- Я, Намндас, - староста в вашем классе. Вы - самый низший класс в храме, поэтому вам поручено заботиться о порядке и чистоте. Учтите, я как ваш старший не потерплю в храме ни пылинки! Вы будете ловить грязь еще в воздухе, прежде чем она опустится на пол храма; будете смывать грязь с ног тех, кто входит в храм.
      Я указал им на закопченный потолок.
      - Каждый вечер вы будете чистить и заново заливать маслом храмовые лампы. При всем этом сами вы должны оставаться чисты. Чисты должны быть ваши тела, одежды вычищены и залатаны.
      Тут встал Шизумаат. Он был высок для своего возраста, глаза его удивительно блестели.
      - Когда же нас начнут учить, Намндас? Когда нам учиться? - Я почувствовал, как пылает мое лицо. Какова дерзость!
      - Вам будет дозволено начать учебу только тогда, когда я сообщу жрецу Эбнеху, что вы достойны этого. А пока сиди и молчи!
      Шизумаат опять уселся на пол, а я свирепо оглядел всех девятерых своих подопечных.
      - Говорить будете только тогда, когда я или кто-то из жрецов обратится к вам с вопросом. Вы находитесь здесь для того, чтобы учиться, и первое, чему вы должны научиться, - это послушание.
      Я уперся взглядом в Шизумаата и увидел на его лице загадочное выражение. Я обратился к нему со словами:
      - Мне трудно читать по твоему лицу, новичок. Что оно выражает?
      Шизумаат остался сидеть, но обратил на меня свой взор.
      - Неужто Ааква судит жрецов своих по тому, как хорошо те подражают бессловесным тварям, усердно метущим пол?
      - Твои слова предвещают беду.
      - Намндас, что ты хотел от меня услышать, задавая свой вопрос, правду или ложь?
      - Здесь храм правды. Как твое имя?
      - Меня зовут Шизумаат.
      - Что ж, Шизумаат, должен тебе признаться, что я почти не надеюсь, что ты продвинешься от стены Мадаха к центру храма.
      Шизумаат кивнул и обратил взор сквозь лес колонн на могилу Ухе.
      - Думаю, тебе еще пригодится правда, Намндас...
      Шли дни; Шизумаат помалкивал, но обязанности свои исполнял безупречно. При этом он всегда проявлял беспокойство и слушал все, что говорилось в храме, словно надеялся все запомнить. К тому времени, когда было набрано два новых класса, мои подопечные уже размещались у южного края стены Мадах. Эбнех стоял перед учениками и слушал, как они рассказывают об Аакве, Раде, Даулте и Ухе.
      Когда все выступили, Эбнех развел руками.
      - Мы называем предание об Ухе "Кода Овида"; какова же первая истина?
      В первой "Кода" содержится, разумеется, много истин. Задача ученика состоит в том, чтобы извлечь из предания главнейшую истину. Встал первый ученик и изложил общепризнанную истину из истории:
      - Закон Ааквы заключается в том, что жрецы Ааквы должны высказывать подлинные пожелания Ааквы.
      Довольный Эбнех кивнул.
      - Все согласны?
      Все ученики кивнули, кроме Шизумаата. Мой бунтарь все смотрел сквозь лес колонн на могилу Ухе. Наконец Эбнех обратился к нему:
      - Ты нас слушаешь, Шизумаат?
      Шизумаат перевел взгляд на Эбнеха.
      - Я слушал.
      - Ты согласен с тем, как этот ученик понимает "Кода Овида"?
      - Нет. - Шизумаат снова стал смотреть на могилу Ухе.
      - Нет? - Эбнех подошел к Шизумаату. - Нет? Встань! - Шизумаат встал и посмотрел на Эбнеха. - А какую истину видишь в "Кода Овида" ты?
      - Я вижу, Эбнех, что между племенем маведах и выживанием стоял закон; вижу, что это был не священный закон, а правило, придуманное самими синдие; вижу, что Ухе понял это и пренебрег законом ради спасения племени. Поэтому истина, которую я из всего этого вывожу, состоит в том, что законы должны служить синдие, а не синдие - законам.
