Ричард Блейд зарабатывал на жизнь, путешествуя в другие реальности. В этом его занятии были свои положительные и отрицательные стороны. В данную минуту, разговаривая по телефону с прелестной молодой женщиной, разведчик больше думал об отрицательных. Она была в ярости, но, несмотря на тон, ее голос все равно оставался приятным — столь же приятным, как ее кожа, грудь и прочие части тела, с которыми Блейд за последние пару недель свел самое близкое знакомство. Затем как гром среди ясного неба поступил приказ от Джи — ему предстояло снова отправиться в Измерение Икс, в свой очередной вояж. Блейд тут же позвонил Синтии — предупредить, что несколько недель его не будет в Лондоне.
      — Нет, я не могу оставить свой новый адрес, — пытался он объяснить девушке. — Видишь ли, дорогая, мне придется довольно часто переезжать с места на место.
      — Ты просто решил порвать со мной, Дик, — заявила Синтия. — В таком случае, я предпочитаю честность. Вот если бы ты сказал: «Между нами все кончено» — я бы поняла. У меня осталось бы к тебе больше уважения. Но все мужчины схожи: в постели — жеребцы, а как дело доходит до чего-то серьезного, оказывается, что смелости у вас не больше, чем у таракана.
      — Черт побери, Синтия, я не говорю, что между нами все кончено! — рявкнул Блейд. — Я не хочу…
      — Ты не хочешь? — перебила она. — А обо мне ты подумал? Нам было так хорошо вместе, Дик… Я не смогу пережить твой уход — в особенности если ты не скажешь, куда уезжаешь! Но ты вообще не желаешь что-либо объяснить! Наверное, решил развлекаться дальше, с другими женщинами и без всяких обязательств… Конечно, об этом ты не намерен со мной говорить!
      — Синтия, ты ведешь себя глу… Алло, Синтия! Синтия?
      На том конце повесили трубку. История с Зоэ Коривалл повторялась.
      Блейд раздраженно выругался. В очередной раз проект «Измерение Икс», вкупе с Лейтоном и Джи, разрушил его планы и надежды. Поэтому вылетевшие у него словечки были покрепче обычного «Черт побери!».
      Он пришел к выводу, что все-таки в его работе слишком много отрицательных факторов. Он был ключевой фигурой в проекте, и временами требования, предъявляемые ему, оказывались фатальными для его отношений с женщинами — в точности так, как дихлорэтан действует на комаров. Блейду это совсем не нравилось. Да, конечно, Синтия уже несколько раз проявляла собственнические инстинкты, и, похоже, в ее хорошенькой головке стали зарождаться мысли о замужестве. Это раньше или позже привело бы к необходимости расстаться с ней, но не сейчас! Лорд Лейтон опять влез в личную жизнь Блейда, и совсем не вовремя.
      Но были и положительные моменты. По крайней мере, у него не возникнет проблем с поиском новой женщины по возвращении из Измерения Икс, если Синтия решила навсегда порвать с ним. Он прекрасно знал, что привлекает женское внимание, и никогда не был им обделен.
      Еще бы! Шесть с лишним футов роста, двести десять фунтов мышц, атлетическое сложение и приятная внешность! Он приближался к тридцати семи, но выглядел лет на пять моложе и просто излучал очарование и жизненную силу, а уж мужские качества и вовсе не оставляли желать лучшего. Он никогда не торопил события. Его окружал романтический ореол, свойственный постоянно находящимся в движении мужчинам, а многочисленные шрамы на теле свидетельствовали о бурном и весьма опасном образе жизни. Правда, он никогда и никому не рассказывал о том, чем занимается, и для большинства знакомых его работа являлась тайной за семью печатями.
      Разведчик надеялся, что она так и останется тайной — учитывая, какие задания ему приходилось выполнять. На следующее утро он отправится в научный центр, находящийся под лондонским Тауэром, спустится на лифте в подземелье и окажется среди самых совершенных в мире компьютеров, рожденных гением лорда Лейтона — величайшего ученого Соединенного Королевства и самого вспыльчивого и раздражительного среди всех королевских подданных.
      Затем старый профессор усадит Блейда в кресло, опустит колпак коммуникатора, закрепит электроды, соединив мозг разведчика с памятью электронной машины, и подопытный — в совершенно обнаженном виде — перенесется в другую реальность, где с ним может произойти все, что угодно. Он совершил уже восемнадцать путешествий в это проклятое Измерение Икс, и пока ему удавалось выжить и выйти победителем в столкновениях с хищными тварями, дикарями, варварами и представителями суперцивилизаций.
      В этом нелегком занятии Блейду помогали не только великолепные природные данные, но и соответствующая подготовка и накопленный опыт. Он считался одним из лучших агентов британской разведки и около пятнадцати лет трудился на благо родной Англии в рядах сотрудников Эм-Ай-6А, обучившись всем тайнам профессии выживания. Он был в этом деле мастером — задолго до того, как Лейтон изобрел свой компьютер, и до того, как у профессора вообще появились мысли о проекте «Измерение Икс».
      Блейд надеялся, что в скором времени лорду Лейтону и Джи удастся подыскать кого-нибудь ему на замену. Он был крепким мужчиной, выносливым и упорным, стойким и отнюдь не глупым, да и удача пока что ему сопутствовала. Считая себя авантюристом, Блейд не забывал, что живет в прагматическом веке, когда любители приключений часто кажутся окружающим несколько странными.
      Да и нельзя было раз за разом испытывать судьбу: в один из его вояжей удача могла отвернуться от него, а если к тому времени лорд Лейтон и Джи не подберут достойную замену, то с уверенностью можно было сказать, что проекту «Измерение Икс» придет конец. Основной целью проекта считалось исследование и, в дальнейшем, освоение иных реальностей для получения знаний и сырья, которыми могли бы воспользоваться британская промышленность и наука. Если не окажется никого, кто мог бы странствовать в этих опасных мирах и возвращаться назад целым и невредимым, проект рухнет.
      И вот теперь лорд Лейтон и Джи, руководитель самого засекреченного подразделения британской разведки и непосредственный начальник Блейда, искали ему замену, раскинув свои сети в Британии, в ее доминионах и в Соединенных Штатах. Им помогал сам премьер-министр, поддерживавший проект «Измерение Икс» и лично следивший за тем, чтобы финансирование выделялось быстро, тайно и в нужных размерах. Проект пожирал миллионы фунтов, и в ближайшем будущем Блейду не грозило пополнить собой ряды безработных.
      Он направился к бару и, достав оттуда бутылку виски, плеснул в стакан золотистой жидкости, разбавив ее содовой. Блейд решил поднять этот тост в честь своего пока что неизвестного преемника — кем бы тот ни оказался, американцем, канадцем или англичанином. Осушив стакан до дна, он отправился в постель.
      Он проснулся рано утром и плотно позавтракал, не представляя, сколько времени ему придется пробыть в новой реальности, прежде чем удастся найти там еду. Три месяца назад лорд Лейтон попробовал отправить с ним небольшой аварийный комплект средств жизнеобеспечения, включавший кое-какие продукты и инструменты, однако Блейд, как и в других случаях, оказался в новом мире полностью нагим, а от взятого с собой снаряжения не осталось никаких следов. Разведчик предполагал, что подобное случится и на этот раз: многократные путешествия в Измерение Икс научили его рассчитывать на худшее.
      Зимний февральский день выдался серым и ничем не примечательным. Поймав такси, Блейд велел отвезти его к Тауэру. Охранники, дежурившие перед входом в компьютерный центр, холодно уставились на него. Блейд начал размышлять, достигается ли такой взгляд длительными тренировками или же возникает естественным образом после нескольких лет службы в какой-нибудь суперсекретной конторе. Вероятно, оба эти предположения были верны.
      В компьютерном центре, расположенном на двести футов ниже уровня земли, мрачная погода и недовольный вид охранников показались Блейду чем-то далеким, привидевшимся чуть ли не во сне. В ярко освещенных помещениях с отполированными до блеска полами и стенами разведчик сразу же согрелся. Тут царила деловая суета, но ходить полагалось с осторожностью — компьютеры охранялись системами электронной защиты, частью изобретенными лордом Лейтоном, частью заимствованными у армейских служб.
      Как только дверь лифта, доставившего Блейда вниз, открылась, разведчик увидел поджидавшего его Джи. Шеф отдела Эм-Ай-6А кивнул в знак приветствия и направился вместе с ним по коридору в компьютерный зал.
      Шагая рядом с Джи, Блейд украдкой рассматривал его. Если руководитель самого засекреченного подразделения британской разведки и постарел за последнее время, то это получилось у него очень планомерно, как и все остальное, чем он занимался за свою долгую жизнь. За годы работы в рамках проекта «Измерение Икс» у Джи добавилось несколько морщин, во все еще густых пепельных волосах начала пробиваться седина, но, тем не менее, он походил сейчас скорее на какого-нибудь почтенного чиновника из Министерства Сельского Хозяйства, чем на одного из самых опытных и уважаемых руководителей британской разведывательной службы. И уж никто не мог предположить, что его карьера разведчика началась задолго до Второй мировой войны.
      — Лорд Лейтон сказал, что мы будем действовать по старой схеме, — произнес Джи самым будничным тоном.
      — Никаких спейсеров, телепортаторов и аварийных комплектов? — уточнил Блейд.
      — Никаких. Его светлость считает, что в позапрошлый раз, в Пендаре, ты не случайно финишировал так высоко над горным склоном. Возможно, компьютер не смог учесть дополнительный вес аварийного комплекта, поэтому тебе пришлось пройти через стадию разбалансировки.
      Блейд кивнул и поинтересовался:
      — И он беспокоится, что в следующий раз я могу оказаться в ста футах над скалами или в стратосфере?
      — Вот именно. И разбить голову, свалившись вниз. А это для Лейтона совсем нежелательно.
      — Как мило с его стороны, — саркастически заметил Блейд.
      Правда, на его лице появилась улыбка, несколько сгладившая язвительность тона. Лорд Лейтон всегда пытался казаться лишенным эмоций ученым, не интересующимся побочными результатами своих экспериментов. Наверное, когда-то так оно и было, и его не волновала судьба Блейда, но теперь все изменилось. И разведчик, и Джи прекрасно знали, что старый профессор привязан к Блейду — настолько, насколько он вообще мог к кому-то привязаться.
      Теперь он беспокоился о Блейде не меньше, чем о своих драгоценных компьютерах, но, конечно, не в такой степени, как Джи, относившийся к разведчику, как к сыну.
      — Очень мило, — согласился шеф отдела Эм-Ай-6А, копируя тон и выражение лица Блейда. — Он собирается провести несколько опытов, чтобы настроить компьютер на перенос аварийного комплекта в Измерение Икс, но они займут много времени. Так что пока, Дик, тебе придется отправляться налегке. Как и раньше.
      Блейд кивнул.
      Они открыли предпоследнюю дверь, отделяющую главный компьютерный зал от остальной части подземелья. Их еще раз проверили электронные церберы, детища лорда Лейтона. Блейд кивнул и улыбнулся одетым в белое техникам, сидевшим у пультов управления. Теперь уже все сотрудники знали, как он выглядит, а сам он успел перезнакомиться с большинством из них. В подземном комплексе не было проблем текучести кадров — если Лейтону удавалось заполучить квалифицированного специалиста, он отпускал его с большой неохотой.
      Наконец за Блейдом и Джи неслышно закрылась самая последняя дверь, и они оказались в святая святых его светлости.
      Здесь старый профессор чувствовал себя как дома. За пределами комплекса он отнюдь не производил впечатления уверенного в себе человека — наоборот, казался гротескной фигурой: седой горбун с изуродованными полиомиелитом ногами, морщинистым, покрытым пигментными пятнами лицом и скрюченными пальцами. Он выглядел на свои семьдесят девять лет и внешне напоминал старого злого гнома; только блестящие янтарные глаза свидетельствовали о неистощимой жизненной силе. Но тут, среди своих компьютеров, он смотрелся совсем по-другому. Тут он был хозяином, владыкой, повелителем! Самим Господом Богом, наконец!
      Приподняв сухую руку и не отрываясь от пульта, Лейтон приветствовал Блейда и Джи. Похоже, его светлость горел нетерпением, желая побыстрее начать эксперимент. Разведчик бросил взгляд на главный пульт компьютера и понял, что машина уже запущена и через несколько минут будет готова перенести его в Измерение Икс.
      Беспокоиться об аварийном комплекте, как в предыдущий раз, не приходилось, и потому подготовка Блейда не отличалась от стандартной процедуры, которую он проделывал уже восемнадцать раз. Она стала для разведчика чем-то обыденным — вроде испытания пулемёта в полевых условиях, прыжка с парашютом или любого другого элемента диверсионной подготовки, которую он проходил неоднократно.
      Правда, с пулеметами и парашютами дела обстояли гораздо проще. Там тщательность подготовки играла существенную роль и могла означать разницу между жизнью и смертью, а к странствиям в Измерение Икс подготовиться было абсолютно невозможно: он всегда попадал в новый мир нагим, беззащитным и с раскалывающейся от боли головой.
      Тем не менее Блейд считал, что лишний раз рисковать не следует. Как всегда, он натер кожу отвратительно пахнущей темной мазью, которая должна была защитить его от электрических ожогов. Но защищала ли она на самом деле? Этого он не знал и не желал задумываться над подобными вопросами. Затем странник обмотал вокруг пояса набедренную повязку, подумав, что, как и в предыдущих случаях, старается напрасно: очнувшись в новой реальности, он все равно ее не найдет.
      Облачившись, Блейд направился к креслу в центре комнаты и уселся на холодное сиденье, поставив ноги на резиновый коврик. Над его головой нависал конический шлем коммуникатора, со всех сторон змеились разноцветные кабели, и чудилось, будто он — лосось, попавший в сети удачливого рыбака. Главный компьютер россыпью блестящих скал-шкафов вздымался к потолку и казался столь же древним, как башни Тауэра или меловые утесы Дувра.
      Джи, сделав три шага назад, опустился на свое обычное место, откуда он привык наблюдать за стартом. Что до лорда Лейтона, то его светлость был очень занят. Если бы какой-нибудь случайный зритель понаблюдал, как ловко двигаются его руки, закрепляя электроды на теле Блейда, то никогда не догадался бы, сколько ему лет. Многочисленные провода дюжины цветов заканчивались блестящими металлическими приспособлениями, по форме напоминавшими голову кобры. С влажным чмоканьем они присасывались к коже Блейда.
      Наконец лорд Лейтон завершил работу и, немного отступив назад, внимательно осмотрел разведчика. Старый профессор никогда не пренебрегал обычным визуальным осмотром, хотя за подопытным следило немыслимое количество автоматических камер и мониторов.
      «Лучшее контрольное устройство — это человек, — любил повторять лорд Лейтон. — Надо смотреть, смотреть и смотреть! В особенности если заранее не уверен в том, что обнаружишь».
      Коснувшись седых волос, ученый уставился в глаза Блейду и поднес ладонь к ярко-красному рычагу.
      — Вам удобно, Ричард? — спросил он.
      Если бы его не опутывали электроды, Блейд обязательно пожал бы плечами, но, попав в эту сеть, он смог лишь пробормотать:
      — Удобно… Насколько позволяют обстоятельства. Он прекрасно понимал, что его удобство или неудобство не играет никакой роли, потому что через пять или десять секунд он все равно полетит к чертям на сковородку.
      Однако профессор желал услышать, что подопытная свинка чувствует себя прекрасно. Так отчего же не порадовать старика?
      Лорд Лейтон кисло улыбнулся. Блейд сфокусировал взгляд на его скрюченной ладони, взявшейся за рычаг, и теперь следил, как рукоять медленно движется к красной черте.
      Внезапно он будто бы провалился в пропасть. Он был полностью дезориентирован; в глазах потемнело, все органы чувств отключились разом, мозг отказывался функционировать. Остался только страх — парализующий, пронизывающий насквозь, охвативший все его существо.
      Он умирал. Он определенно умирал!
      Компьютер дал сбой и разрушил его мозг.
      Канула в вечность последняя секунда, когда он мог еще воспринимать окружающий мир, а потом все исчезло, исчезло навсегда, как угасшее пламя свечи.
      Ему хотелось закричать, но он сумел исторгнуть лишь панический мысленный вопль.
      Но ужас прошел столь же внезапно, как и появился. Подобно накатившей океанской волне, вернулись ощущения света и звука, вкуса и запаха; ему снова захотелось кричать, но теперь потому, что ощущения затопили его как бурный водопад. Голова кружилась, в ушах раздавался колокольный набат, а в нос бил мерзкий запах горящего пластика.
      Заставив себя успокоиться, Блейд попытался разложить все впечатления по полочкам, дабы получилось что-то более или менее связное.
      Кажется, он катился вниз по огромному черному склону, все время переворачиваясь и стукаясь головой обо что-то твердое. Сверху дрожало небо, наполненное ужасным серебряным светом, таким ярким, что Блейду пришлось прищуриться, чтобы не ослепнуть. Не ощущая встречных потоков воздуха и трения о черный пандус, по которому он летел вниз, разведчик подумал, что он, наверное, смазан каким-то составом. Как иначе объяснить это стремительное скольжение, этот полет в пропасть?
      Затем воздух вокруг сгустился, и спуск несколько замедлился. Теперь он падал медленнее, и ему казалось, что он погружается в бездонную массу водянистого теста, прилипающего к коже, вязкого, неприятного и холодного. Задержав дыхание, Блейд обнаружил, что тесто, загустев, начинает стягивать ему грудь. Каждый вздох давался все труднее и труднее; вскоре он понял, что вообще не может дышать, и его снова охватила паника. Затем он погрузился в темноту.

      Снова получив возможность дышать, Блейд уже знал, что его организм приспособился к условиям нового измерения. Некоторое время он оставался там, где рухнул в этот мир, скатившись вниз с горы; он лежал неподвижно, наслаждаясь прикосновениями обдувавшего тело прохладного ветерка. Он даже не раскрывал глаз, только грудь его мерно вздымалась и опускалась.
      Когда он наконец решился приподнять веки, его ослепил яркий солнечный свет, усиливший боль в висках. Опять закрыв глаза, Блейд повернул голову и полежал в таком положении до тех пор, пока не смолк грохот отбойных молотков, таранивших его череп. Затем он привстал, опираясь на локоть, и огляделся вокруг.
      Прежде всего он увидел горы — высокие, остроконечные, с покрытыми снегом вершинами, устремленные ввысь, к голубому льдистому небу. Какую-то долю секунды страннику казалось, что они находятся так близко, что он может дотронуться до них рукой. Потом привычное ощущение масштаба возвратилось, взор прояснился, и он понял, почему горы кажутся такими близкими: его окружал кристально чистый воздух над абсолютно плоской равниной, отделяющей место финиша от горного хребта. На самом деле горы возвышались милях в сорока — пятидесяти отсюда. Он не мог с точностью определить, как высоко они поднимаются в безоблачное небо, но прикинул на глазок, что примерно на двадцать пять тысяч футов. Ветер ярился над далекими остроконечными вершинами, взметая вверх снежные столбы, напоминающие дым или пышные перья, какими украшают женские шляпки.
      Блейд потянулся, проверяя работу мышц и суставов, затем поднялся на ноги. Как обычно, он был наг, но никаких травм и повреждений не обнаружил и, выполнив несколько упражнений, удостоверился, что все его члены работают нормально. После этой короткой зарядки у него сильно участилось дыхание, и он понял, что находится по меньшей мере в десяти-двенадцати тысячах футов над уровнем моря. В таком разряженном воздухе было нелегко дышать и еще труднее удерживать тепло.
      Разведчик решил, что сейчас где-то около полудня, так как солнце практически стояло в зените и грело с такой же щедростью, как в Англии в начале лета. Однако ночью наступит резкое похолодание, и это не обещало ничего приятного обнаженному человеку. В горах нельзя странствовать без одежды.
      Вместе с этой мыслью Блейд более внимательно огляделся по сторонам. Его окружала плоская голубовато-серая равнина, покрытая пылью, гравием и в некоторых местах — валунами. Тут не было ни деревца, ни кустика, лишь кое-где из-под земли пробивалась скудная и чахлая растительность.
      На юге монотонность пейзажа нарушалась блестящим синим цветом, переходившим в голубой. Блейд прищурился, прикрыв глаза ладонью словно козырьком, чтобы получше рассмотреть, что же находится там, У самой черты горизонта. Синей могла оказаться горная порода, вышедшая на поверхность и несколько отличная от той, что составляла большую часть равнины, но Блейда смущал ее блеск. Пройдя подготовку по выживанию в экстремальных условиях, он имел неплохой опыт в таких делах, и теперь все его чувства кричали: «Озеро! Это озеро!»
      Озеро… Это внушало надежду. Чтобы выжить, пресная вода просто необходима. Кроме того, в воде должна водиться рыба и что-то расти поблизости — значит, можно найти человеческое поселение где-то у побережья. Блейд понимал, что следы человеческого обитания в этом новом мире — как, впрочем, и в любом другом — надо искать у воды, причем неподалеку, в пределах нескольких миль.
      «А если озеро окажется соленым?» — пронеслось у него в голове.
      Он выругался, проклиная свою привычку не доверять ничему и никому, учитывать все возможности, даже самые невероятные. Иногда это доставляло массу хлопот… Заставив себя отделаться от неприятной мысли и справившись с приступом пессимизма, Блейд зашагал на юг.
      Он двигался быстрым шагом, стараясь, однако, не переутомляться, чтобы не вспотеть: ему не хотелось, чтобы организм потерял последние запасы влаги. Находясь в горах, можно легко ошибиться в оценке расстояния, в чем он уже не раз убеждался. Это озеро могло поблескивать и в двух, и в Двадцати милях от того места, где он очнулся.
      Блейд упорно продвигался вперед. Его черная тень падала на серо-голубую землю под ногами; солнце и ветер так измельчили верхний слой, что он оставлял в нем глубокие отпечатки, поднимая вверх клубы пыли. Под ее тонким слоем лежала такая же твердая земля, как валявшиеся повсюду валуны и камни.
      Местность была однообразной и скучной. Если не считать дальних гор, то лишь изредка попадавшиеся кучи белого гравия хоть как-то оживляли бесконечную серо-голубую равнину. Еще реже встречались жалкие черно-зеленые кустики, приткнувшиеся за крупными валунами. Практически полное отсутствие растительности не удивило Блейда: ветер, несущийся с гор, оголил землю, источил до песка камни и валуны и теперь мог гулять свободно, не встречая никаких препятствий.
      Эта земля, похоже, существовала задолго до появления людей — если в этом измерении есть люди. И она, несомненно, останется такой же, когда все они канут в вечность; никто никогда не найдет здесь следов цивилизации, существовавшей на этой планете.
      По мере продвижения на юг блестящая синяя полоса становилась все шире и шире, солнце медленно скатывалось за горы, и к тому времени, когда оно преодолело половину пути, Блейд понял, что перед ним в самом деле вода. Когда солнце зависло прямо над остроконечными вершинами, до берега оставалось примерно с милю. Прежде чем на землю опустились сумерки, странник уже стоял у озера.
      С близкого расстояния оно казалась невероятно густого синего цвета. Он не мог определить, сколь далеко простираются эти воды — ни на юге, ни на востоке не было видно берегов. На такой высоте этот водный бассейн мог быть только озером, но размерами оно, похоже, не уступало небольшому морю. Воды его, к счастью, оказались пресными. Испробовав их, Блейд решил, что если уж ему суждено погибнуть в этом измерении, то никак не от жажды.
      Вдоль берега на многие сотни ярдов тянулись густые заросли черно-зеленых низких кустов с крупными ярко-желтыми цветами, по виду напоминающими подсолнухи — только семечки в середине соцветий были не коричневатые, а красные. Если семена окажутся съедобными, подумал разведчик, то голодная смерть ему тоже не грозит. По крайней мере, на первых порах.
      Правда, оставалась опасность замерзнуть: после захода солнца разреженный воздух быстро теряет тепло. С дальних гор уже потянуло холодом — он неприятно щекотал нагую грудь Блейда. Нагнувшись, он попытался сломать или вырвать из земли один из невысоких кустов. Конечно, эти покрытые листвой и цветами ветки обещали не самую удобную постель, но они хоть немного защитят нагую кожу от холода. Вот если бы он мог развести костер! Но по дороге ему не попалось ничего похожего на кремень.
      Кусты поддавались с трудом, сучья царапали пальцы. К тому времени, как Блейд сломал с полдюжины ветвей, его ладони покраснели и покрылись ссадинами. С обломанных концов вытекал густой, липкий, лимонно-желтый сок. Блейд понюхал его — пахло чем-то таким, что он затруднялся определить или описать. Запах был очень слабым и шел откуда-то изнутри, однако казался приятным и словно притягивал к себе. Блейд еще раз понюхал эту жидкость, раскрыл было рот, но потом, бросив вырванные кусты на землю, приказал себе остановиться.
      Слабый запах растения был коварен и предательски привлекателен. Еще не разобравшись, что же такое он нашел, Блейд едва не вдохнул его полной грудью и с большим трудом заставил себя откинуть ветви подальше. Что могло бы произойти, если б он все-таки попробовал эту густую липкую жидкость? Он не имел ответа на этот вопрос и не желал его получать — по крайней мере, здесь и сейчас. Эксперименты с неведомым наркотиком были ему не нужны. Тем более теперь, когда он пытался выжить и не замерзнуть в одиночестве на берегу какого-то безлюдного озера в Измерении Икс.
      Он наломал еще веток, проявляя осторожность и стараясь не подносить их к лицу. Он тщательно следил за тем, чтобы капли сока не попали ему на кожу — возможно эта жидкость обладала способностью впитываться сквозь поры.
      К тому времени, когда веток набралось столько, чтобы лечь на них и укрыть спину, уже совсем стемнело и лишь вдалеке, между горных вершин, мерцала тусклая полоска оранжевого света, помогавшая страннику хоть как-то ориентироваться. Озеро, чудилось, уходит в бесконечность; теперь, в сгустившейся тьме, оно казалось черным вместо синего. Ветер стих, и небольшие волны, еще совсем недавно ударявшие о прибрежный гравий, исчезли вместе с ним. На какое-то время эта реальность превратилась в мир полного одиночества, кромешного мрака и мертвой тишины. Единственными звуками здесь были дыхание и шаги Блейда.
      Он уже собрался устроиться на ночлег на приготовленной им постели из веток, как внезапно понял, что озеро больше не погружено в полную тьму. Неожиданно появился свет — слабый, мигающий, отдаленный. Блейд насчитал девять светящихся точек, выстроившихся в линию; свечение их оказалось бледно-желтым и каким-то неестественным. Эти испускающие сияние источники приближались к берегу ровно и целенаправленно.
      Однако при этом они как бы отдалялись друг от друга, продолжая следовать одной линией, теперь растянувшейся на половину озера. Блейд понял, что если они и дальше будут двигаться к берегу таким образом, то сам он окажется в середине этой светящейся цепочки. Медленно и осторожно встав на корточки, он решил отойти подальше от груды наваленных ветвей. Он хотел раскидать их в стороны, чтобы не обнаружить своего присутствия, но на это, похоже, времени уже не оставалось. Теперь источники света приближались гораздо быстрее, и Блейд уловил отдаленное, но постоянно усиливающееся монотонное пение.
      Он направился подальше от берега, вверх по склону, стараясь не ступать на мягкие участки почвы, чтобы не; оставить следов. Пройдя с полсотни ярдов, странник заметил особенно густые заросли, вздымавшиеся на фут-другой над ним словно живая изгородь. Эти кусты росли так близко друг к другу и были такими мощными, что их оказалось трудно раздвинуть; еще более неприятным и болезненным было пробираться между ними. Зато, устроившись в самой чаще, разведчик стал невидим ни для кого, находящегося на берегу.
      Приближающееся из темноты пение стало громче. Блейд с облегчением узнал человеческие голоса — по крайней мере, сорок или пятьдесят человек пели одновременно в сопровождении двух барабанов. В Измерении Икс ему уже доводилось сталкиваться с существами, проходившими по разряду чудищ или полулюдей, весьма далеких от человека, и он всегда предпочитал общаться с нормальными двуногими, хотя бы на первом этапе путешествия.
      Нельзя сказать, что люди являлись более предсказуемыми, чем, скажем, катразские хадры или ньютеры Тарна, или менее склонными стрелять, а лишь потом задавать вопросы. Но все же с людьми он чувствовал себя спокойнее.
      Свет становился все ярче, пение — громче. Теперь Блейд начал различать слова, а с этим пришло понимание их сути и значения. Компьютер лорда Лейтона творил, казалось бы, невозможное, преобразуя и настраивая мозг странника таким образом, что он мог говорить на языке любого измерения, каким бы странным и непривычным ни было это наречие.
      Монотонный речитатив, летевший к берегу над озерными водами, состоял из одних и тех же фраз, причем в разной последовательности. Блейд расслышал, по крайней мере, четыре из них, при каждом повторении менявшиеся местами.
      Слова звучали вновь и вновь:
      — Славься, цветок жизни! Славься, цветок смерти! Мы идем к тебе, служа Айокану! Мы идем к тебе по велению Айокана!
      «Айокан? — подумал Блейд. — Это еще кто такой? Король, жрец, бог, дьявол или святой дух? А цветок? Что за цветок они поминают? Жизни или все-таки смерти?»
      Внезапно по спине у разведчика пробежали мурашки: он подумал, что поющие, быть может, имеют в виду этот похожий на подсолнух цветок на кустах, в которых он сейчас прятался. Растение, из ветвей которого истекал сок, явно содержащий какое-то наркотическое вещество… Больше здесь не росло ничего, что могло бы подойти под это описание. И что же собирались делать с кустами аборигены?
      Времени, чтобы найти ответы на эти вопросы или придумать новые, у Блейда не оставалось. Внезапно над озером возникли более яркие источники света, и он, присмотревшись, понял, что за каждым из первых девяти светильников зажглось еще по одному, более мощному, а потом изначальные источники света одновременно погасли, словно по единой команде.
      Он замер в кустах, наблюдая за приближавшимся к берегу светом.

      Девять длинных, заполненных людьми пирог приближались к Блейду. Он насчитал более тридцати человек в каждой, достигавшей шестидесяти футов в длину. Люди были худощавыми, с коричневым цветом кожи, и четко разделялись на две группы.
      Одна состояла из воинов с длинными мечами, поблескивающими в свете факелов, — разведчику показалось, что оружие сделано из полированной бронзы. Еще на вооружении у них были кинжалы и топорики с короткими рукоятями, сделанные из какого-то зеленого камня. Тела воинов от шеи до запястий на руках и щиколоток на ногах закрывали темно-синие квадраты крашеной кожи, нашитой на ткань, на головах у них были шлемы, пестревшие яркими оттенками — оранжевым, красным, желтым и голубым; поверх шлемов красовались белые перья. В каждой пироге Блейд насчитал по двадцать воинов. Двое из них стояли на носу и один — на корме; они следили за факелами, а остальные сидели на веслах.
      Кем являлись другие люди, находившиеся в пирогах и облаченные в простые оранжевые туники, по вороту украшенные голубой вышивкой, Блейд не мог с точностью определить. Оружия у них он не заметил. Их головы были чисто выбриты и, судя по тому, как они блестели в свете факелов, смазаны маслом. Маслом были натерты не только макушки и затылки, но и лица. На щеках, лбах и шеях в глаза бросались нарисованные белым непонятные символы. У каждого мужчины в оранжевой тунике с синего кожаного пояса свисало по большому матерчатому мешку, тоже с нарисованными на нем белыми знаками. Именно эти люди монотонно пели о цветке жизни и смерти.
      Больше странник ничего не успел разглядеть: воины внезапно подняли весла над водой, и пироги с тихим шуршанием уткнулись в песчаный берег. Воины, сидевшие на носу каждого судна, спрыгнули в воду, держа в руках по огромному камню, обмотанному веревками, и опустили эти самодельные якоря на берег. В каждой пироге встал со своего места один из облаченных в оранжевое. Эти люди подняли со дна лодок бронзовые кувшины, направились к горевшим факелам и посыпали их каким-то порошком. Факелы ослепительно вспыхнули, освещая гораздо большую часть берега, чем прежде.
      Блейд хмыкнул; в душе у него развернулась борьба между инстинктивной осторожностью и желанием вступить в контакт с людьми этого мира. При обычных обстоятельствах он, ни секунды не колеблясь, вышел бы из своего укрытия, но бритоголовые сильно напоминали священников, монахов или жрецов, а с таким народом полагалось держать ухо востро.
      «Жрецы? Чьи жрецы? Айокана?» — подумал Блейд. Если сталкиваешься со священнослужителями, то, скорее всего, увидишь какой-нибудь религиозный обряд — из тех, которые чужеземцам лучше не прерывать, если они дорожат своим здоровьем. А потому Блейд решил сидеть в укрытии, ждать и смотреть, чем станут заниматься эти люди, появившиеся на берегу.
      Удрать в данный момент представлялось невозможным: в ярком свете факелов его тут же заметили бы, и двести воинов бросились бы в погоню. Так что Блейд устроился поудобнее, решив действовать по обстоятельствам.
      Бросив якоря, воины сложили весла и стали выбираться на берег, прыгая в воду и шустро выскакивая на песок, где они выстроились в две шеренги от носа каждого судна вглубь суши. Затем пришел черед жрецов. Не прекращая пения, они вылезли из лодок, сняли с поясов висевшие там мешки и направились вперед, держа их высоко над головами. Ступив на сухой песок, предводители каждой группы выкрикивали одно слово:
      — Нолк!
      Все жрецы тут же падали на колени, осторожно опуская мешки перед собой. Вскоре тишину, нависшую над берегом, нарушало лишь дыхание множества людей.
      «Точно, какой-то религиозный обряд», — подумал странник.
      Он уже сожалел, что не бросился бежать, заметив этот бледный свет над озером. Теперь ситуация представлялась опасной. Но жрецы вроде бы не собирались карабкаться вверх по склону, и Блейд надеялся, что его ложе из веток останется незамеченным.
      Подняв с земли мешки, облаченные в оранжевое достали оттуда по большому изогнутому ножу, а также маленькие фляжки из желтого металла. Быстрыми движениями они принялись надсекать кусты, росшие перед ними, затем каждый опустил кончик истекавшей соком ветви в бутылочку. Через некоторое время они осторожно положили ветки рядом с собой. Блейд обратил внимание на срезанные концы — теперь они блестели черным цветом.
      Снова поднявшись на ноги, жрецы запели, потом сделали по два шага вперед, опять упали на колени — и ритуал повторился. Резкий удар ножом — обрезанный конец в бутылочку — ветвь в сторону. Снова и снова, раз за разом. Блейд понял, что они медленно, но верно продвигаются к нему и к тому месту, где он сломал не меньше дюжины кустов, устраиваясь на ночлег. Ему стало не по себе по спине пробежали холодные мурашки.
      Все увеличивая перерывы между срезанием кустов, Жрецы растянулись в длинную цепочку — примерно в четверть мили. Блейд оказался где-то в середине ее. За священниками следовали воины, поднимавшие с земли срезанные кусты с такой нежностью, словно это были новорожденные младенцы, и относившие их к пирогам. Если только эти люди не страдали слепотой, они в самом скором времени должны были наткнуться на постель Блейда.
      Ему не пришлось долго ждать: два жреца внезапно умолкли, а через несколько секунд гневно завопили. Бросившиеся к ним жрецы и воины с причитаниями сгрудились вокруг кучи наломанных веток. Блейд увидел, как два одетых в оранжевые туники человека, подняв по сломанному кусту, принялись отчаянно жестикулировать. Он не мог разобрать ни единого слова, но тон их безошибочно свидетельствовал о возмущении и гневе.
      Теперь разведчику стало ясно, что он совершил святотатство, сломав несколько кустов, а значит, надежды установить дружеский контакт с местным населением растаяли как дым.
      Он подавил искушение броситься бежать, так как опыт и инстинкт подсказывали, что далеко ему уйти не удастся. Скорее всего, он даже не успеет вылезти из зарослей… А если вылезет, то что?.. Ему совсем не хотелось нестись, как зайцу, с двумя сотнями вооруженных воинов за спиной.
      В данных обстоятельствах лучше оставаться там, где он сидел, и в случае нужды вступить в схватку. Варвары уважают и ценят храбрость и умение сражаться; может быть, когда он покажет свое искусство, воины решат взять его в плен, а не убивать на месте. Конечно, еще оставались жрецы, а священнослужители всегда непредсказуемы… Впрочем, терять Блейду было нечего.
      Стараясь производить как можно меньше шума, он выполз из своего укрытия и какое-то время сидел на корточках за кустами. Когда воины направились вверх по: склону, разведчик встал в полный рост, и они тут же увидели его. Первые двое победно завопили, остальные, от-; правившиеся на поиски, повернулись, разглядывая чужеземца. Люди в оранжевых туниках, сгрудившиеся вокруг сломанных кустов, тоже что-то громко закричали и уставились на Блейда. Он заметил мечи и топоры, поблескивающие в свете факелов. Не убегая и не прячась, разведчик спокойно стоял, сложив руки на груди.
      К нему направились два первых воина — шли они неторопливо и осторожно, чтобы не повредить кусты. Отодвинувшись на несколько шагов влево, Блейд принял боевую стойку, используемую в рукопашном бою: перенес вес тела на передние части стоп и сжал кулаки. Каждый из воинов держал меч в правой руке, а топорик — в левой, и Блейд сосредоточил внимание на этих топорах: если их бросали, то дело обстояло куда хуже, чем хотелось думать. Он предпочел бы, чтоб воины подошли поближе — так близко, чтобы он мог использовать приемы каратэ.
      Разделившись, воины стали удаляться друг от друга, огибая Блейда с двух сторон. Он отошел назад, стараясь держать оба фланга в поле зрения/Противники разошлись еще дальше, снова пытаясь обойти его, и теперь в результате своих маневров оказались слишком далеко друг от друга. Воину, находившемуся справа от Блейда, требовалось сделать лишь один шаг — и между ним и чужеземцем не останется больше никаких препятствий.
      Наконец он сделал этот шаг. Блейд стремительно прыгнул, приземлившись рядом с противником; затем правый кулак разведчика со всей силой врезался ему в челюсть. Воин откачнулся, его глаза выкатились из орбит, и он рухнул на спину, выплевывая окровавленные зубы. Приемом каратэ Блейд сломал ему запястье и перехватил в воздухе вылетевший из руки меч. В это мгновение в атаку бросился второй воин, занося клинок и приготовив топорик. Блейд оказался быстрее — один взмах мечом, и голова нападающего развалилась надвое, точно спелая дыня.
      Теперь он был неплохо снаряжен и, повернувшись к остальным воителям, потряс над головой мечом и топором, блестевшими в свете факелов. Его мощный голос раскатился над гладью озера.
      — Идите сюда, мужчины! Если, конечно, вы мужчины и храбрые воины! Вас — двести, я — один. Битва на равных, не правда ли? Или надо тысячу ваших, чтобы вступить в схватку с одним настоящим бойцом?
      Оскорбления вызвали именно ту реакцию, на которую он надеялся, — облаченные в синее люди злобно заворчали, то ли угрожая, то ли проклиная его. Разведчик переменил позицию, взобравшись выше по склону. К нему приближалась следующая пара воинов.
      На этот раз он атаковал первым. Он мог гораздо быстрее местных жителей продвигаться сквозь кусты, потому что не боялся сломать их. Перепрыгнув через низкие растения, Блейд приземлился как раз между воинами; они еще не успели отреагировать, как он, отклонившись влево, сделал выпад мечом. Один из противников попытался отразить атаку, взметнув над головой топорик, но лишь открыл свой левый бок. Мгновенно воспользовавшись этим, Блейд нанес ему удар, и воин в синих доспехах тут же свалился на землю, извиваясь и судорожно хватая воздух ртом. Подпрыгнув вверх, разведчик опустился Двумя ногами на спину корчившегося врага; раздался треск ребер, и воин замер.
      Блейд немедленно развернулся, чтобы встретить второго нападавшего. Этот оказался более опытным или более осторожным и занял оборонительную позицию, держа наготове меч и топорик и не спуская черных внимательных глаз с грозного чужеземца. Разведчик сделал несколько обманных финтов мечом и топором, но противник парировал их, обнаружив весьма неплохую реакцию. Блейд понял, что этот боец опаснее трех предыдущих. Однако он не собирался затягивать схватку: каждая лишняя минута вселяла все большую уверенность в противника, и к тому же кто-нибудь из синих мог подобраться сзади.
      Он поднял топорик, взвешивая его в руке и проверяя баланс. Возможно, местные воины никогда не метали их, но это, разумеется, не означало, что топор нельзя использовать с такой целью. Отскочив на пару шагов, оставляя побольше места для маневра, Блейд отвел руку за спину. Воин ринулся на него, но топор, брошенный сильной рукой, просвистел в воздухе и рассек грудь нападавшего — острое, как бритва, лезвие разрубило ключицу и ребра, из раны хлынула кровь. Несколько секунд воин стоял, застыв на месте как истукан, и, будто не понимая, смотрел на торчавшую у него из груди рукоять; затем его колени подогнулись, и он рухнул лицом в пыль. Выхватив топорик из руки поверженного врага, Блейд повернулся к остальным.
      Кое-кто из них еще вопил в гневе, но прочие бормотали себе под нос что-то бессвязное, неуверенно поглядывая на чужеземца. Блейд быстро расправился с их товарищами, и это произвело впечатление: теперь те, кто осмеливался показывать ему кулаки и скалить зубы, предпочитали держаться на безопасном расстоянии. Он больше не замечал желающих сразиться с ним.
      К воинам присоединился главный жрец, которого ничто не выделяло среди остальных священнослужителей, кроме властной манеры поведения. Когда он отдавал приказы, им тут же повиновались, и хотя Блейд не мог разобрать всех слов, произносимых жрецом, тон его не оставлял сомнений. Жрец злился, но держал себя в руках, укоряя воинов, испугавшихся одного-единственного противника; они, по его мнению, вели себя как малые дети. Пока главный жрец говорил, несколько облаченных в синее людей стали продвигаться к чужеземцу. Несомненно, то были жаждущие получить награду за скорое исполнение приказов.
      «Ну что ж, — подумал Блейд, — всякий, кто хочет славы и почестей, может попробовать их заработать». Он шагнул вперед, поднимая оружие. С первым претендентом он разделался в мгновение ока, так что бедняга даже не успел понять, что же с ним, собственно, произошло, — голова претендента склонилась на сторону, тело неловко вильнуло, и он рухнул наземь с перерубленной шеей. Блейд прыгнул, перескочил через лужу крови, сделал обманный финт клинком, а топориком отрубил левую руку второму воину. Противник пронзительно закричал, отскочив назад и поднимая кровоточащий обрубок. Стонов раненого и вида хлеставшей крови оказалось достаточно, чтобы остальные храбрецы тут же отступили. Жрец в негодовании завопил, и теперь Блейд наконец-то смог различить слова:
      — Вы — избранные воины, поклявшиеся служить Айокану и подчиняться его жрецам! Против вас выступает один человек — всего один, осмелившийся осквернить священные берега, сломать деревья жизни и убить ваших товарищей, Священных Воинов! Хватайте его! Он станет отличной жертвой Айока!
      Услышав это, Блейд понял, что удача повернулась к нему спиной — а может, даже наклонилась, выставляя на обозрение более вульгарную часть тела. Кажется, его собирались принести в жертву Айокану — кем бы этот Айокан ни был! Означало ли это, что его попытаются взять живым? Возможно, так; но рассчитывать на подобный исход все-таки не стоило.
      Эти мысли пронеслись за несколько быстрых секунд исчезли, как дым над костром. Голова стала ясной, о был начеку и готовился продолжать сражение. Отступавшие воины замерли, услышав призывы жреца, но Блейд первым набросился на них, пока никто не набрался храбрости, чтобы ринуться в атаку.
      Он нарушил их строй, метнув топорик. Правда, на этот раз потенциальная жертва успела отразить удар поднятым вовремя мечом. Топорик лязгнул, столкнувшись с бронзовым клинком, отскочил от него, пролетел по воздуху и попал в физиономию жрецу — к великому сожалению Блейда, не самому главному, а одному из помощников. Тот истошно завопил и свалился на землю, хватаясь руками за разбитую, залитую кровью челюсть. Теперь главный жрец закричал совсем иначе — яростно и гневно, затопав ногами:
      — Хватайте его, свиньи! Хватайте, подонки! Черепашье дерьмо! Кал шелудивых псов! Хватайте! Хватайте!
      Жрец почернел от злости. Блейду показалось, что тот сейчас свалится и забьется в эпилептическом припадке.
      Однако священник не упал, а воины в ту минуту атаковали чужеземца, и у него больше не осталось времени на раздумья. Отразивший топорик воин бросился к Блейду, неистово вращая мечом над головой. Это было впечатляющее зрелище — но и только.
      Разведчик сделал обманный финт, показывая, что собирается нанести удар по левому боку, затем выбил у противника меч, а своим клинком рубанул его плечо, наполовину отделив руку от тела. Воин зашатался, выпустив топорик, Блейд поймал его на лету и прикончил раненого одним ударом по голове.
      Второй боец попытался хотя бы задеть чужака мечом, но не достал — в отличие от Блейда. Наказанием явился вспоротый живот, из которого наружу вывалились внутренности. Затем Блейд резко повернулся, услышав шаги позади себя, и вовремя отразил удар мечом, разрезав грудь нападавшего. Рана получилась длинной, но неглубокой, а потому не смертельной, и воин был готов продолжать схватку. Его топорик просвистел мимо головы чужеземца, но Блейд с такой силой стукнул его по локтю, что рука нападавшего разжалась и оружие выпало из нее. Секундой позже странник проткнул воину бедро. Это остановило атаку — противник свалился в кусты, истекая кровью.
      Последняя схватка отняла чуть больше времени, чем предыдущие, и это дало возможность нескольким воинам обойти Блейда с разных сторон. Ему снова пришлось отступать. Он подумал, что, если все эти парни навалятся одновременно, ему конец — задавят грудой тел, растопчут или переломают кости. Однако коллективных нападений не случалось — то ли здесь это было не принято, то ли его хотели измотать и взять живым. Блейд надеялся на второе: если его захватят в плен, он найдет какой-нибудь способ сбежать. Это, однако, не значило, что ему полагалось дарить противникам жизнь, и он, заметив, что еще один воин подобрался слишком близко, отсек ему ногу. Тот упал с жутким воплем, а главный жрец снова начал изрыгать проклятия.
      Итак, Блейд размахивал мечом и топором, отсекая конечности, вспарывая животы и разбивая черепа. Время от времени он издавал боевые кличи из всех измерений, где ему довелось побывать, и эти вопли были такими страшными, что, слыша их, воины в синих доспехах останавливались, замирая в ужасе, что давало Блейду секундную передышку. Он использовал ее с толком: жрецы злобно визжали, видя, как Священные Воины Айокана падают на землю один за другим.
      Вскоре Блейд уже не мог понять, когда заканчивается очередная схватка и начинается новая — удары сыпались бесконечно, и он потерял счет своим противникам. Несмотря на железную волю, могучее телосложение и редкую выносливость, он уже тяжело дышал и весь покрылся потом; меч, казалось, весит теперь сотню фунтов, а топорик — пятьдесят. В конце концов, один человек не в силах справиться с двумя сотнями, даже если он сильнее каждого из противников. Воины в синем заметили, что его движения стали медленнее, но по-прежнему не нападали по несколько человек сразу, вступая в схватку лишь один на один или, в крайнем случае, вдвоем против одного.
      Несмотря на усталость, Блейд все равно действовал быстрее их — и к уже лежавшим на земле присоединялись новые трупы.
      Вскоре разведчика окружали штабеля мертвецов, громоздившихся по двое и по трое друг на друге. Он не мог выбраться из этого кольца — его жертвы были везде и повсюду. Зато мертвые тела мешали Священным Воинам добраться до странника — им приходилось перепрыгивать через трупы своих товарищей. Этого было достаточно для Блейда, даже если их продвижение замедлялось всего на секунду. Голос главного жреца стал истеричным и хриплым от ярости.
      Наконец священнослужитель догадался послать воинов в атаку всем скопом. Их было так много, что они мешали один другому; некоторые споткнулись о тела мертвых товарищей, с другими расправился сам Блейд, третьи никак не могли нанести удар, потому что их движения сдерживали стоявшие рядом и впереди. Но все равно их было слишком много! Они сгрудились вокруг странника, придвигаясь все ближе и ближе и держа наготове свои мечи и топоры. Блейд сражался из последних сил, поло-жив еще немало противников, но в конце концов удар пажеского топорика попал ему по правому запястью, и Меч выпал из его онемевших пальцев.
      В ту же секунду на разведчика бросился один из воинов и схватил его за пояс — прежде, чем Блейд успел нанести удар топором. У него еще доставало сил, чтобы поднять колено и врезать противнику в пах. Тот истошно закричал, извиваясь от боли, но, тем не менее, не ослабил хватку. Разведчик занес топор, чтобы раздробить воину череп, но на его руке тут же повисло с полдюжины синих. Блейд бил ногами, лягался, дергался и ревел подобно раненому быку, пока кто-то не стукнул его в лоб рукоятью меча.
      В глазах у него потемнело. Он потерял сознание.

