Глава 1

— Поздравляю, Блейд, искренне поздравляю, — полковник Питер Норрис, одарив коллегу скупой улыбкой, крепко пожал ему руку.

— Благодарю, сэр… Взаимно… — ухмылка, которую Блейд выдавил в ответ, выглядела довольно кислой. Пробормотав еще пару вежливых фраз, он устроился на диване в углу, мрачно оглядывая просторную комнату; настроение у него было препаршивым.

Зал постепенно наполнялся людьми. Тут были три заместителя Дж., включая и сухопарого седого Френсиса Биксби, который во времена оны был первым наставником Блейда в отделе МИ6, а также руководители всех подразделений и некоторые полевые агенты — из тех, что покрупнее и позначительней. Всего собралось дюжины полторы человек, с удобством разместившихся вокруг богато накрытого стола в уютном, обшитом дубом конференц-зале компании «Копра Консолидейшн». Ждали шефа.

Наконец Дж. вошел и бодро направился к своему креслу. Присутствующие оживились; послышался скрип стульев, негромкий звон посуды и хрустальных бокалов, хлопки бутылок с шампанским. Блейд, один из виновников торжества, с угрюмым видом занял место слева от шефа; по правую руку расположился Норрис, новый начальник отдела МИ6.

Оглядев стол и убедившись, что все налицо и у всех налито, Дж. поднялся, держа в сухих пальцах бокал с шампанским. Разговоры и шорохи мгновенно затихли; тут собрались военные люди, офицеры в чинах, которые знали, что генеральские речи надо выслушивать не дыша. И хотя Дж не облачался в форму уже лет десять или пятнадцать — как и большинство присутствующих — он все равно оставался для них генералом. Правда, бывший шеф МИ6 не требовал, чтобы люди тянулись перед ним во фрунт словно новобранцы.

— Джентльмены, я ценю то, что вы нашли время и силы собраться после тяжелого рабочего дня на это маленькое торжество, — голос Дж., обычно ровный и суховатый, чуть дрогнул, что свидетельствовало о необычайном приливе эмоций. — Сегодня мы отмечаем два знаменательных события. Одному из наших лучших агентов, майору Ричарду Блейду, он покосился налево, — за особые заслуги перед Ее Величеством и страной присвоено во внеочередном порядке звание полковника.

Мужчины за столом сдержанно поаплодировали. Блейда любили; точнее говоря, в МИ6 к нему относились с симпатией и без неприязни. Учитывая профессию собравшихся, это можно было трактовать как самую горячую любовь. И, конечно, они оценили тактичность Дж., назвавшего Блейда одним из лучших агентов. Им было прекрасно известно, что он — самый лучший, и не только в отделе МИ6, но во всей секретной службе Великобритании. Знаменитый Джеймс Бонд из спецподразделения МИ4 был по сравнению с ним просто мальчишкой-дилетантом.

Блейд привстал, поклонился и пригубил бокал — по-прежнему с мрачным и серьезным видом, который его коллеги сочли проявлением скромности. На самом деле причина его дурного настроения заключалась совсем в другом. Уже месяц лорд Лейтон пичкал его каким-то подозрительным снадобьем, вытяжкой из редкостного мексиканского кактуса, якобы мобилизующим биоэнергетические ресурсы организма. Предполагалось, что Блейд обретет способность к телепортации или, как минимум, сможет создавать вокруг себя некую зону отталкивания, силовой энергетический барьер. Подобная защита была бы неоценимым подспорьем в тех рискованных экспедициях в Измерение Икс, которые планировал Лейтон. Она почти на сто процентов решала первую проблему выживания, что позволило бы Блейду уделить все силы и все время второй и самой главной задаче — поискам знаний, артефактов и материальных ценностей, достаточно компактных для их транспортировки на Землю.

Однако мексиканский экстракт не оказал желательного действия, которое приписывали ему не то майя, не то толтеки. За первые две недели Блейд сбросил десять фунтов и заметно побледнел; на третью его ожидали еще большие неприятности. Он почти лишился аппетита, а пару дней назад внезапно почувствовал слабость — причем случились это в самый пикантный момент, в постели. Бедняжка Зоэ была просто шокирована! Она не понимала причин такого резкого охлаждения возлюбленного, который до сих пор проявлял но ночам завидную неутомимость.

Блейд решил, что древние мексиканские жрецы, потреблявшие сок пресловутого кактуса, вели безгрешную жизнь. Вероятно, они даже не ели мяса, а женщин рассматривали только как объект для своих кровавых жертвоприношений. Но такое существование — не для него! Он не собирался приносить Зоэ Коривалл в жертву ни Пернатому Змею, ни солнечному диску, ни его светлости лорду Лейтону! Как и возможность съесть хороший бифштекс.

Пришлось закатить старику скандал, что, в общем-то, совсем не соответствовало сложившимся между ними отношениям. Немного поупиравшись, его светлость признал, что эксперимент с кактусом провалился, и мерзкое снадобье было изъято из рациона Блейда. Вчера и сегодня он не принимал ни капли зелья, но, как и раньше, не чувствовал тяги к еде или другим, более серьезным занятиям. И это его весьма беспокоило. Принюхавшись к аппетитным запахам, витавших над столом, он положил себе на тарелку крошечный ломтик ростбифа и угрюмо уставился на него.

Дж., тем временем, перешел ко второму тосту.

— Большинству из вас уже известно, что отдел МИ6 разделен. Новое подразделение, МИ6А, будет по-прежнему дислоцироваться на нашей старой территории и останется под моим руководством. Что касается МИ6, то за ним сохранены традиционные задачи, и руководство выражает надежду, что его новый шеф, полковник Питер Норрис, обеспечит их выполнение с присущими ему настойчивостью, тактом и умом.

Блейд поднял бокал, чокнулся с Норрисом и допил шампанское. Питер Норрис уже не был полковником, но по негласному правилу британской разведки чины руководителей отделов и вышестоящих персон никогда не назывались вслух. Неохотно пережевывая свой ростбиф, Блейд испытывал мрачное удовлетворение от того, что они с Норрисом — по крайней мере, формально, — пребывают сейчас в одном звании. Норрис был старше его раза в полтора, и за все время службы Блейд сталкивался с ним единожды, в шестьдесят третьем году, — в Сингапуре. Та встреча не доставила удовольствия ни тому, ни другому, но Норрис был настоящим джентльменом и не поминал старое. Во всяком случае, Блейд рассчитывал на это.

Он потянулся к бутылке, плеснул себе немного бренди и положил еще кусочек ростбифа. Дж. продолжал свою речь.

— Френсис Биксби и Палмер Тич переводятся в новый отдел и будут продолжать трудиться вместе со мной здесь, в нашем старом здании на Барт Лэйн. Харпер Ли идет заместителем к полковнику Норрису, о чем я искренне сожалею. Но я также сожалею и о том, что отныне лишен удовольствия работать вместе с самим Питером Норрисом и теми людьми, которые составят костяк его отдела. Я надеюсь, никто из них не забудет, что все мы вышли отсюда, из Восточно-индийской компании «Копра Консолидейшн», за процветание которой я предлагаю поднять третий тост!

Блейд покорно выпил, съел крохотный кусочек мяса, потом припихнул в желудок еще одну рюмку и еще один ломтик, с ужасом думая о том, что сейчас ему придется держать ответную речь. Так и есть! Дж. опустился в кресло и пихнул его локтем.

— Ну, мой мальчик… Коллеги ждут!

Блейд встал. К собственному изумлению, он вдруг ощутил некоторый прилив бодрости.

— Я тронут, джентльмены… Я приложу все силы, чтобы оправдать милость Ее Величества… — Он высоко поднял рюмку, и янтарный напиток заиграл золотистыми отблесками в ярком свете хрустальных люстр. Затем раздались слова, звучавшие уже три столетия на каждом сборище английских офицеров: — За Ее Величество королеву Великобритании!

Все поднялись и выпили в торжественной благоговейной тишине. Блейд полагал, что для него этот тост имеет двойной смысл: он пил за Ее Величество и как за королеву, и как за женщину. Она оценила его труды и пролитую кровь, хотя за последний год он внес в ее казну весьма жалкое пополнение: одну черную жемчужину из Альбы и одну нефритовую статуэтку из Ката. К тому же, эта фигурка изображала его самого! Тем не менее, его заметили и удостоили… Сейчас он ощущал себя едва ли не личным шпионом Ее Величества, и такое событие стоило отметить. Опустившись на место, Блейд наполнил свою рюмку и положил на тарелку два ломтика мяса.

Теперь ответное слово держал Норрис. Новый шеф МИ6 говорил гладко, но слова его скользили мимо сознания Блейда. Что-то о добрых традициях отдела, о величии Британии… Он выпил.

Под стук вилок и тонкий перезвон бокалов за столом завязалась общая беседа. Дж. закурил трубку; восприняв это как молчаливое разрешение, сотрудники потянулись за сигаретами. Потихоньку доедая ростбиф, Блейд думал, что лишь Дж. и ему самому известна истинная подоплека сегодняшнего торжества. Конечно, его внеочередное производство, как и назначение Норриса, были крупными событиями, однако они носили скорее личный характер, являлись следствием, а не причиной. Причина лежала глубже. Недавно проект «Измерение Икс» получил высший статус секретности, и это означало, что отныне он будет финансироваться из особого фонда премьер-министра. Конечно, и там деньги не текли рекой, но Лейтон полагал, что большая часть трудностей позади. Он разработал обширную программу исследований, организовал два новых филиала — в Шотландии и Уэльсе, и теперь готовил свой компьютер к третьему эксперименту. Согласно планам профессора, Блейду предстояло дважды в год пускаться в дорогу; как он подозревал — до глубокой старости или до тех пор, пока он не застрянет навсегда в каком-нибудь особо мерзком мире. Он не питал надежды на то, что его светлость скончается в ближайшие пятьдесят лет, поскольку лорд Лейтон уже давно относился к когорте бессмертных.

Что касается проекта «Измерение Икс», то это дело становилось настолько крупным и важным, что требовало особого внимания и самых строгих мер безопасности. Их-то и должен был обеспечить новый отдел. Оставалось только гадать, кто кого проглотил: Лейтон — Дж., или Дж. — Лейтона. Так что, по правде говоря, сегодня отмечалось весьма обычное событие в мире бизнеса — слияние двух фирм, «Копра Консолидейшн» и «Лейтон Инкорпорейд».

В этом консорциуме Дж., однако, владел портфелем генерального директора, ибо главой проекта назначили все-таки его; лорд Лейтон удовлетворился должностью научного руководителя. В таком разделении функций ярко проявилась британская государственная мудрость, согласно которой военным министром назначался человек штатский, а генералу поручали ведомство иностранных дел или сельского хозяйства. Впрочем, Блейда не интересовали такие мелочи; он ел.

— Прости, мой мальчик, — Дж. деликатно коснулся его локтя, — тебе не станет плохо?

Словно очнувшись, разведчик уставился на огромное блюдо, уже почти пустое, ибо ростбиф, кусок за куском, перекочевал на его тарелку, а оттуда

— в рот. Пожалуй, он осилил фунтов пять мяса… если не шесть или семь. А это значило, что действие проклятого мексиканского снадобья кончалось!

— Оставьте молодого человека в покое, Дж., — Норрис привстал, перегнулся через стол и поставил перед Блейдом новое блюдо, на этот раз с паштетом, украшенным маслинами и обложенным по краям ломтиками салями. — Разве вы не знаете, что один полковник на первых порах ест и пьет за трех майоров? Со мной это тоже было.

— Что же тогда говорить о генералах? — пробормотал Дж.

— Генералами становятся в том возрасте, когда уже нельзя позволить себе подобных излишеств, — вздохнул Норрис.

— Я полагаю, что излишества вредны всегда, — склонив голову к плечу, Дж. наблюдал, как огромный ломоть паштета перекочевывает на тарелку Блейда.

— Особенно в нашем деле.

Норрис что-то возразил, и оба начальника пустились в солидный и неторопливый спор — вполне подобающее развлечение для двух зрелых английский джентльменов, осиливших вместе полбутылки бренди. Блейд, поглощая паштет, тоже размышлял об излишествах. Он придерживался точки зрения Питера Норриса — как более оптимистичной. Если полковник ест и пьет втрое больше майора, то сколько же ему нужно женщин? Сегодня его ждала Зоэ, но все отчетливей он понимал, что по дороге домой будет не лишним заглянуть еще к двум-трем давним приятельницам.

Определенно, ядовитые соки мексиканского кактуса покидали его кровь!

* * *

Спустя неделю Блейд сидел в знакомом кресле под раструбом коммуникатора и лорд Лейтон колдовал над ним, закрепляя на теле разведчика электроды. Хотя Блейд выглядел несколько утомленным, он восстановил свой вес и избавился от самых страшных опасений. Что касается его светлости, то он казался весьма довольным и, к изумлению разведчика, мурлыкал под нос некий легкомысленный мотивчик из оперетты полувековой давности. Несомненно, он уже подсчитал количество новых блоков, модулей памяти, генераторов и мониторов, в которые превратился фонтан купюр, брызнувший из сейфов премьер-министра.

— Я слышал, вас можно поздравить, Ричард? — старик закрепил очередной электрод на могучей груди Блейда.

— Смотря с чем, сэр, — произнес разведчик, блаженно откинувшись на жесткую спинку кресла. Сегодня это неудобное сиденье казалось ему мягче матраса, набитого лебяжьим пухом.

— Хмм… Я полагал, что причина только одна… ваше производство.

Блейд покачал головой.

— Чины, звания, деньги… Это не столь важно, сэр. Главное — здоровье и оптимистичное мироощущение.

Его светлость понял намек. Закрепив новый электрод, он виновато поинтересовался:

— Что, было так плохо?..

— Не то слово, сэр.

— Но последнюю неделю вы, как будто, не жаловались…

— На жалобы не хватало времени. Я почти не отходил от стола, — и не вылезал из постели, добавил он про себя. Бедная Зоэ! Она крутилась между кухней и спальней как волчок!

Лейтон закончил работу и, отступив на пару шагов, внимательно осмотрел своего подопытного кролика. Тот казался вполне довольным жизнью и в меру энергичным, однако его светлость задумчиво покачал головой.

— Не знаю, стоит ли торопиться с очередным экспериментом, Ричард. Каюсь, по моей вине вы перенесли сильный стресс, и, хотя медицинских противопоказаний нет, я не представляю, как эта перегрузка отразится на процессе перехода… — Он тяжело вздохнул, утратив вдруг всю свою недавнюю жизнерадостность. — Меня так соблазняла мысль снабдить вас каким-нибудь защитным средством… Этот силовой экран…

— Забудьте о нем, сэр, — Блейд внезапно ухмыльнулся. Лучше поколдуйте над компьютером, чтобы он отправил меня туда, где подобные вещи просто не нужны. Теплый климат, мраморные дворцы, красивые женщины… Что-нибудь вроде этого.

— Вы говорили либо о рае, либо о Калифорнии, — теперь Лейтон тоже улыбался.

— Ну, Калифорния… — протянул Блейд. — Там все так безумно дорого! Нет, пожалуйста, в рай — в бесплатный рай… или с необходимыми командировочными.

Лейтон сунул руку в карман брюк и побренчал мелочью.

— Чем желаете получить? Золотом или серебром?

— Пожалуй, серебром. Золото оставим до того времени, когда я выйду в генералы.

Они улыбнулись друг другу как два заговорщика, скрывая охватившее обоих возбуждение. Все было готово, через миг один из них отправится в неведомый мир, где вселенская лотерея выбросит ему черный или белый билет, другой будет ждать и считать дни, склоняясь над подмигивающим разноцветными огоньками пультом.

— Ну, Ричард… — его светлость положил руку на рубильник. — Желаю вам всего, что вы тут нафантазировали… Солнышко, дворцы, женщины…

— И никаких мексиканских кактусов?

— Никаких, клянусь вам!

— Тогда я готов.

Рубильник пошел вниз, и Блейд, сжавшийся в ожидании боли, вдруг понял, что колпак коммуникатора, огромный и тяжелый, как Эверест, валится прямо ему на голову. В следующий миг колпак расплющил его, и Ричард Блейд перестал существовать.

Глава 2

Первым его ощущением был грохот. Громоподобный рев, который бил в череп так, словно над ухом у него гремели сотни отбойных молотков, вгрызающихся в неподатливый камень. Постепенно этот жуткий рев становился все тише и тише, словно источник его удалялся куда-то, оставив измученного человека в покое. Вскоре Блейд слышал только мощный отдаленный гул, превратившийся затем в мерное и успокоительное рокотание; казалось, что громовую симфонию отбойных молотков сменила негромкая соната гудящего пчелиного улья.

Он лежал неподвижно, не ощущая ни рук, ни ног, ни твердости почвы под лопатками. Или под грудью? Он еще не сознавал своего положения в пространстве, не чувствовал запахов, не видел света — только какое-то белесое марево плавало перед глазами. Он не сумел бы определить, в каком положении находится тело — распростерт ли он на спине, скорчился ли на боку или брошен ничком словно насекомое, которое гигантская рука небрежно стряхнула на пол. Вкуса он тоже не ощущал; все, что новый мир мог заявить о себе, улавливал лишь слух. Но первые слова, первые фразы этой неведомой реальности были на редкость однообразны: ааа-ооо-жжж-шшш; и так до бесконечности.

Наделенный лишь слухом, Блейд, однако, не потерял способности к размышлению. Правда, мысли, метавшиеся у него в голове, оставались такими же однообразными, как воспринимаемые им звуки. Скорее, он осознавал лишь одно: никогда раньше ему не было так плохо.

Летели минуты — или часы; тянулись недели — или года; неспешной чередой проходили века — или столетия. Мерный рокот превратился в нежное мурлыканье, в убаюкивающую музыку ветра и волн. Онемение прошло, и теперь Блейд чувствовал ласку теплых солнечных лучей на спине, видел мягкий розовый свет под сомкнутыми веками, ощущал нечто твердое, шероховатое под боком и бедром. Силы возвращались к нему по капле, сердце все сильнее разгоняло кровь, пока ее горячие потоки, струи и ручейки не возвратили странника в мир живых. Наконец он открыл глаза и поздравил себя с прибытием.

Перед ним синей стеной стояло море. Смеркалось. Солнце грело плечи и спину, и это значило, что лицо его обращено на восток. Темно-голубая поверхность воды, испещренная белыми барашками, тянулась до самого горизонта, сливаясь там с небом, почти такого же глубокого сапфирового оттенка, как морская гладь. Откуда-то снизу доносился тихий гул, и Блейд, приподнявшись на локте и склонив голову, увидел волны, плещущие у подножия утеса, в ста футах под ним.

Он лежал у самого обрыва: до пропасти оставалось не больше ярда. Внезапно сообразив это, Блейд похолодел. Что случилось бы, если б он вынырнул в этой реальности на пару шагов дальше к востоку? Если бы он возник прямо в воздухе, над скалами или морем? Могло ли такое случиться вообще? Он не знал; и никто, даже сам Лейтон, не сумел бы ответить на эти вопросы. Опыт путешествий в чужие миры был еще ничтожен, и только время и опыт покажут, являлась ли его третья успешная посадка на твердь земную счастливой случайностью или событием вполне закономерным.

Откатившись подальше от обрыва, Блейд со стоном попробовал приподняться. Это удалось не сразу, с пятой или шестой попытки, но наконец он утвердился на ногах и повернул голову. Взгляд его, покинув морские дали, теперь скользил по земле. По прекрасной земле, озаренной лучами закатного солнца!

Он стоял на высоком и довольно обрывистом прибрежном утесе, торчавшем над, более низкими и плоскими скалами словно остроконечный клык среди истертых зубов. Эта скалистая гряда уходила к югу, окаймляя небольшую бухту; к северу раскинулся залив, а над ним — город, который мог привидеться только во сне. Белые каменные строения, напоминавшие издалека дворцы с башенками, окруженные колоннадами храмы, утопающие в зелени виллы, амфитеатры, раскрытые небесам словно мраморные раковины, подымались от берега вверх ярус за ярусом; их соединяли широкие прямые лестницы, а выше, на самом гребне прибрежного хребта, парили воздушные минареты и шпили цитадели. Под вечерними лучами светила башни, колонны и стены домов казались розовыми, кроны деревьев — темно-зелеными, а сказочный дворец, возносившийся над всем этим великолепием, — голубовато-синим, как море в ясный полдень. Справа от него тянулась к небесам скалистая горная вершина, похожая на правильный конус вулкана; на ее склоне, на тысячу футов выше голубой крепости, был высечен в камне исполинский лик. Неведомый бог неведомого мира, полузакрыв глаза, с улыбкой на устах дремал под рокот волн и шорохи морского бриза, охраняя свой город. Блейду лицо божества показалось скорее добродушным, чем жестоким.

Со своего утеса он мог бросить взгляд и на внутреннюю часть страны. На севере, там, где город шагал гигантскими ступенями вверх по горному склону, горизонт закрывали зубчатые пики; к югу, однако, местность понижалась, образуя ряд невысоких плоскогорий, рассеченных речными долинами. Блейд видел усадьбы в зелени садов, беломраморные виллы — почти такие же, как в городе, и нечто напоминавшее сельские поселки, раскинувшиеся среди рощ, полей и пастбищ; над ними торчали крылья ветряных мельниц, купола храмов, тонкие высокие трубы кузниц и гончарных печей. Под светом заходящего солнца этот ландшафт был сказочно прекрасен — страна мира и спокойствия, уплывающая в ночь среди журчания ручьев, тихой музыки легкого ветерка и свежих летних ароматов. Надежда страждущего, пристанище путника, земля Святого Грааля!

И Блейд, как странствующий рыцарь, долгие года искавший этот священный приют, возрадовался и воспрянул духом. Он решил подыскать какое-нибудь тихое пристанище на эту ночь; он все еще чувствовал сильную слабость, но надеялся, что отдых и пища быстро восстановят его силы. Похоже, что компьютер пропихнул его в этот чудесный мир сквозь такую узкую щель, что плоть его в момент переноса была раскатана в узкий бумажный рулон, похожий на перфоленту. Что бы слепить из нее человека — такого, каким он был раньше,

— требовалось время. Хотя бы одна ночь, шесть-семь часов спокойного сна! А потом — чашка кофе и свежие булочки… или что тут дают на завтрак… В счастливой Утопии наверняка любят вкусно поесть…

Размышляя на эту тему, Блейд начал осторожно спускаться с утеса. Солнце, совершенно похожее на земное, уже садилось за горную цепь, окружавшую плато с запада, и он собирался воспользоваться последним вечерним светом. Склон был довольно крут, преодолевать его в темноте разведчику не хотелось, и его не соблазняла перспектива провести ночь на голом камне. Внизу призывно зеленели рощи и лужайки с изумрудной травой; воздух был теплым и нес приятные ароматы, ветерок едва шевелил волосы на голове Блейда. Судя по всему, страна, в которую он попал, лежала в субтропиках, в зоне мягкого морского климата — лучшее, о чем мог мечтать в эту ночь нагой человек. Если и обитатели этого райского уголка окажутся столь же гостеприимными, сколь прекрасна их земля, можно считать, что ему крупно повезло.

В Альбе он сразу попал в облаву, в Кате очутился меж двух сражающихся армий. Воспоминания о первом путешествии были смутными, отрывистыми, но главное он помнил. Талин, его маленькая принцесса… Чьи губы целуют ее сейчас, чьи руки обнимают?.. Он не испытывал ревности, только тихую грусть. Он был благодарен ей — точно так же, как и Лали, юной императрице Ката, хрупкой, как нефритовая статуэтка. Да, он испытывал лишь благодарность, ибо их любовь скрасила пребывание в тех жестоких мирах, где ему выпало скитаться первые два раза.

Возможно, его третье странствие окажется более успешным? Без крови, предательства, хитроумных интриг, тяжких походов, бегства и плена? Раскинувшаяся внизу земля, к которой он приближался с каждым шагом, выглядела такой прекрасной… Такой мирной и тихой… Словно райский сад до грехопадения, Эдем, населенный племенем мудрецов, людьми с чистой душой, не ведавшей разбоя, смертоубийства и насилия…

Блейд шумно вздохнул. Если так, то он спускается к ним подобно дьяволу, нисходящему с утеса Греха на равнины Кротости и Милосердия. Ведь совесть его отягощена многочисленными убийствами — пусть даже совершенными во имя долга! — и он несет в божественный и благолепный Эдем меч гнева и адский огонь гордыни. Да, сейчас он безоружен, но тот жаждущий крови клинок, как и разрушительное пламя войны, таятся в его душе; он — солдат, боец, орудие смерти…

Остановившись на середине склона, разведчик поднял к темнеющим небесам сжатый кулак и поклялся, что первым не подымет руки ни на одно разумное существо этого мира. Потом по губам его скользнула саркастическая усмешка. Разве он когдалибо начинал драку первым? Конечно, если давали приказ… или ради дела… но с целью причинить боль, потешить самолюбие — никогда! Он погрузился в воспоминания, перебирая факты, подтверждающие этот вывод, и с радостью убеждаясь, что память его осталась ясной. Раньше было совсем не так… да, совсем не так, особенно в первый раз, когда он едва не потерял собственную личность и не превратился в свирепого альба… Оранжевый солнечный луч скользнул по его лицу, словно напоминая, что день истекает, и Блейд, очнувшись, поспешил вниз. До полного заката оставалось минут двадцать, не больше.

Он успел спуститься с утеса, быстро пересечь травянистый откос и войти в рощу. Деревья, которые росли здесь, показались Блейду похожими на лавры — те же узкие темно-зеленые листья с лаковым блеском, темноватые стволы, причудливо переплетенные ветви и пряный густой аромат. К тому времени, когда он прошел с полмили и достиг опушки, опустилась полная темнота. За рощей тянулось пастбище: высокие, по пояс, травы, дурманящий запах свежей зелени, тихое шуршание стеблей, неширокая тропинка, петляющая по лугу… Блейд всей грудью вздохнул теплый ночной воздух, поднял голову и убедился, что вид звездного неба здесь тоже великолепен. Затем он примял траву слева от тропы и лег, надеясь, что сны в этом прекрасном мире тоже будут прекрасными.

* * *

Он поднимался вверх по террасам беломраморного города, переходил с одной на другую по широким лестницам и спиральным пандусам, по краям которых высились строгие дорические колонны. Каждое здание было дворцом; на площадях звенели и плескались фонтаны, величественные статуи богов и соблазнительные

— богинь — украшали храмы, вдоль фасадов которых пролегли пестрые ленты цветочных бордюров. Ярко-синее небо с золотым солнцем взметнулось в недосягаемую высь, морские волны тихо рокотали у гранитных пирсов, покачивая корабли с резными носами, откуда-то доносился мелодичный перезвон арф, и все прохожие, сплошь белокурые красавицы и черноволосые красавцы, приветливо улыбались страннику. То был рай, истинный рай!

Блейд миновал арку, что вела на небольшую уютную площадь с фонтаном в виде дельфина, вырезанного из сияющего аметиста; круглый бассейн с прозрачной водой окружало кольцо темно-зеленых лавров. Меж деревьями высилось кресло — причудливо изогнутая спинка, подлокотники и мягкое сиденье обтянуты голубым бархатом, ножки — четыре львиные лапы, утопающие в траве. Он знал, что это кресло приготовлено для него, для странника, уставшего в пути и мечтающего вкусить покой. То было место тихого отдыха, мудрых размышлений и медитации, позволяющей ощутить единство с природой, слиться с ней в торжественной и величавой тишине беспредельного мира.

Он сел, откинулся на спинку кресла, вытянул уставшие ноги. Сквозь полуприщуренные веки он любовался блеском и мерцанием водяных струй, что били из пасти и ноздрей аметистового дельфина, тремя изящными арками падая в мраморный бассейн, рассыпаясь сверкающими брызгами. Чистый воздух, насыщенный влагой, вливался в легкие, перезвон капели ласкал слух. Тишина, прохлада, мир… Благолепие…

Ветвь ближайшего лавра опустилась, кольнув обнаженное плечо Блейда, но он не обратил на это внимания, зачарованный игрой струящейся воды. Ветвь уколола его сильней, настойчивей, словно дерево пыталось о чем-то напомнить ему. О неких неотложных делах, которые требовалось выполнить немедленно, сейчас же.

Ричард Блейд вздрогнул и открыл глаза.

Над ним высилась рослая фигура с тонким копьем в руке. Похоже, воин уже готовился вонзить острие своего дротика в более чувствительное место, чем плечо. Сообразив это, Блейд поспешно вскочил.

— Не двигайся, варвар! — предупредил сзади чей-то голос.

Разведчик резко обернулся — за его спиной стоял еще один воин, с луком и стрелой на тетиве. Несколько секунд он переводил взгляд с одного противника на другого, пытаясь сбросить дурман сна и оценить силы незнакомцев; потом мышцы Блейда расслабились, он поднял руки и выдавил дружелюбную улыбку.

Без сомнения, его пленители не относились к числу дилетантов. Их головы были защищены глухими и глубокими стальными шлемами с гребнями и прорезями для глаз, открывавшими только подбородок; длинные, до пят, плащи слегка топорщились, приподнятые наплечниками доспехов; широкие металлические браслеты сверкали на запястьях. Но главное заключалось в том, как эти двое держали оружие — с непринужденным изяществом опытных бойцов и уверенностью, выработанной годами тренировок. Блейд понял, что не сумеет избежать удара дротика; но если бы даже ему повезло с рослым копьеносцем, второй воин утыкал бы его стрелами за полминуты. Сопротивление было бесполезно.

— Беглый? — спросил лучник. Пленник открыл рот, но вопрос, видимо, предназначался не ему.

— Вряд ли, — голос копьеносца глухо прозвучал под забралом шлема. Блейд, однако, решил, что оба воина молоды — на их подбородках не намечалось и следа растительности.

— Думаешь, с моря?

— Скорее всего.

— Но штормов не было с весны…

— Северяне-рабы иногда прыгают в воду с галер осролатов. Вероятно, считают, что мы будем кормить их даром.

Разведчик внимательно прислушивался к этому обмену мнениями. Похоже, ему уже не надо было выдумывать правдоподобную легенду, рослый потрудился за него. Еще он понял, что в этом Эдеме есть рабы, которых даром не кормят. Разочарование охватило Блейда; надежды на кофе с булочками растаяли без следа.

— Не похож он на северянина, — засомневался лучник. — Слишком смуглый… И волосы темные…

— Разве что из северной Райны? — Теперь рослый раскачивал дротик, словно выбирал, куда его всадить — в пах, в живот или между ребер сомнительного пришельца. Блейд похолодел. Возможно, этим райнитам полагалось именно такое обращение?

— Я с севера, но не из Райны, — торопливо сообщил он, не опуская рук.

— Другая страна, гораздо дальше и…

Что он хотел добавить, осталось неизвестным, так как оба воина почти одновременно воскликнули:

— Говорит!

— По-нашему!

— Я могу опустить руки? — спросил Блейд.

— А тебе велели их поднимать? — поинтересовался копьеносец.

— Это всего лишь знак моих мирных намерений… — начал разведчик.

— Нам твои намерения не нужны, — прервал его рослый. — Нам нужна твоя спина.

Это Блейду было уже ясно; хрустальная мечта стране, не ведавшей насилия, разлетелась вдребезги. Он, дьявол, пришел к таким же дьяволам, и ближайшее время покажет, чьи когти острей, чьи клыки смертоносней. А пока его ждали плен и рабство — как в орде монгов и в альбийских темницах.

— Пошевеливайся, — лучник мотнул головой в сторону тропы. Рослый копьеносец, опустив свой дротик, молча возглавил шествие; его белый с золотым шитьем плащ на мгновение распахнулся, и Блейд увидел длинный меч, висевший на перевязи. Какую-то секунду он размышлял: прыгнуть, сломать рослому хребет, завладеть его оружием, прикрыться телом от стрел… Нет, бессмысленно! Даже если он справится с этой парой — все равно бессмысленно! Он очутился в густонаселенной и хорошо охраняемой стране; двойное убийство сразу поставит его вне закона. Начнется охота, и с надеждой на нормальный контакт можно распрощаться… С другой стороны, сейчас ему не грозили особые неприятности, ибо действия патрульных, наткнувшихся на подозрительного голого чужестранца, были вполне разумными. Вероятно, они собирались доставить его на допрос, и ближайшая проблема сводилась лишь к одному: будет ли то допрос с пристрастием или без.

Покорно шагая вслед за рослым воином, Блейд почти физически ощущал смотревший в спину наконечник стрелы. Второй патрульный шел сзади ярдах в шести; слишком большое расстояние для внезапной атаки и слишком малое, чтобы промахнуться, если пленник попытается напасть или сбежать. В этом тоже чувствовался профессионализм; видимо, эти молодые люди умели конвоировать рабов.

Правда, Блейд начал сомневаться, что попал в руки пограничной охраны. Если побережье патрулировалось, то его должны были заметить еще вчера, когда он торчал на вершине утеса. Более того, скала представлялась прекрасным наблюдательным пунктом, и стражи вряд ли бы бродили внизу между камней, вместо того, чтобы обозревать берег с высоты сотни футов. Похоже, эти двое наткнулись на него случайно… Что же они делали в лавровой роще? Блейд оглянулся, окинув взглядом шагавшего сзади лучника. Длинный плащ с разрезами по бокам — для рук — скрывал его фигуру, но, похоже, меча под ним не было.

Значит, у первого — дротик и меч, у второго — лук… Полной выкладкой это не назовешь! Не похоже на патруль, решил Блейд; скорее его конвоиры выглядели так, словно отправились прогуляться и, по неистребимой воинской привычке, прихватили с собой оружие. Ладно, через несколько минут он разглядит их получше: солнце начинало печь, и скоро им придется снять плащи и скинуть свои глухие шлемы.

В полном молчании три человека пересекли луг, миновали еще одну рощу — на этот раз с апельсиновыми деревьями, перешли по мосту маленькую бурную речку и поднялись по косогору на невысокий холм. Вершина его была аккуратно срезана и разровнена, эту искусственную площадку окружал четырехугольник стен из белого ракушечника. В той, что была обращена к морю, виднелась арка, перекрытая решеткой бронзовых ворот; рядом стояли два воина, очень похожих на пленителей Блейда. Они были в таких же шлемах с гребнями и плащах, но каждый держал в руках копье, а слева, из-под полы, высовывались ножны длинных мечей. Луки и колчаны, полные стрел, лежали на овальных выпуклых щитах, прислоненных к стене, — вместе с веревкой, свернутой кольцами.

— Примете этого? — спросил рослый конвоир охранников, кивнув в сторону Блейда.

— Откуда он? — один из стражей пошевелился, и на разведчика уставилась бесстрастная стальная маска забрала; другой не проявил никаких эмоций.

— Нашли в фарсате от берега. Голого и спящего.

— Интересно, что вы там делали в такое время? — страж переступил с ноги на ногу. Блейда это тоже весьма интересовало, но воин у ворот, похоже, не нуждался в ответе — он словно бы заранее знал его и слегка подсмеивался.

— Гуляли… — рослый пожал плечами. — Знаешь, когда отстоишь во дворце ночь напролет…

— … становится невтерпеж, верно? — страж положил руку на плечо своего напарника. Блейду показалось, что воин произнес свои слова с улыбкой, но шлем искажал интонацию, и утверждать это наверняка он не стал бы. Смысл же всего диалога пока ускользал от разведчика, хотя было ясно, что речь идет о вещах привычных и повседневных.

— Ну, так берете или нет? — снова спросил рослый. — Не хотелось бы нам вместо приятной прогулки тащиться до следующего эстарда…

Эстард… Место, где держат рабов, понял Блейд.

Страж задумчиво оглядел могучую нагую фигуру пленника; Блейд видел, как в прорехи шлема сверкнули его глаза.

— Крепкий варвар, — заметил он. — Таких бы побольше…

— Говорит, что с севера, — рослый копьеносец махнул рукой в сторону гор.

— Говорит?..

— Да. Знает наш язык.

— Это хорошо. Но откуда он все-таки взялся? И что умеет?

— Спроси… — рослый пожал плечами.

— Эй! — стальная маска шлема опять повернулась Блейду. — Как ты сюда попал?

— Бросился в море с корабля, — коротко ответил разведчик, решив избрать подсказанную ему версию событий.

— Был рабом? Сидел на веслах?

Блейд молча кивнул, надеясь, что никто не станет рассматривать его ладони — у него не было мозолей, которые натирает рукоять галерного весла.

— А сам ты из каких краев?

— Из Альбиона… далеко, на севере…

Он выбрал это древнее название Британских островов не только потому, что действительно прибыл оттуда, но и в память о своем первом путешествии — в Альбу. Он еще не знал, что в будущем много раз станет представляться в иных реальностях принцем, странником или воином из Альбиона; не ведал, что имя его родины окажется известным в десятках миров.

— Ничего не знаю о такой стране, — страж пожал плечами. Его напарник, оглядев пленника, добавил:

— Мир велик…

— Конечно, — согласился рослый копьеносец. — И мы немногое знаем о странах к северу от Айталы.

— Ладно, мы его возьмем, — охранник начал отпирать ворота, потом обернулся к Блейду. — Однако, во имя СатаПрародителя, что ты умеешь делать? Лодыри нам не нужны!

Блейд внимательно оглядел каждую из четырех фигур в сверкающих шлемах и длинных плащах.

— Я — воин, — наконец произнес он. — Я умею многое, но лучше всего убивать.

За спиной у него раздался мелодичный смех, и разведчик повернул голову, пристально вглядываясь в лучника, опустившего свое оружие.

— Здесь твое искусство немного стоит, варвар, — сказал стрелок. — Придется тебе таскать мешки на мельницу или убирать навоз. — Положив левую руку на гребень шлема, он потянул его вверх. — Жарко… Нам пора возвращаться в Меот.

Блейд замер в изумлении, и тут же, смущенный своей наготой, опустил глаза. Лучником была девушка кареглазая, с копной каштановых кудрей; ему редко доводилось видеть более прекрасное женское лицо.

Глава 3

Блейд лежал на жестком топчане, прислушиваясь к храпу трех своих соседей по камере. Он снова превратился в раба, и опять над ним властвовали женщины. Правда, в отличие от Садды Великолепной, принцессы монгов, местные леди не требовали от него услуг в постели, им, как сказала лучница, была нужна его спина — то есть труд и покорность. При выполнении этих двух условий ему гарантировалась сытная пища, безопасность и даже кое-какие развлечения. Меотида, не в пример полудикой орде степняков-монгов, была весьма цивилизованным государством.

В данный момент Блейд являлся одним из шести сотен обитателей эстарда Шод, обширного строения из ракушечника, образующего в плане замкнутый квадрат. Его четыре корпуса окружали большой двор размером сто на сто ярдов; посередине восточного здания имелась арка с воротами — та самая, у которой две недели назад Блейда сдали с рук на руки охранникам Шода. Снаружи эстард напоминал четырехугольный форт с белыми глухими стенами тридцатифутовой высоты, но внутри, со стороны двора, выглядел гораздо приветливей. Корпуса его были трехэтажными, и до самых черепичных кровель их обвивали лианы с огромными листьями и зеленый плющ. На первом ярусе располагались помещения охраны, конюшня, кухня, склады и большая ткацкая мастерская, вдоль второго и третьего шли галереи, на которые можно было подняться со двора по широким деревянным лестницам. Эти верхние этажи разделялись на сотни полторы довольно просторных помещений, в которых и обитали невольники. С галерей в их камеры вели невысокие проемы, задернутые куском ткани; некоторые комнаты, предназначенные для надсмотрщиков, были снабжены дверьми.

Блейд решил, что убежать отсюда несложно. Разорвать занавесь, сплести веревку, подняться на крышу и потом — вниз… Не исключался и иной вариант

— продолбить стену из мягкого ракушечника острым обломком камня или украденным ножом. Однако уйти за границы страны было гораздо сложнее. С северозапада обширная равнина — там меоты выращивали боевых коней, а там стоял большой город Праст. Затем — леса и снова горы. Хребет Варваров, самый северный предел Меотиды, полуострова, протянувшегося на двести миль в меридиональном направлении. Воинских лагерей и застав тут хватало, особенно в горах, стерегли каждую тропинку, каждый перевал и ущелье, хотя никто из соседей со всех четырех стран света не рискнул бы приблизиться к царству меотов с мечом в руке или под парусом боевой триремы.

С рабами, если они не испытывали неодолимой склонности к лени, в этой просвещенной деспотии обращались вполне гуманно, однако на все случаи жизни существовали лишь два наказания: рудники — для нерадивых, и быстрая смерть от стрелы или копья для беглецов и бунтарей. Вскоре Блейд понял, что ему сильно повезло; он попал в один из столичных эстардов, где обитали не захваченные в набеге или бою пленники, а потомственные рабы. Жилось им неплохо, и никто тут не собирался бежать.

Он делил камеру с тремя парнями, рыжим Патом и светловолосыми Патролом и Кассом, в жилах которых смешалась кровь дюжины племен, кочевавших за Хребтом Варваров. Они были рабами в четвертом поколении и даже не помышляли о бунте. Работа в поле и каменоломне — тяжелая, однако не выматывающая все силы; сытная пища, иногда — вино; девушки, которых в эстарде Шод вполне хватало, танцы по вечерам… Они казались довольными всем этим и явно не променяли бы своей неволи на ту свободу, которая предоставляла их прадедам возможность голодать или пасть в бою с враждебным кланом. Но у каждого из этой троицы имелась заветная мечта — попасть в услужение в какой-нибудь богатый меотский дом, где работа была бы полегче, еда — послаще, а вино — покрепче. Впрочем, они были слишком тупыми для этого, и на старости лет их, скорее всего, ожидала судьба сторожей, оберегающих посевы от птиц.

