"...Камил показал на звезды и вымолвил открывшиеся слова Бога: "Постройте двенадцать больших кораблей и соберите на них правоверных харамитов. Держите курс на центр Галактики, и там, где группа звезд Ядра образует зрачок Глаза Ночи, вы найдете Харам, планету, где запрещена война..."
      Отец Ядин говорил, что эта история должна быть последней, которую слышит умирающая женщина, если желает избежать адского огня, однако последнее, что слышала умирающая мать Думана Амина, был звук ее хриплого дыхания в то время, как рак пожирал ее тело.
      И все-таки священник говорил, что даже лепесток с цветущего дерева не падает без мановения десницы Бога, и разве Алилах не пустит мать Думана на небеса только потому, что она не выслушала историю, которую сам Бог не дал ей выслушать?
      "Древние останки Камила Марнина", продолжал имант, "сохраняются в поддерживающем льду, из которого он никогда не пробудится, однако дух его исследует звезды, пока Алилах не направит его к миру, где Он воссоздаст Эдем и снова поместит человечество в Рай..."
      Создание сделало паузу и склонилось в ее сторону: "Я правильно говорю, дитя?"
      Она кивнула и показала: "Очень хорошо."
      "Тогда слушай дальше." Голос Харута Айба продолжил: "Новообретенный рай Харама был пожран пожарами Войны Женщин. Исполненная духами "Шайтана", Магда Харам Марнин, правнучка Просветителя, повела женщин Харама но войну против Бога и мужчины..."
      "Харут Айб?"
      Раздавшийся негромкий голос наполнил ее сердце страхом. Она под вуалью закрыла лицо ладонями, опустилась на колени и поклонилась своему отцу.
      "Мейакаб ати, министр торговли Амин", приветствовал его имант. "С любезной помощью вашей дочери я провожу время ожидания, упражняясь в "Шайтане"."
      Тихая украдкой взглянула между пальцами. Отец, сложив спереди руки, смотрел вниз на нее. "Она знает, что ей нельзя здесь находиться." Он расцепил ладони и дотронулся до красного кушака. Это значило, что отец вызывает Джамила. Сержант прибудет мигом. На сей раз битья ей не избежать. Наступило неудобное молчание, нарушаемое лишь быстрыми шагами появившегося Джамила. Стражник вошел в вестибюль, остановился, поклонился и, прежде чем успел что-то сказать, увидел Тихую, коленопреклоненную на полу. Лицо его пошло красными пятнами.
      Вмешался имант: "Министр, приношу извинение за свое невежество касательно ваших обычаев, но мысль о вторжении в распорядок жизни вашего дома никогда не приходила мне в голову. Тем не менее, единственный, кто здесь допустил оплошность - это я. Именно я попросил ребенка остаться и послушать мое чтение. Я буду в высшей степени расстроен узнать, что из-за моего невежества она будет наказана."
      Тонкая улыбка появилась на губах Думана Амина. "Ее проступок не в том, что она слушала вас, трейдер. Ее проступок в том, что она оказалась здесь, где вы попросили ее послушать."
      Тихая подняла глаза на отца. Она подумала, что лицо у него очень красивое, отчего оно еще больше пугало, когда он был зол.
      Отец поднял брови, кивнул Джамилу. "Не бойтесь, Харут Айб. Она всего лишь там, где ей не положено быть. Сержант проследит, чтобы она нашла дорогу назад в женское крыло." Он взглянул на девочку. "Дочка, попрощайся с трейдером."
      Не задумываясь, она поклонилась, сложила ладони и протянула руки перед собой. Она почувствовала, как змееподобные придатки иманта завернулись вокруг ее пальцев. Они были шерстистые и теплые. Имант заговорил странными словами. В словах, что она услышала, кроме последних двух, ее нового имени, не было смысла. Но что-то странное произошло с девочкой. Казалось, что одно ухо различало непонятные слова прощания иманта, а другое слышало: "Я еще увижу, куда приведет тебя судьба, Звездный Свет."
