Мария рассказала, что, когда она была ведьмой, она никогда ясно не видела освященной гостии, что случалось и с другими членами собрания, потому что какой-то туман застилал им глаза; когда она исповедалась приходскому священнику в Сугарамурди, она стала видеть ее. Она сообщила, что она причинила много зла разным лицам, у которых просила прощения по совету священника; дьявол, узнав о ее обращении, стал преследовать ее через колдунов Козлиного луга, которые всячески старались опять заманить ее на собрания; у нее не было никакого оружия против этих невидимых нападений, кроме креста, четок, которые она носила на груди, и призывания имен Иисуса и Марии, обращавших в бегство ее врагов, но через некоторое время они возвращались, возобновляя свои нападения; наконец дьявол оставил ее. Покидая ее, он нанес ей напоследок левой рукой сильные удары в грудь и продолжал мстить ей, заставляя колдунов выдергивать капусту из ее сада, истребляя яблони и причиняя большие убытки мельнице ее свекра, которой она пользовалась. Далее она рассказывала, что в детстве тетка, желая увести ее из дому, заставляла пролезать в дверные щели, когда дверь была заперта; она спрашивала у тетки, зачем она уменьшила величину своего тела, так как следует знать, что все ведьмы верят в это сокращение тела при известных обстоятельствах, хотя, быть может, дьявол старался увеличить отверстия, через которые они проходили.
XX. Мария де Сусайя была релаксирована, хотя она удовлетворила инквизиторов своими показаниями и обнаружила полное раскаяние. Она наставляла почти всех своих сообщниц, и судьи не сочли возможным даровать ей иную милость, кроме избавления от сожжения живьем, которому подверглись пять нераскаявшихся колдунов. Она была задушена и сожжена уже после смерти. В показании о своих преступлениях она сказала, что ее каждую ночь посещал дьявол, который заменял ей мужа в продолжение нескольких лет, и что она видела его даже днем. Однажды ночью, когда Мария де Сусайя отправилась на Козлиный луг, соседка пришла занять у нее хлеба, - дьявол принял ее вид, отвечал за нее и дал женщине то, о чем она просила. Она причинила много зла людям, которых она назвала, заставляя их чарами своего колдовства испытывать сильные страдания и длительные болезни; она портила плоды земли, употребляя отравленный порошок против груш, яблок, орехов, каштанов и других плодов; посредством яйца, в которое она вложила немного того же порошка, она причинила смерть одному человеку, скончавшемуся в страшных коликах; она часто издевалась над священником, который любил охотиться за зайцем: принимала вид этого животного и утомляла священника долгим пробегом.
XXI. Мигуэль де Гойбуру, царь колдунов Сугарамурди, рассказал о том, что происходило на собраниях его секты. Он показал: когда общество отправилось на собрание колдунов, бывшее во Франции, по соседству с границей, там было более пятисот человек. Эстевана де Тельечеа, ведьма из Сугарамурди, воскликнула: "Иисусе, сколько народа!" Тотчас же все исчезло, и каждый вернулся к себе домой, потому что собрание не могло состояться. Мария Эскайн убедила одного моряка сделаться колдуном; он пришел на первое собрание и, увидав дьявола в его обычном виде, сказал: "Иисусе, как он безобразен!" И тотчас все рассеялось, как и в первом случае. В другой раз дьявол объявил, что прибывают шесть кораблей, и приказал вызвать бурю; Гойбуру и много других колдунов прошли около двух миль по морю у города Сен-Жан-де-Люс и увидали корабли. В эту минуту дьявол прыгнул около них в море, дал им благословение и трижды произнес слово "ветер". Сейчас же поднялась ужасная буря, которая, казалось, должна была разбить корабли один о другой или о берег, и никакая человеческая помощь не могла этому помешать, но матросы призвали имя Иисуса и сделали в воздухе знак креста, - дьявол исчез при виде этого, а Гойбуру и его товарищи не имели силы противиться и удалились к себе домой. Он исповедался, что