7

Скрывая страх, Джессика уголком глаз наблюдала за Вулфом, который глотнул приготовленный ею кофе. Когда он сделал гримасу, она вздохнула и подвинула ему чашку с компотом, блюдо с ветчиной и бисквиты.

Вулф поковырял вилкой ветчину, проигнорировал бисквиты и стал вылавливать чайной ложкой фрукты из компота. Джессика надеялась, что после еды он будет менее свирепым. Возможно, он после этого выслушает ее объяснения. И будет меньше презирать ее.

Вулф молча ел, ощущая на себе взгляд Джессики. Он ничего не говорил ей. И не смотрел на нее. Так было безопаснее. Иначе он мог сорваться. Просыпаться по утрам в состоянии возбуждения, которое увеличивалось при одном взгляде на Джессику, – могло ли это способствовать смягчению его гнева.

– Еще ветчины? – спросила она мягко

– Нет, спасибо.

Джессику не вводила в заблуждение вежливость Вулфа, поскольку она знала, что вежливость для него естественна как дыхание и сама по себе мало что значит. В Англии его манеры были так же безупречны, как у герцога. Но Вулфу не было свойственно сглаживать свои слова и поступки, как принято в высших кругах. Среди англичан он ни на минуту не забывал, что он чужак. Из традиций он создал себе броню, одновременно используя их для ответных мелких уколов Виконтов дикарь всегда оказывался элегантнее, чем те, кто был рожден для богатства, и дикарями в сравнении с ним выглядели они.

– Вулф, – обратилась к нему Джессика, – вчера вечером я была слишком усталой, взвинченной.

Он резко оборвал ее:

– Вчера вечером вы объяснились предельно ясно, ваша милость. Мои прикосновения приводят вас в ужас.

– Нет, я вовсе не это хотела сказать.

– К черту то, что ты хотела сказать! Важно то, что ты сказала.

– Пожалуйста, выслушай меня, – проговорила она, не собираясь так просто сдаваться.

– Я уже слышал все, что…

– Я никогда раньше не была обнаженной перед мужчиной, – перебила она Вулфа, повысив голос. – Я никогда не касалась обнаженного мужчины, никто никогда не касался меня, и я видела, с каким желанием ты смотрел на меня, и забыла что ты меня никогда не обидишь, и я… – голос Джессики прервался, – я испугалась. Мне показалось, что я загнана в угол, мною овладела паника.. Пожалуйста, не сердись на меня. Мне… Вулф, мне приятно касаться тебя и ощущать твои прикосновения… Я испугалась.

– Господи боже мой, – с отвращением произнес Вулф, вставая из-за стола. – Тебе приятно это настолько, что нагнало на тебя панику? Полноте, ваша милость! В вашем распоряжении были многие часы для того, чтобы придумать оправдание… И вот – это все, что вы смогли сказать? Я слышал правду вчера вечером, и мы оба ее знаем.

– Нет, – твердо сказала она. – Это не так.

– Довольно!

Джессика открыла было рот, чтобы продолжить спор, но когда она посмотрела в его ледяные глаза, слова застряли у нее в горле. Надеяться на снисходительность с его стороны в этот момент не приходилось. Не было также ни малейших признаков желания, которое так снедало его вчера вечером. Он смотрел на нее как на нежданную и весьма нежеланную просительницу.

Она опустила глаза, не желая, чтобы он прочел в них боль и страх. Потребуется много времени, чтобы вновь вернуться хотя бы к такому непрочному партнерству, которое сложилось у них за время длительного путешествия. И будет настоящим чудом вернуть те дружеские отношения, которые существовали у них до брака.

– После того как ты вымоешь посуду, – резко бросил Вулф, – погаси огонь. Мы уезжаем.

– Мы едем в Англию?

– Нет, ваша милость. Если я никогда больше не увижу Англию, я умру счастливым человеком.

– Я не знала, что ты так ненавидишь ее.

– Ты многого не знаешь обо мне.

– Я узнаю.

– Женщина никогда по-настоящему не узнает мужчину, пока не станет его любовницей.

– В таком случае я поговорю с твоей герцогиней, – ответила Джессика, не придумав ничего лучше. – Наверняка это кладезь мудрости.

Улыбка сделала лицо Вулфа еще более жестким.

– Вы забываете об одной вещи, ваша милость.

– Какой же?

