Мне было не под силу соединить все судопроизводства, предпринятые против литераторов, на которых инквизиция накладывала телесные или позорящие наказания. На сжатого списка, который я даю, читатели видят, как легко можно увеличить его, перелистывая (при большем количестве времени, которого я не имел) архивные документы трибуналов для выяснения мотивов процессов и актов, которыми книги были запрещены или подвергнуты очистке. Нет ни одного декрета, который не доказывал бы того, что расследовали именно религиозные мнения автора осужденной книги и карами самого автора как еретика или подозреваемого в ереси.
      XII. Я расположил имена всех этих жертв в алфавитном порядке, чтобы предоставить читателю легкое средство быстро найти статью о преследуемом ученом, историю которого он захочет узнать.
      1. Абад ла Сьерра (дом Агостино), епископ Барбастро, - см. главу XXIX.
      2. Абад ла Сьерра (дом Мануэль), архиепископ Силив-рии, - см. главу XXIX.
      3. Альмодовар (герцог) - см. главу XXVI.
      4. Аранда (граф) - см. главу XXVI.
      5. Арельяно (дом Хосе Ксавье Родригес), архиепископ Бургоса, - см. главу XXIX.
      6. Авила (достопочтенный Хуан д'), белый священник, родившийся в Альмодовар-дель-Кампо и прозванный апостолом Андалусии. Я дал отчет о его процессе {См. главы XIII и XIV этого сочинения.}.
      Кроме преследований, о которых я уже говорил, он имел огорчение видеть запрещенным в 1559 году свой труд, озаглавленный: Христианские наставления и правила на стих псалма Давидова: "Слыши, дщи, и виждь". Он умер в Монтилье 10 мая 1569 года, в семидесятилетнем возрасте. Николас Антонио дал подробную заметку о его литературных трудах в своей Новой испанской библиотеке.
      7. Асара (дон Николас) - см. главу XXVI.
      8. Бальвоа (доктор Хуан), каноник-доктор кафедрального собора Саламанки и профессор права в университете этого города. Он был одним из выдающихся литераторов своего века. Николас Антонио упоминает только один его труд, озаглавленный Саламанкские чтения. Он, однако, составил несколько трудов, и между прочим один из них мог привести его к аресту инквизицией, если бы не покровительство Кардинала дома Антонио Сапаты, главного инквизитора, и нескольких членов совета этого трибунала. Это была докладная записка, которую он составил и представил в 1627 году Филиппу IV от имени университетов Саламанки, Вальядолида и Алькалы. Она содержала представления, имевшие целью побуждение к отказу иезуитам в испрашиваемом ими разрешении устроить под их управлением в университете коллегию под названием Императорской мадридской. Отцы иезуиты сделали донос на этот труд, обзывая некоторые из его тезисов ошибочными, оскорбительными для благочестивого слуха, соблазнительными, обидными для правительства и для всех духовных лиц, монахов Общества Иисуса. Они напоминали, что правительство уже строго поступило с другим трудом того же автора. Совет велел исследовать докладную записку квалификаторам, которые объявили, что она не заслуживает богословской цензуры. Вследствие этого приговора совет прекратил дело. Вероятно, цензоры (которые в качестве монахов должны были заботиться об интересах соответствующих орденов) приняли неблагосклонно донос иезуитов и это их расположение оказалось благоприятным для Бальвоа. Отцы иезуиты воспользовались доверием к графу, герцогу Оливаресу, со стороны короля, который велел главному инквизитору дать отчет о деле. Но эта попытка снова оказалась напрасной, и Филипп не захотел заходить дальше. Он остался только недовольным тем, что кардинал Сапата обнаружил такую снисходительность к университету Саламанки, от имени которого была представлена докладная записка. Инквизитop отвечал, что святой трибунал занимается только бумагами и трудами, подлежащими цензуре по догматическому вопросу. Если бы трибунал постоянно держался этих принципов, сколько вопиющих злоупотреблений не существовало бы в отправлении его юрисдикции! Но язык, которым говорил при этом обстоятельстве Сапата, был внушен ему личными соображениями. Другой труд, который считают принадлежащим Бальвоа, напечатан в 1636 году в Риме, в типографии апостолической камеры. Он написан по-латыни, напечатан в четвертую долю листа, носит имя Альфонсо де Варгаса Толедского и имеет такое заглавие: Донесение христианским королям и государям о политических стратагемах и софизмах Общества Иисуса для установления всемирной монархии, в котором объяснительными документами доказывается неверность иезуитов по отношению к королям и народам, наилучшим образом их принявшим, их вероломство и упрямство по отношению к самому папе и страсть к нововведениям в деле веры. Говорили, что этот труд был напечатан во Франкфурте, кроме дополнения, состоящего из оправдательных документов. Автор выставляет и доказывает очень важные обвинения против иезуитов.