часто впадал в плотский грех, любезный дьяволу, с другими колдунами то пассивно, то активно; что он несколько раз осквернял церкви, вытаскивая трупы из могил, чтобы сделать дьяволу приношение из человеческих костей и мозгов. Несколько раз он сходился с дьяволом, чтобы накликать бедствия на поля. В качестве царя колдунов он носил кропильницу из черной кожи с освященной водой, то есть с зеленоватой водой жабы, смешанной с порошком, приготовленным в качестве яда. Дьявол благословлял и произносил хриплым голосом: "Пусть все погибает"; иногда он налагал проклятия на половину плодов земли, иногда на ту или другую часть сообразно поставленной им цели. Дни удушливой жары дьявол предпочитал для выхода в долину. Мигуэль сознался, что он умертвил много детей, причем называл их отцов; он высасывал детскую кровь их тел, проткнутых булавкой, иногда из задницы или детородных частей: хотя он делал это из мести или злобы, случалось иногда, что он руководился при этом лишь одним желанием угодить дьяволу, который очень любил смотреть, как колдуны сосут кровь детей, и побуждал их к этому словами: "Сосите, сосите, это полезно для вас". Таким образом он погубил своего племянника, сына своей сестры.
XXII. Хуан де Гойбуру, брат Мигуэля, муж Грасианы де Барренечеа, царицы ведьм, и отчим Марии и Эстеваны Ири-арте Барренечеа, которые все были примирены на том же аутодафе, исповедал то же, что и другие, в общих чертах. В виде подробностей, касающихся его лично, он прибавил, что на собраниях он играл на тамбурине во время танцев колдунов и ведьм, а особенно мальчиков и девочек. Однажды он продлил свою игру после пения петуха; его жаба исчезла, и он принужден был вернуться пешком в Сугарамурди, которое отстоит на две мили от Козлиного луга. Несколько раз он откапывал мертвых, приготовлял их кости для еды вместе с дьяволом и имел половые сношения с другими колдунами и колдуньями, хотя это происходило и не в день собрания; убил своего ребенка, похоронил его и через некоторое время выкопал из земли для приготовления из его костей угощения, на которое он пригласил нескольких колдунов, которых назвал поименно.
XXIII. Грасиана де Барренечеа, жена Хуана Гойбуру, была царицей ведьм. Она созналась, что, ревнуя Марию Хуан де Ориа из-за любви дьявола к этой женщине, она всячески старалась расстроить их отношения. Достигнув своей цели, она просила у дьявола позволения умертвить свою соперницу и, получив согласие, совершила это убийство, когда ее жертва спокойно спала в своей комнате; в ночь, когда не было собрания, она посыпала ее тело ядовитым порошком, причинившим Марии страшную болезнь, от которой она умерла через три дня. Она уморила нескольких детей из ненависти к матерям, которых она назвала. Она губила жатвы и причиняла болезни при помощи порошка и мази. Ее первый муж Хуан де Ириарте не был колдуном, как и ее третья дочь не была ведьмой. Зять ее, муж третьей дочери, также не был колдуном, и она таилась от них. Это не помешало ей, однако, давать им есть кости, хрящи и мозг вырытых из земли мертвецов.
XXIV. Мария де Ириарте Барренечеа, ее дочь, показала, что видела дьявола, которого ей представила мать; он делал с нею что хотел, вследствие чего она почувствовала сильные боли, за которыми последовало кровотечение. Она пожаловалась матери, а та велела ей не тревожиться, потому что то же случилось с ней самой в детстве, когда ее отдали в руки дьявола. Она исповедалась, что умертвила девять детей, высасывая их кровь через детородные части, трех мужчин и одну женщину, которых назвала, - она отравила их порошком; кроме того, она уничтожила четверых людей зеленоватой жидкостью, прикосновение коей убивает сразу. Дьявол однажды пил эту жидкость в ее присутствии, побуждая ее выпить и уверяя, что ей нечего бояться, так как он не умер от этой жидкости. Однако этот довод не мог ее убедить; она отказалась пробовать. Эстевана, сестра Марии, созналась в тех же преступлениях.