      Шерстистые придатки отпустили ее пальцы, и отец кивнул Джамилу. Охранник повел ее к дверям в главный холл, а оттуда по коридору, ведущему в женское крыло. Оказавшись не на виду у Думана и его гостя, охранник схватил ее сильными руками и прошипел: "Исус плачет по тебе, девчонка! Клянусь бородой Пророка, что я сейчас сделаю с тобой! Как только трейдер покинет дом твоего отца, можешь быть уверена, что Думан вытрясет из меня всю душу. Если он уволит меня без рекомендаций, что станет делать моя бедная семья? Почему ты не повинуешься мне, дитя? Почему ты не повинуешься своему отцу? В тебе присутствует дух Магды, маленькая шайтанка, и это не ложь. Я вижу зло в твоих глазах. Ты думаешь, что можешь скрыть его, и, наверное, от некоторых и можешь, но от меня ты его не спрячешь. Я вижу твое сердце, и оно страшнее, чем огненный шторм."
      Он остановился у двери на женскую половину. Подождал секунду. Когда никто не отозвался, он поднял глаза на сенсор и начал нетерпеливо притоптывать ногой. "Понятно, почему тебе удался такой хитрый побег." Он хохотнул и лягнул дверь ногой. "Какая светлая мысль. Какая отвага."
      Дверь приоткрылась на щелочку, потом чуть шире. Показалось заспанное лицо Маджнуна. "Сержант, это вы?"
      "Конечно я, дурак!"
      Маджнун взглянул вниз на девочку и нахмурился: "Ти, а ты что тут делаешь?"
      Таща ее за собой, Джамил протолкнулся мимо Маджнуна и закрыл дверь. "Она прошла прямо мимо тебя, когда ты спал, ленивый дурак!" Маджнун посмотрел на нее с болью в глазах. "Если б здесь был Муджтахидун, тебя бы расстреляли..."
      Она вырвалась из хватки сержанта и побежала в жилые комнаты женщин, пока Джамил вопил проклятия Маджнуну. Ей было очень жалко Маджнуна и она понимала, что отныне Маджнун тоже будет ненавидеть ее.
      Она сунула руку в карман платья за украденной конфеткой, думая, что если вернуть ее Маджнуну, то он станет меньше гневаться на нее. Рядом с конфетой пальцы нащупали острые края чего-то незнакомого. Она чуть-чуть вытащила предмет из кармана, взглянула и засунула назад. Это был еще один, третий, подарок торговца: крошечная синяя книга
      "Вчера в школе я научился еще одной новой штуке", объявил Рахман на следующий день Тихой, когда она прошмыгнула в игровую комнату брата. На телеэкране в мультфильме клыкастый имант преследовал маленького мальчика. "Только очень грубой. Меня научил мой хороший друг, Акил Нумайр."
      Тихая скорчилась на полу рядом с Рахманом и глядела сверху вниз ему в лицо обожающими глазами. Ей безразличен риск побега с женской половины, раз только она может побыть рядом со своим братом. "Что такое школа?", знаками спросила она.
      Мальчик усмехнулся и дернул головой, выражая полное равнодушие к вопросу и нажимая кнопку уменьшения звука на телеэкране. Рисованный мальчик спрятался за деревом, а рисованный имант листал маленькую синюю книжку, чтобы попробовать найти мальчишку. Все лесные жители считали имантов очень глупыми, потому что они все время смотрели в книгу, вместо того чтобы просто заглянуть за дерево.
      "Что такое школа?", повторил вопрос Рахман. "Это место, где я вынужден проводить шесть дней в неделю, чтобы учить прорву такого, что, похоже, мне никогда больше не понадобиться. Я завидую, что тебе не надо ходить в школу."
      "Мне бы нравилось ходить в школу, если б я могла учиться."
      "Это запрещено. Кроме того, ты не захотела бы ходить, если это было обязанностью. Поверь мне. Школа смертельно скучна, а учителя ужасно плохи. Но погляди-ка, чему научил меня мой друг Акил."
      Брови Рахмана насупились и он стал заглатывать воздух, словно рыба, вытащенная из воды. Он заглатывал и заглатывал, потом на мгновение замер. Тишина взорвалась рыганием такой силы, что превосходила испускание газов Маджнуном. Рахман сделал это еще раз и громко захохотал, когда увидел, как беззвучно, но сильно смеется Тихая.