Пат, заводила этой компании, выглядел довольно крепким парнем и уже на второй день после вселения Блейда попытался продемонстрировать новичку свою удаль. Схватиться с ним один на один рыжеволосый не рискнул, но поддержка Патрола и Касса все-таки вдохновила его на драку, в которой оба приятеля приняли самое активное участие. Турнир закончился с результатом три-ноль в пользу Блейда. У Пата была вывихнута рука, у Патрола сворочена челюсть, Касс отделался подбитым глазом. После этого в сто двадцатой камере, находившейся на третьем ярусе эстарда Шод, воцарились мир и тишина, а разведчик обрел трех верных и преданных сторонников, искренне восторгавшихся его боевым искусством и тяжелыми кулаками. Охрана в такие дела не вмешивалась, мудро полагая, что выживет сильнейший. Стражи лишь следили, чтобы в руках рабов не оказалось металлических предметов или острых палок, которыми можно было нанести серьезное увечье.

По утрам Блейд, вместе с тремя десятками молодых мужчин, отправлялся в каменоломню и четыре часа рубил мягкий ракушечник. Затем следовал обед, часовой отдых и еще четыре часа работы. Труд не тяготил его, после сытной еды он с удовольствием размахивал кайлом, выламывая целые глыбы, которые бригада камнерезов тут же превращала в ровные блоки. Часам к пяти — по земному счету времени, рабочий день заканчивался, двое стражей сопровождали невольников к реке для омовения, а затем обратно в эстард. Его внутренний двор предназначался для трех занятий: можно было есть и пить — в том углу, где у кухонь находились вкопанные в землю столы и скамьи, можно было поплясать на площадке, посыпанной утрамбованным ракушечником, можно было растянуться на травке под деревьями, предаваясь праздной болтовне — еще в одном углу двора вокруг бассейна зеленела небольшая рощица. Последний, четвертый угол оставался запретным, сюда выходили двери казармы и конюшен.

Кроме еды, питья, плясок и болтовни разрешалось спать, в одиночестве или с девушкой. Этим местная светская жизнь исчерпывалась, и уже к концу первой недели Блейд заскучал. Пища была неплохой, погода — превосходной, а девушки — симпатичными и сговорчивыми, его взгляды, однако, привлекал четвертый угол двора.

Там обитала охрана — пять дюжин молодых женщин, крепких и миловидных, с фантастической ловкостью обращавшихся с оружием. Иногда, по дороге в каменоломню и обратно, он видел, как они мчатся на конях по лугу, совершая сложные маневры, то выстраиваясь длинной цепочкой, то сдваивая ряды, то разворачиваясь в шеренгу. Они с одинаковым умением владели мечом и копьем, дротиком и луком, метательным ножом и приемами джигитовки, их доспехи, изготовленные из прекрасной стали, были легкими и удобными, оружие — смертоносным. Однако эти валькирии не выглядели мужеподобными. Несомненно, они были сильны, но их руки и бедра сохраняли женственную округлость, маленькие груди — девичью твердость, лица некоторых казались прекрасными.

По утрам Блейд видел их обнаженными — зрелище нагого человеческого тела в Меотиде отнюдь не являлось запретным. Их бело-розовая плоть, позлащенная солнцем, казалась изваянной из мрамора, золотистые, каштановые и темно бронзовые волосы вились, словно гривы породистых кобылиц, упругие мышцы переливались под холеной кожей. И когда они десяток за десятком сбегали к реке, к запруде, где разрешалось купаться только им, Ричард Блейд подавлял невольный вздох восхищения. Никто не знал, существовали ли на Земле, в степях Таврии или Малой Азии, легендарные амазонки, никто не мог рассказать об их красоте, грации и мощи, никто не видел их лиц и прекрасных тел… Но этому миру повезло больше! Сказочные воительницы обитали в нем воочию, и пришелец из иных пространств и времен следил за ними восхищенным и жадным взором.

Они были его владычицами, хозяйками и, значит, врагами, — но Ричард Блейд не испытывал к ним ненависти. Он знал, что не сможет поднять ни меч, ни копье ни на одну из них, и если у него что-то и подымалось, то это была совсем иная часть тела.

Странно, но мужчины-рабы реагировали на них совершенно иначе. Они их не боялись, не чувствуя за собой никакой вины, хотя эти воительницы, даже без своих коней и доспехов, могли за десять минут перебить мечами всех обитателей эстарда. С другой стороны, рабы не боготворили своих повелительниц, не падали на колени, не отвешивали низких поклонов, Они повиновались им — охотно, по врожденной привычке, с готовностью выполняя все приказы, которые не были ни жестокими, ни унизительными. Деловые отношения господина и усердного слуги, решил Блейд; один дает кров, пищу, защиту и стабильность, другой трудится, не жалея сил…

И тем не менее, как могли эти молодые мужчины оставаться равнодушными к таинственному очарованию женственности? Как могли они устоять перед силой Эроса, которую источали эти гибкие сильные тела? Как могли они бестрепетно взирать на эти длинные стройные ноги, на тонкие станы, на колыхание грудей с розовыми вишнями сосков, на чарующие округлости ягодиц? Все они, безусловно, были нормальными и крепкими молодыми самцами, проявлявшими немалый интерес к девушкам — но только к своим девушкам, таким же рабыням, обитавшим рядом с ними на верхних этажах эстарда Шод.

Блейд сознавал расстояние между слугой и господином; возможно, здесь оно измерялось световыми годами. Однако люди — всегда люди, и древний инстинкт пола властвует над каждым мужчиной, независимо от положения и подчиненности, и перед ним с одинаковой покорностью склоняются и рабы, и господа. Это являлось аксиомой; и несколько дней разведчик внимательно следил за сотоварищами, ожидая непроизвольной и характерной реакции. Все они, и мужчины, и женщины-рабыни, носили короткие полотняные туники, которые немногое могли бы скрыть.

Однако он не заметил ничего. Казалось, амазонки и прочие обитатели эстарда Шод относятся к двум разным расам, настолько далеким, несмотря на внешнее сходство, что они не способны питать вожделение друг к другу. Это было загадочно и непостижимо, ибо самому Блейду многие девушки-невольницы совсем не внушали отвращения, но с еще большей охотой он посостязался бы в постели с любой из прелестных воительниц.

Похоже, он был единственным мужчиной в эстарде Шод, который испытывал такое богохульное желание, и в сем заключался некий секрет. Некая тайна, определявшая подспудные связи между людьми в этом мире. И Блейд почему-то был уверен, что он не покинет стен Шода, пока не разгадает ее.

* * *

Эту молодую женщину Блейд заметил на восьмой или девятый день своего пребывания в эстарде. Красивое замкнутое лицо; шапка каштановых кудрей; холодноватые зеленые глаза; великолепная фигура; на виске — татуировка в виде трилистника. Казалось, она погружена в вечную задумчивость, мешавшую принять участие в обычных развлечениях рабов; она никогда не танцевала, не говорила почти ни с кем и не бросала на мужчин призывных взглядов. Три вечера подряд разведчик наблюдал за ней, чтобы убедиться, что ни один мужчина не обращает внимания на эту завидную добычу; на четвертый он подошел и сел рядом на скамью.

— Скучаешь, малышка?

Она вздрогнула, словно породистая кобылица, впервые ощутившая прикосновение человеческой руки.

— Меня зовут Блейд, Ричард Блейд из Альбиона.

Молчание и настороженный блеск глаз.

— Альбион — очень далекая страна. К северу от Айталы.

Ни звука в ответ.

— У нас холоднее, чем здесь, зато больше лесов и земля просторней. Летом тепло, зимой падает снег… такая белая крупа, которая жжет кожу, словно огонь.

Когда джентльмен не знает, что сказать, он говорит о погоде. Однако молчаливую леди с зелеными глазами эта тема явно не заинтересовала. Подождав немного, Блейд произнес:

— Честно говоря, мне встречались собеседники поразговорчивей…

Девушка обожгла его неприязненным взглядом.

— Вот и убирайся к тем, разговорчивым… варвар!

Она встала и направилась к лестнице. Проследив за гибкой фигуркой, Блейд заметил, как она исчезла за дверьми камеры, что располагалась на третьем ярусе, почти напротив его апартаментов. Он задумчиво почесал затылок. Ее комната имела дверь! Значит, эта красавица относилась к местной элите.

На следующий день он подготовился лучше, выпытав все возможное из Пата, Патрола и Касса. Они знали немного, но вполне достаточно, чтобы его интерес к неприветливой молчунье стал вдесятеро большим.

Эта девушка, Фарра, еще совсем недавно принадлежала к касте владычиц! Пожалуй, она чем-то отличалась от женщинвоинов — более изящной и тонкой фигуркой, меньшим ростом, бледной кожей… Но теперь разведчик и без подсказки со стороны мог заметить бесспорное сходство, а состоявшаяся вчера беседа доказывала, что госпожа и в рабской тунике остается госпожой. Никто из троицы его приятелей не ведал, за какие провинности Фарра попала в эстард Шод; они могли только добавить, что девушка работает в ткацкой мастерской и, кажется, присматривает там за остальными рабынями.

Вооруженный этой информацией, Блейд вечером опять подсел к ней, не обращая внимания на неприязненный взгляд.

— В моей стране, — начал он без долгих предисловий, — много красивых девушек, но я не встречал никого прекраснее тебя.

Щеки ее чуть порозовели, что Блейд отметил с тайным удовлетворением. Каждой женщине приятно услышать, что она прекрасна, и Фарра не являлась исключением. Вдохновленный этим свидетельством внимания, он начал развивать успех.

— Но у нас есть не только красивые девушки. Альбион — страна чародеев и мудрых скальдов… Ты знаешь, кто такие скальды? — разведчик помолчал, но не дождался ответа. — Они воспевают подвиги воинов, их любовь к благородным повелительницам, странствия в далеких землях… — он снова сделал паузу. Казалось, она не слышит его слов; однако она не уходила. — Сейчас, когда я гляжу на тебя, мне вспоминается одна история…

Он глубоко вздохнул теплый вечерний воздух и начал:

— В одном из альбионских градов жила девушка по имени Елена, н была она поистине прекрасна — почти как ты. Многие мужи хотели бы ввести ее в свой дом и назвать госпожой своего сердца, однако отец Елены хотел выбрать достойнейшего из достойных…

Блейд пересказывал ей «Илиаду», прихотливо смешав сказания Гомера с кельтскими мифами. Он говорил негромко, словно бы про себя, уставившись в землю и лишь изредка бросая пытливый взгляд в лицо девушки. Вернее, на ее точеный профиль; она так и не повернула к нему головы, хотя слушала не перебивая. Реакция Фарры казалась довольно странной; Блейд готов был поклясться, что любовная линия не вызвала у нее интереса или осталась вообще непонятной, но описаниям битв и подвигов героев — особенно амазонок, пришедших на помощь гибнущей Троаде, — она внимала затаив дыхание.

Когда он покончил со своей историей, на небе уже вспыхнули звезды, а во дворе не осталось ни одного человека.

— Спасибо, что ты выслушала меня, — мимолетным жестом он коснулся тонких пальцев девушки, и она не отдернула руку. — Я рассказывал эту сказку, вспоминая свою родину… я словно, побывал там опять… — Это было почти правдой. — До завтра, Фарра. Может быть, мне придет на ум другая история.

Поднявшись, он направился к лестнице, ни разу не обернувшись.

Пришел и закончился новый день, и он действительно коечто вспомнил — на сей раз повесть об Алладине и волшебной лампе. За ней последовали легенды про короля Артура и рыцарей Круглого Стола и выдержки из бессмертного «Властелина Колец» Толкиена. Решив, что первый этап приручения завершен, Блейд собрался от сказок перейти к делу. Фарра, опальная амазонка из правящей касты, обещала стать неоценимым источником информации.

— Меня удивляют ваши женщины, — заметил он, опускаясь на скамью рядом со своей молчаливой слушательницей. — В Альбионе оружие и битвы — занятие мужчин.

Фарра пожала плечами.

— Так заведено у варваров, — соизволила ответить она. — Меотида — древняя страна, и мы чтим завет Сата-Прародителя.

— Сат — это божество, чей лик высечен на скале над городом? — уточнил Блейд.

Девушка молча кивнула.

— Но если Сат-Прародитель повелел женщинам воевать, то что же он оставил для мужчин?

Она снова пожала плечами.

— Мужчин немного… гораздо меньше, чем женщин. Они заняты делами правления. Они служат богу, они строят корабли, крепости и храмы… не сами, конечно, а наблюдают за мастерами из рабов… Они высекают статуи… — она задумалась. — Да, и скальды, о которых ты рассказывал, у нас тоже есть. Это

— также мужское дело.

Блейд напряженно размышлял. Значит, настоящие властители — все-таки мужчины… И они — жрецы, инженеры, архитекторы, художники и поэты… Что касается невольников, низшего класса, то это просто рабочая сила… Кто же тогда прекрасные амазонки? Пушечное мясо?

Он осторожно поинтересовался:

— Женщины только воюют? И ничего больше?

— Ну почему же? Сражаются молодые и сильные. Те, кто старше и слабей, учат юных, присматривают за рабами… Не все рабы так покорны, как эти… — она повела рукой, плавным жестом охватив все три яруса эстарда Шод. — В горах Варваров, на севере, богатые копи — медь, железо, олово… Там работают те, кого захватили в недавних набегах. Дикие, злые… Но мы умеем с ними справляться!

Разговорилась! Наконец-то!

Блейд поскреб отросшую темную бородку и заметил:

— Кажется, ты забыла еще одно женское дело.

Глаза Фарры настороженно блеснули.

— Забыла?

— Да. Женщины еще должны рожать детей.

Внезапно девушка резко поднялась; губы ее дрожали, и Блейд с изумлением заметил, что по щекам ее скупой струйкой бегут слезы. Она приложила пальцы к виску — к тому месту, где темнел маленький трилистник, и пробормотала сквозь зубы:

— Вот это тебя не касается, варвар… Дикарь, северный выродок!

Повернувшись, она направилась к лестнице. Блейд с изумлением смотрел ей вслед, не понимая, чем вызвана эта яростная вспышка. Его реплика была абсолютно невинной… Может быть, Фарра потеряла ребенка, и всякое упоминание о детях теперь вызывает у нее боль? Или это как-то связано с ее преступлением? С темной меткой отверженной, запятнавшей ее висок?

Разведчик поднялся к себе. Патрол и Касс играли в кости на утреннюю порцию вина. Пат уже храпел — он любил поспать. Блейд безжалостно растолкал его; все же из этой троицы рыжий был наименее тупым.

— Слушай, парень, откуда они берутся?

Пат вытаращил глаза.

— Кто?

— Ну, эти… женщины, что нас охраняют.

— Приходят из военных лагерей… из города… из других мест…

— Чтобы прийти из других мест, им, я думаю, сначала нужно родиться, — заметил Блейд не без язвительности.

— А… Ты вот о чем… — Пат протяжно зевнул, — Конечно, они рождаются, только не парни вроде тебя или меня помогают делу.

— Кто же? Святой дух?

Рыжий явно не понял его иронии.

— Это великая тайна, — важно заявил он, — неведомая людям нашего сословия. Но я слышал, — Пат многозначительно округлил глаза, — что отцом каждого истинного меота, мужчины или женщины, является сам Сат-Прародитель. Каждый из них носит каплю его божественной крови, и потому сопротивляться господам глупо и бесполезно. Они…

Блейд разочаровано покачал головой и усмехнулся.

— Сат, конечно, великий бог, но если он так огромен, как его изображение, то и все остальное у него великовато для смертной женщины…

Касс, оторвавшись от стаканчика с костями, уставился на Блейда с глуповатой ухмылкой.

— Никак ты хочешь сам обрюхатить эту Фарру? Боюсь, не выйдет… Зряшная затея!

Блейд нахмурился и поднес к его носу огромный кулак.

— Забудь ее имя, мошенник! И не лезь, когда не спрашивают! Не то…

Он мог не продолжать. Пат, Патрол и Касс хорошо усвоили, кто тут хозяин.

* * *

Странно, но вспышка Фарры как будто сблизила их. Когда на следующий вечер Блейд присел рядом с ней, девушка повернула к нему бледное лицо и улыбнулась. Огромная победа, решил разведчик, впервые он увидел улыбку на этих бледно-алых губах.

— Кажется, вчера я завел неприятный разговор, произнес он. — Прости меня.

— Ты не виноват, — Фарра покачала головой. — Я все время забываю, что ты — чужеземец, не знакомый с заветами Сата. Мы, его дети, изучаем их с рождения…

С рождения! Значит, прекрасные воительницы меотки появляются на свет естественным путем! Но, насколько было известно Блейда, для этого существовал только один способ, древний, как мир.

Нерешительно откашлявшись, он произнес

— В тех историях, что я рассказывал тебе, говорилось не только о битвах, походах и подвигах героев. Они любили… любили прекрасных женщин, и это становилось для них великим счастьем… или горем. — Он замолчал, пристально всматриваясь в зеленые глаза. — Скажи, Фарра, способны ли вы любить? Что значит для вас любовь?

Веки, опушенные темными ресницами, опустились, на миг ее лицо застыло, словно окаменев маска, высеченная из белого мрамора. Потом губы девушки шевельнулись, и он услышал:

— Да, Блейд… Мы любим, и любовь приносит нам радость или страдание. Как всем живым существам.

Она впервые назвала его по имени, не варваром, не северным дикарем — Блейдом.

— Значит, мужчины не вызывают у вас отвращения? И дети, которые потом появляются на свет…

Она прервала его, передернув плечами.

— Разве любовь связана с рождением детей? Или с мужчинами? Может быть, в варварских странах, но не у нас!

Блейд, пораженный, замолк, ее нахмуренные брови ясно говорили, что разговор на эту тему лучше не продолжать. Немного подумав, он примирительно сказал:

— Ладно, не будем об этом. Расскажи лучше о своей стране. О заветах Сата-Прародителя. Раз уж я очутился здесь, я должен, вероятно, их выполнять.

— Нет, — Фарра покачала головой. — Заповеди Сата — только для меотов, и мне не пристало говорить о них. Хотя бы потому, что и я сама вне закона. Я — преступница, Блейд! Прародитель отвел от меня свою благословляющую руку… Теперь я такая же, как все здесь… как эти потомки варваров… — ее глаза обежали двор эстарда, — как ты, Блейд…

Затем она начала рассказывать не о том, что интересовало разведчика больше всего, однако в ее повествовании оказалось немало интересного.

Меотида была древней страной; ее письменная история уходила на тысячу лет в прошлое. Здесь всегда рождалось больше девочек, чем мальчиков; насколько больше и с чем связано это странное отклонение, Фарра не знала. Но мужчины меоты представляли огромную ценность — слишком большую, чтобы рисковать их жизнями в кровавых стычках с дикими северными племенами. Поэтому издревле воевали женщины, мужчины же превратились в правящую элиту.

Сат-Прародитель, таинственным образом соединявший мужское и женское начало, заповедал своим детям, как хранить чистоту крови, как выстоять среди океана варварских народов. Вероятно, этой мифической фигуры никогда не существовало, но свод правил и предписаний, известных с древности и восходивших, согласно священной традиции, к устам самого божества, соблюдался нерушимо до сего времени.

Как понял Блейд, в теологии меотов имелась некая эзотерическая часть, касающаяся продолжения рода; Фарра была полностью посвящена в нее, но не собиралась открывать чужаку эти тайны. Зато прочие заповеди Сата не составляли секрета и казались на удивление рациональными. Они трактовали чисто практические вопросы — как выжить, как стать сильными, как победить, как держать в страхе воинственных соседей.

Меотида была полуостровом, соединенным с материком на севере узким гористым перешейком. Там вздымались пики Хребта Варваров, почти непроходимая горная цепь, и немногие дороги, что вели в северные страны, охраняли крепости и мощные воинские заставы. Второй хребет, Клартонские горы, изогнутым луком отсекал юго-восточную область полуострова, плодородное и обширное плато, на котором стоял эстард Шод и сотни других лагерей с «покорными рабами», как звали тех, чьи предки попали в страну несколько поколений назад. Непокорных, захваченных недавно, продавали или спускали навечно в темные шахты рудников Горы, и Клартонские, и Хребет Варваров, были богаты металлами — железом, медью, оловом, серебром, и в Меотиде умели выплавлять отличную сталь. Конечно, теперь этим занимались мастера из доверенных рабов, но под присмотром знающих инженеров-меотов. Сталь была великой тайной; стальное оружие давало огромное преимущество над теми, кто до сих пор ковал клинки из бронзы или темного железа.

Еще одной гарантией победы в бою были лошади. Блейд не раз видел их и восхищался прекрасными животными не меньше, чем ловкими наездницами. Он уже знал, что коней разводили на равнинах Праста, за Клартонскими горами, но только со слов Фарры смог оценить масштабы этой отрасли. Там, на северозападе, но зеленым безбрежным лугам мчались тысячные табуны — основа, сила и мощь конного войска воительниц Меотиды. У них не было пехоты; шагать по земле, сгибаясь под тяжестью неуклюжего вооружения, являлось уделом варваров-мужчин. Амазонки не неслись над ней, восседая на спинах могучих боевых скакунов, словно неуязвимые богини войны.

Конечно, они умели сражаться и в пешем строю, однако их способы ведения боя все-таки являлись тактикой конного войска. Быстрый удар, град не знающих промаха стрел, разворот и натиск плотной колонной, ощетинившейся длинными копьями… Возможно, тяжелая пехота вроде македонской фаланги могла бы выстоять под их атакой, но этот мир, видимо, еще не знал подобных ухищрений воинского искусства. Всадницы меотов избегали лесов и не пытались штурмовать вражеские крепости; они шли в набег не ради захвата земель, а совсем с другими целями.

Им нужны были рабы — сильные мужчины для рудников и крепкие женщины, способные произвести новые поколения «покорных». Они брали золото и самоцветы; и того, и другого на их полуострове было немного. Но, главное, они устрашали! Век за веком они доказывали северянам свою непобедимость, искореняя даже призрак мысли о том, что богатая и благословенная Меотида тоже может стать целью грабительского похода. Они, однако, не проявляли излишней жестокости; небольшое, но регулярное кровопускание среди варварских племен — как заповедал Сат-Прародитель.

Но были здесь и другие империи и царства, лежавшие за морями, богатые, древние и могущественные. Их вразумляли иначе, не набегами и не рейдами флотилий быстрых трирем. Властители Меотиды нередко предоставляли свои войска в наем — за то же золото, за торговые привилегии, за возможность повидать мир, которую давал дальний поход в чужие земли. Но не желтый тяжелый металл и не пергаменты договоров служили главной оплатой; соседи, почти столь же цивилизованные, приносили дань уважения и трепета перед силой конного войска. Ибо пока ни одна армия не могла устоять перед ним в открытом бою — ни на равнинах Айталы, ни в пустынях и плоскогорьях Райны, Эндоса или древних Жарких Стран.

* * *

Поздним вечером Блейд долго ворочался на своем топчане. Он не мог уснуть, и могучий храп соседей не только прогонял дремоту, но и мешал думать. Конечно, можно было сломать им шеи, но эта мера уже относилась к числу экстраординарных. Наконец он поднялся и, не набрасывая полотняной туники, в одной набедренной повязке вышел на галерею.

Эстард Шод был погружен в тишину и полумрак; нигде ни шороха, ни движения, лишь чуть слышно позвякивают доспехи стражей, стоявших снаружи, за воротами и аркой. Разведчик обвел глазами ряд темных занавешенных проемов, выходивших на противоположный балкон, задержавшись взглядом на двери Фарры. Интересно, закрыта ли она на засов?

Странная женщина… И женщина ли вообще? Как она сказала? Разве любовь связана с мужчинами… или что-то в этом роде… Да, странно… Он чувствовал, что стоит на пороге какой-то тайны, гораздо более важной, чем доблесть меотских воительниц, несокрушимая сталь их клинков и хитроумная политика Дасмона, царя и владыки этой страны, о котором рассказывала сегодня Фарра. Дасмон со своими министрами и наследниками, обитающими в Голубом Дворце над Местом, мудрецы и инженеры, создатели храмов, оружия, крепостей и быстроходных судов, армия амазонок, многочисленное и умелое войско, — все это представлялось Ричарду Блейду не самым главным; то был лишь фасад, скрывавший истинный механизм, который приводил в движение местную цивилизацию. И, похоже, имелся лишь единственный способ быстро добраться до сути дела. Блейд не мог гарантировать успеха и на этом пути, но он, по крайней мере, надеялся его добиться. Он знал, что не противен Фарре, и догадывался, как она одинока.

Медленно и бесшумно разведчик двинулся вдоль галереи, огибая ее. Открыта ли дверь? Или заперта? Насколько прочен засов? Удастся ли сломать его, не подымая грохота? Потом мысли его обратились к зеленоглазой девушке. Он почти уговорил себя, что идет выполнять свой долг, потом внезапно усмехнулся. Долг долгу рознь; этот обещал быть приятным. Видение стройной фигурки и точеного застывшего лица преследовало его; воспоминания о запахе ее тела пьянили. Он прикоснулся к литой бронзовой ручке и замер, вслушиваясь в тишину.

Дверь оказалась не запертой; она растворилась, чуть скрипнув, потом он осторожно прикрыл ее и осмотрелся.

Комната без окон, таких же размеров, как его камера. Однако выглядела она гораздо уютней. Ложе было широким и мягким, пол закрывали тонкого плетения циновки, на стене — шкафчик с какой-то утварью, на столе — небольшая свеча в медном подсвечнике. Язычок крохотного пламени был недвижим, и Блейд едва мог разглядеть в полумраке обнаженную женскую фигурку, вытянувшуюся на белом покрывале.

Фарра лежала ничком, уткнувшись в подушку; волосы рассыпались по обнаженным плечам, руки вытянуты вперед, словно у пловца, собирающегося нырнуть в омут. Несколько секунд Блейд смотрел на нее. Теперь он не думал о долге и не рассматривал девушку как источник ценной информации; сострадание и жалость переполняли его сердце. Внезапно он понял, что одиночество медленно, неотвратимо убивало ее. Фарра была слишком молода, чтобы жить без ласки, без сочувствия, без дружеского участия; за что же, во имя Сата-Прародителя, ее лишили всего этого? За какое преступление?

Он осторожно прилег рядом и потянул на себя легкое, словно невесомое тело. Внезапно она всхлипнула и прижалась к нему еще полусонная, не понимающая, кто и зачем очутился в ее постели. Наверно, так даже лучше, подумал Блейд, нежно раздвигая стройные ноги девушки и чуть-чуть покачивая ее, будто ищущего утешения ребенка. К его изумлению, она была готова — трепещущая, влажная, с напряженным лобком. Сны, мгновенно понял он, сны о минувшей любви, о прошедшем счастье… Когда-то Фарра знала его, это счастье; она не была девственницей.

Ласково поглаживая бархатную спину, Блейд выбрал нужный темп — не слишком медленный, но и не быстрый, как раз такой, чтобы не нарушить ее хрупкой дремоты. Пусть думает, что это лишь сон, прекрасное сновидение, выплывающее из тумана прошлых лет… Вдруг Фарра вскрикнула и крепче обхватила коленями его бедра; веки девушки слегка приоткрылись, и Блейд решил, что она просыпается. Он удвоил старания.

Но в этот первый раз она так и не поняла до конца, чье тело содрогнулось рядом в согласном усилии с ее плотью; она пробормотала чье-то имя, но прерывистый хриплый шепот ничего не сказал разведчику. Потом — долгий блаженный вздох, счастливая улыбка на губах, и ладонь, скользнувшая по его щеке жестом ласки.

Пальцы ее коснулись бороды, она широко раскрыла глаза и опять вскрикнула, теперь уже — от испуга.

— Кто? — она приподнялась, стараясь разглядеть лицо дерзкого пришельца в тусклом мерцании свечи. — Ты?!

Голос ее был полон такого удивления, что Блейд невольно оторопел. Потом он нежно коснулся губ девушки и прошептали

— Я, милая… Не пугайся… Если хочешь, я уйду.

С каким-то странным полувздохом-полурыданием она опустила головку на его грудь.

— Ты… ты… ты… — она повторяла это раз за разом, словно в каком-то сомнамбулическом трансе. Наконец, резко отстранившись, Фарра провела ладонью по лбу, покрытому испариной. — Но мне же было приятно! — вдруг заявила она.

— Я очень старался, — скромно заметил Блейд, размышляя над этим загадочным поведением. Таких слов можно было ожидать от неопытной девушки, незнакомой с мужской лаской, но он был совершенно уверен, что Фарра не в первый раз предается любовным играм.

Глаза у нее стали круглыми, рот приоткрылся, на лбу прорезались морщинки: немая маска изумления, да и только.

— Но ты же мужчина! — заявила она почти обвиняющим тоном.

— Надеюсь, теперь ты в этом не сомневаешься, малышка, — Блейд снова привлек ее к себе.

Кажется, она уже не сомневалась и была готова продолжать. Блейд, однако удовлетворял свою плоть, но не любопытство. Рядом с ним была женщина, настоящая женщина, пылкая и страстная, истосковавшаяся по ласке; он был достаточно опытен, чтобы понять это. Но кто же, во имя неба, преподал ей первый урок, если не мужчина? Неужели Сат-Прародитель? Он терялся в догадках.

Глава 4

Прошло еще двое суток; два дня ставшей уже привычной работы и две ночи с Фаррой. К неудовольствию Блейда, он не узнал ничего нового: Фарра предпочитала действовать, а не говорить. Он решил, что не стоит торопить ее. Плод был сорван, он уже наслаждался его вкусом и, рано или поздно, доберется до сердцевины.

Истекла третья неделя его пребывания в эстарде Шод, и судьба, вероятно, решившая, что Ричард Блейд наломал достаточно камня во славу Меотиды, поспешила подстегнуть события. Утром, когда рабов строили во дворе по группам и бригадам, чтобы развести на поля, в ближайшие карьеры, к мельницам и оросительным каналам, перед воротами раздалась звонкая трель рожка. Затем по плотно убитой земле затопотали копыта лошадей, и под арку попарно въехали шесть амазонок в великолепном убранстве. Собственно говоря, вооружение их было самым обычным, но белые, горделиво выступающие кони, сверкающие серебром бляхи уздечек, султаны из белых перьев на шлемах и расшитые золотом белые же плащи создавали ощущение праздника. За ними появились двое мужчин на смирных кобылках и еще такой же отряд из полудюжины воительниц. Видимо, это был почетный эскорт, и не приходилось сомневаться, чей именно.

Конечно, юнца в таком же бело-золотом убранстве, как и его охранницы. Он плавно покачивался на спине своей лошадки, длинные каштановые кудри свисали до лопаток, короткая туника, стянутая золотым поясом, обнажала загорелые ноги в щегольских сапожках. У него не было ни оружия, ни иных знаков власти, но по тому, как склонились головы стражей эстарда Шод, разведчик понял, что посетитель, несмотря на молодость, является важной птицей. Его спутник был одет гораздо скромнее, в темную тогу и серый плащ; на вид ему было порядком за шестьдесят.

Блейд смотрел на них во все глаза; то были первые мужчины Меотиды, которых он удостоился лицезреть. Итак, смазливый мальчишка лет восемнадцати и старик; по виду — патриций и ученый. Что же им тут надо? Перебирая в голове свои беседы с Патом, Патролом и Кассом, а также все, что удалось выведать у Фарры, разведчик лихорадочно пытался определить причину высокого посещения. Это было важно, очень важно! Он просидел в эстарде уйму времени, и не должен потерять свой шанс!

Однако никто из его информаторов не утверждал, что Шод мог чем-нибудь привлечь особое внимание мужчин-меотов или привлекал такое внимание в прошлом. Все, что Блейд сумел припомнить, относилось к одежде и убранству гостей. Кажется, Фарра говорила, что голубое с золотом — царские цвета; белое с золотом — цвета наследника… местного принца… Как его имя?.. Вроде бы Тархион… Неужели он сам пожаловал сюда? Или кто-то из его придворных?

Сомнения Блейда быстро разрешились. Одна из амазонок постарше, высокая женщина с отметиной от стрелы на предплечье, выступила вперед и отсалютовала мечом.

— Пусть будет с тобой благословение Сата-Прародителя, господин мой Тархион…

— И с тобой тоже! — юноша легко соскочил на землю. Его пожилому спутнику придержали стремя и вежливо помогли сойти. Воительницы в бело-золотом тоже спешились, снимая шлемы, и у Блейда замерло сердце — одна из них была той самой лучницей, что доставила его в эстард Шод три недели назад. Где же рослый копьеносец? Лица этой женщины он тогда не видел, но разыскать ее не составило труда. Она оказалась выше всех в отряде стражей — крупная брюнетка с суровым лицом, не лишенным, однако, своеобразной красоты. Блейд дал бы ей лет двадцать восемь и, приглядевшись к ее властным жестам, понял, что она командует охраной.

Сейчас эта амазонка о чем-то тихо толковала со старшими женщинами эстарда Шод. Принц Тархион с любопытством озирался по сторонам; он явно был нечастым гостем в подобных местах. Старец в сером стоял неподвижно, его спокойное суховатое лицо с седыми кустиками бровей и бритым подбородком показалось разведчику добродушным. Этот пожилой джентльмен чем-то неуловимо напоминал Дж., что сразу внушило Блейду симпатию.

Одна из воительниц, стражей эстарда, медленно двинулась вдоль строя рабов. Здесь были только мужчины, три с половиной сотни человек; девушки уже сидели в мастерской за ткацкими станками.

Внезапно амазонка, требуя внимания, подняла руку.

— Блейд! Блейд из Альбиона, работающий в каменоломне, сюда!

Разведчик вздрогнул. Похоже, о нем вспомнили! Кто? Почему?

Отодвинув плечом стоявшего впереди Пата, он вышел из шеренги.

— Я — Блейд из Альбиона.

— Туда! — амазонка показала в сторону прибывших, стоявших слева от входной арки. — И держи себя почтительно, варвар, если не хочешь попасть на рудники! — она отступила в сторону, опять подняв руку, и группы рабов послушно потянулись к воротам. Блейд же зашагал туда, куда его послали.

Он остановился перед принцем и отвесил поклон; затем так же вежливо склонил голову перед старцем. После этого мужчины его больше не занимали; он пожирал глазами молодую лучницу с карими глазами. Фарра была очаровательной девушкой, но эта… Такие красавицы встречались Ричарду Блейду не часто, а он знал толк в женской красоте!

— Этот? — принц повернулся к рослой предводительнице отряда.

— Да, сын Сата… — она поискала взглядом свою подругу. — Я ведь не ошибаюсь, Гралия?

Гралия! Ее зовут Гралия!

— Не ошибаешься, Кавасса. Только тогда он был совсем голым и без этой бороды.

Голос ее звенел, как серебряный колокол.

Старшая амазонка повернулась к принцу.

— Мы обе узнали его, господин.

— Хорошо, — юноша внимательно оглядел могучую фигуру пленника — раз, другой, не скрывая своего интереса. Блейд про себя возликовал, предчувствуя, что ворота эстарда Шод вскоре навсегда закроются за его спиной.

— Почтенный Лартак, — принц благосклонно кивнул старику, — ты можешь расспросить этого человека.

— Благодарю, сын Сата, — Блейд уже второй раз слышал это выражение и догадался, что так положено титуловать наследника. Старец меж тем шагнул вперед и, протянув руку, положил ее на плечо разведчика. Долгую минуту он всматривался в его лицо и глаза, затем удивленно покачал головой: — Никогда не видел таких людей… Откуда ты, юноша?

— Я давно уже не юноша, досточтимый отец мой, — ответил Блейд, — но спасибо, что ты назвал меня так. Ведь всем хочется подольше сохранить молодость, хотя не каждому это удается.

Старик, пораженный, отпрянул; глаза принца весело сверкнули, а девушки из его охраны подошли поближе. Теперь Гралия стояла в трех шагах от Блейда, рядом со своей рослой подругой. Она тоже была высокой, но все-таки дюйма на три пониже Кавассы.

— Никогда не слышал таких речей от варвара с севера! — воскликнул Лартак. — А уж я-то повидал их немало!

— Удивительное дело, — заметил Блейд с улыбкой, — в моей стране считают варварами тех, кто живет на юге и востоке. Может быть, почтенный мудрец, — он снова склонил голову, — пришла пора вспомнить, что мы оба — люди? Просто люди, не так ли?

— Конечно, ты прав, чужеземец, — старик медленно кивнул. — Мы оба — люди, а не дикари, не способные связать двух слов ни на меотском, ни на своем родном языке. Я вижу, ты — умудренный опытом и жизнью муж, и я читаю в твоих глазах спокойствие и честность. Скажи, как же ты попал в нашу землю?

Улыбнувшись, Блейд поздравил себя с успехом. Этот старец явно относился к клану местных яйцеголовых, любителей поболтать об устройстве мира и вселенной, о нравственных проблемах, о философском камне и четырех вечных стихиях — словом, о королях и капусте. Таких людей было нетрудно подцепить на крючок, и Блейд, послав еще одну ласковую улыбку прелестной Гралии, забросил удочку.

— Я попал в плен на галеру осролатов, и когда мне там надоело, решил высадиться на берег.

Осролат был одной из Древних Стран, что лежали на юге, за морем; государство купцов и торговцев, чьи суда и караваны колесили по всему свету. Об этом Блейду рассказывала Фарра.

Лартак нахмурился.

— Не припомню, чтобы за последний месяц корабли осролатов приближались к нашему побережью, — произнес он.

— Это судно шло в Райну, на восток, — заметил Блейд. — Мы миновали Меот в ночную пору в двадцати фарсатах от суши.

— Двадцать фарсатов! — это было около десяти миль. Ты хочешь сказать, что проплыл ночью двадцать фарсатов?

— Конечно! — разведчик пожал плечами. — Что здесь такого? Море было спокойным.

Он покосился на Гралию и опять улыбнулся ей, заметив, что Кавасса грозно нахмурила брови. Ревнует? Или боится, что он соблазнит самого прелестного стрелка из ее взвода?

— Я полагаю, что это утверждение легко проверить, — вдруг произнес юный Тархион — Меотский залив как раз шириной в двадцать фарсатов.

— Чтобы доставить тебе удовольствие, сын Сата, я готов переплыть его два раза, — произнес Блейд, и он действительно мог это сделать.

Тархион окинул его задумчивым взглядом.

— Возможно, ты доставишь мне удовольствие, чужеземец… но несколько иным путем.

Старик поморщился.

— Ладно, ладно, мой господин! Я уже готов согласиться, что сильный человек способен одолеть за ночь такое расстояние! — Он повернулся к Блейду. — Но какова цель твоих странствий? Или ты попал в плен во время войны?

— Нет. Я отправился в путь, чтобы обрести новое знание.

— Знание? Это интересно Какое же?

Блейд широко развел руки, словно хотел охватить весь сияющий небосвод, а потом соединил их перед грудью, уцепившись за воображаемое удилище.

— Мудрецы моей страны много лет спорят о форме мира, в котором живем мы все — и люди Альбиона, и меоты, и айталы, эндасцы и райниты, и все прочие народы и племена.

— Да, это вопрос вопросов. — Лартак кивнул. — Большинство древних и современных философов полагает, что мы обитаем на огромном диске, выпуклом и круглом. Но вот насчет того, что находится под нами, существует множество разных мнений.

Рыбка была готова заглотить крючок

— Некоторые мудрецы Альбиона полагают, что наш мир подобен не диску, а сфере, вращающейся вокруг солнца. — Блейд надеялся, что его не сожгут за эту крамольную мысль, как Джордано Бруно.

Лартак, пораженный, отпрянул.

— Сфере? Но что может удержать ее от падения?

Так! Теперь можно было подсечь добычу!

— Если мы возьмем сосуд, наполненный водой, и начнем вращать его на веревке, вот так, — Блейд сделал быстрое движение над головой, — то на землю не прольется ни капли, верно?

— Да, — старец кивнул, — некая сила удерживает воду в сосуде. Я понимаю, что ты хотел сказать, странник… Однако, где же веревка, которая связывает наш мир с небесным огнем?

Блейд, совсем расхрабрившись, послал Гралии самую обольстительную из своих улыбок. Щека Кавассы нервно дернулась.

— Может быть, мы просто не видим ее, эту веревку? — он пожал плечами.

— Во всяком случае, проверить утверждение мудрецов совсем несложно.

— Но как, сын мой?!

Рыбка, трепыхаясь, уже лежала на берегу.

— Я вышел из Альбиона, оттуда, — Блейд показал на северозапад. — И если я буду все время идти туда, — теперь он вытянул руку на юго-восток, где за морем лежала Райна, — то рано или поздно вернусь на родину. Или дойду до края диска и выясню, что поддерживает его снизу.

Сей проект явно поразил Лартака, он всплеснул руками, повернулся к принцу и взволновано сказал:

— Этого человека надо забрать в Голубой Дворец, мой господин! Я уже не сомневаюсь в его знаниях и многое бы дал, чтобы поговорить с ним пообстоятельней!

