Дэни ждала. В машине постепенно становилось все холоднее. Ежась, Дэни гадала, на сколько затянется ожидание. Прилипшая к телу мокрая одежда давала о себе знать.
Наконец дверца распахнулась. В машину ворвались холодный ветер и дождь.
– Выходи, – скомандовал Шон.
– Но…
– Знаю, – перебил Шон. – Здесь сухо. И потом, здесь нас станут искать в первую очередь.
Дэни вышла и последовала за Шоном в дебри пальм, кустов и бесконечного дождя. Она чуть не налетела на Шона, когда он вдруг остановился, встал на колени и, наконец, сел, прислонившись спиной к стволу пальмы.
Вода стекала с волос Дэни по ее шее, но она ничего не замечала. С таким же успехом можно было промокнуть во время купания. Дрожа, она устроилась на земле рядом с Шоном и обхватила Колени руками.
Она не попросила у Шона пончо, понимая, что сохранить винчестер сухим важнее, чем согреться самой.
– Р-разве в-вертолеты летают в такую п-погоду? – спросила она.
Зубы у нее уже постукивали, а вскоре должны были начать выбивать непрестанную дробь.
– Мне случалось летать и не в такое ненастье, – ответил Шон.
– Сколько же нам придется ждать вертолета? – допытывалась Дэни.
Шон мысленно проклял богов, которые, желая помучить его, лишали того, чего он жаждал, как воздух, и не мог получить.
По крайней мере не нарушив обет.
– Слишком долго, – с мрачной уверенностью изрек Шон. – И пока еще мы почти не ждали.
– Ты заговорил, как дзен-загадка, наставляющая нерадивого ученика.
– Сначала киборг, теперь загадка. Это повышение по службе?
Несмотря на все неудобства, Дэни рассмеялась.
Вслушиваясь в ее смех, Шон из последних сил сопротивлялся желанию целовать ее, ласкать, ощущать атласное тепло тела.
Он боялся, что пределы собственного терпения ему предстоит выяснить довольно скоро.
Слишком скоро.
Проклятие!
Быстрым движением руки Шон расстегнул молнию на пончо, отметив, что она слишком коротка.
Он вытащил из кармана нож и открыл лезвие. Сталь легко разрезала тонкую материю.
– Что ты д-делаешь? – спросила Дэни.
– Освобождаю место для двух голов.
( А как же жесткий диск?
– С ним ничего не случится, – успокоил ее Шон. «Жесткий диск, – мысленно повторил он с ехидством, – выражение в самый раз для медитации».
– Иди сюда, – позвал он.
Дэни не понадобилось упрашивать. На коленях она нырнула под пончо. Ее окутал запах растительности, мокрой одежды и разгоряченного мужского тела. Сочетание оказалось опьяняющим. Дэни охватило желание остаться под плащом и просто дышать.
Нехотя она просунула голову в расширенный ворот пончо и попыталась поудобнее устроиться на коленях.
– Прекрати ерзать и садись спиной ко мне, – коротко приказал Шон.
Дэни повернулась и села.
И мгновенно оказалась почти со всех сторон окружена Шоном. Его торс прикрывал ее спину, ноги поднялись по обе стороны от ее коленей, а руки обхватили ее.
Грубая действительность в виде свидетельства его желания уперлась ей в бедро.
– Ого! – не удержалась Дэни.
Шон чуть не засмеялся, но вовремя вспомнил, что при этом опять прикоснется к телу Дэни. Он мысленно заявил, что не желает этого.
Он солгал.
– Успокойся, – посоветовал он. – Я не собираюсь тебя насиловать.
– Знаю. Просто он изумил меня, вот и все.
Несколько минут они просидели, обнявшись и слушая, как дождь барабанит по плащу и струи стекают на землю. Тепло, исходящее от Шона, согревало тело Дэни, как карибское солнце. Вскоре она перестала стучать зубами и с протяжным вздохом расслабилась, прислонившись к нему.
– Уже лучше? – спросил Шон.
