Держать это внутри себя я более не в состоянии. Любой другой использует этот козырь против меня с куда большей вероятностью. Я даже не говорю про возможность утечки информации. Так что…
      Он грустно улыбнулся и замолчал, скрестив руки на груди и утонув в мягкой обшивке дивана.
      – Да уж, не вовремя, – пробормотал Шварцман. – Ох как не вовремя… Ну что, тезка, есть предположения?
      – Есть предложение, – бодро откликнулся Бирон. – Забить пока на всю эту историю большой толстый болт. Не до того. Ты не парься, Олежка. Я с тобой каждый день не по разу вижусь, да и вообще без пригляда ты не остаешься. И пока еще ни я, ни кто другой не заметили у тебя какой-то неадекватности поведения. Даже если это галлюцинации – страдай себе на здоровье. Я лично всегда завидовал людям, которые сны видят: сам-то я как бревно дрыхну. Пока страдай сам по себе, а потом разберемся. Найдем надежного психиатра, если хочешь, и разложим тебя по полочкам, но потом. Сейчас Пал Семеныч верно говорит: не вовремя все это.
      На некоторое время наступила тишина. Потом Шварцман прокашлялся.
      – Да, Олежка, все правильно. Сейчас у тебя с головой все в порядке, и текущей работе твои сны не помешают. Хорошо бы приступов на публике у тебя больше не случалось, но если что – всегда на переутомление спишем. А пока еще один тест предложить могу. Скажи мне, Олег дорогой наш Захарович, ты что-то упомянул насчет кучи языков, которые ты в том мире знаешь.
      – Ну да, есть такое, – согласился Олег. – Кроме русского, я совершенно точно отразил владение английским, немецким, французским и, кажется, болгарским. Это то, что случайно прорезалось в разных ситуациях.
      – И как, похожи они на какие-то языки… э-э-э, нашего мира?
      – Нет. Даже в первом приближении – нет. Языковые конструкции и произношение совершенно загадочные – сложные, запутанные, нелогичные. Думаю, сам по себе я бы никогда их не выучил.
      – Вот и славненько, – удовлетворенно потер руки Шварцман. – Как-нибудь на досуге возьми художественную книжку из тех, что попроще, и переведи пару-тройку страниц на один из языков. На тот же русский, например. Буквы там как, отличаются?
      – Алфавит в русском, как ни странно, почти наш, хотя есть дополнительные буквы.
      И цифры тоже наши. Вот в английском и французском алфавит совсем другой.
      – Во, тем более. Переведи и отдай в канцелярию. Пусть перепечатают твой перевод и отдадут в Академию Наук, в секцию лингвистики, не упоминая, откуда взялось.
      Пусть они там попытаются реконструировать этот язык методом сопоставления оригинала и перевода, а потом самостоятельно переведут на русский еще пару страничек. Посмотришь их перевод, и если ошибок не слишком много, значит, у тебя точно не галлюцинации. Приходилось мне иметь дело с сумасшедшими. Я, конечно, профан в психиатрии, но птичьи языки, на которых говорят чокнутые, насколько я в курсе, не являются настоящими языками. А с нуля сконструировать чужой язык ты, Олежка, не сможешь, даже если полностью свихнешься. Думалка у тебя не тем концом повернута. Понял?
      – Понял, – кивнул Народный Председатель.
      – Вот и ладно, – одобрил Шварцман. – Надо будет собраться еще раз и послушать тебя более тщательно. Возможно, под запись. А сейчас я пойду. От важного разговора ты меня оторвал, придется теперь извиняться перед человеком…
      Он поднялся со стула и вперевалку вышел. Олег посмотрел на Бирона.
      – Ты бы приляг, отдохнул, – посоветовал тот. – Морда у тебя опухшая, как после недельной попойки. Не забывай, в три часа назначено интервью с кучей газетчиков, так что тебе нужно быть в форме. Врача прислать? С успокаивающими каплями или еще чем, покрепче? – Он подмигнул.
      – Что покрепче у меня и так есть. Перебьюсь без врача. Ладно, топай. У тебя тоже дел по горло.
      Когда за начальником канцелярии закрылась тяжелая дверь кабинета, Олег закрыл лицо ладонями и судорожно вздохнул. Странно, но на сердце стало гораздо легче.
