Глава 6

Хоуп выключила будильник и зажгла ночник. Половина четвертого. Прохладный ночной воздух быстро проникал под тонкую бумажную сорочку, и она поежилась. Спустив ноги, Хоуп нашарила здоровой ногой тапочку и потянулась за костылями, стоявшими у изголовья.

Пора кормить новорожденного ягненка, которого Фред Уилсон упросил приютить. Хоуп не возражала — выкармливание молодняка всегда было ее любимой работой на ферме.

Ее нога окунулась в холодную воду, и Хоуп взвизгнула от неожиданности. Поджав ноги, она свесила голову вниз — на полу было несколько дюймов ледяной воды и вокруг ножек кровати завивались мрачные водовороты. О Господи! Этого только не хватало!

Стиснув зубы, Хоуп проскакала на другой конец комнаты, вытянув перед собой больную ногу. Там она присела на краешек отцовского письменного стола и взяла в руки телефон. Хоть и противно чувствовать себя беспомощнее младенца, было ясно, что в одиночку ей не справиться. Гордость уступила перед здравым смыслом.

— Анна, слава Богу, ты проснулась! — Нельзя сказать, что у сестрицы чуткий сон. — Ах, ты кормила малышей… Ну, ясное дело, случилось — я бы не позвонила в три часа ночи пожелать тебе сладких снов! Прости, я просто немного взвинченна, — извинилась она. — Понимаешь, где-то течет вода. Нет, я понятия не имею, где именно. Я едва набралась смелости выбраться из постели. Разумеется, я одна! — возмутилась она на осторожный вопрос сестры. Итак, Адам все-таки проболтался. Краска залила ей лицо. — Можно я переночую у вас? Если бы Адам приехал за мной, я была бы очень благодарна.

Она молча выслушала, что Адама вызвали в госпиталь, где ему предстоит сотворить чудо и спасти ногу безрассудного байкера.

— Я пришлю его, как только он вернется, — пообещала Анна. — Только ничего не делай сама! — предупредила она напоследок.

«Можно подумать, я забыла, что теперь ни на что не гожусь!» — сказала себе Хоуп, вешая трубку. Тем не менее времени она не теряла и, когда в коридоре послышались шаги, уже успела запихнуть загипсованную ногу в большой пластиковый мешок и даже раскопала в старом сундуке у стены чудовищных размеров резиновый сапог. Кроме того, она натянула поверх ночной сорочки стеганую куртку и затолкала кое-что из одежды в большую сумку. Из курса физики Хоуп смутно помнила, что вода не очень ладит с электричеством, а потому пользовалась фонариком.

— Адам, прости, пожалуйста, что я не даю тебе спать. — Она направила желтый луч света на дверной проем. Ужас быстро сменился яростью, как только она узнала силуэт. — Убирайся к черту!

— Всему свое время, — холодно отозвался Алекс. — Твоя сестра позвонила и попросила меня поспешить на помощь. Кажется, она выразилась именно так. — Он поставил на бюро большой переносной фонарь. Лицо Алекса было в тени, и Хоуп не могла разобрать его выражения.

— Да я лучше утону! — Это было вполне возможно: вода неуклонно прибывала.

— Смотри, как бы я не решил, что ты и правда этого хочешь, — предостерег он. — Тебе не пришло в голову отключить воду?

— По-твоему, я совсем дура? Вентиль в погребе, и туда надо спускаться по приставной лестнице. Спасибо, в самоубийцы я пока не собираюсь.

— Зато предпочитаешь утонуть, лишь бы не находиться в моем обществе.

Оставшись одна, Хоуп изо всей силы стукнула кулаком по столбику кровати. Ну куда это годится?! Анна наверняка вообразила, что делает доброе дело! Нет, так больше нельзя!

— Много комнат залило? — Спокойствие, Хоуп, спокойствие, подбодрила она себя.

— Кошмар, — коротко ответил Алекс. — На чердаке лопнула цистерна с водой. По лестнице течет настоящая река, и штукатурка кое-где уже отвалилась. — Он вошел в комнату. — Я на всякий случай перекрыл воду, и электричество тоже, но больше ночью ничего не сделаешь.