Его губы зашевелились так близко от уха Дэни, что ее щеку обдало теплым дыханием. Дрожь, возникшая у нее при этом, не имела никакого отношения к ознобу.
– Да, – ответила она, покусывая нижнюю губу. – Спасибо.
– Не стоит благодарности. Вдвоем теплее, чем в одиночку.
– По тебе не скажешь, что ты холодный.
Шон рассмеялся.
Мысленно повторив собственные слова, Дэни чуть не застонала.
– Я имела в виду совсем другое, – поспешила заверить она.
– Знаю.
Дыхание Шона вновь коснулось ее уха. Неожиданно для самой себя она положила ладони на мощные руки Шона. Маскировочная ткань на ощупь была прохладной, но мужское тело под ней – обжигающим.
Скрестив руки на груди, Дэни провела ладонями по рукам Шона от запястий до плеч и обратно, впитывая кожей его тепло. В тишине, которую нарушал только шум дождя, она вновь и вновь ощущала его напрягшиеся мускулы, словно пытаясь измерить его силу.
Впервые с тех пор как бывший муж воспользовался ее доверием, Дэни ощутила, что наслаждается разницей в физической силе между мужчиной и женщиной. Она принялась медленно ласкать бугры мускулов, так не похожих на ее собственные.
Руки Шона согнулись, напрягаясь под пальцами Дэни и притягивая ее ближе. Когда Дэни оказалась прижатой к нему вплотную, он приподнял ее грудь в медлительной ласке.
На Дэни нахлынуло желание. Соски затвердели, и этот порыв ее тела был таким же невольным, как восставшее во всю мощь свидетельство возбуждения Шона, прижатое к ее бедру.
Слегка склонившись вперед, он коснулся губами нежной и влажной кожи ее шеи и принялся впитывать ее вкус с усердием и деликатностью кота, слизывающего сливки с ложки.
– Шон! – шепотом позвала Дэни.
– Я здесь.
– Думаешь, это подходящее время?
– Нет, – отозвался он. – Хочешь, чтобы я остановился?
– Нет.
На миг Шон замер.
– Вдвоем лучше, чем в одиночку, – заявила Дэни, повторяя его слова.
– Теплее, – поправил он.
– Тоже верно.
Шон тихо засмеялся.
Закрыв глаза, Дэни склонила голову набок, подставляя шею его поцелуям. Он нашел губами мочку ее уха и втянул дождевую каплю с прохладной, чувствительной кожи.
– Вино, – прошептал Шон.
Приглушенный смех Дэни снова наполнил его желанием.
– Просто дождь, – возразила она. – Просто ты.
Руки Шона передвинулись, ладони скользнули вниз вдоль ее тела. Ее блузка была еще прохладной от дождевой воды, но жар женского тела под ней прозвучал для Шона песнью сирены – такой же древней, как мужчина и женщина.
С мягкостью и неизбежностью ладони Шона подхватили ее груди и приподнялись вверх, окружая их, впитывая прикосновение нежной плоти, разительно отличающейся от его собственной. Он жаждал ощутить твердость ее сосков и в то же время боялся себя.
А потом Дэни пошевелилась, и Шону ничего не оставалось делать: набухшие соски ткнулись ему в пальцы. Она выгнула спину в томном, страстном движении, жадно впитывая его ласку.
Шон едва сдержал стон наслаждения и сожаления. Ее соски вели себя как его тело: были возбужденными, твердыми, вожделеющими прикосновений.
Она снова зашевелилась, проводя грудью по его ладоням в невысказанной мольбе, накрыла его ладони своими и сжала их, побуждая его к действию. Спустя минуту она убрала руки.
Шону показалось, что она передумала, но потом он почувствовал, как ткань под его ладонями расходится – Дэни расстегнула блузку и переднюю застежку лифчика. Прижав его ладони к своей груди движением, откровенным в своей чувственности, она вновь выгнула спину.
