Дочь была очень похожа на мать, фотографии которой наполняли дом, когда Ноэль впервые появилась в нем. Анна Гилби была гибкой, очаровательной женщиной, умершей от сердечного приступа в сорок лет. Но остался ребенок, живое напоминание о женщине, на которой Гарри женился, когда ему было всего двадцать!

Последовавшие затем годы были годами одиночества для отца Луиз. Она могла понять его желание жениться, даже если выбор отца удивил и расстроил ее. Она также могла понять и некоторые чувства Ноэль. Но понять – не значит простить. И ей от этого было не легче сносить выходки мачехи. Луиз всегда была близка с отцом, особенно после смерти матери, и поэтому тяжело переживала внезапное отлучение от родителя.

Тем не менее, она пыталась смириться с новым положением вещей хотя бы ради отца. Для него, наверное, сложно было быть буфером между двумя воюющими женщинами. Луиз хотела видеть его счастливым, даже если ей и была неприятна эта женитьба на молодой девушке.

Если бы только она так не расстроилась, когда поняла, что отец забыл о ее дне рождения и не приедет поздравить ее! Раньше отец всегда превращал дни рождения Луиз в сказочный праздник. Они шли в какой-нибудь ресторан, веселились. Каждый такой вечер запоминался надолго. Этот злосчастный день рождения был первым после его новой женитьбы. Когда Луиз поняла, что былые отношения с отцом уже в прошлом, она испытала сильную душевную боль и повела себя, как ребенок.

Конечно, не стоило звонить отцу, чтобы вызвать у него чувство вины. Но разве можно было представить последствия ее выходки?!

– У него отняли права, ты это знаешь? мрачно продолжала Ноэль. – По крайней мере, на два года. И это еще не самое страшное, что может случиться с ним. Я не смогу его все время возить, придется нанять шофера. Он вполне может себе это позволить, хотя постоянно ноет, что у него сложно с деньгами. Гарри не был таким жадным, когда я выходила за него замуж. Если бы машину вел шофер, то не произошел бы и несчастный случай. В его возрасте уже трудно объективно оценивать обстановку на дороге.

Луиз окаменела.

– Что ты имеешь в виду, говоря “в его возрасте”? Папе только что исполнилось пятьдесят, ты что, забыла?

Он наверняка не казался Ноэль старым, когда она стремилась выйти за него замуж! Тогда она не уставала повторять, как он молодо выглядит, полон энергии и жизненных сил. И Гарри Гилби старался соответствовать этому представлению. Так было целый год: он много работал и занимался спортом, чтобы не отставать от молодой жены. Посещал званые обеды, вечера, коктейли, деловые ланчи, играл в гольф с клиентами или людьми, на которых, по мнению Ноэль, должен был произвести благоприятное впечатление.

– Его реакция уже не та, что раньше, – пожала плечами Ноэль.

– Может, это от слишком частого посещения приемов? На это уходит много сил! – обвиняюще заметила Луиз.

Зеленые глаза ее мачехи зло сверкнули.

– Ага, хочешь, чтобы во всем была виновата я? Вот и нет! Гарри ведет такую же активную жизнь, как и прежде, до того, как встретил меня.

Луиз не могла этого отрицать. Ее отец всегда любил шумные компании, был весьма деятельным и общительным, особенно в присутствии молодых людей. Поэтому-то и не устоял перед великолепной блондинкой, ставшей его секретаршей. Ноэль не отказывалась от его ухаживаний, и Гарри Гилби не смог упустить шанс снова почувствовать себя молодым.

Луиз вздохнула.

– Да я все это знаю! Бедный папочка! – Она прикусила губу, затем посмотрела на мачеху умоляющим взглядом темно-синих глаз. – Ноэль, почему мы всегда ссоримся? Особенно сейчас, когда отец попал в беду… Мы обе нужны ему. Почему мы не можем быть друзьями?

Красивое лицо Ноэль не смягчилось. Ее кошачьи глаза метали молнии.

– Ты уже и так нанесла нам огромный вред. Оставь нас в покое! За Гарри теперь отвечаю я, а не ты!

