- Не уверен, про что спрашивать, джетах.
      Аби закладывает книгу полоской синей ткани, закрывает ее, кладет себе на колени. Взгляд его пытлив.
      - Что ты знаешь обо мне?
      - Что ты безумец и изменник.
      Джетах озадаченно приподнимает брови.
      - По-моему, нельзя быть одновременно тем и другим, Ро.
      Я стискиваю руки и опускаю взгляд. Не важно, думаю я.
      Подумаешь, слова! Нет на свете больших предателей, чем они.
      - Болтают, будто до войны ты, джетах, жил с людьми.
      - Это правда. Так поступали многие из нас. Их университеты на Хулоне и на Дорадо были до войны крупнейшими учебными центрами Амадина. Я там преподавал, у меня было много друзей среди людей: преподаватели, студенты. Разве это превращает меня в изменника?
      - Нет. - Я выпрямляю спину, делаю неопределенный жест. - Не могу даже представить себе те времена.
      Аби подпирает рукой подбородок, поджимает губы.
      - Ты влачишь свои годы, как цепи. Сколько тебе лет? Десять, одиннадцать?
      - Семь, джетах.
      - Семь, - повторяет он и по-человечьи качает головой. - В твоем возрасте я уже был выпускником Талман-коваха на Синдиеву.
      - На Драко? - удивленно переспрашиваю я. До сих пор я был знаком только с уроженцами Амадина.
      - Конечно. На Амадин я прилетел в девятилетнем возрасте. Это было за одиннадцать лет до войны. - Он усмехается. - Ты удивлен, Язи Ро?
      Я сосредоточенно складываю цифры.
      - Выходит, тебе уже больше пятидесяти!
      - В исчислении Драко - пятьдесят три. В годах Амадина немного больше. Но это далеко не рекорд.
      Я вскакиваю и принимаюсь расхаживать по пещере.
      - Почти всем, кого я знаю, меньше десяти лет. Мой родитель погиб, когда ему было всего четыре. Но в Маведах есть командиры старше двадцати лет. Я даже встречал одного, Олту Киуса, которому было целых двадцать девять. До сегодняшнего дня я не знал драков старше его.
      Зенак Аби вытирает себе череп, вздыхает и говорит:
      - Итак, Язи Ро, мы с тобой установили, что я безумец, изменник и дряхлый старец. Учти, если продолжать Б том же духе, то к моменту, когда ты доберешься до сути, мы вряд ли сохраним ясность мысли.
      Я перестаю расхаживать и гляжу на джетаха.
      - Ну что ж... Я слышал в лагерях две вещи. Во-первых, что когда Зенак Аби изучает пути, то у него получается, что не все они приводят к продолжению войны. Болтали, будто ты нашел талму к миру.
      Аби потер подбородок и поднял палец.
      - Это полуправда. Не все пути обязательно ведут к войне. Но пути к миру я не нашел.
      - Но он должен существовать! Этому надо положить конец!
      - Мне тоже хотелось бы так думать, юноша, - отозвался Аби насмешливо. - Однако твое пылкое "должен!" еще не достигло степени научной вероятности.
      Глядя на веселую физиономию Аби, я думаю: неужели мир - это всего-навсего кровавые игры, в которые играют изуродованные болью живые существа? Мое разочарование так сильно, что я уже не в силах изображать старомодную вежливость.
      - У тебя и у твоей синей ленты было целых тридцать два года, старый дурень! Чем же ты все это время занимался?
      Мы оказались с ним почти нос к носу, как говорят люди. Внезапно я чувствую, что мне в грудь что-то упирается. Я опускаю глаза и вижу человечий огнестрельный автомат. Аби наставил его на меня. Я беру себя в руки и отступаю назад.
      - Садись в кресло, Язи Ро. Так гораздо удобнее. - Но я не двигаюсь. Отлично. В таком случае это считаю более удобным я. Сесть! - Он подталкивает меня дулом.
      Я повинуюсь, не сводя с него глаз. Джетах улыбается, целится себе в голову и спускает курок. Щелчок - и ничего.
