Блейд проговорил в микрофон больше часа. Он останавливался только затем, чтобы стиснуть покрепче зубы, когда лекарь чистил рану и накладывал швы. Развороченное клинком плечо мозжило, каждое прикосновение отдавалось нестерпимой болью, проклятия висели на кончике языка. Чертов коновал! Что он копается? И выбрал же иглу! Такой только паруса латать! Однако врачеватель, как видно, знал свое ремесло: боль улеглась, едва он перебинтовал рану.
      За исповедью началось дознание, но к допросам Блейду было не привыкать. Он очень чисто разыграл свои карты — не пускался в откровения, отвечал лишь на прямые вопросы, да и то в нескольких словах.
      Впрочем, тут требовалось тонкое чувство меры, чтобы выглядеть скупым на речи воином, а не запирающимся преступником. Верховный писец, на первый взгляд, казался человеком простосердечным и доверчивым. Но что, если это только маска? Опыт подсказывал страннику, что за личиной простака нередко прячется опытный инквизитор.
      Осторожнее всего Блейд обходил вопросы об Англии, ее общественном строе и военных традициях. Советы Пен-Джерга глубоко врезались в память. Одна неверная фраза — и прослывешь еретиком. На костер, конечно, не поволокут, но ссылки к Низшим не миновать. Вспомнив изможденные лица за решетками, странник намекнул, что дела в Англии идут не лучшим образом, тогда как в Мелноне все устроено куда разумнее. Большая удача — жить и сражаться здесь! Об этом Блейд обмолвился вскользь, между прочим, чтобы не возбудить подозрения фальшивым пылом.
      И конечно, он хорошенько взнуздал свое любопытство. Никаких вопросов до поры до времени! А спросить хотелось о многом, особенно о Низших. К счастью, Первый Писец, словоохотливый по натуре, сам выложил Блейду почти все, о чем тот не решался заговорить.
      К концу дознания у странника пересохла глотка, и он попросил воды.
      — Зачем же воды? — удивился Первый Воин. — Полно! Не скромничай! Разве у нас не найдется вина для героя? А может, попробуешь фьюджиол или волмнас? Еще есть… — И посыпались названия, ничего не говорившие Блейду.
      Он поднял руку, прерывая говорливого старца:
      — Нет-нет… Благодарю… Только воды.
      С королевой лучше беседовать на трезвую голову. И меньше риска, что в питье подмешают отраву или наркотики — привкус сразу обнаружится. Возможно, психиатр — вылощенный доктор с Харли-стрит — посчитал бы это паранойей, однако сам Блейд склонялся к другому диагнозу — здравый смысл. Первый Воин, похоже, разделял его мнение.
      — Мудро, очень мудро! Вино и все хмельное разжигают кровь, так что раны затягиваются медленней. Зато вода, очищая тело, ускоряет исцеление.
      Эскулап в зеленой робе важно кивнул, а старец с неожиданной для его лет прытью устремился к пульту и сухим перстом несколько раз надавил на кнопку, как будто отстукивая затейливый ритм. Спустя минуту раздался звонок и трижды вспыхнула красная лампочка.
      — Воду сейчас принесут, — пояснил Первый Воин. — А заодно я вызвал слуг, которые выкупают тебя и подберут одежду. Хотя не знаю, потребуется ли она. Вдруг королева захочет увидеть тебя таким, как есть? Женское любопытство, знаешь ли, не признает покровов… А может, Мир-Каза пожелает, чтобы ты явился перед ней в подобающем воину облачении.
      Блейд нахмурился. Похоже, здешняя властительница — весьма решительная и своенравная особа, одна из тех, что слепы и глухи ко всему, кроме собственных капризов и прихотей. С такими хлопот не оберешься. Значит, впереди новое испытание, быть может, самое нелегкое из всех.
