* * *
      Куэльяр вернулся в колледж только после праздников, и странное дело: должен бы, казалось, невзлюбить, забросить футбол (в каком-то смысле все случилось из-за футбола), но нет - стал заядлым спортсменом. А вот учеба его почти не занимала. Он быстро усек (слава Богу - не дурак), что ему незачем пыхтеть над уроками: на экзамены допускали без всяких и с хвостами, и с двойками. И никогда не заваливали. Не сходится с ответом - ладно. Навалял какое-то сочинение - и молодец!
      С тобой теперь все нянчатся, говорили мы, ты ни бум-бум про дроби, а пожалуйста - шестнадцать [Шестнадцать - высшая отметка.]. Он прислуживал на мессе - Куэльяр, читай Катехизис - нес штандарт в процессии - Куэльяр, сотри, дружок, с доски, - пел в хоре - раздай, дорогой, тетради - и по первым пятницам, не причастившись, запросто приходил на завтрак. Ну, знаешь, говорил Большой, у тебя теперь райская жизнь, жаль, Иуда нас не покусал, а он - да это все ерунда и носятся с ним только из-за старика, его тут боятся. Мерзавцы, что сотворили с моим сыном, я ваши колледжи все позакрываю и всех до единого упеку в тюрьму, они еще не знают, что их ждет! Он чуть не прикончил самого директора, не то что Иуду, гада. Ему все кругом успокойтесь, сеньор, успокойтесь, а он директора - хвать прямо за шиворот! Так и было, клянусь, говорил Куэльяр, я подслушал еще в больнице, когда отец с матерью шептались. Поэтому и носятся с ним в школе, и ежу ясно.
      И Лало - неужели за шиворот, во дает! А Чижик - может, и правда, ведь дог исчез... Наверное, продали, или удрал? или кому-то подарили? а Куэльяр нет и нет: Иуду наверняка убил отец, он слов на ветер не бросает. Вот, значит, почему однажды утром опустела клетка, а через неделю вместо Иуды появились четыре беленьких кролика. Отнеси им салату, Куэльяр, возьми еще десять морковин - так и юлили перед ним, - смени им воду - а он и рад.
      Не только учителя, но и родители танцуют вокруг него. Куэльяр каждый день ходил с нами на "Террасы" играть в футбол. Твой старик теперь не против? Нет, наоборот, даже интересуется - кто выиграл? Моя команда, - а ты сколько голов забил? Три, - молодец, сынок! На днях порвал дорогую рубашку и сразу матери - нечаянно, не сердись, а она - Бог с ней, с рубашкой, не беда, сердечко мое, служанка зашьет, и поносишь дома, лучше поцелуй меня, сыночек, а потом мы пробирались на галерку в "Эксельсиор", или в "Рикардо Пальма", или в "Леуро", чтобы посмотреть новый ковбойский фильм, или что-нибудь "Только для взрослых", или комедию с Кантинфласом, с Тин Таном*.
      * Кантинфлас (наст. имя Марио Морено; 1911-1993), Тин Тан (наст. имя Херман Вальдес) - мексиканские комедийные киноактеры.
      Куэльяру давали все больше и больше денег на мелкие расходы - они мне ни в чем не отказывают, что захочу - покупают сразу, я, можно сказать, в их карман как в свой, они прямо молятся на меня, не знают, что и придумать. Ему первому из нас купили коньки, велосипед, мотороллер. Куэльяр, вот бы твой старик подарил нам кубок для чемпионата, пусть свезет нас в бассейн на водные соревнования, пусть заедет за нами после кино, и его старик пожалуйста, - возил их на своем автомобиле и туда и сюда, лишь бы сыну удовольствие.
      Вот тогда-то (не прошло и месяца после больницы) стали называть его Фитюлька*. Прозвище родилось в классе, - наверное, этот пройда Гумусио придумал? точно, кому же еще! Куэльяр поначалу плакал - брат Агустин, они меня дразнят, - кто? что говорят? что-то обидное, даже сказать стыдно заикается, всхлипывает, слезы в три ручья, а на переменках ребята из других классов - как дела, Фитюлька? что нового, Фитюлик? Он с плачем к брату Агустину, к брату Леонсио, к брату Лусио, к учителю Каньону Паредесу: вот тот, вот этот...
