Элизабет ЛОУЭЛЛ (Под псевдонимом Энн Максвелл)
      Тень и шелк
      Перевод с английского У. В. Сапциной
      Анонс
      Далекие экзотические острова и дикие джунгли, стремительный водоворот приключений и смертельно опасные путешествия!
      Красавица археолог Даниэла Уоррен и загадочный сотрудник спецслужб Шон Кроу поневоле заключают союз, чтобы вступить в неравную схватку с подпольным преступным синдикатом. Но вскоре деловое партнерство перерастает в пылкую и страстную любовь, лишь крепнущую в игре со смертью...
      Глава 1
      Лхаса, Тибет.
      Октябрь
      Дольше тянуть нельзя, убеждала себя Даниэла Уоррен. Сейчас или никогда.
      Глубоко вздохнув, она вновь зашагала по петляющим, узким улочкам Лхасы. Каменный город был словно придавлен грузом времени и безмолвных просьб с молитвенных свитков, колыхавшихся в тускнеющем свете уходящего дня.
      Дэни и сама была не прочь помолиться: она опасалась, что ее преследует не только промозглый ветер, завывающий в укреплениях дворца Потала.
      Поглубже сунув руки в карманы видавшего виды пальто, она съежилась под ледяным порывом. Озябшие пальцы крепко сжали ворох китайской валюты - словно Дэни боялась, что тибетские демоны ветра похитят ее.
      Но на самом деле она опасалась другой, двуногой разновидности демонов, той самой, от которой старалась ускользнуть в сумеречном свете холодного октябрьского дня.
      Дрожа, Дэни нашла убежище в дверной нише дома, построенного еще до Рождества Христова. Здесь, на высоте двух миль над уровнем моря, воздух был разреженным, а ветер - режущим, как ледяной клинок. Но Дэни уже несколько недель прожила в шатрах безжизненных тибетских пустынь, и такая высота не тревожила ее.
      В отличие от тени, которую Дэни приметила краем глаза.
      Затаив дыхание, она ждала, вглядываясь в медленно сгущающиеся сумерки. Не заметно никакого движения, только ветер полоскал молитвенные свитки на веревках, как только что выстиранное белье.
      Торопливой, решительной походкой Дэни вынырнула из ниши и направилась к рынку. Ее шаги отдавались негромким эхом на улицах, лестницах и в переулках, где мостовая была истерта временем и бесчисленным множеством подошв.
      Каждые несколько минут Дэни неожиданно сворачивала то к дверным нишам, то к столбам, словно стремясь спрятаться от ветра, пронизывающего насквозь, несмотря на теплую одежду. Каждый раз она украдкой оглядывалась назад.
      И каждый раз не замечала ничего, кроме теней.
      "Должно быть, я сбила их со следа, - мысленно убеждала себя Дэни. - Они же следили за парадной дверью отеля, а не за служебным входом с противоположной стороны".
      Глубоко вздохнув, она вновь заспешила к рынку. Будучи археологом, специалистом по древним тканям, Дэни привыкла путешествовать по Тибету и другим труднодоступным местам, где не приходилось рассчитывать на комфорт.
      Но она не привыкла к ощущению опасности, которое преследовало ее вместе с ледяным ветром с Гималаев.
      Духовный центр Тибета был подневольным городом, пленником Китайской Народной Республики. То, что делала Дэни - или собиралась сделать, добравшись до рыночной площади, - считалось противозаконным.
      Кроме того, этому поступку решительно противились ее рассудок и совесть. Как ученый и просто человек, она осуждала широко распространенную и невероятно прибыльную международную торговлю древними реликвиями времен существования Великого шелкового пути. Она археолог, а не хранитель музея и не торговец. Незаконная торговля и вывоз антиквариата были преступлениями, с которыми Дэни боролась повсюду и всегда.
      За исключением этого дня. Сегодня Дэни впервые оказалась в новой для себя роли.
      И не могла избавиться от страха.