Она повернулась было, чтобы уйти, но остановилась и вынула из черного кожаного портфеля, который держала в руке, смятую газету.

– Ты уже это видела?

Ноэль не стала ждать ответа и удалилась. Луиз непонимающе смотрела на газету, сложенную таким образом, чтобы привлечь внимание к фотографии Закари Уэста над колонкой текста, озаглавленного “Дорожное происшествие развеяло в прах мечты известного художника о выставке!”.

Луиз это привело в такое отчаяние, что она почувствовала необходимость сесть. Неподалеку находилось кафе, до которого она доплелась на дрожащих ногах и села в кресло недалеко от входа.

– Что желаете? – спросила официантка, подходя к ней.

– Чашку кофе, пожалуйста.

– Что будете есть?

У Луиз кружилась голова, должно быть от усталости и переживаний.

– Может быть, сандвич? – пробормотала она, глядя на меню в центре стола, покрытого скатертью в красно-белую клетку. – Да, сандвич с сыром и салатом, пожалуйста.

Официантка пошла выполнять заказ, и Луиз положила перед собой газету. К тому времени, когда она внимательно просмотрела заметку, ей принесли кофе и сандвич. Луиз без удовольствия ела его, будто жевала опилки, посыпанные пеплом. Она не могла думать ни о чем, кроме напечатанного в газете.

Последствия аварии оказались трагичнее, чем она себе представляла. Закари Уэст был художником, и, как выяснилось, довольно известным. В заметке упоминались большие деньги, которые он получал за свои работы.

Когда произошла автокатастрофа, он вез в Лондон полотна на престижную выставку в галерее знатока и агента по продаже произведений искусства Лео Кертни. Выставка, как заявил Лео, должна была стать событием в мире искусства. Ее ждали с нетерпением, так как Уэст был весьма популярен, но не выставлялся уже несколько лет. Знатоки и ценители живописи хотели поскорее увидеть, насколько он усовершенствовал свою технику, изменился ли художественный стиль его произведений. Теперь никто этого никогда не узнает. Картины, на которые Уэст потратил последние четыре года жизни, безвозвратно погибли в пламени, от которого к тому же сильно пострадал и сам художник.

Луиз пришла в ужас от прочитанного. Заплатив по счету, она вернулась домой, машинально разложила покупки и позвонила отцу.

– Как ты себя чувствуешь, папа? – нежно спросила она.

– Ты уже видела газеты? – последовал ответ. Голос отца дрожал, и он разговаривал весьма сухо.

Луиз на мгновение прикусила губу, чтобы справиться с волнением.

– Папа! Ты не должен…

– Что я не должен? – горько поинтересовался Гарри Гилби. – Нет, я должен отвечать за то, что случилось по моей вине! Боже, когда подумаю…

– Не надо об этом, папа, по крайней мере, сейчас! Ты все еще испытываешь последствия шока, – торопливо заговорила Луиз, в глазах которой застыл страх.

– Как я могу перестать думать об этом? Такой человек! Его талант столь много мог дать миру, а я погубил его!

– Мы еще ничего не знаем, папа! Он выздоровеет, и будет снова работать. Он еще молод…

Но Луиз понимала, что ее уверения звучат фальшиво, потому что испытывала те же чувства, что и отец. Если не сильнее.

– Кроме того, это моя, а не твоя вина, – грустно добавила она.

– Твоя? Как это может быть? Я вел машину, а не ты!

– Если бы я не позвонила тебе и не устроила истерику, ты бы не ехал так быстро.

– Луиз, все равно машину вел я, да еще и выпил на приеме… правда, не слишком много. Я же не дурак и не пьяница! Мне даже не предъявили обвинения в управлении машиной в нетрезвом состоянии. Но я-то знаю, что реагировал недостаточно быстро из-за пары бокалов вина. И, если признаться, безобразно вел машину: не снизил скорость на крутом повороте и вылетел на встречную полосу… Все это не имеет никакого отношения к тебе. И еще я был зол, так как поругался с Ноэль, и… Словом, Луиз, это только моя вина. Ты здесь ни при чем!

