Движущаяся дорожка остановилась около группы правительственных зданий у подножия дамбы, поэтому Корсал взял двухколесный велосипед и поехал по дорожке, ведущей к входу в дамбу. Он направился в мастерскую, чтобы захватить пояс с инструментами и коммуникатор.
      – Торренс, я у дамбы. Где вы?
      – Возле третьей турбины, – громко ответил ее голос. – Поспешите!
      Каждый звук возле дамбы был во власти шума мчащейся воды, но поскольку Корсал следовал за оранжевыми линиями, которые должны были привести его к нужной турбине, он слышал другой звук – приглушенный стук, который доносился откуда-то из-под земли, как будто какая-то гигантская машина сотрясала землю.
      У входа в турбинный зал контрольные огни показывали чтотретья турбина отключена. Это совсем не объясняло тревожный звонок. Корсал толкнул дверь, открыл ее, и снова окунулся в шум.
      Эмилия Торренс была представителем одной из темнокожих рас людей; кожа ее была глубокого, как кофейные зерна, коричневого цвета, черные волосы упруго вились – курчавились вокруг ее лица, но теперь прилипли к скулам от водяных брызг в палате турбины.
      При помощи пары рычагов она руководила одним из гигантских подъемных кранов пытаясь захватить что-то кружащееся в водовороте, что время от времени показывалось из воды и чего там явно не должно было быть.
      Корсал понял, что подводная лопасть колеса турбины частично сместилась со своей оси и теперь совершала дикие волнообразные движения.
      – Как это случилось? – крикнул он, хватаясь за вторую пару рычагов, и приводя в действие второй кран.
      – Лед! – ответила Торренс.
      Лед? Было совершенно невозможно разговаривать среди оглушительной комбинации шума бурлящей воды и лязганья турбины, поэтому Корсал просто сосредоточился на деле.
      Они зажали подьемниками непокорное колесо, чтобы остановить его колебания. Затем, пока Корсал наблюдал за обоими пультами, чтобы бушующая вода снова не вырвалась на свободу, Торренс опустила колесо турбины обратно на ось, и присоединилась к Корсалу, и вместе они уложили гигантское, мокрое колесо на бетон в стороне.
      Как только они выловили турбину, адский стук и гром прекратились, хотя мчащаяся вода была достаточно шумной сама по себе, чтобы не позволить поговорить, пока они занимались расчетами функций контроля.
      Два других колеса так же были повреждены обломками льда, которые разорвали третью турбину, но пока они могли поддерживать эти турбины в работе, пока не восстановят заново вручную баланс системы. Пока же система могла работать и без сломанной турбины.
      Закрыв кожух блока управления, Корсал и Торренс прошли мимо поврежденного колеса. Теперь оно казалось бесформенным. Несколько лезвий были искривлены, другие надломлены. Как лед мог нанести так много ущерба?
      Прежде чем Корсал смог задать вопрос, они покинули турбинный зал и направились в главный офис электростанции. К тому времени у Торренс началась реакция, которую он видел у людей прежде: она дрожала, а ее кожа из коричневой стала бледно серой.
      Люди имели железу, которая изливала в их кровь особое вещество в критических ситуациях, делая их бдительными, сильными и смертельно опасными. Однако, как знал Корсал, когда ситуация приходила в норму, у людей наступала обратная реакция.
      Торренс в отличие от Корсала, который не успел переодеться, носила водонепроницаемый комбинезон. Он был пропитан специальным составом, но неприятно холодил кожу Торренс.
      В верхнем ящике всегда держали полотенца. Корсал вручил одно из них Торренс, а вторым стал вытираться сам.
      Корсал снял промокшую рубашку, и стал сушить полотенцем волосы и бороду, наблюдая за Торренс. Она постепенно выходила из шокового состояния, цвет ее кожи и дыхание вернулись к норме. Он задрапировал сухое полотенце вокруг ее плеч, и она посмотрела на него с благодарностью, затем налил в чашку горячего кофе из машины, которая всегда была в человеческих офисах.