      Между тем дверь распахнулась, и в покой робко проскользнули служанки. Чья-то жестокая фантазия потешилась вволю, обезобразив несчастных: их лица спрятали под масками, головы обрили, оставив уродливый гребень на макушке. Юные нагие тела лоснились от жира, отдающего резким запахом антисептика. Странник поморщился, превозмогая гадливость. Жаль… Эти бедняжки вовсе не обделены природой.
      Одна из служанок держала поднос с кувшином и чашкой. Блейд, недолго думая, двинулся к ней и налил себе воды, но не успел он поднести чашку к губам, как поднос грохнулся на пол. Девушка словно окаменела, глаза в прорезях маски расширились от ужаса и неотрывно следили за тем, как влага растекается по ковру к ногам Первого Воина. На обтянутых пергаментной кожей скулах заходили желваки, но старец сдержался и процедил сквозь зубы:
      — Сожалею, Блей-Энн. Старшая над слугами дорого поплатится за свой промах. Я прослежу, чтобы ее сослали к Низшим. Это возмутительно — прислать такую безрукую дрянь!
      — Хватит со старшей и Палаты Наслаждений, — вмешался Первый Писец. — Пусть отбудет там неделю. Откуда она могла знать, что Блей-Энн незнаком с Мудростью Мира? — Он полоснул по лицу странника враждебным взглядом: — Запомни раз и навсегда: нельзя ничего принимать из рук Низших!
      — Увы, я не искушен в Мудрости Войны и Мира, — признал Блейд. — Но разве справедливо за мое невежество наказывать других?
      — Молчи! — рявкнули в один голос посланцы королевы. — Еще одно слово — и придется наказать всех служанок. Такие речи не ведут в присутствии Низших!
      Странник закусил губу. Чудовищная нелепость… Но упорствовать опасно, да и девушку все равно не спасешь. Придется усвоить на будущее, что в Мелноне неосторожная фраза или жест могут погубить чужую жизнь.
      — Вина всегда падает на Низших, — пояснил, смягчаясь, Первый Воин. — Зачем эта глупая тварь позволила тебе преступить обычай? Почему не бросила поднос, прежде чем ты коснулся чашки? В ее тупую голову плохо вдолбили Мудрость Мира!
      Блейд оторопел:
      — Но тогда мне не досталось бы ни капли воды!
      — Велика важность! — проговорил старик с усмешкой, как бы снисходя до чужого скудоумия. — Зато эта сквернавка могла отделаться легким наказанием — десяток плетей за лужу на ковре. А теперь ее ожидает Устрашение Высшей Степени, во имя торжества Мудрости Мира! — Надтреснутый голос взлетел, ставя точку в споре, и Блейд умолк. Зачем искать логику там, где она и не ночевала?
      Первый Воин шагнул к провинившейся, и другие три служанки тут же отпрянули назад. Одинокая поникшая фигурка даже не шелохнулась. Старик сорвал маску с юного лица, а потом потянулся к поясу, чтобы отстегнуть подвешенный к ремню белый жезл. Бурые сухие персты судорожно стиснули серебряную рукоять. Резкий повелительный взмах — и девушка упала на колени, неловко и медленно, как будто у нее не гнулись суставы. Голова поникла, словно увядший бутон. Зеленый наконечник жезла вдавился в ямку под затылком.
      Бледное лицо вдруг перекосила гримаса, рот безобразно распялился, и вопль невыносимого страдания распорол воздух. Никогда еще Блейду не доводилось слышать подобного. Какая боль, какая пытка может исторгнуть такой крик? Тело девушки сотрясалось, как в ознобе, а вопль, леденивший душу, ширился и рос, пока хватало воздуха в легких. Но вот глаза несчастной выпучились, полезли из орбит, и она повалилась на пол ничком, сотрясаемая дрожью. Еще минуту мучитель не отрывал жезла от тонкой шеи. Теперь лихорадочная тряска перешла в медленные конвульсии; несчастная извивалась, как дождевой червь, которого рассекли пополам. Наконец последнее содрогание угасло, и Первый Воин отпрянул в сторону.
