Линдсей Лонгфорд
Поцелуй, малыш и невеста под Рождество
ГЛАВА ПЕРВАЯ
– Не трогай эту елку, она моя! – Голос донесся откуда-то снизу, из-под опущенных веток, и на ногу Габриэль тяжело опустилась маленькая нога.
Габриэль вздрогнула и крепче ухватилась за корявый ствол.
Мальчишеское лицо с выпяченным подбородком и сердитым взглядом уставилось на нее.
– Не трогай, слышишь? – Он обхватил короткими пальчиками ближайшую ветку и нетерпеливо потряс ее. На сырую землю посыпались иголки. – Мы с папой уже выбрали эту елку. Она наша. Ищи себе другую.
Габриэль удержалась от улыбки и внимательно оглядела исполненного решимости младенца.
Рубашка на нем была аккуратно заправлена в новые синие джинсы, лицо чистое, а карие глаза смотрели гневно и с достоинством. Кто-то очень постарался прилизать вихор у него на макушке, но не слишком преуспел в этом нелегком деле.
– Так что, женщина, понятно? Поищи себе другую елку, хорошо?
В голосе были раздражение и грубость, а в глубине смотрящих на нее глаз – еле заметное беспокойство.
– Понятно. – Габриэль закусила губу, чтобы не улыбнуться.
Как мог отец оставить ребенка одного на темном елочном базаре? Ее это, конечно, не касается, но она все-таки выскажет свое возмущение его папаше.
– Извини, но я действительно считаю, что первой увидела эту елку. – Надо потянуть время. Она оглянулась, осматривая пустые проходы.
– Вовсе нет. – Мальчик важно наклонил голову и ни на миллиметр не сошел с места.
– Я сразу увидела эту елку. Мне она понравилась. – Габриэль распушила ветку, но постаралась не задерживать руку, потому что взор малыша следил за каждым ее движением. – И она большая. В этом году мне как раз хотелось большую елку. – Она задержала взгляд на некрасивой и большой елке и сказала со значением: – Мне хотелось особенную елку.
Он нахмурился, отвернулся и вздохнул, глядя на елку:
– Да. Мне тоже.
У этого беспризорного ребенка были свои причины, чтобы выбрать дурацкую елку на базаре Тибо. А у нее – свои.
Они с отцом всегда старались притащить домой самую что ни на есть несуразную елку, чтобы услышать, как зазвенит колокольчиком мамин смех.
Рождество было любимым праздником Мэри Кэтлин О’Ши.
В прошлом году Рождество прошло мимо них, потрясенных и оцепеневших от горя после маминой смерти.
Габриэль и ее отец не могли перенести вид пустого стула в конце большого стола, поэтому, несмотря на теплый, безоблачный день во Флориде, когда туристы с севера опускали ноги в неглубокую воду Мексиканского залива, прошлогоднее Рождество было холодным и темным в доме О’Ши.
В этом году мамин смех станет лишь воспоминанием, а все остальное будет как прежде: хорошая елка, яркие фонарики, развешенные по всему дому, и прекрасный слоеный пирог с мясом. Все будет замечательно. Они придумают, как поступить с пустым стулом и с воспоминаниями. Хотя рана оставалась такой же свежей, как и год назад.
Она вздохнула и увидела, как сверкнул у мальчика взгляд. Он неловко переминался с ноги на ногу.
– Извини, – пробормотал он так тихо, что она едва расслышала, – но это особенная елка для меня и для папы.
Ей захотелось обнять его, прижать, утешить. Однако с мальчишками надо поосторожнее.
– Разве ты не видел меня у загородки? Я стояла там и присмотрела именно эту елку.
Мальчик внимательно посмотрел ей в лицо своими не по годам мудрыми глазами, потом уверенно покачал головой:
– Не-а. Хочешь надуть меня.
– Неужели? – Смышленый, однако, ребенок. – А вдруг я говорю правду?
– Не-ет. – Он усмехнулся, и в слабом свете елочного базара сверкнули белые зубки. – Ты хочешь подшутить надо мной.
Она удивленно присела, оказавшись с ним нос к носу.
– Откуда ты знаешь?
– Чувствую. – Он переминался с ноги на ногу, глядя не на нее, а в начало базара. – Взрослые говорят детям неправду. Многие, во всяком случае.
– Вот как! – Габриэль обхватила себя за коленки, чтобы не упасть.
– Конечно. – Уголки губ у него опустились. – Сейчас ты меня дразнишь, вот и все. – Вдруг лицо у него озарилось радостью. – Вспомнил! Мой папа снял с елки этикетку, так что у нас есть доказательство.
– Что ж, значит, я проиграла. – Она улыбнулась ему легкой улыбкой – игра была окончена.
Позади нее скрипнула доска, и на Габриэль упала длинная тень.
– Папа! – Мальчик кинулся вперед, таща за собой елку. – Папа!
Наконец-то! С ее губ уже готовы были сорваться назидания, когда она увидела лицо подошедшего мужчины. В груди что-то екнуло, горло сжалось, а лицо вспыхнуло, как будто его обдало внезапным и сильным жаром.
Перед нею стоял Джо Карпентер – худощавый, длинноногий, с врожденной гордой осанкой, которую он передал и своему сыну. Он положил руку на плечо мальчика. Сын обвился вокруг его ноги, и нежно ему улыбнулся.
– Итак, Оливер, тебе по-прежнему нужна эта елка?
– Да. – Не отпуская елку, мальчик обхватил рукой Джо за талию и прижался к нему. – Это самая большая елка. Самая лучшая. Елка что надо. Наша елка. Ведь правда? – Он быстро взглянул на Габриэль, потом блаженно улыбнулся отцу.
Джо Карпентер посмотрел на женщину, и его усталые карие глаза заблестели от насмешливого удивления.
– Мы должны прекратить встречаться таким образом, Габби. – Джо наморщил лоб. – Дай подумать. Сколько прошло?..
Уголок рта у него едва заметно дернулся. Она не пропустила этого движения.
Она-то знала, сколько прошло, С точностью до дня. И он, конечно, тоже знал.
17 мая. Суббота. Школьный бал. Она чувствовала себя несчастной и ненужной. Ей было пятнадцать, и она была моложе всех своих кавалеров.
– Эй, красотка Габби, – позвал он, привалив мотоцикл к волнорезу как раз за деревенским клубом.
Вода билась в причал, а грохот мотоцикла наполнял сырую весеннюю ночь.
– Что ты здесь делаешь? Танцуют ведь внутри. Он указал на ярко освещенный клуб позади них, откуда доносился слабый звук контрабаса.
– Знаю. – Она отвернула голову и вытерла злые слезы.
– Так, может, ты объяснишь мне, почему самая хорошенькая девушка здесь совсем одна? Или ты хочешь, чтобы я догадался?
Габриэль знала, что она не самая хорошенькая девушка. Она точно знала, какая она. Она просто хорошая. Такая обычно председательствует в школьных комитетах, работает на вечерах выпускников, ходит каждое воскресенье в церковь. Девушка, на которую можно положиться. Девушка, которая все воспринимает всерьез.
Габриэль выпрямила колени под бледным шифоном тонкой юбки, стараясь громко не дышать, и посмотрела на блестящую полоску лунного света на воде. Хорошие девушки остерегаются оставаться наедине с Джо Карпентером. Даже если им этого очень хочется.
Он подождал минуту, потом опустил подножку мотоцикла, отключил мотор и подошел к ней, поскрипывая башмаками по сырой траве.
– Самая хорошенькая девушка должна быть внутри и танцевать последний танец.
Она вздрогнула, и в ее едва заметной груди стало странно пощипывать.
– Бьюсь об заклад, Джонни Рэй проглядел все глаза, высматривая тебя. Он бы хотел потанцевать с тобой медленный танец, близко прижавшись, и узнать, такие ли у тебя замечательные волосы на запах, как на вид.
Он швырнул недокуренную сигарету в залив и сделал еще один шаг вперед.
– И мне это тоже интересно. Они хорошо пахнут, Габби? Дождем и ночным жасмином? – Кончиком пальца Джо коснулся ее волос.
Она ничего не ответила. Не смогла. Он провел пальцем по ее руке, забираясь под рукав платья, скользнул от подмышки вниз и прикоснулся к запястью – нежным, легким движением, отчего у Габриэль бешено запрыгало сердце. У него на губах заиграла полуулыбка, которую она будет вспоминать много лет, и он поднял ее руку. Лунный свет упал на тонкий браслет и на кожу, превращая все в серебро.
– Черт возьми, – пробормотал Джо, – Джонни Рэя здесь нет, а я есть. Тем хуже для старика Джонни Рэя, – повторил он, кладя ее руку себе на шею. – Черт меня побери, если я сам не узнаю, как пахнет и какой на вкус дождь на твоих волосах.
Он поднял локон прически, которая стоила ей тридцать пять долларов в салоне Салли Линн, и, закрыв глаза, приложил его к губам.
– Восхитительный, вот какой, – прошептал он. – Кто бы мог подумать?
А потом самый плохой из всех плохих мальчиков поцеловал ее, и она ответила ему. В серебряном свете луны соприкоснулись их языки, губы и тела. О господи, что это было за прикосновение! Ее тело растаяло, прижатое к его телу, упругому и жесткому.
Она вдруг почувствовала себя грешной и свободной, с упоением слушая, как бьется ей в ладонь его сердце.
Джо наклонился и дохнул ей в ухо:
– Может быть, конечно, ты, Душистый Горошек, соблазн, толкающий на преступление, но клянусь, оно того стоит, только...
Он резко оттолкнул ее, отчего ее охватило холодом и жаром одновременно. У него на лице появилась ухмылка. Он оседлал свой мотоцикл и оглушил Габриэль визгом шин об асфальт.
Весь остальной вечер рот, тело и кожа у нее болели и пылали холодным жаром, а последующие два года она мечтала о Джо Карпентере. После того вечера она его не видела. Он исчез, оставив в Байю-Бенде смутные слухи, которые, впрочем, скоро поутихли, а потом и вовсе заглохли, так и не объяснив тайны исчезновения девятнадцатилетнего Джо Карпентера за месяц до окончания школы.
Габриэль судорожно сглотнула. Даже сейчас, во мраке елочного базара, спустя одиннадцать лет, все ее тело разгорелось от воспоминаний. « Так сколько же времени прошло? – спросил он низким, раскатистым голосом. – Дай вспомнить, когда я видел тебя, Габби, в последний раз. Это было...
– Какое-то время тому назад, – мрачно докончила она, поднимаясь и нащупывая в скользких иголках и грязи свою туфлю на низком каблуке. Тут нога у нее заскользила, и Габриэль по-дурацки замахала руками. Сумочка отлетела в сторону.
– Осторожно, Душистый Горошек! – Джо подхватил ее за локоть и обнял, скользя грубыми пальцами по запястью. – Замерзла? – Глаза у него блестели от изумления.
Он знал, что делает. Как и одиннадцать лет назад. Но теперь ей двадцать шесть, и такое поведение совсем не в ее стиле.
– Это влажность, вот и все, – пробормотала она. – Я уже отвыкла от нее.
– Точно? – Его вопрос защекотал ей щеку, когда он склонился над ней, поддерживая.
– Совершенно точно.
– Ты уезжала из Байю-Бенда? – Он просунул руку ей под локоть и помог выпрямиться.
– Я жила в Аризоне. Там такие же гремучие змеи, но не так влажно.
Она стряхнула пыль с бархатной юбки, быстро улыбнулась Оливеру, сказала «до свидания» и перекинула ремешок сумки через плечо.
– Приятно было увидеться с тобой, Джо. Счастливого Рождества тебе и твоему сыну.
Она была почти спасена, когда из темноты соседнего прохода появилась необъятная масса Муна Тибо. Мун наскочил на нее и отшвырнул прямо в объятия Джо Карпентера.
– Хорошо, люди, давайте вытащим эту елку, и вы отправитесь домой. Хочу сказать, что до праздника остались считанные дни. Вам же нужно время, чтобы украсить ее, пока не закончился этот год, верно?
– Верно. – Джо весело рассмеялся. – Минуту, Мун. У меня здесь расстроенная дамочка.
– Да, вижу. Как поживаешь, Габриэль? Отцу лучше?
– Гораздо. – Габриэль пыталась высвободиться из рук Джо, а его грудь, прижатая к ней, тряслась от смеха. Подняв голову, она взглянула на Муна. – Завтра вечером отец готовит джамбалайю. Заходи, он будет рад видеть тебя.
Высокий и огромный, как скала, Мун одарил ее одной из своих редких улыбок.
– Зайду. Я действительно очень люблю твоего отца.
– Дай руку, пожалуйста. Я одна не выберусь. – Она потянула Джо за рукав.
– Пожалуйста, Душистый Горошек. Я люблю протягивать руку помощи. – Его полуулыбка могла бы сжечь пару кварталов в Байю-Бенде, и у Габриэль даже лоб запылал от жара. – Ну, как? – Он положил свою плоскую и твердую ладонь в ложбинку у нее на спине.
– Прекрасно. Спасибо. – Габриэль стряхнула его руку и пригладила волосы. Джо Карпентер продолжал бы флиртовать, даже если бы его запеленали, как египетскую мумию.
Он вытащил еловую ветку у нее из волос и протянул ей:
– На память, Габби. О прошлом. – Голос у него был легким и удивленным. Глаза дразнили.
Но глубоко под этим блеском ей показалось какое-то сожаление. Нет, вряд ли.
– У нас нет прошлого, Джо. – Она выдавила улыбку и уронила веточку на землю.
– Разве?
Она покачала головой.
– Не со мной. Ты, должно быть, думаешь о ком-нибудь другом.
Список завоеванных Джо юных сердец в средней школе мог бы принести ему золотую медаль.
– Что ж, как скажешь. Может быть, это была не ты возле деревенского клуба. – Он пожал плечами и положил руку на голову Оливеру. – Очень был рад снова увидеть тебя. – Взгляд у него стал напряженным, когда он посмотрел на нее. – Красиво – эта красная юбка и шелковая блузка. – Он улыбнулся, и снова в глазах мелькнула искра. – Ты похожа на блестящий рождественский подарок, Габби.
Усталость, прозвучавшая у него в голосе и согнувшая ему плечи, была настоящей, и Габриэль заколебалась. Она будет дурой, если откроет рот. Попрощаться и уйти – вот что ей надо сейчас сделать.
Габриэль открыла рот и снова закрыла его. Она напрашивается на ненужные ей неприятности. Отрешенно глядя на сына Джо, Габриэль проговорила:
– Приходите на ужин завтра вечером. Ей сразу захотелось забрать свои слова назад, но они повисли в воздухе.
– Почему бы тебе и не пойти, Джо? Майло, конечно же, не будет возражать. Ты ведь знаешь, какой он. Чем больше людей, тем веселее – вот что говорит старик Майдо. – Мун подхватил одной рукой елку и зашагал к проходу у сарая, где елки обрезали и заворачивали.
Габриэль посмотрела ему вслед – Мун есть Мун. Она ради приличия вежливо кивнула.
– Отец готовит большую кастрюлю. Он не будет возражать.
– Джамбалайя, говоришь? – Джо потер подбородок. – Майло хорошо готовит джамбалайю.
– Откуда ты знаешь? – Насколько ей известно, Джо Карпентер никогда не встречался с ее отцом.
– Ну, я однажды пробовал стряпню твоего отца. – Проведя рукой по волосам, Джо взглянул на Оливера, потом снова на нее и произнес очень медленно, так что она еле поверила тому, что услышала: – Спасибо, думаю, мы воспользуемся твоим приглашением. Хорошая идея.
Мальчик, который во время всего разговора странно молчал, вдруг зло взглянул на нее. Сделав шаг в сторону, он прижался к отцу, как ракушка, прилипшая к якорю.
Отвернувшись от его нахмуренного лица, Габриэль вымолвила:
– Замечательно. Компания будет превосходной, как раз рождественской: семья, друзья, домашний ликер. – Она принялась искать в сумочке бумагу и ручку.
– Верно. – У Джо дернулся уголок рта. – Домашний ликер всегда символизировал для меня Рождество – Он взъерошил сыну волосы. – А как для тебя, Оливер?
– Нет. – Мальчик старательно скривил мордочку. – Ликер воняет.
– Веди себя прилично, Оливер, – наклонившись, тихо посоветовал Джо и обратился к Габриэль: – Мы придем.
Она больно закусила нижнюю губу: что Оливер любит или не любит – забота Джо, а не ее.
– Я напишу тебе адрес. – Габриэль вытащила маленький блокнотик с пробковой обложкой и раскрыла его.
– Не надо, знаю, где ты живешь. – Джо накрыл ее руку своей, и Габриэль пронзило желание – такое же сладкое и острое, как запах хвои в прохладном вечернем воздухе. – Если только вы не переехали.
– Нет. – Даже ей самой ее голос показался глухим. – Отец не переезжал. – Она захлопнула блокнот, потом снова раскрыла. – Да. – Она сама испугалась собственной догдаки, поспешно подняла глаза на Джо и заставила себя выдержать его взгляд. – И жену свою приводи. Как сказал Мун, папа любит, когда много народа.
– Я не женат, Габби. – Джо показал ей безымянный палец без кольца. – Во сколько?
– Что? – Она ничего не понимала. У Джо Карпентера, байкера, который носился на мотоцикле «Харлей-Дэвидсон» и мог соблазнить одним взглядом, был сын. Джо Карпентер знал ее отца. Джо Карпентер, чей поцелуй мог растопить сталь, придет к ней в дом поесть джамбалайи и украсить елку. И выпить домашнего ликера.
И все это – в Байю-Бенде, штат Флорида.
ГЛАВА ВТОРАЯ
– Так во сколько? – Кончиком пальца Джо легонько постучал ей по подбородку, отвлекая от ненужных мыслей. – Когда мы с Оливером должны петь рождественские гимны под твоей дверью?
– Думаю, в восемь. Хотя, наверное, это поздно для твоего сына. – Может, он поймет намек? Но Джо Карпентер, не захотел ничего понимать.
– Это не проблема. Оливер пойдет в школу только после праздников.
Похожий на медведя в своей красной с зеленым клетчатой рубашке, Мун ждал, пока они подойдут к нему.
– Ну что же, родные мои, вы готовы оплатить покупку? У нас тут нечто особое для постоянных клиентов – угощение в сарае. Печенье и яблочный сок. Мальчик может выпить чашку горячего шоколада, пока я заворачиваю эту красавицу.
Мун двинулся вперед, и за ним потянулся шлейф из коричневых иголок.
– Хорошая вещь какао. Тебе нравится, молодой человек?
Оливер попытался увернуться, прежде чем мясистая рука Муна легла ему на голову.
– Может, да, а может, и нет. Мун улыбнулся.
– Глупости, парень, горячий шоколад всем нравится. Оливер шел, крепко держась за карман Джо.
– А где твоя елка, Габби? – Джо остановился и посмотрел на нее через плечо. – Мы с Оливером поможем тебе выбрать, пока Мун заворачивает нашу.
– Хмм. – Уголком глаза она увидела что-то высокое и зеленое и указала туда. – Вот эту.
– Эту? – Не веря ей, Джо уставился на жалкую елку. – Ты уверена? – спросил он, нахмурившись. – Эта, ну...
– Потрясающая елка. Она будет прекрасно выглядеть, когда на нее повесят старые игрушки. – Габби подняла голову и посмотрела на него.
В ее сырых от тумана, мягких каштановых волосах заблестели рождественские огоньки, и Джо вдруг захотелось дотронуться до того места у щеки, где легкий ветерок трепал прядь волос. В ней, такой чистой и милой, было все, что он надеялся найти, вернувшись в Байю-Бенд – город, который он когда-то ненавидел и мечтал скорее покинуть.
– Пошли, папа, нам пора. – Оливер нетерпеливо тащил отца за руку.
Не в силах отвести взгляда от ее каштановых волос, Джо вдруг закашлялся.
– Верно. Но сначала поможем Габби, Оливер. Потому что мы же сильные.
– Ей не нужна наша помощь. Мун завернет ей елку.
– Для тебя он «мистер Тибо», нахал.
– На мой взгляд, она вполне сильная. – Оливер нахмурился и стукнул ногой о землю.
Джо разглядывал хрупкую фигурку Габби, мягкие изгибы бедер под красной соблазнительной тканью, неясное очертание груди, которая вздымалась от дыхания... Он снова обратился к сыну:
– Ну, может быть, она и сильная, хотя, на вид, упадет, если кто-нибудь громко чихнет. Скажем так, если мы поможем ей, это будет по-соседски, понятно?
– По-соседски?
Он мог поклясться, что ее тихий голос тронул каждый его позвонок. Еще когда она была подростком, у ее голоса был такой тембр, будто она только что проснулась. Интересно, знает ли она, как ее голос действует на мужчин? Он заметил его диковинные свойства еще тогда, давно, когда дерзким школьным смутьяном приехал в Байю-Бенд – Уже тогда в мягком голосе Габби О’Ши было что-то нежное и доброе, что умиротворяло дикаря, бушевавшего в Джо.
И даже теперь, много лет спустя после того, как он убежал из Байю-Бенда, при звуке этого голоса у него участился пульс.
– Разве мы соседи? Он тряхнул головой.
– Конечно. Я купил дом Чандлеров. Это в квартале от твоего дома.
– Вот как. – Она повернулась к выбранной елке. – Я и не знала. – Схватив дерево двумя руками, она пару раз стукнула им о землю.
Он смог бы прогнать пикап в пространствах между ветвями, но по крайней мере иголки не сыпались.
– Мы живем в гостинице. – Оливер подтащил отца к елке Габби и критически осмотрел ее. – Пока. У нас есть закрытый плавательный бассейн. Мне нравится в гостинице.
– Так у вас будет елка в гостинице? – Во взгляде у Габби сквозило недоумение. – Это хорошо, но...
– Пару дней она постоит у приятеля. Мы переезжаем в дом во вторник. – Джо увидел, как у нее расширились глаза.
– Вот как. – Она дотронулась до ветки. – Во вторник. У тебя будет много работы. Тебе нужна... – Она замолчала.
«Помощь» хотела она сказать, подумал он. Пока не остановила себя. Ей неловко с ним, она нервничает.
Он сделал глубокий вдох – хорошо, что она ощущала его присутствие.
Не отрываясь от ноги отца, Оливер сунул голову под ветку.
– Хорошая елка. Хотя наша лучше.
Джо вздохнул, хотел пожурить Оливера за невежливость, но смеющиеся карие глаза Габби остановили его. Он пожал плечами.
– Конечно, Оливер прав. – Она заметила, как мальчик сверкнул на нее глазами. – Его елка лучше. Вообще-то, несколько минут назад мы вели переговоры, кто из нас уйдет с ней.
– Это правда, Оливер?
– Мы не вели пер... не делали того, что ты сказала, – настаивал его упрямый сын. – Это моя елка, потому что я первый ее увидел. Она согласилась.
– Да, согласилась, – подтвердила, улыбнувшись, Габби.
Джо взъерошил сыну волосы. Может, заставить Оливера уступить елку? Будет ли это правильно? Черт, откуда ему знать? Отцом не станешь, прочитав инструкцию, Это не то что собрать мотоцикл. Приходится привыкать, что рядом с тобой все время вертится маленький магнитофончик, который повторяет твои слова, движения, следит за всем, что ты делаешь.
Изнемогая от чувства ответственности, Джо не спал ночами, у него холодело внутри от сознания собственной родительской никчемности. А в это время теплая щека Оливера прижималась к его руке.
– Мне нравится эта елка, Джо, – произнесла Габби мягко, как будто читала его мысли. Джо почесал в затылке.
– Прекрасно. Если она тебе нравится...
– Точно нравится. Она подойдет и отцу, и мне.
– Как скажешь. Давай, Оливер, берись за ветку и наклони к плечу.
– Конечно. – Мальчик выпятил грудь. – Потому что я сильный.
– Да, теперь я вижу, что ты сильный. – Габби с нежностью глядела на его сердитого сына. Господи! Его сына.
– Готов, Оливер? – Джо приподнял елку.
– Конечно. – Мальчик схватился за ветку двумя руками. – Это легко. – Все его маленькое тельце скры-пось под веткой.
– Видишь что-нибудь? – Габби наклонилась к мальчику.
– Я вижу зад своего папы.
– Неплохой ориентир, а?
Теперь Джо точно услышал приглушенный смех в ее голосе.
– Ладно, остряк-самоучка, – пробормотал он, когда она поравнялась с Оливером. – Нахалам Бог не помогает.
– Это кто нахал? Я? – Волосы у нее сверкали и искрились, поблескивая в сыром воздухе.
– Конечно. У тебя всегда был такой вид, будто ты вот-вот отправишься в монастырь, – и в восьмом классе, и сейчас. – Он вскинул бровь и почувствовал удовлетворение, когда лицо у нее залилось краской. – Только меня не обманешь – эта красная юбка приглашает совершить грех. Душистый Горошек.