      – Теперь, – сказал Корсал, беря другой стул и присаживаясь перед контрольным пультом, – что там насчет льда?
      – Раннее таяние, – ответила она. – На склонах гор этой весной лед взломался слишком рано, и слишком большими кусками. Он не успел растаять прежде, чем достиг плотины.
      Корсал сказал:
      – Предполагается, что для безопасности дамбы выше по течению есть шлюзы, чтобы препятствовать проходу больших ледяных глыб прежде чем они раздробятся до подходящих размеров.
      – Очевидно, – сказала мрачно Торренс, – система безопасности больше не работает.
      Она повернулась к компьютеру и вызвала на экран план инспекционных поездок.
      – Взгляните сюда –Декрикс и T'Лин должны были полететь в инспекционный тур еще пять дней назад, но нет никаких данных, что они это сделали.
      – Проверьте списки госпитализации, – предложил Корсал.
      Имена оказались там. T'Лин в списке умерших, а Декрикс находился в критическом состоянии.
      Торренс закусила губу.
      – И пилот и дублер выбыли, мы настолько неукомплектованы, что можем оставить здесь только одного человека. Это моя вина. В прошлый раз именно я проводила проверку систем; я не стала смотреть журнал регистрации. И это случилось как раз перед тем, как лед разорвал турбину. Вы понимаете что случилось бы, если бы то колесо попало бы дальше?
      – Оно вероятно рухнуло бы вниз и сокрушило бы все турбины ниже по течению, – ответил Корсал. – Только из-за этого Найсус потерял бы три четверти электрической мощности.
      Торренс кивнула и начала подниматься.
      – Я должна проверить статус оставшихся систем.
      – Я сделаю это, – сказал Корсал. – А вы проверьте журнал регистрации.
      – Но гидроэлектрика не ваша специальность, – возразила Торренс.
      – Дайте мне контрольный лист, и я ничего не пропущу, – сказал он ей. – Эмилия, все, что я должен сделать – проследить за желтыми и красными огнями! Я вызову вас, если что-то произойдет.
      Она посмотрела на него с улыбкой.
      – Спаисбо.
      Вооружившись инструментами и распечатками, она взяла электронное табло, на котором высветился контрольный список. Вручив все это Корсалу, она вложила свою ладонь в его руку.
      – Спасибо что без разговоров примчались сюда. Я и думать не могла…
      – Уберите ваши руки от моей жены!
      Корсал развернулся. Человек в дверном проеме оказался мужем Торренс.
      – Чарли! – произнесла она. – Что ты здесь делаешь?
      – А что делаете вы? – парировал мужчина. – Я слышал, что здесь случился кризис, и ты обзвонила весь город, чтобы найти помошников, но когда я добрался сюда, то нашел свою жену полураздетой…
      – Чарли, заткнись! – выкрикнула Торренс, вставая и стягивая с плеч полотенце, чтобы показать, что она полностью одета. Корсал, конечно, был без рубашки, которую повесил на спинку стула. С нее все еще капало, а его промокшие брюки неприятно липли к ногам.
      – Я не буду молчать! – ответил человек, поворачиваясь лицом к Корсалу.
      Они были почти одинакового роста, но Чарльз Торренс был сложен как атлет; он работал тренером в школе, и Корсал помнил, что Торренс имел Олимпийскую золотую медаль по какому-то виду рукопашного боя. Торренс был знаком с многими видами боевых единоборств, в том числе и с кершу. Корсал поощрял своих сыновей брать уроки у этого человека.
      – Госпожа Торренс обзвонила весь город, – сказал спокойно Корсал, – чтобы найти любого инженера, который умеет обращаться с захватами в турбинном зале и кто помог бы ей перебалансировать систему. Так случилось, что я оказался первым, кого она нашла.
