Поезд прибыл на вокзал, когда осеннее солнце выкарабкивалось из-за окружающих привокзальную площадь трех– и четырехэтажных домов. Крупецкий махнул моментально подлетевшему извозчику и забрался в экипаж с откинутым по случаю хорошей погоды верхом. Олег, карабкаясь за поручиком, смутно припомнил, что такая повозка называется "ландо". Или нет? Переднее пассажирское сиденье отсутствует…
      "ландолет"? Он сделал себе зарубку в памяти: при удобном случае насесть на попутчика и выучить-таки названия местных транспортных средств.
      – К дому "У цепного моста", что напротив церкви святого Пантелеймона, – бросил извозчику Курпецкий. – Это штаб Корпуса жандармов, и там же местное Охранное отделение, – пояснил он Олегу, откидываясь на спинку и прикрывая глаза.
      Извозчик, очевидно, прекрасно знающий адрес, щелкнул вожжами, цокнул языком и покатил по мощеной камнями мостовой.
      – В Охранное отделение? – удивленно переспросил Олег. – А что мы там забыли? Мне нужно…
      – Я не знаю, что нужно пану в столице, – огрызнулся филер. – Пан меня о том в известность не ставил. Но у меня задание от пана Зубатова первым делом, еще до гостиницы, представить вас начальнику местного Охранного отделения пану Герасимову Анатолию Васильевичу. На тот случай, если вы опять начнете совать нос не в свои дела и влипнете в неприятности, – тут Крупецкий приоткрыл один глаз и покосился на Олега. – А я так думаю, что обязательно влипнете.
      – Вообще-то мне требуется увидеть Витте, – сообщил Олег. – А через него – как его, государя императора. Желательно в течение ближайших двух дней, как максимум – трех.
      На сей раз Крупецкий широко открыл оба глаза, повернул голову и с недоверием уставился на Олега. В его глазах удивление мешалось с жалостью, которую испытывают к сумасшедшим.
      – Пан Кислицын, – медленно, чуть ли не по слогам произнес он, – а почему вы решили, что вас пустят хотя бы к графу Витте? Не говоря уже про государя императора, про которого вы так небрежно отзываетесь?
      – Не берите в голову, Болеслав Пшемыслович, – отмахнулся Олег. – Это мои заботы.
      Вы меня, главное, доставьте к особняку Витте или где он там обитает, а дальше прорвемся.
      Крупецкий еще несколько секунд смотрел на своего спутника жалостливым взглядом, потом тяжело вздохнул и отвернулся, не желая, видимо, спорить с сумасшедшим.
      – Вам виднее, – сухо произнес он. – Но особняк Витте – не уличный кабак. Если вы станете… м-м-м, прорываться, то вас наверняка арестуют. На этот счет и нужно заблаговременно познакомиться с Герасимовым. Рекомендательные бумаги от пана Зубатова не потеряли?
      – Нет, разумеется, – Олег пожал одним плечом, локтем пробуя внутренний карман сюртука. – Думаете, пригодятся?
      Филер кивнул.
      – Еще вам следует сразу усвоить вот что. Пан полковник Герасимов, с которым я не знаком, но о котором очень хорошо отзываются, это вам не пан Зубатов. Он кадровый военный, требует соблюдать субординацию и панибратства не терпит.
      Будьте с ним повежливее и… – Поручик скривился. – И постарайтесь хорошо объяснить ему, зачем именно вы оказались в столице и почему хотите видеть… ох, матка боска, только не упоминайте, ради всего святого, про государя императора!
      Объясните ему, что хотите видеть графа Витте, ну, а по какому делу – уж вам виднее. Может, и не придется вам… прорываться.
