8

Оставшуюся часть пути, там, где позволяла тропа, они ехали рядом, бок о бок. В узких местах Раф пропускал Алану вперед. Когда обрывки видений сгущались вокруг нее, она оглядывалась назад, чтобы удостовериться, что за ней едет именно Раф, а не Джек.

Отдельные картины видений и воспоминаний охватывали ее неожиданно, непоследовательно, причиняя боль, поскольку она не знала точно, что именно подкрадывается — реальные воспоминания или фальшивые кошмары. Когда ей слышался разгневанный голос Джека, она не знала, звучит ли он из далекого или совсем недавнего прошлого, а может, его слова лишь порождение ее собственных мыслей, попытка заполнить пробелы шести страшных дней.

Временами у женщины не возникало никаких сомнений. Шум ветра, шелест желтых осиновых листьев, готовая вырваться наружу песня…

Это было реальностью. Это она уже раньше слышала, видела и чувствовала, а вспомнила только сейчас. Они с Джеком отдыхали на берегу второго озера, вон там, у подножия отполированного ледниками валуна. Они пили кофе, каждый из своего личного походного ящика, и наблюдали, как резвится форель на бирюзовых отмелях.

Потом опять подул ветер: будто чья-то огромная рука мрачно водила по водной глади озера, искажая четкие отражения в воде. Ветер принес с собой запах горных вершин и зарождающегося там урагана.

Джек наблюдал, как яростно бурлят облака над горными хребтами. Он улыбнулся. И сказал…

Что же он сказал? — старалась вспомнить Алана. Что-то, кажется, насчет местности. Что-то… Да, вот что он сказал: «Я всегда знал, что эта местность хороша для чего-то. Только никогда не знал, для чего именно». И затем громко рассмеялся.

Алана сильно дрожала и мысленно набросила на плечи воображаемую куртку. Сид слегка оступилась, вернув Алану в настоящее.

Она ослабила поводья, предоставив лошади немного свободы. Оглянулась через плечо: Раф был недалеко, верхом на красавце-жеребце, в надвинутой на лоб шляпе, будто спасался от неугомонного ветра. Алана чувствовала его быстрый многозначительный взгляд, его беспокойство о ней. Она слегка помахала ему рукой, как бы уверяя, что с ней все в порядке.

Всплывали другие обрывки воспоминаний: цокот копыт за спиной, шум завывающего между горными вершинами ветра, дождь со снегом. Спор…

Они с Джеком о чем-то спорили. Буран. И рыбацкий лагерь. Она хотела остаться в лагере «У Пяти Озер», пока не стихнет ураган. Джек отказался, хотя пять лагерных хижин были пусты и выглядели так, будто сюда годами не ступала нога человека.

В конце концов, верх одержал Джек, но лишь потому, что Алане было невыносимо больно смотреть на пустые глазницы хижины — немой свидетельницы ее огромнейшего счастья. Домик был пуст, двери слегка приоткрыты, на крыльце куча опавших сосновых иголок и случайного мусора.

Куда бы она ни посмотрела, везде ей мерещилась тень Рафа. Каждый вздох напоминал о таинстве первой любви. Именно здесь, на чердаке главного дома, под звуки бури, бушевавшей вокруг, испытала она радость физической близости с Рафом. Но тогда она не боялась. Она была дрожащим осиновым листочком, а Раф — горным ветром, ласкавшим ее.

Сид фыркнула и бросилась в сторону, когда обходила выступ горного склона. И вновь Алана вернулась из прошлого. У выступа ожидал Боб верхом на крупной гнедой лошади — своей любимице.

— Все в порядке? — спросил он.

Взгляд его темных глаз блуждал по лицу сестры, отыскивая и находя признаки напряженности.

— Да, — сдержанно кивнула Алана.

— По тебе этого не скажешь, — напрямик заявил Боб, что мог позволить себе лишь брат.

— Я вспоминаю кое-что. Незначительные детали.

— Великолепно!

— Ты думаешь? — быстро переспросила она. Затем добавила: — Извини. Конечно, великолепно.

— Ты рассказала Рафу о своих воспоминаниях?

Прежде чем Алана успела ответить. Боб заговорил опять. От возбуждения и торжества слова хлынули из него потоком.