      Блейд с трудом разлепил веки. Его плавно покачивало из стороны в сторону, под спиной он ощущал что-то твердое, а вокруг царила кромешная тьма. В первую секунду у него мелькнула паническая мысль, что он ослеп от удара по голове, но затем странник сообразил, что просто лежит под плотным тростниковым навесом на дне одной из пирог — в ночной тишине были отчетливо слышны мерные шлепки весел и негромкая ритмичная песня.
      Он чувствовал себя так, словно побывал в бетономешалке. Голова раскалывалась, в запястья и лодыжки врезалась тонкая крепкая веревка, все тело покрывали болезненные рубцы и кровоподтеки. Одежды на нем никакой не оказалось, но, по крайней мере, он был жив. Поймав чужестранца, Священные Воины и жрецы Айокана везли его теперь куда-то, чтобы принести в жертву своему богу.
      В течение нескольких часов весла поднимались и опускались все в том же ритме, под ту же мелодию, ни на секунду не сбиваясь и не останавливаясь. Блейду было очень неудобно лежать: между ним и выдолбленным стволом была простелена одна только тонкая шкура, вытертая и влажная. К тому же он проголодался и хотел пить. К этим неудобствам спустя еще несколько часов прибавились новые: пирога стала быстро набирать ход, беспомощного пленника начало швырять от одного борта к другому, так что коллекция синяков и царапин, полученных в ночной схватке, пополнилась новыми, весьма любопытными экземплярами.
      Тем временем непроглядность ночи сменилась сумерками, сквозь навес начал просачиваться свет, а вскоре десятки солнечных лучей тонкими иглами пронзили плетеную циновку.
      Один из служителей Айокана резким тоном отдал приказ, и гребцы осушили весла. В следующую секунду пирога завибрировала, затряслась, а потом с шуршанием ткнулась в берег. Блейда, не успевшего хоть как-нибудь закрепиться, изрядно протащило вперед, в результате чего в спину ему воткнулось несколько щепок, а ноги вылезли из-под навеса.
      Теперь, когда пироги достигли берега, странник стал центром внимания. С лодки сорвали навес, и Блейд невольно зажмурился от яркого солнечного света, ударившего ему в глаза. Полдюжины воинов схватили его, вытащили из судна и бросили на носилки из темно-синей ткани, натянутой между тяжелыми резными деревянными шестами. После этого группа жрецов пробралась сквозь толпу Священных Воинов, сгрудившихся возле Блейда, и окружила носилки. Кто-то отдал приказ, и восемь жрецов, одновременно подняв носилки на плечи, двинулись в путь легкой рысцой.
      Руки и ноги разведчика оставались связанными. Носилки сильно трясло, и несколько раз Блейду казалось, что он вот-вот свалится на землю, после чего на теле добавится еще несколько синяков и царапин. Но постепенно жрецы выровняли бег, или, может быть, тропинка стала более ровной. Теперь он мог приподнять голову и осмотреться.
      Все девять пирог стояли на усыпанном гравием берегу длинного узкого залива.
      «Залива ли?» — подумал странник.
      Слева до самого горизонта тянулось синее озеро, справа «залив» уходил в долину, петляя и извиваясь. Он был довольно узким и тянулся будто бы в бесконечность — возможно, здесь брала начало какая-то река. Пироги были выстроены в линию у берега. Воины все еще выпрыгивали из них, собираясь в отдельные группы, каждая возле своей лодки. Жрецы, не участвующие в транспортировке пленника, столпились перед низкими деревянными хижинами синего цвета, украшенными белыми символами. Из отверстия в крыше самой большой хижины поднимался густой оранжевый дым.
      Носилки снова сильно затрясло. У жрецов участилось дыхание. Посмотрев вперед, странник увидел, что они поднимаются на широкий конусообразный холм. Он ничем не отличался от других холмов вокруг — та же голубовато-серая земля и камни, но его слишком правильная пирамидальная форма наводила на мысль об искусственном сооружении. Жрецы взбирались по склону все выше, и Блейд поражался размерам холма — у основания конус составлял футов пятьсот в диаметре и поднимался вверх по меньшей мере футов на сто. Вероятно, потребовались усилия многих поколений, чтобы соорудить его — но зачем? Блейд прищурился, ожидая увидеть какое-нибудь огромное святилище, но на вершине стояла лишь маленькая неприглядная хижина из каменных плит, которая, по его мнению, не могла служить приютом даже семье крестьян.
      Достигнув вершины холма, жрецы опустили носилки и повалились рядом, с трудом переводя дыхание. Один из них направился к входу в хижину, возле которого на деревянных стойках висели отполированные каменные плиты, примерно три фута длиной и шесть дюймов толщиной. Жрец взял обмотанный кожей молоток и начал выбивать сложный ритм на этих плитах. Вопреки ожиданиям странника, звуки получались не глухими, а раскатистыми и громкими, словно жрец бил в какие-то диковинные колокола.
      Завершив свой музыкальный опус серией гулких ударов, жрец с минуту отдыхал, а затем снова начал отбивать ту же мелодию. Во второй раз он не успел дойти и до половины, когда отворилась дверь хижины — тяжелая каменная плита, окованная бронзой, укрепленная на бронзовых же петлях. Из хижины появились двое человек, облаченных в оранжевые туники. В глаза им ударил яркий солнечный свет, они замигали, точно совы, вытащенные из дупла. Вслед за жрецами из хижины вырвался сильнейший порыв горячего воздуха, наполненного жуткой и неприятной смесью запахов: дым, готовящаяся еда, гниющие отходы, грязное человеческое тело и неизвестные Блейду специи. Разведчик сморщил нос и попытался дышать ртом. Жрецам же, похоже, эта газовая атака была нипочем. Восемь человек, поднявшие Блейда вверх, уже успели передохнуть и снова взялись за носилки. Пока они затаскивали пленника в хижину, он успел получше рассмотреть расписанные белой краской резные узоры на стенах. Все они изображали человеческую фигуру с головой и крыльями летучей мыши в различных позах.
      «Айокан?» — спросил сам себя Блейд, но додумать не успел — зловонная тьма хижины поглотила его.
      * * *
      Глаза разведчика с трудом привыкали к темноте. Жрецы спускались вниз по лестнице, раскачивая носилки из стороны в сторону. Спуск шел под таким углом, что Блейд всерьез опасался оказаться внизу значительно раньше носильщиков, переломав по дороге все кости.
      К счастью, этого не произошло — они в целости и сохранности достигли нижней ступеньки. К этому времени глаза Блейда привыкли к темноте, и ему удалось разглядеть, что они оказались в длинном сводчатом коридоре, тускло освещенном масляными лампадами, висевшими вдоль стен на бронзовых крюках. Лампы светились уже знакомым бледно-желтым светом, от поднимающегося вверх дыма почернел потолок. Запах дыма несколько перебивал вонь. Вдоль стен, на некотором расстоянии друг от друга, были установлены статуи и барельефы человека — летучей мыши, выкрашенные в белый цвет.
      Жрецы бежали по коридору все той же мелкой рысцой. Внезапно они повернули влево, в небольшой проход, и через несколько секунд оказались у дверей, также сделанных из каменной плиты. Без какого-либо сигнала она загрохотала, как только носильщики приблизились, и распахнулась.
      Потолок тут был ниже, чем в коридоре, свет горел более тускло, стены почернели от дыма и какого-то странного неприятного грибка. Здесь воняло еще отвратительнее и гораздо сильнее, и от этого смрада у странника к горлу подступила тошнота, но жрецы по-прежнему никак на него не реагировали.
      Внезапно Блейд напрягся, уловив неприятно знакомый запах.
      Так пах сок кустов, растущих у озера, обладающий какими-то таинственными наркотическими свойствами, — сок, который собирали в металлические бутылочки жрецы Айокана и который представлял для них такую ценность. Где-то в этом подземелье его или хранили, или использовали в больших количествах. Для чего? Религиозные культы часто используют наркотики в самых различных целях. Блейд не знал, зачем сок нужен местным жрецам, но предчувствия у него были самые скверные.
      Теперь разведчик не только чувствовал запахи, но и слышал всевозможные звуки. Опознать их Блейд не мог, — он даже толком не знал, где находится, — но решил выяснить как можно больше, даже если впоследствии полученная информация окажется бесполезной. Привычка добывать все возможные сведения въелась ему в душу еще на Земле, и восемнадцать путешествий в Измерение Икс тоже не прошли бесследно. Всегда оставался шанс, что он выяснит нечто интересное, нечто такое, что поможет ему выжить или хотя бы продержаться немного дольше.
      Поэтому Блейд внимательно улавливал звуки, доносившиеся из отвратительно пахнувшей тьмы, пытаясь сообразить, что же он слышит. Лязг цепей, шаги стражников, плеск воды (или помоев?), иногда человеческие голоса… Некоторые из них монотонно выводили знакомые Блейду молитвы Айокану, другие резким тоном отдавали приказания; кто-то рыдал, стонал, кричал в ярости или от боли и отчаяния,
      Разобрав эти последние звуки, Блейд содрогнулся, по спине у него пробежал холодок. Перспективы выживания становились все менее радужными,
      Они миновали несколько окованных бронзой дверей из камня или из толстых деревянных брусьев, перекрытых досками крест-накрест. Несколько дверей были распахнуты, и, пока жрецы несли носилки по коридору, Блейд разглядел, что делалось за ними. Происходящее вполне соответствовало доносящимся до его ушей воплям и стонам. Кажется, на благополучный исход надеяться не приходилось… Впрочем, напомнил себе странник, в Измерении Икс нигде не стоило рассчитывать на благополучный исход — по крайней мере, если не позаботиться о его тщательной подготовке.
      К стенам были прикованы люди с вылезшими из орбит глазами. Пленники тщетно пытались вырвать цепи из стен, стонали и выли, как умалишенные. Оставалось только гадать, на самом ли деле они помешались или их просто напичкали наркотиками.
      Некоторые мужчины свободно бродили по комнатам — вернее, уже не мужчины, а евнухи. Грязно-белые повязки с засохшими пятнами крови свидетельствовали о том, что их оскопили не так давно. Некоторые из них казались совсем юными — они наверняка еще ни разу не делили ложе с женщиной.
      Кое-кого из пленников приковали к стене только за одну ногу. Они дико кричали, бросаясь на стоявшие рядом чучела, били их, пинали свободной ногой, рубили мечами. Некоторые из них носили маски в форме головы летучей мыши.
      Разглядел Блейд и женщин. Большинство из них были молоды и красивы, но все они казались безжизненными статуями с пустыми глазами. Женщины сидели или лежали, прикованные цепью; одежды на них не было. В отличие от мужчин, покрытых грязью и въевшейся в поры копотью, женщины выглядели так, словно только что приняли ванну, а их длинные волосы, тщательно вымытые и расчесанные, ниспадали на плечи тяжелыми волнами. Однако на лодыжках у всех виднелись следы кандалов, а на спинах у некоторых — глубокие полузажившие рубцы, оставленные кнутом. Блейд не представлял, зачем служителям Айокана нужен этот ад местного значения, но с каждой минутой они становились ему все менее симпатичны.
      Наконец жрецы выбежали в коридор, где потолок был так низок, что оказался всего в нескольких дюймах от носа Блейда. Тут носильщики остановились, а затем, продвинувшись вперед на несколько футов, опустили носилки на пол.
      Блейд исхитрился незаметно повернуть голову, стараясь не терять происходящее из виду. Он находился в камере с белым потолком, полом и стенами; дверной проем закрывала толстая бронзовая решетка.
      Семь жрецов быстро попятились назад к выходу. Восьмой — судя по виду, чувствовавший себя как факир, заклинающий первую в жизни змею, — склонился над носилками, достал бронзовый нож с длинным лезвием и левой рукой разрезал веревки, что стягивали запястья и лодыжки Блейда. Это отняло минут пять, потому что рука у священнослужителя заметно подрагивала. Потом, быстро сунув нож за пояс, он отпрыгнул к двери, прежде чем Блейд успел шевельнуться. Решетка захлопнулась, и жрецы установили толстые доски крест-накрест.
      Странник при всем желании не успел бы ничего предпринять. Его руки и ноги одеревенели и начали синеть — он пролежал связанным много часов, так что какое-то время просто валялся на полу, не в силах подняться, пугаясь и скрежеща зубами. Кровообращение медленно восстанавливалось, и у Блейда возникло ощущение, что его неспешно пережевывает большой тупозубый крокодил — боль была почти невыносимой. Наконец он сумел встать и, прихрамывая на обе ноги, двинулся к выходу из камеры. Никто его не охранял; впрочем, проверив решетку на прочность, он понял, что этого и не требовалось. За такой решеткой можно было бы держать взбесившегося слона, не говоря уж о человеке в столь плачевном состоянии.
      По всей вероятности, ему придется оставаться здесь, пока не явятся жрецы, чтоб вознести жертву Айокану. Это был единственный шанс, когда попытка освободиться могла закончится успехом, и этот шанс Блейд не собирался упускать. Если, конечно, жертвоприношение не свершится здесь, под землей, в недрах храма… Эта мысль совсем не понравилась Блейду, и он постарался побыстрее отделаться от нее.
      В конце концов, он жив — значит, не все потеряно.

      Спустя некоторое время Блейд уже был склонен расценивать свою клетку в святилище как своеобразный санаторий. Никто не тащил его наверх или вглубь подземелья, чтобы отдать на съедение богу — летучей мыши, никто не тревожил его и не посягал на его жизнь. Несколько успокоившись, странник решил извлечь все возможные выгоды из создавшегося положения, поскольку принимали его здесь чуть ли не как почетного гостя. Впрочем, сам себе он скорее напоминал гуся, которого откармливают к Рождеству.
      Он провел в камере не более двух часов, когда решетка открылась, впустив двенадцать жрецов, притащивших набитый соломой матрац, несколько одеял, подушек и ковриков, кувшины из позолоченной бронзы с водой и бронзовое же ведро — для испражнений и отходов.
      Еще они принесли еду. Ни разу за всю жизнь Блейд не ел столько за один присест.
      Для начала ему подали огромную миску с горячей кашей, на вкус напоминавшей подсоленную овсянку с кусочками овощей. Затем пришел черед огромного куска зажаренного с кровью мяса, похожего на свинину, политого густым острым соусом. Кроме того, Блейд получил буханку мягчайшего белого хлеба размером с небольшое щит, а на десерт — три сорта сыра и различные фрукты, нежные и сладкие, как губы гурии из садов аллаха.
      Венчали этот лукуллов пир отличное пиво и терпкое вино, поданные в изукрашенных самоцветами бронзовых чашах, таких тяжелых, что странник мог поднять их только двумя руками.
      Он был очень голоден и постарался не думать о том, что у служителей Айокана может быть принято травить жертву во время последней трапезы. Тем не менее он тщательно осмотрел и обнюхал предлагаемые яства, но, не обнаружив никаких следов яда или наркотика, с наслаждением принялся за еду.
      Все двенадцать жрецов стояли вокруг него, внимательно наблюдая за тем, как он ест. Стоило Блейду остановиться, как ему безмолвно давали понять, что процесс поглощения пищи следует продолжить. Интересно, подумал он, если я перестану есть, они начнут кормить меня силой? Может, Айокан — бог обжорства, и людей приносят ему в жертву, заставляя есть, пока они не лопнут? Или же несчастные просто задыхаются во время принудительного кормления? Так ли, иначе, в одном сомневаться не приходилось — голодная смерть разведчику не грозила.
      После того как Блейд насытился, двое жрецов, по всей видимости, лекарей, тщательно его осмотрели. В целом, если не считать крайне примитивных инструментов, медицинское обследование не уступало стандартной процедуре в резиденции его светлости после очередного возвращения Из Измерения Икс.
      Закончив осмотр, целители добавили в теплую воду какое-то тягучее вещество и, намочив в растворе кусочки чистой ткани, перевязали самые крупные порезы и синяки.
      Блейду показалось, что слабый запах, исходивший от этих импровизированных компрессов, немного напоминает уже знакомый ему наркотик, но полной уверенности у него не было.
      После того как все раны были обработаны, один из жрецов обратился к страннику:
      — Ты должен лежать. Не вставай с постели и не снимай лечебные повязки, пока мы снова не придем. Ты меня понимаешь?
      Блейд кивнул.
      — Очень хорошо, — продолжал жрец. — Ты — великолепная человеческая особь! Братья, отвечающие за Обреченных на Смерть, заметили тебя, как только ты у нас появился, ибо ты мог бы прислать много духов Айокану — больше, чем кто-либо приносил ему с тех пор, как люди построили первый храм Великого Бога во славу его! Но верховный жрец сказал, что будет иначе, а ему следует подчиняться, ибо его устами говорит сам Великий Бог. Мы вызовем недовольство Айокана, если лишим его такого сильного духа, как твой. Айокана же нельзя гневить!
      Последнюю фразу жрец монотонно пропел, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Блейд уже слышал этот мотив, когда лежал связанный в пироге.
      Лекарь развернулся и вышел из камеры, за ним последовали остальные. Разведчик смотрел им вслед, из какой-то странной вежливости сдерживая зевок, пока они не закрыли за собой дверь. Внезапно ему вдруг страшно захотелось спать. Он повалился на свое соломенное ложе, натянул первое попавшееся одеяло и провалился в глубокий сон, не успев подсунуть подушку под голову.
      * * *
      Проснувшись, Блейд окончательно уверился, что в жидкость, которой смочили лечебные повязки, добавили снотворное, впитывающееся сквозь кожу. Только после снотворного и безудержной пьянки так раскалывается голова и так саднит горло. Жадно припав к кувшину с водой, странник вдоволь напился, а затем приступил к самоосмотру. К его удивлению, раны больше не болели. Не в силах справиться с любопытством, он решил нарушить приказание жреца и содрать повязки.
      Под тканью оказалась чистая, неповрежденная кожа.
      Несколько секунд Блейд сидел, не в силах шевельнуться от удивления, а затем схватился за подбородок — выяснить, насколько отросла щетина за время сна. Получалось, что он проспал около двенадцати часов. Конечно, он всегда быстро выздоравливал и раны на нем затягивались, как на собаке, но чтобы с такой скоростью… Это казалось просто невероятным! Вероятно, раствор, в котором были смочены повязки, обладал уникальными заживляющими свойствами.
      «Уже прогресс, — усмехнулся про себя Блейд. — По крайней мере, в этом кровожадном измерении нашлась хоть одна вещь, которую имеет смысл попытаться прихватить с собой». Ему немедленно захотелось выяснить, что это за чудо-мазь.
      Он успел снова замотать раны до прихода священнослужителей. Правда, он не стал затягивать повязки, но жрецы не обратили на это внимания — то ли не заметили, то ли им было все равно. Они внимательно осмотрели кожу Блейда, тщательно прощупали мышцы и суставы и, судя по всему, остались довольны.
      — Как мы и надеялись, ты выздоравливаешь быстро, — заметил старший из лекарей. — Дерево жизни дает силу. Это приятно Айокану. Айокана следует ублажать.
      Два лекаря шепотом посовещались, а потом старший, повернувшись к чужеземцу, уточнил:
      — Среди своих людей ты — воин?
      — Да, — кивнул Блейд, не видя смысла отрицать очевидное.
      — Хорошо. Дух воина силен, но он становится еще сильнее, если у воина могучее тело. Ты должен заниматься физическими упражнениями с того мгновения! как унесут ведро с отбросами, и до того, когда тебе пер! вый раз принесут еду. Если ты пренебрежешь этим, твой дух будет окружать слабая плоть. Айокану это не понравится.
      Следующую фразу оба лекаря произнесли хором медленно и напевно:
      — Айокана нельзя гневить!
      Блейд, как ни старался, не сдержал улыбки. Жрецы восприняли ее как знак согласия.
      — Твой дух уже думает о том дне, когда освободится от тела, дабы напитать всемогущего Айокана. Это хорошо! Ты станешь самой великой жертвой, принесенной! верховным жрецом. Он будет доволен, и Айокан будет доволен. Айокана следует ублажать!
      С этими словами жрецы ушли.
      * * *
      Время Блейд определял по распорядку дня. Утро начиналось с визита жреца, забиравшего ведро с испражнениями, затем разведчик в течение часа разминался — пока не приносили еду.
      При попытке представить, как он валялся бы тут на тюфяке, делая пару отжиманий лишь под угрозой немедленного жертвоприношения, его разбирал смех. Подумать только — ему, профессионалу с многолетним стажем, хилые священнослужители приказывают заниматься утренней зарядкой! Можно подумать, он послушно пойдет под нож, как баран, даже не пытаясь освободиться! Служители Айокана его явно недооценили.
      А чтобы бегство было удачным, нужно не распускаться; и Блейд каждое утро трудился до седьмого пота.
      Завтрак всегда состоял из фруктов, сыра, хлеба и, попеременно, горячей каши-размазни или холодной овсянки со специями и молоком. В конце длинного скучного дня его ждал ужин — весьма обильный, хотя и не такой, как в первый день его пребывания в подземном храме. После ужина Блейда осматривали лекари, не столь дотошно, как прежде, но, тем не менее, внимательно.
      Затем он ложился спать.
      На третий «день» в распорядок было внесено некоторое разнообразие: ему прислали женщину — одну из тех чисто вымытых кукол с пустым взглядом, которых он видел, пока его несли по коридорам. Будь она чуточку поживее, Блейд посчитал бы ее весьма привлекательной — это была красивая, стройная, невысокая блондинка — но она вела себя вяло и инертно. Совершаемые ею эротические движения были замедленны и неестественны, и разведчик не мог отделаться от мысли, что занимается любовью с роботом.
      Если бы притащивший ее жрец не дал понять, что отказ есть свидетельство слабости духа, которая не понравится Айокану, Блейд предпочел бы воздержаться от столь сомнительного удовольствия. Он с радостью продемонстрировал бы свою мужскую силу любой нормальной женщине — или двум, или полудюжине, — но это бедное, напичканное наркотиками создание женщиной можно было назвать лишь с большой натяжкой. К счастью, этим его сексуальные контакты в храме исчерпались. Вероятно, жрецам требовалось всего лишь выяснить наличие или отсутствие у него «силы духа».
      * * *
      «Дни» медленно сменяли друг друга. Металлической ложкой Блейд каждый день делал засечку на камне у изголовья. Он успел сделать десять засечек, а на одиннадцатое «утро» в камеру вошли девять жрецов. Восемь держали в руках носилки, а в девятом разведчик узнал главного священнослужителя, которого видел во время битвы на озерном берегу.
      Поставив носилки на пол и взяв в руки веревки, жрецы жестами показали пленнику, что ему надлежит лечь на носилки, чтобы они могли привязать его перед тем, как отправиться в путешествие. Блейд секунду колебался, раздумывая, стоит ли пытаться бежать прямо сейчас. Решив, что не стоит, разведчик послушно улегся. Даже если он справится с девятью жрецами, находившимися в камере, — а у него просто руки чесались свернуть главному шею, — это совсем не означало, что дело сделано. На поверхности его встретят Священные Воины, жрецы спустят с цепи напичканных наркотиками сумасшедших в масках — и единственный шанс на спасение будет упущен.
      Вытащив его на поверхность, жрецы спустились с холма и отправились к берегу реки. Теперь там стояла еще одна пирога, оказавшаяся длиннее тех девяти, что уже видел Блейд. Высокий нос украшала тяжелая металлическая голова летучей мыши, покрытая голубой эмалью; сама пирога была выкрашена в ослепительно белый цвет, а сидевшие в ней воины носили белоснежные набедренные повязки.
      Блейда быстро, но очень осторожно погрузили в белое суденышко, и вслед за ним на борт поднялся главный жрец. Находившийся на носу Священный Воин вытащил якорь, стоявший на корме отдал приказание, и гребцы опустили весла в воду.
      Пирога двинулась вниз по течению, и Блейд, взглянув на солнце, определил, что они плывут на юг. Холм быстро скрылся из виду, и он, вздохнув, постарался устроиться поудобнее. «Главное — не умереть со скуки раньше, чем мы доплывем, — подумал он. — Это было бы чертовски обидно!»
      Три бесконечных дня пирога плыла на юг. На этот раз странника уложили на мягкие подушки, предохранявшие его от заноз и синяков, что выгодно отличало это водное путешествие от предыдущего, но ничто не могло спасти его тоскующий разум. Блейд лежал на дне лодки связанный по рукам и ногам, перебирая в уме все, что только мог вспомнить — от средневековых поэтов до известных на данный момент моделей стрелкового оружия. Но скука медленно пожирала его мозг, и ему казалось, что еще чуть-чуть, и он сойдет с ума.
      Как и в подземном храме, жрецы кормили его до отвала, тщательно обмывали и ежедневно внимательно осматривали. Два раза в сутки ему развязывали руки и ноги и, накинув на шею скользящую петлю, позволяли слегка размять затекшие мышцы. В первый раз Блейд решил было воспользоваться ситуацией, но отказался — он был один, безоружный, с затекшими до синевы руками и ногами, а вокруг стояли сильные крепкие воины, и их было много. Если б раздобыть хотя бы топор… Но в его состоянии не стоило и надеяться, что ему удастся разжиться оружием. Поэтому он безропотно позволял себя связывать, разумно решив, что от смерти ему пользы никакой, а пока есть жизнь, есть и надежда.
      С наступлением тьмы пирога причаливала к берегу, и ее ставили на якорь, бросая в воду два тяжелых камня, обмотанных длинной веревкой; в предрассветной мгле снова трогались в путь. Разведчик не представлял, где находится, куда они плывут и когда закончится это утомительное странствие. Правда, жрецы постоянно твердили о Великом Жертвоприношении в Цакалане, что позволяло сделать соответствующие выводы.
      На утро четвертого дня Блейд заметил высокие зеленые деревья на речном берегу, качающиеся под порывами теплого ветра. К полудню вдали послышался рокот, приближавшийся с каждым взмахом весел, а через час пирога резко повернула к берегу и уткнулась носом в песок.
      Как только воины вынесли чужеземца из судна, он понял, почему они остановились: в ста ярдах от того места, где причалили пирогу, спокойная, прозрачно-голубая река внезапно исчезала, превращаясь в мутно-бурый ревущий и пенящийся поток, над которым висела плотная стена серо-сизого тумана.
      На берегу возвышался еще один холм, примерно вчетверо меньше того, в котором Блейд провел несколько дней, но воины не пошли к храму, вместо этого они подняли носилки с Блейдом на плечи и двинулись на запад1 своей традиционной рысцой. Так они бежали, не останавливаясь, несколько часов. Пленник пару раз исхитрился глянуть вниз, но не увидел ничего заслуживающего внимания.
      К вечеру они добрались до нескольких выкрашенных в белый цвет деревянных строений, расположенных между деревьями и крутым обрывом. У самого края стояла огромная деревянная штука, которую Блейд окрестил про себя катушкой, высотой более двадцати футов и шести футов в диаметре, — на нее было намотано немыслимое количество толстой оранжевой веревки. Рядом с катушкой стояло нечто, напоминающее две большие плетеные корзины, соединенные огромным коромыслом.
      Блейд уже открыл рот, чтобы спросить, зачем это все собственно, нужно, но в следующий миг догадался сам — его собирались спустить с края обрыва в одной из этих корзин.
      Его догадки подтвердились: чужеземца прямо на носилках поместили в правую корзину, а главный жрец забрался в левую. Посмотрев на священнослужителя, один из воинов спросил:
      — А это не опасно? В конце дня?
      — Оранки не появляются при таком свете, о чем тебе следовало бы знать, да и Сакула будет недоволен, если он — главный жрец ткнул пальцем в Блейда, — не будет присутствовать на Великом Жертвоприношении в Цакадане. Верховному жрецу нужны сильные духи.
      — Разве один день играет какую-то роль, Птерин?
      — Для Сакулы — да. Айокану тоже не понравится медлительность и леность его слуг. Айокана нельзя гневить!
      Последняя фраза заставила воина тут же замолчать.
      Пожав плечами, он отвернулся.
      Когда жрецы и Священные Воины заняли места у гигантской катушки, Блейд решился задать вопрос:
      — Эй, воин, а кто такие оранки?
      Повернувшись к нему, тот в удивлении приподнял брови.
      — Ты, верно, прибыл издалека, если никогда не слышал об оранках. Это…
      Главный жрец Птерин сердито посмотрел на болтливого воина. Тот замялся, но, помолчав несколько секунд, заговорил снова:
      — Ну, скажем так… если тебе когда-нибудь доведется увидеть одного из них, ты не успеешь обеспокоиться по такому поводу.
      С этими словами воин нагнулся к корзине и острым ножом перерезал веревки, связывающие пленника.
      Блейд уставился на него. Птерин тоже.
      — Это сильный дух, Птерин, — сказал воин. — Я уважаю сильных духом, как и Айокан, которому я служу.
      — Ты, богохульник, осмеливаешься сравнивать себя с Айоканом?! — взвизгнул Птерин.
      — Нет. Но что, если ты ошибся насчет оранков, и они заберут сильный дух еще на пути к Нижней Реке? Айокана нельзя гневить!
      По выражению лица Птерина можно было понять что ему совсем не по нраву такой демагогический выверт но он замолчал и больше не произнес ни звука, пока воин отдавал приказания остальным.
      Несколько человек бросились вперед и, подняв коромысло с двумя корзинами, понесли его к краю обрыва — Блейд изо всех сил старался не смотреть вниз. Затем, прочно привязав двойные концы оранжевой веревки к огромным крюкам на коромысле, воины с огромной осторожностью подняли сооружение, а затем опустили его с края обрыва. Коромысло заскрипело, корзины несколько секунд опасно раскачивались над бездной, потом веревка натянулась. Блейд все еще не решался взглянуть вниз.
      Наконец Птерин кивнул воину. Повернувшись к товарищам, стоявшим у огромной катушки, тот крикнул:
      — Поехали!
      И взмахнул рукой.

      Коромысло с подвешенными корзинами снова угрожающе заскрипело: воины, стоявшие у катушки, принялись разматывать веревку. Корзины медленно пошли вниз. Влажный воздух проникал в легкие, дышать становилось все труднее и труднее. Немного привыкнув к плавному покачиванию, Блейд уцепился за край корзины и выглянул наружу, но не увидел ничего, кроме грязно-серых растрескавшихся камней сбоку и плотного тумана вокруг. Тогда он посмотрел вниз — и тут же пожалел об этом.
      Высоты он не боялся и в горах бывал неоднократно — как по долгу службы, так и ради собственного удовольствия; но тогда вокруг пояса был обмотан надежный трос, перекинутый через вбитый в скалу крюк, рука сжимала тяжелый ледоруб, а из-под рубчатых подошв крепких ботинок сыпалась каменная крошка. Тогда он сам был скалой, он чувствовал камень, ощущал его силу и коварство. Но так беспомощно болтаться на высоте… Ему еще не доводилось висеть в воздухе на одном только хлипком канате, который мог в любую минуту оборваться. К тому же там, наверху, разматывали этот канат вовсе не надежные друзья, а проклятые туземцы, которые только пожмут плечами, если канат оборвется. Блейд негромко чертыхнулся, но тут же подумал, что он, пожалуй, не прав: Священные Воины, наверное, проявляют максимум осторожности — ведь если не сам он, то, по крайней мере, Птерин представляет для них большую ценность. Все, что от него требовалось, — это неподвижно сидеть в корзине и ждать, а если очень скучно, то поразмышлять об оранках, кем бы они ни были.
      Расстояние от края обрыва до деревьев внизу составляло около мили. Сквозь бесконечную зелень то здесь, то там проблескивала синяя лента реки, огни у ее вод мерцали знакомым бледно-желтым светом, сквозь кроны деревьев сочился темный дым. Блейд прищурился, пытаясь разглядеть как можно больше. Внезапно откуда-то сбоку раздался пронзительный свист. Птерин выругался, с шипением втянув воздух сквозь сжатые зубы. Разведчик посмотрел в ту сторону и тотчас понял, почему молодой воин не хотел объяснять ему, кто такие оранки.
      Вверх, к корзине, взмахивая широкими черными крыльями, поднималась огромная отвратительная тварь. Несколько секунд Блейд не мог разобрать, что же это такое и что оно все-таки из себя представляет, а когда наконец разглядел, то невольно подумал, что именно такие птички наверняка живут в аду. Тем временем существо поднялось выше, описало круг и зависло над корзинами.
      Размах крыльев бестии был около двадцати футов, от клюва до хвоста было, по меньшей мере, футов десять. Кожа оранка казалась черной и грубой, похожей на слоновью, и блестела, словно смазанная маслом. На монстре не было ни меха, ни перьев, ни чешуек. Он раскрыл длинный костистый клюв, и в пасти показались многочисленные острые белые зубы.
      Теперь Блейд понял, почему воин предсказывал верную смерть после встречи с оранком. Корзины опустились уже на добрую тысячу футов, а значит, воины наверху не могли ни отогнать чудовище, ни поднять их, прежде чем монстр атакует. Блейд был абсолютно безоружен, а у Птерина имелся только бронзовый церемониальный нож с шестидюймовым лезвием. Вытащив клинок из-за пояса, Птерин сжал его в вытянутой руке. Его губы шептали молитву, а глаза, как заметил Блейд, внимательно следили за приближающимся оранком. Это было уже кое-что. По крайней мере, жрец не терял самообладания.
      Оранк медленно спускался к корзинам, описывая гигантские круги. Блейд следил за его полетом, прикидывая, что если чудовище бросится прямо на них, то будет хоть какой-то шанс отбить атаку. Но если у птицы достаточно ума, чтобы перегрызть веревку, они с Птерином обречены: их размажет по камням внизу, а оранк потом спокойно доест что останется.
      Внезапно монстр резко развернулся, изломив кожистые крылья под каким-то немыслимым углом. Блейд успел заметить два огромных горящих красных глаза над острым клювом — и оранк бросился на добычу.
      Подняв обе руки, разведчик приготовился к обороне. Чудовище неслось прямо на него, открыв клюв и выпучив красные глаза; в окружавшей их тишине хорошо слышался шум крыльев, рассекающих воздух, и тяжелое дыхание оранка, несшее с собой вонь разлагающегося мяса. Издав душераздирающий крик, монстр кинулся на Блейда.
      Оранк выставил клюв, явно собираясь одним махом оторвать голову легкой добыче, но та увернулась, и чудище пролетело мимо — лишь жуткие челюсти клацнули в воздухе. Когда шея монстра оказалась прямо над головой разведчика, тот нанес по ней два сильнейших удара ребром ладони — вначале правой рукой, потом левой, понимая, что сломать шею толщиной почти в фут ему не удастся. Но удары могли хотя бы известить чудовище о том, что легкой поживы ему здесь не будет.
      Маневр удался: дико завопив от боли, оранк перевернулся в воздухе и полетел вниз. Примерно сотню футов он падал, подобно камню, беспомощно сложив крылья, но потом пришел в себя и выровнял полет.
      К тому времени, как монстр собрался с силами для новой атаки, Блейд, в свою очередь, был готов ее отразить. Птерин сидел неподвижно, но следил за битвой с большим интересом.
      Оранк бросился на Блейда во второй раз. Увернувшись, странник опять нанес два удара по шее чудовища, вложив в них всю свою немалую силу.
      Он разодрал руки о жесткую шкуру оранка, однако услышал желанный треск: ему удалось повредить монстру позвонки.
      Издав жуткий вопль, от которого у Блейда кровь на мгновение застыла в жилах, оранк полетел вниз. Теперь он падал добрых пятьсот футов, прежде чем несколько опомнился.
      Странник размышлял, не попытаться ли ему в следующий раз задушить оранка или сломать ему шею, но потом пришел к выводу, что тварь слишком сильна и даже в предсмертной агонии вполне способна вытянуть его из корзины.
      Тем временем оранк начал готовиться к третьей атаке. Разведчик принял боевую стойку.
      Оранк обезумел от боли и яростно тряс головой, словно надеялся таким образом облегчить свои страдания. Бросаясь в атаку, монстр неверно оценил положение спускавшейся вниз корзины и пролетел под днищем, со всей силы врезавшись в него головой. Блейда чуть не выкинуло за борт, но он успел ухватиться за плетеный край. Оранк застыл в воздухе и несколько секунд висел, не двигаясь, у самого коромысла.
      Этих секунд оказалось достаточно. Ребром левой ладони разведчик нанес еще один сильнейший удар по уже разбитой шее, затем правым кулаком с размаху врезал по крылу, прижатому к коромыслу. Кость в крыле хрустнула: несмотря на свою толщину, она оказалась слабой, как и у всех птиц. Блейд повторил атаку, снова услышав хруст ломающихся костей.
      Завопив так, что у странника заложило уши, оранк начал падать вниз; его голова безвольно болталась на сломанной шее, одно крыло повисло, а второе судорожно загребало воздух, тщетно пытаясь удержать чудовище в воздухе. Блейд внимательно следил за ним, опасаясь, что тварь вдруг оправится и вернется для новой атаки. Но истерзанный оранк еще раз вскрикнул и скрылся в белой пелене тумана.
      Блейд откинулся назад, судорожно переводя дыхание. И тут же замер, похолодев, потому что услышал треск, который невозможно было спутать ни с чем. Очень осторожно повернувшись, он посмотрел на коромысло.
      — Черт побери!
      Планка треснула в том месте, где в нее врезались крылья оранка. В быстро густеющих сумерках Блейд не мог рассмотреть, насколько серьезно она повреждена, но одно он знал с полной определенностью: их с Птерином жизни повисли на волоске.
      — Птерин! — позвал он.
      — Да, воин, — откликнулся жрец. — У тебя в самом деле сильный дух, и я…
      — Прибереги свои восхваления для другого раза, — перебил Блейд. — Коромысло сломано! Не двигайся. Постарайся не дышать глубоко. Сколько нам еще осталось?
      В другой корзине долго молчали, будто, услышав слова Блейда, Птерин лишился дара речи. Затем жрец еле слышно, словно боясь, что звук его голоса доломает коромысло, проговорил:
      — Наверное, еще полпути.
      «М-да, — подумал Блейд. — Если чертова палка сейчас сломается, нам конец. Какая разница — навернуться с двух тысяч футов или с одной?»
      Медленно вдохнув, разведчик осторожно поменял положение, устраиваясь поудобнее в тесной корзине, и стал ждать, потому что больше ничего не оставалось.
      Они спускались вниз со скоростью примерно футов в минуту. Значит, потребуется еще десять минут чтобы добраться до поверхности земли. Выдержит ли планка столько времени? С другой стороны, если увеличить скорость, коромысло, вероятнее всего, развалится еще быстрее. И так плохо, и эдак нехорошо…
      Тем не менее Блейду показалось, что корзины заскользили вниз немного быстрее. Может, воины наверху заметили еще одного оранка или просто боялись его появления? Блейд тоже этого опасался: его измученное тело не выдержало бы еще одной битвы, а ему совсем не улыбалось окончить жизнь в этом негостеприимном измерении, грохнувшись с огромной высоты.
      Оставалось менее восьмисот футов. Они спускались гораздо быстрее, правда, теперь коромысло раскачивалось из стороны в сторону, словно маятник. Разведчику пришлось ухватиться за борта, иначе он рисковал оказаться внизу значительно раньше, чем корзина. Коромысло зловеще поскрипывало. Блейд с замиранием сердца ждал оглушительного треска, который ознаменует конец скитаний великого странника.
      Но треск все не раздавался. Осталось пятьсот футов. Разведчик заметил, что Птерин уже не такой бледный, как несколько минут назад. Они почти перестали раскачиваться — тяжесть размотанной веревки помогала сохранять равновесие. По крайней мере, Блейд на это надеялся, не переставая прислушиваться к слабому скрипу.
      Четыреста футов. Триста. Двести. Почуяв, что может нормально дышать, странник разжал руки, которыми держался за края корзины. Еще минута-другая — и он в безопасности. Теперь скорость уменьшилась — воины боялись стукнуть их о землю. Блейд с удовольствием вздохнул полной грудью и….
      И в эту секунду раздался долгожданный треск.
      Разведчик почувствовал, как корзина накренилась, разом опустившись на несколько футов. Ему не требовалось смотреть на планку, чтобы понять, что случилось, вместо этого он взглянул вниз. Сгустившиеся сумерки притупили остроту зрения, но ему показалось, что под ними блестит вода. В душе у Блейда зародилась надежда, но он не успел обдумать варианты возможной стратегии, так как чертово коромысло снова затрещало и переломилось пополам.
      Какую-то долю секунды Блейд летел головой вниз. Затем он сообразил, что если здесь не слишком глубоко, то он может размозжить себе голову о дно реки. Разведчик подтянул колени к груди, сгруппировался и резко выпрямился, перевернувшись таким образом на сто восемьдесят градусов.
      Он вытянул руки над головой и напрягся, стараясь по возможности сохранять вертикальное положение — малейший удар о воду при падении с такой высоты грозил смертью. Он посмотрел вверх, и у него промелькнула мысль, не будет ли затянутое тучами черное небо последним, что ему доведется увидеть в этой жизни…
      Он врезался в воду с такой силой, что ему показалось, будто у него треснули все кости и вылетели все суставы, а кожа отслоилась от растерзанного скелета. Но в следующее мгновение Блейд почувствовал холод и понял, что все еще жив, а еще секунду спустя он сильно отшиб себе пятки об илистое дно.
      Полуоглушенный, он погрузился в ил по колено. Ощущение было такое, будто его пытается засосать какая-то гигантская пасть. Разведчик попытался нащупать твердое дно и оттолкнуться, одновременно что было сил загребая руками. Вода была омерзительна на вкус, со дна клубами поднималось густое облако ила, напоминающее навозную жижу. Наконец Блейду удалось вырваться. Едва успев подумать, что его легкие сейчас разорвутся, он вылетел наружу, судорожно хватая ртом воздух.
      Он отер с глаз липкий вонючий ил и потряс головой. Постепенно зрение прояснилось, и он увидел рыжие сполохи на поверхности воды. На берегу стояло двенадцать человек с факелами, пылавшими все тем же бледно-желтым светом. Один из мужчин что-то закричал, вытянув вперед руку и указывая на Блейда.
      Другие тоже завопили и принялись размахивать мечами.
      Разведчик не мог удержаться и разразился самыми страшными ругательствами, какие только знал. Если бы пруд не охранялся, он ускользнул бы в лес, и эти недоумки могли бы искать его до конца жизни… Проклятие!
      Ну что ж, ругайся не ругайся, а сделать ничего нельзя…
      Тяжело вздохнув, Блейд неспешно поплыл к берегу.