      Он попытался отогнать от себя мрачные мысли. Действительно, чего он так запаниковал? Или ему просто передалась паника его близнеца из того мира? Ладно, не до того. Нужно еще раз просмотреть тезисы для интервью.
      Он поднялся с дивана и пересел за стол. Подумав, выдвинул ящик стола, нашел и сглотнул прохладную голубую пилюлю. Немного успокоительного и в самом деле не повредит…
      "Корр.: И поэтому, Олег Захарович, народное правительство решило принять новый курс?
      Ответ: Да, именно. Общее ускорение развития народного хозяйства и перестройка закостеневших отношений должны придать народному обществу новый толчок. Настало время открыто признавать свои ошибки и исправлять их.
      Корр.: Но не является ли новый курс отходом от идеалов, за которые наши деды проливали кровь в Гражданской войне, боролись с интервентами, разрухой и тяжким наследием имперского прошлого?
      Ответ: Нет, не является. Главной задачей народного общества всегда являлся рост общественного благосостояния. И мы намерены всеми силами добиваться такого роста вне зависимости от текущих колебаний политического курса.
      Корр.: Но частное предпринимательство, кооперация… Не является ли это возвратом к эксплуатации человека человеком?
      Ответ: Ни в коем случае. Мы не намерены передавать заводы и фабрики, как и любые другие крупные производства, в частные руки, равно как и не вводим частную собственность на землю. Частное предпринимательство разрешается в ограниченных масштабах и в тех областях, где государству нерентабельно присутствовать самому.
      Простейший пример: создавать государственную контору по заготовке веников или производству валенок, держать при этом штат бухгалтеров и прочих чиновников нет совершенно никакого смысла. Здесь самое место для частника и бухгалтерии по упрощенной схеме. Количество наемных работников в такого рода предприятиях строго лимитируется, наемный труд допускается только на вспомогательных работах, и государство намерено жестко контролировать здесь выполнение трудового законодательства.
      Корр.: Приятно слышать, что наши идеалы остаются в неприкосновенности…" Олег нахмурился. Судя по всему, эта фразочка являла собой плод редакционной самодеятельности. По крайней мере, в тех текстах, что вчера газеты присылали в канцелярию на согласование, ничего подобного он не помнил. Или просто упустил за поздним временем? Интересно, на полном серьезе они это ляпнули или же издеваются? Ладно, пропустим пока.
      "…в неприкосновенности. Олег Захарович, не могли бы вы вкратце обрисовать нововведения в области управления крупными предприятиями?
      Ответ: Крупные предприятия предполагается постепенно переводить на хозяйственный расчет. В настоящий момент для участия в эксперименте определен список производств, на которых будут опробованы новые методы хозяйствования. Если сжато, то, во-первых, данные производства, в первую очередь в легкой промышленности, получат право часть мощностей перепрофилировать на производство товаров народного потребления по своему усмотрению. Эти товары будут производиться на основании заказов торговли, а не в рамках утвержденного плана, что позволит предприятиям более гибко реагировать на текущую конъюнктуру.
      Промышленные министерства получат право самостоятельной торговли на внешнем рынке. Наконец, предприятия получат право после всех расчетов с государством распределять остаток прибыли самостоятельно, например для начисления зарплат и премий работникам.
      Корр.: А не приведут ли эти меры к повышению цен?
      Ответ: Ни в коем случае. Государство продолжает контролировать процесс ценообразования и не допустит необоснованного завышения оптовых и розничных цен с целью получения спекулянтами сверхприбыли.
      Корр.: Есть ли единство в правительстве по данным вопросам? Поддерживаются ли нововведения всеми его членами, или же существуют иные точки зрения?
      Ответ: Данный курс практически единодушно поддержан всеми членами правительства.
      Разумеется, может иметь место непонимание и даже противодействие со стороны отдельных чиновников старой закалки. Но таким людям придется уйти, чтобы не мешать проведению в жизнь нового курса народного правительства. И, еще раз подчеркиваю, это лишь редчайшие исключения, без которых никогда не обходится правило. Да, есть некоторые рабочие разногласия по вопросам реализации комплекса намеченных мер, но это нормальное явление. Полное единодушие существует лишь в колумбарии…" Олег отложил "Новости", не удержавшись от легкой зевоты. Ладно. Если там и есть что-то, выходящее за утвержденные рамки, на то у Пашки есть специально обученные люди для контроля. Так, а это что? Он взял в руки номер "Народной Ростании". На первой странице крупно чернел заголовок: "И счастье людям – навсегда!" Так-так…
      "…Но дорога в светлое завтра никогда не была и не будет вымощенной мраморными плитами. Мы прокладываем ее по бездорожью, торя путь по непроходимым болотам и заросшим чащобам. Мы ведем человечество по Пути Справедливости, и наша судьба – первыми грудью встречать все тяготы и опасности.
