Обнаженные борцы с блестящими от масла телами боролись в центре зала, а лорды заключали пари на победителя. Со своего поста Саймон все видел и все запоминал.
      С тех пор, как он жил в замке "Фалькон", многое здесь переменилось в зловещую сторону, но лишь одно выросло неимоверно. Невыразимая жестокость барона Мескарла и стая тех продажных животных, что пресмыкалась перед ним и забавляла его. Если здесь собралась лучшая часть населения Сол Три, то настало время провести решительную чистку. К сожалению, жестокость в таких небольших масштабах - даже возврат к крепостному праву - еще не повод для вмешательства СГБ. Саймон вспомнил слова Стейси о том, что сам фундамент галактики находится под угрозой. Он сжал в руке плетеную рукоятку меча и поклялся всеми святыми, что они смогут найти основания для ввода в действие всех сил. Тогда это прогнившее насквозь логово будет стерто с лица планеты.
      Он был так разгневан, что не заметил, как к нему кто-то подошел.
      - Ты - Саймон Грейв?
      - Да, миледи. А вы - миледи Иокаста.
      Внизу в зале резко хрустнула кость - один из борцов победил. Это вызвало взрыв веселья у выигравших и проклятия у проигравших. Саймон почувствовал, что его мягко заталкивают в угол галереи, в густую тень.
      - Миледи, я на службе у милорда. Я должен наблюдать.
      Глаза леди Иокасты были очень яркими, в них сверкали красные искорки. Рот у нее был приоткрыт, нижняя губа безвольно отвисла, руку она положила ему на бедро. Сейчас и здесь никто не осмелится напасть на Мескарла. Он слишком много знает. Сейчас он в большей безопасности, чем когда-либо. Ну, будь хорошим солдатиком, доставь мне немножко удовольствия, Может быть, и тебе будет приятно.
      Ее грубое, женское лицо было в нескольких дюймах от его лица и он с трудом сдержал себя, чтобы не отшатнуться из-за запаха гнилых зубов. Она была далеко не молода, морщинистая кожа на шее, в уголках глаз и рта говорила, что ей около пятидесяти.
      - Одно мое слово, и тебе придется куда хуже, чем тому безголосому менестрелю. Тебе вырежут отнюдь не язык, мастер Симеон, но вот что!
      Саймон охнул, когда она вцепилась ногтями сквозь ткань бриджей в предмет его мужского достоинства.
      - Стой спокойно и молчи. Если у тебя будут неприятности, я тебя защищу. - Она была очень пьяна, говорила невнятно и с трудом нашарила шнурки, скреплявшие переднюю честь одеяния. - Будь ласковей с бедной Иокастой, и тогда может быть, ты будешь моим телохранителем. Будешь жить в комфорте. Мои покои рядом с покоями барона, так что и есть ты будешь лучше всех. Только будь ласковым.
      Саймон изо всех сил старался стоять спокойно, пока развязывала шнурки. Обнажив то, что ей было нужно, Иокаста рухнула на колени перед Саймоном. Чудовищным усилием воли он смог обеспечить требуемую ей реакцию. Он понимал, что неудача будет воспринята как оскорбление и наказана соответственно. Он даже ухитрился посмеяться про себя, представив себе выражение лица полковника Стейси, с которым тот выслушал бы, на что пришлось пойти Саймону во благо службы.
      Когда Иокаста встала на ноги, он поспешно сказал ей, как это все было чудесно, и как он горд той честью, которую она оказала ему.
      - Если бы только, миледи... Но нет. Это невозможно.
      Иокаста улыбнулась ему, ее рот пьяно перекосился.
      - Что, мой милый солдатик?
      - Нет, мадам. Милорд де Пуактьер запретит.
      - Ах уж этот пес! Что он запретит моему чемпиону?
      - Всего лишь... - Саймон звучно сглотнул. - Ваш чемпион хотел бы еще раз попытаться все сначала со своей леди.
      Леди Иокаста жеманно ухмыльнулась, похлопала по его щеке указательным пальцем.