      – Ну да, а заодно решили воспользоваться случаем. – Торренс переместился ближе. – Я не знаю, почему мы до сих пор позволяем вам оставаться на этой планете, Корсал. Вас не удовлетворили белые и зеленые, и теперь вы решили попробовать черных…
      – Чарли!
      Гнев на собственного мужа овладел Эмилией Торренс.
      – Немедленно прекрати и извинись! Что с тобой происходит?
      Ее гневные слова привели Чарльза в себя, и Корсал вздохнул с облегчением. Его гнев не был проявлением чумы. А потом он понял насколько абсурдно было его облегчение. Чума в научной колонии высвободила скрытые предрассудки. В конце концов, возможно… он действительно не был здесь дома.
      Чарльз Торренс внимательно посмотрел на свою жену, на ее влажные волосы, а затем на влажные волосы Корсала, на его промокшую рубашку, брошенную на стул.
      – Аварийная ситуация в турбинном зале? – спросил он дрожащим голосом.
      – Да, в турбинном зале, – холодно ответила ему жена. – Ты был там, Чарли. И ты знаешь, что там невозможно остаться сухим.
      Человек выглядел пристыженным.
      – О, право, мне очень жаль!
      – Надеюсь на это! – сказала ему жена.
      – Я… Эмми. Корсал, послушайте, вы мужчина и у вас очень красивая жена. Если бы вы застали ее в обществе другого мужчины, без одежды… я имею в виду…, что бы вы подумали?
      – Я надеюсь, – сказал Корсал, силясь обуздать свой гнев, – что достаточно доверяю ей, и не стану обвинять прежде, чем смогу во всем разобраться.
      Мужчина сокрушенно посмотрел на него.
      – Мне жаль. Правда. Черт возьми, Эмми, если бы я не любил тебя так сильно…
      – Мы обсудим это позже, – устало сказала она. – Прямо сейчас у меня есть дела, и Корсал вызвался помочь. В раздевалке есть чистые комбинезоны, – добавила она Корсалу. – Лучше переоденьтесь. Я слышала, что клингоны возможно обладают иммунитетом к чуме, но я не совсем уверена что вы не поймаете пневмонию!
      – А что мы будем делать, если количество льда увеличится, и снова повредит турбины, – сказал ей он. – У меня есть лицензия на вождение ховера, и мой сын Кевин тоже недавно получил ее. У меня есть карты зоны безопасности. Что если мы полетим завтра вверх по реке, и посмотрим, что там случилось?
      – Я была бы очень счастлива, – ответила она. – Спасибо.
      – Я установлю компьютер, чтобы можно было круглосуточно отслеживать льдины и сообщать о любых неполадках.
      – Кто-то должен был подумать об этом неделю назад! – сказала Торренс.
      – Никто на Найсусе не может думать обо всем, – сказал Корсал, – даже вулканцы.
 

 
      На палубе обсерватории «Энтерпрайза», T'Пайна наблюдала за движением звезд.
      – Вселенная так прекрасна, – сказала она наконец, – но мы видим лишь малую часть этой красоты. Большинство людей никогда не покидают своих планет.
      – Возможно, именно так и было задумано природой, – неожиданно для T'Пайны ответил Сендет. Она обернулась, и посмотрела ему в лицо, но он контролировал себя как целитель.
      – Я никогда прежде не покидал Вулкан, – добавил он.
      – Тогда я надеюсь, что после того, как эпидемия будет остановлена, вы сможете провести некоторое время на Найсусе, – сказала Т'Пайна. – Он очень отличается от Вулкана. Найсус водная планета, очень влажная по нашим стандартам. На ней есть океаны, и вы непременно должны побывать в морском круизе!
      – Что… морской круиз?
