VI. Принявши монашество, когда уже репутация ее святости была прочно установлена, она обыкновенно кликала в момент принятия причастия и симулировала экстазы, принимаемые другими монахинями за настоящие. Во время одного из этих восторгов ей воткнули булавки в ноги, чтобы увидать, будет ли ей больно. Она испытала, действительно, сильную боль, но не созналась в этом, чтобы не повредить составленному о ней хорошему мнению. Этот же мотив побуждал ее несколько раз распинаться в своей келье, наносить себе раны в руки, в ноги и в ребра, чтобы показывать их потом в праздничные дни.
      VII. С помощью своего демона она по временам выходила из своего монастыря, приходила во францисканский или другой монастырь; видела происходившее там и затем рассказывала об этом, чтобы заставить верить, что она имела видение сокровенного. Однажды она была в Риме, где слушала мессу и причастилась от руки священника, бывшего в состоянии смертного греха. Во время этих отлучек не замечали ее отсутствия в монастыре, потому что тогда Питон, друг Бальбана, принимал вид Магдалены и везде появлялся вместо нее. Демон сообщал ей разные вещи, которые потом происходили, например, плен короля Франции, его брак с инфантой Элеонорой Испанской, войны коммун [714]. Однако не всегда предвещание сбывалось. Однажды Бапьбан предложил ей одно бесчестное дело; она резко отказалась. Это привело его в такой гнев, что он высоко поднял ее и бросил на землю, и она в тяжелом состоянии была принесена в свою келью.
      VIII. Однажды, находясь вместе с монахинями, она воскликнула: "Святая Мария, спаси меня!" [715] Ее спросили о причине такой молитвы. Она отвечала, что только что явилась ей одна душа из чистилища, умоляя о помощи и крича: "Спаси меня, Магдалена!" Это и заставило ее обратиться с молитвой к Богоматери.
      IX. В то время как репутация ее святости была прочно установлена, она уверила монахинь и других лиц, что в день Благовещения Пресвятой Деве она зачала от Духа Святого младенца Иисуса и родила его в день Рождества. Она обернула его своими волосами, которые из черных стали рыжими. Дитя покинуло ее несколько времени спустя. Ее волосы желали иметь как реликвию, и она раздавала их многим лицам.
      X. Она убеждала тех, кто обыкновенно ее видел, что многие священники и монахи содержали любовниц, не оскорбляя Бога, потому что не было греха их иметь.
      XI. Разным лицам она советовала есть мясо в дни воздержания, а других побуждала работать в праздничные дни, уверяя, что это не запрещено.
      XII. Однажды, когда она была на хорах с монахинями, ее демон вошел под видом голубя и сел около ее уха. Она сказала монахиням, что это Дух Святой, и тогда они простерлись для поклонения.
      XIII. Однажды Бальбан предупредил ее, что одно значительное лицо, которого неприязнь государя делала несчастным, придет к ней просить совета, что ему делать; его следует весьма утешить и обещать, что она помолится за него, потому что, по его словам, этот человек был слугою Бальбана. Несколько дней спустя посещение действительно произошло, и Магдалена поступила по совету демона.
      XIV. Она пожелала уверять, что в течение одиннадцати лет она ничего не ела и что всю ее пищу составляла святая евхаристия. Утверждение ложное, потому что в продолжение семи первых лет она тайком ела хлеб и пила воду, принесенные некоторыми доверенными монахинями, а в течение остальных четырех лет ела разные вещи, которые могли ей доставить.
      XV. Она признала много других мнимых откровений и явлений демонов, святых, душ, много ложных пророчеств, притворных исцелений и, наконец, других фактов, которые я не должен включать сюда, но которые доказывают все злоупотребления, совершенные Магдаленой (для всеобщего обмана), чтобы укрепить приобретенную ею репутацию святости.
      XVI. Она была жертвою иллюзии своих детских лет и затем стала очень ловкой обманщицей. В самом деле, какими способностями она должна была обладать, чтобы в течение тридцати восьми лет поддерживать составленное о ней мнение, которое было бы даже поддержано ею в течение всей жизни, если бы она не старалась убедить, что нуждалась для питания только в евхаристическом хлебе!