      - Мошенник. Я должна вернуться к старому медведю. Ты придешь в мою комнату через шестьдесят минут. Возьми этот перстень, и стражники в башне "Фалькон" тебя пропустят.
      - Но...
      - Никаких "но". Это приказ. Разве я не кузина всемогущего барона Мескарла? - Она икнула. - И не мать этого беломордого... - Она умолкла, даже в этом состоянии смертельно опьянения поняв, что сказала слишком много. В замке "Фалькон" безопаснее всего было молчать. - Через час. Иокаста вложила перстень Саймону в руку, поцеловала его в подбородок мокрыми губами и удалилась, напевая себе под нос какую-то песенку.
      Саймон сплюнул в угол, ощущая во рту горький привкус желчи. Тихий голос из-за спины заставил его вздрогнуть.
      - Смотри, не застуди такую важную часть тела.
      Саймон быстро заправился и завязал шнурки. Потом с сухой улыбкой повернулся к Богарту.
      - Я поступал в интересах службы ГБ.
      - Может быть, ухмылка с твоей омерзительной пропадет, если ты узнаешь, что она - мать этого беломордого ублюдка Мескарла. И что ее комната совсем рядом с залом заседаний барона.
      - Леди Иокаста всюду поспевает. Честно говоря, я смотрел, как она обрабатывает тебя, и мои чресла трепетали. И почему это женщины гоняются за такими коротышками, как ты?
      - Больше того. Я, Симеон, теперь личный телохранитель леди Иокасты, вот в доказательство ее перстень с печаткой. Я должен явиться к ней через час. Думаю, тебе лучше прикинуться, что ничего не знаешь. Вернись на свое место. Эй! Пожелай мне удачи.
      - Желаю, сер. Если она тебе понадобиться.
      Час, оставшийся до свидания, прошел достаточно спокойно. Многих кутил уже свалил с ног излишек вина, некоторые из сидевших за нижними столами теперь бесстыдно спаривались прямо на грязном полу.
      За верхним столом некоторые из прибывших лордов рухнули лицом в тарелки с едой, другие продолжали следить за представлением. Но двое-трое ближайших к Мескарлу о чем-то напряженно беседовали. Сам Мескарл в этой беседе почти не принимал участия.
      Из-за слабого освещения Саймон не мог понять, о чем они говорят - все действующие члены СГБ доводили до автоматизма искусство чтения по губам. Только время от времени барон кивал, и Священник на его плече слегка покачивался, чтобы восстановить равновесие.
      Сбоку от барона неподвижно сидел Магус, его единственный незаконнорожденный сын. Даже с такого расстояния Саймону было не по себе, когда он видел, как красный свет факелов подхватывается и усиливается рубиновыми глазами Магуса. Эти глаза полыхали, как глаза хищника в ночи.
      Банкет явно шел к концу. Большинство прихлебал впало в бесчувственное состояние, а главные лорды стремились начать переговоры. Но напоследок оставалось еще одно маленькое развлечение, которое должно было оживить измученных участников происшествия.
      Де Пуактьер, Который неподвижно стоял у стены зала все эти долгие часы, покидая свое место только для того, чтобы совершить обход замка, или повинуясь зову природы, ввел двух человек - одного пожилого и другого юного и оборванного. Сенешаль заявил, что это - отец и сын, которые были схвачены при попытке искалечить несколько лошадей лорда. Юноша заявил, что он - последователь ренегата Моркина. Старик, его отец, вначале отрицал свое участие, но его удалось убедить изменить свои показания. Так, теперь он говорит, что вынужден был сделать это из страха перед Моркином, который, как гоблин, мог бы прийти к нему ночью и перерезать глотку.
      Мескарл постучал по столу рукояткой кинжала.
      - Благородные гости! Внимание! Как нам поступить с этими подонками?
      В ответ раздался целый хор пьяных предложений, от сожжения до утопления, от четвертования до дыбы. Саймон старался перекрыть свой мозг от этого дела, потому что ничем не мог помочь крестьянам. Они уже были мертвы, все равно им отрубили бы головы. Но он все же вскинул голову, когда мелодичный голос перекрыл пьяные выкрики.
      - Отец, можно мне сделать предложение?
