Он не испытывал особого раскаяния по поводу случившегося. Как и большинство людей действия, Ричард Блейд куда чаще страдал от голода или жажды, чем от угрызений совести.
Сатала сама избрала путь смерти. Избрала его лишь потому, что не смогла простить самой себе измены богине… Нет, Блейд решительно не видел в происшедшем своей вины! И все же вид тела вызывал в нем смутную неловкость.
Затем мысли его переключились на другое.
Фьодар сказал, что отвез мальчика в Дру Тал. Скорее всего, он до сих пор там. У странника начал складываться план…
Внезапно какой-то маленький зверек, похожий на лесную крысу, выскочил на тропу прямо под копыта коня. Тот испуганно попятился, и тело жрицы едва не соскользнуло с седла. Серый саван распахнулся, и тяжелые медные волосы, скользнув по атласному боку лошади, вырвались на свободу. При жизни они доходили Сатале почти до колен — теперь жеребец наступил на них копытом, втоптав в грязь. И почему-то лишь сейчас — не дольше чем на мгновение — сердце Блейда сжалось в тоске, необъяснимой и тягучей.
Осторожно, словно драгоценную ткань, он подобрал волосы жрицы и как мог аккуратнее спрятал под балахоном. Но они вырвались вновь. Он попытался еще раз, но волосы упрямо ложились под ноги коню. Блейд ощутил внезапный порыв гнева. Рука сама потянулась к Айскалпу — обрезать ненавистную гриву! Мертвой Сатале было это безразлично… Но почему-то рука его замерла на полпути. Необъяснимым образом это показалось ему надругательством куда худшим, чем лишить жрицу невинности.
В задумчивости, почти с нежностью, он провел по затылку женщины кончиками пальцев. Она была так прекрасна… Видимо, именно гибель красоты, такая бессмысленная и жестокая, потрясла его больше всего. Он был полон досады; то ли на себя самого, то ли на ту мертвую девушку, он не знал и сам. И, пожалуй, не желал знать.
***
Время между тем перевалило за полдень и близилось к закату. Блейд, не тратя времени на привал, перекусил в седле — тем, что нашлось в седельных сумках Саталы. По его расчетам, на побережье Колдовского моря, где прятался от глаз людских Дру Тал, он должен был выбраться завтра к вечеру, но, если не останавливаться на ночь, покуда конь в состоянии идти, он окажется там еще раньше.
Трудно сказать, стремился ли он поскорее увидеться с сыном или избавиться от тела и воспоминаний…
Крепкий выносливый жеребец, казалось, отнюдь не возражал продолжить путь. При свете двух лун, одной еще полной, другой — растущей, он отлично видел путь. Возможно, память о дороге на священную поляну и обратно была вложена в сознание животного друсами, чтобы верховная жрица чувствовала себя в седле спокойно.
Блейд огляделся по сторонам. Его удивляло, что за все время пути он не увидел не только селения или деревеньки, но даже и следа человеческою присутствия. Из прошлой своей экспедиции он вынес впечатление, что Альба достаточно густо заселена…
Впрочем, путь их пролегал в вековой чаще. Должно быть, о тропе этой никто, кроме друсов, и не догадывался. Возможно, так… И все же странник никак не мог отделаться от смутной неловкости. Он вздрагивал от любого шума и шороха; тысячи жадных глаз, казалось, следили за каждым его движением из темноты…
Прекрати! — велел он себе. Поддаваться беспочвенным страхам опасно, это расшатывает нервы и заставляет забыть о реальной опасности. В своем состоянии Блейд мог винить лишь усталость и недостаток сна, хотя объяснение это, пожалуй, уже становилось однообразным.
Если же сказать правду, мало в каком из иных миров Ричард Блейд ощущал себя настолько не в своей тарелке. С хмурой усмешкой он пообещал себе на будущее оставить своих отпрысков в покое. Возвращение в былое явно давалось не без потерь.
***
Он дремал, сидя в седле; застывший труп Саталы камнем давил ему на колени. Время от времени Блейд спрыгивал на землю размять ноги и вел коня в поводу. Жеребец трусил уверенно, приободряясь с каждой пройденной милей, словно ощущая близость дома.