— Все равно мои родители будут по гроб жизни благодарны тебе. — Хоуп с ужасом подумала, какая огромная работа предстоит родителям по возвращении из отпуска. — Бедные они, бедные, — пожаловалась она вслух. — Стоило им оставить ферму на меня — и случился потоп.

— Нет смысла себя винить. Хоуп вскинула голову, гневно глядя на него блестящими от подступивших слез глазами.

— Я и не виню! — Надо думать, у него дома водопровод никогда не посмеет лопнуть!

— Вот и хорошо. Как, по-твоему, будет проще всего?

— Что именно? — воинственно поинтересовалась она.

— Как мне тебя вынести? Достойно, без сопротивления, или как мешок картошки, который к тому же брыкается и вопит?

— Картошка не вопит и не брыкается, но я сделаю и то и другое, если ты меня хоть пальцем тронешь! Мне не нужны благородные рыцари в сияющих доспехах!

Ее угрозы нисколько его не задели, и Хоуп почувствовала себя до глубины души оскорбленной.

— Ты позвала Адама, а я, можно сказать, его заместитель…

— Знай Анна, какой ты святоша, она бы не обратилась к тебе.

— Увы, — сухо ответил он, — в своем невежестве она не ведала, что творит, и я вытащу тебя отсюда, хочешь ты этого или нет. Может быть, я и не похож на рыцаря Ланселота…

— Совсем не похож — он был куда моложе, — сладко пропела Хоуп.

— ..но одну я тебя тут не оставлю. Она поджала губы.

— Клянусь, меня никогда не интересовал принц на белом коне.

— Мой «лендровер» зеленого цвета, и характер у него куда покладистее. Перестань упрямиться, Хоуп, и забудь о гордости. Тебе нужна помощь, и я тут, чтобы тебе помочь.

Нет, какова наглость!

И она забыла о гордости, чувствуя себя навеки униженной, — он был прав. Взяв сумку, Хоуп с видом жертвы прижала ее к груди.

— Валяй.

— Лучше поздно, чем никогда, — пробормотал он, подхватывая ее на руки.

Странно, однако его прикосновение отнюдь не вызывало в ней дрожь отвращения. Ей припомнилось, как эти же самые руки в экстазе кружили ее по комнате. «Не смей думать об этом, идиотка!» — выбранила она себя.

Впрочем, при виде затопленной прихожей все сердечные переживания мигом вылетели у нее из головы.

— Какой ужас!

— Нет ничего непоправимого, — заверил ее Алекс, носком сапога отталкивая с дороги плавающий посреди дверного проема зонтик.

— Тебе легко говорить… Стой! — неожиданно воскликнула она.

— Что теперь? — Похоже, терпение у него было на пределе. — Только говори быстрее — не такая уж ты легкая.

Хоуп задохнулась от негодования.

— Скорее в кухню — там Дафна.

— Дафна? Это еще кто такая? — ошарашенно переспросил Алекс.

— Не задавай глупых вопросов — скорее! В кухне Алекс усадил Хоуп на стол — единственное сухое место.

— Открой духовку, только осторожно. Алекс покачал головой.

— Нашла время беспокоиться о выпечке. — Он отворил приоткрытую дверцу. — Оно живое…

— Надеюсь, что живое, — сухо отозвалась Хоуп. Она не смогла сдержать улыбки, когда Алекс повернулся к ней с белым блеющим комочком на руках. — Сухое молоко в холодильнике — достань, пожалуйста.

Алекс молча передал ей овечку. Хоуп расстегнула молнию на сумке и выкопала в дорогом белье уютное гнездышко. Что-то заставило ее поднять голову — Алекс не отрываясь недоверчиво смотрел на нее.

— Тебе не жаль, что она может перепачкать вещи? — спросил он, дотронувшись до невесомого шелкового пеньюара, край которого свесился наружу.

— Не говори глупостей, — презрительно отозвалась Хоуп. Неужели он не понимает, что новорожденный ягненок для нее важнее любых тряпок?

