– Приказываю всем немедленно разойтись! – резко выкрикнул один из приближающихся. – Незаконные собрания подлежат роспуску. В случае, если вы не разойдетесь по домам добровольно, мы применим силу!
      – Отставить! – громко сказал Олег, делая несколько шагов навстречу. – Кто вы такой? Фамилия, звание, часть?
      – Ты что, самый ум… – ощерился было кричащий, но внезапно осекся и пристально вгляделся в Олега. – Виноват, господин Народный Председатель! Не узнал в темноте. Майор Глыбкин, отряд особого назначения при Мокольском управлении общественных дел. Имею приказ подавить беспорядки в районе телецентра и оказать всемерную помощь в уничтожении засевших в телецентре террористов.
      – В телецентре нет террористов, – нетерпеливо проговорил Олег. – Террористы его осаждают. Вы что, телевизор не смотрите? Кто отдает вам приказы? Почему вы здесь?
      – Я выполняю приказ оперативного дежурного по управлению генерала второй степени Шлицера, – отрапортовал спецназовец. – Полчаса назад он получил экстренное сообщение из канцелярии Народного Председателя… вашей канцелярии. Я не знаю содержания сообщения, но генерал приказал вылететь к телецентру, разогнать бунтующих гражданских и участвовать в уничтожении террористов.
      – Майор, – устало произнес Олег. – Я не понимаю, вы что, на полном серьезе телевизор не смотрите? В стране военный переворот. Резиденция Народного Председателя вместе, разумеется, с канцелярией уже много часов не имеет связи с внешним миром. Я не знаю, кто отправил сообщение генералу Шлицеру и направлял ли вообще, но это в любом случае ложь. В телецентре находились не террористы, а я с моей охраной. Мы передавали экстренное сообщение и были блокированы мятежниками.
      Это понятно?
      – Так точно… – растерянно произнес майор. – И… что мне делать?
      – Интересный вопрос, – хмыкнул Олег. – Найдите начальника моей охраны полковника Безобразова. Он где-то здесь, проверяет своих бойцов. Ваша задача – охрана гражданских и пресечение провокаций. Но всеми силами избегать вооруженного конфликта с мятежниками – у этих людей, в отличие от вас, заземленных бронежилетов нет. Ясно?
      – Так точно! – майор вскинул руку к козырьку. – Как мне найти полковника Безобразова?
      – Он вас сам найдет, – буркнул Олег. Он пожалел, что отослал полковника. Ничего, максимум через пару минут тот опять свалится на голову. Кстати, может, воспользоваться так кстати подвернувшейся вертушкой? Десять минут – и в резиденции… – Да, и прикажите вашему вертолету возвращаться на базу. Он вам пока не понадобится, а здесь его, глядишь, еще каким-нибудь танком переедут.
      – Так точно! – снова козырнул майор и кивнул своему спутнику в сторону вертолета. Потом он склонил голову и начал что-то тихо говорить в прикрепленную поверх бронежилета рацию. Несколько секунд спустя лопасти вертолета начали раскручиваться вновь. Когда тарахтение достигло апогея, тяжелая машина медленно приподнялась над землей на гравиподушке. Потом, неожиданно резко набрав высоту, она косо метнулась вверх и скрылась за домами, в окнах которых один за другим зажигались удивленные огоньки.
      Олег быстро представил себе схему городских проспектов. До резиденции километров семь или восемь, если главными улицами. Если срезать путь дворами, то можно сократить километр, а то и два. Нет, не стоит.
      Он встал лицом к напряженно ожидающей его слов толпе.
      – Граждане! – сказал он громко. – Мы идем к резиденции. Настало время показать, что народ – это реальная сила. Следуйте за мной!
      Народный Председатель развернулся и широко зашагал по асфальту, стараясь не обращать внимания на боль в колене. А заодно и не думать, что случится, если подкрепление к осаждающим телецентр пойдет именно по этому проспекту. Одно дело – ничего не понимающие спецназовцы. И совсем другое – солдаты, управляемые офицерами-мятежниками. А тех вряд ли впечатлит его нынешняя группа поддержки.