Столпившиеся вокруг амазонки внимали беседе двух мудрецов в почтительном молчании, но тут внезапно раздался голос суровой Кавассы, похоже, улыбки, которые Блейд расточал ее подруге, вывели воительницу из себя.

— Этот человек — лжец! — резко заявила она, шагнув вперед. — Когда мы нашли его на лугу, он сказал, что является воином! Что его дело — убивать! А теперь, перед лицом сына Сата и досточтимого Лартака, он представился искателем знания! Я думаю, что он не больше разбирается в этих делах, чем в настоящем воинском искусстве. Лжец и мошенник! Шпион с хорошо подвешенным языком, засланный к нам врагами!

Этой женщине не откажешь в проницательности, подумал Блейд; за исключением мелких деталей, она совершенно правильно описала ситуацию. Он нахально улыбнулся Гралии и состроил ей глазки.

— Я воин и странник, — подтвердил он, — и в моих словах нет противоречия. Ведь каждому ясно — только сильный и опытный боец может совершить странствие вокруг мира. Это совсем не такое безопасное путешествие, как представляется почтенной Кавассе… — Блейд помолчал, пренебрежительным взглядом меряя фигуру рослой воительницы. — Что касается моего воинского искусства, то испытать его гораздо проще, чем переплыть Меотскую бухту.

Кавасса оказалась деловой женщиной. Сунув свой шлем ближайшей амазонке, она сбросила плащ на руки другой и спросила:

— Сейчас и здесь?

— Сейчас и здесь, — подтвердил Блейд, подмигнув Гралии. Кареглазая красавица состроила возмущенное лицо, но казалась явно заинтересованной.

— Ты позволишь, господин мой? — Кавасса склонилась перед принцем. — Наша обычная игра… харайя… Он останется жив, разве что потеряет каплю-другую крови.

Лартак недовольно сморщился, но его юный господин успокоительным жестом коснулся плеча старика.

— Ничего страшного, наставник. Всего лишь маленькое развлечение… Давай договоримся так: если этот человек из Альбиона проиграет, я дарю его тебе; если выиграет — я освобожу его и заберу в свою свиту. Ты знаешь, на что способна Кавасса: сто к одному за то, что чужестранец достанется тебе.

— Иногда мы сами ведем себя как дикари, — пробурчал старик и велел Блейду: — Сними тунику, странник. — Когда тот остался в одной набедренной повязке, мудрец пояснил: — Харайя — воинское состязание на мечах до четвертой крови. Выигрывает тот, кто первым процарапает два креста на плечах противника… тут и тут… — он показал. — Постарайся, чтобы Кавасса не проколола тебя насквозь, Блейд из Альбиона, иначе вместо занимательных бесед тебя ждут лекарства и постель.

Разведчик ухмыльнулся; он предпочел бы постель, если б там его ждала очаровательная пышнокудрая Гралия. Старый Лартак, несмотря на всю свою мудрость, не мог конкурировать с ней. Повернувшись, он посмотрел на Кавассу, уже сбросившую панцирь и подкольчужную тунику.

Зрелище было внушительным. Женщина была пониже его на пару дюймов, но почти с такими же длинными руками и великолепно развитой мускулатурой. Тело ее, однако, сохраняло округлость женских форм; она походила на тех великолепных девушек, шедевр культуристского искусства, которые ухитрялись накачать могучие мышцы, не потеряв при этом женской соблазнительности. Блейд иногда любовался их фотографиями в спортивных журналах, но в жизни ему такие экземпляры до сих пор не попадались.

Взяв меч у одной из подруг, Кавасса протянула его Блейду.

— Держи, варвар… Сомневаюсь, что ты когда-нибудь видел такое, — тон ее был пренебрежительным.

Блейд двумя руками принял оружие. Клинок был шириной в два пальца, прямой, довольно легкий и гибкий, длинный — побольше ярда. Великолепная кавалерийская рапира, обоюдоострая и заточенная, как бритва! По лезвию бежал характерный волнистый узор, как у дамасского булата. Разведчик восхищенно покачал головой; когда-то в Оксфорде он готовился к карьере инженера-металлурга и теперь отлично представлял, что держит в руках.

— Этот клинок ковали из переплетенных прутьев — сталь и мягкое железо… — он обращался к Лартаку. — Хочешь, отец мой, я расскажу, сколько раз его нагревали в горне и охлаждали в воде и масле?

Старик вздрогнул и вцепился в локоть Тархиона.

— Ты слышал? Ты слышал, мой господин? — он отпустил принца и замахал на Блейда руками: — Молчи! Молчи! Это тайна! Великая тайна нашего оружия!

— Тайна? От кого? — Блейд улыбнулся. — Здесь же все свои. — Окинув взглядом взволнованно перешептывающихся амазонок, он протянул меч Кавассе.

— Забери его. Видишь, я знаю, как делали этот меч, но не хочу им биться.

— Струсил? — она презрительно махнула рукой, и большие упругие груди с коричневыми сосками прыгнули вверх-вниз. Блейд бросил на них заинтересованный взгляд; эта Кавасса была определенно недурна!

Он протянул руку к перевязи Гралии.

— Я хочу ее меч.

— Ее меч? — казалось, рослая амазонка поражена. — Но почему? Все клинки одинаковы!

— Нет. Я хочу получить меч из рук самой красивой девушки. Тогда я запомню, что этим клинком нельзя убивать. Знаешь, в ярости можно забыть про ваши игры…

Его взгляд был теперь холодным и полным угрозы. Невольно вздрогнув, Кавасса резко повернулась к подруге и приказала:

— Дай ему меч!

Гралия покорно протянула клинок; руки ее и Блейда встретились на эфесе. Девушка, приоткрыв пунцовый рот, глядела на смуглого великана почти с мольбой. «Не вздумай убить ее,» — говорил этот взгляд. «Ты сама сделаешь это, когда я прикажу,» — ответили глаза Блейда.

Он повернулся и пошел к площадке, где танцевали рабы. Земля там была плотной, хорошо утоптанной, и места, чтобы позвенеть мечами, вполне хватало. Амазонки потянулись следом. Впереди процессии важно выступал Тархион с блестевшими от возбуждения глазами.

Посреди площадки Блейд развернулся и несколько раз взмахнул клинком, проверяя балансировку. Великолепное оружие, опять подумал он. И красивое! Лезвие пестрело дымчатым узором, бронзовый эфес с чеканным орнаментом надежно прикрывал кисть, рукоять обтягивала тонкая шершавая кожа — пальцы не скользили по ее поверхности и, в то же время, ощущали надежную твердость стержня, в который был заделан клинок. В навершии рукоятки торчала бронзовая лошадиная голова прекрасной работы — раздутые ноздри, оскаленные зубы, летящая по ветру грива… Бронзовый разъяренный жеребец уставился ему в лицо крохотными изумрудными глазами.

Кавасса встала напротив, вытянув руки перед собой и чуть пригнувшись. Блейд знал, что произойдет в следующий миг. Она имитирует атаку, потом перебросит меч в левую руку, и украсит его плечо первой царапиной. Его задача была сложнее; плечи женщины казались достаточно широкими, но ему не хотелось задеть кончиком клинка грудь. Тем более — сосок… Он вспомнил клятву, которую дал себе, спускаясь с утеса — в тот вечер, когда прибыл в новый мир и впервые увидел дворцы, рощи и поля Меотиды, дремлющие под лучами закатного солнца. Он не хотел подымать здесь оружие ради убийства; и, хотя время многое прояснило, и многое было совсем не так, как мечталось ему тогда, он собирался выполнить свое тайное обещание. Но игра с острыми клинками всегда опасна… и дело могло не ограничиться четырьмя царапинами на плечах.

Тархион взмахнул рукой:

— Сходитесь!

Кавасса сразу же нанесла стремительный укол. Блейд быстро отступил в сторону и, в тот неуловимый миг, когда ее меч находился в воздухе, а пальцы раскрытой ладони уже готовились сомкнуться на эфесе, вытянул длинную руку и слегка ударил по чужому клинку. Возвратным движением его лезвие прочертило царапину на левом плече женщины — трехдюймовую и абсолютно ровную алую линию.

Выбитый меч воткнулся в землю у ног Кавассы. Она ошеломленно уставилась на раскачивающуюся рукоять, потом — на свои пустые руки; наконец, взгляд амазонки переместился на левое плечо. Она скрипнула зубами.

— Подними, — приказал Блейд, сделав шаг назад. — И не думай, что имеешь дело с варваром, который умеет только махать топором и дубиной.

В темных глазах женщины вспыхнул опасный блеск. Вырвав клинок из земли, она прыгнула к сопернику, гибкая, сильная и опасная, как разъяренная тигрица; затем на разведчика обрушился шквал ударов.

Да, Кавасса отлично владела клинком! Она била из любого положения, с левой и правой руки, с убийственной точностью посылая меч в любую уязвимую точку тела. Конечно, больше всего ее интересовали плечи Блейда, но разведчик понимал, что если он вовремя не защитит лицо или живот, то лишится глаза или еще более существенного органа. Парируя удары наседавшей амазонки, он, словно в танце, провел ее по кругу в центре площадки — раз, другой, третий.

Фехтовальное искусство в Меотиде оказалось явно на высоте; впрочем, этого можно было ожидать — мечи из булатной стали требовали умелых рук. К концу третьего круга Блейд выяснил, что его противница владеет всеми приемами боя, известными европейским мастерам. Уколы, финты, рубящие удары, защита — любой частью длинного клинка; дважды она ухитрилась поймать конец его лезвия в прорези фигурной гарды. Конечно, существовали кое-какие хитрости… столь же опасные для атакующего, сколь и для его противника.

Блейд отразил очередной выпад, потом полоска дымчатой стали в его руке звонко ударила по мечу Кавассы, стремительно скользнула вдоль лезвия н, счастливо избежав капкана в чашке гарды, устремилась к правому плечу соперницы. На долю секунды его собственное плечо оставалось открытым, и он тут же ощутил резкую боль. Отпрянув, противники подняли мечи, меряя друг друга яростными взглядами; на плече темноволосой женщины багровел ровный вертикальный разрез, на коже мужчины — такая же сочившая кровью царапина. Может быть, не столь ровная, но к этому не имело смысла придираться.

Зрительницы грохнули мечами о нагрудные пластины панцирей; оба бойца демонстрировали высокое и восхитительное искусство боя, которое могли оценить по достоинству лишь опытные глаза. Чужак выигрывал очко; но до конца схватки многое могло измениться.

Блейд тоже так считал. Он весил фунтов на пятьдесят больше Кавассы, и в этом танце-поединке преимущество постепенно оказывалось на ее стороне. Он начинал уставать и чувствовал, как на лбу выступает испарина; ее же движения были попрежнему гибкими и стремительными. Теперь он был уверен, что не сумеет измотать амазонку — а в этом бою скорость значила гораздо больше грубой силы. Блейд не сомневался, что может зарубить ее; вряд ли бы ей удалось отразить мощный рубящий удар, нанесенный мужской рукой. Однако смертоубийство не входило в условия игры, которая стала теперь гораздо сложнее. Ему осталось нанести две горизонтальные царапины — точно посередине вертикальных. И при этом не рассечь ей горло и не задеть груди! Пожалуй, это можно было бы сделать, если забыть о защите… Но тогда и ему гарантированы два удара! Победа же со счетом четыре-три разведчика не устраивала.

Он вспомнил слова Киплинга — о том, что Запад есть Запад, Восток есть Восток, и им не сойтись никогда. Для него, профессионального бойца, в этой сентенции заключался глубокий смысл: там, где Запад брал свое силой оружия, пулеметным свинцовым дождем, Восток предпочитал использовать силу духа. И в мирах Измерения Икс таинства восточных единоборств оказывались куда полезней грубой мощи огнестрельного оружия, оставшегося за чертой земной реальности.

Вперив взгляд в темные зрачки Кавассы, Блейд начал произносить про себя боевое заклинание кэмпо:

«У меня нет родителей —

моими родителями стали Небо и Земля.

У меня нет очага —

Единое Средоточие станет моим очагом,

У меня нет божественного могущества —

честность станет моим могуществом…»

Кавасса сделала шаг вперед. На миг память Блейда взорвалась воспоминанием: сухое бесстрастное лицо сэнсея, его гонконгского наставника; рука, перевитая сталью жил, поправляющая пальцы ученика на рукояти катаны; блеск изогнутого японского меча… Он не часто практиковал тот психофизический прием, который назывался цуки-но кокоро — «дух, подобный луне»; однако Кавасса была достойным противником и слишком красивой женщиной, чтобы вскрыть ей ненароком вены одним из грубых ударов европейской фехтовальной школы.

«У меня нет волшебной силы

внутренняя энергия — моя магия.

У меня нет ни жизни, ни смерти —

вечность для меня жизнь и смерть.

У меня нет тела —

смелость станет моим телом.

У меня нет глаз —

вспышка молнии — мои глаза…»

Кавасса приближалась, с подозрением вглядываясь в лицо соперника, замершего в каком-то странном трансе. Дышит ли он или уже превратился в камень?

«У меня нет замыслов —

случай — мой замысел.

У меня нет оружия…»

Кавасса подняла свой меч; утреннее солнце отразилось в стальной поверхности огненным всполохом.

«У меня нет меча —

растворение духа в Пустоте —

вот мой меч!»

Выпад! Звонко лязгнули клинки; потом один взлетел высоко вверх, к самому небу, другой мелькнул со скоростью змеиного жала. Вскрикнули потрясенные зрители, раздался чей-то жалобный стон, и Кавасса, покачнувшись, отступила назад, прикрывая ладонями кровавые кресты на плечах. Блейд поймал за рукоять выбитый у нее меч и с поклоном протянул его темноволосой амазонке.

Глава 5

Итак, он очутился во дворце — в Голубом Дворце, средоточии власти, силы, могущества. И красоты! Ибо дворец царя Дасмона, десницы Сата-Прародителя, был полон очарования.

Эта страна давно не знала вражеских вторжений, а на побережье Пенного моря, где стояла метрополия Меот, никогда не высаживались армии чужеземных завоевателей. А потому и столица государства, и сам дворец его властителей, не были обнесены стенами; их не уродовали форты и боевые башни, тяжелые ворота, рвы, насыпи и палисады. Город нежился на склоне горы под щедрым солнцем, открытый небесам и теплому восточному ветру, налетавшему с жарких плоскогорий заморской Райны; и только милость Сата-Прародителя и сильные руки амазонок хранили его.

Те стены и башни на гребне хребта, который Блейд разглядел с утеса в день своего прибытия, не были оборонительными сооружениями. То, что он увидел тогда, являлось фасадом огромного длинного здания из голубого мрамора, обращенного к городу. Это был местный Белый Дом и Пентагон в едином качестве; здесь помещались министры со своими ведомствами и военачальники со своими штабами. Дасмон, как и его предшественники, любил, чтобы все нужные люди были под руками; а поскольку он являлся самодержавным правителем — или просвещенным деспотом, что, по мнению Блейда, означало одно и тоже, — то все устраивалось так, как он желал.

Правительственное здание называлось Пактадионом — или, дословно, Место Власти. Над ним высилось одиннадцать башен — центральная, круглая и самая большая, и десять шестиугольных, поменьше; из города к нему вели одиннадцать широких лестниц, которые заканчивались у проездов, перекрытых коваными фигурными решетками. Левая половина Пактадиона отводилась для ведомств Правосудия, Торговли, Науки, Ремесел и Общественного Благосостояния; последнее управляло сосредоточенной в сотнях эстардов по всей стране подневольной рабочей силой. В правой половине были размещены представительства трех армий и двух флотов, охранявших берега Меотиды с востока и запада и дислоцировавшихся в городах Тиз и Кардот. В центральной части Пактадиона располагался со своими чиновниками Зирипод, первый министр и казначей, уста которого вещали царскую волю всем и каждому; фактически, он правил государством, отвечая за свои действия только перед Дасмоном, десницей Сата.

Одиннадцать широких проходов под длинным корпусом Пактадиона выводили в парк с ровными прямыми дорожками, с круглыми и квадратными бассейнами, с аллеями деревьев пятидесяти пород, с цветущими куртинами, просторными зелеными лужайками и бесчисленными статуями из цветного мрамора, полированного гранита и бронзы. Прогулявшись тут пару раз Блейд решил, что если где-то в реальностях Измерения Икс и существует рай, то непременно здесь. Этот очаровательный уголок украшали и женщины: в сверкающих доспехах

— те, которые стояли на часах; в легких туниках — вкушавшие отдохновение после службы. Молодых женщин было предостаточно, ибо дасмонова охрана насчитывала пять сотен «голубых», а стража принца Тархиона — еще сотню «белых». Блейд проходил именно по этому ведомству и чувствовал себя ангелом, который готов пасть при первом же удобном случае. Однако, к его изумлению, за первую неделю он не сорвал ни стебелька, ни листика в сем девичьем цветнике.

С западной стороны парка высилось трехэтажное здание с воздушными башенками-минаретами, с изящными стрельчатыми окнами и сотнями колонн, капители которых изображали древесные кроны, распустившиеся цветы, мощные когтистые звериные лапы или самих зверей, птиц и морских обитателей. Это и был, собственно, Голубой Дворец, воздвигнутый лет пятьсот назад и с той норы заботливо изукрашенный десятками поколений умелых художников. В южном флигеле находились покои юного принца, при котором Блейд имел честь состоять; там же обитали его слуги и досточтимый наставник Лартак. Северная часть была предназначена для гостей и высоких чиновников — вроде сиятельного Зирипода, царских уст; главный корпус занимал царь, десница Сата, властитель Меотиды. В четверти фарсата от дворца стояло здание казарм царской охраны — с конюшнями, арсеналом и небольшим стадионом, где тренировались воительницы. Блейд был там частым гостем, потому что местные леди предпочитали заниматься аэробикой нагими, и на это зрелище стоило посмотреть — особенно, когда они метали копья или ножи.

Из парка, в обход Пактадиона, спускались в город две мощеные дороги, по которым можно было проехать на конях или повозках; еще один тракт начинался прямо от казармы и шел на запад, во внутренние районы страны. Существовали тут и горные тропы, по которым, в частности, можно было пробраться к подножию гигантской статуи Сата, царившей над городом и дворцом. Но туда Блейд еще не ходил; игрища прелестных амазонок на стадионе, сказочно красивый парк и два огромных, переполненных народом здания привлекали его куда больше.

* * *

Официально он числился в охране принца — беспрецедентная ситуация для страны, где мужчины практически не носили оружия. Ему был выдан полный доспех, включая шитый золотом белоснежный плащ и стальной шлем с белыми перьями, а также великолепный меч, копья — одно длинное и четыре коротких, лук с колчаном, перевязь с метательными ножами, кинжал и небольшая секира. Кроме того, в дворцовой конюшне Блейда ждал белый жеребец, а в отведенном ему покое — неподалеку от опочивальни Тархиона — была предусмотрительно приготовлена не только весьма щегольская одежда, но и пара кошельков с серебром. Он был абсолютно свободен и мог бродить по городу и окрестностям в любое время дня н ночи, кроме утреннего и вечернего часов, посвященных службе. Утром он тренировал дюжину самых ловких телохранительниц принца, испытывая при этом все муки лисы, забравшейся в курятник со слишком высокими насестами; вечером его ждала беседа с сыном Сата, весьма любознательным юношей.

Откровенно говоря, Блейд не понимал, за что ему привалило такое счастье. Конечно, он поразил своими познаниями старого Лартака, а ловкостью и боевым мастерством — юного принца. Но достаточно ли этих причин, чтобы чужеземца забрали в царский дворец прямо из рабского узилища, осыпав никак еще не заслуженными милостями? По тому, как склонялись перед ним дворцовые рабы, как уважительно кивали чиновники — в основном, мужчины, — он чувствовал, идет прямым путем в фавориты. В сем не было бы ничего удивительного, если бы ему удалось соблазнить королеву или стать претендентом на руку местной принцессы; однако ни королев, ни принцесс в Голубом Дворце не водилось. Похоже, царь Дасмон был старым холостяком, а наследника прижил где-то на стороне, чуть ли не мимоходом.

Опасаясь спугнуть удачу, Блейд не пытался выяснять у принца и его мудрого наставника причины своего возвышения. К тому же, прямые расспросы представлялись ему слишком грубым подходом к проблеме, совершенно непрофессиональным и малорезультативным. В одно из вечерних собеседований с Тархионом он поинтересовался, всех ли достойных чужестранцев встречают в Меотиде с таким щедрым гостеприимством, на что принц, блеснув глазами, ответил, что ум, сила и красота всегда требуют вознаграждения. Блейду пришлось удовлетвориться этим; возвратившись же в свой покой, он нашел на прикроватном столике еще пару кошельков с меотской монетой прекрасной чеканки. Он долго разглядывал сонную физиономию Сата-Прародителя на одной стороне блестящего маленького диска и скрещенные мечи — на другой, потом раздраженно отодвинул позванивающую кучку серебра. Пока задача не поддавалась решению.

Была еще одна странность, с которой Блейд тоже не мог разобраться. Он уже не раз спускался в город и в какой-то степени представлял частную жизнь его обитателей. Там были огромные казармы-дворцы, в которых размещались шесть трехтысячных корпусов воительниц столичного гарнизона и бесчисленное множество рабов обоего пола, которые обслуживали их; там были роскошные мастерские мужчин-меотов, которых он, по земной привычке, называл инженерами

— в них выполнялись тонкие работы по металлу, создавались проекты зданий и кораблей; не менее роскошные студии художников были заполнены превосходными изваяниями, картинами на шелке, мозаиками, расписной посудой; конторы купцов

— тоже, естественно, мужчин — буквально дымились деловой активностью. Блейд осмотрел два десятка посольств, райнитское и государств Айталы, с которыми поддерживались постоянные связи; он посетил кабачки, винные погреба, храмы и бани, достойные Древнего Рима, заглянул в портовые таверны и пошатался рядом со столичными эстрадами. Он понял, что среди коренных меотов не было бедноты; каждый, мужчина или женщина, находился при деле и, по-видимому, жил при этом своем деле — в великолепной воинской казарме или в особняке при мастерской, торговом заведении, студии. Но жили они одни.

Конечно, каждого мужчину окружал сонм невольников, невольниц и их отпрысков. И у каждого имелись приятели — Блейд не раз натыкался на развеселые компании в кабачках и питейных заведениях. Однако общество оставалось сугубо мужским; более того, раз-другой он ловил довольно странные намеки и плотоядные взгляды, повергавшие его в смущение. Итак, где же женщины? Не амазонки, не воительницы с копьями и мечами, не бесстрашные наездницы, а просто женщины, жены и подруги, которым положено ублажать мужчин, вести их дом, растрясать кошелек — и, не в последнюю очередь, рожать детей? Их не было. Впрочем, дети ему тоже не попадались, если не считать ребятишек рабов.

На восьмой день вселения в Голубой Дворец он совершал неспешный променад в парке после утренних занятий, размышляя, как убить время до обеда. Выбор был довольно обширен: очередной визит в город (ему хотелось осмотреть гигантский храм Сата и десятка мелких божков, его клевретов), конная прогулка по живописным окрестностям, ученая беседа с почтенным Лартаком, посещение стадиона (хотя ему уже надоело попусту облизываться на жаркое), осмотр богатейших коллекций оружия, картин, статуй, гобеленов, резных ларцов, хрустальных изделий, шкур и чучел редкостных зверей, которые переполняли длинные галереи по обе стороны тронного зала. Не последним пунктом в этих праздных планах значилась прелестная кареглазая Гралия. Блейд подстерегал ее в укромных аллеях и лез вон из кожи, пытаясь продолжить знакомство. Но девушка чаще всего гуляла в обществе Кавассы или других подруг, и у них всегда были с собой мечи. Эта патологическая тяга к оружию смущала Блейда, но нарываться на неприятности он не хотел.

Остановившись у мраморной беседки, он бросил взгляд на статуи двух амазонок, что окаймляли вход. Прекрасные нагие тела были отлиты из бронзы, но копья, воздетые к небесам, и щиты оказались настоящими. Эти овальные щиты блестели, как зеркала, отражая нового Ричарда Блейда — такого разодетого и ухоженного, каким он не был даже во дворце Лали Мей, повелительницы Серендина. Гладко выбритый, с кольцами темных волос, падавших на плечи (раб-парикмахер завивал их целый вечер), благоухающий, как парфюмерная лавка, в белой тунике, расшитой золотыми колосьями по вороту и подолу, с филигранной серебряной цепью на шее, Блейд походил скорее на римского патриция времен упадка империи, чем на наемного мастера фехтования, вчерашнего раба.

Внезапно на его плечи легла тонкая холеная рука. Обернувшись, разведчик увидел худощавого мужчину лет пятидесяти, облаченного в богатую тогу с множеством изящных складок; лицо у него было значительным и властным.

— Блейд из Альбиона, наперсник нашего принца? — спросил незнакомец.

Наперсник? Недурной титул! Блейд, польщенный, поклонился. Мужчина, не отнимая руки, внимательно разглядывал его.

— Принц сделал неплохой выбор, — заметил он наконец. — Красота, сила и великолепное тело… достойный образец для подражания, который днем и ночью находится перед глазами юноши, нашего будущего властителя.

Блейд отметил, что похвала сформулирована почти в тех же выражениях, как это недавно сделал сам принц. Правда, ему осталось неясно, причем тут ночи — ведь он даже не стоял на страже у дверей своего повелителя. Снова поклонившись, он заметил:

— Сын Сата пока удостаивает меня только вечерними беседами.

— Вот как? — казалось, это слегка удивило незнакомца. Плавным жестом он предложил Блейду продолжить моцион, и они, обогнув беседку, неторопливо двинулись по аллее под сенью цветущих апельсиновых деревьев. — Однако, — заметил вельможа, — я полагаю, у тебя все впереди.

Блейд поклонился в третий раз. Спутник его несомненно принадлежал к числу местной элиты и мог оказаться источником любопытной информации.

— Могу я узнать имя достопочтенного? — спросил он, стараясь приноровиться к неспешным шагам незнакомца.

— Можешь, — мужчина в тоге милостиво кивнул. — Зирипод, недостойный слуга великого царя, уста десницы Сата.

— О! — Блейд восхищенно закатил глаза. — Я уже наслышан о мудрости первого советника, опоры престола!

— Желаешь ли ты приобщиться к этой мудрости, путник из далеких краев?

— Безусловно!

— Ну что ж… Ты знаешь, где мои покои?

— В северном крыле дворца, сиятельный Зирипод?

— Именно там, именно там… Ты можешь посетить меня после беседы с принцем в любой вечер.

Они церемонно раскланялись, и вельможа неторопливо продолжил путь к Пактадиону, Блейд некоторое время глядел ему вслед, пытаясь сообразить, кого послала ему судьба — друга, союзника или врага. Цель и смысл полученного приглашения оставались ему непонятными, и он решил не спешить с визитом

Вечером Блейд сидел в кабинете принца, смежном с его опочивальней. Тархион на этот раз был неотразим. Зеленоватый полупрозрачный хитон мягко облегал стройное молодое тело, кудри пышной волной падали на плечи, глаза сияли столь же ярко, как аметистовые и сапфировые перстни на пальцах; благовониями от юноши несло за пять шагов. Возможно, у него свидание с девушкой, подумал разведчик, пригубив сладкое вино из хрустального фиала. Он не подсматривал за тем, кто входит к принцу в поздний час, однако за немногие дни, проведенные во дворце, пока не заметил, чтобы юный Тархион питал сердечную склонность к какой-нибудь особе противоположного пола. Это казалось странным вдвойне: красивый юноша в таком возрасте был просто обязан интересоваться девушками — тем более, что полдюжины красоток каждую ночь несли караул у его дверей. Возможно, существовал тайный ход в его покои, которым пользовались женщины? Например, рабыни… Среди них было много хорошеньких, и Блейд, отчаявшись сломить неприступность амазонок, уже не раз обращал взоры в сторону их служанок.

В их предыдущие встречи принц расспрашивал об Альбионе, о предполагаемой родине странника, расположенной на северозападе материка. Про те отдаленные места в Меотиде знали немногое, и Блейд живописал зимние снега, льды, сковывавшие реки и озера, охоту на волков, походы на дикий север и войны с отважными горцами, сильно напоминавшими в его повествованиях шотландцев Вальтера Скотта. Он говорил о том, что, по его мнению, могло бы вызвать интерес у неглупого молодого человека, романтичного и склонного к приключениям. Тархион слушал внимательно, однако Блейду казалось, что наибольший интерес вызывали не его истории, а он сам.

Опустившись в мягкое кресло, принц устремил мечтательный взгляд в окно, в парк, над которым уже сгущались сумерки.

— Успел ли ты осмотреть город и дворец, Блейд?

Разведчик покачал головой.

— И город, и дворец очень велики, мой господин. Понадобится месяц, чтобы пройти по каждой улице и заглянуть в каждую комнату.

— Значит, ты решил прервать свое путешествие?

— На то — твоя воля и воля твоего отца, великого царя. — Блейд помолчал. — Я ведь даже не знаю, считают ли меня свободным человеком или пленником…

— В тот момент, когда ты вышел из ворот эстарда, ты стал свободным. Мы обращаем в рабство северных варваров, фраков, гермов и других, но ты не варвар. Ты доказал это, Блейд. Ты волен уйти. Хотя… — мечтательный взгляд принца переместился на разведчика, — мне было бы горько расстаться с тобой так скоро.

— Я в полном распоряжении сиятельного принца, — Блейд склонил голову.

На губах Тархиона появилась нежная улыбка; казалось, он испытывает нерешительность и ждет, чтобы гость первым проявил инициативу. Свидание с девушкой, не иначе, решил Блейд. И, возможно, первое; это было бы самым правдоподобным объяснением. Паренек нуждается в совете опытного мужчины, в тактичном наставлении, как себя вести и что делать. Что ж, во всей Меотиде он не сумел бы найти лучшего наставника! Вернее — наперсника, как выразился сиятельный Зирипод.

Придя к такому мнению, разведчик заговорил. Он не пытался давать советов по технике дела или играть роль многоопытного мужа, поучающего юнца; он просто рассказывал об эпизодах из своей богатой практики, упирая на то, что женщины, в особенности — молоденькие девушки, существа нежные и совершенно отличные от мужчин. Не стоит торопиться, говорил он, никогда не стоит торопиться; чем дольше идет игра, тем сладостней победа. Чувства мужчины — пламя в кузнечном горне; ощущения женщины — постепенно разгорающийся костер. И надо знать, когда пришла пора подбросить в него полешко-другое. Ласка и нежность разжигают страсть, не надо скупиться на них, ибо отданное вернется сторицей, и момент наивысшего экстаза вознаградит за все усилия. Об этом надо помнить всегда — и не торопиться, не торопиться!

Видимо, он угадал причину тархионовых затруднений; юный принц слушал его, затаив дыхание. Когда Блейд кончил, он кивнул головой и повторил, как послушный ученик:

— Не торопиться… Да, ты прав, пылкость страсти не заменит прелести игры… — Он поднял на разведчика затуманенные глаза. — Я не все понимаю в рассказанном тобой. Здесь иная страна, иные обычаи… Но ты прав в одном — не стоит торопиться.

Они расстались, и Блейд отправился к старику Лартаку, с которым любил поболтать перед сном. Он надеялся, что его советы не заставят принца отложить свидание с возлюбленной; не стоит спешить в постели, но если уж женщина изъявила желание в нее лечь, то надо поскорее застелить свежие простыни.

Лартак, на правах философа и звездочета, обитал в южной башенке Голубого Дворца, занимая три круглые комнаты на трех этажах, соединенные спиральными лесенками. В нижней располагались два дюжих раба, служивших старику верой и правдой и помогавших в его ученых занятиях; в средней жил сам мудрец; верхнюю он приспособил под лабораторию и библиотеку. Там Блейд и нашел его — в окружении зрительных труб, толстых фолиантов и целой батареи стеклянных сосудов и реторт.

Старец пускал воздушные шары; два уже болтались у потолка его лаборатории, и сейчас он наполнял теплым воздухом третий, используя для этого довольно сложный бронзовый агрегат и жаровню.

— Приветствую тебя, сын мой, — Лартак обратил к гостю оживленное раскрасневшееся лицо. — Я ждал тебя, надеясь обсудить один вопрос.

Блейд также надеялся обсудить один вопрос, но желания мудреца и наставника особы царской крови обладали, без сомнения, наивысшим приоритетом. Он поклонился, всем своим видом демонстрируя почтение и внимание.

— Скажи, пробовал ли кто-нибудь в твоей далекой стране подняться в воздух? — Лартак ловко перетянул бечевой горлышко шара, выпустил его из рук, и тот плавит), взмыл к — потолку. Блейд пригляделся. Эти баллоны были тщательно склеены из какой-то полупрозрачной пленки, напоминавшей рыбий пузырь.

— Ты имеешь в виду, достопочтенный, не делают ли у нас таких же шаров, наполненных теплым воздухом? — разведчик ткнул пальцем вверх. — Настолько больших, что человек может взлететь с их помощью?

Кивнув, Лартак перевернул песочные часы н поставил их на стол рядом с еще двумя такими же примитивными хронометрами.

— Видишь, я измеряю время, которое каждый из шаров будет находиться у потолка… Но воздух в них остывает слишком быстро.

— Да, весьма ненадежный и рискованный способ полета, — согласился Блейд. — Но можно предложить другую конструкцию. — Он задумался, соображая, как понятней описать старику планер.

— Какую же? нетерпеливо вопросил Лартак

— Нечто вроде искусственной птицы с большими крыльями, которая парит в воздушных потоках и движется вместе с ними. Но для ее постройки нужен очень прочный и легкий материал… И еще чтобы забросить ее в воздух, требуется сильный начальный толчок… что-то вроде огромной катапульты.

Седые брови старика приподнялись, глаза весело блеснули.

Я всегда полагал, что умные люди, сколь далеко они не жили бы друг от друга, придут к одним и тем же умным мыслям… И я вижу, что был прав! — он поднял лицо кверху, разглядывая свои шары. — У нас растет дерево грал, с длинными прямыми ветвями, на диво гибкими и прочными. И есть вот эта ткань,

— Лартак показал на шары, мирно покачивающиеся у потолка. — Такой материал извлекают из морских рыб определенной породы, и наши мастера умеют склеивать маленькие кусочки в целые полотнища и пропитывать их лаком. Так что построить большую и легкую деревянную птицу с крыльями, как у орла или чайки, сравнительно несложно. Однако, — он важно поднял палец, — это не решает всех проблем.

Блейд сочувственно кивнул; с теми средствами, что были в распоряжении меотского мудреца, аэронавтика представлялась совсем не простым делом.

— Ты говорил о птице, парящей в воздушном потоке… Так вот, надо ведать, куда этот поток способен унести ее, иначе наша деревянная птица может залететь столь далеко в море или в горы, что мы, ее всадники погибнем. Для того и предназначены мои шары, — Лартак снова посмотрел вверх. — Я заполняю их теплым воздухом, отпускаю и смотрю, куда они полетят… И знаешь, сын мой, что я обнаружил?

Блейд покачал головой, с интересом прислушиваясь к объяснениям старика. Этот Лартак был местным Галилеем, не иначе!

— В это время года над Пенным морем дуют переменчивые ветры — то от нас к Райне, то от Райны к нашим берегам, а иногда с севера и со стороны южного материка Но там, высоко в небе, над облаками, — мудрец направил палец к потолку, существует постоянное воздушное течение с запада на восток И быстрое, очень быстрое! Все мои шары, которые поднимались хотя бы на два фарсата, уносило в Райну!

Да, старику не откажешь ни в уме, ни в наблюдательности, подумал разведчик. Сейчас он не удивился бы, вытащи Лартак из-под полы своего просторного хитона модель «Боинга» или «Каравеллы»

— Однако мало подняться вверх и найти нужный поток, — продолжал ученый старец, напоминавший теперь гостю скорее лорда Лейтона, чем Дж. — Надо еще выйти из воздушною течения, погасить скорость и приземлиться — иначе все наши труды не будут стоить черепка от разбитого глиняного сосуда! И вот тут, — он с огорчением вздохнул, — мне пока не удалось придумать ничего подходящего.

— Досточтимый, — произнес Блейд, живая птица умеет замедлять полет с помощью перьев на концах крыл, вот так, — он пошевелил ладонями, поясняя свою мысль. — И если сделать некие устройства на прочных тягах, чтобы ими можно было управлять… — тут разведчик пустился в объяснения, сделав вид, что идея насчет закрылок и элеронов сию минуту пришла ему в голову. Эти вещи он представлял довольно хорошо, так как основы планеризма — как и прыжки с парашютом — входили в обязательную подготовку агента его класса.

Лартак слушал со все возрастающим вниманием.

— Великолепно, сын мой! — воскликнул он наконец. — Не первый раз я убеждаюсь, что ты не только воин и странник, но и весьма, весьма ученый человек! Пожалуй, через декаду я покажу тебе свою птицу из гралового дерева

— и как раз с такими крыльями, как ты придумал!

Склонив голову, Блейд с улыбкой развел руками

— Если мои скромные познания принесли тебе пользу, мудрейший, могу ли я рассчитывать на маленькую компенсацию?

— И еще какую! — с энтузиазмом заявил Лартак, доставая с полки объемистый кувшин и две чаши

— Твое вино великолепно, отец мой, и я не собираюсь от него отказываться, но мне нужно кое-что другое.

— Да?

— Я хотел бы получить в услужение раба… лучше даже рабыню.

Забулькало вино, багряной струей хлынув в фиалы.

— Так в чем проблема? Конечно, тебе нужны свои слуги… — Лартак отпил и одобрительно причмокнул. — Я скажу Харатту… это управляющий принца… — бульк-бульк-бульк… у тебя будет богатый выбор…

Блейд тоже пригубил вино, которое и в самом деле оказалось отменным.

— Видишь ли, отец мой, я уже выбрал. В эстраде Шод есть одна девушка.

— Как ее имя? Рабы, которые находятся в эстардах, принадлежат государству, а значит — нашему великому царю и его сыну и наследнику. Ты получишь свою девушку. Ты еще не забыл ее кличку?

— Хмм… Ее зовут Фарра…

Брови Лартака удивленно взлетели вверх.

— Но это же не варварское имя, сын мой! Это…

— Да, она меотка. Очень приятная девушка! Не столь высокая и крепкая, как остальные ваши воительницы. И здесь. — Блейд коснулся виска, — у нее татуировка. Трилистник.

— Трилистник? Вот такой? — Палец Лартака быстро очертил в воздухе знакомый контур, и разведчик кивнул. — Трилистник… Значит, она преступница… Боюсь, это невозможное дело, Блейд, совсем невозможное, — старик печально покачал головой.

— Не представляю, какое преступление могла совершить такая милая малышка, — разведчик решил проявить настойчивость. Идея с закрылками стоила того!

— Видишь ли, — Лартак положил руку ему на плечо, — Меотида — особая страна, древняя, живущая по своим законам… Возможно над тем, что считается у нас преступлением, в твоих краях только бы посмеялись. Но Фарре, за которую ты просишь, от этого не легче! — он сделал паузу, затем промолвил:

— Я постараюсь объяснить тебе, а ты постарайся понять.

Старик опустился в кресло, показав Блейду на резную скамью у окна, и, покачивая в ладонях фиал, заговорил:

— Тебе, вероятно, уже бросилось в глаза, сын мой, что женщин в нашей стране гораздо больше, чем мужчин… я имею в виду свободнорожденных… — Разведчик кивнул; этот факт не нуждался в комментариях. — Так вот, знай, что на каждого мальчика, появившегося на свет в Меотиде, приходится десять девочек… десять, или даже больше! А посему, рождение мужчины слишком важное дело, которое нельзя доверить слепому случаю.

Большинство наших женщин крупные, сильные, и лоно их способно произвести только девочек. Но есть и иные… как раз похожие на эту твою Фарру… У них более хрупкое сложение, светлые волосы и, обычно, зеленоватые глаза. Иногда серые или голубые… Таких тщательно выискивают и отбирают с раннего детства.

Блейд снова кивнул.

— Да, у Фарры глаза похожи на море в знойный полдень.

— Значит, она археода. Это особая каста, Блейд, очень почитаемая… Археоды — Рождающие мужчин… понимаешь, девочек у них не бывает. То есть, случается и такое, но крайне редко.

— Удивительные вещи ты рассказываешь, отец мой! — Блейд и в самом деле был поражен. — Я никогда не встречал народа, способного заранее предсказать, какие женщины принесут девочек, а какие парнишек! Возможно ли это?

— Меоты — необычный народ… мы многим отличаемся от соседей, — Лартак удрученно покачал головой. — Видишь ли, мы — древнее племя, замкнутое в круге вековых традиций, обитающее на недоступном для вражеских вторжений полуострове. Последнее всегда считалось благом, в чем я не уверен… Если бы мы смешались с другими людьми, даже покорились им… — Старец оборвал фразу, и глаза его сделались тоскливыми; от возбуждения, с которым он толковал о полетах на древней птице, не осталось и следа. Однако Сат-Прародитель заповедал хранить чистоту меотской крови и не смешивать ее с варварской — за что мы теперь, похоже, и расплачиваемся. — Лартак плеснул в чашу вина, выпил. — Значит, эта твоя Фарра — археода. И она родила девочку, за что ее заклеймили и сослали до конца жизни в эстард… Самое страшное преступление для члена такой уважаемой касты, сын мой. Страшнее убийства!