Хоуп затолкала в карманы куртки пакеты молока.

— Готово.

— Ее величество позволит прикоснуться к ее августейшей особе? — насмешливо спросил Алекс. Хоуп тут же ощетинилась.

— Только не очень-то воображай, — огрызнулась она.

— Мы едем не туда, — запротестовала она, когда они проехали развилку с поворотом к дому Анны.

Взгляд Алекса не отрывался от дороги.

— Не туда.

— Что ты сказал?

— Ты плохо слышишь?

Хоуп зажмурилась, когда «лендровер» заскользил по мокрому льду.

— Изволь объясниться, — потребовала она, когда машина снова выбралась на грунтовую дорогу.

— Только не думай, что я пытаюсь тебя похитить!

Наглец! На щеках у Хоуп выступили красные пятна. Склонив голову, она прижалась лицом к теплой шерстке ягненка. Глупо, но от слов Алекса ее пронзила дрожь. Не позавидуешь тому, кто окажется во власти этого человека.

— Я могу узнать, куда ты меня везешь? — хрипло спросила она. Незачем открывать все карты — он не должен догадаться, как она струсила.

— Поскольку эта дорога ведет только к моему дому, я думал, ты сама все поняла. На шоссе сейчас слишком опасно, а мне, ей-Богу, хочется спать. Кроме того, сейчас не время вваливаться в дом, где спят два младенца. Говоря со мной, Анна сильно нервничала.

— Тогда почему ты просто не назовешь меня эгоистичной нахалкой? Так будет и проще, и короче.

Машина миновала открытые ворота.

— Слушай, неужели ты всегда принимаешь все так близко к сердцу? — раздраженно поинтересовался он.

«Да, особенно в тех случаях, когда речь идет о тебе», — подумала Хоуп. Бывшая мельница была каменным трехэтажным строением. Свет из незашторенных окон позволял увидеть сад, спускавшийся к самой реке. Алекс открыл дверцу автомобиля, и Хоуп услышала журчание воды.

— Держись крепче, — приказал он. Подхватив на руки, он прижал ее к себе, и Хоуп вдруг заметила, как напряжены у него мускулы. Не может быть! В темноте она попыталась всмотреться ему в лицо. На мгновение он сбросил маску притворного гнева, и сердце Хоуп бешено забилось от внезапной догадки. Глаза у него блестели, а взгляд стал особенно неподвижным. Хоуп ощутила, как силы оставляют ее.

— Не надо, — тихо попросила она.

— О чем ты?

— Ты сам знаешь о ч-чем! — Она резко вскрикнула и чудом удержала готовую выскользнуть из рук сумку. — О Господи, какой ужас — я едва не уронила Дафну! Ты хорошо себя чувствуешь, мое сокровище? — заворковала она, заглядывая в сумку. Все к лучшему — по крайней мере ей удалось рассеять чары вожделения.

— Да нет, в последнее время у меня частенько побаливает спина.

— Я не с тобой разговариваю!

— А я-то, дурак, решил, что ты беспокоишься, не вредно ли мне таскать тяжести!

— Надо полагать, ты считаешь меня неблагодарной стервой! — Хоуп не могла понять, почему ей так досадно оттого, что ее спасителем оказался именно Алекс. — Я уверена, ты никогда не простишь мне, что тебя вытащили из теплой постельки!

Алекс поднялся на крыльцо, и дверь вдруг распахнулась.

— Слава Богу, а я уже начала волноваться! — Дверь выходила прямо в просторную гостиную, но Хоуп не заметила обстановки.

Ночная сорочка, видневшаяся из-под мужского махрового халата, была почти прозрачной, а при взгляде на кружево, украшавшее воротник, Хоуп почувствовала себя одетой в обноски. Просторный халат не скрывал полной груди безупречной формы. Женщина была высокой, но не слишком. Ей можно было дать лет тридцать — тридцать пять, а резкие черты и крупный, улыбчивый рот помогут ей даже в старости оставаться привлекательной. Глаза были темными, как и коротко подстриженные волосы, и все в ней говорило об элегантности, уме и внутренней силе.

