XXXI

Прошло полчаса. Круглолицый — известный близким, как доктор Вольф — снял контакты с моих запястий и лодыжек. Серый человек — доктор Иридани — поспешил выйти и вернулся с горячим кофе, в который было добавлено спиртное, что возвратило блеск, по крайней мере, моим щекам, если не гордости. Другие — Трейт, Томми, Хайд, Джонас и др. (имена были в памяти, так же как и множество других вещей) собрались вокруг и по очереди говорили мне, как они волновались. Только Барделл оставался хмурым и заспанным.

— Боже мой, Джим, — сказал мне Ван Ваук, — некоторое время мы думали, что потеряли тебя.

— Тем не менее я здесь, — сказал я. — Доложите мне обо всем с самого начала.

— Ну, — его толстые пальцы забегали по редеющим волосам на голове. — Как тебе известно…

— Предположим, мне ничего неизвестно, — сказал я. — Моя память поражена. Я все еще в тумане.

— Конечно, Джим. Ну, по завершении САВП — Символического Абстрактора и Визуального Преобразователя — ты санкционировал проведение теста, выбрав себя в качестве испытуемого. Я возражал, но…

— Придерживайтесь субординации, Доктор.

— Так точно, сэр. Было начато проведение испытания с вами в качестве субъекта. Градуировка проходила нормально. Программа была запущена, интегрирующее устройство выключено. Почти мгновенно потребление мощности возросло в десятки раз. Защитные устройства обратного питания были активированы, но безрезультатно. Я принял различные меры для того, чтобы снять напряжение, но безуспешно. Мы прервали эксперимент и прекратили подачу энергии — но вы остались в глубокой коме, не реагируя на требования возвратиться. Вы словно черпали энергию из другого источника, хотя это предположение и выглядит фантастично. В отчаянии я попытался ввести корректирующее перепрограммирование, но безуспешно. Затем — как гром с ясного неба-вы выбрались из всего этого сами.

— Есть какие-либо соображения, с чьей помощью?

— Никаких. Похоже на влияние какого-то внешнего фактора.

Я кивнул в сторону Барделла, который сидел у противоположной стены, поглаживая чашку с кофе, и выглядел обиженным.

— Что он здесь делает?

— Ну, это Барделл. Временный сотрудник; он использовался как вспомогательный вектор при имитациях во время эксперимента.

— Он — часть Машины Сновидений?

— Да, подходящее название, Джим.

— Покажи мне машину. Он уставился на меня.

— Ты имеешь в виду?..

— Просто представь, что я все забыл.

— Конечно, Джим. Сюда, пожалуйста. Он подошел к пустой стене и нажал кнопку, ровная серая панель отъехала в сторону, открыв вход в убогую гостиничную комнату с латунной кроватью и разбитыми окнами. Он заметил, что я обратил на это внимание, и притворно засмеялся.

— Пару раз ты продемонстрировал ярость, Джим…

— Вы всегда называли меня Джимом?

— Я? — он остановился и сверкнул глазами, его челюсти слегка сжались. — Прошу прощения, сэр, — сказал он сухо. — Полагаю, что во время этих напряженных часов я непроизвольно отступил от протокола.

— Я просто поинтересовался, — сказал я. — Покажите мне остальное.

Он провел меня через конференц-зал, по улицам — картон и алебастр — через меблированные комнаты: все очень примитивное, сляпанное наспех, чем нельзя было одурачить и слепца.

— Все, что требовалось, — важно объяснял Ван Ваук, — это стимул для запуска; все остальное поставляло ваше подсознание.

Череда кабинетов заканчивалась тяжелой пожарной лестницей, закрытой.

— Наша территория заканчивается здесь, — сказал Ван Ваук. — Это помещение принадлежит другому учреждению.

Обратный путь пролегал через склад. Я толкнул носком ботинка сломанный манекен, похожий на Барделла.

— Для чего это?

Казалось, это для него было сюрпризом.

— Это? О, сначала мы надеялись использовать манекены; но вскоре поняли, что необходимы живые актеры. — Он подвигал челюстями. — Человеческое существо — довольно сложно устроенный механизм; его нелегко заменить.

— Как это укладывается в нарисованную вами картину, согласно которой я был привязан в соседней комнате?