      "Прекрати терзаться, - яростно приказала себе Дэни. - Ты всегда презирала жажду наживы! Ты спасаешь бесценную хрупкую реликвию от уничтожения".
      Дэни мрачно задумалась о том, поверят ли этим доводам бесстрастные солдаты КНР, когда застанут ее на месте преступления.
      Пальцы Дэни в кармане невольно перестали изо всех сил стискивать смятый комок купюр. С помощью этих засаленных бумажек ей предстоит спасти один из самых изумительных образцов древней ткани - если, конечно, она удостоится чести увидеть его.
      Такая простая вещь - лоскутик голубого шелка, возраст которого более двух тысяч лет...
      Клочок древней ткани, который, окажись он на улице, мгновенно разорвал бы свирепый тибетский ветер.
      Обрывок шелка, сердце и душа Тибета.
      "Не думай об этом, - уговаривала себя Дэни. Это бесполезно. Ты размышляла о том, что теперь делать, сотню раз. Решение принято. Осталось перейти к действиям.
      Или погибнуть...
      Прекрати немедленно!"
      Дэни перестала мять пальцами китайские купюры. В кармане у нее лежала сумма, равноценная двум тысячам американских долларов. Даже в Нью-Йорке или Токио этой суммы было бы достаточно, чтобы вызвать к себе интерес. Но в забытом Богом городе вроде Лхасы, где не существовало законов, за две тысячи американских долларов можно было купить что угодно, даже человеческую жизнь.
      Однако больше всего Дэни беспокоили двое рослых, устрашающего вида незнакомцев, преследовавших ее весь день. Ни один из них не приближался к Дэни, не пытался даже заговорить.
      Уж лучше бы они перешли к действиям. Как и многие женщины, подолгу путешествующие в одиночку, Дэни научилась избавляться от нежелательного мужского внимания.
      К сожалению, эти двое вели себя довольно странно: оба делали вид, что не замечают Дэни. Казалось, они не видели даже друг друга.
      И при этом оба следовали за Дэни неотступно, как ее собственная тень.
      Сама по себе слежка не беспокоила Дэни. Лхаса кишела солдатами в штатском и агентами бюро общественной безопасности. Они с одинаковым рвением следили и за жителями Тибета, и за иностранцами. Туристы и путешественники в Лхасе считались таким же обычным явлением, как ветер.
      Но оба преследователя явно были иностранцами с Запада, а не агентами КНР. Хуже того, оба принадлежали к породе мужчин, один вид которых мог вывести Дэни из себя.
      Когда-то ее привлекали рослые мужчины, но эта слабость осталась в далеком прошлом. Бывший муж научил Дэни опасаться мужской силы.
      По добротным туристским ботинкам и пуховику Дэни приняла первого мужчину, которого заметила, пока меняла дорожный чек в "Холидей инн", за американца.
      Он был смуглым, с короткой бородкой и густыми, подстриженными ежиком волосами. Легкая походка говорила о силе и уверенности незнакомца.
      Как ни странно, Дэни находила его привлекательным, хотя даже мысленно отказывалась признаться себе в этом: незнакомец был чересчур мускулистым, чтобы вызвать у нее хоть какие-то чувства.
      Он следил за Дэни слишком пристально. Однажды она встретилась с ним глазами - казалось, он заглядывал прямо в ее душу. Не без усилий Дэни ответила незнакомцу таким же взглядом.
      Однако он не понял намека. Когда Дэни вышла за территорию американского отеля "Холидей инн" на улицу, ведущую к дворцу Потала, смуглый незнакомец последовал за ней по пятам.
      Дэни ждала, что он подойдет к ней, но вместо этого, не удостоив ее взглядом, он скрылся в многоликой толпе паломников-буддистов и туристов со всего света.
      Дэни снова заметила его десять минут спустя. Она зашла в Народный банк обменять еще одну пачку международных купонов на местную валюту. На этот раз смуглый незнакомец поджидал ее в тени у здания банка.
      Едва Дэни взглянула в его сторону, он отвернулся.