Хоуп понадобилось не больше секунды, чтобы это понять.

Алекс шагнул в дом.

— Хорошенькие дела, — чуть слышно пробормотала Хоуп.

Он быстро взглянул на нее — не взгляд, а сплошное предостережение.

Дурнота понемногу отступила. Ей нет дела, даже если Алекс заведет себе сотню подружек! И все же она чувствовала себя обманутой, преданной и никак не могла избавиться от этого чувства. От его лицемерия голова шла кругом — подумать только, и он еще имел наглость критиковать ее отношения с Ллойдом, а сам!..

— Зря ты встала, Ребекка.

Воображение тут же подсказало Хоуп, как Алекс скользнет под одеяло и прижмется иззябшим телом к другому — теплому, податливому, женственному.

— Глупости, Алекс. Я уже приготовила постель для… Хоуп, верно? — Ребекка улыбнулась с обезоруживающей теплотой.

Они явно знали друг друга давно и были близки — об этом говорили взгляды и случайные прикосновения рук. Ревность моментально нашла самые слабые точки в душе Хоуп и не замедлила нанести предательский удар. «И почему она такая красавица?!» — с отчаянием думала Хоуп. Все было бы куда проще, окажись она неприветливой мымрой. Или хотя бы хорошенькой пустышкой. Вдруг ее осенила ужасная догадка. «Это я — его случайная связь, приключение на одну ночь, хорошенькая пустышка.. Я! А она — настоящая, верная подруга!» Как глупо! И надо же было проработать моделью не один год, стойко отвергая соблазн превратиться в типичную представительницу этой профессии, чтобы так легко капитулировать!

Хоуп даже не заметила, как уютно в большой комнате, где под потолком темнели старые балки, а камин был сложен из крупных валунов. Ей хотелось домой — вернее, куда угодно, только бы не оставаться здесь.

С мокрых сапог Алекса натаял снег, оставляя лужи на ковре, отличавшемся утонченной блеклостью красок, что всегда выдает ручную работу. Ребекка стояла босиком на натертом полу, ступни у нее были узкие и изящные. Почему-то на таких маловажных деталях было проще концентрироваться.

Алекс усадил Хоуп на широкий диван — кажется, все здесь было большим и удобным. Стены выкрашены в золотисто-коричневый цвет, а возле ниши в стене, где, наверное, находилось когда-то мельничное колесо, пестрели цветы в горшках.

— Я принесу вам чаю, — сказала Ребекка, встревоженно глядя на непроницаемое лицо Алекса и бледную, осунувшуюся гостью.

— Можно чего-нибудь покрепче? — неожиданно для себя попросила Хоуп.

— Бренди или?..

— Бренди сойдет, — коротко отозвалась Хоуп. Янтарная жидкость согревала, оставляя в горле огненный след. Неожиданно раздавшееся блеяние напомнило Хоуп о подопечной.

— Овечка! Какая прелесть!

— Она голодна. — Хоуп покопалась в кармане куртки. — Вы не могли бы развести молоко и немного подогреть?

— Ой, а можно я ее покормлю? — Детский восторг Ребекки противоречил ее утонченному облику.

Хоуп пожала плечами.

— Если хотите. — «У тебя и так есть все, чего только можно пожелать, так забирай и овечку!» — тоскливо подумала она и неохотно вручила женщине теплый комочек.

— Ее зовут Дафна, — сухо пояснил Алекс.

— Как в греческом мифе? — спросила Ребекка, со смехом прижимаясь лицом к пушистой шерстке.

— Нет, она просто напоминает мне девочку из моего класса. Всем вечно хотелось опекать ее.

— А где теперь твоя Дафна? — спросил Алекс, когда Ребекка вышла из гостиной.

— Трижды была замужем и родила пятерых детей. Послушай, Алекс, я не могу тут оставаться! — прошипела она, оглядываясь на закрытую дверь.

— Почему?

— Не будь идиотом! Неужели тебе все равно, если Ребекка обидится? — Бесполезно было спрашивать, есть ли ему дело до ее чувств, — ответ был очевиден.