      * Фитюлька - в оригинале это слово (pichula) для перуанцев неприличное, непечатное. В первом издании повесть "Щенки" носила подзаголовок "Фитюлька Куэльяр", что вызвало шокирующий эффект.
      Куэльяр жаловался, приходил в ярость: ты что сказал? повтори! Лицо белое, бледное от злости, руки дрожат, голос рвется. Повтори! Подумаешь, испугал, ну и повторю - Фитюлька. Бедняга зажмурится и сразу слышит отцовский голос: главное, не бойся, бей по морде, - кидается на обидчика с кулаками, - зажми ему ногу, порядок, - молотит, колошматит, раз по морде, раз под ребро, раз в ухо, раз туда, раз сюда, - вали его на землю, и все дела, - лезет драться везде и всюду: на футбольном поле, на уроках, даже в церкви - теперь не тронут, подумают!
      Чем больше горячился, тем настырнее приставали, и однажды вышел настоящий скандал: явился его папаша и давай метать громы и молнии в дирекции - над его сыном просто издеваются, он такого не позволит, пусть вспомнят, что они, как-никак, мужчины, пусть накажут этих дурней, не то он сам за них возьмется и тогда все заткнутся, какая наглость! - бац по столу безобразие! - бац, бац по столу!
      Но прозвище прилепилось, как почтовая марка к конверту. Оно попало на улицу и покатилось по Мирафлоресу, несмотря на все усилия братьев - будьте людьми, имейте хоть каплю совести, - несмотря на строгие наказания, на уговоры директора, - где у вас сердце? - несмотря на слезы, тумаки, брань Куэльяра. Он, бедняга, так и не смог избавиться от прозвища до самого конца.
      Фитюлька, пасуй мне, чего зажимаешь; Фитюлик, что получил по алгебре? Давай махнемся, Фитюль: мой кекс, твой пирожок! не забудь, шустрик, что завтра едем в Чосику, там искупаемся! Братья дадут перчатки, и он сможет отделать этого черта, Гумисио, а сапоги у тебя есть, Фитя? Они в горы собрались, а на обратном пути успеют завернуть в кафе... ну как, годится, Куэльяр?
      Они сами поначалу старались, чтоб не сорвалось с языка, а потом - раз выскочило, другой, и пошло-поехало. Мы ему - ладно тебе, Куэльяр, ведь нечаянно, старик, ну хватит, чудик, само вылетело, а-а - е-мое! - снова Фитюлька... Он побелеет - что, что? Зальется краской - ты, значит, тоже, Чижик? Глаза вылупит, уставится, не моргая, - Куэльяр, прости, я ведь без всякого, просто так, а он - выходит, друзья - туда же? Да кончай, старик, не злись, наслушаешься кругом и не заметишь, как... И ты, Большой? А тот - ну и что, соскочило с языка, велико дело! И ты, Маньуко, тоже? Выходит, отвернешься, и они - Фитюлька?
      Да брось, откуда? - мы его обнимать, утешаем - вот те крест, больше не услышишь, и, между прочим, зря заводишься - прозвище как прозвище, ты-то запросто зовешь Оратором заику Риверу, а Хромыгой этого, Родригеса Вироло, который ногу волочит. И нашего Переса, у которого рот на сторону, кто ему придумал - Зеворот? А разве ты не говоришь ему - Большой, а ему - Чижик. Зря заводишься, лучше играй - твоя подача.
      Постепенно он смирился со своим прозвищем и в шестом классе уже не ревел, не лез на стенку, даже виду не показывал, а иногда и в шутку - нет уж, не Фитюлик, а целый Фитиль, ха-ха-ха! А прошло года два - совсем привык к тому, что его называют Фитюля, и, когда вдруг слышал - Куэльяр, настораживался, смотрел недоуменно, словно силился понять, нет ли тут какого подвоха... Даже при знакомстве с новыми ребятами говорил - очень приятно, Фитюль Куэльяр.