      Помедлив немного, он с брезгливой гримасой поддел носком сапога распростертое на полу тело, и оно перекатилось на спину, обмякшее и безвольное, как тряпичная кукла. Брезгливость на лице старика перешла в нескрываемое отвращение, а странника передернуло при одном взгляде на труп. Кровь сочилась из залитых кровью глазниц, вытекала из ушей, носа, рта, струилась между бедрами. На висках, запястьях и щиколотках, на грудях и в паху проступили черные пятна гематом.
      Первый Воин скривился при виде ручейков крови, пятнающих шелковистый зеленый ворс ковра:
      — Теряю навык, Блей-Энн. Давно я не допускал таких промахов. Еще пару лет назад мне удавалось подводить ослушников к краю медленно и в полном сознании. Пятнадцать минут — самое меньшее! Нда… А теперь — стыд, да и только! Надо попросить, чтобы мне поручили следующее Устрашение. Может, и ты захочешь присоединиться, Блей-Энн? Кто-то же должен научить тебя, как держать в страхе Низших. Человек твоего полета — а ты взлетишь высоко, я уверен, — обязан знать толк в Устрашении.
      Блейд кивнул, не решаясь проронить ни слова. Не приведи господь, прорвется клокочущий внутри гнев. Приставить бы благостному старикану проклятый жезл к затылку! Пусть испытает на своей шкуре эту адскую муку!
      Наверное, гнев все-таки блеснул в глазах, или же от Первого Воина не укрылось, как плотно стиснуты челюсти и часто вздымается грудь странника. Мелнонец поспешно ретировался к пульту и надавил на кнопку. Посреди комнаты разошлись в стороны скрытые ковром панели, обнаружив утопленную в полу мраморную ванну. Старик повернулся к оставшимся служанкам и костлявым перстом указал на Блейда, подкрепив этот жест несколькими энергичными знаками. Очевидно, разговаривать с Низшими воспрещалось.
      Одна из девушек отвернула золотые краны, пуская воду. Блейд потянулся к пряжке пояса и замер в испуге. Лучше не спешить! Тут что ни шаг — ловушка. Только после молчаливого приглашения странник посмел скинуть пояс с оружием и погрузиться в благоуханную теплую воду, которая вместе с потом и запекшейся кровью словно бы смывала утомление. Веки его смежились, и Блейд в сладкой истоме грезил наяву, предоставив служанкам суетиться возле него.
      И вдруг в блаженное забытье ворвался гонг. Громкий и требовательный голос меди переполошил всех: посланцы Мир-Казы вскочили с кушеток и вытаращились друг на друга в комичной растерянности, служанки будто примерзли к полу, застыв в самых нелепых позах. Одна из девушек с перепугу выронила флакон с маслом, и тот раскололся об угол ванны, наполнив комнату тяжелым приторным ароматом.
      — Что происходит? — крикнул Блейд, приподнимаясь в ванне.
      — Королева… — коснеющим языком пробормотал Первый Лекарь. — Королева Мир-Каза…
      — Да что стряслось с королевой? — рявкнул странник. — Умерла? Заболела?
      Его повелительный тон вернул к жизни Первого Воина.
      — Я же говорил тебе, королева весьма… э-э… настойчива и нетерпелива. Наверное, Ее Великолепию надоело ждать.
      — И что с того?
      — Мир-Каза идет сюда.
      — Да-да, — забормотал Первый Писец, — она идет сюда… Но это против правил… Мы не подготовились… Мы не можем…
      — Они не подготовились! А я?! — взревел странник. Он разрывался между гневом и злорадством. Вон как разобрало этих мерзавцев! Корчатся, будто грешники у черта на сковородке. Мир-Каза перешагнула через запреты, а они не смеют даже пикнуть. — На вашем месте я бы открыл дверь, да поживее. Не знаю, как принято здесь, в Мелноне, а в Англии королеву не держат у порога!