      Мескарл удивленно кивнул.
      - Да, Магус. Что у тебя на уме?
      - Пусть один умрет, а другого отпустим.
      По залу прошел шумок удивления и несогласия. Один из представителей знати за верхним столом - очень низкорослый мужчина с юга по имени Малан сказал:
      - Извини, милорд Магус. Но если ты поймаешь лису, вся морда которой в пуху твоих лучших курочек, разве ты ее отпустишь?
      Магус насмешливо поклонился Милану.
      - Если то, что я слышал о вашем, высокородный лорд, дворе справедливо, то многие хорошенькие петушки каждой ночью благодарят всех святых, что у некоторых старых лис так мало зубов.
      Эта двусмысленная острота вызвала взрыв громкого смеха у Мескарла и смешанную реакцию у остальных. Милан побагровел и схватился было за рукоять меча, но сосед удержал его. Саймон отметил себе, что этот юноша калека в некоторых делах может быть достойным соперником. Суть скрытого оскорбления была ясна, потому что он сам заметил, что в свите Милана на удивление много хорошеньких мальчишек, которые при разговоре томно закрывают глаза и бриджи у которых, пожалуй, через чур обтягивающие.
      Магус продолжил.
      - Вот что я хочу тебе предложить. Дайте им по мечу, и пусть один из них убьет другого. Неважно, который. Тот, кто победит, получит свободу.
      Барон хлопнул сына по плечу.
      - Мне это нравится. Клянусь Каиновой печатью, так и будет!! Сенешаль, дать им обоим мечи. Эй вы, собаки, вы все поняли?
      Крестьян освободили от оков и обоим вручили мечи. Не взглянув на отца юноша швырнул свой меч через всю комнату на тростник перед Мескарлом.
      - Ты можешь убить нас обоих, но не заставишь пойти друг на друга. Милорд, однажды на твою подлость обратит внимание вышестоящая власть. И тогда тебе...
      Договорить ему не удалось. Отец, стоявший позади него, схватился за рукоять меча, как утопающий хватается за соломинку. Не говоря ни слова он вскинул меч и вонзил его сыну в спину, слева между ребер. Юноша вскрикнул, когда упал, но так никто и не понял, что ж он крикнул.
      Старик, всхлипывая и бормоча что-то, рухнул на тело своего сына и стал терзать его и мять, будто обратился в дикое животное. Он все еще пытался пронзить бездыханное тело мечом, когда сам де Пуактьер подошел к нему и отобрал у него оружие, потом встряхнул его и поставил перед бароном. Вся эта сцена была настолько отвратительной, что даже эта мерзкая компания приумолкла.
      Кроме тяжелого дыхания старика единственный звук нарушил тишину тоненькое хихиканье альбиноса. Кот спрыгнул с плеча Мескарла и осторожно прошелся по хаотически усыпанному всякой дрянью каменному полу. Он подошел к телу, перепрыгнул через него и уселся на пол. Струйки и лужицы крови запятнали пол. Кот погрузил свой шершавый розовый язычок в одну из этих ярко-красных лужиц и принялся ласкать.
      Хихиканье стало громче. Старик посмотрел на Магуса, его изборожденное морщинами лицо дергалось, как парус корабля при порывистом ветре. Казалось, каждая его часть жила отдельной жизнью.
      - Я свободен?
      Смех утих, и раздался этот высокий, отвратительный мальчишеский голос.
      - Я дал слово. Уведите его, вымойте, накормите, дайте вина. Потом пусть поспит. Завтра, старик, когда все мы будем чувствовать себя свежими, и солнце будет сиять над замком, и птицы будут петь над крепостными стенами, и сам воздух будет источать благоухание, тебя снова приведут ко мне, и я дам тебе свободу. Тебя никто не обидит. Никто тебя и рукой не тронет. Никто тебе ни малейшей раны не нанесет, иначе он мне ответит. Я обещал свободу победителю. А ты, разве ты не явный победитель? - И снова он откинулся в кресле и захихикал.
