– Ты можешь искать дрова, – огрызнулась Сара. – Я намерена искать серебро.

И, развернув низкорослого гнедого мустанга, она послала его вперед, к устью каньона Лост-Ривер.

– Спокойно, Сверчок, – пробормотал Кейс, сдерживая жеребца. – Нет никакой нужды нестись сломя голову в такую холодную зарю.

Он закрепил на голове шляпу. Затем проверил дробовик и ружье. Вообще-то сейчас в этом не было необходимости, но это помогало Кейсу держать себя в руках.

«Сара слишком долго делала все по-своему, – сказал себе Кейс. – Она умеет отдавать приказания, но не умеет подчиняться».

Выверенным движением Кейс отправил дробовик в чехол. Едва он взялся за повод, Сверчок рванулся вперед, полный решимости догнать умчавшуюся низкорослую кобылу.

– Спокойно, дурачок, – пробормотал Кейс. – Она никуда не денется.

Жеребец убавил шаг, хотя и ненамного. Он терпеть не мог, если какая-то лошадь находилась впереди него.

Гнедая лошадь шла размашистым шагом вдоль каньона Лост-Ривер по еле заметной тропе, протоптанной дикими зверями и индейскими охотниками задолго до того, как Хэл Кеннеди построил здесь свою хижину и начал поиски испанского серебра.

Когда ветви тополей спускались слишком низко к земле, Сара приникала к шее лошади. Иногда путь преграждали пни или бревна. Маленькая кобылка по кличке Шейки легко, без суеты перепрыгивала через них. Очевидно, эта едва заметная тропа была ей хорошо знакома. И скорость, с которой она шла, по всей видимости, ей была привычна.

Сара то и дело поглядывала в сторону солнца. Оно еще не выглянуло из-за скал, но вот-вот должно было показаться.

Нужно было бы выехать час назад, с раздражением подумала она.

Однако Кейс не позволил ей пускаться в путь в темноте, даже с ним вместе. Сара пыталась спорить, уговаривать и умасливать его, но ничто не помогло.

Если Кейс говорил «нет», то это было всерьез.

Упрямое, недоверчивое создание, размышляла Сара.

Проехали милю, две мили, три мили. Жилистая кобыла шла ровно и даже дышала спокойно. С такой скоростью она могла идти целый день.

Время от времени Сара смотрела через плечо назад, чтобы увидеть, как идет Кейс. Сверчок неизменно оказывался на одном и том же удалении – около сотни футов от нее. Жеребец выглядел вполне свежим, хотя и нес на себе груз, вдвое больший, чем несла Шейки.

Ну как не злиться на этих мужчин, сердито подумала Сара. Силы много, а ума мало.

Однако пребывать в таком дурном настроении стало трудно, когда весь каньон озарился нежным золотистым светом. В разрывах легких розовых облачков проглядывало нежно-голубое небо.

Ну как я могу покинуть эту страну?

Сара часто задавала себе этот вопрос в последние дни, после того как заключила сделку с Кейсом. Ответ у нее был один – тот самый, что и тогда, когда погибли родители: «Я сделаю все, что должна. Ради Коннера, который заслуживает лучшей участи».

Сара никогда не сожалела о своем выборе, сделанном под влиянием обстоятельств. Она была благодарна за то, что и она сама, и Коннер выжили, в то время как многие погибли.

После того как солнце заглянуло в каньон, все вокруг расцветилось разными красками – бледно-желтыми, коричневыми, рыжими, красными. Сара замедлила ход, когда тропа приблизилась к берегу реки и Шейки должна была пробираться между многочисленными утесами, валунами, преодолевать сухие русла водостоков.

Кейс внимательно обшаривал глазами каньон. Дело даже не в том, что он был нацелен на опасность. Он старался запомнить дорогу, чтобы можно было найти путь назад без провожатого.

Он замечал полет орлов и ястребов, бегство или внезапную остановку кроликов, многочисленные следы оленей. Однажды Кейс увидел засохшие следы пантеры в устье бокового каньона.

Половина всего этого принадлежит ему. Он думал об этом всякий раз, когда открывался новый живописный вид. Это грело и ласкало ему душу, которая со времени войны была в постоянном смятении и тревоге.

Уверенность в том, что он принадлежит этой земле, становилась все больше с каждым шагом, с каждой минутой.

Он умрет, а эта земля останется.

Этот край останется нетронутым в веках. Понимание этого давало Кейсу какое-то глубокое чувство успокоенности. Имея связь с этой землей, он становился частью чего-то большого, а не был простым вместилищем того зла, которое нес в себе человек.

Эта мысль действовала как бальзам на его раны, которые постоянно болели и с которыми он давно смирился.