— Преступление? — возмущенный Блейд привстал со скамьи. — Но пол младенца — дело случая! В чем она виновата?

— Она не выполнила свой долг, — мудрец пожевал губами и задумчиво произнес. — Да, случай, случай… Мы с тобой, возможно, согласились бы с этим. Но власти, жрецы, народ и традиция считают иначе. Археода, приносящая девочку, проклята Сатом-Прародителем, и ей нет места среди свободных меотов!

— он покачал головой. — Боюсь, сын мой, мы немного можем тут сделать… Разве что послать в эстард Шод слово утешения.

— Слово утешения… — задумчиво повторил Блейд. — Не слишком много!

— Он сделал паузу, потом, кивнув головой, закончил: — Ладно! Придет день, и пошлю туда что-нибудь более существенное!

— Хотелось бы верить в это… — старец вздохнул. — А теперь, сын мой, не повторишь ли ты мне описание машины, которую движет пар? И еще ты обещал рассказать, как сосуды, наполненные щелочью и кислотой, рождают удивительную силу, что течет по медным проволокам и может дарить свет и тепло…

Глава 6

Прошло еще два дня. Лартак куда-то исчез; не было видно и его помощников-рабов. Скорее всего, старец переоборудовал свою деревянную птицу в соответствии рекомендациям Блейда. Разведчик припомнил вскользь брошенное им замечание, что где-то в горах, неподалеку от Голубого Дворца, у него имеется большая мастерская. Вероятно, Лартак там и пропадал.

На очередной утренний урок, который Блейд проводил на стадионе-палестре рядом с казармами царской охраны, прибыли Кавасса с Гралией. Нет, они не собирались заниматься; усевшись в первом ряду на мраморной скамье, они лишь внимательно следили за тренировкой. Блейд не имел ничего против — тем более, что Кавасса являлась командиром стражи принца Тархиона. Вполне понятно, что она желает посмотреть, чему учит ее воительниц чужеземец из неведомого Альбиона.

Надо сказать, что он, обучая дюжину юных амазонок, по примеру мастеров средневековья не спешил расставаться со своими секретами. Девушки были знакомы с основами рукопашного боя, и приемы, которыми они владели, в какой-то степени походили на вольную борьбу и американский вариант бокса. Понятие о болевых точках, о нервных узлах и наиболее уязвимых частях тела было у них самым смутным; что касается ударов ногами, ребром ладони или кончиками пальцев, являвшихся основой восточных единоборств, то в Меотиде об этом вообще не ведали. И Блейд пока не собирался передавать своим прелестным ученицам такие опасные знания. Он не сказал ни слова и о психофизической: подготовке, позволявшей бойцу в нужный момент действовать с фантастической скоростью — так, как он завершил поединок с Кавассой в эстарде Шод.

Фактически Блейд преподавал традиционное фехтование в рамках европейской школы, для разнообразия добавив несколько эффектных приемов с мечом, характерных для восточного искусства. Он заставлял девушек выполнять и довольно необычные упражнения для развития силы, скорости реакции и чувства равновесия — вроде марш-бросков по вертикально вкопанным обрезкам тонких бревен. Его ученицы безусловно прогрессировали, так что хлеб свой разведчик ел не даром.

Обычно они занимались почти нагими, если не считать толстых кожаных бандажей и наплечников. Блейду не всегда удавалось с равнодушием взирать на упругую розоватую или смуглую плоть, окружавшую его со всех сторон; изгоняя дьявола похоти, он трудился вместе со своими ученицами до умопомрачения. Сегодня, когда он закончил занятие, пот лил с него градом. Обтерев торс и ноги льняным полотенцем, он уже направлялся к бассейну в дальнем конце палестры, где весело плескались девушки, когда Кавасса заступила ему дорогу.

— Ты учишь моих всадниц, тому, что нам и так известно, — сказала она, недружелюбно сверкнув темными глазами. — Когда ты сражался со мной в эстарде, я видела совсем другое… особенно под конец.

Разведчик пожал плечами.

— Дорога к настоящему мастерству не бывает короткой. Мы занимаемся всего одну декаду.

Гралия стояла рядом с Кавассой. Со времени поединка и своего освобождения Блейд впервые видел ее так близко. Она была выше и заметно крепче Фарры, хотя по сравнению со своей рослой и мощной подругой казалась едва ли не подростком. Но, пожалуй, ее не стоило считать совсем юной и неопытной: молодая женщина лет двадцати трех, в самом расцвете красоты, с роскошными темно-бронзовыми локонами, струившимися по спине, и горячими глазами цвета каштана. Ее обнаженные до плеч руки были округлыми и сильными, но развитые мышцы не портили общего впечатления ликующей и победоносной женственности. Такой товар пропадает, подумал Блейд и невольно покачал головой.

— Что такое настоящее мастерство? — Кавасса нахмурилась, перехватив его взгляд, направленный на Гралию. — Ты мог бы сам показать, что будет в конце пути, о котором ты говоришь?

На миг разведчик задумался. С одной стороны, он решил не выдавать свои тайны, с другой… да, с другой ему безумно хотелось произвести впечатление на Гралию. Он вспомнил ее взгляд там, в эстарде, перед схваткой с Кавассой. «Не убивай ее…» Что ж, он выполнил эту молчаливую мольбу… Но где же награда? Может быть, она считает, его победа в том поединке — дело случая?

Блейд поднял взгляд на Кавассу.

— Правду ли говорят девушки, которых я учу, что ты — одна из лучших бойцов в столице?

Неожиданно Гралия положила руку на плечо подруги.

— Не одна из лучших — лучшая! — с какой-то странной гордостью произнесла она.

Кавасса улыбнулась ей.

— Считают так… Но ты настоящий колдун, Блейд… ты сумел справиться со мной. — Глаза, однако, сказали другое: то была игра, потеха… А в настоящем бою — посмотрим!

— Это был очень тяжелый поединок, — Блейд потер висок. — Я боялся сильно поранить тебя. Я предпочел бы биться с тобой безоружным, но по-настоящему, до смерти.

— И ты думаешь, что у тебя были бы шансы в таком случае?

— Не сомневаюсь.

Лицо Кавассы стало откровенно враждебным; Гралия нерешительно усмехнулась. Она тоже не верила.

— Хочешь меня оскорбить? — рослая женщина бросила на Блейда угрюмый взгляд.

— Нет. Я говорю правду. Мое оружие — всегда при мне, — он вытянул вперед обе руки.

Женщины недоверчиво уставились на них.

— Желаешь поглядеть? — разведчик посмотрел на Кавассу. — Ты тоже? — он повернулся к Гралии.

Они одновременно кивнули.

— Хорошо. — Блейд подошел к вбитым в землю столбикам началу дорожки, по которой бегали его девушки, тренируя чувство равновесия. Он выдернул три полена длиной в ярд и диаметром шесть дюймов и положил их поперек трех пар столбов — так, что получились невысокие воротца.

— Можешь перерубить такую палку мечом? — его глаза с едва заметной насмешкой скользнули по лицу Кавассы.

Та пренебрежительно фыркнула. Клинок словно сам собой вылетел из ножен, сверкнул в воздухе и стремительно опустился, разрез был безукоризненно ровным.

— Ну, теперь ты, — Блейд кивнул Гралии.

Снова свист клинка, и две чурки упали на землю

— Теперь попробую я, — Блейд подошел к последним воротцам. — Без меча, разумеется.

Резко выдохнув, он рубанул по бревну ребром ладони. Конечно, он не мог перебить его так ровно, как это сделал бы меч, но результат все равно получился впечатляющий, женщины на мгновение застыли.

— Теперь представь, что это могла быть твоя рука, — Блейд пошевелил пальцами босой ноги обрубок, — или шея… — Он поднял голову и в упор взглянул на Кавассу. — Видишь, я говорил правду. И я не хотел тебя оскорбить. Ты и в самом деле прекрасно владеешь мечом.

— И… и все девушки… тоже смогут делать такое? — выйдя из столбняка, Кавасса повернула лицо к бассейну, в котором купались юные амазонки.

— Надеюсь, — слегка покривив душой, их сэнсей пожал плечами. — Посмотрим.

— Ты — демон, искушающий нас загадками и тайнами, — заключила Кавасса. — И будет лучше, если ты покинешь Меот и продолжишь свое странствие.

Она повернулась и пошла к невысоким воротам палестры Гралия шла за ней. Чуть приотстав от подруги, она обернулась и посмотрела на Блейда. «Спасибо, что ты пощадил ее,» — сказали глаза девушки. Взгляд разведчика полыхнул огнем — точь в точь как у голодного волка, учуявшего добычу во мраке полярной ночи.

* * *

Сияющий Лартак появился следующим утром.

— Ну, сын мой, — объявив он, поймав Блейда в дворцовом парке после занятий, — теперь мне есть что показать!

— С радостью готов приобщиться к твоей мудрости… Что, деревянная птица уже готова взмахнуть крыльями?

— Задней их частью, мой друг, задней — как ты и советовал! Собирайся, мы едем в горы!

Через четверть часа они уже двигались к вершине, на которой была высечена статуя Сата-Прародителя. Блейд ехал на своем белоснежном жеребце, Лартак и его слуги — на смирных кобылках. Тропа оказалась вполне приличной, и лошади могли пройти по ней пара ми.

— Мы доберемся до карниза на уровне локтя святого изваяния, — сообщил мудрец. — Дальше надо будет немного пройти пешком.

— Божественный Сат не возражает против твоих ученых занятий? — улыбнулся Блейд.

— Ни в коей мере! Моя мастерская находится в древних катакомбах прямо над его теменем, и именно там мне в голову приходят самые светлые мысли.

— Думаю, Сат в этом не повинен.

— Может быть, может быть… — глаза Лартака под седыми бровями весело блеснули. — Я думаю, древняя вера принесла меотам немало вреда, однако Сат заповедал уважать знание. Тут ему в здравом смысле не откажешь!

— Что еще он повелел своему народу? Это все где-то записано?

— Да, конечно! Есть священные книги — в храмах, у жрецов. Кое-что известно всем, даже рабам заповеди покорности, чистоты крови… В некоторые вещи посвящают только меотов… Но тайная часть неведома даже мне. За этим следят жрецы, и главный из них — наш великий царь Дасмон, десница Сата.

Блейд кивнул, припомнив свои долгие разговоры с Фаррой. Значит, он правильно догадался религиозная традиция Меотиды имела эзотерическую сторону, недоступную чужакам. А самое тайное не знали даже такие мудрые люди, как старец Лартак… Но, возможно, он согласился бы рассказать о том, что жрецы говорят меотам?

Он повернулся к мудрецу, но тот, окинув спутника проницательным взглядом, поднял руку.

— Догадываюсь, о чем ты хочешь спросить. Но сначала скажи: намерен ли ты продолжать свое путешествие или хочешь остаться у нас навсегда?!

— Хмм… — Блейд потрепал пышную гриву своего жеребца. — Меотида — прекрасная страна, отец мой, но рано или поздно я намерен продолжить путь.

— Вот видишь… Тогда тебе лучше не знать всего того, что заповедал Сат своим детям. Если бы ты остался… да, остался, превратившись в одного из нас, восприняв наш образ жизни… Это было бы другое дело. Ты должен был бы отправиться в храм — с соизволения властей, разумеется, — и принести клятву Сату. Ну, а после этого жрец прочел бы тебе наставление… что ты можешь делать, и чего не можешь. Однако, — Лартак улыбнулся с легкой примесью грусти, — насколько я знаю тебя, наши законы тебе не подойдут.

— Почему же, отец мой?

— Видишь ли, я — ученый я изучал обычаи других стран, я был в Райне и в государствах Айталы… даже в далеком Осролате. Странствия расширяют кругозор, и я могу размышлять о запретном без повязки на глазах. Так вот, страны, которые я повидал или о которых слышал, как о твоем Альбионе, сильно различаются климатом, обычаями, богатством… однако есть нечто общее, что их объединяет. В Меотиде же все иначе, так что знатный райнитский нобиль, осролатский купец и последний мусорщик из городов Айталы быстрее сговорятся с диким фраком, чем с любым из наших мужчин.

— Ты говоришь загадками, мудрейший, — Блейд откинулся в седле, разглядывая надвигавшуюся громаду горного склона. Они поднялись уже до середины бедра Сата

— Тогда оставим это, — Лартак передернул плечами и сменил тему. — Лучше расскажи, чем ты занимался в последние дни

— Обучал девушек… беседовал с принцем… осматривал дворец… Кажется, я говорил тебе, что познакомился с устами царя, почтеннейшим Зириподом? — Старец кивнул, сведя в линию седые брови. — Так вот, я снова его встретил… вчера… нет, позавчера, в той галерее, что украшена моделями кораблей. Он спрашивал, когда же я соизволю навестить его. И вид у него был какой-то странный… будто он позабыл пообедать в тот день

— Не советую тебе принимать его приглашение, заметил старец. — Опасный человек, очень опасный… воистину, глас царя… второе лицо в стране после великого Дасмона. Лучше тебе не сближаться с ним.

— Но принц сказал, что я свободен, — возразил Блейд. — И у меня хватит серебра, чтобы отправиться в Райну на самом большом корабле из тех, что стоят в порту.

— Ах, сын мой, сын мой… — Лартак укоризненно покачал головой. — Я полагал, что ты лучше ведаешь пути душ людских… Пойми, Тархион — мальчик… юноша, воспитанный в строгости и еще не вкусивший сладости власти и соблазна вседозволенности… Он колеблется, он боится, он размышляет… Но зрелый муж, привыкший к подчинению, не станет играть с тобой в жмурки. И ты можешь вдруг обнаружить, что все ворота, все выходы из страны для тебя закрыты. Тогда, — мудрец вытянул руку в сторону тропы, уже переходившей в довольно широкий карниз, — вспомни про то, что мы сейчас увидим. В конце концов, должен же кто-то испытать мою птицу! Рабы тупы, я слишком стар, а ты

— самый подходящий человек для этого дела!

Если не считать последнего предложения, открывавшего перед разведчиком лазейку для тайного бегства, слова Лартака были весьма смутными. Они миновали карниз, спешились и, оставив одного раба с лошадьми, втроем поднялись к пещере. Оставшуюся часть дороги мудрейший философ и механик молчал.

Они проникли в подземную мастерскую через невысокий проход, вырубленный в скале, у которого кончалась тропа. За ним шел недлинный коридор, открывавшийся в довольно просторный зал; его освещали два окна в восточной стене. Здесь высились верстаки с бронзовыми и стальными инструментами, а в дальнем конце громоздились деревянные бруски и рейки, на которых лежали рулоны пленки из рыбьего пузыря. Пахло тут лаком, древесной стружкой и йодистыми морскими испарениями, смешанными с ароматом сухих трав, висевших под потолком. Лартак, не задерживаясь, направился к двери, что вела во вторую камеру; Блейд шел за ним.

Новое помещение оказалось примерно таких же размеров, как и покинутое ими подземелье. Оно тоже было вытянуто вдоль внешней поверхности горного склона, но вместо окон в стене зиял огромный проем в форме аккуратно высеченного прямоугольника десять на пять ярдов. Казалось, зал открыт небу, свету и ветрам; и лишь довольно большой аппарат с широкими крыльями, обтянутыми блестящей пленкой, отделял вошедших от бесконечного воздушного пространства. Блейд заметил, что по краям проема в стены вбиты костыли с бронзовыми кольцами, от которых к корпусу планера тянулись канаты толщиной в руку. Вероятно, это были тяги катапульты, которая могла швырнуть машину в небеса словно выпущенный из рогатки камешек.

— Ну, как? — лицо Лартака не просто светилось; оно сияло, будто физиономия Сата-Прародителя на новенькой серебряной монете. Он медленно подошел к своему детищу и положил руку на крыло — так, словно коснулся щеки любимой женщины.

Блейд прищелкнул языком; он был по-настоящему восхищен, без всякого притворства. В этом мире, не знавшем пороха, бензина и электричества, нашелся человек, создавший нечто способное взлететь в воздух! И, чем внимательней он рассматривал машину, тем больше проникался уверенностью, что этот аппарат способен не только взлететь, но и благополучно опуститься, преодолев немало фарсатов в воздушных течениях. У него была довольно просторная кабина с двумя креслицами, расположенными друг за другом; за ними

— что-то вроде крохотного грузового отсека.

— Садись! — старец похлопал по переднему сиденью, и Блейд покорно полез внутрь. — Смотри: вот два рычага, от которых идут тяги к крыльям, а между ними — третий, позволяющий управлять хвостовым оперением… Внизу — обитая тонким бронзовым листом доска с загнутым краем. Можно садиться на лугу и скользить по траве до полной остановки, но я думаю, что безопасней использовать озеро или пруд. Теперь посмотри на это стремя… — он показал на потолок, где действительно висел металлический треугольник, напоминавший стремя. — Когда канаты натянуты, оно опускается вниз, так что легко достать рукой. Сильный рывок освобождает спусковой механизм катапульты… Представляешь — рраз! — и ты в небесах! И мчишься в Райну на крыльях ветра! А я… — он вдруг тоненько хихикнул, — я остаюсь тут и ничего не знаю! Ничего, понимаешь!

— А твои рабы? — поинтересовался Блейд. — Они надежные парни?

— Им живется неплохо, и они не жаждут вернуться в эстард… — старик махнул рукой. — Но дело в том, сын мой, что об этом, — он снова нежно погладил крыло своей машины, — знают только четыре человека: мы с тобой и они. А я сильно сомневаюсь, что им ясно, для чего предназначена моя птица. Видишь ли, никто не интересуется тем, что я делаю у себя в мастерской и зачем мне нужна древесина града, кувшины с клеем и рыбий пузырь. Я — наставник принца, и его управитель Харатт достает все, что мне нужно, без лишних вопросов. — Он помолчал. — А теперь выбирайся из кресла и пойдем туда, — Лартак махнул на массивный барабан у задней стены. — Я покажу тебе, как пользоваться лебедкой, которая натягивает канаты, где лежат бурдюки с вином и водой, и прочие запасы.

Когда все было осмотрено, мудрейший задумчиво произнес:

— Если ты решишь покинуть Меотиду и доверить свою жизнь этой птице, если ты перелетишь на ней Пенное море и опустишься на равнины Райны, пошли мне весть, сын мой… Тогда я буду знать, что ты жив, и что моя деревянная птица и в самом деле способна летать…

— Клянусь, я сделаю это! — Блейд поднял руку и сжал кулак. — Но куда я прилечу, когда ветер понесет меня на восток? Я знаю, что в Райну, но в какое место?

— Я думаю, в Сас… Это большой город и порт, который ведет торговлю с нами. Корабли идут туда три-четыре дня, но моя птица перенесет тебя через море от рассвета до заката… или наоборот, если ты благоразумно решишь отправиться в путь ночью. Ты преодолеешь немалое расстояние в своем странствии по мировой сфере… И, как знать, если найдется в Сасе богатый покровитель, ты сможешь на его деньги построить новую катапульту, чтобы еще раз взмыть в воздух.

— Для этого надо сперва приземлиться, — заметил Блейд, — и не перепугать при этом целый город. Вдруг в Сасе меня примут за летающего демона и посадят на кол — так, на всякий случай.

Усмехнувшись, Лартак покачал головой.

— Не беспокойся. Империя райнитов сильна, богата и является вполне просвещенным государством. Их владыка, Тагор, покровительствует искусствам и любит философов, ученых и странников из дальних земель. Правда, шарлатанов, там действительно сажают на кол… но к тебе эго не относится. — Старик помолчал и со вздохом добавил: — В молодости я провел в Райне два года, и иногда жалею, что не остался там навсегда… Но заветы Сата сильны! Каждый меот должен жить и умереть в своей стране…

* * *

Уже почти смеркалось, когда они возвратились в Голубой Дворец. Распрощавшись со стариком, Блейд отвел жеребца на конюшню за казармами охраны и неторопливо направился к себе. Он шел по лесу, примыкавшему к парку; тут росли огромные деревья, похожие на платаны, с мощными стволами и развесистыми кронами, а под ними — мягкая невысокая трава. Уютное местечко и не часто посещаемое, как он успел заметить; тут никто не мешал его размышлениям.

Значит, Лартак считает, что ему, возможно, придется покидать благословенную землю Меотиды в аварийном порядке… Намеки старика на особый стиль жизни меотов, так не подходящий пришельцу из Альбиона, были не совсем понятны, но вывод не оставлял сомнений: если припечет, стартуй прямо с макушки Сата и пришли из Райны письмо. Неужели дела могут повернуться в плохую сторону? Блейд терялся в догадках! его обостренное чувство опасности и интуиция в данном случае не говорили ничего определенного.

Однако он ощущал явственный привкус тайны. Как странно! Он пробыл в этой стране уже месяц, он представлял себе ее границы и территорию, занятия жителей, форму правления, организацию войска и массу других вещей. И все же главного он так и не уловил. Дух народа, личная жизнь людей — или, проще говоря, постель… Об этом он не имел никакого понятия, не взирая на успешный опыт с Фаррой. Вероятно, тайные заветы Сата касались именно данной стороны дела, скрытой от него, чужеземца, почти варвара…

Значит, по словам Лартака, одни женщины меотов рожали девочек, другие

— эти самые археоды — мальчишек… Невероятно, но пусть так! Скорее всего, это признак вырождения, связанный с ограниченным генофондом, хотя по внешнему виду амазонок этого не скажешь… Возможно, дело в мужчинах? От кого еще могут понести все эти красотки с мечами и копьями? От Сата-Прародителя, как уверяли его в эстарде Шод?

Но любовь, любовь!.. Где же любовь или хотя бы ее грубый эквивалент — секс? Фарра, если не обращать внимания на некоторые странности, была вполне нормальной женщиной, отнюдь не фригидной… И он, Блейд, не первым познал ее… ведь она даже родила ребенка, девочку, из-за которой ее заклеймили! Раз женщины рожают детей, значит, неизбежен и акт любви… как же иначе… Но где, когда, с кем? Или меоты так целомудренны, что крадутся к женщинам глухой ночью? А может, СатПрародитель пошутил с ними, отпустив народу на такие дела один день в году? Однако девушки, его ученицы, как будто не страдали от сексуальной озабоченности… Он бы почувствовал это — по одному взгляду, по робкому движению, по вздоху! Он хорошо знал женщин… Но эти — эти не обращали на него ровно никакого внимания! На него, Ричарда Блейда! В конце концов, что было просто унизительно!

Он пнул что-то лежавшее в траве, отозвавшееся протяжным негромким звоном и, пробормотав проклятие, наклонился. Два меча, пояса с бляхами, рядом — скомканные плащи и туники. Он поднял один клинок, поднес к глазам, пытаясь рассмотреть в угасающем свете дня навершие рукояти. Бронзовая лошадиная голова раздутые ноздри, оскаленные зубы, летящая по ветру грива. Казалось, жеребец смеется над ним, уставившись в лицо ошеломленного человека крохотными изумрудными глазками.

Словно очнувшись, Блейд уловил теперь учащенное дыхание и стоны, доносившиеся из-за ствола ближайшего платана. Положив меч на землю, он приблизился к дереву, неслышно ступая, и выглянул. Там была маленькая полянка, не больше одеяла, — ложе любви, устланное ароматными мягкими травами. И в их нежных ласковых объятиях, тесно прижавшись друг к другу, трепетали в экстазе два прекрасных женских тела.

Глава 7

Этим вечером Блейд не пошел к принцу. Скорым шагом миновав стражу у его покоев, он велел амазонкам передать сыну Сата свои извинения дескать, переутомился во время утренних занятий и должен принять ванну и выпить горячего вина. Он и в самом деле сделал и то, и другое, а потом принялся мрачно расхаживать по комнате, время от времени со злобой пиная стулья и разбросанную по полу одежду.

Похоже, этим красоткам, этим лихим наездницам мужчины и в самом деле были не нужны! Им вполне хватало общества друг друга! В их прелестных головках не укладывалась даже мысль о том, что мужчина тоже способен принести наслаждение! Что ж, если лесбийская любовь процветает в Меотиде столетиями, то ее обитательницы вполне могли забыть, что мужчина — не просто некий объект, механически участвующий в процессе воспроизводства потомства… Ну и конечно, мужчина мужчине — рознь!

Если с женщинами все ясно, решил Блейд, порассуждаем насчет мужчин. Выглядели меоты вполне благообразно, хотя были начисто лишены мужественности, обычно присущей представителям культуры меча и копья. Ну, тут за них старались женщины… Прекрасные сильные женщины, объединенные не только суровыми узами воинского братства, но и шелковыми путами Эроса… А что же мужчины? Как они удовлетворяют свои сексуальные инстинкты? Блейду не потребовалось много времени, чтобы разгадать и эту загадку Эпизоды, факты, намеки — все, накопленное в памяти за последний месяц, стремительно промелькнуло перед ним. Фарра, пораженная тем, что близость с мужчиной может принести наслаждение… Обрывки фраз и странные взгляды, которые он ловил в городских кабачках… Настойчивые приглашения Зирипода посетить его и «приобщиться к мудрости»… И, наконец, Тархион!

Глухо застонав, разведчик стукнул себя кулаком по лбу. Каким же идиотом он был! Распускал хвост перед юным принцем, поучая его, как обращаться с девушками! Не возлюбленную с полными персями и нежными ланитами ждал Тархион в тот вечер, он жаждал очутиться в его, Ричарда Блейда, объятиях! Дьявольщина! Проклятье, проклятье! Воистину, эта роскошная обитель, смердевшая извращенной похотью, были не Голубым Дворцом, а дворцом голубых!

Пустоцветы, внезапно подумал Блейд, все они пустоцветы! Да, они производили потомство, но не любовь и счастье взаимного обладания были спутниками зачатия, а всего лишь необходимость продления рода. Бутон страсти не раскрывал своих лепестков, не цвел яростно и пышно, согретый поцелуями, не сникал, надломленный блаженной усталостью, не вспыхивал вновь огнем под жаркими ласками… А там, где все это было — и страсть, и горячие лобзанья, и трепет жаждущей плоти — там не завязывался плод. Пустоцветы, провались они в ад!

Он в раздражении и гневе забегал по комнате, размахивая руками, затем постепенно стал успокаиваться. Гнев — плохой советчик, напомнил он себе; только холодный анализ, только разумное и тщательное изучение проблемы подскажут выход… Выход? Чего он, в сущности, хотел? Какое дело гостю, временному посетителю, до этого странного мира, вдруг повернувшегося к нему неприятной стороной? В любом случае, смерть ему не грозит… и планер Лартака ждет его, усевшись на макушку Сата-Прародителя, проклятого извращенца…

Вспомнив об этом, Блейд окончательно пришел в себя, вернув способность к здравому рассуждению. С чего он так завелся? Вот был первый вопрос, заданный им. В конце концов, подобные нравы существовали и на Земле, и дело шло к тому, что в ряде стран, наиболее свободомыслящих, скоро начнут регистрировать браки между мужчинами — или женщинами, если угодно. Блейд знал, что долгое время такие необычные сексуальные склонности рассматривались как болезнь, но в результате новейших исследований медиков, психологов и социологов это мнение изменилось.

Как было установлено, граница между полами не являлась жесткой. Природа вообще не терпит жесткой детерминации типа «да-нет»; лишь человек вносит в свои несовершенные творения бинарную логику вычислительной машины. Диод открыт или закрыт, устройство работает или нет, жизнь-смерть, болезньздоровье, черное-белое… Живую материю, однако, не удавалось втиснуть в прокрустово ложе таких соотношений; с живым, особенно — с человеком, наиболее сложной из существующих естественных систем, — дело обстояло не так просто.

Спектр человеческих конституций и психологических особенностей был невообразимо широк. В этом океане из миллиардов живых особей, тысяч рас, народов, племен, языков можно было найти что угодно: двуполых гермафродитов, сросшихся сиамских близнецов, телепатов и пирокинетиков, карликов и гигантов, белых, черных, желтых, красных и синих в крапинку… На фоне такого разнообразия мужеподобные женщины и женоподобные мужчины не являлись чем-то исключительным. В силу определенных психофизических особенностей их сексуальные устремления были направлены на лиц своего пола, и они без особых трудов находили партнеров. Более того, многие вполне нормальные люди, попав в необычные или безвыходные обстоятельства, следовали их примеру; Блейд вполне представлял, что творится в женских тюрьмах и в небольших воинских гарнизонах в отдаленных местностях.

Правда, в данном случае речь шла о целой стране. — С другой стороны, это была не Земля, другой мир, иная реальность, и подходить к ней с привычными мерками значило ошибиться. Однако и на Земле в древности существовали страны, где подобная практика не вызывала неприязни. Скажем, античная Греция… Блейд напряг память. Что говорили по такому поводу эллины? Любовь мальчиков — для философов, любовь женщин — для прочих смертных…

Да, именно так! И нечего приходить в ярость из-за этого! Уже ясно, что он не сможет взять домой из Меотиды ничего, кроме сомнительных нравов, прекрасно известных на Земле. Почему же он так взволнован, так возмущен?

Внезапно Блейд понял, в чем дело. Причина была чисто личной, все дело коренилось в нем самом, и никакие холодные рассуждения о широчайшем диапазоне человеческих склонностей, никакие исторические параллели не помогли бы ему совладать с чувством подспудного омерзения. Проблема заключалась в том, что он сам находился на границе этого диапазона; он был концентратом понятия мужественности, и его обостренное мужское эго не могло примириться с очевидным. Положим, еще лесбиянки… Бог с ними, в Меотиде, в конце концов, существовали девушки-рабыни, вполне нормальные во всех отношениях! Но то, что его самого, Ричарда Блейда, пытались склонить к содомскому греху, было невыносимо! Это требовало возмездия — немедленного и страшного, как Божий гнев, обрушившийся некогда на нечестивые Содом и Гоморру!

Скрипнув зубами, Блейд был вынужден признать, что до грозного Саваофа ему далеко, и никаких немедленных действий он предпринять не в состоянии. Нужно время, терпение, настойчивость, удачно сложившиеся обстоятельства… тысяча и один фактор, которых заранее не предусмотришь. Только тогда, силой или словом, он сумеет обратить Меотиду на путь истины, вычистив эту конюшню от навоза заветов, записанных в древних книгах Сата! Существовала, конечно, и проблема времени. Лейтон послал его сюда не на десятилетия; месяц-другой

— вот весь срок, отпущенный на такую титаническую работу.

Но было кое-что, что он мог совершить в самом ближайшем будущем. И Блейд поклялся, что выполнит это, невзирая на последствия.

* * *

На следующий день он был, как всегда, спокоен, ровен и невозмутим. Прошли утренние занятия, миновал обед; затем Блейд совершил конную прогулку по живописным окрестностям, плотно поужинал и посетил юного принца, заодно наведя коекакие справки у амазонок, что несли охрану в покоях Тархиона. Как он и предполагал, Гралия сегодня должна была патрулировать внешнюю открытую галерею, тянувшуюся вдоль всего фасада апартаментов принца. Туда, кстати, выходило и окно его комнаты, которое он предусмотрительно оставил открытым.

Блейд прилег на постель не раздеваясь, лишь сбросив сандалии; он положил себе проснуться через три часа. Его внутренний хронометр сработал точно, и когда он снова раскрыл глаза, уже наступила глухая ночь. Он запалил тонкую свечу, поставил се на столик рядом с ложем, потом бесшумно выпрыгнул в окно и направился вдоль галереи. Было довольно темно; в слабом свете нарождающейся луны разведчик едва мог различить тянувшуюся по правую руку стену огромного здания с широкими окнами, а слева — массивные цилиндрические колонны, будто выраставшие из невысокого мраморного парапета. За ними лежал притихший сад, и там, под деревьями, царил уже абсолютный мрак. Блейд, босой, с гривой черных волос, разметавшихся по плечам, неторопливо шествовал к дальнему концу галереи, где мерцали огоньки двух факелов.

Хотя он не имел намерения прятаться, его движения напоминали повадку вышедшего на охоту тигра. Он и в самом деле собирался поохотиться — со всем профессиональным искусством, которое принесен долгие годы работы в МИ6. Дичь следовало обмануть, изловить и принести в свое логово; всю эту программу он собирался выполнить от начала до конца.

До конца длинной галереи, где стоял пост охраны, четыре амазонки в полном вооружении, оставался десяток ярдов. Шлемы девушек были составлены в ряд на парапете, и Блейд уже видел каштановый блеск волос Гралии — свет факела падал как раз на ее головку. Немного подождав, он кашлянул и выступил из темноты.

— Блейд?

Все охранницы принца знали его хорошо. Мечи не покинули ножен, только взметнулись белые плащи, когда девушки повернули лица к высокой фигуре, возникшей на грани света и тьмы.

— Что ты здесь делаешь? — Гралия чуть заметно улыбнулась ему. — Вышел прогуляться по ночному парку?

Разведчик отрицательно покачал головой.

— Нет, что-то со старым Лартаком. Похоже, ему нужна помощь.

— Помощь? Что с ним? Он заболел?

— Не знаю. Меня разбудил его раб. Сказал, что хозяин просит привести какую-нибудь девушку из охраны. Ну, я встал и отправился искать знакомых… тебя или моих учениц. Не вызывать же стражу из покоев самого принца…

С деланным недоумением Блейд развел руками. Он мог придумать еще десяток причин, чтобы увести Гравию от подруг, но ссылка на Лартака выглядела самой надежной — в случае неприятностей старик мог бы прикрыть его.

Девушка колебалась. В определенном смысле, пост у галереи, как и добрая половина других постов, являлся чисто символическим, так что она могла спокойно прогуляться до башенки мудреца. Ночные дежурства были скучными и томительными, ибо в ближайшие сто лет рабы в Меотиде не собирались бунтовать, а разбойных банд, как и одиночных гангстеров, тут просто не водилось. Северные племена трепетали при одном виде пограничных столбов на склонах Хребта Варваров, и в меотских хрониках давно не отмечалось случаев насильственного свержения монарха.

Наконец любопытство пересилило, и Гралия кивнула головой.

— Ладно! Пойдем узнаем, что нужно мудрейшему. Возможно, проткнуть дротиком мышь, которая грызет его книги? Но с этим ты и, сам справился бы,

— она окинула взглядом могучую фигуру Блейда.

— Может быть, Лартаку надоело любоваться на угрюмые физиономии своих рабов, и он хочет поглядеть на симпатичное женское личико? — предположил разведчик. Они с девушкой уже шли по галерее.

— Прямо сейчас? Ночью?

— Такие желания как раз и возникают ночью… у нормальных людей, — пробурчал Блейд.

Глаза Гралии удивленно округлились; она явно не поняла намека. Ничего, детка, скоро тебе все станет ясно, мстительно подумал ее спутник; его преследовало видение нагих женских тел, трепещущих в объятиях друг друга. В молчании они прошли мимо покоев принца. Полуоткрытое окно в комнату Блейда чуть озарял огонек свечи; разведчик оперся о подоконник и прыгнул внутрь. Потом, не давая Гралии опомниться, шепнул:

— Иди сюда… так мы доберемся скорее…

Он вытянул руки, обхватил девушку за талию и втащил в комнату. Гралия с любопытством огляделась.

— Где это мы?

— У меня. В конце коридора — лестница в башню мудрейшего.

— Тогда пойдем, — она направилась к двери.

Блейд шел по пятам. Когда девушка поравнялась с его ложем, он быстро вытянул руку и слегка ударил ее в нервный узел под ухом. Без стона, как подкошенная, она рухнула на широкий диван.

Раздеть ее было делом одной минуты. Разведчик отшвырнул белый плащ, стянул перевязь с мечом и подмигнул бронзовому жеребцу. Вид у того был сейчас не насмешливый, а скорее жалобный: ведь он так и не сумел охранить честь хозяйки. Пихнув клинок подальше под диван, Блейд расстегнул панцирь и убедился, что груди Гралии великолепны. Все остальное им тоже не уступало, так что он начал поспешно стягивать тунику. Он проспал в одинокой постели двенадцать ночей и теперь намеревался отпраздновать тринадцатую без промедлений и самым достойным образом.

Когда он вошел, Гралия чуть застонала и очнулась.

— Блейд… что ты делаешь, Блейд…

Она пыталась сопротивляться, но он был гораздо сильнее. Вскоре стоны перешли в нервический смех, потом раздались вздохи и, наконец, она вскрикнула.

Блейд понял, что победа близка; его жертва не была фригидной и не страдала патологической скромностью английских девиц прошлого столетия. Вполне нормальная молодая женщина, думал он, убыстряя темп; просто она не знала ничего иного… ничего, кроме тех сомнительных удовольствий, кои предлагались в заветах Сата…

Тело Гралии изогнулось с такой силой, что она почти приподняла его; потом она замерла. Перекатившись на диван, Блейд с тревогой всмотрелся а ее лицо. Потеряла сознание? Нет, просто устала и немного ошеломлена… Он вспомнил Фарру — та тоже казалась удивленной. Итак, он мог теперь подвести итоги; второй опыт был успешно завершен.

Блейд, однако, не собирался останавливаться на достигнутом; приподнявшись, он посадил девушку к себе на колени. Теперь она не сопротивлялась, и все вышло еще лучше, чем в первый раз. Третья и четвертая попытки были столь же успешными, но тут Блейд остановился, вспомнив, что бедной девушке еще предстоит часа два или три караулить пустую галерею. Что подумают ее подруги, увидев, что она валится с ног?

Он положил головку Гралии себе на грудь и вдыхая аромат ее волос, нежно шепнул:

— Отдохни, малышка… похоже, мы перебили всех мышей в библиотеке мудрейшего…

Она фыркнула, потом, прижавшись к нему, сказала:

— Знаешь, оказывается делать это с мужчиной гораздо удобнее… и не менее приятно…

Блейд негромко рассмеялся, лаская шелковые локоны.

— Еще бы! Тебе самой почти не пришлось поработать! — Он помолчал. — Видишь ли, девочка, мир устроен так, что мужчина и женщина как бы дополняют друг друга. Они могут вместе рубить мечами врагов или готовить ужин у одной плиты — но это совсем не значит, что они одинаковы. Только тут, в постели, выясняется, что мы значим друг для друга… Да, тут, — и еще когда появляются на свет дети.

— Дети! — Гралия снова фыркнула. — При чем здесь дети? Каждая из нас обязана дважды в жизни встретиться с назначенным ей мужчиной и родить дочерей… исполнить свой долг. Но то, чем мы занимаемся ночью в постели или в траве под звездами то совсем иное! — и она снова прижалась к Блейду.

Нет, все-таки эта девушка ничего не понимала! Пустоцвет не мог сразу превратиться в плодоносящую щедрую смоковницу.

* * *

На утро Блейд поднялся в башню к Лартаку

— Прошлой ночью у тебя разболелась поясница, и ты пожелал, чтобы нежные женские руки растерли твою спину. Я привел к тебе девушку из охраны Гралию. Красивую, с длинными каштановыми волосами…

Старец кивнул.

— Обычно моей поясницей занимаются рабы, но идея, в принципе, неплоха. А где девушка была на самом деле?

— У меня. В моей комнате.

Проницательные глаза старика уставились на Блейда. Он долго молчал, покачивая головой и щуря глаза под седыми кустистыми бровями, потом сказал:

— Вижу, ты все уже знаешь, сын мой

— Знаю, — Блейд сухо кивнул.

Мудрец поднялся и начал по привычке мерить шагами просторную круглую комнату.

— Что же нам еще оставалось делать? — внезапно произнес он, обращаясь словно бы к самому себе. — Понимаешь, — он повернулся к Блейду, — женщины

— наша сила! Та сила, которая заставляет соседей дрожать, когда раздается топот копыт нашей конницы! Разве могли мы раздать их по десятку каждому мужчине, лишить свободы, привязать к детям, к дому? Да нас бы давно стерли с лица земли! Он остановился у полки и достал кувшин с вином. — Чтобы сохранить народ, Сат Прародитель или его жрецы в древности заповедал: мужчины мыслят и управляют, женщины сражаются, добывают рабов; невольники, воспитанные в покорности, сытые и многочисленные, трудятся. Но горе тому меоту, который смешает свою кровь с кровью раба или чужеземца! Меоты для меотов, женщины — для женщин, мужчины — для мужчин…

— Мне кажется, ты не одобряешь такой порядок, заметил Блейд.

— Да, не одобряю! — Лартак вскинул голову. Но я не совсем меот… я долго жил в чужих странах… в Райне… И там, сын мой, я знал женщин… вернее сказать — женщину… — глаза его вдруг погасли, словно подернувшись флером воспоминаний.

— Хорошую шутку сыграл с вами этот Сат, — разведчик налил вина и сунул чашу в руки старика. — Выпей, отец мой! И подумай — может, стоит пригласить тысяч десять крепких мужчин из Райны и нарушить древние заветы?

— Разве я против? — Лартак грустно усмехнулся. — Но ни жрецы, ни царь и его советники не согласятся. Зачем? Государство крепко. Да и что скажут сами девушки?!

— Царь, жрецы, советники — это ерунда. Сегодня они живы, а завтра плавают в крови с перерезанным горлом. — Блейд пренебрежительно махнул рукой. — Вот девушки — другое дело. Их надо уговорить… заставить, наконец!

Теперь на губах Лартака играла лукавая усмешка.