      Воины, охранявшие пруд, препроводили пленника в небольшой лагерь в лесу, где к нему присоединился Птерин. Его корзина удержалась на коромысле, и он приземлился вполне благополучно, если не считать того, что перепугался до полусмерти. Их обоих осмотрел лекарь, причем Блейду он уделил куда больше внимания, чем старому жрецу.
      — Восхитительно! — повторял он. — Просто невероятно! Какой сильный дух! Мы не видели такого много-много лет. Как обрадуется такому духу всемогущий Айокан! Айокана следует ублажать!
      Блейду уже порядком надоели ритуальные фразы о необходимости ублажать и не гневить всемогущего Айокана.
      Лекарь признал пленника абсолютно здоровым — как, впрочем, и Птерина, чему Блейд был несколько огорчен. Ночь они провели в лагере, а поутру лесом вернулись к берегу реки. Над водой висели тяжелые тучи, скрывающие огромный водопад примерно в милю высотой. Стоял густой туман.
      У реки их ждало судно, на этот раз не пирога, а нечто вроде крупной баржи с высокими бортами и просторной каютой на корме. Посреди палубы высилась тяжелая мачта с квадратным парусом голубого цвета, из отверстий в бортах торчали двенадцать длинных весел. Вонь на судне стояла немыслимая — на веслах сидели рабы, не мывшиеся и не переодевавшиеся в чистое, видимо, с момента рождения. Борта, палуба и каюта были выкрашены в белый цвет, форштевень венчала большая резная фигура бога — летучей мыши. Здесь, в сыром субтропическом лесу, вода была отнюдь не прозрачно-голубой — зеленовато-бурые волны источали мерзкий запах скисшего ила и водорослей.
      Птерин поднялся на борт, за ним следом втащили Блейда — как обычно, связанного по рукам и ногам. Как только пленника опустили на палубу, Священный Воин, по всей вероятности выполнявший функции капитана, отдал приказ; из воды на толстых плетеных веревках вытянули большой валун-якорь, подняли парус и спустили весла на воду. Баржа пошла вниз по течению. Из трюма доносился барабанный рокот, задававший ритм гребцам, время от времени слышались звонкие щелчки кнута.
      Река была большой, примерно полмили в ширину, берега покрывала густая тропическая зелень. Блейд насчитал не менее дюжины различных видов нависавшей над водой растительности — от огромных деревьев до гибких, похожих на истерзанное мочало лиан. Это были настоящие джунгли, как в бассейне Конго или Амазонки. Странник внимательно осматривал берега, мимо которых они проплывали, стараясь ничего не упустить. Слуги Айокана развязали его, заперев в каюте с окном, перекрытым решеткой из бронзовых прутьев, но, тем не менее, это было окно, позволявшее Блейду хоть как-то ориентироваться. Вероятно, он мог бы выбить решетку и выпрыгнуть за борт — одолеть пятьсот ярдов, отделявших судно от берега, не представляло для него проблемы. А там он скрылся бы в непроходимых джунглях гораздо раньше, чем слуги Айокана заметили бы его исчезновение.
      Но, поразмыслив, Блейд решил не спешить. Он не видел смысла в побеге, результатом которого явилась бы смерть в тропическом лесу, поскольку вокруг не было ничего, кроме бесконечной влажной зелени. Едва ли он отыщет здесь кого-нибудь, кто загорится желанием прятать его от жрецов и Священных Воинов Айокана… Великого Айокана, которого никак нельзя гневить.
      «Черт бы побрал их всех вместе с баржей!» — в который раз выругался Блейд.
      Он надеялся прогневать всемогущего Айокана очень сильно — так сильно, как только сможет. А затем он предоставит Птерину возможность разбираться с этим недочеловеком-недомышью по собственному разумению.
      На следующий день пленник занялся бронзовой решеткой, закрывающей окно, удостоверившись вначале, что следят за ним не слишком внимательно. Священные Воины старались не переутомляться; они регулярно приносили ему еду, меняли постель и приводили лекарей, но следить за узником, видимо, казалось им чересчур хлопотным делом. То ли они считали своего подопечного слишком глупым и ленивым, то ли надеялись, что Айокан сам проследит за своей жертвой… «Ну что ж, они дорого заплатят за свою беспечность!» — не без удовольствия думал Блейд.
      Жители этого измерения, судя по всему, не знали другого металлического сплава, кроме бронзы. Решетка на окне была довольно прочной, но мягкие кованые прутья не могли противостоять мышцам и сноровке разведчика: до ужина ему удалось расшатать и вынуть два штыря из нижних гнезд. Оставался еще один, после чего все три можно было отогнуть и пролезть в образовавшуюся дыру — несмотря на массивное тело, Блейд отличался уникальной способностью проникать во всевозможные отверстия. Утром он разглядел на речном косогоре довольно большую деревню, а некоторое время спустя — еще ряд отдельно стоявших хижин. Значит, найти здесь людей труда не составит, и даже если в этих домах никто не живет, он попытается пройти несколько десятков миль, довольствуясь подножным кормом. Блейд решил подождать ночи, а потом, доломав решетку, уплыть к берегу. Осторожно установив на место две оторванные планки, чтобы они не бросались в глаза, разведчик решил передохнуть перед ужином.
      Как обычно, ему принесли обильную горячую пищу. Его не слишком прельщала перспектива дальнего плавания с полным желудком, но есть слишком мало казалось опасным — жрец мог что-то заподозрить. Поэтому Блейд, по возможности, разыграл дурное расположение духа, про себя обругав успевшее поднадоесть местное гостеприимство.
      Жрецы забрали тарелки. Они неодобрительно взглянули на недоеденные куски, но промолчали. Оставшись один, Блейд выполнил несколько физических упражнений, чтобы слегка разогреться. Он остался доволен: мышцы не утратили силы и пластичности, суставы не хрустнули ни разу. Он был вполне готов к любым испытаниям, которые могла преподнести ему судьба. С этой мыслью он повернулся к окну, собираясь заняться последним прутом.
      Едва он начал его раскачивать, как на палубе послышался шум. Блейд поспешно отскочил от окна — и очень вовремя: дверь его каюты отворилась и в нее ворвался Птерин в сопровождении двух Священных Воинов.
      — Слушай меня, чужеземец, — обратился к нему Птерин. — Сейчас ты встанешь и пойдешь за мной. Я думаю, тебе полезно будет посмотреть на это.
      — Посмотреть на что? — спросил Блейд.
      — Один из рабов позволил себе неслыханную дерзость. Он ударил Священного Воина, который служит всемогущему Айокану, и пролил его кровь. За это он будет наказан.
      — Каким образом?
      — Мы избавим его от служения на священной барже. «Интересная кара! Это, скорее, поощрение», — подумал Блейд, в удивлении уставившись на Птерина.
      В словах жреца явно содержался какой-то тайный смысл.
      — Почему ты хочешь, чтобы я это видел?
      — Это может тебя заинтересовать.
      — Заинтересовать? Не исключено.
      — Я в этом просто уверен, — произнес Птерин. Глаза его сузились, подбородок напрягся, а выражение, застывшее на лице, не сулило ничего приятного. — Итак, ты идешь или нет?
      Оба сопровождавших Птерина воина сжали рукояти мечей. Спорить не приходилось; оставалось только подчиниться.
      Блейд проследовал за жрецом на палубу. Два Священных Воина шли прямо за ним. Разведчик отметил про себя, что оба они не слишком внимательны — расстояние между ними и пленником превышало длину меча. Это значит, что ему может подвернуться неплохой шанс: если он будет достаточно ловок и быстр, то успеет перемахнуть через борт, прежде чем охранники выхватят оружие. Разведчик не заметил на барже ни одного лука: было похоже, что Священные Воины Айокана их попросту не знали. Получалось, едва пленник окажется в воде, он будет вне досягаемости. Конечно, если он бросится в реку здесь, у всех на виду, ни о каком тайном побеге не будет и речи, но догнать его все равно не смогут…
      Внизу снова послышались шум, крики, звон цепей, затем открылась крышка люка, находившегося в носовой части баржи. Воздух наполнился таким зловонием, что у Блейда к горлу подступила тошнота. Из люка на палубу вылезли два воина, тащившие грязного, истощенного невольника, совершенно нагого, если не считать набедренной повязки, и такого слабого, что он едва держался на ногах. Он был беспомощен, как ребенок, но стоило ему увидеть Птерина, глаза раба вспыхнули жгучей ненавистью. У него был вид человека, которому нечего терять.
      — Раб, — обратился к нему Птерин, — тебе не нравится служба на этой барже, принадлежащей всемогущему Айокану?
      Гребец презрительно пожал плечами и сплюнул.
      — Да, я вижу, она тебе не по душе. Не все мы рождены ублажать бога, и он никого не держит силой. Он не тиран! Так что я смело говорю тебе, и моими устами говорит Великий Бог: ты будешь немедленно освобожден от службы на этом судне.
      Дернувшись и подпрыгнув, словно его ударило электрическим током, раб уставился на Птерина. В глазах несчастного появилась надежда, костлявые, покрытые мозолями и волдырями руки затряслись, по щекам потекли слезы, прочерчивая дорожки на грязном лице.
      — Ты говоришь правду, жрец? — хрипло спросил он; — Правду?
      — Жрецы всемогущего Айокана не лгут. Ложь не нравится богу. Айокана нельзя гневить!
      Птерин повернулся к двум воинам, державшим раба, и приказал:
      — Освободите его от службы на этой барже.
      — Тогда пусть меня высадят… — начал раб, но не успел закончить фразу.
      Подхватив несчастного под мышки, воины потащили его к фальшборту и подняли в воздух.
      На губах Птерина появилась недобрая улыбка.
      — Я не обманул тебя, — сказал он. — Я освобождаю тебя, несчастный раб. Ступай же с благословением Айокана!
      Воины раскачали бьющегося у них в руках человека и вышвырнули его за борт.
      Еще в воздухе раб испустил крик животного ужаса. Он с головой погрузился под воду, но тут же выплыл, издав еще более страшный вопль. Когда вечерние сумерки прорезал третий вопль, Блейд подумал, что такие звуки может издавать только человек, которого сжигают заживо. Забыв о стоявших за спиной воинах, разведчик бросился к краю палубы и уставился в воду.
      Раба не сжигали заживо — его заживо ели. «Местные пираньи», — ахнул про себя Блейд, не в силах поверить увиденному. Темная вода бурлила от невесть откуда взявшихся маленьких кровожадных белых рыбок, с остервенением набросившихся на человека. Вода покраснела от крови; послышался еще один полный ужаса крик, потом раб вскинул вверх руку — вернее, то, что от нее осталось, обглоданную кость, которую терзали две белые рыбки. Бедняга издал последний, резко оборвавшийся вопль — рыбы впились в горло несчастного. Какое-то мгновение его голова оставалась над алой поверхностью, потом исчезла.
      Блейд медленно отвернулся и встретился взглядом с Птерином. Надменно улыбнувшись, жрец заговорил веселым голосом, в котором слышалось ехидство:
      — Теперь ты знаешь, воин, как мы отпускаем тех, кто не желает служить всемогущему Айокану. Айокану это нравится. Айокана нужно ублажать!
      Разведчик сжал кулаки.
      «Если чертов жрец еще раз произнесет эту треклятую фразу, — подумал он, — я схвачу его за ноги и брошу вслед за рабом. Гнусный садист! Выродок… Ничего, я еще посчитаюсь с тобой!»
      Увидев ярость в глазах пленника, Птерин отшатнулся и быстро отступил подальше. Четверо Священных Воинов выхватили мечи, окружив разведчика. Несколько секунд Блейд с Птерином с ненавистью смотрели друг на друга, затем жрец, не выдержав, отвел глаза, жестом указав на дверь каюты.
      Разведчик молча прошел в свою камеру. Дверь за ним захлопнулась, лязгнул засов. Трясясь от гнева, Блейд опустился на кровать. Он с большим трудом заставил себя успокоиться, сделав несколько глубоких вдохов. Когда дрожь прошла, он разжал кулаки и глубоко задумался.
      Теперь о побеге с баржи не могло быть и речи — раз река кишмя кишит этими маленькими белыми чудовищами. Ему придется подождать, пока судно не пристанет к берегу, там, куда оно направляется — пусть хоть в этом Цакалане, месте жертвоприношений Айокану.
      «Спасибо, друг, — мысленно обратился он к мертвому рабу. — Ты умер, но ты спас мне жизнь. Может быть, тебе уже все равно, но я постараюсь отомстить». Он вспомнил предсмертный вопль несчастного и с размаху врезал кулаком по деревянной стене. Это его немного отрезвило.
      Ладно, подумал странник, даже если ему и не удастся убежать, Айокан получит куда больше жертв, чем собирался, — уж он-то об этом позаботится! Если ему суждено погибнуть от руки этих выродков, он возьмет с собой всех, до кого дотянется. Недурной подарок для всемогущего бога… Блейд недобро ухмыльнулся. Будем надеяться, это понравится Айокану. Ведь Айокана надо ублажать!

      Путешествие по Нижней Реке до Цакалана, столицы страны Чирибу, заняло пять дней и пять ночей. Они проплывали мимо отдельных хижин, стоящих на сваях прямо в воде у самого берега, и небогатых деревень; миновали также один большой город с традиционным холмом, в недрах которого располагалось святилище. У причала перед холмом было привязано с полдюжины пирог. По дороге они никого не встретили, если не считать редких барж, подобных той, в которой везли Блейда. По этой реке нельзя было путешествовать на протекающей или неустойчивой лодке: маленькие белые рыбки сожрали бы любого, кто по неосторожности или из-за несчастного случая оказался бы в воде.
      Большую часть пути Блейд видел лишь мутную грязную зеленовато-коричневую реку. По обоим ее берегам росли деревья и кустарники самых немыслимых оттенков зелени — от изумрудного до темного хаки. Опять его самым худшим врагом стала скука; правда, к ней теперь добавилось еще и расстройство желудка — видимо, от большого количества тяжелой пищи, которую он ежедневно потреблял в огромном количестве, но без всякого удовольствия.
      К вечеру четвертого дня береговой пейзаж начал меняться, увеличилось количество суденышек, как плывущих навстречу, так и привязанных к каменным причалам. По берегам возвышались дома значительно крупнее тех, которые странник видел в верховьях, к большинству домов прилегали участки обработанной земли. На некотором расстоянии друг от друга стояли города, население которых, по самой приблизительной оценке, составляло от пяти до десяти тысяч человек. Разведчик даже видел рыночные площади, где продавались всевозможные товары: одежда, оружие, мечи, живая птица в корзинах. Домашних животных крупнее коз и собак Блейд не заметил. Похоже, здесь не было ни коров, ни рабочего скота.
      Перед каждым городом обязательно возвышался холм с подземным храмом Айокана, а у его подножия всегда располагался небольшой каменный причал. Спешащие вверх и вниз по склону жрецы в оранжевых туниках издали напоминали суетящихся муравьев. Блейд постепенно начал осознавать их могущество и власть; к сожалению, то была не какая-то малочисленная секта — Айокан почитался всеми и везде. Это могло осложнить побег. Кто захочет укрывать чужеземца, сбежавшего от всесильных и безжалостных жрецов человека — летучей мыши? Это не понравится Айокану. Айокана же нельзя гневить!
      На пятый день пути города стали попадаться еще чаще. Они стояли почти вплотную друг к другу, а земля, разделявшая их, была вспахана и засеяна. Здесь, видимо, жили местные крестьяне — их маленькие хижины торчали прямо посреди посевов. Один раз разведчику довелось увидеть мост, соединяющий два крупных города, располагавшихся на противоположных берегах. Конструкция моста была довольно оригинальной: старые лодки были составлены в ряд поперек реки и связаны веревками, а сверху на них был положен деревянный настил, по которому двигались пешеходы. Грузы переносились на плечах. В большинстве люди шли поодиночке, но нередко можно было увидеть Целую процессию рабов, закованных в цепи, как мужчин, так и женщин. Когда баржа приблизилась к мосту, несколько лодок в центре отвязали, и судно прошло в образовавшуюся щель.
      В больших городах Блейд также не заметил крупного скота, попадались лишь мелкие домашние животные и птица. В общем и целом Чирибу напоминало разведчику поселения американских индейцев доколумбовой эпохи — с той особенностью, что здешние жители умели обрабатывать металл и не знали луков.
      К вечеру пятого дня барже пришлось сбавить ход. Мелкие лодки так и сновали рядом с ней — как детишки вокруг кондитерского магазина, невольно подумал Блейд. Воду освещали многочисленные факелы, кругом слышались грохот барабанов и протяжный посвист флейт. Страннику долго не удавалось заснуть среди этого шума, и он даже с некоторой тоской вспоминал тишину, царившую на судне, которую нарушали лишь поскрипывание мачты и мерный плеск весел.
      На следующее утро они прибыли в Цакалан.
      Первое, что бросилось Блейду в глаза, была массивность и надежность местных строений. Жители Цакалана не создавали высоких зданий (он не увидел ни одного выше трех этажей), зато строили на века, чтобы город стоял столько же, сколько земля, на которой его возвели. Все здания, сложенные из гигантских блоков какого-то грубо отшлифованного камня, оказались более или менее похожими друг на друга. Местные архитекторы явно не грешили буйной фантазией — даже примитивные балконы или арки встречались крайне редко.
      Зданиям Цакалана недоставало элегантности, но они вполне компенсировали сей недостаток раскраской. Здесь были все цвета, возможные и невозможные — голубой, зеленый, пурпурный, красный, ярко-желтый, черный; они смешивались самым причудливым образом, так что в глазах рябило. Город заливал яркий солнечный свет, в результате чего весь этот калейдоскоп слепил глаза, а голова начинала кружиться. Однако бледно-желтого и оранжевого цветов служителей Айокана разведчик не увидел ни разу.
      Баржу привязали к небольшому причалу, выкрашенному в голубой и белый цвета. Их уже ждали люди в облачении Священных Воинов.
      «Остальные суда швартуются выше по течению, этот причал, видимо, собственность Айокана, — отметил про себя Блейд. — Что же такое культ Айокана — государство в государстве? Интересно! И как к этому относятся простые смертные? Неужели им все это нравится?»
      Разведчик усмехнулся. Он уже начинает думать, нравится ли здешнему населению вездесущая летучая мышь… Прежде всего нужно бежать, как только представится возможность, обрести свободу, и лишь потом думать, как помочь этим людям разделаться с Айоканом — если они, конечно, захотят выслушать его советы. Ему придется вести себя с осторожностью. Хоть человеку цивилизованному деяния жрецов кажутся бессмысленной жестокостью и зверством, но это совсем не значит, что местные жители относятся к ним точно так же. Очень может быть, что им и в голову не приходит возмущаться, и если он, Блейд, не слишком почтительно выскажется об их драгоценном боге, то не исключено, что отправится на тот свет без всяких жертвенных церемоний. 1 Впрочем, сейчас его побег казался предприятием весьма сомнительным. Прежде чем баржа ударилась о причал, Блейда со всех сторон окружили двенадцать воинов с обнаженными мечами, и хоть он смог бы одолеть их, но наверняка не избежал бы ранения. А раненный, он далеко не убежит… С другой стороны, Айокану подпорченная жертва не нужна — значит, его убьют, не дожидаясь дня Великого Жертвоприношения. Таким образом, время и место для побега снова оказались не слишком подходящими.
      На этот раз Блейда не понесли на носилках; вместо этого его руки связали за спиной, а лодыжки соединили короткой тяжелой бронзовой цепью, позволявшей идти, но не оставлявшей никакого шанса удрать даже от паралитика. Блейд сплюнул с досады и начал передвигаться крошечными шажками, стараясь, чтобы оковы не врезались в тело. Перспектива умереть от заражения крови нравилась ему не больше, чем жертвоприношение богу — летучей мыши.
      Птерин и Священные Воины вели пленника по широким и прямым улицам Цакалана. Встречавшиеся по пути люди поспешно расступались, чтобы пропустить процессию. Гражданское население Цакалана при близком рассмотрении не слишком отличалось от Священных Воинов: худые, жилистые, с красно-коричневой кожей, крупными приплюснутыми носами и прямыми черными волосами. На мужчинах были надеты хлопчатобумажные или льняные юбки, напоминающие килты — одеяние шотландских горцев (правда, те были шерстяными), женщины щеголяли в длинных свободных платьях без рукавов. Обуви ни у кого не было. Блейд не заметил ни одного вооруженного мужчины.
      Воздух в городе после речной свежести казался тяжелым и спертым. В нем смешались многочисленные запахи: отходы, испражнения людей и животных, грязь, копоть и дюжина других ароматов, по большей части неприятных. Эта смесь была несколько лучше той, что неслась из храма у озера или из трюма баржи, где содержались рабы, но странник не смог удержаться от брезгливой гримасы.
      Внезапно Блейд уловил еще один запах, несколько слабее других, но слишком хорошо знакомый, чтобы он мог ошибиться: довольно часто за время своих путешествий по Измерению Икс приходилось ему вдыхать этот смрад. Так пахли только разлагающиеся трупы, и эта вонь усиливалась с каждой минутой.
      Они свернули на очередную улицу, и он заметил, что прохожие тут почему-то жмутся поближе к зданиям. Спустя мгновение Блейд понял причину — посреди улицы на белом полотнище лежало нечто бесформенное, и нетрудно было догадаться, что это такое.
      Разведчик не знал, как давно умер этот человек. Во влажном тропическом климате разложение должно начинаться очень быстро, и почерневшее тело с какими-то странными порезами на груди уже сильно раздулось, а от сладковатой вони кружилась голова. Процессия остановилась, и Птерин начал монотонно напевать над трупом, покачиваясь из стороны в сторону. Приглядевшись, Блейд с содроганием понял, что на груди несчастного вырезаны крылья летучей мыши. Кровь в порезах почернела и запеклась, и могло показаться, что крылья просто намалеваны коричневой краской.
      «Жертвоприношение Айокану? — подумал разведчик. — Но почему тело брошено здесь, в центре города? Гниет, выставленное на обозрение жителей столицы? Возможно… Вполне возможно… Странный культ, странные обычаи…»
      По пути они увидели еще несколько тел, некоторые из которых казались довольно свежими. Одно, по мнению Блейда, лежало на дороге не больше пары часов: обнаженная молодая женщина, вернее, девочка, потому что ей едва ли исполнилось пятнадцать, лежала на камнях, раскинув руки, и на груди у нее были вырезаны крылья летучей мыши.
      Блейд отвернулся, сглатывая комок, подкативший к горлу. С первого своего дня в этом мире он не видел ничего ужаснее; это было даже хуже, чем раздутые тела, виденные им ранее, лежавшие на солнцепеке так долго, что почерневшая кожа начала отваливаться с костей.
      На трупах не было ни мух, ни каких-либо других насекомых. Поразмыслив, странник пришел к выводу, что причиной является белый порошок, насыпанный вокруг трупов.
      Процессия двигалась все дальше и дальше по улицам Цакалана, удаляясь от реки. Они миновали несколько рынков, какие-то трущобы с тусклыми полуразвалившимися зданиями… У Блейда заныли ступни от долгой ходьбы по горячим камням.
      Наконец они оказались на самой окраине города, где почти не было домов и распаханных полей. Разведчик не удивился, заметив еще один холм с храмом Айокана, самый большой из всех, что ему довелось увидеть в этом измерении, выложенный голубыми и белыми каменными плитами.
      Диаметр основания холма был примерно четверть мили, а высота — не меньше трехсот. К абсолютно белому зданию на вершине, блестевшему на солнце так, что слепило глаза, вели две широкие лестницы. Из отверстия в крыше поднимался вертикальный столб дыма — здесь не дул даже самый слабый ветерок, словно Айокан подчинил себе погоду. Рядом со зданием был вкопан огромный квадратный валун, отполированный до зеркального блеска — солнце отражалось от него, как от ровной водной поверхности. По углам валуна возвышались резные голубые шесты.
      — Воин, — обратился к Блейду Птерин, — посмотри на главный храм Айокана и подумай о том, как твой освобожденный дух взлетит отсюда, чтобы питать всемогущее божество. Завтра — день Великого Жертвоприношения, и завтра твой дух отделится от тела и полетит к Айокану, которому это очень понравится. Айокана следует ублажать!
      Пожав плечами, Блейд внимательно осмотрел холм. Правда, делал он это совсем не потому, что так велел Птерин; у разведчика были свои резоны: он фиксировал в памяти расположение храма и окружающую его местность, понимая, что чем больше он запомнит, тем больше у него появится шансов на побег.
      А если убежать не удастся? Если этот чертов холм станет местом его смерти?
      В таком случае здесь погибнет не только Ричард Блейд, но и очень много жрецов и Священных Воинов всемогущего Айокана.

      Птерин не обманул — на следующее утро за Блейдом пришли. Ночь он провел в глубине храма, в богато обставленной пещере с решеткой вместо двери. Приговоренных в Чирибу кормили до отвала. В общем-то разведчику больше нечего было делать, кроме как есть и спать; к тому же за ним внимательно наблюдали лекари, пытаясь выяснить, не ослаб ли его дух. После ужина ему снова прислали женщину, точно такую же одурманенную наркотиками куклу, как и предыдущая. Блейд стиснул зубы, собрал волю в кулак и сделал то, что от него требовали. Жрецы покивали головами, высказались насчет ублажения Айокана и удалились.
      Блейд прекрасно понимал, чем чреваты для него возможные сомнения священнослужителей в силе его духа.
      Если жрецы решат, что таковая утрачена, его убьют прямо здесь, и шанс убежать или, по крайней мере, вступить в борьбу будет упущен. Он закончит свои дни в расцвете сил в темной вонючей камере, как крыса, и никто не узнает об этом. Блейду такая перспектива совсем не нравилась; он вообще предпочел бы не умирать и надеялся, что ему и на этот раз выпадет каре тузов — или хотя бы дам. Поэтому он невозмутимо проглотил гору тяжелой, хотя и вкусной, пищи, продемонстрировал силу духа с женщиной, после чего спокойно проспал всю ночь.
      Когда жрецы пришли за ним, разведчик уже проснулся. В эту минуту он был похож на боевую машину в состоянии полной готовности; каждая жилка его могучего тела была напряжена и готова моментально отреагировать на любой приказ разума. Все чувства обострились до предела; он не собирался упускать свой шанс.
      Слуги Айокана предложили ему обычный плотный завтрак, но Блейд отказался, не желая набивать желудок. Кроме того, жрецы могли чего-нибудь подмешать в еду. Он не почувствовал знакомого запаха сока из тех кустов, что росли на берегу высокогорного озера, но ведь наверняка здесь существовали и другие наркотики.
      Птерину немедленно донесли об отказе Блейда от еды, и через несколько минут он вбежал в камеру в сопровождении четырех Священных Воинов.
      — Воин, неужели ты хочешь, чтобы твой дух ослаб? — в гневе обратился он к Блейду. — Тогда Айокан откажется от него. Слияние со всемогущим Айоканом приносит радость во веки веков. А если он тебя отвергнет, тебя ждут вечные страдания. Ты знаешь об этом?
      Блейд пожал плечами, изо всех сил демонстрируя свое несерьезное и даже легкомысленное отношение к происходящему. Умный человек и опытный разведчик, он прекрасно понимал, что этот разговор с Птерином не менее важен, чем предстоящая схватка с мечом в руках.
      Холодно посмотрев на жреца, странник ответил:
      — Мой дух настолько силен, что твоя ничтожная еда не в состоянии его укрепить. Если я приму сейчас пищу, то это может лишь ослабить его. В моей стране воин перед боем должен поститься, а эту минуту я считаю битвой.
      Он подумал, не сболтнул ли лишнего — Птерин мог понять скрытый смысл фразы. Не стоило, пожалуй, упоминать о битве…
      Жрец скрытого смысла не уловил, но сдаваться не собирался:
      — Если ты отказываешься от еды, то мы, по крайней мере, дадим тебе испить Напиток Силы. Ты должен выпить ее перед тем, как…
      — Я не буду ничего есть, и я не буду ничего пить, — перебил его Блейд тем же ледяным тоном. — Это противоречит традициям моего народа, и я предпочел бы умереть здесь и сейчас, отказавшись от надежды воссоединения моего духа с Айоканом. Я не верю, что ваш Айокан настолько велик, что заставит меня отвергнуть моих богов и забыть мой долг перед ними.
      Разведчик почувствовал, как у него по спине пробежал холодок. Кажется, он все же несколько зарвался… Ведь Птерин вполне мог разозлиться и приказать убить непокорного на месте.
      — Богохульник! — крикнул кто-то из числа Священных Воинов или жрецов низшего ранга, толпившихся за спиной у Птерина.
      Главный жрец молчал. Похоже, ему доводилось слышать куда более неприятные вещи от людей, предназначенных для жертвоприношения. Поразмыслив, он пожал плечами и дал знак Священным Воинам. Возможно, Птерин боялся гнева Айокана — если он откажет богу в таком сильном духе, пусть и упрямом, кто поручится, что Айокан не сожрет нерадивого слугу? И вне всякого сомнения, он до дрожи боялся верховного жреца, чей гнев мог настичь его гораздо быстрее, чем ярость бога.
      Со свойственной им живостью Священные Воины схватили Блейда, на этот раз не связывая, и повели по коридорам и лестницам наверх. После тьмы подземелья яркое солнце на мгновение ослепило разведчика. Когда его глаза привыкли к свету, он увидел, что холм сильно изменился со вчерашнего дня. У его подножия толпились, наседая друг на друга, тысячи людей; они влезли бы и на холм, но толпу сдерживало кольцо вооруженных до зубов Священных Воинов. Людей было много, очень много но все они молчали, словно пришли в церковь на отпевание. Похоже, к данному ритуалу в Чирибу относились крайне серьезно, и мнение Блейда никого не интересовало — к тому же, строго говоря, он, как жертва, был не слишком объективен.
      Вкопанный на вершине холма отполированный валун заново покрасили и смазали воском, а потому он блестел еще ярче. На него невозможно было смотреть: глаза слепило отражавшееся от каменной поверхности солнце. На шестах закрепили огромный кусок синего шелка, на каждый шест водрузили по бело-голубому стягу с изображением крыльев летучей мыши — символа Айокана. Знамена не развевались, а безвольно свисали в горячем неподвижном воздухе.
      Вершину холма заполонили Священные Воины и жрецы. Если бы кто-то из них потерял сознание от жары и духоты, то не свалился бы на землю, а остался на ногах — так плотно стояли они друг к другу. Однако рядом с валуном были расчищены две площадки. На одну из них согнали нагих женщин и мужчин — судя по бессмысленным глазам, напичканных наркотиками. Блейд рассудил, что это менее значительные жертвы, которые должны были разогреть толпу перед главным номером программы — его собственной персоной.
      Вторая площадка была пуста. Заметив удивленный взгляд разведчика, Птерин поспешил ответить на его невысказанный вопрос. Как обычно, главный жрец был не прочь похвастаться.
      — Это Круг Владык. Да, воин, сам повелитель Хуракун присутствует на Великом Жертвоприношении вместе с сыновьями Кенасом и Пиралу. Пиралу — самый преданный Айокану член владычной семьи, всегда оказывающий ему почести и старающийся угодить. Впрочем, никто никогда не отказывает всемогущему Айокану в почтении. — Тон жреца ясно давал понять, что ни у владыки, ни у его сыновей нет другого выбора, если они хотят сохранить трон и жизнь. — У тебя есть еще один повод для радости: посылая твой дух Айокану, наш повелитель Хуракун получает возможность умилостивить всемогущего бога.
      Птерин не добавил традиционную ритуальную фразу, поразив тем самым Блейда до глубины души. «Не иначе, язык у него сегодня отсохнет за такое богохульство», — не без удовольствия подумал странник. Чувство юмора, к счастью, никогда его не покидало.
      Внезапно от подножия холма послышался барабанный бой и свист флейт. Посмотрев туда, Блейд увидел, как толпа расступается, освобождая проход колонне одетых в черное воинов. В ее середине двигалась небольшая группа людей, облаченных в черные туники и огромные черные головные уборы, украшенные перьями.
      — Приближаются повелитель с сыновьями, — сообщил Птерин.
      Владыка и его свита быстро поднялись на холм. На самом его верху сопровождавшие их стражи замерли, а трое мужчин в черных туниках и огромных головных уборах уселись на специально отведенные им белые плиты. Жрецы и Священные Воины расступились, давая пройти владычному семейству, затем вновь сомкнули ряды.
      Присутствие повелителя и его воинов осложняло и без того непростую ситуацию. Блейд уже сомневался, не сглупил ли он, так долго выжидая. Вместо того чтобы получить лучший шанс для побега, он раз от разу получал все более худший. Ему придется действовать совсем скоро — если он вообще думает действовать.
      В это мгновение снова забили барабаны и взвыли флейты. По мнению Блейда, они ужасно шумели, и он искренне сожалел, что в детстве медведь не отдавил ему оба уха — может, тогда бы он принял этот визг и вой за музыку. Внезапно бросившись к группе нагих мужчин и Женщин, четверо воинов выхватили совершенно не сопротивляющегося юношу, который был даже не в силах передвигать ноги, пока его тащили к огромному белому валуну. Как только Священные Воины уложили его на блестящую ровную поверхность, появились девять жрецов, взялись по двое за каждую конечность юноши, а девятый, Птерин, вынув огромный бронзовый нож из специального углубления в камне, высоко поднял клинок и несколько раз провел им над грудью распростертой жертвы. Блейд понял, что жрец рисует в воздухе крылья летучей мыши.
      Затем нож пошел вниз, врезавшись в тело чуть ниже грудной клетки. Юноша дернулся, но не закричал, хотя глаза у него выкатились из орбит. Он так и не издал ни звука, пока жрец потрошил его, рисуя ножом на животе крылья летучей мыши. Закончив свою кровавую работу, Птерин выкрикнул какое-то слово. Тут же взвизгнули флейты, забили барабаны, и верхняя часть валуна с телом на ней внезапно исчезла из поля зрения.
      Блейд сглотнул слюну. Зловещее молчание, сопровождавшее движения острого ножа, действовало на нервы сильнее, чем жуткие вопли и стоны. Сам он, решил странник, молчать не собирается, и они от него услышат много нового и интересного — в частности, все, что он думает о них и об их боге-садисте.
      Священные Воины уже тащили следующую жертву, молодую женщину. Она тоже умерла молча. Блейд с отвращением замечал, как меняются выражения лиц окружавших его жрецов и воинов: на них появилась мерзкая похотливая жажда крови. Еще чуть-чуть, и они настолько увлекутся происходящим, что забудут о нем, и тогда снова забили барабаны и засвистели флейты, выпевая новый, довольно сложный ритм, С грохотом открылась дверь, едущая в подземный храм, и из темноты появилась фигура, которая могла разве что присниться в кошмарном сне. Тело ее было человеческим, окрашенным с головы до ног в белый цвет, но шею венчала огромная голова летучей мыши с длинными ушами, не меньше чем по футу длиной, и горящими красными глазами. На плечах крепились синие кожаные крылья, длиной футов шесть, отведенные назад, слегка трепыхавшиеся с каждым шагом чудища. Талию перехватывал широкий синий пояс, с которого свисал длинный нож с усыпанной драгоценными камнями рукоятью.
      К счастью, Блейда было не так легко запугать и уж совсем тяжело одурачить. Появление чудовища послужило сигналом — нетрудно было догадаться, что это и есть верховный жрец Сакула и что его прибытие должно предшествовать Великому Жертвоприношению. Блейд обвел взглядом окружавших его служителей Айокана — все они смотрели на верховного жреца, и, значит, настало время действовать.
      Отступив на шаг, он ринулся в атаку и со всей силы врезался в двух воинов, стоявших прямо перед ним. Их отбросило вперед; правда, они не упали, потому что люди на вершине холма сгрудились в плотную массу, подпирая друг друга спинами и локтями. Вместо этого они налетели на стоявших перед ними воинов, которые, в свою очередь, врезались в тех, что стояли перед ними, те — в следующих, и так далее (в родном измерении это называлось «эффект домино», по аналогии с падающими костяшками). Неожиданность нападения сделала свое дело — перед Блейдом открылся проход.
      Он бросился туда, по дороге вырвав топорики из-за поясов у двух воинов, и с силой ударил ими куда пришлось. Брызнула кровь, и два человека повалились наземь. Блейд с горящими глазами, размахивая оружием забрызганный чужой кровью, ринулся вперед.
      Один из воинов кинулся на него с мечом. Может, слуга Айокана вовсе не был таким смельчаком, а просто получил хороший толчок в спину — в любом случае, это не играло роли. Блейд парировал его удар одним топориком и рассек нападавшему горло другим. Воин стал судорожно хватать ртом воздух, стараясь рукой зажать рану, но кровь лилась сквозь его пальцы.
      Служитель Айокана пошатнулся и, споткнувшись о чью-то ногу, рухнул, а на него сверху свалились еще два воина и три жреца. Остальные не были ранены, но громко вопили от ужаса.
      Как известно, страх заразителен. Паника распространилась в мгновение ока, и вот уже стройные ряды жрецов и воинов дрогнули и рассыпались. Служители Айокана истошно кричали, отпихивая стоявших рядом, лягались и пихались, ругая, проклиная и толкая Друг друга. Всем хотелось одного — оказаться подальше от этого демона в человеческом обличье. Если бы Блейд внезапно превратился в Айокана и начал пить кровь и пожирать плоть жрецов и воинов, они едва ли испугались бы сильнее.
      Но торжествовать было рано: предстояло расчистить себе дорогу к краю холма. Разбив топориком череп очередному воину, странник с силой наступил на чью-то ногу, попавшуюся на пути, и услышал, как треснула кость. Когда человек закричал от боли и ужаса, Блейд подпрыгнул вверх и переломил жестоким ударом кому-то плечевую кость, вызвав новый вопль ужаса. Разведчик чуть не упал, потеряв равновесие; он был уязвим в эту секунду, но подумал о том лишь один воин, тут же бросившийся к нему с обнаженным клинком. Странник успел выставить вперед топорик, и воин, не успевший затормозить, едва не проломил обухом грудину. Это его остановило. Блейд замахнулся вторым топориком и чуть не отсек противнику голову, рубанув по шее. Тот всхлипнул и согнулся пополам; кровь хлынула у него изо рта и разрубленного горла.
      Поверженный упал на спину, и теперь, перешагнув через него, можно было немного продвинуться вперед. Блейд перепрыгнул через труп, врезавшись в жреца, стоявшего в конце открывшегося прохода. Разведчик не стал утруждаться и отрубать ему голову — он просто толкнул святого человека как следует, и этого оказалось вполне достаточно.
      А вот попавшийся на пути воин не был святым человеком: он тоже отлетел в сторону, но из разбитого черепа у него фонтаном била кровь. Блейд выхватил у падающего солдата из-за пояса меч и швырнул один из топориков в середину толпы. Теперь ему требовалось что-нибудь подлиннее, чтобы расчистить себе дорогу.
      Неудобство состояло в том, что он не мог как следует размахнуться, а без замаха меч и топор теряли половину убойной силы. «Проклятие, — бормотал вполголоса Блейд, нанося свирепые удары, — чертовски недалекий народ в этом Чирибу… даже кинжал выдумать не сумели… только горазды кишки выпускать из жертв…»
      С мечом в одной руке и топориком в другой он упорно пробивался сквозь людскую массу. Через головы служителей Айокана Блейд разглядел, что некоторые Священные Воины начали понемногу приходить в себя и схватились за оружие. Паника пошла на спад, и если Священные Воины до него доберутся… Правда, им придется убить и ранить немало своих, чтобы достичь того места, где находился странник, да и сам он отнюдь не собирался праздно поджидать преследователей.
      Теперь на пути у него оставались только два Священных Воина. Эти не бросились в бега, но не сумели оказать Достойного сопротивления: едва они кинулись к Блейду, как дорогу им пересек один из жрецов, все повалились в кучу — два воина, жрец и Блейд.
      Придя в себя, разведчик врезал обухом жрецу по почкам — и тот отлетел в сторону, жалобно пискнув. Как только открылся проход, Блейд выставил вперед меч и пронзил им горло одного из воинов. Из огромного разреза хлынула алая кровь, заливая синие кожаные доспехи; воин застыл на месте, а потом свалился на своего товарища, прямо на вытянутый меч. Блейд отбился от второго воина своим топориком, ударив по клинку с такой силой, что тот вылетел из руки и покатился вниз по склону, а затем ловко разрубил противнику бедро. Тот, охнув, отшатнулся, упал, потеряв равновесие, и отправился вслед за своим мечом. Секундой позже за ним ринулся Блейд, перепрыгнув через низкое заграждение, которым была обнесена площадка на вершине храма.
      Несколько секунд разведчик не мог поверить, что удача ему улыбнулась. Он постоянно оглядывался, ожидая, что кто-то бросится на него, упадет под ноги или замахнется мечом. Но склон холма был пуст. Зато внизу его ждали выстроившиеся шеренгой Священные Воины, и ему нужно было пробиться сквозь этот живой заслон.
      Стражники, стоявшие внизу, полезли вверх, чтобы встретить бунтовщика на полпути. Блейд услышал выкрики, в толпе началось движение, но люди, собравшиеся у холма, были безоружны и не могли ничем ему помочь — даже если б захотели. Он быстро обвел взглядом Священных Воинов. Их было около тридцати, и все они с воинственным видом размахивали топориками и мечами. Что творилось у него в тылу, на вершине пирамиды, разведчик не знал.
      Последний убитый им воин валялся посередине откоса, все еще сжимая в руке топорик. Бросившись к нему, Блейд выхватил оружие из мертвой руки, сунул за пояс, а затем двинулся вниз, навстречу новым противникам. Приближающаяся линия стала неровной, воины заколебались и остановилась. Очевидно, они не могли никак определиться — то ли растянуть ряды, то ли атаковать в плотном строю. Возможно, они не поддались панике, как их собратья на вершине холма, но никому из них не хотелось биться в одиночку со страшным чужеземцем. Они все еще не успели прийти к решению, когда Блейд набросился на них,
      В тридцати футах от их шеренги он выхватил из-за пояса второй топорик, послав его в ближайшего противника. Тот постарался увернуться, но действовал слишком медленно или слишком неловко — топорик врезался ему в правое плечо, и пальцы раненого разжались, выронив меч. Правда, воин не уступил дорогу Блейду. Была ли это храбрость или просто ступор, разведчик не знал, но воин остался стоять на месте, покачиваясь и выкатив глаза. Решив, что атаковать на полной скорости не стоит, странник сбавил шаг и угрожающе поднял меч.
      Противник двинулся вперед, и Блейд вонзил клинок в тело воина. Тот умер мгновенно, но меч застрял меж ребер, и Блейд потерял несколько драгоценных секунд, пытаясь его высвободить, в отчаянии дергая и поворачивая из стороны в сторону. В это время соратники погибшего набрались храбрости и с двух сторон кинулись в атаку.
      Блейд отпрыгнул как раз вовремя: на том месте, где он стоял, два клинка рассекли воздух. Ему удалось спастись, но он бросил свой меч, оставшись с одним легким топориком.
      Правда, ненадолго. Враги, увидев, что он лишился оружия, несколько осмелели и понеслись на него скопом, мешая друг другу. Никто из них не мог замахнуться мечом или топориком, у Блейда же хватало пространства для маневра. Он метнулся вперед подобно змее, ударил атаковавшего его воина и на лету поймал оброненный им меч. Затем рассек бедро следующему нападавшему, и тот, дико закричав, отлетел в сторону — от левой ноги у него остался короткий обрубок, на правой сочился кровью глубокий разрез. Вместе с ним свалились двое его товарищей, один из них покатился вниз по склону.
      Теперь странник опять был полностью вооружен; его меч и топор поблескивали в солнечных лучах, он был готов к новой атаке. Правда, пока он перевооружался, воины в синем приблизились к нему вплотную, окружив со всех сторон. Блейд был уверен, что без труда одолеет троих или пятерых, но стражей оказалось гораздо больше. Отражая нападение, разведчик отсекал конечности, наносил страшные раны, Дробил черепа; его клинок ударялся о клинки противников, пронзал чужую плоть и рассекал кости.
      Блейд чувствовал, как с него градом льется пот, а сердце бешено колотится о ребра. Он уже с трудом дышал, ноги подкашивались, руки с каждой секундой все больше наливались свинцом, а меч и топорик будто весили по сотне фунтов каждый. К тому же меч быстро тупился: бронза — мягкий металл, и она уже трижды отработала свое. Вскоре клинок стал напоминать пилу и не пронзал врагов, а наносил страшные рваные раны. Заметив это, Священные Воины воспряли духом и подобрались к страннику поближе.
      Через несколько минут Блейд убедился, что ему не выиграть это сражение. Он помнил, как секунду назад судорожно искал щель между воинами, думал, как побыстрее пробиться вниз, но вдруг это перестало его волновать. Теперь он беспокоился лишь о том, как убить побольше врагов, прежде чем они до него доберутся. Он уже и так постарался, чтобы это Великое Жертвоприношение стало самым памятным в истории Чирибу, но он был готов драться до тех пор, пока не остановится сердце.
      Уделяя теперь меньше внимания обороне, Блейд наносил могучие удары. На его теле появились царапины и порезы, к счастью мелкие, потому что мечи Священных Воинов тоже притупились. Он усмехнулся, чувствуя, как струйки крови стекают по плечам и бедрам, смешиваясь с соленым потом. Он больше не отвечал стандартам идеальной жертвы Айокану: его грудь, руки и ноги были изуродованы, а значит, каким бы сильным ни считался его дух, он больше не подходит для всемогущего бога. Великое Жертвоприношение основательно испорчено, и, независимо от мнения Айокана, Птерин с верховным жрецом будут точно недовольны. Это несколько утешало Блейда.
      Вокруг него поднялся шум, и он перестал различать даже звон мечей и свое собственное тяжелое дыхание — новые резкие звуки вытеснили их, заполонив мозг.
      С удивлением он понял, что это свистят флейты и что их свист приближается. Затем Блейд осознал, что Священные Воины больше не пытаются напасть на него и ему не надо поднимать отяжелевшие руки, чтобы отбиться от них. Стражи в синем отступили назад, оставив разведчика в одиночестве на склоне холма, внутри которого находился величайший храм Айокана. Все камни вокруг были залиты кровью и завалены телами убитых.
      Посмотрев в том направлении, откуда доносились звуки флейт, Блейд увидел, что к нему направляется колонна одетых в черное воинов Хуракуна. Они шли вниз по склону, обнажив мечи, а возглавляли шествие флейтисты. Разведчик с трудом сдержал стон. Проклятие! Значит, охрана владыки решила вмешаться! Ну что ж, они, как и Священные Воины, скоро поймут, что его не так-то просто взять живым… Правда, он устал, а от жары и потери крови у него начала кружиться голова. Это облегчало труд владычным воинам, но он все равно не сдастся!
      Подумав об этом, Блейд отбросил свой затупившийся меч и принялся высматривать более острый среди поверженных тел.
      Он уже нагнулся за оружием, когда флейты вдруг смолкли, а с вершины холма послышался крик. Подняв голову, разведчик увидел, что владыка в черной тунике и огромном головном уборе, украшенном перьями, направился к самому краю белых плит. Перья над его головой раскачивались при каждом шаге, рука повелительно тянулась к Блейду — видимо, Хуракун собирался произнести речь.
      Голос у правителя Чирибу оказался довольно высоким, почти женским, но звучал громко и властно.
      — Я, Хуракун, повелитель, объявляю перед народом Чирибу, что намерен воспользоваться своим правом, помиловав этого человека, воина и бывшего пленника жрецов Айокана, предназначенного в этот день для Великого Жертвоприношения. Я повелеваю отвести его в Дом Помилованных, предоставив ему там убежище, кров и пищу. Я сказал! Пусть мои воины проводят туда помилованного.
      За словами владыки последовали еще какие-то объяснения, какой-то шум среди служителей Айокана и стоявших внизу людей — гнев, удивление или радость, но Блейд ничего не слышал. Когда одетые в черное воины окружили странника, ноги его подкосились, он упал и почувствовал, как щеку обжег раскаленный на солнце и липкий от крови камень.
      Затем Ричард Блейд потерял сознание.