      XVII. Эта претензия стала подводным камнем ее лицемерия. Некоторые монахини, возымев подозрение насчет ее поступков, стали наблюдать за ней и открыли все в последний год, когда она была игуменьей. Очень понятно, что среди них были недовольные избранием Магдалены в игуменьи столько раз. Имевшие притязание и надежду встать на ее место внимательно следили за ее поведением, и старание, употребленное ими для наблюдения за ней, открыло истину. Они уведомили об этом провинциала, настоятеля духовников, которые отвергли все сказанное как клевету. В день избрания новой игуменьи монахини одержали верх над партией, желавшей назначить Магдалену, и выбор пал на одну из них. Это было в 1542 году. До тех пор милостыни, приносимые Магдалене, были огромны; она употребляла их в пользу монастыря, который она почти заново перестроила. Когда она перестала быть во главе учреждения, она располагала по своему желанию посылаемыми дарами, потому что дарители предоставляли ей употребление приношений, приличное случаю.
      XVIII. В 1543 году Магдалена серьезно заболела. Тогда она письменно и словесно призналась в своих измышлениях для обмана мирян и общины. Подробности этой исповеди находятся в письме одной монахини этого монастыря, написанном 30 января 1544 года. В нем мы читаем, что врач, отчаявшись помочь ей в ее положении, предупредил, что она должна готовиться к смерти. Когда явился духовник для подготовки ее к принятию таинства, Магдалена была охвачена конвульсивным сотрясением, сила которого испугала всех. Она просила его прийти на другой день утром. Так как конвульсии возобновились и на другой и на третий день, духовник подумал, что эти дрожания имеют сверхъестественную причину, и стал ее отчитывать [716]. Сила заклинания принудила демона говорить устами Магдалены. Он сказал, что он серафим; у него есть товарищ и несколько легионов, покорных ему; он обитал в теле Магдалены и обладал ею почти со времени ее рождения, решившись не покидать ее, потому что она ему принадлежала, и он надеялся унести ее с собою в ад. Духовник собрал всех монахинь и в их присутствии обратился с увещанием к больной. Магдалена заявила тогда, что в ней было несколько демонов со времени детства и что она сохраняла их добровольно с тринадцатилетнего возраста вследствие договора, заключенного с дьяволом, причем он обязался помочь ей прослыть святою. Она насказала множество необычайных и изумительных вещей, из которых я передал главные. Духовник записал все это и сообщил прелату-провинциалу, который явился к больной в сопровождении нескольких других монахов перед праздником Рождества 1543 года. Кордовские инквизиторы, осведомившись о происшедшем, изъявили претензию, что расследование этого дела принадлежит исключительно им. В это время провинциал, приняв на себя обязанность преподать тайны Магдалене, велел ей подписать в келье показание, в котором она открывала множество своих обманов. Магдалена приняла напутственное причастие (viaticum) и возблагодарила Бога за то, что она могла исполнить это без особенных внешних помех, хотя и сомневалась, чтобы Бог явил к ней милосердие. По удалении монахов Магдалена осталась наедине с монахиней, которая рассказала в письме все происшедшее, и продолжала оставаться с нею для приготовления всего необходимого для соборования [717], которое надлежало ей преподать. Больная сказала ей, что чувствует себя лучше, выразила сильное желание есть и настоятельно просила дать ей чего-нибудь для утоления голода. Когда монахиня принесла ей несколько кушаний, Магдалена с удовольствием почувствовала, что к ней возвращается жизнь. Когда духовник вошел в ее комнату, она захотела продолжать свою исповедь устно. Духовник расположился записывать в присутствии брата Педро де Вергары, но Магдалена, начав говорить, отреклась от всего сказанного ею раньше. Это побудило монахов удалиться в недовольстве. Монахи стали увещевать Магдалену откровенно высказаться для собственного спокойствия. Она обещала это. Духовник сделал тогда вид, что отослал всех монахинь, между тем как они устроились в месте, откуда могли слышать все, не будучи замечены больною. Магдалена показала многое. Духовник записал ее показания и заставил ее обещать подписать их в присутствии всех монахинь. Монахини тотчас пришли. При их приближении дрожания и конвульсии Магдалены возобновились. Духовник прибег к заклинаниям. Дьявол снова заговорил и уверил, что он еще владеет личностью Магдалены. Наконец, 24 декабря в присутствии провинциала больная возобновила и спокойно подтвердила признания, сделанные ею. Сбиры инквизиции взяли ее и отвели в секретную тюрьму святого трибунала.
