— А мы разве не торопимся? — Рядом с пистолетом брякнулся знакомый уже мне обрез и высыпалась пригоршня патронов. Я поднял один из них… Серебряная дробь. Ничего себе! Откуда такие ценности?

— Нет, не торопимся. Сейчас ночь — время нечисти. Мы пойдем днем.

— Ты, кажется, забыл: мы идем не против нечисти. Сегодня против нас будут люди.

— Какая разница, — переваривая внезапно стукнувшее меня облегчение, тем более непонятное, что мы еще не только не спасли Ирину, но даже и не начинали, я перешел на короткие рубленые фразы: — Мы идем днем.

— С тобой все ясно, стратег… — Махнув рукой, Хмырь скрылся в полумраке, превратившись в смутную, едва различимую тень. — Вот ты скажи: за каким чертом я это делаю?

— Заслуживаешь прощение в глазах Господа.

— Это еще бабушка надвое сказала, — буркнул бывший инквизитор. — Прощение или наказание. Не факт, что вы с ней на пару не учудите что-нибудь такое, после чего Господу останется только скинуть нас всех в геенну огненную и забыть, где находится ключ от нее. Если вы вместе со своей подружкой вдруг вздумаете идти поперек воли Божьей, пострадают все, кто так или иначе принимал в этом участие.

Я вяло пожал плечами.

— Вряд ли будет справедливо наказывать человека за то, что он не совершал. Если мы что и сделаем, это будет наша вина. Не твоя. Тебе нечего опасаться на этот счет.

Хмырь резко вынырнул из темноты, сыпанув на стол еще пригоршню патронов:

— Ты не путай, друг Алексей, человеческую справедливость и божественную. Это абсолютно разные вещи. И сравнивать их между собой все равно, что равнять песчинку и гору. Вроде бы и то и другое — камень, но вот только суть-то кроется совсем даже не в этом.

— Ага. Я понял в чем. Только если ты думал, что это меня остановит, то это не так. Время рассказывать притчи прошло. И мне все равно, что скажет потом Бог— свой долг я исполню.

Вздохнув, Хмырь опустился в кресло. Подался вперед, в свете трепещущего на кончике фитиля огонька разглядывая мое лицо.

— Я мог бы спросить, что ты подразумеваешь под долгом, но, раз ты решил, что время притч окончено, спрошу другое: объясни мне, Алексей, куда ты со своей подружкой отправишься, если — дай-то Господи — нам повезет ее вытащить?

— Слушай, хватит уже! Она мне не подружка. Хмырь торопливо и явно издевательски закивал:

— Ага. Да-да, конечно. Я вижу. Не подружка… И все-таки?

— Куда-куда… В пригороды, естественно. Здесь, в городе, как бы я ни тужился, нас выловят быстро. Армия, инквизиция, церковь — это система, а бороться вдвоем против системы бесполезно. Но за периметром, где власть есть, только у Управления, я с ними могу потягаться. По крайней мере, зная устав чистильщиков и их основные приемы и ухищрения, два-три дня я протяну спокойно. А больше и не надо.

— Как это печально: бежать от людей к нелюдям, — вздохнул Хмырь. — И ты серьезно считаешь, что на самом деле вам следует немедленно бежать за город?

— Да.

— Ясно, — негромко сказал бывший инквизитор. И тут же уточнил: — То есть прибавляется еще одна задача: вывести твою подружку за периметр?

— Да.

— И ты знаешь ведущие наружу пути? Теперь пришла моя очередь вздыхать:

— Знаю… Вот только провести через них Ирину без предварительной подготовки и с сидящей на плечах погоней — а погоня, несомненно, будет — не смогу.

— То есть это значит?.. — Хмырь умолк, предоставляя мне возможность закончить фразу.

Я же только поморщился.