      Синяя холодная река крутила пирогу, неумолимо подталкивая ее к гигантскому водопаду. Блейд греб, изнемогая от усилий. Он был один. До водопада оставалось не больше полусотни ярдов, и он налег на весла, пытаясь пристать к берегу, но сил не хватало, и туман — в том месте, где кончалась голубая вода, — все приближался. Ближе… еще ближе… Затем мгла сгустилась, затопив все вокруг, пирога стремительно полетела вниз, к мутным волнам Нижней Реки, но разведчик почему-то не испугался. Ощущения падения не возникало.
      Он удивился этому, но вдруг обнаружил, что не сидит в пироге и никуда не падает. Это открытие просто потрясло его — он чувствовал себя по меньшей мере Эйнштейном, догадавшимся, как связаны энергия и масса тел. Он попытался вникнуть в суть открытого им феномена, но тут же прекратил это бессмысленное занятие. Безотказное умение концентрироваться и анализировать происходящее куда-то исчезло, да к тому же ужасно чесался нос. Блейд чихнул и открыл глаза.
      Он лежал на огромной мягкой постели, и голова у него кружилась от знакомого запаха.
      «Наркотик! Проклятые кусты!» — пронеслось у него в голове.
      Сделав над собой усилие, он окончательно пришел в себя.
      Блейд утопал в пуховой перине, застилавшей кровать черного дерева. Стойки в углах его ложа обвивали вырезанные из дерева змеи, на голове у каждой торчали три огромных рога. Глядя на них, странник задумался. Черный цвет — символ? Три рогатые змеи… Что бы это значило?
      Вдруг он хлопнул себя ладонью по лбу. Ну, конечно! Он в Доме Помилованных властителя Чирибу! Местный король, местные принцы и их стражники носили черный цвет, а знамена и щиты воинов украшали трехрогие змеи. В комнате висел знакомый сладковатый запах, но не было ни одурманенных женщин, ни несчастных евнухов, ни озверевших фанатиков в масках. Сообразив это, Блейд несколько расслабился и не спеша осмотрелся, больше не опасаясь, что кто-то бросится на него, чтоб принести в жертву треклятому богу или просто выпустить кишки.
      Помещение оказалось просторным, полным свежего воздуха и солнечного света, проникавшего внутрь сквозь большие сводчатые окна. Стены и потолок были выкрашены в бледно-зеленый цвет, пол выложен черными и темно-красными плитками. Несколько цветущих растений благоухали в бронзовых вазах, стоявших у выхода на балкон, и легкий ветерок приносил в комнату их терпковатый запах. Недалеко от ложа на полу были брошены пояс с мечом и топорик — то оружие, которое, видимо, находилось у Блейда в руках, когда он лишился чувств. Сообразив, что он не беззащитен, Блейд несколько приободрился.
      Внимательно оглядев себя, он выяснил, что его с ног до головы обмотали тканью, смоченной в местном наркотическом бальзаме, — по крайней мере, он надеялся, что их смочили именно в целебной смеси наркотического вещества. Впрочем, учитывая, что он находился под защитой правителя Чирибу, вряд ли могло быть иначе. Повязки скрывали не только торс, но руки и ноги, которые, как помнилось Блейду, были всего лишь поцарапаны. Странно… Он наморщил лоб. Детали сражения на холме начали медленно всплывать в памяти.
      Чьи-то быстрые мягкие шаги отвлекли его от размышлений. Блейд вскинул голову, расслышав голоса двух людей: мужской бас недовольно гудел что-то неразборчивое, ему отвечало мягкое женское сопрано. Секунду спустя в одном из окон-арок возник силуэт невысокой грациозной фигурки.
      Странник встряхнул головой, опасаясь, что прекрасное видение сейчас исчезнет. Он так хотел, чтобы оно обратилось реальностью!
      Видение не растаяло, не растворилось в солнечном свете. Через пару минут незнакомка с мягким сопрано вошла в комнату и оказалась вполне зрелой женщиной: странник увидел, что в уголках ее глаз и рта залегли морщинки, говорившие о том, что ей не меньше тридцати. Правда, фигура ее, подобная пальме, заставила бы стыдливо потупиться даже голливудскую кинозвезду. Небольшая высокая грудь и стройный стан поражали совершенством форм, которых не могла скрыть одежда. Черные блестящие волосы, зачесанные назад, отливали синевой. На ней было нечто вроде туники из полупрозрачного шелка, но, к великому сожалению Блейда, из-под туники проглядывала бледно-зеленая сорочка, скрывавшая все остальные подробности.
      Подойдя к его ложу, женщина остановилась в изголовье и посмотрела на странника сверху вниз. Прекрасные чувственные губы дрогнули в легкой улыбке.
      — Стало быть, ты проснулся, воин. Как тебя называют в той стране, откуда ты родом? Назови мне свое имя, если оно у тебя есть. В противном случае нам придется и дальше называть тебя «воином», подобно жрецам Айокана, а они не лучший пример для подражания.
      Последняя фраза была произнесена с таким отвращением, что Блейд несколько воспрянул духом. Оглянувшись, он заметил то, что укрылось от его взгляда раньше, в пестро раскрашенной комнате не имелось ни одного предмета белого, оранжевого или синего цвета. К слугам Айокана здесь явно не испытывали сердечной привязанности
      — Меня зовут Ричард Блейд, — медленно произнес он, — А народ, к которому я принадлежу, называют англичанами.
      — Я никогда о них не слышала, — призналась женщина. — Они живут на севере, за горами?
      Несколько секунд Блейд не мог понять, что она имеет в виду, затем сообразил, что женщина, скорее всего, говорила о тех самых горах, в которых он пытался провести свою первую ночь в этом злосчастном измерении. Северные горы, похоже, служили границей известного этим людям мира.
      — Да, англичане живут на севере, далеко за горами, — произнес он.
      — Как далеко? — тут же поинтересовалась незнакомка.
      — Почему ты спрашиваешь?
      Закусив губу, женщина опустила взгляд. Она явно не ожидала, что он настолько придет в себя, и, видимо, надеялась многое узнать, ничего при этом не сказав пришельцу. Блейд не сомневался, что сейчас она раздумывает над тем, стоит ли говорить ему правду.
      Наконец женщина осторожно произнесла:
      — Ты — самый сильный воин, которого когда-либо видели в Чирибу или в Гонсаре.
      — Гонсаре?
      — Стране, что лежит ниже по течению Великой Реки, на юге, ближе к Темному Морю.
      — Понятно.
      — А если все англичане такие же, как ты? — продолжала женщина. — Тогда тысяча ваших бойцов может разбить наше войско, сколь бы велико оно ни было. Десять тысяч англичан завоюют Чирибу вместе с Гонсаром с такой же легкостью, как девушка-крестьянка достает яйцо из-под несушки.
      Блейд улыбнулся. Ему понравилась честность темноволосой незнакомки, и он решил отплатить той же монетой.
      — Не беспокойся. Англия находится так далеко, что ее армия никогда не доберется до Чирибу, — сказал он.
      Конечно, в том случае, уточнил он про себя, если лорд Лейтон не откроет способ перебрасывать сотни человек в Измерение Икс.
      — Даже если б наше войско добралось до гор, — продолжал Блейд, — оно не смогло бы через них перебраться. Мы несколько раз посылали лазутчиков, но если кто-то из них проник в Чирибу, то обратно в Англию он не вернулся. — Это высказывание, разумеется, нельзя было считать абсолютно правдивым, но оно придавало вес первой посылке. Так что Блейд с чистой совестью закончил: — В любом случае тебе не надо тревожиться. Дело в том, что я гораздо лучший воин, чем большинство англичан.
      Тут, по крайней мере, он не солгал. Когда он учился в Оксфорде, лишь немногие посещали Медиевальный Клуб, и никто из них не мог сравниться с Ричардом Блейдом во владении клинком, копьем, алебардой и булавой.
      — Спасибо, Ричард Блейд, — склонила голову женщина. — Я была рада услышать то, что ты мне рассказал. А тому, что ты сможешь для нас сделать, я буду рада еще больше.
      Она повернулась, чтобы уйти.
      — Подожди-ка минутку, — не слишком ласково окликнул ее разведчик. — Я рассказал тебе об англичанах и о себе самом. Но кто ты такая? Почему ты заходишь ко мне в комнату и задаешь мне вопросы?
      Это была, конечно, грубость, но самообладание незнакомки и ее холодная манера держаться насторожили Блейда. Так могла себя вести лишь независимая женщина с твердым характером, и на всякий случай не мешало выяснить, кто она такая.
      Незнакомка промолчала, пристально и с легкой насмешкой глядя на пленника. Блейд увидел в этом вызов и не замедлил на него откликнуться. Сдержав слишком явную резкость, вертевшуюся на кончике языка, он поинтересовался:
      — Тебя послали выяснить, силен ли мой дух? Подобно тому, как это делали девушки в храмах Айокана?
      Услыхав такое предположение, женщина буквально застыла на месте. Но, к удивлению Блейда, она не выглядела рассерженной — напротив, улыбнулась, а потом расхохоталась, смеясь так громко и так долго, что у нее по щекам потекли слезы. В конце концов, она в изнеможении присела на край кровати, с трудом переводя дыхание.
      Посмотрев на странника, она утерла слезы и попыталась сдержать новый приступ хохота.
      — Ричард Блейд, английский воин, — обратилась она к нему, — я думаю, ты еще не совсем здоров, иначе никогда не сказал бы такие слова.
      Поднявшись с ложа, она добавила:
      — Ты снова увидишь меня, когда тебе станет лучше. Я — Мираса, супруга Кенаса, Первого Сына Владыки Чирибу, наследника Змеиного Трона.
      С этими словами она выскользнула на балкон и исчезла, прежде чем Блейд успел принести извинения.
      «Да, — сконфуженно подумал странник, — не лучшее начало для карьеры при дворе! Это же надо — перепутать благородную принцессу с обычной шлюхой!»
      Он пробормотал проклятие, затем неожиданно для себя улыбнулся, вспомнив любимое присловье сержанта, муштровавшего его в «Секьюрити Сервис»: «Во время войны случаются и более неприятные вещи, мистер Блейд!»
      (Обычно он говорил это, наблюдая, как Блейд, поскользнувшись, пытается счистить липкую грязь с наглаженных форменных брюк. Разведчик улыбнулся еще шире. Да-да, и такое бывало!)
      Кроме того, принцесса, по всей вероятности, оказалась права: он еще не исцелился, и самым мудрым теперь было расслабиться и предоставить лекарству из «древа жизни» полную свободу действий.
      Так он и сделал. Большую часть следующих двух дней и ночей Блейд спал, просыпаясь лишь ненадолго. Пока он бодрствовал, в комнате никто не появлялся. Постепенно боль под многочисленными повязками начала стихать, и он понял, что бальзам подействовал. В его комнате было прохладно даже в жаркий полдень; выход на балкон затягивала мелкая сетка, сквозь которую легко проникал свежий воздух, но не залетали насекомые. Его не кормили, но кувшин с водой всегда оказывался полным, а покрывала на постели — свежими.
      На третий день в комнате появился смуглый седобородый мужчина весьма серьезного и торжественного вида, чьи белые волосы резко контрастировали с красной одеждой, и с исключительной тщательностью обследовал странника с головы до пят.
      Во время осмотра Блейд невольно почувствовал себя быком, которого, не жалея сил и времени, готовят к осенней ярмарке. Впрочем, он действительно шел на поправку. К тому же, как ему казалось, лекарство действовало эффективнее, чем в храме. Если ему удастся прихватить бутылочку домой, это может перевернуть всю земную медицину…
      До следующего заметного события прошло еще двое суток. Теперь Блейд проводил все меньше времени в постели. Его раны не только зажили, но от них не осталось ни малейшего следа, что не переставало его удивлять. Он теперь куда больше нуждался в физических упражнениях, чем в постельном режиме, так что пришлось заняться гимнастикой.
      Вечером пятого дня он выполнял свой обычный комплекс упражнений, когда услышал шум приближающихся шагов. В комнату вошли шесть солдат в черном, что свидетельствовало об их принадлежности к войску Хуракуна. Один из них выступил вперед и торжественно провозгласил:
      — Ричард Блейд, владычица Мираса желает, чтобы ты сегодня вечером ужинал в ее покоях. Мы пришли, чтобы проводить тебя к ней.
      Насколько Блейду было известно, никто не знал его имени во всем Чирибу, кроме Мирасы. Значит, она явилась сюда затем, чтобы выяснить как можно больше о пришельце и о той стране, откуда он прибыл. Теперь эти сведения, вероятно, сделались всеобщим достоянием. Что ж, он это учтет.
      — Там тебе не потребуется оружие, — сказал воин, увидев, что Блейд потянулся к мечу.
      — Как знать, — пожал плечами разведчик.
      — Разве англичане никому не доверяют?
      — Нет, отчего же? Просто такова традиция нашего народа — ни один воин у нас не ступит и шагу без оружия. Если вы желаете, чтоб я оставил здесь меч и топор, то это будет знаком неуважения. Для англичанина позорно идти к властительной особе безоружным.
      Блейд надеялся, что до стражников дойдет нехитрый намек: мол, попробуйте забрать оружие, и вам придется иметь дело со мной.
      Намек дошел. Старший кивнул, и на этом спор закончился. Затем воин протянул страннику одежду — темно-зеленый килт, расшитый золотом, и блестящий черный пояс, украшенный драгоценными камнями. Надев все это, разведчик прикрепил к поясу меч и топорик.
      Его бравый вид явно понравился воинам. Окружив Блейда плотным кольцом, они вывели его из комнаты и спустились вниз по небольшой лестнице в роскошный сад. Яркие тропические цветы буйно разрослись тут, взбираясь на каменные стены и стволы деревьев, источая пьянящие ароматы и чаруя пестрыми красками. Птицы со свистом и щебетом носились в зарослях, подобно разноцветным ракетам; над пышными цветами порхали огромные бабочки. Сад хорошо охранялся — Блейд разглядел три караульных поста, пока его вели по усыпанным гравием извилистым дорожкам.
      Наконец его взгляду предстало серебристо-серое здание.
      — Дворец Первого Сына Владыки, — пояснил главный страж.
      Воины провели Блейда наверх по тускло освещенной факелами лестнице, оставив на открытой террасе.
      — Здесь начинаются покои владычицы, — сообщили ему.
      — А где живет сам Первый Сын и наследник? — поинтересовался Блейд.
      Главный страж промолчал, однако выражение его лица подтвердило зародившиеся у разведчика подозрения. Неизменно, во всех измерениях, раньше или позже, ему приходилось исполнять роль жеребца у какой-нибудь высокопоставленной дамы. Он был отчасти романтиком, и такое положение дел весьма огорчало его, но отказаться он не мог — во-первых, это была его работа, а во-вторых, сей процесс был все-таки довольно приятным, да и женщины, как правило, уродством не отличались. Хотя бывали, конечно, исключения. Что ж, если путь к успеху в этом мире пролегает через постель прелестной Мирасы, он пойдет по этой дороге. Пойдет, а там будет видно!
      В комнате, в которой он оказался господствовали красный и бронзово-зеленый тона. Пол был выложен алой плиткой, потолок выкрашен багряным, стены облицованы бронзовыми панелями. Сама Мираса сидела за низким деревянным столиком в центре комнаты, в свободном красном платье, полупрозрачном, как и то, в котором Блейд лицезрел ее в первый раз, — правда, под этим одеянием не было ничего, кроме соблазнительного тела.
      Странник ожидал увидеть прекрасную женщину, но действительность превзошла его ожидания, и он внезапно понял, что слишком недвусмысленно демонстрирует свое отношение к очаровательной принцессе.
      К счастью, его килт был довольно свободным, и Мираса ничего не заметила. Ее взгляды ощупывали его тело, как чуткие руки хирурга, но, разумеется, не в медицинских целях. Определенно, нет! Внезапно она увидела на его поясе меч и топор. Глаза женщины округлились.
      — Ты думаешь, Ричард Блейд, что сегодняшней ночью тебе потребуется именно это оружие?
      Странник улыбнулся, показывая, что понял скрытый смысл слов принцессы, и пожал плечами:
      — Я вышел целым из многих опасных приключений только потому, что оружие у меня всегда под руками. Я не мог быть уверен, что пришедшие за мной стражи — не переодетые Священные Воины.
      Мираса скорчила очаровательную гримаску:
      — Я приказала им обратиться к тебе по имени, чтобы ты понял, что они пришли от меня. Я — единственная в Садах Владыки, кто знает твое имя.
      Блейд мысленно принес извинения, но вслух сказал:
      — Возможно, так, но я не был уверен. Секрет — не секрет, когда о нем знают двое. — Он не стал добавлять: «и один из них — женщина».
      Мираса посмотрела на него с уважением.
      — Ты прав, — согласилась она. — В особенности здесь, где нельзя повернуться, чтобы не узреть шпионов Второго Сына Владыки. Ты умен, Ричард Блейд, раз понимаешь необходимость хранить секреты.
      — Английским воинам часто приходится иметь дело с секретами, моя госпожа.
      — Значит, ты тем более подойдешь для выполнения миссии, которую собирается возложить на тебя повелитель Хуракун.
      «Кажется, меня вербуют на службу», — подумал Блейд.
      Конечно, это был не самый плохой вариант — и, безусловно, лучший, чем валяться под солнцем на жертвенном камне, раздувшись от жары, с распотрошенным брюхом. И все же…
      — В чем состоит эта миссия, повелительница? — решил уточнить Блейд.
      — Ты отправишься вниз по Великой Реке в Гонсар и. будешь шпионить там за служителями Айокана.

      Блейд не сдержал усмешки. В кои-то веки в иной реальности его собирались использовать, так сказать, по прямому назначению — в роли секретного агента. С тех пор как он впервые уселся в кресло в лаборатории лорда Лейтона, ему довелось побывать во всевозможных мирах, принимая обличье корсара и мессии, солдата и невольника, стража закона и бунтовщика, но нигде еще, насколько он помнил, ему не предлагалась роль шпиона.
      Но на самом деле поводов для веселая было маловато. Вряд ли жрецы Айокана смирились с поражением; его наверняка ищут, и если он будет обнаружен поблизости от одного из храмов — все равно, в Чирибу или в Гонсаре, — на том и завершится его секретная миссия. Блейд попытался объяснить ситуацию Мирасе. Выслушав его, женщина кивнула.
      — Повелитель Хуракун подумал об этом, — заявила она. — Но мы замаскируем тебя так, что мать родная не узнает, не то что жрецы Айокана.
      — Но мой рост никуда не спрячешь! — воскликнул Блейд. — А в Чирибу я не встречал ни одного человека, столь же рослого, как я!
      — Все это так, но гонсарцы — огромные и волосатые, а в Чирибу встречаются полукровки. Тебя замаскируют под одного из них.
      — Я не говорю по-гонсарски, владычица, а это будет выглядеть подозрительно.
      Блейд проверял ее, пытаясь выяснить, насколько тщательно спланирована предстоящая операция. На самом деле проблемы языкового барьера не существовало — компьютер так модифицировал его мозг, что в любой реальности он мог понимать и говорить на всех языках. Но Блейд не собирался объяснять принцессе, как работает компьютер Лейтона и что это вообще такое.
      Она с блеском выдержала испытание.
      — Гонсарский язык не сильно отличается от наречия, на котором говорят в Чирибу, и выучить его несложно, в особенности тем, кто так хорошо говорит на чирибуанском. Интересно другое: ты, чужестранец, знаешь наш язык. Откуда? — Она задумчиво нахмурилась, но тут же добавила: — Впрочем, сейчас это только к лучшему.
      Блейд напрягся, ожидая услышать вопрос о том, где и как он выучил местный язык: Мираса была достаточно сообразительной и вполне могла попытаться заманить его в ловушку. Но вместо этого она сообщила:
      — Несколько недель ты будешь заниматься гонсарским с лучшими учителями в Чирибу.
      — Прекрасно, — кивнул странник. — Что же до разведки в Гонсаре, то мне уже доводилось выполнять подобную работу в Англии. Это очень опасно, а если шпион толком не подготовлен, становится опасным вдвойне — как для самого лазутчика, так и для тех, кто его послал.
      — Мы здесь, в Чирибу, совсем не глупцы, — резким тоном ответила Мираса. — А в Саду Владыки и вовсе не держат слабоумных. Говорят, Первый Сын не слишком умен, потому что следует путями, которые указываю я, но разве это глупость — слушать советы более мудрого?
      Она явно ожидала положительного ответа на свой вопрос, но Блейд промолчал.
      — А ты — хитрый человек и сильный воин! О тебе можно слагать легенды, — продолжала Мираса. — Было бы глупо выбросить тебя подобно надоевшей игрушке, а посему ты будешь подготовлен так, как только возможно. Я, супруга Первого Сына Владыки, клянусь тебе в том! Я сама прослежу за твоей подготовкой, даже если мне придется пойти на открытое столкновение с Пиралу, Вторым Сыном великого Хуракуна.
      — Почему этот Пиралу желает от меня избавиться? — поинтересовался Блейд.
      Заверения принцессы несколько успокоили странника, но ему хотелось как можно больше узнать о политической ситуации в Чирибу и Гонсаре, а также о культе Айокана. Если уж пускаешься вплавь по опасной реке, стоит заранее знать, где в ней подводные камни и мели.
      К счастью, он задал именно тот вопрос, который принцесса хотела услышать. Теперь проблема заключалась только в том, как остановить словесный поток, хлынувший из уст Мирасы. Она говорила так быстро, что Блейд не сразу разобрался, что к чему. В конце концов, получилось примерно следующее.
      Культ Айокана формально не являлся официальной религией Чирибу, но его жрецы обладали не меньшей властью, чем католические священники в Ирландии. Некоторые искренне верили в проповедуемое ими учение, другие уповали на то, что смирением добьются милости у жрецов, искусных в магии, умевших готовить лекарственные мази и настойки. Но большинство просто боялось за свою жизнь. Лишь немногие открыто противостояли всемогущему богу, но эти люди обычно жили недолго. У слуг Айокана имелись храмы во всех городах Чирибу, множество жрецов и целая армия Священных Воинов.
      Осмелившиеся выступить против культа Айокана чаще всего погибали при загадочных обстоятельствах. На трупах иногда находили вырезанные крылья летучей мыши — знак, оставленный Обреченными на Смерть, фанатиками в масках, которых пичкали наркотиком и отправляли на улицы — обычно по ночам. Обреченными назывались люди, избранные Айоканом для высокой миссии — они должны были поставлять ужасному божеству людские души, которыми он питался.
      Эти палачи были объявлены Священными Охотниками Великого Айокана и могли беспрепятственно убивать и мародерствовать, бросая тела своих жертв на улицах, дабы людские души могли не спеша покинуть бренную оболочку. Именно таких несчастных, погибших от руки наркоманов-садистов, видел Блейд в день своего прибытия в Цакалан.
      Обреченные на Смерть считались псами жрецов Айокана — те снабжали их наркотиком, кормили и указывали очередную жертву. Когда-то в стране существовала организованная оппозиция, противостоявшая служителям безжалостного божества, но почти все эти люди погибли — или, как утверждала Мираса, погибнут со дня на день. Жрецам удалось найти высокопоставленных покровителей, и, в частности, их поддерживал Пиралу, Второй Сын Владыки — молодой и энергичный вождь, куда более почитаемый народом, нежели Кенас, Первый Сын и наследник. Строго говоря, стань Пиралу вдруг наследником вместо Кенаса, это не вызвало бы возмущения в народе.
      Кенас не был ни злым, ни жестоким, ни особенно глупым (Мираса улыбнулась, отметив это), но он, толстый неуклюжий уродец, мало подходил на роль наследника Змеиного Престола. Больше всего он любил возиться с драгоценными металлами и обнаружил на этом поприще незаурядные способности. Как ювелиру, ему не было равных в Чирибу, но как принц и вождь Кенас не снискал себе чрезмерной популярности. В народе поговаривали, что именно Пиралу должен занять трон после смерти Хуракуна, и эти разговоры расползались среди людей, словно чума. Еще немного, и верховный жрец шепнет словечко братьям, повелевающим Обреченными на Смерть, а затем в один прекрасный день Кенаса найдут мертвым, с вырезанными на животе крыльями летучей мыши. Вместе с Кенасом Священные Охотники прикончат все надежды на избавление страны от цепких лап слуг Айокана.
      Кроме Чирибу в этом измерении существовали и другие государства, а самым ближним из них являлся Гонсар — в нескольких днях пути вниз по Великой Реке. С незапамятных времен товары и люди плыли из Гонсара в Чирибу и обратно, из Чирибу в Гонсар. Обе страны были богаты, в каждой имелось что-то такое, чего не было у соседей. Торговля процветала, люди путешествовали из одного владения в другое, и на протяжении многих веков две державы жили в мире и благополучии. Но мир воцарился не только благодаря взаимным экономическим интересам; были тут и другие причины. Например, такая: армия Гонсара состояла в основном из кавалерии, и выносливые мулы, впряженные в повозки, и крепкие лошади позволяли гонсарцам легко преодолевать большие расстояния. Но мулы и кони отчего-то дохли в лесах Чирибу — может быть, здесь росла какая-то ядовитая трава или водились крошечные паразиты. С другой стороны, пешая чирибуанская армия не могла противостоять кавалерии на открытых просторах Гонсара, поэтому ни одно из государств не пыталось нанести другому решающий удар, зная, чего это будет стоить — даже в случае победы. Вместо этого обе страны предпочитали мирно торговать, не вступая в войну друг с другом.
      Но в последние годы мир, державшийся веками, начал рушиться. В первые годы правления Хуракуна жрецы стали посылать своих миссионеров вниз по реке в Гонсар. Их знания и добродетельность, которой они кичатся (тут Мираса скривила губы) произвели большое впечатление в Гонсаре, где несколько не слишком симпатичных сект боролись за души сограждан. Взятки — золотом, женщинами и наркотиками — помогли жрецам Айокана переманить на свою сторону многих местных священнослужителей и гонсарскую знать. Вскоре у пришельцев появились и земли, и богатства, и власть в Гонсаре. Большая часть простых гонсарцев искренне ненавидела их, но они ничего не могли поделать.
      Такой поворот событий отнюдь не пришелся по вкусу владыке Гонсара. Тамбрал Четвертый, Глава Дома Красного Вола, не питал ни любви, ни уважения к местным культам, а уж тем более — к иноземным, с тайными кровавыми ритуалами и недоступными храмами в недрах холмов. Он создал нечто вроде комиссии по расследованию (в терминологии Блейда), но несколько вельмож из числа ее членов погибли при весьма загадочных обстоятельствах. Это, разумеется, не способствовало горячей любви к Айокану и его слугам. Тамбрал принял меры, и в результате хорошо организованные толпы гонсарцев разграбили несколько подземных храмов. Их слаженные действия наводили на мысль о четком руководстве. Служители культа в Чирибу заявили протест, утверждая, что безбожный владыка Гонсара убивает жрецов и последователей всемогущего Айокана. Это нельзя было отрицать, но с этим можно было бороться. Через некоторое время столь же хорошо организованные толпы в Чирибу стали нападать на купцов и путешественников из Гонсара. Гонсарцы ответили новыми атаками на храмы Айокана. Жрецы заговорили о том, что в каждом гонсарском храме следует разместить отряд Священных Воинов. Повелитель Тамбрал наотрез отказался впускать в пределы своего государства враждебно настроенных солдат, и нельзя сказать, чтобы этот отказ был вежливым. Тогда делегация Старших Братьев посетила Хуракуна, потребовав, чтобы тот под угрозой войны добился у Тамбрала разрешения. Хуракун им тоже отказал — вежливее, чем Тамбрал, но не слишком.
      Ему было прекрасно известно, какую игру затеяли жрецы Айокана.
      К сожалению, в этом не разобрался король Тамбрал. Он все же не разрешил вводить в страну Священное Войско, но при этом прекратил слежку за храмами. Это несколько смягчило ситуацию, но, как чувствовали Хуракун, Мираса и их сторонники, ненадолго.
      Жрецы Айокана преследовали совершенно очевидную цель — втянуть обе страны в бойню и, ослабив до предела, подчинить себе и Чирибу, и Гонсар. Храмы в Гонсаре, за которыми теперь не осуществлялся даже самый элементарный контроль, превратились в настоящие укрепленные форпосты.
      Никто не знал, что находится внутри них — склады наркотиков, притоны с проститутками, целые армии Обреченных на Смерть… Похоже, что владыка Тамбрал потерял к этому всякий интерес.
      — Неужели Тамбрал думает, что жрецы Айокана теперь не опасны? — поразился странник.
      — Кто знает, что думает владыка? — пожала плечами Мираса. — Как и Хуракун, Тамбрал правит давно, очень давно. Он всегда любил мир и не хочет, чтобы сорок лет его правления закончились бессмысленной войной против сильного и уважаемого соседа.
      Блейд покачал головой.
      — Мне доводилось видеть таких правителей, — медленно протянул он. — И немало!
      «Они есть во всех мирах… или почти во всех», — добавил он про себя.
      Помолчав немного, разведчик поинтересовался:
      — Можно ли вынудить Тамбрала на решительные действия?
      — Нужно! Необходимо! — воскликнула Мираса. — Если он и дальше будет бездействовать, то, проснувшись в один прекрасный день, обнаружит, что Обреченные на Смерть затопили улицы гонсарских городов, убивая его подданных. Тогда народ восстанет против жрецов Айокана, а жрецы обратятся к Хуракуну, требуя выступить против Гонсара. Хуракун откажется, и его убьют — вместе с Кенасом. Владыкой страны станет Пиралу, Гонсар и Чирибу начнут воевать друг с другом, а в результате обоими государствами будут править жрецы Айокана.
      — Значит, я должен спуститься вниз по реке в Гонсар и выяснить, чем там занимаются жрецы Айокана, — сказал Блейд. — Ну, и что дальше?
      — Дальше ты должен каким-то образом отыскать пути к владыке Тамбралу и убедить его выступить против жрецов Айокана.
      Странник улыбнулся.
      — Ты возлагаешь на меня слишком большие надежды, — заметил он. — Почему ты решила, что я смогу это сделать? Или что мне вообще можно довериться?
      Мираса пожала плечами. Грудь ее, просвечивающая сквозь тонкий шелк платья, соблазнительно заколыхалась.
      — Мне хотелось бы верить, что ты сделаешь это из любви к Чирибу и из ненависти к Айокану, — ответила она, — но я слишком давно нахожусь у власти, чтобы понять — никто никогда не действует из благородных побуждений. К тому же ты чужак и не можешь любить Чирибу… Так что остается лишь одна причина: ты — смертельный враг служителей Айокана. Как ты думаешь, сколько ты протянешь в Чирибу или Гонсаре, если храмы останутся стоять целыми, а их жрецы не будут уничтожены? Священные Воины найдут тебя, даже если ты зароешься под землю, и Айокан полакомится твоим духом… Так что ты поможешь нам не из любви к Чирибу, а из любви к самому себе. Ты ведь хочешь жить, не правда ли?
      Блейд кивнул. Мираса нравилась ему все больше и больше. Он не обманывал себя — перед ним сидела опытная интриганка, но она могла быть честной — совершенно честной, если считала, что это выгоднее в Данный момент. Но ему придется все время быть начеку — независимо от того, насколько она привлекательна…
      Он не успел подробнее обдумать это, как Мираса поднялась и, обойдя стол, подошла к нему. Ее руки нежно погладили его лицо, она улыбнулась, и на этот раз в ее улыбке не было ни горечи, ни сарказма.
      — А еще ты поможешь Чирибу справиться со жрецами Айокана из любви ко мне, — шепнула она.
      Возбуждение Блейда несколько улеглось за время долгого обсуждения политической ситуации, но тут он немедленно пришел в полную боевую готовность. Руки Мирасы, ее упругая грудь, прижавшаяся к нему, запах ее духов — все это возбуждало почти до потери сознания.
      Он хотел было отшвырнуть в сторону кресло и, бросив Мирасу на стол, овладеть ею. Овладеть немедленно! Здесь и сейчас!
      Правда, опыт общения с женщинами подсказывал Блейду, что эта принцесса помимо удовольствий ждет от своих любовников еще и почтения. Разведчик поднялся со стула, чувствуя, как пальцы Мирасы медленно спускаются по его груди, и нежно взял ее за тонкие запястья, потом провел ладонью по ее рукам под платьем. Он погладил ей грудь самыми кончиками пальцев, и она негромко застонала. Похоже, любовники Мирасе попадались нечасто, а темперамента при этом ей было не занимать.
      Схватив Блейда за руку, она потащила его к маленькой двери в глубине комнаты. Странник нисколько не удивился, обнаружив за дверью спальню Мирасы. В центре ее стояла огромная кровать под тонким шелковым балдахином.
      Женщина быстро проскользнула по мягкому черному ковру и, откинув полог, обернулась к Блейду.
      — Пришелец… — теперь в голосе ее слышались страсть властной самки и мольба покорной рабыни, — пришелец, я надеюсь, что твоя доблесть на этом ложе не уступит доблести на поле боя?
      «Принцесса-потаскушка», — усмехнулся разведчик про себя.
      Этот тип женщин он знал довольно хорошо. С ними никогда не возникало проблем — их он удовлетворял всегда. Им были ни к чему изыски и ласки, их интересовала лишь хорошая потенция. Чего-чего, а этого у Блейда хватало.
      Мираса облизнула губы.
      — Одежда мешает, Блейд, — прошептала она. — Сними ее! Я хочу посмотреть, какой ты мужчина, я хочу ощутить, как ты овладеваешь мной… Я хочу почувствовать тебя!
      — Я с наслаждением повинуюсь тебе, госпожа, — отозвался странник. Невероятным усилием воли он сдержал возбужденную дрожь и не позволил голосу сорваться.
      Он медленно разделся. У Мирасы округлились глаза, когда она увидела его восставшую плоть. Судя по восхищенному взгляду принцессы, внешний осмотр ее более чем удовлетворил. Блейд шагнул к женщине, протянув к ней руки. Она легко оттолкнула его, но в ее движениях не было гнева. Она сопротивлялась, но лишь затем, чтобы он, играя, повалил ее на постель. Время королевских почестей миновало; теперь он был владыкой хозяином.
      Его сильные руки скользнули по ее телу, стиснули маленькие упругие ягодицы. Резко втянув в себя воздух, Мираса крепко обняла его. Блейд прижал ее сильнее, чувствуя тепло податливого тела под тонкой тканью, затем резко дернул платье вверх и сжал ее нагие бедра.
      Мираса вздрогнула, словно от удара, и застонала; потом обвила его шею руками с такой силой, что ему стало трудно дышать. Погладив ее бедра, Блейд начал водить рукой по вьющимся темным волосам, оказавшимся уже влажными; вскоре его пальцы двинулись дальше, надавливая, лаская, сжимая и пробираясь вглубь. Мираса тяжело дышала, широко раскрыв рот.
      Потом ее тело начало ритмично двигаться, глаза закрылись, и Блейд увидел, как набухли ее соски, словно желая прорвать тонкую ткань платья. Его руки ощутили, как ее свела судорога оргазма. Громкий крик Мирасы перешел в стон.
      В этом не было никакой романтики, ни капли любви — что, впрочем, никак не повлияло на Блейда, лежавшего рядом с возбужденной женщиной. Стащив с Мирасы платье, он провел ладонями по ее нагому стройному телу, огладил твердую грудь, сжал большие, потемневшие от прилива крови соски. Затем он стиснул одну ее грудь пальцами, припав к другой губами. Мираса снова закричала. Она вновь была близка к оргазму, и Блейду даже не требовалось входить в нее. Он то сжимал ее грудь, то ласкал соски языком — до тех пор, пока женщина не затрепетала, как молодое деревце на ветру. Она содрогнулась и вскрикнула, но странник закрыл ей рот поцелуем. Бедра Мирасы начали двигаться, когда Блейд осторожно вошел в нее, поднял женщину с пола и опустил на ложе.
      Тело Мирасы дрогнуло, новый вскрик прорезал воздух, но это не остановило Блейда. Он уже не мог сдержаться, входя все глубже и глубже в ее пылающее лоно; на секунду они стали единым целым, но тут, продлевая наслаждение, он изъял свое упругое оружие. Мираса тут же приподняла бедра, неистово пытаясь поймать в свой капкан то, что мгновением раньше находилось в нем. Блейд опять глубоко вошел в нее, покрывая поцелуями влажные щеки, одной рукой сжимая и поглаживая налившуюся грудь и затвердевшие соски. Принцесса больше не хватала ртом воздух; казалось, она теперь вообще не могла ни дышать, ни кричать и лишь тихо постанывала.
      Он ощутил ее оргазм. Он сам уже был готов к последнему взрыву, но сдерживался, пока Мираса с неистовством извивалась под ним, раздирая его спину ногтями. Еще минуту он терпел, а потом в последний раз вошел в нее, теряя над собой контроль, и почувствовал, как хлынула теплая жидкость. Она лилась и лилась бурным потоком, и Блейд решил, что все его жизненные силы истекут, наполнят Мирасу, полностью опустошив его.
      Через некоторое время поток иссяк, но он все еще лежал на женщине, которая, казалось, не чувствовала его огромного веса.
      Прошло четверть часа, прежде чем они начали проявлять признаки жизни. Но вот руки Мирасы скользнули вниз и сомкнулись на опустошенном оружии Блейда, а губы прильнули к его губам. Блейд не останавливал ее, считая это неразумным.
      Впрочем, в этом не было необходимости: ее ласки быстро возбудили его. Он вновь сделал все, чего хотела Мираса; затем — в третий раз, и после долгого перерыва — в четвертый. Скорее всего, Мираса редко получала удовлетворение, но когда ей представлялась такая возможность, она старалась взять побольше — и умела это делать. Блейд, никогда не сомневавшийся в своих мужских достоинствах, чувствовал себя полностью истощенным, когда Мираса наконец сообщила ему, что стража ждет за дверью и что он может возвращаться в Дом Помилованных.
      — Не забывай, Блейд, — предупредила женщина, — ты никому не должен говорить про эту ночь.
      Разведчик кивнул, но Мираса, внимательно поглядев на него, добавила:
      — Я имею в виду не Кенаса. Он не ревнив и знает, что я стараюсь взять то, чего он не может мне дать, и он молчит, пока я выбираю уважаемых мужчин, достойных места в постели владычицы. Я говорю о твоем задании, Блейд. Предполагается, что ты узнаешь о нем из уст владыки Хуракуна, когда он призовет тебя к своему трону. Он боится, что слух об этом деле дойдет до принца Пиралу, и я тоже этого опасаюсь. А то, что сегодня известно Пиралу, завтра узнают слуги Айокана.