      Но чем дальше, тем больше в наших рядах малодушных. Романтические времена Второй революции и Гражданской войны остались в далеком прошлом, и уже три поколения появились на свет с тех пор. Пафос и героический порыв остался в тех временах, ушел вместе с нашими дедами и прадедами. А их внуки, увы, размякли телом и душой. И те житейские трудности и неурядицы, что проходили незамеченными для наших героических предков, непосильной ношей ложатся на хилые плечи нынешних граждан Ростании.
      Но мы должны, просто обязаны сказать нытикам: хватит! Временные трудности не могут сломить дух человека. Если ты больше не веришь в будущее, не вини в этом окружающий мир. Вини в этом только себя. Мы должны помнить, что живем не ради себя – ради грядущего. Пусть даже в нашей жизни нет того мелкого мещанского комфорта, которым так любят тыкать нам в лицо критиканы с загнивающего Юга. Это неважно. Мы строим тот фундамент, на котором воздвигнется прекрасное будущее, а стройку никогда не ведут в халате и домашних тапочках. Время тапочек наступит позже, а пока ватник и каска строителя – вот наша одежда. У нас есть великая цель, и мы все должны делать все возможное для ее достижения – даже ценой собственных неурядиц. Наши дети и внуки будут жить в светлом и справедливом мире, ну а мы… что ж, жертвовать собой ради потомков – извечная судьба родителей.
      Но, увы, разложение и мягкотелость как зараза постепенно пропитывают все поры нашего народного общества, и поддаются им даже некоторые отдельных высшие должностные лица, облеченные авторитетом и доверием народа. Доходит до того, что уже открыто ведутся разговоры об отходах от принципов народной справедливости, от самого Пути Справедливости, о введении в народном хозяйстве уродливых элементов торгашеской южной экономики, о возвращении к эксплуатации человека человеком… Нам пора встряхнуться и заявить: долой буржуазные настроения!
      Каленым железом следует вычистить гниль и упадок, очистить общество от вредных настроений, придать новый импульс нашему обществу в его движении в будущее.
      Здоровые силы общества должны сплотиться и железной рукой поставить на место зарвавшихся ревизионистов…" Нахмурившись, Олег наклонился вперед и нажал кнопку интеркома.
      – Света, соедини меня с Бироном, будь любезна.
      Через десять минут, в течение которых Народный Председатель успел прочитать и перечитать "письмо в редакцию", зазвонил телефон.
      – Пашка? Ты "Народную Ростанию" видел? Там статейка интересная – "И счастье людям – навсегда!" называется.
      – А як же! – жизнерадостно откликнулся Бегемот. – Я ее тебе и подложил. Каково, а?
      – Здорово, – хмыкнул Олег. – И как это понимать? На кого этот мамонт бочку катит?
      – Да на тебя же и катят, – гыгыкнул начальник канцелярии. – Помнишь, ты в свое время дал "Художественному листку" карт-бланш на всякую фигню? Вот они и опубликовали две недели назад пару осторожненьких статей об экономических проблемах. Формально это ответ от возмущенного читателя. Полемика, типа.
      – А фактически?
      – А фактически мои ребята скоренько провели расследование и выяснили, что письмо поместили в номер по звонку из аппарата Комитета легкого машиностроения.
      – Пряхин… – пробормотал Олег.
      – Он самый. Микаэль Аркадьевич если и не собственной персоной, то уж через своих шестерок – точно. Шварцман говорит, что это часть той атаки, что должна была начаться вчера. Видимо, отменить не успели.
      – С-сучий потрох… – сквозь зубы прошипел Народный Председатель. – Ну, я ему это еще попомню. Ладно, пока не до того. Стенограммы первой половины сегодняшнего дня уже готовы?