      Девочкам, само собой, так не представлялся, только - ребятам. А в ту пору мы уже стали интересоваться девочками. В классе пошли всякие разговоры, шуточки, знаешь, вчера я засек нашего Лало со своей телкой - больше на переменках, - они под ручку гуляли по набережной, и он ее чмок прямо в губы, - и после звонка - прямо в губы? А то нет, они там целовались, не расцепишь. Незаметно все разговоры - только об этом: у Кике Рохаса девчонка старше его, блондиночка, глазищи синие, в воскресенье Маньуко видел, как они вдвоем шли на дневной сеанс в "Рикардо Пальма", а после кино, вы бы посмотрели - вся растрепанная, ясно, чем занимались, - время даром не теряли. На другой день Большой засек венесуэльца из пятого класса, ну этого, губастого (Сосулю), и не где-нибудь, а в машине с какой-то размалеванной куклой, факт, что у них любовь на полном ходу, а у тебя, Лалик, как с любовью? А у тебя, Фитюля, ха-ха-ха! Нашему Маньуко нравится сестра Парико Саенса, а Большой стал недавно платить за мороженое и - хлоп! - уронил портфель, а из портфеля выскочила фотография девчонки, которая на празднике была Красной Шапочкой, ха-ха. Лало, не придуривайся, мы-то знаем, что ты втрескался в эту выдру, Сандру Рохас. А ты, Фитюль, влюбился в кого-нибудь или нет? И он, вспыхнув, - нет, пока обошлось, или, бледнея, - и в мыслях нет, ха-ха, а ты, а ты...
      Если выйти из колледжа ровно в пять и бежать что есть духу по проспекту Прадо, можно поспеть к концу уроков к лицею "Ла Репарасьон". Мы останавливались на углу - смотрите, вон их автобусы, сзади сидят девчонки из третьего "А", а в том окне, ух ты! гляньте, сестра Канепы, сделай ей ручкой, чао, чао, ха, улыбнулась, улыбнулась, птичка, а та малявка машет - до свидания, до свидания, дурында, не тебе машут, а вон та, а вон эта...
      Иногда мы приносили записочки и бросали их, как бумажных голубей. "Ты очень красивая, мне нравятся твои косы, тебе очень идет форма, твой друг Лало". Осторожно, старик, нас засекла монахиня, чего доброго, им влетит. Как тебя зовут? Меня - Маньуко, может, сходим в воскресенье в кино, пусть она завтра даст ответ в такой же записочке или кивнет из автобуса, что - да. А тебе, Куэльяр, нравится кто-нибудь? Ага, вот та, что сидит сзади. Очкастая? Нет, нет, рядом. Возьми и напиши ей. И он - ну что писать? Да хоть что. Ладно, напишу - "Хочешь со мной дружить?" Ой нет, лучше по-другому - "Я хочу с тобой дружить и шлю тебе поцелуй". Так, старик, уже лучше, но маловато, тут надо закрутить этакое. Пожалуйста - ха, ха, ха. "Я тебя целую нежно и питаю все надежды", ха-ха, молоток! Теперь ставь свою фамилию и нарисуй что-нибудь... А что? Да что угодно, хоть бычка, хоть этот... крантик с бантиком.
      И вот так, высматривая девочек в микроавтобусах лицея "Ла Репарасьон", бегая за ними вдогонку, они проводили время после уроков, а иногда мчались на авениду Арекипа посмотреть на девочек в белой форме из "Вилья Мария". Вы что, после Первого причастия? А порой вскакивали в экспресс и сходили на остановке "Церковь Святого Исидора", чтобы познакомиться с девочками из колледжа "Святой Урсулы" или "Сердца Христова". Футбол уже не занимал в их жизни такого места, как прежде.
      Когда стали приглашать девочек на день рождения, нам будто без разницы, торчали в саду, прикидывались, что играем в салки, в ручеек, в вышибалу, а самим - только бы не пропустить, что там в гостиной, где девочек развлекали ребята постарше, - ух ты! танцуют! вот бы нам бы!
      В один прекрасный день мы тоже решили учиться танцевать и все воскресенья, все субботы танцевали друг с дружкой. Соберемся у Лало? давайте к нам - у нас просторнее, а Большой - у нас новые пластинки, и Маньуко зато у меня сестра, она нас поучит, но Куэльяр - нет, к нему, старики уже в курсе, тут на днях прихожу домой и на столе проигрыватель, это тебе, сердечко, подарок от мамы, мне одному? да, родной, разве плохо? Поставь проигрыватель к себе в комнату, ну и приглашай друзей, когда захочешь, пора научиться танцевать, сходи, сердечко, в "Мелодии века", купи пластинок. Мы, конечно, всей компанией двинулись в магазин и накупили целую гору пластинок - мамбо, вальсы, уарачи, болеро, а счет велели отослать его старику - улица Маршала Кастильи, два восемь пять, сеньору Куэльяру, и все дела!