      - Патроны кончились, - объясняет он виновато. - Но я отвечаю на твой вопрос, чем я занимался последние тридцать два года. Все это время я старался сохранить жизнь себе и нескольким друзьям. Мы десятилетиями опережали на один шаг агентов Маведах и Фронта Амадина.
      - Я нашел тебя без труда.
      Аби отвечает с улыбкой:
      - Если ты призовешь на помощь свою могучую память, то, наверное, вспомнишь, что я сам тебя нашел. - Аби показывает стволом на стены пещеры. - Что касается моей работы, юноша, то где же мне развесить мои таблицы? Где мои мониторы, компьютеры, коллеги и ассистенты, космическая связь с Талман-ковахом? Нет, юноша, все это время у тебя было гораздо больше возможностей добиться мира, чем у меня.
      - Мира? - переспрашиваю я, сбитый с толку. Аби утвердительно кивает, убирая под куртку бесполезное оружие.
      - Почему ты не перестал стрелять, убивать? Количество трупов явно уменьшилось бы. Мне было недоступно даже это, потому что я никого не убивал. Каким был второй дошедший до тебя слух?
      Сидя вечерами перед слабо светящейся шкалой приемника, мы с однополчанами рассказывали друг другу невесть что. Неужели все это были пустые слова? Сотрясение воздуха в ожидании очередного кровавого задания?
      - Слыхал я, Зенак Аби, что ты знаешь, как просочиться сквозь блокаду. Как покинуть Амадин.
      Наконец-то я добился внимания старого дуралея. Он всплескивает руками и, подражая людям, закидывает ногу на ногу.
      - Предположим, я совершу такое чудо. Куда ты отправишься, Язи Ро? Что предпримешь? Устроишь себе отпуск? Покатаешься на аттракционах в парке развлечений? Или устроишь забег по магазинам на Синдиеву?
      Я отвечаю, не задумываясь:
      - Полетел бы на Драко, предстал перед джетаи диеа Талман-коваха и потребовал, чтобы они положили конец войне на этой несчастной планете.
      - Значит, твоя цель - мир? А стал бы ты убивать для достижения мира, маленький Ниагат?
      Я снова багровею от гнева.
      - Я здесь не для того, чтобы обмениваться с тобой мифами из Талмана, старый... старик. То, как я буду добиваться мира, - мое личное дело.
      Зенак Аби снова насмешливо улыбается.
      - Таких, кто мечтает удрать с Амадина, полным-полно. Это родители - и драки, и люди, - желающие сохранить жизнь своим детям. Это раненые, которые не получают здесь нужного лечения. Это все голодающие, все, кто не хочет больше превращать свою жизнь в непрерывное ожидание смерти. Предположим, я способен совершить такое чудо. Почему я должен предпочесть твое желание желаниям их?
      - Потому, Зенак Аби, что опасности, увечья, голод - все это закончится, когда наступит мир.
      - Когда наступит мир... - Аби встает и подходит ко мне. На его физиономии уже нет усмешки. - Неужели ты, молодой убийца с кровью людей на руках, сумеешь убедить овьетаха и мудрецов Талман-коваха, что они ошибаются? Что годы учения, весь их долгий опыт ничего не значат? Что они просто не заметили путь, который нашел ты, невежда и гордец? Талман-ковах рассылает инструкции политическим, деловым, военным, научным, философским учреждениям сотен планет, и вдруг к ним является разъяренный убийца из Маведах, совсем юнец, с требованием совершить то, что они давно считают невозможным... Вот и ответь мне, Язи Ро, подпустят ли они тебя даже к своим воротам?
      Я отворачиваюсь от джетаха и смотрю в темный угол. Это я дурень, тысячу раз дурень! Все мое существо вопиет, что ужас, творящийся на Амадине, - искривление, страшная ошибка. Мне казалось, что само это убеждение - уже талма, путь, на котором возможно достижение мира на злосчастной планете...
      Тысячу раз дурень!
      Я шепчу, не слыша себя: несправедливо. Эта война, все эти ужасы, невозможность мира - конечно же, несправедливо! Но вслух я этого не произношу, чтобы не получить очередную отповедь, почерпнутую в Талмане. Не помню, из какого она предания, из какой Коды. Кажется, что-то насчет невинных забав Малтака Ди. Один из уроков предания в том, впрочем, и состоит, что вера в справедливость - признак повреждения рассудка или тупости.
