– Хм, – протянула она. – Значит, кто-то таится в здешних местах, и, вероятнее всего, это убийца Джимби. Как мы будем это решать?

«Мы – не будем».

Но вслух он этого не сказал. Только плотнее сжал губы. Пенни нахмурилась.

– Может, вспугнем зайца? Создать ситуацию, при которой сумеем его выманить, а если он знает Николаса, то поспешит с ним связаться. Или… или пустим слух, что знаем некую тайну, которую готовы сообщить в определенном месте и в определенное время…

– Пока ты не слишком увлекся, напоминаю, что стоит подождать сведений из Лондона, прежде чем повести очередную партию.

Нарочито сухой тон заставил ее повернуться к нему.

– А я думала, из нас двоих это ты неукротимый и бесшабашный.

– Годы научили меня мудрости и сдержанности.

На этот раз она фыркнула уже с нескрываемым пренебрежением. Он спрятал улыбку.

– Как по-твоему, Николас сегодня покинет дом? – осведомилась она.

– Если он хотя бы вполовину так же расстроен, как выглядит, весьма сомневаюсь, разве что только точно знает, кто убийца.

– Это должен быть один из пятерых чужаков, верно? – подумав, пробормотала Пенни.

– Пожалуй. Не знаю, кто из местных жителей обучался применению тех пыток, которым подвергли Джимби.

«Если не считать меня».

– Так что это должен быть один из них.

– Который? Шевалье?

– Трудно сказать. Нельзя же судить по внешности.

– Но как ты его разоблачишь? И не трудись заверять, что должен предоставить это мне!

Чарлз слабо улыбнулся, взял ее за руку и стал лениво играть пальцами.

– Вряд ли убийца, кем бы он ни был, думал, что тело Джимби так скоро найдут. Если найдут вообще. К несчастью, скоро об этом перестанут говорить, и потом он…

– Но что ему надо? Какова его цель?

Чарлз немного помолчал, пока в голову не пришла неожиданная идея.

– Месть. Это объясняет страх Николаса.

Они согласились, что один из пяти подозреваемых каким-то образом проведал планы Николаса и теперь стремится заставить всех соучастников платить.

– Возможно, потому что потерял дорогого ему человека, – предположила Пенни. – Например, брата, убитого в бою из-за того, что какой-то секрет был продан врагу.

– Подобная версия требует доступа к сверхсекретной информации, – поморщился он, – но это… это не так уж невозможно.

Он уже мысленно составлял список вопросов, которые по-. шлет Далзилу.

– И это делает шевалье наиболее возможным кандидатом.

– Потому что он мог получить что-то из Франции?

– Я потребую, чтобы Далзил проверил его связи.

Они замолчали, занятые собственными невеселыми мыслями.

Он все еще держал ее руку, положив поверх ладонь. Похоже, это ничуть ее не волновало. Главное – найти убийцу.

Он же, сознавая присутствие злодея, опасался, что тот подобрался слишком близко к Пенни и теперь ей грозит опасность. Но его шансы отвлечь ее от расследования слишком ничтожны, чтобы их использовать.

А вот их отношения… дело другое. В последующие два дня вряд ли случится нечто экстраординарное. А за это время… он каким-то образом должен стереть горечь прошлого и сделать так, чтобы настоящее и будущее стало безоблачным. Много лет назад он не смог по достоинству оценить то, что тогда начинало зарождаться между ними: был слишком молод, наивен и неопытен. Но теперь ясно видел, что они созданы друг для друга. И хотел, чтобы они были вместе.

Обнаружив ее, идущую в полночь по Эбби, он, тогда еще ненамеренно, попытался перекинуть мостик через пропасть, разверзшуюся между ними, и воспользоваться возможностью получить то, что хотел всегда… чего отчаянно добивался. И сделает все, чтобы не упустить второй шанс.

Не будь он таким человеком, и не будь она такой женщиной, он оставил бы все попытки завоевать ее, пока убийцу не поймают и тайна не разрешится. Но они были теми, кем были, и стоило им оказаться рядом, как мудрости не оставалось места. Взять хотя бы прошлую ночь. Любое общение грозило перерасти в нечто большее и, как он и предупреждал, рано или поздно они окажутся в постели, причем гораздо раньше, чем поймают убийцу или решат загадку Николаса и Гренвилла.