К утру, спустившись с холма, они выехали на побережье. Желто-серая степь, заросшая ковылем, показалась Блейду приятным разнообразием после бесконечной зелени леса. Где-то далеко впереди серебрилась полоска моря; слева на горизонте высились утесы.
Там, если верить Ярлу, в подземных пещерах располагалось тайное убежище друсов. Дру Тал!
Конь уверенно свернул на северо-восток.
Механически пережевывая сухую лепешку с сильным запахом тмина — омерзительное яство! Как только могут друсы питаться чем-то подобным? — Блейд пытался разобраться в событиях, происходивших с ним со времени появления в этом мире. Но стройная картинка упорно не желала выстраиваться.
Безумные замыслы друсов… Их планы овладения Альбой… Кровавые жертвоприношения, гипнотические способности и живая богиня, якобы живущая в стволе дерева…
Фригга, повелительница вод, тоже проявляет к нему повышенное внимание. И, если верить словам Абдиаса — а не верить им у Блейда причин не было, — жаждет его смерти.
Поразительная активность женских божеств! Но страннику совсем не нравилось, что направлена она именно на его скромную персону. С обеими богинями у него возникли личные счеты… и, кажется, появились уже идеи, как можно их свести.
Впервые за долгое время Блейд улыбнулся, по-настоящему, от души. Пусть хоть все боги Вселенной ополчатся против него — он еще поборется!
Он пнул изумленного коня каблуками под ребра, и тот перешел на рысь. Блейд удовлетворенно потрепал лошадь по холке. Он вдруг понял, что ему не терпится поскорее прибыть на место.
***
Жеребец остановился неподалеку от обрывистых утесов. Впереди высилась сплошная стена бурого камня, изъеденная трещинами и расселинами, но без единого намека на вход. Блейд огляделся в недоумении.
Жеребец шел слишком уверенно, непохоже было, чтобы он заплутал. Но здесь встал, как вкопанный, всем своим видом давая седоку понять, что, мол, дорога закончилась. Прибыли! Блейд спрыгнул на землю.
Сперва он думал пройти к скалам, осмотреть и ощупать в поисках возможного тайного входа — а в том, что где-то есть вход, он уже не сомневался. Но, как правило, механизмы подобного рода слишком хорошо замаскированы, чтобы их мог отыскать непосвященный… Странник надолго задумался.
Просто Сим-сим какой-то, не хватает лишь сорока разбойников! Но звать бы еще магические слова…
Какое-то воспоминание вдруг укололо его; сущая мелочь, замеченная недавно, на которую он почти не обратил внимания. Впрочем, Блейд не был бы разведчиком-профессионалом, если бы память его и разум не обладали способностью в нужный момент складывать мозаику из самых разрозненных фактов. Итак, что же это было?
Сняв притороченную к седлу сумку жрицы, он решительным жестом вытряхнул содержимое наружу.
Остатки припасов: лепешки, сушеное мясо, сыр, фрукты, фляга с водой. Тонкое льняное платье. Золотой обруч для волос, гребень, какие-то женские мелочи… А, вот оно! Костяной рог, отделанный червленым серебром! Небольшой, изящный. Блейд еще подумал сперва, что это церемониальная принадлежность… Но на поляне в рог не трубили, и он преспокойно забыл о нем…
Теперь он поднес рожок к губам. Резкий протяжный звук, словно крик раненной птицы, поплыл над морем, над угрюмыми скалами, над заросшей ковылем равниной. Взяв коня за поводья, странник принялся ждать.
Долгое время ничего не происходило, но он упорно гнал от себя мысли о возможной ошибке. Он знал — с непоколебимой инстинктивной уверенностью — что убежище друсов перед ним.
И в тот самый миг, когда он поднял рог во второй раз, четыре жрицы явились перед ним.
Так неожиданно это случилось, что первым побуждением Блейда было протереть глаза — не почудилось ли. Они словно вышли прямо из камня, ветхие, сморщенные, согбенные, в серых балахонах, подметающих подолами пыль.