      Эбнех долго смотрел на Шизумаата, а потом проговорил:
      - В таком случае скажи, Шизумаат, должны ли мы подчиняться желаниям Ааквы, передаваемым его жрецами?
      - Если это добрый закон, то им нужно пользоваться; если нет, то его следует отвергнуть, как поступил Ухе с Законом Мира.
      Эбнех сузил глаза; соседи Шизумаата отодвинулись от него, чтобы их не задел гнев, который вот-вот обрушится на дитя Кадуаха. Жрец угрожающе спросил:
      - Не хочешь ли ты сказать, Шизумаат, что законы Ааквы могут быть ложью?
      Я зажмурился. Эбнех принуждал Шизумаата к богохульству. Я пытался предостеречь Шизумаата взглядом, но он не обращал на меня внимания. Я знал, куда клонит Эбнех, Шизумаат был достаточно разумен, чтобы тоже это понять; тем не менее он был слишком упрям, чтобы испугаться боли, которую испытает, принимая от жрецов наказание за богохульство.
      - Если законы исходят от жрецов, - молвил Шизумаат, - то это значит, что они порождены смертными, обреченными ошибаться, то есть могут оказаться ложными.
      Эбнех выпрямился.
      - А если законы исходят от Ааквы?
      - Тогда или Ааква небезупречен, или Ааквы вообще не существует. Вот что я вижу в Предании о Ухе.
      В храме повисла зловещая тишина. Я подбежал к Шизумаату и схватил его за руку.
      - Думай, Шизумаат! Думай, что говоришь!
      Шизумаат вырвал у меня руку.
      - Я подумал, Намндас, потому и дал такой ответ.
      Эбнех оттолкнул меня от ученика.
      - Лучше отойди, Намндас, если не хочешь навсегда застрять у стены Мадаха.
      Жрец так разгневался, что мне в лицо полетела его слюна. Я испугался и не смел утереться. Он медленно обернулся к Шизумаату:
      - Известно ли тебе, как ты поплатишься за свои слова?
      - Да, Эбнех, я знаком с правилами, - ответил ему Шизумаат с улыбкой.
      - Зная их, ты все равно издеваешься над ними?
      - Не издеваюсь, а ставлю их под сомнение; я сомневаюсь в их происхождении; мне сомнительна их действенность. Знаю, жрецы выпорют меня за мои слова; но вот какой вопрос я вам задаю: докажет ли порка существование Ааквы и истинность его законов?
      Жрец издал странный звук, словно его душили, и убежал от стены Мадаха, выкрикивая на бегу злые приказания. Шизумаата ждала кара Бога Дневного Света.
      Утром, Когда Прародитель Всего осветил восточные колонны храма, я поднялся по ступеням и обнаружил Шизумаата на коленях среди колонн. Шизумаат прижимался щекой к камням пола. Камни были забрызганы темно-желтой ученической кровью. Глаза Шизумаата были зажмурены, грудь вздымалась. Позади него стояли двое жрецов с розгами. Сбоку стоял Эбнех и повторял:
      - Подними голову, Шизумаат. Подними голову!
      Шизумаат уперся ладонями в окровавленные камни, оттолкнулся и оказался на корточках; утренний свет Ааквы озарил его серое лицо.
      - Поднял.
      - Что же ты видишь?
      Шизумаат поколебался, прищурился, глубоко вздохнул.
      - Я вижу прекрасный утренний свет, который мы именуем Ааквой.
      Эбнех наклонился над ним и прошипел в самое ухо:
      - Является ли свет богом?
      - Не знаю. Что ты подразумеваешь, говоря "бог"?
      - Бог! Бог - это Бог! Уж не безумен ли ты?
      - Чрезвычайно своевременный вопрос, Эбнех!
      Одной рукой Эбнех схватил Шизумаата за плечо, другой указал на Аакву.
      - Не есть ли это Прародитель Всего?
      Шизумаат опустил плечи и медленно покачал головой.
      - Я не знаю.
      - А о чем говорит тебе твоя спина, Шизумаат?
