– Черт побери! – выругался Уокер.

– Что?

– Да то, что это на самом деле очень маленький шанс. Я не хотел, чтобы было неверное представление об исходных данных картельного соглашения.

– Митчелл готовит все мои личные доклады. Он не даст соврать.

– Я учту это, – сказал Уокер.

– Что-нибудь еще выпало из отчета?

– Проклятуще холодно в Афганистане в это время года, – сострил Уокер.

Глаза Арчера сузились.

– Насколько далеко ты забрался? – спросил он.

– Только до шахт в Джегдалеке и Гандмарке.

– Ну и как там условия? – поинтересовался Арчер.

– На южном маршруте все еще полно противопехотных мин. Северный маршрут достаточно сносный, пока не доберешься до Сороби. Потом, правда, приходится тащиться по колее, засыпанной камнями. Многие используют местный транспорт – мулов, потому что корм для животных найти легче, чем бензин для машины. Бандиты начеку: режут горло направо и налево.

Арчер посмотрел на отчет. Трудности поездки Уокера через афганское захолустье были отмечены одной строкой:

«Примитивный транспорт и примитивно налаженное горнодобывающее дело».

– Ну и насколько примитивно горнодобывающее дело?

– Несколько мужчин с кирками. Работают, правда, в любую погоду. У них есть пневматический отбойный молоток, но он ломается каждый час. Если они находят топливо, то запускают компрессор, но легче управляться с динамитом, поэтому главным образом они используют его. После взрыва в ход идут кирка, молоток и долото.

– Ну а качество камней?

– Ты имеешь в виду те, которые переживут взрыв? – ухмыльнулся Уокер.

Вздрогнув, Арчер подумал о жадности неумелых людей, которые добывают бесценные рубиновые кристаллы с помощью взрывчатки. Неприятная картина.

– Ходит слух, что кто-то занимается раскопками на Тагарской шахте, – сказал Уокер. – Там скрывались моджахеды. Я видел два камня-сырца, которые по качеству почти равны камням «голубиной крови». Один был в двадцать каратов, другой – в шестнадцать. Прекрасные, действительно прекрасные камни. – Уокер пожал плечами.

– За сколько их продают?

– Тайцы контролируют добычу, и если ты покупаешь по-тихому, они все равно вычислят. Словом, плохие новости, босс. Действительно плохие. Эти парни так же суровы, как тот горный перевал, который они охраняют.

– Но ты-то вывез кое-какие камни.

– Но это же моя работа.

– Я плачу тебе не за то, чтобы тебя убили, – быстро сказал Арчер.

– Нам нужны хорошие рубины. Бирманские шахты или уже все пусты, или охраняются строже, чем девственная дочь султана. Остаются Камбоджа, Афганистан, Шри-Ланка и Кения.

– Джастин и Лоу занимаются Кенией. Из того, что ты мне рассказал, я делаю вывод, что все остальное уже контролируется.

– Пока да. Но ничто не вечно.

– Скажи про это «Де Бирс».

Уокер тихо засмеялся.

– Они по-настоящему хороший пример для подражания, можно сказать, источник вдохновения для нас, – сказал Арчер, но при этом впечатления вдохновленного человека не производил. Скорее он выглядел раздраженным. Его семья владела корпорацией «Донован интернэшнл». Контроль «Де Бирс» над рынком алмазов существенно ограничивал деятельность этой отрасли всех компаний мира, включая «Донован интернэшнл», оставляя на их долю только контрабандные и низкокачественные алмазы. Китайские тайцы стали посредниками в мире по рубинам. Китай и Япония оттеснили всех от жемчуга. Наркодельцы или местные военачальники наложили лапу на колумбийские изумруды.

При таком раскладе, когда все ресурсы на планете поделены, «Донован интернэшнл» сильно повезет, если им удастся получить через несколько лет возможность продавать искусственно выращенную бирюзу.

– Что у тебя на уме, Уокер? – спросил Арчер. – И не пытайся хитрить и отнекиваться. Я уже раз купился на твой беззаботный вид, когда ты меня обчистил в покер.

Уокер едва удержался от улыбки.

– Ты подумал насчет рынка перепродажи рубинов?

– Тайцы не оставляют никакого шанса тем, кто хочет получить прибыль. Мы не можем платить за рубины такие деньги.

– Я думал об этом. Есть другой путь обойти тайцев.

– Я слушаю.