Первая выступила вперед, устремив на пришельца бездонные выцветшие глаза.
— Зачем ты пришел сюда, Ищущий Смерти? — Голос ее был ломким, словно бумага древнего манускрипта. — Как ты посмел пренебречь запретами Друззы?
— Слишком много вопросов, женщина, — Блейд, оправившись от первоначального удивления, говорил спокойно, почти презрительно. Старухи не внушали ему ни страха, ни особого почтения. — Запреты вашей богини — пустой звук для меня.
Губы жриц зашелестели, словно осенние листья, в изумленном негодовании. Четыре пары красноватых пустых глаз устремились на дерзкого чужака — и тут же потупились под его уверенным взглядом. Первая жрица вновь подала голос:
— Ты слишком много мнишь о себе, пришелец. Мы видели немало таких… и пережили их всех. — Бесцветные губы разошлись в усмешке, — Ты уйдешь вслед за ними. Друзза останется, как останемся и мы. Так было, и так будет вовеки.
Небрежным жестом Блейд потрепал коня по холке. Густая шерсть лоснилась, и солнечные лучи скользили по крупу и бокам жеребца, подобно отблескам на черной воде.
— Я здесь не для того, чтобы терять время в бесплодных спорах.
— Так зачем же ты пришел?
— Вернуть то, что принадлежит вам, и взять свое.
Ведьмы переглянулись, словно ведя между собой безмолвный разговор, затем вновь повернули головы к Блейду. Глаза их, глубоко запавшие на потемневших от времени лицах, были подобны осенним лужам, где отражается хмурое низкое небо.
— У нас нет ничего чужого, — прошелестела самая старшая. — И мы не теряли ничего, что ты мог бы нам вернуть.
— Значит, вы слепы. — Потянувшись к седлу, Блейд взял на руки тело Друзиллы и, сделав несколько шагов, бережно опустил его на землю. Серая накидка распахнулась, обнажая прекрасное тело с кровавыми ранами на запястьях. Жрицы подступили ближе.
— Что… — начала одна, но остальные не дали ей договорить.
Удивительно легко для их возраста, почти невесомо, четыре ведьмы опустились на колени перед мертвой девушкой. Одна положила сморщенные руки с длинными, точно когти, ногтями ей на лоб. Другая — на грудь, третья — вблизи ран, и четвертая — на лобок. Воцарилось молчание. Блейд, недвижимый, точно скала, безмолвно наблюдал за ними.
Наконец они поднялись.
— Ты заслужил смерть, пришелец, — заявила старшая. В голосе ее не было ни ненависти, ни даже угрозы — лишь ледяная уверенность.
Блейд пожал плечами.
— Рано или поздно смерть возьмет всех, даже тех, кто ее не заслужил. Но теперь вы признаете, что у меня есть кое-что для вас?
Смысл его слов, видно, лишь сейчас дошел до жриц. Ненавидящим взглядом они уставились за спину Блейда, туда, где стоял вороной жеребец. На золотой меч, притороченный к седлу.
— У него Асквиоль! — вскрикнула одна.
— Верни нам его!
— Верни меч, презренный пес, или примешь проклятие Друззы!
Дождавшись паузы в разговоре, Блейд заметил презрительно:
— Право, милые дамы, вы хуже базарных торговок… — Старухи смолкли в изумленном возмущении. Должно быть, никто прежде не осмеливался говорить с ними таким тоном. Убедившись, что внимание жриц ему обеспечено, Блейд продолжил: — Разве не говорил я вам с самого начала, что у меня есть кое-что для обмена?
— Об этом не может быть и речи, — голос жрицы был полон праведного гнева, однако слышались в нем и нотки неуверенности. — Служительницам Друззы не ведомы слова торга. Смерть тому, кто осмелился посягнуть на честь Богини Тверди!
И, словно повинуясь команде, жрицы вскинули руки.
С пальцев их стекало голубоватое сияние; понемногу оно разгоралось. Встав в круг, жрицы соприкоснулись ладонями. Кольцо насыщенного синего пламени объяло их, поднялось столбом, почти скрывая четыре согбенные фигурки, затем вдруг сосредоточилось в центре круга, сжавшись в огненный шар, похожий на маленькую звездочку.