      9. Байльс (дон Бенито), профессор математики в Мадриде, автор курса этой науки для школьного употребления. В конце царствования Карла III инквизиция возбудила против него процесс по подозрению в атеизме и материализме. Байльс был разбит параличом и не в состоянии заниматься делами. Это мучительное положение наряду с преклонным возрастом, казалось, предохраняло его от заключения вне дома. Однако он был взят и отправлен в тюрьму святого трибунала вместе с одной из племянниц, которая хлопотала и получила разрешение разделить его плен, чтобы продолжать за ним уход, в котором он нуждался. Действительно ли подсудимый высказывал тезисы, в которых его обвиняли по доносу свидетелей, или ему показалось слишком трудным доказывать их ошибку, только он подготовил, насколько мог лучше, свой способ защиты. До оглашения свидетельских показаний он сознался в своей вине в достаточной мере для того, чтобы уверить, что он искренен в своем сознании и раскаивается. На вопрос о его внутреннем убеждении он отвечал, что имел некоторые сомнения о бытии Божием и бессмертии души, но никогда не был в действительности ни атеистом, ни материалистом, что одиночество, в котором он жил с некоторого времени, позволяло ему, к его удовольствию, думать и размышлять серьезно об этом предмете и о зависящих от него вопросах и он чистосердечно готов отречься от ересей, а особенно от той, в которой его подозревают. Он попросил отпущения грехов и получения епитимьи, которую обещал исполнить, насколько ему позволит здоровье. Его положение приняли во внимание. Вместо заключения в монастыре, где он не мог бы пользоваться уходом своей племянницы, его оставили на некоторое время в секретной тюрьме инквизиции, затем препроводили домой, где теперь была его тюрьма. Его обязали покрыть расходы по продовольствию и подвергнуться некоторым епитимьям, между прочим - исповедаться у назначенного ему священника трижды в год: в Рождество, на Пасху и в Троицын день.
      10. Вальса (Франсиско), францисканец, проповедник, пользовавшийся большой славой в эпоху Карла III. Когда иезуиты были изгнаны из Испании, он открыто говорил с кафедры против царствовавшей тогда нравственной распущенности; восставал против авторов, которые ее ввели и распространили; называл книги, учившие ей, и старался внушить отвращение к чтению их. Так как многие из авторов, с которыми он боролся, были иезуиты, он пошел дальше и пустился в неистовые декламации против лиц, которые дурно говорили о короле и осуждали меры, принятые для изгнания этих монахов (т. е. иезуитов) из государства. На Вальсу донесли в Логроньо. Инквизиторы дали ему почувствовать, насколько они считали его виновным в неосторожности выражений, и угрожали более суровым обращением, если он не переменит свой язык. Читатели могут судить по этим деталям, одобряли ли инквизиторы искоренение иезуитской морали.
      11. Бариоверо (доктор Фернандо), каноник-богослов толедской церкви, адъюнкт-профессор университета этого города. Против него возбудили процесс за то, что он одобрил в 1558 году катехизическое учение дома Бартоломео Каррансы. Он отвел бурю, взяв обратно свои слова, когда получил королевский указ, и послал свое отречение папе, когда к этой мере прибегли архиепископ Гранады, архиепископ Сант-Яго и епископ Хаэна {См. статьи об этих трех прелатах в гл. XXIX.}.