      Она воспользовалась этим, чтобы запомнить своего преследователя. Его лицо было загорелым и обветренным, словно он провел долгое время под высокогорным гималайским солнцем. Он казался гибким и мускулистым - должно быть, только что преодолел один из самых трудных горных маршрутов, питаясь кое-как.
      Несмотря на американскую одежду, он не выделялся на улицах тибетского города. Когда мимо прошел монах, рослый незнакомец слегка склонил голову: такой знак уважения был распространен только среди тибетцев, к тому же преданных буддистов.
      Возможно, незнакомец просто пытался спрятать лицо от взгляда Дэни, но поклон показался ей привычным и машинальным. Чем дольше она размышляла об увиденном, тем сильнее склонялась к мысли, что смуглый мужчина действительно буддист.
      Почему-то Дэни отчасти успокоилась, увидев, как незнакомец поклонился монаху, который был вдвое ниже ростом.
      Но все утешительные мысли развеялись, когда он двинулся следом за Дэни через омерзительную бойню под открытым небом и мясной рынок под названием Як-Элли. Дэни в который раз порадовалась тому, что в разреженном ледяном воздухе вонь почти не распространяется. Ей доводилось бывать на рыбных рынках в окрестностях Амазонки, от зловония которых затошнило бы и скунса.
      Преодолев Як-Элли, Дэни скользнула в тенистый сумрак лавчонки по соседству с храмом Джокханг и оставалась там, пока хватило духу.
      Когда она вышла на улицу, высокий бородатый незнакомец исчез. Зато появился второй.
      Второй мужчина ростом не уступал первому, но различить их было легко, поскольку новый преследователь был бледным. И безбородым. Светлые, почти белые волосы были несколько длинноваты. Широкие скулы и светло-голубые глаза заставили Дэни принять его за скандинава.
      Внезапно Дэни поймала себя на странной мысли: она хотела, чтобы первый незнакомец вернулся. Каким-то уголком сознания она предпочитала его белокурому спутнику.
      Второй мужчина умел маскироваться. Он без труда затесался в одну из неизбежных, говорливых стаек путешественников-немцев, собравшихся у главного входа в храм.
      Когда Дэни сошла с тропы паломников, окружающей храм, человек с бесцветными глазами двинулся следом. Дэни предположила, что эти двое мужчин договорились сопровождать ее по очереди.
      Но едва эта мысль пришла в голову Дэни, она заметила неподалеку черную американскую куртку. Волосы первого незнакомца прикрывала мягкая тибетская войлочная шляпа. Он прислонился к стене напротив рынка и надвинул шляпу на глаза, словно в полудреме.
      В следующий раз, когда Дэни оглянулась, американец скрылся из виду.
      Его отсутствие не утешило Дэни. Несмотря на то что она видела его белоглазого напарника-блондина, она продолжала поминутно озираться в поисках первого преследователя.
      Так и не заметив в толпе его обветренное и обожженное солнцем лицо, Дэни ощутила растущую тревогу, уверенная, что он внезапно выскочит из-за угла и нападет на нее.
      Дэни не испытывала доверия к обоим мужчинам: оба они были грубыми животными, хотя и не сознавали этого.
      Впрочем, Дэни не отличалась хрупкостью. Со своими пятью футами и пятью дюймами подтянутого, спортивного тела весом в сто десять фунтов, она совсем чуть-чуть не дотягивала до среднего женского роста. Но жизнь - и бывший супруг - научили ее тому, что только личная порядочность мужчины способна гарантировать женщине физическую безопасность.
      Такой порядочности в своих преследователях Дэни не замечала.
      Содрогнувшись, Дэни нашла уединенную нишу на улочке, ведущей к величественной лестнице перед дворцом Потала. Она подняла воротник пальто и уткнулась в него носом, отчасти чтобы согреться, но главным образом чтобы спрятать свое лицо иностранки и ореховые глаза.
      Она ждала, наблюдая, как последние лучи солнца угасают за зубчатой бурой стеной гор, окружающих Лхасу. Тени сгущались. Холод пробирался под стеганое китайское пальто Дэни. Потрепанное и грязное после шести недель раскопок, оно совсем не выделялось на улицах среди убогой одежды местных жителей.