      "Уф", проговорил он наконец. "Мне надо перестать смеяться, если я хочу показать тебе, чему еще меня научил Акил." Он глубоко вздохнул, снова засмеялся, потом сделал еще один глубокий вздох. Когда он успокоился, то заглотал еще воздуха, снова рыгнул, но на этот раз испустил изо рта слово. "Джамил!", прорычал он.
      Оба она засмеялись этому звуку, а когда успокоились, Тихая показала знаками брату: "Научи меня рыгать. Это так смешно. Покажи мне, как. Пожалуйста."
      "Не знаю, сможешь ли ты научиться. У меня это заняло кучу времени."
      "Ну, пожалуйста."
      Рахман снова пожал плечами. "Вначале надо заглотать побольше воздуха и удержать его. Делай так." Рахман заглотнул немного воздуха и слабо рыгнул.
      Тихая попробовала несколько раз, но так и не смогла научиться. "Наверное, женщины этого не могут."
      "Могут, могут", сказал Рахман. "Акил Нумайр научил рыгать одну из своих сестер и она делает это даже лучше, чем он сам." Рахман нахмурился и надолго задумался.
      "Братец, покажи мне еще раз."
      "Нет." Он медленно покачал головой и внимательно посмотрел на сестру. "Акил научил сестру. Она рыганием даже выговаривала слово. Но кто-то поймал их. Сестру побили за учение, а Акила - за то, что он ее учил. Я не думаю, что этого хочет Бог." Он покачал головой и посмотрел сердито. "Наверное, лучше обо всем этот забыть."
      Тихая в это время смотрела на экран, где у клыкастого иманта над головой появился яркий свет. Он спрятал свою маленькую синюю книжечку и наклонился, чтобы посмотреть под скалу, где все, включая самого мальчишку, знали, что там ему не спрятаться. Имант дернул своими придатками, вытащив мальчишку за воротник из-за скалы. Мальчишку звали Коко. Имя иманта было Пушок.
      x x x
      "Онан, ветер меняется к худшему", серьезным голосом проговорил Набил. Он сидел за кухонным столом, потягивая чашу абануша. "Помяни мои слова. Дело немногих дней - и мы все обнаружим, что вымаливаем объедки у работающих на фабрике женщин."
      "Вах!", отвечал повар из глубины проверяемой гигантской кастрюли. Посудомойка Джойна чинно стояла неподалеку с опущенным взглядом, уважительно ожидая приговора Онана. Ти улыбнулась гулкому звуку голоса повара. С головой внутри кастрюли, голос его звучал басовито и мощно. Именно таким она воображала себе голос Алилаха звучащим много тысяч лет назад, когда Он сказал Ною, что разрушит планету-прародительницу.
      Онан вытащил голову из кастрюли, с удовлетворением кивнул посудомойке и передал ей тяжелую кастрюлю, чтобы та повесила ее вместо с остальными, пока Тихая пробиралась между плитами к своему безопасному уголку.
      "Набил", начал повар, "судя по тому, о чем ты беспокоишься, просто удивительно, что священники не посадили тебя в холодную и не вмазали несколько сотен вольт. Клянусь Основателем, после этого ты увидел бы тот еще свет."
      Тихая прислонилась к стене, сбросила вуаль и сунула руку в карман. Достав крошечную синюю книжечку, она открыла ее и загляделась на странные знаки на первой странице.
      Харут Айб читал из "Шайтана". Наверное, эта книжечка есть его экземпляр "Книги Мира". Но тогда зачем же Пушок, имант из мультика, смотрел в свою маленькую синюю книжечку, чтобы найти Коко? А когда он нашел Коко, почему мальчишка оказался в таком месте, где никто его не ожидал увидеть, включая самого Коко?
      В заголовке первой страницы стояла отдельная группа знаков. Неверное, эти знаки составляют слово "Шайтан", написанное мужскими письменами.
      Тяжелая руку со стуком поставила чашку на кухонный стол. "Насмехайся надо мной, если желаешь, Онан, но я слежу за новостями. Я слышу то, что говориться между слов."