— С какой стати и на что ей обижаться? — Он принялся снимать сапоги.

— Ты что, хочешь сказать, что она не возражает, если ты спишь с другими женщинами? И ты еще имел наглость упрекать меня, что я связалась с Ллойдом! Знаешь, это даже не двойная и не тройная мораль!

С таким же успехом можно было разговаривать со стеной позади него. Алекс сбросил сапоги и мокрые носки и, заложив руки за голову, откинулся в кресле.

— Между моими отношениями с Ребеккой и твоей связью с Ллойдом нет ничего общего.

Забавно, но это чистая правда — Ллойд никогда не был ее любовником. Сейчас даже кстати, что Алекс об этом не знает — Хоуп не разделяла его циничного отношения к сексу, но ему ни за что этого не понять, поскольку он считает, что она так же порочна, как и он. А вдруг он догадается, что она по-настоящему влюблена? Хоуп содрогнулась — о таком унижении даже страшно подумать!

— Выходит, она знает, что прошлую ночь ты провел со мной? — с вызовом поинтересовалась она.

— Нет, и не узнает, если ты не разболтаешь, — насмешливо ответил он.

— Не волнуйся, — вскинулась Хоуп. — Что-то мне не хочется этим хвастать.

— А я и не волнуюсь. — Он лениво зевнул.

— Господи, спаси и помилуй, мне ее жаль, — нетвердо выговорила Хоуп.

— Нет, дело не в этом, — возразил он. — Ты просто ревнуешь. Что с тобой, Хоуп? Может быть, тебе хочется, чтобы я дотронулся до твоей гладкой кожи? Или чтобы мои губы…

— Заткнись! — Хоуп зажала уши, лишь бы не слышать его голоса. — Ты омерзителен.

— Однако тебе понравилось все, чем мы с тобой занимались, а? Верно, Хоуп? Скажи честно, ты ведь загораешься от одной мысли об этом, разве нет? — Он говорил так жестоко и так уверенно, что она побелела. — Может быть, ты и с Ллойдом возбуждала себя именно так? Наверное, закрывала глаза, а сама в это время думала обо мне?

— Ты ненормальный! — А вдруг он предсказывает ее будущее? Неужели теперь она не сможет полюбить никого другого? Господи, если бы дело было только в сексе, она бы, вероятно, как-нибудь пережила; но ведь она же любит его, любит, любит!

Алекс потер скулу сжатым кулаком, и Хоуп только сейчас заметила, какой у него усталый вид.

— Если честно, я уже думал об этом. — Что за манера говорить загадками!

— Она уснула. Это такая прелесть! Я уложила ее в корзинку для кошки и поставила поближе к батарее. — Ребекка потуже затянула пояс халата на не правдоподобно узкой талии и вопросительно взглянула на Алекса. Только слепая курица не заметила бы, до чего накалена атмосфера в комнате. Алекс сардонически усмехнулся в ответ.

— А как же кошка? — спросила Хоуп. Присутствие Ребекки спасло ее от удивительной, но на редкость неприятной проницательности Алекса.

— Прошлым летом она померла, — объяснила Ребекка. — Если честно, Алекс, я никогда не могла понять, с чего ты был к ней так привязан. У нее был очень скверный характер.

— Согласен, зато своеобразный.

— Она меня царапала!

— Ей не нравилось, когда ее гладили. Взгляд Алекса не отрывался от лица Хоуп, и от звуков его голоса она тут же представила, как его крупные руки медленно скользят вниз по ее обнаженной спине. На лбу у нее выступил холодный пот.

— Может быть, отправимся на боковую и попробуем выспаться? — предложил Алекс, и Хоуп нервно облизнула губы.

— Отличная идея, — с готовностью подхватила Ребекка.

Хоуп кивнула. Что угодно, лишь бы скрыться от этого обжигающего взгляда.

Лестница оказалась полукруглой, с чугунными витыми перилами. Даже закрыв глаза, Хоуп ощущала исходивший от Алекса аромат и тепло его рук.