Блейд, не отрываясь, смотрел на них. У него не мелькнуло и мысли о возможной опасности. Он стоял и глядел, словно зачарованный.
Жрицы затянули монотонную молитву. Язык был непонятен страннику — тот же, что использовали друсы во время обряда на священной поляне. Лишь несколько раз уловил он обращение к богине. Рука сама потянулась к поясу под рубахой. Пряжка сделалась невыносимо горячей на ощупь…
Старухи вдруг прекратили пение, и над скалами нависла тишина. Синий шар взмыл над их головами. Он чуть заметно подрагивал, словно охотничий пес, ожидающий лишь команды хозяина, чтобы кинуться на врага и вцепиться ему в горло. И команда была дана.
Крик жриц прозвучал резко и внезапно; Блейд даже вздрогнул от неожиданности. Кто бы мог подумать, что столь хрупкие тела способны на такие усилия… Огненный шар метнулся в сторону странника.
Он отступил на шаг. Он не был испуган по-настоящему, но мысль о бегстве призывно билась в висках, а в желудке ощущалась неприятная тяжесть. Сузившимися глазами он смотрел на зависший прямо перед лицом синий шар. Тот пульсировал, распухал, понемногу увеличиваясь в размерах, словно собираясь поглотить Блейда целиком.
Странник оцепенел, не в силах отвести глаз от сияющей сферы. Где-то вдали, словно из иного мира, доносились песнопения жриц, напоминавшие торжествующий вой собачьей стаи, затравившей зайца. Пряжка пояса раскалилась докрасна, и Блейд отстраненно подумал, что, должно быть, заработает себе ожог… И вдруг багровое сияние разлилось по его телу, укрыв его, словно плотной огненной накидкой.
Как видно, пояс Абдиаса решил-таки защитить нынешнего владельца.
Багровое сияние делалось все сильнее, все интенсивнее; вскоре оно уже по насыщенности ничем не уступало голубому. И там, где два огня соприкоснулись, воздух наполнился искрами. Блейд чувствовал себя так, словно угодил в самый эпицентр грозы.
Вспышки следовали одна за другой… Но вот раздался оглушительный треск — это сшиблись, схлестнулись две молнии. На миг Блейд ослеп от невыносимо яркой вспышки, а когда открыл глаза, синее пламя исчезло. Багровый же шар, померцав немного в насыщенном грозовом воздухе, исчез, словно втянувшись в породивший его пояс.
Обезумевшие от ужаса жрицы прикрывали глаза руками и поспешно пятились к скалам. Они что-то бормотали, но странник никак не мог разобрать их испуганного шепота; слышалось только одно знакомое имя — Фригга, Фригга, Фригга…
— Стойте! — В напряженной тишине голос его прозвучал, подобно громовому раскату. Жрицы покорно замерли.
— Чего ты хочешь, чужеземец? — надрывно выкрикнула старшая. — Ты погубил нашу Друзиллу! Надругался над богиней, опоясавшись поясом Пенорожденной! Никто еще не осмелился придти в Дру Тал с талисманом Владычицы Вод. Чего ты хочешь еще?
Сколько патетики… Блейд усмехнулся.
— Вы похитили моего сына. Верните мне его, и между нами не будет больше счетов.
— Не надейся на это, глупец. — В голосе жрицы сквозила неприкрытая ненависть. — Ты выиграл один раз, но тебе не всегда будет это удаваться. Месть Друззы неотвратима! Она не оставит своих верных служительниц! И ты поплатишься. Сейчас ты ускользнул, благодаря чарам Фригги… Но Друзза умеет ждать…
Властным жестом Блейд прервал ее полубезумные выкрики.
— У меня не так много времени, чтобы тратить его на споры с тобой, женщина. Я предлагаю выкуп. Верните мне сына, и я уйду.
Жрицы переглянулись.
— Ты должен отдать нам меч.
— Разумеется. — Глаза Блейда сверкнули насмешкой. — Но сперва приведите мальчика.
