Наи(200)более распространенным был ответ: "В общеязыковом значении - бессмысленно, но в поэтическом тексте может восприниматься как осмысленное"153. Наиболее интересен был такой ответ: "Прежде чем решать вопрос о семантической отмеченности, нужно знать, стихи это или не стихи". Этот ответ подводит нас к самой сущности соединения семантических единиц в поэзии. В нехудожественном тексте мы имеем дело с некоторыми семантическими данностями и правильными способами соединения этих элементов в семантически отмеченные фразы. В художественном тексте слова выступают (наряду с общеязыковым своим значением) как местоимения - знаки для обозначения еще не выясненного содержания. Содержание же это конструируется из их связей. Если в нехудожественном тексте семантика единиц диктует характер связей, то в художественном - характер связей диктует семантику единиц. А поскольку реальный текст имеет одновременно и художественное (сверхъязыковое) и нехудожественное (свойственное естественному языку) значение, то обе эти системы взаимопроектируются и каждая на фоне другой воспринимается как "закономерное нарушение закона", что и является условием информационной насыщенности.
      Обычная, восходящая еще к Аристотелю, классификация метафор с чисто логической точки зрения (замены по смежности, аналогии и т. д.) описывает лишь частный аспект проблемы.
      Более общим, видимо, был бы следующий подход. Рассмотрим сочетания:
      Волк растерзал ягненка
      и
      Волк растерзал камень
      Грамматическая отмеченность обоих высказываний одинакова. Семантически первое может считаться отмеченным, второе - нет. Видимо, если рассматривать все три слова, входящие в это высказывание, в качестве определенных наборов семантических дифференциальных признаков, то признак разрывания на части будет входить в понятие "волк" в сочетании с грамматическим признаком субъекта, а "ягненок" - объекта. Таким образом, для того чтобы данные семантические единицы были сочетаемыми, они должны иметь общий семантический дифференциальный признак.
      В поэзии действует обратный порядок: факт сочетания определяет презумпцию наличия семантической общности. Крайним и поэтому проясняющим механизм случаем является тот, когда общим элементом, добавочным к грамматической отмеченности, является вообще не смысловой, а, например, фонологический:
      ...Тем часом, как сердце, плеща по площадкам,
      Вагонными дверцами сыплет в степи...
      (Б. Л. Пастернак) (201)
      "Плеща по площадкам" - общность фонологической группы плща подсказывает поэту сочетаемость этих слов, а затем, исходя уже из этого как из факта, создается тот вторичный смысл, для которого "плескать" и "площадка", взятые в отдельности, - лишь местоимения, заполняемые окказиональной семантикой.
      Однако возможны и не столь крайние случаи. Наиболее простой путь образования вторичных значений - замена ожидаемого семантического признака на противоположный. Так, в сочетании "проводить" или "скоротать вечер" глагол "проводить" имеет значение деятельности, смысл которой в заполнении конечной протяженности времени, а в "скоротать" - в превращении длинного в короткое. В обоих случаях имеет место отнесенность к некоторой временной отграниченности. А во всех синонимах: "вечер", "час", "время" или любое другое обозначение отрезка времени - присутствует значение измеряемой длительности154. Общий семантический дифференциальный признак, входящий в оппозицию "измеримое - неизмеримое" как ее первый член, делает слова семантически соединенными. Пушкин использует это ожидание, но одновременно и обманывает его, заменяя первый член оппозиции на второй (в диалоге в аду из наброска к замыслу о Фаусте):
      [Ведь] мы играем не <из>