      XIX. Магдалена была приговорена к выходу из тюрьмы в одежде монахини, без покрывала, с веревкой на шее, с кляпом во рту, с зажженной свечой в руках. Она должна была отправиться в таком виде в кордовский собор, где был приготовлен помост для церемонии ее аутодафе, на котором ей надлежало выслушать чтение приговора и его мотивов и обычную проповедь. Затем ее должны были заключить в женский монастырь ордена св. Франциска, вне города, где она проведет остаток жизни без покрывала, без права голосования и появления в собраниях общины. Каждую пятницу она должна была есть в трапезной наряду с епитимийными монахинями, никогда ни с кем не говорить, кроме монахинь общины, духовника и прелата, без специального позволения инквизиции. Причащаться ей разрешалось раз в три года, кроме случая тяжкой болезни. Если она не исполнит какой-либо статьи из своего приговора, она должна быть рассматриваема как вновь отрекшаяся от святой католической веры.
      XX. Вот приговор, содержание которого не стоит, по моему мнению, ни в каком соответствии с преступлениями, его мотивировавшими, если сравнить его с приговорами, выносимыми иногда против обвиняемого в поддержке еретического предположения, хотя преступление его было плохо доказано, заверено свидетелями, несогласными между собой, и отрицаемо подсудимым.
      Эта женщина, уличенная в обмане и в неправильном употреблении доверенных ей приношений, виновная во всех отношениях, ускользает от правосудия без другого наказания, кроме краткого выставления напоказ, - ибо заключение, будучи обыкновенным состоянием монахини, не может рассматриваться как наказание для Магдалены. Между тем много людей, прославившихся своими добродетелями, стали жертвами инквизиции за простое заблуждение разума, которое часто имело ту реальность, какую придало ему невежество квалификаторов.
      XXI. Если бы мне надо было голосовать за учреждение трибунала инквизиции с уставами и распорядками, похожими на действовавшие в испанской инквизиции, я признаюсь, что пожелал бы подвергнуть ему только людей, подобных Магдалене Делакрус. В делах такого свойства всегда встречаются, более или менее, те же обстоятельства; во все времена процессы этого рода кончаются результатами не менее несправедливыми. Если бы я был инквизитором, я подал бы голос за заключение Магдалены в доме женщин дурного поведения, которым бы поручил ежедневно бичевать ее плетью [718], пока не выйдут из нее серафим Бальбан, его товарищ Питон и все легионы дьяволов, которых обманщица даже во время своих признаний имела будто бы внутри себя, между тем как настоящими демонами были два смертных греха ее: гордость и сладострастие.
      XXII. Процесс Магдалены Делакрус сделал менее чести совету инквизиции, чем указ, адресованный провинциальным трибуналам 18 июля 1541 года, в котором было сказано: если обвиняемый, приговоренный к выдаче светской власти как нераскаянный, обратится, так что не будет сомнения в его раскаянии, он не будет отпущен, чтобы подвергнуться смертной казни, и инквизиторы допустят его к примирению с Церковью и к епитимье. Эта мера не могла, однако, применяться к осужденным за вторичное отречение, ибо единственная милость, какую уставы даруют кающемуся рецидивисту, ограничивается тем, что его не сжигают живым, а лишают жизни другим способом, который предполагается менее ужасным.
      XXIII. Кардинал Тавера, шестой главный инквизитор, умер 1 августа 1545 года. Он был племянником второго великого инквизитора Десы, преемника Торквемады. При его смерти число трибуналов было одинаково с тем, какое было, когда он стал во главе инквизиции. Действительно, он восстановил хаэнский трибунал, но зато наваррский был упразднен, и его округ был соединен с калаорской инквизицией.
      XXIV. Счет жертв инквизиции, установленный для эпохи главного инквизитора Манрике, дает за семь лет службы Таверы семь тысяч семьсот двадцать лиц осужденных и наказанных. Семьсот сорок были сожжены живыми и четыреста двадцать в изображении. Остальные, в количестве пяти тысяч четырехсот шестьдесяти, подверглись различным епитимьям. Таким образом, можно допустить приблизительно, что каждый трибунал приговаривал ежегодно восемь человек первой категории, четырех - второй и сорок - третьей. Я не сомневаюсь, что число их было значительно больше. Однако, верный моей системе беспристрастия, я предпочитаю держаться более умеренного счета.
