Однажды, возвращаясь домой с покупками, Клементайн заметила, что возле газетного киоска на соседней улице собралась большая толпа. Это показалось ей странным, и она пошла посмотреть, что там происходит.
      Люди нарасхват раскупали газеты. Из общего возбужденного гула то и дело выделялось слово "сенсация". Когда госпожа Мюррей приблизилась, разговоры умолкли, и толпа расступилась. Купив несколько столичных газет, Клементайн повернулась уходить, но тут ее остановила взволнованная молодая женщина:
      - Простите, у меня только один вопрос. Можно?
      - Пожалуйста, - согласилась госпожа Мюррей.
      - Скажите, чем вы кормили своего племянника Дика, что он вырос у вас такой большой?
      - Чем кормила?.. Странно... А откуда вы знаете про моего Дика?
      - Да вот из этих газет, которые и вы купили.
      Клементайн глянула на газеты и обомлела. Всюду на первых полосах были напечатаны фотоснимки Дика - поясные, на фоне сада, в обществе доктора Кларка. На всех снимках Дик улыбался и выглядел абсолютно нормальным, только чрезмерно большим мальчишкой.
      Из глаз Клементайн хлынули слезы. Пробормотав извинение, она схватила газеты и чуть ли не бегом бросилась к себе домой.
      - Себя не помнит от счастья! - прогудел ей вслед чей-то завистливый голос.
      Дома Клементайн с жадностью набросилась на газеты.
      В статьях, посвященных мальчику-великану, не было ни тени тревоги. Тон их был радостный, возбужденный, порой даже восторженный. Одна статья, например, называлась так:
      "НАКОНЕЦ-ТО ЧЕЛОВЕК СЛОМАЛ БАРЬЕРЫ РОСТА!"
      Прочитав все эти газеты, Клементайн отложила их в сторону и, глядя куда-то в окно, громко проговорила:
      - Теперь восторги, восхваления, а что будет через год?.. Ох, скорей бы уж пришло письмо от доктора Кларка!..
      Письмо пришло на другой день.
      Доктор Кларк подробно описывал поездку, прибытие в столицу и первую встречу Дика со столпами науки.
      Мальчик-великан вызвал среди ученых настоящий переполох. Доктор Кларк даже не ожидал, что бедного мальчика окружат таким вниманием и заботами. По указанию правительства была в спешном порядке сформирована специальная комиссия для изучения небывалого в истории человечества феномена. Этой комиссии были выделены огромные средства.
      И вот один из самых больших столичных парков обнесли шестиметровой стеной и здесь наскоро собрали для Дика высокий павильон. Комнату Дика сделали восьмиметровой высоты, кровать изготовили пятиметровую - с запасом. Соответствующих размеров были и остальные предметы: стол, стул, шкаф с книгами и даже набор разнообразных игрушек.
      Специальный повар готовил для Дика пищу, специальный портной обшивал его, специальные педагоги занимались с ним по школьной программе.
      Доктору Кларку разрешили остаться при Дике. Глубоко потрясенный и перепуганный мальчик ни на минуту не хотел расставаться со своим старым наставником. Пришлось руководителю КИРМа (сокращенное название КОМИССИИ ПО ИЗУЧЕНИЮ РИЧАРДА МЮРРЕЯ) известному ученому-биологу профессору Артуру Джексону зачислить доктора Кларка в штат на должность Главного Опекуна. А доктор, конечно, с радостью согласился остаться.
      "А теперь относительно Вас, Клементайн, - писал в заключение старый врач. - Я знаю, что Вам очень хотелось бы повидать и обнять своего Дика. Я уже говорил об этом с профессором Джексоном. Это очень честный и отзывчивый человек. Он разрешил Вам раз в месяц навещать Дика. Обязательно приезжайте! Искренне Ваш доктор Сэмюэль Кларк".
      Известность и популярность Дика росли, пожалуй, быстрее, чем он сам. Прошло всего лишь две недели, как в газетах появились первые снимки мальчика-великана и первые туманные сведения о нем, а он уже стал для всего мира сенсацией.
