7

Прошло три дня, прежде чем я достаточно окреп для ответного визита к матушке Гудвил.

Она жила в лачуге под соломенной крышей, скрытой от посторонних глаз зарослями алых роз.

Я проскользнул в ржавую калитку, прошел по дорожке, окаймленной неухоженными рододендронами и постучал в темную дубовую дверь.

Сквозь маленькое окошко был виден угол стола, вазочка с незабудками и толстая книга в кожаном переплете. В воздухе раздавалось жужжание пчел, чувствовался запах цветов и свежесваренного кофе. Достаточно необычный фон для встречи с ведьмой, подумал я.

Дверь открылась. Матушка Гудвил, чисто и опрятно выглядевшая в белой блузке и черной юбке, жестом предложила мне войти..

— Сегодня вы без маскарада, — отметил я.

— Вы, очевидно, чувствуете себя лучше, — заметила она сухо. — Не хотите ли чашечку кофе? Или это не принято в ваших краях?

Я пристально взглянул на нее:

— Вы враждебно настроены по отношению ко мне. Почему?

Она пожала плечами:

— Я просто привыкла доверять своим ощущениям. Правда, иногда они противоречат друг другу.

Я сел на стул и оглядел маленькую, тщательно убранную комнату.

Матушка Гудвил принесла кофе, разлила его в чашки и только потом села напротив меня.

— Ну, мистер Байард, ваша голова сегодня ясна. И поэтому я хотела бы задать вам очень важный вопрос. Ваша память восстановилась?

Я попробовал кофе и кивнул. Кофе в самом деле был хорош, как я, впрочем, и ожидал.

— Нет ли у вас какого-нибудь другого имени, которым я мог бы вас называть? — спросил я хозяйку. — Мне кажется, что имя «матушка Гудвил» больше подходит к морщинам и сединам.

— Можете называть меня Оливией.

У нее были изящные белые руки и на одном из пальцев мерцал красивый зеленый камень. Она прихлебывала кофе и смотрела на меня, словно решая, сказать мне что-то или нет.

— Вы хотели задать мне какой-то вопрос? — подсказал я. — Когда я на него отвечу, может быть, вы мне кое-что объясните?

— О многих чудесах поведали вы мне в своем полусне, — проговорила она.

Я услыхал тихое позвякивание и, поглядев на ее чашку, заметил, что это дрожат ее руки, заставляя звенеть чашку. Она быстро поставила ее на стол, заметив мой взгляд, и убрала руки.

— Я часто думала: существует ли что-то еще, кроме всего этого, — она руками обвела вокруг себя. — В снах я часто видела прекрасные холмы, леса, города, мое сердце стремилось к ним, и я просыпалась с чувством утраты чего-то прекрасного. Мне кажется, в вашем бреде была какая-то надежда — давно забытая вместе с другими надеждами юности. Скажи мне, чужеземец, эти рассказы о других мирах, похожих друг на друга, как две новенькие монеты, но все же имеющие крошечные отличия, эти твои рассказы об экипажах, которые могут перелетать из одного мира в другой — все это было только игрой твоего воображения, да?

— Нет, Оливия, это правда, — покачал я головой. — Я знал, что это трудно сразу осознать. Всем. Мы привыкли думать, что знаем все на свете. Мы склонны не верить в то, что не соответствует нашим представлениям.

— Вы говорили о какой-то беде, Брайан, — она произносила мое имя с легкостью, как будто оно было ей хорошо знакомо. — Думаю, что знание чужих сокровенных мыслей снимает формальности.

Да я и не имел ничего против. Оливия без маскарада была очаровательной женщиной, несмотря на излишне вычурную прическу и тюремную бледность. Ей бы немного солнца и чуточку косметики…

Я заставил себя вернуться к действительности.

Она внимательно выслушала мой рассказ, от странного допроса Рихтгофена и до приговора ксонджилианцев.

Она покачала головой.

— Все это так странно, Брайан. В это невозможно поверить. Все настолько невероятно и фантастически неправдоподобно! Но, тем не менее, я не могу не верить вам.

— Судя по тому немногому, что я узнал об этой линии мира, она весьма отсталая в техническом отношении.

— Ну почему же. Мы очень современные люди, — запротестовала Оливия. — У нас есть паровая энергия, пароходы пересекают Атлантику за девять дней, воздушные шары, телеграф и телефон, современные автомобили на угле, которые начинают вытеснять повозки, запряженные лошадьми.