Значит, значит… Ничего это не значит. Проход через канализацию потребует массу времени и не факт, что даст желаемый результат. Река тоже не годится — я не уверен, что Ирина умеет плавать. Трубу, по которой я пробрался в город, уверен, уже обнаружили и наверняка зацементировали. С этим у армейцев строго — им не нужны прорвавшие периметр твари, и потому все подобные дыры находятся и заделываются моментально. А эту тем более я им фактически сам указал, когда прошел. Всякие натянутые между домами тросики и канатики отпадают. Во-первых, там сейчас охраны по самые уши. А во-вторых, даже если бы ее и не было, как бы я стал тащить Ирину по тросу на высоте трех или даже четырех этажей, да еще и под вполне вероятным пулеметным огнем снизу? А если еще она высоты боится…

Один я мог пройти практически везде. Даже по той же канализации или по реке, хотя удовольствия бы мне это и не доставило. Но я бы прошел. С Ириной же на руках…

Кстати, надо было спросить, каким путем она вышла наружу в прошлый раз. Может быть, тот путь еще годится. Но теперь, конечно, уже поздно, и рассчитывать на него я не могу.

Нужно было придумать что-то еще…

— Незаметно вывести не смогу, — сказал я. — Но в каждый четный день из юго-восточных городских ворот примерно в семь утра выходит караван в Караганду. Периметр будет открыт.

— Ты хочешь затесаться в караван и выйти вместе с ним?

— Это не пройдет. Караванщиков и их груз всегда проверяют особо тщательно. Тем более они там все друг друга знают уже давно. Любой посторонний будет замечен сразу.

— А если за взятку?.. Я покачал головой:

— Достаточно большой взятки, чтобы она окупила возможный риск, мы не соберем, даже если продадим все свое имущество вплоть до последних штанов. Нет. Я хочу сделать немного иначе: воспользоваться тем, что ворота будут открыты, а большинство солдат на стене будут заняты осмотром груза. Нужно дождаться, когда первые машины выйдут за периметр, и тогда под их прикрытием можно будет попробовать проскользнуть…

Бывший инквизитор сосредоточенно внимал, с каждой минутой хмурясь все больше и больше.

— Нас, конечно, заметят — не могут не заметить. Но я все же надеюсь, что немедленной стрельбы не начнется: во-первых, основную опасность представляют не те, кто выходят из города, а те, кто в него входят. Во-вторых, там же будут машины, и стрелять по ним — это фактически стрелять по гражданским людям. Ни армейское командование, ни даже церковные власти этого не одобрят. И наконец, в-третьих, — тут я судорожно сглотнул в ужасе от подобной перспективы, — они же не захотят ненароком подстрелить мессию… Короче говоря, я надеюсь на всеобщую неразбериху и раздолбайское состояние нашей доблестной армии.

Я замолчал, мрачно глядя в сторону и истово молясь, чтобы весь этот дурацкий план не сорвался. Кому я молился, сам не знаю. Но Господа я не поминал, потому что глупо уповать на Его помощь, выступая против Его же воли. И Люцифера тоже не звал — несмотря на все мои недостатки, до низменного сатанизма я еще не опустился. Я просто беззвучно шевелил губами, уповая на ту изначальную высшую справедливость, не связанную ни с Раем, ни с Адом, которой, конечно же, не существует. Я надеялся на обычную земную удачу, которой тоже на самом деле не существует, и еще на ту призрачную высшую ценность, которую смертные называют свободой воли…

— Нет, ты точно сумасшедший, — после недолгой паузы потрясение выдохнул Хмырь. — Это не план — это безумие какое-то! И зачем я только с тобой связался?.. Когда выходим?

— На рассвете.

Мы действительно вышли на рассвете. Двое сумасшедших, бросивших вызов не только человеческой системе, но и самому Господу Богу. Что нас вело? Бывшего верховного инквизитора, наверное, дружба… Хотя какая дружба может вырасти всего за три дня знакомства?.. Скорее всего — долг и надежда. Мной же руководила… и хотя я не признался бы в этом никому — даже самому себе, — но любовь действительно горела в моей душе. Любовь и та же самая надежда.

Но, самое главное, нас вела высшая ценность. Тот самый величайший и последний Божий дар, который Он вдохнул в грудь человека. То, что превыше долга, надежды, веры и даже любви, потому что без него ни одно из этих чувств не существует.