— О, это произошло в конце. После того, как вы, э… вышли из-под контроля. Начинали мы с вами в амбулаторном состоянии под легким наркозом.

— Как давно начался эксперимент? Ван Ваук посмотрел на часы с дорогим ремешком на толстой волосатой кисти.

— Почти восемь часов, — сказал он и покачал головой, выражая сам себе сочувствие. — Тяжелые восемь часов, Джим — то есть, сэр.

— И что теперь, Доктор?

— Теперь? Ну, анализ записей, определение причины ошибки, корректирующие действия, а затем — новые эксперименты, позволю предположить.

— И, конечно, я должен санкционировать это.

— Естественно, сэр.

— Вы не думали о том, чтобы приостановить эксперименты?

Ван Ваук выпятил нижнюю губу и скосил на меня глаза.

— Конечно, решение принимать вам, сэр, — промурлыкал он, — если вы убеждены, что существует опасность…

— Может быть, нам нужно ликвидировать машину, — сказал я.

— Гм, возможно, вы правы. В соседней комнате голоса поднялись до крика.

— …Я не знаю, что вы собираетесь разыгрывать сейчас, — вопил Барделл, — но я в этом не участвую! Отоприте эту дверь, черт побери! Я ухожу отсюда прямо сейчас!

Мы вошли. Барделл дергал ручку двери, его лицо покраснело от напряжения. Иридани крутился около него; Трейт тарахтел ручкой боковой двери. Он взглянул на Ван Ваука.

— Какой-то шутник закрыл ее снаружи, — сказал он. Отодвинув Барделла, он пнул дверь на уровне замка. Было похоже, что если не двери, то его ноге стало больно.

— Эй, какого дьявола, что это вы делаете, Трейт?

Ван Ваук подошел к двери, попробовал ее открыть, затем повернулся и посмотрел на меня встревоженным взглядом.

— Вы знаете… — начал он, но затем поменял галс. — Какая-то ошибка, — сказал он. — Каким-то образом включилась система безопасности.

— Нам не выйти отсюда, — закричал Барделл-1 Он схватил металлический стул и с размаху ударил им по двери, стул отскочил, одна из его ножек согнулась. Ван Ваук промчался мимо меня в комнату, из которой мы только что вышли, бросился к разбитому окну, распахнул раму и отшатнулся.

— Это ваших рук дело? — спросил он сдавленным голосом.

Я подошел взглянуть, на что он уставился: сплошной бетон, заполняющий пространство, где раньше был проход.

— Все правильно, — сказал я. — Пока вы наблюдали, как Рыжеволосый пинает дверь, я заказал два ярда раствора и залил его сюда. Прошу прощения, что забыл нацарапать свои инициалы.

Он огрызнулся и бегом вернулся в лабораторию с зеленым кафелем. Иридани, Трейт и все остальные стояли кучкой; Барделл у дальней стены испуганно наблюдал за ними.

— Телефона здесь нет? — спросил я.

— Нет ничего, — быстро ответил Иридани. — Специальные изолирующие условия…

— Нет ли чего-нибудь, что можно использовать как рычаг?

— Вот — запорный засов картотеки. — Трейт взвесил в руке четырехфутовый, в дюйм толщиной, прут, как будто размышлял, не испробовать ли его на моей голове, но подошел к двери, просунул плоский конец между косяком и дверью и нажал. Дерево треснуло, дверь распахнулась.

Сплошной бетон заполнял весь проем. Трейт отшатнулся, как будто его ударили ломом. Барделл издал крик и забился в угол.

— Хорошо, — сказал Ван Ваук, его голос звучал немного высоковато и чуть-чуть дрожал. Он тяжело вздохнул и опустил голову, как будто я был кирпичной стеной и он собирался протаранить ее.

— Прекрати это, — проскрипел он. — Что бы ты ни намеревался делать, прекрати это!

— Ну-ка, заставьте меня, — сказал я.

— Я говорил вам, — сказал Иридани. — Мы экспериментировали с такими силами, которые не в состоянии контролировать. Я предупреждал вас, что он берет верх!

— Он не берет верх, — огрызнулся Ван Ваук, покопался под пиджаком и вытащил плоский пистолет, который был мне знаком.