Габби заторопилась, стараясь обойти его.
– Ты порочная, Габби, вот ты какая. – Ему понравился взволнованный взгляд, который она ему бросила. – Порочная Габби с невинными глазами и голосом из спальни.
Ему нравилось задевать ее. Неизвестно, почему. Всегда нравилось.
– Ты плохая девочка, Габби. – Он насмешливо погрозил ей пальцем. – Санта не спустится в твои камин в этом году, могу поспорить.
– Прекрати, глупый, – пробормотала она наконец, со смехом обогнав его. – А ты, ты неисправимый, Джо, вот ты кто.
– Черт подери, это все знают.
– Что значит «неисправимый»? – Оливер резко остановился и высунул голову из-под ветки. – Чего это вы смеетесь? Что тут смешного?
– Твой папа шутит. У него очень неподходящие шутки, – объяснила строго Габби, разыскивая кошелек и искоса с осуждением глядя на Джо.
– Да-а? – Оливер уперся кулаком в бок и выступил вперед. – Мой папа – подходящий.
– Оливер прав. – Джо поджал губы. – Я очень даже подходящий. Особенно...
– Сдаюсь, Джо. Дай мне расплатиться за эту несчастную елку и отправиться наконец домой. Отец, наверное, уже раздумывает, какая водосточная канава поглотила меня.
Джо прислонил елку к шесту. Оливер, весь в иголках, топтался рядом.
– Побудь с Габби, Оливер, пока я оттащу эту елку к Муну.
На него яростно сверкнули два карих глаза.
– Давай будем вежливыми, сынок, – дам надо сопровождать. – Чувствуя себя полным дураком, Джо не осмеливался взглянуть на Габби. Однако, когда он обернулся, она не смеялась.
Если бы они были одни, он обязательно поцеловал бы ее. Подошел бы вплотную, обвил руками тонкий стан и узнал, какова на ощупь эта блестящая блузка.
Но об этом не могло быть и речи.
Он поднял руку и поправил завиток, который мучил его последние пятнадцать минут. Тыльной стороной ладони Джо почувствовал, что волосы у нее такие же гладкие, как и блузка. Он коснулся прохладной и влажной шеи. На мгновение Габби замерла, только дышала, а ее глаза, как драгоценные камни, сверкали темно-зеленым светом в темноте, когда она смотрела на него.
Джо обхватил ее шею ладонью и опустил голову. Что ж, он никогда и не утверждал, что он святой. Кончиком пальца Джо чувствовал, как неровно бьется у нее пульс.
А возле его ноги, обвиваясь, как маленькая подвижная водоросль, суетился его упрямый и капризный сын, который не выживет без него в этом мире. Оливер потянул Джо за край кармана.
– Пошли, папа, я устал.
Джо отступил назад и опустил руку. Нет, он не собирался извиняться. Если бы не Оливер, он прижался бы к Габби О’Ши.
Но Оливер уже занял постоянное место в холодном и одиноком сердце Джо.
Это произошло три недели назад, когда Джо взял его маленькую ручку в свою и вышел с ним из квартиры, где мальчика оставили.
Оливер поднял тогда свое драное одеяло, вцепился в руку Джо и только сказал:
– Я говорил Сузи, что ты придешь. Я говорил ей, что у меня есть папа, который найдет меня. – Он испуганно улыбнулся Джо доверчивой улыбкой. – Я знал, что ты придешь. Ты и пришел.
Так оно и было.
Рядом с этой улыбкой можно было выдержать даже присутствие Габби в рождественском тумане и блеске огоньков.
Он не позволит никому, даже себе, причинить этому маленькому человечку хоть малейшую боль.
– Хорошо, пострел, ты прав, поздно. Но сначала отнесем елку Габби к Муну, а потом отправимся в путь. А позже решим, как быть с вечеринкой.
Вздох Оливера мог бы растрогать и камень.
– Я хочу домой. Сейчас. И не хочу на вечеринку.
Джо не знал, как поступить. Накричать на парнишку за невежливое поведение? Так должен сделать хороший отец?
Однако Оливер смотрел, как чертовски напуганный щенок, который только что написал на коврик. Дьявол. Джо дернул себя за ворот – вдруг стало душно.
Габби взяла его за руку.
– Не беспокойся, Джо. Вы потом решите, хотите ли вы заглянуть к нам завтра. А сейчас Оливер устал и, наверное, хочет есть. – И небрежно добавила: – Может быть, попробовать какао и пончики у Муна? Муну будет приятно, если Оливер оценит его какао.
Мальчик заколебался, не желая сдаваться. Упрямый постреленок.
– Может быть, я сделаю глоточек. Если это будет приятно Муну.
Дай ей Бог здоровья! Наверное, Оливер действительно хотел есть. Джо все время забывал, как быстро уходит энергия из шестилетних.
– Я подумала... – Габби наморщила лоб, – похоже, у тебя особые вкусовые пристрастия. Оливер перестал бить ногой о землю.
– Возможно, пончики не совсем твое. Не хочешь попробовать фруктовой смеси? – Она вытащила пластиковый пакет с сушеными фруктами и орехами, вынула пару изюмин и предложила пакет Джо.
– Смесь – это хорошо. Изюм, да? – Джо терпеть не мог изюма и вообще сушеных фруктов. Еда для изнеженных. Но он взял горсть и протянул пакет Оливеру, который, подражая ему, набрал изюма и запихнул его в рот.
Хитрая улыбка растянула рот Габби, приподнимая пухлую нижнюю губку.
– Ты ведь любишь изюм, правда, Джо?
– Мм. Обожаю... – Он с сомнением посмотрел на сладкий комочек, зажатый между пальцами.
– Это ведь, фрукты, Джо. Полно питательных веществ. – Она сверкнула на него глазами.
– Да. Знаю. – Он проглотил изюминку и понял, что ему преподали еще один урок: носить с собой еду.
– Веселей, Джо. – Габби пихнула его в живот.
– Я задумался.
– Да?
Он едва вновь не потерял самообладание от этого нежного голоса.
– Ничего. – Джо мрачно поднял елку и пошел к навесу. Оливер с удовольствием хрустел рядом фруктовой смесью.
Ребенок заслуживал лучшего отца, чем тридцатилетний холостяк, за две недели неожиданно для себя ставший отцом.
Джо поднял голову и взглянул на бархатную темноту Байю-Бенда: возможно, как отец он не стоит ломаного гроша, но, ей-богу, Оливер может на него поло-:житься.
Джо глубоко вздохнул и улыбнулся мальчику» – Иди сюда. Старенькая лошадка повезет тебя. – Держа одной рукой елку, он усадил Оливера себе на плечи. – Тяжелый день, а, компаньон? – Он похлопал сына по ноге.
Мальчик положил подбородок на макушку Джо, не переставая жевать.
– Да. – Подбородок Оливера все больше упирался ему в голову с каждой новой порцией фруктовой смеси. Наконец мальчик сложил руки на голове у Джо и обвил ему шею ногами.
– Я разыщу Муна, Джо. Прислони елку к навесу, и идите выпейте по чашке какао.
Габби протянула руку и потеребила Оливера за ногу.
– Приятно было познакомиться, Оливер. Сообщи мне, как тебе понравится какао Муна, слышишь? —» Она повернулась и скрылась за углом навеса так быстро, что Джо не успел оглянуться.
Ему показалось, что ночь стала темнее и холоднее без сияющего лица Габриэль О’Ши.
– Пошли, папа. – Наклонившись вперед, Оливер заглядывал ему в лицо. – Нам ведь никто больше не нужен, да?
– Пригнись, сын, здесь дверь низкая.
Он больше не видел Габби. Когда они с Оливером выпили какао, расплатились за украшения и направились к машине, девушки нигде не было.
– А Габби уже уехала? – спросил Джо у Муна, захлопывая дверцу машины.
– Сразу после того, как я упаковал ей елку. Она торопилась. Беспокоилась об отце, как я понимаю.
– МаЙло прекрасно выглядел, когда я его видел. Правда, я смотрел издалека. – Джо усадил Оливера на сиденье рядом с шофером и знаком показал ему пристегнуть ремень.
– А в чем дело?
– Будь я проклят, если знаю. Майло жалуется, что Габриэль вернулась домой, клянется, что она напрасно подняла шум... Вот все, что я знаю. Он весь изнервничался, потому что она грозится продать свой дом в Аризоне и вернуться в Байю-Бенд. – Мун доверительно наклонился: – Насколько я понимаю, дело в этом.
– Ты хочешь сказать, – Джо повернул ключ в зажигании, – она совсем вернулась?
– Вот поэтому Майло и сходит с ума. Он беспокоится, как бы она не совершила ошибку, говорит, что не нуждается в помощи...
– А он нуждается? – Джо расправил перекрученный ремень Оливера и пристегнул его.
– Не знаю, – Мун пожал плечами. – Три недели назад, накануне дня Всех Святых, он лежал в больнице. Но ты же знаешь Майло.
– Нет, вообще-то не знаю. По крайней мере не так хорошо.
– Ха. – Мун вскинул брови. – Смешно. Я думал, ты знаешь старика. Не могу понять, откуда у меня такое впечатление.
– И я не понимаю. – Джо сделал безразличное лицо. Мун может оставить свое впечталение при себе-Джо не собирался посвящать его в подробности.
Мун кивнул.
– Во всяком случае, даже если у Майло и есть проблемы со здоровьем, он не станет кричать об этом. Он Пошутит, но главное будет держать в себе. Майло уме-ет хранить секреты. : Не надо было быть психологом, чтобы понять, что Мун все-таки что-то знает о той далекой ночи, но, как и Майло, умеет держать язык за зубами.
– Спасибо за помощь, Мун. – Джо пожал огромную, как окорок, ладонь. Лицо у Муна осветилось улыбкой.
– Конечно, всегда пожалуйста. – Рукопожатие было таким крепким, что у Джо на несколько секунд застопорилось кровообращение. Он уже хотел захлопнуть дверцу, но Мун помешал ему, положив на нее руку. Он пристально посмотрел на Джо. – Счастливого Рождества тебе и твоему сыну. – И захлопнул дверцу машины. – Да, и еще, Джо...
– Что?
– Добро пожаловать домой.
Глядя на большое доброе лицо Муна, лицо доброго простого парня, Джо почувствовал, как у него сжалось горло.
Он вернулся в Байю-Бенд – место, которое он никогда не называл домом и откуда хотел как можно быстрее сбежать.
Место, куда он возвратился из-за Оливера, И даже если это убьет его, он сделает этот город домом для своего сына.
Избегать общества Габриэль О’Ши будет лишь частью цены, которую ему придется заплатить за это.
Потом в гостинице он смотрел на тени, пляшущие на стене, и слушал, как рядом, мягко посапывая и причмокивая, спал его сын. Спал мирно, спокойно, в безопасности.
Впервые с тех пор, как услышал, что у него есть сын, Джо тоже крепко заснул.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
– Вот, попробуй. – Майло протянул Габриэль деревянную ложку, с которой капал ароматный бульон. – Что ты об этом думаешь?
Габриэль подумала, что у отца слишком серое и измученное лицо, но промолчала и взяла ложку.
– Мне кажется, замечательно, папочка. Лучше, чем всегда.
– Хорошо. – Майло выхватил у нее ложку и помешал в огромной кастрюле смесь из риса, помидоров, цыпленка, бульона и колбасы. – Значит, мальчик. Оливер.
– Оливер. – Габби кивнула.
Всякий раз, как она думала о Джо, у нее трепетало в животе, пульс учащался и она чувствовала возбуждение.
Чего она хотела?
Зачем вернулась в Байю-Бенд?
Она оглядела простую кухню с потертыми деревянными шкафчиками и старым линолеумом на полу. Пряные запахи прошлого и настоящего перемешались и напомнили о радости, смехе, теплых днях ранней юности.
Вот зачем она приехала домой. Чтобы найти эту радость, которая, как она считала в глубине души, была нужна и Майло.
А что ей нужно?
И как вписываются Джо Карпентер и его сын в эту ее новую жизнь?
Ей хотелось праздника – старомодного, традиционного, яркого. Чтоб вокруг были горы подарков в блестящей красной с золотом бумаге с причудливо завязанными бантами.
И чтобы Джо и Оливер были рядом, а не в гостинице у шоссе.
– Надеюсь, эти чертовы креветки так же хороши на вкус, как и на вид. – Майло поднес креветку к свету и стал критически ее осматривать. Затем проронил так небрежно, что Габриэль сразу насторожилась: – Не знал, что ты знакома с Джо Карпентером.
Это была затравка. Как кот, выслеживающий птицу, он осторожно приближался к тому, о чем действительно собирался говорить. А потом делал прыжок. Тогда и летели перья. Она подождет.
– Так откуда же ты знаешь Джо Карпентера? – Он бросил креветку обратно в тарелку.
– Это ведь маленький город, папуля. Почему же мне не знать его?
– Действительно маленький. Люди знают друг о друге больше чем надо. Так ты увидела его у Тибо и пригласила? И это все?
Габриэль, недоумевая, посмотрела на отца.
– Конечно. А что? Я зря пригласила?
– Нет. – Майло ткнул пальцем креветку, откашлялся. – Просто... видишь ли, у Джо Карпентера была тяжелая жизнь. По крайней мере я так слышал. Я бы не хотел, чтобы тебе было больно, вот и все.
Габриэль не стала задавать наводящего вопроса.
– Пожалуйста, папа. Твой скальпель. – Она протянула ему разделочный нож. Легонько похлопывая отца по плечу, Габриэль украдкой разглядывала его.
Обычно худой, он стал еще тоньше с тех пор, как она видела его в последний раз.
– Спасибо, дорогая. – Он прошелся ножом по темной спинке креветки, отбросил внутренности на бумагу.
– Помочь?
– Нет.
Вспомнив разговор накануне на елочном базаре, она добавила:
– Не знала, что ты кормил Джо Карпентера обедом.
– Это было давно. – Майло бросил креветку в дуршлаг и взялся за другую. – И к твоему сведению, дамочка, это был совсем не обед.
– Ты разжигаешь мое любопытство, папочка. Габриэль открыла холодильник и достала нарезанные грибы и красный лук. Порывшись еще немного, вынула пакеты с листьями латука и эндивия.
– Я заинтригована.
– Тебе интересно? Это прекрасно. – Он не обратил внимания на ее напряженный взгляд.
– Так не расскажешь? – Габби вскинула голову.
– Нет, не расскажу. Если тебе интересно, спроси у Джо. Это его дела. – Манипулируя ножом как указкой, он остановил ее на полуслове. – И это все, что я могу сказать тебе, Габриэль. Поэтому не суй свой нос и не проси меня, слышишь?
– Посмотрим. – Она взглянула на отца сквозь опущенные веки.
На стойку прыгнул кот тигровой окраски.
– Убирайся, Клетис! – Габриэль угрожающе замахала на него. – Сейчас же убирайся со стола, ненасытное создание! Если не хочешь получить взбучку. – Габриэль согнала кота со стола и вынула из шкафчика блюдце.
Кота было жалко, и она вытащила кусок колбасы из джамбалайи.
– На, зверь. – Габриэль поставила блюдце с нарезанной колбасой на пол и нагнулась, чтобы почесать коту за ушами. – Ты испорченный толстый кот.
Клетис усиленно чавкал и жевал.
Майло подозрительно молчал.
Поглаживая коту голову, Габриэль посмотрела на отца.
– Ты разрешаешь ему прыгать на стол, папа?
– Иногда.
Клетис начал покусывать ее за палец.
– Господи, он разжирел, а ты похудел, по крайней мере фунтов на десять. Его кормишь, а сам перекусываешь тем, что находишь в холодильнике. Хорошо, что я приехала.
Майло постучал ложкой о край кастрюли.
– Вот об этом я и хотел поговорить с тобой, барышня.
– И что? – Габриэль нежно обняла отца за худые плечи. Как она и думала, разговор о Джо – только затравка, главное начнется сейчас.
– Это твое глупое мнение, что ты должна заботиться обо мне. А почему ты считаешь, что мне вообще нужна помощь? У меня еще есть волосы, я хорошо слышу и в бифокальных очках еще очень хорошо вижу. – Он стукнул по столу ложкой.
Клетис с надеждой поднял голову.
– Ты не заботишься о себе, папочка. Ты выглядишь хуже, чем когда был в больнице. Ты не пришел в норму после операции.
– Это была небольшая операция, и доктор Пэджетт говорит, что у меня все в порядке. Я действительно в порядке, Габриэль. Так что ты зря продаешь свое дело и возвращаешься в Байю-Бенд...
Он нахмурился и стал крутить ложку между пальцами. На стол посыпались зернышки риса.
– Дорогая, я люблю тебя, ты это знаешь. И я очень рад, что ты дома. Но надеюсь, только на время.
Габриэль почувствовала острый укол досады – ее отвергли.
– Только не смотри так на меня. – Он похлопал ее по руке. – Со мной все в порядке. Нам надо было поговорить о твоем решении до того, как ты очертя голову бросилась менять свою жизнь.
Отец не церемонился с ней. Что ж, она ответит так же прямо.
– Мне не нравится твой вид, папа. У тебя серое лицо. Мне кажется, ты нездоров...
– О господи, барышня. Я пролежал три недели в больнице до Дня благодарения. У меня пропал аппетит, вот и все. – Он, нахмурясь, глядел на нее. – Я и до операции был худым.
– А я ничего не знала бы об операции, если бы Тэйлор Пэджетт не позвонил мне.
– Я очень недоволен этим парнем. Тэйлору Пэджетту было тридцать шесть лет, и он практиковал в Байю-Бенде с момента окончания медицинского института.
– Почему? – спросила она нарочито терпеливо.
– Я не хотел, чтобы он беспокоил тебя.
– Беспокоил меня? Беспокоил меня? – Габриэль беспомощно развела руками. – Не приведи бог, чтобы мой старенький папочка обеспокоил меня. Ну конечно, как же я могу изменить что-то в своем напряженном графике только потому, что мой отец в больнице?!
Майло взял следующую креветку и разрезал ее вдоль спинки.
– Ты слишком тревожишься, Габриэль. Мне, конечно, шестьдесят четыре года, но я не старенький, и потому не дерзи.
Упершись кулаками в стол и опустив голову, он помолчал и вздохнул.
– С чего ты взяла, что мне одному после смерти мамы трудно жить?
– Я не хотела огорчать тебя, папа. – Габриэль прижалась лбом к его ввалившейся щеке. Она хорошо помнила, какая паника охватила ее при виде сильного, упрямого отца, опутанного трубками. – Я хочу, чтобы ты поправился и стал похож на себя.
Он вскинул голову и начал решительно разделывать креветку.
– Тогда прекрати беспокоиться обо мне и заниматься самопожертвованием, Габриэль Мари. Ты хорошая девочка и хочешь мне добра, но, дорогая, я в порядке. И мне не нужна нянька.
Снова болезненный укол.
– Но, папа...
Он жестом остановил ее.
– После Нового года возвращайся в Аризону и займись своей жизнью. Я не желаю, чтобы ты отказывалась от нее из-за дурацкой идеи, что я дряхлею.
– Дурацкой, папа? Ну спасибо! – Она нервно засмеялась – отец уж слишком разошелся.
– Учти, Габриэль Мари, я твердо намерен прожить еще лет двадцать или тридцать и буду в полном порядке до глубокой старости. Так что ты зря поднимаешь шум. Я сказал бы тебе, если бы был болен. Поверь мне.
Но она не верила. Он не сказал бы. Он до последнего вздоха щадил бы ее.
– Но я здесь, папа, и я останусь. Он крепко обнял ее. От него шел запах рассола и перца.
– Я очень ценю твое предложение, дорогая, но мне не нужна санитарка. Пока.
– Поздно, папа. Я продала агентство и дом. Да... – она опередила его вопрос, – выгодно продала. Отдала растения и аквариум, и теперь я дома, и ты больше не будешь один. Я составлю тебе компанию по вечерам. Буду готовить тебе питательную еду. И Клетис не будет больше сидеть на столе.
От раздражения рот у Майло вытянулся в прямую линию.
– Напоминает седьмой круг ада.
– И тем не менее. Все уже сделано.
– Черт знает что, Габриэль. Ты действительно все продала? – В его голосе звучало настоящее смятение. – Кроме машины.
Отец издал раздраженное хмыканье, которое она хорошо знала.
– Девочка, ты что, не слышала, что я сказал?
– Слышала, папа.
Она подошла к нему и поцеловала в голову. Она нужна ему, и она все сделала правильно. Ради него. Ради себя.
– Габриэль, дорогая. – Он произнес это медленно и терпеливо. – Я не одинок. Мы с ребятами по-прежнему встречаемся в закусочной у Бел за утренним кофе. Я не сижу и не жду старухи с косой. Мне не хватает твоей мамы, и это никогда не изменится, но у меня есть друзья, я езжу на экскурсии. – Он засмеялся. – Мне шестьдесят четыре года, и я впервые в жизни начал ездить на экскурсии.
– Ты больше не водишь машину? – Теперь она по-настоящему забеспокоилась. Вождение было в крови у Майло. Он любил машины.
– О господи, дорогая, я еще вожу машину. Меня уговорили поехать на экскурсию по штату с ночевкой, и мне понравилось. Интересные люди смотрят интересные места. Я бы в жизни не встретил таких людей, если бы не остановился и не заинтересовался этой программой.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Какой программой?
– Ну... – Голос у него стал вкрадчивым, и Габриэль насторожилась. – Одна из медсестер в больнице рассказала мне о поездках, которые организует автобусный парк округа.
Однако! Майло, хитрая лиса, явно что-то скрывал. Но она дознается. Как только он будет готов расколоться.
– Ты ездишь в туристические поездки?
– Конечно. В Тампу. В Атланту. По магазинам.
– По магазинам? Ты же терпеть не можешь магазинов.
Они оба вздрогнули от неожиданного позвякивания старинного звонка и испуганно переглянулись.
– Боже мой! Время! – У Габриэль забилось сердце, а щеки залило краской. Джо.
– Я вижу, мы не можем одновременно готовить и серьезно разговаривать. Вот это, дорогая, и есть признак старости. – Майло сгреб гору мусора со стола в мусорное ведро. – Иди открой дверь. Мне надо помыться. – Он быстро брызнул на руки лимонным соком и подставил их под струю воды.
Габриэль прищурилась. В чем дело? Впалые щеки отца стали красными, серый цвет исчез.
– Ты в порядке?
Ей совсем не хотелось оставлять его, чтобы потом найти на полу с сердечным приступом.
– Что? – Он рассеянно оглянулся на нее, продолжая оттирать руки. Бросил взгляд в маленькое зеркальце над холодильником. – У меня нормальный вид? – Отец пригладил волосы еще влажными руками.
– Конечно, папа. – Габриэль никогда не видела отца таким взволнованным. Должно быть, он очень устал. Принять и накормить такое количество людей оказалось для него, похоже, более серьезным испытанием, чем они предполагали. Не надо было разрешать ему...
– Ах, Габриэль. – Он замолчал и глубоко вздохнул. – Нам надо кое-что обсудить.
– Да, папочка. – Она проговорила это ровным, невозмутимым тоном. Он был расстроен. Надо его успокоить.
Майло нахмурился.
– Почему ты так странно говоришь, девочка? Как будто я оглох или спятил. – Не дожидаясь ответа, он снова заглянул в зеркальце.
Протяжно и пронзительно зазвенел звонок.
– Иди, иди. Там кто-то есть. Открой дверь. Не надо заставлять людей ждать.
Габриэль открыла дверь и увидела Джо Карпентера, прислонившегося к косяку. Он улыбнулся, и сердце у нее забилось неровно.
Настороженный и мрачный Оливер вышел из-за спины отца. Вихор был приглажен на удивление тщательно. Джо хорошо потрудился. Она пошире раскрыла дверь.
– Привет, ребята. Входите. Есть хотите? Сжимая в руке букет цветов в гофрированной бумаге, Оливер переступил одной ногой через порог, помолчал и повернулся к Джо, который подталкивал его вперед.
– Пожалуйста. – Оливер протянул ей цветы. – Подарок хозяйке.
– Большое спасибо. – Габриэль понюхала розы и белые орхидеи, обрамленные сосновыми ветками с длинными иглами и ажурной травкой. На нее дохнуло слабым ароматом холодных и прекрасных цветов.
– Роскошные цветы, Оливер.
Освободившись от букета, он вновь схватил отца за руку.
– Я их не выбирал.
– Это неважно – Важно внимание. – Габриэль жестом пригласила их войти. – Папа в кухне, заканчивает джамбалайю.
Позади нее на пол с грохотом упала крышка.
– О господи, Клетис! Посмотри, что ты наделал! Она потянула Джо за руку и захлопнула за ними дверь.
Ей на ноги свалился шерстяной ком и покатился, тяжело дыша.
– Насколько я понимаю, это Клетис, – протянул Джо.
Лапы у кота мгновенно растянулись, и он, как блин, распластался на полу.