Свобода воли.

Мы спустились по забросанной мусором лестнице, разминувшись на одном из пролетов с бандой Жирдяя. Ни Иван, ни я на них даже не взглянули. Но бандюги расступились и потом, стоя на лестнице, проводили нас взглядами, в которых помимо безысходной ненависти горело еще и густо замешанное на страхе недоумение.

Рукоять меча спокойно покачивалась у меня за плечом. Заткнутый под ремень пистолет успокаивающе тыкался в бедро при каждом шаге. Мне было все равно, какими взглядами они на меня смотрят.

Я обладал свободой воли. И я избрал свой путь.

Церковь Святой великомученицы Анастасии была по-настоящему красива той спокойной и чистой красотой, которой всегда отличаются храмы. Сияющие в лучах восходящего солнца золоченые купола тянулись в небо с вершины искусственно насыпанного холмика и были видны чуть ли не с другого конца города. Витражи. Ухоженная лужайка. Цветы на клумбах. Многочисленные кресты. Решетчатая металлическая ограда с пущенной поверху ниточкой колючей проволоки. Все атрибуты современных церквей присутствовали в полной мере.

Машины, на которых приехали за Ириной инквизиторы, все еще стояли неподалеку. Остановившись на тротуаре, я коротким кивком указал на них Хмырю. И, получив в ответ неопределенное пожатие плечами, продолжил осмотр места будущих боев… А в том, что бои будут, я практически не сомневался. Если нам повезет, туда мы сможем войти тихо и спокойно. Но вот выйти обратно, да еще и вытащить с собой величайшее сокровище всей церкви…

Сомнительно, чтобы это было так просто. И драка нас ожидала неминуемо. Просто хотелось бы начать ее как можно позже… Например, когда Ирина будет уже с нами.

Улицы были практически безлюдны. Ни людей, ни машин. Раннее утро. Самое спокойное время. Ночная суета уже схлынула. Дневная — еще не началась.

Тишина и спокойствие…

И смутная фигура, ночным призраком мелькнувшая вдоль прячущейся в тени стены церкви. Я ухватил Хмыря за рукав, обращая его внимание на прокравшуюся вдоль стены тень, но человек уже скрылся за углом, и потому мне достался лишь удивленный взгляд.

— Что?..

— Не знаю… Ты ничего не чувствуешь?

— Тьмой тянет, — холодно буркнул бывший инквизитор. И после небольшой паузы нехотя добавил: — От тебя. Зря ты свой бесценный ножичек сюда притащил.

— А куда мне было его девать? — огрызнулся я. — Бросить, что ли?

Хмырь вяло пожал плечами:

— Инквизиция взбеленится, когда почует его. Артефакт зла на священной земле… Они камень грызть будут, но тебя возьмут.

— Ну и черт с ними.

Бывший инквизитор покачал головой:

— Зря ты так. У нас и без того шансов немного, а ты еще их снижаешь. Святые отцы засекут нас сразу же, едва только ты со своим ножичком переступишь порог. Демаскировка.

Я понимал, что он прав. Кругом прав. Нельзя было тащить творение нижнего мира в храм. Никак нельзя… Но и оставить я его не мог.

— Зато оружие отличное. Пока оно со мной, я могу разделать любого.

— В рукопашной — может быть. — Хмырь картинно приподнял бровь. — Но неужели ты думаешь, что кто-то будет с тобой драться? Полоснут очередью из-за угла и спокойных снов, чтоб тебе на том свете не нашлялось да в мертвяки не тянуло.

— Слушай, — не выдержал я, — если ты так и собираешься меня подкалывать, то лучше мотай домой! Справлюсь как-нибудь и без тебя!

Вспышка ярости улеглась почти сразу, оставив после себя только сухое раздражение. Да еще, пожалуй, тонкий аромат страха: если он сейчас уйдет, мои шансы вытащить Ирину, и без того мизерные, вообще падают практически до нуля…

— Ох-хо-хо, — коротко вздохнул бывший инквизитор, — какие мы горячие… Ладно, пошли. И молись, если ты еще помнишь хоть одну молитву.

