В то время как Уокер стоял перед светофором, он искоса посматривал на Фейт. У всех Донованов, с которыми он знаком, характера хватит на двоих. Фейт, похоже, была самой яркой представительницей этого семейства. У нее очень крепкий характер. Она лучше держит себя в руках, чем ее братья и сестры. Донованы были стойкими, дружными, всегда поддерживали друг друга. Ни один из них не любил дуться и мучиться.

– Почему, – наконец ровным голосом спросила Фейт, – я должна в таком прекрасном городе останавливаться в каком-то третьесортном отеле? Тем более я уже оповестила людей, с которыми у меня запланированы профессиональные контакты, что меня можно найти в Золотой комнате отеля «Лив оук»?

Уокер подумал, что сейчас ему лучше было бы слышать крик, а не этот вежливый тон, в котором сквозил холод. Серебристо-синие глаза Фейт напоминали ему о высокогорном леднике в Афганистане.

– Каждый, кто знает, где ты, знает и про то, где рубины, – ответил он. – Сейчас седьмой час. Солнце садится, банки закрыты, здание, где проходит ювелирная выставка, не откроется до завтра.

– В отеле «Лив оук» есть сейф. Я это выяснила, прежде чем заказала там номер.

– Ох-хо, – ухмыльнулся Уокер. – Видал я эти старинные сейфы с черными дверями и золотой надписью. Любой расторопный парень с проворными пальцами может завладеть рубинами скорее, чем ты накрасишься.

– Прежде всего этот парень должен знать, что рубины находятся в сейфе, – ответила она запальчиво.

Он с трудом удержался от улыбки.

– Это он уж точно знает. Именно поэтому мы и едем в…

– В другую старинную гостиницу, – прервала ещ Фейт. – В Саванне их полно.

Он хотел поспорить, потом решил поберечь силы для борьбы, которая была впереди.

– Конечно, сладкая моя, – сказал он. – У тебя на примете есть что-то?

– Есть, сладкий мой.

Она включила верхний свет и принялась быстро листать путеводитель по Саванне, который купила в книжном магазине в аэропорту. Неплохо было бы остановиться на набережной. Она посмотрела на карту, потом на название улицы, которую увидела из окна машины. Старинные уличные фонари были изящны и легки, но они плохо освещали.

– На следующем углу поворот налево, – сказала Фейт.

– Нет.

Голова ее дернулась.

– Почему нет?

– Одностороннее движение. Правила нарушать нельзя.

– О! – Она посмотрела снова на карту и быстро сказала:

– Поворот налево после этого переулка. Если здесь нельзя, то там будет можно.

– Является ли это началом открывающейся философской дискуссии? – Уокер улыбнулся. – Люди, которые не оканчивают среднюю школу, не годятся для обсуждения проблем высокого полета.

Фейт вздрогнула от его голоса, который сейчас прозвучал еще более протяжно. Она заметила, что его акцент усиливается, когда он раздражен.

Хорошо, что она не на свидании с Уокером, пришла ей в голову неожиданная мысль. Любого из мужчин, который не из Донованов и который способен заставить ее потерять самообладание, ей следует избегать.

– Если отсутствие диплома тебя беспокоит, почему ты не разберешься с этим? – равнодушно спросила Фейт.

– Не беспокоит, – соврал Уокер. На самом деле он комплексовал из-за этого. – Я встречал немало тупых людей со степенями и потрясающих людей, которые не окончили среднюю школу. Сам человек, а не бумажка – вот что имеет значение. – Он повернул налево. – Я надеюсь, это та улица, которая нам нужна. Тот, кто проектировал этот город, должно быть, перед этим как следует насосался бурбона.

Фейт взглянула на название улицы.

– Это та, которая нужна. Зря ругался. Старая часть города прекрасно спланирована. Великолепные скверы. Столетние дубы, магнолии, весь этот прекрасный мох, цветы, памятники, фонтаны. Как утверждает путеводитель, примерно через месяц повсюду зацветут азалии и камелии.

– Скверы достаточно хороши, – сказал Уокер, искоса глядя на нее, – но чтобы добраться от одного места до другого, нужно выписывать вокруг них зигзаги, как заправский алкоголик. Чертовски бестолково!

Фейт вздохнула. Она начала что-то говорить о варварах, которые не могут по достоинству оценить историческую ценность города, его тенистые скверы, а думают лишь об удобном передвижении по его улицам. Фейт чувствовала его нетерпение. Уокер ужасно напоминал ей Кайла, который считал, что наповал может сразить любого своими аргументами.

– Да, – неожиданно для Уокера сказала она, – я полагаю, ты прав; надо долго петлять, чтобы найти путь к набережной.

– Куда мы едем? – поинтересовался Уокер.