– Кошка! Я люблю кошек. – Оливер присел на корточки. – Можно его потрогать?
– Конечно. Он не кусается и не царапается. И любит, чтобы его любили и ласкали. – И Габриэль добавила нежным голосом, обращаясь к Джо: – Как и большинство мужчин.
– Жестокая. – Джо легонько стукнул ее по подбородку. – Конечно, нам это нравится. Ничто так не заставляет чувствовать себя мужчиной, мадам, как тот момент, когда хорошенькая женщина строит тебе глазки. – Он намеренно растягивал слова, прикасаясь к воображаемой ковбойской шляпе и глядя прямо на Габриэль.
Прижав цветы, она рассмеялась, и сердце, как безумное, застучало в груди.
– Ну, тебе, Карпентер, совсем не обязательно строить глазки, чтобы ты почувствовал себя мужчиной.
– Так ты заметила, да?
Она сделала ему знак, чтобы он шел за нею на кухню.
– А другие разве не заметили?
– Приятно знать, что не зря стараешься. Останешься с котом, Оливер, или пойдешь с нами?
Опустив подбородок на шею Клетису, Оливер взглянул на взрослых и, когда Клетис прошелся ему лапой по лицу, ответил:
– Наверное, я останусь с ним, чтобы ему не было скучно. Он хочет, чтобы я остался.
– Мне тоже так хочется. – Джо нагнулся и погладил согнутыми пальцами брюшко кота.
Габриэль сглотнула. Ей захотелось заурчать, как Клетис. Она наклонилась к Оливеру и кивнула на комод возле двери.
– Если откроешь этот ящик, найдешь там кошачье угощение. Мы храним корм здесь, чтобы было легче заманить кота обратно в дом, если он захочет прогуляться, куда не надо.
– Хорошо. – Оливер зажал корм в ладони, ожидая, когда Клетис вскочит на лапы.
Но тот только повернул голову, выжидающе глядя на мальчика. Оливер поднес поближе щепотку, и кот, высунув шершавый язычок, лизнул Оливеру руку.
– Еще одна мужская привычка? – Джо пробормотал ей это в самое ухо, и его дыхание заполнило ей легкие и кровь.
– Возможно.
– Тогда в следующей жизни я буду Клетисом. – Джо выпрямился. – Жди себе, когда все поднесут на тарелочке с голубой каемочкой. Не надо охотиться, прикладывать усилия. Клетис молодец, все правильно делает.
Быстрый насмешливый взгляд, брошенный в ее сторону, говорил не о еде. Габриэль неловко повернулась, задев Джо бедром. Все тело у нее сразу обмякло, дыхание застряло в горле – Девушке хотелось сказать что-нибудь веселое и непринужденное, как будто ничего не случилось...
Тут Оливер фыркнул от смеха:
– Щекотно!
Клетис лениво лизнул его в лицо. Джо повернулся к сыну, и Габриэль с облегчением вздохнула.
– Кухня здесь. – Девушка смахнула волосы с полыхающих щек и заторопилась на звук хлопающих крышек и льющейся воды.
– Хочешь дать мне работу? – Пропуская ее вперед, Джо положил руку ей на талию.
– Конечно. Для бездельников всегда найдется работа.
– Не усердствуй, Габби, – пробормотал он, и от смеха мягких морщинок вокруг глаз у него стало больше, а карий цвет сделался почти золотистым, когда он повернул голову.
Габриэль быстро прошла вперед, и, когда его рука опустилась, девушка почувствовала холод на талии, там, где он прикоснулся. Где-то в груди возникло странное ощущение утраты.
Она вздохнула.
В сущности, она оставалась такой же неопытной, как та девочка, которую он когда-то поцеловал. Неудивительно, что она боится заниматься любовью и сексом-Джо Карпентер очень основательно запечатлел в той взрослой девочке свой запах, свое прикосновение, и запечатлел это на всю жизнь.
Как тень, ее тело следовало за Джо, подчиняясь какому-то примитивному, сидящему в мозгу приказу, который шел от запаха, от ощущения и которому она не могла сопротивляться.
Она попалась.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
– Габриэль, кто пришел? – Майло вышел в холл. За пояс его синих широких брюк было заткнуто посудное полотенце. Он оглядел Джо, посмотрел на входную дверь, а потом на Габби. – Джо и Оливер.
– Да?
От этого несколько официального и сдержанного вопроса сердце у Джо забилось быстрее.
– Не вижу мальчика.
– Оливер в прихожей. С Клетисом.
Джо посмотрел на Майло О’Ши. Интересно, если бы Майло рассказал Габби о той давнишней ночи, когда он, Джо, убежал из Байю-Бенда, стала бы она по-прежнему смотреть на него широко раскрытыми, темными от желания глазами?
Вряд ли Майло раскололся, но все козыри были у него, он решал, что сказать, а что – нет.
Джо вдруг стало неприятно это ощущение беспомощности – он предпочитал сам распоряжаться своей жизнью.
Вот сейчас, например, а точнее, с тех пор как у него появился Оливер, он решил вернуться в Байю-Бенд.
Возможно, мальчик его сын.
А может быть, и нет.
С этим он еще разберется. Сам.
А в Байю-Бенд он решил вернуться потому, что Оливеру здесь будет лучше – спокойнее, безопаснее. И здесь Джо знал, что от него потребуется, если он захочет создать семью – для Оливера и для себя. А если кто-нибудь думает, что семья – это не для Джо Карпентера, то пусть засунет свое мнение... подальше.
Ладно, будь что будет. Прищурившись, он прямо посмотрел в глаза Майло.
– Джо. – Майло протянул костлявую ладонь и пожал ему руку. – Рад видеть тебя, сынок.
– Я тоже. – Джо кивнул. Майло назвал его сыном. Первое препятствие было преодолено. – Я слышал, ты готовишь убийственную джамбалайю, Майло. Спасибо, что нас пригласили.
– Чем больше людей, тем веселее.
Серебряный смех Габби прошелся по его нервным окончаниям и вызвал легкую, едва заметную дрожь.
– Мун говорил, что ты именно так и скажешь.
– В самом деле? – Майло пожал плечами. – Этот парень – добрый малый, особенно когда распоряжается гостеприимством других.
– Папа, я тоже пригласила Джо и Оливера. – Высоко подняв голову, Габриэль посмотрела на отца.
– Брось, дорогая, ты мне уже говорила об этом. Я рад Джо и его сыну, независимо от того, кто их пригласил. И не задирайтесь, слышите?
Джо почувствовал, как ушло напряжение. Он только сейчас понял, как волновался.
Интересно, принимал ли бы Майло так же спокойно Джо, если бы вчера у Муна увидел, как он обнимает его дочь?
Вряд ли.
И это еще одна причина, чтобы держаться от Габби подальше. Слишком многое поставлено на карту.
– Пошли в кухню, Джо. Мы в основном там обитаем. Не понимаю, зачем нам гостиная, Габриэль. Никто ею не пользуется, – проворчал Майло. – Мы подберем тебе работу, Джо. Тебе тоже надо ручки испачкать.
– Прекрасно.
Звонок в дверь отвлек Майло. Старик оживился.
– Посмотрю, кто это. А вы идите. Габби, позаботься о Джо. Подыщи ему работу, слышишь?
– Слышу, папочка. – Габби взглянула на Майло, заторопившегося к двери. – Наверное, это Мун.
– Возможно. – Не останавливаясь, Майло бросил: – Или кто-нибудь из моих друзей по автобусным поездкам.
– Я говорила, что за ужин вам придется спеть? – обратилась Габби к Джо.
Едва сдерживаясь, чтобы не разгладить ей морщинку между бровями, он засунул руку в карман.
– На самом деле ты говорила, что найдешь работу для нас с Оливером.
– Вот споешь – и отработаешь. Он прислонился к стене.
– Ты же не слышала, как я пою.
– Не умеешь, бедняжка?
– Умею. – Джо нравилось, как ее узкое золотистое платье с красной тесьмой на подоле и рукавах отливало золотом на коже, блестело и переливалось на бедрах. Щеки у нее стали цвета тесьмы на платье, когда она подтрунивала над ним.
– Если умеешь петь, так в чем проблема?
– Я не пою, а квакаю, как больная несварением лягушка.
Габриэль залилась смехом.
– Понятно. Тогда ты спасен.
Она повернулась и открыла дверь на кухню.
– А скажи-ка, Джо...
– Да, Габби. – Он замолчал – Еще один шаг, и ее ускользающий аромат будет вновь обволакивать его.
Он оттолкнулся от стены. Внутри стучало ожидание.
Мужчина, на иждивении которого находится ребенок, никогда не стал бы делать этого единственного, опасного шага по направлению к Габби и ее золотистому платью.
Он снова привалился к стене.
– Ты что-то спросила, Душистый Горошек?
– А на что похоже кваканье лягушки, у которой несварение?
Следуя за Габби на кухню, Джо еще раз напомнил себе, что надо быть поосторожнее.
Ее легкий аромат сладко проникал в мозг, и ему хотелось склониться ближе, глубже вдохнуть эту сладость. Откуда эта тяга, желание вдыхать ее запах, попробовать ее на вкус?
Он наклонил голову.
Габби удовлетворенно отошла от него.
– Вот, Джо.
– Что?
Уперев руки в бока, она лукаво глядела на него.
– Не хочу, чтобы ты испачкал свои элегантные брюки креветочным соком и томатным соусом.
Джо опустил глаза. Как и на Майло, на нем было посудное полотенце, завязанное на талии и аккуратно заткнутое в петли для ремня. Понизив голос, так что услышала только она одна, он проговорил:
– Ну и хитра же ты, Габби О’Ши.
– Я? – Она стащила с крючка на стене красный фартук, разрисованный и украшенный серебряными колокольчиками. – Не-ет, я только предусмотрительная. Хорошая хозяйка заботится о своих гостях, – сказала она строго, завязывая вокруг талии широкий пояс.
– Я это запомню. – Он протянул руку и дернул за колокольчик. – На случай, если мне понадобится... забота.
Габби покраснела и, нахмурившись, отвела глаза в сторону.
Он тоже нахмурился и откашлялся.
Глупо было флиртовать с Габби.
У Джо был опыт общения с женщинами. Он понимал, что значит любить. Но с Габби все было не так. Рядом с ней он испытывал странное смешение одиночества и надежды, прошлого и настоящего, Рождества и тайны. И все это, переплетаясь, вызывало в нем... желание.
В кухню начали входить гости.
– Повесь эти игрушки на елку, Тэйлор, – обратилась Габби к мужчине, которого представила как врача Майло. – Мун, а тебе придется развесить лампочки, потому что ты самый высокий.
Со смехом и ворчанием они принялись выполнять ее поручения.
– Дай мне работу, Габби. – Сигнал об опасности настойчиво застучал в мозгу Джо, но он медленно расставил руки и обхватил ее за талию.
– Хорошо. Это те ленивые руки, которые ищет дьявол. – Ее голос с придыханием вновь начал тревожить его нервные окончания. Она схватила деревянную ложку и протянула ему. На пол упало несколько зернышек риса. – А как насчет того, чтобы помешать?
– Меня несколько раз обвиняли в том, что я замешиваю скандалы.
. Медленно подняв голову, она тихо произнесла, так тихо, что ему пришлось наклониться к ней:
– Так вот чем ты сейчас занимаешься, Джо Карпентер: замешиваешь скандал?
Он повертел в пальцах ложку, разглядывая углубление в ней, наконец вздохнул и промолвил:
– Не знаю, Габби. Может быть, чуть-чуть флиртую с тобой.
– Флирт для тебя так же естествен, как дыхание. Но тут... – она помахала рукой перед ним, – что-то другое.
Не знаю, как... – она помолчала, – как реагировать. Из-за тебя я чувствую...
Снова помолчала. Джо увидел ее озабоченное лицо.
– Что же ты чувствуешь из-за меня, Габби? Она выпрямила плечи, оглядела кухню невидящим взглядом. Слова вылетели сами собой, она явно не собиралась их произносить:
– Чувствую себя женщиной. Не знаю, надо ли мне это.
Его ненадежная совесть, которая давно дремала, подняла голову, и он предложил:
– Хочешь, чтобы я ушел? Я уйду. – Джо аккуратно положил ложку на стол.
В воздухе стоял пряный запах джамбалайи, из холла и гостиной доносился приглушенный смех. Джо ждал, как осужденный приговора. До этого момента он не знал, как ему хочется остаться.
– Скажи только слово, и я уйду.
Выдохнув весь воздух, она ответила:
– Останься.
Слово повисло между ними.
– Почему? – Он уже готов был уйти и теперь боялся поверить.
– Хочу так.
– Но почему?
Она произносила слова медленно, словно отмеряла пипеткой:
– Не знаю.
Воздух с шумом ворвался ему в легкие. Он и не заметил, что не дышал. Закружилась голова.
– Тебе неловко из-за меня.
– Да. – Она резко кивнула, колокольчики звякнули, и одна прядь волос выбилась и упала на щеку. – Из-за тебя.
Он подхватил прядь, накрутил ее на палец и заправил ей за ухо.
– Я не хотел, чтобы тебе было неловко, Габриэль Мари.
Она порывисто засмеялась и обдала дыханием ему ладонь.
– Боюсь, не в твоей власти избавить меня от неловкости, Джо Карпентер.
Он сделал вид, что не понял.
– Между нами что-то происходит, да? Вспыхивают неподвластные нам электрические разряды? Она опустила подбородок и помолчала.
– Да, что-то есть. – Опять помолчала, пока сердце у него бешено стучало в груди. – Я плохо умею флиртовать, Джо.
Габби засунула руки в карманы передника, и зазвенели маленькие колокольчики.
– А ты умеешь.
Он заметил, что она пыталась уклониться от его вопроса.
– Я люблю женщин, Габби. Я люблю подразнить, пофлиртовать.
– Знаю. – Она чего-то недоговаривала.
– Флирт ничего не значит.
Он улыбнулся ей легкой улыбкой. Ему хотелось разрядить напряжение, превратить ситуацию в нечто обыденное, необязательное. Чтобы уменьшить тревогу у нее в глазах.
– Флирт – это ерунда. В нем нет ничего опасного. Это только игра, и все.
– Знаю.
Он коснулся ее подбородка и почувствовал нежность ее матовой кожи.
– Это все знают, Габби. Ты повторяешься. Душистый Горошек.
– Зна... – Она засмеялась, и тень у нее в глазах, которую он видел несколько секунд назад, исчезла. – Я едва опять не повторилась, да?
– Почти.
– Это нервы разыгрались из-за вечеринки.
– Ты так считаешь? – Ему захотелось схватить ее, пробиться сквозь эту броню, заставить ее признать... Что? Что ей нравится ощущать жар между ними?
– Джо, – она предостерегающе подняла руки, как будто отталкивала его, – мы с тобой разные люди. Тебе нужно заигрывать с теми, кто идет с тобой на одной скорости.
– А если я хочу заигрывать именно с Габриэль Мари? Что тогда?
Нет, он не даст ей улизнуть. Он заставит ее снова посмотреть на него так, будто он был особенным для нее.
Внезапно Габриэль отвернулась, и кусочек золотистой ткани, поблескивающий из-под красного передника, стал притягивать его, как золотистое пламя.
Джо согнулся над столом. Огонь полыхал у него перед глазами.
Когда она обернулась и посмотрела на него, взгляд у нее стал осторожным, а лицо побледнело.
– Джо, мне нравится быть с тобой. Ты мне нравишься. Мне нравится Оливер.
– Он – крепкий орешек. Иногда его трудно любить. Да и меня тоже. По правде говоря, Габби, я не легкий человек.
– Нет, не легкий. – У нее покраснела кожа на шее. – И вообще, то, что происходит между нами, раздражает меня. Потому что я плохо играю в эти игры. – Улыбка замерла у нее на губах, но она не остановилась. Его тронула такая смелость. – Из-за тебя я теряю покой.
Габби взглянула на него потемневшими глазами, в которых он увидел собственное отражение.
– Я не знаю правил игры. Вот и все. – Она уронила руки: – И не знаю, что должна делать. В твоей игре.
– Ничего, Габби. И правил никаких нет. Он хотел дотронуться до нее, утешить.
– Я вернулся в этот город из-за сына. Мне нужно очень постараться создать ему такую жизнь, какой не было у меня.
– Конечно, нужно. Ты нужен ему. – Габриэль сосредоточенно смотрела ему в глаза.
– Ты не знаешь, как играть в игру мужчины и женщины, а я не знаю, как играть в отца. Я изо всех сил стараюсь разобраться в своей жизни. А тут встретилась ты у Тибо – блестящая, сверкающая, – и мне захотелось провести немного времени с тобой. Мне нравится быть с тобой. – Джо провел рукой по волосам и слегка присел, чтобы заглянуть ей в глаза. – Я не хотел делать тебе больно, это точно.
– Боишься, что я буду чего-то ждать от тебя, Джо? Ты это хочешь мне сказать?
– Мы действительно разные, Габби. Я всегда был чужим в этом городе, а ты нет. У тебя есть право ожидать... – Он нахмурился, увидев улыбку у нее на лице.
Она взглянула на него, будто ей пришла в голову неожиданная мысль.
– Хочешь быть благородным, да? Беспокоишься, что я приму флирт за что-нибудь еще? – Она подавила смех. – Ты ведь только хочешь поиграть со мной? Он невольно улыбнулся.
– Когда ты так говоришь, ты как будто обвиняешь меня в мошенничестве.
– Так ты и есть мошенник, Джо.
Она протянула руку ему за спину и взяла ложку со стола:
– Вот, на, помешивай джамбалайю, чтобы не приставал рис. Если нужно будет, добавь бульона из кувшина. Или томатного сока. Подойдет и то и другое.
Не отрывая от девушки взгляда, Джо опустил ложку в кастрюлю.
– Что происходит? По-моему, ты изменила инструкции в отношении меня.
– Разве? – Передник весело зазвенел, когда она подошла к кухонному столу за блюдом. Лицо у нее было спокойным и безмятежным.
– Да.
– Просто теперь мне все ясно. Если ты флиртуешь со мной, это лишь игра. Если я флиртую с тобой, ты ничего не ждешь от меня. – У нее на щеках появились ямочки. – Секса, например.
Жар ударил ему прямо в пах. Но не от самого слова, а от того, как она строго поджала губы, произнося его. Если бы он поцеловал ее, она точно так же сжала бы рот. По крайней мере при первом прикосновении...
– Секс? – повторил он потрясенно.
– Конечно. Я только хотела прямо поговорить обо всем, выложить карты на стол. Чтобы не было недомолвок. Теперь все ясно.
У нее на лице сверкнула, улыбка.
– Теперь мы можем флиртовать сколько душе угодно.
Секс? Секс? Джо механически двигал ложкой. Она упомянула секс, и с этого момента он уже ни о чем не мог думать, кроме золотистого платья и ясной линии икр под красной каймой.
– Стоп, Душистый Горошек. Кто говорил о сексе? Кто спрашивал? Кто предлагал?
Она протанцевала сквозь кухонную дверь, которая захлопнулась за нею.
– Будь я проклят. – Кусочки колбасы упали с ложки обратно в кастрюлю.
– И разрази тебя гром к тому же. – Мелкими шагами в дверь вошел Майло.
– Не будь грубым, Майло. – Потрясающе элегантная женщина примерно одного возраста с отцом Габби положила ему ладонь на согнутый локоть. Следом за ними появилась Габби, паруса ее передника сбились в сторону. Интересно, видела ли она, как Майло легонько нажал женщине на руку.
– Познакомься с Нетти Дру, Джо. – Светло-голубые глаза Майло под густыми бровями засияли, когда он снова взглянул на женщину.
– Здравствуйте. – Протянутая рука Нетти была прохладной и покрытой веснушками. – Я уже познакомилась с вашим сыном. Они с Клетисом сейчас под обеденным столом. Время от времени они отправляются за... – Она взглянула на Майло. – Как Оливер сказал? За кормом?
Майло кивнул.
– Необычное слово для ребенка его возраста. Я была под сильным впечатлением. Он объяснил мне, что вы с ним играете в такую игру. Называется «Странные слова». Мы с ним говорили, пока он не вернулся под стол. Он сказал, что наблюдает за ногами.
– Он плохо себя ведет? – Джо приготовился спасти гостей Майло от Оливера. И от Клетиса.
– Отнюдь. Очаровательный мальчик. – Нетти открыла ящик возле стола и вытащила большую разливательную ложку. – Можете им гордиться.
– Я и горжусь. – Джо скорее почувствовал, чем увидел, как Габби придвинулась к нему. Нетти похлопала его по руке.
– Видно, что вы хороший отец. Мальчик обожает вас.
Джо старался не смотреть на Майло. Тот лучше других знает, как не подходит Джо на роль отца.
– Нашла то, что тебе нужно, Нетти? – Майло легонько обнял женщину за плечи.
– Да. – Интимная улыбка, которой она одарила его, осталась бы незамеченной, но именно в этот момент Габби обернулась. Джо увидел, как она замерла, когда рука Майло скользнула по бедру Нетти.
– Через несколько минут можно садиться за стол. – Габби смотрела на отца в изумлении.
– Мы можем закончить украшать елку во время ужина. В баре полно ликера. Тебе налить, Джо?
Джо уже выпил чашку шведского напитка из виски, пшеничной водки и бренди. И изюма. Одной было достаточно, если он хотел сохранить прямую походку на остальную часть вечера.
– Нет, спасибо.
– Папа? Нетти? – От напряжения голос у нее звенел.
– Мне больше не надо, дорогая.
– Мне достаточно, спасибо, Габриэль. Майло сказал, что он приготовлен по рецепту Мэри Кетлин. Она делала это каждый год? – Лицо Нетти Дру выражало теплое сочувствие.
– Да.
Было невыносимо смотреть, как с каждым словом Нетти тускнели глаза Габби.
– Мне нужна помощь, Душистый Горошек. – Джо показал на кастрюлю.
Майло и Нетти ушли. Джо помешивал и ждал, пока Габби заговорит.
Искра, которая обычно зажигала ее изнутри, исчезла. Как будто кто-то потушил свечу. Она выглядела бледной и ужасно хрупкой. Ему удалось подавить внезапное желание обнять ее.
– Ты видел? Папа и Нетти?
– Да. – Он стал сосредоточенно соскребать со дна кастрюли приставший рис. Габби резко качнула головой.
– Не понимаю. Папа не говорил мне. – Она скользнула по стене вниз и присела. – Вот это сюрприз.
– Ты не знала, что он с кем-то встречается?
– А-а? – Пораженная, она посмотрела на него. – Думаешь, это серьезно?
Джо выключил горелку и склонился около Габби.
– Да, Душистый Горошек, думаю, у твоего отца серьезные намерения в отношении этой женщины. И мне кажется, она сходит с ума от него. Очень приятная дама.
Габби сглотнула.
– Да, ты прав. Приятная.
– Но?
– Она не мама.
– Ах. – Джо положил ей руку на плечо. – Ревнуешь?
Она быстро провела ладонью по глазам. Ему показалось, что в них были слезы.
– Ревную? Неужели ты думаешь, я такая эгоистка, что не хочу, чтобы у папы была подруга? Ты считаешь, я могу быть недовольна, если он найдет успокоение? – Она стряхнула руку Джо и поднялась. – Мне было бы стыдно вести себя подобным образом.
– А если не ревнуешь, так в чем проблема? Твоему отцу за шестьдесят. В наше время это не возраст. У тебя такой вид, будто мир рухнул.
Обхватив себя руками, Габби замерла.
– Я вернулась, потому что думала: я нужна отцу. Хотела верить в это. Говорила себе, что ему одиноко. – Она невесело усмехнулась. – Я думала, он болен. И скрывает от меня правду.
Из горла у нее вырвался всхлип.
– А теперь ты не знаешь, нужно это ему или тебе самой.
Лицо у нее сморщилось, но она не заплакала.
– У меня была работа, друзья, место, где жить. Но я хотела домой, чтобы быть с папой. – Повернувшись к нему спиной, Габриэль прислонилась лбом к стене. – Потому что мне это было нужно.
Джо обхватил ее за талию, развернул лицом к себе. Девушка уткнулась в его плечо.
– Мы все ищем того, кому станем нужны. Быть нужным – одно из основных человеческих желаний. Почему у тебя должно быть иначе?
Габби казалась такой бесконечно ранимой, что ему захотелось защитить ее. Теперь ей придется самой решать, какое место она займет в жизни отца. Какой будет ее собственная жизнь.
Джо еще крепче обнял ее. Он тоже не знал, какое будущее его ждет. Ему тоже надо прокладывать новый курс в жизни. И кто знает, каким он будет.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Габриэль медленно провела щекой по прохладной гладкой рубашке Джо, вдохнула чистый, свежий запах. Джо Карпентер предлагал ей утешение в трудный момент.
– Как ты? – Его теплая рука прижалась к ее затылку.