      Держать королеву у порога в Мелноне было куда опаснее, чем в Англии. Блейд понял это, когда Мир-Каза ураганом ворвалась в комнату, высокая и величественная. Черные глаза пылали жарче камней в короне, губы, спелые и яркие, как вишни, сложились в тонкую линию, на щеках горели красные пятна. Владычица гневалась и находила в гневе немалое удовольствие. Застыв возле двери в картинной позе, она испепеляла взглядом подданных, а странник, пользуясь этим, изучал ее.
      Сколько лет этой женщине? На смуглом лице ни морщинки, гладкая кожа дышит свежестью, но в смоляных прядях мелькают серебряные нити. Пожалуй, Мир-Казе больше сорока. Однако сильное упругое тело сохранило молодость, и она права, что не прячет такие совершенные формы.
      Наряд королевы и впрямь был довольно смелым: вырез облегающего лифа приоткрывал пышные полукружия и заканчивался у самого пояса, а длинная полупрозрачная юбка могла только раздразнить нескромный взгляд. Однако не смелость одеяния поразила Блейда: отринув скучную зелень, Повелительница Башни Змеи облачилась в серебристо-серое с красной и пурпурной искрой.
      Посланцы королевы, сбившиеся в кучу посреди комнаты, понурили головы и не решались поднять глаза на свою госпожу. По мановению холеной руки четверо воинов в серебристо-сером встали на караул по обе стороны от владычицы. Мир-Каза держалась как полководец, вступающий в покоренный город. Странника преследовало впечатление, что она, того и гляди, двинет в атаку свое победоносное войско. Мысли его как будто передались воинам, которые с лязгом обнажили клинки. Это едва не доконало проштрафившихся: Первый Писец покачнулся и не рухнул только потому, что успел опереться на пульт, а двое других тоже порядком перетрусили — служанки и те так не тряслись.
      Впрочем, Мир-Каза не удостоила девушек даже мимолетным взглядом; сейчас она упивалась страхом Высших, сознанием своей безграничной власти. Блейд прочел на красивом высокомерном лице опьяняющий, безумный восторг хищника, который тешится трепетом жертвы, прочел и усомнился, стоит ли искать королевских милостей.
      Не подлежало сомнению, что приближенные владычицы не более чем жалкие рабы. Однако выбор невелик: немилость грозила смертью.
      Наконец королеве прискучило наводить ужас на сановников, и она взмахом руки повелела воинам вернуть мечи в ножны. Телохранители отодвинулись назад и застыли, скрестив на груди руки. Блуждающий взгляд Мир-Казы наткнулся на мертвое тело.
      — Так вот почему вы замешкались, — проговорила она, кривя в усмешке губы. — Устрашение…
      — Да, Ваше Великолепие, — промямлил Первый Воин.
      — Она…
      — Всему есть время и место! — оборвала его королева.
      — Так гласит Мудрость. С этой тварью могли разобраться позже и не здесь. А теперь ступайте!
      Первый Лекарь набрался храбрости возразить:
      — Однако…
      — Ни слова больше! — Мир-Каза проговорила это тихо, но все трое попятились в ужасе.
      В черных глазах снова вспыхнуло безумное упоение властью. Троица бросилась к двери, вняв грозному знаку; перепуганный врачеватель не посмел даже прихватить инструменты. Королева махнула служанкам, приказывая им убираться, и кивком отослала охрану. Блейд остался один на один с хозяйкой Башни Змеи.
      По лицу Мир-Казы скользнула слабая улыбка, тронувшая только уголки губ, и странник ощутил, как внутри разрастается возбуждение.
      Не один лишь зов плоти разжег огонь в крови — ее воспламенила опасность. Делить утехи с такой женщиной — это испытание. Как будто входишь в клетку к прирученной, но голодной тигрице.
      — Ну, мой храбрый воин, — промурлыкало томное контральто, — королева Мир-Каза приветствует тебя! Мне не терпелось увидеть героя.
