Крошка Вилл подалась вперед:
– Все дело в ягодах. Только они защитят нас от эпидемии! Мейндж с печальной улыбкой покачал головой:
– Мы уже пробовали, И сколько мы ни кормили их ягодами, проку никакого. Вон сколько народу отправилось на тот свет.
– Косточки, Мейндж! Они ели ягоды с косточками? Мейндж откинулся на подушках и потер подбородок.
– Не знаю точно… – развел он руками. – Все равно это не объясняет, почему дети, родившиеся здесь, невосприимчивы к болезни. Они все едят ягоды, но что-то я не встречал ребенка, которому нравились бы косточки. Они на любителя.
Вилл нахмурилась и взглянула на Мейнджа:
– Ты когда-нибудь лично видел, как дети выплевывают косточки? Они их не раскусывают, потому что косточки кислые. Да и зубов у них еще для этого нет.
Мейндж внимательно разглядывал Крошку Вилл:
– Ты хочешь сказать, что они заглатывают мякоть вместе с косточками? – Мейндж посмотрел на расставленное на столе угощение.
– А на Срединном континенте зараза пристает ко всем, в том числе и к детям – но там у них совершенно нет ягод! Ветеринар посмотрел на Крошку Вилл:
– Возможно, ты и права. Чем черт не шутит.
Он взял со стола пригоршню ягод и начал давить их в руке. Затем из раздавленной массы извлек горстку косточек и встал, прихватив с собой кувшин с бражкой.
Крошка Вилл удивленно следила за его действиями:
– И что ты собираешься делать?
– Скормить их Пальчикам – теперь он у нас вроде подопытной морской свинки.
Ветеринар выбежал на улицу, а Шайнер Пит вопросительно посмотрел на Вилл.
– Боюсь, что праздничный обед разделим только мы с тобой. – Он отломил корень кобита. – Будем надеяться, что тунговые ягоды сделают свое дело.
Крошка Вилл посмотрела на угощение, затем отвернулась, устремив взгляд в ночную тьму:
– Сделают, вот увидишь.
В темноте ей виделись всевозможные картины.
– Мне многое видно, Пит. Например, что мы будем делать, когда у нас не останется слонов?
– Просто будем жить как муж и жена. Можно подумать, нам будет нечем заняться. Вилл повернулась к нему:
– Не мы, а дрессировщики! Что они будут делать, когда не станет слонов?
Пит покачал головой:
– То же, что и другие. Вилл поднялась:
– Ты не понимаешь. – Она вышла на темную улицу и направилась к краалю. Поднявшись по косогору, Вилл взобралась на изгородь и устремила взгляд на темные силуэты.
– Без слонов мы ничто, – еле слышно прошептала она.
События, увиденные Крошкой Вилл той памятной ночью, с годами постепенно сменяли друг друга. К началу шестого Гастрольного Сезона была построена короткая дорога до Порса. Эксперимент с тунговыми ягодами оказался успешным – теперь люди только и делали, что поглощали их с косточками. Кроме того, ягоды и даже тунговые деревья приходилось время от времени доставлять морем на Срединный континент.
К седьмым Гастролям эпидемия была побеждена, и люди вновь собрались на торжества в Тарзаке. Крошка Вилл ехала на спине у Рег по мосту через дельту и в очередной раз видела, как люди считают слонов. Теперь их было всего семнадцать. Минг испустила дух в Тарзаке, а двое других в Изумрудной долине отравились ядовитым папоротником, в изобилии произраставшим в тамошних местах. Одна из трех слоних в Куумике погибла во время несчастного случая на рудниках. Теперь на Момусе осталось всего девятнадцать слонов.
Вечером первого дня жители Мийры узнали, кто уцелел, а кто умер во время эпидемии – Раскоряка Тарзак, Ледфут Сина, Кулачище Билл Рис, Трэббит Куумик, Дик Собачья Морда, Чолли Джекоби, Мадам Зельда и многие, многие другие остались в прошлом.
В тот вечер роль распорядителя Большой Арены Тарзака взял на себя Спатс Скорцини. Он также представил публике Бородавку как Магистра тарзакского жречества. Многие поменяли названия своих профессий.