      Глава XVII
      ИНКВИЗИЦИИ НЕАПОЛЯ, СИЦИЛИИ И МАЛЬТЫ И СОБЫТИЯ ЭПОХИ КАРДИНАЛА ЛОАЙСЫ, СЕДЬМОГО ГЛАВНОГО ИНКВИЗИТОРА
      Статья первая
      НЕАПОЛЬ
      I. Карл V назначил преемником кардинала Пардо де Таверы кардинала дома Гарсию де Лоайсу, архиепископа Севильского, который стал седьмым главным инквизитором. Этот прелат достиг почтенного возраста, так как еще в октябре 1517 года он подписывал разные указы как член верховного совета. Он был духовником Карла V, главным приором ордена св. Доминика, епископом Осмы и Сигуэнсы и апостолическим комиссаром святого крестового похода. Римская курия выслала ему утвердительные буллы 18 февраля 1546 года, но он недолго стоял во главе святого трибунала, так как его смерть произошла 22 апреля того же года.
      II. Однако он уже предложил императору вернуть инквизицию к тому, чем она была вначале, до установления ее католическими государями Фердинандом и Изабеллой, его предками. В этом проекте встречаешься с чувствами доминиканского монаха. Но можно сказать уверенно, что инквизиторы не утратили ничего из своей суровости и нельзя было бы вложить больше строгости в репрессивные меры, употребляемые ими против мнимых еретиков. История сообщает нам, что жители Арагона, Каталонии, Валенсии, Майорки, Сицилии и Сардинии, имевшие уже монахов-инквизиторов, противились установлению испанской инквизиции до готовности восстать. Когда она силою восторжествовала над сопротивлением жителей, в разные времена все еще происходили мятежные брожения в этих провинциях, кроме возражений, представленных на нескольких собраниях кортесов нации.
      III. В том же 1546 году Карл V решил учредить инквизицию в Неаполе, хотя его дед потерпел поражение в этой попытке в 1504 и 1510 годах, так как, несмотря на свою твердость и упрямство, он принужден был последовать совету, данному главнокомандующим {См. гл. X этой Истории.}. Карл V вообразил, что сан императора и славные события его царствования произведут впечатление на неаполитанцев и сделают их более послушными. Он поручил вице-королю дону Педро Толедскому, маркизу де Вильяфранке дель Бьерсо, брату герцога Альбы [719], назначить инквизиторов и должностных лиц из местных жителей и остановить свой выбор на людях, способных исполнить предположенное намерение; послать правительству список назначенных лиц и все нужные документы, чтобы главный инквизитор мог отправить распоряжения и передать необходимые полномочия новым инквизиторам. Когда эти меры будут приняты, инквизитор, декан Сицилии, должен прибыть в Неаполь с секретарем и другими должностными лицами инквизиции и установить там трибунал и все формы инквизиционной юрисдикции, чтобы члены нового учреждения быстро получили возможность приступить к исполнению своих обязанностей.
      IV. Фридрих Мюнтер, профессор богословия в Копенгагенском университете, полагал, что интриги вице-короля дона Педро Толедского послужили введению в Неаполе испанской инквизиции. Этот писатель (в настоящее время член многих литературных академий Европы) оказал большие услуги науке как ученый и всему человечеству в целом как благороднейший благотворитель бедных, какого бы они ни были вероисповедания. Но он не мог навести справки в подлинных книгах, которые были в моих руках. Эта невозможность заставила его впасть в заблуждение, когда он писал историю сицилийской инквизиции. Карл V для успеха предприятия, о котором говорю, не нуждался ни в чьих нашептываниях и советах; он естественно приходил к решениям этого рода, как можно видеть из сказанного нами об этом государе и как продолжение докажет это еще лучше.
      V. Усилия Карла V установить инквизицию в Неаполе и других государствах имели своим поводом успехи лютеранства в Германии и боязнь видеть проникновение заразы в другие страны. Советники инквизиции и кардинал Лоайса, его бывший духовник, разжигали эти склонности. Все участие дона Педро Толедского в этом деле состояло в том, что единственно ему доверил вначале Карл V хлопоты по исполнению его воли, и только он один был достаточно умен для того, чтобы посоветовать государю отказаться от его намерения, когда он увидал бедствия, последовавшие за его исполнением. Приказ императора был исполнен без малейшего сопротивления. Но едва узнали, что несколько человек было арестовано по приказу новой инквизиции, как народ восстал; на улицах раздавались крики: "Да здравствует император! Да погибнет инквизиция!" Неаполитанцы взялись за оружие и принудили испанское войско искать спасения в фортах. Так как все принимало вид совершенного и всеобщего бунта, Карл V принужден был оставить свое намерение.
