Колесов посматривал на рощи, на бурую траву перед ними, на кусты у впадины и ничего не находил подозрительного. Он отошел от угла сарая и стоял в одном метре от него, вглядываясь вперед. Туда ушел противник, враг, и смотреть туда немного страшновато.
      - Не вылезай, Колесов! - крикнул ему Ширгазин.
      - А что? - оборачивается тот.
      Из кустов звучит выстрел. Выстрел был неожиданностью и для нас. Колесов падает.
      Едва ли Колесов тоже терзался недобрыми предчувствиями, находясь рядом с Ширгазиным. Его влекла сюда жажда острых ощущений, желание оказаться полезным, прийти на помощь в трудную минуту. Недобрых предчувствий у него не было - иначе он бы не пошел с комдивом, а вернулся на ОП. А Ширгазин, вчера еще полный предчувствий, сегодня забыл о них.
      Когда заговорила батарея, к нам на НП пришел лейтенант - связной от пехоты. Он показал на местности положение передней цепи и передал просьбу командира батальона дать огонька - "прикурить". Лейтенант показал на кустарник во впадине и на дальний откос за ним, откуда противник ведет огонь во фланг батальона.
      У нас налаживалась связь и взаимодействие с пехотой, бой в глубине обороны продолжался.
      Пехота поднялась в новую атаку.
      Днем мы перешли речушку и заболоченную низину. Теперь могут перемещаться ОП.
      Полк снялся с насиженных мест, двинулся за нами.
      Наметив новые ОП, я оставил там телефониста. Орудия шли сюда. Сюда же перебазировались тылы, весь полк выбирал новое для себя место. Я торопился, чтобы вернуться к началу ввода в прорыв своей пехоты, шедшей во втором эшелоне, пока огневики занимают позиции. И мимоходом заметил Ларису.
      Она стояла за деревом, касаясь его плечом. И смотрела на меня. Надо бы остановиться, сделать какой-то знак приветствия, переброситься словом, как это бывает в нормальных случаях. А нуждалась ли она в этом? Я предпочел сделать вид, что не заметил.
      Я прибавил шагу, мимолетная встреча добавила энергии и... злости, которые сегодня так необходимы.
      Выход на границу
      До западных границ Литвы к моменту прорыва оставалось чуть более двадцати километров. Дальше начиналась Восточная Пруссия. Эти последние километры представляли собой глубоко эшелонированную, хорошо подготовленную оборону.
      Нанося удар южнее города Вилкавишкис и озера Поезиоры, в первый день боя стрелковые полки устремились в сторону Вержболово по шоссейной дороге, по проселкам, подходящим к ней, по прилегающим полям, очистив берега и форсировав речушку Шервиндт. Дорога эта стала осью полосы наступления нашей дивизии, введенной в бой на смену частям прорыва.
      Последние километры!
      Было еще тепло - вторая половина октября для Прибалтики на удивление была сухой. Только ночью солдаты раскручивали скатки и одевались в шинели, ненадолго замирая в коротком отдыхе.
      Мы выбрали НП с утра, когда солнце вставало из-за горизонта. Торопясь и надеясь на быстрый успех, не нашли ничего лучше пустого амбара с черепичной крышей, одиноко смотрящего с пологого уклона на противника. Такой НП годился на два-три часа. Солнце вставало в затылок, против солнца, в тени, нас не видно, как и смотровую щель в крыше.
      Сидя на футляре стереотрубы, я пристрелял одиночную ячейку напротив нас: Фриц там устроился с ручным пулеметом на козлах. Через несколько выстрелов его выбросило наружу - прямое попадание. Мы ушли за амбар, где заканчивали окоп, оставив наблюдать одного разведчика. Через несколько минут он крикнул:
      - Товарищ капитан! Немцы пушку выкатывают! На прямую наводку!
      Пушка была направлена на НП.
      - Быстрее вниз, Веснин! Живо!
      Веснин скатывается по лестнице, бежит за амбар, в это время звучат выстрел и разрыв. Недолет - немцы поторопились.