И лишь дрессировщики слонов остались дрессировщиками. По дороге назад в Мийру слониха Чилли Неда по кличке Генеральша неожиданно взбесилась, убив трех конюхов и двоих детей. Ее пришлось прикончить. Для этого прибегли к старинному способу – единственному в их распоряжении. Генеральшу за задние ноги привязали к дереву, накинули ей на шею прочную цепь-удавку, конец которой прикрепили к упряжке першеронов. Для Крошки Вилл процедура удушения Генеральши показалась бесконечной. Эта вынужденная расправа оставила в душах людей неприятный осадок. Никто даже не заметил, как Чилли Нед молча ушел в темноту.
Во время седьмых Гастролей в Тарзак прибыло шестнадцать слонов. Двое в Куумике тоже были еще живы, так что общее слоновье поголовье Момуса составляло восемнадцать особей.
К этому времени на кладбище переместились Озамунд Великолепный, фокусник-чародей; Паки Дерн, старший дрессировщик слонов; Растяжка Дирак, ответственный за рекламу; Губошлеп Пейн, зазывала; Птомейн Милли, продавец сладкой ваты; Погонщик Саггс, главный конюх, и Чилли Нед, дрессировщик слонов.
Перед тем как выйти из Мийры, дрессировщики единогласно избрали Крошку Вилл Хозяйкой слонов – или, вернее, главой гильдии дрессировщиков Мийры.
В первый день Гастролей Магистр тарзакского жречества огласил официальную религию местных жрецов. Ранее был проведен опрос населения, и жрецы заранее согласились принять ту веру, за которую выскажется большинство. Большинство же высказалось за «никаких предпочтений».
И вот что зачитал Магистр тарзакского жречества:
– Официальной религией жречества на Момусе отныне является та, за которую высказалось большинство, а именно: «Никаких Предпочтений». Кроме того, представляется целесообразным составить образцы молитв и отправлений таинств, в чем должны оказать помощь те, кто принадлежит к данному вероисповеданию, на тот случай, если в будущем возникнет необходимость в подобных молитвах и таинствах.
С трибуны, где разместились гости из Мийры, поднялся Подж Лодер:
– Я хотел бы внести уточнения относительно богохульств. Негоже жрецу разговаривать как сапожнику, а наш Вощеный только и делает, что сквернословит.
Бородавка поразмыслил над этой жалобой, затем ответил Поджу:
– Наряду с другими жалобами я рассмотрел также использование имени «Момус» как элемента божбы и не нахожу в этом ничего дурного. Момус – это древнее земное божество смеха. Более того, наш губернатор назвал в честь него эту планету – кстати, тоже в шутку. Исходя из этого, я не вижу причин считать использование имени данного божества богохульством. Поскольку отныне мы все официально являемся членами Церкви Никаких Предпочтений, я вообще не вижу причин считать что-либо богохульством. Тем не менее, Подж, наряду с твоей жалобой, я также получил немало нареканий относительно некоторых слов, используемых жрецами в речи, и надо сказать, что многие из этих нареканий не имеют под собой религиозной основы. Во время похорон отныне запрещается напутствовать покойного фразами типа: «Покажи-ка им кузькину мать на том свете, сукин сын», «Как попадешь туда, забей там для меня бабу, да погрудастее», «Живым ты был куда красивее, едрена вошь» или «Покажи смерти средний палец».
После этих слов Бородавка обернулся к другим представителям жречества, стоявшим вместе с ним на арене:
– Я хотел бы еще добавить, что, регистрируя беременность или рождение, следует употреблять надлежащую лексику. Плод есть плод. Негоже именовать его «чуваком» или «головастиком», а чрево, его вынашивающее, «брюхом» или еще хлеще. И главное, сам процесс, который является непосредственной причиной вышеуказанного состояния, следует именовать подобающе, а не тем словом, которым вы обычно пользуетесь.
Вощеный положил руку на панцирь Черепашке Агдоку.