Но она не переставала думать о случившемся. И ее нервы были напряжены до предела, когда вечером Луиз вошла в палату. Ей пришлось сделать усилие, чтобы улыбнуться коллеге, Мэри Бейкер, которая работала в дневную смену.

– Что случилось? Ты неважно выглядишь, – озабоченно заметила Мэри.

Замужняя женщина, с двумя взрослыми детьми, она проработала в больнице уже пятнадцать лет. Веселая по натуре, с легким характером, она очень помогла Луиз во время стажировки, когда той поначалу было трудно справляться с рутинными заданиями, поскольку у нее не было необходимых навыков, которые вырабатываются только со временем.

– Все в порядке, – ответила Луиз и постаралась сделать вид, что так оно и есть.

Хотя Мэри была очень милой, Луиз все еще чувствовала себя новенькой, только окончившей курс обучения, и всегда смущалась во время разговоров с более опытной сестрой. Она ничем не могла поделиться с Мэри.

– У меня просто немного болит голова…

– Ты нормально спишь? – сразу же поинтересовалась Мэри. – Надеюсь, мне не нужно напоминать тебе, как важно хорошо отдыхать днем, когда работаешь в ночную смену?

– Конечно… Я нормально сплю, не беспокойтесь. Как прошел день? Есть ли новенькие? Кого выписали?

Мэри внимательно посмотрела на Луиз, но начала рассказывать об обстановке в палате, подробно характеризуя состояние каждого больного. Наконец она дошла до Закари Уэста.

– Его скоро выпишут, – заметила Мэри. Луиз удивленно раскрыла глаза.

– Выпишут? Что вы имеете в виду?

– Переведут в Лондон, чтобы там его выхаживали лучшие специалисты. Оказывается, у нас в палате лежит знаменитость!

Мэри усмехнулась, ее забавляло подобное обстоятельство.

– Целый день я отвечала на звонки с Флит-стрит, их интересовало, как он себя чувствует. Как тебе это нравится! Некоторые газетчики хотели приехать, чтобы сфотографировать его. Но я заявила, что пока он без сознания и ему вряд ли будет приятно потом узнать, что его снимали без разрешения, да еще в таком виде! Кстати, двое или трое все-таки прибыли, и мне пришлось вызывать Джорджа из охраны, чтобы он выгнал их отсюда. Безобразие, когда в таком отделении, как наше, происходят подобные вещи!

– Но… почему его увозят отсюда? – попробовала выяснить Луиз, которую совсем не интересовали наглые репортеры с Флит-стрит.

Мэри невольно хмыкнула.

– Ну, наверняка его агент, или менеджер, или кто-то там еще считает, что наша больница недостаточно хороша для такого известного человека, и хочет перевести его в Лондон, где есть специалисты в области пересадки кожи и пластической хирургии. Его хотели забрать уже сегодня, но доктор Хеллоуз воспротивился и объяснил, что мистер Уэст пока еще не в состоянии вынести подобного путешествия. Завтра после обхода решится, когда можно будет перевезти его в другую больницу.

Луиз расстроилась.

– Мне кажется, ему будет слишком трудно выдержать дорогу в Лондон. Страшно представить, какую боль ему придется вытерпеть!

Уэсту постоянно делали внутривенные вливания для поддержания сил и кололи болеутоляющее. В первые дни это было особенно важно.

Луиз стояла возле кровати и смотрела на страшную маску, в которую превратилось лицо Закари Уэста на многие-многие месяцы, пока он будет в состоянии перенести пластическую операцию. Судя по фотографии в газете, он был весьма интересным мужчиной. Было ужасно видеть, во что он превратился!

Но, как сказал Дэвид, слава Богу, что он оказался физически сильным человеком. Иначе не пережил бы столкновения, и, более того, у него не были бы заметны первые признаки наступающего выздоровления.