      12. Беландо (брат Николас де Хесу), францисканец. Инквизиция преследовала его за составление Гражданской истории Испании. Здесь были изложены все события в этом государстве со времени восшествия на престол Филиппа V по 1733 год. Инквизиторы запретили чтение этого труда по мотивам, интересовавшим римскую курию, и по действию политических интриг, с которыми догмат не имел ничего общего. Их приговор против Беландо вынесен 6 декабря 1744 года. Инквизиторы не приняли во внимание ни разрешения к печати, стоявшего в начале труда, ни посвящения Филиппу V, ни благоприятного результата второго просмотра, который этим государем был поручен просвещеннейшему члену кастильского совета прежде, чем разрешить посвятить ему эту книгу. Автор сделал возражения и просил быть выслушанным. Он предложил ответить на все замечания и сделать в своем труде все вычеркивания и изменения, которые ему укажет трибунал. Беландо обвинили в желании защитить свою книгу, и он был заключен в тюрьму инквизиции, где вынес самое недостойное обращение. Он вышел из тюрьмы лишь для того, чтобы войти в монастырь, откуда не должен был выходить, с запрещением что-либо писать. Он был лишен знаков почета, отличавших его в ордене, и на него были наложены епитимьи более суровые, чем если бы он был еретиком или соблазнителем (solicitante) {Этим именем в королевстве Испанском называют священника-соблазнителя, который злоупотребляет таинством исповеди для обольщения женщин и вовлечения их в распутство.}. Каким образом Беландо навлек на себя такую суровость? Желая доказать, что инквизиторы впали в заблуждение, дон Мельхиор де Маканас некоторое время спустя попытался защитить Беландо и его труд. Он показал неправильность предпринятого против него судопроизводства. Это поведение должно тем более изумлять, что немного раньше он написал Критическую защиту испанской инквизиции. Трибунал обнаружил свою признательность преследованием Маканаса как преступника - см. главу XXVI.
      13. Берсиал (Клементе Санчес дель), священник, архидиакон [853] в Вальдерасе, сановник церкви Леона. Его преследовала как подозреваемого в лютеранстве и наказала при императоре Карле V вальядолидская инквизиция. Осуждение было мотивировано некоторым числом тезисов, рассеянных в его труде, напечатанном в лист под заглавием Торжественник ("Sacramental"). В 1559 году главный инквизитор Вальдес внес его в Индекс.
      14. Берососа (брат Мануэль Сантос), автор труда под заглавием: Опыт о римском театре, был заключен в тюрьму толедской инквизицией, потому что говорил о римской курии таким языком, который не нравился ни иезуитам, ни инквизиторам. Судопроизводство было так произвольно, что труд, за который его преследовали судом, был подвергнут просмотру только тогда, когда дело надо было решать. Документы этого процесса были изъяты из архива трибунала по неизвестной причине; они были сообщены, по королевскому указу, в 1768 году чрезвычайному совету епископов, собранных для обсуждения иезуитских дел.
      15. Бланка (дом Франсиско), архиепископ Сант-Яго, - см. главу XXIX, где разбирается вопрос о епископах и богословах Тридентского собора.
      16. Бросас (Франсиско Санчес де Лас), чаще всего прозываемый писателями Бросовским (el Brocense). Он родился в деревне Лас-Бросас, давшей ему имя. Он был одним из величайших гуманистов своего века и наиболее выдающимся испанцем в царствование Филиппа II. Он опубликовав несколько трудов, о которых упоминает Ниволас Антонио в своей Библиотеке. Суровый Юст Липсий [854] назвал его Меркурием и Аполлоном Испании, а Гаспар Шоппе [855] божественным человеком. Его несколько раз преследовала вальядолидская инквизиция за некоторые положения, содержащиеся в его трудах, главным образом в книге, изданной в одну восьмую листа в Саламанке в 1554 году, под заглавием Схолии [856] на четыре сильвы, написанные героическим стихом Анджела Поличано [857] и озаглавленные: Кормилица, крестьянин, плащ и янтарь. Де Лас Бросас вполне удовлетворил квалификаторов, и его труд не был вписан в Индекс.
      17. Буруага (доктор Томас Саэнс), архиепископ Сарагосы, - см. главу XXIX.
      18. Кадена (Луис де па), второй канцлер университета в Алькала-де-Энаресе, племянник доктора Педро де Лермы, первого, облеченного саном канцлера. Это был один из ученейших людей своего времени; он владел еврейским, греческим, арабским и другими восточными языками; писал по-латыни с крайним изяществом и пользовался хорошей репутацией среди литераторов; своими талантами он заслужил себе место среди знаменитостей. Ученый Альваро Гомес де Кастро упоминает его в своей Истории кардинала Хименеса де Сиснероса как автора проекта уничтожения царившего в университетах дурного схоластического вкуса. Подобное предприятие дорого обошлось его автору и тем, кто захотел ему подражать. Люди, привязанные к школьным мнениям, донесли на него толедской инквизиции как на подозреваемого в лютеранстве. Архиепископы Хименес де Сиснерос и Фонсека, покровители членов университета в Алькале, которых преследовали в их эпоху, уже не существовали. Луису де Кадене пришлось для того, чтобы избегнуть тюрьмы святого трибунала, последовать примеру своего дяди: он укрылся в великом городе Париже, где талантливых людей ценят и привечают. Он стал доктором Сорбонны [858] и умер профессором в этом учреждении.