      T'Пайна была удивлена, заметив его смущение, хотя это была обычная реакция среди вулканцев. Путешествие по воде не было привычним делом для людей, рожденных в пустыне; а первый опыт качающейся под ногами палубы лодки был столь же странен, как и свободное падение. Она задавалась вопросом, испытывал ли Сендет когда-либо такое ощущение, и решила выяснить, была ли на «Энтерпрайзе» зона отдыха с нулевой гравитацией.
      – Обширный опыт увеличивает мудрость, – процитировала она Сурака, – если не искать опыта как же тогда стимулировать это ощущение.
      – Ощущения необходимы, – ответил Сендет, – чтобы не умер дух.
      Это прозвучало как часто цитируемое высказывание, но T'Пайна никогда не слышал его прежде.
      – Не каждый вулканец во всем соглашался с предписаниями Сурака, – сказал Сендет в ответ на ее поднятую бровь. – Философия Сурака принесла мир враждующим племенам Вулкана, и сделала цивилизацию возможной. Однако, полное подавление эмоции убьет цивилизацию так же верно, как и полное опровержение правил или власти.
      Полное подавление эмоции? – спросила T'Пайна. – Нет, я никогда не желала следовать дисциплине Гол. Однако мои преподаватели всегда предупреждали меня, что мой фактор любопытства чрезвычайно высок, даже для вулканца.
      Она была вознаграждена легкой, причудливой и хорошо контролируемой улыбкой Сендета.
      – Как и мой тоже.
      – Тогда, почему вы говорите, что природа не желает, чтобы мы покидали миры, в которых были рождены? Разумные существа растут, они ищут ответы за следующим холмом, по другую сторону гор, за пределами самых далеких звезд.
      – Где есть рост, – сказал он, – там есть и коррупция. С другой стороны горы могут жить другие люди –слабые но соблазнительные люди, которые понимают только силу.
      Теперь T'Пайна совершенно запуталась.
      – Что вы такое говорите, Сендет? Многие на Вулкане выступали против нашего присоединения к Федерации, но за прошедшие годы даже они убедились, насколько выгодно взаимодействие с другими культурами.
      – T'Пайна, посмотри, что это сделало с нами. Как только первый вулканец покинул планету, чтобы войти в контакт с другими культурами и отправился на Найсус, появились иноземные ученые, а вместе с ними торговцы. Мы не разрешали прежде иностранцам жить в нашем мире. Теперь же они наводнили его. Почти четвертая часть студентов в Академии…
      – Сендет! – воскликнула T'Пайна. – Надеюсь вы не считаете ошибкой обучение всех тех, кто имеет способности и желание. Что касается иноземцев, наводнивших Вулкан, то ваша статистика неверна. Их колличество меньше одной сотой процента от числа граждан Вулкана, меньше половины процента от населения временные поселенцы вроде студентов и исследователей, и еще меньше тех, кто искал гражданства.
      Хотя он хорошо контролировал свое лицо, в глазах Сендета отразилось удивление. T'Пайна не понимала, почему он ожидал, что она примет его утверждения, хотя они были в корне неверны. В то же самое время, ее разум отторг ложные утверждения Сендета, и она сожалела о своей острой реакции. Беседа началась так приятно. Почему же все испортилось?
      – В прошлом поколении, – сказал категорически Сендет, – иноземцы получили сильную точку опоры. И что наиболее важно, их влияние на Вулкан становится все сильнее с каждым днем.
      – Как это может повредить? – спросила T'Пайна. – Вы не верите в IDIC? Комбинации разнообразия принесла столько хорошего. На Найсусе, где каждый отличается от каждого, научный прогресс настолько высок, что такого история галактики еще не знала. – она посмотрела ему в лицо. – Сендет, боюсь что у нас с вами серьезные разногласия в филосовских вопросах, которые, вероятно, ни один из нас не сможет преодолеть. Если вы извините меня, я вернусь в свою каюту.
      – Вы не хотите побороться за свои идеалы? – спросил Сендет.
      – … бороться?
      – Словами, – объяснил он. – Я не предлагаю вам лирпа.