— Конечно, конечно, Оливия. Поверьте, что я не хотел вас обидеть. Давайте просто считать, что в некоторых отраслях мы вас немного обогнали. Не забывайте, что Империум владеет МК-приводом. В моих краях есть также атомная энергия, реактивные самолеты, радар и простейшие программы исследования космоса. Вы же здесь движетесь немного в другом направлении. Здесь я связан по рукам и ногам. Они выслали меня в континуум, из которого я уже не смогу сбежать.

— Но разве это так плохо? — спросила она. — Здесь перед вами целый мир — и теперь, когда искусственные барьеры сняты с вашего мозга, вы легко вспомните все, вспомните все чудеса, которые оставили в своем мире.

Она говорила, взволнованная перспективой:

— Вы говорили о самолете! Так постройте его! Как прекрасно лететь по небу, словно птица! Ваше прибытие сюда может означать начало нового Века Славы нашей империи!

— Нет, — я покачал головой. — Все, что вы хотели бы иметь здесь — это увлекательно. Ну а что будет с моим миром? Хегруны, возможно, уже начали боевые действия и, может быть, моя жена в это время носит цепи вместо жемчуга! — Я встал, подошел к окну и выглянул наружу. — А в это время я гнию в этом убогом мире!

— Брайан, — тихо произнесла женщина за моей спиной, — вы чувствуете тревогу. И не из-за угрозы вашим любимым друзьям, вас больше беспокоит то, что вы остались в стороне.

Я повернулся к ней.

— Неужели вы не хотите понять, Оливия, что мои друзья, моя жена, все, что мне дорого, сейчас может находиться в руках обезьянолюдей.

— Тот, кто поработал над вашим мозгом, Брайан, стремился стереть все это из вашей памяти, — усмехнулась Оливия. — Правда, мое искусство смогло снять заклятие. Но нет ничего удивительного в том, что это кажется теперь вам старыми воспоминаниями, воспоминаниями тысячелетней давности. Да, я сама дала вам команду, чтобы боль ослабла.

— Будь проклята эта боль утраты! — вскричал я. — Если бы я не был таким дураком, не доверился бы Дзоку!

— Бедный Брайан. Вы еще не знаете, что именно он поработал над вами, когда вы спали, и что именно он внушил вам желание отправиться с ним в Ксонджил. Но, тем не менее, он сделал для вас все, что мог, по крайней мере, так говорят ваши воспоминания.

— Я мог бы украсть у них шаттл, — сказал я. — Я был бы дома и помогал бы отбить атаку этих негодяев!

— Но ведь старейшины из Ксонджила сказали вам, что ваш мир 0-0 больше не существует!

— Они сошли с ума! — я зашагал по комнате. — Слишком многого я не понимаю, Оливия! Я похож на человека, блуждающего во тьме и натыкающегося на предметы, неузнаваемые во мраке. А теперь…

Я поднял руки и вновь бессильно опустил их.

— У вас еще впереди вся жизнь, Брайан. Вы найдете себе место и здесь. Смиритесь, ничего уже нельзя изменить.

Я пожал плечами и снова сел.

— Оливия, я не стал задавать Ганвор и другим вопросы. Я не хотел возбуждать их любопытство. Сведения, которыми меня снабдил Дзок и его парни, не слишком обширны. Наверное, они полагали, что я отправлюсь в библиотеку и там найду ответы на свои вопросы. Но сейчас я просил бы вас рассказать мне хоть немного об этом мире. Для начала просветите меня в отношении вашей истории.

Она весело засмеялась.

— Как это замечательно, Брайан, рассказывать о старом и прозаическом мире, как будто это вымысел мечтателя, а не надоевшая реальность.

Мне удалось кисло улыбнуться:

— Действительность всегда несколько скучновата для того, кто в ней живет.

— С чего же начать? С Древнего Рима? Со Средневековья?

— Первое, что я хотел бы сделать, это установить дату Общей Истории, то есть момент, когда истории наших континентов стали различаться. Вы упомянули слово «империя». Что это за империя? Когда она была основана?

— Ну, как же! Я имею в виду, конечно же, Французскую Империю! — Оливия растерянно заморгала, покачав головой. — А впрочем, никаких «конечно», — сказала она. — Французская Империя была основана императором Наполеоном в 1799 году.

— Понятно, — протянул я. — У нас тоже был свой император Наполеон. Но его империя просуществовала недолго. Его сместили и выслали на Эльбу в 1814 году…

— Да! — воскликнула Оливия. — Но он сбежал оттуда, вернулся во Францию и привел свою армию к славной победе!