      – Постараюсь, – хмыкнул Олег. – По какому делу, говорите…
      Он тоже откинулся на жесткую спинку и задумался. Безрессорный экипаж немилосердно трясло на булыжниках мостовой. Мимо тащились мрачные многоквартирные дома, с правой стороны тянулась закованная в гранитные набережные речушка с темной водой. Иногда мелькали роскошные особняки за фигурными оградами. Катили экипажи, по тротуарам прогуливался самый разный народ, рассматривая витрины магазинов. Санкт-Петербург, несомненно, выглядел более богатым и живым, чем Москва, но и более мрачным и нездоровым. Сырой и пробирающий до костей, несмотря на отсутствие мороза, ветер кое-где трепал обрывки лозунгов. Проходили группы личностей с красными повязками на рукавах обтрепанных пальто и шинелей, угрюмо озирающихся на богато одетую публику. В одном месте Олег углядел самый настоящий красный флаг, косо закрепленный на уровне второго этажа. Он толкнул Крупецкого локтем и взглядом показал на флаг, с удовлетворением заметив, как глаза филера полезли на лоб.
      – Правду говорят, что здесь всякая шваль властям на голову села, – зло сказал поручик. – Слышал я, что дела совсем плохи, но такое… – Он сплюнул на мостовую, чуть не угодив на шляпку пожилой даме с болонкой и снова закрыл глаза.
      По какому делу я к Витте… А ведь прав, прав пан Крупецкий! Экспромтом вкручивать что-то совершенно незнакомому человеку, сыскарю по профессии, причем грамотному сыскарю, судя по словам филера… Такие вещи обычно кончаются очень плохо. Вернее, кончались бы, будь на моем месте кто-то другой. Сходило с рук раньше, сойдет и сейчас? Не-а, не пройдет. Что там говорил Джао – что нужно прилагать все усилия? Да, так. Значит, нужно усиленно шевелить мозгами. Итак, что сказать? Что на многоуважаемого господина Витте готовится покушение? Чушь.
      Почему Зубатов не прислал об этом никакой информации, откуда он, Олег, это узнал, кто готовит покушение… Нет, это верный повод сгореть на месте. Не годится. Даже если и удастся убедить, Герасимов пошлет расследовать своих людей, никак не гостя. Рассказать, что Россия в опасности, что он, Олег, единственный, кто может ее спасти? Верная дорога в сумасшедший дом. И не факт, что местные психиатры окажутся такими же терпимыми, что и милейший Болотов. Не то, не то.
      Нельзя использовать в качестве повода глобальные материи, нужно что-то помельче, бытовое… Бытовое?
      К тому моменту, когда извозчик довез их до места и уехал, увозя с собой честно заработанные четыре гривенника, план вчерне созрел. С помощью бумаг Зубатова миновав охрану при входе, которая казалась здесь гораздо более бдительной и недружелюбной, чем в Москве, Олег с Крупецким поднялись на третий этаж в приемную, где проторчали не менее часа. Когда директор столичного отделения Охраны, наконец, принял их, Олег окончательно измаялся от ожидания.
      Герасимов, хотя и одетый в черный штатский костюм, имел явную военную выправку.
      Он что-то нервно писал на лежащем перед ним листе бумаги, окуная перо в бронзовую чернильницу в виде кремлевской башни, и на вошедших бросил скорее раздраженный взгляд.
      – Здравствуйте, господа, – коротко кивнул он. – Присаживайтесь, я сейчас закончу.
      Пока Олег с Крупецким усаживались на жесткие деревянные стулья, полковник бегло пробежал взглядом несколько страниц, расписался на последней и отложил бумажки в сторону.
      – Прошу прощения за задержку, но хлопот полон рот, – сухо извинился директор. – Представляете, несколько дней назад взяли с поличным двух бомбистов в их домашней лаборатории. Груда химикатов, бутыли с азотной кислотой, три готовых бомбы… Поместили их временно в тюремную камеру при околотке. А на следующий день пришла туда какая-то шваль с красными повязками, сунула околоточному бумагу, в которой от имени городского Совета рабочих депутатов предписывалось всех арестованных немедля отпустить, и что вы думаете? Отпустил, пподлец!
      Можете быть уверены, сегодня они уже опять за свое принялись. И ведь это уже во второй раз. Зла не хватает! Думал, когда займусь мемуарами на старости лет, вставлю этот анекдот в качестве курьеза. Но чем дальше, тем больше я начинаю бояться, что курьезом это вовсе не является.
      Герасимов раздраженно припечатал перо к столешнице.
      – Все боятся этих Советов пуще пулемета! И знаете, что самое печальное, господа?
