Святослав ЛОГИНОВ
      ЗЕМНЫЕ ПУТИ
      Глава 1. ПОВЕЛИТЕЛЬ МЕЧЕЙ
      Тяжёлый, отполированный временем и штанами, хозяйский табурет был вынесен на улицу под открытое небо. На табурете, небрежно закинув одну ногу поверх другой, сидел доблестный кёниг Фирн дер Наст. А сам хозяин стоял на коленях неподалёку и, ударяя сцепленными руками в грудь, твердил:
      - У меня ничего нет! Клянусь пресветлыми богами, у меня нет совсем ничего!
      - Верю... - улыбнулся дер Наст.
      Торп даже рот разинул от удивления, услыхав такое признание. Но в эту минуту длиннополый чародей Парплеус, стоящий рядом с кёнигом, наклонился вперед и проницательно возгласил:
      - А вот огородник Нежер, спрошенный нами, объявил, что деньги на выплату недоимок - четыре грошена с лишком - ссудил ему ты.
      Торп кивнул согласно и робко возразил:
      - Но ведь Нежер не вернул мне долг, и теперь у меня ничего нет.
      - А ты спрашивал с него?
      - Нет, конечно, откуда у огородника такие деньги?
      - А у тебя они откуда?
      - Продал купцам шкурки двух выдр.
      - И тут же кинул деньги огороднику...
      Торп вздохнул и чуть заметно пожал плечами, не то признаваясь в собственной расточительной глупости, не то печалуясь, что такой высокоучёный господин, превзошедший премудрости геликософии и дактилономии, не может понять вещей обыденных, очевидных для всякого простака.
      - А еще, - не успокаивался Парплеус, - стало известно, что некая вдова из Маженице также неоднократно получала от тебя деньги.
      - На что же мне ещё тратить деньги...
      - Значит, они у тебя есть, - обронил слово кёниг.
      - Нету!.. - взвыл Торп. - Тогда я охотился на ондатру и продавал шкурки, а нынче - весна, шкура лезлая и ничего не стоит!
      - Сейчас он скажет, что не имеет даже медного кёртлинга на хлеб, заметил Парплеус.
      - Истинно так!
      - А что же ты тогда тут жрёшь?! Или ты, как девственная блудница перебиваешься дарами Нота и Зефира? Не вздумай лгать перед лицом господина и выдумывать небылицы! В деревнях голод, а на болоте весной нет никакой пищи!
      - Есть, - смиренно возразил Торп, глядя на обличающий перст геликософа. - Корни аира, ряска, но лучше всего - улитки. Здесь прорва самых лучших улиток, даже на виноградниках Монстреля таких не сразу найдёшь. Улиток надо выдерживать три дня на стружках молодого граба, чтобы у них прочистило нутро, а потом самое время тушить их со щавелем и кресс-салатом. Хорошо ещё добавить латук...
      Хитроумный Торп мог долго расписывать прелести своей холостяцкой кухни. Прежде этот приём действовал безотказно. Старый кёниг, брат нынешнего повелителя, немедленно размякал от подобных речей, соглашался откушать тушёных моллюсков и в результате забывал, что явился в болотистую глухомань не обедать, а карать слишком независимо живущего мужика. Плохо, когда мужик о себе мнит, от этого убавляются силы сеньора. И кто знает, не из-за Торпова ли угощения настолько ослабел Гляс дер Наст, что не заметил, как брат прячет в рукаве нож.
      И вот теперь к Торпу явился новый кёниг - худой и жилистый, которого ничуть не соблазняют кухонные рассказы пронырливого мужика.
      Торп с причмокиванием закончил последнюю фразу и выжидательно уставился на непрошеных гостей. Дер Наст сидел с невозмутимым видом. Парплеус, не ожидавший от смерда такого красноречия, выглядел озадаченным; заплетённая в косы борода чародея потемнела от пота. Стражник, пришедший на хутор вместе с кёнигом, стоял столбом и был, кажется, озабочен лишь одним - как бы, не шевельнувшись и не привлекая к себе внимания, согнать с носа перебравшего крови комара. Из всех пришельцев жил лишь мальчишка-прислужник, стоявший за плечом у хозяина. Пучком фазаньих перьев он отгонял кровососов от макушки кёнига, не забывая на отмахе облегчать и собственную участь.
      - Много слов, - произнес дер Наст.
      - Подозрительно... - поддакнул мудрый Парплеус.