Старухи зашептались между собой. Затем, видно придя к какому-то решению, две из них подошли к скале. Первая воздела руки, неслышно шевеля губами, и жесткая поверхность камня вдруг замерцала, задрожала, точно вода в озере. Жрицы шагнули прямо в скалу.
Значит, вот он, тайный ход в их убежище… Интересно, в самом ли деле они проходили сквозь камень или это была лишь искусная имитация, скрывавшая обычный вход в пещеру? Впрочем, любопытство Блейда было каким-то ленивым, несосредоточенным — просто чтобы отвлечь мысли от того, что должно было сейчас произойти.
Он так долго шел к этой минуте… Буря… Пираты… Разгром вотчины Фьодара… Ожидание у священной поляны… Гибель многих людей, которые остались бы в живых, если б пути их не пересеклись с Ричардом Блейдом… Стоило ли оно того? Он уже не знал. Немигающие пристальные взгляды двух оставшихся жриц заставили его ощутить смутную неловкость. Тяжесть…
С усилием Блейд тряхнул головой. Он пришел за своим сыном! Остальное не имело значение.
Каменная стена вновь покрылась рябью. Три фигуры шагнули сквозь нее.
Две согбенные старухи. И мальчик.
Стройный, худощавый, светловолосый, он казался не по годам серьезным. Серые глаза смотрят настороженно, губы плотно сжаты… Блейд попытался улыбнуться ему — и не смог. Тогда он повернулся к жрицам.
— Хорошо. Вы можете забирать свою Друзиллу. Мы уезжаем.
— Как?! — взвизгнула старшая жрица. — Ты должен нам Асквиоль! Отдай его!
Странник покачал головой.
— Ты считаешь меня глупцом, женщина? Меч — залог нашей безопасности. Если он останется со мной, я буду уверен, что вы не попытаетесь вновь испробовать на мне свои штучки. — Глаза его насмешливо сверкнули. — Мне бы хотелось добраться с сыном в Вот Норден живым и невредимым. — Он махнул мальчику рукой. — Пойдем, Дик. Нам предстоит долгий путь. Нечего терять время.
Мальчик двинулся было к нему, молча, послушно, как автомат, но одна из жриц с неожиданной силой ухватила его за рукав.
— Никогда! Ты не получишь мальчишку, пока не вернешь Асквиоль!
— Что? — Блейд потянулся за топором. Айскалп привычно лег в руку; оружие словно подрагивало в ладони в нетерпеливом ожидании крови. Жрицы попятились в испуге. Мальчик, воспользовавшись моментом, отскочил в сторону. Казалось, он наблюдает за исходом столкновения, выжидая, не выказывая предпочтения ни той, ни другой стороне…
— Асквиоль нужен нам, — проныла старшая жрица. Надменность ее исчезла, уступив место испуганному заискиванию. Самоуверенный чужеземец, такой огромный, непобедимый, теперь внушал ей почти священный трепет. — Если у нас не будет меча, мы не сможем избрать новую Друзиллу. Мы и без того лишились священного медальона, а теперь…
Блейд понимал их страх. Он уже знал, что без амулета, лежавшего по-прежнему у него в нагрудном кармане, посвящение Друзиллы было неполным. Он видел, как богиня отвергла Саталу — там, на поляне… Без меча же ордену друсов придет конец. И это вполне устраивало странника.
Однако вслух он вымолвил:
— Вы получите меч, даю слово. Но пусть та, кого вы изберете преемницей Саталы, сама придет за ним в Вот Норден. Там мы и завершим нашу сделку.
Жрицы недоверчиво покачали головами.
— Кто докажет, что ты не обманешь нас? Ты убил нашу сестру. Ты похитил священный меч. Как мы можем поверить тебе?
Блейд пожал плечами.
— Мне все равно, поверите вы или нет, — бросил он холодно. — Дик — мой сын, и я пришел забрать его. Вы пытались помешать мне, и теперь знаете, что это невозможно. Так что у вас нет выхода. И все же я даю слово вернуть меч новой Друзилле. — Он с усмешкой взглянул на старых жриц. Пожалуй, стоит дать им небольшой намек… — Но если вы не знаете, можно ли мне верить, — подумайте. Вспомните. Если мозги ваши еще не рассыпались прахом, вспомните! Вы должны знать, кто был супругом принцессы Талин. И кто был отцом ее ребенка.
