– Расплавленное серебро способно ослепить навек – неважно, кем родился ты, дракон иль гном, иль человек. Лишь тот, чьё сердце из огня, способен жар твой поглотить, нырнуть на дно и победить, увидеть тьму средь бела дня.

– То выбор смертных, не богов, – негромко сказал чей-то голос за спиной Ри. – Не властны боги выбирать. Они способны лишь на власть, безжиненную ада страсть. Они с рождения рабы, они не могут путь менять, и властны лишь определять, кого и как на смерть послать.

Дрожащая вэйта боялась обернуться, чтобы не спугнуть призрак. Закрыв глаза, она едва слышно продолжила древние слова:

– …Но смертные сильнее вас. Ведь мы способны сострадать. Способны боль мы ощущать, способны видеть и прощать. Мы тоже знаем слово – страсть! Но мы зовём её любовь! Она любого сердца часть, она всесильна! Вот в чём власть! Не приказать идти на смерть, а жизнь спасти, отдать свою, но не убить – вам не понять. Богам любовь не осознать.

– Тот, кто познает смерть любви – лишь тот способен богом быть. Любовь родится вновь, но бог – не властен это ощутить. – тихо закончил голос. Трепещущая Ри медленно обернулась.

– Это слова демона Йакса, – негромко сказал тот самый чёрный грифон, который сторожил её утром. – Я не знал, что их ещё помнят.

– Поберегись!.. – грохот заставил всех рабочих пригнуться. Почва подпрыгнула почти на дюйм, со многих станков посыпались стружки и пыль. Рогвальд утёр пот со лба.

Вместе с людьми своей бригады он приблизился к гигантской станине главного парового молота. Там пылала жаром стальная пластина, слегка выгнутая и обрезанная подобно лепестку ромашки. Только размером с лошадь. Оператор молота, старый гном Дарук, дал знак котельной команде переключить клапана на подьём.

Из цилиндров, скрытых за предохранительной стеной, с оглушительным шипением вырвалась струя пара. Сбросив давление, клапана вновь закрылись, однако теперь пар поступал на нижнюю плоскость поршней, и огромная, стосемидесятитонная баба молота нехотя начала подниматься. По могучим стальным балкам текло горячее масло.

Несколько полуголых людей стояли прямо на станине молота и по мере подьёма бабы протирали тускло блестящие направляющие. Рогвальд вновь утёр пот, заливавший ему глаза. В цехе было необычайно жарко.

– Пошли, пошли, пошли! – поторопил он рабочих. Ругаясь и кляня бригадира на чём свет стоит, люди подцепили заготовку длинными клещами и, дружно выдохнув, перетащили на специальную тележку, стоявшую рядом. Подошёл высокий и тощий мастер Гефез, один из немногих людей-кузнецов на заводе.

– Та-ак, та-ак… – он внимательно оглядел раскалённую стальную пластину. – Всё хорошо, эта лопасть готова. Можно отправлять на шлифовку.

«Лопасть?…» – Рогвальд тряхнул головой. Уже четвёртый день он работал на этом невозможном заводе, где каждый станок был если не лучше, так уж точно не хуже самых совершенных гномьих приборов. А некоторые, как этот гигантский паровой молот, значительно превосходили даже способности подгорного племени.

Гному на заводе сразу дали бригаду чернорабочих и приставили к молоту; эльфам катастрофически не хватало специалистов. В первый день Рогвальд попытался опротестовать свой приговор. Он уселся на пол и заявил, что скорее умрёт, чем станет работать. Тогда эльф-надзиратель выбрал из бригады первого попавшегося рабочего и прямо на глазах гнома забил его до смерти плёткой из жил дракона. Рогвальда держали шестеро других надзирателей и заставляли смотреть.

Он кричал, что всё понял и станет работать, ругался, молил и требовал – не помогло. Эльф продолжал хлестать человека, пока его тело не превратилось в окровавленный кусок мяса. Остальные рабочие угрюмо смотрели в сторону. Они привыкли.

– За каждую твою попытку неповиновения мы будем убивать одного человека,

– бесцветным голосом сообщил надзиратель потрясённому гному. – Людей у нас втрое больше, чем нужно для работы. Запомни это раз и навсегда.

Рогвальд был так шокирован, что когда его отпустили даже не попытался напасть. Он просто сел на пол рядом с окровавленным телом и до самого вечера не шевелился. Утром он молча встал во главе бригады и начал работать.