По-детски несерьезную шпильку я пропустил мимо ушей — у всех нас есть нервы. И естественно, что натянуты они сейчас до предела.

А молиться сейчас было бы бесполезно. Просить Господа, чтобы он помог нам вломиться в собственный храм? Несерьезно… Вот Люцифер мог бы помочь. Но обращаться за помощью к Князю Лжи — не лучший способ позаботиться о своей душе в преддверии неминуемого конца света.

В парадную дверь заходить было глупо. И потому, ни на минуту не забывая о мельком замеченной тени, я осторожно прокрался вдоль чистенькой свежевыбеленной стены, обходя церковь по кругу. Держа руку на пистолете, заглянул за угол…

Человек в белой рясе инквизитора с вышитым на спине черным крестом. Он лежал ничком, уткнувшись носом в асфальт и раскинув руки, будто собирался обнять всю землю. Утренний ветерок слабо ерошил небрежно — под горшок — остриженные волосы. Ряса бестолково задралась, и из-под нее выглядывали потрепанные джинсовые брюки и армейские ботинки.

По асфальту медленно расползалось темное, почти черное пятно.

— Кто это его так? — потрясенно присвистнул выглянувший из-за моего плеча Хмырь.

Проигнорировав вопрос, на который все равно не мог дать ответа, я медленно вытащил из-за пояса пистолет. Держа оружие наготове, присел рядом с телом на корточки. Прикоснулся к тощей, испуганно вытянутой шее, щупая пульс. Помотал головой.

— Мертв… Совсем недавно. Может быть, минут десять — не больше.

Хмырь уже стоял рядом, обшаривая взглядом окрестности. Глаза его перебегали с аккуратно, как по линеечке, высаженных деревьев на ровные линии кустов. Пробегали по рядам балконов и окон ближайших домов. Пистолет он тоже держал в руке.

— Пуля? — коротко спросил он.

Я осторожно перевернул тело, поморщившись при виде младенчески невинного лица. Убитый был совсем еще мальчишкой. Возможно, только в этом году закончил семинарию. И наверное, мечтал о великом Служении, о грядущей карьере, об искоренении ереси.

И вот итог…

— Нож, — сухо ответил я, проведя рукой по гладкому подбородку — парень, похоже, еще даже не начинал бриться. Мрачно посмотрел на вымазанные в крови кончики пальцев. — Хороший удар. Умелый и точный. Под челюсть и прямо в мозг. Умер мгновенно.

Удар действительно был хорош. Такой не каждому под силу и по способностям. Я бы так не смог. Впрочем, подобные приемы обращения с ножом как-то не входили в программу подготовки чистильщиков по причине их полной бесполезности против нечисти: мертвяка все равно таким способом завалить невозможно, а обниматься с вампиром или тем паче с оборотнем, пытаясь в партерной борьбе пырнуть их ножичком под подбородок, — верное самоубийство. Такой фокус, может быть, прошел бы с навьей, но и то не факт…

Нет, тот, кто это сделал, умел работать прежде всего с людьми. И значит… Армия или инквизиция. Но белорясым вроде бы незачем убивать своего же. И получается…

— Армейцы, — прошептал Хмырь, видимо придя к тому же выводу, что и я. — Что будем делать?

— Идти дальше, — коротко ответил я, вставая.

— Если тут начнется неразбериха…

— Если начнется неразбериха — нам это будет только на руку. Пошли.

И тут, будто ставя последнюю точку под моими словами, сухо щелкнул выстрел.

Моментально выдернув пистолет, я уже через секунду стоял прижимаясь спиной к стене. Бывший инквизитор отстал от меня всего на полсекунды.

Еще один выстрел. И почти сразу же — короткий треск автоматной очереди. Стреляли внутри здания.

Как весело…

— Ты уверен, — Хмырь вздрогнул, когда вслед за очередным хлопком выстрела до нас донесся чей-то вопль, — ты уверен, что хочешь туда зайти?

— Да, — я кивнул. Мне было все равно, что там творится. Я собирался вытащить Ирину. И я это сделаю.