      - Все в укрытие!
      Все прыгают в окоп. Окоп перекрыт, открытым остался только лаз.
      Второй разрыв у дверей, через которую ходим. Тонкие стены постройки содрогаются.
      Карпюк около меня, он крайний у открытого лаза, места ему оставили побольше. Он беспокойно суетится и высовывается из щели:
      - От бачу - ще промаже...
      - Сиди, Карпюк!
      Третий снаряд пробивает переднюю стенку сарая и разрывается внутри помещения. Осколки прошивают тонкий заслон из жиденьких бревен стены перед нами.
      - Ох! - вскрикивает Карпюк и сползает на дно окопа.
      Осколок вошел в грудную клетку сверху у основания шеи и попал, видимо, в сердце. Смерть была мгновенной.
      18 октября.
      Пыль, поднятая нашей колонной, не успела рассеяться. Через нее тускло просвечивает еще горячее послеполуденное солнце.
      В пятистах метрах на юго-запад, почти против солнца, - лес. В нем удаляющаяся перестрелка - пехота преследует отходящего противника. Справа находится Кибартай, а западнее его - Эйдткунен.
      - Здесь. - Я показываю Сергееву место для первого орудия и разворот фронта всей батареи. - Основное направление 45-ноль. Точка наводки заводская труба. Давай.
      Машины сворачивают с дороги. Каждая, сделав петлю, оставляет пушки на указанных местах. Сами откатываются назад.
      - К бою!
      Пока проходит эта начальная и необходимая работа огневиков, я прикидываю - достанем ли?
      До Государственной границы СССР около четырех километров, за ней лежит Восточная Пруссия. И первый ее крупный населенный пункт - город Эйдткунен. Я выбираю объектом центр города.
      - Батарея, слушай мою команду! Батарейцы стоят на своих местах.
      Я повышаю голос, чтобы дошло до каждого:
      - По фашистской Герма-нии!
      Командиры орудий повторяют слова команды. От этих слов у меня самого пробегает мороз по коже. Исключительность момента неповторима, она вливает силы в мускулы батарейцев, подающих снаряды, огоньками светится в глазах остальных солдат. Команды звучат как вступление к грозовой мелодии, как прелюдия, чтобы потом разразиться громом всего оркестра.
      - ...десять снарядов на ору-дие!
      - Первый залпом, остальные бе-глым!
      - Первое готово!
      - Второе готово!
      - Третье готово!
      - Четвертое готово!
      - За-лпом пли!!!
      Залп рвет розовеющее небо на западе.
      III. Восточная Пруссия
      Прорыв
      18 октября, разматывая от ОП связь, мы перешли границу южнее Кибартая и заглубились за ее воображаемую черту. На нашем пути попалась отдельно стоящая усадьба - фольварк. Острое любопытство заставило нас заглянуть туда. А на случай немедленного открытия огня усадьбу легко превратить в НП.
      Хозяева покинули ее, не навешивая замков. Они словно ненадолго отлучились, оставив в порядке кое-какой домашний скарб и, вероятно, не забыв перед уходом накормить породистую свинью в скотнике. Была ли у них надежда на возвращение? Едва ли. Страх, если они его испытали, охватил их не сразу, не внезапно, а приходил исподволь и подкрепился приказом гауляйтера: уйти из зоны боевых действий в тыл. Мы не знаем, что сильнее гнало хозяев из фольварка, - страх перед советскими войсками или грозный приказ гауляйтера.
      Кирпичные строения под черепичными крышами и мощенный булыжником двор впечатляли добротностью. Электричество подведено к хозяйственным помещениям и к помещениям для скота. Изгородь вокруг усадьбы - из плотного декоративного кустарника и проволочной сетки. По наружным стенам каменных построек - стелющийся плющ.
      Рядом с фольварком - делянки убранного посева, щетинящиеся стерней, они чередуются с огороженными выпасами для скота.
      Внутри светлые опрятные комнатки. Пустой шкаф для верхней одежды, сундук с бельем в дальней комнате, на кухне - посуда. Все это окидывается одним взглядом.