      19. Кампоманес - см. главу XXVI.
      20. Кано (Мельхиор), епископ Канарских островов, - см. главу XXIX.
      21. Каньюэло (дон Луис), адвокат при королевском совете в царствование Карла III. Он был подвергнут епитимьи и произнес легкое отречение за помещение некоторых тезисов в нескольких номерах периодического издания Цензор, появлявшегося без имени автора. Каньюэло часто помещал там свои декламации против суеверия; он доказывал опасность слепого доверия, которое могли вызвать многочисленные индульгенции и милости, и злоупотребление ими: верующие получали их, как говорят, нося нарамник Мадонны Кармельской [859], исполняя девятидневки [860] и предаваясь чисто внешним проявлениям набожности; все это показывало, насколько такая практика вредна чистоте религии. Он дерзнул обратить в насмешку пышные титулы, которые монахи имели привычку давать святым своих орденов, например, св. Августину - Орел докторов, св. Бернарду - Медовый, св. Фоме Аквинату - Ангельский, св. Бонавентуре - Сера-фимский, св. Иоанну Крестному - Мистический, св. Франциску Ассизскому - Херувимский, св. Доминику - Пламенный и другие в том же роде. Однажды ему пришло в голову назначить награду тому, кто предложил бы ему титул Кардинала для св. Иеронима и Доктора для св. Терезы Иисусовой. Монахи, над которыми он издевался, не простили такой смелости и стали сильно преследовать его. Номера его издания арестовали, хотя они уже были напечатаны. Автору запретили писать на темы, могущие иметь прямое или косвенное отношение к догматам, морали и мнениям, принятым в деле благочестия и набожности. Каким образом прекратится в Испании опасность суеверий и пустых верований, если продолжают останавливать успехи просвещения? Еще теперь имеется в этой стране великое множество людей, которые предаются всем излишествам суеверий и живут в невозмутимом убеждении, что им позволительно продолжать свою преступную жизнь, не боясь ни Бога ни черта, если они постоянно носят на шее нарамник Мадонны Кармельской и читают Богородицу; [861] они убеждены, что не умрут без покаяния и пойдут в чистилище, откуда с помощью Матери Божией в следующую субботу вместе с нею взойдут на Небо.
      22. Канталапьедра (Мартин Мартинес де), профессор богословия, весьма сведущий в восточных языках. Инквизиция возбудила против него процесс при Филиппе II за то, что он напечатал труд, озаглавленный Образцы, запрещенный и внесенный в 1583 году в Индекс кардинала де Кироги. Автор был заподозрен в лютеранстве, потому что настаивал на необходимости обращаться к подлинным текстам Священного Писания, и утверждал, что следует предпочитать подлинный текст священных книг тексту переводчиков, авторитет которых ничтожен в сравнении с подлинником. Он произнес легкое отречение, подчинился епитимье и запрещению писать. Я предоставляю читателям поразмыслить, должен ли этот пример дать высокую идею о рассудительности судей и квалификаторов?
      23. Карранса (дом Бартоломео), архиепископ города Толедо. - Историю его процесса см. в главах XXXII, XXXIII и XXXIV.