      Опять слезы на глазах. Наверное, этому действительно не будет конца. Мой родитель, друзья, боевые товарищи мертвы, это какой-то бесконечный парад трупов. Сколько еще полков отправится на тот свет? Присоединиться ли мне к траурному шествию или спрятаться по примеру Зенака Аби на вершине какой-нибудь неприступной горы? Но смогу ли я жить дальше, зная, что столько уже умерло, столько умирает, столько еще умрет?
      Даже в такой мирной пещере, как эта, мне не дали бы покоя призраки. О призраках мы узнали от людей. Ни один ковах, нащупывающий пути по всем правилам науки, не признал бы, что бывают какие-то бесплотные призраки. Ну и что? Я-то их слышал. Я вижу их сейчас. И наплевать мне на чужое мнение извольте сначала поползать по Амадину...
      Аби кладет мне на голову свою теплую руку.
      - Откинься, - приказывает он. - Откинься и расслабься. Сейчас я поделюсь с тобой еще кое-чем, почерпнутым у людей.
      Я отстраняюсь от джетаха и хмуро гляжу на его улыбающееся лицо.
      - Что ты собираешься делать?
      - С тобой не все в порядке. Возможно, я сумею тебе помочь.
      - Я болен?
      Аби смеется, размышляет.
      - Наверное, это даже хуже болезни, Ро. Первым делом ты у меня расслабишься. А потом я попытаюсь помочь осуществиться главному твоему желанию. Где-то на этом пути тебе, возможно, предстоит погибнуть. А теперь ляг и успокойся.
      Мир или смерть. То и другое привлекательнее настоящего. Я ложусь, закрываю глаза и позволяю руке джетаха погрузить меня поглаживаниями в странное забытье. Но еще не забывшись, я слышу странный звук: кожа, скребущая по мостовой. Я пытаюсь пошевелиться, изготовиться к отражению нападения, но не могу двинуть даже пальцем. Я беспомощен перед собственными мыслями.
      5
      Серый свет, превращающийся в туман, вьется вокруг древесных стволов, тянется вверх, ко мне. Он окружает меня, и я ничего больше не могу разглядеть. Я пытаюсь позвать на помощь, но не могу издать ни звука. В сером тумане я различаю желтый мазок. Я смотрю на него и вижу, как он растет, ширится, превращается в линию горизонта с силуэтами жалких строений под набухшими тучами.
      Я снова в Гитохе, снова наблюдаю, как лезвия зеленого света поджигают в небе очередной военный вертолет людей. Отвратительные завывания сирен сотрясают мои кости.
      "Ро! Ни тин! Ро!"
      Родитель вбегает в комнату и стаскивает меня с подоконника, чтобы, плача, поставить посредине дома и отчитать. Он прижимает меня к груди, стискивает, целует в шею.
      "Прости меня, Ро. Я так перепугался! Слушай: при звуках сирены нельзя приближаться к окнам и к дверям!"
      Я отвечаю Язи Аво, что со мной все в порядке, мне ничего не угрожает. Стреляют где-то очень далеко. В собственном доме мне ничего не грозит. Позже я узнаю о судьбе своего приятеля Идоха: тот любовался из окна сражением и был превращен шальным импульсом с вертолета в кровавое месиво.
      Мгновения в обществе родителя. Он снова и снова читает мне одну из наших немногочисленных книжек, обнимает меня, я сладко сплю в его объятиях. А потом, когда уже начиналась весна, разразилась битва за Гитох, и через нас ринулись орды солдат Фронта Амадина, потому что у нас было совсем мало бойцов Маведах, да и те - только противовоздушная оборона.
      Дым, крики, огонь. Тишина. Я сталкиваю с себя безжизненное тело Аво. От нашего дома остался только обугленный край одной из немногочисленных книжек Аво.