– Я в порядке. – Она позволила себе роскошь остаться в его объятиях, почувствовать себя защищенной и в безопасности. Безопасность. Слово, меньше всего подходившее Джо Карпентеру. – Ничего страшного. Просто я приняла все слишком близко к сердцу.
Она подняла голову.
– Глупо повела себя, не ожидала, что у папы кто-то есть. – Она хрипло засмеялась. – Боже, это так смешно звучит. Мой отец ходит на свидания.
– Когда умерла твоя мама, Габби?
Он легонько массировал ей затылок, и девушка, закрыв глаза, наслаждалась каждым движением его пальцев.
– Около года назад.
– Должно быть, тебе было тяжело.
– Очень. – Она схватилась за его рубашку. – Ах, Джо, я каждый день вспоминаю о ней. Мне кажется, я все время вижу ее уголком глаза. Вижу тень и думаю, что это она. – Габби помолчала. – Я поворачиваюсь, хочу пошутить с ней. Не могу поверить, что ее нет...
– Представляю, как тебе тяжело. Сначала ушла мать, теперь ты в какой-то степени теряешь отца.
Она замерла – действительно, это было похоже на потерю. Еще одну. Она подняла глаза на Джо.
– Ты прав. Не знаю, как ты это понял. Я, наверно, жуткая эгоистка, да?
– Просто ты любишь своего отца. Его осторожные пальцы начали растирать ей мышцы на шее.
– Расслабься. – Он положил большие пальцы ей под подбородок и стал наклонять голову девушки вперед и назад.
Опустив голову, она посмотрела на носки его блестящих ботинок. Хорошие ботинки. Дорогие.
– А у Оливера есть игрушки?
– Ты меня озадачила.
– А разве ты не собираешь вечером по всему дому игрушки и не находишь кусочки «Лего» под ногами? – Подняв голову, она слегка отступила назад.
– Нет. – Джо отошел к раковине и выглянул во двор.
Под рубашкой обозначились мощные мышцы спины.
– Нет, я не нахожу «Лего» под ногами. Господи, как бы я хотел находить. – Он резко повернулся к ней. – Габби, я очень мало знаю о своем сыне.
– Почему? – Какой у него странный взгляд. – Ты что, куда-нибудь уезжал, пока он рос?
– У Оливера много вещей, но практически нет личных. Ни «Лего», ни книг. Ни чудовищных роботов. У него есть простыня и потрепанный альбом с тремя фотографиями.
– Извини, Джо. Я не понимаю. – Габриэль вспомнила, как отстаивал Оливер свои права на елку, каким собственником был по отношению к отцу. – Как это, нет личных вещей? Дети – барахольщики. У них всегда полно барахла. Они собирают всякую ерунду.
– Оливер не делает этого. Еще три недели назад я не имел представления, что у меня есть сын. – Джо так сжал край раковины, что суставы пальцев побелели. – Можно сказать, это был ранний подарок к Рождеству.
Габриэль не сразу нашла, что сказать. Осторожно, боясь задеть больную струну, она спросила:
– Чего ты не знал? Что он родился? Чего?
– Я ничего не знал. Он жил в квартире в Чикаго у дальней родственницы его матери.
– Твоей бывшей жены? – Она вспомнила, как Джо говорил, что не женат.
– Женщины, с которой я жил семь лет назад. Она никогда не говорила мне об Оливере. Я предохранялся, поэтому не ожидал, что она может забеременеть.
– Вот как. – Габриэль подумала о женщине, которая жила с Джо, о ее ребенке. Любил ли ее Джо? Она его, наверно, любила. Конечно, любила. – И что же случилось?
– Мать оставила Оливера у своей родственницы четыре года назад и ушла. И больше не вернулась. Ну, Яна звонила время от времени, иногда присылала чек. А Сузи, ее родственница, любит детей, полюбила и Оливера. А время шло. Яна ушла из жизни своего ребенка так же, как из моей. Только мне было не два года. И мне было безразлично.
– Ну, должно быть, не совсем безразлично...
– Похоть. Близость. Семимесячный вариант однодневной гастроли. Ничего больше.
Габриэль не слишком поверила ему. Довольно расплывчатая история. Хоть и говорят, что секс ради секса – здорово, но это эмоциональная пустыня. Она не понимала, как можно производить без эмоций такое личное, такое всепоглощающее действие.
– Очень грустно, Джо. Пусто. Для тебя. Я думаю, и для Яны. Наверное, по-своему она любила Оливера. Она же посылала чеки... Сузи. Это что-нибудь да значит.
– В самом деле? – произнес он с горечью. – Только не для Яны, тут я уверен.
– Джо... – Габриэль потрясла его за руку, – она его мать. Я уверена, она любила его. По-своему. А как иначе?
– Ну, Габби, ты видишь в людях только плюсы. Ты не знала Яны.
– Да, не знала. Но послушай, я не оптимистка в розовых очках. Я знаю, что на свете есть зло, и понимаю, что может произойти. И все же думаю, что у Яны была причина оставить Оливера.
Раздался отрывистый, лающий смех.
– Удовольствие? Отсутствие интереса?
– Не будь таким циничным. Ты знал ее. Если и не любил, то по крайней мере она тебе нравилась.
– Это точно. – Джо с усилием потер лицо. – В том, что произошло, не только ее вина. Здесь я согласен. Тогда я не был человеком, который оправдывал чьи-то надежды. Яна была доступной. Я – тоже. – Его тяжелый вздох громко отозвался в тихой кухне. – И с ней мне было весело. Да, она нравилась мне. Пока я не узнал об Оливере.
Габриэль не сразу задала свой следующий вопрос.
– Как по-твоему, почему она не рассказала тебе о сыне?
Джо долго молчал. Потом заговорил, тщательно выбирая слова:
– Не знаю. Честно. Ее поведение – загадка для меня. Но я ищу ответы. Я бы женился на ней, деньги бы давал. Сделал бы все, что нужно. Для мальчика.
– Так ты не слышал о нем и не видел его?
– В тот день, когда я вошел в квартиру, я увидел его в первый раз. – Взгляд, который Джо бросил на нее, был поистине неистовым. – Моего сына.
– Как же ты нашел его?
– Сузи растила Оливера четыре года и ждала, что Яна вернется. Но она не вернулась. Время от времени приходил чек, но потом и этого не стало. Меня вообще поражает, как долго Сузи терпела. У нее самой четверо детей и нет мужа. У Сузи доброе сердце, ее можно разжалобить грустным рассказом. Яна сыграла на этом. Короче, Сузи совсем отчаялась, начала искать хоть какие-то следы, в каких-то коробках с бумагами нашла мое имя, навела справки. Яна вписала мою фамилию в свидетельство о рождении Оливера. – Он сжал губы. – Хоть на это ее хватило. Но я поражен, как Сузи вообще нашла меня. Адрес устарел на семь лет.
– Но теперь сын с тобой навсегда? Мать отказалась от опеки?
– Я нанял частного детектива. Он разыскал Яну. Она была застрелена из машины в Гэри, штат Индиана.
– Ох, Джо. Бедный Оливер. Неудивительно, что он так льнет к тебе.
– Он доверяет мне. По какой-то странной, непонятной причине малыш мне доверяет. Он в жизни меня не видел, а вышел со мной из квартиры, как будто только меня и ждал. Глазом не моргнул. Невероятно, правда?
– Действительно, какой глупый малыш. Так доверять тебе. Что это с ним, в самом деле? – По щеке Габриэль прокатилась слеза и оставила мокрую каплю на рукаве его рубашки. Габриэль вытерла глаза о мягкую ткань. Она не имела права навязывать Джо свои беды. Она была посторонней в их жизни. Как теперь и в жизни своего отца.
Скрипнула дверь.
– Мы должны умереть здесь от голода или что? – Сначала показалось большое лицо Муна, а потом его огромное тело. Он прислонился к двери и остановился, увидев руку Габриэль на руке у Джо. – Что происходит, люди? Празднуете тут Рождество самостоятельно?
– Не лезь не в свое дело, Мун. – Джо медленно выпрямился, и она почувствовала, как напряглись у него мускулы. Он стал похож на зверя, готового напасть. Или защищаться. Или защищать – ее, ее репутацию.
– Должна тебе сообщить, Мун, что я тут флиртовала с Джо. Ты прервал нас в самый интересный момент. Признаюсь, ты застал нас врасплох. – Она театрально похлопала ресницами, глядя на Джо, и почувствовала, как напряжение отпустило его.
У Муна заколыхался живот от смеха.
– Замечательно. И все-таки, девочка, когда мы будем есть? – Лицо у него стало жалобным. – Я умираю с голода. Мне нужна пища. Я ведь расту.
– О господи, надеюсь, что нет. – Джо подошел к нему и хлопнул по плечу. – Если ты еще вырастешь, то с каждым твоим шагом, старик, от дома будут отваливаться куски.
– Не называй меня стариком, ты, хулиган на мотоцикле. – Мун ткнул его в ответ, игриво, но с медвежьей силой.
Джо не дрогнул.
На Габриэль это произвело впечатление. Удар был тяжелым, даже и в шутку. Она знала, какое у Джо мускулистое тело под цивильным костюмом, но была потрясена его твердостью.
Видя ее удивление, Джо заметил:
– Расслабься. Мы с Муном любим друг друга.
– Да. – Мун энергично кивнул. – Джо не такой плохой для маленького, недокормленного экземпляра.
Взгляд Габриэль скользнул по крепкому телу Джо, потом вновь обратился на Муна.
– Черт возьми, мне даже нравится, как парни выражают свое расположение. А что же вы делаете, когда злитесь друг на друга?
Мун и Джо переглянулись.
– Женщины. Им этого не понять, правда, Мун?
– Не понять, – согласился Мун. – Но мне действительно нужна еда, Габриэль. Я не шучу.
– Хорошо, Мун. Думаю, пора сжалиться над тобой. Сообщи новость войскам. Следующее блюдо на подходе.
– Дьявол, пахнет хорошо. – Мун приподнял крышку кастрюли толстым пальцем. – Майло много приготовил?
– Для тебя или для всех? – Она стукнула его по руке деревянной ложкой. – Вот эта кастрюля, и еще одна греется в духовке. Думаешь, хватит? Одна кастрюля тебе, а другая остальным.
Джо закашлялся от смеха.
– Не будь злюкой, Габби, ничего не могу поделать – люблю стряпню Майло. – Мун положил тяжелую руку ей на плечо, и Габриэль осела.
– Пошли, Мун. Мы с тобой можем дотащить джамбалайю. Хорошо, Габби?
Джо снял руку Муна с ее плеча и протянул ему варежки Санта-Клауса, чтобы взяться за кастрюлю.
– Берись, Мун. Я открою дверь и возьму другие вещи. Выше голову, Душистый Горошек. – На лице у Джо разлилась довольная белозубая улыбка.
Мун взял с плиты массивную кастрюлю и направился к двери.
– Я возьму миску с салатом. – Габриэль толкнула Джо в бок, когда он открыл дверцу духовки и взял вторую кастрюлю. – И веди себя прилично.
– Неприлично – веселее.
– Ты плохой мальчик, Джо Карпентер.
– Конечно, – самодовольно согласился он. – Только не всегда, – тихо добавила она. Когда Мун уже не мог их слышать, Джо пробормотал:
– Спасибо. За то, что выслушала. – Он не смотрел на нее, а щеки у него слегка покраснели.
– Всегда пожалуйста. – Она стукнула его по плечу. – Вот, общение в стиле мужчин. – Задумчиво посмотрела на свой кулак. – А в этом, пожалуй, что-то есть. По крайней мере эффективно.
– Я тебе говорю. То, что надо. И мужчинам, и женщинам подходит. – Он ухмыльнулся. – И вот еще что.
– Что? – Она чопорно выпрямилась. – На случай, если тебе опять что-то непонятно, – я сейчас с тобой флиртую. – А, ну да... Тогда вот еще, Джо. – Да, Душистый Горошек?
– Я флиртую в ответ. – Она махнула перед ним юбкой.
– Договорились. – Он вышел вслед за Муном. В столовой буфет и обеденный стол были заставлены мисками и тарелками с едой. Габриэль заметила серую лапу, высунувшуюся из-под скатерти и нацелившуюся на лодыжку Тэйлора Пэджетта, который наклонился над столом, собираясь подцепить копченую устрицу.
– Осторожнее, Тэйлор, за тобой следят, – Держа в руках миску с салатом, она показала локтем.
– Ты насмерть перепугала меня. Хирурги не любят этого слова. – Он вздрогнул. – Сразу представляется недовольный пациент.
– Говорят, ты хороший специалист, Тэйлор. – Габриэль поставила миску с салатом на буфет.
– Приятно слышать. Но ты же знаешь, как сейчас бьют нас, хирургов. Они думают, что мы творим чудеса без помощи Бога. – Он поднял брови. – Но иногда так бывает.
– Да ладно тебе хвастать. Я-то тебя давно знаю. – Она показала ему язык. – Трудно, знаешь ли, заставить преклоняться человека, который видел, как ты купался нагишом со своей одноклассницей.
Он скривил лицо.
– Ах да, помню. Плохой день у Черной скалы. С твоей стороны нехорошо напоминать мне об этом. Как всегда, нет пророка в своем отечестве. Я еще подумаю, может, мне стоит принять предложение «Атланта медикал». Вот они считают, что я первоклассный специалист.
– Поскольку я видела твой голый зад, как говорит мой папа, мне трудно с ними согласиться.
Она засмеялась, а он стал разметать крошки на столе.
– Но шутки в сторону, Тэйлор. У меня не было случая поговорить с тобой. Папа ни на что не жалуется, но и ничего не рассказывает об операции.
Похрустывая крекером с устрицей, Тэйлор не спеша подошел к ней и так же не спеша стряхнул крошки с лацканов своего коричневого пиджака.
– Майло хорошо перенес операцию.
– А тебе не кажется, что у него усталый вид? – Она сняла крошку у него с рукава. – Потому что мне так кажется.
Тэйлор нашел взглядом Майло в группе людей рядом с Нетти Дру. Понаблюдал с минуту.
– На мой взгляд, он здоров на сто процентов, Габриэль. У него был грипп после больницы...
– Папа ничего не говорил о гриппе.
– Нет? – Крошки попали ему на усы. Габриэль покачала головой. Значит, она правильно сделала, что вернулась: Майло все-таки был болен.
– Я впервые слышу об этом.
– Ничего серьезного. Я контролирую такие вещи. Как только у Майло поднялась температура, он тут же позвонил, и мы подавили болезнь в зародыше. С Майло все в порядке.
– Я беспокоюсь о нем, Тэйлор. – Габриэль взяла его за руку и задержала ее, – Он не рассказывает мне всего. Я боюсь, что у него что-нибудь плохое – Что ты удалил не всю опухоль. Я волнуюсь.
Тэйлор успокаивающе накрыл ей руку.
– Послушай, дружище, не обижай меня. Я хорошо знаю свое дело, лучше многих других врачей. У Майло все в порядке, Габриэль, поверь мне. – Он похлопал ее по руке. – Выпей лучше ликера. Полчашки этой смеси – и уже не о чем будет беспокоиться.
– Это рекомендация доктора?
– Разумеется. Выпей, дружище. Вечер только начинается. – Еще раз обняв ее, он пошел к толпе в гостиной.
Что ж, она выпьет чашку. А может, и две.
А после ужина отец повесит хрустальную звезду – подарок ее ирландской бабушки.
Фонарики на елке замерцали белым светом. Вдруг, грозя порвать чулок, девушку схватила за лодыжку лапа.
– Эй, Клетис. – Она нагнулась и почесала кота за ушами. – Где твой приятель?
Скатерть надулась и приподнялась.
– Здесь. – Край скатерти обрамил лицо Оливера. Щеки у него были ярко-красными, а волосы – мокрыми и взъерошенными.
– Есть хочешь? – Подняв Клетиса и засунув его пушистую голову себе под подбородок, Габриэль двинулась к Оливеру.
– Мы с Клетисом поели.
– Вижу, – серьезно ответила она.
Оливер, кряхтя, вылезал из-под скатерти.
– И попили.
– Да? И что это было? – Она спустила Клетиса с рук.
– Майло дал мне пунша. Он красный. С мороженой клубникой. Он разрешил мне полизать ложку. Невкусно. А красный напиток вкусный.
– Хорошо. – Габриэль с облегчением выдохнула – слава богу, это был не ликер. – Не хочешь пойти со мной в гостиную? Объявим всем, что суп подан.
– Не люблю суп.
– Это на самом деле не суп. Это выражение означает, что пора садиться за стол.
Оливер встал и вытер руки о штаны. На его свободного покроя рубашке виднелись красные пятна от напитка.
– Я всем объявлю?
– Конечно. Ты ведь сможешь сказать так громко, чтобы все услышали? Он выкатил глаза.
– Конечно. – И потянулся за Клетисом, который нехотя полез обратно под стол.
Габриэль подозревала, что у них там были свои запасы съестного.
Живот у кота свисал складками, когда Оливер, ворча, поднял его.
– Мы с Клетисом объявим всем, что суп подан. Даже если это не суп.
Мальчик направился в гостиную и встал в арке между двумя комнатами.
– Суп подан! – прокричал он и повел толпу в столовую.
Джо отошел в сторону, пропуская людей. Все шли парами – знакомые, друзья, – выстраиваясь за едой и отходя в сторону, чтобы поесть и пообщаться.
Он никого не знал, кроме Муна и Габби. И конечно, Майло.
Наверное, это хороший момент, чтобы уйти. Они с Оливером могли бы незаметно проскользнуть за дверь, и никто даже не заметил бы.
Майло помахал рукой, подзывая гостей к столу.
– Все подходите. Мун, помоги мне подвести команду к еде. Эта внезапная застенчивость кажется мне подозрительной. Ты уверен, это те же самые люди, которых я каждый день вижу в городе?
В ответ на эти слова раздался смех. Майло положил руку на талию Нетти Дру и подвел ее к столу.
– А как ты думал, Майло? В этих праздничных костюмчиках не разгуляешься. Приходится думать о приличиях, когда тебя душит галстук.
– Глупости, круглолицый. Видели мы твой чертов галстук. Засунь его в карман и ешь.
Мун не собирался пускать дело на самотек.
– Не тормози очередь, парень, некоторым здесь не сладко.
– Верно, люди. Вы же не хотите встать на пути у Муна, когда ему пришло в голову поесть. – Майло раздвинул гостей, освобождая Муку дорогу.
Джо увидел, как Габриэль подошла к Тэйлору Пэджетту, взяла его за руку и повела в столовую. Он был хирургом, другом семьи. Они вместе выросли. Почему бы ей и не провести его первым?
Недоумевая, Джо опустил глаза и увидел свой стиснутый кулак. Медленно разжав пальцы, он засунул руку в карман. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь чувствовал себя собственником по отношению к женщине.
Тэйлор Пэджетт пользовался уважением в обществе. Все в городе только и говорили о том, какой Пэджетт замечательный доктор. Джо пришлось мрачно согласиться, что Тэйлор Пэджетт действительно чертовски замечательный парень. Дьявол, даже ему самому нравится Пэджетт. Что в нем плохого?
Единственная проблема заключалась в том, что Пэджетт был рядом с Габби, а Джо не был.
А когда этот во всех отношениях замечательный док наклонился и стал что-то нашептывать Габби на ухо, а она засмеялась легким смехом, Джо вдруг почувствовал себя таким одиноким, каким не чувствовал еще никогда.
Заглянувшим посторонним. Кем он и был. И тогда, в ту самую секунду, Габби повернулась и улыбнулась ему. А потом, пройдя сквозь толпу, встала рядом.
– Эй, Джо, присоединяйся. Оливер обошел тебя на старте. Думаю, они с котом уже застолбили пространство под столом. А тебе мы найдем место.
Джо не привык, чтобы о нем заботились, и ее забота разгорячила его сильнее, чем кружка с ликером, которую Мун вложил ему в руку.
Может, у дока Пэджетта не все преимущества?
Он сжал ее руку, и они вместе вошли в столовую.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
– Тебе нравится папина стряпня, Джо? – Габби свернулась калачиком на полу рядом с ним и поставила рядом с собой кружку с ликером. Щеки у нее порозовели, а глаза стали нежными и мечтательными. – Он прекрасно знает свое дело, правда, этот мой старичок? Услышав эти слова, Майло обернулся.
– Ответ должен быть правильным, Карпентер. Это, знаешь ли, тест. Неправильно ответишь – не получишь десерта.
– Обычно я заслуживаю десерт, Майло. Ты-то знаешь. – Джо позволил себе слегка коснуться той, давнишней ночи. Пусть Майло не думает, что он забыл, что тот для него сделал.
Опустив руку на колено Джо, Габби слегка придвинулась. Ее прикосновение обожгло через ткань.
– Джо, – сонно повторила она, – ты не ответил.
– У Майло королевская джамбалайя.
– Джо, почему бы нам с тобой не выпить кофе как-нибудь на днях утром? – Не глядя на него, Майло протянул Нетти креветку со своей тарелки. Он собирался обсудить прошлое. Джо был только рад этому.
– Хорошая идея. Я найду кого-нибудь посидеть с Оливером и приеду.
Габби зевнула. Мелькнул розовый кончик языка.
– Оливер может остаться со мной. Завтра я собираюсь печь печенье. Может быть, ему будет интересно. А если нет, поедем по магазинам. – Она вытянула руки и снова зевнула. Легкая прядь волос коснулась руки Джо.
Он вздрогнул от проснувшегося желания. Потом слегка пошевелился, и прядь снова улеглась блестящей коричневой линией на розовой щеке.
– Поговори с Оливером, хорошо? – добавила она. Плохо контролирующий себя мужчина усадил бы ее прямо себе на колени. Но не Джо.
– А ты не работаешь завтра, Джо? – Небрежный вопрос Майло не должен был никого задеть. Но задел. Сработали адвокатские инстинкты – Майло хотел знать детали.
– Нет. – Джо не собирался ничего объяснять в присутствии Габби. В конце концов он все ей расскажет. Но не сейчас.
До тех пор, пока все не уладится с Оливером.
– Кстати, что ты скажешь, дорогая, если мы поручим Оливеру надеть звезду на макушку елки? – Майло говорил тихим голосом, как будто не замечал Оливера и Клетиса, подползающих к ним на животах. – Ты не возражаешь, Джо?
Вопрос имел какой-то скрытый смысл. Джо только понял, что для О’Ши украшение елки звездой было очень важным моментом. Но если это так важно, может, не стоит поручать это Оливеру?
– Я не...
– Конечно, папа. Думаю, это прекрасная идея. – Голос у Габби задрожал, когда она перебила Джо. – У нас традиция надевать звезду, – обратилась она к Оливеру. – Это означает... Ах, Оливер, это означает, что Рождество вот-вот наступит. Что мы все вместе: семья, друзья. Все.
– Это значит, что Санта-Клаус узнает, как вас найти?
– Да, – ответила она разомлевшим голосом, – и это тоже. Она светит, чтобы все смогли найти дорогу домой, Оливер.
– Хочу повесить звезду. – Оливер потянул Джо за руку. – Можно?
Джо все еще пытался что-то возразить, но тут его потянули за/руку во второй раз:
– Ну, пожалуйста, папа! И снова вмешалась Габби:
– Я сейчас достану звезду, а завтра, Оливер, если ты поможешь мне с булочками, я расскажу тебе историю о женщине, которая привезла хрустальную звезду из самой Ирландии.
– Хрустальную? Волшебную? Как у роботов по телевизору?
– Хрустальную. Волшебную. А про роботов я ничего не знаю.
– Потому что ты слишком взрослая, – сухо заметил Оливер и заторопился в гостиную. За ним неуклюже засеменил Клетис.
– Мне кажется, твой кот усыновил моего сына.
– Или наоборот. – Габби поднялась. Джо подхватил ее под локоть и поддержал, – Похоже это становится привычкой, – проговорила она.
– Но не такой, от которой надо отвыкать, – ответил он.
– Что это за привычка? – Майло встал и подал руку Нетти. – И кому нужно отвыкать от плохих привычек?
– Нам всем надо, Майло, – отозвалась Габби. – Просто, когда я вчера выбирала елку, Джо не дал мне упасть в грязь.
– Приятно иметь рядом хорошего человека, – сказала Нетти, следя за ними. – Особенно когда становится трудно.
Джо промолчал, но ее слова успокоили ноющую боль у него внутри.
– Где звезда? – взъерошенный Оливер стоял у елки. Габби взяла с полки фотоаппарат и прищурилась, наводя объектив на мальчика.
– Вот это звезда О’Ши. – Майло сел на кушетку с выцветшей обивкой и жестом подозвал Оливера. – Слушай, – прошептал Майло и щелкнул пальцем по хрусталю.
Звук вышел чистый и отчетливый. Оливер вздохнул и завороженно наклонился к Майло.
– Видишь, Оливер, вот эта пустая центральная часть надевается на самую макушку елки.