      VI. Я замечу как нечто достойное внимания, что Павел III открыто покровительствовал неаполитанцам, возмутившимся против своего государя, будучи недоволен тем, что неаполитанская инквизиция должна была зависеть от главного испанского инквизитора, как сардинская и сицилийская, подчинение коих испанскому режиму он едва выносил. Он жаловался на своих предшественников Иннокентия VIII [720], Александра VI и Юлия II, которые, по его словам, наделали много зла, одобряя изъятие инквизиторов из непосредственной зависимости от папы и терпя посредствующую власть, сводившую на нет власть святого престола. Это было заметно в Испании и зависящих от нее государствах, где государи вмешивались в дела инквизиции больше самих пап и делали их решения бесполезными, обязывая уступать против воли часть прав светской власти.
      VII. Павел III, не сообщая этих мотивов неаполитанцам, говорил им, что они вправе противостоять воле государя, так как испанская инквизиция была чрезмерно сурова и не пользовалась для большей умеренности в своих действиях примером римской, установленной три года назад. Указывалось, что никто еще не жаловался на римскую инквизицию, потому что она верно сообразовалась с требованиями права, чего не было в Испании, по причине упорства инквизиторов, их привязанности к системе, установленной Сикстом IV [721], и чрезвычайного покровительства, оказываемого Карлом V, который в этом превзошел даже своего деда.
      VIII. Вы видите, как мало участвовала религия в этой политике, всегда готовой делать народы жертвами своих интриг и всяких козней, - будет ли идти речь о религии или просто о мирских интересах. В 1563 году Филипп II сделал новую попытку установить в Неаполе свой любимый трибунал; но жители прибегли к обычному средству, и их повстанческие волнения принудили деспота повернуть вспять, вопреки его обычаю.
      Статья вторая
      СИЦИЛИЯ И МАЛЬТА
      I. Сицилийская инквизиция в тот же год ликовала еще более, чем в 1543 году. Фердинанд V пытался в июле 1500 года установить в этом королевстве испанскую инквизицию, упразднив папскую, доверенную доминиканским монахам, но все усилия его были тщетны до 1503 года. Даже в этом году Сицилия волновалась восстаниями, которые возобновлялись в 1510, 1516 и других годах {См. гл. XI этого сочинения.}. В 1520 году Карл V написал папе, чтобы склонить его не принимать апелляции от жителей острова, которые могли быть осуждены сицилийской инквизицией, потому что им можно будет обращаться в этом случае к главному инквизитору Испании в силу апостолических пожалований, сделанных его предшественниками и подтвержденных им самим.
      II. Это выступление императора и много других свидетельств специального покровительства, оказываемого им инквизиции, необыкновенно усилили гордость инквизиторов и дерзость, с которою они злоупотребляли тайной судопроизводства. Ненависть сицилийского населения соответственно возросла, особенно у жителей Палермо, и в 1535 году дело зашло так далеко, что народ поднялся против святого трибунала, и Карл V вынужден был написать инквизиторам, что отменяет подтверждение и расширение привилегий, дарованных им 18 января того же года, и приостанавливает пользование ими на пять лет. В течение этого срока инквизиторы не могут ни позволять себе какого-либо действия гражданской юрисдикции, ни возбуждать преследования судом светских лиц, кроме дел о формальной и явной ереси.
      III. Эта мера императора особенно смирила инквизиторов. Они нашли, однако, средство восстановить свою власть в 1538 году, когда должность вице-короля острова была поручена временно инквизитору дому Арнольдо Альбертино, который был затем назначен на епархию Пати в этом королевстве {Я говорил об этом инквизиторе в гл. XI этого сочинения.}. Его присутствие дало им смелость преследовать всякого, кто имел несчастие им не понравиться. Хорошо, что их деспотизм продолжался недолго, так как вице-король вернулся в Сицилию. Узнав, что отвращение жителей к инквизиции неизменно, он сообщил об этом императору, который в 1540 году продлил приостановку привилегий как необходимую меру на новый пятилетний срок. Не без законного мотива такое учреждение, как инквизиция, внушало ужас. Я докажу это, рассказывая об одном деле, случившемся в 1532 году, за три года до мятежа сицилийцев.