      Я кричу, недоумевая, как кто-либо, будь то драк или человек, способен слышать такие звуки и не броситься на помощь. Проходит много времени после того, как я устал надрываться, и солдат Маведах сажает меня в фургон. Там уже много детей. Все мы - сироты. Фургон трогается и покидает Гитох, но нам никто ничего не говорит. Мы сбиваемся в кучку и рыдаем. Но большинство невозмутимо ждет новых ужасов, надеясь, что они уже не застанут их врасплох.
      Ковах для детей-сирот, расхаживающий по бараку сортировщик. Ужасы тренировок, бесконечные сражения, стычки, атаки, засады, искалеченные и убитые товарищи - некоторых я знал, большинство мне неизвестны. И вот уже я сам мечусь с ножом среди орущих человеческих детей. Их огромные темные глаза полны слез, лица искажены горем. Они ревут и не понимают, как кто-то, будь то человек или драк, может слушать такие звуки и не кидаться на выручку. Объяснить им что-либо невозможно, да и незачем. Те, кто выживет, все поймут сами.
      Сломанная кукла в пыли перед горящими укреплениями Бутаан-Жи. Неподалеку от куклы лежит мертвая девочка, уставившаяся на солнце. Сидящий рядом с ней человек распевает надтреснутым голосом странные слова. Боль, которой пронизана его песня, не требует перевода. Он поворачивается, смотрит на меня. В его заплаканных глазах мольба, его песня не стихает. Он не ранен и вооружен. Оружие лежит у него на коленях. Я поднимаю свой энергонож и бью его лучом прямо в грудь. Он падает замертво. Я удивлен, почему он не попытался спастись. Его песню я запомнил навсегда.
      Ночное нападение на Стальной Город на Дорадо. Я смотрю в иллюминатор древнего боевого корабля. Поверхность континента затянута тучами. Тут и там их озаряют снизу взрывы, и я вижу яркие вспышки - белые, оранжевые, красные. Вспышки опоясывают всю планету. Нам предстоит нырнуть в сплошной огонь. Когда начинается снижение, Пина берет меня за руку.
      Безымянный командир другого подразделения отводит глаза, чтобы не глядеть на нас виновато.
      Женщина с ребенком-драком в бункере. Поле смерти и разрушения, убийца из Маведах, потерявший способность убивать, потому что отказывается продлевать это безумие. Ребенка зовут Суриток Нан. Себя женщина не назвала. Я отпускаю ее, потому что не вижу больше причин для убийства. Что станет с ее маленьким драком? Возможно, он превратится в ключик к будущему миру между драками и людьми. Возможно, изобретет снадобье, которое заставит все расы слиться в единую семью. Но гораздо более вероятно, что он и его мать-землянка погибли вскоре после того, как я перестал их видеть...
      Я вижу многое, относящееся ко мне. Это набор из вещей разной величины. Любовь - небольшая вещица. Еще меньше жалость. Ненависть гораздо больше: это гора, чернеющая на фоне пылающих небес. Но еще выше, чём эта гора, то, от чего меня тошнит, то, что сводит меня с ума, превращает в несмышленыша. Это что-то безразмерное, неуклюжее, это разнузданное чудище, вопящее: "Взгляните на все эти страдания, на всю эту смертельную бессмыслицу! Так не должно быть! Это несправедливо!"
      Вот что превращает Язи Ро в дурака. Даже если я доберусь до Драко и попаду в Талман-ковах, если вывалю тамошним мудрецам всю боль этой планеты, то добьюсь ли чего-то, кроме смеха и раздражения? Это будет бессильный вой под неприступной стеной реальности, бессмысленное битье головой о броневой щит.
      Суждено ли Амадину что-либо, кроме погибели?
      Туман рассеивается, и я возвращаюсь в пещеру к Зенаку Аби. У меня болят глаза, во рту вкус пыли. Передо мной человек - низкорослый, сосредоточенный. Рядом с ним стоит джетах, они вместе греются у огня. Они говорят обо мне, но голоса их доносятся до моего слуха словно бы с большого расстояния.
      У меня подступает к горлу тошнота. Человек! Зенаку Аби нельзя доверять, раз он вот так запросто, по-дружески беседует с человеком. В руках у джетаха какой-то сверток, у человека тоже, поменьше.