      Саймон больше не мог ждать. Он постарался сдержать нервную дрожь и, оставив свой пост, направился в покои леди Иокасты. Он шел и думал о том, как в таком хрупчайшем сосуде может содержаться такое чудовищное зло.
      Когда Саймон дошел до хорошо охраняемого крыла, где жили члены семьи Мескарла - те, которые еще цеплялись за жизнь - он вознес хвалу своему ангелу за перстень леди Иокасты. И так уж пару раз вооруженные стражники высказывали явное намерение сначала напасть, и лишь потом задавать вопросы. Он миновал ворота с решетками, двери с шипами, узкие, извилистые коридоры, в которых один человек может успешно сражаться со многими. Средневековые факелы постепенно сменились современными скрытыми светильниками, хотя каменные стены оставались массивными и грубо обработанными.
      Наконец он добрался до роскошной прихожей леди Иокасты. Морщинистая дуэнья, издавна служившая надежным хранилищем преступных тайн, махнула ему, даже не бросив взгляд на протянутый перстень. Но когда Саймон уже собрался откинуть гобелен, скрывавший дверь в будуар, дуэнья окликнула его.
      - Перчатку. На это блюдо с драконом. Если перстень тебе снова понадобится, она найдет способ передать его тебе. На блюдо. - Голос был тихим и усталым, похожим на пыльный старый бархат.
      Он положил перстень, как было велено, и вошел в дверцу. Он оказался в большой спальне с той атмосферой былого великолепия, какую он и ожидал. У матерчатых китайских птиц в стеклянных клетках не хватало ног или крыльев. Вся мебель была расшатанной и продавленной. На стенах висели потемневшие от времени и дыма картины, порванные и потертые гобелены с охотничьими сценами.
      Над холодным камином висел портрет юной женщины, выполненной в манере пуантилизма, который, несмотря на пятна копоти, которые кто-то пытался очень небрежно стереть, вызывал ощущение какого-то странного очарования. Чудесные краски, сверкавшие и под слоем грязи, делали портрет центром этой печальной комнаты. Саймон постоял некоторое время перед картиной, хранившей облик той леди Иокасты, какой она когда-то была, пока замок "Фалькон" не сделал ее тем, чем она стала сейчас. Портрет немного поможет ему в том, что должно произойти, И призывает его быть нежным. Саймон понял теперь, что заставило Мескарла наплевать на все слухи и табу. И несмотря на то, какой старой ведьмой стала сейчас кузина барона, Саймон всегда будет помнить, почему Мескарл позволил ей жить.
      Он прошелся по ее спальне. Ноги его беззвучно утопали в толстом ковре. В комнате стоял тяжелый запах перегара. Поперек огромной кровати распростерлась леди Иокаста. Волосы ее были распущены и она ухитрилась сбросить платье, оставшись в тонкой шелковой комбинации. Она спала.
      Все говорило Саймону оставить ее в покое, но он не мог. Только лишь через стену от него вскоре состоится совещание, которое, быть может, перевернет вверх дном всю Солнечную Систему.
      Тихонько присев на кровать рядом с леди Иокастой, Саймон погладил ее волосы. Она потянулась, как ребенок, взяла его за руку и прижала ее к губам. Странным образом тронутый, он нагнулся над ней и провел губами по ее щеке, ее руки обвили шею и потянули его вниз.
      - Ты добрый, Саймон.
      - Симеон. Симеон, миледи, а не Саймон.
      - Неважно. Ты добр к печальной старой леди, и я благодарна тебе. Здесь так мало доброты. Мой кузен всегда был чудовищем, но сейчас он приобрел такую власть, которая может сделать его контролируемым. А мой сын... ты никому не расскажешь об этом, Симеон? Нам обоим это будет стоить головы.
      - Миледи, я буду нем, как могила.
      - А мне безразлично. Для меня смерть - желанный любовник. Я живу слишком долго. Мескарл сохранил моего сына - противоестественное, развратное чудовище - и отобрал у меня мою доченьку. Ее убили, я не сомневаюсь. - Слезы бороздили слои краски и пудры, возвращая ей ее настоящие годы. Действие винных паров почти прошло, и ее полностью охватила жалость к себе, усиленная неожиданной нежностью молодого солдата. - Она была хорошеньким ребенком. - Теперь уже она заплакала всерьез. - Он приходил ко мне каждую ночь, и мы занимались любовью. Он меня гипнотизировал, как удав несчастного кролика. Прошло много лет с тех пор, как приходил в последний раз. Клюя давно потерян, засовы проржавели.