      Вальс и болеро - проще простого, считай себе и помни - ты сюда, он туда, а музыка - дело десятое. Вот уарача, та куда труднее, столько всяких па, с ума сойти, говорил Куэльяр. Да и мамбо тоже с накрутом - то поворот, то отпусти партнершу, то хватай снова и сам держись как надо. Они почти одновременно стали танцевать и курить, наступали друг другу на ноги, давились дымом "Lucky" и "Viceroy", крутились, как заведенные, под музыку уф, старик, кончай, - кашляли, плевались - давай шевелись, - голова как чугун, кружится - враки, у него дым под языком, а Фитюля - ну что? неважно, что бумажно, зато видали? Восемь, девять, десять - а теперь, пожалуйста, кольцами, вот так-то, а теперь прямо через нос, а теперь поворот, и еще один, и встал, и с ритма не сбился! Ну что?!
      Еще недавно существовали только футбол и кино. Что угодно променяли бы за один футбольный матч! А теперь все мысли только о девочках и танцах, теперь все, что хочешь, - за тусовку с записями Переса Прадо и, разумеется, там, где курить разрешено. Принято было собираться каждую субботу, и мы таскались по гостям, звали не звали. Если не звали, мы, прежде чем вломиться в дом, отправлялись в подвальчик к китайцу и сразу к стойке - пять "капитанов"*! И чтоб взяло, вот таким манером, говорил Фитюлька, - глю-глю, как настоящие мужчины, как я!
      * "Капитан" - коктейль из водки-писко и вермута.
      Когда в Лиму приехал Перес Прадо со своим оркестром*, они, конечно, помчались в Корпас** - встречать любимую звезду, и Фитюлька - ну-ка за мной! - продрался сквозь толпу, подошел прямо к Пересу Прадо, дернул за пиджак и крикнул во весь голос: "Да здравствует король мамбо!"
      * Когда в Лиму приехал Перес Прадо со своим оркестром... - упоминание о приезде этого музыканта помогает датировать события "Щенков": Перес Прадо приезжал в Лиму в 1949 году.
      * Корпас - аэропорт Лимы.
      Перес Прадо мне улыбнулся, честно, и руку пожал, теперь в моем альбоме его автограф, вот пожалуйста - глядите.
      Они, ясное дело, двинулись вместе со всей лавиной поклонников за Пересом Прадо - Боби Лосано подвез их на машине до площади Сан-Мартин, - а уж потом исхитрились, пролезли все-таки на трибуны солнечной стороны, попали на фестиваль мамбо, думать забыли о запретах архиепископа и угрозах брата Леонсио и брата Лусио.
      Каждый вечер в доме Куэльяра мы находили по радио программу "Эль Соль" и слушали, млея, обалдевая - вот это труба, вот это ритм, старик, - концерт Переса Прадо, - вот это голос!
      К тому времени они очень возмужали, уже ходили в брюках, зачесывали вихры щеткой, - словом, выросли, особенно Куэльяр, раньше был самым дохлым, самым маленьким в их пятерке, а теперь - самый высокий, сильный. Ты, Фитюль, ого-го, тебя прямо на выставку, настоящий Тарзан!
      * * *
      Первый, кто завел любовь - мы тогда учились в третьем классе второй ступени, - был Лало. Однажды вечером вкатывается этот Лало в кафе "Cream Rica" с такой сияющей мордой, что мы сразу - ты чего? А он распустил павлиний хвост, напыжился: ребята, я "приклеил" Чабуку Мелина, она сказала мне, что - да! Они всей компанией пошли отметить такое в "Часки", и со второго стакана Куэльяра повело - Лало, как же ты объяснился ей в любви? а она что сказала? а за ручку ее держал? а Чабука что на это? - прилип как банный лист, - а вы целовались? А Лало сияет, размяк, что тебе персик в сиропе, и отвечает на все вопросы, да еще с удовольствием! Теперь за ваше здоровье, теперь ваша очередь, пора уже заводить девушек. А Куэльяр стучит стаканом по столу и знай свое: ну как все было, ты поподробнее, что она сказала, а ты ей на это... Ты, Фитюля, точно священник на исповеди, смеется Лало, а Куэльяр - ну говори, говори, не тяни резину. Они выпили три "хрусталя", и к двенадцати Куэльяра развезло. Привалился к столбу прямо у городской больницы и - блевать. Эх ты, мозгля, говорили мы, пивом улицу поливаешь, деньги швыряешь зазря. Но Куэльяру не до шуток - ты нас предал! сам не свой - Лало, ты - предатель! - на губах пена - втихаря откололся, завел девку - рвет на себе рубаху - и не хочешь рассказать, как ее отделал!