      Толпы репортеров осаждали Павильон Мюррея, требуя доступа к феноменальному мальчику. Телевизионные компании предлагали взять на себя все расходы по содержанию непрерывно растущего великана, если им будет позволено установить в парке и павильоне постоянно действующие телекамеры. Крупнейшие киностудии готовы были уплатить Дику баснословные гонорары за согласие сняться в одном-единственном фильме. Соблазнительные предложения сыпались со всех сторон.
      Короче говоря, увлечение было всеобщим и небывалым по своему масштабу. Одни лишь ученые из КИРМа не разделяли этих восторгов. У них не было причин для ликования. За две недели их работа не продвинулась ни на шаг. Материала было собрано много, но из него невозможно было сделать никаких конкретных выводов.
      Шло очередное, десятое по счету, заседание КИРМа. Перед собранием именитых ученых выступал профессор Джексон. Глава комиссии был высок, строен, как юноша, с четким орлиным профилем и пышной гривой белых волос. Ему было уже за шестьдесят, но его черные глаза горели молодым задором, а голос звучал чисто и раскатисто, как медный колокол. Он сказал:
      - Две недели уже Дик Мюррей находится под нашим наблюдением. Мы подвергли его всем доступным науке исследованиям, исчерпали все возможности современной диагностики, но результаты наших усилий равны нулю. Показатели здоровья Дика абсолютно идеальны, а показатели роста абсолютно беспрецедентны. Это необыкновенно живой, одаренный и жизнерадостный ребенок. Он добр и отзывчив, энергичен и смел, честен и справедлив. В нем собраны все лучшие человеческие качества. Но... он растет, непрерывно растет, так что портной едва успевает шить для него новые костюмы... Несколько дней назад, уважаемые коллеги, к Дику приехала его родная тетка Клементайн Мюррей. Думаю, нам будет полезно поближе познакомиться с этой женщиной и кое о чем расспросить ее. Быть может, нам посчастливится уловить в ее рассказе что-нибудь такое, что послужит нам отправной точкой для дальнейших поисков...
      Дик влетел в комнату доктора Кларка, чуть не сорвав с петель высокую дверь.
      - Тетя Клеми, идем! Я покажу тебе мое самое любимое дерево, на которое мне разрешают взбираться!
      Дик захлебывался от восторга. Присев перед теткой на корточки, он с нетерпением тянул ее за рукав.
      - Идите с ним, Клементайн. Теперь он на два часа ваш, - с улыбкой сказал доктор Кларк.
      - Не слишком ли много строгостей для такого маленького мальчика, доктор? ворчливо заметила госпожа Мюррей.
      - Так надо, дорогая Клементайн. Санаторный режим!
      - Ну, тетечка, ну идем же! - закричал Дик с таким отчаянием, что Клементайн поспешно поднялась и пошла за племянником в парк.
      Любимым деревом Дика оказался гигантский платан. На нем Дик продемонстрировал перед теткой свою ловкость и силу. С непостижимой быстротой взбирался он по ветвям могучего дерева, раскачивался на многометровой высоте, так что у госпожи Мюррей от страха замирало сердце, а толстые мускулистые ветви платана гнулись и потрескивали под его тяжестью.
      Потом он спрыгнул вниз, бесконечно довольный, запыхавшийся и, не дав себе ни минуты передышки, потащил свою тетку дальше показывать диковинные деревья парка, уже полностью освободившиеся от листвы.
      Ни госпожа Мюррей, ни Дик не заметили, что всю сцену у платана заснял на кинопленку маленький юркий человек, укрывшийся в соседних кустах. Когда они ушли, человечек выбрался из кустов, засунул кинокамеру в кожаный футляр и радостно пробормотал:
      - Вот это удача так удача!
      После этого он бегом припустил к стене парка, где его ждала веревочная лестница.