Несмотря на ненависть и страх, в душе гном не мог не поражаться совершенству машин. На заводе работали в основном рабы и каторжники; почти все они были людьми. Несколько опытных гномов, как и сам Рогвальд, числились элитой и по окончанию рабочего дня – а длился он пятнадцать часов

– отправлялись в особый барак для «специалистов». Но даже там жизнь была до того ужасна, что Рогвальд боялся и думать, в каких условиях содержутся простые рабочие.

В плане завод напоминал гигантскую подкову. Расположенный в петле бурной речки Саохэ, он был огорожен тройным забором из колючей проволоки – ещё одним изобретением эльфов. За изгородью постоянно ходили люди-охранники с овчарками; здесь были наёмники со всех концов мира, даже из Эравии. Эльфы на заводе занимались в основном руководством и поддержанием порядка.

Система наказаний могла бы восхитить любого садиста. Придуманный эльфами метод «косвенного внушения» был необычайно эффективен; за вину одного наказывали всю бригаду кроме самого виновника. Тем самым, рабочие самостоятельно поддерживали дисциплину – в бараках никогда не появлялись охранники, даже если звуки оттуда однозначно говорили о происходящем убийстве.

Производительность труда поддерживалась не менее эффективными средствами. Бригады всегда получали одинаковое задание парами, и та, которая успевала исполнить его в срок, получала в качестве награды удвоенный рацион питания в течение пяти дней. Рацион удваивали за счёт проигравших.

Большая секция завода, смежная с рекой, была огорожена от остальных цехов толстой каменной стеной в четыре человеческих роста. Рогвальд не был уверен, но судя по всему – территория за стеной была затянута сверху колючей проволокой словно крышей. Зачем это было нужно, гном не понимал.

Из закрытых цехов поступали слитки металла для прессования, земляные формы для литья, даже громадного размера готовые отливки – эти шли на шлифовку. Подлинное сердце завода находилось там. И тем не менее, за все четыре дня плена, Рогвальд ни разу не видел, чтобы из-за стены вышел хоть один человек или эльф.

…Все эти мысли пронеслись в голове гнома, пока его люди тащили к молоту очередной брусок. Тяжко вздохнув, Рогвальд вновь утёр со лба пот.

– Как давление? – крикнул он Даруку. Оператор молча показал сжатый кулак; это значило, что молот готов. Крякнув, Рогвальд подошёл к своей бригаде и все вместе они втащили брусок на наковальню. Несколько минут ушло на позиционирование.

– Поберегись! – уже привычно крикнул гном. Земля подпрыгнула, грохот ударил посильнее любого грома. Стоявшие рядом с наковальней люди сразу окатили дымящуюся бабу молота холодной водой.

– Подьём…

Вновь зашипел пар. Но прежде, чем молот занял рабочее положение, вдали послышался заунывный гул. Рогвальд вздохнул с облегчением.

– Грузи металл! – приказал он. – Отвезём на склад и спать…

Пока обслуживающие молот рабочие гасили топку и оборачивали направляющие промасленной тканью, люди Рогвальда перетащили очередную лопасть на тележку и молча, без смеха и веселья, двинулись к баракам. Бригадир шёл в конце, вместе с Даруком и молодым гномом Гизмо, отвечавшим за шлифовальные станки.

– Интересно, кому нужны лопасти размером с коня? – устало буркнул Рогвальд, когда гномы добрались до своего барака и рухнули на нары. Сосед Рогвальда, молодой Гизмо, фыркнул в бороду.

– Ты новенький, потому и спрашиваешь.

– Да-а? – заинтересовался Рогвальд. – Что ж я такого упустил?

– Много чего, – буркнул Гизмо. – Здесь вообще творится что-то странное. Рогвальд фыркнул.

– Это я как раз не упустил.

Старый Дарук отхлебнул кисловатой настойки из каких-то растительных волокон; по мнению эльфов, эта жидкость отлично восстанавливала силы.

– Да уж, странностей здесь навалом… – пробасил он, мрачно глядя в окно. – Вы, молодёжь, тут недавно появились, а я уже второй год сижу… Рогвальд встрепенулся.

– А тебя-то за что загребли?

– За жадность, – буркнул старый гном. – Заказали мне как-то отлить из золота статую одного эльфа, притащили гипсовый образец и кучу металла… Гизмо подмигнул Рогвальду.

– А он возьми да и подумай – зачем тратить золото на статую, когда можно её из свинца отлить а сверху покрыть золотишком? Гномы невесело рассмеялись.

– Да уж, золото нас до добра не доведёт, – тяжело сказал Рогвальд, когда смех стих. – Люди, вон, сказки сочиняют о драконах, что кладов алчут, а драконам-то на золото плевать с высокого дерева!

– Этакие сказки про нас лучше сочинять, – мрачно добавил Гизмо.