— Прекрати все это, Флорин, — прошипел он. — Или я убью тебя, клянусь!

— Я думал, что Флорин — это фольклор, — сказал я. — И твой игломет не сработает, я сломал его.

Он вздрогнул, и пистолет ушел немного в сторону от цели. Раздалось «вжик», и что-то взвизгнуло у моих колен, в то время как я ударил его как раз под ремень. Он упал на спину и, скользнув по полу, врезался в стену. Он довольно сильно стукнулся головой и обмяк, я подхватил пистолет и распрямился, повернувшись лицом ко всем остальным до того, как они покрыли половину разделявшего нас расстояния.

— Баловство кончилось, — сказал я. — Назад, все. — Я показал пальцем на дверь в соседнюю комнату. — Всем туда.

Рыдая, приблизился Барделл.

— Послушай меня, Флорин, ты совершаешь ошибку, я всегда был на твоей стороне. Я предупреждал тебя, помнишь? Я старался помочь, делал все, что было в моих силах…

— Заткнись, — обрезал Трейт, и Барделл заткнулся. —Флорин, тебе каким-то образом удалось овладеть Машиной Сновидений и использовать ее против нас. Я не претендую на то, чтобы узнать, —каким образом; я всего лишь человек, который исполняет инструкции. Но Иридани прав, ты имеешь дело с такими силами, которые слишком велики для тебя. Хорошо, ты закрыл нас стенами из бетона. Ты показал, на что способен. Но ты-то тоже пойман! Здесь уже тяжело дышать, через пару часов мы будем мертвы — все! Выведи нас отсюда, и я клянусь, что мы найдем компромисс. Мы были неправы…

— Заткнись, ты, идиот! — заорал Ван Ваук. — Ты наизнанку вывернешься ради него. А он нам не нужен! Разбейте машину!

Я не целясь выстрелил в пол у его ног; он обмяк, и красное пятно появилось на его голени.

— В следующий раз я выстрелю повыше, — сказал я.

— Бросайтесь на него! — пронзительно взвизгнул Ван Ваук, но не двинулся с места, а я поднял ствол. Трейт попятился к двери. Иридани, бледный, но спокойный, приготовился к броску, но я прострелил дверной косяк за его спиной, и он отступил.

— Барделл, вы знаете, как запустить машину сновидений? — спросил я.

— Д-да, конечно, но…

— Я возвращаюсь, — сказал я. — Вы поможете мне.

Я подошел к двери, в которую ушли все остальные, запер ее тем прутом, который собирался использовать как рычаг, и сел в кресло около контрольной панели.

— Флорин, вы не боитесь? — дрожащим голосом спросил Барделл. — Я имею в виду, что, может быть, лучше сделать по-ихнему, а? Разбить эту адскую машину?

— Слушайте внимательно, Барделл, — сказал я. — Один неверный шаг — и нашей любви конец. Усвоили? А теперь начинайте действовать.

Он проковылял к панели управления, защелкал тумблерами и застучал по кнопкам, это выглядело так, будто он знал, что делает. Зажглись ряды красных огоньков.

— Готово, — выдавил он из себя явно против воли.

Я взял приспособление с пучком проводов, положил в карман блок питания. Остальное прикрепил к воротнику как раз под правым ухом, а маленькую розовую горошину засунул внутрь уха.

— Какую программу? — дрожащим голосом спросил Барделл.

— Никакую. Просто запусти машину и оставь меня в свободном полете.

— Это может убить вас.

— В таком случае я совершил ошибку. Давай, Барделл.

Он кивнул и потянулся к выключателю. Что-то вонзилось мне в голову. Я почувствовал тошноту и подумал, что, может быть, на этот раз я совершил свою последнюю ошибку. Мимо проплыл потолок, потом стена, затем Барделл, который выглядел печальным и обеспокоенным. В поле зрения появился пол, затем снова потолок, ничего особо зрелищного, просто спокойная плавная смена декораций. Рот Барделла шевелился, но слов я не слышал. Затем скорость увеличилась, все замелькало, я вылетел в космос и сгорел, как метеорит в атмосфере, от меня остался лишь крошечный уголек, который светился красным, затем остыл и потух, медленно, томительно, неохотно, под шорох забытых голосов, напоминающих мне о несбывшихся надеждах и показных раскаяниях, которые, в свою очередь, затихли и растворились в небытие.