      Я сажусь. Нелепость того, что я вижу, становится все яснее. Человек не испытывает чувства вины. Он не трусит, не лебезит, не кается, не трясется от страха. Ничто не говорит о том, что его пригибает к земле осознание преступления, долга совести перед драками.
      Вообще-то внутренний голос подсказывает мне: не исключено, что именно этот конкретный человек не повинен ни в каких преступлениях. Но это только крупица разума, и ее мгновенно перетягивает гиря - необъятная вселенная, имя которой - моя ненависть. А они все болтают... Я начинаю вникать в смысл их болтовни: отправить Язи Ро - меня - на Драко. Тут какая-то ошибка, но они повторяют: Язи Ро - на Драко!
      - Зачем? - пытаюсь спросить я, но даже это короткое слово получается у меня похожим на скулеж собаки - я видел этих мерзких тварей, привезенных людьми на Амадин. Аби оборачивается.
      - Ну как, вернулся на Амадин? Дыши глубже, Ро, напрягай мышцы. Ты выпил успокоительное.
      - Успо... - Я соскакиваю, вернее, валюсь с кресла. Ноги и руки до странного тяжелы и отказываются повиноваться. - Какое еще успокоительное? Я хватаюсь за спинку "кресла", чтобы не рухнуть: пещера вертится вокруг меня. Но головокружение быстро проходит.
      - Этого должно хватить, - говорит человек, указывая на свой толстый конверт. - Цены снижаются из-за падения спроса.
      - Познакомься, Язи Ро, - говорит Аби, - это Томас. Он устроит тебе перелет на Драко.
      Еще не оправившись от приступа головокружения, я падаю в кресло.
      - На Драко? - Я еще в плену своих видений. - Зачем? - Я указываю онемевшими пальцами на свою голову. - То, что сейчас со мной произошло, этот сон, доказало, что полет на Драко - бессмысленный поступок. - Я озираюсь, боясь, что еще не избавился от бреда. - Что это было? Что здесь делает человек?
      - Позволь ответить на один из твоих вопросов, - отвечает мне человек. - Это называется слиянием сознаний. В электронно-химическом смысле мозг Зенака Аби и твой мозг на короткое время соединились. - Он достает из кармана маленький серебристый диск. - Видишь? Это усилитель нейронного поля. - Он убирает диск. - Потерпи пару минут, и действие успокоительного пройдет.
      - Я не принимал никакого успокоительного!
      - Я пустил его в ход, когда массировал тебе голову, - объясняет Аби.
      Это признание должно вызвать приступ бешенства, но я слишком утомлен, слишком сбит с толку. Джетах мира вооружен автоматом и травит какой-то гадостью тех, кто обращается к нему за помощью. Когда я хочу отправиться на Драко, это невозможно, а когда перестаю видеть в таком путешествии смысл, возможность, наоборот, появляется. Похоже, это проверка, способ разобраться, достойный ли я кандидат для присоединения к их культу. Успешно пройдя проверку, я сделаюсь членом тайного общества наркоманов...
      Аби и человек пожимают друг другу руки. Человечий ритуал завершен, Томас уходит. Джетах подкладывает в огонь дров и обращается ко мне:
      - Прости меня, Язи Ро, за применение без спросу успокоительного средства. Мне было необходимо понять, как ты взираешь на мир. Надо ведь знать, можно ли тебе доверять.
      - Доверять? Зачем? Чтобы заслать на Драко? Лететь туда нет никакого смысла. - Я тру лоб. - Разве не в этом состоит урок, который ты и этот человек мне навязали?
      Аби отворачивается от костра и молча меня разглядывает, потом в задумчивости подходит к своему "креслу" и садится, сцепляет руки и наклоняется вперед, упершись локтями в колени.
      - Мы ничего тебе не навязывали, Ро. Но эта технология действительно позволяет видеть чрезвычайно поучительные сны. С помощью усилителя я поместил твое нейронно-событийное поле в свое и мог вспоминать, видеть и чувствовать, как это делаешь ты. А что до твоего вопроса, то тебе действительно нет смысла являться в Талман-ковах и угрожать им, чтобы они поскорее открыли путь к миру. Это твой собственный вывод, и я с ним согласен.