— Он был прав! — воскликнул Боб, восхищение слышалось в каждом слове. — Он сказал, ты вспомнишь, раз ты уже однажды была здесь и знаешь, что здесь безопасно. Ни один доктор не разрешил бы ему поехать в Портленд, потому что…

— Бурдетт…

Резкий, как удар хлыста, голос Рафа остановил словесный поток Боба.

Боб взглянул удивленно, затем испуганно.

— О Боже, на сей раз я действительно проговорился. Будь проклят мой длинный язык.

Раф, прищурившись, посмотрел на Боба, затем произнес целую речь об умении держать язык за зубами.

Алана переводила вопросительный взгляд с Рафа на Боба. Раф знал, что на все вопросы ему придется отвечать. Но сейчас она еще не была готова услышать его ответы. Поэтому он тщательно отсеивал правду и полуправду.

— Я ведь рассказывал тебе, что мне пришлось прибегнуть к помощи нескольких людей, чтобы вытащить тебя сюда, — произнес Раф.

Алана неуверенно кивнула.

— Когда выяснилось, что Мери не может быть шеф-поваром и экскурсоводом, я подумал о тебе, — продолжал Раф. — Это была прекрасная возможность заманить тебя назад, домой: твое место здесь.

Затем Раф перевел взгляд на Боба и спросил спокойным, безразличным голосом:

— Ведь так все и было, Бурдетт?

— Раф старался изо всех сил, — с облегчением выдохнул Боб. — Сестричка, ты же не сумасшедшая, не так ли? Я имею в виду, что ты вернулась домой? Мы хотели сделать как лучше.

Алана вздохнула, как всегда, застигнутая врасплох своими нежными чувствами к брату, не умевшему хранить тайны.

— Нет, милый братец, я не сумасшедшая. Наверное, — добавила она, криво улыбнувшись, — я даже не помешанная.

Боб шумно вздохнул.

— Алана, ради Бога, скажи, что навело тебя на мысль, что ты сошла с ума?

— А как бы ты назвал случай, когда человек в панике сбегает от шести выпавших из памяти дней?

— Я бы назвал это шоком, — деликатно вмешался в разговор Раф. — Рефлексом выживания. Одним словом, здравомыслием.

Он перевел взгляд с Аланы на Боба.

— Надо быстрее добраться до лагеря, — сказал он. — Может начаться ураган.

В голосе звучала настойчивость, не терпящая возражений. Он не хотел, чтобы буря застала Алану на открытом месте. Не сейчас. Она выбита из колеи, немного испугана, слишком устала. Очень хрупкая.

Сейчас ей нужен отдых, а не возрождение кошмаров и видений. Достаточно и того, что она начала вспоминать. Более чем достаточно. Раф не хотел, чтобы прошлое нахлынуло на нее и оборвало ту ниточку доверия, что связывала их.

Он не хотел, чтобы она вспомнила слишком многое, слишком скоро. Если это случится, он опять потеряет ее. Только на этот раз безвозвратно, навсегда, без надежды на возвращение.

«Только не вспоминай все, мой цветочек, — молча молил Раф. — Только не сейчас. Дай нам время опять полюбить друг друга».

— В путь, Бурдетт, — вслух произнес Раф. — Буря не заставит себя ждать.

После полученной команды Боб быстро поскакал к лагерю. Раф надеялся, что быстрая езда сосредоточит Алану на настоящем, не позволит вернуться кошмарам, отблеск которых часто мелькал в ее глазах.

Даже после того, как они добрались до лагеря, Раф продолжал внимательно следить за Аланой, занятой приготовлением ужина. Он не замечал никаких внешних признаков того, что разыгравшаяся снаружи буря беспокоит ее.

После ужина Боб и Стэн ушли в хижину Джанис сыграть партию в покер и поболтать. Алана не пошла. Она старалась проводить как можно меньше времени рядом со Стэном.

Раф тоже отказался от предложения поиграть в карты, сославшись на то, что ему нужно заготовить наживку для завтрашней рыбалки. Он не был уверен, что Боб поверил ему. И не сомневался, что ему не удалось одурачить Стэна. Откровенный взгляд великана ясно давал понять, что тот знает о желании Рафа остаться наедине с Аланой.