Когда Сара наконец пустила лошадь шагом, Кейс позволил Сверчку приблизиться к маленькой кобылке.

– Ничто не успокаивает нервы лучше, чем небольшая прогулка, – ровным тоном произнес Кейс.

Сара прищурилась, но ничего не сказала.

– Или стоит проехать еще несколько миль?

Чувство юмора победило в ней раздражение. Она засмеялась и покачала головой.

– Ты и Коннер.

– Что у нас общего?

– Вы можете быстро справиться со мной.

– Это потому, что ты недостаточно закалена, чтобы жить в этом мире.

– Ют считает, что я ангел.

Кейса это нисколько не удивило.

– Когда больной, раненый человек приходит в себя, видит, как свет лампы освещает сзади твои волосы, чувствует прикосновение прохладных и деликатных рук к своему телу… – Кейс замолк, затем пожал плечами. – Юта вряд ли можно упрекать за то, что он увидел в тебе ангела милосердия, – заключил он.

Щеки у Сары вспыхнули.

– Никакой я не ангел, – возразила она. – Спроси у моего брата.

– Я не подвергаю сомнению твои слова. Это Юта надо убеждать.

– Я пыталась. Но это все равно что пытаться скале читать Шекспира.

– Ты не должна забывать, что Ют сравнивает тебя с другими женщинами, которых знал, – сказал Кейс.

Сара поморщилась:

– Лола хорошая женщина. Резкая, но очень порядочная.

– Ты лишь наполовину права, – пробормотал Кейс.

– Что ты имеешь в виду?

– Большая Лола стала легендой в некоторых краях.

– Это было тогда, – решительно возразила Сара. – С того времени, как Лола появилась на ранчо, она не делает ничего, за что следует извиняться.

Кейс прищурил глаза.

– Ругательства не считаются? – бесстрастным тоном спросил он. – Тогда ясно.

– Что тебе ясно?

– Ангел милосердия с лексиконом, который может напугать обитателей преисподней. Конечно, я знаю об этом лишь понаслышке. Это вообще может быть чистейшая ложь.

Щеки у Сары снова запылали, и причиной того был отнюдь не студеный зимний воздух.

– Я уже сказала, что никогда не была ангелом, – возразила она.

Его глаза засветились – это было некоторое подобие улыбки. Но сколько Сара ни смотрела на Кейса, улыбки как таковой она так и не дождалась.

– Мне нужно было тебя побрить, – сказала она.

– Почему? – спросил Кейс, удивляясь перемене темы разговора.

– Я уверена, что ты улыбаешься, но за такой щетиной мне не видно.

– Сейчас слишком холодно ходить без меха, – только и сказал Кейс.

– Не было бы так холодно, если бы ты спал в хижине.

Сара сама не понимала, почему ее обижало, что Кейс переселился из хижины; тем не менее это было так.

– Я и без того слишком долго пролежал в твоей кровати, – без обиняков сказал он.

Не сказал он лишь про то, что ее пахнущие розами покрывала снились ему и тогда, когда он спал снаружи. Он просыпался в состоянии возбуждения. Тело его ныло, и эта ноющая боль, покидая его лишь ненадолго, могла вернуться в самый неподходящий момент.

Например, сейчас.

Чертыхнувшись про себя, Кейс изменил положение в седле. Но толку от этого было мало. В его положении ему вообще лучше было не ездить верхом.

– Почему ты не спишь рядом с Коннером? – спросила Сара. – Возле печки места достаточно.

– Твой брат брыкается, как молодой бычок.

– А что ты собираешься делать, когда выпадет снег?

– То, что делал всегда.

– Что именно? – заинтересовалась Сара.

– Выживать.

Это слово резануло Сару.

– Жизнь состоит не из одного выживания. В ней много другого, – возразила Сара.

– Да. Есть эта земля.

– Я имею в виду надежду, смех, любовь…

– Они умирают вместе с людьми. А земля – нет. Она остается всегда.

Его взгляд и тон сказали ей, что тема закрыта для дальнейшего обсуждения.

Некоторое время Сара хранила молчание. Однако ее мучило любопытство относительно прошлого Кейса, и она отважно спросила:

– А что все-таки произошло?

– Когда?

– Почему для тебя не существует надежды, смеха, любви?

Кейс не ответил.

– Это как-то связано с Эмили? – спросила Сара. – Может, она убежала с другим мужчиной и разбила тебе сердце?

Кейс резко повернулся и уставился на Сару. Это был взгляд, который способен был заморозить пламя.

– Что ты сказала? – тихо спросил он.

У Сары вдруг пересохло во рту. Она уже проклинала себя за то, что дала выход своему любопытству. Проглотив комок в горле, она объяснила:

– Ты произносил ее имя… Когда был в бреду… Все время повторял: Эмили, Эмили, Эм…

– Никогда не произноси при мне этого имени! – резко оборвал ее Кейс.