      - Давайте связь, - говорю я телефонистам.
      По лестнице поднимаюсь на чердак к окну в сторону противника.
      Солнце клонится к горизонту. Воздух заполняется легкой дымкой тумана. В двух километрах сплошной стеной, как замок, встает каменный силуэт небольшого городка. Иллюзия усиливается неровной кромкой сверху, напоминающей контур старинной крепости. Здания там несомненно подготовлены к обороне - рядом граница. Она проходит между двумя небольшими городами, стоящими рядом: Кибартай на нашей стороне, а Эйдткунен - на немецкой.
      Нам не удалось пройти на западную окраину Эйдткунена, куда к 18.00 вышла наша пехота,- - по телефону майор Ширгазин приказал вернуться на ОП и смотать связь.
      Мы вернулись в сумерках, батарея готовилась к движению.
      Замполит дивизиона капитан Сидельников ходил по батареям и как бы между прочим говорил:
      - Ну, ребята, логово от нас близко. Теперь надо не подкачать...
      Не только "логово" - близка была победа! Выход на границу стал промежуточным, но важным итогом на пути к победе. Этот факт сам по себе лучший агитатор и пропагандист, он очевиден и неоспорим и волновал всех.
      К 3.00 19 октября весь полк оставил занимаемые позиции и катился в район Матлавка - Паруджен, где определены новые ОП.
      Продвигались медленно. Втянулись в лес, делали остановки, сохраняли тишину. Противник где-то рядом и не должен догадаться о нашем перемещении. Десятка два километров на юг по песчаной колее двигались около двух часов.
      В лесу дымили кухни, пехота готовилась к завтраку. Слышались негромкие голоса командиров, собирающих подразделения, стук котелков, извлекаемых из вещмешков, неторопливое движение заполняло лес, делало его живым и озабоченным.
      Наблюдательный пункт выбрали в домике на опушке леса.
      Во фруктовом саду рядом с домиком опадают яблоки, распространяя вокруг неповторимый аромат. Ничто не говорит здесь о том, что это край советской земли, край нашей огромной территории, начинающейся у Тихого океана.
      Впереди - заболоченный луг с ручьем, по нему проходит государственная граница, редко помеченная погранзнаками, дальше - поднимающийся косогор, ограничивающий видимость. На косогоре лежит немецкая траншея - темная черточка, отделяющая землю от неба. Левее косогора в глубину пространства уходит проселочная дорога, накатанная деревенским транспортом. Она пересекает границу и теряется у деревушки с белой церковью. Церковь на карте есть.
      Часов в семь я пристрелял окоп около дороги, затем перенес огонь на церковь. Пристрелка по церкви заменила топографическую привязку, на которую нет времени.
      Сержант Данилов нашел дот. Перекрестие стереотрубы наведено на серый железобетонный колпак, поднимающийся из земли. Я пристреливаю дот - это главная моя цель на сегодня. Снаряды расчищают землю вокруг бетона, дважды попадают в его оголенный череп, но вреда не приносят - они рикошетят и рвутся в воздухе. Но ослепить дот - по силам.
      После 40-минутной артподготовки, начавшейся в 13.00, и атаки мы тоже пошли вперед. И повстречали Надежкина, разведчика пятой батареи. Он конвоировал двенадцать плененных немцев.
      - Откуда ведешь, Надежкин?
      - Из дота. Подзасиделись там.
      - Взяла пехота или ты сам?
      - Нет, пехота пошла дальше, а фрицев нам оставила - берите.
      - Молодец, Надежкин.
      - Коммен, камрады, - продолжил свой путь довольный разведчик.
      - Не тот нынче фриц пошел, - изрек рядовой Веснин, завидуя расторопному собрату из соседней батареи.
      - Всякие еще встретятся, - уточнил сержант Данилов.