Когда Алана заканчивала сервировку стола для утреннего завтрака, вернулся Раф, который ходил отключать на ночь генератор. Он скинул желтый, искрящийся от дождя плащ. К тому времени гроза еще не вошла в силу: с неба беспорядочно падали крупные капли дождя, слышно было отдаленное ворчание грома, отдельные зигзаги молний пронзали вечернее небо.

Алана отрегулировала фитиль кухонной лампы, теперь он горел ясным устойчивым пламенем. Раф повесил свой плащ на крючок за дверью.

— Надеюсь, пижоны не имеют ничего против керосиновых ламп, — заметила Алана.

— Пока они видят карты, все в порядке. Кроме того, это заставит их лечь спать в подходящее время. Форель просыпается рано. Если хочешь поймать ее, нужно тоже встать пораньше.

Глаза цвета виски отметили следы усталости на ее лице.

— Тебе пора отдохнуть, — посоветовал Раф.

— Еще даже не стемнело, — протестовала Алана, несмотря на одолевавшую ее усталость.

Ей не хотелось оставаться одной. Особенно сейчас. Наедине с громом и молниями, разгуливающими среди горных вершин.

— Полностью стемнеет только часам к десяти, — резонно заметил Раф. — Это слишком поздно для тебя, если ты собираешься встать в пять, чтобы приготовить завтрак. Вот что я тебе предлагаю: я займусь завтра завтраком. А ты отоспишься.

— Нет, — поспешно возразила Алана. — У тебя тоже вид невыспавшегося человека. Кроме того, я приехала сюда, чтобы готовить, и именно этим собираюсь заниматься. Если очень уж устану, то вздремну завтра после обеда

Казалось, Раф собирался что-то возразить. Потом глубоко вздохнул.

— Тебе не будет мешать свет, если я здесь немного поработаю? — спросил он.

Алана бросила взгляд на спальню на втором этаже. Спальня — это отдельный рассказ. Одна ее «стена» представляла собой гладкие перила, не позволяющие выбравшемуся из кровати человеку упасть вниз, в гостиную на первом этаже. Можно было бы задернуть шторы на этой «стене», но тем самым лишить себя удовольствия обогреваться теплым воздухом, поднимающимся из камина. Хотя стояла только первая неделя сентября, по ночам на высоте шесть тысяч триста футов чувствовалось дыхание зимы

— Ты мне не помешаешь, — ответила Алана. — Я теперь всегда сплю с включенной лампой.

Раф сделал очередную паузу. Он снова ничего не сказал, просто посмотрел на Алану глазами, которые все замечали и все принимали, даже ее страх. Зная, что он не покинет ее и не осудит за неразумность поведение, Алана чувствовала себя увереннее, не страдала так сильно от собственных нелогичных чувств.

— Иди спать, Алана. Если тебе что-либо понадобится, я — в спальне на первом этаже. Здесь же будет и Боб, если он как круглый идиот не засидится за картами до утра. — Повернувшись к столовой, он добавил: — Можно принять ванну, здесь много горячей воды.

Мысль о ванне, полной горячей воды, заставила Алану закрыть глаза и застонать от удовольствия.

— Горячая ванна. О, Боже, вот это мысль! Не стоит обходиться без обычных удобств, — выразительно произнесла Алана.

Раф, улыбнувшись, повернулся к ней. Он стоял, облокотившись на дверь, ведущую из гостиной в столовую.

— По рассказам моего отца я знаю, что мама и бабушка тоже обожали ванну, — заметил Раф.

— А ты?

— Я не из тех, кого можно вывести из душевного равновесия отсутствием горячей воды, — протянул Раф. — Единственное, что раздражает меня, этот чертовски шумный генератор. Что касается остального, здесь мой дом. Понадобилось много лет и боли, чтобы осознать это, однако игра стоила свеч.

Раф медленно обвел взглядом дом, любуясь яркими покрывалами в индейском стиле, медными лампами, замшевой мебелью и камином, настолько большим, что в нем можно было стоять. Роскошь в сочетании с простотой. Генератор вырабатывает электричество для холодильника, водяного насоса, освещения. Кухонная плита, которая нагревает воду в доме, отапливается дровами.

Единственное, чего не хватает, это телефонной связи. Отец позаботился об этом и установил коротковолновый передатчик и трансляционный усилитель на соседнем горном хребте. Хотя, по традиции, радио использовали только в случае крайней необходимости.