      Повелитель Хуракун вызвал Блейда к себе спустя два дня, а в путешествие вниз по Великой Реке он отправился через неделю. Его охраняли, точно сокровища королевской семьи Чирибу. Он проводил время, притворяясь, что изучает гонсарский язык, доводя до совершенства свою маскировку и подготавливая то, что у разведчиков называется «легендой». Странник надеялся, что она звучит вполне достоверно.
      В ночь отъезда воины в черном проводили его по затененным аллеям Сада Владыки в подземелье, с голыми, влажными, покрытыми плесенью стенами, и оставили там одного.
      Пахло землей и гнилью. Нервы Блейда были натянуты до предела. Оружие у него не отобрали, но разведчика не покидала мысль, что его заманили в ловушку и сейчас камеру зальют водой из пруда. А в пруду наверняка водились те маленькие кровожадные рыбки, что способны обглодать человека за пару минут…
      Он вздрогнул, услышав шум у себя за спиной, но тут же вздохнул с облегчением, увидев, как отодвигается стена, впуская в комнату Хуракуна, его Первого Сына Кенаса и принцессу Мирасу. Принцесса старательно держалась в тени, чтобы не мешать мужу и свекру; по ее поведению никак нельзя было предположить, что еще совсем недавно она извивалась и кричала от наслаждения, тая в сильных руках пришельца.
      Не теряя времени, Хуракун тут же принялся вводить Блейда в курс дела. Через полчаса предполагаемому лазутчику стало ясно, что ничего нового он сегодня не узнает; и, определившись с этим, Блейд принялся изучать властителя Чирибу и наследника престола.
      Они очень отличались друг от друга, причем младший сильно проигрывал в сравнении со старшим. Хуракуну было без малого шестьдесят, но в его черной шевелюре появилось всего лишь несколько седых нитей, а темная кожа была гладкой и чистой, как у юноши. Его прямая осанка намекала, что когда-то он был неплохим воином и, буде возникнет необходимость, вновь возьмет в руки оружие. На поясе он носил меч и топорик с золоченой рукоятью, усыпанной драгоценными камнями, но эти красивые игрушки были очень остро наточены.
      При взгляде на Первого Сына создавалось впечатление, что он не склонен к воинским искусствам и даже испытывает к ним почти что отвращение. Он больше походил на банковского служащего средних лет, не добившегося особых успехов, нежели на наследного принца большой державы. Если бы Блейд не свел тесного знакомства с принцессой Мирасой, то, пожалуй, пришел бы в отчаяние, думая о будущем Чирибу, которому грозило заполучить такого короля. У Кенаса отвисало все — живот, плечи, щеки, — несмотря на то что он был на двадцать пять лет моложе своего отца. Маленькие поросячьи глазки казались воспаленными — следствие ночных бдений над ювелирными шедеврами. Его попытки выглядеть достойным своего сана были бы смешны, если бы не выглядели так печально. Блейд не мог определиться, к кому он испытывает больше сочувствия — к стране Чирибу, обреченной иметь Кенаса в качестве правителя, или к самому Кенасу, талантливому ювелиру, которому судьбой уготовано править королевством. Впрочем, Кенаса стоило пожалеть хотя бы за то, что ему досталась такая властная жена.
      Но политика Чирибу не слишком волновала Блейда, как, впрочем, и семейные проблемы правящей династии. Его ждала работа на юге, в Гонсаре.
      — Нынешняя владычица наших соседей — третья жена Тамбрала, она вполовину моложе его, — сказал ему Хуракун. — Ходят слухи, что она имеет большое влияние на супруга. Если тебе удастся добиться ее благосклонности, то можешь считать дело сделанным. Но как это свершить, я не знаю.
      На секунду многозначительный взгляд Хуракуна остановился на принцессе Мирасе. Видимо, повелитель догадался, что Блейд уже выяснил, как решаются подобные проблемы, и предпочел не травмировать сына разговорами на столь щекотливую тему.
      Поднимаясь на борт «Люсги», баржи, направлявшейся в Гонсар, Блейд размышлял о решении мировых проблем в постели.
      «Люсга» представляла собой обычное грузовое судно, очень широкое, с двумя большими парусами на крепких мачтах.
      Паруса использовались, когда тяжелая баржа двигалась вниз по течению, так что можно было обойтись без весел — хорошие рабы стоили дорого. Трюмы, в которых должны были содержаться гребцы, забивались товаром.
      По прибытии в Гонсар капитан через специального человека нанимал рабов, чтобы судно могло вернуться обратно, — здешние слабые ветра не могли соперничать с быстрым течением Великой Реки. Подобный подход имел свои положительные стороны — вонь на «Люсге» была значительно слабее, чем на священном корабле Айокана.
      К моменту отправки Блейд был так хорошо замаскирован, что понял правдивость слов Мирасы: родная мать не узнала бы его, а уж попутчики и думать не могли, что он не тот, кем представляется.
      Итак, секретный агент Ричард Блейд превратился в метиса, торговца-полукровку, в котором течет как и гонсарская, так и чирибуанская кровь, направляющегося вниз по реке по своим торговым делам. Волосы на голове ему сбрили, а бороду и волосы на теле покрасили стойкой краской в иссиня-черный цвет. Ему попытались изменить цвет кожи, но Блейд немедленно отреагировал на красители сильнейшей аллергической сыпью. Пришлось ограничиться естественным загаром.
      — Если не будешь мыться слишком часто, — сказал один из людей Хуракуна, — то никто и не заметит, что ты нездешний. Грязь — твоя лучшая маскировка.
      Под мышками и вокруг пениса ему сделали черные татуировки. Процесс оказался длительным и болезненным. Блейд долго втолковывал татуировщику, как именно следует дезинфицировать иглы, и наконец, потеряв терпение, пообещал оторвать незадачливому рисовальщику голову, если тот не сделает как велено.
      Бедняга так ничего и не понял, но, решив, что это, видимо, какой-то английский обряд, предпочел не спорить. Блейд внимательно следил за дезинфекцией. У него начинало создаваться впечатление, что в этом мире умереть от гангрены еще проще, чем от рук служителей Айокана.
      Имея великолепные универсальные лекарства, полностью заживлявшие самые страшные раны, люди в этом измерении, похоже, не соблюдали самых элементарных правил гигиены. Блейду это казалось непостижимым.
      Два больших весельных буксира вывели «Люсгу» на фарватер, затем члены экипажа, одетые только в набедренные повязки, подняли два больших паруса, которые тут же поймали северный ветер. Судно начало набирать ход.
      «Люсга» передвигалась довольно быстро, и к обеду Цакалан остался далеко позади. Поев бобового супа с серым хлебом из муки крупного помола и выпив кисловатого пива, Блейд уселся у борта и стал наблюдать за городами, мимо которых они проплывали, и за встречавшимися им на пути судами.
      Одно из них — длинное и узкое, как пирога, шедшее почти борт о борт с «Люсгой», особенно привлекло его внимание. С каждой стороны работало по шесть весел, на двух мачтах развевалось четыре паруса. Судно летело с такой скоростью, словно несло на борту ценный груз.
      «Драгоценности? Наркотики? Изделия золотых дел мастеров?» — подумал Блейд.
      Все это служило предметами торговли между двумя государствами. Однако для грузового судна эта галера имела слишком малую осадку. Было не похоже, что на корабле есть трюм или что-нибудь в этом роде — гребцы располагались прямо на открытой палубе, а в середине лежало несколько свертков, обернутых синей и белой тканью.
      «Синий и белый! Цвета Айокана!» — сообразил Блейд.
      Что это за судно? Перевозит груз для жрецов? Или вообще принадлежит Айокану? И почему оно так приклеилось к «Люсге»? Простое совпадение? Но Блейд слишком давно работал в разведке, чтобы верить в простые совпадения.
      Капитан «Люсги» не знал, кто такой Блейд и зачем он направляется в Гонсар, но он являлся надежным человеком, осторожным и предусмотрительным, и к тому же убежденным противником Айокана. Решив, что одна голова хорошо, а две — лучше, странник поделился своими подозрениями с капитаном.
      — Я сам за ними наблюдаю, — признался моряк. — Ничего необычного — пока. Но ты правильно сделал, что предупредил меня. На «Люсге» у меня есть шесть охранников, готовых к бою. Правда, ни разу еще не слыхал, чтобы слуги Айокана промышляли речным пиратством.
      — Надеюсь, что так. Но Хуракун сильно притесняет их на своей земле. Может, они с горя ударились в разбой?
      — Возможно, — согласился капитан. — Тогда у них на борту должны быть Обреченные на Смерть. Ты будешь сражаться, если нас атакуют?
      — Придется, — ответил Блейд.
      Он все же надеялся, что этого удастся избежать. Вряд ли на сотни миль вокруг найдется такой боец, как он, и тут уж никакая маскировка не поможет. Все равно что встать перед каким-нибудь храмом и завопить во весь голос: «Вот он я, ваша жертва, хватайте меня!»
      — Прекрасно, — сказал капитан. — Я буду следить за этим судном. Если оно подойдет слишком близко, я тебе сообщу.
      Блейд кивнул. Подозрительное судно летело вперед на всех парусах, быстро уходя от более медленной «Люсги». Разведчик решил на некоторое время спуститься вниз.
      Через час узкая длинная галера скрылась из виду. «Люсга» в одном и том же ровном темпе продвигалась вперед. К тому времени, как Блейд снова вышел на палубу, над водами и берегами уже спускались сумерки. В деревнях и отдельно стоящих хижинах зажглись огни; подул легкий бриз, приятно холодя разгоряченную кожу.
      Блейд поужинал — снова бобовым супом, хлебом и пивом, показавшимся ему еще более кислым, чем за обедом. Когда он закончил трапезу, уже стемнело. Огни на речных берегах исчезли: очевидно, здесь никто не жил. Единственными звуками, нарушавшими тишину, были скрип мачты, легкие хлопки парусов, всплески воды за бортом и шаги вахтенного матроса.
      Мимо уха разведчика пролетело какое-то насекомое. Блейд попытался прихлопнуть его, но промахнулся. Запищав, оно улетело. Внезапно Блейду показалось, что он услышал еще один звук. Затаив дыхание, странник прислушался. Никаких сомнений — слева по борту отчетливо слышался плеск воды. Большая рыбина? Но в этой реке не водилась крупная рыба — здесь правили бал маленькие плотоядные чудовища. Тогда, быть может, лодка кого-то из местных жителей, отправившегося по своим делам? Но небольшие суденышки старались ночью не выходить на фарватер — в темноте большое торговое судно могло перевернуть пирогу. Непроизвольно схватившись за рукоять меча, разведчик уставился в темноту, стараясь разглядеть хоть что-нибудь. То ли ему показалось, то ли он в самом деле заметил мигающий тусклый огонек, маячивший на носу судна…
      На палубу вышел капитан. Поманив его к себе, Блейд прошептал:
      — Там — еще одно судно.
      — То самое? Айокана? — спросил моряк так же тихо.
      — Очень может быть. Обычные лодки ходят здесь, не зажигая огней?
      — Никогда! — покачал головой капитан и, открыв дверь кубрика, негромко приказал: — Стража, наверх!
      Послышались шепот и лязг оружия.
      Не успел капитан снова повернуться к Блейду, как из темноты, будто чертик из коробочки, выскочила низкая галера. Пролетев по воздуху, крючья, брошенные с ее палубы, зацепились за фальшборт «Люсги». С ужасающим треском вражеское судно стукнулось боком о левый борт торгового корабля, а затем ночь прорезали демонические вопли — не кряки боли или отчаяния, а настоящий боевой клич. Над палубными ограждениями галеры появились шесть блестящих белых голов летучих мышей.
      Времени на раздумья у Блейда не оставалось, потому что Обреченные на Смерть уже с неистовыми воплями перескакивали через борт. На миг страннику почудилось, что сейчас они взмоют в воздух, как настоящие летучие мыши. Непрерывно крича, они с грохотом спрыгнули на палубу «Люсги».
      Если бы Блейд не заметил приближения вражеского судна или капитан не успел бы предупредить своих людей, то Обреченные на Смерть в несколько секунд уничтожили бы всех плывущих на барже. Атакующие бросились к страннику, грозя мечами и ножами; из-под уродливых белых масок снова послышались леденящие душу крики.
      Разведчик плечом к плечу с капитаном ринулся вперед, навстречу этим демонам. Топорик Блейда рассек одному из нападавших череп, меч перерубил руку. Раненый перестал вопить и взвыл — громко, протяжно. Он уже был мертв, но ноги продолжали нести его вперед, и Блейду пришлось отступать, чтобы не напороться на выставленный клинок. Капитан остался в одиночестве.
      Бросившись в освободившийся проход, двое Обреченных на Смерть вонзили свои ножи в моряка. Он закричал от боли, лишившись глаза; второй нож торчал у него из живота.
      Капитан отлетел назад, но остался на ногах, впившись зубами в запястье еще одному Обреченному, подскочившему с ножом, чтобы вырезать символ Айокана. Обреченный на Смерть дико взвыл, пытаясь высвободить руку из челюстей умирающего, а потом коротко взвизгнул и упал — топорик Блейда рассек ему плечо.
      С двумя противниками было покончено, оставалось четверо. Разведчику не слишком хотелось выступать против них в одиночку: таких людей в его родном мире называли камикадзе, им было все равно, останутся они жить или умрут. Он видел много битв в своей жизни и хорошо знал, что худших противников не придумаешь. Он снова отступил, краем глаза заметив, что на палубу карабкаются новые фигуры — правда, на этот раз не Обреченные на Смерть, а обычные Священные Воины Айокана.
      Они ринулись в атаку, но в эту секунду охрана «Люсги» в полном составе с криками вылетела из рубки, обнажив мечи и топорики, чтоб отомстить за смерть своего капитана. Стражи с такой яростью набросились на Священных Воинов, что те отлетели назад, на приближающихся Обреченных. Блейд оказался в самом центре битвы. На какое-то время его так зажали с двух сторон, что ни Обреченные, ни он сам не могли замахнуться мечом или топором.
      Напрягшись, он пинками и тычками разогнал насевших на него противников. Вокруг образовалось свободное пространство, разведчик взмахнул мечом и рассек пополам потерявшего равновесие Обреченного. Тот рухнул на палубу, извиваясь в агонии, но не оставил попыток схватить Блейда за ноги. Он успокоился лишь тогда, когда разведчик изо всей силы пнул его ногой, круша ребра.
      Следующим на пути Блейда оказался Священный Воин, — правда, он недолго загораживал ему дорогу. Распоров кожаный доспех, меч странника воткнулся ему в плечо; воин выронил меч, звук падения которого потерялся в шуме битвы. Но сам раненый кричал очень громко — до тех пор, пока вторым ударом Блейд не проткнул ему живот. Кровь брызнула струей, и разведчик несколько секунд танцевал нечто вроде джиги, стараясь не поскользнуться. Потом умирающий повалился на него, и они оба Рухнули на палубу.
      Блейд слышал свистящее дыхание противника, доносившееся из-под маски, чувствовал, как рука в белой перчатке, к пальцам которой были приделаны когти, рвет его кожу. Схватив противника за шею, он нажал со всей силы — раздался треск позвонков, ноги служителя Айокана дернулись, руки безвольно упали. Блейд попытался подняться, но на него свалилось еще одно тело. Разведчик снова рухнул на колени и, быстро извернувшись, потянулся к горлу врага. Но это было излишне: Священный Воин был мертв, как египетская мумия, — из его черепа торчал бронзовый топорик.
      Поднявшись на ноги, странник понял, что большинство людей вокруг него мертвы. Палубу устилали трупы, брошенное оружие, разорванные белые маски; все это было залито кровью. Рядом с «Люсгой» по-прежнему маячило судно слуг Айокана. Недолго думая, Блейд подхватил с палубы топорик и меч и перепрыгнул через фальшборт, с грохотом обрушившись на вражескую палубу. Он тут же почувствовал, как его лодыжку пронзило острой болью.
      Удар нанес Священный Воин — после секундного колебания он с яростью атаковал разведчика. Эта нерешительность стоила ему жизни: странник успел вскинуть оружие, и оба удара, топором и мечом, достигли цели. фонтаном брызнула кровь.
      Внизу послышался топот, и на палубу выскочил экипаж вместе со жрецами Айокана, тут же сгрудившимися на корме. Блейд краем глаза заметил масляную лампу, тусклым огоньком освещавшую пространство между мачтами.
      В три шага допрыгнув до нее, странник разрубил мечом веревку, на которой висел светильник. Лампа перевернулась, и горячее масло расплескалось во все стороны. Сухая палуба мгновенно вспыхнула — в ярком свете Блейд увидел, как стоявшие на корме отпрянули, не веря своим глазам. Один из них шагнул к занимавшемуся пожарищу, держа ведро с водой, но брошенный Блейдом топорик воткнулся ему в живот. Человек рухнул, уставившись недвижным взглядом на резную рукоять топора, и выпустил ведро из рук. Пламя взметнулось вверх к парусам, взревело, забушевало. Теперь вражеское судно было обречено.
      Внезапно Блейд понял, что через несколько секунд его ожидает та же участь: оставшиеся в живых моряки «Люсги» быстро рубили канаты на абордажных крюках, чтобы отчалить от полыхающего судна. Полоска воды между кораблями уже начала расширяться. Перегнувшись через борт, Блейд глянул вниз. Вода побелела от маленьких белых рыбок, привлеченных запахом крови. Собрав все силы, он прыгнул.
      На какую-то долю секунду странник чуть не задохнулся от ужаса — он не допрыгнул! Совсем чуть-чуть, но не допрыгнул! Но два матроса с «Люсги» заметили его и подхватили за руки, а потом все трое рухнули на липкую от крови палубу. Еще мгновение Блейд не мог дышать, но вскоре стал приходить в себя. Поднявшись на ноги, разведчик смотрел, как вражеское судно, напоминающее огненную колесницу, исчезает в ночи. Жрецы и члены экипажа все еще толпились на корме. Внезапно один из них прыгнул вниз, в воду, по-видимому решив, что лучше быть съеденным заживо, чем сожженным. За всплеском последовал ужасный крик — это маленькие чудовища добрались до человеческого мяса. Кричал самоубийца недолго: через несколько секунд у него не осталось ни горла, ни легких.
      Блейд повернулся к поймавшим его морякам. — Спасибо, парни, — пробормотал он. — Если б не вы, я тоже пошел бы на корм рыбкам… вместе с той падалью. — Странник кивнул на горящее судно.
      — Это мы должны тебя благодарить, — ответил моряк, в котором Блейд узнал помощника капитана. — Ты спас нас всех! Раньше Обреченные на Смерть не охотились на реке… Я ничего не понимаю!
      — И я тоже, — ответил разведчик. — А потому надо было не просто отбить атаку, но уничтожить все судно вместе с экипажем. Если это их первый опыт речного пиратства, то в следующий раз они дважды подумают, прежде чем выйти на промысел. Эдак жрецы ни кораблей, ни людей не напасутся.
      У него была еще одна причина уничтожить судно, но делиться ею он не стал. Судя по всему, кто-то из «высшего духовенства» знал о путнике на борту «Люсги». Не исключено, что шпион из числа тайных или явных слуг Айокана проведал и о задании, полученном им, и послал предупреждение вниз по реке в храмы Гонсара. А значит, необходимо уничтожить судно и людей, чтобы «Люсга» достигла Гонсара в покое и мире и добралась туда раньше, чем в Гонсар придет известие о тайном агенте Ричарде Блейде.

      Из четырнадцати моряков и шести охранников «Люсги» погибли пятеро, включая капитана и трех воинов; еще два человека скончались на следующий день от ран. Так или иначе, но ранены оказались почти все, к счастью, остальные не пострадали слишком серьезно. Несмотря на то что теперь судном управлял малочисленный экипаж, «Люсга» продолжила свой путь к Гонсару. Сильный ветер в этих водах не грозил кораблю, волны никогда не поднимались слишком высоко, поэтому оставшиеся вполне могли справиться с судном. Больше всего Блейд боялся внезапного нападения — обычных пиратов или еще одной группы Священных Воинов и Обреченных на Смерть, посланных жрецами Айокана. Потеряв чуть ли не половину экипажа, они не смогли бы отразить еще одну атаку.
      Но дальнейший путь в низовья Великой Реки прошел без приключений, так что временами Блейда одолевала скука. Миновав тропические джунгли по обоим берегам реки, они шли теперь вдоль широкой прибрежной долины. Деревья больше не нависали над водой; то здесь, то тем можно было заметить возделанные поля и выкрашенные в белый цвет домики; меж посадками змеились каналы и блестела на солнце гладь прудов. Жара усиливалась с каждой пройденной милей, но тут было суше, и потому знойный климат переносился легче.
      На четвертый день пути они пересекли гонсарскую границу. Несмотря на то, что страны пребывали в дружественных отношениях, на обоих берегах реки возвышалось по паре фортов — по одному от каждого государства. Сама река кишела юркими патрульными лодками — как гонсарскими, так и чирибуанскими; стражи останавливали и досматривали суда, направлявшиеся в обе стороны.
      Поднявшись на борт «Люсги», два гонсарских стражника выслушали рассказ помощника капитана о схватке, в результате которой половина экипажа погибла или получила серьезные ранения. Это была еще одна хорошо продуманная «легенда», в которой ни разу не упоминались слуги Айокана. Блейд сперва решил, что следует рассказать, кто на них напал, чтобы выяснить мнение гонсарцев о культе кровавого бога, но потом передумал. Даже если эти двое и не были сторонниками Священного Братства, они могли пересказать эту историю в каком-нибудь кабаке, и по Гонсаре пойдет гулять молва о герое-великане, уничтожившем судно жрецов. В результате весть о том, что Блейд остался в живых, моментально достигнет ушей священнослужителей. Да и вообще, чем меньше будет известно о судьбе сгоревшей галеры, тем лучше.
      Гонсарцы оказались пониже ростом, чем Блейд, и были гораздо стройнее. Их худые лица скрывали густые, черные как смоль бороды. Об их прическах странник судить не мог, поскольку на головах стражей красовались тугие белые тюрбаны. Одежда гонсарских мужчин состояла из белых шаровар, перехваченных широким черным поясом, и черных башмаков без задников, наподобие турецких шлепанцев. Почти у каждого за пояс были заткнуты короткий изогнутый меч и кривой кинжал в серебряных ножнах (такое вооружение понравилась разведчику куда больше, нежели чирибуанское). Гонсарские гребцы никакой одежды, кроме белых набедренных повязок, не носили, и каждый из них имел при себе шестифутовое копье с бронзовым наконечником. В общем и целом гонсарцы показались Блейду очень воинственным народом — о чем его, впрочем, предупреждали.
      На седьмой день пути они прибыли в Дафар, столицу Гонсара. Под наблюдением стражников обливающиеся потом рабы затащили «Люсгу» в портовый бассейн и ошвартовали у длинного кирпичного причала. После этого помощник капитана перестал обращать на Блейда внимание: ему было приказано доставить этого человека, представившегося торговым агентом, в Дафар — и этот приказ он выполнил. Теперь его ждали другие хлопоты: сбыть груз, заполнявший трюмы, нанять новых матросов и охранников, а также рабов, которые сядут на весла, заплатить портовые сборы и таможенные пошлины. Поэтому он забыл о торговце-полукровке, как только тот покинул его судно.
      Разведчик сошел на берег, прекрасно понимая, что с этой минуты может рассчитывать только на себя. За время плавания он разработал план, стараясь не упустить ни единой мелочи — как опытный разведчик, он не был склонен недооценивать опасность. Оставалось надеяться, что представители правящей династии Чирибу не приврали и не приукрасили, рассказывая ему о Гонсаре, — в противном случае все его тщательные расчеты могли пойти прахом. Но на уточнение ситуации времени не было: если информация о полученном им задании просочилась к жрецам — а, судя по нападению на «Люсгу», так оно и было, — то рано или поздно на реке появится еще одно судно с Обреченными на Смерть, и на него начнется охота. Поэтому требовалось действовать быстро.
      Путешественники, прибывшие из Чирибу, беспрепятственно передвигались по Дафару. Пока Блейд шел от порта к центру столицы, никто не задавал ему вопросов и не лез на него с мечом. Вначале он подумал, не начать ли действовать прямо в портовой зоне, но, поразмыслив, счел эту идею не слишком удачной: улочки здесь были узкими, кривыми, заваленными всяким хламом, и скрыться от погони было бы трудновато.
      К тому же до храма оставалось больше мили, а Блейду хотелось очутиться где-нибудь поближе к предмету своих забот. Так что, уворачиваясь от выплескиваемых из окон помоев, странник направился вверх от речного берега. Через полчаса он оказался на рыночной площади. Площадь тоже была не слишком подходящим местом для начала операции — лавочки стояли слишком близко друг к другу, а в узких проходах между ними сновало множество людей. Если раззадорить такую толпу, она еще, чего доброго, растопчет какого-нибудь ребенка или старуху… А брать на себя невинную кровь Блейду вовсе не хотелось. Остановившись у одной из лавчонок, он купил синие и белые мелки и пошел дальше.
      Добравшись до главной городской площади, он понял, что теперь оказался там, где нужно. Людей тут было не меньше, чем на базаре, по мостовой с грохотом катились тяжелые повозки, запряженные быками, на изысканно украшенных балконах дворцов, окружавших площадь, стояли и сидели знатные дамы — стало быть, в свидетелях недостатка не будет. Бежать тоже было куда: на площадь выходили четыре широкие улицы, хотя камни, которыми они были вымощены, потрескались и частью рассыпались в пыль. В конце одной из улиц возвышался знакомый холм. Несколько зданий соединяла между собой глухая стена.
      Блейд подошел к ней и, вынув купленные мелки, принялся рисовать человека с головой и расправленными крыльями летучей мыши. Едва начав рисунок, он уже слышал у себя за спиной нарастающий шум голосов. Несколько секунд он не обращал на это внимания, сконцентрировавшись на картине.
      Голову он раскрасил белым — кроме огромных глаз и рта, полного острых зубов; затем занялся крыльями. Крики за его спиной усилились: в них звучали явное недовольство, гнев и даже проклятия. Пару раз из толпы раздалось:
      — Позор!
      По-прежнему игнорируя зрителей, странник продолжал рисовать, молясь, чтобы ни у кого не возникло мысли швырнуть ему в спину копье. Хотелось верить, что никто из жрецов Айокана не станет придираться к достоверности изображения, потому что у Блейда способности рисовальщика были довольно скромными — не мог же он уметь все на свете!.. К счастью, Айокан не отличался особой красотой, так что уродство рисунка можно было объяснить чертами бога, а не бездарностью художника.
      К тому времени, как странник завершил работу, толпа за его спиной, судя по шуму, насчитывала уже человек двести, если не триста. Блейд оглянулся — его окружали мужчины в широких штанах и тюрбанах и женщины в шароварах и вышитых корсажах. Лица их не обещали дерзкому полукровке ничего хорошего. Многие вытащили из-за пояса мечи.
      У Блейда пронеслась мысль, что он зашел слишком далеко. Он обвел глазами толпу и несколько успокоился — зрители еще не распалились как следует. Затем странник перевел взгляд на холм, где помещался храм Айокана, и снова прикинул расстояние, решив, что в случае развития событий согласно плану успеет до него добежать.
      Разведчик снова осмотрел окружавших его людей — молча, не сводя с них внимательного взгляда. Постепенно бормотание прекратилось, копья опустились, мечи спрятались обратно в ножны. Это было уже неплохо: по крайней мере, его не собирались линчевать прямо на месте. Сделав глубокий вдох, Блейд заговорил:
      — Люди Дафара! Взгляните на образ великого и всемогущего бога Айокана! Взгляните на образ того, кто питается сильными духом и радуется им! Айокана следует ублажать! Я…
      — Убирайся, пока цел, свинья, крысиный прихвостень! — выкрикнул кто-то из толпы.
      — Может, лучше убраться тебе? — с достоинством отозвался Блейд. — У тебя слабый дух, раз ты отвергаешь совет того, кто говорит от имени всемогущего Айокана. Ты Айокану не подойдешь, слизняк! Он никогда не питается слабыми духом. Такие не нравятся ему. А Айокана нельзя гневить!
      — Какое мне дело до Айокана? — крикнула молодая женщина. — Главное, чтобы я сама себе нравилась и была довольна.
      — Только свистни, красотка, и будешь довольна, как никогда прежде! — ответил гулкий мужской голос.
      Толпа разразилась смехом. На мгновение Блейд решил, что нужный ему настрой проходит. Ему требовался гнев разъяренной толпы — или план провалится.
      Затем снова послышался тот же женский голос:
      — Я сама могу доставить себе удовольствие — например, вот так! Получай, бог-кровопийца! — Мелькнула чья-то рука, и гнилой фрукт, пролетев над головами собравшихся, шмякнулся прямо в разверстую божественную пасть.
      На мгновение воцарилась тишина, затем, словно по сигналу, поданному женщиной, в Блейда полетели фрукты и овощи. Не обращая внимания на обстрел, он расправил плечи и закричал:
      — Как вы смеете с таким пренебрежением относиться к Айокану, издеваться и насмехаться над ним! Вы — мелкие людишки, дух ваш слаб и дряхл, как у столетних старух! Настанет время, и Айокан наложит проклятие на Дафар! Я обещаю вам это! Он позаботится о вашем проклятом городе!
      — Позаботься лучше о себе! — яростно закричал кто-то.
      Из толпы вылетело что-то маленькое и темное и ударило в стену. Кусочки камня разлетелись в стороны, один из них задел щеку Блейда, из которой брызнула кровь.
      Поняв, что пора отступать, разведчик стал продвигаться вправо. Требовалось проскользнуть сквозь эту часть толпы, и тогда он мог спокойно бежать к храму. Бежать нужно было быстро, так как он не собирался вступать в бой — тогда погибло бы много ни в чем не повинных людей, а Блейду эта мысль совсем не нравилась. Он просто хотел разозлить их — этого было бы достаточно.
      В стену ударилось еще несколько камней, один попал ему по ребрам, заставив сморщиться от боли. Завтра тут обязательно будет синяк, промелькнуло в голове у странника. Он продолжал понемногу двигаться вправо, не обращая внимания на летящие в него камни и раздающиеся со всех сторон угрозы в адрес Айокана. Нужно было соблюсти такт и меру: если он слишком разойдется, то жрецы могут принять его за сумасшедшего, а не за фанатичного приверженца Айокана.
      Блейд уже практически добрался до края толпы, когда кто-то сообразил, что он делает.
      — Поганец хочет сбежать! Держите его! — одновременно закричали несколько человек.
      — Бейте! Пусть его дух отправится к Айокану!
      — Прикончить его! — завопили разом со всех сторон.
      Больше ждать было нельзя. Блейд набычился и бросился вперед, словно регбист к мячу, выставив локти, как дикобраз иглы. Первому попавшемуся на пути разведчик врезал ногой по колену и кулаком в челюсть. Тот отлетел в толпу, увлекая за собой с полдюжины преследователей.
      Наступавшие сзади повалились на них. Образовалась целая куча лягающихся, вопящих и пытающихся встать на ноги людей, изрыгающих такие проклятия, что даже Блейду стало немного не по себе.
      Странник не стал дожидаться, пока они поднимутся, и кинулся вперед, стараясь не споткнуться об упавших. Добравшись до конца свалки, он сбил с ног еще двоих, пытавшихся загородить ему дорогу, выхватил у одного из гонсарцев копье и понесся дальше. Люди бросились врассыпную. Теперь Блейд мчался во весь дух, издавая все воинственные кличи, какие когда-либо слышал, и с угрозой размахивая копьем. Люди продолжали отступать. Они могли бы справиться с ним, но первые определенно погибли бы при такой попытке. Умирать никому не хотелось, и Блейд пока что пользовался традиционным преимуществом одиночки над толпой.
      Прежде чем гонсарцы успели набраться храбрости для решительной атаки, разведчик выскочил из толпы на открытое место. Перед ним высился холм, его истинная цель. Швырнув копье на каменную мостовую, Блейд, не оглядываясь, бросился бежать. На бегу он ревел, как бешеный бык:
      — Я иду в храм Айокана в Дафаре! Там с почтением относятся к тем, кто служит всемогущему Айокану! Я посмеюсь, глядя, что сделает с вами бог, когда придет время страшного суда! Я посмеюсь над тем, как будут извиваться в агонии и молить о пощаде ваши слабые души, когда Айокан призовет их к себе. Слабые, жалкие, маленькие души, которые ему так не нравятся! Айокана нельзя гневить!
      Последнюю фразу Блейд выкрикнул так громко и яростно, как только мог. Обернувшись к преследователям, он хрипло расхохотался.
      Толпа снова завопила. Вслед Блейду неслись проклятия и летели всевозможные метательные снаряды — от гнилых фруктов до булыжников, вывороченных из мостовой. Те, что бежали первыми, обнажили мечи, воздели над головами копья или просто трясли кулаками. Странник решил, что с него, пожалуй, хватит столь увлекательного зрелища, и, повернувшись, помчался к храму.
      Если бы он собирался убежать от преследователей, они давно уже потеряли бы его из виду, но подобный исход его не устраивал. Он хотел, чтобы толпа хлынула вслед за ним к храму, дыша ему в затылок, — таким образом его мольбы о помощи, обращенные к жрецам, получили бы необходимое практическое обоснование.
      Разведчик сдерживал бег, стараясь, чтобы толпа не слишком отставала. Постепенно женщины и старики естественным образом отсеялись, и погоню продолжили мужчины. Двое метнули в него на бегу свои копья, одно из них оцарапало Блейду щеку. Он принялся петлять из стороны в сторону — его широкая спина представляла из себя слишком хорошую мишень.
      Толпа из нескольких сотен человек, несущаяся по главной улице столицы средь бела дня, непременно должна была привлечь внимание. Из домов выглядывали люди, в беглеца летели горшки и всякая хозяйственная утварь, а кое-кто из самых шустрых присоединялся к погоне. Блейд пронесся мимо телеги, запряженной четверкой волов. Увидев несущуюся толпу, возница ахнул и принялся настегивать меланхолично жующих животных. Он едва успел отъехать в какой-то переулок, иначе его бы просто смяли вместе с волами.
      До храма оставалось несколько сотен ярдов. Блейд уже мог разглядеть жрецов, поднимавшихся и спускавшихся по склону, входящих и выходящих из небольшой белой хижины наверху. У подножия холма стояли воины-гонсарцы в широких белых штанах. Неожиданное осложнение, подумал Блейд. А если они его схватят и не пустят к храму?
      Увидев бегущего и погоню за ним, охранники поднялись и выстроились в шеренгу, явно собираясь преградить ему дорогу. Хотя, возможно, они имели в виду что-то другое — Блейд не знал точно, и у него был один-единственный способ это выяснить.
      Он не замедлил шага и даже не взглянул на поджидавших его воинов, нацелившись в проем между двумя из них, старательно игнорируя солдат, словно они вдруг стали невидимыми. Выхватив из ножен меч, ближний воин сделал шаг навстречу Блейду, но не успел даже замахнуться: проскочив мимо, разведчик стал взбираться по склону. Карабкаясь вверх, он изо всех сил завопил:
      — Помогите мне! Помогите! Я пытался возвестить истину о великом боге Айокане людям Дафара, а они хотят лишить меня жизни. Я хотел служить богу, а мне приходится бежать! Помогите мне, дайте мне убежище, пожалейте меня!
      Жрецы заметили его, и несколько фигур в оранжевых хламидах стали спускаться навстречу беглецу. В этот момент снизу послышался дикий рев. Блейд оглянулся.
      Толпа бушевала у подножия холма. Люди не желали останавливаться и с криками напирали на охранников, заставляя тех пятиться шаг за шагом. Хотя солдаты обнажили мечи, они явно не собирались проливать кровь своих соотечественников во имя культа Айокана. Блейд подумал, не присоединятся ли они к толпе, забыв приказы повелителя Тамбрала. А тогда, объединив усилия, они могут ворваться в храм, вытащить его оттуда и повесить, что в результате приведет к окончательному разрыву между Тамбралом и жрецами Айокана.
      Это, конечно, отличный способ выполнить задание, но лучше бы все-таки остаться в живых…
      Масса народа кишела у подножия пирамиды. Не в силах разобрать, что там происходит, Блейд решил, что безопаснее забраться повыше.
      Преодолев половину подъема, он приблизился к жрецам. К счастью, всех их он видел впервые, и никто не мог его опознать. Блейд преклонил колена и с мольбой поднял руки, в то же время не желая показаться им слишком жалким и униженным — наоборот, они должны были сразу понять, что в нем живет сильный дух! В противном случае они никогда не примут его как равного, а превратят в безвольного раба,
      — Кто ты? — резким тоном спросил один из жрецов.
      — Я один из тех, кто всегда мечтал служить великому Айокану. Я нарисовал изображение бога на стене на главной городской площади и проповедовал во имя бога, но они осквернили картину и едва не разорвали меня на куски. Я пришел к вам за помощью. Я хочу служить богу!
      Несколько минут жрецы молчали. Блейд перестал дышать. За спиной он слышал непрекращающийся вой и рев толпы.
      Здесь у жрецов не было под руками Священных Воинов, но им не составило бы труда избавиться от пришельца. Достаточно было крикнуть в толпу: нам не нужен этот мнимый слуга бога, делайте с ним что хотите!
      Тогда странника ждала бы незавидная участь.
      — Ты нарисовал изображение бога? — с недоверием в голосе переспросил все тот же жрец.
      — Да, он так сказал, — вставил второй.
      — Я слышал! — рявкнул первый. Блейд постарался выглядеть смиренно, но не подобострастно.
      — Я допустил какую-то ошибку, позволив себе нарисовать изображение всемогущего Айокана? — поинтересовался он.
      — Нет, — покачал головой первый жрец, — здесь нет никакой ошибки. Просто… просто я слышал о такой смелости, но никогда не видел сам. Сделать подобное в Дафаре, городе безмозглых… Да, это великая смелость!..
      Жрец замолчал.
      — Если, конечно, он говорит правду, — заметил третий.
      — Конечно, он говорит правду, — возразил первый. — Что еще могло собрать такую толпу безмозглых? Только изображение. Изображение всемогущего Айокана! Какой смелый человек! Какой сильный дух!
      — Вы примете меня на службу богу? На добровольную службу? — спросил Блейд, стараясь, чтобы его голос звучал подобно голосу свободного человека, знающего себе цену.
      Пока он ждал ответа, у него пересохло во рту.
      — Как мы можем тебе отказать? — произнес первый жрец. — Айокан со временем наградит тебя. Но пока тебя наградим мы. Ты станешь слугой Айокана. Мы приветствуем тебя, сильный дух!
      Жрец повернулся и пошел к вершине холма.
      Поднявшись с колен, Блейд двинулся вслед за жрецом, не обращая внимания на доносившиеся снизу крики ярости и проклятия.
      Итак, ему предоставили убежище, и на какое-то время он оказался в безопасности. И что самое главное, он попал на службу к Айокану!
      Пока дела обстояли лучше, чем он смел надеяться. Удача и его профессионализм сыграли свою роль.
      Однако, пока Блейд взбирался наверх, по губам его змеилась ироническая усмешка. Он спас свою жизнь, попросив защиты у жрецов Айокана! Прятаться от льва в крокодильей пасти — весьма остроумно. По крайней мере, никто не догадается, где его искать…