XXV. Хуан де Сансин, кузен царя колдунов Мигуэля де Гойбуру, показал, что он играл на флейте на собраниях Козлиного луга, когда дьявол имел половые сношения с мужчинами и женщинами, так как было время, когда это развлечение доставляло ему удовольствие; только через некоторое время он стал заниматься теми, о которых я говорил.
XXVI. Мартин де Вискай показал, что он был надзирателем над девочками и мальчиками, приходившими на собрание; его обязанность состояла в предоставлении им возможности свободно веселиться, с тем чтобы держать их вдалеке от того, что делалось колдунами и их владыкой. Впервые изнасиловав его, дьявол нанес ему значительную рану, от которой он потерял много крови. Его жена, которая не была ведьмой и не знала о его принадлежности к этой секте, увидав, в каком состоянии находятся его сорочка и штаны, спрашивала о причине этого. Он сказал ей, что упал на острый кол и поранился.
XXVII. Эстевана де Тельечеа созналась, что она многих умертвила, прикасаясь к ним под разными предлогами и натирая их шею и другие части тела смертоносной мазью, которую она держала между пальцами, потому что, по особой милости дьявола, она не имеет силы над самими колдунами. Из убийств, совершенных ею, она указала на убийство ребенка, сказавшего ей: "Старая дура, дьявол свернул бы тебе шею!" Она убила также одну из своих внучек за то, что та замарала ее новое платье, когда она носила ее на руках. Эстевана примешала ядовитый порошок к пище и причинила ребенку болезнь, которая скоро унесла его.
XXVIII. Хуанна де Тельечеа, сестра ее, сказала, что, следуя старинному обычаю, жители Сугарамурди собрались вечером Иванова дня для избрания короля христиан и короля мавров, которые должны командовать христианами и маврами в разыгрываемых боях, которые происходили несколько раз в году для увеселения народа. Ее муж был избран королем мавров на 1608 год, и она не могла отправиться на Козлиный луг в эту ночь, потому что к ней пришло много людей, чтобы поздравить ее мужа, который не принадлежал к секте; она должна была заняться угощением. Несмотря на благовидную причину отсутствия, дьявол велел отстегать ее на первом же собрании своему палачу Хуану Эчаласу.
XXIX. Этот самый Хуан Эчалас, кузнец, бывший тайным палачом на собраниях Козлиного луга, поведал, что, когда он был принят в ученики, дьявол отпечатал свой знак на его желудке, и это место стало непроницаемым. Инквизиторы велели воткнуть туда большие булавки; но все усилия были тщетны, хотя их острия проникали без затруднения во все другие части тела. В первую ночь, когда он появился на собрании, колдуны, выходившие для потрав на поля, производили такой шум, как сорок испуганных лошадей, и этот гул походил на гром. В удивлении он воскликнул не подумавши: "Иисусе, что это такое?" Мгновенно все исчезло, и луг стал таким пустынным, как будто никогда не бывало там никакого собрания и никакой церемонии.
XXX. Мария Эчалеко, ведьма, показала, что царица Грасиана де Барренечеа раз подняла ее в воздух и опустила на поле, где оставила в одиночестве, так что ей пришлось войти в соседнюю пещеру. Вскоре пришли царица и Эстевана де Тельечеа, между ними находился дьявол, которого они обнимали. Его вид показался ей таким страшным, что она от охватившего ее ужаса воскликнула: "Ах, Иисусе!" Эти слова рассеяли видение. Она очутилась в одиночестве и распознала, что находится на лугу, называемом Берроскоберро, на котором происходили собрания и которому колдуны давали название Акеларре, или Козлиного луга.