      Блейд кивнул, приложив руку к сердцу. Не вставать же для поклона? Странника разбирала злость. Вот так влип! Положение — глупее не придумаешь. И вода остывает. Долго еще эта чертовка собирается держать его в ванне?
      С губ королевы слетел смешок.
      — Сиди, сиди! Поговорим попросту! Но я запамятовала, как тебя зовут.
      — Блей-Энн, Ваше Великолепие.
      — Давай обходиться без титулов! Терпеть не могу церемоний! Отменила бы все, будь моя воля. Но я себе не хозяйка, пока… Мне сказали, что ты явился из Внешнего Мира, Блей-Энн. Это правда?
      — Да.
      — Так они и сказали… — протянула Мир-Каза. — Но мои слуги готовы принять на веру все, о чем умалчивает Мудрость Войны. Большего их мозгам не осилить. А среди твоего народа тоже хватает дураков?
      — Попадаются, — признал странник с усмешкой. — Однако в Англии, откуда я родом, нет ничего подобного Мудрости Войны. — «И слава богу, — добавил он про себя, — без того забот хватает».
      — Нет Мудрости Войны? — изумилась королева. — Но как же вы сражаетесь?
      Блейд попробовал объяснить, однако Мир-Каза не собиралась вникать в такие скучные материи. Мысли ее витали вокруг иного. Влажные губы изогнулись в плотоядной улыбке, которая развеяла последние сомнения странника. Эта женщина своего не упустит.
      — Блей-Энн, я имею виды на тебя. Мне нужен толковый человек, верная Рука Власти. На эту должность годится только Воин Первого Ранга, обладающий к тому же… определенными достоинствами. Сейчас при мне состоит болван и невежа по имени Нрис-Пол. Я долго мирилась с глупостью этого скота, но довольно! Он мне до смерти надоел. Ты заменишь его, а потом… — Королева умолкла, скосив глаза на дверь.
      — Что потом?
      — Объясню после… Сначала я должна убедиться, так ли ты хорош. — Острый язычок хищно облизал губы. — Пока скажу только одно: все в Мелноне позавидуют тебе.
      Искушенный в интригах странник без труда угадал, что таится за недомолвками. Королева мечтает вершить делами по собственному разумению, без оглядки на замшелые кодексы, а его прочит на роль принца-консорта. Но почему ей понадобился чужак? Не потому ли, что чужаку наплевать на Мудрость Войны и Мира, на всю эту плесень, пыль и паутину? Как говорится, новая метла по-новому метет… Итак, Мир-Каза лелеет надежду с помощью фаворита, который пожаловал невесть откуда, сокрушить устоявшийся веками порядок. Чужак хорош и тем, что на него очень легко все свалить при неудаче. Не слишком заманчивая перспектива… Но что поделаешь? Или оседлай тигрицу, или она тебя сожрет.
      — Понимаю, — обронил Блейд, досказав остальное взглядом.
      И хищный белозубый стекал сделался еще шире и ослепительней. Мир-Каза тряхнула головой, скинув корону, и густая масса черных как смоль волос растеклась по плечам, окутав их блестящим шелковым покрывалом.
      Губы странника тронула ленивая чувственная усмешка, слабый отсвет разгорающегося внутри огня. Заключенные в ней обещание и вызов раздразнили королеву. Алый рот чуть приоткрылся, затрепетали ноздри, бурное дыхание всколыхнуло грудь. Мир-Каза резко рванулась вперед, словно ее обуял гнев:
      — Вставай!
      Блейд неторопливо поднялся и протянул руку за полотенцем, как будто искушая королеву намеренной медлительностью. Она не могла оторвать глаз от его могучего тела. Кончик языка снова мелькнул между губами, словно Мир-Казе захотелось слизнуть сбегающие по широкой груди блестящие капли.