      Несмотря на то что базары под открытым небом закрывались с заходом солнца, древний город по-прежнему оживляли многочисленные паломники и туристы. Оборванные паломники двигались с изнеможением экстаза, чуть не падая после каждого преодоленного дюйма пути. Но лица преображались, едва перед ними открывался священный центр их духовной Вселенной.
      Альпинисты в дорогом снаряжении шагали, уверенно подняв головы, готовые штурмовать высочайшие горы мира. Только что покорившие горы и вместе с тем самих себя, они выглядели усталыми, но воодушевление придавало им поразительное сходство с паломниками.
      Не шевелясь, Дэни проследила, как отряд китайских полицейских в темно-зеленых мундирах промаршировал по улице к широкой лестнице, ведущей к фасаду дворца. Полицейские шагали напряженно и настороженно. Несмотря на официальные заверения, китайцы знали, что находятся во враждебном окружении.
      Прошло более сорока лет с тех пор, как войска Китайской Народной Республики вторглись на территорию горного государства Тибет. За это время КНР пыталась сломить дух тибетцев тысячей явных и тайных способов.
      Тибетская культура, большей частью основанная на древних религиозных традициях страны, оказалась под запретом. Буддийских священников преследовали и лишали сана. Правительство Тибета было практически лишено своих полномочий.
      Тысячи китайцев выселяли в непригодные для жизни горные районы. КНР сознательно пыталась посеять вражду среди местного населения Тибета. Китайцы главенствовали в гражданской и коммерческой жизни Лхасы.
      Но Дэни знала, как живут коренные тибетцы за пределами городов. В шатрах, на бесплодных высокогорных равнинах буддизм оставался опорой, кровью, плотью и дыханием народа. Сама жизнь становилась молитвой, обращенной к богам.
      Даже в городах возникала враждебность между религиозным упорством тибетцев и неприкрытой антирелигиозной политикой КНР. За последние пять лет трения между ними нередко приводили к вспышкам мятежей.
      Несмотря на то что восстания в зародыше подавляли превосходящие силы КНР, в Лхасе оставались места, где китайцы-полицейские осмеливались появляться только многочисленными отрядами. А кое-куда они вообще не решались соваться.
      Сколько бы лет ни продолжалось правление китайцев, какими бы ни были обещания процветания, коммунизма и единства, большинство тибетцев по-прежнему считали китайцев угнетателями.
      Десять минут Дэни ждала у границы территории, запретной для китайцев. Ежась от пронизывающего ветра, она оглядывалась на улицу, по которой только что прошла.
      Двоих иностранцев, преследовавших ее, нигде не было видно. Дэни не обнаружила и людей, которые могли оказаться агентами бюро общественной безопасности, переодетыми в штатское.
      Наконец молодая женщина решилась встретиться с туманным будущим.
      Белые крылья строения из глины и камня, которое некогда служило резиденцией далай-ламы, поднимались перед ней на высоту тринадцати этажей. Китайская армия отправила в изгнание верхушку духовной иерархии Тибета и превратила священный дворец в музей для любопытствующих иностранцев.
      Впрочем, смотреть здесь было не на что, кроме самого здания. Религиозные святыни, которым поклонялись тибетцы, давно были перевезены в Пекин - "на хранение".
      Но что бы ни предпринимали китайцы, им не удалось искоренить буддизм в Тибете - разве что его влияние несколько ослабло.
      Иначе Дэни не пришлось бы стоять в одиночестве, ежиться на ветру и вглядываться в сгущающиеся сумерки, чтобы купить самую священную частицу прошлого Тибета.
      "Теперь или никогда, - настойчиво напомнила себе Дэни. - Если шелк и впредь останется в чужих руках, он пропадет. Вперед!"
      Выскользнув из тени, она направилась к священному дворцу. Многочисленные каменные ступени вели к укрепленным стенам. Дэнм застыла у подножия лестницы.