— Так, как ты уговорил Фарру в эстарде Шод? А эту красавицу с длинными каштановыми волосами, что растирала мне спину прошлой ночью?

— Что-то в этом роде, — пробормотал Блейд, что-то в этом роде, отец мой…

Глава 8

Пролетело еще несколько дней. Однажды Гралия пришла к Блейду в слезах

— ее все более тяготили отношения с Кавассой. Она продолжала любить ее даже сейчас, когда выяснилось, что «с мужчиной это делать удобнее», однако чувства девушки теперь склонялись в сторону безгрешной дружбы. Кавасса, однако, рассчитывала на гораздо большее. У Блейда хватало и своих проблем. Зирипод дважды встречал его в парке будто случайно, и его приглашения становились все более настойчивыми, юный принц тоже начал проявлять нервозность — видимо, его терпение истощалось. Скрывая отвращение, разведчик продолжал посещать его по вечерам, пытаясь нащупать способ, который позволил бы вывернуться из щекотливой ситуации. Возможно, Тархион согласился бы на замену? Симпатичная рабыня или, на худой конец, смазливый раб… Но Блейд знал, что лишь обманывает себя; принцу был нужен только он, и сын Сата вряд ли удовлетворился бы меньшим.

В один из таких вечеров Тархион сообщил про ожидавшийся вскоре парадный царский прием. Обыкновенно это мероприятие устраивалось по случаю крупных воинских побед или дипломатических переговоров и подписания всевозможных соглашений с соседями. И в этот раз аудиенция великого Дасмона носила дипломатический оттенок — в Меотиду с особой миссией прибывал посол Тагора, императора Райны. Миссия эта не являлась тайной; все в Голубом Дворце знали, что Силтар, райнитский посол, будет просить войска для очередной войны с Эндасом, вечным соперником империи на юге и востоке.

Из бесед с принцем и престарелым мудрецом Блейд довольно ясно представлял себе ситуацию в землях за Пенным морем. Там простирался к северу, югу и востоку огромный континент, местный аналог земной Азии. Что творилось в дальних его областях, какие силы зрели там, какие государства вступали в противоборство, сокрушая друг друга, о том в Меотиде имели весьма смутное понятие. Но ближайшей страной на восточном побережье Пенного моря была Райна — огромная и мощная империя с однородным населением и богатыми землями, процветавшая под твердой рукой династии Партокидов. Подвластные им территории простирались на тысячу миль на восток и на север от морских берегов; где-то там, на высоком плоскогорье, стоял город гранитных башен Тайрон Атал, столица империи. В прибрежной местности крупнейшим поселением и торговым портом являлся Сас, в ста милях к югу от которого высился чудовищный горный хребет Латра, служивший естественной границей между лесостепью Райны и эндаскими полупустынями.

Эндас был не менее обширным и могучим государством, чем империя Партокидов — правда, не столь монолитным и цивилизованным. Страна, разделенная на несколько крупных провинций, регулярно испытывала все тяготы гражданской войны и братоубийственной бойни. Однако южане являлись многочисленным, крепким и плодовитым народом. Проходило время, очередной удельный князь укреплялся на царском престоле, объявлял прочих претендентов мятежниками и святотатцами, вешал их на крюк за ребро и накладывал руку на их замки, людей и богатства. Через десяток лет подрастало новое поколение — взамен выбитого в междуусобицах, и Эндас вновь был готов продолжать свой давний спор с Райной за владычество над восточным материком.

Похоже, сейчас наступал как раз такой момент. Князья Эндаса замирились, подчинившись сильнейшему — никто не мог сказать, надолго ли, — и начали собирать войска. Райна же, как полагал Блейд, не собиралась ждать врага на своих границах и жаждала нанести упреждающий удар.

Войско империи имело традиционную для античных государств структуру: отборные легионы колесничих; пехота — щитоносцы, копьеносцы, стрелки из лука и пращники; конница — не очень многочисленная и не слишком дисциплинированная. Эндаские пехотные части почти не отличались от райнитских, однако всадники южан представляли серьезную силу. Владыки Эндаса набирали их в далеких пустынных степях, и хотя эти воины не носили панцирей и не пользовались длинными копьями, их стремительные атаки и кривые мечи были губительными для имперской пехоты. Тяжелые колесницы райнитов не могли за ними угнаться, а кавалерия неизбежно оказывалась битой.

И, тем не менее, полководцы империи не боялись открытых пространств, на которых могли развернуться вражеские всадники; они охотно принимали бой и на бескрайних засушливых равнинах Эндаса, и на поросших густыми травами степях и плоскогорьях Райны. Существовал фактор, способный свести к нулю усилия эндаских кавалеристов — амазонки Меотиды. Один их трехтысячный корпус мог рассеять вчетверо большее конное войско; их мощные лошади были неутомимы, стрелы разили без промаха, а сомкнутый строй, ощетинившийся длинными копьями, разрезал пехоту противника словно стальной закаленный клинок. Но наемницы из-за моря стоила дорого; царь Дасмон брал за их кровь высокую цену.

* * *

Почтенный Силтар, посол великого Тагора, императора и полководца, прибыл, и тронный зал Голубого Дворца расцвел бархатом знамен, многоцветьем богатых одежд, сверкающей сталью доспехов и запахом благовонной смолы, курившейся в жаровнях. Прием, однако, не был многолюдным, ибо переговоры носили конфиденциальный характер.

Великий царь Дасмон, десница Сата, восседал на возвышении в массивном кресле из голубого мрамора, спинка, сиденье и подлокотники которого были покрыты подушками из синей кожи с тисненым золотым узором. За его спиной застыли двенадцать рослых воительниц в голубых плащах и шлемах с высокими плюмажами; в руках они сжимали копья, с перевязей свисали длинные мечи. Тархион располагался слева от отца. Кресло у него было поменьше, но тоже весьма внушительное: верхний край спинки пришелся Блейду по самый подбородок. Он стоял сзади и, казалось, никто не собирался возражать против его присутствия в этом зале; видно, его права Тархионова наперсника признавались всеми.

Вдоль правой стены сидели царские советники; дюжина мужчин зрелого возраста в одеяниях, напоминавших римские тоги, с серебряными обручами на висках. Первым среди них был Зирипод, уста царя; он и руководил всем приемом. Перед советниками стояли низкие столики с прохладительными и письменными принадлежностями — царские решения надлежало фиксировать точно и выполнять без промедлений.

У левой стены выстроились девять амазонок, предводительниц корпусов и армий; Блейд про себя назвал их генеральшами. Были они по большей части молоды и хороши собой, и воинский доспех придавал им величие Афины Паллады, не лишая прелести Афродиты. Самой рослой и крепкой была Харамма, возглавлявшая столичный гарнизон; ей было лет тридцать пять, и вид она имела властный и решительный. Блейд, однако, больше заглядывался на Банталу, крутобедрую красавицу с белокурыми волосами до пояса. Она почти не уступала Харамме ростом, но выглядела лет на восемь помоложе и казалась далеко не такой хмурой, как главная генеральша; на полных алых губах женщины то и дело проскальзывала усмешка.

Посол, почтенный длиннобородый Силтар, сидел в удобном кресле прямо перед троном великого владыки, десницы Сата. С ним было еще трое райнитов — постоянный представитель империи в Меоте и два сопровождающих офицера, с трудом втащившие в зал сундук с дарами. К удивлению Блейда, одеяния имперцев напоминали моды средневековой Европы: такие же бархатные камзолы, короткие штаны с буфами, высокие сапоги с наколенниками, плащи, украшенные по вороту тонкими кружевами, перчатки, заткнутые за пояса. У обоих послов на шее висели золотые цепи, плащи были сколоты огромными брошками с самоцветными камнями, в руках сверкали темным лаком резные трости. Офицеры выглядели поскромней; самой богатой частью их убранства являлись кинжалы в серебряных ножнах.

Разглядев гостей, военачальниц и меотских вельмож, Блейд обратил взгляд на царя. Со своего места он видел только его ястребиный профиль, но, судя но гладким щекам, твердому бритому подбородку и темным волосам без признака седины, Дасмон пользовался отменным здоровьем. Он был в тех же годах, что и Зирипод — цветущий муж, едва переступивший порог пятидесятилетия. Пару раз царь покосился в сторону сыновнего наперсника и даже, как почудилось Блейду, одобрительно приподнял бровь. Впрочем, кто может прочитать мысли владык? А Дасмон, десница Сата, был, вне всякого сомнения, истинным владыкой.

Он небрежно повел рукой в сторону Зирипода, и первый министр поднялся.

— Великий царь Меотиды приветствует почтенного Силтара и его спутников, посланцев славного Тагора, владыки Райны, — голос Зирипода, громкий и звучный, наполнил зал. — Великий царь говорит: райниты всегда были желанными гостями в его дворце, и просьбы их не встречали отказа. Говорите, и слова ваши будут выслушаны со вниманием.

Силтар откашлялся. Он продолжал сидеть — видимо, это дозволялось этикетом либо было знаком особого благоволения к райнитскому послу.

— Тагор, наш император, шлет тебе, великий царь, пожелания здоровья и вечной мудрости. У него есть только одна просьба: чтобы ты милостиво принял дар — творение, созданное для тебя лучшими художниками Тайрон Атала.

Эти слова послужили сигналом офицерам. Сундук был тотчас открыт, потом бравые воины с осторожностью и некоторой натугой достали из него золотое изваяние двух футов в высоту и поставили его перед троном меотского владыки.

Блейд подавил восхищенный вздох. Это была статуя конной амазонки! Могучий жеребец мчался вперед мерной иноходью, расплескав по ветру гриву и хвост; шея его была вытянута, ноздри раздуты, глаза горели багровым пламенем рубинов. На спине его сидела нагая женщина с гибким станом и острыми приподнятыми грудями, мерцавшими словно золотые чаши. Тело ее было чуть развернуто вбок и наклонено; сильные руки тянули невидимую тетиву лука, и тонкая золотистая стрелка готовилась прянуть в сердце врага.

Ничего больше: ни оружия, ни панциря, ни плаща, ни даже конской сбруи… Только великолепный зверь с приникшей к нему красавицей, изогнутый стебель лука и ветер, неощутимый спутник этой чарующей пары; ветер, запутавшийся в гриве коня и золотых волосах прекрасной всадницы… Слитые воедино, они неслись в бесконечность, не то в яростной атаке, не то в притворном бегстве, и огромный тронный зал царя Дасмона вдруг наполнился грохотом копыт, звоном клинков, пронзительным лошадиным ржаньем и торжествующим кличем победителя, чья смертоносная стрела нашла цель.

Да, это был совершенно ясный намек, сделанный с почтительным восхищением! И, к тому же, очень весомый — Блейд готов был прозакладывать голову, что эта золотая статуя тянула за сотню фунтов. Совершенно очевидно, имперский город Тайрон Атал не испытывал недостатка ни в драгоценном металле, ни в искусных мастерах, ни в умных советниках, сумевших измыслить сей подарок — подношение и просьбу одновременно.

Зирипод скосил глаза на лицо царя и, видимо, прочитал на нем все, что требовалось для ответа.

— Десница Сата доволен, — объявил он, — и с благодарностью принимает дар своего друга и брата с восточных пределов мира. — Советник сделал паузу, склонил голову к плечу и вопросил: — Сколько?

— Ну… — посол задумчиво обозрел прелести золотой амазонки, — корпуса два-три… лучше — четыре.

— Четыре! — низким контральто воскликнула Харамма. — Да ведь это больше половины столичного гарнизона!

— Война предполагается серьезная, — Силтар пожал плечами. — Как доносят наши шпионы, князья Эндаса собрали большое войско… одних всадников тысяч пятьдесят, ну, и пехоты соответственно… Есть сообщения, что из древних Жарких Стран к ним прибыли наемники — стрелки на чудовищных зверях с клыками в пять локтей длиной, окованных бронзой. — Он неторопливо огладил бороду. — Да, война предстоит серьезная. И наш повелитель твердо намерен ее выиграть, не взирая ни на что!

— Серьезная война дорого стоит, почтенный друг мой, — заметил Зирипод.

— Я же сказал — великий Тагор решил ее выиграть, не взирая ни на что! Назови вашу цену, светлейший!

Взгляд первого министра совершил сложный оборот, скользнув вначале по внушительной фигуре посла, затем — по золотой статуе, словно Зирипод прикидывал ее на вес, и, наконец, по лицу монарха; тот, как заметил Блейд, важно кивнул. Вероятно, цифра была согласована заранее, потому что глаза Зирипода вновь обратились к райниту, и он без промедления сказал:

— Пять в декаду, считая с дорогой.

— Четыре, — ответствовал посол.

— Кажется, я слышал слова «не взирая ни на что»? — Зирипод равнодушно изучал потолок.

— Да, не взирая ни на что, но — четыре. Провиант и фураж — наши.

— Однако, почтеннейший…

Началась торговля, и шла она примерно так же, как и на Земле, когда представители двух фирм обсуждают цену и условия контракта, а также сроки поставки груза и его упаковку. Компания «Меотида Экспорт» твердо стояла на своем — пять больших золотых монет на одну всадницу за десять дней; компания «Райна Импорт» давала четыре и шла на всевозможные уступки в других отношениях — например предлагалось право беспошлинной торговли в Сасе в течение года. Блейд прикинул, что военные действия могли затянуться месяца на полтора; это означало, что сдача в аренду двенадцати тысяч воительниц принесет их великому повелителю четверть миллиона золотых — или почти полтонны благородного металла. Да, император Райны не мелочился, затевая эту войну!

Наконец Силтар уступил.

— Пусть будет пять, — заявил он, — однако при выполнении двух условий.

Зирипод окинул посла подозрительным взглядом и, в очередной раз покосившись на царя, промолвил:

— Говори, достопочтенный. Десница Сата слушает тебя.

Райнит поиграл своей резной тростью, и Блейд вдруг сообразил, что цена была известна ему заранее. И он не отказывался ее платить! Вся эта торговля являлась чистой комедией, затеянной ради двух таинственных условий, которые сейчас будут обнародованы. Или из-за одного из них. Здесь мог скрываться некий шанс как в любом неожиданном деле, и разведчик навострил ухо, продолжая поглядывать то на царя, то на его уста. Про райнитского посла и выстроившихся слева «генеральш» он тоже не забывал, поэтому глаза его забегали не хуже, чем у Зирипода.

— Во-первых, — неторопливо произнес Силтар, отправка войск в Сас не позже, чем через два дня, аванс треть суммы, а остальное — по завершении похода.

«Из эндаской добычи», — подумал Блейд.

Зирипод обратил взгляд к Харамме, и генеральша кивнула.

— Согласны, — министр, в свою очередь, склонил голову

— Второе, — посол протянул руку, взял чашу с прохладительным с располагавшегося рядом столика и отхлебнул. — Как известно, наш повелитель Тагор, человек сравнительно молодой и энергичный, является великим воителем.

— Харамма откашлялась, смешливая Бантала хихикнула, но райнит с внятным стуком опустил чашу на стол, будто подтверждая бесспорность своего заявления

— Тагор, отец наш и владыка, воссел на императорский трон шесть лет назад и все эти годы мудро воздерживался от войны с Эндасом. Он не двинул свою армию на юг даже тогда, когда смута среди эндаских князей гарантировала быструю и сравнительно легкую победу. Нет, наш господин укреплял армию и флот, а также заботился о казне, готовясь к решительному удару. Ибо сколько можно терпеть беспокойство на южных и восточных границах? Сколько можно отражать вторжения злонамеренных соседей и посылать войска в их земли ради праведного возмездия? — Силтар сделал драматическую паузу. — Наш властелин решил преподать Эндасу хороший урок, надолго отбив охоту у его хищных князей к грабежам и набегам в наши пределы. О, Тагор еще молод, но он настоящий мудрец! А его воинские таланты не имеют равных! Например, он…

— Прости, почтенный Силтар, — прервал излияния посла Зирипод, — вечером, во время пира, ты сможешь произнести целую речь во славу владыки Райна. Но сейчас мы говорим о деле! К тому же, — он стрельнул глазами на Дасмона, — не следует восхвалять одного повелителя перед лицом другого. Давай-ка вернемся к твоему второму условию

— Я и начал его излагать, но всякое важное дело требует некоего вступления, — райнит с дипломатичной усмешкой развел руками. — Однако перед тем, как перейти к нашим требованиям, я хотел бы услышать имена славных воительниц, которые поведут конницу Меотиды в битву с безбожными разбойниками из Эндаса. Мы знаем их всех, — плавным жестом руки Силтар обвел генеральш, подпиравших стену, и надеемся, что великий царь, — поклон в сторону трона, выберет наилучших. Тех, кому под силу совершить задуманное нашим императором.

Тянет время, понял Блейд. Непростой человек этот Силтар! И условие, которое он не решается изложить, видно тоже не из простых!

Губы Дасмона шевельнулись.

— Харамма, — произнес он, — Бантала, Кария и Пэя. Харамма пойдет старшей.

Рослая воительница довольно улыбнулась, и Блейд ощутил мгновенный укол зависти. Эта женщина поведет войска в таинственный Эндас, а он останется в Голубом Дворце среди голубых! И будет по-прежнему ловчить и выкручиваться, лавировать меж принцем и первым министром, болтать с Лартаком и, по вечерам, впустив в свою комнату Гралию, с тревогой прислушиваться к затихающим шорохам огромного здания. Жалкая жизнь! Он отдал бы сейчас левую руку за то, чтобы возглавить заморский поход непобедимых всадниц Меотиды.

Посол покивал головой

— Славные имена, отважные сердца, сильные руки. Такие, без сомнения, выполнят план, задуманный Тагором, нашим владыкой.

Похоже, он загоняет эту компанию в ловушку, решил Блейд. Но Зирипод не уступал хитростью ловкому дипломату из-за моря.

— Славные, отважные и сильные, но не безрассудные, — заявил он. — И они, как и мы все, хотят услышать, чего потребует пресветлый Тагор за пять монет в декаду. Может, придется повысить цену?

При этом намеке Силтар поднялся и, положив на пол резную трость, пояснил:

— Вот берег Пенного моря. — Он пристроил к трости одну из своих огромных перчаток: — Райна… а это — Эндас… — вторая перчатка легла рядом с первой. — Между ними у самого побережья простирается хребет Латра,

— посол выдернул кинжал из ножен своего офицера и аккуратно опустил его промеж перчаток; ловкость, с которой Силтар произвел эту операцию, обличала в нем человека военного, привычного к оружию. — Горы эти, — продолжал он,

— как известно, непроходимы — кручи, снега, ледники, обвалы и полное отсутствие дорог. А посему наши войска — как и армии противника — всегда огибали их с востока, где плоскогорья Райны переходят в засушливые степи Эндаса. При этом враг сразу получал важное стратегическое преимущество, ибо мог грабить города и селения империи, расположенные на плодородных и густо заселенных возвышенностях. Нам же, для нанесения удара по богатым землям Эндаса и портам на побережье, надо было преодолевать степные пространства, подвергаясь непрерывным атакам вражеской конницы.

Премудрый Тагор, наш отец и владыка, решил изменить ситуацию в пользу империи. По его приказу в горах Латры разведаны тайные тропы, пробиты туннели, кое-где расчищены и укреплены дороги. Путь по скалистым кручам среди снега и льда нелегок, но если наши войска одолеют его за пять-шесть дней, они лавиной обрушатся на торговые города Эндаса, на замки князей, на распаханные речные долины, где амбары ломятся от зерна и сена, а сады плодоносят дважды в год! Все это будет нашим, включая сокровища богатейших эндаских нобилей!

Силтар вскинул руки, словно был готов преподнести повелителю Меотиды все эти богатства, дорога к которым проходила по ущельям, перевалам и ледникам неприступного горного хребта. Застыв над своей импровизированной картой, райнит пристально вглядывался в лицо Дасмона, ожидая царского решения. Но первой молчание нарушила Харамма:

— Так ты предлагаешь мне вести конницу по скалистым кручам, среди снега и льда? — генеральша дословно повторила слова Силтара. — Я еще не сошла с ума, почтенный! Даже за десять золотых в декаду я не посоветовала бы своему повелителю рисковать четвертой частью нашей армии в таком безумном походе!

Вероятно, ее мнение как военного эксперта было очень важным. Монарх чуть заметно кивнул, потом нахмурил брови и устремил на Зирипода недовольный взгляд. Советники, сидевшие рядом с первым министром, зашуршали бумагами, неодобрительно покачивая головами: двое-трое поднялись и, подойдя к Зириподу, начали что-то шептать ему на ухо. Выслушав их, министр знаком попросил посла сесть и обратился к Харамме.

— Почему ты, опытная воительница, считаешь, что этот переход через горы невозможен? Чем он грозит всадникам и коням?

— Лошади — не люди, — Харамма пожала могучими плечами. — Там, где пройдет человек, конь сорвется с кручи — особенно, если он несет груз, воина в доспехе и оружие. Железные подковы будут скользить по льду, и когда лошади начнут падать и ломать ноги, возникнет паника. Никто не сможет удержать взбесившихся животных! — Она протянула руку к карте Силтара, и меч ее глухо звякнул о стальные пластины панциря. — Не сомневаюсь, мы одолеем горы за несколько дней, но заплатим за это сотнями жизней и войдем в Эндас пешими. А без коней как мы сможем сражаться с вражескими всадниками и этими огромными зверями, которых привезли из Жарких Стран?

Она была абсолютно права — с точки зрения своего опыта, знаний и возможностей. Но Блейд обладал более широким видением проблемы; за ним стояли три тысячелетия военного искусства Земли, походы и битвы Александра Македонского, Ганнибала, Цезаря, Вильгельма Завоевателя, Писарро, Наполеона. И он помнил, как шла через снежные горы конница монгов — там, в другом пространстве и времени, в иной реальности, в Нефритовой Стране.

О, если бы он мог получить власть над войском амазонок! Это решило бы многие проблемы…

Посол Райны слушал слова Хараммы в полном спокойствии; видно, у него были и иные доводы, кроме золотых монет. Когда она закончила, Силтар сказал:

— Лучшие части имперской армии — легионы колесничих. Это тоже конное войско, однако не столь мобильное и подвижное, как всадницы Меотиды. Легионеры всегда отличались высоким воинским духом и преданностью династии Партокидов. Они пойдут за императором туда, куда он их поведет, хоть в горы, хоть на дно морское, и не станут считать павших коней.

Небольшая речь, всего несколько фраз, но ситуация внезапно переменилась; теперь поход был для меотов делом престижа, а не финансовым предприятием. И Блейду стало ясно, что его час пробил.

Он выступил вперед, встал перед креслом монарха и низко поклонился.

— Позволит ли великий царь говорить чужестранцу?

Взор Дасмона привычно обратился к первому министру. Он вымолвил только одно слово:

— Кто?

— Блейд из Альбиона, — пояснил Зирипод, — наперсник принца. По слухам — человек, опытный в военном деле.

— Пусть говорит.

Краем глаза разведчик заметил, что райниты начали перешептываться, время от времени бросая на него оценивающие взгляды; среди царских советников и военачальниц тоже наблюдалось оживление. Взвесив свои шансы, Блейд оценил их как один к десяти, но такое соотношение его никогда не смущало.

— Я могу провести конников через горы, — уверенно заявил он. — Возможно, мы потеряем десяток коней, но если погибнет одиннадцатый, то пусть эти отважные женщины, — он посмотрел на воительниц, — преподнесут великому царю мою голову.

— Мы готовы сделать это прямо сейчас, — с явным раздражением заявила Харамма, — чтобы деснице Сата не пришлось выслушивать глупости от безродного бродяги.

Зирипод поднял руку.

— Великий царь позволил этому бродяге говорить, — мягко напомнил он.

Харамма пожала плечами. Блейд счел, что мужская солидарность победила, и снова повернулся к царю.

— Кони действительно не люди и провести их по горным тропам непросто, но это можно сделать. Чтобы их копыта не скользили по льду, нужны особые подковы с шипами. Чтобы они не пугались высоты, их глаза надо закрыть плотными кожаными лентами. И еще одно, — Блейд бросил взгляд на райнитов.

— Почтенный посол сказал, что колесничие готовы идти в горы; значит, новая императорская дорога доступна для возов и фургонов. Их лучше ставить на высокие колеса, — он отмерил себе по грудь, — и нагрузить оружием, седлами и попонами. Пусть боевые кони идут налегке, а на самых опасных участках всадники поведут их в поводу. Все, что стоит взвалить им на спину — мешок отборного зерна; оно лучше сена поддержит их силы.

— А почему бы не везти зерно в повозках? — спросила Бантала, с интересом поглядывая на Блейда.

— Можно и так, — согласился разведчик. — Но иногда войску придется ночевать прямо на тропе. Оно вытянется на много фарсатов: пехота, колесницы, всадники, обоз… Пройдет немало времени, пока зерно с телег попадет в лошадиные рты! И нести его придется людям. Ты только представь себе: тропа в шесть локтей шириной, слева — скала, справа — пропасть, ночь, тьма, холод…

— Довольно! — райнитский посол в волнении вскочил на ноги. — Этот человек знает, о чем говорит! Я, — Силтар ударил себя в грудь, — провел в походах сорок лет, но сейчас узнал больше про то, как вести войско через горы, чем за всю прошлую жизнь! Мы все запишем — все, что сказал Блейд из Альбиона, — и сегодня же пошлем самого быстрого сокола в императорский лагерь под Сасом. Пусть готовят подковы и возы на высоких колесах, лучшее зерно и повязки, чтобы закрыть лошадям глаза… — он повернулся к Блейду.

— Великий Тагор ценит умных людей, чужеземец. Если ты решишь сменить службу…

— В Меотиде тоже ценят умных людей, почтенный Силтар, — раздался громкий голос за спиной Блейда. Он повернул голову — юный принц в волнении привстал с кресла.

— Тогда — прошу меня простить… — райнит развел руками и склонил голову. — Но мудрые слова чужеземца требуют награды.

— Он ее получит, — спокойный и властный голос царя наполнил зал; его темные зрачки впились в лицо разведчика. — Ты, Блейд из Альбиона, дал хороший совет. Какой награды ты хочешь?

Положив руку на эфес меча, Блейд расправил плечи.

— Я не советую в делах, которые не мог бы выполнить сам. Если ты, великий царь, доверишь мне власть над войском, я проведу его через горы, разобью врага и вернусь в Меот с победой и золотом.

В тронном зале наступила мертвая тишина; лишь Зирипод, воздев руки к потолку, прошептал:

— Небывалое дело, клянусь Сатом-Прародителем!

Глава 9

Голубой Дворец гудел от возбуждения. Слуги и рабы шептались по углам, чиновники, важно прогуливаясь под балюстрадами длинного здания Пактадиона, толковали о последних событиях, амазонки, любопытные, как все женщины, провожали чужеземца из Альбиона пристальными взглядами. Даже старец Лартак, погруженный в свои научные занятия и обычно не обращавший внимания на политику, при очередной встрече приветствовал Блейда широкой ухмылкой: «Ну что, возмутитель спокойствия? Думаешь, на военном судне ты доберешься до Саса быстрее, чем на моей птице?» Власти, однако, молчали. Разведчик не терял надежды до последнего мгновения, пока корабли не начали подымать паруса. Он наблюдал за ними из башенки Лартака, пока они не превратились в крохотные точки и не растаяли в сверкающей сине-зеленой дали, унося войска, снаряжение, райнитских послов и его надежды.

Еще вчерашним вечером он мог на что-то рассчитывать. Гралия, прогостившая в его постели почти всю ночь, в перерывах между ласками шептала:

— Девушки из царской охраны говорили, что был спор… большой спор! Харамма вне себя, просто рвет и мечет… Райниты же просят, чтобы военачальником сделали тебя. Они могут только просить, ведь командующего назначает царь… а он колеблется… и Зирипод не способен посоветовать чего-нибудь толкового. Всем ясно, что ты знаешь воинское дело лучше Хараммы, но никогда нашими всадницами не командовали чужие… тем более — мужчины…

— она прижалась к Блейду и нежно проворковала: — Как бы я хотела уехать с тобой в Райну… подальше от Кавассы… чтобы быть только с тобой, милый…

Милый! Она уже знала такие слова! Всего за неделю их отношения с Блейдом продвинулись далеко вперед. Теперь он почти не сомневался, что если б каждая из девушек Меотиды получила своего мужчину — своего собственного, которого не надо делить ни с кем! — заветы Сата-Прародителя насчет чистоты крови были бы отправлены на свалку местной истории. Заветы заветами, а жизнь жизнью; в душе женщины чувства всегда одержат победу над нелепыми запретами, если ее избранник будет того достоин. Вопрос о том, где взять такое количество избранников, разрешился сам собой. Блейду очень понравились молодые райнитские офицеры, сопровождавшие Силтара — красивые крепкие парни и весьма мужественные на вид, что отличало их в выгодную сторону от мужчин-меотов, изнеженных и женоподобных. Если бы тысяч десять таких молодцов заявились в благословенную Меотиду, тут многое бы переменилось… Разведчик припомнил взгляды, которые райнитские офицеры бросали на молодых амазонок из охраны: они были весьма далеки от отвращения!

Через день после отправления флота его вызвал к себе Зирипод. Аудиенция состоялась в Пактадионе, час был утренний, и потому Блейд не слишком опасался, что сиятельный министр попробует затащить его в постель.

— Ты произвел большое впечатление на великого царя, — заявил сановник. — Настолько большое, что десница Сата несколько дней обдумывал твое предложение.

— Не надо подносить мне мутную воду в серебряной чаше, — ответил Блейд местной поговоркой, эквивалентной земной «позолоченной пилюли». — Флот ушел, а великий царь не внял моей просьбе.

— Ну, еще не поздно все изменить… — министр окинул собеседника многозначительным взглядом. — Сначала корабли прибудут в Сас. Потом войска выгрузятся на берег и совершат небольшой марш в военный лагерь победоносного Тагора… Даже если владыка сразу двинет армию на юг, она окажется у склонов Латры через декаду, не раньше. Быстроходная галера и хороший конь помогли бы тебе одолеть это расстояние за семь дней… И, возможно, за поясом у тебя лежала бы царская грамота…

— Возможно? — разведчик приподнял бровь. Он понял, что в запасе у него есть три дня, чтобы получить генеральский патент. Но эта милость, по-видимому, не относилась к бесплатным благодеяниям.

— Да, возможно, — подтвердил министр. — Мне кажется, я выразился ясно: ты произвел большое впечатление на великого царя.

Куда уж яснее, подумал Блейд. Его карьера профессионального разведчика была богата неожиданными ситуациями; ему случалось изображать Робинзона на необитаемом острове, вступать в союз с африканскими колдунами и выслеживать инопланетных пришельцев — еще до того, как он ввязался в сумасшедшие эксперименты лорда Лейтона. Но впервые он был поставлен в положение начинающей голливудской актрисы, которой предлагалось прыгнуть на экран через диван.

— Хммм… — пробормотал Блейд в мнимом замешательстве, — боюсь, принц, мой господин, будет огорчен таким поворотом дела.

— Принц! — Зирипод пренебрежительно усмехнулся. — Принц еще мальчик. И пока он носит титул сына Сата, его желания — ничто перед властью царя! Вот когда он станет десницей Прародителя, тогда многое изменится. Десница, друг мой, может гладить, а может и карать…

— Клянусь вечным спокойствием Сата, я не хочу навлечь на себя царский гнев! — поспешно сказал Блейд. — Но если даже забыть о принце, то есть и другой человек… ты сам, сиятельный Зирипод. Помнится, ты не раз приглашал меня в свои покои в Голубом Дворце…

Министр, сложив руки на груди, с сожалением покачал головой

— Что делать, мой друг, что делать… плоть человеческая слаба… Но если не хочешь ее лишиться, лучше не вступать в споры с владыкой Дасмоном. Будем считать, что я не делал тебе никаких предложений.

Двое — побоку, решил Блейд; принц и министр выбыли из игры. То-то юный Тархион казался таким угнетенным во время последних встреч. Кусал губы и едва не плакал. Видно, десница Сата приструнил сынка. Но персональный матч с царем будет нелегким, Блейд отчетливо понимал это. Он собирался наобещать все, чего от него хотели, получить патент и удрать за море, в Райну, где мужчины оставались мужчинами, а женщины — женщинами. Он даже знал, как сделает это! Здесь имелась лишь одна маленькая тонкость — царский указ должен был попасть в его руки авансом, ибо платить назначенную цену он не мог ни при каких обстоятельствах. Возможно, если что-то пообещать Зириподу.

— Сегодня вечером мне хотелось бы утешить принца… — он поднял взгляд к потолку.

— Может быть… гмм… ты утешишь еще одну персону? — министр пристально разглядывал свои холеные руки.

— Не исключено, да, не исключено, светлейший… Если означенная персона придет ко мне завтра, поближе к ночи, чтобы вручить царский указ.

— Положим, это удастся сделать… Но времени будет немного! Царь не привык ждать.

— Времени нам хватит, — уверенно заявил Блейд и, подарив министру улыбку опытнейшей римской куртизанки, удалился. У него было такое чувство, будто ему пришлось окунуться с головой в давно нечищеный нужник.

* * *

Весь следующий день он был занят выше головы. Больше всего хлопот доставила Гралия, она дежурила на следующую ночь, и пришлось предпринимать героические усилия, чтобы незаметно организовать замену. Хотя Блейд не сказал девушке ни слова про ожидавшийся побег, он твердо решил взять ее с собой. Хватит того, что он потерял Фарру! Расставаться же с Гралией он не хотел не только по причинам плотского характера: она была единственным человеком, которому Блейд мог доверять полностью и до конца. Учитывая сложность задачи, которую он надеялся разрешить в Райне, помощь верного союзника могла понадобиться в любой момент.

Он приготовил три объемистых тюка: в одном лук, дротики, колчан со стрелами, топорик, факелы, прочная веревка с крюком и доспехи; в другом теплые плащи и сапоги. В третьем мешке была еда — какую удалось раздобыть, и фляги с вином. Он помнил, что в пещере Лартака имелись запасы, но кто знал, сколько времени будет у них перед стартом! Пешим ходом до мастерской мудреца на макушке статуи Сата добираться больше часа, а взять коней он не решался. Два жеребца в конце горной тропы — явная улика против мудрейшего, у Лартака могли быть неприятности. Из оружия Блейд решил оставить при себе только меч и перевязь с метательными ножами. Он не был уверен, что рискнет пустить их в ход, если амазонки ринутся за ним в погоню, одна мысль об убийстве одной из этих женщин, даже таких недружелюбных, как Харамма или Кавасса, приводила его в смущение. Он предпочитал ускользнуть тихо н тайно.

Ближе к вечеру Блейд посетил башню Лартака. Оглядев подтянутую фигуру гостя, заметив блеск его глаз, старец кивнул.

— Не буду ничего спрашивать, сын мой. Ты решился покинуть нас, и лишь твое дело, когда и каким путем ты уйдешь.

— Тем же, каким мчатся птицы, обычные и деревянные…

Усмехнувшись, Лартак подошел к разведчику и положил сухие старческие ладони на его плечи.

— Я рад, что познакомился с тобой, странник… Не знаю, из каких краев ты пришел к нам, и где находится твой Альбион… Да разве это и важно? — он покачал головой. — Мог ли я надеяться, что на старости лет увижу человека, который расскажет мне столько нового… такого, от чего замирает сердце! Я понимаю, чувствую, что ты поделился со мной лишь малой частью своих знаний, но и того довольно, сын мой. Я буду думать и рассуждать над твоими словами до конца дней своих. Может быть, построю еще одну деревянную птицу… или повозку, которую движет пар…

— Наверно, мы уже не увидимся, мудрейший, — руки Блейда легли на пальцы старика. — Обещай выполнить две мои просьбы.

— Сколько угодно, сын мой! Если то в моих слабых силах.

— Без сомнения. Слушай, — Блейд склонился к уху мудреца. — Через месяц или два флот с воительницами возвратится из Райны. Если все, что я задумал, пройдет успешно, они вернутся не одни…

— Вот как? — Лартак отпрянул от него.

— Да. Они придут с мужьями… с крепкими мужчинами из Райны… много тысяч опытных бойцов нагрянет в город, и они начнут устанавливать здесь свои порядки. Не думаю, что Тархиону удастся занять когда-нибудь престол из голубого мрамора! — Блейд жестко усмехнулся.

— Будем много крови…

— Вероятно. Царства и религии не рушатся бескровно. А потому, как только дойдет весть о возвращении армии, возьми своих рабов, запасы пищи и удались в пещеру. Кто бы не взял власть, мудрые люди нужны всем — если они живы. А мертвец интересен только поедателям падали.

— Жестокая мера да, жестокая, но справедливая, — брови Лартака сошлись на переносице. — Нас ждут кровь, огонь, междуусобица то, чего Меотида не видела много веков… гарнизоны в западных и северных городах многочисленны… но если вернувшиеся захватят столицу, может быть, они покорятся… Что ж, — со вздохом закончил он, — таково искупление за неверный путь, который мы когда-то избрали!

— Не огорчайся, отец мой, — разведчик стиснул сухие пальцы, лежавшие у него на плече. — Ты должен постараться выжить, и тогда ты построишь и новую птицу, и паровую повозку. Как знать, вдруг ты превратишься в наставника другого принца, зачатого мужчиной и женщиной в любви, согласии и радости…

— Если это случится, — глаза старца сверкнули, — я расскажу ему о тебе!

— Спасибо. Но я бы хотел обременить тебя еще одной просьбой…

— Да-да! Ты говорил, что их две… хотя первую считать просьбой я бы не стал.

— Когда все кончится, найди Фарру из эстарда Шод, и позаботься о ней,

— тонкое бледное лицо археоды на миг мелькнуло перед Блейдом. — Если установят новые законы, никто не будет считать ее преступницей. Помоги ей разыскать дочку в тех поселениях, где воспитывают детей, пусть обе живут при тебе…

— Я сделаю это, — ответное пожатие Лартака было крепким.

Кивнув, Блейд шагнул к двери. На пороге он обернулся и показал на большую зрительную трубу, стоявшую на треноге у окна.

— Когда флот покажется в море, внимательно рассмотри корабли. Там будет какой-нибудь знак для тебя… скажем, зеленый вымпел на мачте передового судна. И тогда ты поймешь, что задуманное свершилось.

— Удачи тебе, сын мой…

— И тебе, отец…

Он сбежал вниз по ступенькам спиральной лесенки и направился в свою комнату. Там его уже поджидала Гралия — в воздушной легкой тунике, но с неизменным мечом у пояса. Как велел Блейд, она пришла с мешком, где были ее доспехи, сапожки и теплый плащ.

— Мы пойдем гулять этой ночью? — глаза девушки были полны лукавства.

— Поищем какую-нибудь уютную полянку в лесу? Или отправимся на горные луга?

— Именно туда, малышка… на горные луга, где веет свежий ветер с моря… Но сначала тебе придется тихо посидеть вот здесь, — Блейд откинул занавеску, скрывавшую глубокую нишу с ванной. Рядом с ее мраморным бортиком лежали приготовленные им тюки, и Гралия удивленно уставилась на них.

— Кажется, ты собрался в большое путешествие, милый?

— Мы собрались, — Блейд подчеркнул первое слово.

— Далеко?

— В Райну.

— На корабле?

— Нет. К вершине, на которую мы поднимемся, обычный корабль не пристанет.

— Но как тогда…

— Увидишь, детка. Мы, люди из Альбиона, немного знаем магию…

— И ты перенесешь нас в Райну? Прямо в Сас?

— Нуу… что-то вроде этого.

Девушка негромко рассмеялась.

— Неприятный сюрприз для Хараммы!

— Еще какой неприятный! — Блейд гордо выпятил грудь. — Ибо перед тобой — новый командир восточной армии великого Дасмона… да провалится он вместе с Сатом-Прародителем в пучину морскую!

Гралия хихикнула; встречи с возлюбленным поубавили в ней почтения и к деснице Сата, и к заветам Прародителя.

— Ладно, я посижу тут, — она проскользнула мимо Блейда, бросила на пол свой мешок, и уселась на него. — Но, может быть, мы еще успеем…

— Шшш… Тихо! — Блейд приложил палец к губам. — Кажется, к нам гости.

Он задернул занавес, подкрался к двери и резко распахнул ее. На пороге стоял Зирипод, запутанный в просторный плащ с капюшоном; в левой его руке был зажат внушительный свиток. Блейд быстро втащил гостя в комнату.

— Все в порядке, достойнейший?

— Абсолютно все. Вот указ, — он протянул свиток Блейду, — и когда луна поднимется над морем на локоть, ты должен быть в царских покоях… Ты еще успеешь принять ванную и умастить тело.

— Но раньше я рассчитаюсь с тобой, голубой братец, — кулак Блейда въехал гостю под ложечку, и тот повалился на диван.

Зашелестел свиток, и разведчик впился взглядом в ровные строки каллиграфического текста. Буквы были огромными, в дюйм величиной, и он прекрасно различал их даже в наступающих сумерках. «Я, Дасмон, великий царь Меотиды, десница Сата-Прародителя, повелеваю…» Похоже, все в порядке… в конце документа — оттиск печати величиной с блюдце… Харамме не к чему будет придраться!

Он сложил жесткий пергамент и сунул его под тунику. Потом завернул бесчувственного Зирипода в плащ, связал щиколотки, обмотал тело веревкой и засунул в рот кляп.