Даже сейчас было видно, как силен и хорошо сложен этот худощавый мужчина с узкими бедрами и с длинными ногами. У него были мышцы человека, привыкшего заниматься физической работой или спортом. Пламя пощадило нижнюю часть тела, ноги почти не пострадали, кожа на них была загорелой и покрыта темными волосками…

Вдруг веки Уэста дрогнули, и она увидела его глаза – светлые, серые, как полированное серебро. Зрачки были сильно расширены, а взгляд несфокусированный – явные признаки того, что пациент напичкан болеутоляющими средствами.

Луиз вспомнила о профессиональном долге, быстро наклонилась к нему и улыбнулась.

– Здравствуйте, как вы себя чувствуете?

Он даже не попытался ответить. Медсестра кого-то ему напоминала. Его обгоревшие брови поднялись, причинив боль, – Закари узнал бледную, холодную женщину, которую уже видел у своей постели. Но он, правда, не помнил, когда это было.

Время превратилось для него в лабиринт, в котором он тщетно искал выход. Закари не знал, сколько времени находился в подобном состоянии, только помнил, что просыпался и снова засыпал. Моменты между сном и бодрствованием были мимолетны и очень болезненны.

Каждый раз он не мог понять, где находится, что с ним случилось, и каждый раз боль сидела в засаде, готовая броситься на него и причинить новые мучения. Он постоянно терял сознание с чувством облегчения, потому что иначе у него болело все! Хотя он не знал почему. Закари помнил только одно: его жизнь внезапно остановилась, когда он ехал по дороге. И с тех пор он постоянно испытывал только боль и страдания.

– Я сестра Гилби, – сказала женщина. – Я ухаживаю за вами, мистер Уэст. Как вы себя чувствуете?

Она говорила низким тихим голосом, который должен был успокаивать, но, наоборот, раздражал Закари. Она думает, что он ребенок?

Закари проглотил слюну и внезапно почувствовал страшную жажду.

– Пить… – попытался выговорить он сухими губами.

Она, видимо, поняла его, потому что осторожно вставила соломинку между зубами Закари. Холодная вода потекла ему в рот. Утолив жажду, он от слабости закрыл глаза.

– Вам очень больно?

Это был на редкость глупый вопрос.

Закари открыл глаза, чтобы взглядом выразить ей свое презрение. “Интересно, а ты как думаешь?” – казалось, спрашивал он.

Он опять закрыл глаза и вскоре снова оказался в своем сне. Девушка кого-то ждала, ветер отбрасывал назад ее черные волосы, овальное личико сияло, а от улыбки кровь веселее бежала по жилам. Закари устремился к ней, улыбаясь в ответ, и его сердце забилось сильнее…

На следующее утро его навестил хирург. Закари в первый раз по-настоящему пришел в сознание, и Дэвид Хеллоуз смог поговорить с ним.

– Ваш агент, мистер Лео Кертни, хочет перевести вас в Лондон, в клинику, где занимаются пересадкой кожи. Но я боюсь… Хотя вам уже гораздо лучше и я надеюсь, что ваше выздоровление будет и впредь идти такими же быстрыми темпами, мне кажется, не стоит разрешать вам столь долгое путешествие.

Закари равнодушно посмотрел на врача.

– Я понимаю.

Казалось, что пациента не очень расстроили эти новости, и Дэвид дружелюбно и одобряюще улыбнулся ему.

– Мы будем хорошо ухаживать за вами, мистер Уэст, и постараемся, чтобы вам было удобно у нас.

– Мне вкололи столько наркотиков, что я все равно ничего не воспринимаю, – внезапно сказал Закари; голос его звучал гораздо тверже.

Доктор Хеллоуз засмеялся.

– Знаете, это было необходимо, особенно в первые дни, чтобы вы не двигались и чтобы перекрыть действие шока. Теперь мы будем снижать дозу, чтобы вы не привыкали к наркотикам, хорошо?

Он снова засмеялся. Но Закари не поддержал его и мрачно заметил:

– Этого не случится. Не выношу, когда не могу четко оценить ситуацию!