      Он шел, и позади него раздавался топот десятков людей. И с каждой сотней метров колонна медленно, но неотвратимо увеличивалась.
      Звонок хлестнул по ушам, вдребезги разбив тишину кабинета.
      – Слушаю! – гаркнул Бирон, сжав трубку телефона так, что побелели костяшки пальцев.
      – Хатамото на связи. Безобразов пробился со своей рации. Они приближаются к резиденции.
      – Что… что с Кислицыным? – горло начальника канцелярии внезапно перехватило, и слова с трудом пролезали в сдавленную спазмом глотку. – Жив?
      – Народный Председатель цел и невредим. Он… секунду, Безобразов сообщает… он идет по проспекту Борцов Революции во главе колонны людей. Они примерно в получасе ходьбы отсюда.
      – Мятежники?
      – Похоже, пока не в курсе. О преследовании не сообщается.
      Бирону показалось, что он вот-вот воспарит к потолку от облегчения. Он медленно выдохнул и бессильно откинулся на спинку кресла. Цел и невредим… М-мать! Он снова резко выпрямился.
      – Что значит – идет во главе колонны? Откуда взялась колонна? Что за люди?
      – Не могу знать точно, господин Бирон, – Павел словно воочию увидел, как начальник оперативного штаба пожал плечами. – Могу только предположить, что мокольцы откликнулись на призыв по телевидению.
      – Кретин долбаный!.. – выдохнул начальник канцелярии, но тут же спохватился: – Это я не вам, господин майор. Так… Полчаса ходьбы? Два километра? Три? Еще немного, и они столкнутся с пикетами в зоне оцепления. Да их же расстреляют!
      Ерский чум… так… так…
      Он снова откинулся на спинку, лихорадочно размышляя. Может, сходить посоветоваться со Шварцманом?
      – Господин майор, мы можем послать наших людей навстречу? У нас семьдесят человек, мы можем прорвать кольцо оцепления хотя бы в одном месте.
      – Там несколько БМП при поддержке пулеметных точек, а у нас в наличии только легкое стрелковое вооружение. Половину бойцов положат при штурме, а оставшуюся половину – чуть позже, когда подтянут подкрепления. У них наверняка предусмотрен такой вариант развития событий.
      – Но есть же еще тот дальний подземный выезд, через который ушли машины! Мы можем выбраться через него.
      – Машины ушли через него благодаря эффекту внезапности. Полчаса назад с заставы передали, что выезд взорван. Вероятно, вы слышали грохот. Люди там проберутся, но одного пулемета достаточно, чтобы полностью блокировать проход.
      Павел со свистом втянул воздух сквозь зубы, с трудом подавив желание вдребезги расколотить трубку о столешницу.
      – Так что же, мы ничего не можем сделать? – безнадежно спросил он. В желудке снова образовался тяжелый свинцовый ком.
      – Мы можем продолжать выполнять приказ Народного Председателя – удерживать резиденцию, – сухо откликнулся Хатамото. – Ни на что другое нас не хватит. Я, разумеется, прикажу своим людям приготовиться к штурму оцепления. В случае, если Народному Председателю потребуется помощь огнем, мы ее окажем. Но наши потери окажутся чудовищными – мы телохранители, а не мотопехота. Лучше бы этого не случилось.
      Бирон застонал.
      – Могу я высказать свои предположения, господин начальник канцелярии? – донесся из трубки далекий голос Хатамото.
      – Я слушаю, – безнадежно откликнулся Павел. – Валяйте.
      – Я склонен предположить, что огневая поддержка не понадобится. Солдаты не станут стрелять по безоружным людям.
      И вот тут нервы начальника канцелярии сдали окончательно.
      Промозглый утренний ветерок, несущий мелкие снежинки, пробиравшийся под плотную десантную куртку, усиливался тем больше, чем ярче светлело небо на востоке.