Мальчик кивнул, глаза у него стали огромными и темными.
– Она будет сиять, и все смогут найти к вам дорогу.
– Правильно. Джо, подсади своего сына, чтобы он смог надеть звезду. На самую верхушку.
Джо поднял его. Трясясь всем телом, Оливер обнял Джо за шею.
– Я надену звезду на елку, папа, – прошептал он, трепеща.
Джо протянул звезду Оливеру, а Габби приготовилась фотографировать.
Щелкнула вспышка. Нетти засмеялась. И тогда, так быстро, что Джо успел лишь вытянуть руку, хрустальная звезда выскочила из рук Оливера и покатилась, играя всеми своими гранями и разбрасывая осколки, в которых сверкали разноцветные искры. Наступила мертвая тишина, которую разорвал душераздирающий крик Оливера:
– Папа! Я убил ее, я убил звезду! Он мучительно, почти как взрослый, зарыдал. Джо прижал сына к себе и быстро зашептал ему в ухо:
– Все в порядке, Оливер, все в порядке. Ты не убивал ее.
Джо поднял голову и оглядел собравшихся взрослых. Что он мог им сказать? Никто в мире не смел обидеть его сына из-за какой-то чертовой побрякушки, даже если это была ирландская звезда О’Ши и стоила целое состояние.
Сначала он ощутил запах, а потом вдруг Габриэль оказалась рядом с ним. Обхватив руками Оливера, она прижалась лицом к его дрожащему плечу.
– Успокойся, дорогой, твой папа прав – ты не убивал ее – Это всего лишь стекло. – Глаза у нее были полны слез.
– Я хочу вернуть звезду! – завопил Оливер. – Я хочу Рождество!
– Майло, Габби, думаю, нам пора уходить. Уже поздно. Оливер устал.
Джо обливался потом. Надо было поскорее увести мальчика, успокоить его. Только удастся ли ему снова поселить мир в израненную душу ребенка?
Через плечо Оливера Джо увидел подходившего Майло. Джо напрягся. Он был готов защищать своего ребенка от кого угодно, даже от хозяина этого дома.
Прерывающимся голосом Майло нарушил тишину:
– Послушай меня, Оливер, потому что я намного старше тебя. Я должен быть и умнее. Иногда. Ты слушаешь, молодой человек?
Мальчик затих.
– Ты хороший мальчик. И мне было приятно поручить тебе надеть звезду на елку. Если бы я делал это снова, я бы опять отдал тебе звезду. Тебе, и никому другому. Ясно?
Оливер едва заметно кивнул. Вряд ли Майло заметил это слабое движение.
– А теперь поезжай с папой в гостиницу и хорошенько выспись. А завтра увидишь – Рождество не испорчено.
У Майло опустились плечи, как будто эта маленькая речь забрала у него всю энергию.
– Увидимся утром, Оливер.
– Я провожу вас до машины, Джо. Дай мне минутку, хорошо? – Габби еще раз похлопала Оливера по спине и озабоченно поспешила за отцом.
– Хорошо.
На руках у Джо Оливер, вздрогнув, обмяк и положил голову на мокрое от слез плечо отца.
– Мой пиджак в кухне, на стуле. А я пока возьму куртку Оливера, – крикнул Джо вслед Габриэль.
Подойдя к шкафу возле двери, Джо переместил Оливера на сухое плечо.
– Как дела, мой дорогой? Ты в порядке?
– В порядке.
Он сунул руки мальчика в рукава куртки, схватил у Габби пиджак и стал засовывать его под мышку, направляясь к двери.
– Джо, подожди. – Она потянула его за рубашку. Он не посмотрел на Габби, ему не хотелось говорить с ней. Не надо было вообще приходить сюда. Зря он забыл осторожность. Он им не ровня – ни он, ни его сын – Как бы Габриэль О’Ши ни притворялась.
– Не убегай, Джо. – До него долетел тихий, как звездный свет, голос.
– Иди в дом, Душистый Горошек. Он переступил сразу через две ступеньки и положил руку поверх ее руки.
Она царапнула его ногтями по ладони.
– Спокойной ночи, Джо.
– Спокойной ночи, Габриэль.
– Увидимся утром, Оливер.
– Ладно, – прозвучал приглушенный ответ.
По дороге в гостиницу Оливер заснул, прислонившись головой к дверце и почти повиснув на ремне. Джо слегка опустил стекло.
Он придумает, как спасти фамильную звезду Габби. У него есть приятель в Нью-Йорке, занимающийся импортом из Ирландии. Они подберут копию. В качестве замены.
И Оливер увидит, что проблемы решаются и конец света не наступает из-за случайной ошибки.
Влажный воздух донес резкий и острый запах апельсинов. Но новая звезда не станет той звездой, которая разбилась. Та звезда погибла. Даже Томми Бойл вряд ли сможет до Рождества найти замену той прекрасной вещи.
Габриэль собрала осколки стекла в совок и высыпала кристаллики и осколочки, переливающиеся всеми цветами радуги, в картонную коробку, где хранилась звезда.
– Милая, не могу передать, как мне жаль, – произнес Майло, глядя на нее. – Это была моя чертовски глупая идея. Из-за меня вы с Оливером расстроились. Мне казалось, мальчик получит удовольствие от торжественного момента. Будет что вспомнить. Можешь ли ты простить старого дурака?
– Папочка, я переживу. – Она высморкалась в бумажную салфетку. – Удивительно, что звезда вообще столько прожила. Любой толчок мог сбить ее. Я хочу сказать, за шестьдесят три года. Она... она была одного возраста с тобой.
Как ни старалась, Габриэль не смогла улыбнуться.
Отец взял у нее из рук коробку:
– Выбросить это?
– Нет. – Габриэль аккуратно закрыла крышку и забрала коробку назад. – Я не могу этого сделать. И ты не можешь. Я думаю подобрать хорошенький кувшинчик и сложить в него кусочки и осколки. – Она потянулась за еще одной бумажной салфеткой. – Все превращу в произведение современного искусства. А ты что думаешь?
– Что бы ты ни сделала, милая, для меня все прекрасно. – Он обнял ее. – Ты для меня особенная звезда, Габриэль Мари, навсегда.
Глаза у нее снова наполнились слезами, но она раскрыла их пошире, чтобы слезы не закапали. У нее еще будет время поплакать, когда она останется одна.
Вечеринка между тем стала подходить к концу. Люди начали толпиться у двери и хором приговаривать: «Прекрасная вечеринка, Майло» и «Как хорошо, что ты снова дома, Габриэль».
– Всех с Рождеством, – приветливо отвечала она, махая рукой на прощание. – Спасибо, что пришли.
Была уже полночь, когда Габриэль задержалась на крыльце, услышав отдаленный низкий перезвон церковных колоколов.
Каждый вечер в полночь, с первого декабря и до кануна Нового года, в церкви звонили колокола. Как она могла забыть об этом подарке Рождества?
Габриэль стояла, пока не замер последний звук, подняв лицо к настоящим, а не хрустальным звездам, стараясь впитать в себя эту ночь. Она знала, что в этом спокойном, тихом мерцании где-то во вселенной или в другом месте и времени дух ее матери смотрел на нее.
Дома Габриэль взяла мешок для мусора и стала убираться. В гостиной на кушетке сидели, разговаривая, Нетти с отцом.
– Тебе помочь, Габриэль? – Нетти встала.
– Нет, спасибо. Здесь совсем немного. Только уберу остатки в холодильник, и все.
– В четыре руки будет быстрее. – Нетти пошла за ней в столовую и взяла две тарелки.
– А в шесть еще лучше. – Майло подхватил пустую кастрюлю от джамбалайи. – Втроем мы тут быстро управимся.
Сколько Габриэль себя помнила, они с матерью и Майло всегда вместе убирались после вечеринок и уборка бывала веселее, чем сам праздник.
Майло ушел, сказав, что ему надо зайти к знакомому по поводу собаки. Нетти осталась. Держа в руке посудное полотенце, она обернулась к Габриэль:
– Извини, что тебя не предупредили. Жаль, что Майло не сказал тебе, что мы с ним...
– Встречаетесь?
– Да, теперь это вроде так называют. Хотя это как-то странно звучит в моем возрасте. – Из-под модных, в серебряной оправе очков на Габриэль неуверенно смотрели глаза Нетти.
Хорошая женщина – образованная, чуткая. Приятная. Джо прав.
Габриэль улыбнулась, подошла и обняла Нетти.
– Отец одинок, и я рада, что он встретил вас. Нетти наклонилась и слегка стукнула Габриэль очками по руке.
– Но ты не сказала, что тебе нужно, Габриэль. Вечно будешь заботиться о Майло? Такая преданность, конечно, вызывает восхищение. Но хорошо ли это для тебя? Да и для Майло? Никому не хочется стать жертвенником для мученичества другого.
– А разве я это делаю?
– Не знаю. Но твой отец мог так подумать. Нетти мягко похлопала ее по руке.
– Я заметила, Габриэль, что иногда наилучший способ помочь кому-то – это отойти и дать ему помочь себе самому. Или самой.
Габриэль прислонилась лбом к холодильнику. Неужели отец считал, что она приносит себя в жертву? Что хочет лишить его независимости?
Подняв голову, она улыбнулась Нетти.
– Рада, что мы смогли поговорить, лучше узнать друг друга.
– Я тоже. Ты мне нравишься, Габриэль. А Майло – особый человек для меня. – Она обняла Габриэль и легонько поцеловала ее в щеку. – Спокойной ночи. Спасибо тебе за доброту к постороннему, который без приглашения вошел в твою жизнь. – Нетти нерешительно подвинула тарелку со сливочной помадкой. – Что ты знаешь о Джо Карпентере?
Габриэль уставилась на нее. Вопрос был более чем неожиданным.
– А почему вы спрашиваете?
Взгляд у Нетти был прямым и пронзающим.
– Потому что я думаю, что этот человек видел мало добра в жизни. Он стоит сбоку толпы и наблюдает. Как посторонний. Мне он интересен. Он и этот его малыш. Мне они оба нравятся.
– Мне тоже, – прошептала Габриэль.
– Хорошо. – Нетти кивнула, как будто Габриэль ответила на незаданный вопрос. – Ну, – она помолчала, – а об отце не волнуйся. Еще раз спокойной ночи.
И она ушла, оставив после себя слабый запах лимонных цветов и... свою дружбу.
На улице полуночную тишину нарушил низкий рокот мотора: Майло собирался отвезти Нетти домой.
Открыв кухонную дверь, Габриэль пошла через темный холл в гостиную, чтобы посмотреть на елочные огоньки, прежде чем отправиться наверх спать.
В подсвеченном полумраке она увидела две фигуры и резко остановилась. Отец завел машину и вернулся за Нетти. Они стояли близко друг к другу в проходе между гостиной и холлом. Стояли под венком, который повесил там Мун, и их тела образовывали один силуэт.
Мешковатые штаны отца сидели на нем как на пожилом человеке, но страстность его объятий напоминала силу человека молодого, живого и энергичного. Нежность его голоса заставила Габриэль замереть.
– Ах, Нетти, любимая, – произнес он, и Габриэль увидела, как задвигались тени. – Из-за тебя мне хочется просыпаться утром. Ты наполняешь мою жизнь солнечным светом. Было так темно. А теперь есть ты. Со мной.
– Майло, Майло, – пробормотала Нетти, обнимая его за шею и крепче прижимая. – Ты мое сокровище, лучшее, что у меня было в жизни. Когда-либо было.
Тихо, едва дыша, Габриэль попятилась в кухню. В груди громко стучало сердце. Бесшумно закрыв за собой дверь, она зачерпнула чашку еще теплого ликера, села на стул и, придвинув поближе другой, положила на него ноги. Откинувшись на спинку, она медленно пошевелила пальцами и посмотрела в потолок.
Какой странный, необычный вечер.
Нетти и Майло.
Оливер.
Джо, городской смутьян с малышом на плече. Человек, в карих глазах которого сверкали отточенное раздражение и настороженная жесткость.
Человек, из-за которого сердце у нее билось как штормовой прибой.
Человек, сын которого разбил ей сердце.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
– Папа! – Оливер потерся лицом о джинсы Джо.
– Привет, пострел. Я скучал по тебе.
– И я тоже, тоже. Мне надо закончить делать печенье. – Он засеменил назад к кухонному столу О’Ши. Джо потрепал обсыпанные мукой волосы сына.
Он не хотел оставлять Оливера, но мальчик, лицо которого осунулось и стало замкнутым, сказал, что хочет повидаться с Клетисом и делать печенье. Даже если ему придется при этом остаться с Габриэль.
– Габби – неплохой парень, Оливер.
– Может быть. А может быть, и нет. Но я останусь. Клетис хочет видеть меня, – заявил Оливер, тяжело вздыхая.
За время отсутствия Джо Габриэль сотворила чудо. Накануне вечером, когда он укладывал Оливера спать, что бы он ни говорил, ничего не помогало. А сегодня Габби что-то сказала малышу или сделала, и это помогло. Когда он входил в кухню, она взглянула на него, шлепнув на разделочную доску кусок теста.
– Прекрасная косметика, Душистый Горошек.
Мука была у нее на щеке, на подбородке и на шее у выреза темно-зеленой майки. Мукой были обсыпаны и выцветшие джинсовые шорты с подогнутыми краями.
– Ты прямо как в театре Кабуки. Хмм. Это что? – Он опустил палец в блестящую измельченную массу и облизнул. – Сладкая...
– Я? – Габби ударила его по руке.
– Ты? Да нет. – Он снова облизнул палец. – Сахар, конечно. А что, по-твоему, я имел в виду?
Конечно, он имел в виду ее – сладковатый вкус ее кожи еще стоял у него во рту.
Шутка, однако, оказалась небезобидной – в нем проснулся голод, который нельзя было приглушить сахаром.
В такой день следует прощать маленькие слабости, решил он. Потому что некоторые страсти были обречены остаться неудовлетворенными. Это нормально. Он построил план и будет жить согласно своим решениям.
– Мы с Габби делаем печенье. – Оливер поднял обсыпанное сахаром дерево из теста. – Посмотри, папа. Это я сделал специально для тебя.
– Очень вкусно. – Джо проглотил большой кусок печенья и подхватил Оливера на руки. Мальчик положил сладкие ладошки ему на щеки и прижался к нему сладкими губами. – Как прошло утро?
– Нормально. – Оливер устроился у него на бедре.
– Нормально, – откликнулась Габби. Она поставила голую загорелую ногу на перекладину стоящего рядом стула. Ее розовые ступни блестели от крупиц сахара. – Мы растопили восковые мелки и нанесли их с помощью утюга на бумагу. Получилась рождественская оберточная бумага, – серьезно объяснила она. – Для подарков. У нас с Оливером был день занятий по хозяйству.
Габби показала красную с розовым восковую бумагу. С нее на пол посыпались золотистые блестки.
– Празднично, – одобрил Джо.
– Мы тоже так решили. – Она отложила бумагу в сторону, подальше от муки и сахара. – Мы напекли уйму печенья, и мы сгоняли Клетиса со стола, – добавила Габриэль.
– В основном, – прошептал доверительно Оливер на ухо Джо. – Но не всегда. И я давал ему крошки. Очень много.
– Клетиса часто тошнило? – Джо легонько толкнул ногой пушистый комок под столом.
– Пару раз. – Мука разлетелась облаком, когда Габриэль бросила совок обратно в банку. – Мы справились.
– Могу себе представить. – Джо нравилось, как солнечный свет золотит ей кожу и волосы на висках. – Мы с Майло вместе позавтракали.
Габби замерла со скалкой в руке, как будто хотела спросить о чем-то. Но вместо этого сказала:
– Кофе? Ленч? Да, умеют люди продлить праздник. – Она протанцевала мимо него. – Гуляки. Бездельники. – Отряхивая над раковиной руки, она строго произнесла: – А мы работали весь день как лошади и не ели. За наши старания мы с Оливером заслужили усиленное питание. Верно, дорогой?
– Определенно.
Джо улыбнулся. Когда он успел подхватить это словечко Габби?
Он опустил мальчика на пол. Обняв рукой его ногу, Оливер принялся перечислять:
– Гамбургеры. Яблочный пирог. Молочный коктейль. Все по первому классу.
– А где папа? – Габби открыла духовку, сунула туда посыпанный мукой алюминиевый противень и поставила таймер. – Он вернулся вместе с тобой?
– Он сказал, что у него есть поручения.
– Нетти?
– Я тоже так думаю. Он полетел, как летучая мышь из...
– Из пещеры? – Улыбка Габби обволокла его, словно растопившаяся помадка, – обольстительная, чарующая и совершенно естественная.
– Да. Я видел, как он прикрывал прядью волос лысину на макушке, и сразу понял, что грядет встреча с прекрасной Нетти.
– Нехорошо, Джо. – Габби хлопнула его по руке. – Папа гордится своей мужской гривой. А если бы у тебя стали редеть волосы?
– Я бы купил целую коллекцию бейсболок. Или бы сделал прическу как у Майкла Джордана. – Он пригладил руками волосы. – Как тебе нравится?
Она сморщила нос.
– Будем надеяться, ты унаследовал хорошие волосяные гены.
– Волосяные что? Штаны? – Оливер прикрыл рот и присвистнул. – Придется стричь штаны и мыть их шампунем. Ты говоришь глупости, Габби.
Двигаясь к раковине с последней банкой, Габби засмеялась и легко шлепнула его по макушке.
– Юноша, имейте хоть каплю уважения к тем, кому пока не требуется бесплатная медицинская помощь. Серьезные глаза Оливера изучали ее лицо.
– Ты взрослая, но не такая старая, как Майло, да? Джо прыснул, и Габби рассмеялась.
– Нет, дорогой, не такая старая, как мой отец, спасибо большое.
– Я так и думал, Майло очень старый, старше всех.
– Ох, если бы папа слышал, что говорит этот красавчик. – Она открыла кран и подставила руки. – А ты знал? Мун или Майло говорили тебе?
– О Нетти? – Джо находил отношения Майло и Нетти трогательными. – Нет, ни Мун, ни Майло ничего мне не говорили.
– Неважно. Я вчера видела их, Майло и Нетти, под омелой. Они целовались.
– Представляю себе.
– Возможно, и нет. – Она задумчиво взглянула на него. – Это было... трогательно.
– А как тебе это? Ничего? Любовь пожилых граждан?
– Думаю, ничего. Но, позволь тебе заметить, в них не было ничего от пожилых граждан, Джо. – Голос у нее стал тоскливым. – Я долго не могла уснуть вчера, все думала.
– Я тоже. Что не принесло мне особой пользы, – пробормотал он, глядя на серебристую воду и движения рук Габби под струёй. – А как ты?
– Мне кажется, я кое в чем разобралась. Возможно. – Она закрыла кран и подняла вверх мокрые руки. Вода ручейками потекла вниз по рукам, и Габби вздрогнула. – Жизнь полна неожиданностей, а?
С уцепившимся за его ногу Оливером Джо подошел к девушке и протянул ей бумажное полотенце.
– Не хочешь поехать за рождественскими покупками?
– Я? – Она так резко повернулась, что его рука скользнула ей на живот.
Ему захотелось прижаться к этому мягкому изгибу, где бедро переходило в округлость, притянуть ее к себе. Он откашлялся. А ему-то казалось, что он разрешил спор между своим половым инстинктом и головой еще той ночью, когда они с Оливером вернулись в гостиницу.
Габби посмотрела на него.
– Ты приглашаешь меня на ленч?
– Ну, вообще-то я понимаю намек, когда мне его делают.
– Будем знать. Что ты понимаешь намеки. На всякий случай.
И снова – медленная мягкая улыбка.
Она флиртовала с ним. Они договорились, что флиртовать можно. Но это было до того, как его гормоны и разум устроили смертельную битву.
Они с Габби могли быть друзьями. А друзьям флиртовать нельзя. Прошлой ночью он грубо объяснял все это некоему неприкаянному существу, засевшему у него в крови и вредно действующему на его разумное начало.
Габби подошла ближе, и Джо почувствовал, как у него вспотела спина.
Милая, невинная Габби не понимала, что она с ним делает.
– Пошли, пострел, от греха подальше. – Используя сына как щит, Джо ответил: – Конечно. Ленч. Ты, я и постреленок. В благодарность за утро, проведенное с ребенком, хорошо? – Друзья должны благодарить за услуги. Все должно быть на равных. Тогда получается дружба между мужчиной и женщиной, которую он хочет установить с Габби. – Ленч в каком-нибудь обеденном заведении с арками и жареным картофелем.
– И гамбургерами. – Оливер откинулся назад и почти достал головой до пола. – Я люблю гамбургеры, и жареную картошку, и кока-колу, и пироги, и...
– Этот ребенок не родственник Муна? – Габби захихикала и схватила Оливера за руки, которыми он неистово размахивал.
Вопрос был не так прост. Знал ли Джо, чей родственник Оливер? И что будет, если этот вопрос останется без ответа?
А если, как он и полагал, Оливер не его сын? Если Яна просто записала имя Джо в свидетельство о рождении для удобства или еще по какой-то своей непонятной причине?
Так или иначе, но Джо знал, что скорее умрет, чем допустит, чтобы этому мальчику опять было больно.
Он подбросил кверху Оливера, который вертелся в его руках, как маленькая резиновая обезьянка.
– Хочешь есть, парень? Проголодался, как старик Мун?
– Гораздо больше, в тысячу раз больше, – припевал неугомонный мальчишка.
– Решено, отправляемся в путешествие. – Габби вылетела из кухни.
Джо едва успел вытереть Оливеру лицо и руки, как она появилась снова. Волосы у нее были собраны заколкой, на которой при каждом движении звенели колокольчики. Черные эластичные брюки обрисовывали бедра и икры. Ему понравились белые снежинки, разбросанные на красной рубашке, спускающейся ниже бедер.
Когда она нагнулась, чтобы застегнуть туфли, рубашка слегка поднялась, и он получил удовольствие созерцать изящные ягодицы Габби. Эластичные черные брюки имели все шансы стать его любимым женским фасоном.
Между брюками и черными туфлями на черных носках гарцевали белые олени. У вожака-оленя был блестящий нос.
– Носки для дня святого Патрика? – кивнул Джо.
– И для дня Всех Святых, и для дня святого Валентина.
– У меня нет слов.
– Я заметила, – сухо ответила она. – Что плохого, если я праздную? Я люблю праздники. Люблю праздновать. – Она перекинула через плечо черную сумочку с вышитыми тремя ангелами. – Кто за рулем?
– Ну поскольку я легко могу представить, что где-нибудь в уголке твоего автомобиля засел Санта-Клаус, а по приборной доске скачут белые олени... Исходя из всего этого, машину поведу я.
– Когда ты стал таким консерватором, Джо Карпентер? – Она вытащила волосы из-под ворота рубашки и неожиданно прищурилась: – Черт возьми, пока ты не заговорил, я и не подумала о машине. Может, повесим венок на передний бампер? А, Оливер?
– Здорово, – выдохнул тот.
Нет, она перевоспитает ему мальчишку!
Час спустя в туалете местной мясной закусочной Оливер подтягивал штаны.
– Догадайся, что еще я сегодня делал? Джо помог ему заправить рубашку в джинсы и застегнуть пряжку на ремне.
– Разрази меня гром, если я знаю. Сооружал шляпу с Санта-Клаусом для Клетиса?
– Клетису это не понравилось бы. Он бы плохо чувствовал себя с ней.
– Я его понимаю. Вымой руки, пострел.
– А где краны? – Оливер положил подбородок на край раковины.
– Встань здесь, перед этим кругом в стене. Это чувствительный элемент. Вода сама пойдет.
– Здорово. – Встав на цыпочки, Оливер подставил руки под струю воды, двигаясь взад и вперед, то включая, то выключая воду.
– Хватит. Не будем превращать Флориду в пустыню. – Джо взял кусок грубой коричневой бумаги и вытер послушно протянутые руки Оливера. – Так ты не делал шляпы? Что же ты делал?
Оливер присел на корточки и заглянул под дверь кабинки. Там было пусто, и он зашептал:
– Подарок Габби, и Майло, и Клетису.
– А Габби помогала?
– Нет. Это сюрприз. Но ей понравится. – Они вышли. – Только не говори Габби. На Рождество должны быть секреты. А это бо-ольшой секрет. – Он развел руки как можно шире. – Обещаешь?
– Обещаю.
Интересно, какое блестящее, обсыпанное мукой творение придумал его сын?
– Теперь я хочу пойти в клетку с шариками. Пойдем и ты со мной. И Габби тоже, – предложил Оливер.
Габриэль смотрела, как мужчины Карпентер приближаются к ней. , На бежевой, цвета овсянки, рубашке Джо были подвернуты манжеты, а спереди красовались мокрые пятна.
Тяжело быть элегантным мужчиной, когда у тебя шестилетний ребенок.