      За огромным круглым столом сидело человек сорок. При появлении профессора Джексона и госпожи Мюррей все встали. Глава КИРМа усадил гостью рядом с собой и сказал:
      - Мы все отлично понимаем, сударыня, что необъяснимое состояние организма вашего племянника не сенсация для широкой публики, а странное патологическое явление, чреватое многими последствиями как для самого Дика, так и для человеческого рода в целом. Ваш племянник обладает исключительным здоровьем, и он растет. Мы не знаем, что послужило толчком для такого бурного роста. Мы не знаем, есть ли этому росту какой-нибудь предел. Мы можем лишь предполагать, что Дик будет расти до семнадцати-восемнадцати лет. Однако и в таком случае он достигнет совершенно немыслимых размеров. Не буду вас пугать точными цифрами. Скажу лишь, что легче будет прокормить город со стотысячным населением, чем вашего восемнадцатилетнего племянника. Мы ищем возможности затормозить его рост без грубых посягательств на его исключительное здоровье. Его теперешние размеры еще вполне приемлемы. Даже шесть-семь метров не будут бедствием. Но до десяти метров мы доходить не смеем. Такие размеры полностью исключат Дика из человеческого общества и обрекут на вечное одиночество. Времени у нас мало, сударыня. Мы очень спешим и поэтому убедительно просим вас рассказать без утайки все, что вы знаете о Дике Мюррее...
      Женщина выслушала эту тираду с опущенной головой. Когда профессор Джексон умолк, она горько вздохнула и принялась подробно излагать историю Дика.
      Ученые мужи внимательно выслушали Клементайн, но ничего нового из ее рассказа не почерпнули. Она повторила лишь то, что они знали уже от доктора Кларка...
      Но в чем же дело? Почему Клементайн, так спешившая передать ученым тайну черного саквояжа, вдруг изменила свои намерения и ни словом не обмолвилась ни о роковом уколе, ни о тетрадях в клеенчатом переплете?
      Дело в том, что все эти дни, проведенные в столице, ее сердце терзали грозные сомнения. Она поняла вдруг, что, ознакомившись с записками ее покойного брата, ученые бросятся лечить Дика от... бессмертия. Да, да, они начнут отнимать у ребенка "лишние" запасы здоровья, "лишние" годы жизни. Но это еще полбеды. Хуже будет, если они окажутся бессильными перед этим неудержимым ростом и несокрушимым здоровьем. Зная, что Дик бессмертен и что, стало быть, будет расти всегда, ученые не задумываясь убьют его. Убьют по той простой причине, что бессмертный великан, непрерывно увеличивающий свои размеры, станет через десять - пятнадцать лет угрозой для всего человечества... Выходит, что отдав записки Томаса ученым КИРМа, она собственноручно подпишет смертный приговор своему дорогому Дику?
      Вот почему Клементайн замкнула свою душу на семьдесят семь замков, упрятав в ее самых сокровенных глубинах тайну здоровья и роста бедного Дика. Она уехала домой и увезла с собой драгоценные записки брата, не показав их даже доктору Кларку, которого считала своим преданным другом.
      "Надо об этом крепко подумать, прежде чем совершить непоправимый поступок..." - решила она.
      Прошла зима, наступила весна, и всеобщее восхищение Диком Мюрреем постепенно превратилось в панический страх перед ним. Кумир толпы нарушил к тому времени все границы здравого смысла.
      Вот краткие данные его роста за эти месяцы:
      Декабрь: рост 4 м 12 см, вес - 554 кг.
      Январь: рост - 5 м 76 см, вес - 937 кг.
      Февраль: рост - 7 м 93 см, вес - 2233 кг.
      Март: рост - 10 м 17 см, вес - 4106 кг.
      Апрель: рост - 13 м 69 см, вес - 7701 кг.
      Май: рост - 17 м 82 см, вес - 13153 кг.
      К тому времени, когда парк украсился свежей зеленью, на Дика Мюррея можно было смотреть, не перелезая через стену. Эта шестиметровая преграда укрывала великана лишь немногим выше колен.
      Павильон Мюррея за это время перестраивали трижды, а персонал для обслуживания малолетнего великана пришлось увеличить вдвое.