Почти животная страсть ошеломила Шона, потрясла его. Больше всего на свете в эту минуту ему хотелось сорвать с Дэни остатки одежды и погрузиться в нее.
Для этого сейчас не то время, яростно напомнил он себе, и не то место.
Зато именно та женщина.
С прерывистым стоном Шон принял то, что Дэни так бесхитростно предложила. Он ласкал ее груди и пощипывал соски, до тех пор пока она не начала всхлипывать от наслаждения. Каждый ее возглас был словно яростный удар тонкого хлыста по изнывающему от желания телу Шона.
– Твое сердце у меня под рукой, – прошептал он. – Оно бьется сильнее, чем дождь. Это прекрасно.
– А я чувствую, как ты хочешь меня, – отозвалась Дэни. – Вот уж не думала, что когда-нибудь мне это снова будет нравиться! – Изгибаясь дугой, Дэни плавно повернулась, с силой прижавшись бедром к внутренней поверхности его паха. – Я тоже хочу тебя. – В голосе ее слышались низкие, будоражащие нотки. – Никогда ни одного мужчину я не хотела так, как тебя.
На миг руки Шона сжались так, что Дэни задохнулась. Он крепко притиснул ее к себе, прижался к ней чреслами, а затем неожиданно ослабил захват, со стоном зарывшись лицом в ее шею и затылок, беззащитный в своей нежности.
Со своей жаждой Шон ничего не мог поделать, но желание Дэни… это было нечто совсем иное.
– Тебе неудобно? – встревоженно спросила Дэни, поворачиваясь к нему. – Я могу передвинуться.
Шон завладел ее ртом в поцелуе, не оставившем у Дэни никаких сомнений в силе его желания. Подрагивающими пальцами он прикоснулся к медной пряжке на поясе ее джинсов, обвел холодный кружок, словно предвкушая прикосновение к другой, гораздо более теплой выпуклости.
Пояс джинсов ослаб. Шон медленно потянул за флажок молнии на животе Дэни, скользя большим пальцем по ее коже, и вскоре его длинные пальцы нетерпеливо проникли под край ее трусиков.
Издав гортанное восклицание, Дэни изогнулась, облегчая Шону доступ. Он дразнил пальцами теплую, чуть влажную плоть, извивающуюся в его руках, и наконец нащупал тугую пуговку, проступившую из мягких складок.
С судорожным вздохом Дэни попыталась повернуться в его руках, но не смогла двинуться: Шон обнимал ее слишком крепко. Заведя руку за спину, она попыталась провести ею по его животу. Шон поймал ее ладонь и прижал к своему бедру.
– Разреши, я… – начала Дэни.
– Нет, – поспешно перебил Шон.
– Я хочу коснуться тебя.
– Знаю.
– Неужели ты не хочешь…
Слова Дэни потонули в протяжном вздохе – Шон достиг сокровенных глубин ее тела. Она содрогнулась раз, другой, и пальцы Шона снова омыл дождь – на этот раз горячий.
– Да, хочу! – яростно выпалил он. – Но не могу.
К Дэни вернулся рассудок.
– Черт возьми! – выдохнула она. – Ты прав. Я не предохраняюсь. Я могла забеременеть.
Эта мысль пронзила Шона потоком чистого восторга неожиданно для самого себя.
– Этого не будет, – пообещал он.
– Неужели ты «всегда готов», как бойскаут?
– Нет. Причина в обете.
Ладонь Шона двигалась, наслаждаясь готовностью Дэни и ее блаженством.
Поток удовольствия окатил Дэни, потрясающий В своей неожиданной, пронизывающей сладости.
– В каком обете? – задыхаясь, спросила она. Пальцы Шона проникали вглубь и отстранялись, сводя ритмом своего движения Дэни с ума. Она прикусилa губу, заглушая вскрик, когда волны неведомого доселе наслаждения стали накатывать на нее непрерывной чередой.
– Обет безбрачия, – произнес Шон ей в ухо.
– Что?