– Будь добр, окажи мне одну услугу – сходи на трибуну, где сидят наши из Мийры, и объясни этому дубине Поджу, как правильно произносится наша профессия.
– Зачем?
– Кажется, до него плохо доходит, что такое – быть этим гребаным жрецом. Вот зачем.
– Правильное произно…
– Да я-то сам знаю. Ты лучше Поджу это скажи. Ему это надо в первую очередь.
И Черепашка нехотя направился к трибуне, где сидели жители Мийры.
Бородавка прокашлялся и обратился к присутствующим:
– В ответ на вопрос, заданный мне многими из здесь присутствующих, отвечаю: изобретение телефона решено отложить на неопределенное время в связи с отсутствием должного интереса.
Во время восьмых Гастролей люди узнали, что Колокольчик Макгерк, Дурень Джо и Мутч Мовилл взяли себе учеников и теперь требуют новых названий своим профессиям. Отныне, гласило постановление, ростовщики именуются «кассирами», сплетники «глашатаями», а лжецы «сказителями».
В тот год в параде участвовало всего двенадцать слонов. Четверых одряхлевших пришлось оставить в краале Мийры – переход в Тарзак был им не под силу. Крошка Вилл тоже осталась в Мийре вместе с Мейнджем Рейнджером и Шайнером Питом. Незадолго до возвращения делегации из Тарзака Мейндж принял у Крошки Вилл двойню – мальчика и девочку. Мальчика она назвала Джонджей, в честь Джона О'Хары, а девочку – Мэй, в честь месяца мая, в который когда-то начинались их настоящие гастроли – давно, в другой жизни.
Шайнер Пит спросил жену, есть ли у дрессировщиков слонов будущее. Вилл ничего не сказала в ответ. Ее сын, судя по всему, оказался наделен такими мощными телепатическими способностями, которые истощали ее собственные. Как ни пыталась, Вилл не могла представить себе его будущее.
Мэй родилась калекой. Она никогда не встанет на ноги. Мейндж искренне переживал по этому поводу, Пит принял это как данность. Крошка Вилл прекратила попытки заглядывать в будущее. Ведь ответ ей был известен давным-давно. У дрессировщиков нет будущего. Песнь слона скоро смолкнет навсегда. А что может заменить ее, Вилл не могла себе представить.
Но она точно знала одно – пока живы слоны, живы и дрессировщики. Вилл взяла в руки стек с золотым наконечником и положила рядом с сыном, чтобы тот мог дотянуться до него ручонками. Но тот, ощутив прикосновение чего-то холодного, отдернул ручку и расплакался.
В глубине Великой топи Вако-Вако опустился на колени перед холмиком, в котором лежали зарытыми пять ссендиссианских яиц. Проверив, хорошо ли увлажнена земля, он заговорил с ними:
– Через пару месяцев у Ханы родится ребенок.
– Мы все так давно этого ждем.
– Ей следует вернуться на то место, где когда-то упал наш третий шаттл. Там есть люди, они помогут ей. И я должен быть с ней.
– Нет!
Вако встал и посмотрел на холмик:
– Что вы хотите сказать этим «нет»?
– Неужели не ясно?
– Вы не позволите мне пойти вместе с ней?
– Ни ты, ни она не уйдете отсюда. Хана родит ребенка здесь. Вако обернулся на стоявшую в отдалении хижину:
– Ну это же глупо! А вдруг ребенок не выживет?
– Тогда вы с Ханой произведете на свет еще одного. Мы не можем рисковать и не отпустим вас отсюда. Вако вновь посмотрел на холмик:
– А если они оба умрут? Такое часто случается при человеческих родах, если рядом нет никого, кто мог бы оказать помощь.
Какое-то время яйца молчали.
– Вако, но если они оба умрут, ты всегда сможешь найти себе другую женщину. И тогда вы с ней произведете на свет другого ребенка.
– А где я найду ее, эту другую женщину?
– С Ханой все будет в порядке, Вако. И вы оба останетесь с нами.
Казалось, яйца заспорили о чем-то между собой, а затем вновь обратились к Вако:
– Пора рассказать тебе все, как есть.
– Что рассказать?