      Дик и сам был немало испуган своим страшным ростом. Порой ему казалось, что его обманывают, что это не он растет, а все люди, сговорившись, начали уменьшаться в размерах вместе со своими домами и машинами, деревьями и животными. Постепенно он утратил веселое расположение духа, стал раздражителен, потерял аппетит и неохотно подчинялся своим наставникам.
      По утрам великана трудно было поднять с постели. От зарядки он категорически отказывался. Через силу проглотив завтрак, уходил в парк к своему любимому платану, садился на траву и часами сидел неподвижно, глядя вверх на яркое голубое небо.
      Иногда его находили горько плачущим. В такие минуты никто, кроме доктора Кларка, не рисковал подходить к нему. От чужих он отмахивался не глядя, а небрежный взмах его руки мог искалечить или даже убить человека.
      Перед воротами парка стали собираться толпы людей с транспарантами в руках. Это были недовольные. Они громко скандировали свои требования:
      - Великан, прочь из столицы!
      На транспарантах была изображена гигантская рука, сжимающая маленького человечка с вытаращенными глазами. Над рисунком - короткая энергичная надпись: "ЭТОМУ НЕ БЫТЬ!"
      Какие-то типы, проезжая близ стены парка, обстреляли Дика из крупнокалиберного пулемета и скрылись. Пули, к счастью, лишь слегка оцарапали великана, но испугали его неимоверно. Он стал бояться выходить в сад и все дни напролет проводил теперь у себя в комнате, довольствуясь обществом Доктора Кларка.
      ...Теперь, чтобы беседовать со своим дорогим Диком, доктору Кларку приходилось устраиваться в кресле прямо у великана на столе. Конечно, это был уже не стол, а гигантский навес на четырех восьмиметровых столбах. Дик сам поднимал старика на стол вместе с его креслом. Бедный доктор Кларк при этом крепко зажмуривался, а лысина его покрывалась испариной.
      Как-то раз во время одной из таких бесед Дик спросил:
      - Доктор, за что они меня не любят? Почему они стреляли?
      - Они боятся тебя, мой мальчик. Ты стал слишком большим.
      - Это правда. Мне и самому страшно... - вздохнул великан.
      - Не расстраивайся, дорогой. Мы ведь для того сюда и приехали, чтобы вылечить тебя от этого "великанства".
      - А когда меня вылечат, я снова стану как все?
      - Непременно, Дик, непременно!
      Мальчик склонил голову к самому столу и уперся подбородком в могучие кулаки. На доктора в упор уставились два огромных черных глаза, до краев наполненные печалью. Дик тяжело вздохнул и спросил:
      - Доктор, а почему вы меня не лечите? Ведь вы тоже умеете лечить больных. Я знаю! Вы даже папу моего лечили!
      - Разве ты помнишь его?
      - Кого? Папу? Помню, доктор. Мой папа был сильно болен, когда мы приехали к тете Клеми. И вы лечили его. Но потом он умер...
      - Кто тебе сказал об этом?
      - Никто. Я сам догадался... Жалко, доктор, что мой папа умер. Уж он бы наверно побыстрее вылечил меня!
      - Разве твой папа лечил людей?
      - Людей? Не знаю... А меня лечил. Он сделал мне укол. Это было очень больно. Но потом я стал много есть и быстро расти...
      Доктор вскочил с кресла, словно ему самому неожиданно сделали укол. Лицо его исказилось от волнения, вызванного внезапной догадкой.
      - Дик, что ты говоришь? Когда отец делал тебе укол?
      - Когда был совсем больной и тетя Клеми повела меня к нему прощаться. Вы еще тогда вошли и погладили кошку. А я сидел за столом и ел кашу. И вы сказали...
      - Погоди, довольно! Почему ты не сказал об этом раньше?
      - Просто забыл. Да ведь никто и не спрашивал меня про папу... А что такое, доктор? Почему вы так рассердились?
      - Я не рассердился, Дик. Но мне немедленно нужно поговорить с профессором Джексоном. Ты вот что. Дик, спусти меня обратно на пол. Только поскорее!