Алана тихо наблюдала за Рафом, который испытывал удовольствие от окружающей обстановки; она полностью разделяла его чувства. Она полюбила охотничий домик «Западной Ленивицы» и хижины с первого взгляда. Это случилось, когда они с Рафом поехали кататься верхом во время грозы и заблудились. Насквозь промокшие, с веселым хохотом подъезжали они к хижинам.

Алана и Раф безусловно замерзли бы, но стремительные потоки бурлящей в них страсти превратили холод в посмешище. Они разожгли огонь в камине, чтобы высушить одежду. Затем Раф отвел ее наверх и преподал урок иного огня — сжигающего огня любви и красоты физической близости мужчины и женщины.

Алана прищурилась, возвращаясь в настоящее, захватив с собой из прошлого часть мерцающего тепла. Она видела, как Раф рассматривает ее жаждущими золотистыми глазами, будто догадываясь, о чем она думает.

Или, возможно, он тоже вспоминал ту грозу, и чердак, и женщину, пылающую в его руках во время физической близости.

— Я выложил твои вещи в ванной комнате, — сказал Раф.

— Спасибо, — поблагодарила Алана охрипшим голосом.

Раф кивнул и ушел, оставив ее одну. Ванна расслабила женщину, сняла болезненные ощущения тела и напряженность мыслей. Когда она натянула на себя длинную хлопчатобумажную ночную сорочку и пошла наверх в спальню, Рафа нигде не было видно.

В камине ярко пылал огонь, гарантируя, что она не замерзнет на пути из ванной в спальню. Даже постель была нагрета. До металлического обогревателя нельзя было дотронуться: когда она открыла крышку, внутри все еще мерцали угольки из камина. Покрывало откинуто, приглашая ее забраться в постель и крепко заснуть.

— Рафаэль, — нежно произнесла Алана, хотя знала, что он не услышит. — О, Раф, почему наше время уже прошло?

Ответа не последовало, только сама постель была ответом, мостиком из прошлого в настоящее, обещанием тепла и безопасности.

Вздохнув, Алана сбросила халат, юркнула в кровать и натянула одеяло до самого подбородка, уютно устроившись в заботливо подготовленном для нее гнездышке. Сон не заставил себя ждать.

Так же, как и сновидения.

По мере усиления бури сны переплетались с кошмарами, которые снова обрушились на нее под оглушительные раскаты грома и яростное завывание ветра среди горных кряжей.

Нахмурившееся озеро подступило совсем близко… горный пейзаж неуловимо меняется, как и растревоженная ветром водная гладь. Усмехается отполированный водой и ветрами валун, похожий на сгорбленного великана.

Джек хохочет, и смех его холоднее ветра.

Ураган неистовствует, в злой усмешке обнажает ослепительно белые ледяные зубы, набрасывается на водную гладь, скалы, деревья. Потоки льющейся с неба воды образовали еще одно озеро, в котором отражаются зловещие тени обступивших его деревьев.

Джек протягивает к ней руки, губы шепчут о страстном желании, в глазах — дыхание смерти. Джек хватает ее, несмотря на яростное сопротивление, и вдруг она ощущает боль. Боль, ужас и крики рвут мир на части…

Алана проснулась в холодном поту, сердце бешено колотится в груди. Дыхание тяжелое, поверхностное. Она узнала третье озеро в ночных кошмарах, но не то красивое озеро, что окутано ужасом.

Джек тоже был другим, абсолютно неузнаваемым, в нем безнадежно перемешались страсть и смерть. Новые видения, страшная смесь сегодняшних воспоминаний и… чего еще?

«Правды? Воображения? — задавала себе Алана бесконечные вопросы. — Джек хотел владеть мною, да, но только как второй половиной союза Джек-и-Джилли. Я не нужна ему как женщина.

Даже если бы желание у него было, это ровным счетом ничего бы не значило. Я не хотела его. Я никогда не хотела никакого другого мужчины, кроме того, которого любила и которого уже не могла иметь — Рафаэля Уинтера. Джеку это не нравилось. Но, в конце концов, ему пришлось смириться, после того как я сказала, что уйду от него, если он еще раз позволит себе дотронуться до меня.