      "И что же ты услышал?", засмеялся повар, наливая себе чашку сдобренного маслом чая и усаживаясь за стол. "Или мне лучше спросить, что ты думаешь по поводу того, что услышал?"
      Пока повар и старший слуга разговаривали, Тихая рассматривала группу знаков в центре первой страницы. В ней было тринадцать запрещенных ей письменных знаков. Если это слово "Шайтан", то знаков слишком много.
      Голос Набила стал громче: "Смейся, если хочешь, Онан, но пошевели-ка мозгами. Доксы набрали достаточно поддержки, чтобы сделать коалицию возможной..."
      "Этого никогда не случиться", прервал его повар.
      "Если они получат контроль над правительством, Джорам не захочет присоединяться к мировому конгрессу. А если не вступим мы, то никто не вступит, а если никто не вступит, то никто и не разоружится. В таком случае дело лишь времени, когда мы еще раз станем искать пророков, за которыми последуем по лужам крови."
      "Я думаю точно так же, Набил. Никто не хочет войны, поэтому никто не захочет повернуться к ортодоксам. Так в чем же здесь угроза?"
      "Угроза находится прямо здесь, в Джораме, Онан. Ведь сейчас реформисты удерживают власть только потому, что Микаэль Ючель продолжает обещать луну с неба разъединенным партиям, луну, которую не сможет им добыть. И если эти партии охладеют к Ючелю, то Тахир Ранон и его докси станут все держать в своей чертовой удавке."
      "Слушай, что ты такое болтаешь. Реформисты не проигрывали выборов больше двенадцати лет."
      "Это было до того, как армия Джорама спуталась с бахаистами", напомнил Набил.
      "И что же это меняет?"
      "Это все меняет, мой самовлюбленный друг, сидящий в тиши и безопасности свое малюсенькой кухни. Что, если люди Джорама будут убеждены, что скоро начнется война? Они же дважды подумают, прежде чем допустить реформистов в правительство. Когда доходит до драки, люди чувствуют большую безопасность, когда делами занимаются докси. Только партия ортодоксов знает, как вести джихад."
      "Клянусь Христом, Набил, брось-ка эту тему, пока шары твои не лопнули. Что так вытаращился?"
      "Ну, мы еще поглядим, поглядим."
      Оба замолчали, а девочка продолжала изучать незнакомые знаки. Вперед, назад, по одному за раз, они не имели смысла без объяснения. В мужском письме чересчур много букв. Одна мысль изводила ее: что если вдруг книжечка написана вовсе не мужским письмом? Что если она на языке имантов?
      "Джихад", сплюнул Онан. "Что ж, докси просто обожают это древнее проклятие."
      "Это верно."
      "Не могу себе представить, что люди снова купятся на это. Последняя священная война докси была просто чертовой кровавой кашей. Разве ты сам не помнишь? В каждой семье носили траур."
      "Верно."
      "И многие другие тоже вспомнят, друг мой. Докси кончены. Считай, это просто записано на скрижалях."
      "Считай, записано", передразнил Набил. "Почитай-ка мне из своей гадательной книжечки, пуховерт."
      "Набил, я видел ужас джихада только на экранах. А мой отец сам побывал на войне и рассказал мне кое-что гораздо похуже того, что дошло до экранов новостей. Своих проклятых муджахединов докси заставляли совершать жестокость за жестокостью, пока сама армия не восстала, не атаковала фанатиков и тем положила конец войне. Думан Амин тоже был там. Он тебе расскажет. Или спроси Джамила. Он был сержантом Думана."
      "Многие не помнят эту войну, Онан. Только это я и говорю. Выросло целое новое поколение."
      "А как же история, Набил? Как же память?"
      "История мертва для тех, кто не прожил ее, а в политике аккуратная память не является инструментом получения дохода. Наоборот, это орудие соглашательства, шантажа и выгоды. Тьма народу вообще ничего не помнит, а другая тьма помнить не желает. Именно ими воняет в воздухе. Именно они на днях приведут Тахира Ранона к власти."