– Это секрет. Ты можешь украсть рубины, если тебе не понравится это место.

– Ты забыла, где я… гм… ношу эти камни?

Ей стало смешно, когда она подумала, где сейчас находится рубиновое ожерелье. Оно было в замшевом мешочке в потайном кармане его нижнего белья. Из-за это походка его была как у кавалериста.

– Едва ли, – сказала Фейт. – Это позволяет по новому взглянуть на то, что такое семейные ценности.

Губы Уокера Тронула слабая улыбка.

– Безусловно. Ты не забудешь внести эту информацию в выставочную карточку?

– Не думаю, что существует специальная графа, где отмечаются особенности перевозки драгоценностей. :

– Ничего, между прочим, особенного в этом нет. Один старый пакистанец научил меня этому. Надо сказать, ие самый плохой способ для перевозки контрабанды. Контрабандисты иногда даже прибегают к более глубоким местам.

– Я этого делать не собираюсь, – заявила Фейт.

– Твое ожерелье тоже не хочет этого.

С трудом удерживаясь от смеха, она выдохнула. Уокер снова взял над ней верх. С дипломом или без него, он очень сообразительный. Это не удивляло ее. Тот, кто способен обчистить Арчера в покер, не мог быть глупым.

Уокер свернул с бульвара на уходящую вниз мощенную булыжником улицу, которая выглядела современницей некоторых здешних дубов. Джип радостно подпрыгивал, чувствуя родную стихию. Это не то что ровные городские дороги.

– Туда. – Фейт указала направо.

Она имела в виду узкую мощеную дорогу вдоль скалы, облицованной камнем. Эта облицовка когда-то спасла ее от разрушения. С другой стороны дороги тянулся ряд двух-трех-этажных домов, выстроенных вдоль низкого берега реки. В былые времена в этих зданиях были фабрики или склады, полные товаров. Теперь их перестроили в гостиницы, магазины и рестораны.

Уокер припарковался возле белого «кадиллака», прямо под знаком «Стоянка запрещена». Прежде чем он выключил двигатель, Фейт вышла и направилась к черному навелсу и стеклянным дверям гостиницы «Саванна-Ривер».

– Я останусь здесь и буду сторожить вещи, сказал он пустой машине. – Да, этим я и займусь. Никаких проблем. Мы здесь, чтобы служить.

Он выключил двигатель, но продолжал слушать радио и опустил стекла машины. Южный ветерок с реки ворвался внутрь салона. Он принес с собой горячий запах тротуаров и машин. Саванна наслаждалась не по сезону теплой погодой. И небо было затянуто дождевыми облаками, предшествующими сверкающему, словно ртуть, горячему туману, который каждое лето обнимает эти места, словно настойчивый любовник.

У входа в гостиницу маленькие белые огоньки плясали на ветвях декоративных деревьев. Уличный фонарь выхватывал из ночи ожившие папоротники, которые цеплялись, словно орхидеи, за широкие ветки. Нет ничего лучше этих папоротников, Иссохшие, ломкие, они извивались, ожидая приближения живительного дождя. Когда вода наконец обрушится на них, папоротники грациозно расправятся. Но это будет еще не скоро, через месяц или два. Сегодня вечером, полуживые, обожженные засухой, они просто терпеливо ждали своего часа.

Какая-то машина медленно въехала в переулок. Уокер проследил за ней. Потом он увидел «мигалку» на крыше американского седана.

Полицейский не обратил внимания на не правильно припаркованный джип. Он делал поблажки туристам, особенно когда был не сезон.

Нежный, теплый, влажный бриз перетекал в окна джипа" он был так же хорошо знаком Уокеру, как форма его собственной руки. В воздухе пахло пресной и соленой водой, потому-то именно здесь они встречались. В том месте, где сосны уступают болотной траве, а жаркие дни сменяются бархатными ночами. Если бы не звуки города и не огни, своим светом затмевавшие звезды, он мог бы мысленно перенестись в свои родные, места, в Руби-Байю. Уокер даже представил бы себе, как с голодным желудком и винтовкой руке сквозь ночь пробирается по болотам.

Они с братом с равным успехом удили рыбу, ловили щ веток и устриц, заманивали в ловушки птиц, и это при том что Лот был на четыре года младше. Но Уокер, правда, счет своей выдержки лучше стрелял. Лоту ее не хватало. Отсутствие терпения погубило его.

Уокер закрыл глаза, ощутив приступ боли, которая годами таилась, не исчезая совсем, со дня смерти Лота. Тогда, у могилы своего брата, Уокер поклялся никогда не отвечать ни за чью жизнь, кроме своей собственной.

Он исполнял эту клятву, несмотря на одиночество, которое она предполагала. Оно действовало на него, как засуха на скрюченные без воды папоротники.