Не об этом ли спорили мы на Разбитой Горе?» Дрожа, Алана обхватила себя руками, пытаясь вновь сосредоточиться на реальных событиях. Это было так давно, что, казалось, события столпились на противоположной стороне шестидневного провала памяти, казавшегося ей вечностью. Как давно это было и каким несерьезным казалось. Джек погиб, она осталась в живых, если это можно назвать жизнью. Она не может петь, не выносит, когда до нее дотрагиваются, не может любить. Но она жива. Жив и Рафаэль Уинтер.

Молния тихо ворвалась в комнату, разбросав по стенам седые и белые тени, настолько яркие, что Алана зажмурилась. Гром прогремел протяжно, словно извещая о своем отступлении за горный склон.

Глубоко вздохнув, Алана опять легла, пытаясь заснуть. Хотя голова и коснулась подушки, она поняла, что это бесполезно. Слишком высока концентрация адреналина в крови, слишком мучительны последствия ночных видений, чтобы можно было сразу же заснуть.

Она встала, едва ощущая холод… Темно-зеленая ночная сорочка доходила ей до лодыжки. Мягкая на ощупь ткань приятно облегала тело и ярко поблескивала. Алана подошла к краю лестницы. Крошечные серебристые пуговицы, нашитые на сорочке от горловины до талии, при приглушенном свете, льющемся из гостиной, искрились, как капельки дождя.

Внизу, закопавшись в разноцветные лоскутки, разбросанные перед ним на столе, тихо работал Раф. Он сидел к ней спиной, поэтому не было отчетливо видно, чем он занимается.

Алана долго стояла в нерешительности, опасаясь новой вспышки молнии. Затем быстро спустилась вниз. Часы на каминной полке показывали начало двенадцатого.

Хотя она готова была поклясться, что подошла бесшумно, Раф знал, что она рядом.

— Возьми стул, что стоит у камина, — произнес он, не отрываясь от маленьких тисков, укрепленных на столе.

Алана подвинула стул и села, стараясь не загораживать Рафу свет керосинового фонаря. Внимание его было сосредоточено на крошечном крючке, зажатом в тисках. Молча, осторожно привязывал он тонкой нитью разноцветные кусочки перьев к острию крючка.

При мягком теплом свете глаза Рафа казались почти золотыми, ресницы и волосы — черными. Очки в роговой оправе были сдвинуты на кончик носа, увеличивая предметы, необходимые для работы. В ловких длинных пальцах он держал специальный пинцет и крошечный, не больше булавочной головки, тюбик с клеем. Еще раз намотав нитку на острие крючка, Раф сделал маленькую петлю, осторожно завязал узелок и обрезал нить.

— Существует два способа ловли рыбы на мушку, — рассказывал он, ловко подхватив пинцетом блестящее черное перышко. — Один заключается в том, чтобы привлечь форель каким-то незнакомым ей предметом, блестящим, но не пугающим. Как этот, например.

Раф открыл маленькую металлическую коробочку. Внутри ровными рядами лежали мушки, их острые крючки были спрятаны под кусочками овечьей шерсти, выстилавшей дно. Мушка, которую выбрал Раф, была размером с большой палец. Необыкновенно яркая, она представляла собой причудливое сочетание лоскутков голубого, желтого и розового цветов, вершиной мастерства были изящные серебристые полоски, напоминавшие кружевные крылышки.

— Боб просто молится на эту «красотку», — усмехнулся Раф, аккуратно убирая мушку в коробку. — Я же пользовался ею лишь пару раз, когда рыбалка была настолько отвратительна, что я испробовал все средства, кроме одного-единственного.

— Какого?

— Динамита, — сухо произнес Раф. — Ловля на «красотку» жестока, но это больше похоже на спортивное увлечение, чем на эффект ударной волны.

— И хорошо получается? — спросила Алана, любуясь игрой света на волосках тыльной стороны его руки.

— Только у Боба, — криво усмехнулся Раф. — Когда я пытался ловить на «красотку», хихиканье рыб раздавалось по всему каньону.

Алана улыбнулась и почти забыла отскочить в сторону, когда опять полоснула молния, усыпав комнату белоснежными блестками. Низкий, спокойный голос Рафа смягчал напряженность ночи.