      Жрецы ринулись вверх по склону, словно хотели как можно скорее увести Блейда от людей, которые все еще толпились у подножия холма.
      Дверь, закрывающая проход к лестнице, с грохотом захлопнулась за ними. Странник погрузился в знакомую тьму святилища, вдохнул смрадный воздух. Жрецы окружили его со всех сторон, повели по длинному коридору, затем вниз по лестнице, вглубь храма. Блейда не слишком беспокоили эти многочисленные фигуры в оранжевом — жрецы в Гонсаре, как и в Чирибу, физической подготовкой не блистали. Если в гонсарских храмах не было Священных Воинов, то ему следовало опасаться лишь Обреченных на Смерть, а жрецы едва ли захотят использовать маньяков внутри храма — это могло плохо кончиться для них самих. Если только они не поймут, что к чему. Этого следовало избегать любой ценой. Ведь и здесь может найтись жрец, который узнает его, несмотря на маскировку, и тогда всему конец. Слуги Айокана не остановятся ни перед чем, дабы уничтожить человека, докопавшегося до их секретов, убившего несчетное количество Священных Воинов и избежавшего жертвенного камня. Блейд снова подумал, что попал в крокодилью пасть и со всех сторон торчат острые зубы. Пока его вели вниз, он не терял бдительности ни на секунду, вглядывался в темноту, запоминая путь назад, к выходу на поверхность, и отмечая, нет ли где стражи.
      Исгон, главный жрец Айокана в Гонсаре, не был похож на крокодила. Этот Старший Брат больше походил на состарившуюся охотничью собаку — высокий, седой, с обвислым животом и щеками. Но голос его был тверд и властен.
      — Братья сказали мне, что ты хочешь служить Айокану и даже пытался донести учение о нем жителям этого города. Это правда?
      — Да, Святейший, — поклонился Блейд.
      — Расскажи мне, как ты пытался служить Айокану. Я уже выслушал Братьев — то, что, по их мнению, произошло. Теперь я хочу послушать тебя.
      И Блейд пустился в описание своих подвигов, стараясь не позабыть ни малейшей детали, которая могла бы произвести на Исгона благоприятное впечатление. Ему удалось добиться своего: к концу рассказа Старший Брат не мог скрыть потрясения. Взглянув на Блейда с благоговейным трепетом, он произнес:
      — Я могу уже сейчас назвать тебя Братом. Айокан благословит тебя, когда спустится к нам, на землю, хотя ты пока не стал его жрецом.
      Какое-то время Исгон сидел молча, положив подбородок на руки.
      — Ты хочешь стать жрецом Айокана? — наконец спросил он.
      Вопрос прозвучал так неожиданно, что Блейд несколько замялся, но затем быстро прокрутил в голове возможные варианты развития событий. И Мираса, и Хуракун говорили, что гонсарцы не позволяют Священным Воинам Айокана жить в храмах, расположенных на территории Гонсара, а значит, храмы здесь практически беззащитны. От гнева враждебно настроенных людей их спасают лишь высокопоставленные друзья и солдаты Тамбрала, которые в любой момент могут перекинуться на другую сторону. Подобное положение вещей, без сомнения, беспокоит Исгона. Может, предложить что-нибудь, что могло бы уменьшить его беспокойство?
      . — О Святейший, — низко поклонился странник, — я готов стать жрецом, если такова божественная воля, но я не слышал от Айокана, когда он обращался ко мне, что он желает видеть меня своим жрецом. Я знаю, что храмам в Гонсаре нужна защита. Что случилось бы, если б солдаты Тамбрала не сдержали толпу, гнавшуюся за мной?
      Исгон содрогнулся. Блейд с трудом сдержал улыбку: жрец одной ногой уже ступил в капкан.
      — Да, храмы Айокана в Гонсаре нужно охранять, — кивнул Исгон. — Но разве ты можешь нам помочь в этом?
      — Я много путешествовал по Чирибу, — продолжал Блейд, — и видел, как там происходят жертвоприношения. В Чирибу ваши храмы и ваших жрецов охраняют воины — от тех, кто равнодушен к всемогущему Айокану или даже выступает против него.
      — Да, там есть солдаты, — подтвердил жрец. — Мы называем их Священными Воинами Айокана, но нечестивый Тамбрал — будь проклят он и вся его семья! — не разрешает им жить в святилищах Гонсары.
      — Я знаю об этом, — с искренней грустью в голосе произнес Блейд. — Но в Гонсаре достаточно сильных и смелых людей, последователей Айокана. Я мог бы отобрать из них лучших и обучить военному делу. После того как они пройдут подготовку, у вас будут свои Священные Воины, а повелитель Тамбрал останется в дураках.
      Исгон расплылся в улыбке. Его лицо осветилось таким счастьем, словно Блейд только что объявил о немедленном пришествии самого Айокана. Исгон даже потер Руки, но, правда, тут же опять принял задумчивый вид.
      — Раз ты можешь обучать других, значит, ты — воин? — поинтересовался он.
      — Да, я взял в руки меч еще мальчиком. Впервые услышав зов бога, я спросил его, следует ли мне отказаться от того, чем я всегда занимался, и надеть облачение жреца. Нет, ответил мне великий Айокан, это будет потерей сильного духа, который ты питал всю жизнь, будучи воином. Пусть твой меч служит мне, сказал бог, и тогда я с радостью приму твою душу, когда придет время.
      Блейд изрядно рисковал, пересказывая диалог с Айоканом. Находясь в плену в храме в Чирибу, он слышал о чем-то подобном, но все же не был уверен, что Айокан имеет обыкновение общаться со своими аколитами.
      К счастью, это сошло: Исгон кивнул, всем своим видом выказывая уважение к пришельцу.
      — Ты правильно поступил, послушавшись голоса бога. Мы ценим твою преданность Айокану. Мы знаем: у каждого свое место перед ликом всемогущего бога. Многие, приходящие служить ему, не выказывают такой мудрости, пытаясь пустить свои души по слишком трудным тропам, и в результате их дух ослабевает. Иногда дух ослабевает так сильно, что они хотят покинуть службу всемогущему Айокану. Но мы этого не позволяем.
      Даже идиот смог бы услышать в последней фразе недвусмысленное предупреждение. Старший Брат не рыл землю носом попусту и шутить не любил.
      — Значит, ты разрешишь мне служить Айокану, как он того желает? — уточнил Блейд.
      — Да, — кивнул Исгон. — Мы давно уже желали заполучить такого воина, как ты, чтобы противостоять нашим врагам здесь, в Гонсаре.
      — Я недолго буду вашим единственным воином, — пообещал Блейд. — Найди мне людей, и вскоре на службе у Айокана будет много мечей.
      Прекрасное завершение разговора, похвалил он сам себя, а затем, повернувшись, направился к выходу из зала. Жрецы, доставившие его к Исгону, с поклонами бросились навстречу.
      Блейд последовал за провожатыми, пытаясь прикинуть дальнейшую линию поведения. Ему хотелось убедить жрецов, что он воистину слышит голос бога, а значит, священнослужители ему не указ. Никто не смеет повелевать им, кроме самого Айокана! Ему следовало утвердиться, создать себе определенную репутацию, продемонстрировав, что у него свои представления о том, как служить богу, и что он готов сразить любого, кто попытается противодействовать ему. Если удастся доказать жрецам чистоту своих намерений и искренний фанатизм, не утратив при этом чувства собственного достоинства, он получит относительную свободу. Конечно, он рисковал зайти слишком далеко в этой опасной игре, его могли выгнать из святилища или убить, но если он будет связан по рукам и ногам, то не справится со своей миссией.
      Вскоре Блейду пришлось прекратить философские раздумья — жрецы повели его по лестнице вниз. Он почувствовал знакомый смрад тюремного коридора — здесь влачили свое жалкое существование Обреченные на Смерть, храмовые проститутки и рабы. В воздухе смешались запахи грязных человеческих тел, прогорклой пищи, дыма и наркотика, который нельзя было спутать ни с чем. Жрецы вместе с Блейдом бежали по коридору легкой рысцой. Теперь слуг Айокана было только четверо. Куда же делся пятый?
      Они повернули и оказались в темном узком проходе, в который выходило множество дверей. У Блейда зародились смутные подозрения. Четырем жрецам не составит труда, распахнув одну из них, затолкать его в камеру.
      Привычка всегда оставаться начеку спасла ему жизнь. Когда они проходили мимо очередной каморки, дверь внезапно раскрылась. Странник тут же отпрыгнул, приняв боевую стойку. Помещение было пустым, и четверо жрецов нырнули туда, захлопнув за собою дверь. Блейд остался один, но секундой спустя услышал грохот еще одной каменной двери. Затем жуткие вопли Обреченных на Смерть прорезали тишину.
      Из тьмы на разведчика выскочили четверо убийц, Блейд успел заметить, что никто из них не был вооружен — если не считать рукавиц с когтями. Он сделал огромный прыжок, избегая удара длинных острых лезвий; он помнил, как на «Люсге» с помощью этих когтистых перчаток с него чуть не спустили заживо шкуру. Ребром ладони Блейд с силой ударил по шее ближайшего человека, однако Обреченный устоял на ногах. Страннику снова пришлось отступить, но на этот раз он отпрыгнул подальше, так, чтобы оказаться вне досягаемости убийц. Когда они бросились на него, первый вырвался вперед, оставив троих товарищей позади. Это был опрометчивый поступок, но тот, кто не ценит свою жизнь, часто теряет осторожность.
      Блейд встретил убийцу таким ударом в пах, что тот повалился на колени, воя от боли и ярости. Его голова откинулась назад, белая маска приподнялась, открыв кадык. Блейд рубанул по горлу ребром ладони, чувствуя, как хрящ дробится в мелкое крошево. Через секунду одним Обреченным стало меньше — враг захрипел и повалился прямо под ноги своим соратникам. Обогнув тело, Священные Охотники с двух сторон ринулись к Блейду, но ему удалось прикончить их по отдельности.
      Одного он встретил таким же ударом в пах, как первого безумца, и вывел его из строя; потом повернулся к следующему, упал на спину и, резко выпрямив согнутые ноги, ударил нападающего в грудь. Послышался хруст треснувших ребер, а вслед за ним треск черепной кости — Обреченный на Смерть врезался головой в каменную стену.
      Перекатившись на левый бок, Блейд схватил последнего противника за ноги и повалил на пол. Тот продолжал сопротивляться, пытаясь встать, но разведчик двумя мощными ударами раздробил ему шейные позвонки. Обреченный на Смерть взвизгнул, словно раненая крыса, и затих.
      Живым оставался только один — он медленно оползал по стене, обеими руками держась за низ живота. Его глаза, скрытые маской, не могли молить о снисхождении, да и сам Блейд отнюдь не собирался проявлять альтруизм. Его ладонь рассекла воздух подобно падающему ножу гильотины, и все было кончено.
      Схватка продолжалась не дольше минуты. Блейд, привыкший к стремительному течению поединков каратэ, был тем не менее слегка потрясен — все-таки он голыми руками справился с четверкой страшных убийц, внушавших ужас обитателям этого мира. Он почти не вспотел и только тяжело дышал — не от усталости, скорее от нервного напряжения. Он был готов продолжить бой — ведь если атаку подстроил Исгон, то за ней должно было последовать что-то еще.
      С минуту странник стоял в тускло освещенном коридоре, прислушиваясь к каждому звуку. Чувства его обострились, мышцы напряглись, как натянутая тетива. Наконец где-то снова с грохотом распахнулись двери, и из темноты навстречу Блейду вышли трое — Исгон собственной персоной в сопровождении двух помощников. Разведчик расслабился, но не до конца. Хотя улыбка, озарявшая физиономию Исгона, говорила, скорее, о добрых намерениях, но кто бы поручился за это?
      — Ты действительно великолепный воин, — заявил главный жрец. — Я не поверил бы, что кто-то может совершить то, что ты сейчас проделал. Ты с честью выдержал проверку!
      — А если бы не выдержал? — холодно спросил Блейд. Пожав плечами, Исгон указал на валявшихся на полу Обреченных — это и был его ответ.
      — Я слышал, некий человек убил много Священных Воинов во время последнего Великого Жертвоприношения в Цакалане, — снова заговорил Исгон, — Сильный дух, очень сильный! Такой понравился бы Айокану, но Хуракун помиловал его, так что пока он ускользнул из наших рук. Может быть, ты встречался с этим человеком?
      На лбу разведчика выступил холодный пот, он с трудом удержался, чтобы не вздрогнуть. Он пристально всматривался в лица Исгона и младших жрецов, пытаясь найти что-то подозрительное, но ничего не заметил. Что ж, пока приходилось довольствоваться этим.
      — Насколько я помню, нет, — ответил странник. — Видишь ли, мудрейший, воин за свою жизнь сталкивается со многими, и с друзьями, и с врагами. Всех не упомнишь — ни друзей, ни врагов.
      — Ты прав, — согласился Исгон. — Но таких, как ты, мало, очень мало. Если тебе удастся обучить сотню людей своему искусству, то у Айокана в Гонсаре будет сильный отряд Священных Воинов. Даже у верховного жреца в Цакалане нет такого могучего войска.
      Глаза Исгона заблестели, и Блейд с трудом сдержал улыбку. Похоже, Старший Брат горел желанием сделать культ Айокана в Гонсаре независимым от верховного жреца в Чирибу.
      Очень хорошо! Отлично! Если Исгон удовлетворит свои амбиции, возникнет серьезный внутренний конфликт. А принцип «разделяй и властвуй» срабатывал во всех измерениях.
      — Пока я ничего не могу обещать, — спокойно ответил разведчик. — Вначале мне нужно взглянуть на людей, которых я буду обучать. Но я сделаю из них настоящих воинов — клянусь в том величием Айокана и своей воинской честью!
      Исгон улыбнулся.
      — Никто не смеет просить тебя о большем. А теперь следуй за мной. Я отведу тебя в твою келью.
      Повернувшись, жрец поманил странника рукой.
      Внезапно Блейд заметил едва уловимое движение в конце коридора — кто-то быстро и бесшумно юркнул за угол, растворившись в непроницаемой темноте. Разведчик успел разглядеть лишь, что это был невысокий худой человек в темной тунике.
      Шпион? А если шпион, то чей? Кто-то следит за Исгоном? Кто-то из старшего духовенства? Если так, Блейда бы это не удивило: будь он верховным жрецом Айокана, он не оставил бы гонсарские храмы без присмотра.
      Теперь ему предстояло заняться подготовкой новых Священных Воинов. Он втерся в доверие к Старшему Брату, он добился невероятного, немыслимого успеха! И теперь полагалось ждать, держа глаза и уши открытыми.
      — Кстати, — Исгон внезапно остановился, — тебе надо сбрить бороду. На территории храма носить бороду запрещено.
      Блейд на секунду потерял дар речи, но тут же выдал очередную сказку.
      — Этого никак нельзя делать, о Святейший! — Он сокрушенно покачал головой. — Если сбрить мне бороду, я буду слаб, как дитя. Щетина покрыла мои щеки, когда мне не исполнилось десяти, а до тех пор я даже не мог ходить. Но как только у меня выросла борода, я стал сильным и ловким и с тех пор никогда не бреюсь. Но если ты считаешь, о Святейший, что я оскверняю дом бога, я не посмею возразить. Я уйду, если ты повелишь, и буду бродить по свету, повторяя имя Айокана, пока не погибну от руки его врагов…
      «Не потерял ли я чувство меры? — с недовольством подумал Блейд. — Того и гляди, слезу пущу… Надо бы остановиться». Он смолк и постарался принять печальный, но преисполненный достоинства вид. Это ему всегда хорошо удавалось.
      Исгон пожал плечами:
      — Я думаю, ты можешь остаться таким, как есть Ты преданный слуга Айокана, и он простит тебе твою бороду, раз ты не можешь без нее обходиться
      Блейд благодарно поклонился.
      Они двинулись по коридорам к новой обители странника.

      Целую неделю Блейд бездельничал, сидя в Отведенной ему келье, поглощая обильную пищу и планируя процесс обучения Священных Воинов для храмов в Гонсаре. Вначале он думал выбрать нескольких лучших людей и сделать из них свою личную гвардию, но потом отказался от этой затеи. Большинство тех, кого дадут ему в обучение, скорее всего, окажутся искренними последователями Айокана — Исгон за этим проследит. Кроме того, среди них найдется хотя бы один шпион; хоть Старший Брат честолюбив, но не допустит, чтобы амбиции взяли верх над осторожностью.
      Наконец прибыли десять первых учеников. Познакомившись с ними и внимательно осмотрев новобранцев, странник сразу же отверг двоих, поскольку те отказались беспрекословно подчиняться приказам, и согласился работать с остальными. Он испросил разрешения обучать их приемам не только с чирибуанскими мечом и топориком, но и с гонсарским копьем, ибо в противном случае они оказались бы почти беспомощными в битве с гонсарцами. Разрешение было дано, и Блейд довольно усмехался про себя — в конце концов, хоть эти парни невежественные болваны, не стоило губить их попусту.
      Итак, он принялся за подготовку личной гвардии Исгона. Ему не раз доводилось заниматься подобными вещами, он любил и умел натаскивать бойцов. Ни один из восьми его подопечных никогда не занимался военной подготовкой — большинство из них в прошлом были крестьянами. Вначале у них имелись лишь энтузиазм, сильные мышцы и преданность Айокану, но они быстро обучались. Через пару недель Блейд понял, что вполне может доверить этим восьмерым подготовку следующей партии рекрутов. Это был единственный способ создать из ничего реальную боевую силу. Как обычно, сам он готовил нескольких человек, те, в свою очередь, еще нескольких — и так далее. Войско соответственно росло в геометрической прогрессии.
      Хотя почти все время и силы уходили у него на подготовку рекрутов, разведчик не забывал об основном задании. Он многое узнал за это время. Большая часть информации лишь подтвердила его подозрения, но появилось и кое-что новое.
      Исгон в самом деле был очень честолюбив и хотел сделать гонсарские храмы не просто независимыми от верховного жреца в Цакалане, но превратить их в центр культа — разумеется, с собственной персоной во главе. Зная о планах Сакулы, нынешнего верховного жреца, который собирался втянуть Чирибу и Гонсар в войну, Исгон совсем не хотел, чтобы Сакула единолично пожал плоды богатого урожая. Он жаждал собрать их сам.
      Но для этого Исгону требовался отряд Священных Воинов. У него было много Обреченных на Смерть — больше, чем в любом другом храме, потому-то он не пожалел четверых безумцев для проверки воинских умений Блейда. Увы, Обреченные годились только для убийств и устрашения, но они ни в коем случае не являлись серьезной боевой силой. Более того, была нужна дисциплинированная армия Священных Воинов, чтобы контролировать бездумных убийц, напичканных наркотиками. Воины должны были упорядочить хаос, посеянный Обреченными, и привести слуг Айокана к окончательной победе.
      Такие планы строил Исгон. Как только у него появится отряд Священных Воинов, он тут же отдаст приказ своим Обреченным, и те разбегутся по Дафару. Некоторым будет приказано уничтожить конкретных лиц — правителя, его супругу и военачальников, другим — убивать и сеять страх среди простого люда, чем больше, тем лучше. Страна захлебнется в крови и ужасе. Разумеется, власти отзовут армию с границ, чтобы дать отпор Священным Воинам и нейтрализовать беспорядки в столице.
      Но пока гонсарская армия будет двигаться к Дафару, отряды Священных Воинов, подготовленных Блейдом, захватят столицу. Затем гонсарские жрецы пошлют гонцов вверх по реке в Цакалан, призывая на помощь Священных Воинов, охраняющих храмы в Чирибу, Хуракун не осмелится воспротивиться их отправке — народ в Чирибу религиозен и считает, что гонсарцев пора наказать за бесчисленные издевательства над великим божеством. Через несколько суток в Гонсар прибудет подкрепление, а через несколько недель Исгон возьмет в свои руки власть в государстве. Он, разумеется, надеялся, что богатый Гонсар не будет разрушен до основания — ведь в первую очередь его волновали богатства страны и возможность зажать строптивых гонсарцев в железный кулак. Тогда он станет единовластным правителем, но королевского титула не примет — он станет верховным жрецом Айокана, сместив Сакулу.
      План был настолько рискованным, что просто дух захватывало. Блейд, однако, понимал Исгона, которому не улыбалась мысль всю жизнь просидеть в гонсарском захолустье, тратя силы и нервы на объяснения с местным владыкой, тогда как все великие события происходили в Чирибу. Этот почти безумный план имел, тем не менее, шансы на успех, но в любом случае его воплощение повлечет за собой множество невинных жертв, а часть столицы будет разрушена. Блейду очень хотелось предотвратить такой поворот событий — правда, он не знал, как это сделать. Он провел в святилище уже три недели, но по-прежнему не видел выхода из создавшейся ситуации.
      В его пищу наркотик не подмешивали — в первые дни он тщательно обнюхивал все блюда и напитки, подаваемые ему, но потом успокоился и стал меньше осторожничать. По крайней мере, ему доверяли, и это обнадеживало. С другой стороны, на ночь дверь в его келье запиралась, и Исгон объяснил, что никому, кроме принявших посвящение, не дозволяется ходить по храму после захода солнца. Поэтому Блейд не мог заняться ночной разведкой, о чем весьма сожалел — во время подобных ночных похождений ему нередко доводилось узнавать очень полезные вещи. Здесь же, после окончания трудового дня, он мог только спать. А так как он сильно уставал, то спал обычно крепко, однако ножа из-под подушки не убирал.
      Однажды ночью, в третью декаду своего пребывания в храме, уже погружаясь в сон, он услышал легкий щелчок. Мгновенно проснувшись, разведчик напрягся, как кошка, подстерегающая воробья. Запустив руку под подушку, он сжал рукоять ножа и замер. Глаза его смотрели прямо на дверь, сделанную из цельной каменной плиты, как и большинство дверей в храмах Айокана, но эта была великолепно сбалансирована и смазана, а потому двигалась практически бесшумно. Снова послышался щелчок — кто-то опускал рычаги, отпирающие дверь. Затем она начала медленно открываться.
      Блейд стиснул нож. Дверь приоткрылась чуть пошире, в проем проскользнул человек и, тихо ступая по каменному полу, стал приближаться к кровати. Странник узнал его — именно этот тип бесшумно исчез в конце коридора в тот день, когда он впервые встретился с Исгоном. Что ему тут надо? Шпион превратился в наемного убийцу? Возможно, вполне возможно…
      Человек подошел к постели, остановившись вне пределов досягаемости Блейда. Разведчик следил за ним из-под полуприкрытых век. Внезапно он почувствовал в воздухе новый запах — это были благовония, перебивавшие смрад подземного лабиринта. Но откуда тут им взяться?
      Одним движением Блейд сел и, схватив одеяло, набросил его на незнакомца. Из-под темного покрывала послышался отчаянный придушенный крик. Человек поднял руки, пытаясь освободиться, разведчик, соскочив с кровати, сбил его с ног. Тот снова закричал от отчаяния и боли, упав на пол, а потом еще раз — когда массивное тело Блейда опустилось на него сверху, прижав к холодным каменным плитам.
      Одной рукой Блейд откинул одеяло в сторону, другой приставил нож к горлу незнакомца.
      — А теперь, приятель, говори, кто ты? И что делаешь ночью в моей келье?
      — Мне больно, — прошептали в ответ со слезами в голосе.
      — Черт побери! Тебе будет еще больнее, если ты откажешься отвечать на вопросы!
      — Ты — животное! — яростно выкрикнул высокий тонкий голос. — Бандит! Наемный убийца!
      Обвинения прозвучали так неожиданно, что Блейд несколько растерялся.
      — Я не бандит и не наемный убийца, — опомнившись, сказал он. — Я просто воин, который не церемонится с теми, кто ночью тайком бродит в его спальне. Так ты собираешься отвечать на мои вопросы или нет?
      Молчание. Устало вздохнув, странник принялся вспарывать материю капюшона своим ножом.
      Проклятие! — Он ахнул в изумлении и опустил нож.
      Это была девушка. На ее щеках лежал старивший ее слой краски в палец толщиной, как было принято в Гонсаре, но даже эта штукатурка не могла скрыть нежной кожи щек и прелестного изгиба шеи. Да и тело, как мог догадаться Блейд, обыскивая лазутчицу, было очень и очень привлекательным — высокая упругая грудь, сильные бедра, тонкая талия… Точно, девушка! Обычно наемные убийцы выглядят по-другому, но и этот вариант нельзя было исключить.
      — Что ты делаешь? — спросила пленница.
      К ней постепенно возвращалась уверенность.
      — Ищу оружие, — ответил Блейд.
      Он продолжил поиски, запустив руку в ворот туники. Разведчик почувствовал, как девушка напряглась, когда его руки дотронулись до ее груди, а маленький сосок с живостью отреагировал на его прикосновение. Он взглянул ей в лицо: ее глаза увлажнились, розовый язычок хищно облизнул губы.
      — У меня есть только одно оружие, — сказала она негромко и добавила: — Но им, как мне кажется, я снабжена в достатке.
      Блейд готов был с этим согласиться. Его ладони как раз двинулись вниз по телу девушки. Под туникой на незнакомке ничего не было, ее бархатная кожа оказалась гладкой и нежной — разведчик наслаждался, прикасаясь к ней. Его пальцы погладили ее грудь — небольшую, по-девичьи упругую, как только что созревший плод. Оба соска теперь увеличились и набухли.
      Тонкая талия, сильные мышцы под нежной кожей, крохотная впадинка пупка… Девушка хихикнула и завертелась у Блейда в руках, когда он начал гладить ее живот. Туника упала с нежных плеч, длинная шея и высокая грудь обнажились, кожа девушки в полумраке казалась темно-коричневой, как старый мед. Ладони Блейда добрались до ее бедер. Она застонала, когда он прошелся по бархатной коже от паха до колена, а потом вернулся назад — теперь уже по внутренней стороне.
      Он продвигался вверх дюйм за дюймом. Девушка тоже двигалась, то извиваясь под ним со стонами и вздохами, то напрягаясь и прикрывая глаза. Иногда она внимательно рассматривала Блейда. Что-то внутри ее тянулось к нему, что-то отталкивало, словно в ней уживались две женщины разом. «Может, она девственница?..» — мелькнуло у странника в голове. Впрочем, это было уже не важно. Ее тело жаждало мужских объятий, она была не в силах отказать ему. Сам Блейд тоже не собирался отступать.
      Но он не торопился, одной рукой постепенно стягивая с нее одежду, а другой продолжая поглаживать податливое тело. Несколько раз она резко втягивала в себя воздух — когда его ладонь замирала на темном треугольнике меж ее ног, а пальцы углублялись в чащу темных вьющихся волос. Дважды она пыталась сомкнуть бедра, чтобы поймать в капкан его руку. Один раз Блейд вырвался, и она тут же сжала кулаки и завертела бедрами, продвигаясь ближе к такой желанной, такой сильной мужской руке.
      Во второй раз он позволил ее теплым влажным бедрам сжать его кисть, чувствуя, как она возбуждается — все больше и больше с каждой минутой. Теперь она уже не сдерживалась, забыв обо всем на свете, кроме мужчины, ласкавшего ее, и своего желания.
      Блейд решил, что пора и ему прислушаться к требованиям плоти. Свободной рукой откинув тунику девушки, он оглядел лежавшее перед ним обнаженное женское тело. Грудь была маленькой, идеальной формы, на животе — тонкие складки, делавшие его более соблазнительным, бедра — стройные, округлые…
      Она казалась самим совершенством! Когда набухший жезл Блейда проник между ног девушки, она застонала и приподнялась, широко раздвигая колени. Подхватив партнершу на руки, разведчик перенес ее на кровать. Теперь девушка не шевелилась, не произносила ни слова, только время от времени постанывала.
      Она ждала продолжения, и Блейд не видел оснований к тому, чтобы медлить. Перенеся тяжесть тела на руки, он осторожно лег сверху.
      Она и впрямь была девственницей, но оставалась ею недолго — Блейд уже проник в ее пылающее лоно, почувствовал легкое сопротивление. Незнакомка не закричала, только бедра ее слегка дрогнули; затем ноги девушки поднялись вверх и обвили его спину. Она начала двигаться, поймав верный ритм, обволакивая вздыбленную плоть Блейда жарким наслаждением.
      Обычно мужчине нелегко удовлетворить девственницу, но этот случай оказался особым. Она была готова к играм страсти, поразительно готова; она стонала, плакала и кричала так, что у разведчика едва не пропало желание, когда он подумал, что случится, если их услышат в храме.
      Но толстые каменные стены не пропускали ни звука. Инстинкт подсказывал Блейду, что партнерша скоро испытает новый оргазм, и сам он уже едва сдерживался. Его великолепный могучий жезл попал в теплую влажную ловушку и не мог из нее выбраться…
      Он всегда находил в себе силы продолжать и нашел их и в этот раз. Девушка под ним вновь содрогнулась в пароксизме страсти. Ее губы раскрылись, как лепестки цветка, исторгнув дикий, почти животный вскрик, затем она внезапно обмякла. Секундой позже обмяк и Блейд; горячий поток хлынул водопадом, и разведчик, едва не обрушившись на девушку всем телом, скатился с нее и лег рядом.
      Он лежал неподвижно, пока мысли не прояснились, но внимательно следил за партнершей, ожидая от нее какой-нибудь выходки.
      Уже не одна женщина в его жизни пыталась использовать подобный момент, надеясь, что в такие минуты он утратит бдительность, но до сих пор ни одна не добилась успеха. Он не хотел, чтобы эта девочка сделала то, чего не удавалось никому.
      Но она ничего не предпринимала. Возможно, она вообще была не в силах что-то сделать. Она лежала на спине, широко раздвинув ноги, мягкая и безвольная. Ее рот приоткрылся, глаза бессмысленно уставились в потолок; она была опустошена. Блейд подумал, что сейчас эта загадочная незнакомка не в состоянии угрожать ему — пожалуй, она была не в силах даже шевельнуться. Однако расслабляться не стоило.
      Постепенно девушка начала приходить в себя. В глазах ее появилось осмысленное выражение, она посмотрела на Блейда, и на ее губах заиграла легкая улыбка. Пока партнерша находилась в таком приятном настроении, разведчик решил продолжить допрос.
      — Кто ты такая? Как твое имя?
      — Меня зовут Натрила.
      — Что ты делаешь в храме Айокана?
      — Я… я служу здесь. Я…
      — Ты лжешь, Натрила. Те женщины, что служат в храмах, пьют сок дерева смерти. Они ничего не понимают, не способны мыслить и не предлагают себя мужчинам, как это сделала ты. Твой разум чист, ты не служишь в храме. Я повторяю: что ты здесь делаешь? Если ты не скажешь мне правду, я позову Исгона.
      Натрила внезапно сжалась в комочек — то ли от удивления, то ли от страха, но не сказала ни слова. Блейд терпеливо произнес:
      — Натрила, мне не хочется делать тебе больно, но я не могу должным образом служить Айокану, не зная, что творится в его святилище. Ты должна мне все объяснить, или я пойду к Исгону.
      Девушка снова напряглась и с раздражением пробормотала:
      — Ты хочешь должным образом служить Айокану? Ха! Какое мне до этого дело?!
      Блейд понял, что задел больное место, но продолжал говорить все тем же суровым тоном, с мрачным выражением лица.
      — Возможно, мне полагается сообщить Исгону, что тебя не интересует служение великому Айокану. Если это так, то почему ты оскверняешь храм бога своим присутствием? Это не понравится Айокану. Айокана нельзя гневить!
      Натрила посмотрела на странника с таким выражением, словно он вдруг начал бредить или сошел с ума.
      — Я тебя не понимаю, воин. — Она покачала головой. — Я тебя не понимаю. Как ты можешь со страстью делать то, что ты сейчас сделал, и верить в кровопийцу с крыльями летучей мыши?
      — Ты, богохульница! — резко оборвал ее Блейд.
      Он постарался рявкнуть как можно грубее, опасаясь выдать свои истинные чувства. Ему становилось все труднее и труднее разыгрывать воина-фанатика, почитателя кровожадного божества. Но если он хоть на секунду ослабит бдительность, вокруг его горла затянется петля.;, Эта девушка могла оказаться ловким провокатором.
      Натрила снова сжалась, услышав гневную отповедь Блейда. На этот раз в ее голосе была мольба:
      — Ради бога, ради всех богов, какие только существуют, не говори ничего Исгону! Он… ему совсем не понравится то, что мы сделали.
      — Почему? — ледяным тоном спросил Блейд.
      — Исгон — мой отец.
      Закрыв лицо руками, Натрила перевернулась, уткнувшись лицом в подушку. В уголках ее глаз появились слезы. Блейду очень хотелось обнять ее и утешить, но он сдержался. Более того, он хотел использовать полученное преимущество.
      — Твой отец? — переспросил он. — Как же так получилось, что священник храма Айокана имеет дочь? Значит, он нарушил обет безбрачия?!
      — Какой обет безбрачия, ты что, ненормальный! — вскинулась Натрила. — Девять из десяти жрецов Айокана изнасилуют даже столетнюю старуху — только подпусти! А если женщина забеременеет или расскажет кому-нибудь о том, что случилось, жрецы посылают к ней Обреченных на Смерть. Знаешь, сколько их валяется на улицах — синих раздувшихся тел с вырезанными на животе крыльями летучей мыши?
      — Ты не обманешь меня, обличая Братьев, поклявшихся служить Айокану! И ты так и не ответила на мой вопрос. Как появилась у Исгона дочь, и как ему удается держать тебя здесь, в святилище?
      Блейд прилагал неимоверные усилия, чтобы сохранить суровое выражение лица и говорить строгим тоном. Он надеялся, что Натрила примет дрожь в его голосе за с трудом сдерживаемую ярость.
      Видимо, так и случилось.
      — Он — хороший человек, — ответила она еле слышно, — только слишком честолюбивый. Когда моя мать сказала ему, что беременна, он не послал к ней Обреченных, а вместо этого дал денег и велел достойно воспитывать меня до восемнадцати лет, а потом прислать к нему.
      Она сделала, как приказал Исгон, и вот я здесь. Меня представляют всем как одну из служанок, и только самые доверенные помощники отца знают, кто я на самом деле.
      — М-да, — медленно пробормотал Блейд, пытаясь скрыть смущение. Ему стало не по себе, что он так запугал несчастную девушку. Пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы продолжить допрос.
      — Теперь я понимаю, что он будет очень недоволен, если узнает, что ты сделала. Но я могу и не говорить ему об этом.
      — Так ты не скажешь? — подняла она на него покрасневшие заплаканные глаза.
      — При одном условии: если ты объяснишь мне, что происходит в этом храме, причем немедленно. Сделав меня наставником Священных Воинов, твой отец ничего не рассказывает мне о храмах Айокана в Гонсаре. Мне нужно многое узнать о них, чтобы защитить честь божества и жизнь его служителей. Если ты откроешь мне те вещи, о которых он молчит, я тоже буду молчать. А моя постель всегда будет ждать тебя.
      От последнего предложения Натрила не могла отказаться. Она непроизвольно вздрогнула и сглотнула.
      — О, да, да, пожалуйста! Именно поэтому я и пришла к тебе. Я знала, что я уже женщина, но мой отец по-прежнему думает обо мне, как о девочке. И я не верю остальным Братьям. Я боюсь их! А ты… ты такой отважный мужчина… Я подумала, что могу тебе довериться…
      Она снова замолчала.
      Блейд сел рядом с ней и, обняв за плечи, крепко прижал к себе. По щекам девушки струились слезы.
      — Ты в самом деле можешь доверять мне, Натрила, — сказал он, — пока я буду слышать из твоих уст правду. Ты должна рассказывать мне обо всем, что происходит в храме.
      Он с трудом поборол в себе искушение открыть ей, зачем он находится здесь. Всей душой ненавидя Айокана и его приспешников, она, конечно, не предаст возлюбленного, но может просто обмолвиться где-нибудь… или не выдержать пыток.
      Пообещав разведчику сделать все, что он пожелает, Натрила выскользнула из кельи, оставив его в одиночестве. На лице странника застыла такая гримаса, что случись рядом молоко, оно непременно бы скисло. Слишком жестко он обошелся с Натрилой и теперь чувствовал себя омерзительно, словно обманул доверие ребенка. Но еще больше он ярился на Айокана, из-за которого попал в такое положение. Судьба Натрилы тоже требовала отмщения, так что его личный счет к кровавому божеству возрастал с каждым днем.
      Стоп, сказал себе Блейд, нельзя предаваться мыслям о мести. Это непрофессионально! Он сосредоточился и несколько раз повторил: «Спокойствие. Холодный разум. Непричастность. И еще раз спокойствие. Эмоции не должны мешать выполнению задачи. Нельзя делать больше, чем необходимо».
      Но если жажда мести толкает тебя в том же направлении, что и профессионализм? Чем хуже придется жрецам Айокана, тем дальше продвинется он в своей миссии… Так что пусть жрецы заплатят самую высокую цену за все свои мерзости!
      Эта мысль успокоила Блейда, и он заснул.