Пока он нес ее наверх, она размышляла о том, что сейчас самое время прибегнуть к дыхательным упражнениям по системе йогов, которой она когда-то занималась. Увы — вместо расслабленного дыхания у нее получались судорожные вздохи. Еще немного, и могут начаться спазмы.

— Если тебе что-нибудь понадобится, зови, только громче.

Хоуп кивнула, желая лишь одного — чтобы он усадил ее куда-нибудь и удалился.

— Ребекка присмотрит за овечкой.

— Мне так неловко… — скованно начала Хоуп.

— Наоборот, ей это только в радость. Благодаря тебе она будет развлекать друзей повествованием о своих приключениях на лоне природы. Ты сумеешь заснуть?

— Если доберусь когда-нибудь до постели. — Она повернула голову, многозначительно глядя на аккуратно застланный двуспальный диван возле окна.

— Спокойной ночи, Хоуп Лейси. — Его низкий голос словно ласкал ее. «А вдруг он знает, как я хочу его?» — сонно подумала она. Алекс поправил подушку, опустил Хоуп на постель и склонился над ней.

Хоуп охватила паника. Все мысли испарились — она готова была поклясться, что забыла даже собственное имя. Диван был довольно низким, и Алекс опустился на колени. Хоуп закусила губу, чтобы не застонать, когда его пальцы принялись перебирать ей волосы, рассыпавшиеся по подушке золотистым дождем. Она помнила, что должна, непременно должна возмутиться, но у нее не было сил ни двигаться, ни говорить. Тело затопила горячая, ленивая истома. Как бы он ни презирал ее, какая-то струна у нее в душе всегда будет тревожно отзываться на его близость. Ей стало страшно — пожалуй, впервые в жизни.

Его лицо, с резкими и мужественными чертами, медленно склонилось к ней, и их губы соприкоснулись. Его язык скользнул между ее приоткрывшихся губ, и Хоуп застонала.

— Теперь ты не отталкиваешь меня? — Губы Алекса начали пощипывать ей мочку уха.

Отталкивать его! Да ведь от ненасытного пламени, сжигающего ее, она вот-вот превратится в горстку пепла!

— Что ты со мной делаешь? — с мукой в голосе прошептала она. — Неужели так сильно меня ненавидишь? Твоя подружка… любовница… неважно, кто она… она же здесь. Что ты за человек, Алекс?

Хоуп почувствовала, как его сильное тело пронзила дрожь. Алекс вскочил и уставился в ее запрокинутое лицо.

— Если бы грех не был так сладок… — хрипло начал он и потряс головой, стремясь прогнать пленительный образ женщины, не скрывающей своего желания.

— Спокойной ночи.

Она спала от силы час. Невозможно спать, когда они там… вдвоем. Что они там делают? Занимаются любовью? Или он спит в ее объятиях? Хоуп боялась и безумно хотела услышать доказательства их страсти, жадно напрягая слух, пытаясь разобрать хоть какой-нибудь предательский скрип или стон. Наконец ей надоел этот мазохизм, и она решила подняться. Косметики она с собой не захватила, однако природа одарила Хоуп таким цветом лица, что ее бледность могла бы заметить разве что какая-нибудь особо придирчивая подруга-соперница. Хоуп натянула черную юбку и васильковый свитер, и никто в мире не сказал бы, что она пережила самые неприятные сутки в своей жизни.

— А я как раз собиралась принести вам чай! — ахнула Ребекка, когда Хоуп приковыляла на кухню. — Господи, как же вы, спустились по лестнице? — спросила она, переводя взгляд с костылей, зажатых под мышкой у Хоуп, на гипс на ее левой ноге.

— Съехала по перилам, — призналась Хоуп. Алекс глядел на нее поверх чашки с кофе. — В детстве у меня было время попрактиковаться, — с улыбкой пояснила она.

— Не иначе тебе мало сломанной ноги, и ты решила свернуть себе шею!

— А тебя, по-моему, опять беспокоит страховка! Знаете, Ребекка, я собираюсь подать на него в суд. Он ничего вам не рассказывал?