Элегантным Джо делала дорогая одежда. Когда Габриэль увидела ее на нем, то по покрою и по тому, как все это сидело, поняла, что это дорого. А красивую ткань его слаксов и рубашки хотелось потрогать, посмотреть, какова она на ощупь.
Когда женщина видит такую одежду, она думает о мужчине под нею.
Но много лет назад она тоже думала о Джо. Когда он был в кожаной куртке и потертых джинсах.
– Быстро вы.
– Мужчины не тратят много времени на ерунду, как женщины. Мы действуем эффективно. – Джо старался не смотреть на Оливера, который прижал руки ко рту.
– А-а, понятно. Это ты мстишь мне за обвинение в безделье?
– Кто мстит? – Джо широко раскрыл глаза и невинно взглянул на Оливера, который прыгал с ноги на ногу, все еще прижимая ко рту ладони. – Разве таких двух джентльменов может интересовать месть?
– Да! – взорвался Оливер. – Ты был бездельником, а не я. Я работал.
– Пойди поиграй в клетке с шариками, пострел. Ты меня предал. Теперь я пропал. А где же обещанная преданность?
Оливер зацепился за руку Джо.
– Джентльмены – это те, кто помогает убирать. – Габриэль подала Джо картонную коробку от пирога. – Выброси-ка, парень.
Он выбросил.
– Господи, как мне нравится эта женщина-командир. Люблю женщин, которые знают, чего хотят. Они заставляют мужчин фантазировать...
– Замолчи. – От его озорного взгляда она снова покраснела и стукнула его сумкой.
– Слушаю и повинуюсь.
– Так я и поверила, – еле слышно пробормотала Габби.
Он расправил ремешок сумки у нее на плече.
– Не бойся, я знаю свое место.
Она бы ему поверила, если бы не голод, который вспыхнул, как электрический разряд, в его темных глазах.
Джо слегка подтолкнул сына к обнесенному высокой проволочной сеткой помещению, потом повернулся к ней.
– Идешь? Или хочешь встретиться с нами позже? Хочешь пойти купить что-нибудь?
– Я посмотрю.
– Не надо, – пробормотал он, наклонившись, – за сегодняшнее утро ты заслужила полную свободу. – Он дыхнул ей в ухо, и у нее по спине побежали мурашки. В карих глазах появился смех, уголок тонкого, изящного рта поднялся от изумления, и ей захотелось разгладить податливую складку у верхней губы.
Джо положил руку ей на талию, так же, как накануне вечером. Когда вел ее сквозь толпу гостей на празднике.
И точно так же в животе у нее что-то зашевелилось, а колени подогнулись. И она прожила всю свою жизнь, не испытав ничего подобного раньше!
Габриэль слегка замедлила шаг – а не провести ли ей эксперимент? Ей – хорошей девочке, не умеющей флиртовать?
Идея понравилась. Если Джо одним прикосновением или даже просто взглядом потрясал до основания все ее существо, что будет, если она отплатит ему тем же?
Она шаловливо положила ему руку на талию.
Джо поднял ногу, собираясь сделать следующий шаг, и замер.
– Габби.
Тем временем Оливер сбросил теннисные туфли и носки и запихнул их в ячейку на полке.
С решительным видом он поднялся на две ступеньки и медленно вошел в море цветных воздушных шаров.
– Что, Джо? – Она лучезарно улыбнулась. Это была битва не на жизнь, а на смерть, и каждая клеточка в ней кричала от ужаса. – Что ты сказал?
– Ничего. – Он, очевидно, обдумывал ситуацию и продолжал хмуриться. – Тпру, – вдруг проговорил он, отводя ее в сторону от несущегося во весь опор и пыхтящего малыша. Правда, рука его при этом небрежно легла ей на плечи.
– Спасибо. – Пульс у нее прыгал, как жир на горячей сковородке, все тело с головы до ног горело. Она придвинулась к нему, и он снова нахмурился. Улыбнулась, – Орды варваров, – заметила Габби, указывая на неистово носившихся вокруг детей.
– Да. Что, Габби?
– Что, Джо? – Она откинула голову и смахнула волосы с щеки. Ее серебряные сережки с ангелами раскачивались у самого подбородка.
У него на лбу образовалась морщинка в виде буквы «У», а темные брови сошлись вместе. Наконец он пожал плечами.
– Ничего, я полагаю. – Но у него на лице, когда он посмотрел в сторону, было изумление.
Это было упоительно – вдруг почувствовать неожиданную власть, ощутить в себе необычное умение сбивать с толку.
Как мотылек над свечой, она то отскакивала, то вновь приближалась к пламени, чтобы проверить, действительно ли оно такое горячее, как кажется.
– Ой. – Она провела рукой по его рубашке, соскребая пятнышко возле кармана. – Кетчуп, – объяснила она, когда Джо вздрогнул. – Тебе надо будет замочить пятно в холодной воде.
– Хорошо. – Он мрачно посмотрел на нее.
– Или отдать в химчистку, – предложила она с готовностью.
Ее пальцы ощутили твердую грудную клетку и тугие мышцы.
– Пожалуй. – Он сделал шаг назад, прислонился к краю одного из круглых столов и скрестил на груди руки.
Глаза у него блестели. Габриэль помедлила... и осталась где была. Этот блеск означал настоящую неприятность, в чистом виде.
– Часто отправляешь свои вещи в химчистку, да, Джо?
– Холостяки это делают. Если только у них нет времени стирать самим.
– А у тебя его нет? – Сохраняя дистанцию, она собиралась с духом, чтобы сделать очередной бросок навстречу огню. – Время есть у тебя? – Язык у нее вдруг стал заплетаться – она наткнулась на его острый удивленный взгляд. – Я хочу сказать, на работе ты очень занят?
– Майло задал мне тот же вопрос. – У него в голосе послышалось легкое раздражение. – Как я зарабатываю на жизнь.
– И что же ты ответил?
– Что моя работа занимает много времени, что я взял небольшой отпуск, чтобы побыть с Оливером. – Он наклонился и взял ее за подбородок. – И, Душистый Горошек, если тебя это интересует, я работаю сам на себя.
– Вот как. Это... хорошо. – Она никогда не думала, что подбородок относится к эрогенным зонам. – А что это за работа, Джо?
– У меня компьютерная хакерская компания.
– Но ведь хакерство противозаконно. Разве не так? Неожиданно у него на лице появилась легкая враждебность.
– Ты тоже наводишь справки, Габби? Как Майло?
– Что ты хочешь сказать? – Похоже, она разбередила старую рану, о которой ничего не знала. – Ты подумал, что папа интересуется твоей деятельностью?
– Майло задавал вопросы, связанные с законом. Я ответил на них.
– И ты решил, что это допрос? Отец – юрист. Задавать вопросы для него так же естественно, как... дышать. Это же не личные вопросы. Бога ради, это не допрос.
– Но ведь именно этого ожидали бы в Байю-Бенде? Что я буду замешан в чем-нибудь незаконном? В чем-то подозрительном? Разве не это предрекали хулигану – сыну Хэнка Карпентера?
Он сжал губы, нагнувшись, чтобы лучше видеть Оливера.
– Так ты даешь советы компаниям, как обезопасить их от хакеров?
– Точно, Душистый Горошек. Попала в самую точку.
– Но почему же ты не сказал так с самого начала? И когда же ты основал эту компанию?
Он сдержанно пожал плечами.
– Боюсь, что бы я ни сказал, большинство все равно считало бы, что я взламываю компьютерные программы. А вообще я начал свой бизнес шесть лет назад, и он был успешным. Есть еще вопросы?
Габриэль схватила Джо за рубашку, зажав в кулаке гладкую ткань.
– Послушай, Карпентер. Я тебе и раньше говорила, но ты не слушал. Или не слышал. Что бы ты ни думал обо мне, я не наивная. И не глупая.
– Никто и не говорил, что ты глупая, – ответил он, растягивая слова и по одному разжимая ей пальцы. – Никогда я не считал тебя такой.
– Но ты вбил себе в голову, что я вижу все только в розовом свете, так ведь? Ты ведь через это самоутверждаешься. Тебе надо представить меня чуть ли не падающей в обморок от кошмаров этого мира. Ведь так, тертый калач? – Она как следует тряхнула его. Ради принципа.
– Габби, послушай, ты не жила в моем мире. В моей жизни. Ты выросла в хорошем городе, у хороших родителей, и ничего плохого тайно не хранилось в твоем шкафу в спальне.
– Да, мне повезло, не буду этого отрицать. Если бы у меня не было такой семьи, я, наверно, смотрела бы на жизнь другими глазами. А может, и нет. Потому что жизнь дает нам выбор. – Она крепче сжала его рубашку и дернула за нее. – Никому не верить, искать подвоха, быть всегда настороже, ты так хочешь жить? Таким хочешь видеть мир вокруг себя? И хочешь, чтобы Оливер позаимствовал у тебя твой взгляд?
Джо сжал губы, но не прервал ее.
– Хочешь, чтобы твой сын видел в каждом врага? Ты таким видишь мир? – повторила она, сильно тряхнув его с досады. – А я вижу его другим.
– Я знаю, Габриэль. Хорошую речь ты произнесла. Может, тебе попробовать себя в качестве проповедника? – Голос у него стал почти нежным, когда он заправил ей прядь волос за ухо.
– Перестань смеяться надо мной. – Она сверкнула на него глазами. – Не имеешь права. Ты не был на моем месте.
– Ты чертовски легковерная, Габби. Ты хочешь, – его улыбка едва не разбила ей сердце, – верить в лучшее. Для тебя мир полон больших возможностей и счастливых завершений.
– Знаю, что жизнь не сказка.
– Неужели, Душистый Горошек? Она с такой силой кивнула, что ударилась лбом о его грудь.
– Вот видишь, это не так. – Как будто утешая, он продолжал гладить ей волосы, убирая выбившиеся пряди. – А для меня счастливый конец бывает только в кино и книжках. Жизнь научила меня этому. А я – хороший ученик.
– И ты будешь учить этому Оливера? – Она схватила его за запястья. – Какое грустное, безрадостное наследство оставляешь ты своему сыну. Потому что ему придется жить с этим наследством, когда тебя уже не будет.
Джо повернул голову к клетке с шариками и, прищурившись, смотрел, как Оливер подпрыгивает, плюхается под шарики, выпрыгивает из них. Совсем один. Он все прыгал и подпрыгивал, прыгал и подпрыгивал.
Один.
И снова острая боль пронзила Габриэль. А если и правда прошлое нельзя забыть? Нельзя простить?
Тогда может произойти настоящая трагедия.
Она смутно подозревала, что его трагедия может стать и ее.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Габриэль боялась, что после такого бурного выяснения отношений остальная часть дня будет испорчена.
Она забыла, что Джо не умеет долго существовать в атмосфере эмоционального напряжения. Ему это несвойственно.
Легко и добродушно, оставив в стороне глубокие чувства, он вновь надел на себя маску очарования.
Они прошлись по магазинам. Еще раз закусили. Опять прошлись по магазинам. Наконец, когда ей показалось, что она сейчас упадет и к черту все намерения ходить по магазинам до изнеможения, Оливер отвел ее в сторону и вполголоса попросил помочь выбрать подарок для Джо.
– А деньги тебе нужны? – прошептала она, наклонившись. – Могу одолжить. Ты отплатишь тем, что расчешешь и накормишь Клетиса.
– У меня есть пять долларов. – Он расстегнул молнию на кошельке, который висел на тесемке у него на шее. – Видишь?
Заглянув внутрь, она увидела долларовые бумажки, монетки и фотографию с оборванными краями.
– Этого достаточно. – Она похлопала по кошельку. – Закрой его и спрячь под рубашку. Хорошая фотография, – небрежно добавила она, поднимаясь.
Оливер осторожно посмотрел на Габриэль.
– Моя.
– Конечно, твоя, дорогой. Когда-нибудь покажешь? Мне интересно.
– Может быть. – Оливер застегнул пластиковую молнию.
Ей удалось заметить женщину со светлыми волосами, которая катила перед собой детскую прогулочную коляску. Если ребенком был Оливер, то женщиной, скорее всего, была Яна. Вряд ли Оливер помнил свою мать, но фотография явно много значила для него. Сокровище.
– Джо, – окликнула она, поворачиваясь. – Мы с Оливером отправляемся на разведку. У нас ответственное дело. Увидимся позже.
Джо присел на корточки перед сыном, что-то сказал ему и обнял мальчика.
– Точно?
– Да.
– Тогда ладно. Встретимся у выхода через час. – Джо подмигнул Оливеру. – Я тоже сделаю свои покупки.
Оливер вопросительно посмотрел на него, потом промолвил:
– Тебе не надо покупать мне подарки. В этом году мне все принесет Санта-Клаус.
Джо положил ладонь ему на голову и задержал ее.
– Это будет особый подарок тебе от меня, потому что это – особенное Рождество. Мы будем отмечать его вместе. Это надо отпраздновать. – Джо взглянул на Габриэль. – Говорят, это очень важно.
– Ладно. – Оливер подпрыгнул. – Подарок под елкой! Здорово'
Габриэль встала на цыпочки и поцеловала Джо в щеку.
– Ты необыкновенный, Джо Карпентер. Кожа на щеке у него была шероховатой. Прежде чем Габриэль успела отойти, он повернулся и быстро, всего на мгновение, приложил свои губы к ее губам. Рот у него был сухим и твердым, а у нее губы стали мягче и податливее, чем это требовалось для дружеского поцелуя.
Если бы это случилось в кино, она услышала бы колокольный звон и нарастающую музыку.
Ноги у нее задрожали, каблуки стукнули о кафельный пол. Она открыла глаза и отошла.
– Гм. Нам с Оливером надо... гм...
В голове была пустота.
Рот все еще ощущал властные губы Джо Карпентера.
– Встретимся. Позже. – Он нахмурился и не сдвинулся с места.
– Пошли, Оливер, время идет. – Она вспомнила, что его не следует брать за руку. – Ты готов, дорогой?
– Да. – Он оторвался от Джо и лягушкой прыгнул в ее сторону. – И еще мне нужен подарок для Сузи. А то она подумает, что я забыл о ней. И для Клетиса.
– Увидимся. – И Габриэль повела Оливера в торговый центр. У нее все еще горели губы.
Оливер решил купить блестящую красную виниловую подстилку под миску Клетиса. И большой пакет закусок. Для Сузи он подобрал блокнот клеящихся листков для записок.
– Потому что она оставляет записки на шкафах, на входной двери, – радостно сообщил он Габриэль. – Везде. Сузи говорит, что надо быть организованным. Это ей поможет, – произнес он удовлетворенно.
И только с подарком для Джо они застряли. Ничего не подходило.
Наконец, когда Оливер, казалось, совершенно изнемог, они сели на скамейку возле уголка природы, и Оливер принялся болтать ногами, разглядывая цветные камешки.
– Хочешь сделать подарок папе, дорогой? – обратилась к нему Габриэль. – Тогда смастери его сам. Это будет нечто такое, что никто другой ему не подарит. Знаешь, папа до сих пор хранит керамические горшки и рамочки для фотографий, которые я сделала ему несколько лет назад. Он ни за какие блага на свете не расстанется с ними.
Оливер поднял голову. Ноги у него успокоились.
– Рамочки для фотографий? А ты знаешь, как их делать?
– Конечно, знаю. – Даже если она не знает, то определенно узнает.
Он потрогал свой кошелек.
– Может, сделать рамочку, Габби? – И улыбнулся обезоруживающей улыбкой шестилетнего ребенка.
Ей захотелось обнять его.
Но она сдержала себя.
Положив руки на сумочку у себя на коленях, Габриэль задумчиво кивнула.
– Фотографии очень важны. Они рассказывают о прошлом. Фотография запечатлевает момент, который никогда больше не повторится.
Оливер похлопал ее по колену своей пухлой ручкой.
– У меня тоже есть три фотографии.
– Ну, тогда ты понимаешь.
Он еще похлопал и убрал руку.
– Моему папе понравится фотография в рамке.
– Помочь тебе сделать ее? Ты скажи, какие тебе нужны цвета и материал, и мы соберемся утром и сделаем. Если хочешь. Завернешь ее и положишь подарок под елку в своем новом доме.
Он слез со скамейки и посмотрел на нее.
– Рамочка для фотографии. Клетис тоже поможет. Он протянул руку, и Габриэль пожала ее, едва сдерживаясь, чтобы не обнять мальчика.
– Решено. У нас есть план. Он потряс ей руку.
– Определенно.
Проблема была решена. Габриэль чувствовала себя так, будто пробежала марафонскую дистанцию. Но нельзя было оставлять Оливера одного с таким грузом на плечах. Слишком важно, чтобы полагаться на случай.
– Мы хорошо потрудились, а теперь я хочу пить. А ты?
Он пожал плечами.
– Можно.
Тут она подумала, что он возьмет ее за руку.
Но он не взял.
Габриэль вдруг поняла, как ей хотелось этого. Как и отец, сын нашел себе местечко у нее в сердце.
Когда они снова встретились с Джо и составили план на ужин, Габриэль в ярких красках описала их хождения по магазинам. Поцелуй Джо еще пощипывал ей губы, и она от души флиртовала, трепеща крылышками над пламенем, защищенная людским водоворотом и отвлекающим обществом Оливера.
Ближе, ближе к теплу.
Но – не страшно.
Потом, когда они обедали в семейном ресторане, она стала теребить сережки, трогая гладкие крылья ангелов и выгибая шею. Джо вдруг замер, и спагетти повисли у него на вилке. Ухмыльнулся ей через стол.
– Заигрываешь со мной, да. Душистый Горошек?
– Для парня с такой репутацией ты долго думал. – Она опустила подбородок и посмотрела на него сквозь густые ресницы.
– Я только уточняю. – Он тщательно накручивал спагетти на вилку. – Жаждешь острых ощущений? – Он бросил на нее взгляд, и лицо его показалось ей загадочным в тусклом свете ресторана.
– Ты угадал. – Она в последний раз качнула сережку и толкнула ногой его под столом. – Заигрываю изо всех сил.
– Осторожнее, Габби. – Это прозвучало неожиданно резко. Правда, без гнева. Без раздражения.
Что-то в нем еще.
Что-то притягательно-опасное.
Было уже поздно, когда Джо высадил ее у дома. На заднем сиденье четырехместного автомобиля Джо спал Оливер.
Отец не оставил света на крыльце, и дом был погружен в темноту. Он либо лег спать, либо все еще был у Нетти.
Стоя в тенистом уединении крыльца, Джо положил ладони ей на щеки, когда она, открыв дверь, повернулась к нему.
– Тебе понравилось флиртовать, да, Душистый Горошек? – Его голос, как прилив, накатил на нее. Она прижалась спиной к входной двери, в горле что-то сжалось, и ей показалось, что она не сможет говорить.
– Да. – Она беспокойно задвигалась. – А тебе?
– О, да, Габби, мне очень понравилось флиртовать с тобой. Даже не представляешь, как. – Голос у него стал низким и волнующим.
Она не могла удержаться, чтобы не сделать последний бросок на пламя.
– Насколько, Джо? – прошептала она, кладя руку ему на талию. Он нежно провел рукой по ее волосам. Гребень зазвенел в тишине и замолчал. Опустив голову, он потерся носом о ее нос, погладил его и подождал. Его дыхание, наполненное ароматом кофе, взволновало ее – Она судорожно впилась пальцами в рубашку и попыталась подавить нарастающий стон желания, идущий из глубины какого-то неизвестного ей места. Потом, медленным и легким движением, растекаясь как патока по горячим блинам, он накрыл ее рот своим, примеряясь к нему и припечатывая к нему губы.
С пятнадцати лет она ждала этого.
Подняв ее подбородок, он откинул ее голову и стал целовать шею, сжимая и поглаживая щеки и мочки ушей.
– Джо, – страстно произнесла она, крепче прижимая его. – Джо.
Он прижался к ней всем телом, и она услышала, как его сердце бьется в такт ее сердцу.
Он поднял голову и снова сжал ей лицо руками.
– Это был не флирт, Габриэль. На тот случай, если тебя это интересует.
А потом он ушел, и в ночи подмигнули красные огоньки его автомобиля.
Два дня спустя странно официальный и неприступный Джо протянул ей сложенный лист белой бумаги.
– Мы с Оливером приглашаем тебя, Майло и Муна на украшение елки в нашем доме. Ликера не будет.
– Мудрое решение, – заметила Габриэль, разворачивая бумагу. Ей на колени упало множество блестящих пластиковых елок, звезд и оленей.
– Это творение Оливера, я полагаю? Широко раскинув руки, Джо лег навзничь на одеяло, которое они расстелили на сосновых иглах в роще.
– Нет, разумница, это я. – Он лениво улыбался, прищурившись от яркого, бьющего сквозь ветви солнца. – Нераскрытый талант.
Она взглянула на разбросанные на страницах буквы. Много красных, зеленых. Очень много блесток. Бросила взгляд на причал, где отец с Оливером опускали в воду лески. Устроить пикник придумали Оливер и Майло. Джо и отец соблюдали дружеские формальности, как будто знали друг друга слишком хорошо.
Перед ней простирался сверкающий голубой залив, в небе сверкало теплое декабрьское солнце. Габриэль прочитала старательно написанные слова и сложила листок.
Наверное, Джо помогал ему. Каждое слово было написано правильно, под яркими красками виднелись следы ластика. Она сунула приглашение в корзинку со съестным. Видно, долго трудились. Она закашлялась.
– Заманчиво. Что привезти?
Он приподнялся и накрутил на палец прядь ее волос, притягивая ее ближе к себе, как будто сопротивляться было выше его сил.
– Себя. В носках, которых я не видел.
– Это я смогу.
– У тебя еще есть?
– Остались одна-две пары.
У нее был целый ящик разных носков на все времена года. Если как следует порыться, можно носить каждый день разные весь декабрь.
– Если не привозить еду, могу помочь готовить, договорились?
– Нет. Это мужское дело.
– Заметь, я не вызвалась мыть посуду.
– Заметил. У нас с Оливером все спланировано. Будет пицца и кока-кола. Пиво и вино для пожилых. – Джо приложил кончик волос ей к горлу. – Для твоего сведения, это и мы с тобой. Сын настроился на вечеринку с того момента, как побывал у вас в доме. Кстати, спасибо, что помогла ему сделать последние покупки. И завернуть. Подарки в мешке. Ждут, когда их достанут в торжественный момент.
– В канун Рождества?
– Не-а. Когда установим елку. Думаю, до тех пор пострел продержится. Он вынимает их из мешка, осматривает, потом кладет обратно, – Джо перевернулся на живот и оперся на одну руку. – Габриэль, нам надо поговорить.
– Конечно, надо. – Как и тем вечером, когда Джо поцеловал ее, тело девушки напряглось, кровь стала быстро приливать к животу.
– Я думаю о том, что ты сказала на днях, когда мы говорили о моей работе и о том, почему я вернулся сюда.
Она прищурилась.
– Что ж. Хорошо.
Он вытащил из одеяла сосновую иголку, согнул ее и понюхал.
– Тебе надо кое-что узнать обо мне.
От его замечания ее мгновенно бросило из жара в холод. Так обычно начинают, когда хотят сообщить плохие новости, готовят к чему-то трагическому.
– То, что мне нужно знать о тебе, я уже знаю. – Габриэль пристально взглянула на него. Ветерок от воды охладил ее босые ноги: легкие туфли прижимали угол одеяла.
– Ты спрашивала Майло, о чем мы говорили на днях за завтраком?
– Даже если бы и спросила, он все равно ничего не сказал бы. Юристы умеют хранить секреты. А папа особенно. – Не глядя на Джо, она прочертила линию на земле между корнями. – Твои секреты, Джо, принадлежат только тебе.
Ему хотелось, чтобы она посмотрела на него. Было бы легче рассказывать, если бы он видел ее ясные глаза.
Наблюдая, как она чертит на земле, Джо почти передумал. Слишком роскошный день. Будут другие дни. Другое время.
Трус, сказал он себе. Она заслуживала знать правду. Все должно быть честно, особенно между друзьями. А потом пусть решает сама.
Глядя на смеющуюся голубизну залива, он начал:
– Давным-давно...
Габриэль рассмеялась, откинула волосы и повернулась к нему.
– Ты говорил, что не любишь сказок, Джо.
– Это правдивая история. Душистый Горошек.
– Со счастливым концом?
– Еще не знаю...
– Значит, история бесконечная. – Она снова опустила глаза.
Нет, лучше ему не видеть этих наивных глаз, которые смотрели на мир не так, как он. Слишком трудно было пробиться назад, к тому, девятнадцатилетнему, хулигану. Но он попробует.
– Жил-был однажды мальчишка. Глупый, отчаянный мальчишка. Злой мальчишка. Ветерок донес ее тихие слова:
– Мне кажется, я знала этого парня. Много лет назад.
– Возможно. – Он сел и стал смотреть на залив. – Он всех ненавидел.
– В самом деле? – Габриэль все еще лежала рядом. Юбка темно-красными складками закрывала ее согнутую ногу.