– Я поклялся, что в течение трех лет буду воздерживаться от любовных утех. Но не беспокойся. Об этом пожалеет только один из нас.
Дэни покачала головой, ошеломленная словами Шона и ни с чем не сравнимым блаженством, которое он продолжал дарить ей.
– Не может быть, – срывающимся голосом произнесла она.
Шон не ответил. Он просто закрыл губы Дэни губами и ласкал ее, пока она не выгнулась, как до отказа натянутый лук, дрожа и извиваясь в экстазе, который порождало каждое движение его пальцев.
Наконец, почти потеряв рассудок от страсти, Шон заставил себя отпустить Дэни. Он так и не понял, от чего стало мокрым ее лицо – от дождя или слез экстаза, знал только, что на все готов, лишь бы ощутить ее вкус и узнать это.
Но если бы влага на ее лице оказалась соленой, ему пришлось бы нарушить обет.
Шон осторожно освободился от рюкзака, вынырнул из-под пончо и, сделав несколько шагов в сторону, застыл в одиночестве под дождем.
Глава 21
Вашингтон. Ноябрь
«Забудь об этом, – приказывала себе Дэни. – Ничего не было».
Даже теперь, спустя три дня, краска смущения заливала щеки молодой женщины при воспоминании о том, как она в буквальном смысле слова потребовала от Шона любви.
"Неудивительно, что он поспешил отойти на безопасное расстояние, – размышляла она. – Странно только, что он не вытолкнул меня под дождь, чтобы охладить мой пыл.
Но этого он не сделал. За несколько минут он дал мне больше, чем я получила от мужчин за всю жизнь".
Печатные строчки плясали и расплывались перед ее глазами. Дэни попыталась вспомнить, когда в последнее время спала больше одного-двух часов подряд, но не сумела.
Оторвавшись от стопы бумаг на своем столе, она попробовала сосредоточить внимание на собственном кабинете. Ее взгляд скользил по шелковым экранам в рамках, по гобеленам, украшающим стены. Многие ткани выцвели от времени, но для Дэни каждая из них обладала душой.
Она любила древние ткани, созданные человеческими руками для того, чтобы дарить людям радость. Каждый тип переплетения нитей свидетельствовал о своеобразной культуре, особом таланте ткача. Каждую краску для ткани получали из растений, минералов или моллюсков, присущих только для определенных стран и больше не встречающихся нигде.
Здесь нашлось место и для современной итальянской шелковой шали, расписанной по мотивам фрески одного из монастырей, стоящих вдоль Великого шелкового пути. Стеклянный ящичек рядом с ней содержал фрагмент хлопчатобумажной ткани, найденный в разграбленных руинах североамериканской культуры Анасази. Современное японское кимоно в ярко-зеленых, синих и белых тонах сочным пятном выделялось под стеклом у другой стены.
Напротив кимоно драгоценный гобелен коссу, относящийся к концу эпохи династии Мин, изображал пылающего феникса и до сих пор играл всеми цветами радуги. Стоимость этого шелка составляла жалованье Дэни за полгода. Но молодая женщина считала, что заплатила втрое дешевле, чем на самом деле стоила ткань.
Безмолвная коллекция тканей тем не менее напевала Дэни о тысячелетиях, когда женщины пряли нити, ткали, болтали, смеялись, создавая шедевры, которым было суждено пережить их самих, их детей, внуков, правнуков – поколения людей, что творили ткань, переплетая отдельные нити, рождая красоту из ничего.
Эта красота сродни нескольким незабываемым минутам на Арубе, мелькнуло в голове у Дэни.
Потерев утомленные глаза, она задумалась над тем, почему ей выпала участь выбрать совсем не того мужчину.
Обет безбрачия…
В душе Дэни вновь всколыхнулись гнев и стыд.
«Он мог бы сообщить об этом заранее. И тогда я не оказалась бы в глупом положении. Будь он проклят! И я тоже. Легковерная идиотка».
Она попыталась вернуться к настоящему. За время ее пребывания в тропиках Вашингтон заметно изменился.