XXXII

Я открыл глаза, она сидела за столом напротив меня, одетая в облегающую серую форму с серебристой и пурпурной тесьмой на плечах. Стол был гладким и белым, как пластина из слоновой кости ручной работы. Стены позади нее были разных оттенков красновато-коричневого, золотого и рыжевато-коричневого цветов, а текстура напоминала кору экзотического дерева. В воздухе переливались звуки, которые нельзя было назвать музыкой, но действовавшие успокаивающе. Она посмотрела на меня с состраданием и положила свою ладонь на мою, сказав:

— Тебе было плохо. Флорин?

— Неважно, мисс Реджис. Рад убедиться, что вы прекрасно выглядите. Как вам удалось попасть сюда?

Она покачала головой.

— О, Флорин… я боюсь за тебя. Ты уверен, что так надо?

— Мисс Реджис, я ускоряю события. Никому другому я не сказал бы о своих планах. Забавно, но вам я доверяю. Не знаю почему. Кто вы, а?

Она пытливо всматривалась в мои глаза, как будто я кого-то прятал в себе.

— Ты не шутишь, правда? Ты действительно не знаешь?

— Действительно не знаю. Мы уже встречались прежде: в пивнушке, в библиотеке. Теперь здесь. Что это за место?

— Это Дворец Согласия. Мы пришли сюда вместе. Флорин, надеясь найти мир и взаимопонимание. Ты был много часов в состоянии нарко-медитации. Настоятель Иридани позволил тебе прийти со мной — но я чувствовала, что ты еще не вернулся. — Она еще крепче сжала мою руку. — Это была ошибка. Флорин? Они что-то сделали с тобой?

— Все в порядке, дорогая, — сказал я и похлопал ее по руке, — Просто все немного смешалось. И каждый раз, когда я пытаюсь выпутаться, то сваливаюсь в темноте за борт. Иногда это Носатый и его ребята, иногда Дисс — лиловый ящер, и время от времени ты. У меня есть версия относительно Ван Ваука, и Дисс объяснил свое появление более или менее правдоподобно. Но ты не укладываешься в эту схему. Ты не являешься частью мозаики. Ты не пытаешься продать мне что-нибудь. Может быть, это о чем-то говорит… если бы я знал, как услышать.

— Нам не надо было приходить сюда, — прошептала она. — Давай уйдем сейчас же. Флорин. Мы все равно не поймем. Надежда была напрасной.

— Вы очень добры, мисс Реджис.

— Разве ты не помнишь, как меня зовут?

— Я не могу сейчас уйти. Курия. Не знаю почему, но об этом говорит маленькая птичка, которую называют инстинктом. Все, что я должен сделать, это сломать несколько дверей, заглянуть в несколько темных местечек, ворваться в несколько святилищ, сорвать покров с парочки тайн. С чего я должен начать?

По мере того, как я говорил, она бледнела. Девушка покачала головой, а ее пожатие стало почти болезненным.

— Нет, Флорин! Не надо!

— Я решил. Только укажи мне верное направление и отойди в сторону.

— Пойдем со мной, пожалуйста. Флорин.

— Я не могу. И не могу объяснить почему. Зато я могу рассказать о манекенах с расколотыми головами, и зеленых «бьюиках», и писклявых голосах за ухом, но это займет слишком много времени. И это тоже ничего не значит. Видишь, я учусь. Вот все, что я знаю: надо продолжать бороться. У меня нет доказательств — только ощущение: я чувствую, что раскачиваю чей-то фундамент. Может быть, следующий толчок разобьет его вдребезги. Может быть, я погибну, но это уже не кажется слишком важным.

Я стоял, чувствуя слабость в коленях и отдаленное, неясное жужжание в черепе.

— Я не могу остановить тебя, — сказала мисс Реджис. Ее голос помертвел, хватка на моей руке ослабла. Она смотрела прямо перед собой, не замечая меня. — Через ту дверь, — сказала она и, подняв руку, показала на большую покрытую бронзой дверь в противоположной стене. — В конце коридора есть черная дверь. Это Внутренняя Палата. Никто, кроме помазанников, не входит туда.