Возникла напряженная пауза.

– Она умерла? – нарушила долгую паузу Сара.

Ответа не последовало. Кейс даже не посмотрел в ее сторону.

К своему удивлению, Сара почувствовала, что ей жалко Кейса. Должно быть, она правильно угадала. Кейс любил Эмили, а та избегала его.

– Не все женщины такие, – проговорила она. Ответом ей было все то же молчание.

– Ладно, – сказала Сара. – Медведь попал в западню. Но разве тебе никто не говорил, что рассказом можно облегчить душу?

Кейс искоса посмотрел на Сару.

– В таком случае расскажи мне о своем замужестве, миссис Кеннеди, – саркастическим тоном предложил Кейс. – Что в нем было такого, из-за чего ты решила больше никогда не выходить замуж?

– Это не твое… – начала было Сара, но оборвала фразу на полуслове.

– …не мое дело? – закончил фразу Кейс. – В таком случае, почему то, что было со мной, это твое дело?

И снова повисла тишина. Если не считать шума ветра.

Когда Сара направила Шейки в боковой каньон, нарушил молчание Кейс:

– Я надеюсь, существует какая-то причина, почему ты выбрала именно этот боковой каньон, а другие не удостоила своим вниманием.

– Да, существует.

– Может быть, ты объяснишь мне ее, или это тоже не мое дело?

Сара искоса взглянула на Кейса, взгляд у него был холодный и колючий, голос звучал ничуть не теплее.

– В нем есть развалины, – четко произнесла она. – И еще там есть колонны из красных пород.

– Что за развалины?

– Похожи на развалины замка, хотя и не совсем.

– Ну что ж, теперь я по крайней мере знаю, что мне надо искать.

– Тебе надо сделать хорошую выволочку, – пробормотала Сара.

Кейс повернулся и лишь посмотрел на нее глазами, в которых, казалось, навечно застыла печаль. А ведь он был всего на несколько лет старше Сары.

«Не обращай внимания, – сказала себе Сара. – Не думай о том, кто такая Эмили и какую боль она причинила Кейсу. Это не имеет значения».

Главное для нее – найти серебро для Коннера. Он умеет и смеяться, и любить, и надеяться.

– У Хэла была старая карта, – сказала Сара.

– Насколько старая?

Сара пожала плечами:

– Он мне не говорил. Я не спрашивала.

– На ней была только схема или были какие-то надписи?

– Были надписи. И письмо.

– И что в этом письме? – против своей воли спросил Кейс.

– Что пропал караван с грузом серебряных крестов, монет, слитков, чашек, тарелок, канделябров, четок.

– Целый караван?

Сара кивнула:

– Большую часть серебряных изделий испанцы отыскали. А вот десять мешков серебряных монет так и не нашли. Не нашли также около трехсот фунтов серебряных слитков.

Кейс тихонько присвистнул. Он окинул взглядом раскинувшиеся перед ним просторы и назвал себя дураком за то, что проявил к этой истории интерес.

Триста фунтов серебряных слитков и монет могли быть спрятаны в любом из бесчисленных и безымянных каньонов – и никогда не попасться на глаза человеку.

– А на каком языке были надписи – на испанском или английском? Или, может, на французском или латинском? – снова проявил любопытство Кейс.

– В основном на латинском, – ответила Сара. – Иногда на испанском.

– Ты уверена?

– Человек, который написал письмо, был иезуитским священником, – назидательным тоном сказала Сара. – А церковные документы писались на латинском, хотя иногда встречается и староиспанский.

Брови у Кейса приподнялись.

– Твой муж, стало быть, был ученый малый, если смог прочитать это письмо.

– Хэл не мог читать даже по-английски, не говоря уж о других языках.

– Кто же ему в таком случае перевел письмо?

– Я перевела.

Кейс крякнул.

– Значит, ты знаешь латинский?

– Да.

– А греческий?

– Тоже. – Сара взглянула на Кейса. – Ты удивлен?

– Только тем, что ты до сих пор на ранчо «Лост-Ривер».

– Что ты хочешь этим сказать?

– С твоим образованием ты могла бы преподавать в школах Денвера, или Санта-Фе, или Сан-Франциско.

Лицо у Сары помрачнело.

Она не желала жить в городах, где могли оценить ее образованность. Она хотела жить на своем ранчо среди диких каньонов, где в небе слышен клекот орлов, а ветер постоянно поет свою нескончаемую песню.

«Но эта земля останется моей лишь до того момента, как я найду серебро, – напомнила себе Сара. – А затем моя половина ранчо перейдет к Кейсу».

– Могла бы, – согласилась Сара.