      Натрила как могла выполняла свои обязательства; Блейд, в свою очередь, старался выполнять свои. Проблема оказалась не в том, чтобы не проговориться об их ночных забавах, а в том, как удовлетворить ненасытную девицу. К счастью, в этом плане у разведчика всегда все было в порядке. Он подозревал, что если у него вдруг случится прокол или ослабнет потенция, то ему придется завязать с проектом «Измерение Икс», Во всех реальностях, где он когда-либо появлялся, его выживание или, по крайней мере, успех его миссии зависели от удовлетворения какой-нибудь изголодавшейся самки. Хорошо еще, если она была одна! Впрочем, он искренне надеялся, что его карьера странника по чужим реальностям завершится прежде, чем иссякнет мужская сила.
      Сексуальные аппетиты Натрилы поражали даже многоопытного Блейда. Она страстно желала получать все больше, выдумывала что-то новое, и страннику некогда было скучать во время ее посещений. В качестве, благодарности она сообщала ему обо всем, что случалось в храме, — правда, не столь подробно, как он надеялся, так как отец мало что рассказывал ей. Конечно, Натрила не могла расспрашивать других жрецов, даже самых преданных ее отцу.
      Но все-таки Блейд выяснил, что Исгон быстро претворяет свои планы в жизнь. Ряды Обреченных на Смерть постоянно пополнялись, а между различными храмами на территории Гонсары осуществлялся обмен информацией. Ближайшие к Дафару храмы, когда настанет великий день, должны будут отвлечь на себя внимание, чтобы Исгон мог действовать без помех. В самом Дафаре вербовали сочувствующих, хотя их оказалось меньше, чем хотелось бы жрецам. На самом ли деле эти люди верили в великого Айокана или просто рвались к власти и золоту? Блейд этого не знал; впрочем, на данном этапе такие подробности его не слишком волновали. Любой сторонник Айокана был врагом, без выяснения конкретных причин.
      Странник и сам видел, что Исгон проявляет нетерпение. Подготовку проходила уже вторая группа Священных Воинов, и в целом, считая с обученными раньше, получалось около сотни бойцов. Исгон постоянно давил на него, требуя ускорить процесс подготовки, начать занятия с третьей и с четвертой группами. Главного жреца явно восхищала картина, нарисованная его воображением: сотни, нет, тысячи Священных Воинов, марширующих по градам и весям Гонсара, готовых жизнь положить по мановению руки Святейшего.
      Разведчик тратил уйму времени и сил, убеждая жреца, что требуется несколько месяцев, чтоб подготовить тысячу Священных Воинов, способных сразиться с войском Тамбрала.
      Прошло двенадцать дней, и за это время Натрила шесть раз приходила к Блейду. На тринадцатый вечер она явилась с удивительными новостями, не на шутку встревожившими странника,
      — В наш храм приезжает один из Старших Братьев из главного святилища в Цакалане. Говорят, что он собирается проверить, как идут дела у слуг Айокана в Гонсаре. Он приедет в сопровождении семидесяти Священных Воинов, лучших из тех, что служат в главном храме. Говорят, может быть, воинов окажется даже сотня!
      Блейду снова пришлось сыграть роль преданного слуги всемогущего Айокана.
      — До чего он надеется докопаться во время этой проверки? — г недовольно спросил он. — Мы не совершили ничего, что могло бы прогневать Айокана. И зачем ему столько Священных Воинов? Он хочет заменить тех, которых мы подготовили здесь? Но сотни воинов не хватит даже для того, чтобы захватить дворец Тамбрала — а тем более, чтобы взять власть в Гонсаре!
      Разведчик встревожился гораздо больше, чем пытался показать. Означает ли это, что цакаланские жрецы нащупали его след? Или их интересовал Исгон? И то и другое было не слишком приятной новостью. Впрочем, если их интересовал Святейший, это служило намеком на серьезный конфликт в стане врага.
      Блейд задумчиво нахмурился. Ничто не доставило бы ему такой радости, как вид сражающихся у подножия храма двух команд Священных Воинов, из Чирибу и Гонсара. Он знал, что подготовленные им люди будут биться до последнего вздоха — или до тех пор, пока Исгон или он сам не остановят их. Но уж кто-кто, а Ричард Блейд не собирался их останавливать!
      Двумя днями позже, после ужина, пришло известие о прибытии Старшего Брата. Выбрав пятьдесят своих лучших воинов, Блейд отправился с ними на верхний уровень, к дверям святилища. Исгон полагал, что если дело дойдет до открытого столкновения, то чем ближе к нему окажутся Священные Воины, тем лучше. Блейд разделял это мнение. Чем ближе к выходу окажется он сам, тем легче ему будет скрыться, если запахнет жареным.
      Распределив своих бойцов по кельям, залам и коридорам, разведчик присел, чтоб не утомлять ног, и принялся ждать. Через несколько минут сверху послышались топот, громкие голоса и лязг оружия. Лестницу, ведущую вниз, заполнили сорок с лишним Священных Воинов, выстроившихся по обеим сторонам ступеней. Они были замаскированы под носильщиков и слуг, но выправка у них была военная, а на поясах высели топорики и мечи. Затем послышалось шарканье плетеных сандалий, и показался невысокий человек, одетый в оранжевую тунику.
      Это был Птерин.
      Шагнув вперед поприветствовать Старшего Брата, Блейд тут же напрягся и замер так резко, что, потеряв равновесие, едва не свалился под ноги Птерину. Страннику с трудом удалось устоять, и он искоса бросил взгляд на физиономию жреца, пытаясь догадаться, не узнал ли тот свою несостоявшуюся жертву.
      Лицо Птерина не дрогнуло. Повернувшись к Исгону, он сурово сверлил глазами главного жреца Гонсары, пока вниз по лестнице спускался еще один отряд Священных Воинов. К тому времени, когда все они очутились внизу, проход был плотно забит воинами и жрецами. Свободным оставалось лишь место вокруг двух Старших Братьев. Блейд также обратил внимание, что между ним и подножием лестницы расположилась большая группа людей Птерина.
      Обращаясь к Исгону, гость из Чирибу холодно заметил:
      — Ты странно встречаешь меня, Исгон! Откуда появились эти люди в одеждах Священных Воинов всемогущего Айокана? Я слышал, что правитель Тамбрал запретил им жить в наших храмах.
      Гонсарский Святейший нервно взмахнул руками. Ему стало неуютно от тона Птерина и от взглядов Священных Воинов, прибывших вместе со Старшим Братом из Чирибу.
      — Их тайно готовит для меня этот человек, — ответил Исгон, кивая на Блейда и жестом приказывая ему подойти.
      С большой неохотой разведчик сделал шаг вперед. При сложившихся обстоятельствах ему меньше всего хотелось представляться Птерину.
      Гость из Чирибу посмотрел на него, их взгляды встретились. Блейд ждал сигнала: узнает ли его Птерин или нет. Но, кажется, его маскировка обманула жреца. Тем не менее странник не терял бдительности.
      Исгон тем временем объяснял во всех подробностях, как Блейд очутился на службе у Айокана.
      — …А после того, как он голыми руками прикончил четверых Обреченных, я понял, что это как раз тот человек, которым мы не имеем права пренебречь. Конечно, когда он предложил подготовить наших собственных Священных Воинов — здесь, в Гонсаре, — я…
      — Возможно, — ледяным тоном перебил Птерин, — все возможно. Но ты не получил разрешения от верховного жреца Сакулы, чтобы принять к нам этого человека. Он может оказаться кем угодно.
      Блейд напрягся.
      — Но если он может обучать Священных Воинов…
      — На что у тебя тоже нет разрешения верховного жреца! Чего ты добиваешься, Исгон? Хочешь создать собственную армию? Чем должны заниматься храмы Айокана в Гонсаре, решает верховный жрец, а не ты, мой честолюбивый друг.
      Исгон встретился взглядом с Блейдом, будто умоляя, чтобы воины тут же ринулись в бой.
      Разведчик незаметным жестом показал, что сейчас не время для активных действий: бойцы Птерина настороже и ждут удара.
      Кажется, он снова привлек к себе внимание Птерина.
      — И кто же этот человек, которого ты впустил в храм Айокана? Его кто-то рекомендовал, или он пришел сам и помогает тебе нарушать законы Братства?
      — Я уже рассказывал, что честь эта им заслужена и что…
      — Да пусть бы он обратил в нашу веру хоть самого Тамбрала, заставив его поклоняться великому Айокану! Его допустили в храм без необходимых проверок и соблюдения ритуалов? Ты даже позволил ему носить бороду! Бороды не нравятся Айокану. Айокана нельзя гневить!
      Повернувшись к Священным Воинам, Птерин ткнул большим пальцам в Блейда.
      — Схватите его, — приказал он, — свяжите и срежьте волос с лица. По крайней мере, его борода не будет осквернять храм! А после этого…
      Но гостю из Чирибу не удалось закончить: Блейд поднял руку с копьем, разбил фонарь, освещавший коридор, а затем резко развернулся и вонзил острие в грудь Птерину. Голова жреца откинулась назад, потом упала на грудь, и он снова встретился взглядом со странником.
      — Как ты… посмел… — только и успел произнести жрец.
      У него хлынула горлом кровь, он пошатнулся и рухнул на пол.
      Несколько секунд Исгон и обе группы Священных Воинов стояли, не в силах шевельнуться. Можно было подумать, что это их, всех и каждого, Блейд проткнул своим копьем. Разведчик не стал дожидаться, пока они придут в себя.
      В одной руке он держал меч, в другой — топорик. Размахивая оружием, он бросился на воинов, загородивших проход к лестнице.
      У первых двух даже не хватило времени выхватить мечи из ножен — Блейд врезался в них на бегу, как дикий кабан, и тщедушные чирибуанцы отлетели в разные стороны.
      От лестницы его отделяли еще четыре солдата. Один бросился наутек, не желая встречаться с Блейдом, и разведчик не стал гнаться за ним — троих было более чем достаточно. Его топор свистнул в воздухе, разрубив плечо ближайшему воину, тут же выпустившему меч. Странник с размаху пнул его в колено, противник рухнул на пол, взвыв от боли, и выключился из дальнейшей борьбы.
      Но двое оставшихся были живы и пылали яростью. Блейду пришлось увернуться от выпада справа; клинок Священного Воина едва не выбил меч у него из руки. В эту же секунду странник ударил второго противника топориком по шее — полуотрубленная голова не отлетела, но повисла под неестественным углом. Кровь из раны хлынула на пол и на тунику Блейда; на какую-то долю секунды он подумал, что поскользнется и упадет.
      Восстановив равновесие, он резко повернулся и со. всей силы ткнул острием в бедро последнего воина. Рана была не смертельной, но солдат откатился в сторону, освобождая дорогу. Путь наверх был открыт. Размахивая окровавленным мечом и топором, странник понесся по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
      Он практически не видел, куда ставит ноги. Удивительно, что он сумел добежать до самого верха, ни разу не споткнувшись, но ему это удалось, и пока внизу никто не сообразил броситься в погоню. Вся схватка отняла не более тридцати секунд; пораженные и застывшие воины постепенно начинали отходить от шока.
      Несколько человек, из числа подготовленных Блейдом, дежурили в хижине наверху холма. Когда он выскочил из дверей, они выхватили клинки и, ничего не понимая, уставились на своего военачальника.
      — Командир, что…
      Воин не успел задать вопрос — дверь распахнулась, и внутрь хижины ринулись люди Птерина.
      Не удивившись их появлению, Блейд закричал:
      — Предательство! Измена! Богохульство!
      С этими словами он схватил охранявшего святилище стража, швырнув его под ноги трем чирибуанцам. В несчастного воткнулись три клинка, он заорал от боли, но последним предсмертным усилием повалил Священных Воинов наземь. Все четверо смешались в груду, из которой, словно иглы ежа, торчали мечи, топоры и окровавленные конечности. Высоко подпрыгнув, Блейд перелетел через этот жуткий клубок, стукнул ногой по высунувшейся голове и выскочил наружу.
      Там все еще стояли на страже Священные Воины, не ожидавшие атаки. Прежде чем они проморгались, Блейд разрубил пополам загородившего проход. Остальные попытались замкнуть его в кольцо, но он уже несся вниз по склону. Высоко над Дафаром стояла яркая луна, освещая грань храмовой пирамиды. Дождей не было уже несколько дней, и шершавый нагретый камень не скользил под ногами. Засунув меч в ножны и повесив топорик на пояс, разведчик уверенно двигался вниз.
      В этот момент из храма посыпались Священные Воины Птерина, крича и размахивая руками. В ярком лунном свете Блейд увидел, что некоторые из них залиты кровью — значит, в храме разыгралась битва. Наверху появлялись все новые и новые солдаты; самые смелые ринулись вдогонку за беглецом. Пока он оставался в безопасности, но все равно ускорил темп — на всякий случай. Ветер свистел у Блейда в ушах, земля гудела под ногами.
      Добравшись к подножию, он снова оглянулся. Священные Воины мчались за ним во весь опор. Один подвернул щиколотку и кубарем покатился вниз, теряя оружие, но остальные пока держались на ногах и шага не сбавляли. Теперь Блейд заметил, что у некоторых в руках были копья — значит, ему придется держаться от них подальше: он не желал получить даже царапину.
      Куда бежать? Где скрыться? Он пожалел, что не озаботился изучением столицы, прежде чем начал рисовать Айокана. К счастью, у жрецов имелись карты города, и однажды Блейд видел их, хотя и мельком. Он помнил, что меньше чем в миле к востоку от храма застроенная часть Дафара кончалась, а дальше шли поля. Странник не знал этой местности, но ее не знали и воины Птерина. Если ему повезет, он встретится с гонсарцами, которые согласятся помочь ему… Решено! Он побежал на восток.
      Воины неслись по освещенным лунным светом улицам. Без особого труда Блейду удавалось сохранять между собой и врагами дистанцию в двадцать ярдов, но он предпочел бы увеличить это расстояние: двадцать ярдов копье пролетит, даже если его швырнет подросток. Его преследовали пятнадцать Священных Воинов — слишком много для открытой схватки. Но скоро некоторые отстанут, выбившись из сил, и тогда…
      Преследование продолжалось в мертвой тишине. Священным Воинам не хотелось тревожить враждебно настроенных к ним гонсарцев, а Блейд еще меньше желал вовлекать в борьбу невинных жителей, и без того натерпевшихся зла от слуг Айокана. Но вот если бы они встретили солдат Тамбрала…
      К великому сожалению разведчика, они их не встретили. Бег по ночным улицам продолжался. Тишину нарушали только топот ног по пыльным камням и тяжелое дыхание бегущих. Блейд рискнул еще раз оглянуться: несколько Священных Воинов отстали, но человек двенадцать преследовали его. Птерин, должно быть, отобрал в 1 свой эскорт самых лучших бойцов Чирибу.
      Что случится с храмами в Гонсаре после убийства Птерина? В частности, с Натрилой и Исгоном, давшим прибежище Блейду? Птерин мертв, так что здесь не осталось никого выше Исгона. Значит, гонсарский Старший Брат снова будет править в своем храме… С другой стороны, среди свиты Птерина может найтись еще один Старший Брат, жаждущий посчитаться с Исгоном. Блейду даже думать не хотелось, чем закончится этот расчет.
      Еще одна мысль не оставляла его. Если Исгон выживет и возьмет под свою власть все храмы Гонсара, он все равно не избавится от опасности. Ему на голову в любой момент может свалиться еще один Старший Брат из Чирибу с большим отрядом переодетых Священных Воинов и Обреченных на Смерть. Единственной надеждой Исгона оставалась попытка захватить Гонсар, По идее, ему нужно было тут же выпускать своих Обреченных, дабы посеять в Гонсаре панику и хаос. В таком случае он, возможно, останется жив.
      А если Исгон уже мертв? Любому его преемнику тоже необходимо добиться быстрого успеха. Значит, ему надо снова соединить в единую цепь разрозненные храмы на территории Гонсара, собрав сильную армию. Этот человек с той же вероятностью, что и Исгон, выпустит Обреченных на Смерть, и тогда начнется резня. Это существенно меняло планы Блейда. Раньше он собирался скрыться в сельской местности, а через неделю или две, когда охота на него прекратится, прийти в Дафар и поискать способ передачи имеющихся у него сведений владыке Тамбралу. Но теперь времени на это не оставалось. Он должен был предупредить повелителя Гонсара как можно раньше…
      Все эти мысли промелькнули в голове странника за несколько секунд. Не снижая темпа, он снова попытался вспомнить планировку столицы. Дворец правителя вроде бы стоял у реки, в западной части города… Значит, сейчас он бежал прямо в противоположную сторону. Мог ли он достигнуть дворца? Только после схватки с дюжиной солдат, еще не отказавшихся от погони.
      Обернувшись через плечо, он увидел, как лунный свет отразился от металлического наконечника. Один из воинов занес копье и бросил его в спину Блейду. Разведчик резко вильнул влево, копье со свистом пролетело над его головой и упало на каменные плиты. Секунду спустя вслед беглецу пустили еще один дротик, но ему снова удалось увернуться. Бронзовый наконечник врезался в камень, брызнули мелкие осколки, и один камешек больно ударил странника по ноге. Если он повернет на запад, то даст шанс своим преследователям перекрыть дорогу, а также прекрасную возможность всадить копье ему в живот. Это было бы фатальным исходом!
      Однако на карте значился еще один дворец, неподалеку от южной городской окраины, летняя резиденция местной королевы. Блейд помнил слова Хуракуна о ней: молода, красива и готова поддаться чужому влиянию, в том числе — мужскому. Стоило бы начать именно с нее, тем более теперь, когда ему было о чем рассказать. Даже если владычицы нет в ее резиденции, он найдет там убежище и возможность передать послание Тамбралу.
      До летнего дворца было полмили по прямой. Но риска это не уменьшало: Блейду пришлось бы повернуть на юг, а это было не так-то просто. Он еще раз оглянулся: осталось десять или одиннадцать солдат, и не менее полудюжины из них сжимали в руках копья. Он резко свернул на первом же перекрестке, ни на миг не сбавив скорости.
      Улица шла под небольшим углом вверх, и разведчик надеялся, что подъем замедлит преследователей, но не его собственный бег. Однако он был вынужден признать, что у него сбилось дыхание, что ноги болят, а глаза слепит жгучим потом.
      Преследователи тоже повернули. Еще один воин метнул копье — оно пролетело всего в дюйме от содрогнувшегося Блейда. Черт возьми! Он заставил себя бежать быстрее, и два следующих копья до него не долетели.
      Подъем стал круче, дома по обеим сторонам улицы — выше, просторнее и роскошнее. Один раз, когда он пробегал мимо, из отделанных бронзой ворот высунулась голова, но, увидев воинов с оружием в руках, тут же исчезла.
      Над крутым подъемом нависали раскидистые деревья. Их ветви били странника по лицу, к коже прилипали листья, глаза начали слезиться, на щеках и плечах появились царапины. Кровь смешивалась с потом, ранки щипало от соли; Блейд задыхался, и ему пришлось сбавить темп. Преследователи тут же приблизились на несколько ярдов; ему в спину бросили еще одно копье, но, запутавшись в ветвях, оно не долетело на десять футов. Выскочив из-под деревьев, Блейд снова оказался на открытом месте. Пока Священные Воины выпутывались из зарослей, он заметил высокую стену в сотне ярдах впереди. По ней спускался плющ, так что невозможно было понять, какого она цвета, но на воротах разведчик увидел изображение красного вола — символ королевского дома Гонсара. Этот красный зверь придал ему сил: он одолел уже полпути, когда преследователи наконец разобрались с колючей растительностью и с криками выскочили на дорогу вслед за ним.
      Они бросили еще одно копье, упавшее на камни прямо за спиной Блейда, но он уже добрался до стены и ухватился за свисающий плющ. Какую-то долю секунды ему казалось, что лоза оборвется под его тяжестью, и эта мысль привела странника в ужас. Неужели ему не удастся взобраться наверх? Затем он ухватился за более прочные побеги и, подобно обезьяне, полез по стене.
      Стук сандалий за спиной утих. Обернувшись, Блейд Увидел, что четверо все еще держат в руках копья. Он принялся взбираться быстрее, понимая, что стал сейчас прекрасной мишенью.
      Стена поднималась на добрых тридцать футов, и задолго до того, как беглец добрался до вершины, в него начали бросать копья. Когда Блейд был на половине пути, копье воткнулось в стену в нескольких дюймах от его плеча. Ему оставалось меньше десяти футов, когда другой дротик оцарапал бедро. Сжав зубы, он полез дальше, и третье копье пролетело мимо — когда он уже взобрался наверх и упал на гладкие, покрытые растительностью плиты. К счастью, стена оказалась достаточно широкой, и он смог вытянуться на ней и перевести дух.
      Потом он взглянул на рану — она была пустяковой, копье только задело кожу, и кровь сочилась тонкой медленной струйкой. Такая рана могла замедлить его реакцию или помешать долгому стремительному бегу, но не была смертельной. Стряхнув кровь, он посмотрел вниз — и чуть не задохнулся.
      С обратной стороны стены поросшая мхом кладка лежала у неглубокого рва с грязной водой. В воде мелькали небольшие белые рыбки, хорошо знакомые ему плотоядные чудища, которыми кишели все водоемы в этом измерении. Если бы даже он не заметил их сразу, то все равно можно было предположить, что без них тут не обойдется. Внизу стены между камней застряли побелевшие кости — кошачьи, собачьи и человеческие.
      Ширина рва составляла, по меньшей мере, десять футов. На противоположном берегу шла живая изгородь с шипами — тоже десять футов шириной и десять — высотой. Блейд снова посмотрел через плечо. Воины стояли все там же, только теперь к ним присоединились отставшие товарищи — и каждый держал в руках копья. Пути назад не было: его наколют на острия, как бабочку на булавку.
      Значит, придется спускаться вниз… Нет, прыгать! Надо перелететь через ров, потому что если он упадет — это верная смерть!
      С такой мыслью Блейд подкатился к самому краю толстой стены, прижимаясь щекой к холодным камням, стараясь срастись с ними, но даже это осторожное движение привлекло внимание преследователей. Мимо его головы просвистело копье и, перелетев через ров, упало в кустах, переломив несколько веток. Разведчик надеялся, что оно не привлекло внимания часовых, охраняющих дворец. Только этого ему не хватало — погибнуть от клинков стражников спасаемой им страны!
      Теперь он находился у самого края. Набрав воздуха в легкие, он приподнялся. Это движение привлекло Священных Воинов — очередное копье свистнуло рядом, задев кисть левой руки. Блейд поморщился. Кажется, удача отворачивалась от него. Он сделал еще один глубокий вдох, собрался, стиснул зубы, стараясь забыть о боли в бедре и руке, затем напряг мышцы и прыгнул.
      Он падал вниз. Черная грязная вода, которой был заполнен ров, неминуемо приближалась. На какую-то долю секунды он подумал, что сейчас свалится прямо в зубы маленьким белым чудовищам, которые тут же вцепятся в него. Он уже чувствовал их клыки на своем теле, но в этот момент со страшным треском приземлился в гуще кустов.
      Ветки прогнулись под его тяжестью, острые шипы разодрали кожу. Блейд пробил живую изгородь почти до самой земли и теперь лежал распластав руки и ноги и так запутавшись в ветвях, что не мог пошевелиться.
      Когда он наконец начал что-то соображать, то понял, что находится у дальнего края заросли. Вокруг него Жужжали какие-то маленькие мошки, привлеченные запахами пота и крови, и вдруг он с ужасом понял, что на траве, у самой живой изгороди, стоит какой-то человек и смотрит на него огромными блестящими глазами.

      Проклятый кустарник вцепился в Блейда, будто стая осьминогов. Шипы и колючки раздирали кожу, мелкие ветви запутались в волосах, грозя сорвать с разведчика скальп при чересчур резком движении. Но гораздо больше, чем все колючки на свете, Блейда беспокоил наблюдавший за ним человек. Если незнакомцу вздумается проткнуть копьем беспомощного беглеца, тот — увы! — ничем не сможет ему помешать.
      Топорик Блейд потерял при падении, а до меча ему было не дотянуться: чертовы кусты содрали с него ножны, и хоть они висели всего в двух шагах, но с тем же успехом могли пребывать и за десять миль отсюда.
      Осознав сей неоспоримый факт, разведчик перестал шипеть и чертыхаться, а вместо этого решил получше рассмотреть наблюдателя. Быть может, ему пока не стоит вылезать из кустов: каким бы негостеприимным ни было это убежище, оно могло оказаться единственным спасением.
      Человек за кустами звонко расхохотался, откинув голову назад. Только теперь Блейд разглядел, что, во-первых, у невольного свидетеля его эскапад нет при себе и вязальной спицы, а во-вторых, что перед ним стоит прекраснейшая женщина. И она смеялась! Странник готов был признать, что его положение может показаться кому-то смешным, но ему самому было не до смеха. Пробормотав пару выражений, совершенно не предназначенных для женских нежных ушей, Блейд принялся энергично выпутываться из треклятой живой изгороди.
      На этот раз ему удалось высвободить правую руку и дотянуться до меча. Выхватив клинок из ножен, он принялся рубить колючки. Разведчик отдал бы сейчас год жизни за хорошее стальное мачете, но даже тупой бронзовый меч был эффективнее голых рук. После продолжительного и кровопролитного сражения он наконец выбрался из проклятых кустарников. Его пошатывало, он был исцарапан и перепачкан с головы до ног и при других обстоятельствах предпочел бы провалиться сквозь землю, но не стоять в таком виде перед красивой женщиной. Впрочем, важна не одежда, а осанка. С этой мыслью Блейд пошарил в кустарнике, нашел свой топорик и развернулся к незнакомке, приняв позу гордого вызова.
      Ее реакция на такую воинственность была совершенно естественной: она снова расхохоталась и долго не могла остановиться. Блейд охотно отпустил бы пару крепких выражений, но предпочел на этот раз сдержаться. В ее оскорбительном смехе звучала некая странная нотка, словно женщина собиралась спросить: «Ну, герой, и что ты намерен теперь делать?» Блейд рассудил, что самым разумным будет стоять спокойно, предоставив ей самой решать его судьбу. Опустив меч, он замер, стараясь по возможности сохранять невозмутимое выражение лица, что было не так-то просто: вокруг, привлеченная запахами пота и крови, вилась целая туча какой-то гнусной тропической мошкары.
      Наконец женщина завершила свой придирчивый осмотр.
      — За тобой была погоня, друг мой? — спросила она. — Ты с такой резвостью перемахнул через стену, словно тебя преследовала стая голодных оранков.
      Блейд не знал, насколько он может доверять незнакомке. Она, вероятно, была из высшей знати, раз так свободно разгуливала по летней резиденции владыки. Это делало ситуацию неопределенной: чуть ли не половина правящей элиты Гонсары относилась к культу Айокана с великим почтением, тогда как вторая половина ненавидела его с той же яростью, что и простой люд. К какой же партии принадлежала его собеседница: к мушкетерам короля или к гвардейцам кардинала?
      Заметив, что он колеблется, женщина нахмурилась.
      — Я жду ответа! — сказала она почти сурово. Блейд решился. По каким-то причинам он чувствовал симпатию к этой молодой насмешнице.
      — За мной гнались Священные Воины Айокана, — ответил он. — Так получилось, что мы с Айоканом не в ладах,
      Глаза у женщины на мгновение округлились. В следующий миг на ее лицо вернулось спокойное выражение. Блейд невольно задержал дыхание.
      Затем, к его великому облегчению, она поджала губы и сплюнула на дорожку.
      — Проклятие! Тамбрал мне клялся, что никогда не впустит Священных Воинов в Гонсару! А может, эти двуличные твари провели свое воинство тайно… Ты уверен что тебя преследовали именно Священные Воины?
      — Уверен, — кивнул Блейд.
      Сообразив, что женщина, похоже, на его стороне, он немного расслабился.
      — Прости мне эту дерзость, о прекрасная незнакомка, но не могли бы мы для более подробной беседы перейти в другое место, — продолжал разведчик. — В саду нас могут подслушать, а мои преследователи все еще поджидают за стеной, и в руках у них копья. Если бы мы…
      Дальнейших объяснений не понадобилось. Кивнув на возвышающийся за деревьями дворец, женщина властно бросила:
      — Расскажешь позднее. — Теперь она говорила совсем другим тоном: тоном властительницы, привыкшей к безоговорочному подчинению. — Нам в самом деле лучше уйти отсюда.
      Не произнося больше ни звука, она повернулась и направилась к дворцу прямо через пышный ухоженный сад. Она шла так быстро, что разведчику, не ожидавшему такой молниеносной смены настроения, пришлось поторопиться, чтобы не отстать.
      Остановилась она у небольшой, полускрытой высоким кустарником и карликовыми деревьями двери, пробитой прямо в дворцовом фундаменте. От порога вглубь здания вела узкая лестница с такими низкими сводами, что Блейду с его немалым ростом пришлось пригнуться, чтоб не удариться головой о каменные плиты. Наверху лестницы открылась еще одна дверь, а за ней — небольшой круглый зал, тускло освещенный парой чадящих факелов. По окружности зала шли несколько арок, ведущих в другие комнаты. Женщина приглашающим жестом указала на кресло, стоявшее между двумя арками и заваленное подушками.
      — Побудь пока здесь, мой друг. Прежде всего следует заняться твоими ранами. Они неопасны, и лекарь будет излишней роскошью, но сейчас я позову своих слуг. Наш разговор мы продолжим позднее.
      Блейд вопросительно вздернул бровь. Она прекрасно поняла его беспокойство.
      — Мои слуги ничего никому не расскажут, — добавила она с усмешкой. — Они глухонемые.
      Повернувшись, незнакомка потянула за шнур, висевший у самой арки. Должно быть, он приводил в движение Какой-то механизм, который могли видеть слуги, потому что через несколько секунд в одной из дверей возникла стайка девушек. Женщина что-то приказала им жестами, значения коих Блейд не уловил — местный язык глухонемых сильно отличался от того, который был известен ему. Поклонившись, служанки исчезли столь же беззвучно, как и появились.
      Через некоторое время они вернулись с большим чаном, полным горячей воды, множеством чистых полотенец и куском ткани. Повинуясь приказаниям госпожи, девушки смочили полотенца в воде и принялись обтирать Блейда, Он не мог определить, что именно было подмешано в воду, но это оказалась какая-то смолистая пахучая субстанция, потому что вода будто бы приобретала вязкость и тяжесть меда. По мере того как служанки обмывали его тело, боль и зуд от множества царапин и ушибов постепенно проходили, а рана, нанесенная брошенным копьем, перестала кровоточить.
      Разорвав на полосы большой кусок ткани, девушки перевязали его ссадины на бедре и левой руке, затем снова ушли, появившись теперь с большим серебряным кувшином и двумя чашами. На кувшине и на чашах пламенел выложенный рубинами уже знакомый Блейду символ правящего дома Гонсары — красный вол.
      Стражник нагнулся над одной из чаш и втянул терпкий пряный запах, исходящий от горячего питья. Женщина ободряюще кивнула ему — пей! Все время, что служанки занимались ранами пришельца, она внимательно наблюдала за ним — с бесстрастным, ничего не выражающим лицом. Но что-то мелькало в ее глазах… Любопытство?.. Если так, то его вызвал не только рассказ о Священных Воинах, но и некие иные причины…
      — Пей! Это тебе не навредит, — сказала она. — Наоборот, поможет. Неужели ты думаешь, что я захочу твоей смерти до того, как мы… — Женщина запнулась и с легкой улыбкой продолжила: — До того, как мы обсудим твои разногласия с Айоканом?
      При последних словах в глазах незнакомки промелькнул хищный, недобрый огонек, и всю расслабленность Блейда как рукой сняло. Что означали этот взгляд и эта обмолвка? Еще одна местная леди желает поразвлечься — до, после или во время обсуждения важных дел? Он, не улыбаясь, посмотрел на незнакомку. Заметив выражение его лица, она погасила свою ослепительную улыбку.
      — Ты не веришь мне? — спросила женщина с резкими нотками в голосе.
      С этой дамой нельзя было выказывать упрямство: это не привело бы ни к чему хорошему. Разведчик покачал головой, затем, взяв предложенную чашу, медленно и неохотно отпил из нее. Женщина подошла к столику с кувшином, подняла вторую чашу и осушила ее в несколько больших глотков, потом вернулась к своему креслу и откинулась назад, удовлетворенно вздохнув и облизнув кончиком языка ярко-алые губы. Она не сводила глаз с лица Блейда. Ему ничего не оставалось, как тоже выпить содержимое своей чаши до последней капли — чем бы это ни грозило.
      Должно быть, незнакомка полагала, что чужеземец теперь благодарит судьбу, ибо он не рухнул на пол, извиваясь в агонии от яд, опаляющего внутренности. На самом деле Блейд был уверен, что питье содержит вовсе не яда. Он внимательно прислушивался к своим ощущениям, не сводя глаз с хозяйки, пытаясь подметить победную улыбку на ее лице или предвкушение чего-то еще, чего-то такого, что…
      Еще не успев обдумать эту мысль, разведчик почувствовал некие изменения — его плоть, не прикрытая ничем, кроме набедренной повязки, восстала к жизни и начала расти. Как он и ожидал, в питье подмешали сильный возбудитель. Поскольку хозяйка пила тот же напиток, она, по всей видимости, скоро намекнет, что ее интересует больше: Священные Воины Айокана или свалившийся к ней в сад чужеземец. Стараясь сохранять спокойствие Блейд продолжал наблюдать за незнакомкой.
      Теперь он заметил, что она гораздо моложе, чем показалась вначале: ее кожа была упругой и гладкой, по-девичьи бархатистой, и только в уголках огромных темных глаз таились крохотные морщинки. Пышное облако волос было черно, как смоль, в маленьких ушах блестели серьги с сапфирами, на правом запястье переливался браслет с теми же камнями. Она явно была одной из высокопоставленных местных матрон — об этом говорили драгоценности, дорогие одежды, толпы слуг и личные покои в королевском дворце.
      Наконец напиток подействовал на незнакомку. Ее дыхание участилось и стало таким бурным, что Блейд отчетливо слышал его; меж губ то и дело показывался розовый язычок, огромные глаза неотрывно следили за гостем — вернее, за тем знаком, что говорил о торжестве плоти над разумом. Питье было слишком сильнодействующим средством, и, как ни старался Блейд, он не мог подавить непроизвольную эрекцию.
      Внезапно женщина встала и, слегка покачивая бедрами, направилась к нему. Теперь в ее глазах горело неприкрытое желание. Разведчик было подумал, что сейчас она набросится на него, но незнакомка, склонив очаровательную головку на гибкой шее, приоткрыла рот, опустилась на колени, и вокруг пылающего дротика Блейда сомкнулись жадные жаркие губы. Он невольно вскрикнул, На несколько секунд мучительница замерла, а потом началось медленное, ритмичное движение.
      Какую бы ступень ни занимала эта женщина в иерархической лестнице Гонсары, как специалистка в делах любовных она, несомненно, заслуживала высшего балла — во всяком случае, среди тех дам, которых знавал Ричард Блейд. Это он понял очень скоро. Она трудилась в неспешном ритме, уверенно, ни на секунду не останавливаясь, подводя его к пику наслаждения. Почувствовав, что он близок к разрядке, она замедлила движение. Блейд ощутил, как кровь его начинает пульсировать медленнее, а возбуждение спадает. Но это было лишь недолгой передышкой. Улыбнувшись, женщина взялась за него снова.
      Впоследствии он не мог припомнить, сколько было таких повторений. После третьего раза он уже не мог считать — он вообще потерял способность думать. Ласка этих влажных алых губ, вкупе с зельем, добавленным в напиток, довели его почти до исступления. Он желал теперь только одного: сорвать с этой восхитительной ведьмы вышитый золотом лиф и полупрозрачные красные шаровары, отшвырнуть их прочь вместе с сандалиями и украшениями и овладеть ее вожделенным телом. Пусть оно будет морщинистым и костлявым, пусть окажется в следах оспы или в жутких ранах, ему было все равно; лишь бы в нем нашлась та заветная дверца, в которую он хотел проникнуть.
      Внезапно губы замерли, женщина подняла голову и встала, положив обе руки на серебряную пряжку пояса, скреплявшего ее шаровары.
      — Да, мой друг, — сказала она, — ты получишь то, чего желаешь. А мне дашь то, чего хочу я. То, что принадлежит мне по праву — по праву женщины.
      На ее губах расцвела улыбка, голос стал низким и слегка дрожал от еле сдерживаемой страсти. Она не могла отвести темных блестящих глаз от воздетого копья, требующего немедленной жертвы. Незнакомка, тоже испившая зелья, была столь же готова к предстоящей битве, как и сам Блейд.
      Ее пальцы сделали неуловимое движение, и пряжка на поясе медленно раскрылась, точно диковинный цветок. Легкие шаровары поползли вниз, открывая плоский живот.
      Блейд с жадностью следил за плавным скольжением невесомого шелка, Увидев выражение его лица, женщина улыбнулась и, раздвинув колени, остановила это магнетическое падение. Словно во сне, Блейд протянул руку и прижал ладонь к черному как смоль курчавому треугольнику. Его пальцы погрузились в горячую влажную расселину. Колени женщины подогнулись, она едва не упала на странника, запрокинув голову и подавшись к нему всем телом.
      — Да-а! Да-а! — простонала она. — Не отпускай меня!
      Блейд сжал пальцы. Ее руки взметнулись вверх, к застежке лифа. Прозвучал еще один щелчок — и взору Блейда открылась упругая грудь. Женщина резко повела плечами, сбрасывая на пол свое одеяние. Маленькие смуглые груди уставились на Блейда темными рожками сосков.
      Не в силах больше сдерживаться, он поднялся с кресла и прижал незнакомку к себе. Его ладони стиснули упругие ягодицы, покрытые нежным пушком, женщина задохнулась и замерла в его объятиях. Черный треугольник щекотал пылающее копье Блейда. Поджав ноги, незнакомка стряхнула шаровары и обвила своего повелителя, словно лоза, прильнувшая к могучему дубу. Блейд вошел с такой легкостью, что в первый миг даже не ощутил этого. Но тут она застонала и сжала бедра. Капкан захлопнулся — странник едва не вскрикнул, пытаясь продолжить едва начавшуюся игру.
      К своему немалому удивлению, он сумел сдержаться. Все еще поддерживая ее за бедра, он принялся неторопливо двигаться, совершая легкие нежные толчки. Женщина вскрикивала в такт, все сильнее сжимая колени. Блейду чудилось, что он постепенно раздувает кузнечные мечи — с каждым толчком ему становилось все жарче, все нестерпимее. Незнакомка всем телом откинулась назад, заломив тонкие руки, и теперь Блейду стоило большого труда удерживать ее и продолжать двигаться в том же неспешном ритме. Стоны его партнерши становились все громче и протяжнее, она была уже на грани экстаза.
      Наконец она вздрогнула и снова прильнула к нему, вцепившись в спину ногтями. Ее рот раскрылся в безмолвном вопле, глаза распахнулись так широко, что казалось, еще немного — и они выпадут, покатившись по полу двумя фарфоровыми шариками.
      И вдруг все кончилось. Женщина без сил обвисла в руках Блейда и махнула в сторону одной из арок:
      — Туда… Там… там мы сможем продолжить…
      За аркой оказалась роскошно обставленная спальня. Оглядев ее, странник перехватил свою ношу поудобнее и направился к кровати. Он уложил ее на груду подушек, и женщина тут же раскрылась ему навстречу, широко раздвигая стройные бедра. Блейд не стал мешкать: его клинок нашел жаркие упругие ножны, заполнив их так плотно, будто был выкован специально для них.
      На этот раз он не пытался сдерживаться, он жаждал только одного: немедленно освободиться от пожиравшего его пламени, выпустить в эту бездонную пропасть, чтоб не сгореть самому в огненной вспышке.
      Их взаимное возбуждение было столь сильным, что все закончилось почти мгновенно. На недолгие секунды они превратились в пару обезумевших зверей, слившихся в безудержном соитии; они издавали стоны и крики, словно лишились разума.
      Наконец обжигающий поток хлынул в предназначенный ему сосуд. Оба замерли, слушая, как оглушительно стучат их сердца. Напряжение отпустило их, и Блейд нашел в себе достаточно сил, чтобы скатиться с незнакомки и лечь рядом. Он изнемогал. Схватка, побег, прыжок через ров с кишащими в нем рыбами, кусты с шипами был лишь прелюдией, но это последнее сражение выпило из него все силы.
      Наконец его зрение прояснилось, дыхание выровнялось. Приподнявшись на локте, он посмотрел на женщину, раскинувшуюся рядом с ним. Она отвела со лба мокрые растрепанные волосы и улыбнулась.
      — Наверное, мне стоит сказать: ты сослужил хорошую службу, — как я часто говорю отличившимся воинам, — заметила она, еще задыхаясь. — Но для того, что ты сделал, такие слова не подходят. В Гонсаре много сильных воинов, но им не сравниться с тобой. Ты заслуживаешь чего-то особенного.
      Она явно ждала ответной реплики от Блейда.
      — Возможно, — сказал он с осторожностью. — Но здесь судить тебе.
      — Вот именно: здесь судить и решать мне, — улыбнулась женщина. — Потому что я — Джаскина, владычица Гонсары.

      Эта реплика тоже требовала какой-то реакции от Блейда. Он не мог поклониться, лежа в постели, да и не видел нужды в официальных фразах и соблюдении придворного этикета. Однако он ухитрился почтительно кивнуть, а затем пробормотал:
      — Мне оказана великая часть, госпожа. Она пощекотала тот его орган, что доставил ей наибольшее удовольствие.
      — Как и мне, мой друг. А теперь, быть может, ты скажешь, как тебя зовут? Мы слишком поторопились и обошлись без представлений.
      Она опять улыбнулась.
      Блейд задумался над тем, что ей сказать. Если она в самом деле повелительница Гонсара, значит, относится к Айокану с большой неприязнью. Но если она лжет… Ладно, с этим он разберется, когда возникнет необходимость. Если возникнет!
      — Я — воин из дальней страны, владычица. Моих сородичей называют англичанами, а мое имя — Ричард Блейд. Я в самом деле стал врагом Айокана, еще в Чирибу, где я перешел горы, явившись в ваш мир. Сейчас я служу повелителю Хуракуну. Он послал меня в Гонсар…
      Не опуская никаких деталей, разведчик рассказал Джаскине о своих приключениях, о том, что он уже сделал, и о том, чего от него ждали. Женщина слушала молча, не сводя глаз со странника, строго поджав губы. Пока Блейд говорил, на ее лице ни разу не появилось привычной, улыбки. Она задала вопрос лишь однажды, когда Блейд обмолвился, что прикончил Птерина.
      — А он понял, кто его убивает?
      — Я сам гадаю об этом. Сомневаюсь, что он меня узнал.
      — Плохо… Тогда его смерть была бы более мучительной. Все жрецы Айокана заслуживают самой страшной смерти. Теперь, возможно, нам удастся это устроить.
      — Нам?
      — Тебе и мне. Наконец-то владыка Тамбрал поверит, что жрецы Айокана и их мерзкий бог представляет смертельную опасность для Гонсара.
      — Не думаю, что он игнорировал их раньше.
      — Нет, разумеется, но Тамбрал хотел быть справедливым ко всем своим подданным и действовал в рамках закона. А больше всего он жаждал сохранить мир с Чирибу.
      — Прекрасное намерение!
      Отпустив этот комплимент, Блейд подумал, что в словах Джаскины таится какой-то скрытый смысл. Ему хотелось вытащить из нее побольше информации.
      — Да, прекрасное — при обычных обстоятельствах. Но стоит ли хранить мир с Чирибу, пренебрегая смертельной угрозой? Это неразумно, друг мой. Особенно теперь, когда опасность угрожает Дому Красного Вола.
      И снова у Блейда создалось впечатление, что в ее словах заключен скрытый смысл. Он решил это проверить.
      — Согласен с тобой, владычица. Я не знаю, когда Исгон выпустит Обреченных на Смерть, но думаю, что это случится скоро. Через несколько дней… может, даже сегодня ночью…
      — Сегодня ночью… — повторила Джаскина, медленно произнося каждое слово. — Но мой дворец хорошо защищен, как тебе известно.
      Она погладила царапины на теле Блейда, оставленные шипами и ветвями.
      — После того как охрана у ворот будет приведена в боевую готовность, никто не проникнет сюда, никакие Обреченные. Но если все-таки такое случится, то у меня есть ты. Ты меня защитишь!
      — Владычица, я должен отправиться к Тамбралу и предупредить повелителя. Иначе его стражи могут утратить бдительность, и Обреченные на Смерть прорвутся во дворец.
      — Могут, — согласилась Джаскина без каких-либо эмоций, а от этого полного безразличия на душе у Блейда стало совсем неспокойно. — Могут. Но…
      — Я слушаю, госпожа. Но?.. — Теперь Блейд говорил напряженным тоном. У него зародились подозрения.
      — Если Тамбрал сам не примет необходимых мер, есть ли смысл помогать ему? Богов мало беспокоят дураки, так зачем нам беспокоиться больше, чем богам?
      На этот вопрос можно было предложить несколько различных ответов, но разведчик промолчал. Его подозрения превратились в уверенность. Хоть Джаскина не благоволила Айокану, у нее имелись свои амбиции и свои планы. И она, как Старший Брат Исгон, хотела, чтобы Тамбрал окончил жизнь под мечами Обреченных на Смерть.
      Это явилось новостью для Блейда, причем не особо радостной. Лжи назвал бы такую ситуацию «дьявольски неприятным осложнением». За одну минуту Джаскина превратилась из возможной союзницы во врага. Она сурово смотрела на него, и Блейду пришлось отвести глаза, дабы скрыть свою неприязнь.
      Она была проницательной женщиной, и странник сумел обмануть ее лишь на то время, какое понадобилось ему, чтобы встать с постели. Как только Джаскина догадалась, что думает ее возлюбленный, она, вскрикнув, словно пантера в предсмертной агонии, протянула руку к сигнальному шнуру.
      К счастью, подушки на кровати были огромными и тяжелыми. Схватив одну из них, разведчик, не обращая внимания на боль в раненой ноге, навалился на Джаскину. Она снова закричала, потом, смолкнув, прекратила борьбу. Она казалась слабой и безвольной, но Блейд все равно не отпускал ее. Он не доверял ей и не мог освободить — выпустить из поля зрения или ослабить захват. Он огляделся, надеясь обнаружить что-то вроде веревки и думая о том, что должен найти способ выбраться из дворца — чем раньше, тем лучше. Только он решил воспользоваться простынями с постели, как за дверью послышался топот, затем — тяжелое дыхание и два резких вскрика. Кричала женщина, явно не глухонемая, умирающая в ужасе и страхе. Второй вопль принадлежал кому-то из Обреченных на Смерть.
      Крик женщины закончился булькающим звуком, и Блейд, вскочив на ноги, бросился к дверям. Джаскина тоже поднялась, но побежала в другую сторону, к внутренним покоям; видимо, судьба чужеземца ее больше не волновала. Что касается Блейда, то теперь он беспокоился лишь о том, как выбраться из дворца, миновав Обреченных на Смерть. Становиться их главной мишенью ему совсем не хотелось.
      Если б он не сумел добраться до меча и топорика, ситуация стала бы почти безнадежной, но он нашел и то и другое. Дверь в опочивальню затрещала, полетели щепки, погнулась металлическая оковка, и трое Обреченных ворвались внутрь. Из-под белых масок сверкали налитые кровью глаза.
      Они были ослеплены яростью и наркотиком, а потому заметили Блейда лишь тогда, когда он прыгнул на них.
      Первый, кого он ударил, отправился к Айокану, не успев издать очередного вопля. Он только разинул рот, но тут разведчик всадил ему топор пониже ребер, чуть не перерубив напополам. Вместо крика в горле умирающего забулькала кровь, затем алый поток хлынул изо рта. Несколько секунд он еще оставался на ногах — наркотик придавал ему силы — и двигался вперед, но теперь он превратился в слепое покалеченное животное. Он шел, шатаясь, пока не врезался в стену и не рухнул на пышный красный ковер.
      Двое оставшихся Обреченных не отступили — по крайней мере, настолько, чтоб избежать клинка разведчика. Его меч попал одному в бедро, топорик просвистел в воздухе и врезался в плечо второму, пройдя сквозь мышцы и кость. Ни один из ударов не был смертельным, но и тот и другой делали человека калекой. На этот раз Обреченные на Смерть отшатнулись. Перед Блейдом открылся проход, он пронесся меж ними и вылетел в зал.
      Обреченные на Смерть словно забыли о нем и бросились в покои королевы. Хватит ли у них сил, чтобы найти Джаскину и прикончить ее? Несколько секунд Блейд раздумывал над этой дилеммой, соображая, не отправиться ли ему назад спасать королеву. Не в его правилах было бросить женщину, чтоб ее зарезали, как овцу на бойне. Тем более — Обреченные на Смерть!
      Пока он колебался, в зал ворвались еще трое безумцев. Перед ними бежала одна из глухонемых служанок с раскрытым ртом; несомненно, если б она могла говорить, из горла ее вырвался бы вопль ужаса. Рот девушки по-прежнему был открыт в беззвучном крике, когда три топора воткнулись ей в спину; служанка рухнула на ковер, извиваясь в агонии.
      Обреченные еще не успели высвободить свое оружие, как Блейд достал их. Его меч рассек шею первого безумца, оставив голову свисать под неестественным углом. После такой раны даже Обреченный на Смерть не мог удержаться на ногах — рухнув на свою жертву, он содрогнулся и затих.
      Раньше чем первый противник повалился на пол, топор Блейда врезался в лоб второму, но раненая рука подвела странника — удар пришелся обухом. Обреченный на Смерть был слегка оглушен; пошатнувшись, он шагнул вперед, выхватил меч из ножен, и его клинок ударился о клинок Блейда с такой силой, что вибрация прошла по всему телу разведчика.
      Отскочив назад, он сделал обманный финт, словно собирался опять ударить топором, но вместо этого рассек мечом живот врага. Бронзовое лезвие вошло на целых шесть дюймов внутрь, и в этот момент на Блейда прыгнул третий противник, размахивая мечом и топором. Разведчик блокировал оба выпада, но удар по клинку на этот раз оказался столь силен, что меч выпал из правой руки Блейда. Обреченный на Смерть ринулся к нему с ликующим воплем — кажется, он уже торжествовал победу.
      Блейд спасся, совершив огромный скачок. Теперь от последнего врага его отделяли шесть футов. Несколько секунд они оба — чужеземец и тот, второй, чья человеческая сущность была выпита Айоканом — стояли, уставившись друг на друга.
      В это мгновение тишину разрезал жуткий крик, эхом разнесшийся по всем дворцовым залам. Кричала женщина — в этом не оставалось сомнений. Вопль доносился из комнат Джаскины, а значит, двое раненых Обреченных все-таки добрались до нее. Теперь все планы и амбиций владычицы Гонсара погибли под бронзовыми мечами и топорами убийц.
      Блейд не стал бы об этом сожалеть, даже если б у него нашлось время подумать о королеве. Ее крик все еще дрожал в воздухе, когда третий из Обреченных бросился к нему, размахивая оружием и рыча так, что голос его перекрыл предсмертный вопль Джаскины. Разведчик отскочил и прижался спиной к стене, подняв топорик.
      Справа послышались яростный вой и топот бегущих ног: на лестнице возникли еще двое Обреченных, шатающихся из стороны в сторону. Из груди одного и спины другого хлестала кровь. Они пронеслись мимо Блейда, врезались в своего соратника и набросились на него так, словно он был их злейшим врагом. Похоже, этот убийца был слишком удивлен, чтоб защищаться, и умер с округлившимися от изумления глазами, издав лишь один ужасный вопль.
      Каким-то образом безумцы поняли, что прикончили одного из своих, и застыли на месте, уставившись на валявшееся под ногами тело. Повернуться они не успели — Блейд набросился на них, рассек одному бедренную кость, а затем, пустив топорик широкой дугой, перерубил шею второму противнику. Отсеченная голова пролетела по воздуху и, с глухим звуком ударившись о ковер, покатилась к лестничной площадке.
      Она замерла у ног двух гигантов в широких белых штанах — несомненно, солдат-гонсарцев. Они появились у лестницы, как джинны из бутылок, и замерли, подняв окровавленные мечи и озирая залитый кровью зал. Заметив трупы и Блейда, прислонившегося к стене, они впились в него глазами, не опуская оружия. Он тоже поднял топорик — не то салютуя, не то готовясь к обороне.
      — Кто ты, именем десяти духов смерти? — спросил более низкий из двух гонсарцев.
      — Воин. Англичанин, — ответил Блейд, набирая воздуха в легкие.
      — Ты, именем… — снова заговорил тот же воин, но товарищ толкнул его в бок.
      — Ты сражался против Обреченных на Смерть? Против слуг Айокана? — спросил второй солдат. Блейд слишком устал для вежливого ответа.
      — Разуй глаза, парень! Ты что, слепой? — рявкнул он.
      Гонсарец улыбнулся в ответ.
      — Я не слепой. Нападение отбито, и схватка закончилась. Я думаю…
      Блейд перебил его:
      — Я думаю, вам лучше посмотреть, что случилось с владычицей Джаскиной. Я видел, как двое убийц ворвались в ее покои, и слышал крики… Взгляните, что с ней, а потом пусть кто-нибудь отведет меня к повелителю Тамбралу. Мне есть что рассказать ему, и мои слова предназначены лишь для его ушей, ибо речь пойдет о безопасности Гонсара. Ну, парни, пошевеливайтесь! И побыстрее!
      Он собрал последние силы, чтобы говорить повелительным тоном. Он сам не знал, как ему это удалось, но цели своей добился: приученные подчиняться приказам, солдаты поклонились чужеземцу, затем первый повернулся к лестнице и крикнул:
      — Поднимайтесь! Сюда, воины! Твари Айокана убиты, а тот, кто прикончил их, хочет видеть владыку Тамбрала.