Они стали намного ближе, чем тринадцать лет назад, но он добивался еще большей близости. И очень хотел уберечь ее от любой опасности и убедиться, что, если эта опасность возникнет, она сделает, как он скажет, встанет за его спину и позволит заслонить себя, как щитом.

Иначе и быть не может.

Если он захочет повлиять на нее в нужном направлении, – а влияние – это лучшее, на что он мог надеяться, – значит, нужно действовать как можно быстрее и сейчас – самое время. Один-два дня – все, что подарит им убийца.

Сжав ее руку, Чарлз повернул голову и без обиняков спросил:

– Как получилось, что ты до сих пор не пустила к себе в постель ни одного мужчину?

Пенни молча вытаращилась на него. Губы беззвучно шевелились: очевидно, она временно потеряла дар речи. Он ожидал, что она покраснеет, но бедняжка оцепенела.

– Что? – почти взвизгнула она наконец и, вырвав руку, размахнулась, явно желая дать ему пощечину. Однако сдержалась и процедила сквозь зубы: – Нет. Погоди. – Глубоко вздохнула, стиснула кулаки и спокойно объявила: – Моя личная жизнь тебя не касается. Ясно?

Он, в свою очередь, разозлился.

– Все, что случилось между нами тринадцать лет назад, меня касается, и если именно тот случай так воздействовал на тебя все эти годы, тогда это тоже мое дело.

Она смотрела на него брезгливо, как на паука, мерзкого паука, которого не грех и раздавить.

– Если это и повлияло на меня… – Она осеклась, поджала губы и громко выпалила: – Какого дьявола ты несешь?

Собрав в кулак терпение, он решил наконец поговорить начистоту. Нужно вскрыть гнойник и забыть о нем навсегда.

– Тринадцать лет назад, если припомнишь, я взял тебя в проклятом амбаре у холмов. Для тебя это был первый раз, и я причинил тебе боль. Сильную.

Она поморщилась, но он безжалостно продолжал:

– Ты расстроилась. Очень расстроилась. И не позволила мне еще раз к тебе прикоснуться. Ни тогда, ни позже. Удрала.

Избегала меня несколько недель, пока я не ушел в армию. Отказывалась разговаривать со мной и не позволяла слова тебе сказать. – Та давняя боль снова ударила в сердце, свежая и неожиданно острая. Но он твердо подавил эту боль и как мог спокойнее продолжал: – Вернувшись в прошлом году, я узнал, что, несмотря на десятки самых выгодных предложений, ты предпочла остаться старой девой. И невозможно не задаться вопросом: неужели то, что я сделал… что случилось между нами, и есть причина твоего нежелания выходить замуж? А прошлой ночью я узнал, что ты никогда…

– Прекрати, – оборвала она, вскакивая. Он даже поежился под ее взглядом. На него в упор словно смотрело дуло охотничьего ружья.

– Забудь все, что случилось прошлой ночью, и все, что я сказала. Моя жизнь принадлежит только мне. И только я принимаю решения. Остальное – дело не твое…

Он выругался и встал.

– Мое. Мое чертово дело! – зарычал он. Рев отдаленным эхом прокатился по газонам. Он вынудил себя понизить голос, пригвоздив ее к месту пронзительным взглядом.

– Если я так оскорбил тебя, причинил столько боли, что ты больше не позволила ни одному мужчине прикоснуться к себе…

Он подступил ближе. Ее глаза пылали огнем, но она не отступила.

– Погоди… погоди! Не спеши. Дай подумать…

Судя по выражению лица, она перебирала в памяти его слова… и тут ее глаза широко раскрылись, потемнели и превратились в грозовые облака.

– Хочешь сказать, что все эти годы я была расстроена… обижена… только из-за боли?

Он не мог ничего прочесть в ее глазах. Нахмурился, чувствуя в ее словах ловушку… но все же со вздохом кивнул:

– Что же еще?

Значит, это она чего-то не поняла, хотя следовало бы. Пенни отвернулась и пошла прочь.

– А ты стой на месте и жди.

Он негодующе застыл, но повиновался. И слава Богу. Ей следует сообразить, что делать, и побыстрее!

Она всегда знала, что он не чувствовал… не видел, как она любит его. Неужели ее досада и мучения были вызваны какой-то несчастной болью? Смешно!