XXXI. Мария Хуанчо, другая ведьма, передала, что несколько детей из местечка Вера, разгласивших то, что видели на собраниях, куда их приводили отцы, были так жестоко высечены на следующем собрании, что заболели и стали чахнуть; это побудило местного викария отчитать их. Эти дети рассказали, что знали, и не хотели больше возвращаться на луг. Их преследовали ведьмы, которые так же плохо обращались и с другими детьми, отказывавшимися туда ходить. Эти женщины связывали их и носили по воздуху, а потом возвращались и клали их обратно в постели, пока викарий местечка Вира не принял предосторожности укладывать на ночь в своей комнате детей, не достигших разумного возраста, число которых было больше сорока. Две ночи он не сделал этого, и ведьмы вытащили их и перенесли на луг, где жестоко высекли. Через несколько времени те же дети, будучи в школе, увидали двух проходящих женщин, которых они признали за секших их ведьм. Они выбежали и стали кидать в них камни, громко объясняя, почему они так поступают. Дело дошло до суда, и дети смело подтвердили перед судьей свои слова. Последняя часть этого происшествия была доказана на процессе инквизиции и признана соответствующей рассказу Марии Хуанчо. Эта обвиняемая и ее сестра Мария Рессона сознались также, что, когда дьявол выбранил их за то, что они давно уже никому не делали зла, они решили убить двух своих маленьких детей порошком сатаны из желания угодить своему владыке, который остался очень доволен этой жертвой.
XXXII. Такова краткая история процессов ведьм в Логроньо, история коих была хорошо известна трибуналу, так как он в 1507 году покарал более тридцати колдунов, а в 1527 году еще полтораста. Первое дело побудило дома Мартина д'Андосилью, каноника кафедрального собора Памплоны, и архидиакона Вальдорбы, напечатать в Париже в 1517 году латинскую книгу: О суевериях против порч и чар, о которых так много везде толкуют. Второе дело повлекло другой труд, опубликованный на испанском языке в 1529 году братом Мартином де Кастаньегой. Наконец, третье происшествие, о котором я дал отчет, было предметом трактата, который заслуживает печати. Автор его Педро де Валенсия, ученый богослов, послал его кардиналу, главному инквизитору. Он разбирал с беспристрастной критикой затруднения, которые могли и даже должны были возникнуть относительно фактов и истинности показаний девятнадцати человек, которые исповедались перед инквизицией Логроньо в чарах и порчах, что составило ббльшую часть этой главы. Автор сначала определил три главных мнения богословов на этот счет. По первому, все эти мнимые истории колдунов - чистые басни, и обвиняемые удостоверяют их либо потому, что надеются ускользнуть от инквизиции с тем большей легкостью, чем откровеннее признают, что все обвинения доносчиков и свидетелей верны, либо потому, что боятся быть осужденными и наказанными как запирающиеся. Сторонники второго мнения допускают достоверность установленных фактов, особенно если они признаны обвиняемыми, которые должны понести за них наказание. Богословы третьей группы верят историям колдунов по существу, но не могут доверять чудесным обстоятельствам, их сопровождающим. Автор вышеназванной книги признает, что сам верит, будто злые духи могут переносить человеческие тела из одного места в другое и что эта власть принадлежит также добрым ангелам, когда им повелевает это Бог, но, не дерзнув верить, чтобы Бог это допустил, автор старается доказать свое мнение разными местами Священного Писания, которые приводит и тщательно толкует. Он желал бы, чтобы инквизиторы допрашивали обвиняемых и свидетелей в процессах по делу о колдовстве, ничем не показывая, что они верят чудесам волшебников; наоборот, они должны делать вид, что считают их неправдоподобными, потому что, слишком предаваясь предрассудку, заставляющему допускать их, они задают вопросы таким образом, что внушают обвиняемым мысль, будто те угодят инквизиторам, если будут умножать истории о колдунах и чудесах чародеев.