      Семен зябко поежился. Молодому солдату не нравилось происходящее. Когда дивизию вечером подняли по тревоге и, выдав боевые разрядники, загнали в кузова грузовиков, он воспринял все как очередную учебную тревогу. Однако после того, как их в наступившей ночной темноте выбросили на брусчатку городских улиц и заставили спешно оборудовать огневые точки под прикрытием разрядников БТРов, мурашки по его телу побежали не только из-за промозглого воздуха. Когда лейтенант отвлекался, бойцы шепотом передавали друг другу самые невероятные слухи – вплоть до того, что Сахара таки нарушила все договоры, армады ее транспортных вертолетов приближаются к столице, и теперь с минуты на минуту следует ждать десанта.
      Однако какой, нахрен, десант со стороны резиденции самого Народного Председателя? Семен никогда не был в Моколе, если не считать пары увольнительных, когда он с Витькой и еще двумя ребятами шлялся по каким-то унылым забегаловкам на окраинах, ничуть не лучших, чем окраины его родной Валтары. Но кто-то из более опытных даже в темноте, которую только сгущали окрестные фонари, опознал местность. А когда на подогнанном сзади грузовике затарахтел генератор и луч прожектора принялся шарить по простершейся впереди площади, то и дело отражаясь от темных зеркальных окон высокого здания, Семен понял, что Сахара точно ни при чем. Разве что ее десант уже успел захватить Резиденцию. Если бы им сказали хоть что-то! Но комвзвода сам находился не в своей тарелке. Изредка лейтенант прохаживался по блокпосту, ободряюще, как ему казалось, а на самом деле жалко и неуверенно похлопывая солдат по плечу и иногда выдавая ничего не значащие фразы о необходимости бдительности. Губы на его молодом лице подрагивали. Сейчас командир выглядел совсем мальчишкой чуть старше самого Семена, хотя при нечастых появлениях старших офицеров пытался изображать из себя крутого героя. Хе… Это называется – некомплект офицеров. Солдат-то можно призвать, а вот офицерская служба у нас добровольная.
      Десантник, сжавшись в комок, притулился за вертикальной панелью возле выходящего на проспект подъезда, пытаясь укрыться от ветра. Пальцы на стволе разрядника успели закоченеть и почти не сгибались. Температура наверняка болталась на отметке градусов в десять ниже нуля. Что происходит? Почему в части уже неделю как изъяли и куда-то унесли все телевизоры? Что они делают тут, ночью и на ветру, без четких приказов, но с боевым оружием на руках? Зачем на городских улицах тяжелые пулеметы и техника? Три взвода, сорок человек, только в на этом проспекте – а на площадь их, он видел по телевизору, выходит пять.
      Прожужжал мотор легковушки. Она подъехала с выключенными фарами и габаритными огнями. Водитель даже не стал садиться на опоры и гасить подушку, словно намереваясь в любой момент сорваться с места и исчезнуть в постепенно светлеющем полумраке раннего осеннего утра. Лязгнули дверцы – из машины выбрались двое.
      – Господин полковник, за время моего дежурства никаких происшествий не случилось! – Комвзвода, запинаясь, бросился, к новоприбывшим. – Докладывает лейтенант Зубко!
      – Тревога, лейтенант! – хрипло гавкнул второй прибывший. – Разверни своих бойцов, быстро! Сюда движется какая-то колонна гражданских. Остановить и рассеять! Разрешаю открывать огонь на поражение.
      – Так точно, господин генерал! – растерянно откликнулся лейтенант. – А… э…
      – Ты что-то хочешь спросить, лейтенант? – резко спросил полковник. Теперь Семен опознал его по голосу – это оказался сам комдив. Интересно, что за генерал с ним приперся?
      – Д-да… н-нет, господин полковник, – окончательно растерялся лейтенант. – Раз… разрешите выполнять?
      – Выполнять, мать твою, придурок! – гаркнул комдив. – Распустились, майский зюх, смотреть противно! Быстро!
      – Так точно! – лейтенант козырнул, отступил на пару шагов и замахал руками. – Первый взвод! Второй взвод! Цепью поперек проспекта – стройся! Третий взвод, отделения первое и второе! Присоединиться к цепи! Остальным продолжать держать площадь. Перекрыть улицу, никого не пропускать. Оружие на изготовку! Открывать огонь на поражение по моей команде! – Он бросился к машине с прожектором и что-то неразборчиво закричал в кузов, заглушаемый стуком генератора.
