— Слушаюсь, господин посол. Но… что будет, если мы его найдем?

— В этом случае вы окажетесь куда большим идиотом, чем я предполагал! — Петлякат изобразил на лице соответствующую улыбку и поспешил вернуться к Папе.

— Ретиф, вы идите туда, — Магнан махнул рукой в сторону фасада дворца,

— а я посмотрю в кустах. И не вздумайте кого-нибудь найти. Не хватало еще, чтобы вы обнаружили какое-нибудь чудовище, подобное тому, что напало на нас в… — Магнан вздрогнул, ошарашенно посмотрел на своего собеседника. — Великий боже! Как вы думаете…

— Нет, — твердо сказал Ретиф. — Я считаю, сейчас речь идет о драконе величиной как минимум с дом.

— И все же… мне, наверное, следует рассказать обо всем господину послу…

— Чтобы подтвердить подозрения Папы? Вы храбрый человек, мистер Магнан. Не возражаете, если я пойду послушаю, чем это кончится?

— С другой стороны, — торопливо сказал Магнан, — в настоящее время господин посол очень занят. Не стоит отвлекать его по пустякам. — Он отошел от фонтана и, стараясь оставаться в поле зрения Папы, начал усердно заглядывать под все кусты.

Ретиф вернулся к столу, у которого теперь никого не было, кроме официанта; собирающего мятые салфетки в большой бумажный пакет. Тихонько свистнув, Ретиф подождал, пока официант поднимет голову, и бросил ему одну из тарелок. Хуг выронил пакет и поймал тарелку в воздухе.

— А вот еще. — Ретиф сгреб со стола и протянул официанту четыре блюдца, три пустых бокала и несколько недоеденных бутербродов с сыром. — Держите скорее и займите место в свите Папы. Он ходит по саду, оставляя за собой ободки от блюдец, разрисованные цветочками, — наверное, они пришлись ему не по вкусу.

— Дебе не нравидзя, гаг я рабодаю? — свирепо спросил хуг. Ретиф взял со стола ложку, уронил ее, незаметно подпихнул ногой под скатерть, свисающую до земли.

— Вы прекрасно работаете, — успокоил Ретиф официанта и, нагнувшись за ложкой, увидел два красных глаза на тонких трубочках. — Полезай в пакет, — прошептал он, почти не разжимая губ.

— З гем ды разговариваешь? — Хуг быстро наклонился, посмотрел под стол. Бумажный пакет зашуршал: спизм успел юркнуть в него и теперь устраивался поудобнее.

— Молюсь Богу-Ложке, — небрежно ответил Ретиф. — Уронить ложку — дурная примета.

— Да? — Хуг прислонился к столу, достал из кармана жеваную зубочистку, начал ковырять ею в стальных зубах. — Взе иноздранцы — зумазшедшие. Гаждый дураг знаед, чдо уронидь ложгу — хорошая бримеда, а вилгу — дурная.

— У нас на Земле считается, что упасть с десятого этажа — к смерти, — рассеянно сказал Ретиф, глядя на приближающихся папских стражников. Один из них подошел к столу, бросил на Ретифа подозрительный взгляд, наклонился, поднял скатерть, затем потянулся к бумажному пакету. — Не хотите ли выпить? — быстро спросил Ретиф и, зачерпнув чашкой густой красный пунш, шагнул к стражнику, поскользнулся. Струя липкой жидкости ударила в застежку капюшона на шее, потекла по нагруднику кирасы, оставляя на ней причудливые узоры. Официант схватил со стола поднос и попятился. Стражник выпрямился, задыхаясь от возмущения.

— Идиод! Дубина здоерозовая! — воскликнул он.

— Чдо дагое? — взревел громовой голос. — Разбитие збирдных набидков во время изболнения злужебных обязанноздей? — Папа отпихнул Ретифа, остановился перед опустившим голову стражником. — В нагазание ды будешь зварен в мазле! — прорычал он. — Уведиде его!

— Это я виноват, Ваша Надменность, — произнес Ретиф. — Я предложил ему…

— Ды хочешь бомешадь Вабзгому одбравлению бравозудия? — вскричал первосвященник, поворачиваясь к Ретифу. — Ды озмелилзя бредболожидь, что Бабзгое бравозудие можед быдь ошибочным?