XXXIII. Автор цитированного труда, возвращаясь к обстоятельствам процесса, которым он занимается, излагает также три взгляда. Первый позволяет видеть во всех феноменах этого рода только действия естественных причин, без помощи и активного мистического влияния демонической силы, если не считать таковой ту силу, которая довела обвиняемых до совершения преступлений и толкнула этих людей, одержимых желанием угодливости или мести, удовлетворить эти чувства средствами чисто человеческими; но эти человеческие чувства они объясняют деяниями сатаны, для того чтобы иметь подражателей и умножить число сообщников. Второй взгляд предполагает реальность договора с дьяволом ввиду вероотступничества колдунов и приобретенного ими познания ядов и смертоносных мазей; но этот взгляд отвергают путешествия и появления колдунов на ночных сборищах, хотя сами колдуны думают, будто они действительно там бывали; их перелеты по воздуху с одного места на другое отрицаются этим взглядом, хотя сами колдуны и воображают, что дело так происходит; наконец, отвергаются все чудеса, которые колдуны рассказывают о своих собраниях и которые им кажутся неоспоримыми. Приверженцы этого взгляда думают, что употребление колдунами мазей и порошков повергает их в сон и дьявол пользуется этим временем, чтобы запечатлеть в их мозгу видения, в действительность которых они верят после своего пробуждения. Наконец, по третьему взгляду богословов все происшедшее есть результат договора, как удостоверяют свидетели и признают обвиняемые, по попущению Бога, намерения которого не дано знать людям.
XXXIV. Автор убедительно доказывает следующее: как католики, мы должны признать, что Бог может допускать факты, о которых идет речь, но необходимо, однако, отвергнуть, что они случаются так часто, как можно было бы думать на основании той важности, которую трибуналы придают этому роду дел; они не могут произойти без стечения чрезвычайных обстоятельств, которые служат для исполнения планов провидения ради спасения душ, торжества религии, уничтожения греха и обращения грешников. Но ничего подобного не видно ни в собраниях колдунов, ни в их действиях; наоборот, несомненно, что в этой шайке все ведет к массе самых чудовищных преступлений (по крайней мере, по намерению) против Бога и святых, против людей и природы.
XXXV. Изложенные доводы приводят автора сочинения к мысли, что среди случаев, о которых рассказывают колдуны, некоторые достоверны и реальны, но произведены естественными средствами; другие - только плод воображения, вроде сновидений, видений умалишенных и бреда больных. Люди, с которыми происходят эти иллюзии, верят в реальность неотвязно преследующих их призраков, поэтому те, которых называют кающимися, так добросовестно передают факты. Наконец, есть вещи, которые не случались на самом деле и не являются плодом больного воображения, но о которых, однако, некоторые повествуют, чтобы сделать свою историю более поразительной и удовлетворить свое тщеславие, - мотив, столь могущественный у всех людей и столь часто заставляющий их предпочитать постыдные химеры более прочным благам.
XXXVI. К разряду вещей совершенно реальных, которые являются делом колдунов, следует отнести убийства людей, потому что можно быть убийцей, не будучи колдуном, употребляя смертоносные соки растений, порошки, мази, жидкости или другие вещества. Когда воображение совершившего преступление вновь обретает обычное спокойствие, возможно, он начинает думать, будто использовал дьявольские приемы в своих самых естественных действиях, и эта мысль овладевает его умом.