      - Моя спина говорит мне о многом, Эбнех. Она говорит, что ты недоволен мной; она говорит, что если усердно хлестать по живому мясу, из него брызнет кровь; она говорит, что это больно. - Шизумаат поднял глаза на Эбнеха. - Но она не говорит мне, что Ааква - бог; она не говорит мне, что законы жрецов - священная истина.
      Эбнех поманил двоих с розгами.
      - Секите его до тех пор, пока спина не расскажет ему об Аакве.
      Один из слуг в ответ бросил розгу, развернулся и ушел в храм. Другой некоторое время смотрел на Шизумаата, а потом отдал розгу Эбнеху.
      - Спина уже рассказала Шизумаату все, чему может научить розга. Возможно, ты сам придумаешь довод поубедительнее, Эбнех.
      И второй слуга развернулся и удалился в храм.
      Эбнех смотрел вслед обоим слугам; потом он отбросил розгу и посмотрел на Шизумаата.
      - Почему ты восстаешь против Ааквы? Почему сопротивляешься мне?
      - Я не восстаю ни против него, ни против тебя. Я только говорю правду, которую вижу; или ты предпочел бы, чтобы я тебе лгал? Послужило бы это на благо истине?
      Эбнех покачал головой.
      - Ты позоришь своего родителя.
      Шизумаат уронил голову и так сидел до тех пор, пока Эбнех не отвернулся и не убежал в храм. Тогда Шизумаат взглянул на меня:
      - Отведи меня к себе, Намндас. Сам я не дойду.
      Я поставил ученика на ноги.
      - Хочешь, я отведу тебя в твой дом?
      Шизумаат усмехнулся, превозмогая боль.
      - Одно дело - когда меня бьют за то, что я понимаю правду, и совсем другое - когда родитель побьет меня за то, что я уже побит. Это получится уже перебор.
      Шизумаат закрыл глаза и упал мне на руки. И я потащил ученика из храма в мою келью за площадью.
      Поправившись, Шизумаат опять присоединился к своему классу у стены Мадах. Я с удивлением увидел его там снова и еще больше удивился тому, что остался в классе старостой. Единственная перемена состояла в том, что учеников слушал теперь не Эбнех, а сменивший его жрец по имени Варрах. И выслушал Варрах чтение Шизумаата и его собственные рассуждения о законах Ааквы и смысле Предания об Ухе.
      Порка совсем не повлияла на мнение Шизумаата, однако Варрах ничего не сказал, а просто выслушал и его, и других учеников, а потом похвалил меня за блестящие знания моих подопечных и их энергичные размышления.
      Ужас от незнания безопасного пути - вот что я чувствовал. Под вопросом была моя жизнь, мое будущее. Если мне каким-то чудом удастся добраться до центра храма, то в преклонные годы у меня по крайней мере будет пища и место для ночлега. Если же жрецы меня прогонят, то меня ждут пески Мадаха. Мое будущее представлялось мне именно таким. Шизумаат обязательно поставит меня между собой и жрецами, и мне после этого уже не отмыться. Но одно я знал твердо: сердце не позволит мне допустить новую порку Шизумаата.
      Шли дни, Шизумаат продолжал задавать вопросы и приходить к выводам, радовавшим Варраха и ужасавшим меня и моих подопечных. Варрах же поощрял Шизумаата размышлять и сомневаться, и вскоре все мы стали по-новому думать и говорить о новых для себя вещах. Однажды я сказал своим подопечным, что, по моему убеждению, когда-нибудь поменяется даже имя, коим жрецы именуют Бога Дневного Света.
      - Все это происходит благодаря Варраху, а не мне, Намндас, - ответил на мои слова Шизумаат. - Вопросы, новые мысли - все это приходит естественно. Варрах позволяет этому происходить, просто не запрещая.
      Совсем другим я приходил теперь к стене Мадаха, потому что с замиранием сердца ждал каждое утро нового познания радовался тому, что принадлежу к храму Ухе, хотел постигать будущее. Еще до осенних дождей Варрах выслушал от всех нас изложение выученного и увел наш класс от стены Мадах, к первому ряду колонн. Старостой класса Варрах оставил меня хоть и был я таким же учеником, как остальные.