– Вполне согласен с вами, – кивнул Дэвид. – Должен признаться, что мне приятно ваше быстрое выздоровление. Я снова осмотрю вас завтра пораньше, так как это суббота. Придется держать пальцы скрещенными, чтобы у меня хоть раз выдались спокойные выходные.

Он снова засмеялся, и на этот раз в глазах Закари мелькнула ответная искорка смеха.

– Мне будет трудно помочь вам в этом. Дэвид растерялся, не сразу поняв, что он имеет в виду, а потом улыбнулся. Руки Закари были сильно обожжены.

– Боюсь, вы правы.

Разговаривая с Луиз вечером, Дэвид заметил:

– Я уважаю этого человека, он очень мужественный, у него сильный характер. Мне встречались пациенты, которые и вполовину не пострадали так сильно, как он, но в десять раз больше скандалили. А этот Уэст уже начинает шутить. Не думаю, что вел бы себя так, окажись на его месте.

Он поморщился.

– Уверен как раз в обратном. Я просто в ужасе от того, как он пострадал… Мой отец тоже сильно обгорел во время взрыва на химическом заводе, когда мне было лет десять. Никогда не забуду, как спустя неделю или чуть больше впервые увидел его. Я потом годами страдал от кошмаров – мне снилось, что это я, весь забинтованный. Наверное, поэтому начал специализироваться в хирургии по пересадке кожи.

Луиз пристально смотрела на доктора Хеллоуза. Ее глаза были как бархатные анютины глазки в рассеянном свете кабинета.

– Бедный Дэвид! Каким это стало для тебя потрясением, учитывая возраст!

Он никогда раньше не говорил ей об этом, и услышанное многое объясняло в его поведении.

Дэвид слегка покраснел, засмеялся и встал, пожав плечами.

– Да ну… Я должен идти. Мне пока некого оперировать, поэтому пойду и высплюсь. Увидимся завтра. Ты ждешь этого вечера?

Луиз обрадованно улыбнулась.

– Да. Я не была на танцах целую вечность, а я так люблю танцевать! Завтра же куплю себе новое платье!

– Чтобы пойти со мной? Ну, я польщен! Он снова улыбнулся Луиз. Дэвид был гораздо выше ее, на целую голову, его привлекательное лицо лучилось теплотой, но уже были видны ранние морщинки от постоянной усталости и напряжения.

Луиз отправилась за покупками лишь во второй половине дня в субботу. В Уинбери был только один хороший магазин готовой одежды. Ей повезло: там оказалось великолепное темно-синее шелковое платье с низким вырезом спереди и высоким стоячим воротником из кружева. У платья была длинная юбка, поддерживаемая бледно-розовой кружевной нижней. На талии крепилась шелковая роза. Луиз нравилось, как шуршат и трутся о ноги при движении оборки нижней юбки – фру-фру!

– Оно как из викторианской эпохи, правда? – заметила продавщица, предложившая ей платье. – Ваша прическа очень подходит к нему. Мне нравится, что у вас пучок сделан так низко! Конечно, во времена королевы Виктории женщины носили локоны. Но мне кажется, это больше подходит молоденьким девушкам, а не даме вашего возраста.

Луиз засмеялась, но замечание продавщицы пришлось ей не по вкусу. Девушке, наверное, не исполнилось еще и двадцати. И двадцать семь лет Луиз казались ей почти что глубокой старостью. Двадцать семь – не так уж это много! Почему это она не может носить локоны, если ей захочется? Викторианская эпоха, подумаешь!..

Вернувшись домой, Луиз приняла ванну и провела довольно много времени, завивая волосы с помощью электрических щипцов, когда-то ей подаренных, но засунутых в глубь ящика комода за ненадобностью. Кто бы мог знать, что придет их время?

Уже совсем готовая, Луиз встала перед зеркалом и поразилась тому, насколько сильно локоны изменили ее внешность. Что она с собой сделала? Ей вдруг стало неловко, и она изменила бы прическу на старую, если бы в это время не появился Дэвид.

Он пристально посмотрел на нее.

– Луиз! Боже! Я едва мог узнать тебя. Твои волосы…

Она покраснела.