      - Как же так? - Я указываю на выход из пещеры, имея в виду только что удалившегося человека. - Ведь ты и этот твой друг все равно собираетесь отправить меня на Драко!
      Аби смотрит на конверт.
      - Какой-то шанс все же существует, Ро. Боюсь даже гадать, насколько этот шанс мал, но возможность добиться мира надо использовать, какой бы призрачной она ни была. Прежде чем карантин оборвал мою связь с Талман-ковахом, я нащупал цепочку событий, которая могла бы положить конец войне.
      Я качаю головой.
      - Мне не хватает знаний, чтобы в этом разобраться.
      Джетах мысленно отказывается от подробных объяснений, чтобы не похоронить меня под грудой неведомых мне понятий и ассоциаций.
      - Надежда на мир есть. Доставь результаты моей работы в ковах и попроси изучить их в свете новой книги Талмана, утвержденной Трехсот Одиннадцатым джетаи диеа. Это шанс, которым нельзя пренебречь.
      - Талман? Новая книга? - Я едва не давлюсь от смеха и показываю джетаху на золотой кубик у себя на груди. - Тебя воодушевляет очередной миф из груды других бесполезных мифов? До встречи с тобой, старик, я думал, что таких дурней, как я, больше не сыскать, но теперь я так не считаю...
      Зенак Аби молча изучает меня.
      - Тем не менее этот миф мог бы тебя заинтересовать, юноша. В нем говорится о нас, мучениках Амадина. И автор написанного - человек.
      Я смотрю на золотой кубик страниц, который продолжаю носить по душевной слабости, из привязанности к родителю. Талман, книга путей, предания о драках с явления Бога одиннадцать тысяч лет назад и вплоть до... Джетаи диеа, самые блестящие знатоки Талмана и ученые всех времен, включили в Талман новую сказку, нечто, написанное человеком. На планетах драков, где все еще проводятся ритуалы посвящения в зрелость, юнцам приходится заучивать эту новую книгу и декламировать ее на церемонии. Но что способен сказать человек, почему его слова достойны запоминания бесчисленными поколениями драков будущего?
      - Как называется эта новая Кода, Зенак Аби? Наверное, "Кода Нусинда"?
      - Правильно. Джетаи диеа включили новый текст в канон под названием "Кода Нусинда", "Глазами Джоанн Никол".
      - Что же говорят твои таинственные источники о невероятных достоинствах этих человечьих глаз?
      Джетах привычно усмехается.
      - Рассказывают, будто она была слепой, однако видела лучше, чем овьетах Талман-коваха.
      - Слепая?.. - Я смотрю на джетаха, представляя, как предстану перед джетаи диеа. "Сегодня я попотчую вас редкостным блюдом, мудрецы: трудом спятившего старого изменника с устаревшими файлами, без всякого оборудования, вдохновившегося слепой женщиной. Блюдо это вам предлагает убийца из рядов Маведах, всегда пренебрегавший ритуалами и заранее знающий, какое все это гиблое дело..."
      Слишком часто я даю волю своей горечи.
      - Так в чем же особенность этих глаз, Зенак Аби?
      - Она прозрела путь прекращения войны между Палатой драков и Соединенными Штатами Земли.
      - Но одно местечко она все-таки проглядела - Амадин.
      Зенак Аби смотрит в огонь своего костра и говорит:
      - Ее звали Джоанн Никол. Благодаря ей от войны, в которой гибли миллионы, осталась война, в которой гибнут тысячи. До нее в войне участвовали сотни планет, а после нее осталась только одна планета, воюющая сама с собой. За это драки заклеймили ее как врага, люди обвинили ее в измене и лишили свободы. Ты, конечно, можешь смеяться над моими словами, но последствия этой усмешки будут разрушительнее всего, что ты совершил до сих пор, Язи Ро.
      Я закрываю глаза и представляю течения и водовороты вселенной, вертящиеся частички жизни, потоки, несущие мусор жизни неведомо куда... Неужели я отныне прикован к новой книге Талмана, к ненавистным людям? И как вся эта мешанина связана с миром на Амадине? Или все это - мечты, туман, который развеет первым дуновением ветерка? Я со вздохом кладу руки на колени.