      Саймон прижимал к себе пожилую женщину и гладил ее по спине, как поступают с ребенком, которому приснился страшный сон. Еще ниже наклонившись к ней, он прошептал:
      - А почему никто в замке не знал? Разве здесь нет жучков, нет подслушивающих устройств?
      - Здесь - нет. Совсем рядом с его собственными покоями. Это было давно, сразу после Робера, и Рут, и... Жофрея - он был милым пареньком, Жофрей, со всегдашней улыбкой на губах. Он мог неподвижно стоять на полянке, и птицы слетались к нему. Садились к нему на руки.
      Наступило долгое молчание.
      - О чем это я?
      - Вы рассказывали мне о замке после того несчастного случая.
      - Несчастного случая! Кровавого убийства! Но они давно мертвы. Я снова увижу Жофрея. Он ждет меня, Симеон. Ждет каждый день. Да, замок. После того несчастного случая Ришар стал очень подозрительным. В каждой комнате появилось по своему устройству. На каждом повороте коридора по видеоскопу. Доносчики процветали, и многие несчастные погибли позабытые всеми, совершенно одни, глубоко под нами. И вот теперь он в безопасности. И уже не нуждается в таких трюках, чтобы сохранить свою власть.
      - Но как же вы встречались? Разве слуги не видели, как вы приходили друг к другу?
      Она подняла голову с его плеча и указала пальцем.
      - Там, за гобеленом, на котором Спаситель показывает свои раны Фоме Неверующему. Там дверца. Может быть, она до сих пор не заперта. Как всегда. Потом - темный коридор. Недалеко. Я даже сосчитала шаги. Четырнадцать. Потом - его дверь. Теперь она заперта. Гарантирую, он забыл про нее. Потому что она тоже за гобеленом. На нем было Избиение Младенцев.
      Леди Иокаста снова начала всхлипывать. Старые воспоминания нахлынули на нее.
      - Почему вы не засыпаете, миледи? Позвольте мне позаботится о вас, и вы попадете в приветливые объятия Леты.
      Она посмотрела на него.
      - Ты очень добрый. Как жаль, что мы не встретились много лет назад. Теперь поздно. Слишком поздно. Слишком поздно. Слишком поздно. Да, я засну, ты придешь еще раз? Умоляю тебя, Я, Леди Иокаста, умоляю тебя. Приходи завтра ночью. В тот же час. Пожалуйста. - Она улыбнулась, но улыбка получилась кривой. - Не так-то легко мне произнести это слово. Ты подарил мне доброту, Симеон. Не обижай меня, не забирай ее обратно. Кажется, я этого не вынесу, ты придешь?
      - Да, миледи. Если смогу.
      - Клянешься?
      - Клянусь.
      - Тогда помоги мне уснуть.
      Легонько приподняв ее хрупкое тело, он уложил ее поудобнее на кровать. Она закрыла глаза, а он лег рядом с ней и стал гладить кончиками пальцев ее лоб. Успокаивал и ласкал. Постепенно его пальцы спустились к ее шее. Дыхание ее сделалось более глубоким и ровным. Она спала.
      Саймон не мог рисковать и позволить леди Иокасте проснуться, пока он будет заниматься своим шпионским ремеслом, его пальцы нащупали некую точку под ее правым ухом. Там, где рядом лежат нервы и артерия. Сначала он нажал легонько. Потом покрепче. Поток крови замедлился. Некоторые секции мозга отключились. Дыхание стало прерывистым, потом снова спокойным.
      Пока он не вернется и не надавит на другую точку, леди Иокаста будет спать. Если он не разбудит ее, она уснет навсегда.