– Ты никогда не уйдешь отсюда. И Хана никогда не уйдет. Мы не отпустим от себя ни твоего ребенка, ни детей твоегоребенка, ни их детей – пока не освободимся от скорлупы. И не пытайся бороться с этим, Вако. У нас хватит сил помешать тебе, и ты никогда не причинишь нам вреда, даже если захочешь. И помни, мы всегда можем убить Хану.
Вако зашагал вниз по склону к хижине. На полпути между холмиком и своим жилищем он обернулся:
– Мы столько лет денно и нощно заботились о вас. Так почему же вы нам не доверяете?
– Но мы же еще дети, Вако, – со всех сторон до него донесся телепатический смех ссендиссиан. – Чего еще от нас ожидать"?
И снова злорадное шипение. Руки Вако непроизвольно сжались в кулаки, и он бегом бросился к холмику.
– На этот раз я вас проучу!
Но чья-то невидимая рука швырнула его на землю. Вако поднялся, потрогал рот – к его удивлению, на руке осталась кровь.
– Черт бы вас побрал! – Он посмотрел на холмик. – Только посмейте еще раз, и я лишу вас любви. Неужели вам это не понятно?
– А нам и не нужна твоя любовь, Вако. Нам нужен тот, кто позаботится о нас. Ты сам нам это говорил.
И вновь чья-то мощная ручища заехала Вако по физиономии. А затем еще, и еще, пока он не рухнул на землю, потеряв сознание.
Тогда яйца принялись звать Комету:
– Хана! Хана! Иди забери своего самца!
Измученная и опустошенная, из хижины показалась Хана. Шатаясь, она побрела в направлении холмика, пока не наткнулась на истекающего кровью Вако. Хана склонилась над ним и произнесла, улыбаясь сквозь слезы:
– Я же говорила тебе!
И тогда к ней обратились яйца:
– Хана, своего ребенка ты родишь здесь.
– Я знаю.
Хана присела на корточки и принялась очищать грязь и траву с ран на теле мужа.
– Я знаю.
– Это будет девочка. Мы назвали ее Ссура.
– Как-как?
– Ссура. Это имя означает «хранительница». И она наша. Мы уже завладели ее сознанием.
Хана положила руки на живот, печально склонила голову и с горькой усмешкой подумала, что лучшее, что она могла бы сделать для младенца, это убить его.
– Не забывай, Хана. Мы завладели и твоим сознанием тоже. Хана вздохнула и снова взялась обрабатывать раны мужа.
– Я знаю. Как такое можно забыть.
На одиннадцатые Гастроли Крошка Вилл взяла Джонджея и Мэй с собой в Тарзак. В параде участвовали одиннадцать слоних. В пятнадцатых Гастролях приняли участие восемь. Во время двадцать пятых их было всего две. Во время двадцать восьмых в Тарзак пришла лишь одна-единственная слониха. Это была Рег.
Крошка Вилл шла рядом с ней, а позади – колонной, Джонджей с Мэй на руках и другие дрессировщики Мийры.
Во время двадцать девятых Гастролей на параде отсутствовали и слоны, и дрессировщики.
Глава 20
К тридцать первому Гастрольному Сезону на Момусе осталось лишь шесть одряхлевших слонов, доживавших свои дни в краале Мийры. Мало кто из города ездил в Тарзак на праздники. Гораздо больше народу приезжали в Мийру подивиться на шестерых слоних, все еще живых. Для большинства жителей Момуса эти путешествия были полны всяческих неудобств. Дети и молодежь то и дело жаловались. Но представители старшего поколения – те, кто когда-то пережил крушение «Барабу» – не принимали никаких жалоб. Люди приезжали в Мийру увидеть слонов и вспомнить то время, когда многие, память о ком жила в их сердцах, еще были рядом. Молодежь ни разу не видела настоящего представления. Бесконечное веселье, шатер шапито – все это было им чуждо и непонятно. Слоны? Забавные существа – уродливые гиганты из фольклора сказителей.