      А в кабинете профессора Джексона сидел в это время представитель правительства генерал Лоопинг. Это был широкоплечий коренастый мужчина с каменным квадратным лицом и с безукоризненной выправкой военного. Он появился в КИРМе неспроста. Наделенный большими полномочиями, он мог по собственному усмотрению решить судьбу Дика.
      Генерал Лоопинг сказал:
      - Вчера вечером, дорогой профессор, вопрос о Ричарде Мюррее обсуждался на закрытом заседании парламента. Большинство депутатов высказались за удаление вашего феномена за пределы страны. Правительство поручило мне заняться этим вопросом. Но, прежде чем высказывать свои соображения, я хотел бы услышать что-нибудь о дальнейших планах КИРМа.
      - У нас нет никаких планов, генерал, - твердо ответил Джексон. - Наша комиссия зашла в тупик. Мальчик растет, и мы пока что бессильны остановить или хотя бы замедлить его рост.
      - Значит, он будет расти без конца?
      - В нашей природе ничего не бывает "без конца", генерал. В организме нашего мальчика произошло загадочное разрушение барьера видовых размеров. Человеку не свойственно достигать такого гигантского роста. Но для животного мира в целом рост и вес Дика отнюдь не являются феноменальными. Земля рождала исполинов, во много раз превосходивших своими размерами нашего великана. А в океане и теперь обитают гиганты, вес которых достигает сотни тонн. Однако природа и здесь поставила строгие барьеры. Помимо видовых, существуют общие биологические пределы роста для всех живущих на нашей планете организмов. Животное в тысячу тонн - это нонсенс. Я уверен, что и наш мальчик не вырвется за эти пределы.
      - А вам известно, профессор, какими числами может быть обозначен этот биологический барьер?
      - Не берусь утверждать, генерал. Фауна океанских глубин еще недостаточно изучена. Там могут скрываться сюрпризы весьма внушительных размеров. Но уверяю вас, что человек-гора нам не угрожает.
      - Можно подумать, профессор, что человек-утес вас вполне устраивает... Ответьте мне на такой вопрос. Вы задумывались над тем, какая участь ожидает вашего малыша, если он не подчинится законам природы и поломает все биологические барьеры роста?
      - Не представляю себе...
      - Его придется ликвидировать!
      Седые брови Джексона резко сдвинулись, глаза засверкали.
      - Вам не кажется, генерал, что, помимо биологических барьеров, существуют еще барьеры нравственные, правовые? По какому, интересно, закону вы приговорите к смерти восьмилетнего ребенка, вся вина которого состоит лишь в том, что он непрерывно растет?
      - Вы сами отлично понимаете, что ни о какой вине тут не может быть речи. Наводнения, засухи, извержения вулканов и тому подобные стихийные бедствия тоже ни в чем не виноваты, и тем не менее человек с ними борется и устраняет их, потому что они для него опасны. Поэтому за законом дело не станет, уважаемый профессор. Сегодня его нет, завтра будет. Но сейчас нам надо поговорить о другом. Вы, как я понял, намерены продолжать изучение этого феноменального мальчика Ричарда Мюррея. Ну что ж, правительство не возражает и некоторое время еще будет финансировать работу КИРМа в надежде, что когда-нибудь эта работа принесет свои ощутимые плоды. Но вам придется избавить страну от присутствия вашего феномена. Человек-утес становится слишком неудобен и опасен. Вы можете что-нибудь предложить в этом направлении?
      - К сожалению, нет. Мне в голову не приходило, что мальчика придется изгнать из его родной страны.
      - Давайте без сантиментов. Это не изгнание, а всего-навсего мера предосторожности. Так будет лучше и для Дика, и для нашей общественности. Мне кажется, самым подходящим решением был бы остров. У меня уже есть один на примете. Небольшой клочок земли, скал и леса посреди океана. Размеры его ничтожны: восемнадцать километров в длину и одиннадцать в ширину. Две речушки с отличной водой, пятьсот гектаров леса. Местные обитатели - их там человек семьсот - занимаются рыбной ловлей и скотоводством. Мешать не будут. А если все-таки взбунтуются, переселим их в другое место... Ну как, профессор, хорошая идея?