      IV. Антонио Наполес, богатый житель острова, был заключен в секретную тюрьму святого трибунала. Его сын Франческо прибег к папе и выдал Его Святейшеству это действие власти за презренную интригу нескольких людей из народа, которыми были одурачены инквизиторы, оказывая им ничем не оправдываемое доверие, потому что его отец вел себя с самого детства как хороший католик. Он сказал, что декан инквизиторов связался с врагами отца и держал его в тюрьме в течение пяти месяцев, к соблазну и недовольству жителей Палермо, не давая ему никакого средства к защите. Франческо умолял Его Святейшество не допускать инквизитора произносить приговор об участи его отца. Папа направил дело к дому Томасу Герреро и дому Себастиану Мартине-су, каноникам и его комиссарам в Сицилии. Едва мадридские инквизиторы узнали о папском решении, как поторопили императора и кардинала Манрике написать папе, что существование этой комиссии, как они жаловались в своем представлении, уничтожает привилегии святого трибунала Испании, от которого зависит Сицилия. Слабый Климент VII поспешил упразднить ее своим бреве, данным 25 июня 1532 года, и через Герреро переслал все документы процесса главному испанскому инквизитору. Последний для продолжения судопроизводства назначил по обязанности службы доктора дома Агустино Камарго, сицилийского инквизитора, или вместо него какого-либо другого члена той же инквизиции, так что Наполес очутился в руках своего преследователя. Он был осужден как еретик, лишен имущества, но допущен к примирению с Церковью с епитимьей пожизненного тюремного заключения. Кто осмелится предпринять оправдание поведения папы, кардинала и судей?
      V. Сицилийские инквизиторы всегда рассчитывали на покровительство мадридского двора. Они были убеждены, что, распорядившись приостановить привилегии, он поступил так менее по политическому принципу, чем по снисхождению к сицилийцам. Они полагали с полным удовлетворением, что по прекращении опасений испанское правительство вернет им благосклонность, которой они раньше пользовались. Это произошло на самом деле, когда 27 февраля 1543 года император подписал королевский указ, аннулировавший в конце десятого года приостановку привилегий без предварительной меры особого декрета. Это событие восстановило в душе инквизиторов доверие и надежду на поддержку кардинала Таверы (который был все еще во главе государственного совета Испанской монархии, управляемой тогда принцем Астурийским, едва достигшим шестнадцатилетнего возраста). Они возымели смелость объявить маркизу де Терранове, о котором мы уже упоминали, об исполнении епитимьи, к которой его приговорили.
      VI. Убеждаясь, что инквизиторы одержали победу, которую столько веских мотивов должны были делать, по крайней мере, сомнительной, не станешь удивляться, что они с радостью поджидали срока приостановки и нового декрета, который возобновлял прежние пожалования и даровал новые. Этот государев акт появился 16 июня 1546 года. Инквизиция решила достойно отпраздновать свою победу. Все было приготовлено для празднования величайшего из аутодафе, когда-либо виденного, и четверо заочно осужденных были сожжены фигурально. Подобная церемония происходила также в 1549 и в 1551 годах.
      VII. Инквизиторы, ставши вновь заносчивыми, как некогда, беспощадно обращались с сицилийцами всех классов. Отсюда возникло новое возмущение против святого трибунала в Палермо в 1562 году, в момент, когда собирались обнародовать эдикт веры, который налагал на каждого жителя обязанность доносить на людей, виновных или подозреваемых в ереси, под страхом смертного греха, верховного отлучения или какой-либо другой епитимьи, установленной законами. Когда вице-королю удалось восстановить спокойствие, инквизиторы показали себя умереннее, по крайней мере пока ими владел страх. Вместо торжественных аутодафе, возбудивших негодование народа, они довольствовались в течение некоторого времени отравлением частных аутодафе в зале суда. Однако в 1569 году они распорядились устроить одно общее аутодафе, подавшее повод к маленькой истории, которая достойна упоминания.