      Фитя, смени пластинку, давай наклонись, а то весь перемажешься, а он хоть бы что - предатель, так друзья не поступают, пусть перемажусь, тебе что! Потом, когда его приводили в божеский вид, злость с него спала, затих, погрустнел - теперь мы Лало не увидим, теперь все воскресенья будет со своей Чабукой, а к нам, паразит, и дороги не вспомнит. И Лало - ну брось, Фитюля, одно другому не помеха, девчонка девчонкой, а друзья - это друзья, зря кипятишься. И они - хватит, миритесь, дай ему руку. А Куэльяр - ни в какую пускай отчаливает к своей телке! Мы проводили Куэльяра до самого дома, и всю дорогу он что-то бормотал, - помолчи, старик, - чего-то мямлил, - ты лучше не шуми, иди тихо, по лестнице на цыпочках, а то проснутся предки и застукают. Но Куэльяр нарочно стал орать, бить в дверь кулаками, ногами эй, пусть проснутся, пусть застукают, ему плевать, он своих родителей не боится, а они все четверо - трусы, чем бежать, дождались бы, пока откроют.
      Надо же, как его забрало, - сказал Маньуко, когда мы мчались по Диагональной, ты только сказал о Чабуке, а у него враз лицо посерело и настроения никакого. И Большой - зависть взяла, вот и напился. А Чижик родители ему покажут!
      Но нет, родители не кричали. Кто тебе дверь-то открыл? мать, и что было? орала? Да нет! разревелась, сердечко мое, как ты мог, разве в твоем возрасте пьют спиртное? Потом пришел его старик, поругал, так, для порядка это больше не повторится? нет, папа. Его вымыли, уложили в кровать, а наутро он попросил прощения. И у Лало тоже попросил - знаешь, не сердись, это пиво мне в голову, я, может, тебя оскорбил, может, стукнул? Да ну, ерунда, с кем не бывает под градусами, давай пять - и мир, мы же друзья, Фитюля, и пусть все будет по-старому.
      По-старому уже не выходило: Куэльяр начал блажить, откалывал всякие номера, старался привлечь к себе внимание. А они его подначивали, подливали масла в огонь - слабо мне увести машину у старика? Давай попробуй. Он увел "шевроле" из отцовского гаража, и они всей компанией уезжали кататься по петляющей Костанере*. Слабо мне побить рекорд Боба Лосано? Давай попробуй, Фитя. И он - ее-жж-жик - по набережной, - ее-жж-ик - за две с половиной минуты, - ну что, съели? Маньуко даже перекрестился - твоя взяла. А ты небось уделался со страху, пичуга? А слабо ему пригласить их в бар "Как это здорово!" и не заплатить по счету? Веди! И они шли в этот бар, ели гамбургеры, пили молочные коктейли, наедались до отвала, а потом исчезали поодиночке. Только у церкви Пресвятой Марии переводили дух и оттуда наблюдали за Куэльяром. Он о чем-то говорил с официантом минуту-другую, а потом - бац его головой в живот - и к нам пулей.
      * Костанера - шоссе вдоль берега Тихого океана.
      Ну, чья взяла? Вот стяну дробовик у папаши и перебью все стекла в этом доме. А чего - давай! И стекла вдребезги! Он черт-те на что шел, лишь бы отличиться, удивить, - что вылупился? - досадить Лало - вот ты струсил, а я нет! - не мог простить ему Чабуки, возненавидел...