      Гонсарцам потребовалось время, чтобы подсчитать потери, окружить должным уходом раненых и похоронить погибших. Никто не взял на себя заботу о том, чтобы держать Блейда в курсе происходящего. Сам он провел эти дни «в безопасном и охраняемом месте» — в подвале летней резиденции владыки. Оставалось лишь гадать, что больше волновало гонсарцев — его безопасность или необходимость стеречь его как ценного пленника.
      Правда, камера оказалась сухой, теплой и хорошо обставленной; к тому же Блейда обильно кормили, а потому он решил, что ему удалось произвести хорошее впечатление. По крайней мере, его не подозревали в симпатиях к Айокану. Правда, он не был уверен, не вменят ли ему в вину смерть королевы Джаскины. Но было похоже, что о погибшей так никто и не вспомнил. Если учесть ее кровожадные планы, это была небольшая потеря.
      Какие-то крохи сведений все же просачивались в золоченую клетку чужеземца. Из этих разрозненных частиц ему удалось сложить картину произошедшего в ночь гибели Джаскины и в последующие сутки.
      После того как в храме улеглась суматоха, вызванная убийством Птерина, Исгон взял ситуацию под контроль. Расчеты Блейда оказались верны: жрец решил, что его единственный шанс остаться в живых — это устроить в Гонсаре полный погром. Поэтому он выпустил Обреченных на Смерть, более трехсот человек, велев им начать массовую резню.
      Они ожидали, что свалятся в беспомощный город как гром среди ясного неба, но этот план потерпел провал. Некий человек, видевший, как Блейд убегает от преследователей, сообщил о таком событии своему хозяину, одному из военачальников Тамбрала, который тут же привел в боевую готовность подчиненные ему войска и отправил посыльных к повелителю.
      Конечно, за такой короткий срок трудно было подготовиться к достойному отпору. Охранники и слуги Джаскины не ждали нападения, и вместе с королевой погибло около сорока человек — ее служанки и охрана. Также погиб один из принцев — вместе с женой, двумя детьми, стражниками и слугами.
      Но у Тамбрала было еще четыре сына и пять дочерей, так что Дом Красного Вола мог пережить эту потерю. Имелись жертвы среди военачальников, сановников и простых горожан, однако число убитых не превышало двух сотен.
      Сам владыка Тамбрал провел ту ночь в Зале Спасения в своей основной резиденции. Этот зал был специально выстроен для подобных случаев и уже не раз помогал главе Дома Красного Вола остаться в живых. Чтобы проникнуть к Тамбралу, Обреченным пришлось бы расправиться со всеми стражами и солдатами во дворце, а потом пробить двадцать футов каменной стены. Они не сумели сделать и половины своей работы и все погибли, сражаясь с дворцовой охраной.
      То же самое произошло и с остальными безумцами в других районах столицы. Когда над Дафаром разгорелся рассвет, все триста Обреченных на Смерть уже валялись в кровавых лужах во дворцах, садах и на улицах города. Повелитель Тамбрал вышел из своей спасительной камеры и обратился к солдатам, призывая их уничтожить слуг Айокана во всех городах Гонсара.
      Что и было сделано. Жрецов перебили всех до единого — от Исгона до последнего неофита, чья подпись под клятвой еще не успела просохнуть.
      Погибли и все Священные Воины: они сражались яростно, причем не без успеха — благодаря подготовке Блейда. По строгому приказу повелителя пощаду давали лишь рабам, евнухам и девицам, содержавшимся в храмовых подвалах.
      Солдаты просто собрали их и держали запертыми в одной из камер, пока не расправились со всеми жрецами и Священными Воинами. К концу второго дня в Дафаре не осталось в живых ни одного Брата, ни Священного Воина, ни Обреченного на Смерть. Войска покидали столицу, двигаясь расширяющимся кольцом, очищая от мерзких святилищ все города Гонсара.
      Утром третьего дня Блейда призвали предстать перед владыкой Тамбралом. К тому времени он не знал лишь одного: что сталось с Натрилой. Ее запросто могли прирезать вместе с отцом, решив, что она тоже верная поклонница жестокого бога.
      Тамбрал принял чужеземца в зале для аудиенций, стены которого украшали многочисленные трофеи: щиты и оружие поверженных врагов, головы и шкуры животных, на коих владыка изволил охотиться в молодости. С годами он сильно исхудал, напоминая теперь скелет, обтянутый высохшей желтой кожей. Казалось, что сильный порыв ветра может оторвать его от земли и унести в небо, но глаза короля оставались по-юношески ясными, а голос — внушительным и твердым.
      Блейд не стал скрывать цели своего посещения и подробно поведал о том, для чего прибыл в Гонсар и чем занимался в ту ночь, когда убийцы атаковали город. Странник рассудил, что может доверять королю: тот казался достаточно мудрым, чтобы принять верное решение. И все же Блейду пришлось пережить пару неприятных минут, когда, закончив повествование, он смолк и долго смотрел прямо в глаза Тамбралу. Тот тоже молчал, меряя пришельца оценивающим взглядом.
      Наконец сухие губы владыки тронула улыбка, и он заметил:
      — Да, чужеземец, ты устроил изрядный переполох в нашем курятнике!
      — Я рассказал правду, повелитель.
      — Я знаю, — кивнул Тамбрал. — Я не сомневаюсь в твоей искренности, ибо ты кажешься мне честным человеком, и большая часть того, что ты говорил, уже известна мне от других людей. Но все равно твой рассказ удивителен и достоин похвалы. Тебе удалось выжить в змеином гнезде, где обычный человек гибнет очень быстро… Но ты думаешь и действуешь с такой скоростью, с какой наносит удары твой клинок.
      — Надеюсь, что это верно, повелитель.
      — Я тоже надеюсь, ибо твоя служба Дому Красного Вола еще не закончилась. Тебе придется немного помочь мне, что бы там ни говорил Хуракун. В противном случае…
      Тамбрал провел рукой по горлу. Блейд кивнул: этот жест не нуждался в комментариях.
      — Правда, я считаю, что Хуракун, мой сосед и владыка Чирибу, не станет возражать, — продолжал Тамбрал. — Твоя помощь нужна только для полного разгрома слуг Айокана. После того как они исчезнут с лица земли, ты можешь возвращаться к Хуракуну. Даже к себе на родину, если захочешь.
      Блейда поразила ненависть, прозвучавшая в голосе Тамбрала, когда владыка упомянул об Айокане. Наверное, это отразилось на лице разведчика, потому что, снова улыбнувшись, повелитель спросил:
      — Тебя удивляет, почему я так говорю о слугах Айокана? Когда-то во мне не было этой ненависти; я хотел спокойно прожить оставшиеся годы, пребывая в мире со всеми, включая всех богов и всех их слуг. Но для того, чтобы поддерживать мир, необходимо желание двух сторон. Айокан не хочет мира. Ну, так он получит войну!
      Глубоко вздохнув, властитель продолжил:
      — Я был огорчен, когда узнал, что ты убил Старшего Брата Птерина. Я думаю, он мог бы поведать нам кое-что о планах верховного жреца. Конечно, его пришлось бы расшевелить, но у меня есть такие люди, у которых даже камни заговорят.
      Блейд невольно содрогнулся — с такой жестокостью это прозвучало.
      — В ту минуту я не мог пощадить его, повелитель, — ответил он. — Птерин должен был замолчать раз и навсегда.
      — Я понимаю и не виню тебя. Упас и так хватит новостей для Хуракуна, чтобы убедить его в том, что настало время действовать — и действовать быстро.
      — А если этого окажется недостаточно? — возразил Блейд. — В Чирибу у жрецов гораздо больше последователей, чем здесь. У повелителя Хуракуна связаны руки.
      — Ему придется либо развязать их, либо вступить в войну с Гонсаром, — заявил Тамбрал. — Раньше война между нашими странами пришлась бы весьма по вкусу служителям Айокана, но их не осталось в Гонсаре. Никто из них не придет здесь к власти и не сможет нанести удар нам в спину. А что касается Хуракуна… — Тамбрал пожал плечами. — Ты знаешь его не хуже меня. Как ты считаешь, захочет он выступать против Гонсара только затем, чтобы помочь жрецам Айокана?
      Блейд рассмеялся.
      — Маловероятно, повелитель. Он выступит против них с такой же радостью, с какой ребенок схватит разноцветную игрушку. Но еще охотнее он изыщет повод вообще не устраивать кровопролития.
      — Я тоже так думаю, — улыбнулся Тамбрал. — Я уже Отдал войску приказ готовиться к выступлению. Мои боевые галеры на реке тоже вскоре будут полностью оснащены и готовы к выходу. Если мы захотим, то сможем добраться до самого сердца Чирибу, но не думаю, что нам это понадобится. Скажи мне, Блейд, сколько подданных Хуракуна так преданы божеству, что позволят сжечь свои дома и урожай, сгубить своих близких ради кровожадных жрецов?
      Блейд вздернул брови и скорчил гримасу, которая была красноречивее всяких слов.
      — Вот именно, — произнес Тамбрал. — Обратившись к своим людям, Хуракун спросит: «Вы в самом деле хотите, чтобы я вел вас в бой и чтобы вы гибли тысячами ради торжества Айокана?» Интересно было б услышать, сколько человек ответят «да»!
      Блейд расхохотался.
      — О повелитель, мне кажется, владыка Чирибу зря отправил меня в Гонсар. Истинные боги знают, что Айокану не нужен тут еще один противник, пока трон Гонсара занимает столь мудрый и рачительный властелин.
      Тамбрал снова улыбнулся.
      — Твоя лесть весьма остроумна, и я, пожалуй, добавлю еще кое-что к награде, которую припас для тебя.
      Он дернул шнур, висевший позади трона, и где-то вдалеке раздался звон колокольчика. В зал вбежал слуга и простерся ниц перед Тамбралом. Прошептав ему что-то на ухо — так тихо, что Блейд не смог разобрать ни слова, — повелитель отпустил его.
      Слуга вернулся через несколько минут. За ним следовали четыре воина, и на их плечах покачивался закрытый паланкин. Тамбрал усмехнулся, заметив недоумение на лице Блейда.
      — Вперед, чужеземец! — велел он. — Прими мой дар! Блейд подошел к паланкину и отдернул занавеску — на руки ему упала хохочущая Натрила.
      Когда разведчику наконец удалось высвободиться из ее объятий и повернуться к королю, Тамбрал с широкой улыбкой сказал:
      — Ей не следовало признаваться, что она — дочь Исгона, потому что, услышав об этом, мои солдаты чуть не зарезали ее на месте. Но, упомянув твое имя, она спасла себе жизнь.
      После этого властитель поднялся с трона и жестом показал, что аудиенция закончена. Поклонившись, Блейд повел Натрилу вон из зала.
      Приблизившись к двери, он услышал смешок за спиной и обернулся к Тамбралу.
      — Смотри не растрать на нее всю свою силу, чужеземец. Сохрани немного для похода на север. Мы отправляемся через десять дней, и ты пойдешь с нами.

      Прошла неделя, и двадцать тысяч солдат Тамбрала отправились в северный поход. От речных пристаней в Дафар шли корабли, баржи и галеры — на них приплыло в общей сложности пять тысяч человек. Приняв на борт еще десять тысяч солдат, они через два дня тоже двинулись на север. Следующим утром, на рассвете, когда Блейд нежился в объятиях Натрилы, у его дверей появился посыльный.
      — Чужеземный воин, — обратился он к страннику, — владыка Тамбрал призывает тебя.
      — Прямо сейчас?
      — В полдень ты должен быть на его корабле, отплывающем сегодня, чтобы присоединиться к армии и флоту на границах Гонсара.
      — Я буду там, — ответил Блейд.
      Прощание с Натрилой оказалось истинным кошмаром: она рыдала так, словно провожала возлюбленного на казнь. Сам он знал, что вряд ли когда-нибудь к ней вернется: он слишком давно находился в этом измерении, и скоро компьютер Лейтона, завершив цикл, подхватит его, чтобы вернуть назад в земную реальность.
      * * *
      Блейд отплыл на королевском корабле и находился в пути восемь дней. На девятый они присоединились к основным силам Гонсара. Флот почти блокировал реку, а армейские биваки простирались по обоим берегам почти до самого горизонта. Небо стало серым от дыма костров я судовых печей.
      План Тамбрала сработал — по крайней мере, пока. Силы гонсарцев превышали чирибуанские в пять или шесть раз; более того, чирибуанцы охотно признавались, что у них есть приказ любой ценой избегать схваток, и если гонсарцы не пересекут границу, то никаких сражений не будет.
      Гонсарцы с превеликой радостью сидели в своих уютных лагерях и, похоже, были готовы провести там всю жизнь. Никто ни с кем не сражался, но повелители двух держав постоянно обменивались письмами. Получив к концу десятого дня бездействия послание от Хуракуна, Тамбрал срочно вызвал Блейда к себе в каюту.
      — Владыка Хуракун предлагает встречу на барже посреди реки, чтобы обсудить ситуацию с Айоканом и его последователями. Он готов сражаться с ними, если моя армия и мой флот не пересекут границу. Он уверен, что перспектива войны с приспешниками Айокана пугает его народ куда меньше, чем нарушение мира с Гонсаром. К тому же жрецы вдоволь попили кровь из его народа, и ему кажется, что его войска устроят мятеж, если он велит защищать служителей Айокана.
      Откинувшись в кресле, Тамбрал хрустнул переплетенными пальцами.
      — Ты ведь недавно встречался с Хуракуном? А я не видел его уже много лет. Как ты считаешь, ему можно доверять?
      — Я думаю, что Хуракун говорит правду, — коротко ответил Блейд. Затем он подумал и добавил: — Ему верить можно. — Он выделил голосом слово «ему».
      — Понятно, — кивнул Тамбрал. — Значит ли это, что кому-то из Дома Змеи доверять не следует?
      — Да. Пиралу, Второму Сыну Властителя. К сожалению, я с ним никогда не встречался, но могу рассказать то, что слышал о нем.
      Блейд передал Тамбралу все, что знал о Пиралу.
      Худое лицо короля Гонсара посерьезнело.
      — Ясно. — Он снова кивнул. — Ты считаешь, что во время этой встречи от Пиралу можно ждать предательства?
      — Да, причем самого вероломного. Подумай, мой повелитель: двое владык, Гонсара и Чирибу, вдвоем окажутся в одной барже на середине реки. Если рядом вдруг появится судно со Священными Воинами и Обреченными на Смерть…
      Тамбрал нахмурился.
      — Ты считаешь, что Пиралу в отчаянии и готов пойти на крайние меры? — уточнил он.
      — Теперь — да, повелитель. Без Айокана у него практически не остается шансов прийти к власти. Священные Воины должны были стать не только армией верховного жреца, но и его собственной. Теперь он видит, что Айокан доживает свои последние дни. По крайней мере, будь я на его месте, я бы рискнул на эту последнюю попытку. В конце концов, терять уже нечего.
      — Ты, наверное, прав, чужеземец. Но я не могу взять на эту встречу боевые галеры. Хуракун требует, чтобы я прибыл на одном корабле.
      — Это вполне решаемая проблема, господин мой. Ведь на судне должны быть экипаж и гребцы, не так ли? Почему бы не взять на их место отборных воинов из твоей личной охраны? Простая набедренная повязка и грязь на теле сильно изменяют внешность, а оружие можно спрятать под скамьями, на которых сидят гребцы…
      Тамбрал рассмеялся.
      — Да, Блейд, ты хитер, и твое место — возле Хуракуна. Символ его Дома — змея, хитрая и быстрая, и не будь ты человеком, я бы сказал, что ты появился на свет из змеиного яйца. Мы сделаем так, как ты советуешь! Надеюсь, твой меч будет у тебя под рукой. Не думаю, что ты упустишь шанс разобраться еще с несколькими слугами Айокана.
      — Нет, повелитель, не упущу, — кивнул Блейд.
      * * *
      Через два дня странник в полном вооружении стоял на палубе королевской галеры Тамбрала, медленно подходившей к огромной барже, на которой должны были проводиться переговоры. Выкрашенное в черный цвет судно Хуракуна уже было пришвартовано к ней с другого борта. На палубе стояли одетые в черное люди. Когда гонсарский корабль подошел ближе, разведчик узнал самого Хуракуна, а также Кенаса и Мирасу. Но где Пиралу? Блейд поднял глаза — в отдалении выстроился в линию чирибуанский флот. Он попытался разглядеть, какие штандарты реют над военными судами и баржами, но солнце слепило ему глаза.
      Гонсарское судно ударилось о борт баржи. Несколько воинов, переодетых моряками, перепрыгнув на палубу, пришвартовали корабль. Они держались на ногах не очень уверенно: они привыкли ходить по твердой земле, а не по раскачивающимся доскам. Впрочем, никто из чирибуанцев ничего не заметил — возможно, им просто не было до этого дела.
      Блейд не пытался спрятать оружие, помогая воинам устанавливать трап, по которому Тамбрал должен был перейти на баржу с гонсарской галеры. Когда конец трапа с грохотом встал на место, разведчик снова бросил взгляд на север. Солнце продолжало ярко светить, но ему казалось, что одетая в черное фигура спустилась с военного корабля в длинную пирогу. Протерев глаза, странник снова взглянул в том направлении, но пирога скрылась за большой галерой. Блейд вернулся к своим занятиям: нужно было помочь престарелому Тамбралу перейти на баржу.
      Гонсарские трубачи воздели к небесам свои изогнутые бронзовые трубы. Как и матросы, эта музыкантская команда состояла из отборных воинов личной охраны Тамбрала. К сожалению, трубачей подбирали не по способностям: их фанфары нестерпимо фальшивили. Блейд содрогнулся, услышав их вой, и поборол искушение скрючиться и зажать руками уши. Один из трубачей выдул из своего инструмента немыслимо визгливый звук, и страннику показалось, что у него сейчас выпадут все зубы.
      Наконец трубы смолкли, и за работу принялись барабанщики. У них тоже не хватало музыкального образования, но слушать их оказалось меньшей пыткой. Затем на палубу вышел король Тамбрал в парадных шелковых одеждах, от ворота до подола усыпанных драгоценными камнями и расшитых золотыми нитями, так что Блейд с трудом рассмотрел, какого же все-таки цвета само одеяние. Разведчику не хотелось думать, сколько весит эта одежда, но Тамбрал с достоинством шел вперед, держа спину прямо, как воин на параде, и странник поневоле им восхитился.
      Кивнув Блейду, властитель взошел на трап и поднял руку, приветствуя Хуракуна. Владыка Чирибу ответил на приветствие. Тамбрал кивнул двум своим воинам и осторожно сделал два шага по деревянным мосткам. Повернувшись, Блейд снова посмотрел на север.
      На этот раз он чуть не свалился в воду: большой корабль, на который он раньше обратил внимание, медленно двигался, открывая проход между стоявшими близко друг к Другу судами. Туда проскочили две низкие продолговатые галеры с поднятыми парусами, раздуваемыми северным ветром. Весла поднимались и опускались с невероятной быстротой. Оба судна были выкрашены в черный цвет — цвет королевского Дома Змеи, но Блейд узнал их тип — тот же самый, что у судна, атаковавшего «Люсгу» по пути в Гонсар.
      На мгновение странник застыл на месте, потом, резко повернувшись к гонсарскому кораблю, начал отдавать приказы:
      — К оружию! Двое к канатам, по моей команде перережете их. Внимание всем!
      Его тон исключал любые возражения — музыканты и моряки тут же подчинились. Затем Блейд повернулся к Тамбралу, застывшему посреди трапа и недоуменно взиравшему на внезапную суету.
      Дальше события развивались со скоростью снежной лавины. Обратив внимание на внезапную активность на борту гонсарской галеры, принц Кенас закричал:
      — Предательство! Они…
      В этот момент Мираса, заметив приближающиеся черные суда, тоже закричала:
      — Предательство! Пиралу…
      Ни принц, ни его супруга не успели закончить своих речей.
      В воздухе раздался свист, и на палубу баржи с грохотом свалился огромный камень.
      Он упал точно на одного из советников Хуракуна, превратив его в кровавое месиво, покатился и с душераздирающим треском проломил фальшборт слева от Хуракуна, а затем грохнулся в воду, взметнув тучи брызг.
      Король вскинул руки, пытаясь удержать равновесие, но его массивный головной убор перевесил — и он рухнул в воду головой вперед. Тяжелые одежды утащили его в глубину раньше, чем хищные белые рыбки смогли ободрать плоть с костей.
      — Отец! — завопил принц Кенас нечеловеческим голосом. Мираса тоже что-то кричала, по ее щекам текли слезы гнева и отчаяния: ее разум на секунду помутился она была не в силах сдержать себя. Тамбрал по-прежнему стоял посреди трапа, неподвижный, как восковая кукла. Воины на галере застыли, парализованные внезапностью происходящего. Но тут на баржу упал второй камень, и трап покачнулся, угрожая скинуть Тамбрала в реку вслед за властителем Чирибу.
      Единственным, кто не потерял самообладания, был Ричард Блейд. Взлетев на трап подобно птице, он схватил Тамбрала за пояс, поднял над головой и швырнул обратно на гонсарский корабль. К счастью, двое воинов пришли в себя и поймали своего владыку. В ту же секунду трап снова угрожающе зашатался и полетел вниз. Блейд с грохотом перепрыгнул на борт баржи.
      — Быстрее, повелитель! — закричал он Кенасу. — На гонсарское судно! Скорее!
      Кенас кивнул. Сознание того, что теперь он — владыка Чирибу, придало ему сил. Ни секунды не колеблясь, он перемахнул через фальшборт и благополучно приземлился на борту гонсарской галеры. Палуба застонала под его весом, и с полдюжины гонсарских солдат повалились в кучу, сбитые с ног новым королем Чирибу. Мираса снова закричала, но в это мгновение Блейд схватил ее и отправил вслед за супругом. Тот поймал женщину на лету.
      — Увозите владык отсюда! — закричал разведчик экипажу гонсарской галеры. — Немедленно!
      Воины закивали, гребцы взялись за весла, и судно прыжком сорвалось с места. Теперь можно было и подраться, не обременяя себя заботами о судьбе царственных особ.
      От двух вражеских галер баржу отделяло менее пятидесяти ярдов. Они не сбавляли скорости. У каждой на носу стояла катапульта с запасом камней, а палубы были забиты вооруженными людьми в белых масках Обреченных на Смерть.
      Блейд промчался по опустевшей барже и перепрыгнул на чирибуанскую галеру, когда та уже отдавала швартовы.
      Он приземлился между одетыми в черное воинами в тот момент, когда еще один камень упал в воду между баржой и галерой. Волны захлестнули палубу. Блейд заметил, как несколько воинов отскочили от луж, опасаясь, что на борт могло занести нескольких плотоядных рыбок. Он набрал побольше воздуха и закричал что было силы:
      — Мужайтесь, воины Чирибу! Неужели вы не отомстите за смерть властителя Хуракуна? Мщение в ваших руках. Не забывайте, что слуги Айокана — такие же люди, как все: они умирают на остриях мечей, нравится это Айокану или нет. Ну, так мы позаботимся, чтоб они сдохли все до единого!
      Расправив плечи, воины завопили, подбадривая друг друга. В этот момент в корму с диким грохотом врезалось первое из черных судов, и пронзительные крики Обреченных на Смерть наполнили воздух.
      Но для того, чтобы забраться на галеру, им требовалось пройти мимо Блейда, а это было сложной задачей. Странник стоял словно скала, с хирургической точностью выбирая очередную жертву из массы атакующих; они мешали друг другу, а меч и топор Блейда тем временем трудились без устали. Мертвые и живые слуги Айокана падали в реку, и вскоре вода у кормы стала бурой от крови.
      Всего пару минут странник сдерживал натиск, но этого было достаточно, чтобы солдаты опомнились и присоединились к нему. Их атаковали Священные Воины, пришедшие на помощь Обреченным. На палубе завязалась схватка не на жизнь, а на смерть. Никто не желал уступать ни дюйма; запах крови смешивался с запахом пота, воздух наполнился звоном и лязгом оружия, ужасные крики исторгались десятками глоток одновременно.
      На какую-то долю секунды масса сражающихся отхлынула от Блейда, и он посмотрел назад, на удаляющуюся гонсарскую галеру. Второе судно приспешников Айокана преследовало ее. Вся его палуба была заполнена белыми масками — символами летучей мыши. На корме гонсарского корабля стоял властитель Кенас, поливавший слуг Айокана отборной руганью — о содержании его речей странник догадался по весьма выразительным жестам. От кораблей гонсарского флота отделилось несколько судов, спешивших на подмогу галере.
      Блейд не смог досмотреть, чем это кончится, потому что чирибуанцы начали отступать под натиском Священных Воинов. Ему снова пришлось вступить в схватку, ободряя своих людей словом и делом. Он крушил черепа топором, размахивал мечом, проклиная Айокана и всех его слуг. Казалось, он лишился рассудка от ярости и пришел в себя лишь в то мгновение, когда вокруг не осталось ни одного живого противника. Отерев залитое потом и кровью лицо, Блейд обернулся к югу.
      На гонсарской стороне возникло настоящее столпотворение. На многих палубах шла борьба, мелькали белые маски Обреченных на Смерть, солнечные лучи отражались от клинков и копейных наконечников. Королевская галера ушла далеко от битвы и уже приближалась к границе, на которой ее ждали гонсарские суда. Напрягая зрение, Блейд рассмотрел Кенаса, все еще украшавшего собой корму.
      На чирибуанской галере не осталось ни Священных Воинов, ни Обреченных на Смерть — по крайней мере, живых. Гребцы на судне слуг Айокана взмахнули веслами, и оно понеслось на север.
      Но далеко уйти ему не удалось: его встретили две легкие чирибуанские галеры, набросившиеся на него, как ястребы на цыпленка. Черное судно долго не продержалось, и через несколько минут одна из потопивших его галер приблизилась к кораблю Блейда.
      — Где принц Пиралу? — резким тоном спросил он у первого воина, ступившего на борт судна.
      — Убегает вверх по реке, — ответил солдат. — Командующий флотом отправил в погоню несколько галер.
      — Прекрасно. Ты и твои товарищи тоже пойдете за ним. Вместе со мной.
      — Но…
      — Выполняй приказ, солдат, и не спорь!
      Блейд говорил тихо, но жестко. Он был бледен и перепачкан кровью с ног до головы, так что казался самим дьяволом. Воин подумал и решил подчиниться — для собственного же блага.
      — Переходи к нам, господин, — сказал он. — Быстроходнее этой галеры нет во всем флоте.
      Блейд не заставил себя упрашивать: легко перемахнул через борт и принялся расхаживать по палубе, восстанавливая дыхание. Сражавшиеся вместе с ним воины попрыгали следом; кто-то отдал приказ гребцам, вода вспенилась, заскрипели весла, и галера присоединилась к охоте за принцем Пиралу.
      Проскочив сквозь линию чирибуанских судов, они помчались на север. Паруса опустили, чтобы уменьшить сопротивление воздуха, поскольку ветер не был попутным, но весла работали в ровном ритме. Слышались удары кнута: воины-надсмотрщики заставляли гребцов держать темп. Иногда раздавался плеск воды: это на спины взмыленных рабов, сидевших на веслах, выливали полные ведра.
      Прошло полчаса. Чирибуанский флот почти скрылся за кормой, и галера, на которой плыл Блейд, нагоняла остальных преследователей. За мачтами чирибуанских судов, прямо по курсу, маячил черный корабль Второго Сына Властителя. Разведчик выругался сквозь зубы. Атака Пиралу не увенчалась успехом, но принц был жив, и это было очень плохо.
      Еще через полчаса флот полностью исчез из виду, а галеры впереди приблизились. Но как долго еще смогут выдержать невольники на веслах?
      Блейд повернулся к солдатам, стоявшим у борта.
      — Воины Чирибу! — обратился он к ним. — Мы должны сменить рабов, если хотим поспеть вовремя.
      Он принялся расстегивать пояс с ножнами.
      — Но… — промямлил кто-то.
      Воины смотрели на него в полном изумлении.
      — Неужели вы хотите, чтобы в отмщении за владыку Хуракуна мы оказались последними?
      Чирибуанцы закачали головами.
      — Тогда возьмемся за весла!
      Блейд распахнул люк. Никто не посмел ему возразить — странник был в такой ярости, что не потерпел бы сопротивления. Все это понимали.
      Теперь он не мог определить, как быстро они догоняют остальных, потому что сидел в темном вонючем трюме. Скрип весел и плеск воды за бортом заглушали все остальные звуки. Он наваливался на рукоять, надеясь, что сохранит достаточно сил, когда настанет час последней битвы.
      Он не был в этом абсолютно уверен, но темпа не сбавлял ни на мгновение.
      Через некоторое время — Блейд не знал, как долго он греб, — с палубы послышался крик:
      — Мы догоняем их!
      Усталые рабы, не успевшие отдохнуть на палубе, снова расселись по скамьям, а странник вывел воинов из трюма. Чирибуанцы, собравшиеся на палубах других галер, в удивлении уставились на грязных вспотевших солдат, вылезавших вслед за Блейдом из нижнего отсека. Правда, времени полюбоваться непривычным зрелищем у них не было, и никаких комментариев не последовало, потому что корабль Пиралу, резко повернув вправо, направился к берегу. Посмотрев туда, разведчик заметил белесую голову летучей мыши.
      — Его ждут люди из святилищ Айокана! — закричал он. — Мы должны отрезать его от берега!
      Галера снова полетела вперед. В трюме надсмотрщики безжалостно хлестали рабов, выжимая из них последние силы. Галера Блейда шла первой. Расстояние между ней и судном Пиралу сокращалось быстрее, чем между беглецами и берегом.
      Заметив это, Блейд издал боевой клич и выхватил клинок из ножен. Он снова был на грани умопомешательства, забыв обо всем на свете, кроме судна, к которому они приближались.
      Внезапно оно оказалось почти рядом, а в следующую секунду галера Блейда, круша весла, как щепки, с размаху пробила носом борт черного корабля. Из трюмов поврежденного судна доносились вопли и стоны покалеченных гребцов.
      Удар оказался таким сильным, что странник чуть не свалился в реку, едва успев ухватиться за борт одной рукой. Мимо его виска просвистел топорик и воткнулся в палубу. Блейд с усилием вытащил его, широко размахнулся, и топорик полетел в обратном направлении, поблескивая на солнце. В следующее мгновение один из Священных Воинов повалился на колени с торчащим из разрубленного черепа топором, а еще секунду спустя Блейд перепрыгнул на борт вражеского судна.
      Хотя в его жилах не бушевал сок «дерева смерти», он почти не отличался от Обреченных на Смерть. Его маской стала чужая кровь, плотной коркой запекшаяся на лице, его дикий боевой клич заставлял останавливаться сердца, а его оружие находило цель куда быстрее и точнее, чем ножи слуг Айокана. Он наводил на противников больший ужас, чем сотня Обреченных на Смерть. Когда он спрыгнул на палубу вражеского корабля, сокрушая всех, кто попадался на пути, Обреченные, Священные Воины и личная охрана Пиралу в страхе разбежались, а некоторые кинулись за борт, в кишащую белыми чудищами воду. Их крики еще усугубили панику в стане врага.
      Блейд не стал дожидаться, пока остальные воины с галеры присоединятся к нему. Теперь Пиралу был почти в его руках, и он не позволит Второму Сыну уйти!
      Оставшиеся на палубе уже не отступали — в основном потому, что отступать было некуда. Ему пришлось прорубать себе дорогу. Воины Айокана почти не сопротивлялись — Блейд убивал их одного за другим, и они валились ему под ноги, как спелые колосья! под серпом. Палуба стала скользкой от крови, тела убитых и раненых сплошь покрывали ее, и странник временами о них спотыкался. Шаг за шагом он приближался к каюте, над которой реяло знамя Пиралу. За его спиной схватка вспыхнула с новой силой — в битву вступили воины с других галер. Судя по их победным воплям, им удалось оттеснить врагов на нос корабля.
      Блейд зарубил еще одного Священного Воина, тот со стоном рухнул на палубу, и в эту секунду дверь каюты Пиралу с треском распахнулась. Разведчик отпрыгнул назад, держа наготове меч и топорик, чтобы достойно встретить Второго Сына, но на палубу вышел не Пиралу. Появившееся существо было не меньше семи футов ростом, на синеватом теле сидела белая голова летучей мыши, за плечами развернулись огромные крылья. В когтистых лапах оно сжимало по топорику. Блейд услышал вопли ужаса: похоже, оба отряда ударились в панику.
      Странник прекрасно понимал, что видит Сакулу, верховного жреца Айокана, в ритуальном одеянии, предназначенном для торжественных церемоний. Его меч рассек воздух, целясь в голову чудища, но противник успел отбить удар топором. Тогда Блейд занес свой топорик — и снова Сакула отбил удар.
      И еще раз, и еще… Блейд глубоко сомневался, что Сакула может противостоять ему, но не принял во внимание своей усталости. Первый слуга Айокана был полон сил, а сам он с трудом стоял на ногах после тяжелой битвы.
      После десятка отраженных выпадов разведчик понял, что ему не одолеть противника в открытом бою. Казалось, мысли верховного жреца работают со световой скоростью, предугадывая следующий удар прежде, чем странник его нанесет. Осознав это, Блейд едва не впал в отчаяние, но, вспомнив, что в этом мире неизвестно искусство рукопашного боя, несколько приободрился. Это был реальный шанс, и его полагалось использовать.
      Он был вне себя от ярости: слуга Айокана не позволял ему добраться до Пиралу. Но ярость — плохой помощник в битве, и Блейд, глубоко вздохнув, постарался успокоиться и выработать план. «Не силой, так хитростью…» — промелькнуло у него в голове. Он ощутил холодную решимость, более страшную, чем бешенство берсерка.
      Он отступал. Если поначалу он старался удерживать Сакулу у борта, то теперь позволил противнику перехватить инициативу. Постепенно тот оттеснил Блейда на противоположный край палубы, где странник почти прижался спиной к фальшборту.
      Но только почти — он проследил, чтоб у него оставалось достаточно места для маневра. Вне всякого сомнения, верховный жрец надеялся сбросить его за борт, прямо в пасть белым людоедам. Страннику необходимо было рассчитать все с точностью до десятой секунды.
      Слегка отклонившись назад, Сакула бросился на него, и Блейд, будто споткнувшись о труп, упал навзничь. Жрец победно завопил, высоко подняв оба топорика, и склонился вперед, чтоб нанести удар по голове странника. Его топоры неумолимо начали опускаться вниз.
      В эту секунду ноги Блейда резко распрямились и врезались в живот противника. Жрец взлетел в воздух подобно огромной синей птице и исчез за бортом. Сам разведчик с размаху стукнулся головой о палубу. В глазах у него потемнело.
      Сакула все еще победно кричал, но, погрузившись в воду, взвыл так, что Блейду поневоле вспомнилась пожарная сирена. Потом он заорал еще раз и смолк, а плеск воды за бортом перекрыли лязг мечей и победные вопли. Из рассеченного виска у Блейда текла кровь, голова раскалывалась от боли. Шатаясь, он поднялся на ноги — как раз вовремя, чтобы полюбоваться пузырями, поднимающимися от белой маски, когда она погружалась под воду. Ее тянул вниз скелет, уже лишенный плоти.
      Блейд перегнулся через борт, понимая, что сил у него более не осталось. Времени тоже — с каждой секундой его голова болела все сильнее и сильнее. Усилием воли он заставил себя оглянуться и посмотреть, как; развивается сражение.
      В эту секунду боль пронзила его виски, словно вспышка молнии. Голову сжали пылающие обручи, он раскрыл рот, но не смог даже захрипеть. Он стремительно терял контроль над своим телом. Из последних сил Блейд уцепился за ограждение, но галеру вдруг тряхнуло, и он полетел в реку.
      Странник закричал и захлебнулся, погружаясь в воду с головой. Он истекал кровью, а вокруг сновали маленькие белые чудовища. Компьютер должен вернуть его назад, но если машина не сработает вовремя, то рыбки окажутся быстрее… И компьютеру не останется ничего…
      Компьютер не подвел. Блейд почувствовал резкую боль в ноге — в нее впились острые маленькие зубки — но тут же перед глазами запульсировала плотная красная мгла, потом красный цвет превратился в багровый и, наконец, в черный.
      Он провалился в небытие.

      В погруженной в тишину библиотеке послышался легкий щелчок: лорд Лейтон выключил магнитофон. Снова наступила полная тишина. На улице, за окнами квартиры Джи, моросил мартовский дождь, но толстые портьеры на окнах не позволяли ни свету, ни звукам проникнуть внутрь. Джи глубоко вздохнул.
      — Неудивительно, что Ричард вернулся в таком мерзком расположении духа, — заметил он. — Ему не удалось добраться до этого проклятого принца, устроившего побоище на реке, он не успел взять с собой образец универсального лекарства, и его чуть не сожрали заживо пираньи… Наверно, мальчик решил, что удача от него отвернулась. Я его понимаю.
      Лейтон кивнул. Мысли его светлости витали где-то в эмпиреях, и самочувствие Блейда волновало его сейчас меньше всего. Наконец он встал и принялся расхаживать взад и вперед по комнате, заложив руки за спину и наклонив голову.
      — Сэр, мы должны что-то придумать! — неожиданно выкрикнул старый профессор. — Нужно научиться посылать Блейда…
      — Или кого-то еще, — вставил Джи.
      — Или кого-то еще. — Лейтон раздраженно мотнул головой, как старая лошадь, которую одолели мухи, он не любил, когда его прерывали. — Это неважно! Надо научиться возвращать странника в то измерение, в котором он уже побывал, — закончил фразу профессор. — Нужно отправить его в Айокан за этими растениями, или в Тарн за секретом телепортации, или в Азалту… словом, куда мы захотим! Следует во что бы то ни стало научиться контролировать, в какое измерение попадает Блейд… или кто-то еще. Если бы нам удалось хотя бы получить повязку, смоченную тем самым чудо-раствором, мы могли бы отдать ее химикам для анализов. Вы можете себе представить, насколько Англия обгонит все остальные страны? Мы займем господствующее положение на фармацевтическом рынке!
      — Не говоря уже о том, сколько жизней можно было бы спасти, — тихо добавил Джи.
      — Что? А, ну да… конечно, конечно… Но вы согласны со мной, сэр? Мы должны опять отправить кого-то в то же самое измерение. Это одна из важнейших задач проекта!
      «Самая важная», — подумал Джи.
      Создание уникального лекарства, врачующего самые тяжкие раны, несомненно, окупило бы проект «Измерение Икс» в глазах самых консервативных и твердолобых членов Парламента. Сколько жизней можно было бы спасти? Сколько тысяч — или десятков тысяч — каждый год? Джи не знал ответа. Он не решался даже прикинуть это число, но ему чертовски нравилась идея доставить в Англию что-нибудь такое, что поможет лечить людей, а не убивать их. По большей части ему приходилось иметь дело со смертью, так что универсальное лекарство могло бы оказаться приятным разнообразием.
      Это многое изменит и для Блейда. Разумеется, он хотел вернуться в измерение Айокана, но в целом он, похоже, начинает уставать от всех этих перипетий. А если не Удастся изобрести способ возврата в нужный мир, то мальчику еще долго придется странствовать по неведомым и опасным реальностям. Даже если ему найдут замену, Блейд все равно понадобится — ведь во многих измерениях он был первым представителем земной цивилизации, а значит, ему туда и отправляться снова.
      Тут Джи нахмурился, подумав, не станет ли для Блейда возврат в иные измерения смертным приговором?
      Возможно. Да, возможно… Но Джи не мог перекрыть дорогу тому, что требовалось Англии и всему миру. Он не мог лишить Землю этого уникального лекарства — и первым, кто возмутился бы, попытайся он это сделать, был бы сам Ричард Блейд.
      — Хорошо, — произнес Джи. — Я так понимаю, что нам снова нужны деньги? Мне позвонить премьер-министру и договориться о встрече?
      Лорд Лейтон кивнул:
      — Разумеется. Звоните, сэр.