      У дота на высоте с отметкой 92,9 вспаханная нашими снарядами земля, но железобетон без повреждений - на нем только царапины. Дот мог действовать, а гарнизон его - сопротивляться. И ничего не стоило выбросить за дверь гранату, чтобы отвязаться от непрошеного гостя. От гранаты в глубоком узком котловане позади укрыться негде. Гарнизон проявил благоразумие - он сдался отчаянному русскому парню.
      Действительно, фриц нынче не тот. Государственная граница Восточной Пруссии преодолена за один день.
      * * *
      Чужая земля. Чужая, а такая же, как наша, или почти такая - глина, песок. И трава одинаковая.
      Вот и до речки добрались - такой же речушки, как в русских местах, в белорусских или литовских. Она даже незаметнее нашенских, а на карте именуется солидно - река. Название звучит непривычно, непонятно и загадочно - Жабоедер. А что это значит в переводе? Что означает немецкое наименование реки - я не знаю. А за характер ее, за тихое журчание струй, за камыши по обочинам, за лягушачий квак по ночам назвал бы по-своему - Журавлинка.
      В 10 часов утра 20 октября мы приблизились к реке, не дойдя 300-400 метров, и весь день ломали сопротивление врага. На противоположном берегу были заранее подготовлены траншеи, обозначая рубеж, на котором немцы собирались остановить нас, не допустить дальше. Заслоны были смяты, дивизия частью сил форсировала реку и в районе Гериттен перерезала железную дорогу Шталлупенен - Гольдап.
      Запись штаба полка о следующем дне:
      "21.10.44... Стрелковые полки продолжают наступать в общем направлении на Гериттен и далее на запад. Полк в течение дня подавил... разрушил... уничтожил... Расход: 76-миллиметровых гранат - 556, 122-миллиметровых гранат - 247".
      На большой карте того времени день 21 октября помечен как дневка и отдых. Отдых не состоялся. Только что приведенная запись говорит о другом: полк действовал, израсходовав значительное число боеприпасов. Здесь нас сменили, мы пошли в обход южнее.
      В сером сумраке надвигающегося тумана вечером 21 октября колонна втянулась в глубину немецкой обороны. Ехали без происшествий и долго - всю ночь. Машины катили в тумане осторожно, не включая фар, стараясь не наехать на впереди идущий транспорт.
      Белеет утро. Видимость - около двадцати метров. Где-то раздаются пушечные выстрелы. Похоже - бьет корпусная артиллерия, а ведь прошли уже тридцать километров. Нет, не успели подтянуться корпусники и занять новые позиции. Они тяжелее нас и менее подвижны.
      Движение замедляется, потом останавливаемся. За молочной пеленой тумана справа бьет противник, снаряд фырчит, трасса его пересекает дорогу. Снаряд не разрывается - это болванка. Касаясь земли, она рикошетит, беспорядочно крутится в воздухе, шумом напоминая фырканье лошади, прочищающей ноздри.
      Движение возобновляется. Пересекаем линию железной дороги. Справа вновь выстрел, и совсем рядом пролетает болванка. Мы убыстряем ход, чтобы проскочить это место...
      Сзади наши пушки продолжают бить - это их голос. Но теперь впереди удаляющийся гул других пушек и трескотня пулеметов. Дорога идет под уклон, а впереди продолжается бой. Весь наш полк в походной колонне - впереди кто-то другой. И этот другой вскоре умолкает. Над колонной снова пролетает болванка.
      Туман становится реже, почти светло, видимость увеличивается.
      Встреча с противником будет серьезной, необходимо развертываться в боевой порядок. Я выскакиваю из машины взвода управления и - к огневикам:
      - Разворачивайся, Сергеев, и занимай ОП за линией железной дороги! Наблюдательные пункты будут где-то здесь.
      Сергеев разворачивает машины с пушками и уезжает в обратном направлении. На дороге не остается никого.
      Вальтеркемен
      В стандартных домиках, на два этажа каждый, выстроившихся вдоль дороги, с сержантом Даниловым мы не выбрали НП. Они уютны и хороши, но нам не понравились, может быть, потому, что обстановка была еще не ясна.