Город заливал серый ледяной дождь со стороны Аппалачей. Наступала зима, суровая и унылая, как монастырь. При мысли о монастыре Дэни поморщилась. Зазвонил телефон, прервав ее размышления. Дэни со вздохом облегчения схватила трубку, не дожидаясь второго звонка.
– Даниэла Уоррен слушает, – произнесла она.
– Ну как дела, детка?
Низкий голос Джиллеспи заставил Дэни виновато взглянуть на кипу документов на столе.
– Я еще не закончила, – пробормотала она. – Тут у меня целая гора…
– Это еще ничего по сравнению с тем, что привез Шон. Кассандра и четверо наших переводчиков вкалывают уже которые сутки.
– Там есть что-нибудь о шелке? – встрепенулась Дэни.
– Нет.
– Дьявольщина! – устало пробормотала она.
– Аминь. А как насчет твоих коллекционеров?
– Никто не слышал о древнем уникальном образце индийского, тибетского или китайского шелка, выставленном на продажу. А если кто-то и слышал о нем, то помалкивает.
– Дьявольщина!
– Полагаю, теперь моя очередь сказать «аминь»? – поинтересовалась Дэни. Джиллеспи рассмеялся.
– Шон был прав, – заметил он.
– В чем?
– Он говорил, что, как бы туго вам ни приходилось, тебе всегда удавалось вызвать у него улыбку.
Дэни закрыла глаза и принялась бороться с румянцем, быстро заливающим ее щеки.
– Тебе известно, что он чуть не умер от страха, глядя, как ты заводишь машину? – спросил Джиллеспи. Переведя дыхание, Дэни коротко отозвалась:
– По нему я ничего не заметила.
– Иметь такого напарника, как ты, сущее наказание. Шону оставалось только уповать на волю Божью.
– Разумеется. Вот почему я чувствовала себя связанной по рукам и ногам.
Джиллеспи не то раскашлялся, не то рассмеялся.
– Бостону еще не удалось бежать? – спросила она.
– Мы помогли ему вчера ночью.
Дэни с облегчением вздохнула.
– Вот и хорошо, – произнесла она. – Шон опасался, что Бостон напоследок попытается прикончить Катю.
– Он едва удержался, – объяснил Джиллеспи. – Хотел отомстить за брата.
– Какого брата?
– Музейного сторожа. Агенты «Гармонии» вышли на него раньше, чем это сделали мы.
Дэни уставилась на потоки дождя за окном, пытаясь ни о чем не думать.
– Дэни, ты слушаешь?
– Да.
– Хорошо. Мы отправляем тебе еще один пакет. Сообщи нам, что ты думаешь по этому поводу, – там сведения, которые наши ребята выудили из Интернета.
Дэни не сумела подавить стон.
– Вот уже битых три дня я сижу над записями, запросами и переговорами ученых, торговцев антиквариатом и агентов! – выпалила она. – А теперь выясняется, что это только начало!
– Начальство это оценит.
– Неужели? А известно ли этому «начальству», что не каждый человек в состоянии спать по три часа в сутки?
Джиллеспи рассмеялся:
– А мне казалось, мы установили для тебя щадящий режим работы.
– До или после марафона?
– Какого марафона?
( Отчета, – пояснила Дэни. – Надеюсь, ты помнишь эту беседу, затянувшуюся на тринадцать часов?
– Шона мы пытали в течение двадцати.
– Думаешь, это меня утешит?
– Только если ты садистка, – радостно уточнил Джиллеспи.
– Нет, я не садистка и даже не мазохистка. Постарайся это запомнить.
– Дошла до ручки?
Дэни задумалась, вздохнула и снова загляделась на дождь.
– Не совеем, – призналась она. – Но черт возьми, Джилли, я выхожу из себя, как только вспоминаю, что после такого риска на Арубе нам по-прежнему неизвестно, где шелк и зачем он сдался «Гармонии»!
– Мы согласны и на компетентные предположения.