      Но впереди меня ждал самый главный урок, испытание, прибереженное судьбой и устроенное в самый неожиданный момент. Мне еще только предстояло узнать, что все на свете изменяется. Что верх становится низом, свет тьмой, счастье сменяется горем, добро уничтожается. Но, еще не получив этого урока, мы испытывали судьбу, бросали ей вызов, постигали премудрость. И, как всегда, нашим предводителем был Шизумаат.
      Теперь, когда наш класс пересел на новое, более достойное место, Варрах объявил, что пришло время попытаться найти применение тому, что мы узнали, за пределами храма.
      - Испытайте свои знания, подтвердите или опровергните их, попытайтесь заменить чем-нибудь лучшим.
      Некоторых учеников отправили в денведах, учиться воевать, некоторых на фермы, учиться земледелию, некоторых - к ремесленникам, на рынки, к ростовщикам, учиться мастерить покупать и продавать. А нас с Шизумаатом отправили к последним из кочевников, учиться охоте.
      Я пожаловался Шизумаату, что выпавшая нам доля таит меньше всего возможностей. Ведь времена кочевников ушли в прошлое. Во всем мире теперь возделывают землю, откармливают скот, покупают на рынках изделия ремесленников. Кочевники же ничего не созидают, ничего не изучают, не создают знаний, на основании которых можно было создать новые знания. Потому, заключил я, старые племена и оставались неизменными тысячи лет, пока Ухе не изменил правила тогдашнего мира.
      И Шизумаат ответил мне на это:
      - Намндас, каждый живущий, каждое место, каждая вещь может быть поучительной, надо только уметь учиться.
      А потом пошли мы к престарелому родителю Шизумаата. Кадуах был польщен, что Варрах придерживается высокого мнения о классе Шизумаата и о нем самом. Простились мы с Кадуахом и отправились в страну куведах, где последние кочевые племена все еще преследовали стада даргатов.
      Через десять дней мы взобрались по крутой тропе на северную стену Великого Разрыва и оказались над великой равниной Кудах. Она была плоской, как лепешка, поросла травой до пояса; кое-где на равнине высились огромные деревья менозы. И направились мы с Шизумаатом на юг, ночуя под деревьями.
      В темноте, пока я готовил пищу, Шизумаат изучал детей Ааквы, разбросанных над нами на одеяле ночи. Однажды воротился Шизумаат к стоянке, вынул из костра головню и сказал мне:
      - Намндас, я пойду с этим факелом на север. Когда свет факела станет таким же, как свет детей Ааквы, подними над головой две головни и помаши ими. И выкрикни мое имя.
      - Что ты хочешь разглядеть? - спросил я. Мой соученик только улыбнулся и ответил:
      - Давай сперва поглядим, а потом я тебе расскажу, что увидел.
      И ушел Шизумаат, держа над головой пылающую головню, и зашагал на север. Я следил за его факелом, ни на мгновение не упуская его из виду. Но вот ушел он так далеко, что я уже не мог отличить огонек факела от света детей Ааквы низко над горизонтом. Я поднял головни, как условились, помахал ими, выкрикнул имя Шизумаата. И он, вернувшись к костру, принес с собой захватывающую, невероятную, богохульную идею.
      - Подумай вот над чем, Намндас. Если Ааква есть великий огонь, кружащий по вселенной, а дети Ааквы - иные огни, полыхающие вдали, то разве нельзя предположить, что они кружат по иным вселенным? И нет ли в тех, иных вселенных собственных обитателей? - Шизумаат опять посмотрел на ночное небо. - Ради ответов на эти вопросы я готов много страдать. Ради встречи с этими обитателями, ради того, чтобы увидеть их и прочесть их мысли, я отдал бы жизнь.
      Я тоже задрал голову и стал любоваться детьми Ааквы, Думая о том, как много Синдие потеряет, если Шизумаат окажется прав. Ведь если он прав, то дитя, которое я считаю помешенным Ааквой на небе, на самом деле было помещено там не Ааквой и не для меня... Я перевел взгляд на Шизумаата и спросил:
      - Как ты станешь доказывать это жрецам? Каким доказательством воспользуешься?