      Темные фигуры десантников неохотно отлеплялись от стен домов и брели по улице, выстраиваясь в подобие цепочки. Хотя проспект в этом месте и расширялся, шеренга из трех десятков человек получилась довольно плотной. Семен оглянулся влево на оказавшегося рядом Витьку. Тот лишь пожал плечами и поудобнее перехватил свисающий с плеча на ремне разрядник.
      Луч прожектора развернулся. Теперь он метался в темноте проспекта, нащупывая приближавшихся. Однако проспект оставался пустым. В томительном ожидании проходили минуты.
      И вот, наконец, луч выхватил какую-то темную массу метрах в двухстах. Она быстро приближалась, и через минуту стало видно, что во всю ширину проспекта идут люди.
      Обычные люди в самой обычной одежде – теплых куртках и пальто, шапках, ботинках и сапогах… Они шли в грозном молчании, и внезапно Семен почувствовал, что мурашки у него на коже стали куда крупнее. Огонь? На поражение? По живым людям, у которых и оружия-то нет?
      – Стоять! – заорал через мегафон откуда-то сзади хриплый голос комдива. – Приказываю остановиться! Это запретная зона, вы нарушаете комендантский час!
      Всем разойтись, или мы открываем огонь! Да стоять же, б…дь, вы что, оглохли?
      Толпа остановилась. Теперь ее и цепочку заграждения разделяло не более пятнадцати метров. Семен нервно сжал разрядник и оглянулся. Его соседи выглядели не более уверенно, чем он сам.
      Время начинает ползти как улитка. Нащупать большим пальцем предохранитель разрядника… одно движение, и спуск свободен, красная точка прицела пляшет по толпе, искусственные молнии мечутся по ионизированному лазерным импульсом воздушному каналу, впиваются в живую плоть, в воздухе крики, вой, запах паленого мяса?..
      На сетчатке глаз – отпечаток на мгновение выхваченного мечущимся прожектором лицо девчонки в первом ряду. Совсем молодая, лет шестнадцати, черные кудри выбиваются из-под вязаной шапочки, легкая, не по погоде, желтая курточка не спасает от пронизывающего ветра. Она совсем как Люська. Сестра сейчас, наверное, спит, досматривая сладкие сны воскресного утра. Или нет?
      Рядом – мужчина лет тридцати пяти. Старое пальто с облезлым меховым воротником, короткий проблеск обручального кольца на сжатом кулаке, длинные ранние залысины на обнаженной голове. Ветер треплет жидкие темные волосы – совсем как у отца, когда тот провожал его от военкомата прошлой осенью.
      Зачем они здесь?
      Стрелять в них? В эту девчонку, в этого мужика? Нет. Он не сможет этого сделать.
      Он не станет этого делать. Ни за что! Большой палец медленно скользит прочь с предохранителя, указательный перестает оглаживать спуск…
      – Последнее предупреждение! Немедленно разойтись, или мы открываем огонь на поражение!
      От толпы отделяется человек, уверенным шагом преодолевает половину пространства перед цепью. Прожектор фиксируется на нем, безжалостно уродуя лицо резкими пляшущими тенями. Среднего роста фигура, черное пальто, темно-серые волосы, портрет вместо лица… портрет? Народный Председатель? Здесь? Что происходит?
      Взгляд влево, взгляд вправо – Витька стоит, приоткрыв рот, разрядник обвис на ремне, уставившись рылом в землю. Что?
      – Я – Народный Председатель. Кто здесь командует? – негромко, но уверенно спрашивает Кислицын. – Выйти сюда, немедленно.
      Тишина.
      – Я сказал – командира сюда. Или он сбежал с перепугу?
      Что-то толкает Семена в спину, и он делает пару шагов вперед, чтобы не потерять равновесия. И внезапно время начинает идти как обычно.
      Комдив в сопровождении генерала – или наоборот? – распихав бойцов, быстрым шагом выходит вперед.