      Лирпа. Сегодня это было церемониальное оружие, хотя каждый вулканский мужчина обучался пользоваться им на тот случай, если однажды ему придется принять церемониальный вызов.
      Но тяжелый, неуклюжий лирпа не был оружием женщины. Между мужчиной и женщиной больше не делали различий, но исторически это оружие использовалось воином, чтобы снести голову неверной женщине. Во времена Реформации, сестер, дочерей, даже жен, которые следовали за Сураком против желания старейшины клана, иногда казнилась таким образом.
      От слов Сендета по спине Т'Пайны пробежал холодок… и все же как это ни парадоксально было что-то приятное в этом холоде. После ее обширного опыта общения с людьми всевозможных культур, T'Пайна реагировала на Сендета, как ни на кого другого.
      – Вы покинете поле битвы, – бросил он ей вызов, – или останетесь и опровергнете мое утверждение?
      – У меня нет никакого желания опровергать его, – ответила она. – Сами люди, которые собрались здесь на этом корабле опровергают ваши слова. Капитан и его первый помошник вулканец, вам не кажется, что они командуют самым прекрасным судном в Звездном Флоте. Сарек вулканец и его жена землянка Аманда; Сорел и Корриган…
      – И жена Дэниела Корригана, Т'Мир, – перебил ее Сендет; его голос был так холоден, что T'Пайна опять почувствовала дрожь, и на сей раз это ощущение не было приятным. – Там вы можете увидеть скрытый недостаток среди достоинств IDIC, – продолжил он. – Вулканцы женятся на инородцах, загрязняя нашу кровь…
      – Я больше не желаю выслушивать это, – сказала Т'Пайна, с трудом справляясь с возрастающим гневом. – Я не думала, что такой образованный и обученный логике человек как вы, может так просто игнорировать факты. Спокойной вам ночи, Сендет.
      T'Пайна покинула обсерваторию с нелогичным ощущением потери. Как мог кто-то столь молодой, здоровый, привлекательный, быть настолько несправедливым? И, хотя он был решительно неправ, почему она чувствовала к нему влечение?
      Было верно, что она не умела заканчивать обсуждение с любезностью и достоинством. Возможно поэтому она была недовольна собой. Ей надо помедитировать. Поэтому она не стала возвращаться на прием, а назвала турболифту палубу, на которой находились комнаты пассажиров.
      Она прикоснулась к пластине возле комнаты, которую делила с матерью, и дверь, скользнув в сторону, открылась. Но комната не была пуста, как она ожидала. В деловой части апартаментов, где стоял стол и терминал, на стульях сидели T'Кир и целитель Сорел.
      T'Пайна перехватила инициативу.
      – Добрый вечер, мама, целитель. Вы желаете уединения? – экран конфиденциальности, разделяющий рабочую область и область сна не работал, поэтому голоса слышались в любом уголке комнаты. – Я вернусь на прием.
      – Нет, T'Пайна, останься, – сказал Т'Кир. – Сорел сообщил мне кое-что о человеке, которого мы встретили на приеме.
      – Для беспокойства нет причин, мама. Я знаю, каков Сендет. – В том что целитель счел необходимым предупредить их, как это сделал Сорел, было что-то ужасно неправильное, что внезапно заставило T'Пайну обобщить факты, которые она знала, но которые прежде никак не сходились. – Он не часть медицинской миссии. Он последователь T'Вет.
      – Он сказал вам? – спросил Сорел.
      – В этом не было необходимости. Его философские убеждения рассказали мне обо всем. Мы… между нами нет ничего общего. Когда я обнаружила это, я оставил его на палубе обсерватории.
      – Ты преуспела, дочь моя, – сказал ей T'Кир.
      Тогда, почему я чувствую, как будто я сделала что-то неправильно? T'Пайна задавалась этим вопросом, старательно ограждая свои мысли, но видимо не достаточно хорошо. Голова Сорела слегка приподнялась, и непроницаемые черные глаза уставились на нее.