XXXVII. Второй род явлений, вменяемых в преступление колдунам и не выходящих за пределы естественного порядка вещей, - путешествия по воздуху для прибытия на ночные сборища и подробности относительно того, что там происходит. Автор напоминает, что Андреа Лагуна, врач папы Юлия III, говорит в четвертой главе 96-й книги своего Комментария на Диоскорида [129] по поводу корня одного вида соланума [130], драхма коего в отваре с вином возбуждает в воображении самые приятные представления. Он прибавляет, что в 1545 году, когда он лечил во Франции герцога Гиза Франсуа Лотарингского, там арестовали, как колдунов, мужа с женой, живших в сельском доме в окрестностях города Нанси. У них нашли горшок с зеленой мазью. Лагуна выяснил, что мазь составлена из разных экстрактов цикуты [131], соланума, белены [132], мандрагоры [133] и других наркотических и усыпляющих растений. Он предписал употребление этой мази для жены палача, которая была поражена бешенством и не могла уснуть. Когда намазали этой мазью тело женщины, она проспала тридцать шесть часов, и сон ее длился бы дольше, если бы не решили ее разбудить, употребляя очень сильные средства, между прочим банки. Она горько жаловалась, что ее вырвали из рук молодого человека, любезного и сильного.
XXXVIII. Мифология рисует нам Ореста [134], видящего при своем пробуждении фурий [135], преследующих его, чтобы покарать за убийство матери. Женщины в Греции, посвящавшие себя культу Реи [136], матери богов, утверждали, что беспрестанно слышат гул барабанов и других музыкальных инструментов и видят пляски фавнов [137], сатиров [138] и других призраков. Чтобы более полно наслаждаться этим зрелищем, они добирались до гор и лесов, где, по их уверению, можно ощутить верх наслаждений. Так же говорят и колдуны о своих ночных собраниях.
XXXIX. Свидетели в делах о колдовстве не должны внушать большого доверия, как бы ни были они многочисленны и важны. Мы знаем: когда римские императоры преследовали христиан, многие свидетели согласно показывали, что христиане убивают детей, собираются по ночам, чтобы их есть, и в потемках совершают ужасные гнусности. В числе этих свидетелей находились люди, которые могли знать истину, так как были христианами и присутствовали на их собраниях до своего отступничества; были рабы христиан, которые видели их поведение и знали, что они исповедуют христианство. Однако в действительности ничто не было достоверно, хотя судебная улика кажется нам полной и совершенной, потому что отступники, которым была обещана награда, если они разыщут христиан, пользовались клеветой без боязни понести кару. С своей стороны, рабы доносили на своих господ, чтобы избежать смерти, которая угрожала им, если бы они объявили себя христианами.
XL. Мнение, что дьявол представляет иногда колдуна, принимая его вид, приводит к большим затруднениям. Или надо предположить, что дьявол завладевает ложем супруга, или надо согласиться, что муж его занимает, а дьявол отправился играть роль колдуна на собраниях или в другом месте. Первый случай влечет двойное невольное преступление плотского общения, так как дьявол может быть инкубом и суккубом без ведома жены или мужа. Второй случай делает невозможным доказательство преступления. В самом деле, как бы многочисленны ни были факты, выставленные против обвиняемого, последний может сказать: "У меня нет большего врага, чем дьявол. Он принял мой вид, чтобы я прослыл виновным; потому что я был у себя дома, и докажу свое алиби" [139]. Никогда запирающийся обвиняемый не мог быть осужден на законном основании, как были осуждены в Логроньо пять человек, выданные в руки светской власти.
XLI. Педро де Валенсия закончил свою докладную записку словами: нет ни одного процесса, который требовал бы больше критики и рассудительности, чем процессы, возбужденные против колдунов и ведьм; для этих случаев следовало бы составить особую инструкцию для инквизиторов; он не считает разумным присуждать к релаксации запирающихся обвиняемых, какие бы улики ни были собраны для доказательства их преступления, потому что все они крайне недостоверны; при сомнении лучше пощадить виновного, чем покарать невинного, или наказать его суровее, чем он заслуживает.