— Ты псих, — выдохнул Хмырь. — Ты псих, Алексей. И я — тоже… Пошли!

Пинком распахнув дверь черного хода, я влетел внутрь. Пистолет в моей руке искал цели. Я был готов стрелять. Неважно в кого: в инквизиторов или в их таинственных врагов. Я был готов стрелять.

Но никого не было. Зал оказался пустым. Не то чтобы я об этом сожалел, но все же было как-то странно: столько шума и… никого.

Где-то сравнительно недалеко — может быть, в соседнем коридоре — грохотнул выстрел. За ним почти сразу — второй… Мне показалось, или он действительно был ближе?

— Идем, — шепнул Хмырь.

— Куда?

— Направо — там должна быть лестница. Потом вниз.

— Откуда ты знаешь?

— Неважно… Я здесь когда-то был. Давно. Лестница действительно была. Мы спустились вниз: я первый с пистолетом наготове, Хмырь — следом за мной.

У подножия лестницы лежал труп. На этот раз не в инквизиторской хламиде, а в обычной одежде. Брюки, свитер, туфли — все самое обычное. На городских улицах этот человек не выделялся бы ничем. Только вот теперь в его откинутой руке был зажат короткий тупорылый револьвер. А на груди красовалось темное пятно. Кровь пропитывала одежду. Темными каплями скатывалась на отмытый до блеска пол.

На этот раз щупать пульс я не стал. С первого взгляда было видно, что бедолага мертв.

Понять бы еще, кто его застрелил. И что он тут делал…

— Как ты думаешь, сколько их здесь? — спросил я, рассматривая застывшее в предсмертной судороге лицо.

— Кого? Вот этих? Представления не имею. Я поморщился.

— Да нет. Я об инквизиторах. Сколько их здесь может быть?

— Сколько бы ни было, — пожал плечами Хмырь, — через десять-пятнадцать минут будет вчетверо больше. Или ты думаешь, что здесь нет никого, кто бы не нашел время поднять тревогу? Уверен, скоро здесь будет не протолкнуться от чернокрестников вкупе с армейцами из частей внутреннего правопорядка.

— Ну спасибо, — фыркнул я. — Утешил.

— Всегда пожалуйста…

Бросив последний взгляд на оставшееся у лестницы тело, я поспешил следом за уверенно топающим по коридору бывшим инквизитором.

Уверенно.

Слишком уверенно… Правда ли, что он бывал здесь раньше? Если да, то когда и как? В бытность свою верховным инквизитором соседней епархии? Не знал, что высшие чины инквизиции наносят друг другу визиты вежливости. Или он был здесь позднее, уже после изгнания? Но тогда получается, он мне лгал, когда говорил, что инквизиция его ищет за ересь. А если лгал, то могу ли я ему верить?

Могу ли я вообще хоть кому-то верить?

И не ведет ли этот мой друг, с которым я знаком всего-то без году неделя, меня в ловушку?

Впрочем, нет. Это как раз вряд ли. Пусть я и знаю его всего недолго, но за эти несколько дней, что мы знакомы, у Хмыря были гораздо более верные шансы меня сдать. Но ведь не сдал… Одно то, что я давал ему на хранение кинжал, чего стоит. И ведь он его вернул, хотя имел возможность — да какая там возможность, это был его долг как священника, как бывшего инквизитора — передать артефакт чистого зла в руки инквизиции.

Не передал.

И это значит… Значит, что вопрос о том, могу ли я доверять бывшему верховному инквизитору Ивану по кличке Хмырь, с повестки дня снимается.

Но все-таки что-то было не так. Слишком уж много совпадений, слишком много случайностей меня окружало.

А ведь Хмырь сам говорил: «В мире, в котором сосуществуют одновременно тени Рая и отблески Ада, случайностей не бывает».

Кто-то ведет игру.

Вообще-то я знаю кто и даже знаю зачем — мне это достаточно подробно объяснили. Непонятно только, кто именно ведет эту конкретную партию. Но я сомневался, что это Всевышний. Господь так грубо не играет. Да и зачем ему это? Мессия и так целиком и полностью в его власти. Он дает ей силу, Он поведет ее к цели, Он ее погубит. А то, что ее захватили инквизиторы, так они ведь, так сказать, воюют на его стороне и против воли Божьей шага не ступят. По крайней мере, в идеале.