— Я была уверена, что все уже улажено.

— Боюсь, мне просто не терпится выступить в суде!

Алекс сам настоял на компенсации, сказав, что все это «просто бизнес», У Джонатана будет истерика, когда он узнает, что Хоуп решила отдать эти деньги на благотворительные цели.

— Мне казалось, ты уже сыта вниманием прессы.

Хоуп сладко улыбнулась, стиснув зубы.

— Боюсь, мой агент думает иначе. Я бы сказала, он спит и видит, как мое имя не сходит со страниц хроники.

— Вы ведь шутите… Верно? — обескураженно спросила Ребекка.

— А вот это хороший вопрос, Ребекка. Хоуп еще не решила, что лучше — бросить компенсацию мне в лицо или затаскать меня по судам.

— Просто я жажду мщения. — Хоуп замолчала, наслаждаясь многозначительной паузой. Звонок в дверь разрядил атмосферу.

— Это, должно быть, такси. — В голосе Ребекки прозвучало нескрываемое облегчение. — До свидания, Хоуп, было очень приятно познакомиться с вами. Спасибо, Алекс, на самом деле спасибо!

Алекс поднял с пола ее чемоданы, и Ребекка накинула длинное, отороченное мехом пальто. Уверенность, с которой держалась эта женщина, была сегодня особенно очевидной. Никто не узнал бы в ней сентиментальную кокетку, которая накануне вечером умоляла позволить ей покормить овечку.

— Я провожу тебя на станцию.

— Нет, милый, не стоит.

— Хоуп, ты ничего не забыла сказать Ребекке? Хоуп, растерянно моргая, уставилась на Алекса — ну и наглец! Да как он смеет говорить с ней как с несмышленым ребенком! И даже нисколько не смутился, держится на редкость непринужденно!

— Спасибо вам, Ребекка, за доброту. Кстати, нельзя ли мне поехать с вами? — проговорила она неожиданно для самой себя. — У меня здесь сестра живет на другом конце поселка.

— Ребекка торопится — она опаздывает на поезд, — вмешался Алекс. Хоуп метнула на него яростный взгляд, но он, как ни в чем не бывало, вышел следом за Ребеккой и тут же просунул голову в дверь:

— Восхищаюсь твоей выдержкой. Однако если бы ты решила поговорить с Ребеккой начистоту, то поставила бы себя в очень неловкое положение.

Когда он вернулся, Хоуп сидела за столом, меланхолически прихлебывая кофе.

— Хорошенькое представление ты устроила! — заметил он. — Скажи на милость, ты бываешь такой злючкой, только когда раздражаешься, или нам довелось лицезреть истинную Хоуп? — Он запихнул в тостер несколько ломтиков хлеба. — Тебе надо поесть.

— Я не всегда делаю то, что мне надо.

— Это я уже заметил.

— А где работает Ребекка?

— В Лондоне. Занимается финансами.

Можно было раньше догадаться — та самая нервная особа, о которой упоминала Анна. Станешь нервной, если твой возлюбленный цепляется к каждой юбке. Хотя… Хоуп, пожалуй, не заметила в Ребекке особой нервности.

— Ну и как, тебе жаль, что она живет так далеко, или, наоборот, тебе это на руку?

— Если пытаешься пробудить во мне угрызения совести, то зря стараешься. Когда мы были вместе, ты даже не подозревала о существовании Ребекки.

— И хорошо, что не подозревала!

— Зато теперь знаешь о ней. — (Под его пристальным взглядом Хоуп покраснела.) — И все равно, будь я сегодня ночью понастойчивее, ты уступила бы мне.

— Тебе приснилось, — солгала она. Алекс поймал выскочивший из тостера кусочек хлеба.

— В таком случае, может, как-нибудь обсудим это? — Он перехватил ее недоумевающий взгляд. — Сны. Варенье или мед?

— Я не хочу есть.

— Тогда лучше мед, — бесцеремонно решил он. — Как сказала бы моя мама, вид у тебя неважнецкий.