— Эй, птичка, выходи!

— Уже все?

Занавеска отлетела в сторону, и Гралия, с горящими от любопытства глазами, появилась в комнате. Увидев спеленутый тюк на диване, она потянулась было к мечу, но Блейд замахал рукой.

— Не надо, девочка, обойдемся без крови!

— Кто это?

Он многозначительно поднял глаза к потолку.

— Сам царь? — она отступила в замешательстве.

— Нет, нет… такие важные персоны не разгуливают по ночам. Всего лишь сиятельный Зирипод.

— Старый зануда! — она сморщила прелестный носик, и Блейд понял, что первый министр не пользовался у амазонок особой популярностью. — Что ты собираешься с ним делать?

— Уложу отдохнуть.

Взвалив упитанного сановника на плечо, Блейд затащил его в нишу и опустил в мраморную ванну. Зирипод уже пришел в себя; его черные зрачки с недоумением уставились на разведчика. Тот постоял с минуту над своим беспомощным пленником, размышляя, не пустить ли воду; через пять минут министр отбудет к Сату-Прародителю, и — никакой крови…

Нет! Покачав головой, Блейд подхватил мешки. Он поклялся, что никого не убьет в этой стране, и сдержит обещание! Пусть с Зириподом разбираются те, кто через месяц или два возвратятся из Райны.

Он надел на плечи мешок с провизией, пристроил сверху тюк с оружием и кивнул Гралии:

— Пошли, малышка.

Девушка подхватила остальные вещи. Стараясь не шуметь, они вылезли в окно и скрылись во тьме под деревьями парка. На небе зажглись первые звезды, и под густыми кронами сгустился мрак. Блейд, однако, хорошо знал дорогу, и вскоре беглецы шагали по темной и пустынной аллее, превратившейся затем в тропу — ту самую, которая вела к мастерской Лартака. В молчании они поднялись футов на двести над Голубым Дворцом, когда слабое зарево на востоке возвестило о появлении месяца. Через несколько минут серебристые лучи озарили узкую крутую дорогу, и Блейд решил не зажигать факелов. Света хватало, они прошли уже полпути, и в запасе у них оставалось около получаса. Может, и больше, подумал разведчик; все зависело от терпения великого царя.

Вскоре перед ними возник темный проем входа. Высекая огонь, Блейд бросил взгляд на громаду дворца внизу — там было все спокойно. Он протянул девушке факел.

— Я пойду вперед, ты — за мной. Знаешь, где мы?

— Да, — голос ее был спокоен, дыхание не сбилось во время подъема. — Это древние пещеры над самой статуей Сата. Девушки говорили, что старый Лартак чародействует тут по ночам. Мы идем к нему?

— Нет, девочка, хотя его чародейство нам поможет.

— Но ты же говорил про магию Альбиона?

— Мы их объединили… магию Альбиона и чародейство Лартака. Скоро ты увидишь, что получилось.

Они шли по коридору. Внезапно Гралия мягко рассмеялась, и Блейд с недоумением обернулся.

— Помнишь, как ты увел меня первый раз? Тоже к Лартаку… Что мы тогда делали у него? Били мышей или растирали старику больную спину?

— Мы, — заявил Блейд, — провели опыт, о котором он мечтал всю жизнь. Ему хотелось убедиться, что женщины Меотиды еще остались женщинами. — Тон разведчика был серьезным, но глаза весело блеснули.

— Ну и как? — Гралия подтолкнула его вперед. — Мы его не разочаровали?

— Нет, дорогая… Конечно, я не вдавался в подробности, но то, что меня не вздернули на другой день, уже говорило о многом.

— Что за нелепые мысли!

— Почему же? Если б ты осталась недовольной и пожаловалась на меня…

— В любом случае я не стала бы жаловаться на тебя. Подстерегла бы в лесу и пристрелила из лука.

— Спасибо, моя хорошая…

Они вошли в большой зал, открытый прямо в звездное небо. Отблески факелов заплясали по распростертым крыльям, по обтянутому пленкой фюзеляжу. Блейд заметил, что канаты уже прицеплены к нему.

— Что это? — Гралия с любопытством уставилась на необычную машину.

— Это магическое устройство, которое перенесет нас в Райну, — Блейд не хотел объяснять ей, как именно перенесет; девушка могла испугаться. Он закрепил факелы на стене, забросил мешки с оружием и пищей в грузовой отсек и положил руку на спинку второго кресла. — Садись сюда. Мне надо немного поколдовать, а потом мы отправимся в путь,

Молодая амазонка не спорила; у нее было редкое для женщины качество — безоглядное и беспредельное доверие. Блейд велел ей надеть сапожки и закутаться в плащ, потом быстро переоделся сам; наверху могло быть холодно. Он разыскал пару больших бурдюков с водой, сухари и сушеные фрукты и тоже погрузил в машину. Потом отправился в дальний конец пещеры, к большому барабану, на который наматывались тросы пусковой катапульты.

Навалившись на рукоятку, разведчик начал вращать барабан, наблюдая, как над кабиной постепенно опускается веревка со стременем. Канат ложился ровными петлями, бронзовые шестерни лебедки чуть поскрипывали, заглушая отдаленный рокот прибоя. Гралия подала голос:

— Что там скрипит, Блейд? Твое волшебство? — видно, она чувствовала себя неуверенно.

— Да, дорогая. Моя магия собирается с силами.

— Ах, перестань! Я верю в магию не больше, чем ты. Не представляю, как мы выберемся отсюда. О!

Металлический треугольник звонко ударил по фюзеляжу Блейд закрепил рукоять лебедки, вытащил факелы из настенных колец и швырнул их вниз. Теперь в пещере не останется никаких следов, даже запаха их тел… Ветер унесет его

— как и птицу из дерева и ткани, которой они доверяли свои жизни

Придерживаясь рукой за туго натянутый канат, он склонился над пропастью, разглядывая кровли и башенки Голубого Дворца и Пактадиона, меж которыми темнел парк. Месяц поднялся над морем уже на полтора локтя, но внизу царила полная тишина, ни звука, ни шороха, ни вспышек света. Он ждал, как завороженный, представляя то изнывающего от нетерпения монарха, то Зирипода, ворочавшегося на холодном кам не ванны, то старого Лартака. Только этот последний знал, чего ждать, наверняка он стоит сейчас у окошка своей башни, вперив взгляд в темное небо над склоном горы туда, где скоро бесшумной тенью скользнет огромная птица. Вряд ли старик что-нибудь увидит. Хотя, как знать…

Отдаленный звук горна прервал его размышления. В окнах дворца загорелись огни, яркие точки факелов начали расползаться по парку, и Блейду на миг показалось, что он слышит гул взволнованных голосов, лязг оружия, скрежет гравия под быстрыми шагами и ржание лошадей. Гралия завозилась в своем кресле.

— Что там, Блейд?

— Началось… Тревога!

Он полез в кресло, затем пристегнул ремни и проверил, что может легко дотянуться до пусковой рукояти катапульты.

— Пора пускать в действие магию, милый? — голос Гралии слегка дрожал.

— Да, малышка. Это очень надежное колдовство, так что ты не должна бояться.

— Я не боюсь. Мне интересно.

— Мне тоже.

Он резко рванул вниз металлический треугольник и тут же разжал пальцы. Сзади что-то громко щелкнуло, раздался изумленный вскрик девушки, и страшная сила швырнула планер в небеса — словно игрушку, подброшенную рукой гиганта. Блейд нашарил рукояти, управлявшие закрылками, плавно повел их на себя, и нос машины послушно задрался вверх.

Они летели! Они мчались стремительно и бесшумно, и берег Меотиды, прибрежные утесы, город на склоне горы и дворец, оседлавший ее гребень, скоро растаяли во тьме. Остались лишь море, месяц, звездное небо и воздух, становившийся все холоднее и холоднее.

Глава 10

Темное необозримое пространство раскинулось вокруг них. Внизу слабо опалесцировала под лунным светом поверхность моря; она казалась покрытой едва заметной рябью — бесконечной чередой валов, катившихся к берегам благословенной Меотиды, к причалам и пирсам древнего города, растаявшего во мраке за их спинами. Живое, чуть колышащееся покрывало простиралось на юг и север, на запад и восток — черная ткань, прошитая серебряными блестками, мерцающая, как огромный полированный агат. Море выглядело нескончаемым и безбрежным, и мчавшимся над ним людям чудилось, что никогда больше они не увидят утесов и скал, полей и зеленых лесов, золотисто-желтого разнотравья степи, башен, крыш и стен городов — всего того, что высилось и росло на груди матери-земли. Странным образом это не пугало их, вселяя лишь чувство безмерного покоя и умиротворенности.

Вверху круглился небесный свод из темного хрусталя, одновременно прозрачного и непроницаемого для взгляда. Он был невыразимо далек, высок и черен; он медленно поворачивался вокруг путников, увлекая за собой мириады ярких цветных огоньков, которые складывались в причудливые узоры созвездий, уже привычных для глаз Блейда. По нижнему краю этой гигантской опрокинутой чащи пестрой полосой бежали картины древней истории Меотиды: конь, вставший на дыбы — победа над фраками; вереница человеческих фигурок, скованных цепью из бронзовых звезд — набег в земли гермов; скрещенные мечи — пеший поход в Айталу, галера с поднятыми веслами — морская экспедиция в Жаркие Страны, разрушенная башня — дворцовый переворот трехсотлетней давности; снова конь, на этот раз распластавшийся в беге — отражение атаки варваров под Прастом. Над этим кольцевым звездным фризом вставали иные видения, иные сцены, но каждая из них имела свой смысл и значение. Блейд держал курс на две яркие звезды восточного небосклона; ярко-алые и лучистые, они назывались глазами Сата. Не моргая, он глядел в эти огненные зрачки божества, которое собирался низвергнуть, и улыбался, опьяненный стремительным бесшумным полетом и свежим прохладным воздухом.

Гралия пошевелилась на заднем сиденье, и он повернул голову:

— Замерзла?

— Да… Немного…

— У тебя за спиной тюк с теплыми плащами. Разверни его и дай один мне. Достань из мешка бурдючок с вином… только осторожно, девочка, не раскачивай нашу птицу.

Послышался шорох, на плечо ему лег тугой валик ткани, потом девушка передала флягу. Вино было сладким и густым; оно согревало кровь, но не туманило голову.

— Где мы? Куда несет нас твоя магия? — голосок Гралии слегка дрожал от возбуждения.

— Мы в летающей лодке или внутри деревянной птицы, — пояснил Блейд.

— Посмотри, слева и справа от тебя — крылья… видишь, как они блестят в лунном свете? Сверху — небо и звезды, внизу — море.

— Как далеко… — с изумлением выдохнула она.

— Да. Мы поднялись на два-три фарсата и летим прямо на восток, в Сас.

Девушка ничего не ответила, но Блейд ощутил на своей шее ее теплое дыхание; прижавшись подбородком к его плечу, Гралия глядела на восток.

— Теперь я узнаю… да, узнаю… эти две красные звезды — глаза Сата… — она снова замолчала и вдруг воскликнула, почти не скрывая страха:

— Блейд, Блейд! Но крылья нашей птицы совсем не движутся! Мы упадем?

— Нет, не бойся. Ты видела, как орлы парят в вышине, неподвижно раскинув крылья?

— Да…

— Вот так же парит и наша птица. А на восток ее несет воздушное течение, ветер, который дует от гор Меотиды к хребтам Райны. Мы мчимся быстрее парусного корабля и завтра уже достигнем суши.

Снова молчание. Потом Гралия с необычной для нее робостью спросила:

— Эту магию… эту птицу… придумал ты?

— Нет, малышка. Ее придумал и построил старый Лартак, я только немного помог ему.

— Значит… значит, мы взяли ее без спроса? Украли?!

Блейд поднял правую руку и погладил ее волосы; головка Гралии по-прежнему покоилась на его плече.

— Ты опять не угадала. Старик все знает.

— Он помог нам бежать?

— Да.

— Но почему?

Блейд некоторое время размышлял. Их встречи с Гралией были скоротечными, и до сих пор они не имели времени для разговоров. Он даже не знал, умна она или глупа; лишь инстинктивное ощущение мужчины, уже не раз обладавшего этой кареглазой красавицей, подсказывало ему, что Гралия обладает тонкостью чувств и какой-то отчаянной бесшабашной смелостью. Но, по сути дела, сейчас они впервые беседовали серьезно.

— Понимаешь ли, малыш, — медленно начал он, — Лартак очень мудрый человек…

— Я в этом не сомневаюсь. И он добр!

— Да. К тому же, он повидал свет. И он понял, что во всех странах, в Райне и Айтале, на жарком юге и в лесах северных варваров, люди живут иначе, чем в благословенной Меотиде. Мужчины любят женщин, женщины любят мужчин, и потомство их — следствие этой любви. Лартак — философ и инженер, и он знает, что прочным и надежным является лишь то, что сделано с любовью. Как эта деревянная птица, несущая нас в воздухе…

— Ты хочешь сказать, что все дело в детях?

Она быстро соображает, подумал Блейд.

— Главное — в детях, но не только в них. Ваш СатПрародитель пошел против законов природы, когда заставил вас подчиниться своим заветам. Смотри, как все устроено в мире: раскрываются цветы, склоняются друг к другу, завязывается плод, он начинает расти, зреть… Потом он падает с материнской ветви, и в нем — семена… семена новой жизни. Но если плод не зародился, если цветы ласкали и нежили друг друга лишь затем, чтобы получить наслаждение, они…

— Пустоцветы, — быстро сказала девушка. — Все мы — пустоцветы, если верить твоим словам. Хотя каждая из нас рожает детей, но это еще никому не приносило удовольствия.

— А как это происходит? — спросил Блейд. Он знал, что производство потомства — священная обязанность каждой амазонки, но детали оставались ему неизвестны.

— Нуу… Когда девушке исполняется двадцать три, и она достигает полной зрелости, ей подбирают мужчину… она должна провести с ним ночь или две… это очень неприятно — и для нас, и для них… Если не получилось, через месяц надо идти к другому мужчине… Так бывает в первый раз. Потом — то же самое, в двадцать восемь лет. Можно потребовать встречи с мужчиной и после тридцати, родить третьего и четвертого ребенка, но я давно не слышала о таких случаях.

— А дети? Что происходит с детьми?

— Их выкармливают рабыни, под присмотром старых археод… Потом девочек и мальчиков разделяют; они живут в своих поселках, мы — в своих. Нас учат воинскому искусству, их — делам правления, торговли и художествам… кто к чему способен. — Она вздохнула. — Я выросла на равнине Праста… То были тяжелые годы, Блейд! Наши учителя суровы, и поэтому, когда становишься взрослой и можешь завести подругу, это… это как первое дуновение тепла после холодной дождливой зимы.

— Да, я понимаю, — Блейд снова коснулся ее волос. — И так происходит со всеми? Или есть исключения?

— Есть… Археоды, например. Их отбирают в раннем детстве, и они живут отдельно — в роскоши, богатстве, но без права покидать свое убежище. Их вывозят только на встречи со знатными мужчинами… с теми, кто должен продлить свой род, обзавестись наследником самой чистой крови…

— Такими, как принц Тархион?

— Да, как принц Тархион. Для них, для мальчиков древних правящих фамилий, есть особый городок. Когда им минет шестнадцать, отцы забирают юношей а свои дома, чтобы не прервалась кровная связь поколений.

Блейд кивнул; вероятно, это было единственное и жалкое подобие семьи, которое существовало в Меотиде. И смысл этого института был один — передать власть и фамильные богатства законному наследнику.

— А ты, — спросил он, помолчав, — ты хотела бы провести детство с отцом и матерью? Видеть их каждый день, говорить с ними?

— Не знаю… — он почувствовал, как Гралия пожала плечами. — Зачем думать о том, что прошло и никогда не вернется? Ведь изменить ничего нельзя, верно? — Она сделала паузу. — Но теперь я хотела бы, чтоб мой… наш ребенок, Блейд… вырос со мной. Ты — необычный мужчина, милый… и вдруг я, как археода, рожу мальчика?

— Ты обязательно родишь мальчика, — твердо сказал Блейд, — и он станет великим царем Меотиды.

Гралия рассмеялась.

— А куда денутся Дасмон и его наследник? Во имя СатаПрародителя, ты большой фантазер, мой дорогой!

— О них я позабочусь, и о Сате — тоже, — ответил разведчик. Внезапно он ощутил, что там, за его спиной, сидит будущая повелительница Меотиды, и в чреве ее зреет плод их любви, продолжатель его рода, который довершит все дела, что сам он не успеет закончить. Он сжал тонкие сильные пальцы Гралии, чувствуя едва заметные мозоли от рукояти меча, и сказал: — Там, в Райне и Эндасе, решится судьба Меотиды и твоя тоже… и тысяч твоих подруг… Но ты должна мне помочь, девочка.

— Как?

— Я научу. Чтобы править страной и водить войска в битву, надо многое знать… И тебе предстоит этим заниматься, пока растет малыш.

— А ты?.. — теперь в ее голосе звучало почти отчаяние. — Где будешь ты?

— Мне придется уйти, хочу я того или нет. И тут, милая, ничего нельзя поделать.

Ее щека стала мокрой, и Блейд, снова протянув руку, осторожно коснулся пальцами век девушки. Слезы… Невероятно! Амазонки не плакали; они сражались, как разъяренные тигрицы, они мчались на своих конях подобно урагану, они любили друг друга, источая жар молодых сильных тел. Однако — слезы… Теперь он был уверен, что Гралия станет хорошей правительницей; лишь тот, кто сам познал отчаяние и печаль, может властвовать над людьми.

— Не плачь. Ты должна быть сильной, чтобы совершить должное…

— Я… я не плачу… — голос ее прерывался. — Но скажи: если ты должен уйти, значит, в твоей стране есть свой Сат, бог, установивший нерушимые законы?

Блейд подумал о лорде Лейтоне и его компьютере, затаившемся в подземелье под Тауэром. Да, девушка права; то были боги его мира, демоны знания, на которых держалась вся планета, повелители машин, энергии и стали. И эти властелины диктовали ему свою волю — эти, и другие, решавшие, что, когда и как он должен делать в реальности Земли. Даже царь у него был! Вернее — Ее Величество королева Великобритании, что, однако, никак не меняло сути дела. Он оставался ее агентом даже здесь — в ином мире, так напоминавшем прошлое его собственного.

Вздохнув, Блейд произнес:

— Да, малышка, ты права, в Альбионе тоже есть СатПрародитель, хотя мы зовем его совсем иначе…

— Но если ты нарушил заветы нашего бога, может быть, ты низвергнешь и своего?

Блейд снова вздохнул.

— Я не могу, девочка.

— Но почему?

— Потому что мои боги настолько же могущественней Сата, насколько океан больше крохотной капли…

* * *

Взошло солнце и высушило слезы на щеках Гралии. Она развеселилась, с восторгом озирая то голубое небо, то бирюзовую морскую гладь, то чудесную птицу, уносившую их в бесконечный простор.

— Грал… — девушка протянула руку и осторожно погладила крыло, собранное из тонких реек. — Дерево, которое дало мне имя…

— Да, — Блейд улыбнулся. — Тебе надо помнить, что Гралия значит твердая… твердость тебе понадобится.

— Я не твердая, — она притворно вздохнула, — я — любопытная… Знаешь, когда ты пришел той ночью звать девушку на помощь Лартаку, я могла отправить любую из трех… но, всетаки, пошла сама. Хотя твои слова казались очень и очень подозрительными! — она рассмеялась.

— Вот как? Почему же ты пошла?

Она немного подумала.

— Я тебе доверяла. Хотя ты и обманул меня в ту ночь.

— Когда же я успел заслужить твое доверие? — Блейду стало интересно; он даже не подозревал, что думала о нем эта девушка до их более близкого знакомства.

— Ты пощадил Кавассу… тогда, в эстарде Шод. Знаешь, во время харайи случаются всякие вещи. Ты мог изуродовать ее… сильно ранить… убить… Но ты ее пощадил!

— Ты просила об этом…

— Вот видишь! Тебе было ясно то, что я не могла сказать вслух.

— Я прочитал просьбу в твоих глазах.

— Неужели ее удалось бы кому-нибудь заметить? Или ты в самом деле маг и колдун, читающий в человеческих душах?

— Глаза — зеркало души, девочка, и по ним можно многое узнать. Запомни это! Впредь твои глаза должны оставаться непроницаемыми.

Гралия усмехнулась.

— Ты уже начал меня учить, да? Учить искусству правления?

— Пожалуй… И если уж мы заговорили об этом, прими еще один совет. Никто не способен править в одиночку; только верные соратники помогут тебе взять и удержать власть.

— Но откуда же взять самих соратников?

— Я знаю только одного такого человека — Лартака… Он будет предан тебе и нашему сыну. Других ты должна найти сама. — Блейд немного подумал.

— Может быть, Кавасса?..

— Нет, — Гралия покачала головой. — Она не понимает, что связало нас, но она ненавидит тебя…

— А тебя?

— Если я вернулась бы к ней, все было бы по-старому. Я… я люблю ее, Блейд. Совсем не так, как тебя… Понимаешь, мы ведь не только кувыркались на траве в укромных местах… мы были подругами. Мы говорили о многом… мы не чувствовали себя одинокими… А теперь, — она грустно улыбнулась, — у меня есть все — настоящий мужчина и, возможно, ребенок… а у нее не осталось ничего.

— Мы и ей найдем настоящего мужчину, — пообещал Блейд. — Какого-нибудь райнитского князя.

— Не думаю, что это ее устроит, — Гралия скорчила гримаску; видимо, разговор о бывшей подруге был ей неприятен. — Она слишком властная, слишком твердая, чтобы подчиниться мужчине.

— Ты тоже была твердой, пока не выяснила, что с мужчиной делать это удобнее, — глаза Блейда смеялись.

— Нет, — в карих зрачках мелькнули золотые искорки. — Я — как дерево грал, прочное и гибкое одновременно… — Она вдруг решила сменить тему: — Ты не голоден, милый?

Они поели. Это было довольно сложной процедурой. Слева и справа от кресел оставались небольшие проходы, но Блейд не рискнул двинуться с места, опасаясь нарушить хрупкое равновесие их воздушного судна. Гралия была гораздо легче его и сидела прямо между крыльев, однако он счел, что и ей лучше оставаться в кресле. Девушка осторожно перегнулась в сторону, подтащила мешок с продуктами и бурдюк с водой, затем передала пищу Блейду на переднее сиденье. Они даже сполоснули лица и руки — вода стекала между тонкими планками, образующими днище аппарата.

Едва с завтраком было покончено, как Гралия тронула Блейда за плечо.

— Смотри! Острова!

Он поглядел вниз. Слева по курсу из морских глубин вздымалась цепь черных утесов, обрамленная пеной; за ними лежал довольно большой гористый остров, утопающий в зелени. Он был обитаем — Блейд видел город, раскинувшийся на берегу бухты, крохотные черточки кораблей, серые нитки дорог, тянувшихся к лугам и садам, распаханные участки земли на горных склонах. К северу, в туманной дымке, разведчик мог различить еще один остров; освещенный лучами утреннего солнца, он казался зеленоватым облачком, прильнувшим к синей поверхности моря.

— Нашу птицу можно поворачивать? — спросила девушка. — Или она летит только прямо?

Блейд пожал плечами. После успешного старта он старался не трогать рычагов, лишь иногда чуть регулируя закрылками высоту полета.

— Можем попробовать изменить курс, — сообщил он. — А в чем дело?

— Этот архипелаг находится к северо-западу от Саса, — уверенно сказала его спутница. — Значит, нам надо взять немного к югу.

— Это точно? Ты была здесь раньше?

— Нет, никогда. Я ходила за Хребет Варваров. Дважды.

— Тогда как же ты…

Гралия прервала его, мягко коснувшись плеча.

— Помнишь, я говорила, что у меня были суровые наставники в юности? Нас обучают как следует, Блейд. Есть рисунки всех окрестных земель, с реками, горами, бухтами, городами… Мы должны помнить их наизусть — от Айталы до западных земель Райны и Эндаса. Так что сверни к югу, если можешь, иначе мы пролетим в пятидесяти фарсатах от Саса.

— Вот не думал, что везу с собой живую карту, — проворчал Блейд и нерешительно коснулся среднего рычага, По словам Лартака, он регулировал вертикальную пластину в хвостовом оперении, и сейчас предстояло проверить, насколько эффективно это устройство. Разведчик осторожно повел рукоять к себе, и планер тут же рыскнул влево.

— Не туда, — спокойно прокомментировала Гралия. — Так мы попадем в леса на севере Райны.

Блейд двинул рычаг от себя. Машина развернулась немного южнее; теперь солнце грело пилоту левую щеку. Он продвинул рукоять еще на дюйм вперед.

— Хватит! — девушка снова похлопала его по плечу. — Я думаю, что хватит. — Чуть качнув планер, она перегнулась через борт, разглядывая убегавшие назад острова, потом заявила: — Мы будем над Сасом в полдень.

Часа через два-три, прикинул Блейд и спросил:

— Как ты полагаешь, Харамма уже там?

Гралия задумалась.

— Последние дни держался устойчивый западный ветер, — наконец сказала она. — Да, наши войска уже прибыли… скорее всего, выгружаются на берег.

— Кажется, райнитский посол упомянул, что лагерь Тагора находится где-то за городом… — Блейд размышлял вслух.

— Не где-то, а к югу от Саса, — возразила молодая амазонка, наморщив лоб. — Там должна быть река… большая река со спокойным течением… Любой полководец разобьет лагерь у воды. Я думаю, около самого моста.

Блейд захохотал.

— Вам известны такие подробности? Про реки и мосты? Не собирается ли Меотида завоевать Райну?

— Может быть, — Гралия улыбнулась в ответ и положила ладошку на живот. — Если о н окажется похож на тебя, ему скоро станет тесно в нашей маленькой стране…

* * *

Стены и башни Саса промелькнули над ними почти точно в полдень. Город был велик и богат; одни защитные стены заключали площадь не меньше квадратной мили, а раскинувшиеся вокруг предместья увеличивали его размеры в десять раз. Тут было три гавани: две — торговые, переполненные кораблями всех размеров, и военная, огороженная каменным молом, у которого покачивались длинные боевые галеры с таранами на носах. У пирсов этой гавани стояли крутобокие меотские суда, и крохотные человеческие фигурки мельтешили на палубах и на берегу. Блейд видел, как выводят коней; первые отряды уже строились по периметру просторной площади, в которую упирались каменные ленты причалов.

— Поворачивай к югу, — сказала Гралия. — До реки двадцать или тридцать фарсатов.

Блейд толкнул рычаг. Город вместе с предместьями промелькнул под ними за пять минут; дальше начинались поля и луга, за которыми серебрилась широкая, изогнутая луком полоса. От южных ворот Саса к ней шла дорога, переполненная темными прямоугольничками возов — видимо, в лагерь подвозили снаряжение и припасы. Тракт тянулся до самого моста, массивного сооружения из камня и бревен, и уходил дальше, на юг, теряясь в зеленом мареве степи. Императорский лагерь был разбит за рекой, по обе стороны дороги, и здесь, как и в военной гавани, Блейд увидел круговорот людских толп, всадников, скакавших во всех направлениях, четкие квадраты палаток и шатров, подъятые к небу дышла боевых колесниц, табуны лошадей на лугах, дым походных кузниц и кухонь, длинные шеренги фургонов и вьющиеся по ветру вымпелы на высоких флагштоках. Он передвинул крайние рычаги и начал спускаться.

— Сейчас они заметят, что за птица к ним прилетела, — с коротким нервным смешком произнесла Гралия.

— Уже заметили, — усмехнулся Блейд.

Конечно, их видели давно, но с расстояния мили аппарат Лартака казался чайкой с длинными крыльями, парящей в вышине. Теперь до земли оставалось футов пятьсот, и люди, останавливаясь, задирали головы, разглядывая странный предмет в небесах; скорее всего, они уже поняли, что это не птица и вообще не живое существо. Блейд наблюдал, как из огромного пунцового шатра в центре лагеря торопливо вышли несколько человек. Вот один из них повелительно поднял руку, и три десятка всадников, дежуривших у коновязи, взлетели в седла.

— Надеюсь, они не собираются приветствовать нас горящими стрелами, — пробормотал разведчик, завершая круг над лагерем. Теперь они мчались к реке на высоте двухсот футов; машина отлично слушалась управления и плавно снижалась.

— Любовь моя, надеюсь, ты не собираешься нас утопить? — в голосе Гралии слышалось бесшабашное веселье и притворный страх; она была в восторге от этого приключения.

— Я знаю, что делаю, малышка… — пробормотал Блейд, разворачивая планер по течению и стараясь не слишком удаляться от левого берега. Лоб его покрылся каплями пота, теплые ручейки стекали по спине. — Радость моя, тюк, где оружие, обмотан веревкой с крюком… самое время достать ее… только аккуратно…

До воды оставалось пятнадцать футов, до берега — пятьдесят. Блейд сплюнул через плечо — на счастье, зажмурил глаза и передвинул рычаги до упора, гася скорость. Теперь он взмок как мышь. В конце концов, он не был профессиональным пилотом, и штука, которой ему пришлось управлять, не имела даже резинового мотора. Если они врежутся в воду крылом… Компания «Лартак Авиалайн» не страховала ни свои воздушные суда, ни пассажиров.

Раздался громкий всплеск, брызги фонтаном взлетели над кабиной, и звонкий барабанный бой капель перекрыл ликующий девичий крик. Потом свистнула веревка, планер резко дернулся и замер, покачиваясь на волнах. Блейд приоткрыл один глаз. Крюк застрял в каком-то кусте, торчавшем из берегового откоса, веревка натянулась как струна, и конец ее был зажат в надежных крепких ручках Гралии. Он приоткрыл второй глаз и вытер со лба испарину.

— Смотри! — обе руки девушки были заняты, и она мотнула головой, показав на берег подбородком. Там мчались всадники в кольчугах и красных плащах. — Сейчас будут стрелы — если ты не скажешь им чего-нибудь подходящего к случаю.

Первый конник преодолел откос и ухватился за веревку; за ним следом валила целая толпа. Рослый воин в шлеме с алым пером — видно, офицер, — выехал вперед, с изумлением рассматривая свалившийся с неба подарок. Наконец, разобрав, что внутри странного сооружения находятся люди, он крикнул:

— Эй, пташки, откуда вы? Кто такие?

Блейд поднялся и сбросил плащ; его белая туника с золотым шитьем потемнела от пота, но выглядела еще вполне презентабельно. Набрав воздуха в грудь, он рявкнул:

— Принц Блейд из Альбиона, командующий армией Меотиды! — Потом бросил взгляд на Гралию и добавил: — С супругой!

Глава 11

Солнечные лучи, пронизывая пунцовый полог огромного шатра, наполняли его розовым ликующим сиянием, собираясь крошечными звездочками на полированных бронзовых щитах, украшавших резные подпорки. Сияло золото и серебро богатой парчи, искрились самоцветы на рукоятках мечей и секир, закрепленных на коврах, медным жаром горели шандалы с толстыми свечами, прикрывавший вход занавес из алого шелка с вышитой золотой нитью головой пантеры чуть колыхался на ветру.

Посреди шатра вытянулся длинный стол темного дерева, за которым сидели восемь человек. В торце откинулся в кресле рослый чернобородый мужчина лет сорока с властным смугловатым лицом и быстрым взглядом темных глаз — император Тагор Партокид. Справа от него располагались Силтар, посол, и Блейд с Гралией. Разведчик был облачен в зеленый с серебром камзол, его супруга — в зеленое, цвета молодой травы, платье; и то, и другое — райнитского производства. Однако мечи на парчовых перевязях были меотские, и меотская грамота с царской печатью лежала перед ними на столе.

Сейчас над этой грамотой, пристально изучая ее, склонились четыре головы: темноволосая — Хараммы, белокурая — Банталы, золотистая — Карии, и огненно-рыжая — Пэи. Все четыре «генеральши» сидели по левую руку от императора, напротив Блейда, и вид у них был слегка ошеломленный. Неудивительно, если учесть то, что было написано на пергаменте дюймовыми буквами.

— Сколько можно разглядывать царский указ? — уже не в первый раз вопросил Силтар. — Вы сотрете с него все письмена, храбрые воительницы!

Харамма подняла голову и в упор уставилась на пожилого райнита; лицо ее было хмурым.

— Никто из нас не коснулся пергамента даже пальцем, досточтимый, — раздраженно заявила она. — Чем, по-твоему, мы можем стереть буквы?

— Своими взглядами, моя отважная, своими взглядами! — Силтар, похоже, был весельчаком, когда позволяла обстановка; от той официальной чопорности, с которой он правил посольство в Голубом Дворце Меота, не осталось и следа.

— Пусть смотрят, почтенный Силтар, — Блейд небрежно улыбнулся. — Царские указы, даже такие короткие, надо читать почтительно и долго.

— Печать, подпись — все настоящее, — пышные волосы Банталы взметнулись, когда она откинулась на спинку кресла. — Да и слыхано ли это

— подделать царский указ! В наших летописях о таком нет ни слова.

Харамма недовольно посмотрела на белокурую красавицу, но Кария с Пэей одобрительно закивали.

— Вот и я говорю, моя грозная, — Силтар погладил бороду, — все без обмана. Просто великий царь внял нашей просьбе и назначил этого воина с севера командовать конницей, — он положил руку на плечо Блейда. — И ты, моя мудрая, не должна обижаться. У него — свой опыт, свое умение, неведомое нам, людям из теплых краев.

— Я не обижаюсь, — буркнула Харамма. — На кого мне обижаться, на великого царя, что ли? Я не столь самонадеянна… Если б Блейд прибыл на быстрой галере с подобающим эскортом, я ни в чем бы не сомневалась… Но он явился сюда очень странным образом, а всей свиты у него — молодая всадница из охраны принца, которую он зовет женой. Женой! — она фыркнула. — У нас и слово-то такое позабыли!

— Хорошо, пусть она будет моей подругой, — сказал Блейд, желавший непременно узаконить статус своей возлюбленной.

— Ха! Всадница не может стать подругой мужчины!

— Я имел в виду — боевой подругой, — уточнил Блейд. — Адъютантом, ординарцем и телохранительницей. Такое законы Сата дозволяют?

— Хмм… боевой подругой… — Харамма прикусила губу и задумалась.

Блейд, покосившись на соблазнительные формы красавицы Банталы, решил развить успех:

— Да, именно так! И каждая из вас — если, конечно, кто пожелает, — тоже может стать моей боевой подругой. Мы будем вместе сражаться и вместе пировать, мы будем делить пополам славу и…

— …ложе, — тихонько подсказал Силтар, прикрыв рот рукой и повернувшись в сторону своего владыки.

Тут грозный император не выдержал и, согнувшись в своем кресле в три погибели, расхохотался.

— Ну… странник… — бормотал он сквозь смех, — ну и аппетиты у тебя! Похоже, ты готов зачислить в свои боевые подруги все четыре легиона этих всадниц!

— Почему бы и нет, владыка? — Блейд приподнял бровь.

— Кто же тогда поведет нас через горы? Боюсь, когда мы доберемся до Латранского хребта, ты не сможешь перешагнуть даже через булыжник!

— Вероятно, — Блейд с сокрушенным видом развел руками. — Но если мне помогут колесничие из твоей гвардии…

Тагор вдруг стал серьезным.

— А что, это возможное дело? — спросил он, покосившись на стройную изящную Пэю.

— Все возможно в этом мире, если приложить труд, терпение и немного ума, — Блейд оглядел четырех женщин напротив. Было совершенно ясно, что они не поняли ничего из состоявшегося обмена мнениями. И неудивительно; он носил сугубо мужской характер.

Амазонки начали с недоумением переглядываться, но тут политичный Силтар разрядил обстановку.

— Из твоих слов, владыка, я заключаю, что ты готов служить арбитром в нашем маленьком споре? — он поклонился Тагору, одновременно подмигнув Блейду.

— Ни в коем случае, — император покачал головой. — Меня не смущает, что наш отважный гость прилетел на этой удивительной птице, построенной меотским мудрецом. И, конечно, ему не удалось бы погрузить в нее сотню боевых подруг в качестве почетной стражи, — Тагор усмехнулся не без лукавства. — Но я могу понять сомнения храбрейшей Хараммы. Только ей и ее соратницам решать, подчиняться ли новому командиру или нет. Им же всем и нести ответ перед царем Дасмоном за неповиновение… Все, что я могу сделать

— повести с собой тех, кто признает Блейда из Альбиона своим вождем, а сомневающихся, — император посмотрел прямо на Харамму, — отправить в Меот. Сейчас его опыт для меня дороже целого легиона всадниц.

Очень умный человек этот император райнитов, решил Блейд. Вроде бы оставил все на усмотрение четырех воительниц, однако нажал на нужные кнопки… Теперь им не отвертеться! Он поднял взгляд на Харамму и тут же выяснил, что она это тоже понимает.

— Ну, смотри, Блейд из Альбиона… — могучая генеральша не пыталась приглушить свой рокочущий голос. — Забота о войске в походе — это не игра в харайю и не обучение девушек нашего милостивого принца… Поглядим, что у тебя получится…

— Поглядим, — ответствовал Блейд. — А сейчас — всем в лагерь. Принять у райнитов фургоны — по одному на сорок всадниц, счесть подковы с шипами, мешки с зерном и теплые плащи. Вечером доложить. Все!

Четыре женщины встали и направились к выходу. Черноволосая, белокурая, золотая, рыжая… Мужчины провожали их глазами; Гралия сидела тихо, чему-то улыбаясь про себя. На пороге Харамма обернулась и посмотрела на императора.

— Не сочти за дерзость, владыка, если я пошлю один из наших кораблей в Меот, с письмом великому царю. Вреда от этого не будет.

— Твое право, — произнес Тагор, бросив взгляд на Блейда.

Тот пожал плечами и свернул свой драгоценный пергамент.

* * *

Шатер Блейда выглядел не таким роскошным, как императорский, но в нем стояло широкое ложе, на котором было достаточно места для двоих. Толстый ярко-зеленый шелк полотнища казался сейчас, после захода солнца, почти черным; три свечи, мерцавшие в высоких медных подсвечниках, озаряли нагое розово-смуглое тело Гралии, сидевшей скрестив ноги на низкой софе. Блейд, в одной набедренной повязке, в задумчивости расхаживал по изумрудным коврам, закрывавшим пол. По его мысли зеленые цвета должны были стать новым государственным атрибутом Меотиды — в противовес голубому и белому. Выбор на сей счет был невелик — желтое и золотистое являлись символом древних Жарких Стран, темно-синее олицетворяло Айталу, черное с серебром — Эндас. Что касается красной гаммы, то к ней Блейд питал стойкую профессиональную неприязнь; к тому же, эти цвета, во всем богатстве своих оттенков, издревле принадлежали империи райнитов. Оставалось только зеленое, и Блейд избрал его

— отчасти поневоле, отчасти в память об Ирландии, Зеленом Острове. Он полагал, что имеет на это право — в конце концов, он был почти на четверть ирландцем!

Измерив шагами свой просторный шатер раз пятьдесят, он присел на ложе рядом с Гралией, обнял ее за плечи и привлек к себе. Девушка подняла к нему печальное лицо.

— Ничего не поделаешь, малышка, придется тебе остаться в Сасе. Я пытался найти другой выход, но выбора, похоже, нет.

Речь шла о том, что надо было как-то перехватить гонца из Меота с ответом на рапорт Хараммы. Сей ответ — а Блейд хорошо представлял, что в нем могло содержаться! — ни в коем случае не должен был дойти до адресата.

Выслушав его, Гралия кивнула.

— Я понимаю, милый. Только мы с тобой знаем, как ты получил царский указ и власть над войском… Нам и разбираться с этим делом до конца.

— Да. И сейчас нам никто не поможет.

— Может быть, если все рассказать Тагору…

— Рано, — разведчик отрицательно покачал головой. — Я думаю, он догадывается, что с дасмоновым свитком не все чисто, но предпочитает закрыть на это глаза. Но если я попрошу его перехватить меотского гонца… прикончить или заточить в темницу… Нет, — он жестко усмехнулся, — так не годится. Скорее всего, Тагор это сделает, но я сразу превращусь из вождя и полководца в мелкого проходимца. Понимаешь?

Гралия снова кивнула.

— Тут есть еще кое-что, — задумчиво произнесла она. — Гонец, который привезет Харамме письмо от царя, будет из наших. Такая же девушка-воин, как я и двенадцать тысяч остальных всадниц в этом лагере. И с ней я должна разобраться сама.

— Что ты имеешь в виду?

— Представь себе, что Тагор согласится нам помочь. Его воины схватят девушку, она будет сопротивляться… Знаешь, гонцами отправляют бойцов не из последних! Я думаю, она зарубит двоих-троих, райниты ожесточатся, и либо убьют ее, либо… — ну, ты понимаешь! — лицо Гралии страдальчески сморщилось. — Я не хочу такой судьбы для одной из моих сестер! Если надо убить, я ее убью… но — сама!

— А справишься? Гонцами отправляют бойцов не из последних, — Блейд повторил ее слова.

— Я тоже не из последних! — девушка надменно вздернула круглый подбородок. — Я же говорила тебе, что мы с Кавассой не только кувыркались на травке! Она учила меня… А Кавасса — лучший боец в Голубом Дворце… может — во всей Меотиде!