– Я выгляжу ужасно, правда? Сама не понимаю, зачем я…

– Но мне очень нравится!

– Нравится?

– Прическа очень идет к твоему платью! – Дэвид протянул ей руку. – И должен заметить, что и платье тебе идет. Ты в нем выглядишь весьма соблазнительно.

Луиз засмеялась, и щеки ее покрылись нежным румянцем. Дэвид улыбнулся, ласково сжимая тонкие пальцы своей спутницы.

– Твой румянец тоже весьма привлекателен.

– Не смейтесь надо мной, Дэвид Хеллоуз! – запротестовала Луиз, еще больше краснея.

– Совсем нет. Я не смеюсь, я только хочу сказать, что когда ты краснеешь, то становишься еще женственней. Мне начинает казаться, что тебя нужно защищать.

– В наше время и в моем-то возрасте? – с интересом спросила она. Дэвид пожал плечами.

– О, я понимаю, что сейчас это не модно – пропускать женщину вперед, вставать, когда она входит в комнату… Да, над этим могут и посмеяться. Но что делать, если я старомодный человек. Мне нравится разница между мужчиной и женщиной, и я не считаю, что должен этого стыдиться.

– Совершенно с тобой согласна! – подтвердила Луиз.

Они достаточно долго работали вместе, и она прекрасно знала, что он не пускает ей пыль в глаза. Дэвид не относился к женщинам, как к бездушным куклам. Отнюдь! Он всегда вел себя с ними с уважением и с церемонной учтивостью.

Дэвид опять улыбнулся.

– Именно это и привлекло меня в тебе. – Луиз была поражена, когда он добавил:

– Твоя женственность.

Луиз прежде не слышала от него подобных признаний. Она часто задумывалась над тем, почему Дэвид, достигнув тридцатипятилетнего возраста, не женат. При его привлекательности он нравился многим женщинам, у него появлялись подружки, но все связи скоро кончались.

Может быть, загруженность работой, необыкновенная преданность своему делу вставали между ним и девушками, с которыми у него начинались романы?

Он вовсе не был похож на известный тип сурового, властного хирурга. Элегантность, мягкость, теплая улыбка и приятные манеры делали его самым популярным врачом в Уинбери. Но сегодня вечерний костюм, белоснежная рубашка и шелковый черный галстук придавали ему особый шарм.

Губы Дэвида забавно скривились.

– Ты так меня рассматриваешь, Луиз… Может, я насторожил тебя признанием, что мне нравятся женственные девушки?

Она рассмеялась и покачала головой. Тогда он крепче сжал ей руку, привлек к себе и наклонил голову. Луиз инстинктивно подняла лицо, чтобы он мог ее поцеловать. Но в тот миг, когда их губы встретились, зазвонил телефон, и они отстранились, пристально посмотрев друг на друга.

– Не подходи, – сказал Дэвид, и она засмеялась:

– Не могу. Может быть, это отец. Это был не отец – звонили из больницы. Дэвид застонал, когда Луиз вздохнула и протянула ему трубку.

– Извини, – сказала она, когда он неохотно взял ее и резко произнес:

– Хеллоуз слушает… Как долго все это продолжается? – нахмурился Дэвид.

Луиз стояла и смотрела на него, руки ее как бы помимо воли поглаживали короткий бархатный жакет. Если Дэвида вызовут в больницу, она, конечно, никуда не пойдет.

Он положил трубку и с кислым лицом повернулся к ней.

– Я предупреждал, что не следует подходить к телефону.

– Вот не думала, что они могут до нас добраться!

– Мне не должны были звонить, но один из наших больных ждет операции уже в течение трех дней, хотя его состояние не позволяет ее делать. Теперь оно, похоже, стабилизировалось, но Колин Доукинс не хочет рисковать и просит меня заскочить в больницу посмотреть больного и решить вопрос об операции.

– На самом деле он предпочел бы, чтобы эту операцию сделал ты, – сухо заметила Луиз. Дэвид засмеялся.

– Думаю, ты права. Этот парень приходит в ужас, когда приходится брать ответственность на себя.