Она так и не посмотрела на меня.

— Всего хорошего, мисс Реджис, — сказал я. Она не ответила.

XXXIII

Дверь была большой, черной, украшенной резными фигурками херувимчиков и чертенят. Я ткнул пальцем в протертое пятно на одной стороне двери, и она с мягким шипением ушла вглубь, открыв комнату со стенами из зеленого кафеля. Ван Ваук, Иридани, Трейт и все остальные сгрудились около центральной панели мертвой, без огоньков. Позади них зияла открытая дверь, ведущая в комнату с декорациями. Барделл лежал на полу и довольно тяжело дышал. Манекен с размозженной головой был усажен в кресло. Я произнес:

— Хм, — и они все, как на шарнирах, повернулись в мою сторону.

— Матерь Божья, — сказал Вольф и начертил в воздухе магический знак. Ван Ваук произнес нечто нечленораздельное. Иридани нервно раздул ноздри. Трейт выругался и потянулся рукой к бедру.

— Гадкий шалун, — сказал я. — Если выкинешь что-нибудь чересчур остроумное, то я превращу тебя в уродливого клоуна с плохим цветом лица.

— Этому следует положить конец, Флорин, — запротестовал, хотя и слабо, Ван Ваук, — так не может больше продолжаться.

Я шагнул в сторону и бросил взгляд на дверь, в которую только что вошел. Это была самая обычная дверь, расщепленная около замка, и за ней — ровная поверхность обычного бетона.

— Согласен, — сказал я. — Вообще-то мы физически не могли пройти столько. Сколько прошли, но вы обратили внимание, что это меня даже не затормозило. Кто хочет наконец раскрыть секреты? Иридани? Вольф?

— Правду? — Ван Ваук издал звук, который мог быть смехом, задушенным в колыбели. — Кто знает, что такое правда? Кто вообще что-нибудь знает? Ты, Флорин? Если так, то у тебя есть преимущество перед нами, уверяю тебя!

— Машина должна быть разрушена раз и навсегда, — сказал Иридани холодным тоном. — Я полагаю, теперь ты понимаешь это. Флорин?

— Еще нет, — сказал я. — Что случилось с Барделлом?

— Он упал и стукнулся головой, — сказал Трейт противным голосом.

— Приведите его в чувство, чтобы он мог присоединиться к нам.

— Забудь о нем, это просто лакей, — произнес Ван Ваук.

— Тогда кто научил его обращаться с Машиной Сновидений?

— Что?.. Никто. Он ничего не знает. Барделл застонал и перевернулся. По моему настоянию Иридани и Трейт привели его в чувство. Барделл потер виски и оглядел собравшуюся компанию.

— Они пытались убить меня, — сказал он дребезжащим голосом. — Говорю тебе, они хотели убить меня и…

— Успокойся, Барделл, — сказал я. — Я намерен провести эксперимент. Ты готов помочь?

— Что ты имеешь в виду?

— Я признаю, что Барделла нельзя назвать важной персоной, но вы, ребята, кажется, с ним не сошлись во взглядах. А это делает его моим союзником. Ты согласен с этим, Барделл? Становишься ли ты на мою сторону или предпочтешь сгореть вместе с Ван Вауком и его компанией?

Барделл переводил взгляд с них на меня и обратно.

— Подожди минутку. Флорин…

— С этим кончено. Теперь мы действуем. Ты со мной или с ними?

Он кусал губы и дергался. Открыл рот, чтобы заговорить, но что-то лишь невнятно просипел.

Трейт засмеялся.

— Вы поставили не на ту лошадь. Флорин, — сказал он. — Это не мужчина, а кувшин с желе.

— Хорошо, я помогу тебе, — сказал Барделл спокойно, подошел ко мне и встал рядом.

— Трейт, неужели ты никогда не научишься держать свою дурацкую пасть закрытой? — сказал Иридани голосом, выкованным из легированной стали.

— Конечно, будь похитрее, — сказал я. — Это оживляет игру. — Я махнул рукой. — Все назад, к стене. — Они повиновались, несмотря на то, что никто им не угрожал оружием.

— Барделл, включи машину сновидений.

— Но… вы не подключены к ней.