      В четвертом классе Большой стал ударять за Финой Салас, она стала его девушкой, а Маньуко - за Пуси Ланьяс, и тут все о'кей. Куэльяр целый месяц отсиживался дома и в школе здоровался с ними сквозь зубы. Слушай, ну чего ты? Ничего! Почему тогда не приходишь, почему никуда с нами не ездишь? Куэльяр стал какой-то замкнутый, странный, вид надутый и чуть что обижался. Но потом все-таки отошел и вернулся к ребятам. По воскресеньям они вдвоем с Чижиком отправлялись на утренние сеансы в кино (эй вы, горемыки!), а после не знали, как убить время, - слоняются по улицам, молчат, руки в карманах, свернем туда, а может - сюда? Слушали пластинки у Куэльяра в доме, травили анекдоты, в карты играли, а часов в девять приходили в парк, где собирались все ребята, но уже без своих девушек. Ну как, вы в порядке? ухмылялся Куэльяр, входя в бильярдную, где мы торопливо снимали пиджаки, развязывали галстуки, засучивали рукава. Позабавлялись, миляги? - голос неживой, в нем и зависть, и досада, и отчаяние. И мы - смени пластинку, не трепись, а он - губки, ручки и прочие штучки! - моргает глазами, будто дым глаза дерет, будто свет слепит. И мы уже на взводе - ну что ты злишься, Фитюль. Завел бы подружку, чем языком чесать, а он - взасос целовались? - и кашляет, сплевывает, точно его мутит, - юбчонки-то задрали, поигрались? возит каблуком по полу туда-сюда. А они - доходит наш Фитюлька от зависти, вот где самое оно, вот где весь смак! - свихнется, ей-ей, заткнулся бы наконец. А он как заведенный, но уже серьезно, без улыбочки - ну что, что делали с ними? а давались целоваться? а куда? а как? Слушай, хватит, надоел. И однажды Лало взбесился - дерьмо собачье, сейчас двину в рожу, несет черт-те что о наших девушках, будто они какие-то бляди. Их еле-еле растащили, а потом уговорили помириться, но Куэльяр ничего не мог с собой поделать, это было сильнее его, и каждое воскресенье все начиналось сначала: ну? не облажались? Все о'кей? Выкладывайте!
      На другой год Чижик положил глаз на Бебу Ромеро, но она дала ему отставку, тогда он перекинулся на Тулу Рамирес - и тут осечка, тогда взялся за Японочку Сальдивар и - не промахнулся. С третьего захода, смеялся Чижик, - повезло.
      Мы это дело обмыли в маленьком баре "Самбо" на площади Сан-Мартин.
      Веселились все, а Куэльяр забьется в угол, сидит поникший и молча пьет пиво. Не кисни, Фитя, теперь твой черед. Ему надо выбрать девочку и "на крючок", ну а они подстрахуют, словом, помогут, и девочки - тоже. Да, да, он это сделает - "капитан" за "капитаном", и вдруг, ни с того ни с сего, встал из-за стола - чао, ему пора, сегодня хочет лечь пораньше. Останься еще чуть, он бы заплакал, сказал Маньуко, а Большой - еле-еле сдержался, и Чижик - не заплакал - завелся бы, как в тот раз, и Лало - ему надо помочь, нет, серьезно, надо подобрать девчонку, ну хоть какую, хоть страшненькую, и все у него образуется. Да, они помогут, он хороший парень, иногда, конечно, вредный, чумовой, но на его месте любой... каждому ясно, жалко Куэльяра, ему все простительно, его все любят, выпьем за него, давай, Фитюлик, за тебя!
      С той поры Куэльяр ходил в кино один и по воскресеньям, и в праздники (мы видели, как он, сидя в последнем ряду, зажигал сигарету за сигаретой, чтобы разглядеть в темноте влюбленные парочки), а с ребятами встречался только по вечерам в бильярдной, или в "Брансе", или в "Cream Rica". Лицо мрачное - ну как повеселились в воскресенье? - голос едкий. Лично он прекрасно, а уж они, надо думать, лучше нельзя?
      Но к лету Куэльяр вроде успокоился, отошел, мы вместе ездили на пляж только не в Мирафлорес, а за город, к "Подкове" - на машине, которую старики подарили ему на Рождество. Раскатываясь без глушителя на этом "форде"-кабриолете, Куэльяр пугал всех пешеходов - не признавал никаких светофоров, летел на огромной скорости и, надо не надо, жал на кнопку сигнала.