      — Брось это! — прошептала она хрипло. — Я хочу почувствовать влагу на твоей коже. Иди ко мне! Забудь, что перед тобой королева, сейчас я только женщина, Блей-Энн. И так всегда будет между нами! Покажи мне, каков ты с женщинами, Блей-Энн!
      Мир-Каза могла бы и не говорить ничего — пылающий вожделением взгляд все сказал за нее. Странник поразился силе терзавшего ее голода. Уж не евнух ли этот злосчастный Нрис-Пол? Навряд ли… Может, он и дурак, каких поискать, но мужской силой явно не обделен. Стало быть, причина в другом: эта женщина ненасытна.
      Блейд выбрался из ванны и шагнул к Мир-Казе. Вода струйками стекала с его плеч и груди, увлажняя шелковистый ворс под ногами. Но тут взгляд странника упал на окровавленный труп. Неужели королева намерена утолить свой голод прямо тут, возле мертвого тела?
      Однако Мир-Казу не смущали подобные мелочи; она полностью отдалась во власть желания. Сладкая истома налила тяжестью веки, которые чуть смежились, притушив яростный блеск глаз, с приоткрытых губ слетел стон, Блейд подавил накатившее омерзение. Само собой, эта фурия кровожадна и жестока… Ну так что ж? По крайней мере, она не безобразна, и ничто, кроме седины, не выдает ее возраста. Грудь как у девушки — высокая и тугая, кожа нежна, будто цветочный лепесток…
      Все сомнения унеслись прочь, едва гибкое тело прильнуло к страннику и жаркие губы прижались к его губам. Этот поцелуй был как ожог, в нем выплеснулись зрелая страсть и тлеющее в глубине безумие. Он опалял, отзываясь огнем в чреслах, и затягивал, как водоворот. Блейду вдруг почудилось, что ненасытный рот силится поглотить его, высосать жизнь по капле, украсть душу. Вожделение поостыло в нем на миг, но тотчас разгорелось вновь, когда жадные руки Мир-Казы соскользнули вниз, к бедрам. Терзавший королеву голод не могли утолить нежные касания. Длинные пальцы сомкнулись вокруг твердой мужской плоти и стали ласкать ее неистово, едва ли не грубо. Блейд до боли закусил губу. Понимает ли эта чертовка, что творит? Еще немного — и он взорвется! Тогда не бывать ему Рукой Власти, это уж точно.
      Вскипевшая внутри лютая ярость помогла страннику пригасить жар, и теперь он принялся ласкать льнущее к нему женское тело с тем же грубым остервенением — стискивал его до боли, впивался жесткими пальцами в атласную кожу. Этот бешеный напор не отвратил Мир-Казу. Она только еще теснее прижалась к Блейду, но его сводило с ума тонкое серебристое одеяние, мешавшее их телам слиться воедино.
      Однако странник напрасно искал в шуршащих складках ткани пуговицы или крючки — застежек не было. Как же избавиться от платья? Порвать? Разодрать в клочья королевский наряд? Эта идея не слишком вдохновляла — женщины просто помешаны на тряпках. Но делать нечего. Вы просили не церемониться, миледи? Ну, так получайте!
      Блейд ухватился за края выреза и тотчас прочитал согласие на радостно вспыхнувшем лице Мир-Казы.
      Однако ткань, невесомая и воздушная, словно паутина, не поддалась с первого рывка. Странник рванул снова изо всех сил, и две половины разодранного лифа соскользнули по плечам, обнажив груди. Эти золотые чаши были великолепны — Блейд не смог бы подобрать другого слова, даже если бы захотел. Впрочем, сейчас, когда возбуждение туманило рассудок, ему меньше всего хотелось подбирать слова.
      Насытив взгляд, странник возжаждал ощутить шелковистую нежность кожи, и чаши его ладоней наполнились спелой плотью. Ягоды сосков набухли и потемнели, они словно наливались соком под касаниями подрагивающих пальцев. Мир-Каза запрокинула голову, жалобный слабый всхлип вырвался из горла.