      - Я не могу отрастить крылья и добраться до Ааквы и его детей. Не знаю. Буду размышлять об этом.
      После девятнадцати дней пути на юг повстречали мы отряд охотников куведах. Жрец из куведах, Гату, показал нам, где разбито стойбище племени и где в нем палатка Буны, главного жреца. Еще Гату сказал, что вождь племени, Кангар, старейшина старейшин, находится при смерти, так что за него теперь правит Буна.
      Достигнув стойбища, мы увидели рощу меноз, сквозь которую текла река, и палатки из шкур на обоих берегах. Нас провели в палатку к Буне, встретили с почестями и пригласили внутрь.
      Буна был очень стар и одет в шкуры вместо одежд. Голова его была накрыта капюшоном из шкур, как будто он не мог согреться. Главный жрец выслушал задание, которое нам дал Варрах.
      - Ваш учитель очень мудр, - изрек он. - Знание, приобретаемое с помощью рук, содержит больше истины, чем знание, приобретенное копанием в собственной голове.
      Нам показали, где разместиться на ночлег. Настал вечер, и мы стали ждать вместе с остальными возвращения охотников. Стоя рядом с нами, Буна тихо объяснял значение того, что мы наблюдаем.
      - Высокий охотник с длинным шрамом на левой руке - Харуда, предводитель охотников и величайший охотник в племени куведах.
      - Харуда не несет добычи, - заметил Шизумаат.
      - Это потому, что Харуда добыл дичь. Те, кто ничего не добыл, несут добычу Харуды.
      - Скажи, Буна, почему Харуда добыл нынче на охоте гораздо больше, чем другие?
      - Так же происходит и в другие дни, Шизумаат. Харуда - великий охотник.
      - Что делает Харуду таким удачливым? - спросил я.
      Буна сдвинул с головы капюшон и посмотрел на меня.
      - Друг Намндас, у Харуды божий дар.
      - Как у него это получается? - настаивал я. Старый главный жрец отвечал с улыбкой:
      - Для этого вы к нам и пожаловали? - И с этими словами Буна удалился в рощу, чтобы поразмышлять и возблагодарить Аакву за успешную охоту Харуды.
      Шизумаат потянул меня за край шкур и сказал:
      - Идем, Намндас. Попробуем сами ответить на твой вопрос.
      Мы последовали за Харудой и увидели, как он отрывисто отдает приказания менее удачливым охотникам и управляет раздачей дичи костровым и коптильщикам. Покончив с этим, уселся Харуда перед своим жилищем и принялся чистить свое оружие и проверять, не затупились ли каменные наконечники. Увидев нас, он сказал:
      - Читаю в ваших глазах вопросы, чужестранцы.
      - Верно, - отвечал ему Шизумаат.
      Узнав от него наши имена, Харуда предложил нам сесть с ним рядом и сказал:
      - Задавайте свой первый вопрос.
      И задал мой друг вопрос, сильно меня удививший:
      - Харуда, каждый день ты приносишь с охоты столько добычи, что легко мог бы стать главным среди старейшин племенных кланов. Ты способен утолить голод куведах, потому мог бы взять себе власть над ними. Тем не менее ты остаешься охотником. Почему ты не вождь куведах?
      Посмотрев на Шизумаата, Харуда рассмеялся.
      - Полагаешь, мой успех в охоте означает, что я мог бы так же успешно предводительствовать куведах?
      Подумав, Шизумаат отвечал:
      - Нет, это еще не сделало бы тебя сильным вождем. И все же обычно тот, кто что-то умеет хорошо делать, превращает это в средство принудить других к тому, что они умеют делать хуже его, за вознаграждение.
      Охотник покачал головой.
      - Я этим не занимаюсь.
      - Но ты бы смог навязать племени свою власть, если бы захотел. Наверное, просто не хочешь властвовать?
      Великий охотник оторвал взгляд от наконечника копья, которое натачивал, и хмуро уставился на Шизумаата.