      Туман стал прозрачным, впереди виден конец поселка, а за ним - ложе реки и две батареи 76-миллиметровых пушек, стоящих одиноко, без прислуги. Это стреляли они. Пушки брошены. Расчеты выбиты или ушли от пушек, не сумев снять мат-часть с огневых позиций.
      Вернувшись к железной дороге, находим в выемке своих офицеров, с ними стоит начальник штаба полка майор Ильин. По откосу они спустились к бетонной стенке моста, чтобы укрыться от обстрела. Очередная болванка бьет в стенку моста на два локтя от Ильина. Колючее крошево бетона летит на его шинель. Майор бранится, поминает крестителя и еще каких-то святых и переходит на другую сторону выемки.
      Сквозь туман различаются две бронированные машины, стреляющие болванками. По ним никто не бьет. Они как хозяева громко встречают гостей, а гости молчат. Невежливо получается. А почему молчит Сергеев?
      - Я - на батарею, - говорю Данилову. - А вы выбирайте НП здесь.
      Идти метров четыреста. На батарее неладно, уже на таком расстоянии она внушает тревогу. В боевом положении - две пушки, третья не отцеплена от "студера", стоящего позади ОП. Четвертая - метров двести дальше. Цель видна, а не стреляют.
      - Почему молчите? - подбегаю к огневикам.
      - Вот, - показывают огневики.
      На земле вверх лицом лежит старшина Старовойтов, командир первого орудия, - пуля вошла в один висок, а в другой вышла. Он упал, не успев вынуть руки из карманов шинели. Так и лежит. Люди растерялись.
      - "Студебеккер" убрать, выложить несколько ящиков со снарядами. Отойти в укрытие, вот в эту канаву. Заряжающий, ко мне. Сергеев - ко второму орудию.
      Сам - у панорамы первого, командиром которого был Старовойтов. Мне помогает Крюков.
      - Прицел 30, бей по левому танку в основание, - говорю Сергееву.
      - Заряжай, - говорю Крюкову, - и соедини стрелки.
      Выправляю наводку.
      Выстрел. Пламя и дым на несколько секунд застилают цель, но отхожу и перелета не вижу. Перелета не должно быть! Деривация? Навожу под левую от меня гусеницу. Бью снова.
      Слышу выстрел Сергеева. Я не смотрю на него, а только слышу, мое внимание - впереди. Облачко разрыва перекрывает цель.
      - Давай, - говорю Крюкову.
      Почти одновременно с нашим выстрелом метрах в тридцати перед нами разрывается ответный снаряд из танка.
      - Давай! - кричу Крюкову.
      Еще выстрел. Ответный разрыв появляется сзади, около "студебеккера", машина еще не убрана, я злюсь на нерасторопность расчета. Но нас взяли в вилку: недолет-перелет.
      Делаю еще выстрел.
      - Уходи в сторону, - приказываю Крюкову. - В укрытие! - кричу Сергееву.
      Сам успеваю отбежать метров восемь вправо, лечь в еле заметное углубление. Разрыв вспыхивает перед орудием в двух-трех метрах. Но я лежу близко, в зоне рассеивания. Отбегаю еще на пятнадцать метров. Очередной снаряд рвется на месте, где я только что лежал. По затылку пробегают холодные мурашки. Я ушел вовремя.
      Стрельба не возобновляется. На бой ушло две-три минуты, после него прошло столько же. Или нас посчитали приконченными? И почему не уходят танки? О, если бы на вопросы можно было ответить сразу!
      Я подошел к орудию: пробоины на гусматике правого колеса, на кожухе противооткатных приспособлений. У орудия Сергеева - какая-то мелочь. Люди все целы. Кроме Старовойтова.
      Сзади горел "студебеккер". Осколки вражеского снаряда прошили бензобак, и бензин вспыхнул. Пока пламя начиналось, часть снарядов выбросили из кузова. Теперь их оттаскивают на безопасное расстояние.
      Артиллерийский тягач сгорел. Пушки нуждались в небольшом ремонте.