Я покачал головой.

— Он был на свободе всего около ста дней, пока британцы не разбили его при Ватерлоо. Он был снова выслан, на этот раз на остров Святой Елены и несколько лет спустя там же умер.

Оливия уставилась на меня.

— Как странно… Как неправильно и как странно. Император Наполеон правил в Париже еще двадцать три года после своей великой победы под Брюсселем и умер в 1837 году в Ницце. На престоле его сменил сын, Луи…

— Герцог Рейхштадский?

— Нет. Герцог умер в юности. А Луи был шестнадцатилетним юношей, сыном Императора и принцессы Дании.

— И его Империя все еще существует? — удивился я.

— После свержения английского тирана Георга было разрешено включить британские острова в состав Империи. После объявления Европы свет просвещения был послан в Африку и Азию. Сейчас эти континенты являются полуавтономными провинциями, управляемыми из Парижа, но имеющими свои собственные палаты депутатов, которые уполномочены решать их внутренние дела. Что касается Новой Франции — или, иначе, Луизианы — эти разговоры о восстании скоро утихнут. Королевская комиссия послана, чтобы разобраться в жалобах местных жителей на вице-короля.

— Ну, что ж, полагаю, что дату Общей Истории мы определили достаточно точно, — сказал я. — Это 1837 год. И похоже, что с той поры в вашем мире не наблюдается особого научно-технического прогресса.

Эти слова повлекли за собой массу вопросов, на которые я долго отвечал. Оливия была умной и образованной женщиной. Она была в восторге от той картины мира без Бонапарта, которую я ей нарисовал.

Когда я закончил, утро уже превратилось в день. Оливия предложила мне пообедать, и я согласился. Пока она готовила, я сидел у окна и разглядывал этот любопытный анахроничный пейзаж из полей, дорог и фермерских домиков.

Царила атмосфера умиротворенности и изобилия, которая превращала мои отдаленные воспоминания об угрозе Империуму в (как говорила Оливия) полузабытую, давно прочитанную историю — подобно книге, лежащей на столе.

Я взял ее в руки и посмотрел на заглавие:

«КОЛДУНЬЯ ИЗ ОЗА»

Автор — Лилиана Ф.Баум

«Забавно», — подумал я.

Оливия, посмотрев на книгу, которую я держал в руках, улыбнулась почти застенчиво:

— Странное чтиво для колдуньи, не так ли? — спросила она.

— Но мои сны и мечты часто похожи на этот вымысел. Как я вам уже говорила, этот мир кажется мне таким маленьким, мне его недостаточно…

— Я не об этом, Оливия! Мы с вами довольно четко установили дату Общей Истории — это произошло в начале девятнадцатого века, верно? Баум не было тогда еще на свете. Она — или, может быть, он, отметил я про себя, — родилась только… в 1855 году. По крайней мере, человек с таким именем родился в моем мире именно в этом году. И вот, здесь тоже есть такой человек.

Я раскрыл толстую книгу в красном кожаном переплете и посмотрел на выходные данные «Жилли и Катон. Нью-Йорк и Париж, 1896 год».

— В вашем мире известна эта книга, Брайан? — спросила Оливия.

— В моем мире писатель по имени Франк Баум написал книгу «Волшебник страны Оз» — пояснил я. — Однако я слышал, что у него были замыслы написать продолжение этой книги и как раз под таким названием.

Я с удовольствием разглядывал обложку с изображенной на ней фигуркой, похожей на Белоснежку.

— В детстве это была моя любимая книга, — сказала Оливия. — И как чудесно было бы прочесть вашего «Волшебника из страны Оз».

— Да. Это единственное, что он написал в нашем мире, — сказал я. — Он умер в 1896 году.

1896! Туман, окутывающий мой мозг в течение долгих дней после моего пробуждения, стал быстро рассеиваться. Рассеиваться ветром неожиданного понимания. Дзок и его приятели переместили меня в линию мира, очень близкой моей собственной!

Они были очень гуманны, но не так умны, как им хотелось бы. Они были не столь добросовестны в своих исследованиях, как следовало бы быть.

