Глава XVII. ПОСЛЕСЛОВИЕ

Как вам известно, «Снарк» имел сорок три фута по ватерлинии и пятьдесят пять по верху; ширина его была пятнадцать футов, и сидел он в воде на семь футов и восемь дюймов. По типу оснастки он был кечем. У него было два кливера, фокстаксель, грот и бизань. Он был разделен на четыре отделения переборками, которые должны были быть водонепроницаемыми. Вспомогательный мотор в семьдесят лошадиных сил изредка работал, причем это обходилось в двадцать долларов с мили. Пятисильный мотор приводил в движение насосы, — когда не был испорчен, конечно, — и два раза был в силах доставить нам электрическую энергию для прожектора. Аккумуляторы работали четыре или пять раз за два года. Считалось, что наша четырнадцатифутовая моторная лодка работает, но всякий раз, когда я хотел воспользоваться ею, она оказывалась испорченной.

К счастью, у «Снарка» были паруса. И только благодаря этому он двигался. Он шел под парусами целых два года и ни разу не наткнулся на подводные камни, на рифы или мели. В его трюме не было балласта, его железный киль весил пять тонн, но сидел глубоко в воде, и это делало его очень устойчивым. Часто под тропиками шквалы налетали на «Снарк», когда были подняты все паруса, часто его палуба и борта заливались водой, но он все-таки не перевертывался. Он хорошо слушался руля, но так же хорошо шел и без руля — ночью и днем и при всяком ветре. При попутном ветре и когда паруса были правильно поставлены, он — без руля — отклонялся не более как на два румба, а при противном — не более как на три.

«Снарк» был наполовину построен в Сан-Франциско. В то утро, когда его железный киль должен был быть отлит, произошло Великое Землетрясение. Тогда начался хаос, и постройка затянулась на шесть месяцев. Я отправился на Гавайские острова на недостроенном судне, мотор его лежал в трюме, а строительные материалы на палубе. Если бы я вздумал доканчивать его в Сан-Франциско, я бы и до сих пор еще никуда не уплыл. В незаконченном виде «Снарк» обошелся мне в четыре раза дороже, чем должен был стоить в готовом виде.

«Снарк» родился под несчастной звездой. В Сан-Франциско на него был наложен арест, на Гавайских островах мои чеки были объявлены почему-то подложными, на Соломоновых — нас оштрафовали за нарушение карантина. В погоне за сенсационным материалом газеты были не в состоянии писать о нем правду. Когда я рассчитал неспособного капитана, они рассказывали, что я избил его чуть не до смерти. Когда один юноша возвратился домой, чтобы продолжать занятия в колледже, это объяснили тем, что я настоящий Вульф Ларсенnote 7 и вся команда моя разбежалась, так как я регулярно избивал всех до полусмерти. В действительности один-единственный удар на «Снарке» получил повар, но не от меня, а от капитана, попавшего к нам с фальшивыми бумагами и рассчитанного мною на Фиджи. Правда, Чармиан и я занимались иногда боксом, но никто из нас не пострадал существенно.

Путешествие это мы предприняли, чтобы интересно провести время. Я построил «Снарк» на свои деньги и оплачивал все расходы. Я заключил договор с одним журналом на тридцать пять тысяч слов по той же цене, по которой писал рассказы, сидя дома. Журнал не замедлил объявить, что он послал меня вокруг света за свой счет. Журнал этот был крупный и состоятельный, а потому все имевшие какие-либо дела со «Снарком» поднимали цены втрое, рассчитывая, что журнал все равно оплатит. Этот миф проник даже на самые дальние острова Полинезии, и мне всюду приходилось платить соответствующие цены. И до сей минуты все еще убеждены, что все расходы оплачивал журнал, а я нажил на этом путешествии целое состояние. При таких предпосылках довольно трудно вдолбить людям в головы, что путешествие было предпринято только ради того, что показалось забавным.