      - Не берусь сразу отвечать, генерал. Мы обсудим ваше предложение, сдержанно сказал Джексон.
      Генералу это не понравилось. Отбросив личину любезного собеседника, он одним движением бровей превратился в грозного начальника.
      - Некогда обсуждать, профессор! - сказал он резко. - Действовать надо быстро и решительно. Пока ваш феномен транспортабелен. Завтра же пришлите ко мне представителей для согласования наших действий. Переезжать нужно немедленно! Это приказ!
      - А коли приказ, то и говорить не о чем. Завтра в девять ноль-ноль представители КИРМа явятся в ваше распоряжение! - бодро воскликнул профессор, смеясь одними глазами.
      Ему вдруг почему-то стало ужасно весело. Но генерал этого не заметил и ушел, вполне довольный собой.
      Едва дождавшись ухода важного посетителя, доктор Кларк тут же вбежал в кабинет шефа:
      - Потрясающая новость, профессор!
      - Рад вас видеть, Кларк. Садитесь и рассказывайте.
      Но доктор Кларк не стал садиться. Когда он волновался, ему хотелось двигаться.
      - Сегодня Дик вспомнил, что его отец Томас Мюррей, сделал ему перед смертью какой-то укол! - выпалил он.
      - Погодите... Какой укол? Почему? Мальчик был болен?
      - В том-то и дело, что Дик был абсолютно здоров. Я же видел его! Он говорит, что отец сделал ему укол, когда тетка привела его проститься с умирающим. Я находился в это время рядом, в гостиной. Мальчик пронзительно закричал. Я бросился туда, но у дверей остановился, потому что услышал голос больного. Он отчетливо произнес: "Доктору Кларку об этом ни слова!" Услышав такое, я, конечно, поспешно вернулся в гостиную, уверенный, что дело касается какой-то семейной тайны.
      - Значит, тетка Дика присутствовала при этом?
      - Вне всяких сомнений.
      - Почему же она скрыла от нас такой важный факт?.. Странно... Впрочем, лучше всего поговорить с ней лично. Вот что, доктор, дайте госпоже Мюррей телеграмму, пусть приезжает немедленно. Позже нам трудно будет встретиться с ней. Нас ждут большие перемены.
      - Что-нибудь случилось, шеф?
      - Да, доктор. Правительство расщедрилось и подарило нам целый остров, который лежит где-то посреди океана. Но при одном условии: мы немедленно должны все свернуть и освободить столицу от своего присутствия.
      Как только радио, телевидение и газеты распространили весть о том, что Ричард Мюррей переселяется на далекий остров, жители столицы сразу изменили свое отношение к малолетнему великану. Вместо демонстрантов, требовавших удаления Дика, стали приходить многочисленные делегации с ценными подарками. Их было очень много, этих подарков, и среди них были такие, которые пришлись кстати особенно теперь, накануне большого путешествия.
      Различные фирмы в спешном порядке изготовили для Дика свою продукцию, придав ей небывалые размеры. Фабрика готового платья сшила для Дика огромный матросский костюм и просторный плащ из алого сукна. Шляпная фирма поднесла ему две исполинские шляпы и бархатный берет с пером. Местный обувной король подарил Дику пару ботфортов и пару башмаков фантастического 216-го размера. Эту чудовищную обувь везли на грузовике, на бортах которого красовалась рекламная надпись: "ФИРМА ХОБАРТ И К° ОБУВАЕТ ВСЕХ, ДАЖЕ ВЕЛИКАНОВ!" Печатники поднесли Дику книгу Свифта "Гулливер в стране лилипутов". Трехметровая книга была в кожаном переплете с золотым тиснением, а на нее пошла самая высококачественная бумага. Главным назначением всех этих подарков была реклама: каждая фирма стремилась продемонстрировать свое превосходство над конкурентами.