Приезжающие, как правило, заставали в краале девушку; она сидела и рисовала, а красивый юноша либо восседал на слоне, либо позировал, стоя с ним рядом. Когда девушке надоедало это занятие, юноша поднимал ее на руки и нес в дом Крошки Вилл – Хозяйки мийрских слонов. Доставив сестру домой, он отправлялся в «Бивень» – местную таверну. Там этот юноша по имени Джонджей развлекал приятелей и тех, кому случалось заглянуть туда, громкими пьяными россказнями о каких-то телепатических яйцах, серых гигантах и призраке по имени Здоровяк Вилли.
Стоило его как следует попросить или напоить, как юноша был готов продемонстрировать свои удивительные способности в картах и игре в кости. А еще он постоянно сетовал, что люди отказываются с ним играть, потому что он якобы унаследовал от родителей телепатические способности. Карта посреди стола переворачивалась сама собой. С виноватым видом юноша пытался прикрыть ее рукой. А потом разражался пьяным хохотом.
– Ох, моя голова! Совсем раскалывается! – Мортифай покачнулся, посмотрел на закрытые двери таверны, затем на своего приятеля, сидящего в пыли городской площади, и рухнул рядом с ним, глядя куда-то на звезды.
– Ну когда же нас вызволят из этой дыры? – Мортифай расхохотался. – Ты посмотри на них, посмотри на звезды-то! Моя матушка Повариха Джо говорит, что когда-то они жили где-то там, далеко, среди них. Ты можешь себе это представить?
Джонджей тоже перевел взгляд на небо – в голове у него был туман. Парень хихикнул:
– Почему-то сегодня этих звезд больше обычного! Мортифай только махнул рукой:
– Просто сегодня у тебя в глазах двоится! Джонджей поднял из пыли полосатую тунику, рыгнул и повернулся к приятелю.
– Как по-твоему, Капе правильно поступил, когда вышвырнул нас из заведения?
– Ну ты загнул! – Мортифай поскреб голову и указал на двери таверны. – Кто из нас двоих изучает медицину у старого Мейнджа? Он? Я, конечно! И кому, как не мне, знать, какое зелье идет нам на пользу.
– Особенно чтобы согреться прохладным вечером.
– Или вывести пятна от сока тунговых ягод! Джонджей рассмеялся:
– Или избавиться от бородавок!
– Ш-ш-ш! – Мортифай обернулся по сторонам. – У жрецов повсюду уши. – И оба парня рассмеялись. Мортифай засунул руку в складки одежды и вытащил кувшин. – Ага, а вот и лекарство.
Джонджей даже присел.
– Клянусь Момусом, но в твоих жилах течет кровь мошенника. Как тебе удалось это украсть?
– Украсть? – Мортифай явно обиделся. – Неужели ты думаешь, я хочу, чтобы мне дали пинка отсюда? Нет, это всего лишь небольшая компенсация за то, что Капе выгнал меня из таверны.
Он откупорил кувшин, сделал большой глоток, а затем протянул бутыль Джонджею:
– На. Самая пора смягчить острые углы реальности.
Джонджей отпил вина, пролив немного себе на тунику. Он отнял кувшин от губ и мутным взглядом посмотрел на приятеля:
– Ну, давай рассказывай.
– Что рассказывать?
– Сколько ты просишь за это зелье? Мортифай слегка протрезвел и перевел взгляд на звездное небо.
– Ты лучше скажи, Джонджей, как мне попасть в те, иные миры. Туда, где улицы и дома по вечерам залиты светом, где есть всякие удивительные машины и развлечения, где можно полакомиться чем-нибудь вкусненьким.
Он потянулся за кувшином и сделал глоток.
Джонджей покачал головой:
– А может, их и нет вообще, этих иных миров. – Он взял у приятеля из рук кувшин.
– То есть как это, нет?
Джонджей отпил вина, передал кувшин приятелю и помахал рукой в сторону неба.
– Что, если это только мифы? Порождение пьяной фантазии старика Мовилла? Как я понимаю, его выбрали главой тарзакских сказителей не из-за приверженности к истине. Что, если мы всегда жили на этой планете?
Мортифай поставил кувшин на землю:
– Ерунда. С какой стати старикам лгать?