Я принужден был отплыть в Австралию и лечь в больницу, где оставался пять недель. Пять месяцев после этого я провалялся больным по разным отелям. Таинственная болезнь, изуродовавшая мои руки, оказалась не под силу австралийским знаменитостям. В истории медицины она тоже была неизвестна. Нигде и никогда о ней не упоминалось. С рук она перешла на ноги, и временами я был беспомощнее ребенка. Иногда руки мои увеличивались вдвое, и семь слоев омертвевшей кожи сходило с них. Иногда пальцы на ногах в течение двадцати четырех часов распухали до такой степени, что толщина их равнялась длине. Если их обчищали, они через двадцать четыре часа были точно такими же.

Австралийские знаменитости признали, что болезнь не заразного происхождения, а потому, вероятно, нервная. Мне от этого было, конечно, не легче, и продолжать путешествие было, очевидно, невозможно. Я мог бы продолжать его только привязав себя к койке, потому что я был до того беспомощен, что не мог ухватиться ни за какой предмет и совершенно не мог передвигаться на небольшом судне, подверженном постоянной качке. Тогда я сказал себе, что на свете еще много судов и много путешествий, а руки у меня одни, и пальцы на ногах тоже одни. Кроме того, я рассудил, что в моем родном климате, в Калифорнии, моя нервная система была всегда в полном порядке. И тогда я направился домой.

По возвращении в Калифорнию я быстро выздоровел. И вскоре узнал, что это такое было. Мне попалась в руки книга полковника Чарльза Е. Вудруфа под заглавием: «Влияние тропического света на белых людей». Тут я понял все. Впоследствии я познакомился лично с полковником Вудруфом и узнал, что у него самого была такая же болезнь. Он был военным врачом, и кроме него, семнадцать таких же военных врачей съехались на Филиппины на консилиум, но, так же как и австралийские специалисты, должны были признать себя бессильными. Очевидно, я был особенно предрасположен к тем разрушениям тканей, которые производит тропический свет. Меня погубили ультрафиолетовые лучи, как икс-лучи погубили многих, экспериментировавших с ними.

Скажу, между прочим, что в числе других болезней, общая сумма которых заставила меня прервать путешествие, была так называемая п р о к а з а з д о р о в ы х л ю д е й, известная еще под названием е в р о п е й с к о й п р о к а з ы и б и б л е й с к о й п р о к а з ы. Об этой таинственной болезни известно еще менее, чем о н а с т о я щ е й п р о к а з е. Ни один врач не нашел еще способа лечить ее, хотя она иногда может пройти сама собой. Она приходит неизвестно откуда. Она протекает неизвестно как. Она проходит неизвестно почему. Я не принимал никаких лекарств, и только благодаря здоровому климату Калифорнии моя серебристая кожа стала опять нормальной. Врачи обнадеживали меня, что болезнь, может быть, пройдет сама собой, — и она, действительно, прошла сама собой.

Еще одно слово: какова же окончательная оценка путешествия? Мне, как и всякому другому мужчине, конечно, легко сказать, что оно было интересным. Но у меня есть еще свидетель — женщина, которая проделала с нами это путешествие от начала до конца. Когда я сказал Чармиан в больнице, что должен буду вернуться в Калифорнию, глаза ее наполнились слезами. Два дня она не могла прийти в себя от огорчения, что такое хорошее путешествие будет прервано.

Глен-Эллен, Калифорния 7 апреля 1911 года

ДЖЕК ЛОНДОН — ПУТЕШЕСТВЕННИК

В творчестве Джека Лондона читателя невольно привлекает широкое, «географическое поле» действий его героев. Если на карте мира условными знаками отметить районы, где развертываются события, описываемые в произведениях Лондона, этими знаками будет покрыта обширнейшая территория; если на ту же карту нанести маршруты странствий самого писателя, то на них он обязательно встретится со своими героями.

Герои Джека Лондона живут и действуют только там, где бывал сам писатель, только в тех местах, которые он очень хорошо знает. И если где-то он побывает случайно, мимоходом, короткое время, то судьба уже не забросит туда героя даже самого маленького рассказа или фантастической повести.