      "Набил, ты беспокоишься больше, чем какая-нибудь старуха о продовольственных карточках."
      "А как насчет того муллы с хлюпающим носом, кто был на кафедре в прошлый праздник Адонаи?"
      "А при чем тут он?"
      Набил захохотал: "Ты опять пропустил службу? Будь осторожнее, а не то окажешься в один какой-нибудь особенно прекрасный день перед судом священников."
      "Муллы слишком заняты грызней друг с другом и обкрадыванием нищих, чтобы заниматься еще и мной. А что сделал этот мулла?"
      "Ни много ни мало, сказал Думану Амину и членам всех других старых семейств, что реформисты тащат мир в адский огонь Магды..."
      "Это же храм реформистов! Он не имел права говорить там такие вещи." Искреннее потрясение слышалось в голосе Онана. "Почему же даже фанатик пошел на такой риск? И перед всеми прихожанами? Да еще в этом храме?"
      "Как я сказал, мой друг, что-то от докси носится в воздухе."
      "Вах! Набил, тебе надо отрастить шерсть и сосиски, стать пуховертом и подсмотреть будущее в маленькой синей книжечке."
      Во тьме за плитами Тихая задумалась над замечанием Онана о маленькой синей книжечке, вынимая из стены треснувший кирпич и засовывая в отверстие крошечную книжицу. Прежде чем заложить кирпич, она взглянула на синий переплет. Женщинам не позволялось владеть собственностью и имант должен был знать об этом законе. Зачем же пуховерт дал ей книжку? И как может кто-то "подсмотреть будущее" с помощью такой книги? И если бы она это смогла, какое будущее она попытается воплотить в жизнь?
      Она тихонько заложила кирпич на место. Все эти вопросы бессмысленны без ключа к словам книги. Она поглядела в щелочку между плитами. Онан сгорбился на своем стуле, сложив руки, вытянув ноги и скрестив их, опустив подбородок на грудь. Он поднял голову и сказал Набилу: "Если в воздухе пахнет тем, что ты думаешь, мой друг, нам лучше молиться Алилаху, чтобы Джорам и Бахаи вдвоем перевесили докси."
      "И это ты говоришь о молитвах?"
      "Молиться так, будто ты без весла, и грести так, словно Бога не существует."
      Девочка прошмыгнула в тенях и выскользнула в коридор. На службе находился Джамил, но на этот раз сержант сам ненадолго прикорнул в сторожке. Она прокралась мимо, открыла дверь и пошла к игровой комнате брата. Она собиралась рассказать Рахману о книжке иманта. Может быть, он научит ее читать?
      Когда она вошла, Рахман сидел на полу, играя с моделью парусника. Заметив ее, мальчик нахмурился и снова перевел внимание на модель.
      "Тебе нельзя находиться здесь, девчонка. А то у меня будут еще неприятности."
      Холод сжал ее сердце. Она спросила знаками: "Что случилось?"
      "Джамил поговорил с отцом."
      Она улыбнулась: "И ты рассказал свою великую ложь? Ты сказал ему, что Джамил..."
      "Нет." Лицо Рахмана сильно покраснело. "Джамил рассказал отцу и об этой лжи тоже и о моей угрозе. Отец ужасно разозлился на меня." В его глазах стояли горячие слезы стыда. "Он побил меня, и все это ты виновата!"
      Ее глаза сузились и она показала: "Я не заставляла тебя лгать о Джамиле."
      Мальчик швырнул свою модель в сторону, вскочил на ноги и дал ей пощечину. "Вот тебе за это, Тихая!"
      Она стояла в оцепенении, а мир ее сжимался до размеров женской половины. Она проклинала невольные слезы на своих щеках, когда показывала: "Ты ничтожество, Рахман! Ты такой же, как все. Ничтожество."
      Он занес руку, чтобы снова ударить ее, но она сильно толкнула его в грудь ладонями, повалив навзничь на его модель. Он успел наполовину привстать, когда она прыгнула на него, снова сбив его на пол и раздавив модель. Она боролась с ним, пока не уселась верхом ему на грудь, удерживая на полу его руки за запястья.
      "Я убью тебя, девчонка! Клянусь, я убью тебя за это!"