      24. Касас (дом Бартоломео де Лас), доминиканец, сначала епископ Чиапы [862], потом Куско, наконец - заштатный с правом пребывания в Испании. Он был защитником прав и свобод туземцев. Он написал несколько превосходных трудов, о которых упоминает Николас Антонио. В одном из них он старается доказать, что короли не имеют власти располагать имуществом и свободой своих американских подданных для порабощения их другими низшими властями под именем лена, командорства или каким-либо другим образом. На этот труд донесли совету инквизиции как на противоречащий тому, чему учат св. Петр и св. Павел относительно подчинения рабов и вассалов их господам. Автор испытал большие огорчения, узнав о намерении преследовать его. Однако совет потребовал от него только выдачи судебным порядком книги и рукописи, что он исполнил в 1552 году. Затем книга была напечатана несколько раз вне Испании, как заметил Пеньо [863] в своем Критическом, литературном и библиографическом словаре замечательных книг, сожженных, уничтоженных или запрещенных цензурой. Лас Касас умер в Мадриде в 1566 году, девяноста двух лет от роду. Среди своих скорбей он получил удовлетворение, увидав, что цензоры, назначенные для разбора другого труда, написанного им в пользу туземцев Америки, одобрили его, несмотря на критику Хуана Хинеса де Сепульведы. Карл V приказал уничтожить сочинение его противника, хотя оно было благоприятно королевской власти. Он отдал много приказов в пользу свободы туземцев Америки и пожелал, чтобы вкладывали больше мягкости в обращение с ними. Если бы эти распоряжения, внолне согласные с видами Лас Касаса и составляющие часть собрания законов для жителей Америки, были исполняемы, то не стали бы делать столько упреков испанцам, управлявшим Америкой.
      25. Кастильо (брат Фернандо дель), доминиканец, один из знаменитейших членов ордена. В 1559 году он был замешан в процесс лютеран в Вальядолиде по доносу некоторых подсудимых, среди которых были: брат Доминго де Рохас, доминиканец; Педро Касалья, приходский священник из Педросы; дон Карлос де Сесо, коррехидор города Торо. Эти три человека, желая доказать правоверие своих убеждений относительно оправдания, объявили в 1558 году, что они думали на этот счет, как и дом Фернандо Кастильо, которого везде признавали человеком, выдающимся своим умом и добродетелью. Кастильо (бывший членом коллегии Св. Григория в Вальядолиде, затем профессором философии в своем отечестве, в Гранаде, а позднее профессором богословия в том же городе) был в то время в Мадриде и пользовался там великой славой проповедника. Три свидетеля подписали свои показания 3, 4 и 5 октября 1559 года, по настоянию фискала трибунала в процессе дом Фернандо. 8 октября они должны были быть сожжены. К счастию для того, на кого поступил донос, случилось, что эти три свидетеля не объявили положительно, что он держался учения об оправдании так же и в том же смысле, как они, но излагал это учение так, что можно было этому верить. Дом Фернандо, по получении приказания вернуться в Вальядолид, был заключен в коллегии Св. Григория и вызван в суд. Он оправдался по всем пунктам обвинения и был освобожден. Он даже получил формальное удостоверение, что не причастен к делу, чтобы не было нанесено никакого ущерба его чести, репутации и достоинству. Он вернулся в Мадрид, где был приором; затем послали его на такую же должность в Медину; наконец, он был назначен на должность проповедника при Филиппе II. Этот государь оказывал ему честь советоваться с ним в щекотливых делах и часто разделял его мнения. Вскоре он поручил ему сопровождать герцога д'Оссуну, посла при лиссабонском дворе. Кастильо был одним из принимавших участие в решении кардинала-короля Энрике передать после себя корону Португалии Филиппу II, который затем назначил Кастильо преподавателем инфанта дона Фернандо. Он написал историю ордена св. Доминика с такой точностью и так правдиво, что современные ученые очень дорожат ею. Он умер 29 марта 1593 года с репутацией знающего и добродетельного монаха. Его жизнь была образцом суровости: он постился три дня в неделю, вкушая только хлеб и воду. Если бы действия трибунала инквизиции были покрыты меньшей тайной и были менее сокровенны, этот знаменитый человек и много невинных, подобно ему, не были бы жертвами самого несправедливого обвинения. Было бы достаточно сообщить ему улики свидетелей, и он скоро доказал бы их заблуждение или недоброжелательность. Инквизиторы должны были бы подражать примеру, о котором идет речь в евангельской притче, повторяя после отказа от суровых форм действия: "Воздаждь мне радость Спасения Твоего". Это средство помогло бы им избегнуть многих процессов, а для обвиняемых послужило бы гарантией пробив огорчений и опасностей, угрожающих их существованию.