      Двое монахов, кутающихся от резкого ветра в оранжевые балахоны, спускались по ступеням. Заметив молодую темноволосую женщину, один из них что-то сказал ей на местном наречии.
      Эти слова показались Дэни предупреждением о том, что музей и кладовые дворца уже закрыты. Кивнув в знак уважения, она продолжала ждать.
      Монахи прошли мимо, направляясь в город.
      Еще пять минут Дэни простояла в одиночестве у подножия огромной лестницы. Стало почти совсем темно. Из ближайшего переулка донеслись шорох и попискивание крыс. Где-то неподалеку залаяла собака, заставив Дэни вздрогнуть.
      Она зябко переминалась с ноги на ногу. Солнце, тепло которого на такой высоте было скудным, как и сам воздух, не сумело согреть каменные ступени даже за целый день.
      Пока Дэни ждала, бывшая резиденция далай-ламы приобрела призрачный вид на фоне медленно угасающего зарева. Древний, но существующий в безвременье, прочный и вместе с тем воздушный, этот дворец возносился над землей, сияя в преддверии ночи.
      На миг Дэни почувствовала себя песчинкой, ошеломленная мыслью о тысячелетиях людских жизней и молитв, средоточием которых был этот дворец.
      Уже не в первый раз она ощутила хрупкость человеческой жизни по сравнению с вечностью. Как археолог, она давно привыкла к тяжести времени и праху, в который оно превращает кости и мечты.
      Но впервые в своей жизни Дэни сознавала собственную беззащитность, готовая совершить преступление, которое каралось смертью.
      Однако она не уходила. Шелк был дороже любой жизни.
      Даже ее собственной.
      Глава 2
      Крыса была огромна.
      Она вынырнула из дыры в черепичной крыше и засеменила вниз по скату. Темно-серая шкурка поблескивала в сиянии горных сумерек.
      Коготки дробно постукивали по черепице. Этот негромкий звук далеко разносился в тишине переулков, окружающих дворец Потала.
      Шон Кроу, неподвижно распростершийся на крыше, сразу понял, что крыса почуяла его запах.
      Хвостатая тварь застыла. Черный кончик носа, поднятый по ветру, задергался. Блестящие бусинки глаз впились в лежащего человека.
      "Ручаюсь, эта животина надеялась бесплатно поужинать, - с мрачным юмором размышлял Шон. - Прости, приятель, ты просчитался. Пусть от меня не пахнет розами, а борода зудит от пыли, но я не труп, оставленный для небесного погребения в ожидании, когда тибетские стихии отделят мою плоть и душу от костей".
      Крыса оказалась осторожной. Она не шевелилась, терпеливо дожидаясь, когда человек не выдержит и сдвинется с места.
      "Значит, ты считаешь, что я еще не испустил дух? - Шон продолжал развлекаться мысленным монологом. - Ну что ж, подожди. Сегодня у меня дурные предчувствия".
      Черт бы побрал всех дилетантов!
      "Высокоученая особа, доктор Даниэла Уоррен - а для друзей просто Дэни напрасно рисковала своими длинными ногами и стройной шеей, ввязавшись в это дело", - с отвращением думал Шон.
      Хуже всего было то, что в сделке оказался замешанным этот подонок Фан. Шон исподволь продвигался к краю крыши, ожидая появления Фана.
      Но первым появилось четвероногое существо. И вот теперь крыса ждала с терпением, присущим всем хищникам, пытаясь определить, чем завершится ожидание - сытной едой или бегством.
      Шон уставился на крысу: для животного взгляд в упор был недвусмысленной угрозой. Он надеялся прогнать крысу, не сделав ни единого движения и не выдав своего присутствия тем, кто находился внизу.
      В отличие от пребывающей в блаженном неведении Дэни Фан должен ожидать опасности с любой стороны, даже с крыши.
      Принесет ли он шелк? Этот вопрос Шон задавал себе уже в сотый раз. Или же просто обчистит хорошенькую профессоршу и пустится наутек?