— Да, она прекрасно владеет мечом, — согласился Блейд, и сердце его вдруг сжалось от нехорошего предчувствия. Он погладил бархатное налитое плечо девушки и шепнул: — Значит ты, царица моя, останешься в Сасе… А мне что прикажешь? Как я должен вербовать тебе армию?

Гралия с легкой насмешкой посмотрела на него.

— Мне кажется, тебя учить не надо.

— И все же?

На миг она призадумалась, потом сказала:

— Начинай с Банталы. Она веселая, любит вино, не прочь поболтать… О ней разное говорят, но мне она нравится.

— Говорят разное… — Блейд потер висок. — А что именно?

— Ну, у нее не всегда есть подружка… Зато она любит ходить в походы, особенно в Райну и Айталу, где много красивых мужчин…

— Вот как? Чрезвычайно интересно…

Гралия погрозила ему пальцем.

— Можешь ее соблазнить раз-другой, но не больше! Я не собираюсь отдавать тебя ей насовсем.

— Слушаю и повинуюсь, моя царица! Но сейчас — сейчас я хочу соблазнить только тебя!

И Блейд опрокинул ее на ложе.

* * *

Утром он проводил Гралию к тракту, что вел в Сас, и долго стоял, глядя на всадницу в зеленом плаще, которую гнедой жеребец, быстро уносил на север. Потом вернулся к своей палатке и сурово оглядел шестерых амазонок, что несли охрану у входа.

— Кто ваш командир? — спросил он старшую.

— Харамма.

— Отправь к ней своих девушек. А сама извести всех военачальниц, что пора снимать лагерь. В полдень выступаем. Да, еще… Передай Бантале, что я хочу ее видеть. Немедленно!

Белокурая красавица прибыла через десять минут. Перешагнув порог шатра, она первым делом поинтересовалась:

— А где же эта малышка? Твоя боевая подруга?

— Я отправил ее в разведку, — с трудом сохраняя серьезность, ответил Блейд.

— И надолго?

— Дней на десять. К самому Латранскому хребту.

— Значит, тебе нужен новый адъютант?

— Да. Адъютант, охрана и помощники. И я хочу, чтобы это были девушки из твоего корпуса. Соглядатаи Хараммы мне не нужны.

— Но есть еще Кария и Пэя…

— Твои девушки лучше всех.

— Неужели? Это почему?

— Они самые красивые во всей армии — такие же, как ты!

«Боже правый, — подумал он, глядя, как расцвело в улыбке лицо Банталы,

— как немного надо женщине, чтобы почувствовать себя счастливой!»

— Хорошо, я пришлю тебе девушек — белокурых, как я, — Бантала выпрямилась во весь свой немалый рост, взметнув светлые локоны. — Сотни тебе хватит?

Блейд прикинул свои возможности.

— Нет, для одного раза этого будет многовато. Выдели сорок восемь всадниц на лучших лошадях, и пусть они дежурят у моей палатки посменно, по шесть человек.

— Будет сделано, полководец!

Она удалилась, раскачивая крепкие бедра. Усмехнувшись, Блейд погулял у коновязи, поджидая обещанный гарем, а когда девушки явились, послал одну за обозными, а остальным велел снимать шатер.

В полдень армия тронулась в путь к Латранским высотам. Впереди бесконечных колонн, прямо к южному тракту, двигались двадцать тысяч колесниц

— ударные легионы Тагора. Эти отборные воины, рослые и сильные, далеко не всегда сражались на своих легких двухколесных повозках, при необходимости они атаковали врага в пешем строю, форсировали реки, штурмовали стены крепостей либо использовались в качестве десантных войск во флоте. Они и были, по сути дела, десантниками — отличные солдаты многопрофильного применения, как полагал Блейд. Однако ему было ясно, что у этих «зеленых беретов» имеются два недостатка: сравнительная немногочисленность и отсутствие специализации. Без своих колесниц они не устояли бы под ударом тяжелой конницы или фаланги.

По обе стороны потока колесничного воинства шли наемницы из Меотиды. Амазонки ехали прямо по степи; два корпуса с востока от дороги, два — с запада. За каждым трехтысячным отрядом громыхала без малого сотня фургонов с колесами диаметром в ярд. Половина из них не имела никакого груза, в них предполагалось везти оружие и конскую сбрую во время перехода через горы. Повозки тянули неторопливые косматые битюги, способные, казалось, двигаться только шагом. Эти кони, выносливые, но непригодные к бою, должны были лечь трупами на снежных перевалах и в диких ущельях, чтобы кровные аргамаки меотского войска преодолели Латру без потерь

За тремя колоннами арьергарда тянулись отряды пехоты: копейщики в железных кольчугах с квадратными щитами; секироносцы в кожаных кафтанах, вооруженные не только топорами, но и боевыми молотами, цепами, мечами с широким прямым клинком и каким-то странным оружием, напомнившим Блейду алебарду; метатели дротиков, стрелки с длинными и короткими луками, пращники; особые отряды, которые вели с собой огромных псов и похожих на леопардов тварей в бронзовых ошейниках с шипами, саперы — с лопатами, кирками и мотками веревок, быстроногие разведчики с длинными кинжалами, метательными ножами и пращами. Блейд не мог счесть все это пестрое воинство

— может, их было тысяч восемьдесят, может, все сто. По его мнению, пара римских легионов времен Цезаря и Помпея стерла бы эту орду в порошок.

Позади пехоты шел огромный обоз — тысячи и тысячи телег, фур, возов, колесниц и фургонов, набитых, в основном, провиантом, стрелами и запасными щитами. За обозом, в авангарде, двигалась райнитская кавалерия — тысяч десять всадников разбитых на полки и эскадроны с весьма разнообразным вооружением. Наиболее боеспособным был отряд конных копьеносцев в кольчугах и бронзовых шлемах — те самые парни, которые два дня назад выловили из реки планер Блейда. Кстати, этот удивительный аппарат Тагор велел отправить в Саский арсенал и строго охранять до самого его возвращения.

Итак, армия шла на юг, заполонив дорогу и степь на многие и многие мили, вытаптывая травы сотнями тысяч ног, обутых а сапоги и сандалии или подкованных железом, оглашая окрестности лязгом, грохотом, стуком колес, ржаньем лошадей и людским гомоном, насыщая воздух ароматами кожи, металла, запахом пота и вонью нечистот. В этом упорном шествии не было ничего праздничного или даже угрожающего; только тяжелый труд, которым занимались полторы сотни тысяч человек и почти столько же лошадей. Со скоростью шесть фарсатов в час громыхающая металлом змея ползла вперед, оставляя за собой широкую полосу голой земли, усеянную на месте кратких стоянок мусором и отбросами.

Когда солнце стало склоняться на закат, к Блейду подскакал Силтар. Казалось, пожилой райнит сбросил лет десять, он сидел на каурой лошади и по его воинственному виду было ясно, что с дипломатическими миссиями покончено. Теперь он был не послом, а генералом, ближайшим советником его императорского величества по части тактики, стратегии и интендантского обеспечения.

— Через три фарсата выйдем к реке и встанем на ночлег, — сообщил он Блейду. — Сегодня отдыхай, а завтра вечером, после дневного марша, милостивый Тагор просит пожаловать тебя на совет.

— Что будем обсуждать? — спросил разведчик, питавший неприязнь к любым заседаниям, где собиралось более трех человек.

— Вопросов много, — Силтар неопределенно повел рукой. — В частности, надо обсудить способы борьбы с огромными зверями, которых эндаские князья привели из Жарких Стран.

— И что ты думаешь по этому поводу?

— Ну, — лицо райнита приняло озабоченное выражение, — наши копьеносцы их не остановят, это ясно. Стрелки тоже, говорят, эти чудища прикрыты толстенной кожаной попоной до самых ног. А ноги — вот такие! — Силтар развел руки фута на полтора — Стопчут и колесницы, и людей, и лошадей!

— Да? — Блейд приподнял бровь и усмехнулся. Райнит с подозрением взглянул на него.

— Ты что-то знаешь! Тебе известно, как справиться с ними, ведь так? И я полагаю, ты не собираешься вести на них в атаку свою конницу!

— Конницу они стопчут столь же быстро, как колесницы и копьеносцев, — заметил разведчик. А сделать надо вот что: набить гвозди в широкие доски и уложить их на земле, когда звери пойдут в атаку Я полагаю, они не носят сапог.

Раскрыв рот, Силтар с удивлением уставился на собеседника, потом резко выдохнул:

— Ну, мудрейший друг мой, ты стоишь не только легиона этой склочницы Хараммы! Я не променял бы твою голову на целую армию! — Он повернул лошадь и бросил: — Поеду к владыке, расскажу про твою идею.

— Постой, — протянув руку, разведчик придержал каурую за повод. — Разве тебе не интересно, что произойдет, когда эти ходячие башни напорются на гвозди?

— А что?

— Они взбесятся. И если добавить огоньку — скажем, горящими стрелами,

— начнут топтать свои войска.

— Блейд, ты — великий полководец! — восхищенно закатив глаза, райнит умчался.

Разведчик вздохнул. Как легко прослыть военным гением в античном мире, когда знаешь наперед ответ на все вопросы! Он подозревал, что чудовища из Жарких Стран похожи на земных слонов. Почему бы и нет? В этом мире были лошади и собаки, быки и леопарды, соколы, чайки и орлы; так что слоны тоже не исключались. Римляне умели прекрасно бороться с ними во время Пунических войн.

Вскоре показалась широкая, но довольно мелкая река. Колесничие и всадницы Блейда со своим обозом преодолели ее вброд, пехота и остальные войска остались на северном берегу. Блейд расположил четыре своих корпуса вдоль берега, позаботившись о том, чтобы отряд Банталы встал лагерем рядом с бравыми имперскими колесничими. Эти парни поглядывали на амазонок словно волки на овец, и разведчик полагал, что не приказы командиров, а мечи и копья девушек удерживают их от матримониальных поползновений. Ничего, подумал он, джентльменам полезно попоститься; пусть собирают степные цветы, вздыхают и дарят воинственным красавицам томные взгляды. Сам Блейд собирался действовать изнутри, на манер пятой колонны.

Его зеленый шатер был разбит на границе между лагерями Банталы и Карий; затем стояли корпуса Пэи и Хараммы. Шесть белокурых стройных девушек заняли посты вокруг палатки командующего, и Блейд, опустившись на широкое ложе, впервые за этот суматошный день начала похода ощутил, что его окружают двенадцать тысяч молодых женщин. Это было странное чувство, которого он не испытывал в предыдущие ночи, когда рядом с ним была Гралия. Двенадцать тысяч женщин: девять тысяч — с одной стороны, и три — с другой! Это что-нибудь да значило! Впрочем, Блейда больше интересовали шесть блондинок, которые стерегли его покой.

Лагерь затих, погрузившись в сон; лишь изредка всхрапывала лошадь, да рукояти мечей позвякивали о панцири охранниц. Блейд вытянулся на спине и ждал, словно ягуар в засаде. Он простер левую руку налево, правую — направо, и ощупал края своего ложа. Определенно, для одинокого мужчины оно было слишком широким!

Поворочавшись еще с полчаса, он поднялся и вышел из шатра. Две девушки замерли рядом со входом, четыре остальных прелестных лесбиянки сидели кружком шагах в двадцати у возов; при виде Блейда они вскочили.

— Значит так, девочки, — сказал полководец, заняв стратегическую позицию между этими двумя группами, — не надо оберегать меня, словно бессмертные заветы Сата-Прародителя. Пятеро могут спать в фургонах, одна пусть стоит на страже — причем без панциря, шлема и щита. Я больше доверяю вашей ловкости, чем этим грудам железа. — Он бросил взгляд на самую очаровательную из красавиц. — Ну-ка, малышка, что ты сделаешь, если мерзкие райниты попробуют украсть меня?

Девушка усмехнулась и сделала вид, что бросает копье.

— Молодец! Ты и будешь дежурить первой! — Блейд похлопал ее по закованному в сталь плечу. — Сбрасывай эту тяжесть, не то не сумеешь как следует метнуть дротик!

Он не ушел до тех пор, пока все его распоряжения не были точно выполнены; потом он скрылся в шатре, но ненадолго. Пятеро девушек едва успели задремать на сене в ближайшей телеге, как у их полководца разболелась спина — столь же сильно, как у старого Лартака в тот вечер, когда Гралия была обращена на путь истинный. Конечно, спину потребовалось растереть, и юная охранница принялась за дело, не беспокоя уснувших подруг.

Когда ее сменила другая девушка, у Блейда вновь случился приступ, не менее острый, чем первый, и требующий срочного лечения. Удивительная болезнь посетила его за ночь еще четыре раза — к его собственному удовольствию и восторгу новообращенных. Им, правда, удалось выспаться, тогда как сам предводитель меотского воинства прикорнул часа на два лишь на рассвете.

Однако он был доволен. Почин — начало дела, и почин оказался неплохим! Когда горны пропели утреннюю зарю, и Блейд высунулся из шатра, он увидел, что девушки оживленно делятся впечатлениями. Глаза их блестели, белокурые локоны разметались по плечам, грудь у каждой трепетно вздымалась под плотной подкольчужной туникой, забытое оружие было свалено грудой у возов.

Блейд вышел и самым нежным голосом скомандовал:

— Стройся!

Девушки построились.

— Заступите в караул через день, — распорядился он. — Сегодня вечером — свободны. И я рекомендую вам обратить внимание, какие симпатичные молодые люди разбили лагерь рядом с нами. Эти райниты совсем не похожи на меотских мужчин.

Глава 12

Начался и кончился второй день похода, хребет Латра стал ближе на сорок фарсатов. Блейд видел, как на горизонте постепенно встают снежные вершины, как сверкают ледники на обрывистых склонах, как серовато-белесая стена горной цепи начинает доминировать над пейзажем, закрывая дорогу на юг. Еще совсем недавно там кончались все торговые пути, и тракт, по которому сейчас двигались войско, сворачивал на восток. Нужно было дней двадцать идти по нему, чтобы выбраться в те места, где латранские каменные исполины сменялись более покатыми горами, которые не являлись столь непреодолимым препятствием. Теперь воля Тагора и труд десятков тысяч рабов позволяли пересечь хребет сравнительно недалеко от побережья Пенного моря и выйти к богатым портовым городам Эндаса. Блейд знал, что горная дорога находится под неусыпным наблюдением: ее охраняли несколько тысяч лучников, и целая армия рабов продолжала расширять и укреплять ее, превращая узкую тропу в доступный повозкам и колесницам путь. Строители и воинские отряды обитали в пещерах, естественных и вырубленных в скалах, там же были приготовлены склады продовольствия, запасы топлива и снаряжения, которые накапливались уже целый год. Но, несмотря на десятки таких опорных пунктов, переход предстоял нелегкий.

Главным препятствием являлась северная цепь Латры, обращенная к райнитским равнинам. Горы здесь достигали пятнадцати-двадцати тысяч футов, их склоны были обрывисты и круты, вершины покрывали вечные снега. Здесь пришлось прокладывать дорогу по обледенелым карнизам и пробивать множество тоннелей, ведущих с карниза на карниз — довольно коротких, но широких, ибо сквозь них надо было провести обоз. К югу горы понижались, снега и ледники исчезали, сменяясь сначала голым темным камнем, а затем — чахлыми альпийскими лугами. Новая имперская дорога терялась в них, не доходя тридцати миль до южных латранских склонов и границы Эндаса; преодолеть это расстояние было несложно, а вести тут, почти под боком у неприятеля, строительные работы представлялось неблагоразумным. По мысли Тагора, колесницы и конные амазонки должны были стремительной атакой захватить предгорья, закрепиться там и ждать подхода пехоты с обозом.

Явившись вечером в пунцовый императорский шатер, Блейд был приятно удивлен, там его ждали лишь Тагор и Силтар. В конце длинного стола, на котором сверкали подсвечники с зажженными свечами, бронзовые кувшины с вином и чаши, примостились два молодых офицера с картами и письменными принадлежностями, видимо, им предстояло вести протокол.

Поклонившись императору, Блейд спросил:

— Совет отменяется? Или я прибыл слишком рано?

— Ни то, ни другое, — по губам Тагора скользнула едва заметная улыбка, преобразившая на миг его властное суровое лицо. — Я решил позвать только тебя и Силтара, ибо не нахожу смысла в спорах и не желаю выслушивать мнения тех, кто не может сказать ничего нового. Они получат приказы и выполнят их — это все… — Император замолк на секунду, потом сказал. — Есть и другие вопросы, не военные, но, скорее, политические, которые я хочу обсудить с тобой.

Разведчик склонил голову

— Не прошло и декады, как я услышал твое имя, Блейд из Альбиона, — произнес Тагор — Вернее, прочитал в донесении Силтара, отправленном из Меота с соколом-гонцом. Там было еще написано про эти подковы с шипами, про зерно и повязки, которыми надо прикрыть глаза лошадям. — Он снова помолчал, покачивая бокал и задумчиво наблюдая за бликами света на бронзовой блестящей поверхности. — Теперь ты научил нас, как надо бороться с огромными зверями с юга. Скажи, Блейд, — Тагор поднял темные глаза на разведчика, — что ты думаешь о предстоящем переходе? О плане кампании? О моем войске, его боеспособности?

— Целых три вопроса, но я постараюсь ответить на них в меру своего разумения, повелитель. — Блейд действительно хотел помочь этому человеку: император Райны внушал ему симпатию и, как ни крути, от Тагора зависело слишком многое в будущем. К тому же, Тагор был щедр, очень щедр — прекрасный шатер, приготовленный для меотского полководца, его убранство, одежды и увесистый сундучок с золотом свидетельствовали об этом. Блейду, однако, требовалось нечто большее.

— Я полагаю, что мы благополучно перейдем горы, — сказал он. — Пусть мои всадницы идут впереди; мы быстро спустимся в предгорья, проведем разведку и нагоним на противника страха. Однако не торопись бросать в бой свои колесницы, которые не так подвижны, как конница. Лучше сосредоточить войска в подходящем месте и построить там укрепленный лагерь.

— Укрепленный лагерь? — Тагор знаком велел своему офицеру подать карты. — Что ты имеешь в виду?

— Земляной вал в пятнадцать локтей высотой с изгородью из толстых бревен, перед ним — ров… Укрепление должно иметь форму квадрата с прочными воротами в каждой стене. Внутри надо разместить все войско и обоз, но не в таком беспорядке, как сейчас. Шатры должны стоять в линию, фургоны

— по периметру лагеря.

— Сколько же мы будем строить такую крепость? Месяц?

Блейд усмехнулся.

— Один день, владыка. У тебя больше ста тысяч человек… Заставь их поработать! Зато армия и обоз будут надежно защищены, и ты не потеряешь даром то время, которое потребуется моим отрядам на рекогносцировку.

Силтар поднял кувшин и налил вина в чашу императора, потом — Блейду и себе.

— Он прав, — заметил пожилой райнит, — прав, как всегда. Князья Эндаса — серьезные противники, и мы должна иметь крепкий тыл. Кроме того, если мы оставим в лагере обоз и тысяч двадцать пехотинцев для его защиты, подвижность армии увеличится. Мы сможем наносить быстрые удары…

— Да, это так, — кивнул Тагор. — Выпрячь тягловых лошадей, загрузить их оружием и провиантом дней на пять… Скорость марша увеличится вдвое, и воины не так устанут…

— Лагерь дает много преимуществ, — подтвердил Блейд. — Ты можешь, например, накапливать в нем войска, подходящие из Райны, и протянуть новую дорогу с горных склонов до самых его ворот.

Глаза императора блеснули.

— Плацдарм, — сказал он, — хорошо укрепленный плацдарм на севере Эндаса, который позволит мне следить за тем, что творится в стране… даже отчасти контролировать в ней ситуацию… А если там будет размещен крупный отряд, то я сумею пресечь любое неожиданное нападение. Если они ударят на востоке, я сотру в пыль княжеские замки на побережье!

— Те, что останутся целы после этого похода, — с энтузиазмом добавил Силтар.

Блейд же только усмехнулся. Как он и предполагал, император Райны был неглупым человеком, и это давало надежду, что они столкуются и по другим вопросам.

— Значит, предварительный план принят, — разведчик привычным жестом потер висок. — Я веду вперед свою конницу, как только мы переберемся через горы. Четыре корпуса будут наступать расходящимся веером, — он растопырил пальцы и приложил к карте. — Мы пройдем на восемьдесят-сто фарсатов вглубь страны в направлении вот этого города…

— Айдин-Тар, порт на берегу Пенного моря, — подсказал пожилой райнит.

— Да, пройдем к нему быстрым рейдом, захватим пленных, уточним обстановку и вернемся в лагерь. Затем спланируем направление основного удара.

— Принято, — крепкая рука Тагора легла на ладонь Блейда, все еще прижатую к карте; другой рукой император поднял кубок. Они выпили, и Силтар, обменявшись взглядом со своим владыкой, произнес:

— Не поговорить ли нам теперь о прекрасной Меотиде? О благословенной и древней стране, о ее женщинах и мужчинах?

— Там нет мужчин, — быстро возразил Блейд.

— Ты так думаешь? — райнит огладил пышную бороду. — Все же они способны зачинать детей… хотя бы иногда…

— Разве этого достаточно, чтобы называться мужчиной? — Блейд сурово свел темные брови. — Мужчина должен обладать мужеством… Они же блаженствуют в своих роскошных домах под защитой женщин, занимаются художествами и любят друг друга, — он покачал головой. — Нет, в Меотиде отсутствуют настоящие мужчины!

— Зато там прекрасные женщины, — Тагор вдруг улыбнулся, сверкнув белыми зубами.

— С этим я полностью согласен!

Они переглянулись, словно заговорщики

— Но женщины Меотиды страдают странными и достойными сожаления предрассудками… — начал Силтар.

— В коих полностью виноваты их мужчины, — продолжил Блейд. — Я готов прозакладывать свою голову против толстого зада Сата-Прародителя, что почти всех девушек можно… гмм… излечить. Внимание и ласка творят чудеса.

— В теории так, — заметил умудренный жизнью Силтар, — а как на практике?

— Я провел уже несколько опытов, и все были вполне успешны.

— Твоя «боевая подруга», да? — Тагор подмигнул разведчику — Но она, если не ошибаюсь, вернулась в Сас?

— Она присоединится к нам позже, — Блейд не хотел распространяться на эту тему. — Да, Гралия была первой, — если не считать Фарры, добавил он про себя, — но не единственной.

— Сколько? — глаза Тагора смеялись.

— Шесть, — скромно ответствовал Блейд.

— Ше-есть? — с восхищением протянул Силтар. — Когда же ты успел?

— Прошлой ночью.

— Мне кажется, — пожилой райнит повернулся к Тагору, — этот человек еще довольно крепко стоит на ногах.

— Да, несомненно. И голова у него работает по-прежнему хорошо.

Блейд потупился.

— Не уверен, что то же самое удастся сказать завтра утром, владыка. К счастью, мы провели совет сегодня.

— Не значит ли это, что в нынешнюю ночь ты намерен излечить целый десяток девушек? — Тагор едва сдерживал смех.

— Всего лишь одну, повелитель, всего лишь одну, но она стоит десятерых. Если мои расчеты точны…

— Расчеты?

— Да Видишь ли, вчера я только наживил крючки на крупную рыбу. Думаю, клюнет.

— Кажется, я знаю, о ком ты говоришь, — Тагор стал навивать на палец смоляной локон. — Не поставить ли нам на эту ночь особый караул у твоей палатки? Крепких надежных бойцов из моей гвардии, чтобы никто тебе не помешал?

— Благодарю, мой господин, не надо. Пусть лучше твои крепкие и надежные бойцы начнут оказывать внимание моим девушкам.

— Они готовы. Но, говоря откровенно, побаиваются. И эта Харамма…

— Отряд, который стоит рядом с твоими колесничими, не Хараммы.

— Ты предусмотрителен, Блейд, — император окинул его внимательным взглядом. Чего ты добиваешься?

— Чтобы в Меотиде появились настоящие мужчины, владыка.

— Но я могу лишиться всей своей гвардии! — в шутливом ужасе Тагор поднял вверх руки.

— Твоя страна велика, и в ней можно набрать вдесятеро большее войско. Зато конница из Меотиды всегда будет к твоим услугам.

— Ты это обещаешь? — смысл, вложенный в эти слова, был ясным: повелитель Райны благословлял Блейда на царство.

— Я обещаю. Но когда тебе понадобятся всадники, их приведет другой человек.

— Кто?

— Та девушка, что осталась в Сасе Та, с которой я прилетел на деревянной птице.

— Твоя супруга? Ты хочешь, чтобы власть принадлежала ей?

Пора расставить точки над «и», решил Блейд и кивнул.

— Да, ей. И моему сыну, если родится сын. А если будет дочь… — он помолчал. — Я надеюсь, в Райне найдется принц для нее.

Тагор одобрительно кивнул.

— Если дело выйдет, я готов отдать твоей супруге и пять, и десять тысяч своих гвардейцев, юношей из лучших семей империи. Но не только потому, что желаю укрепить союз с Меотидой… и не потому, что коннице ее нет равных по обе стороны Пенного моря… — Он глубоко вздохнул и, упершись подбородком в скрещенные руки, устремил взгляд на мерцающее пламя свечи. — Великие боги установили такой порядок в этом мире, что женщины должны любить мужчин, мужчины — женщин. Из той любви проистекают новые жизни, и все они, великие и ничтожные, благородные и рабские, жизни правителей, воинов, купцов и крестьян, были зачаты в наслаждении. Иное богопротивно! Равнодушие к женщине хуже насилия над ней! Клянусь, если б мужчины Райны походили на меотских, я сам призвал бы северных варваров или волосатых черных дикарей, обитающих за Жаркими Странами, чтобы спасти свой народ! Ибо утрата любовной связи ведет к утрате души…

Он долго распространялся на сию тему, повторяя то, что Блейд объяснял Гралии во время полета над просторами Пенного моря. Он говорил, что лишь бесспорная военная мощь Меотиды да морские пространства удерживали его от попыток сокрушить нечестивого Сата, его заветы и его десницу, мерзкого Дасмона, он клялся, что подарит Гралии и ее потомству всех райнитов, кои завоюют сердца амазонок, он обещал корабли и войска, золото и свою поддержку. Взамен Тагор не требовал ничего, разве лишь, если некоторые девушки пожелают остаться в Райне со своими избранниками.

Усмехаясь про себя, Блейд слушал райнитского владыку. Они встречались третий или четвертый раз, но ему верно удалось разгадать характер и побуждения Тагора, как и он сам, этот сильный и суровый человек обладал ярко выраженным мужским эго, не позволявшим понять, принять или хотя бы примириться с нравами Меотиды. В том и только в этом было все дело, хотя Тагор ссылался на волю своих богов и поносил Сата. То восстало, гневалось и ярилось его мужское начало; и, в отличие от Блейда, чужака, пришельца из цивилизованного мира, Тагор мог проявить его так, как хотел. Все-таки он был настоящим древним императором и самодержцем.

* * *

Вернувшись к себе, Блейд плотно поужинал и велел подать пару кувшинов густого крепкого вина из Саса. Пить он, однако, не стал и, хотя девушки ночной стражи поглядывали на него с надеждой, отправил всех шестерых спать в фургон. Сегодня он не мог размениваться на рядовых.

Стемнело Откинув полог шатра, чтобы впустить прохладный ночной воздух, Блейд присел к столу и задумался. Итак, половина дела была сделана — император обещал свое покровительство и помощь. Осталась другая часть работы, самая трудная — подтолкнуть женщин в объятия гвардейцев Тагора. Блейд изучал колесничные легионы уже третий день и, в общем и целом, остался доволен. В них служили видные мужчины от двадцати до сорока, но молодежи было большинство. Высокие, стройные, черноволосые, со смуглой кожей и темными глазами, эти воины являлись цветом Райны и вполне подходили для задуманного им евгенического эксперимента. Видимо, Тагор не преувеличил, заметив, что в гвардии служат сыновья лучших фамилий страны — многие молодые люди отличались благородством черт и гордой осанкой.

Вот добыча, которую всадницы должны увезти в Меот! Этих парней, а не бесполезные золотые кругляши, которые так дороги сердцу царя Дасмона и его министра! И если эта армия, двадцать четыре тысячи бойцов, опьяненных любовью, доберется до столицы, не будет больше ни царя, ни министра… Ни, кстати, наследника, хотя сейчас Блейд испытывал к юному Тархиону только жалость.

Сумеет ли он внушить этому войску преданность Гралии? И что будет основой их верности, готовности сражаться и умирать ради новой владычицы? Лишь то, что он объявил ее своей женой? Слишком ненадежная основа… Поддержка императора будет значить больше, когда он, Блейд, уйдет… да, поддержка Тагора и дитя, которое носит Гралия. Правда, прошло еще слишком мало времени, чтобы питать на этот счет полную уверенность… Загибая пальцы, Блейд начал подсчитывать дни и убедился, что через декаду все будет ясно.

— Что, пересчитываешь вчерашние трофеи? — негромкий мелодичный голос прервал его мысли, и разведчик поднял голову. На пороге его палатки стояла Бантала.

— Нет, дорогая… Считаю мгновения до встречи с тобой. — Он поднялся, вытащил из раскрытого сундучка две чаши и поставил на стол.

— Ты был так уверен, что я приду? — женщина приподняла светлую пушистую бровь.

— А разве мы не договаривались с тобой обсудить сегодня вечером кое-какие неотложные проблемы? Как, положим, перековывать лошадей? Или сколько фуража выдать всадницам?

Она рассмеялась, подошла к столу и села. Блейд заметил, что под плащом тело Банталы облегает только легкая открытая туника.

— Да, фураж — это очень серьезно! Но сколько б мы не выдали мешков зерна, они не натрут спин нашим коням. Гвардейцы Тагора готовы погрузить их в свои колесницы… вместе с девушками, разумеется.

— Красивые парни, не так ли? — разведчик улыбнулся. — И очень обходительные… из самых благородных семей империи! Так что каждая наша девушка может стать княгиней.

— Наши девушки предпочитают горы и леса Меотиды самым богатым замкам Райны.

— Да, родину ничто не заменит, — согласился Блейд. — Но если вернуться домой с любимым супругом, ее горы и леса покажутся еще прекрасней.

— Я вижу, ты мастер заговаривать женщинам зубы, — пунцовый рот Банталы дрогнул в улыбке. — Недаром девушки, что дежурили вчера в ночь у твоего шатра, рассказывают невероятные вещи.

— Это насчет моей спины? — с невинным видом спросил Блейд, разливая вино. — Что поделаешь, я продрог до костей, когда летел в небесах на деревянной птице.

— А сегодня как? — прищурилась Бантала, поигрывая прядями роскошных белокурых волос.

— Пока еще не стреляет, — Блейд потер поясницу. — Но если что, я надеюсь на твою помощь.

— Посмотрим, посмотрим… — по лицу женщины бродила загадочная усмешка. Они подняли чаши, выпили, и Бантала спросила, озорно сверкнув глазами: — Ну, как же обстоят у нас дела с фуражом?

— Очень серьезный вопрос… — Блейд задумчиво уставился в чашу. — Но перед тем, как заняться сложными расчетами, я хотел кое-что спросить у тебя… Чисто личное… Надеюсь, ты не обидишься…

Бантала была очаровательной женщиной и превосходным военачальником, но, по слухам, любопытство ее равнялось красоте, помноженной на воинские доблести. Прикусив пухлую нижнюю губку, она уставилась на Блейда с нескрываемым интересом, словно подбадривая его взглядом.

— У тебя изумительные волосы… в жизни не видел ничего прекраснее…

— разведчик довольно ловко изобразил смущение. — Они такие пышные и густые… Как ты ухитряешься прятать их под шлем?

Амазонка казалась польщенной. Она обеими ладонями провела по своим шелковистым локонам, струившимся по плечам и груди, затем серьезно подняла палец.

— О, это очень сложное дело! Надо подхватить их у шеи, поднять до макушки и перевязать. Потом еще раз подхватить и снова перевязать… И только после этого я одеваю плотный подшлемник.

— Необычайно интересно! — Блейд покачал головой. — Ты не могла бы показать, как это делается?

— Но, Блейд, я не справлюсь одна! Обычно мне помогает кто-нибудь из девушек… И потом, нужно зеркало…

— Вот зеркало, — разведчик показал на полированный щит, висевший на опорном столбе. — И я готов тебе помочь.

— Ну, ладно… если ты настаиваешь…

Она грациозно поднялась, сбросив плащ, и шагнула к блестящему бронзовому треугольнику. Лазоревая туника, тонкая и полупрозрачная, окружала ее высокую стройную фигуру соблазнительным мерцанием; длинные ноги, открытые ниже середины бедра, и нагие плечи казались изваянными из теплого розового мрамора.

Выставив вперед круглые локотки, Бантала ловко подхватила пышную массу белокурых прядей, подняла вверх и прижала ладошками к темени. На миг она замерла в этой позе, приподнявшись на носках и всматриваясь в свое отражение; нимфа, окутанная шелковистой блестящей паутиной, наяда, отжимающая волосы у прибрежных скал. Очарованный Блейд замер.

— Ну, что же ты?.. — ее капризный голос нарушил тишину. — Где обещанная помощь? Или у тебя снова разболелась спина?

— Похоже на то, моя красавица… И теперь твоя очередь ее растирать,

— пробормотал разведчик.

Он шагнул к женщине, встал за ее спиной и просунул руки в низкий вырез туники; два спелых трепещущих плода покорно скатились ему в ладони.

Глава 13

Конное войско Блейда возвращались в райнитский лагерь, разбитый в южных предгорьях Латранского хребта. Первым двигался корпус белокурой Банталы во главе с самим командующим; за ним неторопливой иноходью поспевали отряды златовласой Карии и огненно-рыжей Пэи. Потом рысил многотысячный табун коней

— единственная добыча, захваченная, в этом набеге и удостоенная вниманием лишь потому, что она могла передвигаться своим ходом. Арьергард растянувшейся по степи колонны прикрывала бдительная Харамма, как всегда суровая и настороженная. Однако и на ее обычно хмуром лице нет-нет да проскальзывала улыбка; все шло хорошо, и отношение черноволосой воительницы к новому командиру разительно переменились после первой же выигранной битвы.

Рейд был удачным. Перебравшись через горную цепь Латры — без особых потерь, если не считать двух сорвавшихся в пропасть скакунов, — корпуса меотских всадниц разошлись широким веером, прочесывая местность. Их появление было абсолютной неожиданностью для противника, и амазонки успели продвинуться на сотню фарсатов, не встречая организованного сопротивления. Тут, на севере Эндаса, раскинулись плодородные степи с частыми лесами и перелесками, обильные водой — ручьи, речушки и маленькие озерца попадались на каждом шагу. Луговые травы были сочными и сладкими, рощи давали укрытие на ночь, теплый воздух нежил разгоряченные от скачки лица. Лучшего места для конного похода трудно было бы пожелать!

Степной край делился примерно пополам между двумя северными княжествами Эндаса с настолько длинными и звучными названиями, что Блейд не пытался их запомнить. Здесь попадались только деревеньки землепашцев, расположенные в двадцати-тридцати фарсатах друг от друга; городки, города и замки князей находились южнее и ближе к побережью. Фактически вся степь на два дня пути в любую сторону была свободна от войск — разведчик установил это после первых же опросов пленных. Он велел отпустить их; эти сухие, жилистые и смуглые крестьяне не представляли никакой опасности. Они не любили своих князей, дравших непомерные налоги, гораздо больше, чем соседей с севера.

Завершив рекогносцировку, Блейд собрал свои конные тысячи в единый кулак и двинулся на юго-запад, в сторону прибрежного города Айдин-Тар-эдд-СапоратДильтон, крупного порта, наименование коего примерно означало: «Ворота Запада среди Благоухающих Садов Наслаждений». Садов тут действительно хватало, но, кроме этого, обнаружились и пять воинских лагерей, в которых сосредотачивались войска для похода на Райну. Две самые крупные базы находились вблизи Айдин-Тара, и туда Блейд не пошел. По слухам, на одной из них были собраны пять или шесть десятков «слонов», по случаю прибытия которых в Эндас местные владыки обложили ремесленников, земледельцев и купцов новым налогом. Никто не знал, на что способны эти звери в бою, но жрали они, как и их погонщики, в три горла. На второй базе дислоцировались войска Его Солнцеликого Величества, нового властелина Эндаса, недавно захватившего престол; там квартировала основная часть пехоты и примерно половина всадников.

Блейд решил уделить внимание трем более северным лагерям. В среднем из них стояло двадцать тысяч наездников из южных эндаских пустынь, а фланговые служили местами сбора для разнокалиберного и буйного княжеского воинства, более напоминавшего своевольную орду. Конечно, вся эта компания не имела никакого понятия о настоящем укрепленном лагере; конники просто раскинули свои шатры в степи, а окружающие земли превратили в пастбища, не разбирая, растет ли на них трава или местный культурный злак, напоминавший пшеницу. Княжеские же дружины не озаботились даже поставить палатки — если они у них имелись. Их воины спали прямо у костров на кучах сворованного у крестьян сена; костры же, в которых горели срубленные плодовые деревья, были предназначены вовсе не для тепла, а для того, чтобы варить и жарить мясо. Скотом и птицей, естественно, тоже поделились окрестные селяне.

Поразмыслив и посовещавшись со своими «генеральшами», Блейд нанес удар ночью. С собой он взял корпуса Банталы и Карии и нацелился на эндаских всадников; Харамме и Пэе достались ватаги князей. Для начала пять сотен амазонок отогнали в степь табуны вражеских коней, перебив пастухов и охрану; остальные в это время забрасывали лагерь пылающими стрелами. Когда огонь как следует разгорелся, и степняки в панике выскочили из шатров, воительницы ворвались в беспорядочное скопище телег, палаток и вопящих людей. Они кололи, рубили и стреляли с такой яростью и убийственной точностью, что у видавшего виды Блейда волосы поднялись дыбом. За полчаса эти фурии перерезали всех; пленных они не брали, добыча их тоже не интересовала. Идеальное войско, решил разведчик, эффективное, дисциплинированное и не подверженное грехам пьянства, чревоугодия, насилия и грабежа.

Оставив позади двадцать тысяч трупов и тлеющие головешки, отряды Блейда двинулись на север; через три часа, ближе к рассвету, к ним присоединились корпуса Хараммы и Пэи. Потерь, достойных упоминания, не было; и кони, и всадницы выглядели свежими, словно ночная схватка лишь разгорячила их кровь, не лишив задора и сил. Теперь Блейд понимал, почему перед этими воительницами трепещут племена и народы по обеим берегам Пенного моря, и в Жарких Странах, и в Айтале, и в северных лесах; сила, выучка, дисциплина и отличное стальное оружие делали их непобедимыми.

За дневной переход они покрыли сто двадцать фарсатов, остановившись в полуденное время на трехчасовой отдых и обед, и теперь, приуставшие, но довольные, приближались к лагерю Тагора. Девушки ехали без шлемов, притороченных к седлам; легкий ветерок развевал светлые и темные, золотистые, каштановые и рыжие пряди, и Блейд, оглядывая ряды своих молодых воительниц, читал на их лицах не только предвкушение отдыха. Нет, в глазах их мерцало что-то еще — странный голод, необычная тоска и нетерпеливое ожидание. Он усмехнулся и потер висок. За трое суток рейда лишь Бантале да охотно подменявшим ее Карии и Пэе достались торопливые мужские ласки; остальным пришлось попоститься.

Ну, в лагере они возьмут свое! Разведчик не знал, насколько далеко зашли дела в совращении его женского войска — или излечении, как он предпочитал называть этот процесс, тянувшийся уже полторы декады. Он, естественно, не мог опросить каждую девушку, и в своих расчетах исходил из недолгих приватных бесед с предводительницами трех корпусов. Он знал их теперь очень хорошо: веселую насмешницу Банталу, неистовую в любви; скромницу Карию, молчаливую и нежную, но отнюдь не робкую; рыженькую Пэю с гибким худощавым, но на удивление сильным телом. Все они были зрелыми женщинами, выполнившими долг перед страной: каждая произвела на свет одну девочку в двадцать три года и вторую — в двадцать восемь, как и предписывалось заветами Сата.

С легкой руки и при прямом попустительстве трех генеральш их девушки свели более чем близкое знакомство с молодыми людьми из колесничной гвардии Тагора. Возможно, теперь у всех амазонок Банталы были приятели — как и у каждой второй из отрядов Карии и Пэи. С Хараммой дело обстояло сложней; в ее корпусе женщины были постарше, а основном — тридцатилетние ветеранши северных походов, суровые, непреклонные, безжалостные. Однако и они начинали заглядываться на могучих чернобородых легионеров, на тех, кто составлял костяк лучших войск империи — старших колесничих, десятников, сотников. Видя это, Блейд возносил молитвы за успех своих планов всем богам, начиная от Саваофа и кончая альбийским Тунором. Только бы успеть! Он находился в этом мире уже больше двух месяцев, и срок его визита мог истечь в любой момент.