      Но были подарки и другого рода. Их от чистого сердца давали рабочие профсоюзы и ассоциации ремесленников. Эти отличались не только практичностью, но и бесконечным разнообразием. Чего тут только не было! Гигантские рыболовные снасти, которыми впору было ловить акул; охотничьи ружья величиной с пушку; исполинские бинокль и фотоаппарат; несколько наборов самых разнообразных инструментов; кухонная и столовая посуда; школьные принадлежности и всевозможные игрушки и многое, многое иное. Некоторые предметы были таких невероятных размеров, что даже Дику при его теперешнем росте они казались несуразно большими. По-видимому, они делались, так сказать, навырост.
      Клементайн приехала в столицу как раз к началу этого нескончаемого потока подарков. Дика она застала в парке. Разодетый во все новое, он трубил в гигантский медный рожок, хохотал, пел песни и плясал, к несказанному удовольствию многотысячной толпы, усеявшей все здания вокруг парка.
      Заметив тетку, которая уже минут десять стояла, прижавшись к знаменитому платану, и со слезами на глазах наблюдала за своим мальчиком, Дик отшвырнул рожок и присел на корточки.
      - Тетечка, милая, наконец-то ты приехала! Смотри, смотри, меня снова все любят! И я уезжаю, на взаправдашный остров!
      В порыве радости мальчик сел на траву и привлек тетку к себе,
      - Тише, тише, увалень! Ты же раздавишь меня! - взмолилась госпожа Мюррей.
      - Не бойся, я потихонечку!
      Дик поставил тетку на ноги и лег возле нее, чтобы удобнее было заглядывать ей в лицо.
      - Ты чуть мне кости не поломал! - ворчала госпожа Мюррей, оправляя на себе платье. - И ради бога, не кричи так громко. Ведь оглохнуть можно!
      - Я буду говорить совсем-совсем тихо! - прогремел Дик с широченной улыбкой и принялся рассказывать тетке про остров, про море, про подарки и про то, как его снова полюбили все жители столицы.
      Переселение на остров не удалось осуществить так быстро, как хотелось генералу Лоопингу. В конце июня на острове еще шли работы по строительству нового павильона. Но ждать было больше нельзя. Дик к этому времени достиг двадцати метров и весил семнадцать с лишним тонн. Теперь он уже казался не просто мальчиком-великаном, живым воплощением здоровья, красоты и силы, а чуждым для людей пришельцем с какой-то неведомой гигантской планеты.
      Генерал Лоопинг, ежедневно следивший за прибавками в росте и весе Дика, решил не дожидаться конца работ на острове и начать переселение немедленно.
      - Завтра второе июля, профессор, завтра и отправляйтесь. Я не могу вам больше дать ни одного часа. Общественность сейчас настроена благоприятно, нужно этим воспользоваться. Завтра я направлю батальон гвардейцев для охраны Мюррея, а на шоссе от столицы до порта расставлю усиленные наряды полиции. Завтра отправляйтесь!
      Профессор Джексон не счел нужным противиться этому, тем более, что рекомендация генерала и на сей раз звучала как категорический приказ. Он отдал все нужные распоряжения, а вечером выкроил полчаса для беседы с теткой великана.
      На столе профессора то и дело звенел один из телефонов, в кабинет заходили усталые люди за указаниями и советами. Разговор из-за этого получился с перебоями.
      - Ваш племянник, госпожа Мюррей, рассказал доктору Кларку о том, что умирающий отец сделал ему какой-то укол и что вы при этом присутствовали. Вы помните об этом случае?
      Клементайн страшно побледнела и с минуту не могла вымолвить ни слова. Джексон не обратил внимания на ее замешательство. Он просматривал в это время какие-то бумаги, принесенные секретарем для подписи.
      - Вы говорите, укол?.. Ни о каком уколе я ничего не знаю, профессор. Мальчик, должно быть, перепутал что-нибудь... - проговорила наконец Клементайн.
      - Я тоже полагаю, что в воспоминаниях Дика произошла какая-то путаница. Ведь вы бы рассказали нам об этом, если бы что-либо подобное в самом деле произошло?