— Просто включи. Я войду с ней в контакт и отсюда.

—Я требую, чтобы вы сказали, что собираетесь делать! — прорычал Ван Ваук.

— Полегче, — сказал я. — До сих пор я плыл по течению. Теперь я беру штурвал в свои руки.

— Что это значит?

— Кое-кто делал намеки, что я ответственен за некоторые аномалии. Согласно этой теории, я и первоисточник зла, и одновременно жертва — бессознательная. Я переношу действия в сферу сознания. Следующий трюк, который вы увидите, будет произведен вполне осознанно.

Иридани и Ван Ваук издали какие-то невнятные звуки; Трейт оттолкнулся от стены и замер в нерешительности. Барделл крикнул:

— Работает!

— Не делайте этого, Флорин! — рявкнул Ван Ваук. — Разве вы не видите ужасную опасность, свойственную… — Он дошел до середины фразы, когда Иридани и Трейт атаковали меня, бросившись в ноги. Я нарисовал кирпичную стену высотой до колена, пересекающую комнату.

И она возникла!

Трейт ударился о нее в полете, перевернулся и шлепнулся на спину, как будто упал с крыши. Иридани успел выставить вперед руки и врезался в кирпичи, издав звук кошки, когда на нее наступают.

— Ради Бога, — выкрикнул Ван Ваук и попытался заползти на стену позади себя. Иридани заблеял, как овца, замычал сопрано, как корова, переворачиваясь и поджимая ноги. Барделл закудахтал, как цыпленок. Трейт просто лежал на месте, как дохлая лошадь.

— На сегодня зверинца достаточно, — сказал я и вообразил, что их не существует.

Они исчезли.

— Теперь мы куда-нибудь выберемся, — сказал я и вообразил, что у комнаты нет одной из стен.

Она послушно исчезла, но пористая поверхность бетона осталась'.

— Сгинь, бетон, — пожелал я, но он остался. Я ликвидировал три другие стены, пол и потолок, мебель и все остальное, обнажив везде грубый бетон, слабо отсвечивающий жутковатым фиолетовым светом.

— 0'кей, — сказал я громко, мои слова ударились о глухие стены и упали замертво. — Попробуем сконцентрировать силы.

Я выбрал место на стене и сказал себе, что его нет. Возможно, оно слегка затуманилось, но не исчезло. Я сузил фокусировку до пятна размером с монету в десять центов. Фиолетовый цвет в этом месте потускнел, и больше ничего. Я сжал фокус до размеров булавочной головки и вложил в удар все силы.

От точки зигзагом во все стороны побежали трещины. Выпал толстый кусок, впустив серый свет и извивающиеся щупальца тумана. Стена рухнула, как мокрое пирожное, почти беззвучно. Я пробрался через мягкий мусор в водовороте тумана. Пушистым грибом-дождевиком впереди блеснул свет. Когда я подошел, он превратился в уличный фонарь, старомодную карбидную лампу в железном корпусе на высоком стальном шесте. Я остановился под ним и прислушался. Кто-то приближался.

Через мгновение Дисс, лиловато-розовый монстр, появился передо мной, одетый в черный вечерний костюм.

— Ну и ну, — сказал он, причем прозвучало это не так небрежно, как обычно. — Как вы попали сюда?

— Я не попадал, — сказал я. — Вы находитесь в передающей кабине в двух световых годах от Солнца, а я погоняю парой кошмаров на старой доброй Улице Сновидений, помните?

Он выдавил смешок и сразу же отбросил его, почти не использовав.

— Вы не выполнили наше соглашение, — сказал он тоном, показавшим, что его чувства ущемлены, но не смертельно.

— Может быть, это ускользнуло из моей памяти. Я выучил несколько фокусов с того времени, Дисс. Например, таких. — Я превратил уличный фонарь в дерево и зажег его крону. Пламя, весело потрескивая, разогнало ночь. Дисс чуть изогнул бровь — или, скорее, место, где должна быть бровь.

— То, что вы делаете, — сказал он, перекрывая рев огня, — опасно. Слишком опасно, чтобы это позволить. Я ведь говорил вам…

— Ага, вы говорили мне, — сказал я. — Кто вы, Дисс? За какую команду играете?