– Сомневаюсь, что мои догадки окажутся более компетентными, чем предположения Шона.
– Он предпочитает восточную точку зрения – в отличие от тебя.
– Восточную?
Джилли согласно хмыкнул.
– Джилли, – с расстановкой начала Дэни, – ты хоть представляешь всю сложность задачи, которую вы взвалили на меня?
– Объясни, и я представлю.
– Вы поручили мне написать монографию за три дня.
Восклицание Джилли вполне можно было принять за проявление сочувствия.
Дэни осталось поверить, что ей и вправду посочувствовали.
– А написание монографий, – неторопливо продолжала она, – обычно занимает годы.
– Ну, для тебя такая работа – пара пустяков!
Дэни пропустила лесть мимо ушей.
– Мои прежние монографии были написаны после свершения какого-либо события, – растолковала Дэни, – спустя сотни лет, а иногда и тысячи.
Джиллеспи издал звук, в котором одновременно послышались и ободрение, и вопрос.
– К тому времени все было кончено. – Дэни еще надеялась на понимание со стороны Джилли. – И все события покрылись налетом древности. Мне было незачем спешить, счищая пыль веков, перебирая направления, тенденции,объяснения.
– Вот именно. Кассандра считает, что в этом деле ты неподражаема. Вот почему она пожелала, чтобы ты проанализировала всю информацию из «Гармонии» плюс политические и экономические проекции для Азии в зависимости от состоятельности движения за освобождение Тибета и власти «Гармонии» с различными членами и без оных.
– Джилли, – в ярости выпалила Дэни, – от моих прежних монографий не зависела ничья жизнь!
– Ну и что? По-моему, это сознание опьяняет, как неразбавленный скотч.
– Да, – призналась Дэни. – Но как быть с похмельем?
– Спроси у Шона. Последние несколько дней ему то и дело приходилось решать этот вопрос. Наконец мы отослали его к лазурным монахам разобраться с этим молокососом Пакитом.
– Бедняга!
– Кто, Шон?
– Нет, Пакит, – поправила Дэни.
– Да пошел он!.. Он пытается убедить ламу отстранить «Риск лимитед» от расследования и нанять какую-нибудь другую фирму.
– По какой причине?
– Пакит заявляет, что Шон уже дважды упустил шелк, – подрагивающим от отвращения голосом объяснил Джилли.
– Что?
– Один раз – в Лхасе, когда спас тебя вместо шелка, а второй – на Арубе.
– Но у нас не было никаких доказательств, что шелк находится на Арубе, – возразила Дэни. – Бостон ясно дал понять, что Касатонов прибыл с пустыми руками.
– Пакит утверждает, что мы не в состоянии доказать отсутствие там шелка.
– Замечательно!
– Это уж кому как, – проворчал Джиллеспи. – А по-моему, это «чарли-фокстрот».
– Посмотрел бы ты, что творится в моем кабинете! Это и есть настоящий «чарли-фокстрот».
Джиллеспи рассмеялся:
– Позвони, если тебе что-нибудь понадобится, детка.
– Побольше времени!
– Если работать по двадцать четыре часа в день, тебе не понадобится…
– …Работать по ночам, – сухо закончила Дэни. – Благодарю, Джилли. Ты кое-что напомнил мне: когда-нибудь придется тебе отомстить. Первое, что приходит мне в голову, – подсыпать соли тебе в кофе.
Когда Дэни повесила трубку, Джиллеспи еще продолжал хохотать. К ее удивлению, она тоже улыбалась. Разговаривая с Джиллеспи, Дэни неизменно заряжалась энергией.
«Неплохо, заметила она. – Сейчас мне понадобится вся моя выносливость, до последней капли».
Ее письменный стол был завален документами, каталогами, пачками бумаг. Некоторые из них появились из компьютерных банков данных «Риск лимитед», но большую часть составляли материалы из собственной коллекции Дэни: каталоги выставок, программы аукционов, списки опубликованных книг, эзотерические академические журналы, выходящие тиражом в сотню экземпляров, однако содержащие бесценную информацию.