      Что их поддерживает не только уличная голота, но и некоторые вполне уважаемые политики давно позволяют себе высказываться… – Он осекся. – Прошу прощения, накипело. Так что у вас за дело ко мне, господа? И как здоровье Сергея Васильевича, кстати? До меня доходили какие-то слухи…
      – Это просто слухи, господин полковник, – отрапортовал Крупецкий. – Пан Зубатов в полном порядке. Он лично просил передать вам его привет, а также просьбу внимательно отнестись к делу господина Кислицина.
      – Готов служить, чем могу, – кивнул полковник. – Итак?
      Олег подавил невольный порыв поежиться под пронизывающим взглядом Герасимова. Он порадовался, что все-таки заранее слепил правдоподобное объяснение.
      Правдоподобное? Хм, ну вот сейчас и проверим…
      – Александр Васильевич, – негромко произнес он, слегка наклоняясь вперед, – меня зовут Кислицын Олег Захарович. Я являюсь чиновником для особых поручений при господине Зубатове, вот мои рекомендательные бумаги. Примерно две недели назад к нам в отделение пришел некий юноша… не спрашивайте, почему он пришел именно к нам, этого я не знаю. Но суть в том, что этот юноша, по его словам, является внебрачным сыном господина Витте.
      Глаза Герасимова сузились, но он ничего не сказал, только поощряюще кивнул.
      – Этот юноша, должен признать, имеет некоторое сходство с его сиятельством, если судить по газетным портретам. Вполне возможно, что это сходство является фамильным. В качестве доказательства он продемонстрировал некие письма, которые граф лет двадцать назад писал его матери, ныне покойной, хотя и отказался оставить их нам. По его словам, он не собирается требовать от отца его официального признания своим сыном, но хочет от него материальной поддержки.
      Гордость якобы не позволяла ему требовать этого раньше, но в настоящий момент он дошел до крайности.
      – Так… – проронил полковник, постукивая пальцами по столу. – И теперь этот юноша, конечно же, угрожает своему мнимому, – он выделил это слово ударением, – отцу оглаской?
      – Не знаю, ваше… – Олег запнулся, пытаясь вспомнить правильное обращение.
      Полковник… это ведь шестой класс табели о рангах, верно? – Не знаю, ваше высокоблагородие. Он разговаривал лично с Сергеем Васильевичем, я при этом не присутствовал. Но судя по тому, что сообщил мне господин Зубатов, юноша, скорее, предпочел бы избежать огласки. Похоже, он как-то связан со средой, в которой недолюбливают аристократию, и не хочет, чтобы его друзьям стало известно, кто его отец.
      – Понятно… – Герасимов опять побарабанил пальцами по столу. – И что же вы хотите от меня, господа?
      – Ничего особенного. В силу деликатности данного поручения с его сиятельством я намерен разговаривать сам. Мне сообщили некоторые факты, которые я должен упомянуть в разговоре с графом в качестве доказательства. Так что я всего лишь прошу вас организовать мне аудиенцию у графа в ближайшее время.
      Все. Олег с облегчением откинулся на спинку стула и стал внимательно изучать потолок. Проглотит или нет? Ох ты, а если ему взбредет в голову перезвонить Зубатову? Здесь, кажется, междугородные звонки еще не изобрели? Или изобрели?
      – Это в моих силах, – наконец кивнул директор Охранного отделения. – Я отправлю нарочного с письмом сегодня же. Думаю, завтра или послезавтра граф вас примет.
      Где вы остановились в Петербурге?
      – Мы еще не остановились, – сообщил филер. – Прямо с вокзала – сюда. Если у вас есть рекомендации…
      – Гостиница "У креста", – словно отрубил полковник. – Тут в двух кварталах к северу. Вполне приличная, надежная и не очень дорогая. Письмо с уведомлением о месте и времени встречи вам принесут туда. Вернетесь в Москву – передайте мои наилучшие пожелания господину Зубатову. Как он раскрыл доставку прокламаций через границу в стенках холодильных камер – это было великолепно, я восхищен. А сейчас, если вы извините меня…
      Олег с Крупецким поднялись и поклонились, разворачиваясь к двери. Крупецкий пропустил Олега вперед, но, неожиданно заколебавшись остановился.
      – Я сейчас, – шепнул он Олегу и прикрыл дверь у него за спиной.