Выражение недоверия на липах жриц сменилось изумлением, затем — страхом. Они застыли на месте, точно каменные статуи гарпий, но Блейд уже не смотрел на них.
Приблизившись к Дику, он коснулся его хрупкого плеча. Тот поднял на него глаза, серо-голубые, точно лед по весне.
— Пойдем, мальчик, — произнес Блейд. — У нас впереди долгий, путь.
Глава 12. Дик
Долгое время они ехали в молчании.
Блейд усадил сына перед собой, и тот, вцепившись в лошадиную гриву, не оборачивался и не подавал голоса, словно позабыв о присутствии всадника у себя за спиной. Блейд чувствовал, как напряжено тело мальчика. Он неловко попытался обнять его, но тот будто закостенел в неподвижности, отвергая ласку. О чем он думал сейчас, Блейд не догадывался.
Пытаясь отвлечься от чувства неловкости, странник принялся размышлять о предстоящей дороге. Вороной жеребец с прежней уверенностью трусил по равнине к лесу, обратно к поляне — видимо, иные маршруты были ему неведомы, — но Блейд отверг этот путь. В любой момент им могли повстречаться возвращающиеся из святилища друсы, и столкновение с ними едва ли окончилось бы добром.
Поразмыслив немного, странник направил коня на север. Вот Норден лежал к северо-западу от них, так что, в конечном итоге, крюк должен был оказаться не слишком большим. И это позволит обогнуть полную недобрых воспоминаний чащу.
Жеребец удивленно покосился на всадника круглым черным глазом, заржал — как показалось Блейду, негодующе, обнажив крупные зубы, — но подчинился поводьям. Мальчик, если и заметил что-то, остался молчалив.
Преодолев небольшой холм, Блейд увидел впереди непроницаемую тьму леса. В серой вечерней дымке, пронизанной багрянцем последних лучей, он казался огромным древним зверем, пусть погруженным в сон, но готовым пробудиться в любой момент и раздавить незадачливого путника. Становилось понятным, отчего за все время путешествия ему никто не попался на пути: любому смельчаку сделалось бы не по себе при виде этой чащобы. Странник вдруг ощутил сильнейшее нежелание даже близко подъезжать к лесу.
Дик, как видно, тоже почувствовал это — он сделал движение, словно собирался обернуться к отцу, в поисках ободрения или защиты… но прежде, чем Блейд успел отозваться на этот невольный жест, мальчик отвернулся и вновь застыл как прежде, лишь теснее прижавшись к гриве жеребца. Похоже, он скорее готов был принять поддержку от бессловесной твари, чем от собственного отца… Блейд ощутил неприятный укол в сердце.
Они выехали на опушку леса. Еще не совсем стемнело, и Блейду не по душе было становиться на ночлег в такой близости от Дру Тала. Однако перевесили иные соображения: Дик явно устал и нуждался в отдыхе. И им пора было поговорить.
Странник придержал коня, спрыгнув на землю и по-хозяйски огляделся по сторонам. Место для стоянки показалось ему удачным: сухой пригорок с мягкой травой, вокруг достаточно валежника для костра. И, похоже, откуда-то слева доносилось журчание ручья.
Обернувшись, он протянул Дику руки, чтобы снять мальчишку с седла. ^
— Как тебе тут? Неплохое местечко, да? — Голос его прозвучал не слишком уверенно, как он того и боялся, и Блейд поспешил широко улыбнуться, чтобы скрыть неловкость.
Однако мальчик, похоже, ощутил это. Смерив отца долгим взглядом серых глаз, он, ухватившись за луку седла, ловким скользящим движением соскочил на землю с другой стороны.
Странник подавил внезапно вспыхнувшее раздражение. Дик совсем еще ребенок! И ему очень много пришлось пережить за последние дни… Не удивительно, что он так дичится.
Привязав коня, Блейд обернулся, ища глазами мальчика.