      - Что я должен сделать, Аби?
      Он протягивает мне сверток немногим больше обычной книги, обернутый влагонепроницаемой пленкой.
      - Доставь мой труд в Талман-ковах. Привези мне на Амадин "Кода Нусинда", "Глазами Джоанн Никол".
      - Вернуться на Амадин? - От изумления у меня ползут на лоб брови. Если мне посчастливится попасть на Драко, то что сможет заставить меня снова погрузиться в грязь этой планеты?
      Джетах отворачивается и смотрит в огонь.
      - Ты обязательно вернешься, Язи Ро. Это истина, не подлежащая сомнению.
      6
      Ночью другой человек по имени Рик Макфарланд и молодой драк Дуло Рин ведут меня замерзшими, исхлестанными ветром тропами через горный перевал. Вокруг, до самого горизонта, высятся Серебряные горы, и на каждой их вершине, сверкающей льдами, приютилось по крохотному святилищу, где сосуществуют в относительном согласии по несколько созданий, людей и драков. На склонах гор и в зеленых долинах зияют шрамы, оставленные бомбежками, лучами энергоножей, пожарами. Но многие шрамы находятся на тех или иных стадиях заживления: пушистые деревья-подушки и лианы кое-как сглаживают картину. Со временем Амадин мог бы возродиться, если бы населяющие его так называемые разумные существа сумели положить конец нескончаемому ужасу.
      После многочасового спуска мы снова оказываемся среди деревьев. Еще час - и мы оставляем позади, вверху, лесной пояс и оказываемся в небольшом селении, низенькие строения которого почти скрыты кустарниками. Здесь ютятся драки и люди, их дети играют вместе. Это все еще игра в войну, но в игре противостоят смешанные дракско-человеческие силы - уже прогресс. Об этих своих друзьях, пытающихся выжить, и рассказывал мне Зенак Аби.
      В зарослях меня не покидает ощущение, что за мной следят. Лес усеян вооруженными часовыми. Охрану несут люди и драки. Неужели драки и люди действительно когда-то жили и работали вместе? Неужели эти времена могут вернуться? Во всяком случае, на карантинных станциях, стерегущих Амадин, несут вахту совместные дракско-человеческие экипажи. Впрочем, они не окунались в специфические воды Амадина...
      Дело воцарения мира требует, чтобы я выкинул из головы все ужасы, свидетелем которых побывал. Но сумеет ли "Черный Октябрь" забыть об убийстве председателя Фронта Амадина Гордона Роуза, его подруги, трех малолетних дочерей? Сумеют ли Маведах или "Тин Синдие" забыть о перерезанных горлах депутатов Палаты Амадина? Бойню в форте Льюис? Смерть Язи Аво?
      Внутренний голос спрашивает: "Как с боеспособностью, Язи Ро?"
      Я узнаю этот голос: он принадлежит Декибану Ло, джетаху Нокбук-коваха - учебного центра Маведах, куда сортировщик отправляет отобранных сирот. Курсант, задыхающийся от усилия, неизменно слышал: "Как с боеспособностью, Микла Намик?" Стоило закричать от боли, как Ло кричал в ответ: "Как с боеспособностью, Ниас Тох?" Упавший от изнеможения непременно слышал шепот Ло: "Как с боеспособностью, Язи Ро?"
      Мне предстоит выполнить задание, очередное поручение в веренице других. Разница в том, что на этот раз у меня есть время оценить смысл и выполнимость порученного. Что это - серьезная попытка замирить Амадин или смертельный риск в бессмысленных потугах сделать былью сон? Если верно последнее, то я сбился со счета, сколько раз уже пытался и не достигал успеха. Если первое, то как быть с ответом на не дающий покоя вопрос о боеспособности, о пригодности для серьезного дела?
      Уши наполняет вой штурмовика, обрушивающегося с ночного неба без единого огонька. Я трогаю Дуло Рина за плечо. Он оборачивается, но света звезд мало, чтобы различить его черты. Я указывало в ту сторону, откуда доносится оглушительный звук, но драк спокойно продолжает спуск.