      Королева как будто лишилась последних сил. У нее перехватило дыхание, ноги подкосились. Она едва не упала — Блейд в последнюю минуту подхватил безвольно оседающее тело и жадно впился губами в припухший рот. Странник сам изнемог от опустошительного поцелуя и позволил Мир-Казе увлечь себя вниз, на ковер.
      Она опрокинулась на спину, всколыхнув высокие купола грудей. Черные прямые волосы веером легли вокруг искаженного страстью лица. В глубине ее горла зарождались хрипы, какие издает раненый зверь, тонкие пальцы снова отыскали средоточие желания, и Блейд захлебнулся стоном, теряя остатки воли. Он встал на колени и отодвинулся, нащупывая подол юбки. Рука нырнула под шуршащие серебристые складки, пробежалась вдоль икры, по изгибу бедра и соскользнула к кудрявой поросли, влажной, как росистая трава.
      Лицо королевы исказилось в безобразной гримасе, но ничто теперь не могло отвратить Блейда. Даже удар по голове не оторвал бы его от женщины, которая бешено извивалась перед ним на полу. Мир-Каза желала, чтобы в ней видели только женщину, и страннику не терпелось исполнить высочайшее повеление. К дьяволу церемонии и осторожность! Он не станет миндальничать с этой гордячкой и будет глух ко всему, кроме бешеного желания!
      Странник рванул пояс юбки, но эластичная лента только растягивалась под нетерпеливыми пальцами. Юбка поползла вниз, дюйм за дюймом обнажая живот, плоский, как у девственницы, и атласно-гладкий, не изуродованный рябью растяжек. Подчиняясь странной прихоти Блейд прильнул губами к изящной впадине пупка, но острые ногти впились в его плечи, наказывая за промедление, и он сдернул серебристый покров еще ниже. Теперь его взгляду открылся темный мыс внизу живота, влажные завитки, чуть тронутые сединой. Юбка соскользнула с округлых цветущих бедер, и странник отшвырнул ее прочь.
      Мир-Каза села и нетерпеливым движением освободилась от обрывков лифа. Невесомые лоскуты искрящимися облачками слетели на ковер. Блейд опустился на колени в развилку между разведенных бедер. Королева, прикрыв глаза и задыхаясь от возбуждения, раскрыла ему свои объятия. Смуглые руки обвились вокруг шеи странника, а его ладони охватили тонкую талию, приподняв объятое дрожью нетерпения тело. И Блейд взял повелительницу Башни Змеи.
      Она не вскрикнула, не встрепенулась, когда твердая горячая плоть проникла во влажные глубины, но податливое лоно тут же отозвалось на вторжение, обволокло распаленное мужское естество. Ритмичные содрогания исторгли громкий стон из груди странника, однако он устоял против соблазна очертя голову сорваться в темную влекущую бездну.
      Мир-Каза коварно подталкивала его к самому краю, но сама не удержалась на головокружительной высоте — по влажному от пота телу прошла судорога, потом еще одна. Руки, обнимавшие шею Блейда, захлестнулись петлей, ногти раздирали кожу.
      Наконец волна конвульсий схлынула. Королева, дрожащая и обессиленная, привалилась к груди странника и опрокинула его на спину. Теперь, когда Мир-Каза распростерлась сверху, Блейд вошел еще глубже, и женское лоно излило на него горячую влагу.
      Трезвый голос рассудка побуждал не сдаваться, продлить наслаждение, снова вознести королеву к вершинам сладострастия, но плоть взбунтовалась, послушная только звериному зову инстинкта, заглушившего подсказки разума.
      Странник изогнулся в последнем рывке и полетел в черную бездну, взрывающуюся огненными всполохами.
      Казалось, все жизненные соки излились из тела, и оно, обескровленное и бездыханное, переживает последний миг агонии. Блейд распростерся на ковре, равнодушный ко всему. Он словно не замечал, как ноет растревоженная рана, не ощущал тяжести приникшего к нему тела. Некоторое время любовники купались в поту, не разжимая объятий.