      - Проверь, что у него в каморах, - ни к кому особенно не обращаясь приказал кёниг.
      Воин радостно сорвался с места и остервенело терзая свербящий нос, скрылся за домом.
      Через полминуты он выскочил обратно и торжествующе протрубил:
      - Да у него корова есть! Куда-то отогнана, но следы не спрячешь. Корова тут у него!
      Торп стукнулся лбом в песок.
      - Государь, пощады!.. Я же с голоду без неё умру! Пропаду зазря...
      - Тяжело будет, - посочувствовал кёниг, - Ну да как-нибудь на улиточках перебьёшься, не подохнешь. Веди сюда свою корову, а то я тороплюсь.
      Торпу для острастки и, чтобы под ногами не путался, дали в лоб, и теперь он валялся на земле, сходу разучившись голосить. Найденную корову обвязали верёвкой за рога и двинулись в обратный путь.
      А путь предстоял немалый и непростой - через моховые прорвы, затянутые густым илом, мимо железных ям, где никакое черпало не досягнет дна, вдоль зыбких промоин, окон, дразнящих голубым огоньком, сквозь владения шишиг и кикимор, напролом по зарослям хвоща к сухим королевским борам, где добытчиков ожидали оставленные без присмотра кони.
      Слюнявая толстобокая коровёнка, конечно, не могла окупить усилий гордого кёнига, но коровёнка в таких делах и не принималась в расчёт. Важно было прийти и взять дань, иначе в магической защите повелителя мечей появится брешь, и тогда дни повелителя будут сочтены.
      Из остальных мужиков налоги выколачивали солдаты, а вот к жилищу Торпа добраться они не могли. А может быть, просто не хотели стараться. Ведь в самом Торпе на грош не было магии, и он не сумел бы отвести глаза охотникам за недоимками.
      Проще всего было бы зарезать хама, но дер Наст понимал, что на пожилом месте, да ещё спрыснутом кровью, и, к тому же, в непроходной глуши непременно заведётся лихо. И чтобы ни говорил Парплеус, какие бы волхования ни учреждал, обещая патрону мир и безопасность, лучше держаться от напасти подальше и лихо не будить. А Парплеус - что с него взять? - учёный маг. Говорить умеет складно, а как колдовать неведомо.
      - Полагаю, что с методологической точки зрения нами допущен просчёт, - разливался мудрец, утопая ботфортами в зыбкой глубине. - Нам следовало бы вести на веревке не корову, а её владельца. С этим мужиком явно нечисто, от него за полмили пахнет ересью.
      - Что-то ты взбредил, - не удержался кёниг. - Привык по городам крамолу искать. В лесу ереси не бывает.
      - Это как поглядеть, - посмел возразить Парплеус. - Колдовство разлито в мире неравномерно, и точно так же флюктуируют гнусности малефиков. Мир был бы куда разумней и изящней, если бы могучие силы доставались только благородным воинам и убелённым мудрецам. До грехопадения так и было. Но с тех пор в мире многое прогнило. Бесы вращают колёса крупорушек, демоны дуют в паруса кораблей, а чёрные кобольды поселились в кузнях. А ведь это места, где редко встретишь благородного человека. Магия в руках черни - отсюда один шаг до самой злой ереси.
      - Кое-кто утверждает, - с усмешкой вставил кёниг, - что мельничные колеса вращает вода.
      - Ни слова! - вскричал Парплеус, не замечая насмешки. - Ведь это и есть то самое, от чего рушится мир! Ежели нет демонов, то немощны и боги, а значит, не бывать и магам. В том числе и вам, кёниг!
      - Ну уж я-то не пропаду, - на этот раз воитель усмехнулся в открытую. - В роду дер Настов все были повелителями мечей.
      Многое мог бы возразить Парплеус на эту усмешку, но спорить не стал, памятуя, что покорность сильному - лучшая политика. Лишь промурлыкал примиряюще:
      - Однако согласитесь, государь, что самая могучая, исконная магия, способная соперничать с волей богов, скрывается там, где нет людей, куда не успело проникнуть еретическое мастерство. Но хотя мы с вами идём по простому болоту, я не ощущаю потоков сверхъестественной энергии. А это значит, что поблизости затаился еретик, перекрывший энергетические токи.
      - Какие ещё токи?.. - буркнул дер Наст. - Тут стоячее болото, вовек ничего не шелохнётся, не то чтобы течь...