      VIII. Среди узников инквизиции находился один несчастный, пробудивший особый интерес к себе со стороны маркизы де Пескара, супруги вице-короля. Инквизиторы, убежденные, что в известных чрезвычайных обстоятельствах само благо инквизиции требовало угождения первому и могущественнейшему должностному лицу острова, даровали вице-королеве милость, не приводя в исполнение по отношению к обвиняемому решения трибунала. Но в то же время они уведомили главного инквизитора, чтобы избежать его упрека. Верховный совет, обсудив происшедшее, адресовал инквизиторам весьма энергичный выговор за присвоение не принадлежащего им права, принимая во внимание, что в делах этого свойства заступничество не может быть допущено. Разве не действовали вопреки закону бесчисленное множество раз эти советники? Сколько раз их преемники давали такому нарушению множество примеров? Хорошо было бы, если бы они постоянно так поступали! Человечество приветствовало бы эту благожелательность, которая слишком часто бывала благосклонна к убийцам и публичным ворам.
      IX. Пока остров Мальта [722] составлял часть Испанской монархии, он был подчинен сицилийской инквизиции, и инквизиторы этой страны имели здесь своего уполномоченного, секретаря суда, альгвасила [723] и чиновников, которым были поручены судебные дела. Когда Мальта была уступлена рыцарям св. Иоанна Иерусалимского, которые только что потеряли остров Родос [724], гроссмейстер учредил здесь свое управление. Было бы противно его достоинству дозволить в стране (в которой он имел верховную власть) практику иноземной юрисдикции, особенно когда он получил от римской курии право духовной власти через посредство священников, которых он выбирал из своего ордена и которым передавал как генеральным викариям власть почти епископскую, особенную.
      X. Один человек был арестован на острове как еретик. Известно, что сицилийская инквизиция получила сведения на его счет. Гроссмейстер письменно потребовал их. Инквизиторы обратились к верховному совету. Последний, 17 мая 1575 года, предписал им не только не посылать их, но и потребовать себе заключенного. Несправедливость подобной претензии очевидна. Она является новым доказательством духа честолюбия, старавшегося шириться и властвовать везде. Гроссмейстер, решившись защищать свои права, велел расследовать процесс обвиняемого на самом острове и только по поводу происшедших здесь фактов; по окончании следствия он приказал судить обвиняемого, который был оправдан. Этот энергичный поступок не понравился сицилийской инквизиции, которая в целях мести воспользовалась на следующий год представившимся ей случаем.
      XI. Дон Педро де ла Рока, испанец, рыцарь Мальтийского ордена, убил в Мессине [725] первого альгвасила сицилийской инквизиции. Он был арестован и посажен в секретную тюрьму святого трибунала. Гроссмейстер потребовал к себе рыцаря, так как только он имел право его судить. Совет, запрошенный инквизиторами, приказал постановить приговор об участи обвиняемого и покарать его как человекоубийцу. Главный инквизитор сообщил эту резолюцию Филиппу II, который написал гроссмейстеру, чтобы покончить с этим разногласием.
      XII. Распри между светской властью и инквизицией свирепствовали в Сицилии в не меньшей степени, чем в других странах, где была установлена инквизиция. В 1580 и 1597 годах были приняты меры для их прекращения. Но это было тщетно, и сицилийцы лицезрели скандал преследования инквизиторами по суду в 1606 году и поражения их цензурами герцога де Фриаса, коннетабля Кастилии, вице-короля и генерал-губернатора острова. Множество дел такого рода, всегда возбуждавших волнение и удивление в народе, обязало правительство прибегать к различным средствам примирения, откуда возникли конкордаты 1631 и 1636 годов, которые не были удачнее уже подписанных.
      XIII. В 1592 году герцог Альба, бывший тогда вице-королем, употребил косвенное средство для обуздания дерзости инквизиторов. Видя, что герцоги, маркизы, графы, виконты, бароны, кавалеры разных орденов, генералы и другие военные лица вступили в конгрегацию чиновников святого трибунала по подстрекательству инквизиторов, чтобы пользоваться привилегиями и держать народ в подчинении и страхе, герцог Альба представил королю, что могущество государя и власть наместника почти ничтожны на острове и останутся таковыми и дальше, пока эти разные общественные слои будут пользоваться привилегиями, действие коих состоит в нейтрализации мер правительства и в обращении против самой администрации ее бессилия заставить повиноваться себе.