      – Что-то еще? – удивленно приподнял бровь Герасимов, уже пододвинувший к себе чистый лист бумаги и что-то быстро на нем строчивший.
      – У меня, пан полковник, две просьбы.
      – Вот как? И какие же?
      – Первая просьба – не могли бы вы предоставить мне карманный справочник филера?
      Господин Медников просил привести экземпляр, чтобы сравнить с нашими и выявить, не упустили ли мы кого-то из террористов при его составлении.
      – Справочник вам предоставят. Его принесут вместе с уведомлением о встрече с графом. Что еще?
      Крупецкий опять заколебался, но потом шумно вздохнул и пожал плечами.
      – Пан полковник, это по поводу моего спутника. Видите ли, пан Зубатов высоко его ценит, но… пан Кислицын обладает потрясающей способностью впутываться в сомнительные и опасные истории. Не так давно на квартире у какого-то своего знакомого, например, он напоролся на Зверя, то есть Зверева, опасного террориста из эсэров, который чуть не прикончил и его, и меня, и в конце концов сбежал. И с ним все время так…
      – Хороший сотрудник, – хмыкнул Герасимов. – Если бы он еще и задерживать террористов научился – цены бы ему не было. А я что могу сделать?
      – Пан полковник, не могли бы вы приставить к нам одного-двух человек из филеров, пока мы здесь? Не обязательно самых опытных, поскольку он наверняка заметит наружку, в этом он дока. Просто… чтобы в случае чего помощь получить?
      – То есть на свои силы вы не рассчитываете? – приподнял бровь начальник отделения.
      – Никак нет, – виновато потупился филер. – Такой уж он человек. С него станется в толпу вооруженных красных с голыми руками влезть.
      – М-да… – полковник потер подбородок и задумчиво уставился на лежащую перед ним бумагу. – С людьми у меня сейчас туго. Сами понимаете, время такое. Может, в уголовную полицию обратиться, чтобы они своих агентов выделили?
      – Не хотелось бы, пан полковник. Мы здесь по деликатному поручению. Чем меньше посторонних знает, тем лучше.
      – Хорошо. Что-нибудь придумаю. Кстати, господин Крупецкий, вы ведь поляк?
      – Наполовину, пан полковник, – внезапно филер напрягся. – Происхожу из Варшавы, отец поляк, мать русская.
      – Католик?
      – Никак нет. Отец крестил меня в православную веру.
      – Вот как? Поляк, наверняка католик – и в православную?
      – Мать умерла родами. Отец исполнил ее предсмертную просьбу.
      – Сочувствую. Но, наверное, вы выдающийся агент, если вас, поляка, пусть и наполовину, приняли на работу в Охранное отделение?
      – Не могу знать, пан полковник, – хрипло ответил филер. – Но год назад я спас жизнь господину Зубатову… случайно… и он взял меня к себе. Нареканий по службе не имею, вхожу в состав Летучего отряда, но сейчас работаю по Москве. За службу поощрен именными часами.
      – Похвально, – полковник внимательно рассматривал поручика. – А не хотите ли вы, пан Крупецкий, перейти на службу, скажем, в Петербург? У нас всегда найдется место талантливому человеку. Нет-нет, – успокаивающе поднял он ладонь, – не отвечайте сразу. Подумайте на досуге. Сейчас же, если у вас все, можете идти.
      – Спасибо, пан полковник! – Крупецкий щелкнул каблуками и, повернувшись, вышел в приемную, где под пристальным взглядом секретаря изнывал Олег.
      – Что вы там делали? – накинулся он на филера. – О чем шла речь?
      – Служебные дела, – пожал тот плечами. – Ну что, едем в гостиницу?
      – Едем, – согласился Олег. – А что значит "надежная"?
      – Это значит, что хозяин активно сотрудничает с полицией, так что подозрительных элементов там нет или же они под наблюдением. Можно не бояться краж из номера.
      – Понятно… Ну что, едем.