      Странник пришел в себя первым. По крайней мере, к нему раньше вернулся дар речи.
      — Мир-Каза, — прошептал он хрипло, — не знаю, как ты оцениваешь мои достоинства, но твои…
      Он запнулся, подыскивая слова, однако королева опередила его:
      — Ты был выше всех похвал, Блей-Энн. — Усталое лицо осветилось слабой улыбкой, и на щеках проступили ямочки, как у ребенка. — Ты владеешь сокровищем!
      Мир-Каза соскользнула на ковер и перекатилась на спину. Частое дыхание вздымало порозовевшую грудь. Кончиком пальца она нежно коснулась «сокровища» и проговорила с улыбкой:
      — Ты, наверное, удивляешься, почему я не стала ждать, почему не дала тебе оправиться от ран…
      У странника были некоторые догадки на сей счет, однако он прикинулся озадаченным.
      — Я тебя испытывала. Уж если усталый и раненый ты превзошел все мои ожидания…
      — …то какие чудеса я совершу в лучшее время, — закончил за нее Блейд с улыбкой.
      — Не насмехайся над собой! — Мир-Каза шутливым жестом шлепнула его по губам. — Нрис-Пол даже в лучшие времена не был так хорош, а теперь ему уже не представится случая блеснуть. Отныне ты будешь Рукой Власти в Башне Змеи!
      Странник кивнул:
      — И что мне придется делать? Ну, сверх того, чем мы уже занимались…
      Королеву разобрал смех:
      — О, не волнуйся! Я всегда найду применение твоим способностям… Твоему замечательному дару… Надеюсь, ты не глуп и сумеешь это доказать. Я люблю разнообразие, но, увы, давно лишена его.
      — Тебе не придется больше скучать и томиться, — пообещал Блейд. — Имея такой источник вдохновения, я превзойду себя!
      Детские ямочки снова проступили на смуглых щеках, но голос прозвучал мрачно:
      — Это лишь часть твоих обязанностей. Самая приятная и очевидная для всех. Но будет и другая часть. Она куда важней и должна оставаться тайной, потому что скрывает в себе немалую опасность. Зато победа принесет небывалые плоды…

      Завоевав благосклонность королевы, Блейд обзавелся и смертельным врагом в лице низложенного Нрис-Пола. Впрочем, странник мог понять обиду мелнонца — кому приятно в одночасье лишиться тепленького места при дворе? Лишиться с позором, выслушав хлесткую отповедь перед Мудрейшими… Еще неприятней сознавать, что твое место занял безродный чужак, пролаза, явившийся невесть откуда и тут же зачисленный в герои. Но хуже всего — слышать, как королева расточает похвалы выскочке.
      Отдавая дань приличиям, Мир-Каза, конечно, ни словом не обмолвилась об истинной подоплеке отставки, но любой из ее подданных понимал, почему Нрис-Пола турнули из королевских покоев. Новичок оказался первым не только на поле брани.
      Опальный фаворит, заносчивый и буйный, после такой пощечины рассвирепел не на шутку. Но что он мог? Только скрежетать зубами в досаде, беситься и распускать злые сплетни. Законы, традиции и здравый смысл признавали за королевой право избирать приближенных по своему вкусу и менять их когда вздумается. В особенности это касалось претендентов на титул Руки Власти.
      В прежние времена Рукой Власти именовали придворного, который, как сенешаль у древних франков, надзирал за порядком в королевских покоях, вел счет расходам, распекал нерадивых слуг. Позже к этим обязанностям прибавилась еще одна — греть королевскую постель, и постелено сей почетный долг заслонил все остальное. Когда-то он почитался необременительным, однако Мир-Каза заставляла своих сенешалей в поте лица отрабатывать свои милости, и тут ее каприз ставился выше закона. Совет Мудрейших не заслуживал бы своего названия, пойди он против королевской воли.