— Нет, это вы ошиблись, Ваша Надменность, — сказал Ретиф. — Я случайно пролил на вашего стражника чашу с пуншем.

Папа побагровел, беззвучно зашевелил губами. Потом шумно сглотнул слюну.

— Мне даг долго нигде не возражал, чдо я забыл, гагое за эдо болагаедзя нагазание, — произнес он обычным голосом и помахал в воздухе двумя скрещенными пальцами. — Благозловляю дебя и одбузгаю дебе эдод грех, зын мой. — Папа милостиво улыбнулся. — Я одбузгаю дебе грехи на неделю вберед. Развлегайзя, будь моим гоздем.

— О, как это благородно со стороны Его Надменности! — чуть завывая, провозгласил Магнан, выходя из-за ближайшего куста. — Как жаль, что мы не нашли демона, а то бы я…

— Збазибо, чдо набомнил, — угрожающе сказал Папа, перевел взгляд на посланника Петляката и принялся сверлить его глазами. — Долго мне ждадь?

— Послушайте, Ваша Надменность! Как мы можем найти здесь демона, если демона здесь нет?

— Эдо двоя броблема!

У ворот в стене, окружающей сад, послышался чей-то вопль. Два солдата пытались обыскать официанта, державшего в руках большой бумажный пакет. Официант отскочил в сторону, пакет упал на землю, разорвался напополам.

Расшвыривая бумажные салфетки, отпихивая ногами хлебные корки, спизм рванулся вперед и, проскользнув мимо изумленных солдат, кинулся к калитке на другом конце сада. Стражники, выхватывая из-за поясов длинноствольные пистолеты, преградили ему путь. Прозвучал выстрел, пуля чуть было не угодила в одного из папских слуг, поспешивших принять участие в погоне. Папа взвыл, замахал руками.

Спизм резко остановился, развернулся на месте, помчался в направлении дворца, из которого выбежали несколько священников. Прозвучал залп; хрустальная ваза, стоявшая на столе рядом с Магнатом, взорвалась, осыпав его осколками. Магнан завопил как резаный и бросился ничком на землю.

Спизм прыгнул в одну сторону, потом в другую и, оставив преследователей сзади, вновь побежал к воротам, на этот раз никем не охраняемым. Испустив боевой клич, от которого, казалось, задрожали стены дворца. Папа Ай-Душка-Шизик выхватил из ножен огромный двуручный меч и кинулся наперерез спизму. Когда первосвященник пробегал мимо Ретифа, тот чуть повернулся и выставил ногу, зацепив Его Надменность за усыпанный драгоценными камнями кожаный башмак. Папа с размаху шмякнулся о землю, пробороздил ее орденами и въехал под стол.

— О, как я рад вас видеть, — послышался голос Магнана. — Одну минутку, Ваша Надменность, сейчас я подползу к вам поближе…

Папа взревел и поднялся на ноги вместе со столом; тарелки, бокалы, остатки пищи посыпались на Магнана, едва успевшего закрыть голову руками. Папа вновь взревел, отшвырнул стол, отпихнул Петляката, который, пританцовывая на месте, пытался отереть бумажной салфеткой грязь с папских орденов.

— Бредадельздво! — завопил первосвященник. — Вероломные убийцы! Агенды бреизбодней! Нарушидели загонов! Ередиги!

— Ну-ну, Ваша Надменность! Не надо так волноваться…

— Волновадьзя! Ды вздумал зо мной шудги шудидь? — Папа поднял меч, замахал им над головой. Стражники мгновенно окружили дипломатов со всех сторон. — Наздоящим я одлучаю взех ваз од цергви! — взвыл Папа. — Лишаю ваз воды, пищи и звоего богровидельздва! Громе дого, вы будеде бублично газнены! Здража, арездовадь их!

Дула пистолетов угрожающе нацелились на дипломатов, окруживших посла. Магнан всхлипнул. Двойной подбородок Петляката заколыхался.

— Не убуздиде вод эдого! — Ай-Душка-Шизик ткнул в сторону Ретифа пальцем. — Я збодгнулзя о его ногу! — Стражник приставил пистолет к спине Ретифа.