И когда он говорил о страданиях, ей в голову не приходило, что имеются в виду физические страдания.

Впрочем, в то время ее мало занимали его мысли: слишком она была поглощена своими реакциями, своим ужасным разочарованием, крушением наивных ожиданий, навеки разбитым, как она тогда считала, сердцем. И хотя она понимала, что он сознает, как обидел ее, все же представить не могла, что настоящие причины ему не известны.

Он воображал, что она испугалась боли!

Она покачала головой и вернулась мыслями к нему.

Если учесть, что все эти годы его терзали угрызения совести, которых он не заслужил, и чувство ответственности за ее жизнь, к которой он не имел ни малейшего отношения…

Долг и ответственность всегда были для него на первом месте: взять хотя бы его преданность семье и родине! И если она немедленно не просветит его и не покончит с той ответственностью, которую он за нее испытывает, отношения их испортятся с ужасающей быстротой. Он будет пытаться заслужить прощение, она станет отказываться, его совесть взбунтуется, ее независимость взыграет, он будет еще сильнее стараться исправить зло… и все кончится враждой, если не открытой войной, которой никто из них не заслуживает. Которая никому из них не нужна.

Нужно успокоить его, не выдав при этом истинных причин ее обиды.

Сложив руки на груди, она остановилась перед ним.

– Прекрасно. Если тебе так уж понадобилось вспоминать о прошлом, я согласна. При условии, что все факты будут истолкованы верно. Тринадцать лет назад именно я решила, что мы должны заняться любовью. Да, ты много лет хотел и добивался меня, но не посмел бы предложить ничего в этом роде. Это я все замыслила и якобы случайно встретила тебя на прогулке верхом. И заманила тебя в амбар. Все, что случилось в тот день, случилось по моему желанию.

– Но ты не знала, как это больно.

– Верно.

Она плотнее прижала руки к груди, едва удерживаясь, чтобы не надрать ему уши.

– Однако я знала, что была невинной, а ты… – Она постаралась не смотреть вниз. – Ты этого не знал. И я была не настолько невежественна, чтобы не знать о том, что подобные приключения, как правило, сопровождаются некоторой болью.

– Значительной болью, – поправил он. Его зубы были так плотно стиснуты, что она побоялась, как бы они не треснули.

Пенни намеренно небрежно пожала плечами:

– Такую боль вполне можно вытерпеть.

Такой боли она не ожидала, но сердце ныло куда сильнее.

– Так или иначе, меня отпугнуло вовсе не это, могу тебя заверить.

– Но ты была расстроена, несчастна и едва не плакала, – процедил он, впившись в нее взглядом. – Если дело не в боли, тогда в чем же, черт побери? – Не дождавшись ответа, он развел руками. – Ради всего святого: что я тогда наделал?

Мука в его глазах, не оставлявшая его все эти годы, потрясла ее. Не дала наброситься на него с криками негодования.

Но нельзя же сказать ему правду. Если он узнает, что она любит его… учитывая нынешнюю ситуацию, вполне может настаивать на женитьбе. Посчитает это делом чести, с одной стороны, и подходящим браком для них обоих – с другой. И брак действительно подходящий во всех отношениях, кроме одного.

Она все еще любила его и, зная, что он к ней равнодушен, сознавала, что для нее это замужество будет адом на земле. Она отвергала других поклонников, потому что они тоже не любили ее и она их не любила. И теперь, после стольких лет независимости, отказа выйти замуж по расчету, без любви, которой она так жаждала, получить предложение именно от Чарлза и, возможно, согласиться…

– Ты ничего такого не сделал, – спокойно обронила она.

Чарлз всмотрелся в нее и убедился, что она не лжет.

Недоумение охватило его. Все эти годы он бродил как в тумане. И ничто не изменилось. Кроме одного: теперь он не собирается разыгрывать джентльмена и позволять ей водить его за нос. Как же вытянуть из нее разумное объяснение? Объяснение, которого он отчаянно хотел и ждал?

– Ты не ответила на мой вопрос, – сдавленно выговорил он наконец.

Пенни моргнула, подумала и благословила свою природную вспыльчивость.

– Что это ты себе вообразил? – запальчиво начала она. – Можно подумать, то, что случилось тогда в амбаре, навсегда исковеркало мне жизнь!

– А ты можешь поклясться, что не это помешало тебе быть с другими мужчинами?