      Так или иначе, он подружился с нашими девушками и, в общем, ладил с ними отлично, хоть те дергали, прямо мучили его - Куэльяр, ну чего ты ломаешься? нашел бы себе кого-нибудь, и в нашей компании стало бы ровно пять парочек, ездили бы всем скопом куда хочешь - и туда и сюда. А Куэльяр лишь отшучивается - мой "форд" не резиновый: десять не посадишь, одной из вас придется пешком, нас и так в машине как сельдей... Нет, серьезно, говорила Пуси, у всех, кроме него, есть подружка, разве ему не надоело тянуть волынку? взял бы и завел любовь с этой худышкой Гамио, она же сохнет по нему, сама признавалась, когда девочки играли в "садовника". Давай, Куэльяр! А он - на кой пес ему эти "симпатии", ему дороже собственная свобода, посматривает на них свысока, усмехается - одному в тысячу раз лучше. Ну а зачем тебе свобода, Куэльяр? чтобы вытворять невесть что, блажишь, дружок, говорила Японочка, и Чабука - чтобы путаться с этими "прости-господи"? А у Куэльяра на лице какая-то таинственная, нагловатая улыбка, скорее, похабная ухмылка: может быть, может быть...
      Почему больше не приходишь на танцы? - спрашивала Фина, - то ни одной вечеринки не пропускал, такой заводила и так хорошо танцуешь! Что с тобой, Куэльяр? и Чабука - пусть не киснет, пусть приходит, тогда и найдет девочку по себе, а там, глядишь, - понравитесь друг другу. Но Куэльяру хоть говори, хоть нет - ваши сборища - тоска зеленая - корчит из себя неизвестно что, он знает такие места, где можно повеселиться по-настоящему. Вся штука в том, говорила Фина, что ему не нужны порядочные девочки, а он - неправда, дружить с порядочными вполне можно, и они - а время проводить только с чолитами, с этими бэ? С этими дешевками? А Фитюлька вдруг - чч-епуха, ему вообще нравятся порядочные девочки, но эта спичка Гумисио нн-ичуть. Они - ага, уже на попятную, а он - у мм-еня экзамены, времени сс-овсем нет. Тут мы в его защиту - хватит, оставьте парня в покое, чего прицепились; у него свои дела, свои планы, свои шуры-муры. Вези-ка нас, Фитюль, быстрее, смотри, какое солнце, на Подкове небось жарина будет страшенная, давай жми. Твой "форд" сила, мигом домчит.
      Они купались против клуба "Часки", и, пока четыре парочки грелись на песке, Куэльяр лихо нырял под волны, глядите, мол, не всякий такое может!
      А вон ту, здоровенную, вон ту осилишь? - говорила Чабука. Куэльяр одним прыжком вскакивал с разогретого песка - он только и ждал, чтобы его просили, уж в этом у него соперников нет, ну что - попробую. Чабукита, вот смотри! И бегом к воде: голова откинута, грудь вперед - бултых! А потом, красиво взмахивая руками, быстро плыл навстречу волне. Как он здорово плавает, восхищалась Пуси. А Куэльяр приближается к волне, вернее, к огромному водяному холму и ждет, когда тот достигнет самой большой высоты - вот-вот рухнет. Смотрите, смотрите, - кричит Японочка, - сейчас он будет на самом верху. Куэльяр заработал одной рукой (другая прижата к телу), быстро забрался на гребень холма и в тот же миг опрокинулся вместе с ним вниз, исчезая в пенном водовороте. Глядите, глядите, - кричала Фина, - сейчас его закрутит, перевернет, ой, мамочка! Но еще несколько мгновений - и огромная косая волна несет Куэльяра вперед. Теперь он виден лучше - тело выгнуто дугой, ноги скрещены в воздухе, голова чуть высовывается из воды.
      И вот он уже спокойно подплывает к берегу, подталкиваемый перекатами погасшей волны. Надо же, как здорово, молодец! - восхищались девочки, следя глазами за Куэльяром, который, помахав рукой, резко поворачивал обратно и снова - навстречу волнам.
      Подумать, такой интересный, такой смелый, а девочки у него нет! В чем тут дело? Ребята переглядывались, Лало фыркал, а Фина - чего вы смеетесь, сказали бы наконец почему. И Большой, покраснев, - да никто и не смеется, откуда ты взяла, просто так. А она - не крути, нас не обманешь, и он - ну кто крутит, кто? зачем придумывать. У него нет девчонки по робости, говорит Чижик. А Пуси - нашли робкого, он рядом с робкими и не стоял. И Чабука - ну так в чем же дело? И тут Лало - Куэльяр просто не может найти себе девушку по душе, но придет время - найдет. А Японка - враки, он и не ищет, раз на танцах не бывает и никуда не ходит. А Чабука - нет, тут какая-то своя причина?