— Ах, Ваша Надменность, вы забыли, что Ретиф получил отпущение грехов на неделю вперед, — жизнерадостно заявил Петлякат. — Ретиф, голубчик, сбегайте быстренько в мой кабинет и пошлите шифровку: два-ноль-три… или три-ноль-два?.. или… одним словом — пэ, о, эм, о, ща, мягкий знак…

— Он дагой же негодяй, гаг взе вы и будед нагазан вмезде з вами! — выкрикнул Папа, глядя, как стражники выводят с террасы оставшихся там сотрудников дипломатической-миссии. — Вы взех арездовали?

— Да, Ваша Надменноздь, — ответил капитан стражи. — Громе злуг.

— Звариде их в мазле за зоучаздие в брездублении! Чдо же казаедся оздальных…

— Ваша Надменность, — сказал Петлякат. — Я, конечно, не прочь умереть, если это доставит удовольствие Вашей Надменности, но тогда мы не сможем ни сделать вам подарков, ни предоставить субсидий… верно?

— Черд бобери! — Ай-Душка-Шизик опустил меч, чуть не перерубив ногу Магнану. — Зовзем забыл о бодаргах! — Лицо его приняло задумчивое выражение. — Бозлушай, чдо згажешь, езли я дам дебе возможноздь выбизадь в гамере чег на мое имя, брежде чем дебя газняд?

— Боюсь, это невозможно. Мне потребуется Посольская печать, чековый автомат, шифровальные книги, скрепки, пресс-папье…

— Ладно… бридедзя зделадь изглючение… я оздавлю дебе жизнь, бога не обладяд чег.

— Простите, Ваша Надменность, но я не могу допустить, чтобы из-за меня вы нарушили древние традиции. Раз уж мы все отлучены от церкви, начнем потихонечку голодать…

— Брегради болдадь! Не змей меня доробидь! Гдо гого одлучаед, ды меня или я дебя?

— О, конечно вы, Ваша…

— Бравильно! А я беру звое одлучение обрадно! — Папа свирепо посмотрел по сторонам. — Деберь боговорим о бодарге. Можешь доздавидь два миллиона брямо зейчаз; зовершенно злучайно я бриехал зюда на бронированном авдомобиле.

— ДВА миллиона?! Но речь шла только об одном.

— Зегодня надо бладидь вдвойне.

— Вы говорили, вдвойне платят по средам. А сегодня вторник.

— Во Бабзгому бовелению зегодня — Среда.

— Но вы не можете… то есть, как же это возможно…

— Реформа галендаря. Давно зобирался ее бровезти.

— Ну, тогда…

— Брегразно! Наздоящим даю дебе одзрочгу. Оздальных эдо не казаедзя. Уведиде брездубнигов.

— Ах, Ваша Надменность, — произнес Петлякат куда с большей уверенностью, чем раньше, — я, конечно, благодарен вам за помилование, но, боюсь, мне не справиться с составлением необходимых документов без помощи моих сотрудников…

Ай-Душка-Шизик уставился на посла, сверкая влажными красными глазами.

— Хорошо! Забирай их! Я даю одзрочгу взем, громе вод эдого! — Папа ткнул пальцем в Ретифа. — З ним я зам разберузь. — Стражники придвинулись к Ретифу, направили на него дула пистолетов.

— Может быть, Его Надменность проявит снисходительность, — сказал Магнан, стряхивая с руки остатки паштета из печенки, — и на первый раз простит нашего коллегу, если он пообещает, что никогда больше этого не сделает.

— Чего не зделаед? — подозрительно спросил Папа.

— Не подставит вам ножку. Вы ведь помните, как упали?

— Он бодздавил мне ножгу? — Ай-Душка-Шизик поперхнулся, лицо его посинело. — Збециально?

— О… э-э… наверное, произошла какая-то ошибка… — промямлил Петлякат.

— У вас, Ваша Надменность, необычайно развито чувство юмора, и я уверен, вы сами над собой посмеетесь, когда поймете, как смешно выглядели,

— заявил Магнан.

— Ретиф! Неужели вы… я хочу сказать, вы, конечно, не… — заикаясь, пробормотал Петлякат.

— Как бы не так! — возмущенно воскликнул Магнан. — Я лежал под столом и прекрасно все видел!

— Обызгадь его! — взревел Папа. Стражники кинулись к Ретифу, вывернули карманы его саронга, подобрали упавший на землю вчетверо сложенный листок.