– В общих чертах половой акт одинаков, независимо от того, кто в нем принимает участие, но вариации бесконечны. Ни один мужчина не ведет себя одинаково с разными женщинами. Ни одна женщина не отвечает одинаково разным мужчинам. В этих различиях как раз и заключен человеческий опыт, а также отражается степень любви.

– Вряд ли можно ждать так много от совокупления.

– Ты рассуждаешь, как настоящая монашенка.

– Я не монашенка.

– Ты больше монашенка, чем жена.

– В браке постель не самое главное, – сказала Джессика примирительно.

– Но не для мужчины.

Джессика вышла из-за стола, едва притронувшись к еде

– Очень сожалею, что наш брак – такое разочарование для тебя.

– Ты не столь сожалеешь, как я, а я сейчас не столь сожалею, как в скором времени будешь сожалеть ты. – Вулф бросил салфетку на стол. – Под моей кроватью два кожаных чемодана. Сложи в них свою одежду. Мы отправляемся через два часа.

– Ты очень облегчишь мою задачу, если скажешь, куда и на какой срок мы едем.

– Мы едем на Великий Водораздел.

Глаза Джессики выразили удивление и облегчение

– Правда? Мы едем охотиться?

– Нет, – ответил Вулф нетерпеливо.

– Тогда зачем же мы едем?

– Проведать лошадей, которых я оставил у Калеба и Виллоу, в особенности кобылу стального окраса И поесть настоящих бисквитов. Виллоу делает лучшие на свете бисквиты.

Джессика постаралась скрыть, насколько ей противно оказаться рядом с женщиной, которую Вулф любил, – с образцовой женой, которая неспособна сделать что-либо плохо.

А Джессика не могла сделать что-либо хорошо

– На какое время? – спросила она сухо.

– Пока ты не научишься делать хорошие бисквиты или не согласишься на развод.

Вулф хлопнул дверью, направившись в конюшню. Джессика подождала, пока не затихли его шаги, и с отвращением посмотрела не немытую посуду.

Часом позже Джессика выплеснула помои за задней лестницей. Она услышала звяканье металла о камень и обнаружила на земле ложку, вовремя не замеченную на дне таза. Вздохнув, она обошла дом, чтобы поднять ее.

Стоя с ложкой в руке, она услышала трель невидимой птицы и заметила, что ивы у ручья уже выбросили почки. Солнце светило сквозь большие неровные проемы в клочковатых облаках, от белизны которых у нее заслезились глаза. Весенний свет и тепло подействовали на нее, словно живительный бальзам.

Она сняла льняное полотенце, которое служило ей головным убором, и распустила во всю длину чистые, чуть вьющиеся волосы. Благодатный день и дикий девственный пейзаж наполняли ее сердце пьянящей радостью…

Из конюшни Вулф нечаянно увидел, как Джессика выпустила на свободу облако волос, которые загорелись на ярком солнце, – и застыл, пораженный этим зрелищем. Когда она подняла и протянула навстречу солнцу руки, словно желая поймать его лучи, Вулф оказался во власти сильнейшего чувства, соединяющего в себе желание и нежность.

Неподвижно, будучи не в состоянии дышать, Дерево Стоящее Одиноко наблюдал за Джессикой, которая медленно кружилась, словно танцевала с партнером. Она скользила с невыразимой грацией, и над дикой страной плыла мелодия последнего штраусовского вальса. Эльф, чья красота и жестокие слова словно ножом ранили сердце Вулфа, танцевал.

«Неудивительно, что тебя называют виконтовым дикарем… Если бы я могла только подумать, что ты способен на такую гадкую вещь по отношению ко мне, я бы не стала выходить за тебя замуж».

Вулф с горечью отвернулся от своего эльфа; но куда он мог деться от слов, звучащих в его ушах, ранящих и терзающих его? Действуя привычно и почти автоматически, он приготовил все к поездке. Выезжать так рано рискованно, но это безопасней, чем оставаться пленником в своем доме рядом с Джессикой, всегда манящей и недосягаемой.

«На что я жалуюсь? – спросил себя Вулф сурово. – Даже если бы она предложила себя, я бы не взял ее».

– А так ли? – возразило его второе «я».

– Даже на блюдечке с голубой каемочкой.

– А если в постели, когда ее нежность раскрывается для тебя, словно лепестки розы.

– Нет

– Какой-то ад.

«Ад – подходящее слово для той жизни, которая меня ожидает. Как бы Джессика не распаляла мое тело, она не может быть мне женой».