И получается…

Получается беспримерная глупость.

Я забыл о том, где нахожусь. Я не обращал внимания на доносящиеся изредка до моих ушей хлопки выстрелов. Я погрузился в свои мысли и шел по подземному коридору, как по безопасной городской улице. Я забыл про главный принцип желающих остаться в живых чистильщиков: осторожность, осторожность и еще раз осторожность…

Я беспечно обогнал Хмыря, завернул за угол и нос к носу столкнулся с одним из тех таинственных врагов, что так вовремя атаковали цитадель городской инквизиции.

Еще один обычный, внешне ничем не примечательный мужчина в поношенном пиджаке и выглядывающей из-под него несвежей рубашке. Короткоствольный автомат в его руке. И его дуло смотрело мне прямо в глаза.

Я замер на месте, проклиная собственную глупость и понимая, что все — это конец. Если этот тип вздумает нажать на курок — моя голова разлетится, как гнилой арбуз.

Вот только он почему-то не собирался стрелять, а вместо этого просто стоял и ухмылялся. И лишь когда идущий позади Хмырь резко остановился, почти наткнувшись на меня, его ствол дернулся. Но почти тут же дурацкая ухмылка вернулась вновь.

— Я ее нашел, — он обернулся, глупо подставляя нам спину, и махнул рукой вдаль по коридору. — Пятая дверь направо. Там трое чернокрестников, и они закрылись вместе с ней…

Ничего не понимая, я хлопал глазами. А из-за моего плеча столь же неуверенно выглядывал Хмырь.

— Дверь очень мощная — пули не берут, — говоривший с явным огорчением хлопнул по указующему уже стволом вниз автомату. — Железо чуть ли не в палец толщиной… Не знаете, у кого взрывчатка?

Я неуверенно помотал головой.

— Бардак, — отозвался на это жест автоматчик. — Всюду бардак. Не удивлюсь, если ее вообще забыли… Что это вы на меня так смотрите?

— Не можем понять, кто ты такой, — отозвался из-за моего плеча Хмырь.

Теперь пришла очередь недоумевать этому болтуну. Он уставился на меня так, будто увидел две головы на плечах. Мигнул. Перевел взгляд на Хмыря, посмотрел на смотрящий прямо ему в живот ствол пистолета. Еще раз мигнул…

— А… Но как же?.. — В его глазах мелькнула искорка понимания, и автомат начал подниматься вновь.

Не дожидаясь худшего, я шагнул вбок и, перехватив его за руку, рванул автомат в сторону. Короткая очередь простучала, казалось, в самое ухо, и облицованная гранитом стена напротив украсилась тремя бесформенными кляксами. Удар в челюсть, в живот и еще раз в челюсть. Пропущенный тычок локтем под ребра. Подножка. И он падает, успокоенный ударом в висок, а Хмырь отступает, потирая кулак…

— Чуть не вляпались. — Я нагнулся, подбирая отлетевший к стене автомат. — Как младенцы, право… Премся, как на параде.

Хмырь иронично взглянул на меня, будто уточняя, кто из нас двоих младенец на параде, но от комментариев, к счастью, воздержался. Вместо этого он склонился над бессильно привалившимся к стене человеком. Пощупал шею. Закатал рубашку до локтей. Зачем-то оттянул нижнюю губу, будто проверяя зубы.

— Бездушный, — наконец-то с отвращением констатировал он.

— Откуда знаешь?

— Не в первый раз вижу, — отмахнулся Хмырь. — Ты лучше подумай, почему он принял нас за своих? Не догадываешься?

Я догадывался и потому промолчал.

— Ох, Алексей, ты сам не знаешь, куда идешь.

— Моя душа все еще со мной, — буркнул я, сознавая, сколь жалко звучит это оправдание. Но Хмырь не стал спорить.