      – А, господин Народный Председатель! – иронически просипел генерал. – А мы вас заждались. Вы арестованы за преступления против народа! Лейтенант, взять его!
      Лейтенант протиснулся сквозь прореху в цепи и в растерянности остановился, не зная что делать. Он неуверенно повернулся к десантникам.
      – Ты! – его дрожащий палец уперся Семену в грудь. – Ты, ты и ты! За мной!
      Семен не пошевелился. Зато толпа угрожающе качнулась вперед.
      – Оглохли? – вместо грозного рыка у лейтенанта прорывался жалобный писк. Его голос стал почти умоляющим. – Ну же!
      – Не стоит, генерал, – иронически хмыкнув, произнес Народный Председатель. – Если вы попытаетесь арестовать меня, вам придется стрелять в тех, кто пришел со мной. Неужели вы думаете, что ваши солдаты – звери, у которых поднимется рука на безоружных? Народная армия Ростании призвана защищать своих граждан от внешнего врага, а не стрелять в них.
      Генерал бросил быстрый взгляд назад. В свете прожектора Семен поймал выражение его лица. Уверенность победителя как-то сразу сменилась на нем растерянностью.
      Неловко скособочившись, он потянул пистолет из висящей на боку кобуры.
      – А вот это лишнее, – ледяной голос Народного Председателя обжег слух. – Генерал Штепа, как Верховный Главнокомандующий Вооруженными силами Ростании я смещаю вас со своего поста и увольняю из рядов армии. С этого момента вы – никто. Вы более не имеете права отдавать приказы своим бывшим подчиненным. Полковник! Я пока не знаю вашего имени, но это относится и к вам. Лейтенант! Арестуйте и разоружите этих двоих.
      Генерал затравленно оглянулся.
      – Лейтенант! – выплюнул он. – Вы слышали мой приказ! Арестуйте этого изменника… Солдаты! Приказываю открыть огонь! Огонь на поражение! Выполнять! – Он наконец-то вытащил пистолет и поднял его, неловко целясь в Народного Председателя.
      Семену показалось, что его телом управляет кто-то другой. Вот оно делает шаг вперед, другой, третий… ремень разрядника соскальзывает с плеча, пластиковые накладки цевья привычно и удобно ложатся в ладонь…
      Удар прикладом в затылок обрушил генерала на брусчатку. Отлетевший пистолет бессильно звякнул по камням. Разворачиваясь, Семен ударил рылом разрядника в живот недоуменно поворачивающегося комдива, и тот, с хрипом сложившись, осел на землю рядом с генералом.
      Развернувшись лицом к цепи, Семен демонстративно-медленно закинул разрядник в спину, в походное положение. Теперь прожектор бил ему в лицо, заставляя щуриться.
      – Я не буду стрелять! – громко сказал десантник. – Мы принесли присягу на верность своему народу! А те, кто приказывает стрелять в людей, пусть идут в жопу!
      За спиной раздались шаги. Парень оглянулся и увидел подходящего к нему Кислицына. Народный Председатель положил руку ему на плечо и громко произнес:
      – Солдаты! Я знаю, что вы всего лишь выполняли приказы своих офицеров. Эти приказы преступны, их отдавали изменники, но вашей вины в том нет. Вы выступали против законной власти, но я не намерен наказывать вас за это. Я приказываю снять оцепление, ликвидировать завалы на дороге и проследовать в резиденцию. Там вас накормят и организуют доставку в казармы. Пора бы уже и возвращаться к нормальной жизни. Лейтенант, распорядитесь.
      Цепь зашевелилась и распалась, группируясь вокруг окончательно ошалевшего лейтенанта. А Народный Председатель, склонившись к уху Семена, негромко произнес:
      – Молодец, боец. Как зовут?
      – Семен Фаранделла, младший сержант, – автоматически отрапортовал десантник.
      – Молоток, Семен! Быть тебе офицером. Если захочешь, конечно.
      Народный Председатель улыбнулся Семену и отвернулся, махнув рукой. К нему тут же подбежали двое с разрядниками.