— Аг-га! — вскричал Папа, развернул записку, пробежал ее глазами. — Гонзбирация! — завопил он. — У меня бод нозом! Заговадь его в гандалы!

— Протестую! — Петлякат вытянулся во весь рост. — Нельзя заковывать дипломатов в кандалы каждый раз, когда они допускают в своей работе некоторые оплошности. Разрешите, я сам с ним разберусь, Ваша Надменность. Обещаю, что виновный получит строгий выговор с занесением в личное дело…

— Боги должны болучидь до, чдо им бричидаедзя бо браву! — громовым голосом сказал Папа. — Завдра — велигий браздниг Зреды…

— Завтра четверг, — поправил Папу Магнан.

— Завдра зреда! Зегодня зреда! Наздоящим бовелеваю, чдо взю неделю будед зреда, черд ее бобери! И гаг я уже объявил, эдод дерри зданед учазднигом церемонии. Дагова Бабзгая воля! И хвадид зо мной зборидь!

— О, так он станет участником церемонии? — Петлякат облегченно вздохнул. — Это другое дело. Думаю, денек-другой мы спокойно можем без него обойтись. — Посол усмехнулся тонкой дипломатической усмешкой. — Корпус всегда поддерживал религиозные учения, в какой бы форме они ни выражались…

— Издинные Боги — эдо хугзгие Боги, глянусь Богами! — на весь сад заорал Папа. — Езли я еще раз узлышу из двоих узд ерезь, я бредам дебя анафеме! Бригазываю увезти эдого дерри в храм и бодгодовидь его г ридуалам зреды! Оздальных зодержадь дод арездом, бога боги не объявяд звою волю!

— Господин посол, — сказал Магнан дрожащим голосом и дернул Петляката за рукав ночной рубашки. — Неужели вы допустите, чтобы Ретифа…

— Его Надменность хочет спасти лицо, — конфиденциальным тоном сообщил посол и подмигнул Ретифу. — Не беспокойтесь, мой мальчик. Можно считать, вам повезло: увидите отправление хугских религиозных обрядов, так сказать, изнутри, наберетесь опыта…

— Но… но… — неуверенно произнес Магнан, — если его сварят в масле, зачем ему опыт?

— Немедленно замолчите, Магнан! Я не потерплю слюнтяев в нашей организации!

— Спасибо, что подумали обо мне, мистер Магнан, — сказал Ретиф. — У меня все еще есть мой амулет на счастье.

— Голдовздво? — рявкнул Папа. — Даг я и думал! — Он слегка повернул голову, уставился на Петляката одним глазом. — Увидимзя на церемонии. — Он перевел взгляд на Ретифа. — Зам бойдешь или огажешь зобродивление?

— Ввиду количества пистолетов, на меня наставленных, — ответил Ретиф, — я, пожалуй, не стану оказывать сопротивления.

В маленькой камере было темно и сыро. Руки у Ретифа затекли от наручников; он сидел на деревянной скамье перед небольшим столом, на котором стояла бутылка дурно пахнущего вина. Из-за стены доносились легкие ритмичные постукивания Ретиф сидел в камере уже больше двенадцати часов, и, по его подсчетам, религиозный обряд, в котором он должен был принять непосредственное участие, мог состояться с минуты на минуту.

Постукивания участились, стали слышнее. Раздался неприятный царапающий звук, словно кто-то провел ногтем по стеклу; затем наступила тишина.

— Ретиф, ты здесь? — спросил из темноты тоненький голос.

— Привет, Франтспурт! Заходи в гости! Я рад, что тебе удалось удрать от жандармов.

— От этих недотеп? Ха! А в общем-то, Ретиф, у меня плохие новости…

— Выкладывай, что случилось, Франтспурт. Я — весь внимание.

— Сегодня — праздник, и старый Шизик решил одним махом покончить со всеми своими неприятностями. Хуги уже много месяцев строят Выкуриватель, стаскивают к нему все подряд, начиная от тряпья и кончая старыми автомобильными шинами. Когда праздник будет в самом разгаре, священники собираются поджечь этот хлам и включить помпы. По системе труб дым пойдет в наши жилища. Понимаешь, что это значит? На несколько миль вокруг спизмам негде будет укрыться. Ребятам придется покинуть веками обжитые дома и спасаться на поверхности, где их будут поджидать папские стражники. Спизмам придет конец!