      Ободренная абсолютной неподвижностью Шона, крыса подобралась на несколько дюймов поближе.
      Снизу донесся звук других шагов - на этот раз человеческих.
      Шон прислушался и вознес молитву древним богам, чтобы оказаться достаточно близко и подслушать разговор между вором китайцем и археологом из Америки.
      "Принеси его, Фан, - безмолвно требовал Шон. - Я хочу увидеть человека, который ухитрился украсть этот шелк из Лазурного храма - храма, охраняемого людьми, прошедшими мою выучку".
      Китайский вор был мастером своего дела. Единственным в своем роде.
      Шон знал столицу Тибета так, как только мог ее изучить иностранец, однако Фан в течение трех дней успешно ускользал от него в Лхасе. Значит, Фану опыта не занимать, и он чрезвычайно осторожен.
      Это наилучшая, возможно, единственная возможность вернуть шелк.
      "Черт бы побрал эту женщину, - мысленно выругался Шон. - Не могла выбрать худшего места и времени! Нет, в каком-то смысле я ей благодарен. Она вывела меня на Фана и, будем надеяться, на шелк. Но она настолько наивна, что немыслимо оставлять ее на растерзание грифам".
      Впервые увидев Дэни, Шон поразился вспыхнувшему в нем желанию защитить ее. Шон решил не поддаваться чувству, ибо понимал: в самый ответственный момент все только осложнится, если он позволит себе такую роскошь, как благородство.
      Но чувство оказалось стойким. Он должен защитить эту женщину.
      Наконец, пожав плечами, Шон смирился с внезапным чувством, как научился мириться со множеством неприятностей.
      "Не спорь с кармой, - сухо напомнил он себе. - Все равно проспоришь".
      Но прежде всего он должен защищать интересы монахов Лазурного храма. Они обратились в "Рисклимитед" и лично к нему, Шону, с просьбой вернуть священный фрагмент шелка.
      Вот его основная цель и задача. В этом не может быть сомнений.
      Когда звук шагов стал стихать, Шон испытал разочарование и облегчение одновременно.
      Разочарование - оттого, что реликвия так и не появилась.
      А облегчение - оттого, что Дэни пока не грозила опасность.
      Он не мог допустить, чтобы Дэни пострадала или даже испугалась, если этого можно избежать.
      Впрочем, умеренная доза испуга пойдет ей только на пользу, с досадой подумал Шон. Она и понятия не имеет о собственной беспомощности. Стоило подкупить прислугу в отеле, и у него появились все сведения о ней, кроме разве что номера свидетельства о рождении.
      А если бы Дэни захватила свидетельство с собой, Шон нашел бы его, когда обыскивал ее номер. Она не удосужилась спрятать документы или запастись чужими, отправляясь покупать шелк.
      Слишком доверчива, решил Шон. Невинная жертва в игре хищников.
      Попросту дура, мрачно подытожил он.
      Даже сейчас он не верил своим глазам, вспоминая, как Дэни стояла посреди открытого рынка у храма, договариваясь с Фаном. А потом бродила по Лхасе, совершая законные и незаконные обмены валюты и складывая ее в карман.
      Большую часть дня Шон провел, наблюдая за ее более чем предсказуемыми передвижениями. Его удивило только одно: агенты китайской полиции не арестовали ее и не увезли в Пекин.
      Но не менее странно выглядело преследование русского, с беспокойством вспомнил Шон, подсчитывая шансы. По крайней мере он мог поручиться, что тот белобрысый был русским.
      Бледный иностранец с виду напоминал упрямого, набычившегося эстонца или украинца. Шон немало повидал их в Афганистане, в войсках спецназа - особых подразделениях, которые рыскали по Афганистану, как волчьи стаи, незадолго до распада советской империи.
      Шон хорошо знал, как выглядят спецназовцы. В то время он несколько месяцев прожил среди оборванных моджахедов, обучая их выводить из строя новейшие советские танки с помощью древнего порохового оружия.
      Мысленно чертыхнувшись, он еще раз взвесил степень наивности Дэни. Только слепая невинность могла не заметить преследования громоздкого русского.