Тени от затухшего пламени плясали на его лице.

— Вот это уж никак вас не касается, — сказал он резким тоном человека, который хочет прекратить спор до того, как он начался. — Вы довольно занятное существо, вовлеченное в великие дела. Из сострадания я предложил вам защиту; игнорировать ее, значит, готовить себе гибель.

— Следующая строчка — вы даете мне еще один шанс, не правда ли? Что если я отвергну предложение?

— Не будь идиотом, Флорин! Возвращайся туда, откуда ты родом, и разрушь аппарат, который поставил тебя в нынешнюю ситуацию.

— А почему я должен делать это?

— За тобой должок. Флорин! Они поместили тебя в машину, как подопытную морскую свинку, как куклу, реагирующую на их желания. И ты думаешь, что сумел бы избавиться от их контроля без моей помощи? — он улыбнулся от одной мысли об этом. — Есть ли у тебя лотерейный билет в кармане, приятель? Не стоит проверять — я знаю, он там. Я положил его туда. На самом деле это комплексная печатная плата, настроенная на ритмы твоего управления. Я дал ее тебе, помогая приобрести свободу действий, чтобы я мог вступить с тобой в переговоры. Итак, ты видишь, что кое-что мне должен, а?

— Вам придется объяснить получше, Дисс. Ведь вы помните, что я просто паренек из маленького городка. По крайней мере, вы так меня называли.

Дисс сделал раздраженный жест.

— Благодаря необычному везению ты получил возможность сохранить нетронутым, неиспорченным свой мир — по крайней мере до того времени, когда вы будете способны вступить в борьбу с этими галактическими цивилизаторами…

— Вы знаете слишком много о моем захолустном мирке, Дисс. Это беспокоит меня. Ложь всегда беспокоит меня, особенно когда кажется бескорыстной. Что вам нужно на самом деле?

—Довольно, Флорин! Я проявил терпение — гораздо больше, чем ты заслуживаешь! Сейчас ты возвратишься и разрушишь Машину Грез.

— Если это настолько важно, почему вы сами не разрушили ее давным-давно?

— Политические причины удерживали меня, но моему терпению приходит конец…

— Фью!.. Я не верю вам. Вы блефуете, Дисс.

— Больше не буду терять на тебя время! — он попытался повернуться и стукнулся носом о каменную стену.

— Ты идиот! Невообразимый идиот! И это награда за то, что я для тебя сделал?

— В данный момент я больше всего страдаю от любопытства. Расскажи мне правду, Дисс, начинай откуда хочешь, я не привередлив.

Он рванулся вправо: я поставил еще одну стену. Он дернулся назад, и я окружил его с третьей стороны. Он пронзительно вскрикнул.

— Давай, говори, Дисс, — сказал я, — пока я сдерживаю искушение попрактиковаться в волшебстве.

— Волшебство! Твой сарказм неуместен, уверяю тебя: во Вселенной существуют силы, для которых превратить тыкву в карету — такое же обычное дело, как подмигнуть!

— Рассказывай, Дисс. Если мне не понравится то, что я услышу, я превращу тебя в мышь, запряженную в карету, и отправлюсь на прогулку.

— Я все еще владел ситуацией, но у меня появилось чувство, что он был уже не таким напуганным, как несколько минут назад. Я пытался найти ошибку, в то время как он едва заметно продвигался к незакрытой стороне пространства.

— Ты — ребенок, глупый ребенок, балующийся с новой игрушкой, — пронзительно крикнул он.

— Я требую, я приказываю тебе немедленно прекратить эту бессмысленную игру… — Он ринулся из кирпичной клетки, но я тут же поставил четвертую стену, окончательно заперев Дисса. Он повернулся и, ухмыльнувшись мне, приставил большой палец к ноздрям и исчез, даже без облачка фиолетового дымка на том месте, где только что стоял.

— Молокосос, — сказал я сам себе и увидел, как меркнет свет, так как стены, в которых я был заключен, придвинулись ближе. Спиной я упирался в одну стену, руками и ногами — в противоположную, но сил не хватило, и стены сошлись и раздавили меня, и я стал таким тонким, как воск на обертке жевательной резинки, как золото на Библии, как совесть политика. Где-то на пути к этому я потерял сознание…