— Душераздирающая история, Франтспурт, и я с удовольствием тебе посочувствовал бы, если бы в данный момент не находился в безвыходном положении…

— Да, конечно, ритуальная церемония. Тебя собираются… — Франтспурт умолк, прислушался. За дверью послышалось звяканье металла о металл.

— Боже великий, Ретиф! За тобой пришли, а я так и не успел сказать тебе самого главного: слишком много времени ушло на прокладку тоннеля, а затем я сдуру начал болтать не о том… — В замочной скважине скрипнул ключ. — Послушай, ты пил вино из этой бутылки?

— Нет.

— Замечательно! В него подмешан сильный наркотик. Когда я уйду, вылей вино и сделай вид, что ничего не соображаешь. Веди себя послушно, выполняй все их распоряжения. Если только они заподозрят тебя в обмане, всем терри на Хуге перережут горло! Крепко запомни: ни в коем случае не поднимай головы, не вытягивай рук и сомкни ноги, когда… — Ключ в замке повернулся с громким щелчком. — Убегаю! Счастливо оставаться! — В углу зашуршало, наступила тишина.

Ретиф схватил со стола бутылку, опрокинул ее над дырой, где только что исчез Франтспурт.

Тяжелая дверь распахнулась настежь, и в камеру неторопливо вошли священник в черной рясе и три стражника с копьями наперевес. Ретиф стоял с пустой бутылкой в руке, загораживая собой дыру.

— Гаг ды зебя чувздвуешь, дерри? — Священник оглядел Ретифа с головы до ног, подошел к нему вплотную, поднял веко, удовлетворенно хмыкнул. Забрав из безжизненной руки пленника пустую бутылку, он поставил ее на стол и громко сказал: — Дебленьгий.

— Ды уверен? — придирчиво спросил один из стражников. — Од эдих иноздранцев можно ждадь чего угодно.

— Гонечно уверен! Гиберазцидиумные реагции зуброзадылочных гагдамихгланд типичны. Глаззический злучай. Уведиде его.

Подталкиваемый наконечниками копий, Ретиф прошел по освещенному факелами коридору, поднялся по спиральной лестнице и неожиданно очутился на залитой солнечным светом площадке. В шуме голосов, доносившихся со всех сторон, отчетливо слышался один-единственный голос.

— …уверяю дебя, бозол Быдлозад, наше озновное божездво, Иг-Руги-Ноги, не дольго брегразный архидегдурный бамядниг, поздоянно набоминающий баздве о вдором бришездвии, но и орагул, регулярно вещающий по зредам в чаз боболудни. Гонечно, мы не взегда бонимаем, о чем он говорид, но взе злушаюд его з бочдидельным возхищением…

Глаза Ретифа привыкли к яркому свету, он увидел огромный трон из черного дерева с резными змеями, на котором величественно восседал Папа в алой мантии. Справа от него стоял Петлякат, слева — сотрудники дипломатической миссии, окруженные солдатами с ятаганами.

Священник, сопровождавший Ретифа, подошел к трону, елейно поклонился.

— Ваша Надменноздь, Дод-Гдо-Избран находидзя здезь. — Он махнул рукой в сторону Ретифа.

— Он… ах?.. — Ай-Душка-Шизик вопросительно Поднял бровь.

— Глаззичезгий злучай гиберзадылочных фигвамболибов, — сообщил один из стражников.

— Звариде эдого болдуна в мазле, — нахмурившись, сказал Папа. — Он злишгом много знаед.

— У вас усталый вид, Ретиф, — заметил Петлякат. — Надеюсь, вы хорошо спали? Вас удобно устроили?

Ретиф смотрел на левое ухо посла отсутствующим взглядом.

— Ретиф! Господин посол задал вам вопрос! — резко сказал Магнан.

— Наверное, он богрузился в медидацию, — торопливо произнес Ай-Душка-Шизик. — Начнем церемонию…

— А вдруг он болен? — не унимался Магнан. — Может, ему лучше присесть…

— Ах! — воскликнул Папа, вытягивая вперед руку. — Нам еще бредздоид одбраздновадь начало церемонии!

— Да, конечно. — Петлякат уселся на маленькую скамеечку рядом с троном.