      Впрочем, нехотя признался Шон, Дэни проявила сообразительность, воспользовавшись старым трюком со служебным входом "Холидей инн". Нет, она не глупа.
      И все-таки она дилетантка в игре, где то и дело гибнут профессионалы.
      Возможно, ее ослепила алчность, напомнил себе Шон. Этим и объяснялся сумасшедший риск, на который она пошла, словно не замечая его.
      Но мысль о Дэни, как о жадной перекупщице антиквариата сомнительного происхождения, показалась ему отвратительной. Это никак не вязалось с тем, что Шон обнаружил в комнате Дэни. Там не оказалось ни единого предмета роскоши, на приобретение которых часто толкает алчность. Даже одежда Дэни была просто удобной, легко стирающейся в любых условиях и далеко не новой.
      Как и ее белье.
      Если бы ему удалось отыскать в комнате Дэни несколько соблазнительных кружевных вещиц, пренебречь ею было бы гораздо проще. Белье из страны фантазий. Женщина оттуда же, не вызывающая ни малейшего интереса у Шона Кроу.
      Но почему-то вид ее простого, поношенного и сокрушительно чистого белья вызвал у Шона мгновенную вспышку интереса.
      Впервые за почти три года обет безбрачия, данный по собственному почину, стал для него скорее помехой, чем освобождением.
      Снизу вновь донеслись шаги. Они затихли там, где, по мнению Шона, стояла Дэни. Послышались голоса.
      Ее голос и мужской.
      Фан? Шон прислушался.
      Прислушиваться и строить догадки - единственное, что ему оставалось. Он лежал слишком далеко от края крыши, чтобы видеть и слышать происходящее. Стоит ему сдвинуться с места, крыса пискнет и убежит.
      Дэни этого не заметит в отличие от Фана - если к ней и вправду подошел он.
      Крыса и Шон уставились друг на друга в синеющих сумерках. Животное затаилось так близко, что Шон видел, как блоха медленно ползет по голому носу хвостатой твари, нацелившись на уголок глаза.
      Крыса не обращала внимания на кусачее насекомое. Раздираемая страхом, желанием сбежать и голодом, она ждала.
      Поджав губы, Шон выпустил ровную струю воздуха в сторону грызуна.
      Крыса отпрянула, развернулась и молча засеменила к своему логову у конька низкой крыши.
      Шон вновь принялся по дюйму подползать к краю крыши, ощупывая каждую черепицу перед собой, прежде чем коснуться ее. Он направил свою энергию внутрь, прогнал все посторонние мысли и не боялся ничего - разве что случайно выдать свое присутствие.
      Еще девять дюймов, затем шесть.
      Безмолвный, как сама ночь, Шон спускался по крыше, пока ее край не оказался на расстоянии дюйма от кончиков растопыренных пальцев.
      Теперь он явственно различал голоса.
      - Я слышала, как вы подкрадывались сюда минуту назад, - укоризненно произнесла Дэни.
      - Да, мисс Уоррен.
      - Я же говорила, что приду одна.
      - Так и есть. Но мне было необходимо убедиться.
      Шон снова передвинулся вперед. Одним глазом он видел макушку Дэни темные густые волосы. Должно быть, она только что вернулась из археологической экспедиции: волосы выглядели так, словно недавно были подстрижены тупыми ножницами или подрезаны охотничьим ножом.
      Двигаясь медленно, как меняется тень в лунном свете, Шон преодолел последний отрезок пути и наконец смог увидеть лицо Дэни. Гладкая и чистая кожа, выразительные черты. Изменчивые ореховые глаза Дэни теперь были темны, как ночь.
      Шон в любое время нашел бы ее привлекательной, но сейчас ее пристальный взгляд, устремленный на выходящего из тени Фана, был просто неотразимым.
      В этой женщине чувствуется неподдельная сила, понял Шон. Чертовски досадно, что она слишком наивна и своими руками роет себе яму.