      – T'Пайна, – сказал целитель, – я могу ответить на ваш вопрос. Стоит ли мне говорить об этом перед вашей матерью, или вы желаете услышать одна?
      Синие глаза Т'Кир выказали удивление, пока она переводила взгляд с Сорела на T'Пайну. Потом она вспомнила, что Сорел обладал экстрасенсорными способностями целителя, от которых не мог защититься ни один вулканец.
      T'Пайна никогда не стала бы скрывать что-то от матери. Фактически, она и так намеревалась рассказать ей о своих странных реакциях на Сендета, если бы ее медитация не решила бы эту загадку. Она часто находила, что ее медитации часто превращались в мысленную езду на велосипеде через проблему, а обсуждение ее с матерью все разъясняет и приводит к решению.
      – Я знаю, что не сделала ничего постыдного, целитель, – ответила она. – Говорите.
      – Нет, T'Пайна, нет ничего позорного, – сказал Сорел. – То, что вы испытываете, совершенно нормально. Ваш физиологический осмотр показал первые признаки полного созревания.
      Значение этих слов для вулканских ушей было вполне ясным. Юридически она уже считалась взрослым гражданином, а окончание Академии причислило ее к разряду тех, кто творил будущее. Теперь же ее физический возраст соответствовал ее интеллектуальным достижениям: теперь она была готова выйти замуж и выносить детей.
      – Нет ничего, чего бы стоило бояться, – сказала Т'Кир.
      – Я не боюсь этого, – ответила Т'Пайна, солгав только наполовину.
      Сорел сказал:
      – Вы необещанная. Так же как и Сендет. Влечение, которое вы чувствуете к нему, нормально, но вы умеете управлять своими желаниями с помощью разума, также, как и все разумные существа. Продолжайте так же как начали, и вы не допустите ошибки.
      – Сорел, – сказала нерешительно T'Кир, – вы думаете, что я должна искать мужа для T'Пайны?
      – Я не думаю, что это необходимо, – ответил Сорел. – Поверьте, однажды T'Пайна сама найдет на Найсусе подходящего мужчину.
      Брак. Обещание. Это разрешило бы эти тревожные чувства. Теперь, когда она поняла то, что случалось, T'Пайна осознала свою реакцию на Сендета: это было нормально для вулканцев, узы между мужем и женой, разделяющих умственную близость, неизвестную среди нетелепатических видов. Когда она встретила необещанного мужчину соответствующего возраста, произошла инстинктивная реакция.
      Ее родители не стали связывать ее узами в детстве, хотя у них было несколько предложений. Теперь она задавалась вопросом, почтупили ли T'Кир и Севел действительно мудро; древняя традиция обещать детей в возрасте семи лет подразумевала, что, когда пара достигала зрелости, они уже умели доверять друг к другу. С внезапным пониманием, она признала что присутствие третьего вулканца в этой комнате не приносит ей дискомфорта.
      И ее мать и целитель потеряли супругов; T'Пайна тосковала о ком-то неизвестном, которого она никогда не знала. T'Кир чувствовала присутствие Севела все эти годы до его смерти. Для нее было намного хуже знать, что именно недоставало в ее жизни.
      А жена Сорела была оторвана от него неожиданно, без шанса для прощания или заживляющих ритуалов. Его потеря должно быть была агонией, по сравнению с болью неопределенной тоски Т’Пайны.
      Возможно ли, задавалась она вопросом, что Сорел и T'Кир могут найти друг в друге то, в чем они нуждаются больше всего?
      – Спасибо, целитель, – сказала она. – Знание поможет мне справиться с этим. Но теперь еще рано. Я вернусь на прием, если…
      – Я должен уйти, – сказал Сорел. – Доктор Маккой получил новую информацию, которую нужно обсудить с медицинским персоналом.