Я вспомнил фотодиаграмму, которую мне показали на Совете, и светящуюся точку мира, неизвестную картографам Сети Империума, точку, означавшую четвертый неоткрытый мир, лежащий в пределах Зоны Опустошения. Тогда я решил, что это ошибка, как и то, что на этой фотодиаграмме отсутствовала линия 0-0. Но, значит, ошибки не было! Линия В-Т существовала — мир, дата Общей Истории которого лежала в начале девятнадцатого века! А если есть один человек, известный в двух наших мирах, то почему бы не быть и другому? Или двум другим, Максони и Копини, изобретателям привода МК?!

— О чем вы задумались? — голос Оливии вернул меня с небес на землю.

— Так, ничего. — Я положил книгу на стол. — Думаю, прошло после Общей даты больше пятидесяти лет, все же изменения небольшие, и некоторые люди могли бы недавно родиться.

— Брайан, — начала Оливия, — я не стану просить вас довериться мне, но позвольте помочь вам.

— Помочь мне в чем? — я попытался спросить невозмутимо, но почувствовал, что мне это удается весьма плохо.

— Я чувствую, что у вас возник какой-то план. Но в одиночку вы можете с ним не справиться. Очень многое для вас здесь непонятно. Очень много ловушек поджидает на каждом шагу. Позвольте помочь вам.

— А почему вы должны мне помогать?

Она мгновение помолчала, глядя на меня темными глазами.

— Всю жизнь я ищу ключ к какому-то древнему миру, порогу грез. И я чувствую, что вы, Брайан, как-то связаны с ним. Даже если мне нельзя будет попасть туда, мне будет приятно осознавать, что я помогла кому-то добраться до недостижимого.

— Все эти миры точно такие же, Оливия. Одни лучше, другие — хуже. Везде есть люди, дома и земли, законы и естественная человеческая природа. Нельзя достичь мира грез, просто собрав вещи и переехав, его надо строить там, где ты живешь!

— И все же, я ненавижу невежество, коррупцию, социальный и моральный упадок, ложь и обман тех, кому верят миллионы.

— Это, конечно, очень плохо, но до тех пор, пока мы живем в обществе, соответствующем человеческому разуму, это всегда будет существовать. Но дайте срок, Оливия, мы ведь экспериментируем с культурой только несколько тысяч лет. Еще несколько тысячелетий — и будет совсем другое дело. Поверьте мне!

Она рассмеялась.

— Вы говорите так, словно вечность — это лишь мгновение!

— По сравнению со временем, которое потребовалось, чтобы люди превратились из амеб в обезьяны это и есть мгновение. Но зачем отказываться от многих грез — это та сила, которая движет нас вперед, какова бы ни была наша конечная цель.

— Тогда позвольте мне превратить эту мечту в реальность. Позвольте мне помочь вам, Брайан. История, рассказанная мне: будто вы заболели от переутомления, когда работали чиновником Колониального Управления, и поэтому нуждаетесь в отдыхе, — довольно прозрачная ложь. И еще, Брайан, — она понизила голос, — за вами следят.

— Следят? Кто же, карлик с бородой и в черных очках?

— Это не шутка, Брайан. Вчера вечером я видела человека, прятавшегося у ворот дома миссис Ганвор, а через полчаса человек с шарфом на шее прошел по дороге поблизости.

— Это ничего не доказывает, Оливия.

Она нетерпеливо покачала головой: — Вы собираетесь бежать отсюда, верно? Бежать из этой тюрьмы!

— Тюрьмы? Я свободен, как птица!

— Вы зря теряете время, — Оливия рассмеялась. — Что вы совершили такое, что вас заточили в наш мир, я не знаю, но в борьбе между ними и вами я буду на вашей стороне. Знайте это. А теперь быстро, Брайан! Куда вы собираетесь отправиться? Каким образом вы это осуществите?

— Подождите, Оливия. Вы спешите с выводами.

— И вам надо спешить, Брайан. Спешить, чтобы избежать погони. Я чувствую опасность, которая обвивается вокруг вас, словно змея.

— Я уже говорил вам, Оливия, я был выслан сюда ксонджилианским Советом. Они не поверили моему рассказу или сделали вид, что не поверили. Забросив меня сюда, они думают, что избавились от меня, ведь они считают себя очень гуманными. Если бы они хотели меня убить, то у них для этого были все возможности.

— Они постарались под гипнозом уничтожить вашу память о прошлом, а теперь они наблюдают за вами, оценивая результаты этого вмешательства в психику. И когда они узнают, что вы познакомились с колдуньей, то… не думайте, что они настолько глупы, чтобы совершить еще одну ошибку, Брайан!