      – Полковник, – негромко приказал Олег. – Прикажите своим людям подобрать с земли этих бывших офицеров и охранять их получше. Их ждет суд. Ну что, Жоэль Иванович, говорил же я вам, что солдаты не станут стрелять в толпу?
      Бирон со Шварцманом, приоткрыв рты, смотрели сквозь окна второго этажа на вливающуюся на площадь толпу, по которой метались яркие лучи прожекторов. Бывший начальник канцелярии пришел в себя первым.
      – Ну, деятель! – восхищенно произнес он. – Ну, жук! Я еще когда его в первый раз увидел, понял, что далеко парень пойдет, если вовремя не остановят. Это ж надо же – сработало!
      – Сработало… – ошеломленно подтвердил Бирон, машинально потирая подбородок. – Силен Олежка. М-мать, да что же мы стоим? Встречать надо.
      Он повернулся и ссыпался вниз по лестнице. За ним бросились четверо охранников.
      Оставшийся в одиночестве Шварцман задумчиво взглянул ему вслед и покачал головой.
      – Действительно, старею, – с горечью пробормотал он. – А ведь как просто – бросить толпу на пулеметы. Чтобы по ней огонь открыть, нужно натасканные спецчасти УОД применять, а не регулярные войска из мальчишек-призывников, пороха не нюхавших. Н-да. Ну ладно, а дальше-то что?
      Внезапно напряженную тишину здания разбили громкие возбужденные голоса. Снизу, из вестибюля, донеслись топот ног, неразборчивые восклицания, хлопанье дверей.
      Дробно цокоча подковками, по лестнице, прыгая через две, а иногда и три ступеньки, взлетел Безобразов. Он скользнул мимо Шварцмана, явно стремясь в свой кабинет, с вечера превращенный в импровизированный штаб.
      – Эй! – бывший начальник канцелярии ловко ухватил полковника за рукав. – Где Кислицын? Как все?..
      – Потом! – Безобразов не менее ловко вывернулся и ринулся дальше по коридору. – Шеф на площади, остальные блокпосты захватывает, – гулко донесся его голос в тот момент, когда он свернул за угол.
      Шварцман некоторое время смотрел ему вслед, потом устало вздохнул и побрел к лестнице. Здесь он явно никому не был нужен. А до его кабинета на четвертом этаже, где стояла узкая кожаная кушетка с подушкой и одеялом, предстояло преодолеть четыре невообразимо длинных пролета…
      Кислицына Бирон нашел с большим трудом. Вокруг Народного Председателя клубилась толпа, пробиться сквозь которую казалось не легче, чем сквозь блокпосты мятежников. Олег что-то горячо говорил окружающим его людям. Увидев Павла, он остановился, извиняющеся улыбнулся слушателям и ухватил начальника канцелярии за рукав.
      – Слушай, Пашка, – быстро сказал он. – Хорошо, что ты появился, я тебя хотел искать идти. Нужно как-то обеспечить людей питанием. Сможешь организовать?
      – Что? – Бирон обалдело посмотрел на него. – Каким питанием?
      Олег посмотрел на него как на идиота.
      – Горячим, – пояснил он. – Если найдешь, конечно. Не найдешь горячего, сойдет и сухпай. Пошли людей пошарить по ресторанам и столовкам в окрестностям, пусть посмотрят, что можно сделать. Ну, что смотришь? Жив я, жив, и даже почти цел.
      – Да к черту людей! – заорал Павел во весь голос. Накопившееся за ночь напряжение, наконец, нашло выход. – Какие люди? У тебя три дивизии мятежников в городе, бой в пяти километрах идет, а ты про горячее питание рассуждаешь? Ты совсем трёхнулся?! Да на всю эту толпу одного танка хватит, чтобы разогнать нафиг, с питанием или без! Тебе связь нужно восстанавливать, подкрепления вызывать, мятеж давить, а ты тут треплешься хрен знает о чем! Думаешь, один раз по телику выступил, и все, победитель? Да эти гады через несколько часов дожуют твою Третью десантную и сюда явятся в полном составе!
      Народный Председатель досадливо дернул плечом.