– Чтобы вселить в нас надежду. Может, они для того и рассказывают нам эти сказки о других мирах – мирах, где водится множество слонов, – чтобы дрессировщики чувствовали себя дрессировщиками, даже если у них нет слонов?
Мортифай покачал головой:
– Нет, слишком многое похоже на правду. Например, остатки шаттлов. И еще рисунки…
– Ну, знаешь, моя сестра Мэй рисует слонов. Но она рисует все то, что придет ей в голову…
– Нет, Джонджей, есть кое-что и посерьезнее. Например, старина Мейндж не может толком применить и четверти того, что знает. Для этого ему нужны машины и инструменты, которых нет на этой планете, лекарства, которые никто не умеет производить. – Мортифай склонился к другу. – Вот почему мне так хочется побывать в других мирах. Чтобы научиться.
– А зачем? – пожал плечами Джонджей.
– Потому что мне интересно.
– А-а-а… потому что интересно… – Джонджей кивнул, отпил из кувшина, затем поставил его рядом с собой.
– Джонджей, а разве тебе не хотелось бы узнать, почему ты читаешь мысли в чужих головах, как это ты при помощи мысли способен передвигать предметы и даже заглядывать в будущее?
– Да нет как-то. Тем более, разве это может помочь, когда мы вместе с отцом чиним упряжь? – Джонджей пожал плечами. – Ну, может быть, я не отказался бы посмотреть настоящий цирк. Такой, каким я представляю его по рассказам стариков. Где не шесть слонов, а несколько десятков. – И он снова покачал головой. – А может, и нет…
– Эй, вы двое! – раздался в темноте грозный оклик. – Хватит шуметь! Расходитесь-ка по домам. – У них над головой захлопнулись ставни таверны.
– Это городская площадь, а не твоя собственная! – Джонджей встал на ноги. Ставни распахнулись вновь.
– По-твоему, выходит, вы можете на ней куролесить всю ночь напролет. Валяйте, только потом не жалуйтесь, что вас за это отправят в Поре тянуть лямку на лесоповале!
Мортифай поднялся на ноги и дернул Джонджея за руку:
– Ладно, пойдем отсюда! А то, глядишь, Капе и вправду настучит на нас.
Джонджей едва держался на ногах. Пошатываясь, он направился через площадь.
– Стук-стук, бум-бум, – Мортифай рассмеялся, – бум-бум-та-ра-бум.
– Бум-бум-шмяк-бряк!
Приятели, хихикая, прошествовали через площадь. На углу Мортифай подтолкнул друга на тропинку, ведущую к краалю, а сам нетвердым шагом направился домой.
Джонджей дважды обернулся на месте, затем в задумчивости почесал голову:
– Ушли. Все до единого. Никого не осталось. Он пожал плечами и начал взбираться между темных домишек по тропинке, ведущей к краалю.
– Стук-стук, бум-бум. – Взявшись за полы туники, он закружился посреди улицы. – Бум-бум-тара-бум. – Джонджей споткнулся, остановился и посмотрел на звезды. – Момус! Ты жирный, наглый прохиндей! Сколько я ни пью, у меня все равно не получается напиться до чертиков. Посмотри на меня! Кто я? Дрессировщик без собственного слона в цирке, который нигде не дает представлений! Разве я не смешон?
Джонджей поник головой, вздохнул и направился в сторону родительского дома. Это было непритязательное строение – четыре комнаты, крыльцо, притулившееся рядом с краалем. Уцепившись, чтобы не упасть, за перила крыльца, Джонджей посмотрел в темноту, туда, где были слоны, но ничего не увидел. Тьма – хоть глаз выколи. Покачав головой, он прошел внутрь дома в свою спальню. Там он рухнул как подкошенный и растянулся на подушках. Какое-то время он смотрел на тусклые звезды, мерцавшие где-то в вышине в проеме окна.
– Интересно, как это – путешествовать в межзвездном пространстве? И какие они, иные миры? Какая на них жизнь?
– Джонджей!
Юноша узнал голос матери.
– Да, мама.