XLII. Кардинал представил дело колдунов Логроньо в совет инквизиции, где оно долго обсуждалось. Вскоре совет послал инструкцию провинциальным инквизиторам, рекомендуя действовать собразно этой инструкции и точно следовать ее духу в процессах этого рода, которыми им придется заниматься впредь. Он указывал большое число предосторожностей, которые нужно принимать при допросе свидетелей и при признаниях и показаниях обвиняемых. Эти меры не были безуспешны, так как я не думаю, чтобы с этого времени справлялось хоть одно общее аутодафе вроде аутодафе 1610 года. Другим результатом этой счастливой перемены было ослабление пыла, который прилагали к доносам на колдунов, и падение вкуса к колдовству. С этой эпохи просвещение увеличилось и число колдунов сократилось вместе с числом простофиль, веривших в их чудеса. Если бы Педро де Валенсия жил в наши дни, он радовался бы своему заявлению о том, что колдовство представляет феномены достоверные, но чисто естественные, действия воображаемые, но рассматриваемые как реальные, и другие, имеющие основанием обман.
XLIII. Я писал в другом месте о многих процессах инквизиции, разбиравшихся в царствование Филиппа III. Я ограничусь здесь только упоминанием о процессе дона Антонио Манрике, графа де Мораты, сына дона Педро, обвиненного в 1603 году за то, что он высказал еретические тезисы. Он произнес отречение, не подвергаясь позору аутодафе. Я видел его процесс в Сарагосе в 1812 году вместе с процессом множества лиц из высшего дворянства. Часть их я назвал. Среди других отмечу дона Хуана де Гуреа, сеньора д'Аргавьесо, обвиненного в 1559 году; Хуана Переса д'Оливана, члена совета инквизиции, судимого в 1559 году; дона Хуана де Каласансы, сеньора де Кларава-лье, арестованного в 1564 году; Дениса де Реус, сеньора де Ма-лехана и де Лусеника, оговоренного в 1581 году; дона Франсиско де Палафокса, сеньора и первого маркиза де Арисы, оговоренного в 1586 году, и господина Габриэля де Хуана, регента Майорки, дело которого относится к 1534 году.
Глава XXXVIII
САМЫЕ ИЗВЕСТНЫЕ ПРОЦЕССЫ И АУТОДАФЕ В ЦАРСТВОВАНИЕ ФИЛИППА IV
I. Филипп IV вступил на престол 31 марта 1621 года и умер 17 сентября 1665 года. За сорок четыре года его царствования Испания последовательно имела главными инквизиторами: 1) в 1621 году дома Андреа Пачеко [140], который наследовал дому Луису де Алиаге, подавшему в отставку 23 апреля под давлением короля; 2) в 1626 году, по смерти Пачеко, кардинала дома Антонио де Сепата-и-Мендоса; 3) в 1632 году, когда он оставил свою должность, дома Антонио де Сотомайора, архиепискоЯа и королевского духовника; 4) в 1643 году дома Диего де Арсе-и-Рейносо [141], епископа Туи, Авилы и Пласенсии, после того как его предшественник также отказался от должности. Дом Диего умер в один день с испанским королем Филиппом IV.
И. Многие события должны были дать почувствовать мудрому правительству необходимость уничтожения трибунала инквизиции, как неполитического, покушающегося на чужие права и противного судебному порядку и общественному спокойствию, или если не полного устранения, то, по крайней мере, ограничения его власти одними процессами по делам несомненной ереси, о чем неоднократно просили кортесы королевства, и подчинения формам, установленным для светских судов, чтобы в корне уничтожить безмерные злоупотребления тайного судопроизводства. Но вялость Филиппа IV не позволила произвести столь полезную реформу. Этот государь, наоборот, разрешил инквизиторам в 1627 году расследовать дела о контрабанде, относящиеся к вывозу медной монеты, и распоряжаться четвертой долей того, что попадет в их руки. Эта мера не менее скандальна, чем принятая против переправки лошадей из Испании во Францию.
III. В числе самых известных аутодафе эпохи Филиппа IV есть некоторые, история которых лежит у меня перед глазами; я передам их как наиболее важные.