      В подтверждение своих слов кёниг топнул сапогом по ненадёжному настилу, прогнившая слега хрустнула, и магистр Парплеус с невнятным воплем ухнул в трясину.
      В первое мгновение дер Наст оторопело взирал на происходящее, затем всплеснул руками и захохотал, раскачивая настил и рискуя сам полететь следом за придворным мудрецом.
      Парплеус месил локтями разжиженный мох, хватался за белые корневища жирных растений, сочно лопавшихся под пальцами. Слепой ужас плескался в глазах.
      - Государь! Государь!
      - Колдуй, магистр, - посоветовал кёниг. - Ты же в трёх университетах учился.
      Зажатый трясиной маг уже не взывал о помощи, а только хрипел невнятно. Дышать ему оставалось не больше минуты, но тут в дело вмешался мальчишка, прежде молча стоявший за спиной дер Наста. Он спрыгнул с тропы и, прежде чем кочка пушицы успела просесть под его лёгким телом, вновь выскочил на гать и ухватив за рукав мантии, принялся тянуть Парплеуса из ямы.
      Дер Наст недоуменно поджал губы, но вмешиваться и теперь не стал. Конечно, самоуправство наказуемо, но всему должен быть свой срок. В том заключается высшая мудрость, недоступная магистрам и самовольным щенкам.
      С мучительным стоном мальчишка выволок грузного мага из болота, но Парплеус, выползая на гать, толкнул своего спасителя, и теперь уже мальчишка шлёпнулся в размешанную, пузырящуюся гнилыми миазмами прорву.
      - Ну молодцы!.. - взорвался смехом кёниг. - Ну, порадовали!.. Вот насмешили! Вам шутами стать - цены бы не было!
      От восторга кёниг затопал ногами, гать, не выдержав бесцельного топтания на одном месте, с мокрым хрустом расселась. Конфискованная бурёнка замолотила копытами, руша устеленный хворостом путь, и сползла в воду, сдёрнув следом солдата, никак не ожидавшего такого поворота дела. На ногах удержался один кёниг, а может быть, его уберегла исконная магия, которой издревна славился род дер Настов. Вопли, хлюпанье жижи и надсадное мычание перекрыли смех кёнига.
      - Вы что, уморить меня вздумали!? - рассердился наконец повелитель. - Хватит дурить. Или выползайте на берег, или тоните, чёрт вас подери!
      Парплеус, подгребая к животу прогнившие обломки, торопливо отползал от опасного места. Задержаться, чтобы помочь своему недавнему спасителю, не приходило ему в голову. Солдат, которого тяготила железная кираса, а на правую руку оказалась не вовремя намотана веревка, бился недолго. Ряска сомкнулась над головой, лишь пузыри - болотный газ или последнее дыхание? - указывали его могилу. Корова увязла безнадёжно, одна голова с намотанной на рога верёвкой торчала из грязи.
      - Ну?.. - поторопил дер Наст слугу. - Тонуть будешь или нет? Мне некогда.
      Мальчишка каким-то чудом дотянулся к одному из обломков, притопив его, вырвался из ямы и тоже вполз на остатки дороги. Нога дер Наста непроизвольно дёрнулась, чтобы столкнуть мальчишку обратно, но кёниг вовремя остановил порыв. Не стоит вмешиваться в решения судьбы. Повелитель мечей должен бить, а добивать - дело слабых. "Падающего толкни", - это мудрость шакалов.
      Больше ничего забавного не ожидалось, и благородный Фирн дер Наст, перешагнув копошащихся слуг, пошёл прочь. Мокрые, перемазанные тиной прихлебатели поспешили за ним. Мычание утопавшей коровы провожало их до самых камышей. Потом всё стихло.
      * * *
      Торп сидел и, сглатывая копящуюся ненависть, стругом выскребал табурет, осквернённый седалищем кёнига. Брат нынешнего повелителя тоже был противен живущему на отшибе мужику, но всё-таки, он не зорил Торпа окончательно, оставляя возможность выправить хозяйство. А этот... единственную животину забрал. Бабка-Мокрида, тётки-Лихоманки, отплатите обидчику, пошлите ему за мои слёзы водянку с лихорадкой, неизбывную трясучку, падучую болезнь...