      Но теперь болванками никто не швыряется. И нет из танков другого огня - экипажи покинули их навсегда. Танки не ожили.
      Вскоре мы узнали, что нас остановили танковые группы дивизии "Герман Геринг" из корпуса "Великая Германия", гордости гитлеровской армии.
      Только танки. Пехоты не было. И не было полевой артиллерии.
      Батарея убралась на закрытую ОП. Я не стал сопровождать ее, только указал, где выбрать позицию, и сошел у фольварка.
      На мне зеленая шинель из мягкого английского сукна. Я получил ее весной взамен полушубка и остался доволен ею. Зеленовато-табачный цвет был нарушением традиции - русские шинели серые. Но англичане отправили партию этого цвета. Я привык и не обращаю внимания на цвет шинели. Главное - легко и удобно.
      Неподалеку от места, где полчаса назад шел бой с танками, меня нагнал штурмовик Ил-2. Он появился неожиданно на бреющем полете из-за фольварка и начал пикировать, хотя на поле, кроме меня, никого не было. На мгновение я удивляюсь, но соображаю, что становлюсь объектом атаки. Отважный авиатор не знает передней линии своих войск, принимает эту территорию за вражескую и штурмует на ней все, что видит живое. Я падаю, реактивный снаряд, выпущенный с правого крыла самолета, рвется в нескольких шагах от меня.
      Самолет разворачивается и заходит на облюбованную цель снова. Столь высокой чести мог бы удостоиться чин важнее меня - генерал или оберет. Я грожу кулаком соотечественнику и произношу нелестные слова из обихода русской речи, которые, к сожалению, он не слышит. Реактивный снаряд с левого крыла летит в мою сторону...
      Балда! Не проще ли ударить из пулемета - прострочил и был таков. На такую цель достаточно пули, а он потратил две увесистых чушки. Пулеметного огня не последовало - штурмовик, видимо, израсходовался. Там донесет, наверное, что цели подавлены. В том числе уничтожен важный чин в зеленой шинели - не менее генерала какого-то нового рода войск.
      Сомнительный успех штурмовика вносил разочарование. Настроение мое действительно подавлено, хотя можно радоваться - остался все-таки невредим.
      Сержант Данилов выбрал НП у выемки, в которой проложена железная дорога. И уже готова ячейка для наблюдения. Неподалеку устроил НП комдив. Телефонисты потянули связь.
      За небольшим холмом впереди стоит городок Вальтеркемен, укрытый черепичными крышами, с колокольней кирхи по центру. За городком видны поля.
      Слева от Вальтеркемена - брошенные пушки, вступившие утром в единоборство с танками. Они оставлены за рекой в низине, как на дне корыта. Их можно расстреливать с двух, даже с четырех сторон - незавидное получилось положение. А за ними неподвижно стоят три танка. Подбиты?
      Справа от Вальтеркемена - поле со спокойным рельефом и с теми машинами, что стреляли болванками. Теперь они молчат, присмирели и не подают признаков жизни. Не среагировали, когда в их сторону прошло несколько пехотинцев.
      Зато не молчит наш полк - он развернулся, заговорил полным голосом.
      День 22 октября был тревожным - нас встретил изготовившийся противник, а мы вступили в схватку с ходу на незнакомой местности и в тумане, не понимая, откуда что грозит. Туман мешал только утром, с восходом солнца он рассеивался, но уже с утра начались потери.
      А потом территория возле Вальтеркемена украсилась пушистыми одуванчиками разрывов, если смотреть на них издали и сверху. Подошедшие сюда низом, мы принесли этот букет одуванчиков и разбросали его по полю. Да, после первого молчаливого появления полк разговорился, стал вставлять свои слова сперва редко, а потом чаще, переходя на густые басовые ноты.
      В этот день наш полк подбил 4 танка, а сам потерял сгоревший "студебеккер", две поврежденные автомашины, 5 убитых, 20 раненых. В числе убитых оказался старший лейтенант Дозоров, командир взвода управления второй бригады, ранены лейтенант Воробьев из первой и старший лейтенант Клюев из шестой батарей.