– Залежи старых украшений против старых шахт, – просто сказал Уокер. – Скупать целые состояния, заключенные в драгоценностях, по всему миру, брать хорошие камни, повторно обрабатывать их, если надо, и продавать. Это будет хороший бизнес, потому что можно гарантировать, что рубины бирманские и они не подвергались термической обработке. Это такая же редкость в наши дни, как натуральный жемчуг.

Какое-то время Арчер молчал.

– А много ли старинных драгоценностей выставляется на продажу?

– Камни всегда составляли сбережения аристократов. Подумай, сколько на земле фамильных драгоценностей, которые могут пойти на продажу.

– Интересная мысль. – Арчер повернулся и посмотрел, как ветер гонит волны по заливу. – Есть какая-то идея насчет того, как прибрать к рукам этот рынок?

– Друзья Фейт, которые прислали ей рубины, с которыми она работает, могут быть хорошей путеводной нитью.

Арчер посмотрел на дверь своего офиса. Сейчас в ней должна появиться его горячо любимая сестра. Она жаждала встречи с ним как ворон крови.

– Да, Фейт упоминала что-то о тех рубинах. Сказала, кажется, что ты их украл.

– Естественно, я ведь не мог допустить, чтоб они остались в выдвижном ящике верстака не запертого как следует магазина.

Черные брови Арчера поднялись.

– Настолько хороши?

– Они лучшие из тех, какие мне только приходилось видеть; им место в музее или в королевской сокровищнице.

В ответ Уокер услышал тихий свист, после чего Арчер спросил:

– Как считаешь,сколько они стоят?

– В розницу?

– Оптом.

– Трудно сказать, но каждый большой бирманский рубин, не подвергавшийся тепловой обработке, дороже любого драгоценного камня на земле.

– Так какая проблема с получением страховки?

– Компания, которая оценивает драгоценности, стопорит дело. Она дорожит своей репутацией и не гарантирует, что сможет оценить рубины за то короткое время, которым располагает Фейт. Страховщики, если можно так сказать, перестраховываются от поддельной оценки и поддельных драгоценных камней.

– Эти рубины она получила от друзей, – подумал вслух Арчер.

Уокер из своего горького опыта знал, что, доверяя друзьям, которых давно не видел, очень легко стать покойником. Один такой «друг» послал его в засаду.

– Даже если бы ты мог бы оценить драгоценные камни в сертификационной лаборатории достаточно быстро, чтобы показать в Саванне, – сказал Уокер, – следует иметь в виду, что многие оценщики слишком молоды, чтобы признать натуральные бирманские рубины по внешнему виду или даже после целой серии тестов. Оценка драгоценных камней – целая наука. Здесь нет места дилетантам. Нужен дар или очень большой опыт, чтобы уловить все нюансы. Слишком мало в природе натуральных бирманских рубинов высокого качества, чтобы даже после многих тестов и проб их определить.

– Но рубины Фейт настоящие, натуральные и высококачественные. – Хотя Арчер ничего больше не добавил, в его словах прозвучал скрытый вопрос.

Улыбаясь, Уокер наклонился и принялся вынимать содержимое коробки, которую он принес. Он быстро установил микроскоп и ультрафиолетовую лампу на низком кофейном столике перед диваном. Потом достал еще несколько маленьких коробочек. Среди них была одна, где лежали пакетики с драгоценными камнями Фейт.

На столе Арчера загудел телефон. Митчелл пытался говорить спокойным тоном. Через секунду открылась дверь офиса.

Уокер даже не повернул головы. Он уже знал, что увидит леди в черных слаксах из кашемира и спортивном кашемировом джемпере, которая уже готова спустить с него шкуру.

– Я не девочка – мне уже за тридцать, – начала Фейт. – Период подростковой неуклюжести давно в прошлом. У меня свой бизнес, и ни в чьей опеке я не нуждаюсь. Хватит с меня братьев.

– Здравствуй, дорогая, – сказал Арчер. – Ты пришла, чтобы выслушать объяснения Уокера, почему я должен застраховать рубины на миллион долларов?

Секунду-другую Фейт мечтала лишь о том, чтобы схватить камни со стола и выйти отсюда. Потом поняла, что это глупо. Ей нужна страховка, а Арчер мог ее обеспечить. Но брат ее – слишком хороший бизнесмен. Он не будет страховать кота в мешке даже ради сестры.

– Я пришла, как ты понимаешь, потому что Уокер вылетел из магазина с моими незастрахованными рубинами, – сказала Фейт.