Джек Лондон родился в 1876 г. на Дальнем Западе США, в городе Сан-Франциско, в Калифорнии. Он рано вступил в трудовую жизнь. Еще школьником ему приходилось зарабатывать на жизнь продажей газет; кончив начальную школу, он выполняет тяжелейшую работу на консервном заводе. Пятнадцатилетним подростком он становится «королем устричных пиратов», опустошая ловушки рыбаков в заливе Сан-Франциско, а затем с рыбачьим патрулем сам ловит таких же «устричных пиратов».

В 1893 году участвует в первом далеком плавании — в семимесячной промысловой экспедиции за котиками к берегам Японии и в Берингово море. А по возвращении был портовым грузчиком, рабочим на джутовой фабрике, сгребал уголь, и это с шести часов утра до семи вечера. Но дальнее плавание не прошло бесследно. Он принял участие в конкурсе, объявленном одной из сан-франциских газет, и написанный им очерк «Тайфун» у берегов Японии» был признан лучшим и отмечен первой премией. «Успех на конкурсе газеты „Колл“, — пишет Джек Лондон, — заставил меня подумать о том, чтобы всерьез взяться за перо». Однако другие его литературные поиски этого времени успеха не имели, и будущему писателю пришлось еще многому учиться у жизни, многое испытать и немало путешествовать.

В 1894 году Джек Лондон отправляется бродить по родной стране. В одиночку, с группами бродяг, с армией безработных он исходил, в буквальном смысле слова, вдоль и поперек всю страну. «Я обошел все Соединенные Штаты от Калифорнии до Бостона, возвратившись к тихоокеанскому побережью через Канаду».

Но лучше всего Джек Лондон изучил свой родной штат, и в дальнейшем Калифорния станет местом действий многих его произведений; он превосходно знал ее чудесную природу, ее людей — бедных и богатых, рабочих и торговцев, фермеров и студентов, рыбаков и боксеров, причем симпатии писателя всегда на стороне людей труда, обездоленных, бесправных, придавленных капиталистической эксплуатацией. И это не случайно — он сам кровь от крови, плоть от плоти, такой же как они, он жил той же жизнью, что и все они. «У меня были крепкие мускулы, — пишет он, — и капиталисты выжимали из них деньги, а я — скудное пропитание. Я был матросом, грузчиком, бродягой, работал на консервном заводе, на фабриках, в прачечных, косил траву, выколачивал ковры, мыл окна. И никогда не пользовался плодами своих трудов!»

Жизнь Джека Лондона — это упорный и непрерывный труд, тяжелый физический труд в молодые годы и кропотливая умственная работа, когда он стал профессиональным писателем. Он работал постоянно — здоровый и больной, дома — в долине Сономы и в пути — на корабле, в поезде, на привале во время похода; работал каждый день, по многу часов, с раннего утра до позднего вечера. Он писал: «Я верю в необходимость систематической работы и никогда не жду вдохновенья… На мне сильно сказалась дисциплина, которую я познал в бытность мою матросом».

1897 год. «Золотая лихорадка» на Аляске. Джек Лондон отправляется в Клондайк. Тяжелый путь — дорога через Чилкутский перевал, зимовка в Даусоне на реке Юкон, дикая и несказанной красоты природа, люди, ослепленные жаждой наживы, жизнь золотоискателей, полная опасностей и приключений, — все это послужило поистине золотым материалом для многих романов, повестей, рассказов.

С опубликованием «клондайкского» цикла рассказов пришла широкая известность; с ним на рубеже XX века в литературу вступил Джек Лондон.

В кочевой жизни наступило некоторое затишье. Правда, дважды Джек Лондон пытается побывать на фронтах войны в роли корреспондента газет, однако на англо-бурскую войну он опоздал, — ее окончание застало писателя в Лондоне, и вместо отчетов о победах англичан были созданы потрясающие «Люди бездны» — документальные очерки о жизни английского пролетариата, жизни лондонского Ист-Энда, квартала бедняков. Во время русско-японской войны японские военные власти держали иностранных корреспондентов вдали от фронта, и поездка в Корею почти не оставила следа в творчестве писателя.

В 1905 году зарождается идея кругосветного плавания на «Снарке», и период 1905 — 1909 годов в жизни Джека Лондона можно назвать «периодом „Снарка“.