      Правда, она не настолько наивна, чтобы выйти на свет - по крайней мере пока.
      - Не бойтесь, мисс Уоррен. Это всего лишь я, Фан.
      Широкая ухмылка Фана обнажила три пожелтевших, гнилых передних зуба свидетельство длительной привычки держать сигарету в одном и том же углу рта.
      Ухмылка Фана не успокоила Дэни - скорее напомнила ей фонари из тыкв и истории о призраках и кладбищах.
      Дэни удивляло, что этот азиат со щербатой улыбкой превосходно говорит по-английски. Даже трудные согласные он произносил чисто, лишь чуть растягивая.
      - Я узнала вас, - произнесла Дэни. - Где шелк?
      Она не пыталась скрыть нетерпение. Чем дольше она ждала на этом сравнительно открытом месте, тем сильнее рисковала выдать себя.
      - Фан - человек слова, - ответил ее собеседник. Он повернулся вполоборота. Под курткой у него на спине висела металлическая трубка, привязанная кожаным ремешком. Трубка поблескивала, словно сама излучала свет, как дворец.
      - Это шелк? - спросила Дэни.
      - Как видите.
      - Я вижу только металлическую трубку.
      Фан чуть отступил, склонил голову набок и оглядел Дэни с головы до ног.
      - А я не вижу денег, - возразил он.
      Дэни держала кулаки в карманах пальто. При дневном свете, в окружении людей, Фан ей не понравился, но эта неприязнь к нему усилилась в сгущающихся сумерках, когда вокруг не было ни души.
      - Деньги при мне, - коротко отозвалась она.
      - Где?
      - Рядом.
      Фан посвистел в дырку между гнилыми зубами.
      - Нет денег - нет шелка, - заявил он с прямотой, перенятой у иностранцев.
      - Но я еще не видела шелка.
      Прищуренные черные глаза Фана заметались, испытующе вглядываясь в тени и пытаясь отыскать в них посторонних свидетелей.
      Налетел порыв ветра, усилившегося с приближением ночи.
      Стараясь не дрожать, Дэни ждала, точно в запасе у нее была вся ночь и костер, чтобы согреться.
      Фан нехотя развязал ремешок, снял со спины трубку и открыл ее. Перевернув трубку, он слегка встряхнул ее и, не дождавшись появления ткани, затряс сильнее.
      - Постойте! - в ужасе воскликнула Дэни. - Осторожнее!
      - Не шумите! - предостерег Фан приглушенно и торопливо.
      - Если там ткань, о которой вы говорите, - тихо отозвалась Дэни, - то грубое обращение может погубить ее.
      Фан хмыкнул и заглянул в трубку.
      Дэни догадалась, что сам Фан никогда не видел ее содержимого.
      "Ну и слава Богу, - мысленно произнесла она. - Может быть, тот, кто укладывал шелк в трубку, знал, как обращаться с древними тканями, в отличие от этого болвана".
      - Можно, я сама? - спросила Дэни. Она протянула руку жестом скорее приказа, нежели просьбы.
      Поколебавшись, Фан отдал ей трубку.
      - Если вы испортите его, вам придется платить, - предупредил он.
      Дэни бросила на него нетерпеливый взгляд.
      - Если ткань выйдет из трубки уже испорченной, - заявила она, - вы не получите ни гроша.
      Фан хмыкнул.
      Дэни осторожно постукивала и вертела металлический цилиндр, пока его содержимое не выскользнуло ей на ладонь. Это был свиток белого шелка, в нескольких местах перевязанный лазоревыми шелковыми лентами.
      Единственного взгляда на фактуру белого шелка хватило Дэни, чтобы понять: эта ткань - современного, к тому же фабричного производства.
      Дэни испытала скорее удовольствие, чем раздражение. Здесь не было музейной витрины с контролируемой температурой и влажностью, поэтому слой тяжелого шелка и очень сухой холодный воздух Лхасы были лучшей защитой, какой она могла бы пожелать для хрупкой, древней материи, которую ей мельком удалось увидеть несколько дней назад.