      - Я тот, кем хочу быть, юноша. Мой путь к счастью не пересекается с путями Кангара или Буны. У меня нет желания править.
      Шизумаат еще поразмыслил.
      - Не считаешь ли ты, Харуда, что тот, у кого есть божий дар, обязан править, а не заниматься добыванием пищи?
      Я посмотрел на друга. В своем ли Шизумаат уме? Зачем он дразнит великого охотника?
      Харуда встал, и лицо его утратило желтизну, став буро-красным.
      - Я охочусь, юный любитель задавать вопросы, а не добываю пищу. Свое умение охотиться я приобрел долгим опытом. Это не божий дар.
      - Еще один вопрос, Харуда. - Я разрывался между желаниями удрать от охотника без оглядки и придушить лучшего друга.
      - Задавай быстрее! - приказал Харуда.
      - Если твое охотничье мастерство - не дар, почему же это получается у тебя лучше, чем у других? Почему другие охотники приносят домой гораздо меньше добычи?
      - У них свои способы, у меня - свои. Мои лучше.
      И охотник, устав от расспросов, ушел в свою палатку.
      Про себя проклиная Шизумаата за то, что он оскорбил Харуду, я терпел, пока мы не оказались в своем шалаше. Костровой принес нам жареного мяса, и, поев, я понял, что уже не злюсь. Но когда мы улеглись, я спросил:
      - Почему ты задавал Харуде такие вопросы? Большинство твоих вопросов не имели отношения к охоте.
      - Нет, Намндас, но они имели отношение к охотнику.
      - Что ты хочешь этим сказать, Шизумаат?
      - Теперь я знаю Харуду. Я могу больше не изучать его самого и начать изучать то, что он делает.
      Еще до того, как свет Ааквы коснулся неба, охотники начали просыпаться. Мы поели с ними холодных лепешек и попили чая из листьев, а потом Шизумаат пошел к Буне и стал просить, чтобы нам позволили сопровождать охотников. Буна поднял Шизумаата на смех.
      - Охота трудна и без обузы - двух юнцов, никогда не бегавших в густой высокой траве.
      - Значит, нам с Намндасом не будет разрешено приобрести этот опыт, потому что у нас нет опыта?
      - Да, - ответил Буна.
      Чувствуя, что должен что-то сказать, я произнес:
      - Разве для того, чтобы приобрести опыт, мы не должны его приобрести? - Каждое слово, вылетавшее из моего рта, звучало глупее предыдущего. Я уже проклинал себя, но Шизумаат поддержал меня одобрительным кивком.
      - Отлично сказано, мой друг.
      - Невозможно, - сказал Буна, не обращая внимания на мои доводы.
      - Я возьму их с собой, - раздался голос Харуды. Мы оглянулись. Главный охотник слушал наш спор.
      Буна нахмурился, но губы его кривились в улыбке.
      - Харуда, мы полагаемся на твое умение, тем более сейчас, когда стало меньше дичи. Разве эти двое юнцов не станут для тебя помехой?
      Харуда отвернулся и посмотрел на охотников, собирающих перед палаткой провизию и оружие для охоты.
      - Много раз я говорил, что хочу передавать свое охотничье мастерство другим охотникам. Но они все время твердили, что это божий дар, и приносили с охоты все меньше дичи. Да, я намерен взять с собой на охоту двоих этих неженок из храма, и уже к наступлению темноты племя провозгласит Шизумаата и Намндаса величайшими охотниками Кудаха после меня. Тогда, быть может, и другие охотники позволят мне показать им то, что я умею.
      Когда охотники узнали, что нам с Шизумаатом предстоит стать великими охотниками, они только посмеялись, приняв эти слова Харуды за шутку. Буна помолился об удачной охоте, а потом охотники, повинуясь безмолвному сигналу Харуды, отправились на восток, к горе утреннего солнца.