      – Да знаю я все, – отмахнулся он. – Разберемся. Безобразов побежал группу отправлять, чтобы добралась до какого-нибудь телефона и хоть куда-то прозвонилась. Ты с ним не пересекся? Жаль. Короче, я все понимаю, но людей на поиски питания ты все же пошли. Еще надо…
      Олег осекся. Что-то неприятно кольнуло его в сердце. Что-то не так, что-то…
      – Тихо! – гаркнул он. – Да тихо же, все!
      Стоящие рядом люди перестали переговариваться и внимательно уставились на него.
      Гул голосов на площади не утих, но сейчас Олег отчетливо услышал далекий рев моторов. Он повернул голову к Бирону.
      – Ну, Пашка, накаркал… – тихо сказал он.
      Бронетранспортер, заложив лихой вираж, обогнул блокпост справа, но танки даже не замедлили ход. Брошенный экипажем БТР мятежников от таранного удара отбросило в сторону. Баррикада из мешков с песком, закрывавшая въезд на площадь, разлетелась кучей пыли от одного соприкосновения с броней впереди идущей машины.
      Гравиподушки довершили дело, раскатав песок тонким слоем по брусчатке и смяв два брошенных разбегающимися солдатами пулемета.
      Три впереди идущих танка в последний раз взрыкнули моторами и опустились на опоры, с трех сторон окружив командный БТР с высоко торчащими антеннами. Семь остальных, подчинившись коротким командам по радио, осторожно поползли по периметру площади, направляясь к другим въездам. Подполковник откинул крышку люка и выпрыгнул на броню, вглядываясь в раздавшуюся перед его машинами толпу.
      Он ожидал чего угодно – противотанковых ловушек, изрытой воронками площади, горящих зданий, яростной схватки, но отнюдь не этого. Он почувствовал легкую растерянность. И что с этими гражданскими прикажете делать? Да кто здесь командует, клятый круп?
      В толпе возникло завихрение. Небольшая группа людей пробивалась сквозь нее, явно направляясь к танкам. Подполковник слегка пожал плечами и стал терпеливо ждать.
      Вскоре на открытую местность перед машинами выбрались двое, сопровождаемые небольшим вооруженным отрядом. Один – невысокий, плотный и черноволосый, в изгвазданном грязью теплом пальто и порванных на колене штанах. Другой – высокий, слегка сутулый, в строгом официальном костюме, выглядящем страшно измятом даже в призрачной смеси света фар и осеннего рассвета. Что же он по морозцу да в костюмчике-то, а?
      – Кто вы такие? – резко спросил невысокий, подойдя к бронетранспортеру почти вплотную. – Кто командир? Зачем вы здесь?
      Подполковник спрыгнул на брусчатку, вытянулся и отдал честь.
      – Господин Народный Председатель! – громко, как на параде, отчеканил он. – Четвертая танковая дивизия прибыла в ваше распоряжение для подавления мятежа!
      Докладывает начальник штаба дивизии подполковник Ханс Чешнев!
      – Знаешь, еще вчера вечером я думал, что все пропало. Что мне осталось жить максимум сутки, пока резиденцию не возьмут штурмом, а меня "случайно" не пристрелят при аресте.
      Олег до хруста в спине потянулся и широко зевнул. До невозможности тяжелая голова, казалось, так и норовила упасть на грудь, а веки того и гляди придется удерживать пальцами.
      – А потом я решил – а пропади все пропадом! Пусть пристрелят. Зато у меня совесть чиста останется. Побарахтаюсь, пока силы есть, а там будь что будет.
      Он снова зевнул и внимательно, насколько позволяла застилавшая глаза сонная дымка, взглянул на сидящего напротив Павла. Бессонная ночь явно далась нелегко и тому. Костюм измялся и перепачкался окончательно, а под запавшими глазами пролегли глубокие темные тени.