— Может быть, — вздохнул он. — Может быть… Что он там говорил? Пятая направо?.. Только вроде бы он еще упоминал о металле в палец толщиной. Или нет?..

— Упоминал, — Подтвердил я, останавливаясь перед вросшей в стену стальной плитой. — Конечно же, упоминал.

Даже на первый взгляд дверь выглядела мощно. Настолько мощно, что бездушный был прав: без ключа (или хорошей порции взрывчатки) здесь не обойтись. Я несколько раз стукнул костяшками пальцев в дверь. Глухо. Все равно, что стучать в каменную стену.

Вероятность того, что она откроется, точно такая же.

— Ну и что теперь? — Хмырь повторил мой эксперимент, от души саданув па двери. Подул на отбитый кулак. — Твое решение?

— Самое простое и примитивное, — ответил я, прикидывая на глаз толщину двери.

— Это какое?

— Силовое.

— Ломаем? — Бывший инквизитор поднял бровь, осматривая массивный лист металла, перегораживающий нам путь.

— Нет. Вырезаем замок, — я выдернул из-за пояса завернутый в тряпку кинжал. — Заодно еще раз докажем полезность моего, как ты выразился, «ножичка».

— А я никогда и не сомневался в его полезности. — Встав чуть в стороне, Хмырь внимательно обозревал безлюдный коридор. Сверху все еще доносились лающие звуки перестрелки, но сюда, в подземелье, не спешил почему-то никто. Странно… Впрочем, странностям я уже разучился удивляться. Там, где речь идет о Боге или Дьяволе, всякая земная логика бессильна. — Мне не нравится только цена, которую за него приходится платить… А он может прорезать эту железяку?

— Сейчас узнаем, — я пожал плечами. — Решетку в тоннеле срезал за раз. Может быть, и здесь справится… Если только эту дверку никто не догадался освятить.

— А если догадался?

По лицу бывшего инквизитора невозможно было понять, то ли этот вопрос был задан просто из пустого любопытства, то ли он имеет под собой глубокие практические корни. Но я все же ответил:

— Тогда нам просто придется повозиться подольше.

Освобожденный от тряпичного плена кинжал тут же распустил вокруг свою сладковатую, как запах гниения, и манящую, как мираж в пустыне, ауру. Невидимые щупальца тьмы, извиваясь, поползли по коридору. И там, где они касались стен, закрутились бесформенные тени.

Но все-таки мы были в церкви, на святой, принадлежащей Богу земле. И потому тени быстро умирали, сворачиваясь в клубок или истаивая струйками тончайшего дыма. А дергающиеся в судорожном припадке щупальца тьмы бессильно молотили по полу, разбрызгивая липкие комки, оседавшие на стенах бесцветной слизью.

Рукоять колола мою ладонь искрами неземного холода.

Тьма и свет. Бесконечная война двух одинаково сильных начал.

Я не стал дожидаться, кто из них победит на этот раз. Крутанул кинжал в воздухе, с размаху всадил его в бездушный, мертвый металл. И был удивлен, пожалуй, даже больше, чем Хмырь, когда лезвие с вызывающим зубную боль скрежетом почти наполовину погрузилось в железо.

Всем телом навалившись на рукоять, я потащил кинжал вниз, вспарывая металл, разрезая, оставляя на нем узкий, обрамленный уродливыми зазубринами разрез. Пылающая тысячами ледяных огней рукоять рвалась и выворачивалась из ладони как живая. Из-под наполовину ушедшего в металл лезвия сыпались редкие искры.

— Никогда бы не поверил, — пробормотал Хмырь. — Одно дело слышать о таком, но видеть… Интересно, что можно узнать, если провести химический анализ этого твоего ножичка?

Пропустив его слова мимо ушей, я пнул испещренную рваными разрезами дверь, совершая уже второй за сегодня бестолковый поступок.

Старею, наверное. Раньше я бы себе такого не позволил. А теперь — два подряд. И это с учетом того, что день еще только начинался.

А ведь бездушный предупреждал, что там, за дверью, вместе с Ириной, которая, как я надеюсь, моей немедленной смерти все же не жаждет, заперлись трое инквизиторов. Но я позабыл об этом. И призывавшему не спешить инстинкту тоже не внял.