Саркастический допрос, мысленно учиненный самому себе, не был в новинку для Вулфа, но оказал желаемый эффект. Когда он возвратился в дом, в нем нельзя было обнаружить и признака неутоленного желания или мучительных переживаний, только что владевших им. Его лицо было бесстрастным, когда он вошел в спальню и обнаружил Джессику, стоящую среди разбросанных шелков и атласов.

На кровати он увидел открытые чемоданы. В одном из них были книги, ящики с рыболовными принадлежностями, разобранные части бамбуковой удочки, бинокль, пакет с иголками и нитками для вышивания и прочая утварь. Вулф проявил любопытство и стал перебирать книги.

– Кольридж, Берне, Блейк, Донн, Шекспир… – Вулф отложил в сторону тяжелый том. – Оставь его здесь. У Виллоу есть полный Шекспир в издании Барда.

– Я должна была сама сообразить, что у образцовой жены он есть.

– Оставь также этого старого доброго священника…

– Джона Донна? – Джессика подняла бровь. – Образцовая жена хорошо начитанна.

– В данном случае это муж образцовой жены. Когда ты увидишь Калеба, ты поймешь. Он черный ангел возмездия. Донн и Мильтон очень созвучны ему.

– Калеб, должно быть, очень везучий, если ему удалось отыскать образцовую жену, – сказала Джессика сухо. – Как насчет остальных?

– Поэтов?

– Да.

Вулф пожал плечами.

– Бери, если считаешь нужным.

– Я думала, что ты любишь поэзию.

– Я действительно люблю. Так получилось, что у меня хорошая память. – Вулф мягко коснулся томиков кончиками пальцев. – Я могу, если пожелаю, опуститься в глубины, которые не в состоянии измерить человек. Я могу наблюдать за тигром в ночном лесу. И моя лошадь останется при этом в безопасности.

Джессика почти застенчиво улыбнулась Вулфу.

– Если ты будешь читать мне мои любимые стихи у костра, я оставлю эти книги здесь.

Он бросил на нее быстрый косой взгляд и увидел в ее зеленых глазах воспоминание о других кострах, о тех счастливых временах, когда они вместе смеялись и читали друг другу стихи, захваченные ритмами и образами давно ушедших людей, а индейские проводники и охотники толпились и гомонили вокруг.

– Если тебе нужна поэзия, лучше возьми книги, – сказал Вулф, отворачиваясь. – Время, когда я декламировал стихи, безвозвратно ушло.

Улыбка на лице Джессики погасла. Она вернулась к прерванной работе. Когда она заколебалась, решая, какое предпочесть снаряжение для верховой езды, Вулф взял более тяжелое и положил в чемодан.

– Тебе понадобится теплое белье, – подсказал он. – В горах будет холодно.

– Я пыталась найти охотничий костюм, который оставила несколько лет назад, но его нет.

– Я отдал его Виллоу прошлым летом.

Выражение лица у Джессики стало кислым.

– Очень щедро с твоей стороны.

– Я отдал ей также мальчишеское седло, которым ты пользовалась. Скакать по горам в мужской куртке – хорошо для женщины Запада или для своенравного шотландского ребенка… Вы леди Джессика Чартерис, дочь графа. Вы будете ездить в дамском седле, как приличествует вашему высокому статусу.

– Я Джессика Лоунтри.

– В таком случае ты будешь ездить так, как сочтет нужным твой муж.

– В дамском седле? По этим горам без конца и края, о которых я столько от тебя слышала? – удивилась она, показывая рукой на запад, где Скалистые горы подпирали небо.

– Именно.

– Это неразумно.

– Как и наш с тобой брак.

– Вулф, – сказала она мягко.

– Скажи только слово. В нем всего два слога. Произнеси его.

Он хотел услышать от нее слово «развод».

После короткой паузы она четко проговорила:

– Седло.

– Что?

– Седло… Как раз два слога, не правда ли?

Вулф быстро отвернулся, чтобы Джессика не успела заметить смешинки в его глазах. Он рассортировал стопки тонкого белья, стараясь не смотреть на панталоны и лифчики из тончайшей материи и не вспоминать о том, как выглядела Джессика в разорванном пеньюаре и с кровавыми подтеками на груди.