— Отсюда открывается великолепный вид, Ваша Надменность…

Почувствовав, что стражник подтолкнул его в спину, Ретиф повернулся и увидел прямо перед собой улыбающегося во весь рот хугского идола.

Гигантская рука с растопыренными пальцами, огромное бронзовое лицо со стилизованными хугскими чертами находились всего в пятидесяти футах от площадки, расположенной на вершине холма, где стоял Ретиф. Казалось, идол обладал злой волей — впечатление это создавал огонь, мерцавший в глубоких глазных впадинах. Тонкие струйки дыма текли из круглых ноздрей — каждая диаметром в дюйм — по покрытым копотью щекам и растворялись в прозрачном воздухе. Рот от уха до уха, казалось, раскалывал лицо пополам; зубы, похожие на лопаты, далеко отстояли один от другого, а в промежутках была видна полированная металлическая глотка, тускло освещенная горящим внизу огнем.

Два монаха подошли к Ретифу, принялись украшать его саронг ритуальными лентами. Третий монах стоял сзади и что-то гнусавил на хугском языке. Вдалеке барабаны медленно били дробь. Толпа, заполнившая склоны холма и равнину внизу, шумела.

Ретиф стоял неподвижно, глядя на глубокий желоб в два фута шириной, выдолбленный в камне у его ног и обрывающийся ярдов через десять, почти у самого рта Бронзового Бога. Служка усердно лил в желоб масло, размазывая его по стенкам руками.

— Скажите, а в чем заключается ритуал? — спросил Петлякат, вспомнив о своих дипломатических обязанностях.

— Бодождешь — увидишь, — коротко ответил Ай-Душка-Шизик.

— Господин посол? — Магнан откашлялся. — Взгляните, он в наручниках.

— Значит, таков обычай, — резко сказал Петлякат.

— И эта канава, — продолжал Магнан. — Она начинается рядом с Ретифом, а обрывается прямо у пасти этого жуткого руконога…

— Мистер Магнан, вы — прекрасный экскурсовод, но я тоже не слепой. Между прочим, — Петлякат понизил голос, — вы случайно не захватили с собой фляжку?

— Что? Нет, господин посол. Могу предложить вам антигриппозный аэрозоль, если хотите. И все-таки эта канава…

— Жарко, не правда ли, Ваша Надменность? — Петлякат повернулся к Папе.

— Нечем дышать…

— Дебе не нравидзя наша богода? — угрожающе спросил Папа.

— Нет, нет, очень нравится. Я с детства обожаю жару.

— Ваша Надменность, — обратился к первосвященнику Магнан, — вы не могли бы сказать, что будет с Ретифом?

— Его ждед большая чездь.

— Все мы гордимся, что одному из нас выпало счастье познать хугскую философию, приняв непосредственное участие в отправлении религиозного обряда, — назидательным тоном заявил Петлякат и свистящим шепотом добавил:

— Сядьте на место, Магнан, и прекратите болтать!

Папа вновь заговорил по-хугски; монахи схватили Ретифа, сняли с него наручники, ловко уложили в желоб лицом вниз. Барабанная дробь усилилась. Ретифа подтолкнули, он почувствовал, что начал скользить вниз.

— Господин посол! — взвизгнул Магнан. — Мне кажется, они хотят скормить его этому чудовищу!

— Какая чушь! — презрительно сказал Петлякат. — Наверняка все, что происходит, символично. И должен вам заметить, мистер Магнан, ваше поведение недостойно опытного дипломата.

— Стойте! — голос Магнана сорвался. Ретиф, скользивший все быстрее и быстрее, услышал топот ног, тяжелый всплеск. Костлявые пальцы обхватили его за голени; повернув голову, он увидел белое, перекошенное от страха лицо Магнана. Желоб закончился, и два человека, описав в воздухе короткую изящную дугу, упали в челюсти Бронзового Бога.

— Не вытягивай рук и сомкни ноги, — сказал Франтспурт. Ретиф пролетел между огромными зубами, задохнулся на секунду горячим воздухом, затем неожиданно со всего размаху ударился о сетку из тоненьких упругих нитей, которая сначала подалась, а затем отшвырнула его назад. Он упал на сетку еще раз, схватился за веревочную лестницу, висевшую справа от него, и только сейчас почувствовал тяжесть тела Магнана, вцепившегося ему в ноги мертвой хваткой.