Рогвальд помолчал. Семь других гномов, которые жили с ними в бараке, сегодня работали в ночную смену.

– А какие сказки прикажешь сочинять об эльфах после… этого? – негромко спросил гном, кивнув на окно. Там уже зажглись ночные осветители – огромные слепящие шары белого света. Рогвальд плохо разбирался в электричестве, но узнать его работу мог всегда. Дарук тяжело вздохнул.

– Не знаю я, брат, что и сказать. Перевернулся мир…

– Скорее, перевернули! – зло возразил Гизмо. – И я знаю, кто. Рогвальд вздрогнул.

– Кто? Гизмо придвинулся поближе и зашептал ему на ухо:

– Сам знаешь, эльфам в жизни не создать и одного винтика. Думал я раньше, отыскали они предателей среди нашего брата, подкупили или как нас, заставили… Но нет, ошибался я! Не тангаров это работа!

– Как не тангаров? – Рогвальд опешил. – Да кому окромя нас такое построить?!

– Так построили ведь, – коротко ответил Гизмо. – Я тут полгода уже парюсь, браток, и скажу точно: тангарами здесь и не пахнет.

Он огляделся, словно боялся шпионов. Пустой барак был залит мёртвенным электрическим светом из окон, на соседних нарах старый Дарук хлебал водянистую похлёбку.

– Ты вот что подумай, Рогвальд… – Гизмо сверкнул чёрными глазами. – Уже пять дней, как у меня на станках шлифуют огромные лопасти. А до того, мне Дарук говорил, больше года на главном молоте ковали широкие, квадратные стальные листы. Зачем, не догадываешься? Рогвальд тревожно дёрнул себя за бороду.

– Больше года, говоришь?… И много наковали?

– Прилично, – зловеще кивнул Гизмо. – Только я, брат, уже давно смекнул что тут нечисто, и принялся зарисовывать форму всех деталей, что давали нам на шлифовку. Дарук когда узнал – помог мне, описал что ему раньше ковать приходилось. И как думаешь, что у нас вышло полгода спустя? Рогвальд даже привстал от волнения.

– Ну?!

– Корабль, – глухо сказал гном. – Эльфы строят гигантский стальной корабль размером в целую деревню, если не больше. Эти лопасти, что мы сейчас куём, станут работать на манер хвоста акулы, если им крутить а не размахивать. Рогвальд отшатнулся.

– А двигатель? Откуда они возьмут такой двигатель?!

– Ты что, железную дорогу не заметил? – вопросом на вопрос ответил Гизмо. Гном от волнения теребил бороду.

– Тайна горячего пара… – прошептал Рогвальд. И в сердцах топнул ногой.

– Сварить бы заживо тех, кто раскрыл её эльфам!!!

– Эт-точно… – прошептал Гизмо. – Видел стену? Там они, голубчики, и обитают, погибель наша.

– Кто? – не понял Рогвальд.

– Драконы! – выдохнул молодой гном. – Разноцветные, огромные, рогатые, с вот такими зубами! Завидя выражение лица Рогвальда, Гизмо усмехнулся.

– Не сомневайся, брат, – он вздохнул. – Драконов не только я видел. И Дарук, и Тимли – ты с ним говорил вчера, помнишь, краснобородый. Да что смотришь так – не заметил, что-ли, баржи со скотом, позавчера по реке прибывшей? Нас-то небось мясом не кормят. Рогвальд невольно повернулся к Даруку. Тот, не прекращая есть, кивнул:

– Проволока над стеной. Что б не летали.

– Драконов можно увидеть, когда большие отливки через ворота везут, – добавил Гизмо. – В цепи закованы, крылатые, в полтора-два раза больше лошади, с рогами и шипастым хвостом!

– Э-э-э… – Рогвальд заставил себя смолчать. Почесал в затылке. – Драконы, говоришь? С во-от такими зубами? Гизмо обиженно скрестил руки на груди.

– Не веришь? Рогвальд фыркнул.

– Отчего ж не поверить… – он запустил руку под рубаху и снял с шеи тонкую нательную цепочку. – Только зубы у дракона вот такие, браток. Гизмо поднял на Рогвальда квадратные глаза.

– Настоящие?!

– Ещё бы, – гном бережно погладил два длинных изогнутых клыка, висевших на цепочке. – Я их сам у дракона из пасти вырвал.