      Профессор отвлекся от бумаг и пытливо глянул на женщину поверх очков.
      - Конечно, рассказала бы! - в полнейшем замешательстве вздохнула та и опустила глаза.
      На сей раз ее смятенное состояние не ускользнуло от Джексона. Он вдруг встал, подошел вплотную к Клементайн и взял ее за руку. Несколько мгновений он исследовал ее лицо внимательным взглядом, затем тихо и раздельно, проговорил:
      - Дорогая госпожа Мюррей, будьте со мной откровенны. Или вы не доверяете мне?
      - Что вы, профессор! Клянусь вам...
      - Не надо, не клянитесь напрасно. Я вижу, что вы что-то скрываете. Ваш брат Томас Мюррей делал Дику укол в вашем присутствии?
      - Зачем?.. Зачем ему было делать укол?.. Ведь Дик был совершенно здоров!..
      - Вот именно! Мальчик был совершенно здоров, а отец перед смертью сделал ему какой-то укол и запретил говорить об этом даже доктору Кларку!
      Клементайн вздрогнула, испуганно посмотрела на профессора, но удержалась и смолчала. Профессор продолжал:
      - Биологический институт, в котором работал ваш брат вплоть до возвращения в родной город, сообщил нам, что, помимо официальной темы, Томас Мюррей занимался в институтской лаборатории какими-то частными опытами над простейшими. На эти опыты он тратил все свои средства. Но цель их держал в строжайшем секрете. Вам известно что-нибудь об этом? Ваш брат ничего вам не рассказывал об этих своих опытах?
      - Нет, профессор, он не рассказывал мне абсолютно ничего. Он приехал совсем больной, ему было не до рассказов, - с этими словами госпожа Мюррей смело посмотрела профессору в глаза. Ей стало легче, ей хоть в чем-то дали говорить правду.
      - Значит, не рассказывал... А среди его вещей не было каких-нибудь бумаг? Я имею в виду дневники, записки, протоколы опытов.
      Клементайн опять вся съежилась и затрепетала.
      - Нет, профессор, нет... У него не было ничего такого...
      - И все же вы подумайте и постарайтесь вспомнить хорошенько. Я знаю, почему вы не доверяете мне. Вы боитесь за жизнь Дика. Но я даю вам слово ученого, что ни при каких обстоятельствах жизнь вашего племянника не будет подвержена опасности. А вот излечению его ваша полная откровенность могла бы помочь. Обещайте мне подумать об этом!
      - Хорошо, профессор, я подумаю... - чуть слышно прошептала Клементайн и, чувствуя, что еще минута такой пытки - и она во всем признается, поспешно ушла.
      Джексон не стал ее задерживать. Он понял, что теперь эта женщина сама откроет ему тайну своего племянника.
      Отъезд Ричарда Мюррея из столицы стал событием номер один. Город узнал об этом накануне вечером и всю ночь провел без сна, в невероятном волнении. Нужно было украсить дома, запастись цветами и флагами, занять лучшие места для наблюдения.
      С наступлением рассвета отряды полицейских выстроились вдоль тротуаров и, взявшись за руки, едва сдерживали взбудораженную толпу. Все главные магистрали города, ведущие к морскому побережью, были очищены от транспорта. Шествие мальчика-великана началось ровно в девять часов.
      В новом костюме, в ботфортах, с алым плащом за спиной и с широким беретом на голове, Дик перешагнул через стену парка и очутился на улице. На груди у него болтался бинокль, в руке был все тот же полюбившийся медный рожок.
      По сигналу зеленой ракеты вперед двинулись броневики. За ними пошла легковая машина, в которой ехали профессор Джексон и генерал Лоопинг. В сотне шагов за машиной, окруженный эскортом мотоциклистов в белых шлемах, медленно двинулся гигантский мальчик в алом плаще. За ним на расстоянии еще ста шагов тронулась машина с Клементайн и доктором Кларком. А в заключение - снова колонна броневиков.