– Значит, мы не пойдем на танцы?

– Ничего подобного! Конечно, пойдем! Но мне, наверное, стоит по дороге завернуть к Колину и решить, стоит ли ему оперировать или нет.

– В любом случае логичнее подождать до завтра.

Дэвид кивнул.

– Угу, Колин, конечно, хитрец. Но я не уверен, что больной должен ждать. Поедем, я все решу на месте.

Когда они подъехали к больнице, Дэвид спросил:

– Подождешь меня в машине? Но Луиз покачала головой.

– А вдруг ты застрянешь там на несколько часов. Лучше я загляну в свое отделение и выпью кофе с сестрой Дженкинс.

– Ты просто хочешь похвалиться новым платьем, – поддразнил ее Дэвид, и Луиз улыбнулась.

– Почему бы и нет?

Они расстались в вестибюле, и Луиз “прошуршала” по коридорам. Ей было смешно ловить на себе удивленные взгляды пробегающих мимо медсестер.

Эллен Дженкинс была в палате и наблюдала, как молоденькая дежурная сестра разносит вечерние лекарства. Луиз пошла им навстречу. Эллен повернулась и уставилась на нее. У нее даже рот открылся от удивления.

– Ты что, не можешь жить без больницы? Луиз, смеясь, все ей объяснила:

– Дэвиду пришлось приехать, чтобы проконсультировать больного. Надеюсь, ты напоишь меня кофе, пока я буду его ждать.

– Поставь кофейник, я через секунду вернусь, – с удовольствием согласилась Эллен.

– Какое великолепное платье! – ахнула дежурная сестра.

– Спасибо. Оно совсем новое.

– И очень вам идет, – сказала девушка, затем подняла взгляд на локоны Луиз. – Прическа тоже.

– Первый раз вижу, чтобы ты так причесывалась, – заметила Эллен.

– Это я сегодня экспериментировала. Никогда прежде не носила локоны, и, мне кажется, никогда впредь не стану этого делать, – вздохнула Луиз.

– Ну и напрасно! – воскликнула дежурная сестра, а Эллен одобрительно кивнула:

– Мне тоже очень нравится! Ты совершенно по-другому выглядишь.

Луиз покраснела и сказала:

– Спасибо!

Она направилась в свой кабинет, когда ее остановил слабый голос. Луиз посмотрела через всю палату на кровать Закари Уэста и увидела, что он слегка пошевелился, а его глаза открыты.

– Вы звали, мистер Уэст? – спросила она, подходя.

Он молча смотрел на нее.

– Мне показалось, что вы меня звали? – повторила Луиз вопрос.

Он закрыл глаза и опять ничего не ответил.

– Мне уже мерещится, – пробормотал Закари еле слышно.

Луиз наклонилась ниже, чтобы разобрать его слова.

– Сумасшедший, – продолжал он тихо, еле шевеля распухшими губами. – Я схожу с ума. Боже, помоги мне!

Он внезапно открыл глаза и вздрогнул, увидев ее так близко. Луиз постаралась успокоить его улыбкой.

– Могу ли я что-нибудь сделать для вас, мистер Уэст?

Ответом был сердитый взгляд и слова:

– Ради Бога, убирайтесь! Я больше не выдержу!

Она так растерялась, что, не проронив ни звука, повиновалась. Ее юбки шуршали, когда она почти бежала в свой кабинет, а глаза были полны слез. Что со мной творится, подумала она и взяла бумажную салфетку, чтобы вытереть слезы. Он грубит не нарочно – ему очень плохо. Это не первый больной, которому я не нравлюсь. Отчего же я плачу?

Луиз приготовила кофе. Но ей не удалось его выпить, потому что, как только вошла Эллен, зазвонил телефон.

– Ты готова? – спросил Дэвид.

– Да, конечно, – ответила Луиз, злясь на себя за то, что ее голос продолжает дрожать. – Как твой больной?

– Его еще рано оперировать. Через две минуты жду тебя в машине.