      Итоги дня для нас тяжелые. Но задача дня выполнена - мы закрепились.
      Вечером майор Ширгазин отпустил меня на ОП.
      - Что там случилось у тебя? - недовольно спрашивал Ширгазин по телефону, когда я вернулся на наблюдательный пункт.
      - Основное орудие - Старовойтова - придется, ремонтировать: хромает и появилась течь из противооткатника - мы не заметили сгоряча. Основным орудием я сделал второе. А это выйдет из строя через несколько выстрелов.
      Ширгазин выругался.
      - Слушай задачу...
      Задача состояла в том, чтобы пройти в Вальтеркемен и связаться с батальоном на его западных окраинах.
      Утром - в городке.
      Связь дотянули до кирхи. С рядовым Весниным разыскали КП батальона, разместившийся на первом этаже двухэтажного кирпичного дома, метров триста за кирхой.
      Я представился.
      - Майор Сазонов. Где ваш НП?
      - Думаю занять на кирхе.
      - Добро.
      На моей карте красным карандашом майор пометил положение своих подразделений и полка в целом.
      Вальтеркемен сплетает две дороги: одна шоссейная, другая железная, обе идут на Гумбиннен и далее - на Кенигсберг. Направление их - на северо-запад. Здесь же течет неширокая река Роминте. Оборона городка выпячивается вперед, в сторону противника, и немцы могут попытаться выбить нас из него. Тем самым они выровняют линию фронта и получат свободу маневра по шоссе, проходящему через населенный пункт.
      Кирха небольшая, но оказалась просторной внутри, чтобы вмещать верующих Вальтеркемена. Внутренность каменного строения проста. Высокие стены побелены, потолочное перекрытие отсутствует, на деревянном полу несколько рядов скамеек для прихожан. У противоположной от входа стены, поделенной на два этажа, - кафедра для священника и большой орган, создающий впечатление торжественности. За органом - лестница, ведущая в комнату за ним и далее на колокольню. Башня колокольни деревянная. Площадка наверху - около четырех квадратных метров, окна - на все четыре стороны.
      Чтобы не демаскировать НП, на колокольню я разрешаю подняться одному разведчику со стереотрубой и связисту с телефонным аппаратом, остальные размещаются в комнатке за органом.
      Окна на колокольне вставлены низко, стоять в рост нельзя. Наблюдатель сидит на футляре стереотрубы, а связист на полу, свесив ноги в лестничный проем. Отсюда видны ранее пристрелянные цели и большой участок впереди, который со старого НП не просматривался. Я начинаю пристрелку.
      - Как дела, десятый? - это спрашивает комдив по телефону.
      - Хозяина нашел. Устроился на верхотуре.
      - Ладно. Я нахожусь на твоей линии, можешь вызвать меня в любое время. Если понадобится - поможем.
      Спускаюсь вниз - нам принесли завтрак. Наверху остается Данилов.
      На завтрак - каша и чай. В каше - куски мяса и свиного сала. Чернухин, наш повар, добавил в нее трофейную солонину. Чай кажется приторно-сладким, он густо пахнет лимоном - тоже трофейные добавки. Питанием солдаты довольны. Они тщательно выскребают из котелков, прячут ложки за голенища сапог или в вещмешки. Потом пьют чай.
      - Жить таперича можно...
      - И хата неплохая - из камня, не сразу снарядом прошибешь...
      - У них тут то камень, то кирпич, взять хотя бы поселок, где развернулись.
      - Живут люди... Деревянных изб не делают, от них чуть что - пожар.
      - Крыши и те черепичные.
      - Лесу нехватка - вот и додумались.
      - Леса у них есть, не в этом дело. А посмотри на дороги - везде асфальт или дресва да гравий. В твоей деревне, Веснин, чем улица покрыта?
      - В моей? Сейчас не знаю, а раньше была тоже заасфальтирована... коровьими лепешками.
      Солдаты ржут:
      - Вот - лепешками... До асфальту вашей деревне далековато.