До поездки на Арубу и после нее Дэни целыми днями разбирала бумаги, постепенно понимая, что владеет уникальной библиотекой.
Люди часто воспринимали ее увлечение старинными тканями как оригинальное, мягко говоря, чудачество. Но теперь Дэни понимала, что результатом ее трудов могут стать не только несколько монографий. Она связана прочными узами не только с мертвым прошлым, но и живым настоящим, и непредсказуемым будущим. Ее работа имела значение не только для горстки ученых, но и для политиков всего мира.
Не говоря уже о лидерах преступных группировок, подонках и убийцах, напомнила себе Дэни.
Даже после нескольких лет, проведенных в сравнительной анархии на Великом шелковом пути, Аруба стала для Дэни откровением. Так разительно отличаться могли лишь проспект туристического агентства и отчет о вскрытии.
Типичный турист замечал на Карибских островах только яркое солнце, прекрасные пляжи и красочную иллюминацию по ночам. Но под песчаной и неоновой внешней оболочкой Арубы скрывалась другая, гораздо более мрачная реальность, в которой жили и умирали люди. Отрицать это зло значило отметать все существовавшее благо.
Но понадобится гораздо больше света, размышляла Дэни, придвигая к себе следующую кипу документов. Нескольких костров недостаточно, чтобы рассеять мрак «Гармонии».
Почти наугад она выбрала несколько бумаг. Сначала Дэни задавалась вопросом, почему выбирает именно эти, а не другие документы из великого множества. Но потом она перестала спрашивать себя об этом. Она уже усвоила, что рациональный уровень мышления не всегда бывает самым полезным. Логические выводы приходили откуда-то из глубин инстинкта и интеллекта.
«Остальное закончу дома, – решила Дэни,запихивая документы в свою кожаную сумку. – Сначала приготовлю суп минестроне. А пока он варится, включу григорианский хорал и освобожу в голове место для работы».
Помедлив, она положила бумаги из «Риск лимитед» в сумку вместе с остальными документами. Увидев, как легко Шон управляется с отмычками, она потеряла всякую веру в замки.
Рассудок Дэни презирал тревогу, непонятным образом проникшую из «Гармонии» в ее академический кабинет, хотя именно тревога привела в беспорядок документы и неустанно напоминала, что даже система безопасности «Гармонии» иногда не срабатывает.
Но внутренний голос подсказывал Дэни, что давно пора уложить в сумку последние документы «Риск лимитед». Так Дэни и поступила.
Кто-то постучал в дверь. Не дожидаясь ответа, дверь открыли.
Хенли Кейдж, заведующий кафедрой археологии, просунул в дверь голову. Один из ведущих специалистов в Америке по истории Китая был рослым, худощавым «плющевым» <Так в США называют выпускников университетов, членов Лиги плюща, включающей в себя самые престижный учебные заведения страны>, питал пристрастие к вельветовым пиджакам с кожаными заплатами на локтях и стриг волосы не слишком длинно и не слишком коротко.
– Приветствую! – беспечно поздоровался Кейдж.
– Привет, Хенли, – с улыбкой отозвалась Дэни. – В чем дело?
– Наконец-то я застал тебя в кабинете. Ищу тебя уже несколько дней.
Обычно Кейдж бывал снисходительным начальником – в определенных рамках. Очевидно, Дэни вышла за эти рамки.
– Извини, – произнесла она. – Совсем закрутилась.
– Так я и думал, – ответил Кейдж.
Он вошел, подозрительно поглядывая на стопки книг и бумаги, разбросанные повсюду. Подобно многим вашингтонским ученым, Кейдж не находил ничего странного в слиянии сияющей вершины ученой мысли с мрачным каньоном политической реальности.
Непроизвольным жестом Дэни закрыла сумку, пряча кипу документов «Риск лимитед». Такая скрытность была несвойственна ей раньше. Она почувствовала себя довольно неловко. Вероятно, это первый признак паранойи.