      Ааква уже поднялся над горами, и нам приходилось загораживать глаза от Его света. Охотники разделились на мелкие группы и разошлись в разных направлениях. Шизумаат, Харуда и я остались одни. Мы с Шизумаатом шли за Харудой дальше на восток, пока Ааква не оказался на высоте всего лишь одной ладони над горами. Тогда Харуда остановился, обернулся и посмотрел на нас.
      - Вы спрашивали, что я делаю не так, как остальные. Сегодня вы это узнаете. Самое главное, что вы узнаете, - это что я вовсе не одареннее других охотников. Я приношу больше добычи только потому, что охочусь особым, образом. Но сперва мы поглядим, как охотятся другие.
      Харуда пригнулся и побежал влево, описывая широкую дугу. Мы побежали за ним. Скоро начался пологий подъем. Перед самой вершиной холма Харуда пригнулся еще ниже. Мы с Шизумаатом присели с ним рядом. Харуда указал на запад. Мы посмотрели, куда он указывает.
      - Видите? Там, в зарослях, перед деревьями. Это голова Воруемы. Дальше должна быть дичь.
      Я пригляделся, но не увидел ничего, кроме колеблющихся кустов в неподвижном воздухе. Охотник по имени Воруема тихо пополз к кустам. Потом из кустов высунулась рогатая голова на высокой шее, и Воруема замер. Это был прекрасный, крупный даргат. Он, не шевеля головой, изучал местность. Когда его взгляд остановился на охотнике, он попятился, развернулся и побежал прочь. Воруема подобрал свое оружие и помчался следом за даргатом, пытаясь на бегу вложить копье в пращу.
      Никогда не видел такого быстрого бега, но Харуда со смехом показал, что расстояние между охотником и даргатом увеличивается. Охотник долго бежал, а потом упал, запыхавшись, в траву.
      - Юноши, - обратился к нам Харуда, - за сегодня я бы мог сотню раз показать вам то же самое, потому что именно так куведах охотятся на даргатов и всегда охотились с тех пор, как у Даулты возникли его сомнения. Иногда им попадаются старые и медлительные даргаты, иногда - глупые. Иногда и другим улыбается удача, но так происходит редко. А теперь я вам покажу, как охотится на даргатов Харуда и как вы сами станете великими охотниками.
      Мы вошли в рощу и залезли на колючее дерево. С верхушки было видно равнину на расстояние целого дня пути. Вскоре охотник показал на колеблющиеся вдали заросли.
      - Видите?
      - Вижу шевелящуюся траву, - ответил я.
      - Даргат! - прошептал Шизумаат.
      Я тоже увидел над травой длинную шею и рогатую голову.
      - Мы будем его преследовать? - спросил у Харуды Шизумаат.
      Охотник медленно покачал головой.
      - Если хотите спать в траве, как Воруема, можете поступить так. Охотник снова указал на даргата. - Он проявляет осторожность, нюхает воздух, проверяет, есть ли поблизости опасность. Если он решит, что ее нет, то позовет остальное стадо. Сидите спокойно и смотрите.
      Самец долго изучал окружающую его местность, потом закинул голову и заблеял. Позади него зашевелилась трава, и показалось еще двадцать рогатых голов. Шизумаат схватил Харуду за руку.
      - Сейчас? Сейчас мы за ними погонимся?
      - Нет, подождем. Если стадо спокойно пройдет туда, значит, оно вернется тем же путем. Заметьте, как пролегает их тропа. Когда стадо вернется, мы добудем нескольких даргатов.
      - Откуда ты это знаешь, Харуда?
      - Смотрю, слушаю, запоминаю. Тысячи раз я видел, как себя ведет стадо даргатов. Значит, они снова поведут себя так же.
      Когда стадо скрылось из виду, Харуда поставил с нашей помощью силки на тропе. Силки представляли собой несколько петель, соединенных между собой. Харуда объяснил:
      - Несколько даргатов попадут в силки и будут биться и тянуть в разные стороны, пока не выбьются из сил. А тут и мы с копьями.
      Глядя и слушая, я понял, что эта простая западня сработает, потому что срабатывала уже неоднократно - охотничья репутация Харуды была тому свидетельством. Но до чего же это просто!