      – Заканчивают. Расслабься, ничего интересного. Обычная жвачка. На фронте временное затишье. Шварцман прогнозирует волну завтра, когда наши вояки окончательно согласуют новую стратегию. Как раз получится: завтра готовят почву, послезавтра выносят на голосование предложения, а двадцать второго делают оргвыводы. Потом съезд разъезжается, а мы остаемся в полной заднице.
      – Умеешь ты утешить. Хорошо, а что именно готовится, разведка не доносит?
      – Пока нет. Не того уровня у нас источники. К вечеру прорежутся, я думаю, когда общий инструктаж проведут. Но ты не напрягайся заранее. Карты мы им сильно смешали. Может быть, они просто решат отложить наезд до лучших времен.
      – Понял. Ладно, держи в курсе. Отбой.
      Народный Председатель со вздохом откинулся в кресле. Как хорошо было еще два года назад! Определенно, должность зав. отделом снабжения Комитета по строительству являлась по сравнению с нынешней чистой синекурой. Ох, где те золотые денечки… Ну кто просил неуемного Прохорцева выцеплять из толпы честолюбивых молодых управленцев именно его? И где-то он сейчас, этот Прохорцев?
      Попросить, что ли, Пашку выяснить? Нет, к черту… Тьфу ты, вот же привязалось чужое энергичное словечко! К черту воспоминания о золотых прошлых денечках.
      Нужно жить сегодняшним днем. Будущим, на худой конец. А о прошлом пусть Шварцман вспоминает с сожалением.
      Он перебрал лежащие в левом лотке бумаги. Определенно, работа в голову совершенно не лезла. Нервно побарабанив пальцами по столу, он вспомнил о давешнем совете Шварцмана. Ткнув пальцем в кнопку интеркома, он проговорил:
      – Света, ты там? Будь добра, раздобудь мне какую-нибудь книжку. Художественную, попроще.
      – Да, Олег Захарович, сейчас созвонюсь с библиотекой. Вам детектив, классику, фантастику?
      – Неважно. Любую книгу, но чтобы язык не слишком сложный. Наверное, какой-нибудь детектив сгодится.
      Минут десять спустя секретарша осторожно постучалась в дверь.
      – Олег Захарович, можно? Вот, принесли.
      Она с трудом приоткрыла дверь ногой и протиснулась в образовавшуюся щель. Обе руки у нее были заняты внушительной стопкой книг. Олег изумленно посмотрел на девушку.
      – Света, я же просил одну книгу! Да и ту через полчаса верну. Зачем мне эта груда?
      – Так из библиотеки принесли, – пожала та плечами. – Авось да подойдет что-нибудь.
      – Заставь дурака богу молиться… – пробормотал Олег. Секретарша удивленно посмотрела на него, и он спохватился. Нужно лучше контролировать себя. Кажется, словечки из той жизни начинают проникать в его речь куда активнее, чем следует.
      – Спасибо, Света, можешь идти.
      Когда за секретаршей закрылась дверь, он взял из стопки верхнюю книгу. Это оказался "Дом на берегу озера" некоего Виктора Шмука. Народный Председатель наугад раскрыл детектив. "Стояла темная ночь. Небо затягивали низкие тучи, и ни одна звезда не пробивалась сквозь их плотный покров. Карастелянов медленно пробирался сквозь поросший кустарником подлесок, сжимая потной от страха рукой "Колш-15". Пистолет почти полностью скрывался в его огромном кулаке, и только глушитель угрожающе торчал наружу. В другой руке он держал маленький потайной фонарик…" Олег поморщился. Он еще по сборам помнил, что ручной пулемет "Колш-15" из-за его веса килограмм в пятнадцать (и это без сошек и магазина!) проблематично таскать даже на загривке, удерживая двумя руками. А уж тарахтел он так, что уши закладывало. Ну и чтиво! Ладно, без разницы. Он вытащил из стопки чистый лист бумаги, приготовил ручку и задумался. Скажем, на русский и, для надежности, на французский. Интересно, а как латиницу будут перепечатывать на пишущей машинке? Да и кириллица, кстати, от тароти отличается… Ладно, это дело десятое. Ну-с, поехали. "Стояла темная ночь…"

19 ноября 1583 г. Мокола

2 октября 1905 г. Москва. Доходный дом в Хлебном переулке