– Могу! – громко выпалила она. – Клянусь могилой матери, что та история ни в коем случае не повлияла на решения, касавшиеся моих поклонников! Или любого, кто пытался меня соблазнить! Черт, до чего же ты самонадеян! Может, тебе будет интересно знать, что мужчины и плотская любовь не правят моей жизнью. Я сама ею управляю! И сама решаю, чего хочу и чего не хочу. В отличие от тебя мне для счастья не обязательно регулярно спать с мужчинами.

Чарлз в жизни не слышал от нее подобных речей и поэтому предпочел промолчать.

Она гордо пожала плечами и отвернулась.

– Если тебе угодно чувствовать себя виноватым за то, что причинил мне тогда боль, ради Бога, но не смей принимать на свои плечи ответственность за остальные события моей жизни. Я вполне самостоятельна и привыкла отвечать за себя. И сама решаю, поддаться обольщению или нет.

В ответ он притянул ее к себе и поцеловал.

И, как всегда, огонь желания вспыхнул мгновенно и ярко, пламя поднялось к потолку и заполыхало. Пенни знала, чего он добивается. Чего хочет. Значит, так тому и быть.

Она расслабилась, отвечая на поцелуй и, в свою очередь, воспламеняя Чарлза.

Он поднял голову, ровно настолько, чтобы взглянуть в ее глаза.

– Но почему ты позволила мне обольстить тебя… Она приоткрыла губы.

Он резко качнул головой.

– Не стоит притворяться, мы оба знаем, что это так. Ты приняла меня, но больше ни одного мужчину. И тогда, давно, хотела, чтобы я соблазнил тебя. Ты поощряла меня… и да, я помню каждую искусительную, страстную, пылкую минуту. Но сейчас…

Его взгляд был таким острым, что она боялась, как бы он не вонзился в самую ее душу.

– А сейчас ты готова быть со мной, но не с другим. Почему?

Потому что, помоги ей Боже, она до сих пор его любит. Но как найти достойный ответ?

Она не торопилась. Не пыталась избежать его взгляда.

– Я уже сказала, что сама решаю, кого допустить в свою постель. Те, другие, не интересовали меня настолько, чтобы получить это приглашение. Очевидно, я крайне разборчива. Тебя же я пригласила, и против всякой логики причины, по которым я сделала это приглашение, до сих пор остаются вескими.

Что-то сверкнуло в темных глубинах его глаз. Ее дыхание стало еще чаще.

– Но все же…

Она попыталась отстраниться, но его руки оплели ее корабельными канатами.

Все же после стольких лет не стоит слишком много думать о нем.

И, как всегда рядом с ней, Чарлз чувствовал, что теряет самообладание.

– Забудь о прежнем приглашении, – потребовал он, снова касаясь губами ее губ, ровно настолько, чтобы обратить ее внимание на то, что по-прежнему горело между ними. – Я жду второго.

Он замолчал, наблюдая, как она борется с собой. Как идет поединок между физическим желанием и желанием убежать от него. Она опасалась быть пойманной, запутаться в этом физическом желании и он – единственный мужчина, способный свить сеть настолько крепкую, чтобы ее удержать. Сейчас он ясно это видел.

И снова не знал почему.

Она попыталась оттолкнуть его.

– Твоя миссия. Ты должен следить за Николасом, помнишь?

– Я не забыл.

Он не собирался отпускать ее. Его желание… ее… все перепуталось и уже неразличимо, где чье…

– Если кто-то приедет в экипаже или верхом, я услышу. Если Николас пошлет за лошадью, я тоже услышу.

– А если он уйдет пешком?

– Хруст гравия его выдаст.

– Он может красться.

– Почему? Он же не знает, что мы наблюдаем. Она задумчиво свела брови.

Он беспечно улыбнулся.

– По-моему, тебе шах.

– Погоди! – запаниковала она. – Но как же насчет причины, по которой ты настоял на моем отъезде в Уоллингем? Ты не хотел меня соблазнять, помнишь?

Его улыбка стала еще шире.

– Да. Не хотел. Под моей собственной крышей.

– Твоей… – ахнула она.

– Знаешь, у меня тоже есть моральные принципы, от которых я не отступлюсь.

И пока она ошарашенно таращилась на него, он нагнул голову.

– И мат.