      Не теряя времени, Саймон подошел к гобелену с Фомой Неверующим и скользнул за него. Вокруг него заклубилась пыль, и он чуть не закашлялся. Уже много поколений здесь жили и размножались жуки и пауки, и никто их не тревожил. Под ногами Саймона захрустели сотни крошечных сухих трупиков. Дверь здесь действительно была. И она была открыта!
      Проржавевшие петли скрежетали и изо всех сил сопротивлялись тому, чтобы потайная дверца была силой открыта. Чтобы заставить их замолчать, Саймону пришлось смочить слюной наиболее проржавевшие части. В тоннеле было сыро и холодно. Никто, даже самые отважные мыши, не согревали его своим дыханием уже много лет. Четырнадцать птичьих шажков леди Иокасты оказались всего восемью для Саймона, и он очутился у второй двери.
      Сюда не проникал ни тончайший лучик света, и Саймон, даже прижав ухо к сухому дереву, не услышал ни легчайшего звука. Он взялся за узорчатое металлическое кольцо, служившее дверной ручкой, и осторожно повернул его. В ответ пронзительно и возмущенно завизжал дверной замок. Потом он почувствовал сопротивление. Дверь была заперта! Всего лишь с другой стороны двери соберется знать - может быть, уже собирается, может быть, они уже приготовились схватиться за мечи, чтобы ворваться в эту предательскую дверь и убить его на месте. Саймон покрылся потом. Он вытер руки о нижнюю рубашку и всем весом навалился на ручку. И снова в ответ раздался терзающий душу вопль прогнившего металла.
      - Поворачивайся, ты, ублюдочный сын проститутки, трахнутый, дерьмовой, вонючий... а-а-ах!
      Замок так давно не трогали, что его части приржавели друг к другу. Конечно, Саймон никоим образом не смог бы открыть замок, но Случилось то, что и должно было случиться. Древний металл не выдержал натиска Саймона, и все внутренности замка рассыпались. Дверь от толчка приоткрылась на несколько дюймов.
      Ни света. Ни звука!
      Он успел вовремя. Саймон тяжело дыша, прислонился у грубой стене и закрыл глаза, чувствуя, как пот ручьями катится по его лицу. Эти усилия выжали его, как лимон. Его правая рука ныла и дрожала. Если бы здесь его ждал вооруженный человек, Саймон не смог бы сопротивляться. То, что он видел и вытерпел этой ночью в совокупности со страшной борьбой с запертой дверью забрали все его силы.
      Через минуту он выпрямился. Просунув руку за дверь, он ощутил грубую поверхность тыльной стороны гобелена. Узелки на ощупь казались ветхими. Он встал на колени, ощупал пол и обнаружил, что гобелен свисает до самого низа. Стоя на коленях, он уловил топот сапог, звяканье шпор, резкие голоса. Саймон метнулся назад и прикрыл дальнюю дверь за собой. В коридор просочился лучик света. Саймон снова смазал слюной петли и смог прикрыть дверь почти до конца.
      Покои с другой стороны Избиения Младенцев заполнились людьми. Хорошо были слышны кашель, скрипение кресел, шарканье ногами, которое предшествуют любому совещанию. Шум смолк, когда кто-то - предположительно Мескарл - постучал по столу.
      - К порядку! К порядку! Приступим.
      Другой голос. Нетрудно узнать ядовитые интонации Малана.
      - А что, милорд, нам можно не опасаться ваших проклятых жучков?
      - Да. То, что будет сказано здесь, не услышит никто посторонний. Можете говорить здесь столь же откровенно, как в своей собственной спальне.
      - Может быть, и более откровенно, отец.
      Саймон широко раскрыл глаза. Стейси не упоминал альбиноса в числе тех, кто был посвящен во все секреты. И все же он оказался здесь, на самом секретном совещании планеты. Когда Саймон покидал замок "Фалькон", о существовании этого мальчика ходили только слухи. Его предполагаемая мать исчезла - было объявлено, что она заболела и скоропостижно скончалась. Теперь, по-видимому, Магус стал силой, с которой придется считаться.