Тот стоял в нескольких шагах, по-прежнему не спуская с отца непонятного, тревожащего взгляда. Блейд едва ли не поежился; он не мог уже и припомнить, когда в последний раз ощущал себя настолько неуверенно. Неужели и он был таким в детстве?.. Как бы то ни было, он совершенно не представлял себе, как вести себя с сыном.
Порывшись в седельной сумке, он достал сверток с припасами и флягу.
— Ты не хочешь набрать валежника для костра? — обратился он к Дику.
Несколько секунд мальчик стоял неподвижно, так что Блейд уже хотел было повторить вопрос; затем внезапно кивнул и скрылся во тьме. Блейд замер, глядя ему вслед.
У него не было никакого опыта в общении с пареньками такого возраста, но он и представить себе не мог, что это будет настолько сложно. Мальчик не просто был полон скрытой враждебности; Блейда не покидало чувство, что в сознании семилетнего ребенка роятся вопросы и строятся планы под стать взрослому. И, хотя неприятно ему было признаться в этом, холодные стальные глаза мальчика пугали его. Как ни старался, он не мог найти в нем ничего своего.
Дик вскоре вернулся с полной охапкой сухих веток, свалил их к ногам отца и вновь исчез во тьме. Пожав плечами, Блейд начал разводить огонь.
Он подумал, насколько это разумно при данных обстоятельствах… Должно быть, не очень… Они были слишком уязвимы, чтобы привлекать к себе внимание. Но — странник чувствовал это инстинктивно — без костра сегодня не обойтись. Только тепло очага могло растопить лед в глазах его сына. Только близость людей, оказавшихся во тьме, в одиночестве, приободренных и сплоченных волшебством костра… Если сегодня он не сумеет разбить барьер между ними, сделать это не удастся уже никогда.
К счастью, среди прочих пожитков Саталы обнаружилась и трутница. Поистине, ее седельная сумка оказалась бесценным сокровищем для путников! На миг у Блейда мелькнула мысль, что он не чувствует уже ни малейших угрызений совести и не вспоминает ни о чем, пользуясь вещами покойной жрицы… Мысль мелькнула, но тут же исчезла; он все же предпочитал не задерживаться на ней.
Мальчик возвращался к костру еще дважды, каждый раз притаскивая хвороста и веток. Блейд нарочно не стал помогать ему; ощутить свою полезность, должно быть, очень важно для мальчишки. Пусть он видит, что отец воспринимает его как равного.
Наконец он сказал:
— Этого достаточно. Дик. Садись, поешь.
Прежняя неловкость ушла; теперь он больше не чувствовал себя, как актер, впервые вышедший на сцену. Но и о чем говорить дальше — не знал.
Он смотрел, как ест мальчик. Аккуратно, не жадно, — должно быть, у друсов ему не пришлось голодать. Тонкими пальцами Дик отламывал куски лепешки, клал их в рот, пережевывал без всякого аппетита, запивал водой.
— Почему ты не ешь мясо? — спросил его Блейд. — И вот еще фрукты, и сыр… бери!
Дик отломил еще кусок хлеба; слов отца он как бы и не слышал. Блейд сдавленно вздохнул. Больше всего ему сейчас хотелось бы лечь и заснуть, забыв обо всех проблемах, обо всем, что случилось с ним за последние дни. Искушение было велико, и он почти поддался ему. Но, взглянув на худое, с запавшими щеками, не по годам серьезное лицо сына, ожесточенно жевавшего сухой хлеб, он ощутил такую тяжесть на душе, что стало ясно: все равно не уснуть, как ни старайся. Перед ним был его сын… Его долг! Он не мог скрыться от этого.
— Нам нужно поговорить. Дик, — сказал он негромко.
Мальчик на миг поднял голову. Уже совсем стемнело. Костер бросал золотистые отблески на его лицо, и Блейду показалось, сын хочет что-то сказать… но Дик хранил молчание.
На секунду его охватило головокружение, словно он готовился прыгнуть в воду со скалы, даже не зная, какая глубина ждет в этом месте. И все же он решился.