В комнату с масляной лампой в руках вошла Крошка Вилл.
– Джонджей, ты знаешь, который час?
Он закрыл глаза и положил руки под голову:
– Нет, но, должно быть, очень поздно. Очень-очень. – Он открыл глаза, но тотчас закрыл – не в силах смотреть на слепящую лампу. – Ты что-то хотела, мама?
Крошка Вилл посмотрела на сына и прикусила губу:
– Я просто хотела тебе кое-что дать.
Джонджей слегка приоткрыл один глаз и увидел, что мать действительно что-то держит в протянутой руке. Джон тоже протянул руку и принял ее дар. Затем поднес к огню, чтобы лучше рассмотреть. Это был стек дрессировщика. Джонджеем овладел приступ хохота. Он даже выронил стек из рук.
– А теперь, мама, мне не хватает самого малого – собственного слона. – И он расхохотался снова.
– Этот стек – из ангельского дерева.
– Тогда к нему в придачу мне нужен и ангельский слон. Джонджея душил смех. Он так и уснул – всхлипывая и фыркая время от времени.
Крошка Вилл вышла, и комната погрузилась во тьму.
Крошка Вилл сидела в тени крыльца, наблюдая за дочерью. Мэй сидела на одеяле в краале, скрестив под собой свои тоненькие ножки. На коленях у нее стояла доска с листом бумаги. Правая рука быстро и уверенно углем наносила штрихи и линии. Джонджей восседал верхом на Рег, оба они – и человек, и животное, застыли как статуя. На дорожке послышался шорох шагов, затем покашливание. Крошка Вилл обернулась и увидела, что в их сторону, опираясь на палку, ковыляет Мейндж Рейнджер.
– Мейндж, что ты здесь делаешь в такую жару? – Вилл поднялась навстречу ветеринару и предложила ему свой стул.
С благодарностью Мейндж опустился на сиденье, еще раз кашлянул, откинулся на спинку и вздохнул:
– Вилл, вот уже тридцать лет, да нет, уже тридцать один год, как я не видел и понюшки табаку. А кашель у меня такой, будто я до сих пор только и делаю, что дымлю как паровоз этой отравой. – Мейндж бросил взгляд в сторону крааля, затем покачал головой. – Эх, как время-то летит!
Крошка Вилл ласково положила ему на плечо руку:
– Новый экстракт не помог.
Мейндж покачал головой, и редкие седые пряди упали ему на лоб. Трясущейся рукой он отбросил их назад.
– Чертово зелье не дало никаких результатов. Он посмотрел на Крошку Вилл, затем на дым по ту сторону дорожки.
– Мне не следовало обнадеживать тебя. – Мейндж посмотрел в сторону крааля. – Мэй уже двадцать… двадцать четыре. – Мейндж фыркнул. – То есть двадцать земных лет. А на вид ей не дашь больше тринадцати – четырнадцати. – Он посмотрел на Вилл. – И всю свою жизнь ей суждено оставаться калекой. Хотел бы помочь, но, увы…
Крошка Вилл похлопала его по плечу:
– Мэй сама все знает. Она уже свыклась с этой мыслью. Зато у нее есть дар.
– Разве рисование может заменить радость движения – ходьбы, бега?
Крошка Вилл посмотрела в сторону крааля:
– Для нее – да. – И она снова повернулась к Мейнджу. – Пойми, в один прекрасный день всех этих слонов не станет. – Вилл почувствовала, как к глазам ее подступают слезы. – Всех до единого, Мейндж, ты только подумай, тогда нам останутся только рисунки, сделанные ее рукой. Это важно для нас, дрессировщиков, это важно для самой Мэй.
Мейндж покачал головой и вздохнул:
– Костолом и я говорили об этом раз сто, не меньше, еще во времена старого цирка. Жаль, однако, что он так бесславно погиб при крушении второго шаттла. – Мейндж кивнул. – Архивы тоже пошли прахом. – Он посмотрел на Крошку Вилл. – Будь у нас архивы, мы могли бы проследить историю каждого ребенка с генными аномалиями. Возможно, тогда мы были бы готовы…
– А ты разве обнаружил еще одного? Мейндж кивнул и потер глаза:
– Похоже, что да. Бонна и Джимбо из Тарзака. Ты их знаешь?