Почти два года уходит на постройку судна и подготовку к отплытию. Потребовались огромные усилия и большие средства. Он работал ежедневно, не зная ни воскресений, ни праздников, и тратил на «Снарк» все заработанное. До начала плавания были написаны и изданы «Белый клык», «Рыбачий патруль», «Любовь к жизни» и многие другие рассказы.

13 апреля 1907 года плавание на «Снарке» началось. И как всегда — непрерывный труд: на Гавайях и в открытом море, на Таити и на «страшных Соломоновых островах»; обожженный южным солнцем и больной неведомыми тропическими болезнями Джек Лондон продолжает писать. На «Снарке» были закончены его наиболее значительные произведения — романы «Железная пята» и «Мартин Иден», завершена работа над книгой «Дорога», начат роман «Время-не-ждет».

Плавание на «Снарке» обогатило писателя массой новых впечатлений. Тихий океан в непосредственной близости и во всей своей мощи, богатейшая природа островов, а главное, люди — жители островов и их жизнь. У Джека Лондона, в высшей степени чуткого ко всяким проявлениям социальной несправедливости и жестокости капиталистического строя, политика империалистических стран вызывала резкий протест.

Колонизаторы ведут беззастенчивый грабеж природных богатств островов и их населения, они принесли с собой болезни, не известные здесь ранее, и обрекли на вымирание коренное население Океании. Яркие, полные негодования, боли и возмущения строки читаем мы в «Путешествии на „Снарке“.

«Жизнь здесь слабеет, чахнет, исчезает, — говорит о Маркизских островах автор. — В этом ровном, теплом климате — настоящем земном раю — с поразительно ровной температурой, с воздухом чистым и пахучим, как целительный бальзам, постоянно освежаемым богатыми озоном муссонами, — не менее пышно, чем в джунглях, расцветают туберкулез, астма и другие болезни». Так же он пишет о Таити, изумительная красота которого «разъедается ржавчиной человеческих мерзостей» и о Соломоновых островах, где «цивилизация» навязывалась торговцами и плантаторами под защитой военных кораблей.

В «Путешествии на „Снарке“ в полной мере проявился бесценный дар Джека Лондона — умение тонко осязать природу, почувствовать и понять своеобразие жизни и быта людей, с которыми ему приходилось сталкиваться. Его яркие и точные описания тихоокеанских островов могут служить украшением любой хрестоматии по географии и этнографии Океании.

В последний период жизни писателя, после возвращения из плавания на «Снарке», темы многих его произведений навеяны плаванием в южные моря; острова Тихого океана, наряду с Калифорнией, являются основным местом действия его героев, лучшие из рассказов проникнуты гуманизмом, с большой симпатией описывает он островитян, «чистых в моральном и физическом смысле», восхищается их гостеприимством, их ненавистью к поработителям и свободолюбием.

Он высмеивает лицемерие колонизаторов, пришедших на Гавайские острова «с целью обучить канаков истинной религии и поклонению единому и неотрицаемому богу. В этом они так преуспели и так глубоко внедрили в канаков цивилизацию, что последние во втором или третьем поколении вымерли; плодом же посева миссионеров (их сыновей и внуков) явился переход в их собственность островов — земли, портов, городов и сахарных плантаций».

Джек Лондон предпринимает еще несколько поездок по Тихому океану, в том числе плавание на парусном корабле с восточного побережья США (из Балтимора) на западное (в Сиэтл), вокруг Южной Америки, огибая мыс Горн, без захода в порты. До конца своих дней писатель не прекращает путешествий; умер он в 1916 году, вскоре после возвращения из очередного плавания на Гавайи.

За свою недолгую, сорокалетнюю жизнь Джек Лондон объездил почти весь мир, и всю жизнь путешествия были для него средством познания жизни, живительным источником, откуда он черпал образы и темы для романов, повестей и рассказов.

С. К у м к е с, Ю. Л и п е ц

Note1

Золотые Ворота, Голден-Гэт — пролив, ведущий в гавань Сан-Франциско. — Прим. ред.

Note2

Selles — торгаш, купец. — Прим. ред.

Note3