Она больше ничего не произнесла, но выразительно посмотрела на трость возле кофейного столика.

Намек сестры на то, что Уокер не годится в охранники, сильно развлек Арчера. Впрочем, сестра – всего лишь женщина. Она подтвердила наиболее ценную способность Уокера – быть недооцененным. Благодаря ей Уокер выбирался из ситуаций, в которых другие мужчины хватались за оружие.

– Я готов застраховать рубины, если они будут под присмотром Уокера, – заявил Арчер.

Фейт вздернула подбородок.

– Ты хочешь их застраховать или нет? – повторил брат.

– Конечно, хочу, – почти срываясь на крик, сказала она.

– Тогда позволь нашему эксперту по рубинам объяснить мне, что к чему.

– Не волнуйся, – сказал Уокер. – Камни настоящие.

– Конечно, настоящие, – подтвердила Фейт.

– Арчер просто перестраховывается, – успокоил ее Уокер. – Иногда приходится иметь дело со странами, где старый порядок сдает позиции новому, криминальному.

– С каких это пор «Донован интернэшнл» имеет дело криминалом? – поинтересовалась Фейт.

– Ты смотришь на мир сквозь розовые очки, – пробормотал Уокер.

Она не обратила на него внимания.

– К сожалению, мир захлестнула коррупция, – сказаля Арчер.

– Маневры должны совершаться предельно точно, – сухо заметил Уокер.

– Точно, – сказала Фейт и засмеялась. Потом вдруг поймала себя на мысли, что этого ей говорить не надо было, и сжала губы. Она ведь сердится на него, а с улыбкой на лице сердиться трудно. Фейт застонала. – Теперь я понимаю, почему нельзя по-дружески относиться к врагу.

– Я не враг, сладкая моя.

– Посмотрим, сладкий мой.

– Смотри-ка, мы уже достигли взаимопонимания, – съязвил Уокер.

Фейт раздраженно покачала головой. Ей трудно было на него сердиться.

Улыбаясь, Уокер склонился над микроскопом, чтобы рассмотреть первый драгоценный камень.

– Готов ли ты повысить уровень своего образования, Арчер? – спросил он.

– Всегда готов.

– Это вторая характерная особенность, которую я у тебя заметил, – сказал Уокер.

– А первая какая? – поинтересовалась Фейт.

– Твой брат не выламывается и не важничает перед тем, кто в покер играет лучше.

– Уж не ты ли играешь лучше Арчера? – ехидно спросила Фейт.

– Он, – ответил за Уокера Арчер. – Мы застряли из-за непогоды на Аляске, и к тому времени, как закончился шторм, на мне были только жокейские бриджи и куртка на меху, которую он ссудил мне под бешеные проценты.

Фейт засмеялась и посмотрела на старшего брата. Если его и задел проигрыш в покер, он этого не показал. Арчер улыбался и качал головой, вспоминая тот случай.

– Ну вот, босс, – сказал Уокер, выпрямляясь. – Смотри.

Арчер, который сидел на диване, наклонился и посмотрел в микроскоп. Через несколько секунд он спросил:

– А что это за облачка?

– Это так называемый шелк, – сказал Уокер. – Торговый термин, или, другими словами, техническое название. «Шелк» – это крошечные вкрапления. Если их слишком много, то камень становится непрозрачным.

– Получается, что «шелк» работает на меня, – заметил Арчер.

– И на цвет тоже, – добавил Уокер, – если «шелка» много. Рубины обладают повышенной чувствительностью. Когда дело доходит до огранки, главное – срезать грани не слишком глубоко и не слишком мелко, чтобы не возникли так называемые окна, из-за которых камень кажется потухшим. Если «шелка» много, рубин «горит» в любом случае.

Фейт подошла к столу и посмотрела на камни, которые разглядывал Арчер. Невооруженным глазом увидеть вкрапления она не могла.

( «Окна»? – переспросил Арчер. – Я специалист по жемчугу, а не по твердым камням.

– «Окна» возникают тогда, когда свет проходит только через грань драгоценного камня, без преломления, – объяснил Уокер. – Камень становится обычным стеклом. Случается, что «потухает» какая-либо одна грань. Это бывает заметно, когда свет, проникающий в камень, избегает какой-то стороны и преломляется обратно в центр. Рубинам это здорово пакостит.

Фейт, послушав Уокера, тоже захотела посмотреть на рубин, пылающий, словно живой уголек, в стальной хватке микроскопа. Она положила руку на плечо брата и подтолкнула его. Арчер понял намек.