      После вселения в достаточно чистый и опрятный номер Олег, невзирая на протесты Крупецкого, настаивавшего на том, чтобы как следует (читай – два дня, не меньше) передохнуть с дороги, потащил своего спутника на прогулку. Наняв извозчика с крытой пролеткой – небо затянуло тучами, явно намечался дождь – они покатили по мощеным улицам. Нездоровая октябрьская погода наверняка загнала под крышу многих и многих, но и тех, кто отважился выбраться на прогулку, пешую или в экипаже, хватало. Ничего нового, впрочем, по сравнению с Москвой Олег не заметил, хотя город определенно производил впечатление более развитого. Многоэтажных доходных домов здесь попадалось значительно больше, особняки могли похвастаться обширными парками, а многочисленные мосты украшали литые и гипсовые скульптуры.
      Воображение Олега поразили разводные мосты через большую местную реку, называемую Невой. Огромные многотонные подвижные конструкции явно превосходили уровнем технологий все то, что он видел в этом мире ранее, но отнюдь не производили впечатление надежных. Он попробовал было добиться от Крупецкого, почему бы просто не сделать обычный мост большей высоты вместо того, чтобы городить огород со сложной механикой и машинерией, но тот лишь неопределенно хмыкнул и отвернулся, настороженно вглядываясь в прохожих. То ли филер был не в настроении для разговора, то ли просто не знал и сам.
      В номера они, совершенно продрогшие, вернулись под вечер, когда сгустившиеся сумерки сделали экскурсию затруднительной. Портье передал им два пакета – толстенький сверток для Крупецкого и запечатанное письмо без опознавательных знаков для Олега. Поднявшись наверх, Крупецкий зашел в номер Олега и вопросительно взглянул на него.
      – Завтра в десять утра в особняке графа Витте, – пробормотал тот, пробежав строчки письма глазами. – М-да… Ваш Герасимов мог бы писать и не так лаконично. Вы, пан Крупецкий, знаете, где находится этот особняк?
      – Найдем, – подал плечами филер. – Я не раз бывал в Петербурге, город неплохо знаю. А язык, как известно, и до Киева доведет.
      – Будем надеяться, – качнул головой Олег. – А что это вам принесли?
      – Вот, проше пана, – поручик быстрыми движениями сорвал обертку и протянул Олегу пухлую книжицу небольшого формата. – Карманный справочник филера. Очень полезная вещь. Здесь перечислены все известные Петербургскому охранному отделению террористы или лица, подозреваемые в сотрудничестве с ними.
      Олег быстро пролистал книжку. На каждой ее странице тонкой папиросной бумаги располагались портреты профиль и анфас мужчин и женщин. Под портретами тянулись строчки словесных описаний.
      – И вы хотите сказать, что помните все эти имена и лица на память?
      – Если бы мы их помнили, нам не потребовались бы карманные справочники, – сухо ответил филер. – Существует система запоминания людей по форме частей лица, ушей, черепа и другим признакам, которые позволяют быстро определить, кто перед вами. Каждый уважающий себя сотрудник держит в памяти десятки, а многие – и сотни описаний. Справочник же служит для точной идентификации.
      – Сильно, – уважительно сказал Олег, возвращая справочник. – А что еще должен уметь филер, кроме как помнить всех террористов?
      – Филер должен иметь хорошую память, выносливость и терпеливость, – задумчиво начал перечислять Крупецкий. – Он должен уметь незаметно следить за подопечными или за местностью, в том числе переодеваясь в разные костюмы – кучера, уличного торговца, дворника и так далее. Ну, в общем, разные вещи. Помнится, – неожиданно он широко ухмыльнулся, – Чумашкин скрывался на конспиративной квартире, где должны были собраться предполагаемые заговорщики. Он не нашел ничего лучше, чем укрыться в ванной комнате в баке для воды. Представляете, какой был номер, когда хозяйке вздумалось принять ванну!
      – Помню, он рассказывал, – фыркнул Олег. – И что?
      – Да ничего, – пожал плечами филер. – Потом два месяца проходу ему не давали, все интересовались, каково было в баке сидеть, покуда хозяйка ванну принимала.
      Едва с кулаками бросаться не начал в конце концов.
      Через пару минут ничего не значащего разговора Крупецкий сослался на сонливость и ушел к себе.
      – В первый раз за уж и не припомню какой срок удается две ночи подряд в кровати провести, – пояснил он. – Грех упускать такой случай. С хозяином я договорился, завтра в семь утра нас разбудят. Завтракаем, и в девять выезжаем.