      - Это за тобой, - объясняет он. - Надо торопиться, они не могут долго ждать.
      Чем ближе мы подходим к небольшому спускаемому аппарату, тем больше меня мучают вопросы. Кто те продажные офицеры карантинной службы, которые выпустят меня с Амадина, - люди или драки? Я наблюдал, как люди торгуются друг с другом и со стерегущими их солдатами Маведах. Люди продажны по природе, их легко подкупить. Они бесстыдно предлагают взятки любому, кто может принести им пользу. Но насквозь продажного драка я представить не могу.
      При подходе к откинутому люку спускаемого аппарата я вижу три фигуры. Свет не зажигают. Рик отдает толстый конверт и исчезает в темноте. Я пытаюсь найти глазами его спутника-драка, но Дуло Рина уже нет. Двое из команды спускаемого аппарата залезают внутрь.
      - Ты пассажир? - спрашивает взявший конверт. Я отвечаю утвердительно.
      Мне показывают на лестницу, и я карабкаюсь по ней, потом спускаюсь вниз. Меня успокоило то, что рука, сделавшая пригласительный жест, принадлежит человеку. Двое других членов команды встречают меня с непроницаемыми лицами и нетерпеливо жестикулируют. Это драки. Я должен спрятаться под полом грузового отсека. В тайнике меня ждет губчатый матрас, одеяло и две емкости - одна с водой, другая для отправления естественной нужды.
      - Кабина люкс, - говорит один из драков. Другой, взяв из угла панель, вынутую из пола, добавляет по-английски:
      - Полезай. Я узнаю у капитана, какими фильмами ты сможешь развлечься в полете.
      Не понимаю я их шуток, поэтому не присоединяюсь к их смеху. Передо мной продажные драки, мне за них мучительно стыдно.
      Я сажусь на матрас. Двое драков и человек накрывают дыру панелями и шумно их привинчивают. После этого воцаряется тишина. Я остаюсь в кромешной тьме наедине со своими страхами.
      Вдруг эти продажные люди и драки попросту вышвырнут меня в безвоздушное пространство и поделят свои бесчестные барыши, уверенные, что преступление никогда не раскроется? Вдруг карантинные власти обнаружат меня и предадут суду? Если в полете возникнут непредвиденные осложнения, сообразит ли кто-нибудь отвинтить панели и выпустить меня? Или меня сознательно принесут в жертву?
      А если я и доберусь до Драко, то не махнут ли там на меня рукой, не запретят ли обратиться в Талман-ковах? Не оттолкнут ли меня как отступника, не прошедшего ритуалов и не занесенного в родовой архив?
      Я ощущаю сквозь матрас вибрацию, потом начинает нарастать невыносимый вой турбин. Я зажимаю руками голову, но вой проникает в меня через все поры. Толчок, душераздирающий рев - и меня вдавливает в губчатый матрас. Вскоре все мое тело наливается свинцом, я не могу поднять ни рук, ни головы. Давление все нарастает, я уже кричу от боли. Напрягшись, я переворачиваюсь на бок. Это ощущается, как падение, голова, ударившись о матрас, едва не раскалывается, как дыня при ударе о камень. Я навечно парализован, дыхание становится прерывистым, воздух смертельно холоден, до одеяла не дотянуться...
      Так как с боеспособностью? Лучше не задавать больше этот вопрос. Никогда прежде я не летал в космос. Кажется, я сейчас умру.
      7
      На орбитальной станции двое драков вытаскивают меня, полумертвого, из тайника, натягивают на меня бурый комбинезон и потихоньку выводят из спускаемого аппарата под видом члена экипажа. Потом они молча ведут меня по коридорам, куда-то вниз, через ангары, снова по коридорам. Мгновение - и на мне бледно-зеленая форма, как на всей команде орбитальной станции. Драк и человек, которых я вижу впервые, ведут меня по новым коридорам к гигантскому ангару, в котором готовится к вылету черный корабль раз в пять больше спускаемого аппарата. Человек заталкивает меня в какую-то нишу и снова велит переодеться - на сей раз в серо-черную форму. Драк тем временем мастерит мне жетон-пропуск и следит, чтобы нас не заметили.