      Из-под своей вуали Тихая смотрела вниз в ярко-красное лицо брата. Она собрала слюну во рту, раздвинула губы и выплюнула ему в лицо. Когда брат завопил от ярости, она заглотала воздух сколько смогла и изрыгнула самое грязное из услышанных ею слов: "Сортир!"
      Отпустив его, она встала и в последний раз оглядела комнату, полную игрушек. Принц оказался чудовищем, но королевство его оставалось чудесным.
      "Ты уродина!", завопил Рахман со своего места на полу. "Ты подлая, уродливая и вонючая! Ты глупая, ты девчонка, и ты всего лишь дура! Я тебя ненавижу! Я ненавижу тебя, и хочу, чтобы ты умерла!"
      Тихая повернулась и растворилась в тенях, возвращаясь на женскую половину. В эту ночь, плача, она чувствовала, как разрывается ее сердце.
      x x x
      Неделей позже все люди усадьбы стояли во дворе перед входом в главное здание, когда зябкий осенний воздух холодил их шеи. Мужчины располагались неровным полукругом возле Думана Амина. Женщины и девушки всего дома теснились черной кучкой у подножья каменной лестницы.
      Рихана стояла вместе с женами Онана, Набила, Джамила, Маджнуна и Исака. Даже жена садовника-язычника Тоя была здесь же. Пятеро судомоек толпились вместе, и как не уговаривала из Рихана расслабиться, она со страхом в глазах держались друг за друга.
      Маджнун и Исак стояли среди женщин, но не со своими женами. Между ними стояла вторая жена Думана, известная женщинам под именем Хедия. Все слуги-мужчины находились на месте, но на церемонии никто не присутствовал.
      Тихая смотрела на свою мать. Исак держал ее за левую руку, Маджнун за правую.
      "Клянусь льдом Камила", с чувством сказал Думан Амин. "Это же варварство." Он взглянул на Рази Итефа, своего секретаря. "Ортодоксы поднимают свою беззубую старую голову, чтобы испустить свое последнее сенильное сопение с целью посмотреть, не станем ли мы все остальные прыгать. И ничего больше."
      "Но я вижу, что мы, тем не менее, прыгаем, министр."
      Отец Тихой секунду глядел на Рази, потом гневно хохотнул. "Твои губы не лгут." Думан сделал паузу и посмотрел на главную подъездную дорожку. "Если первый министр хочет из этого фарса устроить целое представление, то где же он?"
      "Уже скоро, министр. Секретарь премьера, когда позвонил, сказал, что они как раз проезжают Йоэль." Рази взглянул на часы. "Наверное, мне следовало захватить ваш плед, сэр. Вы уже кажетесь продрогшим, а вся церемония будет проходить на воздухе. Если они планируют еще и чтение, вдобавок ко всем их речам, это обещает быть настоящим испытанием."
      Думан поморщился и взглянул на Рази. "Тахир Ранон заявится туда по меньшей мере на час, будь уверен." Он кивнул и вздохнул. "Плед был бы очень кстати. Спасибо за предложение."
      Рази кивнул Набилу, главный слуга Думана поклонился и поспешил вверх по ступеням. Пока Думан ждал, он нахмурился и подошел к женщинам. Тихая и все остальные глубоко склонились при его приближении.
      Он поднял руки: "Слушайте меня."
      Они выпрямились и Думан осмотрел каждую. Когда его взгляд упал на Тихую, он задержал его. Помолчав немного, он обратился ко всем: "Я хочу, чтобы вы поняли: церемония, которую мы вскоре проведем, такая, которой я с реформистами противились десятилетиями. Эта церемония унижает любого ее участника: мужчин так же, как и женщин. Она так же не служит воле Алилаха, как танцы колдунов не годятся для вызова песчаных демонов."