Уокер замер. Он почувствовал тепло и аромат, исходящие от Фейт, которая была так близко от него. Усилием воли он заставил себя думать о рубинах.

– Хорошая огранка позволяет свести к минимуму «потухание» граней, – добавил Уокер, – но невозможно избавиться от него совсем. Такова особенность рубинов. Ценность и прелесть бирманских рубинов состоит в том, что их естественный «шелк» передает свет граням, которые иначе могли бы казаться тусклыми из-за «потухших» граней. В результате получается более мягкий цвет. Он кажется теплым и бархатным, словно рот женщины.

Фейт потрясение посмотрела на него.

– Разве у тайских рубинов нет «шелка»? – спросил Арчер.

– У них нет ничего общего с бирманскими рубинами. Ничего. То же самое могу сказать и про действительно хорошие вьетнамские рубины. Великолепный цвет, но в каждой грани камня видны темные области, независимо от тщательной огранки. Посмотри на это через лупу.

Арчер переключил свое внимание на ограненный красный драгоценный камень, который Уокер держал длинным пинцетом. Когда он навел на него лупу, то увидел, что не все грани одинаково яркие и одинаково красные, хотя на первый взгляд камень был весьма хорош. Но в сравнении с бирманским рубином явно проигрывал… Стоит раз увидеть бирманский рубин высокого качества – и все остальные покажутся просто ограненными красными стеклышками.

– Если добавить еще, что бирманский рубин обладает естественным свечением, – сказал Уокер, – то можно с уверенностью констатировать, что это и есть тот самый драгоценный камень из сказок, камень, который пылает внутренним светом. Он живой. Нет в мире ничего подобного.

Уверенность и страсть в голосе Уокера заставили Фейт внимательно посмотреть на него. Ей казалось, она чувствовала то же самое, когда заканчивала работу над эскизами, которые создадут красоту из металла и камней. Ничто не может сравниться с этим чувством. Память о пережитом творческом волнении поддерживала ее даже тогда, когда жизнь становилась совсем тусклой. Мысль о том, что Уокер способен испытывать столь глубокие эмоции, как и она, удивила ее и запала в душу.

Уокер был прав. Его южная манера говорить плавно и размеренно словно погружала собеседника в тихий омут, в глубине которого скрыто больше того, чем видно на поверхности.

– Посмотри, – тихо сказал Уокер.

Он взял пинцет и положил второй камень под ультрафиолетовые лучи. Потом освободил от бумажной обертки другой камень Фейт и проделал то же самое. В первом рубине не проявилось никаких изменений. Бирманский рубин загорелся ослепительным темно-красным светом.

Фейт тихо ахнула.

– Флюоресценция, – проговорил Уокер. – Бирманские камни флюоресцируют очень сильно в диапазоне от красного до оранжевого. Красный цвет ценится выше, поскольку он глубже. Камень прекрасен, по-настоящему прекрасен. К тому же он хорошего размера и должен потянуть на сорок тысяч за карат, оптом. И выше, если покупателю не терпится его иметь.

– Сколько стоил бы камень в двадцать каратов такого же качества? – спросила Фейт. – С могольской надписью, – добавила она. – Только светской, не религиозной.

Глаза Уокера сощурились. У него было несколько гравированных могольских рубинов в собственной коллекции, но не больше десяти каратов каждый. Они не имели ничего общего с качеством рубинов Монтегю.

– Почему ты спрашиваешь?

– Сегодня у меня в магазине был один мужчина, он искал такой камень и был ужасно раздражен, когда я сказала ему, что у меня нет ничего подобного. Он почему-то был уверен, что я его скрываю, и предлагал бешеные деньги.

– Почему? забеспокоился Уокер.

– Очевидно, кто-то уверил его, что у меня есть такой роскошный рубин с гравировкой.

– Кто это мог быть? – спросил Арчер.

– Он не сказал.

– А ты спрашивала? – молниеносно среагировал на ответ Уокер.

Ее глаза сузились от такого допроса с пристрастием.

– Нет. А это имеет какое-то значение?

– Вероятно, не-ет, – пропел Уокер. – Просто я собираю оригинальные рубины, со странностями. Возможно, я мог бы помочь ему, у меня кое-что есть. Как зовут того парня?

– Иван Иванович Иванов.

Уокер и Арчер быстро переглянулись. Иванов – очень распространенная в России фамилия. Иметь такую фамилию – все равно что не иметь никакой.