Она положила трубку и сказала:

– Извини, Эллен, Дэвид освободился быстрее, чем я думала. Попьем кофе в другой раз.

– Конечно. Хорошо повеселись, но не опаздывай на смену, – ответила Эллен, улыбаясь ей.

Выходя из палаты, Луиз остановилась на секунду, чтобы посмотреть на Уэста. Казалось, он опять заснул. Она вздохнула и поспешила к Дэвиду.

Как они и предполагали, их совместное появление на танцах в лучшем отеле Уинбери произвело маленькую сенсацию. Это было расценено как декларация о намерениях. Их теперь почти официально признали парой, которая проводит свободное время вместе.

– Когда будешь выбирать подружку на свадьбу, не забудь обо мне! – сказала одна из приятельниц, с которой Луиз встретилась позже в дамской комнате.

Луиз скорчила гримасу.

– Джейн, не надо торопиться. Мы начали встречаться всего несколько месяцев назад. И даже еще не думали о женитьбе.

– Могу поклясться, что кое-кто уже подумал! – хихикая заявила Джейн Дорсет. – Я вижу, как Дэвид на тебя смотрит.

Луиз зарделась, и ее приятельница громко рассмеялась. Ох, хотела бы Луиз не краснеть так легко! Возможно, Дэвиду это кажется прелестным и очень женственным, но она вполне могла бы обойтись без этого…

Когда закончились танцы, Дэвид отвез ее в больницу.

– Ты довольна? – спросил он, заглушив на стоянке мотор.

Она утвердительно кивнула, ее глаза горели.

– Я прекрасно провела время. Спасибо, все было просто чудесно! Мне так не хочется возвращаться на работу!

Конечно, после вкусной, хорошо зажаренной утки с яблоками, шоколадного и апельсинового желе, шампанского, смеха и шуток с друзьями, танцев с Дэвидом под музыку очень неплохого оркестра совсем не хотелось переодеваться в униформу и приступать к шестичасовому дежурству.

– Мне тоже не хочется тебя отпускать. Если бы не твоя работа, мы могли бы стать гораздо ближе друг другу, – мягко сказал Дэвид.

Черт возьми, она опять краснела, и Дэвид улыбнулся.

– Ты просто прелесть, – прошептал он, нежно поглаживая ее щеку, потом его пальцы мягко наклонили ее голову назад.

Их губы встретились, и Луиз закрыла глаза. Странно, но она не могла полностью отдаться этому поцелую. Дэвид был так страстен и нежен, но что-то в ней самой мешало полностью разделить его чувства. Ее тело словно само старалось отстраниться от него.

Спустя секунду Дэвид поднял голову и внимательно посмотрел ей в глаза.

– Я выбрал не самый подходящий момент?

– Извини, Дэвид. У меня уже изменилось настроение… Наверное, потому что нужно идти на работу, – виновато произнесла она.

Он спокойно улыбнулся ей.

– Не волнуйся, у нас все еще впереди. Тебе следует поторопиться. Спокойного дежурства, Луиз.

Как только она переоделась и Эллен Дженкинс ушла, Луиз сразу же направилась туда, где лежал Закари Уэст.

Он спал. Она смотрела на него, пытаясь понять, почему ей все время хочется его видеть. Все это было очень непонятно. Она ощущала это желание весь вечер, когда разговаривала с другими людьми, смеялась, ела вкусные вещи, танцевала с Дэвидом, но часть ее души словно осталась здесь, с этим странным, агрессивным, озлобленным человеком.

Через несколько минут Луиз начала обход палаты, потом прошла в кабинет, чтобы заняться рутинной бумажной работой. Но она часто отвлекалась, и взгляд ее устремлялся в ту сторону, где лежал Уэст. Она не понимала, что с нею творится…

Закари Уэст оставался в ее палате всю следующую неделю. Он постепенно поправлялся и ждал, когда доктор Хеллоуз посчитает его способным перенести переезд в специализированную лондонскую клинику. Луиз хотелось, чтобы этот момент наступил как можно скорее. Ей станет легче, если она не будет видеть этого человека.