Потерявшие осторожность чистильщики долго не живут… Но мне опять повезло.

Инквизиторы тоже потеряли осторожность. И вдобавок у них не было оружия.

И потому, когда пинком распахнутая стальная дверь с грохотом пушечного залпа ударилась о каменную стену, а я толкнул скрывавшуюся за ней вторую, на этот раз обычную деревянную и даже не запертую дверь, один из охранников просто бросился на меня, бестолково размахивая руками. Не знаю, чего он хотел: отмутызгать меня голыми кулаками, пожать руку или просто сбежать, но я среагировал соответственно.

Кинжал все еще был у меня в руке. И я выбросил его вперед, по самую рукоять загоняя холодную сталь в живот успевшему только испуганно раскрыть рот инквизитору.

Полыхнула с трудом сдерживаемой радостью клочковатым облаком ползущая вокруг тьма. Мгновенно окрепла аура кинжала, резко раздвинув давящие стены света. И на какое-то мгновение, как во время битвы с оборотнями, я вновь увидел мир в черно-белом цвете.

Серое, мягко колышущееся марево вдоль бесцветных стен. Тусклая лампочка у потолка, светящая не более чем в треть накала. Диван, стол, стулья, книжный шкаф — все такое неважное и незначительное, что даже зацепиться взглядом не за что. Ярко-белые с редкими темными прожилками ауры инквизиторов. Черно-белая радуга души Хмыря. Угольно-черный вытянутый сгусток чистого зла в моей ладони…

И ослепительный столб белого огня. Настолько яркий, что на него даже смотреть было невозможно.

Ирина!

Я тряхнул головой, возвращая миру цвета.

В этой комнате все смотрели на меня: стоящие у стола инквизиторы, одним из которых был отец Василий, Хмырь — его взгляда не видел, но чувствовал, как он царапает мне спину, Ирина.

Ирина… Я попытался поймать ее взгляд, но, столкнувшись с колючей стеной синего льда, мгновенно отвел глаза, вновь обратив внимание на инквизиторов. Лучше я буду смотреть на них. Горящая в их глазах ненависть, по крайней мере, по-человечески понятна, и она не имеет ничего общего с той бесконечно-холодной ледяной пустошью.

Так мы стояли и молчали в полной тишине, нарушаемой только далекими отзвуками все еще продолжавшейся наверху вялой перестрелки да хриплым дыханием сползающего по стене раненого инквизитора. Подол его белоснежной рясы быстро пропитывался кровью. Кровь лениво капала и с острия опущенного к земле кинжала. Кровь была в моих глазах, и кровь была в душе.

Я видел, чувствовал, обонял ее…

Мы все стояли и молчали, теряя драгоценные секунды, до тех пор, пока мимо моего плеча не протиснулся Хмырь. И улыбнулся никогда еще не виданной мною на его губах гадливой улыбочкой:

— Какая встреча, коллега. Какая встреча! Я вздрогнул. Но, к счастью, слова эти адресовались не мне.

— Вы даже не представляете, насколько я рад вас видеть в добром здравии, коллега.

— Вряд ли это взаимно, — буркнул отец Василий.

— Да-да… Конечно. Ведь вы, коллега, помнится, настаивали на смертной казни. Не так ли?

— И разве я был не прав… бывший коллега?

Взгляды верховных инквизиторов, рассыпая искры, скрестились, как два меча. Но голоса оставались все такими же спокойными.

— Возможно… Но буду ли прав я, настояв сейчас на ВАШЕЙ смерти, коллега? — Пистолет в руке Хмыря медленно поднялся, уставившись черным зрачком дула прямо в лоб отцу Василию. Я мельком взглянул в лицо Хмырю, но тут же поспешил отвести взгляд. Судя по глазам, он действительно был готов убить. И сделал бы это не задумываясь.

Но отец Василий только презрительно фыркнул:

— Ну давай… коллега. Застрели меня. Докажи, что я был прав, считая тебя повязанным с тьмой предателем.