– Проснись, проснись, – сказала Фейт.

Он открыл глаза. В волшебных огнях гостиницы Фейт казалась окруженной золотым ореолом. Ее глаза были похожи на серебряный туман в синих сумерках. Аромат гардений и запах женщины встревожили все струны мужского существа.

Сейчас он ощущал мешочек контрабандиста между ног с болезненной отчетливостью.

– Я не сплю.

Хриплый голос Уокера щекотал нервы Фейт, словно теплый, дразнящий бриз. Она поняла, что наклонилась слишком близко. Так, как если бы собиралась понюхать его гладкую темную бородку. Пораженная собственными мыслями, Фейт выпрямилась, но это произошло не раньше, чем она уловила аромат мыла и теплоту мужчины.

– У них нет двухместных номеров, – сказала она.

– Это естественная вещь для здешних отелей, они… – начал Уокер.

– Поэтому я взяла одноместный, – перебила она его. – Мы подбросили монетку, кто спит на кровати. Ты проиграл.

– Я не помню, чтобы подбрасывал какую-то монетку.

– Память – второе, над чем тебе стоит поработать.

– Скажи-ка, – проговорил он, – а что первое?

– Я забыла. – Она улыбнулась. – Пошли. Ты увидишь реку из окна и большое судно. Оно так близко, что, кажется, можно дотянуться рукой.

Уокер подумал обо всех огромных грузовых судах, которые приходили в Эллиот-Бей и которые уходили из залива. Любое из них он мог увидеть из окон дома Донованов. Но Фейт испытывала по этому поводу такой восторг, будто жила в пустыне и никогда не видела водоема больше лужи. Ее возбужденность была заразительной. Как и ее улыбка.

– Кроме того, в городе проходят два съезда, – говорила Фейт, – поэтому все гостиницы забиты. Мы не получили бы и этот номер, если бы кто-то не отказался от него в последнюю минуту.

– Ты оставила адрес?

Она едва это не сделала, но не хотела признаваться Уокеру.

– Только номер прилавка на ювелирной выставке. Я позвонила домой, конечно.

Уокер не возражал против того, что Донованам теперь известно, где Фейт. Его волновало другое – это известно типам, которые знали, что у нее есть драгоценности на миллион долларов.

– Хорошо. Мне ужасно не хотелось бы увезти тебя отсюда в менее историческое место.

– Когда ты будешь говорить с Арчером…

– А кто сказал, что я собираюсь это сделать? – встрепенулся Уокер.

– Опыт подсказывает, – парировала она. – Напомни ему, что я выставлю счет «Донован интернэшнл» за то, что потеряла деньги и время на заказе номера в «Лив оук». Но я сама оплачу расходы за поездку в Саванну.

– Ты не собираешься поделить их пополам?

– Если Арчер хочет, я не возражаю.

– Пошли. – сказал Уокер. – У них есть сейф?

– Да, но только для вещей, застрахованных менее чем на десять тысяч долларов.

Уокер вздохнул. Носить рубиновое ожерелье на собственном теле не слишком-то удобно. Тем более что место, где скрывался замшевый мешочек, очень чувствительное. Особенно в моменты вроде этого.

Фейт улыбнулась.

– Что-нибудь… гм… натер?

– Ничего. Бывало и похуже. По крайней мере Арчер не страхует остальную часть драгоценностей, – резонно заметил Уокер; – Если бы мне пришлось носить и другие твои творения, то я бы стал прыгать, а не ходить.

Он вышел из машины и закрыл за собой дверцу. Неровной походкой обошел джип и открыл багажник.

Фейт вытащила оттуда свой чемодан и изготовленный на заказ алюминиевый кейс, в котором лежали другие драгоценности, которые она хотела представить на выставке современных ювелирных украшений.

– Я не такой уж инвалид, чтобы не донести твои вещи, – сказал он.

– Я тоже.

– Здесь Юг. Женщины не носят свои вещи сами.

– Мужчины носят за них сумочки? – спросила она, драматично закатив глаза.

Уокер со спортивной сумкой и тростью направился к короткой крутой лестнице, ведущей к входу в гостиницу. Он отстранил ее от двери, чтобы самому открыть ее, и едва заметно усмехнулся, пропуская Фейт вперед.

Запоминая каждую мелочь, он шел к их с Фейт номеру. Замок их комнаты не был таким же старым, как само здание, но и не отвечал последнему слову техники. Цепочка тоже была не лучше. Одним ударом можно выбить слабые винты; на которых она держалась.

– Красиво, – сказала Фейт, оглядываясь вокруг. – Удачное сочетание розового и зеленого цветов с цветом сливок. Приятная, словно шелк, текстура обоев. Деревянные панели выглядят очень изящно.