      Все произошло так, как обещал Харуда. Мы набросились втроем на уставших и беспомощных даргатов и добыли втрое больше, чем любая другая тройка охотников за тот день. Как и предрекал Харуда, Шизумаат и Намндас всего за один день добились славы великих охотников куведах.
      В тот вечер я сказал Шизумаату:
      - Прекрасно быть великим охотником, верно?
      - Наша слава не переживет завтрашней охоты, Намндас.
      - Почему не переживет? - Шизумаат ответил мне со смехом:
      - Харуда объявил всем охотникам, что возьмет с собой двоих новичков и за один день сделает из них охотников, с которыми не смогут сравниться самые опытные охотники племени, просто показав им кое-что новое. Предрассудки и боязнь учиться новому не позволяли им раньше смотреть на то, что мог им показать Харуда. Думаю, теперь некоторые все же посмотрят. Большинство не станут, но кое-кто познает новое. Харуда нашел способ до них достучаться.
      На следующий вечер я убедился в справедливости слов Шизумаата. Большинство охотников отмахнулись от нашей с Шизумаатом добычи, сочтя ее обманом или колдовством. Но четверо опытных охотников все же попросили Харуду показать им то, что он показал нам. Не успел свет Ааквы снова угаснуть на западе, а великие охотники уже стали в Кудахе обычным делом, что трава под ногами. Но кое-чему нам еще предстояло научиться, а кое-чему - научить.
      Опыт охоты побудил Шизумаата многое заново обдумать и задать много новых вопросов. Он изучал все, что и как делают куведах. Почему беременные куведах идут за советом к Кашину? Почему Кижна делает самые лучшие наконечники для копий? Шизумаат слушал советы Кашина, смотрел, как работает над наконечниками Кижна. Всех членов племени изучал Шизумаат. Так прошел целый год, пока не умер Кангар.
      Все собрались на берегу реки, перед погребальным костром Кангара, озарявшим ночь. Пламя возносило дух старейшины старейшин к детям Ааквы. Времена определения нового старейшины методом единоборства давно минули, поэтому старейшины кланов мирно собрались у костра, чтобы решить, кто теперь будет главным. Детьми мы слышали рассказы о том, что на таких советах брала верх злоба и рождались распри. Однако в этот раз у всех на устах было одно имя - Мантар, мудрый вождь клана. Буна прочел в золе, что правление Мантара будет длительным и принесет племени процветание.
      Следующим утром Буна заговорил с Шизумаатом и со мной о том, чтобы стать нам учителями у детей куведах. Чтобы стать учителем, надо было открыть великую правду перед костром совета. Большинство учителей открывали мистические истины о желаниях и поступках богов и великих героев прошлого. То были глубокие истины, усомниться в которых обычно бывало невозможно. Я избрал Предание об Ухе, вынужденном воевать, чтобы обрести мир; я говорил о том, что обретенный мир объединяет всех синдие и должен пребыть в веках.
      Но Шизумаат избрал истину о самих синдие. Встав между двумя кострами, он, глядя на Буну и Мантара, поднял руки. Слушатели его притихли.
      - Все, что мы делаем, любая мелочь, направлено на достижение некоей цели. Нет числа целям, и нет числа путям, способам, которыми мы пытаемся их достигать. Цель - это настоящее, измененное так, чтобы в будущем содержалось то, чего нет в настоящем. Однако для достижения одних и тех же целей каждый из нас избирает разные способы, ибо каждый видит все в своем свете. Есть способы и пути, позволяющие достичь цели быстро, способы, которыми цель достигается медленно, способы, которыми цель достигается плохо, и способы, которыми цели вообще не достичь.
      И Шизумаат извлек из сумы длинный кусок ровной горной породы и показал его всем.
      - Вот каменный наконечник для копья, вытесанный Кижной. Наконечники Кижны известны всем куведах и считаются лучшими. Но Кижна не может делать их в достаточном количестве.
      - Это верно, - согласился Харуда, главный охотник. - Если бы мы ждали наконечники только от Кижны, то пришлось бы голодать.
      Сидевшие вокруг костров встретили эти слова смехом и одобрительными кивками.