      26. Сентено (брат Педро), августинец. Он был одним из ученейших людей своего ордена и одним из выдающихся литераторов Испании в царствование Карла III и Карла IV. Началось с того, что он подвергся ненависти и злонамеренности монахов, священников и мирян, которых он сделал своими врагами через свое периодическое издание: Всемирный защитник всех несчастных писателей. Сентено сильно нападал, при помощи оружия самой деликатной иронии, на дурной вкус, царивший в духовной и светской литературе. Произошло то, что схоластические богословы, не знающие правил хорошего вкуса или не желавшие им следовать, трепетали, как бы не попасть под перо этого монаха: расточаемые им иронические похвалы заставляли больше бояться, чем самые острые стрелы. Все читали с удовольствием, что он писал, и его суждения становились скоро достоянием всех читателей. Дух предубеждения, господствовавший тогда вообще в Испании, и предрассудки, владевшие множеством умов, не преминули родить массу врагов литературы в духе Ювенала [864]. Сентено, хотя был человек талантливый, не обладал ни талантом быть счастливым, ни достаточной ловкостью против людей, тем более ожесточенных, что они сражались оружием, которое им было столь свойственно на поле битвы за правоверие. Сентено полагался на чистоту своих религиозных убеждений и на широту своих познаний. На него посыпались доносы, которые представляли такое же разнообразие, как разнообразны были состояние и положение нападавших на него. В одно и то же время одни обвиняли его в нечестии (преступление, равное тогда в Испании материализму и атеизму), другие - в ереси иеракитов, лютеран и янсенистов. Большая слава подвергавшегося доносам, покровительство графа де Флорида-Бланки, первого государственного секретаря, опасение, что ненависть, зависть и злопамятство довели доносчиков до клеветы, и невозможность, чтобы Сентено в одно и то же время был атеистом и лютеранином, - все это не позволило трибуналу заключить его в тюрьму. Удовлетворились тем, что вместо тюрьмы ему назначили монастырь Св. Филиппа, с приказанием являться в инквизицию каждый раз, как его позовут. Он защищался со всем преимуществом, которое давало ему знание чистых правил учения; его репутация стала бы более блестящей, если бы его речь была напечатана. Однако он не мог избежать осуждения в качестве сильно подозреваемого в ереси; он произнес отречение и был подвергнут разным епитимьям. Это обхождение повергло Сентено в такое уныние, что закончилось потерей рассудка. В этом состоянии он умер в монастыре Аренас, куда был сослан. Пункты его обвинения были:
      1. Осуждение девятидневок, молитв по четкам, крестных ходов, стояний [865] и других благочестивых упражнений в том же роде; это обвинение основывалось на надгробной речи по одном вельможе, в которой он говорил, будто благотворительность была любимой добродетелью покойного и в ней заключается действительная набожность, а не в чисто наружных религиозных действиях, не причиняющих ни трудов, ни хлопот, не требующих денежных или иных жертв.
      2. Отрицание существования лимбов [866], местопребывания душ некрещеных младенцев; доказательством этого обвинения послужило уничтожение вопроса и ответа о лимбах, сделанное одним автором катехизиса по его совету. Этот труд был напечатан для употребления в бесплатных школах Мадрида, и Сентено был его цензором. На первый пункт обвинения Сентено дал ясное и четкое объяснение, опирающееся на тексты Священного Писания, творения святых отцов и принципы действительного благочестия. Он доказал внутреннее согласие его защиты с выражениями, употребленными в его проповеди, оригинал которой он представил как доказательство своей невиновности. Относительно второго пункта он сказал, что существование лимбов не определено как догмат веры; что не следует об этом упоминать в катехизисе, где, по его словам, может быть речь только о догмате; что он упразднил это место в катехизисе, чтобы христиане не смешивали того, что является еще предметом спора для католиков, с тем, что определено Церковью. От него формально потребовали заявить, верит ли он в существование лимбов. Он возразил, что не обязан отвечать, так как это не догмат веры; но, не имея поводов скрывать свой образ мыслей, он признается, что не верит в их существование. Он просил позволения написать богословский трактат, в котором предлагал доказать истину своих слов, смиренно подчиняясь определениям Церкви. Позволение было дано. Он написал двадцать страниц в лист, мелким письмом и сжатыми буквами, так что этот труд образует том в одну восьмую листа. Я прочел его из любопытства и был восхищен при виде неизмеримой и глубокой учености: в нем соединено все, что святые отцы и великие богословы говорили, начиная с Иисуса Христа, а особенно со времени св. Августина, о вечной участи людей, умерших без крещения и не совершивших никакого смертного греха. Очевидность этих доказательств не могла его спасти. Один босоногий кармелит и один францисканец были главными квалификаторами и в окончательной отметке назвали Сентено сильно подозреваемым в ереси.