Но на подсознательном уровне Дэни помнила удивленное лицо убитого Фана.
Взяв одну из книг, Кейдж небрежно пролистал ее.
– С каких это пор ты заинтересовалась археологическими находками Карибских островов? – осведомился он.
– Меня интересуют не Карибские острова, а воспоминания о проведенном на них отпуске. Поскольку ты согласился, чтобы я консультировала Кассандру Редпас, сейчас у меня больше хлопот, чем у одноногого инвалида на соревнованиях по бегу.
– Ясно… – протянул Кейдж. – Мисс Редпас. Но ведь я дал свое согласие на эту работу – разве не так?
– Конечно, дал.
Кейдж отложил книгу о Карибских островах и принялся листать монографию, в которой обсуждались различия между шелком, получаемым из коконов индийских бабочек, и шелком, производимым в Китае за две тысячи лет до нашей эры.
– И все-таки я не понимаю, почему из-за этого проекта последние несколько недель тебя невозможно застать в кабинете? – заявил Хенли.
Напряжение, усталость и желание оказаться дома и заняться супом минестроне придали остроту язычку Дэни.
– Это официальная беседа, мистер Кейдж? – осведомилась она.
– Ну, видишь ли…
– А если да, – спокойно перебила Дэни, – то я бы хотела напомнить, что в этом семестре моя учебная нагрузка мизерна.
– Да, всего один вечерний семинар, – согласился Кейдж и тут же добавил:
– Посещением которого на прошлой неделе ты пренебрегла.
– Меня подменила мисс Сэммс. Ее рекомендации – особенно в области шелка эпохи Ренессанса – так же высоки, как мои, если не выше.
– Конечно, – подхватил Кейдж, – но…
– А в остальном, – продолжала Дэни, не давая ему договорить, – я нахожусь здесь в рабочие часы вдобавок к сверхурочной работе по проекту, для которой меня рекомендовал ты.
– Ты же знаешь, я всегда считал тебя одним из светил кафедры, – напомнил Кейдж.
– Благодарю.
– Просто я думал, что консультации для мисс Редпас не затянутся надолго. Ты можешь сказать, когда они завершатся?
– Дату окончания работы по этому проекту ты узнаешь первым.
– Я спрашивал о другом, – по качал головой Кейдж.
– Извини, но пока я не могу тебе ответить.
Он нахмурился.
– И ты думаешь, это удачная мысль – пренебрегать академической работой ради проекта, растянувшегося на неопределенный срок? – осведомился Кейдж.
– Моя работа для мисс Редпас не выходит за рамки моей научной деятельности. Я рассматриваю ее как уникальную возможность для профессионального роста.
– Ты говоришь, как выпускник школы, убеждающий папочку отправить его в университет.
Дэни напомнила себе, что Кейдж, который иногда становился для нее скорее соперником, нежели коллегой, по-прежнему приходится ей начальником. Он с уважением относился к ее работе. Хотя он специализировался на бронзовых изделиях эпохи династии Цинь, а Дэни – на азиатских тканях, он часто обращался к Дэни с предложениями или вопросами.
– Кассандра Редпас – женщина недюжинного ума, – ровным тоном ответила Дэни. – Ее руководство для меня как нельзя более кстати.
.Морщины на лбу Кейджа проступили глубже.
– Этого я и опасался, – пробормотал он.
– Чего?
– Возможно, мисс Редпас и вправду чрезвычайно компетентный специалист, но…
Дэни терпеливо ждала.
– …но свои способности, – осторожно продолжал Кейдж, – она иногда применяет не в том направлении.
– Что ты этим хочешь сказать?
Кейдж вздохнул:
– Хочешь правду?
– Разумеется.
– За долгие годы мисс Редпас нажила себе в этом городе немало врагов. Причем некоторые из них далеко не безобидны. Многие считают ее реакционером, если не ренегатом.
– В самом деле? Кто же?