— В яблочко! — взвизгнул чей-то тоненький голос над его ухом. — А теперь сматываемся отсюда, пока хуги не разобрались, что к чему!

Ретиф поставил ногу на ступеньку веревочной лестницы, наклонился, поднял Магнана за шиворот, поставил рядом с собой. Жара была удушающей, хоть они и находились в самом начале глотки Бронзового Бога.

— Что… что… что… про… про… про… — заикаясь, пробормотал Магнан, пытаясь ухватиться за веревку.

— Скорее, Ретиф! — нетерпеливо сказал Франтспурт. — Из ноздрей ведет потайной ход!

Ретиф помог Магнану вскарабкаться по лестнице. Они вошли в тоннель, проложенный в металле, и, следуя за спизмом, начали спускаться по шероховатым ступенькам. Снизу до них доносились недоуменные голоса хугских стражников.

— Полный порядок, — сказал Франтспурт. — Передохните немного, а потом я познакомлю вас с ребятами.

Они зашли в пещеру с самодельным каменным полом, освещенную лампами, в которых тускло горели ароматичные масла. Сотни глаз, расположенных на концах тонких трубочек, уставились на пришельцев. Красным спизмам из клана Франтспурта не сиделось на месте — они перемещались подобно крабам на средиземноморском побережье. В углах пещеры стояли бледно-голубые спизмы на длинных ногах; в нишах и на полках сидели крохотные зеленые спизмы, а рядом с ними — оранжевые с белыми пятнами. Темно-вишневые спизмы свисали с потолка, как сталактиты, махая в воздухе тремя ногами.

Магнан изо всех сил вцепился Ретифу в руку.

— Г-господи п-помилуй, Ретиф! — задыхаясь, пробормотал он. — Может, мы умерли, и моя тетушка Минерва оказалась права…

— Знакомься, Ретиф! — весело воскликнул Франтспурт, вспрыгивая на каменный пьедестал в центре пещеры. — Это — наши ребята. Мы с ними не один пуд соли вместе съели, и хоть сейчас они очень стесняются, ни один не отказался помочь, когда стало известно, что ты попал в беду.

— Поблагодари их от моего имени и от имени мистера Магнана. Ощущения были незабываемыми, правда, мистер Магнан?

— По крайней мере я никогда их не забуду. — Магнан шумно сглотнул. — Но послушайте, Ретиф, как вам удается разговаривать с нечистой силой? Вы… надеюсь, вы… не заключили договор с дьяволом?

— Эй, Ретиф! — громко сказал Франтспурт. — Твой друг, кажется, напичкан расовыми предрассудками?

— Конечно нет! — возмущенно воскликнул Магнан. — Лучшие мои друзья, независимо от цвета шерсти, отъявленные негодяи… э-э… я хочу сказать, в нашей профессии приходится встречаться…

— Мистер Магнан немного не в своей тарелке, — объяснил Ретиф. — Он никак не думал, что ему придется играть активную роль в событиях сегодняшнего дня.

— Кстати, о сегодняшнем дне, — сказал Франтспурт. — Надо как можно скорее вывести вас на поверхность. Помпы начнут работать с минуты на минуту.

— Куда вы собираетесь уйти, когда вас начнут выкуривать?

— Мы проложили маршрут по канализационным трубам, которые выходят на большое поле в нескольких милях от города. Остается надеяться, что там нас не будут поджидать вооруженные стражники.

— А где находятся помпы? — спросил Ретиф.

— Наверху, в животе Ик-Руки-Ноги.

— Кто ими управляет?

— Несколько священников. Почему ты спрашиваешь?

— Как можно туда попасть?

— В живот ведут несколько потайных ходов. Но сейчас нельзя терять времени на осмотр достопримечательностей…

— Ретиф, вы что, с ума сошли?! — вскричал Магнан. — Если священники нас увидят, нам крышка! На той самой кастрюле, где нас сварят в масле!

— Мы попытаемся увидеть их первыми. Франтспурт, ты сможешь найти дюжину-другую добровольцев?