      27. Сеспедес (доктор Пабло де), родившийся в Кордове, пребендарий [867] кафедрального собора этого города, живший в Риме. Вальядолидская инквизиция затеяла в 1560 году процесс против него за несколько писем к дому Бартоломео Кар-ранса, архиепископу Толедскому, найденных в бумагах этого прелата с черновиками адресованных ему ответов. Мотивом обвинения послужило одно письмо из Рима от 17 февраля 1559 года, в котором, кроме отчета, даваемого (как и в других письмах) о ходах, предпринятых в его пользу, он позволял себе дурно отзываться о главном инквизиторе Вальдесе и трибунале испанской инквизиции. Сеспедес был великим литератором, художником, поэтом и искусным моделировщиком из воска. Он составил поэму в октавах О покаянии. Хуан де Версоса, уроженец Арагона, и Франсиско Пачеко (сочувственно цитируемые Николасом Антонио в его Библиотеке) с большой похвалой отзываются об этой поэме. Сеспедес продолжал свое пребывание в Риме, и вальядолидские инквизиторы не могли привести в исполнение свои проекты мести.
      28. Чумасеро (дон Хуан де) - см. главу XXVI.
      29. Клавихо-и-Фахардо (дон Хосе де), главный директор кабинета естественной истории в Мадриде. Это один из ученейших испанцев, посвятивший себя наукам в царствование Карта III и Карла IV. Инквизиция двора возбудила против него процесс как против заподозренного в усвоении антихристианских принципов новой философии. Мадрид был его тюрьмой, и это было большим счастьем для него, потому что он сохранил свою честь и свое место. Он тайно явился перед трибуналом, когда был позван, был присужден к тайным епитимьям и произнес легкое отречение при закрытых дверях в зале святого трибунала. Правда, улики против него были очень слабы; впрочем, он дал своим тезисам такой оборот, что заставил верить в свое католическое исповедание. Некоторые тезисы, по-видимому, оправдывали обвинение в натурализме, другие могли заставить смотреть на него как на деиста или как на затронутого материализмом. Он долго жил в Париже и был в дружбе с Бюффоном [868] и Вольтером [869]. Он редактировал журнал под заглавием Мыслитель в то время, когда едва можно было найти мыслящего человека. Лангль сказал в своем Путешествии в Испанию, что этот труд не имеет заслуг; если бы автор говорил правду, это утверждение было бы, может быть, единственной истиной, которую можно найти в его книге. Но возможно, что он ошибся также в этом обстоятельстве, судя по ошибкам, в которые он впал в других обстоятельствах. Правительство назначило Клавихо редактором Меркурия; он напечатал также перевод Естественной истории Бюффона, обогащенный примечаниями. Так как этот труд написан с величайшей чистотой стиля и без галлицизмов, приобретение его может быть очень важным для того, кто ищет произведения, богатого тем изяществом, которое может представить испанский язык. Граф Аранда [870] поручил ему также управление труппой трагических актеров.
      30. Клементе (дом Хосе), епископ Барселоны, - см. главу XXIX.
      31. Корпус Кристи (брат Мансио), доминиканец, доктор и профессор богословия в университете Алкала-де-Энареса. Вальядолидская инквизиция начала против него процесс за подачу мнения, благоприятного для катехизиса Каррансы. 21 февраля 1559 года он передал мнение докторов его университета; он объяснил, что просил старательно разобрать несколько тезисов, заслуживающих особенного внимания, и все его собратья признали его правоверие; что, действительно, некоторые нуждались в разъяснениях, но этот недостаток не мешает смотреть на них как на католические. Он избег тюрьмы, взяв обратно свои слова, как потребовал от него Филипп II, подобно другим богословам его времени, о которых я говорил в другом месте. Бреве Григория XIII обязало его представить по поводу катехизиса и других произведений Карран-сы окончательный приговор, в котором он осуждал триста тридцать один тезис этого прелата. 11 сентября 1574 года он передал этот документ, который должен был быть отослан Его Святейшеству. В октябре 1559 года он послал главному инквизитору письмо, в котором просил прощения и подчинялся епитимьям, которые будет угодно на него наложить. Из истории брата Мансио видно, насколько человеческая слабость может вредить репутации в глазах потомства.
      32. Крус (брат Луис де ла), доминиканец, ученик дома Бар-толомео Каррансы де Миранды, архиепископа Толедского, член коллегии Св. Григория в Вальядолиде, один из наиболее сведущих в догматике и богословии людей той эпохи.