– Нет.
– Она костюмерша, а он кассир. У них есть сын по имени Мунго. Ему двенадцать, но весит он почти три сотни фунтов. – Мейндж покачал головой. – И при этом на нем ни жиринки. Настоящая гора мускулов. А здесь пусто. – Мейндж постучал себя по голове. – Он не в состоянии вспомнить, что было с ним минуту назад. Родители привозили его ко мне, чтобы я выписал ему очки. Со зрением у него тоже неважно. – Мейндж порылся в кармане изношенной до дыр куртки. – Кстати, об очках. Это для Пита. – И Мейндж протянул ей завернутый в тряпицу сверток. – Скажи ему, что если эти не подойдут, пусть он их мне вернет. Бокскар Боу в Куумике изготовил наконец комплект диагностических линз, и даже таблицы к ним. Так что если эти не подойдут, Пальчики в следующий раз выпишет рецепт на более точные.
– Я скажу ему. – Вилл взяла сверток и положила его в карман туники. Затем она вынула небольшую торбочку, вытряхнула из нее себе на ладонь несколько медных горошин, сосчитала и пересыпала в руку Мейнджу.
Мейндж посмотрел на горошины, усмехнулся и ссыпал их себе в карман куртки.
– А как Джонджей? – кивком указал он в сторону крааля. – Какие еще таланты, кроме телепатии?
Вилл сложила руки на груди и покачала головой:
– Он видит будущее. Он читает чужие мысли. Умеет мысленно передвигать предметы. – Вилл вздохнула.
– В чем дело?
– Мейндж, пойми, он не знает, что делать со своими талантами. Вообще что ему делать. Когда ему не нужно нести куда-нибудь Мэй, он сидит в таверне и пьет с приятелями. Его ничто не интересует. – Вилл беспомощно всплеснула руками. – Он умеет обращаться со слонами, но и это ему безразлично. Будущего нет, говорит он. – Крошка Вилл бросила взгляд в сторону крааля. – Он только потому залез сейчас на слона, что Мэй попросила его об этом.
Мейндж поднялся со стула:
– Его поколение появилось на свет здесь, на Момусе, Вилл. Они ничего не знают о нашем с тобой мире. – Мейндж кашлянул и покачал головой. – Хотел бы я знать, что будет здесь лет эдак через сто. Правда, это будет уже не моя проблема. – И он посмотрел на Крошку Вилл. Она показала в сторону дома:
– Может, поужинаешь с нами? Пит скоро вернется. Мейндж покачал головой:
– Последнее время у меня никакого аппетита. И вообще, мне пора домой. Вощеный лекарства в рот не возьмет, если я его не прижучу. Хорошо, что Черепашка Агдок взял на себя часть его дел, а то его вообще не уложить бы в постель. – Мейндж вышел из тени крыльца, помахал рукой и медленно побрел прочь.
– До свидания, – крикнула ему вдогонку Вилл и пошла в дом. – Джонджей!
– Да, мама?
– Внеси Мэй в дом. Ей хватит сидеть на солнце, и вообще, пора ужинать.
Вилл улыбнулась, почувствовав, как Джонджей пытается раскопать в ее голове, что же будет на ужин.
– Я еще не придумала. Хватит шалить, и помоги Мэй.
– Хорошо, мама.
Крошка Вилл подошла к окну. Она проследила, как Джонджей, соскользнув со спины Рег, похлопал слониху по щеке, а затем шагнул к сестре. Мэй посмотрела на него, быстро нанесла на бумагу несколько последних штрихов, затем убрала кусочек угля в карман и протянула руки навстречу брату. Джонджей обернул вокруг ее ног одеяло, взял сестру на руки и поднял с земли.
Вилл перевела взгляд с детей на Рег и пятерых других слонов. Старушки вы мои, вам не то что дороги строить, до Тарзака дойти не под силу. Но без них, одряхлевших, дрессировщик – ничто, пустое место.