      На лицах некоторых женщин появились тревожные выражения. Взгляд Думана на секунду остановился на его второй жене. "Я надеялся, что смогу избавить тебя от этого." Он пожал плечами и посмотрел на остальных женщин. "Я хотел избавить вас всех. Однако, после пограничного инцидента с Бахаи, ортодоксы пришпоривают нацию фундаментализмом. Это пройдет, но пока это не прошло, всем нам следует поступать так, чтобы глупая гордость не позволила нам быть захваченными истерией текущего момента. Кроме того, нам надо съесть свою порцию сухого песка. Наш первый министр Микаэль Ючель ест свою долю, мы обязаны съесть свою. Женщины наших двух домов должны предстать на церемонии вместе с женщинами из домов других членов кабинета министров."
      Набил появился, принеся Думану его серое пальто с черным меховым воротом. Когда Думану помогли его надеть, он сказал женщинам: "Я просто хочу, чтобы вы знали: я против этой церемонии."
      Крик со стены просигналил о появлении кавалькады премьер-министра. Через мгновение блестящий бордовый нос лимузина появился в воротах, за лимузином последовал целый поезд из четырнадцати машин, все до одного того же бордового цвета. На всех машинах на капотах развевались крошечные флажки - белые, с золотым звездным крестом в центре.
      Тихая повернулась и увидала, как две поломойки показывают друг другу знаки.
      "Ты слышала, что он сказал?", Зед показала Джойне. "У меня просто кровь закипела."
      Джойна кивнула и показала в ответ: "В один прекрасный день Тахир счистит эти грязные пятна с одежд Алилаха."
      "Может, Бог откроет ему глаза..."
      Рихана повернула Тихую и показала: "Невежливо стоять спиной к первому министру."
      Девочка сунула руку в рукав Риханы, чтобы можно было делать знаки на невидимой снаружи коже. "Зед и Джойна злы на моего отца."
      "Они ортодоксы", ответила Рихана.
      "Должны ли мы предупредить отца?"
      "Твой отец и так знает."
      Тихая нахмурилась, словно о чем-то задумавшись. Ее пальцы снова задвигались по руке Риханы: "Если они ортодоксы, почему они говорят пальцами? Я думала, что докси этого тоже не позволяется."
      Губы Риханы изогнулись в улыбке и она ответила: "Они считают, что все правильно, потому что делают это они. Теперь переведи внимание на первого министра."
      Думан у первого лимузина ждал, когда Набил откроет дверцу. Первый министр вышел из свое машины и Тихая была разочарована, какой он низкорослый. Так как он был первым министром, это делало его более важным, чем ее отца, и она ожидала, что он будет выше, чем Думан. На лице первого министра застыло тревожное выражение.
      Отец выступил вперед, взял руку Микаэля Ючеля, поцеловал ее и поднес к своему лбу. Отпустив руку, Думан расцеловал первого министра в обе щеки. Тихая оглянулась на дом. Рахман смотрел на нее вниз с лицом полным ненависти. Она отвернулась, шоферы последних пяти лимузинов открыли дверцы и пассажиры заняли место в свите.
      Набил начал рассаживать женщин в последние пять автомобилей, и у Тихой закружилась голова от перспективы оказаться за пределами поместья. Куда они поедут? Что они увидят? Она последовала в лимузин за Риханой и мгновенно ее ноздри приласкали запахи дорогой кожи и ароматного дерева.
      Она уселась между Риханой и старой женщиной, которую помнила с похорон матери Думана. Она положила ладонь на руку Риханы и начертила: "Кто она?"
      Рихана знаками начертила в ответ, что это тетка Думана по имени Лееба, и сказала, что Лееба слабоумна и не надо ее ни о чем спрашивать, иначе она начнет плакать. В кабину вошел Исак, за ним последовали Хедия и Маджнун. Вторая жена Думана уселась лицом к дочери, охранники сели по обе стороны от нее.
      Тихая видела, что мать пристально смотрит на нее. Она опустила взгляд на руки матери. Хедия показала: "Ты - мое дитя. Я слышала, как ты плакала, когда родилась. Я знаю, что у тебя есть голос."
      Девочка нерешительно показала в ответ: "Говорят, что ты сумасшедшая. Говорят, что я не должна приближаться к тебе, потому что ты делаешь мне больно. Говорят, что я не должна читать ничего из того, что ты мне показываешь."
      "У тебя есть голос."
      "Нет. Я пробовала. У меня нет голоса."