– Да, в самом деле. Конечно, и себя тоже. Почему бы и нет? У него не было оснований любить таких, как он. Их никто не любил. Он был посторонним, стоял с краю, подглядывая в окна других людей. Ему только хотелось пробить что-нибудь кулаком, что угодно.
– Но кто-то должен был волноваться. Об этом злом мальчишке. – Растянувшись на боку, она подперла голову рукой.
– Если бы ты писала эту историю, его бы обязательно кто-нибудь любил. У меня другая версия.
– Что же произошло с этим злым мальчиком? Джо услышал смех Оливера, когда Майло выдернул удочку и заплескалась вода.
– Он вырос.
– И так и остался злым? – В ее хриплом голосе послышалась такая нежность, что ему захотелось убежать, убежать как можно дальше отсюда. Пока не поздно.
Он медленно кивнул.
– Злость ушла внутрь, стала работать у него внутри, как скороварка. Год за годом. Пока жизнь не преподала ему урок. А до того он...
– Был хулиганом? – Она протянула ему руку, на которую попали лучи солнца. В ясных глазах были нежность и понимание. Это придало ему смелости. – Парень придумал себе роль? – спросила она.
– Так ты слышала эту историю?
Он почти схватил ее руку и накрыл своей.
– Похожую. – Габриэль рывком села. Темно-красная юбка накрыла икры. – Но в той истории, что я знаю, парень на самом деле не был плохим. Это была больше рисовка. Так мне казалось.
– Все было не совсем так. Душистый Горошек. – Он потеребил пальцами одеяло. – В этой истории парень был плохим. Конечно, он не был совсем отвратительным. Запутавшимся, сбитым с толку – это да. Но еще он делал плохие вещи.
– А о прощении он когда-нибудь слышал?
– Иногда человек не может простить себя. Именно это и произошло с тем парнем. Он не хотел никому наносить вреда, но оказался не в том месте и не в то время.
– Что ты сделал, Джо? Ты не мог специально кому-то навредить. Только не ты.
Глядя на сына, Джо опустил подбородок.
– Я ненавидел своего отца. Он был мерзким пьяницей. Лгал, мошенничал, воровал. И любил пускать в ход кулаки. Со мной. Со всеми, кто встречался у него на пути. Мать ушла, когда мне было четыре года, и я больше ее не видел. Однажды отец сказал, что она умерла. Спустя годы я нашел пожелтевшую газетную заметку об ее смерти. Там было сказано, что у нее осталось трое детей. Дочери.
– Ах, Джо, Джо. – В тихом голосе зазвенели слезы. – Она должна была взять тебя с собой. Должна была, должна.
– Это всего лишь история, Душистый Горошек. К тому же старая. Не из-за чего расстраиваться.
Недалеко от них села чайка. Джо подбросил несколько кусочков хлеба и смотрел, как птицы хватали их на лету.
– Так или иначе, но каждые два года, иногда и чаще, мы с отцом переезжали, опережая сборщиков налогов и местного шерифа. К тому времени, как мы осели в Байю-Бенде, по всей стране, наверное, были разосланы ордера на арест моего папаши. Я знал, что здесь мы не задержимся. Мы нигде не задерживались. Но мне надоело быть несчастным, сопливым сынком Карпентера.
Она шевельнулась, и он увидел ее босые ноги с покрытыми красным с золотом лаком ногтями.
– И тогда ты стал Джо Карпентером, мальчиком, который доводил до бешенства учителей, с которым матери запрещали водиться дочерям и на которого девочки летели, как мухи на мед.
Он невольно улыбнулся.
– Они меня не интересовали. Им нравилось пройтись по улице с городским хулиганом.
– Ты недооцениваешь себя, Джо. Мне ты нравился. И другим тоже. Ты был не только запретным плодом. С тобой было весело. Ты умел очаровать...
– В тот вечер, когда я поцеловал тебя около деревенского клуба, я уехал из города.
– Я помню.
Он так и думал. В тот сумасшедший, грустный, далекий вечер между ними пробежала искра.
– Я пошел от тебя домой. Отец угнал автомобиль и ограбил работающий допоздна магазинчик. Он вообще не соображал, что делал. Я увидел пистолет и деньги и все понял. Для меня это было последней каплей. Я так разозлился, что не мог логично рассуждать. Я только знал, что сыт по горло.
– И что ты сделал? – Она зарылась пальцами в песок.
– Я решил уйти. Совсем... Я побросал все в машину и рванул обратно в город. Думал, что где-нибудь оставлю автомобиль и все будет в порядке.
– О господи. Зачем, Джо, зачем? Это было так...
– Глупо? Опрометчиво? – Он засмеялся, вспомнив свою тогдашнюю ярость и злость, – Разумеется.
– О чем же ты думал? Что спасешь от тюрьмы отца?
– Не ищи мотивов, которых не было. Душистый Горошек. Я защищал не его... – Последняя фраза прозвучала в его устах совершенно отстранение. – Просто не хотелось еще одного скандала. Чтобы опять люди расступались, освобождая мне путь, а в глазах – жалость и отвращение... Так что я взял треклятую машину и уехал. Не знал, где ее оставлю. Где-нибудь подальше от Байю-Бенда, это точно.
Джо бросил невидящий взгляд на Майло и Оливера, как будто только сейчас понял, что двигало им в ту роковую ночь.
– Потому что я хотел вернуться. Я начал ощущать Байю-Бенд своим домом, устал спасаться бегством.
– И поэтому ты вернулся через много лет и привез сюда Оливера?
– Наверно. Но тогда я летел по шоссе со скоростью сто миль в час. Я только убегал, стремительно увеличивая расстояние между собой и городом. Пока старая развалюха не засопротивлялась.
– Тебя остановили. – Она подбросила вверх кусочек хлеба.
Тонкая рука изогнулась на фоне краснеющего заката.
– Ты забыла, что у мальчишки, про которого я рассказываю, не было ни капли здравого смысла. Нет, я не остановился, когда увидел сзади полицейских. Пролетев два округа, я разбил машину, сломал челюсть одному полицейскому и стал драться с остальными. Пока они не надели на меня наручники и не отвезли в участок.
– А почему мы ничего не слышали об этом? Уголком глаза он увидел ее плотно сжатые трясущиеся руки. Она стала как-то дальше от него. Этого он и боялся.
– Потому что твой отец, Габриэль, спас мою душу.
– Что? – Она вскочила на колени и посмотрела на него.
Он думал, что увидит отвращение на ее лице.
Увидел растерянность.
Он почувствовал, что готов отдать за нее жизнь.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Джо рассказал ей, как Майло убедил местную полицию смягчить обвинения, как он поставил под удар свою репутацию, поручившись за хулиганистого отпрыска Хэнка Карпентера, и как Джо не мог понять, почему.
– Благодаря твоему отцу я получил шесть месяцев с освобождением от принудительной трудовой повинности. Я бы мог обойтись условным осуждением, но Майло сказал, что я должен понести наказание за свои действия, независимо от того, что сделал отец. Мне нужно было заплатить за содеянное. Чтобы не закончить как отец.
Все последующие годы Джо не мог понять, как Майло сумел втолковать ему все это в тот момент полного смятения и страха. «Последствия, – сказал Майло. – Ущерб требует возмещения».
– Он был прав. Надо было пойти по трудному пути. Надо было оглянуться на свою жизнь, понять, куда идти. Потому что, если бы я продолжал в том же духе, ничем хорошим это не кончилось бы.
– Ты был юным, Джо.
– Не таким уж и юным. Вообще, я не помню, чтобы ощущал себя когда-нибудь юным. Как ты это понимаешь. Нет, я чувствовал ответственность за то, что сделал, и Майло помог мне найти дорогу в темноте.
– Как же отец сотворил это чудо?
Красно-золотистая волна неровно ударила в берег.
– Он убедил полицейских сдержанно сообщить об этом «инциденте». – Джо запустил обе руки себе в волосы, стараясь уменьшить боль в голове. – Он очень красноречиво объяснил мне мою глупость, но сказал в полиции, что знает меня и может поручиться, что по натуре я не преступник и что этот инцидент возник из-за моего страха и глупости.
– Но ты действительно был напуган, Джо, и папа понял это.
– Ты так думаешь? Он не знал меня. Мы не обменялись и парой слов до той ночи.
– Тогда почему же ты попросил его выступить твоим адвокатом? Почему ты вообще вспомнил о нем? В красно-золотистом небе закричала чайка. Бледные тучи лежали узкими полосками на фоне красного заката. Он ни о ком не подумал, кроме Майло. Он знал, что Майло приедет, даже если для этого придется пересечь два округа в десять часов вечера. Он был уверен. Странно было думать теперь о той уверенности.
– В то лето твой отец сломал ногу...
Она повернулась к нему, и юбка обвила ее ноги.
– Помню. Мне исполнилось пятнадцать, и я поехала на месяц в лагерь. Я мечтала стать второкурсницей в средней школе, может быть, попасть на бал младших и старших классов. А больше всего... – она вздохнула, – я радовалась возможности видеть тебя каждый день. На расстоянии, конечно.
Улыбка ее была печальной.
Он упрямо продолжал свой рассказ:
– Я видел, как твой отец сидел на крыльце. Нога у него была в гипсе и лежала на маленькой скамеечке. Несколько дней в такой влажности и жаре – и один шаг может показаться мучительным. Около машины у ворот сидел газонокосилыцик. Я подошел и сказал, что сделаю все сам. Выкосил двор, подстриг кусты. Ушел. Приходил каждую неделю, пока не узнал, что ты приехала.
– Папа сказал тебе, что я дома? – У нее было нежное и удивленное лицо. Нет, ей, конечно, не понять всей сложности его жизни. Ей, наверно, казалось, что она слушает рассказ на иностранном языке.
– Нет, Душистый Горошек, я увидел, что во дворе на веревке висит твое крошечное бикини, и не пошел. И знаешь что? Все оставшееся лето и даже осень я представлял тебя в этом лоскутке. Хорошенькая малышка Габриэль в своем ярко-красном бикини. – При этом воспоминании ему захотелось дотронуться до нее, но он сдержался. Она зарделась.
– Так вот тогда папа и узнал тебя. Вы, наверно, много разговаривали, пили вместе чай со льдом. Он беспокоился за тебя, волновался. Не понимаешь?
Джо вдруг вспомнил те долгие, жаркие послеполуденные часы. Шум косилки, запах травы. Майло сидит на крыльце и следит из-под опущенных век, как Джо продирается сквозь сорняки и траву.
– Мы не сказали друг другу и двух слов. Даже о деньгах.
– Папа не заплатил тебе? Это странно. Он не жадный.
– Я косил не за деньги.
– А за что же? Разве тебе не были нужны тогда деньги?
– Я работал в гараже Кэлхауна, налаживал моторы. – Джо нахмурился. – Черт меня побери, если я знаю, почему мне казалось таким важным выкосить двор Майло О’Ши. Я увидел его. И начал косить. Вот и все. Мы никогда не разговаривали. И хочешь знать еще? – Он глубоко вздохнул. – Те жаркие, пропитанные потом вечера были для меня самым счастливым временем, Твой отец и я. Никто не орет, все просто. Нормальный летний день, когда выкашивают двор. Смешно, правда?
– Что ж тут смешного? – Она дотронулась до него, но он отскочил.
Нет, только не сочувствие. Сочувствие было формой жалости, а он хотел от нее чего угодно, только не жалости.
– Ну, потом полиция нашла свечу зажигания, которую использовал отец, чтобы разбить окно автомобиля. Мой старик не вынул ее из кармана штанов. Осколки стекла в отворотах брюк совпали, так что стало ясно, что это он угнал машину. Служащий из магазина показал, что старик был единственным грабителем. Изображение на пленке внешней камеры слежения в магазине подтвердило его показания. А твой отец довершил дело. Все свелось к проделкам несовершеннолетнего, и в полиции согласились на такие условия. Майло поручился за меня, привел к вам в дом, накормил. Вот так я узнал, что он умеет готовить. Он приготовил острый томатный соус и печенье. Так вкусно я никогда не ел. – Он засмеялся. – Насколько мне известно, Майло никому не рассказал о той ночи. Мун знает. Наверно, от одной из своих кузин в Сарасоте. Но Мун, по-моему, тоже не раскололся. Не знаю, почему.
– Мун любит поболтать, но он очень осторожен, боится обидеть. Многие большие мужчины так себя ведут. Они очень аккуратно используют свою силу против других людей. Джо... – она легко коснулась его руки, – о чем папа хотел говорить с тобой утром?
Ах, как ему хотелось быть совсем другим мужчиной. Мужчиной, который мог бы смело взглянуть ей в глаза и... что? Предложить ей себя? Свое темное прошлое в обмен на ее солнечную искренность и надежду? Габриэль О’Ши заслуживала лучшего.
– Майло спросил меня о работе. Об Оливере. Я ответил. Немного поговорили, вот и все.
Он не рассказал Майло всего о мальчике, который, что бы там ни было, был ему сыном.
– Майло предложил пойти сегодня на рыбалку с Оливером, мы пожали друг другу руки, и все.
– И ничего о той ночи?
– Ни слова.
Она сжала ему руку.
– Он хочет, чтобы ты знал: что бы ни случилось в прошлом, это не имеет значения, Джо. Поверь мне. Пошли.
– Думаю, да. Однако прошлое формирует человека, делает его таким, какой он есть. Ты – сама нежность и свет. – Он так осторожно отвел от себя ее руку, как будто она могла разбиться.
– А какой ты, Джо?
Он присел на корточки, взял конец одеяла и стал стряхивать с него песок.
– Я неожиданно стал отцом, Габриэль.
– Верно. – Она подняла другой конец. Джо быстро взглянул на ее серьезное лицо и протянул ей босоножки.
– У меня есть сын, которому я очень нужен. Я для него – все.
– А одного тебя достаточно, Джо? Мягкие слова. Острый укол.
– Не понимаю, о чем ты.
– Подумай, – посоветовала она, влезая в босоножки, и, не глядя на него, стала собирать бумажные тарелки и чашки.
Смысл ее слов не дошел до него.
Он сделал то, что должен был сделать. Рассказал Габриэль самое плохое о себе. А дальнейшее будет зависеть от нее.
Шаг за шагом Джо хотел выплатить свои долги прошлому.
А когда долги выплачены, можно вынести и одиночество.
Поездка по мосту обратно на материк прошла спокойно. Опустив стекло до конца и положив на него согнутую руку, Джо вдыхал соленый, напоенный ароматом цветов воздух. От усталости тени вокруг глаз у него стали резче, но всякий раз, как он на нее смотрел, Габриэль казалось, что она видит в нем умиротворение. Пропала настороженность, вместо нее появилось смирение.
Сзади Майло и Оливер что-то обсуждали. Их голоса сливались с шуршанием шин и урчанием мотора, убаюкивая ее. Последней отчетливой мыслью была та, что им четверым хорошо вместе.
Семья – Слово кружилось в мозгу, будто его произнесли вслух. Семья. Под звук этого слова Габриэль заснула.
Последующие две недели были заняты подготовкой к Рождеству.
Джо и Оливер пригласили и Нетти украшать елку, что тоже было правильно.
В прихожей нового дома Джо Габриэль потеряла дар речи. Украшенная сосновыми ветками, широкая лестница странно петляла. Рождественские фонарики всех размеров и форм мерцали около дверей, в гостиной, на елке...
– О господи, – охнула Габриэль, снова увидев елку, – она...
– ...красивая, – подхватил счастливый Оливер. Окутанная гирляндами цветных лампочек и цепями воздушной кукурузы, елка осыпалась при каждом неосторожном движении.
– Красивая, – согласилась Габриэль и почувствовала ком в горле. Более несчастной елки ей видеть не приходилось. Верхушка у нее была голой.
– Я разбил вашу звезду. Будет несправедливо, если на моей елке будет звезда, когда у вас нет, – грустно сообщил Оливер. – На будущий год у нас с папой будет звезда.
Джо раздал коробки с украшениями.
Повернувшись, чтобы повесить очередную игрушку, Габриэль встретилась с ним глазами. Он задумчиво смотрел на нее, будто старался что-то понять.
Но ничего не сказал.
Она поняла, что дом для Джо был символом.
Он купил старый дом, хотя мог купить новый в новом районе. Они строились сейчас во множестве. Срывая растительный покров до самого песка, строители двигались напролом, оставляя за собой бетон и грохот машин там, где была тишина и шумели деревья.
Глядя, как Джо и Оливер висят на перилах и обсуждают, с чего начнут обновлять свое жилище, Габриэль почувствовала, что сейчас расплачется.
Наверно, вино сделало ее слишком сентиментальной.
Или пицца.
Ей захотелось музыки. Она подошла к музыкальному центру и начала перебирать кассеты, пластинки и диски.
– Нам нужна музыка. Есть пожелания? Не поворачиваясь, она почувствовала его присутствие. Они стояли в углу, в тени освещенной свечами комнаты. Джо поднял ей волосы одной рукой и склонился к шее, к маленькой впадинке у основания. От его поцелуя по спине побежали мурашки, и она вздрогнула. Поцелуй был быстрым, сладостным. Он опустил волосы.
– Веселого Рождества, Габриэль, – прошептал он и вернулся к остальным.
После вечеринки по случаю украшения елки дни побежали быстрее, но Габриэль чувствовала, что должно произойти что-то важное.
Джо заигрывал с ней. Она отвечала тем же, чувствуя, как они осторожно двигаются, словно по минному полю, где одно неверное слово или один неверный взгляд могли привести к взрыву.
Цепляясь то за Джо, то за Майло, Оливер продолжал держаться от нее на расстоянии, которое сам установил, и однажды нахмурился, увидев, как Джо склонился к ней и положил ей руку на шею. Освободившись от легкой руки Джо, Габриэль увидела сердитый, испуганный взгляд Оливера.
Мун пригласил всю компанию к себе на лодку, чтобы принять участие в ежегодном рождественском параде лодок.
– И мы будем в костюмах? – с надеждой спросил Оливер.
– Чертовски точно, – ответил Мун. – Наденешь, что захочешь.
Габриэль любила лодочные парады, когда вся река таинственно и волшебно мерцала в холодной темноте ночи.
Сколько она себя помнила, каждый год двадцать первого декабря, независимо от дня недели и погоды, владельцы лодок в Байю-Бенде украшали свои посудины гирляндами из лампочек и выводили из бухт, направляясь к широкому изгибу реки, где она проходила через центр города. Вдоль всего пути стояли зрители и пели рождественские гимны.
Когда лодка входила в центр города, на ней тушили огни и оставался лишь золотой отсвет иллюминации. Лодки одна за другой уходили в темноту и исчезали, пока на реке не оставались одинокие огни последней из них.
Когда и они гасли, люди на берегу замолкали.
И на какое-то мгновение, молча стоя в темноте, они начинали ощущать свою общность, принадлежность, независимо от религиозных убеждений, к единому человеческому роду. Это сознание объединяло их против тьмы ненависти, злобы и страха.
А потом, по сигналу головной лодки, на остальных зажигались огни, ослепляя и побеждая темноту. В толпе раздавался вздох, потом крики «ура» и смех.
Парад заканчивался в освещенных доках, где на мешках с песком мерцали свечи.
Ах, как же она любила этот парад. Любила толкотню и суету соседей и этот удивительный момент, когда тьма уступала свету. Он напоминал ей о мимолетности жизни, о том, что мир величественно вращается в темноте вечности и пространства.
Иногда возвращение света трогало ее до слез.
Оливер позволил ей помочь ему с костюмом. Габриэль была не настолько глупа, чтобы предлагать ему эльфа или ангела. Колеблясь между тюленем и роботом, он с помощью Майло решил наконец, что будет красным крабом.
Джо сделал клешни. Мун водрузил на голову Оливеру шапку Санта-Клауса.
Ярко-красным пятном солнце опустилось за бухту. Из воды выпрыгнула рыба, извиваясь и блестя чешуей. Оливер взвизгнул от восторга и испуга. Поставив сына на палубу, Джо протянул руку, чтобы помочь Габриэль перебраться с пристани на борт.
– Ты забыл, что я выросла у воды. – Габриэль подкрутила джинсы и отошла на два шага для разбега.
– Мне нравятся носочки, Душистый Горошек. – Джо подхватил ее в объятия, когда она прыгнула в лодку и повисла на шее у Джо. Его сердце стучало, как военный барабан, в такт ее собственному, а дыхание стало сбивчивым.
Но на них смотрел Оливер – из-под шапки Санта-Клауса, которая съехала ему на один глаз. Габриэль улыбнулась, сделала вдох и заставила себя оторваться от Джо.
– Иди сюда, дорогой. Давай наденем на тебя спасательный жилет. Снимешь, когда снова будем на суше.
Когда все надели спасательные жилеты и заняли свои места, они подняли паруса и отплыли, подгоняемые вечерним морским ветерком.
Несчастный случай произошел вскоре после того, как Мун вошел в ряд, почти в середине потока.
Спереди и сзади них двигались выложенные из электрических лампочек мерцающие олени и Санта-Клаусы. Маленькие итальянские лампочки обрисовывали паруса и рангоуты. На некоторых лодках лампочки горели от носа до кормы и до верхушки парусов. На маленьких лодках светились тысячами разноцветных огоньков причудливые фигуры. Пыхтение моторов заглушалось шумом голосов, пением вдоль берегов бухты и реки.
Завороженный Оливер стоял около Джо на носу лодки. Габриэль остановилась на середине – спасательный жилет неудобно собирал ей майку при каждом движении. Ища пряжку на жилете, она заметила, как легкая тень метнулась к корме.
Когда Оливер пронесся по правому борту лодки, Габриэль инстинктивно стала двигаться, еще не понимая, что делает. Спортивные тапочки цеплялись за палубу, когда она бежала прямо к Оливеру.
– Джо, – позвала она, но ветер отнес ее голос.
Оливер тем временем перегнулся через борт, и его маленький зад поднялся высоко вверх.
Габриэль согнулась над якорем и хотела схватить его. Пальцы скользнули по гладкой ткани спасательного жилета, и мальчик исчез в воде. Сбросив свой жилет, она поставила ногу на перила, закачалась и глубоко нырнула, яростно гребя и погружаясь в темную холодную воду.
Последнее, что она видела, была одна клешня краба, крутившаяся неподалеку. Ниже по течению плыла шапка Санта-Клауса, которую подгоняла попутная струя проходящей лодки.
Оливера видно не было.
– Проклятье, Мун, останови чертову лодку, – донесся до Габриэль отчаянный крик Джо.
Ее окутала темнота, солоноватая вода забила нос. Позже она подумает, как было странно, что она не слышала ни звука, не видела ничего, кроме набухшей от воды шапки Санты.
Оливер должен быть жив.
Но почему же ей его не видно? Может быть, он стукнулся головой о лодку, когда бросился вперед? Может быть, его затянуло под одну из лодок?
Все могло быть.
Она вдохнула, оттолкнулась и глубоко нырнула, пытаясь определить какое-нибудь движение в черноте, увидеть маленького, беспомощного мальчика. Вынырнув, чтобы вдохнуть снова, она остановилась на одном месте, разглядывая поверхность воды, и в пятнадцати футах вниз по течению, немного в стороне, ей показалось, что она увидела голову.
Потом Габриэль будет удивляться, почему у нее заболело горло. Она не слышала ничего, но остальные слышали – при каждом взмахе руки она выкрикивала имя Оливера.
Когда Габриэль наконец подплыла к точке, собрав последние силы, точка закачалась, стала больше и превратилась в голову Оливера с широко раскрытыми удивленными глазами. Он, как поплавок, плыл по течению.
– Эй, Габби, – произнес он, когда она поймала его и обняла, стараясь удержаться на месте, пока Мун и Джо не развернут лодку. – Здесь здорово, но мне становится холодно. Сейчас нельзя вернуться на лодку?
– Обязательно, дорогой. – Ее сотрясали рыдания. Она опустила подбородок на его мокрую голову. – Все что хочешь.
Когда лодка Муна подошла к ним и Джо вытащил ее и Оливера, она поняла, что в ее жизни самое главное.
Она хотела, чтобы Джо и его упрямый, запуганный, недоверчивый сын стали частью ее жизни. А она – частью их жизни. Больше всего на свете ей было нужно красить новой краской стены и делать костюмы ко дню Всех Святых, каждое утро просыпаться и слышать дыхание Джо ей в ухо и посапывание спящего в соседней комнате Оливера.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Джо выхватил Оливера из рук Габби и передал его Нетти. Потом стал вытаскивать Габби, мокрую, дрожащую.
– Оливер? – задыхаясь, спросила она.
– Оливер в порядке. Он считает, что у него было добавочное приключение. Надо высушить вас обоих. У нее стучали зубы.
– Пошли, Душистый Горошек, ты холодна как лед. – Стараясь согреть ее, он растер ей руки и обернулся к Нетти.
Та принесла полотенца.
– Люблю, когда все приготовлено заранее, – приговаривала она. – Даже и для полуночных купаний.