— Ничего подобного, я прекрасно выгляжу.

— Согласен. Насколько я понимаю, тебе это ничего не стоит? По-моему, женщины должны были бы возненавидеть тебя, если бы узнали, как мало тебе надо, чтобы оставаться ослепительной. — Он поставил перед ней тарелку, весело блеснув глазами, и у Хоуп заныло под ложечкой. — Хочешь не хочешь — ешь.

Она откусила кусочек.

— А я думала, твоя мама умерла, — заметила она осторожно.

— Умерла! Нет, черт возьми! Просто, когда старик устал от нее, она вернулась к себе в Йоркшир. — Губы у него сжались, а в глазах появилось упрямое выражение.

— Но ты остался с отцом.

— У него были деньги. Мама решила, что так будет лучше.

— Ну и как? — Разлучен с матерью в самом нежном возрасте — как в романе! Ей стало жалко его. Давно прошли те блаженные времена, когда Хоуп полагала, что у всех на свете бывает такое же счастливое и беззаботное детство, как у нее. И вот перед ней очередной пример того, как на самом деле редко выпадает такая удача.

— Что толку сейчас говорить об этом? Я предпочитаю задумываться лишь о том, что могу изменить.

Да уж, целеустремленности ему не занимать.

— А ты с ней видишься?

— Реже, чем хотелось бы. Я несколько раз просил ее переехать сюда, но она слишком горда и упряма.

— Наверное, она ненавидела твоего отца, — подумала Хоуп вслух.

— Собственно говоря, она никогда не переставала его любить. Ты сама знаешь, какими странными бывают отношения между людьми.

В голосе у Алекса было столько горечи, что Хоуп поежилась — теперь он стал ей еще дороже.

— А с мачехой ты видишься?

— С Эвой? — Он усмехнулся, как будто она сказала что-то смешное. — Нет. Последний раз я ее видел, когда выкупал ее долю в компании отца.

— А она была очень?..

— Противной? Придирчивой? — Он развеселился еще больше, но как-то зло, даже жестоко. — Должен тебя разочаровать — Эва почти не замечала меня, по крайней мере пока я был мальчишкой.

— Но сейчас вы подружились?

— Нет, никаких родственных связей. Видишь ли, когда я повзрослел — вернее, оказался на пороге юности, — она стала куда больше интересоваться мной.

Глаза у Хоуп округлились.

— Неужели?..

— Эва принадлежит к тем женщинам, кому постоянно нужны доказательства их неотразимости. Лучший способ для этого — кого-нибудь соблазнить.

— И она?.. — Смутившись, Хоуп отвернулась — взгляд серых глаз Алекса был слишком откровенным.

— Я удержался на краю — с трудом. — Как ни странно, у него в голосе было больше горькой иронии, чем истинной боли. — Она была очень красива, а я тогда не знал толком, кто я — ребенок или мужчина. Мама обо всем догадалась и пригрозила Эве, что пожалуется отцу. Больше у меня с ней не было сложностей.

— И твой отец так ни о чем и не узнал? Алекс снова расхохотался.

— Он был слишком занят, стараясь ублажить Эву и повлиять на нужных людей. — Алекс помолчал. — Наверное, мне повезло, что отец был увлечен своей второй женой — на меня практически не обращали внимания. Я проработал у отца несколько лет, окончил университет, стал дизайнером, а потом махнул в Италию. Дизайн автомобилей стал моей первой любовью. — Он снова помолчал, глядя на Хоуп. — Слушай, — неожиданно спросил он, — как тебе удалось выжить в вашем гадюшнике?

— О чем ты? — растерялась она.

— Ты что, всегда распускаешь слюни, когда тебе заливают про чье-то трудное детство? Учти, я знаю, что сочувствуют лишь для того, чтобы потом сыграть на этом!

— Ты предлагаешь мне стать такой же беспринципной и толстокожей, как ты?

— Я по крайней мере не раскисаю от каждой байки!

— То есть ты всегда ждешь, что тебя обманут, — коротко заключила она. — Ну, не знаю… Люди, конечно, не святые, но не верить никому…