      Пальцы Хедии повторили: "У тебя есть голос."
      Тихая долго сидела неподвижно, глядя на длинные, изящные пальцы матери. Когда машины начали движение, она показала матери: "Ты не дала мне тайного имени."
      "После того, как тебя у меня забрали, каждый раз, когда я тебя видела, ты от меня убегала."
      Глаза девочки расширились. "Так у меня есть тайное имя?"
      "Да."
      "Какое имя у меня среди женщин?"
      Жесткий рот Хедии немного смягчился, когда она показала: "Твое тайное имя - Лилит. Она была первой женой Адама. Она потребовала равенства с Адамом, а когда Адам не согласился на это, она его бросила. Адам потом получил от Бога Еву и вместе они основали расу мужчин и уступчивых женщин. Лилит ушла, чтобы основать расу свободных женщин."
      "Им позволено говорить пальцами между собой?", спросил Маджнун.
      Исак покачал головой и ответил: "Не в моем лимузине." Он пожал плечами и улыбнулся. "Но ведь это же не мой лимузин." Голос Маджнуна стал более серьезным: "Это лимузин Думана, и при всем уважении я все-таки скажу, что рядом с ним женщины вечно делают все, что им заблагорассудится."
      Лилит взглянула в глаза своей матери и показала: "Спасибо за имя, мама."
      Пальцы Хедии показали в ответ: "Никогда не забывай: я слышала твой плач. Ты умеешь говорить. Лилит, ты можешь вернуть голос расе женщин."
      Лилит взглянула налево и увидела, что Рихана смотрит на нее. Первая жена Думана некоторое время изучающе глядела на нее, потом взглянула на Хедию, а потом снова перевела взгляд на проносящиеся за окнами холмы и поля.
      Когда караван въехал в город Джорам, к нему присоединился отряд черно-пегих мотоциклистов, сопровождавших караван первого министра на церемонию. Улицы раскинулись широко, окаймленные величественными цветущими хлопковыми деревьями и молчаливыми любопытствующими толпами. Лимузин остановился и Лилит почувствовала возбуждение в груди, когда Рихана вывела ее из машины.
      Толпа состояла только из мужчин. На их лицах не было ни радости, ни жалости. От рядов этих жестоких масок она подняла глаза на высокие, сверкающие здания.
      Раздался барабанный бой, казалось, что их ритм проникает в самую душу, вызывая нечто древнее и страшное. Звуки эхом отражались от стеклянно-стальных фасадов окружающих башен, а из осыпающихся останков древней руины, высившейся перед ними, слышались призрачные звуки деревянных флейт. Лилит держалась за руку Риханы, когда женщины из домов важных персон, входя в стены древнего храма, образовали черную колонну.
      Было странно находиться внутри здания и все-таки там, где должен был быть потолок, видеть небо и верхушки других строений. Сами руины были всего лишь немногими остатками нескольких медового цвета каменных колонн и стен. Почерневшая арка входа была единственно целой во всем строении.
      Внутри, слева от арки, стояла бронзовая статуя женщины, державшей палец перед сомкнутым ртом. Она поняла, что эта женщина - Ангерона.
      На стенах виднелись большие белые пятна, и она вжала пальцы в руку Риханы, спрашивая: "Что это белое?"
      "Жар огня выбелил стены", ответила Рихана на руке Лилит.
      "Когда был пожар?"
      "Храм разрушен более трех столетий назад Магдой и Мечом Справедливости во время Женской войны."
      "Это сделали женщины?"
      "Магда и женщины ввергли весь мир в огонь."
      Внутри руин странные мужчины стояли торжественными маленькими группами. Время от времени кто-нибудь из мужчин пристально глядел на женщин. Выражение лица его при этом всегда было очень жестким, глаза сужены, они смотрели с усмешкой или даже с ухмылкой. Лилит не отводила глаз, дерзко возвращая взгляд. Казалось, что взгляды этих мужчин были оскорбительными, вызывающими знаками какой-то загадочной победы. Пальцы Лилит проникли под рукав Риханы и задвигались на коже, спрашивая: "Зачем мы здесь?"