«Странно, что я не слышал ее криков в тот вечер, – саркастически подумал Вулф. – Но тогда в нее впились зубы не чьи-нибудь, а лорда, будь проклят этот пьяный козел… А теперь рука какого-то полукровки посмела коснуться ее аристократического тела. Вот она и разница…»

Вулф с проклятьем швырнул белье в чемодан. Затем последовал второй гарнитур для езды. Джессика добавила шерстяные носки. Чемодан был полон.

– Ты лучше выбрось кое-что из другого чемодана, – посоветовал Вулф, застегивая ремни. – У тебя всего лишь две смены одежды.

– Отлично. Не придется много стирать.

Вулф незаметно для Джессики хмыкнул. Когда он оторвал взгляд от чемодана, на его лице не было и следа улыбки. Коварный эльф умел ловко находить бреши в его обороне.

– Я вполне серьезно говорю об одежде, – сказал он, показывая на горы платьев из тонкой шерсти и шелка и атласные туфли, стоящие у кровати. – Может быть, тебе лучше взять это вместо удочки и книг?

– Мои шелковые платья не знают ни одного стихотворения, и я сомневаюсь, что смогу поймать хотя бы одну знаменитую радужную форель, бросая в нее туфлей.

Вначале Вулф решил, что Джессика снова поддразнивает его. Однако затем он понял, что она имела в виду. Она предпочитает поэзию и рыболовные снасти элегантной и роскошной одежде. Это был выбор, который могла сделать совсем юная Джесси, а не то аристократическое создание, которое блистало великолепной прической и пьянило тонкими ароматами на балу в день своего двадцатилетия.

– Переоденься в платье для езды, пока я буду заниматься остальными приготовлениями, – сказал Вулф.

Он отвернулся, подумал, затем вернулся и выдернул меховое покрывало из-под кучи платьев. Он заметил, что Джессика смотрит на него с любопытством и настороженностью.

– Возможно, нам придется спать на снегу, – пояснил Вулф. – Если ты вложишь это в спальный мешок, тебе наверняка будет тепло.

Джессика прищурилась, удивленная заботливостью Вул-фа в такое время, когда он был явно не в восторге от нее.

– Спасибо.

– Вам не следует быть такой мрачной, ваша милость. Я хочу развода, а не похорон.

Она посмотрела на широкую удаляющуюся спину Вулфа и незаметно для себя вздохнула. Нахмурившись, она потянулась рукой за спину, чтобы расстегнуть противные пуговицы. Их было меньше, чем на дорожном платье, но все же достаточно много, и обойтись с ними беа посторонней помощи было весьма непросто. Она хотела было позвать на помощь Вулфа, но тотчас же отказалась от этой мысли. Джессика мало знала о мужчинах и мужской страсти, из горького брачного опыта своей матери она вынесла убеждение, что чем меньше на женщине одежды, тем горячее стучит в мужчине кровь и тем злее он становится, если ему отказывают

Воспоминания о событиях вчерашнего вечера понеслись в голове Джессики, бросая ее в дрожь не только от страха. Удовольствие, которое подарили ей руки Вулфа, ни с чем нельзя сравнить. Если он при физической близости испытывает такое же удовольствие, неудивительно, что он так рассердился, когда ему было отказано.

«Мы не можем так жить всю жизнь»

Затем Джессика подумала о том, что ожидает ее в случае согласия на развод и возвращения в Англию, о дальнейших неотвратимых попытках леди Виктории выдать свою подопечную замуж за какого-нибудь достаточно старого, достаточно богатого лорда, жаждущего иметь детей. И она вынуждена будет повторить судьбу своей матери.

Этого она решила избежать во что бы то ни стало. Возможно, Вулф предпочитал развод похоронам, но Джессика этого мнения не разделяла.

Существовали вещи хуже смерти. Она была уверена в этом так же, как в том, что у нее бьется сердце. Она видела это во сне, когда к ней приходили страшные воспоминания и кошмары, а ветер нечеловеческим голосом обещал ей ад на земле.

Застонав, Джессика закрыла лицо ладонями.

«Боже, – прошептала она, – сделай так, чтобы Вулф смягчился, больше я так не могу».

8

Джессика стояла в растерянности перед одним из многочисленных торговых прилавков. Она привыкла, что отрезы тканей приносили белошвейки в дом лорда Стюарта, или иногда она приезжала в ателье наиболее модного портного. Идея покупки готового платья и привлекала Джессику своей практичностью, и смущала своей непривычностью.

– Миссис Лоунтри? Это вы?

Манера характерно растягивать слова подсказала Джессике, кто это, еще до того, как она обернулась.