– Эта деревянная обшивка скорее всего из старой гостиницы, которую не так давно демонтировали. А может быть, ее сработали на каком-нибудь предприятии, которое выпускает новодел по старинным образцам.

Она вполуха слушала этого прагматика с Юга, который со знанием дела что-то говорил ей. Для Фейт это было первое знакомство с Югом, о котором она знала только из курса истории. Она наслаждалась свежими ощущениями, охватившими ее.

– Посмотри на потолок. По краям цветочный дизайн. Ты думаешь, это настоящая лепнина? – спросила Фейт.

– Никакой надежды. Здешний климат съедает все, даже штукатурку. А пол натуральный, между прочим.

Посмотрев себе под ноги, Фейт увидела лишь ворсистый современный ковер от стенки до стенки. Дорогой, сделанный со вкусом, но под ним совсем не было видно пола.

– Откуда ты знаешь? – удивилась она.

– По особому способу драпировать балки. Такой перекос может возникнуть не меньше чем за столетие.

– Ты действительно предпочел бы бездушный современный отель? – спросила Фейт.

– Нет, конечно. Но это не означает, что я не вижу разницы между ровным полом и этим.

Уокер посмотрел на раскладывающийся диван, который будет его постелью. Он надеялся, что а разложенном виде он будет твердым, и рассеянно потер напрягшиеся мускулы бедра.

– В следующий раз я подкину монетку, когда будем разыгрывать кровать.

Она закусила губу, чтобы не улыбнуться, затем повернулась и увидела, как он разминает рукой больную ногу. Чувство вины возникло откуда ни возьмись. Она сердилась на Арчера за то, что он вторгается в ее жизнь, а наказывала за это Уокера. Это несправедливо, призналась, она себе.

– Я буду спать на диване, – сказала Фейт. – Я передумала.

В глубине глаз Уокера вспыхнул синий огонь.

– Это почему? – удивился он.

– Вспомнила о твоей ноге.

– С ней все в порядке, – возразил Уокер,

– Ты ее потираешь, – пыталась объяснить свое решение Фейт.

– Хочешь сделать это вместо меня?

Ее глаза сузились.

– Почему бы и нет?

– В любое время, сладкая моя.

– Хорошо. Прямо сейчас. Лицом вниз, – скомандовала Фейт, указывая на пол.

– Что? – не понял Уокер.

– Лицом вниз, на пол. – Она согнула руки и нетерпеливо улыбнулась, – Я только что закончила трехмесячные курсы по глубокому массажу.

Его темные брови взлетели вверх.

– Зачем это тебе?

– Затем, зачем и курсы по металлургии, кельтскому искусству и по миграции птиц…

– И что это за причина?

– Любопытство.

Уокер тихо рассмеялся:

– Держу пари, ты когда-нибудь заблудишься в Сети.

– В компьютерной сети?

– Конечно.

– Сомневаюсь. У меня был компьютер, когда я училась в колледже. Отношения наши не сложились.

– Так ты делаешь все эскизы вручную? – с удивлением спросил Уокер.

– Три недели работы – и все дела. – Она пожала плечами. – У нас в семье только у Кайла есть компьютерный ген. Он может сидеть и делать на компьютере разные трюки, которые, я уверена, совершенно незаконные.

Уокер знал о кое-каких навыках Кайла, за которые он мог сесть в федеральную тюрьму, но ничего не сказал об этом Фейт. Иногда незнание – на самом деле счастье.

– Лицом вниз, – сказала она, – Я займусь твоей ногой прямо сейчас.

– Ты собираешься мне ее повредить? – съязвил Уокер.

– С какой стати ты так решил?

– Увидел твою улыбку-она была нежной, как у аллигатора.

– Может, это я умру, как только положу свои руки на твое тело.

– Ага, и прольешь крокодиловы слезы, – сказал он, но на пол лег. Даже если Фейт его покалечит, то пускай это сделают ее руки, чем его собственные.

– Где болит? – спросила она.

– Везде.

– Уверена, это поможет. – Она встала на колени и кончиками пальцев прошлась по левому бедру, проверяя на чувствительность. – Где больнее всего?

Уокер не думал, что она захочет услышать о боли в промежности, и, будь он проклят, был уверен, что не должен говорить об этом.

– В середине бедра и чуть выше колена.

– Начали! – скомандовала Фейт. Он задержал дыхание, когда ее пальцы сошлись на верхней части бедра.

– Я сказал – колено, – пытался сопротивляться Уокер.

– Если бы я начала с него, ты бы полез на стену. Надо подготовить мышцы.

Уокер прикусил язык и смирился с тем, что ему предстоит вынести такой необычный вид пытки.