По ее тону Кейс понял, что развивать эту тему она не намерена.

– А где карта сейчас? – спросил Кейс.

– Не знаю.

– Наверно, это секрет?

– Нет. Я действительно не знаю, – спокойно ответила Сара. – Последний раз я ее видела – и Хэл тоже – несколько лет назад, осенью, когда он отправился на поиски серебра.

– И после этого он не вернулся?

– Да.

– А как он умер?

– Этого я не знаю.

– Но ты уверена, что он мертв?

– Да.

– Почему?

– Коннер пошел по следам Хэла и нашел его мертвым. Он похоронил его там, где нашел.

– Очень странно, что мужчина в расцвете лет вдруг ни с того ни с сего умирает, – как бы между прочим заметил Кейс.

– Хэл был более чем в три раза старше меня.

Кейс бросил взгляд на Сару. Он попробовал представить себе человека, который был мужем этой умненькой, симпатичной девушки, хотя по возрасту годился ей в дедушки.

Нечего удивляться, что Сара не хочет об этом говорить, подумал Кейс. Очень сомнительно, чтобы у мужчины столь солидного возраста хватало терпения иметь дело с такой юной женой.

– Странно, почему твой брат не принес карту, – после некоторого размышления сказал Кейс.

– Он принес и привел то, что нужно для жизни, – лошадь, шинель, продукты и оружие.

Кейс представил себе хижину Кеннеди десять на четырнадцать футов. Сделана очень примитивно. В окнах нет стекол. Пол земляной, на котором постоянно оставались следы, когда Сара готовила, занималась стиркой или ухаживала за больными тварями.

Хижина вряд ли отличалась бы чем-то от могилы, если бы Сара как-то не облагораживала ее своим присутствием и тем, что делала. Травы, которые сушились в углу; можжевеловые ветви, которыми были набиты матрацы; аромат свежего кукурузного хлеба или свежевыстиранного белья – все это наполняло хижину жилыми запахами.

– Тебе, должно быть, непросто было растить мальчишку без помощи мужчины, – сказал Кейс.

– Коннер стал хорошим охотником. Я тоже неплохой стрелок.

– А как твой муж?

– Он большей частью занимался поисками сокровищ. А пищу он находил обычно на столе, когда возвращался домой.

Но дома его интересовала не только пища. Сара старалась не вспоминать о том, что было. Правда, иногда она просыпалась в холодном поту от кошмарных сновидений.

– Как долго Хэл искал серебро? – спросил Кейс.

Сара пожала плечами:

– Все время, пока я знала его, и несколько лет до этого.

– Эта карта, должно быть, стоит не больше горсти бобов.

– Почему?

– Он ничего не нашел.

– Хэл пил.

Эти слова сказали Кейсу больше, чем если бы Сара стала подробно рассказывать о своем муже.

– Когда он трезвел, он не мог вспомнить ничего из того, что было, – добавила Сара.

– Ты хочешь сказать, что он нашел сокровища, а потом забыл, где именно?

– Да.

– Нужно быть действительно мертвецки пьяным, чтобы забыть, где ты нашел сокровища.

– Когда Хэл пил, он был слеп, глух и нем, как скала, – мрачно сказала Сара.

Кейс посмотрел на нее краешком глаза. Наблюая за девушкой последние несколько недель, он пришел к выводу, что ей не более двадцати лет. Возможно, чуть меньше. Но когда Сара говорила о муже, она становилась похожей на вдову, которая по крайней мере вдвое старше.

– Если Хэл нашел сокровища, а потом снова их потерял, то карта здесь мало поможет, – после паузы сказал Кейс.

– Здесь неуместны всякие «если». Я знаю, что Хэл нашел сокровища.

Уверенность, с которой прозвучали слова Сары, заставила Кейса остановить Сверчка. Он повернулся в седле и уставился на Сару.

– Почему ты так уверена? – спросил он.

Сара сняла одну из перчаток и сунула руку в карман брюк. Затем протянула руку Кейсу.

На ее ладони лежали два реала. Несмотря на то что монеты потускнели от времени, в некоторых местах, которые кем-то были очищены от налета, они поблескивали серебряным блеском.

– Ты не хочешь теперь изменить свое решение и согласиться на половину сокровищ, вместо того чтобы взять половину ранчо? – спросила Сара.

Он посмотрел на монеты, затем перевел взгляд на окружающий пейзаж.

– Нет, – ответил он. – Не все купишь за деньги. Владей серебром сама.

«Но я не хочу этого, – мрачно подумала Сара. – Как и ты, я хочу быть на этой земле».

Однако половина ее столь любимого ранчо принадлежала Коннеру.

А вторая половина скоро перейдет к человеку, который не верит ни в смех, ни в надежду, ни в любовь.