— Для того, чтобы залезть в бронзового бога? Не знаю, Ретиф. Ребята очень суеверны…

— Мне необходимо, чтобы они совершили отвлекающий маневр, пока мистер Магнан с моей помощью не начнет переговоры…

— Кто, я? — пискнул Магнан.

— Переговоры? — Франтспурт презрительно фыркнул. — Великие небеса, Ретиф, разве с хугами можно о чем-нибудь договориться?

— Кха, гм… — Магнан откашлялся, прочищая горло. — Вы плохо представляете себе, мистер Франтспурт, на что способен истинный дипломат.

— Ну что ж… — Франтспурт повернулся к своей аудитории, что-то прожужжал, потом соскочил с пьедестала. Его тут же окружили спизмы самых разнообразных размеров и расцветок. — Мы готовы, Ретиф! Вперед!

Изнутри живот Ик-Руки-Ноги был похож на гигантскую пещеру. В дальнем ее конце хугские рабочие бросали в топку огромной печи старые башмаки, связки журналов, ломаные изделия из пластика. В пещере царил полумрак, лишь отблески света играли на металлических стенах. От чадного воздуха слезились глаза.

Франтспурт, стоявший рядом с Магнаном и Ретифом, глубоко вздохнул.

— Страшно подумать, что будет, когда они начнут качать дым в наши жилища…

— Где священники? — шепотом спросил Ретиф.

Спизм протянул руку-проволоку к башенке, находившейся наверху узкой лестницы, огороженной перилами.

— У них там командный пункт.

Ретиф посмотрел по сторонам.

— Послушай, Франтспурт. Расставь своих ребят по местам и жди. Дай мне пять минут. Потом показывайтесь рабочим по очереди и стройте им рожи пострашнее.

Франтспурт повернулся, что-то прожужжал, и спизмы исчезли в темноте.

— Может, подождете меня здесь? — предложил Ретиф Магнану.

— Куда это вы собрались?

— Хочу навестить духовных лиц и провести с ними душеспасительную беседу.

— А я останусь один? С этими упырями-спазмами? Ни за что!

— Хорошо, пойдемте со мной. Только не шумите, а то в животе бога ко всем прочим запахам прибавится запах горелых дипломатов.

Поднявшись по узкой лестнице, Ретиф сделал несколько шагов от двери, ведущей в башенку, осторожно заглянул в пыльное окно. Скучающий хугский священник со свитком в руках сидел, развалившись, в кресле; монах в черной рясе стоял рядом с ним в почтительной позе. Внезапно по бронзовому животу Ик-Руки-Ноги прокатился скорбный протяжный стон.

— Что такое? — Магнан подпрыгнул, чуть не упал, уцепился за Ретифа.

— Наши союзники пошли в наступление, — тихо сказал Ретиф.

Хуги, нервно оглядываясь по сторонам, перестали топить печь. Раздался еще один протяжный стон. Один из рабочих бросил лопату, что-то забормотал себе под нос. Священник подошел к окну, посмотрел вниз, сделал знак монаху, который тут же выскочил на лестницу, перегнулся через перила и заговорил на хугском языке. Ему ответил хор голосов. Двое рабочих пошли к выходу. Монах закричал им вслед; по всему помещению прокатилось громкое эхо. Затем наступила мертвая тишина, которую нарушил хриплый вопль, перешедший в нечто напоминающее предсмертные рыдания. Монах подскочил на месте, резко повернулся, кинулся к дверям в башенку. Нога его соскользнула со ступеньки, он упал между стойками перил, едва успев ухватиться за одну из них, и в этот момент увидел перед собой изумленное лицо Магнана.

У монаха отвалилась нижняя челюсть. Он набрал полную грудь воздуха, собираясь заорать…

Магнан сорвал с себя лилово-розовый кушак, скомкал его, сунул хугу в рот. Издав звук, напоминающий хрюканье свиньи, монах отпустил стойку перил, полетел вниз и с гулким стуком ударился о кучу сваленных под лестницей автомобильных шин. Рабочие с громкими воплями побежали к выходу. Ретиф быстро сделал два шага, вошел в открытую дверь башенки. Священник, стоявший у окна, резко повернулся, вскрикнул, кинулся к микрофону, стоявшему на столике в углу. Ретиф вытащил из саронга пистолет, направил дуло на священника.

— Если вы сделаете сообщение сейчас, оно будет неполным, — сказал он.