      Оставшись один, Олег какое-то время лениво перелистывал оставленный Крупецким иллюстрированный справочник террористов. Однако это занятие при свете пары гостиничных свечей из стеарина – электричества здесь не имелось, равно как и газовых горелок – вскоре ему наскучило. Он достал из кармана пальто забытые мошенником в поезде часы и какое-то время крутил их в руках, разбираясь. Хотя и медные, часы ему понравились. Он аккуратно прицепил к жилету цепочку и засунул часы в нагрудный карман. Зеркала в номере не оказалось, но он надеялся, что выглядит достаточно солидно – в конце концов, вряд ли граф разбирается в часах лучше его самого. Завтра утром ему это определенно не помешает.
      Часы показывали начало девятого вечера, но на дворе уже стояла густая тьма. Он еще раз попытался прокрутить в голове сценарий завтрашнего разговора, но обнаружил, что мысли путаются. Мысленно махнув рукой – авось кривая да вывезет! – он повернул в дверном замке ключ, разделся, плюхнулся на постель и неожиданно для себя мгновенно заснул крепким сном.
      – Стравливайте давление, – негромко скомандовал Овчинников.
      Вагранов быстро закрутил маховик запора, и из отводной трубы донесся негромкий свист газа.
      – Только бы не прорвало уплотнения, – пробормотал Грузиков, мелко перекрестившись. – Только бы…
      – Не действуй на нервы, Алеша, – оборвал его Вагранов, прислушиваясь. – Ты их проверял, я их проверял, господин Шрубель их проверял. Ничего уплотнениям не сделается. Степан Васильевич, умоляю вас, вы форму криво и неплотно вставили.
      Поправьте моментально!
      Овчинников пощелкал пальцем по форме и ухмыльнулся.
      – Кто там только что нервы упомянул? – шутливо спросил он. – Все ровно и плотно.
      Еще пять атмосфер… три… одна… хоп!
      Инженер с усилием потянул за рычаг, и из аппарата донеслось шипение.
      – Так, пошла масса… – пробормотал он, заглядывая в узкое окошечко из толстенного стекла. – Пошла, родимая! Сейчас мы ее в форму…
      Остальные сгрудились у него за плечами, пытаясь рассмотреть происходящее.
      – Вот так. Ну что, господа, раз-два-три-четыре-пять, начинаем доставать!
      Он быстро ослабил зажимы, клещами вытянул из паза пышущую жаром форму и быстро сунул ее в подготовленный бочонок с холодной водой. Раздалось шипение, в воздух взметнулось облако пара.
      Овчинников повернулся к аудитории.
      – Ну что, господа, поздравляю вас с историческим моментом. Похоже, триоксид хрома действительно является прекрасным катализатором для реакции полимерного синтеза в этиленовой среде. Мои поздравления, господин профессор, – обратился он к скромно протирающему пенсне Белиховскому. – Вы действительно сотворили чудо, организовав производство чистого триоксида в настолько сжатые сроки.
      – Только благодаря неоценимой помощи Ганса Генриховича, – Белиховский слегка поклонился в сторону Шрубеля. – Однако еще раз должен предупредить вас, что у меня более не осталось материалов, а некоторые их них нужно заказывать в Германии.
      – Неважно, – снова широко улыбнулся Овчинников. – Главное, судари мои, что мы сумели доказать принципиальную жизнеспособность данного процесса. Завтра я продемонстрирую наши результаты Гакенталю и господам из "Русского банка", и мы сможем приступить к конструированию первой промышленной установки для производства полиэтилена!
      – А не делим ли мы шкуру неубитого медведя? – взволнованно обратился к нему Вагранов. – Ради бога, Степан Васильевич, да покажите же вы, в конце концов, результат, не томите душу!
      – Это запросто, – подмигнул ему инженер и извлек из бочки остывшую гипсовую форму. Теми же щипцами он осторожно отделил верхнюю ее половину, лоснящуюся от машинного масла, и вытащил из нижней ее части матовую полусферу с четырьмя выступами-ножками. – Вуаля, мсье! Пожалте покорно вашу золотую чашу. Нет, не золотую, а куда более дорогую!