      Они все прекрасно знают, говорил Лало, голову на отсечение, что знают. Знают и делают вид, что не знают. И зачем? А чтобы выпытать, выудить все, что можно. Да по их взглядам, по всем этим хитростям, по голосу и то видно. И Большой - все это мура, ничего они не знают, а спрашивают так, без всякого, им просто жаль, что у него никого нет, они переживают, хотят помочь. Может, и не знают, но в один прекрасный день додумаются, - говорит Чижик, - и тогда пусть он пеняет на себя. Трудно, что ли, повстречаться с какой-нибудь, хотя бы так, для отвода глаз! И Чабука - ага! значит, что-то тут есть! И Маньуко - какое тебе дело, нечего к нему приставать, придет время, наш Куэльяр влюбится, да еще как, а сейчас - молчите, он сюда идет.
      День ото дня Куэльяр становился все более подавленным, замкнутым и молчаливым в присутствии девочек. И все более неуправляемым, отчаянным: на дне рождения Пуси взял и выбросил в окно все бенгальские огни, и она, конечно, разревелась. Маньуко вскипел, кинулся на Фитюльку с кулаками, а тот залепил ему пощечину. Только через неделю их помирили. Прости, Маньуко, даже не знаю, как это у меня вышло. Брось, Фитя, и ты меня прости за то, что я психанул. Вон Пуси стоит, она уже не сердится и к себе приглашает. Однажды он, пьяный вдрызг, пришел на рождественскую мессу; Лало с Большим тащили его в парк на себе, еле выволокли. Отпустите меня, - вопит как резаный, плевать мне на все, - наизнанку выворачивается, - вот бы сейчас револьвер! Зачем, Фитюля, нас, что ли, пристрелить? - дрыгает ногами. - Да, да! И этого, что сюда плетется, и тебя, и тебя - паф, паф! А в воскресенье ворвался на своем "форде" - жж-иик - прямо на газон ипподрома и давай пугать людей - жж-ж-иик, кто орать от страха, кто прыгнул через барьер, паника страшная! На карнавале все девочки бегали от него врассыпную, как от прокаженного, - чем в них только не кидал: кожурой, гнилыми яблоками, вонючими хлопушками, даже резиновыми шарами с мочой. Перепачкал кого мог грязью, кухонным мылом, мукой, гуталином. Они ему - псих, свинья, скотина, паразит, крыша поехала... В праздники на "Террасах", в парке, на танцах и в "Lawn Tennis" разгуливал - шпана шпаной, в изжеванном костюме, грязный, нечесаный, в руках пузырьки с эфиром - пики-ти, пики-та, бам-бац! Я ей прямо в глаза - ха-ха-ха, пики-ти, пики-та, - бам! - она ничего не видит. Подставлял палки танцующим, пусть споткнутся, а-а, упали - с приземлением вас, ля-ля! Лез во все драки, и его били, ну а мы, конечно, за него, когда могли. Смотри, Куэльяр, доиграешься, уговаривали, ты плохо кончишь! Совсем дурная слава пошла о нашем Куэльяре, и Чижик - слушай, друг, пора кончать, а Большой - на тебя смотреть радости мало, а Маньуко - девчонки вообще не хотят с тобой знаться, думают, ты - псих, бандит какой-то, ломака. Куэльяр грустно, понимающе - больше этого не будет, самому стыдно, честное слово! А то с вызовом, злобно - ага, бандит, значит, да? Эти пискушки так говорят о нем? Ну а ему - плевать сто раз, он их в гробу видал, он на них положил...
      На торжественном выпускном вечере - начальство, два оркестра, "Country Club", - собрался весь класс, кроме Куэльяра. Не дури, - говорим, - ты должен быть с нами, мы тебе найдем какую-нибудь птичку, Пуси уже говорила с Марго, Фина с Илсе, Японочка с Эленой, Чабука с Флорой, да они все помирают заполучить тебя, выбирай любую и приходи с ней. А Куэльяр уперся - на кой шут ему этот дурацкий смокинг, на хрена ему этот вечер, лучше они потом соберутся. Ну ладно, твое дело, только ты сам себе враг. Тогда пусть ждет их в два часа у "Часки". Они проводят девочек и придут - надо же отметить такое событие, а он грустный-прегрустный - надо, само собой...
      * * *
      На следующий год, когда Чижик и Маньуко были уже на первом курсе инженерного факультета, а Лало - на подготовительном медицинского, когда Большой начал работать в фирме "Wiese" [Немецкая фирма по продаже автомобилей.