      – Спасибо за вашу помощь, Сорел, – сказала Т'Кир.
      Целитель не выдал стандартный ответ: " Никто не благодарит логику." Не логика привела его, чтобы говорить с матерью девушки. T'Пайна была в этом уверена. Вместо этого, он сказал:
      – Я готов вам помочь. Не стесняйтесь звать меня.
 

 
      Когда Корсал вернулся домой с электростанции, облака опять закрыли небо, и снова пошел проливной дождь. Так как он теперь носил водонепроницаемый комбинезон, он не промок на этот раз, но холодный дождь, намочивший его непокрытую голову, заставил его дрожать.
      Поспешно уезжая из дома, он не смог найти шлем, который обычно висел на руле цикла. Кого-то из сыновей придется поругать: Кевина, если он не положил шлем на место, или Карла, если он ездил на цикле. Карл унаследовал раннее развитие от клингонов. Он был достаточно высок и обладал хорошей координацией, чтобы уметь обращаться с циклом, но закон Найсуса запрещал детям любого вида младше десяти стандартных лет самим пользоваться этим транспортным средством.
      Как ни странно, это был частый аргумент в его споре с младшим сыном, который заверял Корсала, что он клингон. В Империи он мог бы использовать такое оборудование еще год назад.
      И, Корсал напомнил себе, неплохо бы начать первичное военное обучение. На Найсусе этому не учили. Корсал не стал возражать, когда Кевин принял решение поступить в Академию Звездного Флота, потому что не надеялся, что он будет принят. Стала бы Федерация учить своим военным стратегиям кого-то с двойным гражданством, особенно если этот кто-то наполовину был клингоном?
      Хорошо, если бы они приняли его. Тогда мальчик получил бы адекватное военное обучение, и наряду с ним превосходное общее образование. Но если Федерация его не примет…, тогда Кевин должен будет решать в пределах следующих трех лет, возвращается ли он в Клингонскую Империю и проходит необходимую минимальную военную службу, или же отказывается от клингонского гражданства. Мальчик знал, что ему придется делать выбор; Корсал сохранял полный нейтралитет в этом вопросе, хотя ему была ненавистна мысль, что любой из его сыновей может отказаться от наследия своего отца.
      Корсал обучил обоих сыновей искусству самообороны и обращению со стрелковым оружием, и настоял, чтобы они посещали все занятия по военному искусству, предлагаемые в школе. Если они выберут клингонское наследие, то их человеческая половина заимеет на них зуб.
      Столкновение с Чарльзом Торренсом расстроило Корсала больше чем, он желал признаться. После первого года взаимного недоверия, клингонская делегация и другие ученые на Найсусе привыкли друг к другу. Найсус населяло много детей смешанного наследия, и когда Корсал женился на Кэти Патемчек, они не колебались в выборе иметь собственныйх детей или нет.
      Сыновья Корсала были конкурентоспособны – что-то они унаследовали от их матери, что-то от него самого, но это было нормально для Найсуса. Такие дети обладали преимуществом – ведь образованные родители поощряли их учиться судить людей по их достижениям, а не по происхождению. Он не мог вобразить лучшего места для своих сыновей, чтобы дать им основное образование. Это, и еще его жена землянка, были главными причинами того, что Корсал не вернулся в Клингонскую Империю вместе со своей делегацией.
      Но теперь… Положит ли эта чума конец сотрудничеству на Найсусе? Непрошеные всплыли воспоминания о невнятных ругательствах умирающего Териана. Те же самые вещи сказал Чарльз Торренс, напомнив о его браках с женщинами, которые не были клингонками.
      Он не намеревался жениться дважды. Он был доволен Кэти, но она предпочла сделать карьеру в Звездном Флоте. Она думала, что ее назначение на Найсус было окончательным; Корсал был уверен, что она не стала бы выходить за него замуж и заводить двух детей, если бы знала, что однажды получит назначение на звездолет.