      - Может, и далеко, а кирпич мы уже собирались делать. И карьер подыскали, о печах для обжига подумали, да не пришлось...
      - Кирпич для такого дела нужен...
      Солдаты мечтали о послевоенном переустройстве. Их впечатления на чужой земле превращались в планы на будущее.
      А пока:
      - Веснин, подмените сержанта Данилова.
      - Есть.
      Данилов докладывает о результатах наблюдения:
      - Тот танк, что вчера пушки сторожил, опять показался. Вышел из-за бугра и стоит.
      Необходимость подняться наверх дошла до меня.
      Наблюдательный пункт на кирхе существовал трое суток.
      В первый день четвертая батарея вела огонь самостоятельно - танки выходили то в одном, то в другом месте. Неодновременность их действий позволяла воздействовать на цели последовательно. Подключались пятая и шестая батареи. Я наблюдал работу пятой и шестой и по просьбе комдива стал вносить коррективы, видя разрывы сбоку с ничтожно малым коэффициентом удаления. А потом вызывал огонь сам - уже пристрелянных батарей.
      На второй день комдив возложил на меня управление огнем дивизиона полностью. А обстановка была сложной.
      С утра за пеленой редеющего тумана возник шум моторов, хорошо слышный на колокольне, а затем стали различимы силуэты машин: слева три, пять перед нами, справа - еще две. Танки ползли к ранее пристрелянным нами рубежам, рассчитывая опрокинуть нашу пехоту одновременным ударом, но получили отпор. Заградительный огонь встал по всему угрожаемому фронту. Другие дивизионы полка бдительно охраняли свои участки. Повторенные несколько раз, танковые атаки все были отбиты артиллерией. Немцы не подступились к Вальтеркемену.
      На третий день у противника в дополнение к танкам появилась артиллерия, подошла пехота. Их артиллерия противопоставила свой огонь, воздействуя на передний край, на ближнюю глубину, на район наших наблюдательных и командных пунктов. Открытое хождение стало опасным. Снаряды рвались и в городке вокруг кирхи.
      Сложность обстановки заставляла нас смотреть непрерывно сразу в трех направлениях. И мы демаскировали себя. После подозрительной близости первого разрыва перед кирхой я отправил людей вниз, оставив только телефониста. Потом разрыв послышался сзади кирхи, в саду. Третий снаряд разорвался на крыше - осколки прошили деревянные стены башни и раздробили участок черепичного перекрытия. На площадке нас не задело.
      Рядовой Веснин в это время зачем-то поднимался по лестнице вверх. Его ранило - осколок пробил руку.
      Пришлось убираться всем вниз, не ожидая прямого попадания в башню. Но колокольню немцы разрушать не решились, да и в окнах мы перестали показываться.
      День заканчивался. Я доложил обстановку комдиву.
      - Оставайся там, потерпи до наступления темноты. Потом позвоню.
      Рядового Веснина отправили в санчасть, а сами оставались до утра.
      Утром огонь по кирхе возобновился, и нам пришлось из нее убираться совсем.
      Трехсуточное пребывание на колокольне осталось заметным для меня событием - там впервые удалось корректировать огонь дивизиона.
      Новая задача
      Сперва были получены схемы с участками подвижного и неподвижного заградительного огня (ПЗО и ИЗО), которые готовятся только в обороне. Они не вызвали удивления или какого-то поворота в настроениях: наступление продолжается, а теперь временно переходим к обороне.
      А вечером 7 ноября нас подменили.
      Дивизия отводилась во второй эшелон, а наш артиллерийский полк получил задачу совершить 25-километровый марш на юго-восток и к утру 8 ноября занять боевой порядок на поляне 1700 метров севернее Шеллинен в готовности к наступлению. Мы должны поддержать действия 11-й гвардейской стрелковой дивизии, изготовившейся к взятию Гольдапа. Полк переходил в ее оперативное подчинение.
      Город Гольдап находится южнее большого массива леса, очень неудобного для артиллерии.