоило тринадцати лет разлуки, очень немногим выпадает такое счастье, как им.

Пенни предпочла бы скромную церемонию в узком кругу друзей. Чарлз настаивал на пышной свадьбе с сотнями приглашенных и списком гостей, не имевшим конца.

На свадьбу пришла вся округа. Она знала, что в здешних местах у нее много друзей и почитателей, как и у Чарлза, но все же невольно ахнула, увидев толпы людей, собравшихся у церкви. Приехали даже из самых дальних мест. Настоящий бедлам, зато какой чудесный! Едва Пенни вытянула из жениха, почему он желал такой многолюдной свадьбы, пришлось мгновенно согласиться. Какая дама не хотела бы столь публичной декларации любви и преданности будущего мужа, его варианта объявления о своих чувствах с церковной колокольни!

Она могла только любить его за это еще больше, пока ее сердце не переполнилось нежностью. И все же дело было не в роскоши, не в гостях, не в шикарном свадебном платье, а в том свете, что сиял в полуночно-синих глазах, в его прикосновениях, незаметном пожатии руки. Никогда еще они не были так близки!

И счастливее, чем имели на это право! По крайней мере так иногда считала Пенни.

И день выдался идеальным.

С самой утренней суеты, во время церковной церемонии, свадебного завтрака и пышных празднеств все шло как по маслу.

– Могло ли быть по-иному, если за дело взялись моя мать и Элайна, твои и мои сестры, мои невестки и Эмберли с Николасом? – усмехнулся Чарлз. – Даже я потрясен.

И поскольку он выбрал этот момент, чтобы закружить ее в вальсе – очень быстром вальсе, – она могла только засмеяться и позволить ему увлечь себя в центр зала.

Вскоре он подвел ее к гостям. Пенни давно желала познакомиться с другими членами клуба «Бастион». Встретив перед этим Джека и Джарвиса, она не удивилась, что и остальные оказались из того же теста. Она пожимала руки, смеялась остротам и шуткам в адрес Чарлза и произнесенным вполголоса предупреждениям, которые тот парировал со своим обычным остроумием.

Она была особенно рада познакомиться с Леонорой, графиней Трентем, и Алисией, виконтессой Торрингтон, женами других членов клуба. Стоило их взглядам встретиться, а рукам соприкоснуться, как все трое рассмеялись. Мужья, естественно, осведомились, что их так развеселило. Дамы снова переглянулись и пообещали объяснить позже.

Никому из членов клуба это не понравилось, но пришлось смириться.

– Вы уже знакомы с Далзилом? – спросила Леонора. Вопрос казался невинным, но немедленно привлек внимание мужчин.

– Мы, разумеется, его пригласили, – пояснил Чарлз, – но он, как обычно, не явился.

– Он никогда не появляется на людях, – добавила Алисия. – По крайней мере на нашей памяти.

– Пока мы все вместе гостили у Эмберли, у меня сложилось впечатление, что Эмберли знает, кто такой Далзил. Я спрашивал его сегодня, – заявил Чарлз.

– И?.. – оживился Джек.

– Эмберли, как всегда в таких случаях, впал в забывчивость, словно совершенно не понимает, о чем я, – вздохнул Чарлз. – Но я-то знаю, что память у Эмберли прекрасная, ему, очевидно, посоветовали забыть.

– Но не может же быть в прошлом Далзила что-то скандальное! – заметил Джарвис.

– Разумеется, – кивнул Кристиан Аллардайс. – Но нечто таинственное и, может, романтическое – вполне вероятно.

– Когда-нибудь, – поклялся Чарлз, – мы узнаем правду.

Остальные дружно поддержали его.

Немного позже новобрачные остановились поговорить с Эмберли и Николасом. Как ближайший родственник мужского пола, Эмберли был посаженым отцом невесты и разволновался и обрадовался, когда его об этом попросили. Пенни была очень тронута.

– Мы пробудем в Уоллингеме несколько дней, так что приезжайте, когда захотите, – пригласил Николас Чарлза. – Я решил проводить там больше времени. Теперь, когда вы забрали у нас Пенни, нужно же кому-то следить за поместьем.

– Да и вам полезно отвлечься от проклятых дипломатических бумаг, – усмехнулся Чарлз.

– Вы скорее всего правы, – согласился Николас.

Они распрощались. Николас повел отца во двор, где их ждал экипаж. Остальные гости тоже стали разъезжаться… день подходил к концу.

Сумерки уже сгустились, когда они наконец ускользнули из семейной гостиной, где собрались дамы обоих родов, хоть и клявшиеся, что умирают от усталости, все же не потерявшие способности работать языками.

Графские покои располагались на отшибе и далеко от других комнат. Проходя в открытую Чарлзом дверь, Пенни огляделась. До сих пор она видела спальню только с порога, и все же теперь, когда на туалетном столике лежали ее щетки, а на стуле висел пеньюар, комната казалась странно знакомой. Словно тут, и только тут, было ее место.

Подойдя к туалетному столику, она сняла диадему, вынула усыпанные драгоценными камнями шпильки, и волосы рассыпались по плечам. Она тряхнула головой, чтобы их распутать, и встретилась в зеркале со взглядом Чарлза. Повернулась… заметила в его глазах ту же настороженность, которую ощущала сама. Они были любовниками не первый день, и все же эта ночь совсем другая – решительный шаг к вечному союзу.

Конец одной дороги и первый шаг по новой.

Все еще глядя ей в глаза, он шагнул к ней и протянул руки.

Она дала ему свои.

Их ладони сомкнулись.

Уголки его губ приподнялись.

– Я люблю тебя.

Она вернула улыбку и бросилась в его объятия.

– Я тоже люблю тебя.

Примечания