Габби спустилась вниз поискать какую-нибудь одежду для себя и Оливера. Тот был готов продолжать путешествие, и после пережитого страха никто не отважился отказать ему в этом удовольствии. Джо точно не мог. Мальчишка был выносливым, это ясно.
Крепко прижав его к себе, Джо стиснул зубы. Он боялся завыть, как раненый пес, от неизвестного ему прежде, поднимающегося изнутри ужаса. Оливер. Габби. Он мог потерять сына. Мог потерять ее.
На всю жизнь он запомнит фигурку Габби, разрезающую воду в свете прожекторов, прилипшие к голове волосы, когда она обхватила Оливера, чтобы они видели, что он в безопасности.
Она вернула ему сына.
Джо не давал никому держать мальчика. Он стоял и молча благодарил Яну за подарок, который она ему сделала.
Больше не имело значения, почему она указала его фамилию в свидетельстве о рождении. Ему было все равно, одурачила она его или нет. Он шепотом поблагодарил и простил ее.
Джо вдруг почувствовал, как боль, с которой он жил всю жизнь, отпустила его и улетела, как шарик в темноту.
По дороге домой Оливер уснул. Его слипшиеся волосы царапали Джо щеку.
Уложив Оливера в постель, Джо отправился в душ. Он долго стоял под обжигающей горячей струёй, и по его лицу текли слезы, смешиваясь с водой и мылом. Он прислонился лбом к запотевшему кафелю и, не сдерживаясь, заплакал, впервые с тех пор, как был пятилетним мальчиком.
На следующий день вечером Нетти и Майло пригласили Оливера в кино на плохой фильм.
– На самый плохой, чем хуже, тем лучше. И с воздушной кукурузой, – добавил Майло. – Мы собираемся сидеть до полуночи. Если ты вынесешь присутствие стариков, конечно.
Джо не хотелось отпускать Оливера. Но он согласился.
Для блага Оливера.
Оставшись дома один, он сел перед елкой, глядя на мерцающие огоньки и слушая поскрипывания и вздохи дома.
Звонок в дверь оторвал его от грез, и почему-то он не удивился, увидев в дверях Габби. Переступая с ноги на ногу, она явно нервничала. Он никогда не видел Габби такой обеспокоенной.
– На домашнем фронте все в порядке? – Он посмотрел вокруг, думая увидеть Оливера.
– Гмм. Да. Все хорошо.
– Прекрасно. – Он положил руку на дверь и вдруг сам почувствовал, что волнуется.
– Ты не пригласишь меня войти, Джо? – Она заправила прядь волос за ухо и расправила плечи. – Потому что я хотела бы войти.
– Конечно, – удивленно ответил он. Габби не заигрывала, но атмосфера между ними гудела, как электрическое поле. – Входи. – Он шире раскрыл дверь, и она прошла в сторону, не глядя на него и обхватив себя руками. – Не хочешь чего-нибудь выпить? Вина? Содовой? – Он пожал плечами. – Чего хочешь. Душистый Горошек.
Она вздернула голову и посмотрела ему в глаза.
– Хорошо. Так будет гораздо легче. – Она оглядела холл. – Пошли в гостиную, Джо.
– Пошли, – медленно ответил он, заинтригованный ее воинственным видом. – В гостиную так в гостиную.
– Сядь, Джо. Пожалуйста. – Она толкнула его рукой. Он сел на кушетку.
Габриэль подошла, села к нему на колени и обвила его руками за шею. Поерзала, устраиваясь поудобнее. Прижавшись лбом к его лбу, она расстегнула верхнюю пуговицу у него на рубашке и постепенно дошла до талии. Глубоко вдохнула и вытащила рубашку из джинсов.
Он накрыл ее руку своей.
– Что ты делаешь, Габриэль?
– О господи, Джо, полагаю, мужчина с твоим опытом должен знать, что я делаю.
В комнате был полумрак, и он плохо видел ее лицо, но ему показалось, что она улыбнулась.
– Может быть, разъяснишь мне? Я уже выпил бокал вина.
Ее маленькие ловкие ручки тянули за рубашку и гладили ему грудь, подергивая завитки волос. Джо понял, что теряет ясность мысли.
– Вот так, Джо, – сказала она серьезно. – Потому что мы будем праздновать.
– Да? – Не успев подумать, он запустил пальцы ей в волосы, погладил изгиб подбородка. – Ты смущаешь меня, Габби.
Она просунула ему под рубашку руки и прошлась по спине, ощупывая умелыми пальцами ребра. Он вздрогнул.
– Тебе ведь нравится, правда, Джо? – спросила она хриплым шепотом, от которого он снова задрожал.
– Да... очень. – Он встал, стряхнув ее на диван, все еще надеясь трезво оценить ситуацию.
Габриэль лежала перед ним. На ней было красное, хорошо обрисовывающее фагуру платье с высоким воротом и длинными рукавами. Оно натягивалось и двигалось вместе с ней. Джо мог поклясться, что увидел маленькие кончики ее сосков. На Габби не было лифчика. Он прищурился.
– Хорошо. Мне нужно объяснение. Быстро.
– Ты вспотел, Джо, – нежно заметила она, сбрасывая туфли на немыслимо высоких каблуках. Узкие полоски блестящей черной кожи упали на пол.
– Чертовски верно. – Он запихнул рубашку обратно в джинсы и сердито посмотрел на нее. – А Майло знает, что ты здесь?
– Наверное. Папа не глупый. – Поджав под себя ноги в нейлоновых чулках, она встала на колени и просунула указательный палец в петлю у него на поясе. Потом потянула за нее и придвинула его ближе.
Он не ожидал этого и упал вперед, упершись одной рукой в сиденье дивана.
– Вот так гораздо лучше. – Она поднялась и прильнула к нему. – Да. Определенно лучше.
Ее поцелуй был сладким, невинным и жарким. В нем было такое желание, что у Джо помутилось в голове. Собрав остатки воли, он оторвался от нее и сделал несколько шагов в сторону.
– Ты не знаешь, что делаешь, Габриэль. – Он облокотился на окно, стараясь перевести дух.
– Простофиля ты, Джо. Я точно знаю, что делаю. Соблазняю тебя. Предлагаю себя. Я не теряла времени даром и знаю, чего хочу. – Она встала на ноги, и юбка у нее задралась до опасного места.
– Это очень лестно, но поверь мне, ты не хочешь этого делать. – Он прижался спиной к прохладному стеклу, а она подвинулась к нему, поставив ступни в чулках на его босые ноги. Слегка потеребила его за пальцы.
– Поверь мне, хочу, – пробормотала она, встала на цыпочки и прижалась к нему всем телом. – У меня нет практического опыта в этой области, но я много читала. Я точно знаю, чего хочу.
И она прошептала, ему на ухо несколько слов, от которых его бросило в жар.
Он застонал.
– О, Габби, это ошибка. Ты не из тех девушек, кому нужен дешевый секс.
– Я не хочу от тебя дешевого секса, Джо Карпентер. Все эти годы я могла бы иметь дешевый секс в любую минуту. Я не такая уж неопытная, чтобы у меня не было случая потерять... – она замолчала и, раздумывая, потрогала его за ключицу, – неопытность. У меня были возможности, если бы мне был нужен только дешевый секс.
Джо взял ее за плечи и слегка отодвинул.
– Так что же тебе нужно здесь? – Он откашлялся. – Если не возражаешь, объясни.
– Мне нужны твои сердце и душа, крутой парень, вот что. А я предлагаю тебе себя в качестве жены. – Она отвела в сторону взгляд, стараясь не показать волнения. – Я предлагаю сделать из тебя честного человека, Карпентер. – Дернула его за рубашку, притягивая ближе к себе.
Джо замер.
– Ты предлагаешь брак?
– Да, – ответила она с удовлетворением. – Ты. Я. Оливер. Брак. Семья. Я думаю, это прекрасная идея. И поэтому я делай тебе предложение. Конечно, – серьезно добавила она, – я также стараюсь соблазнить тебя, но это отдельный вопрос.
Он взорвался:
– Габриэль, это безумие. Ты заслуживаешь совсем другого человека. Как этот... как его зовут? Пэджетт! – Он нервно провёл руками по волосам. – Вот именно. Такого, как он.
– Нет уж. – Она провела пальцами по его губам. – Я заслуживаю тебя. А ты заслуживаешь меня, Джо, если хорошенько подумаешь.
– Черт меня побери, если сейчас я могу о чем-нибудь подумать. Душистый Горошек. – Он попытался рассмеяться. – Знаешь, ты сводишь меня с ума.
– В самом деле? Правда?
У нее в голосе была надежда, и это тронуло его.
– Да, – повторил он. – Сводишь.
– Я так и поняла.
Решив, что лучшая защита – это нападение, Джо обхватил ее и понес обратно на кушетку, но по дороге остановился. Нет, не на кушетку – в кресло с прямой спинкой. Сел сам с Габби на коленях.
– Послушай, Габриэль, ты не подумала как следует. Ты не хочешь этого. – Он обвел рукой комнату, показал на себя.
Ее свежее разгоряченное лицо сводило его усилия на нет.
– Джо, я прекрасно отдаю себе отчет в том, что говорю. Оливеру нужна мать так же, как отец. Ему нужна стабильность, которую могу дать ему я. А что касается тебя, думаю, мне хотелось...
Он закрыл ей рот ладонью.
– Не говори, Габби. Потом не сможешь взять свои слова назад.
Глядя ему в глаза, она оттолкнула его руку.
– Мне кажется, я люблю тебя с пятнадцати лет, когда ты поцеловал меня. Это был мой первый поцелуй. Мне никогда никто не был нужен, кроме тебя, Джо. И теперь ты мне нужен. Это не внезапная прихоть, можно даже назвать это постепенным озарением. Мне потребовалось время, чтобы разобраться в своих чувствах и желаниях. Так вот, я хочу, чтобы в моей жизни были вы с Оливером. Навсегда. Я хочу, чтобы мы были семьей и вместе отмечали Рождество и другие праздники. – Она положила руки ему на щеки, ладони у нее были теплыми. Он прижался губами к ее руке. – Это лучшее предложение в твоей жизни, Карпентер, и ты будешь глупцом, если отвергнешь его.
Он не заслуживал такого предложения. Джо отчаянно искал слова, чтобы убедить ее, что ей не стоит выходить за него замуж.
– Ты заслуживаешь лучшего, – тупо повторил он.
– Я знаю, чего заслуживаю, Джо. И я знаю, что это будет нелегко. Но знаешь... – Она провела пальцами по его губам, и он не смог устоять и не попробовать на вкус ее кожу. – Я очень упрямая и смогу переупрямить Оливера. И, Джо, – прошептала она ему в шею, – я такая упрямая, что смогу переупрямить и тебя. Так что сдавайся и скажи, что женишься на мне. В канун Рождества.
У него отключилось сознание. Все это было слишком неправдоподобно. Габриэль сделала явью его, казалось, несбыточную мечту.
Она даже уже нашла маленькую церквушку на острове, где их могли обвенчать в восемь часов вечера в канун Рождества. Она этого хотела. И Джо понял, что сделает все, что она захочет.
Когда в канун Рождества Джо ждал у входа в церковь, держа за руку Оливера, стоявшего рядом в синем костюмчике и белой рубашке, то почувствовал уколы совести. Он посмотрел на сына и расправил галстук с рождественским сюжетом, который подарила ему Габби.
– Тебе это нравится, пострел?
– Может быть, – ответил Оливер. – А может быть, и нет. – Он сжал пальцы Джо. – Майло станет моим дедушкой?
Джо кивнул.
– Это хорошо. – Оливер провел ногой по полу. – Клетис сможет приходить в гости? Джо снова кивнул.
– А Габби только немного побудет в доме?
– Будет всегда, сын. Всегда. – При этих словах Джо вдруг понял, что только Габби может заполнить пустоту у него внутри, прогнать еще тлеющую в нем ненависть. Вокруг звучала музыка, и на мгновение ему показалось, что музыка звучит только у него в душе.
Сзади послышался шепот. Джо повернулся и увидел Габриэль.
К нему приближалось легкое белое облако. Волосы свободно лежали у Габби по плечам, а узкое платье из серебристо-белой ткани двигалось и поблескивало при свете церковных свечей.
Габриэль несла букетик блестящих зеленых листьев. Из-под венка из цветов и золотых звезд спадала фата, закрывающая лицо, но Джо увидел, как заблестели у Габби глаза, когда Майло взял ее за руку и подвел к нему.
– Я люблю тебя, папа, » прошептала она Майло.
Взяв ее за руку одной рукой и держа в другой короткую ручку Оливера, на вопрос священника Джо ответил, что берет ее в жены в радости и в горе, в болезни и в здравии, что будет заботиться о ней и никогда ее не предаст и не навредит ей.
Оливер подал ему кольцо, и Джо надел его ей на палец.
Подняв фату, он посмотрел на нее.
– Ты уверена. Душистый Горошек, действительно уверена?
– Конечно.
Джо наклонился и прижался к ее губам.
Из церкви гости отправились в дом Майло, где было приготовлено угощение. А потом все, даже Мун, ушли.
Нетти и Майло пили в кухне вино. Габриэль, Оливер и Джо остались в гостиной одни. В затемненной комнате они втроем уселись на кушетку с Джо посередине. Габби опустила голову ему на плечо, и он вдыхал слабый, неуловимый аромат ее кожи, ее волос. С другой стороны зашевелился Оливер.
– Хочешь получить свой подарок, Габби? Она наклонилась к нему через Джо. Ее груди соблазняюще надавили ему на бедро.
– Конечно, Оливер. Мне бы хотелось развернуть подарок.
– Ладно. – Оливер побежал в кухню. – Смотрите! Подарки!
Габриэль сцепила пальцы с пальцами Джо. Все, что она хотела, было в этом доме. Все, ради чего она вернулась. Папа. Нетти. Оливер.
Джо.
Оливер протянул ей завернутый в коричневую бумагу сверток. На свадебное платье посыпались блестки, когда она осторожно расправила праздничную оберточную бумагу. И сразу у нее по щекам потекли слезы, которые она не могла остановить, сколько ни вытирала.
– Что случилось. Душистый Горошек?
– Тебе не нравится? – тихо спросил Оливер дрогнувшим голосом. – Мне хотелось, чтобы тебе понравилось. Я думал, что это все исправит.
– Ах, дорогой, как же мне это может не нравиться. Это лучший подарок, какой мне когда-либо дарили. – Ей захотелось притянуть мальчика к себе, но она не осмелилась. Смахнула ему с лица волосы, но они тут же снова упали на лоб.
И тогда дрожащими руками она подняла самодельную звезду. Звезда была укреплена на покрытом фольгой рулоне туалетной бумаги. С обеих сторон были наклеены осколки ирландского хрусталя, переливающиеся всеми цветами радуги.
– Я нашел осколки в ящике, где лежит угощение Клетиса. Ничего? – На лице Оливера отразилось беспокойство.
– Это больше, чем ничего. Это... ах, Оливер, не могу поверить, что ты придумал такое. – У нее по лицу снова потекли слезы, и Джо крепче прижал ее к себе. Она снова растроганно пригладила назад волосы Оливера. – Джо, поднеси Оливера к елке. Чтобы он смог надеть звезду О’Ши.
Все еще дрожащими руками Габриэль протянула мальчику звезду.
Джо поднял сына, и тот осторожно укрепил звезду на верхушке елки.
Потом Майло сфотографировал их всех троих около елки. Габриэль приподняла платье, чтобы на фотографии были видны ее украшенные снежинками чулки.
– Совсем забыл, – рассмеялся Джо. – Моя рождественская невеста и ее рождественские носочки.
– Чулки, Джо, – поправила она жеманно. – Носки стоят дешевле. А эти, – она выставила в его сторону ногу, – очень дорогие.
– Они выглядят на эту цену. – Он зажал ее щиколотку указательным и большим пальцами. – Мне начинают нравиться праздничные носки.
Они с Джо и Оливером свернулись на диване, собираясь смотреть, как горят на елке огоньки, пока Майло отвезет домой Нетти.
Желая, чтобы Оливер не пропустил ни одного мгновения Рождества, Габриэль и Джо решили оставить его у Майло, а сами собрались в дом к Джо, чтобы провести там свою брачную ночь. Однако, утомленные бурными событиями дня, разомлевшие от вина, они все втроем заснули на диване прямо посреди гостиной...
Габриэль проснулась от яркого солнечного света. Ночью кто-то заботливо накрыл их одеялом. Она зевнула, потянулась и посмотрела на Джо и Оливера. Оба Карпентера спали, слегка приоткрыв рот. При этом Оливер чуть посапывал.
Она наклонилась и поцеловала Джо.
– Веселого-веселого Рождества, Джо. Хочешь остаться здесь или поехать домой и переодеться? Рождественский обед будет гораздо позже. Чего хочешь?
Она вылезла из-под одеяла. Джо зашевелился и повернулся к ней.
– Я хочу свою брачную ночь, Душистый Горошек. – Он провел ладонью по ее животу, накрыл грудь. – Мне приснилось, что я женился. Но я не помню, чтобы занимался любовью со своей женой. И я хочу ее, а не еды.
Она быстро взглянула на спящего ребенка, зарделась и строго проговорила:
– Позже. Сегодня вечером. Если тебе повезет. – Я обычно сам организую свое везение, – отозвался Джо, насмешливо глядя на нее, отчего кровь у нее по жилам побежала быстрее. – И тебе тоже счастливого Рождества. – Джо быстро и легко поцеловал ее. – Будь, – он снова чмокнул, – удачлива. – И опять поцеловал долгим поцелуем, от которого у нее подогнулись колени и ей захотелось, чтобы день Рождества уже закончился.
Потом Джо с сыном поехали к себе принять душ и переодеться.
Думая об индейке, которую она поливала, Габриэль старалась отогнать мысли о приближающейся ночи. У нее учащенно билось и стучало сердце всякий раз, когда она представляла себя и Джо впервые одних в большой кровати, которую он заказал для своей... нет, для их спальни.
А что, если она разочарует Джо? Что, если ее неопытность надоест ему? Что, если она не сможет...
– Проклятье! – Габриэль вытерла подливку с пола и стала мыть руки, подставив их под холодную струю, чтобы немного остыть. Будь что будет. Она это переживет. И Джо тоже.
Может быть, как любит говорить Оливер, мрачно подумала она и закрыла кран.
Когда Джо и Оливер вернулись и стали разворачивать подарки, Габриэль была уже на грани нервного срыва. Она надела платье из тафты в зеленую и бордовую клетку и покраснела, когда Джо окинул ее взглядом, будто прошелся по ней руками.
Он вошел в дверь с неумело завернутым свертком в руках. Сняв бумагу, молча протянул ей какой-то предмет. Раскрашенные золотом макароны украшали картонную рамочку для фотографии. Из рамки на нее с улыбкой смотрело пухлое личико трехлетнего мальчика.
– Твоя идея, миссис Карпентер? Она бережно потрогала рамку.
– Я помогала. Оливер хотел подарить тебе что-нибудь особенное. Я сказала, что лучший подарок – это когда что-то сделаешь сам.
Она подняла глаза на Джо. У нее едва не разорвалось сердце от огромной любви к нему. И к его сыну.
– Ты хороший человек, Джо Карпентер. Твой сын любит тебя. – Снова потрогав рамочку, она проглотила ком в горле.
– Спасибо, Габриэль. – Он скользнул рукой по ее шее, близко притянул и горячо и нежно, проникая в самое сердце, поцеловал.
Оливер помог Клетису развернуть его подарки, рассказал Габриэль, что Санта-Клаус оставил ему велосипед, и стал ходить вокруг елки с полным ожидания взглядом. Правда, молча.
– Твой подарок за елкой, Оливер. В квадратном свертке. Видишь его? – Габриэль затаила дыхание, когда он вытащил его, уронил и снова поднял.
– Это мне?
– Тебе. От меня. – Она ждала, мысленно скрестив пальцы, пока он срывал обертку. Звезда была из ирландского хрусталя. Габриэль специально ездила в Тампу, чтобы успеть к Рождеству.
– Тебе не нравится звезда, которую я сделал для тебя?
– Ох, Оливер. – Она села на корточки и обняла его напряженное тельце. – Мне очень нравится твоя звезда. Она будет всегда украшать мою елку. А эта для тебя, для твоих детей, для твоих елок во все последующие года. Это звезда Карпентеров. Твоя навсегда.
– А-а. – Он осторожно потрогал края. – Моя. Потому что ты вышла замуж за моего папу и будешь жить в моем доме. – Он аккуратно положил звезду на диван. И заплакал. – Нет, мне не нужна твоя старая звезда. – Он обхватил ногу Джо. – Он – мой папа. Ему нужен я, а не ты.
– Конечно, нужен, – подхватила Габриэль. – Я подарила тебе звезду, потому что люблю тебя. Потому что твой папа любит тебя больше всего на свете. Ты его сын, и никто не может забрать его у тебя. Никто не может занять твое место. Ни я, ни кто-либо другой, – Она осторожно обняла его и почувствовала, как из маленького тельца уходит напряжение. – Понимаешь? Чтобы ты знал, какое ты сокровище, я и подарила тебе хрустальную звезду.
– Ладно, – ответил он, обняв ее за шею пухлой, потной ручкой. – Может быть, я и понимаю.
Он побыл еще немного с Джо, а потом вошел, подпрыгивая, Клетис, и Оливер бросился за ним. А Габриэль захотелось танцевать и петь рождественские гимны и «есть рождественское печенье, пока не лопну».
Потом, в доме у Джо, когда Оливер заснул, она развернула подарок Джо. Повсюду в комнате горели свечи, от которых шел запах Рождества.
На кровати стояла громоздкая коробка. Открыв ее, Габриэль задохнулась. Там лежал узкий деревянный шкафчик с двенадцатью маленькими ящичками.
– Открой ящички. Душистый Горошек. – Прислонившись к двери и внимательно глядя на нее, Джо ждал.
В каждом ящичке лежали аккуратно сложенные носки. Для Дня благодарения, дня Всех Святых, для Четвертого июля – носочки для каждого месяца года. И в каждом ящичке вместе с носочками лежала пара мужских носков со сдержанным праздничным рисунком.
– Джо!
– Я решил, что тоже буду устраивать себе праздники. Может быть, а может быть, и нет, – сказал он, подражая сыну. – Но я решил попробовать.
Она открыла последний ящичек. Там лежал завернутый в пару рождественских носков громоздкий предмет. Убрав носки, она охнула.
– Ах, Джо, – прошептала она, поднимая хрустальную звезду. – Ах, Джо. Ты и Оливер, вы вернули мне Рождество. Мои две звезды.
Он легонько коснулся звезды, прошелся пальцем по обнаженной руке Габби, к груди, где под шелковой ночной рубашкой неровно билось ее сердце. Положил ладонь ей на грудь и пристально посмотрел на нее.
– Нет, Габби, это ты подарила мне Рождество. Ты подарила мне...
– Ты любишь меня, правда? – У нее сжалось горло.
– Конечно, Душистый Горошек, конечно, люблю. Ты мой подарок, который я не ожидал получить в жизни и даже не знал, как попросить его. Ты мое собственное рождественское чудо, и будь я трижды проклят, если всю жизнь, ложась спать, не буду благодарить тебя. – Голос у него стал мрачным и жестким. – Я так тебя люблю, что боюсь сам себя. Потому что, если ты уйдешь от меня, я вряд ли это вынесу.
– Я никогда не уйду от тебя, Джо. Потому что я люблю тебя всю жизнь. Я ждала тебя, даже когда сама не знала этого. – Она всунула палец между двумя пуговицами на рубашке и потянула. – Ложись, Джо. Знаешь, хорошие девочки тоже могут быть плохими.
– Многообещающе. – Он обнял ее и поднял. – А знаешь, плохие мальчики тоже могут быть хорошими. При условии, что их поощряют должным образом.
Он взял звезду с кровати и положил ее на ночной столик. Звезда мерцала, отражая дрожащее пламя свечи. Джо усмехнулся.
– Думаешь, у нас может быть больше чем одна елка?
– Ах, Джо. – Она смотрела на его склоненное над ней лицо и не могла думать, не могла дышать. – У нас будет дом, полный елок, детей и праздников.
Она неумело расстегивала пуговицы у него на рубашке, став неловкой от любви и страсти. Он помогал ей, пока они оба не легли, прижавшись друг к другу, и он каждым прикосновением и поглаживанием разжигал ее желание.
– Ах, Джо, – прошептала она, когда его рука обвилась вокруг нее, – я так рада, что мне больше не пятнадцать лет.
– Я тоже, любимая. – От его смеха у нее по всему телу прошла приятная дрожь. – Потому что я слишком долго ждал.
Подняв руки, она обвила их вокруг его шеи и притянула к себе его голову.
И в мерцающем свете звезд за окном он понял, на что способна хорошая девочка, когда она любит подходящего мужчину.