— Я очень виноват перед тобой, Дик.
Тот вновь вскинул голову. Расплавленным серебром блеснули в свете костра глаза.
— Я хочу спать, — угрюмо пробурчал мальчик. Что-то, тем не менее, говорило Блейду, что это лишь защитная реакция и ребенок готов уступить. Он ободряюще усмехнулся, хоть и не был уверен, что во тьме тот увидит улыбку.
— Я знаю. Я тоже очень устал, И все же… у нас с тобой не так много времени.
— Перед тем, как ты уйдешь и опять бросишь меня? — В голосе Дика не было детской обиды, лишь взрослая всепонимающая тоска. Блейд почти физически ощутил его отчаяние.
Он попытался представить, каково пришлось этому ребенку, с малых лет оторванному от матери, не знающему отца, лишенному даже родного очага… С первых своих дней он был обречен на скитания, на жизнь в чужих, пусть и радушных, но все же чужих домах. Мучительное ощущение собственной ненужности?.. Заброшенность?.. Вечные сомнения?..
Блейду сделалось не по себе, когда он осознал все это. Да хоть помнит ли Дик лицо матери?! Нет, какими бы причинами ни руководствовалась Талин, он не мог найти ей оправдания.
Взглядом, полным жалости, он посмотрел на сына. Тот сидел, сжавшись в комочек, обнимая острые коленки руками, словно в ожидании удара.
— Тебе так плохо пришлось, малыш?
Не поднимая головы, мальчик ответил:
— Да нет… Ничего. Сначала я жил в Крэгхеде. Дядюшка Сильво добрый… Он со мной играл… Я думал сперва, они мои родители, но он мне потом все объяснил… — Дик смолк надолго, вспоминая. Должно быть, рассказ Сильво перевернул для мальчика весь мир, нарушил жизненные устои, стал потрясением, выдержать которое оказалось почти невозможно…
— Ты там чему-то учился? — Блейд был готов говорить о чем угодно, лишь бы прервать тягостное молчание.
— Да… — Паренек отозвался вяло, нехотя, но, по мере того, как начал рассказывать, голос его заметно оживился. — Дядюшка Сильво меня учил драться… на мечах и с ножом… И его начальник стражи, Берон, тоже… мы ходили с ним на охоту. Он показывал, как ставить силки, читать следы, искать воду… Много еще чего…
— Здорово! — Блейд искренне надеялся, что в голосе его прозвучала должная мера восторга. — Покажешь мне завтра?
— Если хочешь… — Мальчик пожал плечами; оживление оставило его так же быстро, как и появилось. — Потом приехал Абдиас. Мать прислала его. Он меня учил всему… всему, что надо знать… принцу. — Последние слова дались ему неожиданно с трудом, словно он повторял их за кем-то, не понимая смысла.
— И чему же он тебя учил?
— Разному… Читать и писать руны… считать… Еще — законам, истории… это про богов… И где какие страны… Но об этом Ярл больше знает.
— А как тебе у Ярла жилось?
— Хорошо. Скучно только… Он все обещал меня в море взять, когда вырасту… но никак не получалось. Может, еще возьмет?
— Возьмет, конечно! — Блейд не знал, насколько помогут сыну его уверения, но не сумел придумать ничего лучшего. С каждым словом мальчика тоска все сильнее давила ему на сердце.
Его сын, его малыш… брошенный с самого детства, перекидываемый из одних рук в другие, словно горячий уголек, о который каждый боится обжечься… Но он положит этому конец! Заберет ли мальчика с собой, оставит ли здесь — но он сделает все, чтобы у Дика был нормальный дом и нормальная жизнь!
Забрать его с собой… Мысль эта приходила на ум Блейду и прежде, но лишь сейчас она обрела в его сознании четкие очертания, оформилась, и из пустого пожелания, далекой возможности, превратилась в настоятельную и реальную потребность. Он хотел забрать Дика в Айден или на Землю — так же, как некогда свою приемную дочь Асту Лартам! Он хотел сделать для него все, что можно, искупив вину за прошлое. Смотреть, как растет сын, учить его… Это были хорошие мысли!