IV. 21 июня 1621 года инквизиция, желая отпраздновать на свой лад восшествие Филиппа IV на престол, предложила в виде зрелища для народного увеселения аутодафе Марии де ла Консепсион, святоши и известной лицемерки предшествующего царствования. Она сначала обманула много народа своими мнимыми откровениями, притворной святостью, частыми приобщениями и многочисленными экстазами; наконец, она впала в самое разнузданное распутство с духовниками и другими священниками. Ее обвинили в заключении договора с дьяволом, а также в том, что она впала в заблуждения Ария, Нестория [142], Эльвидия, Магомета, Лютера, Кальвина, материалистов и в безбожие. Ей велели появиться на аутодафе в полном санбенито, с митрой на голове и кляпом во рту. Она получила двести ударов кнутом и была приговорена к пожизненному заключению в тюрьме. Признаюсь: если бы я мог одобрить существование такого трибунала, как инквизиция, то разве лишь для того, чтобы он мог карать виновных, вроде Марии де ла Консепсион и других ханжей и лицемеров, приносящих больше зла католической религии, чем скрытые еретики, которые не придают никакого значения тому, чтобы найти себе прозелитов.
V. 30 ноября 1630 года севильская инквизиция справила общее аутодафе из пятидесяти осужденных. Из них шесть были сожжены фигурально (в изображении) и восемь живьем, как виновные в принятии ереси иллюминатов; тридцать человек примирены, а шесть получили условное (с предупреждением) отпущение или епитимью, как сильно заподозренные.
VI. 21 декабря 1627 года в Кордове было общее аутодафе из восьмидесяти одного осужденного. Четверо иудействующих были сожжены живьем. Одиннадцать фигурально: были сожжены их вырытые из земли кости; там же были статуи двух других иудействующих еретиков в одежде примиренных, потому что они умерли, получив эту милость. Пятьдесят восемь других осужденных были примирены по тому же мотиву. Затем было два богохульника, один многоженец и три колдуньи. В числе последних была Анна де Ходар из Изнаторафе, которая жила в Вальянуэва-дель-Арсобиспо. Она "портила" людей, призывая имена Вараввы [143] и Вельзевула [144]. Вторая ведьма - донья Мария де Падилья, знаменитая толедская женщина, вдова командовавшего коммунами, которые восстали против фламандцев, управлявших Испанией при Карле V, - смешивала пепел от печатных изображений канонизованных святых с серой, агатовым порошком, мужскими и женскими волосами, восковыми фигурами людей и другими подобными вещами, чтобы вызвать любовь. К подобным нелепостям порочные люди не прибегали бы, если бы не было такого множества легковерных. Третьей ведьмой была Мария де Сан-Леон-и-Эспехо, поселившаяся в Кордове. Она предавалась тому же суеверию и занималась им по ночам, наблюдая созвездия, в особенности одно, которому приписывала больше влияния, чем другим. Мария говорила ему: "Звезда, пробегающая от одного полюса до другого, я заклинаю тебя именем ангела-волка привести меня в то место, где находится такой-то; приведи его ко мне, где бы он ни был, и устрой так, чтобы я была в его сердце, куда бы он ни пошел; звезда, я заклинаю тебя, приведи его ко мне больным, но не смертельно, и я тебя проткну изо всей силы". При этих словах ведьма втыкала нож в землю до черенка, обратив глаза к звезде. Альфонсо Лопес де Акунья, уроженец Пенья-де-Франсиа, португалец по происхождению, иудействующий, был релаксирован фигурально. Он удавился в тюрьме веревкой, сплетенной из листьев пальмовой щетки и суконных нитей своих штанов, ссученных с помощью инструмента для растиранья, который он успел достать.
VII. В 1632 году в Мадриде состоялось общее аутодафе, на котором присутствовал король с королевской фамилией. Было пятьдесят три осужденных, из коих семь были сожжены живьем, четверо фигурально и сорок два примирены.