Рогвальда невольно передёрнуло, когда он вспомнил тот день. Альтаир с блеском провернул рискованное дело, раздобыв целый мешок бриллиантов. Той ночью вся шайка праздновала до безумия, Даим вытащил из дальних пещер лучшие вина… Дракончик выпил половину бочёнка крепкой атаманской чачи, запивая элем и красным вином, и адская смесь повлияла даже на него. Гнома до сих пор трясло при воспоминании, как юный дракон попытался взлететь с карниза пещеры, потерял устойчивость в воздухе и рухнул на скалы. К счастью, тяжёлых ран Альтаиру удалось избежать, но долго потом он ходил, хромая, и стеснялся открывать беззубую пасть. А клыки Рогвальд забрал себе, чтобы проучить дракончика…

– Что-то маловаты они для дракона, – с сомнением заметил Дарук, подойдя к беседующим. Рогвальд кивнул.

– Это детёныша клыки. Двенадцать лет ему было. Гизмо вздрогнул.

– Сам убил? – спросил он с запинкой. – Или мёртвого отыскал? Гном прищурился и внимательно посмотрел на товарища.

– А что? – Рогвальд подался вперёд. – Ты, случаем, не против? Гизмо помолчал.

– Как сказать, – буркнул он наконец. – Драконы, они конечно твари здоровенные и зловредные… Рогвальд молча ждал.

– Понимаешь, мы тут о них много нового узнали, – неохотно продолжил Гизмо. – Это ведь они завод построили для эльфов. В технике драконы смыслят получше любого тангара, и не смотри так – самому противно, но что поделаешь. Дарук смерил соседа сухим взглядом.

– Да говори уж, – буркнул он. Гизмо вздохнул.

– Рогвальд… Нельзя детёнышей драконов трогать. Никогда. Любой дракон, если это узнаёт, становится даже не зверем – машиной для убийства. Они могут стерпеть многое, даже рабство, как видишь, но это – это для них… Ну, святое. Грань. После такого дракона уже не остановить. Пока в нём хоть капля крови есть, будет рвать и крушить. А драконы страсть какие живучие! Ты, когда порешил того драконёнка, подумал, что станет с деревнями да городами по соседству? Родители ведь их с землёй сровняют, за тобой охотясь! Рогвальд довольно долго молчал.

– Вот, значит что… – пробормотал он наконец. – И как, если не секрет, эльфы это узнали?

– Ведомо как, на собственной шкуре, – ответил Дарук. – Ходят слухи тут… Много слухов. Говорят, пятнадцать лет назад в Элиранию из-за океана заявилась целая сотня драконов – видать племя или стая, потому как с ними и детёныши были, и самки на сносях. Года два эльфы к ним приглядывались, в лесах таились. Драконы и не подозревали, что в самое сердце Элирании залетели, считали – дикие земли осваивают… Пока однажды какой-то не в меру ретивый охотник пристрелил парочку детёнышей. Вот тогда эльфы и узнали, что после такого бывает с драконами.

– Им просто повезло, что крылатые совершенно не ожидали атаки, – кивнул Гизмо. – Эльфы успели перебить почти всех самцов, считай половину племени, иначе озверевшие драконы в натуре вынесли бы Элиранию подчистую. Остались, в основном, самки да детёныши. Эльфы бы и этих порешили, кабы не вождь драконов. Он уцелел в первой бойне, а потом – когда выжившие в плен попали

– сам за ними вернулся. Говорят, этот дракон то ли гений, то ли маг – в общем, он сумел эльфов убедить, что от живых драконов пользы будет больше, чем от мёртвых.

– Вот нам и польза… – сквозь зубы процедил Дарук. – Эх, раздавить бы гада ещё в яйце! Как можно было эльфам столько тайн раскрывать?! Такую силу в руки давать?! Рогвальд сжимал и разжимал кулаки.

– Так вот откуда взялся мой драконыш… – выдавил он после долгого молчания. – А я то, старый ишак, гадал, почему он эльфов ненавидит… Взглянув на удивлённого Гизмо, Рогвальд с трудом взял себя в руки.

– Жив драконёнок этот, – он кивнул на цепочку. – Друг он мой, считай сын приёмный. Как-то раз разбился ненароком, клыки выбил, вот и подарил мне на память. Дарук отпрянул.

– Друг?! Дракон?!

– Именно, – Рогвальд опустил голову. – Малыш мой крылатый. Ох боюсь я, братья, не попал бы он в беду… Бежать мне надобно! Гизмо наконец опомнился.

– Бежать отсюда всем хочется, – заметил он мрачно. – Да только крылья нужны для этого. Тишина.

– Крылья? Рогвальд поднял глаза.

– Крылья… – повторил он медленно. И широкое лицо гнома впервые после пленения тронула улыбка. – Крылья, говоришь? Гизмо и Дарук молча переглянулись.