Однако насчет главного Блейд был спокоен. Главное же заключалось в том, что амазонки Меотиды не питали стойкого отвращения к мужчинам — по крайней мере, когда речь шла о настоящих мужчинах. Секс воспринимался ими — как и повсюду в этом архаичном мире — в качестве естественной человеческой потребности, которую надо было удовлетворять тем или иным путем; они не являлись ни скромницами, ни жеманницами, что выглядело бы весьма странным для тех, кто постоянно имел дело с конем и мечом — а, значит, и со всеми жестокостями войны. Не эротическая тяга только к представительницам своего пола сдерживала их, а совсем другие вещи и обстоятельства. И два из них были важнейшими: связь с меотскими мужчинами не приносила удовлетворения, а чужаки находились под запретом. Древняя традиция запрещала мешать кровь с мужами других народов, и это правило превратилось почти в социальный инстинкт. К счастью, требования тела могли его превозмочь.

Запрет на смешивание крови… Его нельзя было обойти и избежать при том суровой кары; если только нарушительница предпочитала вообще не возвращаться на родину из похода в чужие пределы. Здесь не знали способов защиты от нежелательной беременности, и любые, сколько-нибудь длительные связи с мужчиной становились явными через девять месяцев. Страх перед наказанием, боязнь позора были единственными стенами в той темнице, в которую женщины Меотиды загнали сами себя… Да, сами себя! Ибо сила и оружие, в конечном счете, находились в их руках, и они могли за день смести и великого царя, и Пактадион с его чиновниками, и жрецов Сата, и самого Прародителя.

Блейд почти не говорил об этом с тремя своими новыми возлюбленными, само собой подразумевалось, что после эндаского похода а Меоте произойдут некие изменения. Никогда еще столь крупное меотское войско не отдавалось в наем, и никогда его не возглавлял мужчина. И если больше половины молодых воительниц уже согрешили, то они явно не собирались покорно принимать кару. Их было уже шесть тысяч и будет еще больше! И у них есть мужчины, свой у каждой, которые не покинут их. Они черпали силу и уверенность в своем единстве. Наконец, у них были вожди — Бантала, Кария, Пэя… возможно даже Харамма… А у этих вождей имелся главный предводитель, уже не чужак из Альбиона, а умелый и заботливый полководец, преодолевший с ними жуткие ледяные перевалы Латры, выигравший первые сражения. Удачливый человек, сильный, умный, красивый! Претендент номер один на меотский престол. И они были готовы двинуться за ним под зеленым знаменем на штурм Голубого Дворца, за ним, или за теми, кого он укажет.

Бантала подъехала к задумавшемуся командиру и легонько коснулась его локтя.

— Ты только посмотри! — придерживая волосы одной рукой, она вытянула другую в сторону лагеря. — Похоже, милостивый император выстроил целую крепость!

Лагерь, действительно, впечатлял. Земляные валы тянулись по фронту на добрую милю, и в них были прорезаны не одни ворота, как советовал Блейд, а трое, сейчас заканчивалось сооружение над ними мощных бревенчатых башен. Бревенчатый же частокол вздымался футов на двадцать и был тоже укреплен башнями, которых Блейд насчитал с полсотни. Перед валом и палисадом был ров, к которому от ближайшей речки прокопали канал, через ров шли подъемные мосты, канаты от них тянулись к надвратным башням. Хотя время было довольно позднее, на валах и у ворот копошились тысячи людей, а с пологих горных склонов потоком шли телеги с бревнами.

— Заставил он потрудиться своих бездельников! — женщина довольно кивнула, и Блейд понял, что она говорит об императоре. — Вот самое лучшее для них занятие — пусть копают землю, таскают бревна и строят хорошие дома, где можно приятно отдохнуть. А мы будем воевать!

— Ты готова превратить в землекопов даже императорскую гвардию? — глаза Блейда лукаво блеснули.

Бантала рассмеялась.

— Нет, для них мои девушки найдут другое применение, если ты не возражаешь!

— Не возражаю. И даже поощряю, — Блейд улыбнулся ей в ответ.

— Никогда бы не подумала, что один мужчина сможет так быстро совратить целую армию! — она пыталась справиться с непокорными волосами, которые игриво трепал ветерок — Заветы Сата…

— Видно, и Сат, и его заветы стояли на глиняных ногах, раз они рухнули от одного пинка, — прервал ее Блейд. — Теперь надо поддать еще разок… Меня, надо сказать, беспокоит Харамма и ее твердокаменные женщины…

— Пусть не беспокоят, — Бантала наконец ухитрилась засунуть свою гриву под воротник плаща. — Знаешь, о чем она говорила со мной утром?

Блейд изобразил внимание; он и в самом деле был заинтересован.

— Ее всадницы перебили ночью уйму народа — в том лагере, куда ты их послал. Харамма прикончила четверых… а, может, пятерых или шестерых… кто разберет в темноте?.. Так вот, она сказала, что раз наши руки способны опустошить мир, наше чрево должно вновь наполнить его людьми. Ты представляешь? А потом спросила, что я думаю о Налбате, командире одного из гвардейских легионов. Мужчина постарше и повыше тебя, во-от с такой бородой,

— Бантала чиркнула ладонью по животу, — и с глазами, как пылающие угли.

— Знаю, — Блейд усмехнулся, — видел. Мне говорили, что он запрягает в свою колесницу трех лошадей, потому что паре не свезти такую тушу…

— Враки! — Бантала разгорячилась. — Лошадей две, только очень крупных, как наши кони! И Налбат вовсе не выглядит толстым… очень представительный мужчина!

— Ты так и сказала Харамме?

— Так и сказала!

— Птичка моя, — произнес Блейд, окинув спутницу нежным взглядом, чем давать советы другим, ты бы лучше присмотрела что-нибудь для себя.

— А! Твоя боевая подруга возвращается?

— Пора бы… — разведчик тяжело вздохнул.

Женщина, покосившись на его погрустневшее лицо, вдруг участливо спросила:

— Эта Гралия… она тебе очень дорога?

— Так же, как и вам всем… Я думаю, она носит мое дитя.

— Дитя… Этого мало! Может быть, я тоже ношу твое дитя… как и Кария с Пэей.

— У нее, к тому же, есть ум.

— И у нас головы не пустые!

— Да, верно. Но она мыслит иначе… так, как подобает правителю.

— Это другое дело, — Бантала задумалась, и Блейд вознес хвалу Творцу, что ревность — не самый распространенный недостаток среди женщин Меотиды. Впрочем, Кавасса ревновала к нему Гралию… возможно, она просто не могла смириться с тем, что теряет подругу…

— Да, это другое дело, — повторила его белокурая спутница. — Надо сказать, что я сама не чувствую тяги к государственной деятельности. По мне, куда легче и веселей взять штурмом какую-нибудь крепость или совершить ночной налет… Так ты полагаешь, — она пытливо взглянула на Блейда, — что эта малышка, Гралия, может повести нас на Меот?

Разведчик кивнул. Он не держал в тайне от своих возлюбленных, что должен вскоре покинуть их. Но — король уходит, да здравствует новый король! Или королева… Если четыре генеральши вместе с Тагором поддержат Гралию, в Меотиде начнет править новая династия.

— Гляди! — Бантала приставила ладонь к глазам. — Нас встречают!

Навстречу колонне всадниц мчалось облако пыли — пара коней, запряженных в колесницу, блестящие щиты, сияющая бронза доспехов, алые перья над шлемами. Юный возница резко сбросил скорость, и его напарник спрыгнул на землю. Преклонив колено перед Блейдом, он произнес:

— Тагор, наш милостивый император, приветствует тебя, мой господин! Он велел передать, что шатры для вас расставлены, еда приготовлена, в бочках полно воды для мытья! Пожалуйте в западные ворота, — он показал рукой.

Секунду-другую Блейд изучал лицо молодого воина, потом привычным жестом коснулся виска.

— Значит, говоришь, палатки для нас готовы? В западной части лагеря? Так, так… А где стоят ваши?

— Рядом, конечно, — ответил райнит, с надеждой бросив взгляд на красавицу Банталу.

* * *

На широком ложе в зеленом шелковом шатре Блейда спала Гралия. Он долго стоял над ней, всматриваясь в утомленное, покрытое дорожной пылью лицо — видно, она гнала изо всех сил, не щадя коня. Она казалась исхудавшей и утомленной, под глазами залегли темные круги, губы как будто высохли и истончились. И все же это была Гралия! Его супруга в мире сем, его королева, самая милая и желанная из всех амазонок Меотиды!

Облегченно переведя дух, Блейд подошел к покрытому ковром сундуку и начал снимать оружие — осторожно, стараясь не зазвенеть металлом. Стащив через голову перевязь, он положил свой меч рядом с мечом девушки. Клинок и эфес его оружия оставались прежними, но рукоятка была заменена теперь ею служил чеканный золотой стержень, изукрашенный рубинами, навершие которого венчала голова пантеры. Зубы ее были грозно оскалены, но сейчас, когда его меч лег около меча Гралии клинок к клинку, рукоять к рукояти — казалось, что бронзовый жеребец и золотой хищник дружелюбно улыбаются друг другу.

Он расшнуровал панцирь и снял сапоги, снова покосившись на два меча, возлежавшие на зеленом ковре словно в супружеской постели. Клинок Гралии был в простых потертых кожаных ножнах, его собственный в куда более богатом облачении. Золотые чеканные накладки, блеск самоцветов, шитая серебром перевязь… Как и золотая рукоять, эти драгоценные ножны были даром Тагора, признанием его заслуг… Сталь, однако, оставалась меотской.

Какое-то неощутимое инстинктивное чувство повело его руку к мечу с головкой коня. Оглянувшись на спящую девушку, он плавно потянул клинок на себя, разглядывая голубоватое лезвие, дюйм за дюймом выскальзывающее из своего кожаного укрытия. Кровь… Острие на ширину двух ладоней оказалось покрытым засохшей кровью, и Блейд зримо представил себе, как и куда был нанесен удар. Колющий выпад прямо в сердце — смертельный, неотвратимый…

Вот, значит, как!.. Он вернулся к ложу и внимательно осмотрел молодую амазонку. Она была босая, без доспеха, в одной полотняной подкольчужной тунике, совершенно целой и нигде не окровавленной. Колени, правда, покрывали царапины — видно, гнала через заросли или задела о камень на горной дороге. Но ран не было. Не было и синяков, которые остаются на коже после сильного удара копьем или мечом по доспеху.

Тихо ступая по застланному ковром полу, Блейд подошел к вводной занавеси, выглянул из шатра и вполголоса приказал дежурившей снаружи девушке:

— Ужин, вино и ванну с теплой водой, малышка.

— Сейчас, мой господин?

— Нет, когда взойдет луна. Сейчас царица спит.

— Царица? — полукружия тонких бровей взлетели вверх.

— Царица, — он кивнул и улыбнулся. Пусть привыкают!

— Но…

Блейд протянул руку и погладил девушку по мягким волосам. Она была блондинкой, как и остальные сорок семь, которых прислала Бантала.

— Скажи, детка, ты ведь хочешь вернуться в Меот вместе со своим другом? Она кивнула, чуть побледнев от волнения. — А ты знаешь, что Дасмон и его свора сделают с тобой во имя Сата-Прародителя? Снова робкий кивок. — Так вот, чтобы этого не случилось, вам нужна царица. Своя! Ваша сестра и моя избранница!

— Но мы… все девушки… она оглянулась на сидевших кружком у фургона подруг, — мы думали, что ты сам поведешь нас.

— Может быть, поведу… Но она, — Блейд покосился в сторону ложа, — сделает это не хуже меня. Помолчав, он закончил: — Запомни, детка, и скажи всем — у вас теперь есть царица. Милостивая и справедливая Гралия, твердая, как дерево грал, из которого сделаны древки ваших копий. Она защитит вас! И она носит в чреве мое дитя…

Девушка кивнула и бросилась к подружкам. Разведчик довольно усмехнулся, провожая взглядом гибкую фигурку: можно было дать голову на отсечение, что к утру о новостях будет знать весь лагерь. Заслышав шорох за спиной, он повернул голову. Гралия приподнялась на локте и тянула к нему руки.

— Блейд? О, Блейд!

Он подскочил, прижал ее к себе, поглаживая каштановые локоны, вытирая слезы, неудержимым потоком катившиеся по бледным щекам. Его царица, милостивая, справедливая и твердая, как дерево грал, рыдала навзрыд. Постепенно она успокоилась в надежном кольце его рук, и Блейд разобрал невнятный шепот:

— Кавасса… Это была Кавасса, милый…

Он судорожно сглотнул. Кавасса! Лучший меч Меота!

— И ты ее?..

— Да, да, да! — Снова захлебнувшись слезами, она начала говорить: — Я упрашивала ее… ради нашей дружбы… я умоляла… но она была как каменная! Во имя Сата-Прародителя и великого Дасмона — вот что она мне ответила! Приказ царя должен быть доставлен! Самозванец — обезглавлен! И тогда я взялась за меч…

— Но как ты справилась с ней? — Блейд был поражен. Ему даже не пришло в голову спросить, где происходил поединок — прямо на пирсе, в гостинице или по дороге на юг, и как победительница ухитрилась уйти, поразив посланницу меотского царя в сердце. Сейчас он мог думать лишь об одном — его Гралия, его малышка, была на волосок от смерти!

Девушка положила руку на живот, и ее измученное лицо внезапно осветилось улыбкой.

— О н помог мне… Теперь я уверена, милый, я знаю… прошел достаточный срок… И я билась не только за нас с тобой — за нашего сына тоже! Я была быстрее. Я вспомнила все, чему ты меня учил…

Полузакрыв глаза, она негромким речитативом начала:

— У меня нет ни жизни, ни смерти —

вечность для меня жизнь н смерть

У меня нет тела

смелость станет моим телом.

У меня нет глаз —

вспышка молнии — мои глаза…

Склонившись над своей королевой, Блейд нежно поцеловал ее мокрые веки.

Глава 14

Ровный травянистый откос уходил к морю, упираясь в полоску золотистого песка, за ней рокотали и плескались волны, с шуршанием накатывались на берег и, отхлынув обратно, уносили с собой изломанные части колесниц, треснувшие древки копий, стрелы без наконечников, клочки ткани, обрывки кожи. Еще вчера тут бушевал бой: всадницы Меотиды и колесничие Райны, прижав к воде эндаскую пехоту, мчались в атаку под протяжную песнь боевых горнов, а за ними тяжкой поступью шли имперские копьеносцы, чтобы довершить резню. Сегодня мертвые тела были уже убраны, оружие и все металлические обломки, представлявшие хоть какую-то ценность, сложены аккуратными кучками, и теперь море наводило окончательный порядок на берегу, вылизывая песок бесконечной чередой сине-зеленых валов.

В четырех фарсатах к югу вздымались циклопические стены и башни Айдин-Тара, капитулировавшего без сопротивления после разгрома последних эндаских войск. Над городскими башнями и на шпилях цитадели развевались крохотные флаги и, хотя расстояние не позволяло различить ни цвет, ни рисунок, Блейд знал, что там трепещут по ветру пунцовые знамена Райны с головой разъяренной пантеры и зеленые стяги Меотиды — его Меотиды! — на которых вздыбился в боевом задоре вороной жеребец.

Он стоял на высоком и обширном помосте, лицом к морю, и за его спиной толпились женщины, много женщин — пышнокудрая Гралия, темноволосая Харамма, огненно-рыжая Пэя, белокурая Бантала, Кария с золотыми волосами и еще другие и другие — водительницы тысяч и сотен его войска. Словно сговорившись, они не одели ни шлемов, ни доспехов; ветер играл их волосами и легкой тканью коротких ярких туник, и лишь свисавшие с перевязей мечи застыли в строгой и внушительной неподвижности.

Но сам Блейд был облачен по полной форме. Парадный золотой шлем, с гребня которого прыгал куда-то ввысь и вперед черненый жеребец, зеленый плащ, вышитый золотой нитью; доспех из золоченой кожи с накладными пластинами чистого золота, высокие сапоги со звездочками шпор, массивная цепь на шее жемчуг, рубины и золото, опять тяжкое сверкающее золото, запасы которого в Райне и Эндасе казались неисчерпаемыми.

Словно золотой исполин, упираясь ладонью в рукоять меча, Блейд стоял впереди сотни нимф, дриад и наяд; растянувшись полумесяцем за его спиной, они служили как бы фоном своему повелителю, своему вождю, который день за днем, декада за декадой вел их к победам. Да, это был прочный арьергард, надежный и многочисленный, но он казался каплей в море перед затопившим прибрежную равнину войском.

Тут было тысяч тридцать народа — его амазонки со своими приятелями и охочие до приключений молодые райниты, желавшие испытать судьбу и найти себе красавицу-подругу по другую сторону Пенного моря. Все в полним вооружении, в доспехах, в кольчугах, в броне и в зеленых плащах, радостный весенний цвет которых словно был символом возрождения древней Меотиды. Армия! Его армия!

Нет, уже не его. Блейд знал, что не ему вести это войско в поход, не ему штурмовать крепости, устанавливать новые законы, творить историю… Последние дни голова у него болела все чаще, а это значило, что время меотской одиссеи истекает. Потому-то, с согласия милостивого Тагора, он и назначил воинский сход на другой же день после битвы. Он не мог оставить тут незаконченных дел, не мог покинуть своих женщин, не завершив то, что следовало завершить.

Ему нечего было взять отсюда, кроме ощущения этой завершенности. Мир сей, в котором он провел около трех месяцев, оказался таким же архаичным, как Альба и Нефритовая Страна; он не был кладезем знаний, и высшим достижением местной технологии почти чудом! — являлась деревянная птица Лартака. Но реальность Меотиды была по-своему прекрасна. Не только простором девственных земель, по которым странствовали племена кочевников, армии завоевателей и купеческие караваны; не только городами из мрамора и гранита, возносившими к лазурным небесам башни и стены, шпили дворцов и купола храмов; не только загадочной неизведанностью морей и континентов и вольным варварским духом юной цивилизации. Было здесь и нечто другое — сладкий привкус античного мифа, сказка, превратившаяся в реальность.

Амазонки! Здесь они называли себя иначе — всадницами, сестрами по мечу, хранительницами Меотиды — но для него эти женщины были и останутся амазонками. Никто на Земле не знал, где жили легендарные амазонки Гомера, пришедшие под стены гибнущей Трои, — в Тавриде ли, в предгорьях Кавказа, в приднепровских степях или на бескрайних равнинах, что пролегли за Каспием… И никто не знал, как они жили! Как продолжали род свой, как научились побеждать, где и когда закончили свой путь… Конечно, и Блейд не ведал этого, но теперь он мог сказать наверняка, что у земных воительниц жизнь была непростой.

Возможно, они тоже бы не отказались от помощи мужчин — не насильников, не жестоких повелителей, но героев и полубогов, подобных древним аргонавтам? Этого Блейд не знал. Даже с помощью машины Лейтона он не мог проникнуть в те времена, когда берега Троады оглашались звоном мечей, когда Язон впервые поднял парус на своем «Арго»; но он достиг гор Меотиды и степей Райны, что являлось почти тем же самым. Он был здесь, и он сделал все, чтобы на месте заполоненной пустоцветами земли возрос плодоносящий сад. Да, он сделал все, что в его силах; остался последний штрих.

Говор и шум постепенно затихали; они смолкли совсем, когда Блейд шагнул к самому краю помоста и поднял руку. Тысячи глаз смотрели на него; тысячи губ неслышно шевельнулись, шепча его имя.

— Сестры и братья! Закончен наш поход, и в гавани АйдинТара качаются корабли, готовые выйти в мире. Все ли женщины хотят вернуться? И все ли мужчины хотят последовать за своими подругами?

— Да! — мощно, на единим выдохе, раскатилось над полем. — Да!

— Знайте же, там — он протянул руку на северо-запад, где сине-зеленое море сливалось с лазурным небосводом, — для вас найдется много работы. Тяжелой и, быть может, кровавой… Кто поведет вас? Кто будет вождем и властелином, с которым вы начнете строить новую Меотиду?

— Ты! — зарокотало поле. — Ты, Блейд!

Он покачал головой.

— Нет. У каждого свои дороги в этом мире, и мой путь заканчивается здесь. Не спрашивайте, почему я должен вас покинуть, есть вещи и обстоятельства, которые не в силах изменить ни люди, ни боги. Я ухожу… и, скорее всего, это случится на ваших глазах, ибо я уже слышу зов своей далекой родины.

Это было правдой, он ощущал, как нарастает тяжесть в голове, и знал, что должен торопиться.

— Но я дам вам вождя — сестру из ваших сестер, молодую и сильную, которая делила со мной ложе и носит в чреве мое дитя. Я учил ее тому, что знаю сам, и она станет для вас справедливым и мудрым правителем, бесстрашным в битвах и милостивым и дни мира. И она подарит вам нового властелина, ребенка моей и вашей крови. Будьте же ему опорой и защитой!

Блейд повернулся, и Гралия выступила ему навстречу из многоцветной радуги полоскавшихся на ветру туник, Платье зеленого шелка струилось с ее плеч, лицо было бледным, карие глаза смотрели печально. Он сбросил плащ на помост и взял ее за руку

— Вот моя избранница! Готовы ли вы повиноваться ей?

Секунду-другую над обширным полем царила тишина; потом раздался чей-то одинокий вскрик:

— Гралия!

И сразу покатилось, загремело:

— Гралия! Гралия! Гралия!

Кивнув, Блейд склонился к ней, обнял за плечи. Выбор сделан; он мог венчать ее на царство. Верность женщин не вызывала сомнений, мужчины же подчинятся желанию своих подруг и повелениям Тагора.

Выпрямившись, он прикоснулся к шлему.

— Если такова ваша воля, я…

Внезапная молния прострелила виски, словно к ним приложили контакты динамомашины. На мгновение мир дрогнул и расплылся; море вздыбилось гигантской стеной, поглотив небо и берег. Потом все приняло обычный вид.

Первый звонок, отметил Блейд, еще минута — и занавес будет поднят. Сняв золотой шлем, он водрузил его на пышные кудри Гралии.

— Не забудь поднять зеленый вымпел на своем корабле, когда флот достигнет Меота, — вполголоса произнес он. Помнишь? Сигнал для Лартака…

Девушка молча кивнула; в ее глазах стояли слезы. Толпа перед помостом ревела: «Блейд! Блейд! Гралия! Блейд!» Боль снова молотом ударила в виски.

Он снял тяжелую цепь, повесил ей на шею, потом протянул перевязь с мечом. Мир снова начал дрожать и подергиваться туманом.

— Все, милая… ухожу… Прощай!

«Гралия, Гралия, Гралия, Блейд!» — скандировала толпа, и эти ритмичные выкрики вдруг начали сливаться с отдаленным рокотом прибоя. «Гра-лия Гра-лия! Гра-лия!» Непослушные пальцы Блейда скользили по застежкам панциря. Нет, не успеть, понял он.

— Блейд… — губы девушки шевельнулись, — я буду помнить… наш сын… — она прижала рукоять меча с золотой пантерой к животу, будто ладошки еще не родившегося младенца могли дотянуться до нее. — Я… буду… помнить…

Это он еще успел расслышать. Он даже смог пробормотать что-то в ответ не то «прощай», не то «будь счастлива», но эти звуки заглушил громоподобный рокот. «Гра-лия! Гра-лия! Гра-лия!»

Внезапно помост с десятками женщин в ярких облачениях словно выскользнул из-под его ног и воспарил к небесам; сине-зеленая гладь моря смешалась с изумрудной зеленью лугов и зелеными плащами воинов, заполонивших берег. Эта зеленая стена вдруг выросла перед Блейдом, нависла над ним и начала бледнеть, становясь белесым облачным экраном с едва заметными прожилками цвета молодой травы. Помост, застывший на этом переменчивом и зыбком фоне, казался сейчас мраморно-белым пьедесталом, а застывшие на нем фигурки внезапно лишились своих разноцветных одежд, истончившихся и растаявших в туманном мареве. Теперь они были нагими, превратившимися в резной оживший барельеф, белокаменный фриз, что протянулся налево и направо насколько видел глаз. Сильные гибкие руки девушек простирались к Блейду, губы раскрылись в улыбке, на мраморных лицах — удивление и восторг.

Затем под фризом начали неясно вырисовываться гигантские колонны, стены с зияющими пропастями окон, циклопическая лестница, цоколь, сложенный из чудовищных каменных блоков… Меотида вставала перед ним величественным храмом, увенчанным гирляндой прекрасных женских тел, таких недостижимых и желанных, что Блейд застонал в смертной тоске, не в силах смириться с потерей. Потом белесая мгла закрыла храм, и странник навеки канул в нее, словно в воды Стикса, увлекаемый на дно тяжким золотым доспехом.

Путешествие в Меотиду завершилось.

Глава 15

В Меотиде первым его ощущением был звук, здесь запах. Его память еще хранила ароматы соленого морского ветра и слабое благоухание тела Гралии, которая стояла рядом с ним секунду — или вечность назад. Теперь их сменили запахи резиновой изоляции, металла и пластмассы, чуть затхлый сухой воздух подземелья наполнил легкие Блейда, словно мерно гудевшие вентиляторы силой прокачали его сквозь рот и гортань.

Он напряг мышцы и с изумлением убедился, что вполне владеет и чувствами, и телом. Обратный переход совершился на удивление легко; миг полета в туманной зеленоватой мгле, краткая потеря сознания и он дома. Может быть, те муки, что он претерпел, добираясь в Меотиду, были связаны с вредоносным влиянием мексиканского снадобья, которым пичкал его Лейтон? За два с лишним месяца организм должен был полностью очиститься от этой дряни… Пожалуй, так оно и есть, решил Блейд и поднял веки.

Перед глазами его болталось несколько проводов. Скользнув взглядом по разноцветным жгутам, он понял, что часть из них висит свободно, не касаясь его груди; остальные, как обычно, обвивали его обнаженные руки и шею. Блейд чуть склонил голову, поймав зрачками золотистый отблеск. Панцирь! Его царский доспех! Теперь чуткий слух разведчика уловил слабое позвякивание: грудь его вздымалась, и металлические кругляши контактов бились о пластины доспеха.

Значит, хотя бы часть боевого снаряжения последовала за хозяином… и сыну его в том, ином мире не носить золотой панцирь, драгоценный дар императора Райны. — Конечно, только сын, возмужав, мог бы надеть его — для Гралии он великоват… Ну, ничего! Ей остались шлем, меч и цепь с самоцветами — вполне солидные атрибуты царской власти. Шлем, меч и цепь… А еще воспоминания и дитя, плод любви, зреющей в ее чреве…

Сам он помнил все, помнил отлично — с первой минуты, когда очнулся на скале близ Меота, и до последней, до своего отбытия с воинского схода под стенами Айдин-Тара. Эти воспоминания нельзя было назвать неприятными, но в этот миг, в секунду пробуждения в своем родном мире Блейд с пугающей ясностью осознал, что Меотида пребудет с ним до конца дней. Он станет тосковать по ее равнинам и прибрежным утесам, у которых ласково шелестят волны, по лесам с горьковатым привкусом лавра, по мраморному Меоту, ступень за ступенью врезавшемуся в горный склон, даже по Голубому Дворцу…

О, Меотида, великолепная, утраченная навсегда! Блеск булатной стали, грохот копыт, бешеный скок мчащейся в атаку конницы, развевающиеся плащи, грозные и прекрасные женские лица… Гралия с каштановыми кудрями, черноволосая Харамма, огненно-рыжая Пэя, белокурая Бантала, златовласая Кария… И сотни, тысячи других!.. Боже, Боже, что он потерял!..

— Ричард! Ричард, очнитесь!

Внезапно Блейд понял, что его окликают. Подняв руки, он резким движением содрал провода, толкнул вверх колпак коммуникатора и поднялся. Его доспех лучился и сверкал в свете люминесцентных ламп, кольчужная юбка из вороненой стали охватывала бедра, на высоких сапогах позвякивали шпоры, широкий защитный пояс с чеканными серебряными бляхами подпирал ребра.

— О!

Его светлость отступил на пару шагов, потрясенный этим великолепием, этой королевской пышностью. Глаза под седыми кустиками бровей расширились, и сейчас выражение его лица было точь в точь как у старого Лартака, познающего великие тайны паровой машины, закрылок и гальванических батарей.

— О, Ричард! Это… это золото?

Блейд кивнул. Доброе райнитское золото, дар Тагора… Внезапно он будто в первый раз почувствовал тяжесть доспеха на своих плечах, его массивные пластины мягко, но ощутимо давили на грудь и лопатки. Двадцать пять или тридцать фунтов золота… сколько же это будет в твердой валюте?

Взглянув на Лейтона, он понял, что тот занят такими же подсчетами. Губы старика шевелились, янтарные зрачки уставились в потолок, затем он вытащил из кармана потрепанного халата блокнот с карандашом, подвел итог и довольно хмыкнул. Царский панцирь, символ могущества и власти, был измерен, взвешен, оценен и принят на баланс проекта «Измерение Икс». Печально вздохнув, Блейд начал расстегивать свои роскошные доспехи.

— С прибытием, Ричард, — его светлость протянул Блейду обе руки. Поздравляю вас, и простите, что я не сделал этого сразу. Ваш вид ошеломил меня… даже не столько вид, сколько то, что вы появились… гмм… не совсем…

— Не абсолютно голым, как прежде. — Блейд усмехнулся замешательству старика. — Я не могу этого объяснить, сэр. Давать объяснения — ваше дело.

— Удивительно… — лоб Лейтона пошел морщинами. — Если взять два первых случая… что там было? Крохотная жемчужина… потом — небольшая статуэтка… А тут-тут десятки фунтов! — он придирчиво осмотрел Блейда. — Десятки фунтов, Ричард! Если расположить вашу добычу в порядке возрастания массы, мы явно получим экспоненциальную зависимость… Хмм… — старик начал что-то лихорадочно чиркать в блокноте, бормоча вполголоса: — Резкое падение градиента… резистивность перехода… в точках сингулярности мы получим… сходимость… да, сходимость результата здесь обеспечена… однако потребление энергии было примерно одинаковым… Хмм — м-да… странно!

Прислушиваясь к этой знакомой воркотне, Блейд продолжал разоблачаться. Он расстегнул пояс, снял панцирь и положил его прямо на пол, затем стащил сапоги.

— Пойду в душ, сэр. Обратная дорога была не слишком утомительной, однако…

— Да-да, Ричард, конечно! Обычная процедура: помойтесь, перекусите, и отправимся в госпитальный отсек. — Лейтон, похоже, вышел из своего ступора. Я приготовил для вас сюрприз, мой дорогой. Пока вы странствовали в тех пределах, где золото растет прямо на деревьях, — он бросил взгляд на сверкающий доспех, — мне удалось кое-чего добиться. Что вы скажете о приборе — о маленьком приборчике, с рисовое зернышко, — который можно взять с собой, чтобы передать сигнал аварийного возврата?

— Если это связано с какой-нибудь гадостью вроде того мексиканского кактуса… — осторожно начал Блейд, но Лейтон прервал его

— Нет, нет, никаких сомнительных снадобий! Вам просто вошьют его под кожу. Крохотная штучка, величиной с зернышко, уверяю вас… ну, может быть, со спичечную головку или самую маленькую монетку

«Или с чайное блюдце, или с автомобильное колесо,» продолжил про себя Блейд. Колесо! Под кожу! Эта мысль не вызывала у него энтузиазма. Он вдруг почувствовал, что очень хочет увидеть Зоэ пока ему не вшили под кожу Эйфелеву башню.

* * *

— Что ты знаешь про амазонок, дорогая? — спросил Ричард Блейд у Зоэ. Его возлюбленная, в воздушном домашнем халатике, устроилась с ногами на диване, чиркая что-то мягким карандашом в большом альбоме, какие обычно используют художники. Правда, Зоэ Коривалл была скульптором и, как утверждали, неплохим, но рисовала она превосходно.

— Ну… — задумчиво протянула девушка, переворачивая лист плотной бумаги, — то были женщины, всадницы… Они великолепно стреляли из лука и не желали знать мужчин.

— Опрометчивое утверждение, — заметил Блейд. — В таком случае они вымерли бы в первом же поколении, моя милая.

— Ах, Дик, не надо все сводить к грубой физиологии, — Зоэ поморщилась, усиленно работая карандашом. — Это же легенда! Мечта! Женщины, независимые, гордые и свободные, которые не нуждались ни в мужчинах, ни в их покровительстве. Это прекрасно! Кажется, — деловито добавила она, — амазонки убивали всех рождавшихся у них мальчиков, не так ли?

— Вот видишь? Рождавшихся! Интересно, от кого?

— Не от обычных мужчин, будь уверен! — На темы женской эмансипации Зоэ могла спорить до бесконечности. — От богов, титанов, кентавров, героев… — она мечтательно улыбнулась.

— Хотел бы я взглянуть на бога, который позволит прикончить своего сына — с сомнением произнес Блейд.

— Богов интересовали амазонки, а не их дети! — возразила Зоэ.

Такая точка зрения показалась Блейду отчасти не лишенной жестокости, но он только махнул рукой.

— Ладно, оставим в покое несчастных детишек, и поговорим об амазонках. Их племя исчислялось тысячами, моя радость. Неужели ты думаешь, что богов и героев хватило бы на всех?

— Были еще и титаны и кентавры… А потом, — Зоэ лукаво улыбнулась,

— что мы знаем о возможностях богов?

— Что они не беспредельны, — уверенно заявил Блейд — А титаны… хмм… по имеющимся сведениям, эти парни были слишком крупными для смертных женщин. Боюсь, подобный мезальянс кончился бы трагедией! Кентавры тоже не выдерживают критики. Если б речь шла не о всадницах, а об их кобылах…

Зоэ расхохоталась и швырнула в него карандашом. Блейд ловко поймал его и, поглаживая висок, продолжал:

— Что касается героев, то они-то иногда и доставались амазонкам… только очень редко. Нет, — он покачал головой, — я думаю, у этих женщин существовали проблемы… серьезные проблемы, детка.

— Проблемы? Какие проблемы могли быть вот у такой? — Зоэ продемонстрировала ему альбомный лист, на котором смелыми штрихами был набросан контур нагой девицы на коне. В руках она держала лук и, чуть склонившись набок, готовилась спустить стрелу с тетивы.

Блейд невольно вздрогнул. По странному совпадению, этот рисунок напоминал золотую статую, преподнесенную райнитским послом Дасмону, царю Меотиды. Поза, едва намеченное выражение лица, волосы девушки и конская грива, вьющиеся по ветру… Казалось, невидимая стрела должна прянуть прямо в лицо зрителю. Склонив голову к плечу, он с минуту рассматривал творение Зоэ, а Зоэ глядела на него.

— Ну, — наконец повторила она, — какие у нее проблемы, кроме лошади, скачки и колчана, полного стрел?

— Например, с кем обняться ночью… — пробормотал Блейд.

— Бог или герой…

— Бог высоко, герой — далеко. Так что, если не снизойти до раба или соседа-варвара, остается одно… сама понимаешь…

Зоэ скорчила забавную гримаску.

— Для тех, кем пренебрегли боги, не самый плохой выход из положения!

— Самый плохой, — Блейд нахмурился, — ибо превращает людей, и женщин, и мужчин, в пустоцветы!

Некоторое время Зоэ обдумывала эту мысль, потом грустно вздохнула:

— Возможно, ты прав, милый… Но что делать бедным одиноким девушкам, если им не хватило героев?

— Поискать по соседству, не предъявляя слишком жестких требований к чистоте крови избранника.

Они помолчали, затем Блейд протянул руку к изображению юной всадницы.

— Ты говорила про колчан, полный стрел… Вот еще одна проблема! Кто их делает? Кто, к примеру, кует мечи?

— Рабы, — уверенно заявила Зоэ, — рабы амазонок!

— Рабы? Не думаю, — Блейд покачал головой. — Видишь ли, меч у всадника должен быть длинным, иначе с седла не дотянуться до противника. А длинный меч тяжел, не для женской руки. Значит, должно быть что-то легкое, но смертоносное, из отличной стали… — Он шагнул к камину и снял висевшую над ним дамасскую саблю, жемчужину своей коллекции. — Что-то вот такое, детка… Погляди! Разве раб или подневольный мастер может выковать такой клинок?

Ни формой лезвия, ни заточкой, ни рукоятью сабля не походила на прямые, длинные и обоюдоострые мечи воительниц Меотиды, но клинок ее серебрился тем же морозным узором булата. Тонкие пальцы Зоэ осторожно коснулись витой гарды, пробежали по стальной изогнутой полосе, словно лаская оружие. Да, то было великое искусство! Чудо, что рождалось в руках мужчин — подобно младенцам, что приносили чрева женщин.

— Гляди!

Блейд снял с халатика тонкий волос своей возлюбленной и подбросил вверх. Свистнул клинок, едва заметно колыхнув воздух, и к полу поплыли, извиваясь и трепеща, два темных волоска.

Зоэ невольно вскрикнула; она не была амазонкой, и холодный безжалостный блеск стали напугал девушку. Но ее мужчина был рядом, и он знал, как ее успокоить.

КОММЕНТАРИИ К РОМАНУ «ПУСТОЦВЕТЫ МЕОТИДЫ»

1. Основные действующие лица ЗЕМЛЯ

Ричард Блейд, 35 лет — полковник, агент секретной службы Ее Величества королевы Великобритании (отдел МИ6А)

Дж., 68 лет — его шеф, начальник спецотдела МИ6А (известен только под инициалом)

Его светлость лорд Лейтон, 78 лет — изобретатель машины для перемещений в иные миры, руководитель научной части проекта «Измерение Икс»

Зоэ Коривалл — художница, возлюбленная Блейда

Питер Норрис — новый шеф спецотдела МИ6

Френсис Биксби, Палмер Тич, Харпер Ли — заместители Дж.

Джеймс Бонд — знаменитый агент британской разведки (упоминается) МЕОТИДА

Ричард Блейд, 35 лет — пришелец из Альбиона

Дасмон — великий царь Меотиды, десница Сата

Тархион — его юный сын и наследник

Зирипод — первый советник Дасмона, уста царя

Лартак — мудрец, философ, математик и механик, наставник Тархиона

Харамма — командующая армией вторжения

Бантала, Кария, Пая — командующие корпусами конных амазонок

Кавасса — амазонка, предводительница охраны Тархиона

Гралия — амазонка охраны, возлюбленная Кавассы, затем — Блейда

Фарра — амазонка-археода, рабыня, возлюбленная Блейда

Харатт — управитель Тархиона (упоминается)

Пат, Патрол, Касс — рабы, соседи Блейда по камере в эстарде Шод

Тагор Партокид — император Райны

Силтар — посол Тагора, повелителя Райны

Налбат — колесничий из гвардии Тагора (упоминается)

2. Некоторые географические названия

Меотида — древняя страна, расположенная на обширном полуострове

Райна — империя за морем, к востоку от Меотиды

Эндас — южный сосед Райны

Айтала — страна за морем, к западу от Меотиды

Древние Жаркие Страны — страны за морем, к югу от Меотиды

Осролат — одна из Жарких Стран, торговое государство

Пенное море — море, отделяющее Меотиду от Райны

Западный залив — море, отделяющее Меотиду от Айталы

Южное море — море, отделяющее Меотиду от Жарких Стран

Меот — город на восточном побережье Меотидского полуострова, столица страны

Праст — второй по величине город Меотиды, расположенный на равнине за Клартонскими горами

Кардот, Тиз — города Меотиды

Тайрон Атал — город Гранитных Башен, столица Райны

Сас — райнитский город и торговый порт на побережье Пенного моря

Айдин-Тар — город и порт в Эндасе, на побережье Пенного моря

Клартонские горы — горный хребет на Меотидском полуострове, замыкает с севера и запада прибрежное плато, на котором расположены Меот и Тиз

Хребет Варваров — горная цепь на перешейке, соединяющем Меотидский полуостров с материком

Хребет Латра — огромная горная цепь, протянувшаяся в широтном направлении, естественная граница между Райной и Эндасом

Эстард Шод — одно из поселений рабов вблизи Меота

3. Некоторые термины

Пактадион — «Место Власти», правительственный дворец в Меоте

Голубой Дворец — дворец царя Дасмона

Сат-Прародитель — мифический прародитель меотов, заповедавший им хранить чистоту крови и не смешиваться с иными народами

археода — «Рождающая мужчин», одна из каст амазонок в Меотиде

эстард — охраняемое поселение государственных рабов

фарсат — мера расстояния, приблизительно полмили

декада — мера времени — десять дней

грал — дерево с прочной и гибкой древесиной

харайя — воинская игра с мечом амазонок Меотиды, побеждает тот, кто пометит каждое плечо соперника царапинами, образующими крест

фраки, гермы — племена северных варваров

4. Хронология пребывания Ричарда Блейда в мире Меотиды

Пленение в эстарде Шод — 21 день

Пребывание в Голубом Дворце, в Меоте 23 дня

Пребывание в Райне и поход на Эндас — 35 дней

Всего путешествие в Меотиду заняло 79 дней; на Земле прошло 77 дней.

5. Особое примечание к главе 4

Боевое заклинание кэмпо, которое произносит Блейд, цитируется по книге А. Долина и Г. Попова «Кэмпо — традиция воинских искусств», Москва, «Наука», 1990 г

Там же: цуки-но кокоро или «дух, подобный луне» — психофизическое состояние, в которое должен прийти воин перед встречей с противником; его дух «уподобляется лунному сиянию, которое освещает все вокруг и выявляет малейшее поползновение противника, малейшую брешь в его обороне.» (А. Долин, Г. Попов)