      – Ложись спать, – посоветовал начальник канцелярии. – Я тоже пойду сейчас давну ухо минут четыреста как минимум. Ноги не держат. Да, а все-таки мы победили! Не верится прямо…
      – Ничего мы не победили, Бегемотище ты наш, – грустно усмехнулся Олег. – Наоборот, как бы хуже не стало. Ты хоть понял, что я сделал сегодня ночью? Я ж людям показал, что они – тоже реальная сила. И что им не обязательно бояться и молчать в тряпочку.
      – Ну и пусть не боятся, – пробормотал Бирон. – Тебе-то что?
      – А то, что реформы, которые мы пропихиваем, ни к чему хорошему не приведут. По крайней мере, поначалу. И люди, которые сегодня радуются там, – он кивнул головой в сторону выходящего на площадь окна, – завтра меня возненавидят. И если раньше они скрипели зубами, но помалкивали, то теперь – не станут.
      – Ты прав, – хмыкнул начальник канцелярии. – Хреново. Ну ничего, придумаем что-нибудь. Не впервой.
      – Ничего не надо придумывать! – неожиданно для себя Олег рассмеялся. – Это же замечательно. Понимаешь, все, что мы тут планируем, без их поддержки обязательно провалится. Бессмысленно менять экономические схемы, если они остаются пустой игрой чиновного разума. До тех пор, пока люди не захотят сами что-то поменять, это пустая трата сил и времени. Думаешь, какой из тех законов, что мы пропихивали в последнее время, самый важный?
      – Ну… – Бирон неуверенно посмотрел на товарища, пытаясь провернуть в сонных мозгах хоть какие-то шестеренки. – О хозрасчете?
      – Да хрен там! – снова рассмеялся Олег. – Об индивидуальной трудовой деятельности, вот какой! Это только первый шаг. А дальше примем и другие законы, которые позволят человеку не просто делать вид, что работает на государственном заводе или поле, а действительно работать на себя. Полмира живет в условиях частной инициативы, и неплохо живет, а мы чем хуже?
      – Контра… – вяло ухмыльнулся Бирон. – Покушаешься на святое, можно сказать.
      Правильно тебя изменником называли…
      – Правильно, – неожиданно серьезно согласился Олег. – Знаешь, я много думал в последнее время над тем, куда мы идем. И чем дальше, тем больше я сомневаюсь, что наш путь – правильный. Народное – значит, либо ничье, либо государственное.
      А раз государственное, значит, его интересы выходят на первое место. Вот мы и существует исключительно ради того, чтобы государству было хорошо. А на кой оно сдалось, это государство? Только чиновников-дармоедов плодить пачками и гораздо.
      Работать ради того, чтобы сволочи вроде Смитсона или Ведерникова себя самовластными баронами чувствовать могли? Нет, Пашка, пора нам жизнь с головы на ноги ставить. Эй, ты что, спишь?
      В ответ до него донеслось ровное посапывание. Начальник канцелярии глубоко спал, откинувшись на спинку кресла, и луч солнца подсвечивал небритую щетину на его подбородке. Олег хмыкнул и с трудом встал, преодолевая сонливость. Он подошел к окну, прижался лбом к холодному мутному бронестеклу председательского кабинета и стал смотреть на площадь, заполненную народом. Казалось, толпа стала еще гуще.
      Дымились походные солдатские кухни, трепетали над головами корявые, от руки написанные транспаранты, и тени от предвечернего солнца, пробивающегося сквозь постепенно расходящиеся облака, играли на непокрытых головах. Впрочем, хорошая погода, похоже, не собиралось стоять долго. На севере собирались тяжелые, низкие, напитанные снегом тучи, и голые ветви деревьев на газонах трепетали под порывами усиливающегося ветра.
      Олег вздохнул. Да, завтра эти люди, может быть, его возненавидят. Уже скоро придется вводить еще более жесткое рационирование, а как снабжать этой зимой удаленные районы страны, остается загадкой даже и сейчас. Но эти проблемы можно оставить на завтра, равно как и раздумья на тему уроков, которые можно извлечь из происходящего с ним в том, другом, мире. А сейчас у него оставалось пять минут мира и тишины, чтобы насладиться последними солнечными лучами дня.
      Проблемы… Куда же без них! Но дорогу осилит идущий, верно?