      После первоначального обмена любезностями совещание продолжалось до четырех утра, пока все, в большей или меньшей степени, не пришли к согласию. Когда в комнате снова стало темно и тихо, Саймон захлопнул дверь, прошел по узкому коридору и закрыл за собой другую дверь. Он вернул леди Иокасте нормальный сон и направился в казарму охранников. По пути он взял перстень с печаткой с блюда и положил его в карман.
      Дуэнья проснулась, когда он проходил мимо, и потянулась в своем кресле. Она проводила Саймона своими желтыми глазами. Старуха походила на большую, пригревшуюся на солнце ящерицу.
      Несмотря на многолетние тренировки, Саймон не смог утихомирить свои мысли и заснуть в эту ночь. Слишком о многом нужно было поразмыслить.
      5. ВСЕ ЗАВИСИТ ОТ ТОГО, ЧЕМ НАЗЫВАТЬ ЖИЗНЬ
      Ни один из дворян, за исключением несокрушимого де Пуактьера, не поднялся на завтрак. Большинство вышло только к обеду. Некоторые собрались на соколиную охоту, и им был придан отряд охранников. Саймон понял, что в замке предприняты усиленные меры безопасности. Опасаются увеличения активности мятежников, чувствуется, что партизаны могут воспользоваться собранием власть имущих, чтобы предпринять массированное нападение.
      Ни Богарта, ни Саймона на включили в этот отряд. Более того, были отобраны только те, кому доверял сам сенешаль. Остальная часть гарнизона была переведена на казарменное положение на все те восемь дней, пока гости должны были оставаться в замке.
      Впервые за день они вышли из замка на полуденный парад, и теперь жмурили глаза от яркого солнца. Когда все стояли в положении "вольно", ожидая смотра, откуда-то сверху раздались слабые крики. Как они ни выворачивали шеи, никто ничего не увидел.
      Когда всех разбили на группы для несения послеобеденной службы, Саймон с Богартом оказались на посту в дальнем конце внутреннего двора. Там они и увидели источник шума. Почти у самого верха башни "Фалькон" висела большая клетка и кованного железа. Клетка, сделанная из железных прутьев, отстоящих друг от друга на несколько сантиметров, раскачивалась на ветру. В углу клетки сжался в комочек старик, который прошедшей ночью в банкетном зале убил своего сына.
      Солдат, стоявший поблизости от них, кивком показал на качающуюся тюрьму. Молодец этот белолицый, всегда держит слово. Пообещал старику, что тот будет жить, и ни один человек его не тронет. Вот он и висит там, в тишине и спокойствии. Хотя, кажется, он уже хочет пить, а пока не жарко. Завтра ему захочется есть. Хотя никакой одежды на нем нет и он худой как щепка. Наверное, ночи ему не пережить.
      Богарт сплюнул, и плевок упал совсем рядом с ногой солдата.
      - Ага. Он - мастер играть словами. И своим великодушием! Да у бешеной крысы великодушия побольше.
      Саймон ткнул его, чтобы тот заткнулся, но тут появился де Пуактьер, призвал их к порядку и тем самым пресек возможные неприятности.
      Висячая тюрьма находилась на своем месте три дня, пока всякие движения в ней прекратились. Еще через два дня клетку убрали. Окно, из которого торчал брус, на котором она висела, принадлежало спальне Магуса Ришара Мескарла!
      День прошел спокойно. Вечером, после того, как из сменили, Саймон с Богги сидели рядом, полировали свои мечи и Саймон объяснял свой план. Лишних слов он не тратил.
      - Первое. У нас восемь дней. Второе. К концу этого времени все эти прекрасные люди разъедутся по своим замкам и шанс исчезнет. Три. Если мы сможем связаться с СГБ, то космический корабль будет здесь через день. Четыре. Раз уж нам пришлось уничтожить наш корабль, до СГБ добраться мы не сможем. Те немногие трансмиттеры, что есть здесь, охраняются так, что до них мы не доберемся. Пять. Значит, другого выхода у нас нет. Мы должны добраться до Моркина, разъяснить ему всю сложность положения и напасть на замок "Фалькон".
      - У нас нет никаких шансов выйти за стены замка. Де Пуактьер проследит за этим. Так что здесь уж нам и придется остаться.
      - Ты не прав. Ночью, после того, как я повидаюсь с бедной старой Иокастой, я собираюсь попытаться прорваться. Тебе придется остаться здесь и изображать невинного младенца. А я рвану в леса, к Моркину.
      - Что ты собираешься ему рассказать?
      - Всю правду. Что Мескарл возглавляет заговор лордов Сол Три, у каждого из которых свои сильные интересы в запасах ферониума для Федерации. Что они все за последнее время сильно увеличили свои запасы, обратив крестьян на шахтах в рабство. А потом ферониум перепрячут в тайники во всем мире. Следующий шаттл, который прибудет в порт, не увезет с собой ничего, кроме грубого ультиматума.
      - Условия жесткие?
      - Да. Свобода внутри Федерации. Признание рабства законным. Десятикратное увеличение цен на руду. И власть. Власть не только над Сол Три, но и над всей солнечной системой.
      - Без ферониума уже через несколько недель звездолеты станут бесполезными. Любая попытка нанести удар возмездия - и все запасы будут уничтожены, А все знают, что запасов этих не так уж и много. И его нельзя синтезировать.
      Саймон швырнул свой меч на кровать.
      - И все те, кто знает об этом, сейчас собрались здесь, в одном месте. Так что ночью я попытаюсь. Я бы ушел раньше, но если я не появлюсь, леди Иокаста подымет шум. Всех перебудоражит. Похоже, она считает меня своим последним шансом в жизни. Когда она узнает обо мне все, для нее это будет страшным ударом.
      Богги положил свой полированный меч на меч Саймона.
      - Будь осторожен. Если тебя поймают, за мной будут следить вдвое строже. - Он бросил взгляд на большие часы в углу унылой казармы. Пойдем, капрал Симеон. Перекусим напоследок в столовой. Может быть, капелька той ужасной мочи, которую там называют светлым пивом, прибавит тебе страсти к миледи.
      Саймон шагал по притихшему замку, крепко сжимая в кулаке перстень леди Иокасты. Время от времени он слышал разносившийся по замку мерный топот патруля по каменным коридорам. В этот вечер банкета не было, но в замок привезли много юных девушек из Стендона, Брейкенема и даже более далеких поселений. Их привозили в крытых повозках. Судя по их реакции, когда они понимали, что очутились во внутреннем дворе замка "Фалькон", далеко не все ехали по своей воле.
      Саймон бесшумно шел мимо запертых дверей к апартаментам семьи владельцев замка. И когда он подошел к пересечению коридоров, кто-то нанес ему аккуратный удар по затылку чем-то мягким и гибким.
      Вне всяких сомнений, впервые в жизни он потерял сознание от одного удара. Первым делом, как он начал приходить в себя, он подумал, что большинство писателей абсолютно неправы. Не было никаких звезд, вспышек света, звона колоколов. Будто кто-то просто повернул выключатель в мозгу никакой промежуточной стадии. Какой-то отрезок времени просто выпадает из жизни. Потом лишь легкое недомогание и боль в глазницах говорит о том, что ты прошел через это. Еще одно заблуждение состоит в том, что человек может настолько контролировать свое тело, что способен скрыть тот факт, что он пришел в сознание. Если тебя действительно отправили в нокаут, ты придешь в сознание только тогда, когда это тебе позволит мозг. Не раньше.
      Саймон с трудом открыл болевшие глаза и увидел перед собой свет факелов. Его крепко держали под руки. Два человека стояли чуть позади него, по одному на руку. Перед ним, в круге света - человек шесть, восемь - и ближе всех бородатое мужское лицо. Де Пуактьер.
      - Ну, ну, ну. Успехи по службе вам не грозят, капрал Грейв. Вне казармы... Мне чертовски знакомо твое лицо. Что-то из давнего прошлого... Вспомню. Ты оказался вне пределов казармы. Почему?
      Саймон слегка потряс головой, чтобы прояснить мысли. Осторожней!
      - Я направлялся в покои леди Иокасты. Чтобы охранять ее ночью. Как и вчера. Мне кажется, вы знали об этом, милорд?
      Де Пуактьер ухмыльнулся в бороду.