      Шумный вздох коснулся слуха. Торп поднял голову и увидел корову. Тина облепляла её бока, грязь засыхала корками, трескалась, повисая на шерсти. Раздувшиеся пиявки присосались к тяжёлому вымени.
      Корова подошла на три шага и остановилась.
      - Святая Амрита! - ахнул Торп. - Ушла, ушла от разбойников, умница!
      Он бросился к дому за водой и подойником, обмыл изрезанные осокой соски, отодрал впившихся пиявок, принялся за дойку, стараясь не сделать корове больно.
      У коровы не было имени, чтобы окрестная нежить не могла приручить её, и воровать по ночам молоко. Торп просто повторял все ласковые слова, какие только мог вспомнить.
      - Золотце моё, чудесница, раскрасавица... Как славно, что ты от них ушла! Спасительница ты моя... Ведь кроме тебя у меня действительно ничего нет.
      * * *
      У подножия холма, которым начинался королевский бор, пробивался родничок. Как водится, рассказывали о нём всякие небылицы, хотя ничего особенного там не приключалось. Просто струилась холодная и чистая вода и тут же пропадала в бескрайних пространствах болота.
      Здесь кёниг перед походом на Торпов хутор оставил пастись коней. Другому это могло бы дорого обойтись: прошёл мимо ловкий ромей - и сыскивай, где гостят лошади. Но имя дер Наста гремело далеко за пределами его владений: пошлёт оскорблённый повелитель мечей вдогонку похитителю железную нить - что тогда?
      Коней всего было три - Исту лошади не полагалось, он мальчик на побегушках и, значит, должен бегать. Не досталось ему лошади и теперь, хотя один из добытчиков упокоился в гнилых хлябях. Дер Наст просто накинул повод на луку седла, в котором поместился Парплеус, а сам вскочил на своего жеребца. Задерживаться, чтобы едва не утопшие попутчики сумели смыть грязь, кёниг не собирался.
      Тропка, постепенно расширяясь и превращаясь в настоящую дорогу, повела их в сторону белокаменного Снегарда - неприступной твердыне дер Настов. Вскоре кёниг и придворный чародей уже могли ехать рядом, хотя разумеется, Парплеус держался на полшага сзади. Ил на мантии мудреца уже обсох, не смердел как вначале и мастер логософии вновь мог поддерживать разумную беседу. А Ист бежал следом, заботясь лишь о том, чтобы не сбиться с ноги.
      Не бывает лучше дороги, чем тропа через сосновый лес. Вольнолюбивые сосны перегородили её узловатыми, выпирающими из земли корнями, лишёнными поверху коры, гладкими, как столярная поделка. Но снизу корни живы, и потому никакая порча не касается твёрдой древесины. Лошади осторожно переступают легшие поперёк пути пороги и невольно сбавляют шаг. Поэтому совсем нетрудно следовать позади, не страшась, что отстанешь, а потом получишь нахлобучку. Когда лошади скачут по полю - такое случается обязательно. Фирн дер Наст не привык поджидать слуг. Как бы ни мчал конь, прислужник всегда должен быть рядом.
      Босые ноги легко ступают по земле устланной шершавым ковром сухих иголок. Порой хрустнет под загрубевшей пяткой прошлогодняя шишка. Иногда двойная сосновая игла вопьётся в живое место между пальцами и упадёт, не в силах удержаться. Без этого тоже нельзя, а иначе и не почувствуешь, что бежишь босиком. Дивно устроена лесная тропа, славно по ней бежится, и есть время подумать о своём.
      Что же всё-таки случилось? Был человек, а теперь нету. И неважно, что был он недобр и глуп, но ведь дышал, смотрел глазами и, наверное, чего-то в жизни хотел. Конечно, дер Наст и Парплеус - маги, у них свои законы, им что человек, что муха - разницы нет. Но ведь это не просто мужик, а обученный воин. Воинское искусство сродни волшебству, не раз случалось, что судьбы колдунов решались оружием.
      Ист не жалел погибшего - тот бывало щедро одарял безродного мальчугана подзатыльниками, но всё же при виде смерти думалось невесело. Вот Парплеус чувствует себя прекрасно, сразу видно колдуна. А что в болото свалился - так ведь не потонул же... Может быть, в том его колдовство и состояло, чтобы Ист его вытащил.
      Ист жил в замке кёнига. Он был сыном служанки, год назад умершей от ледяной горячки. А отцом мальчика мог случиться кто угодно - мать была некогда хороша собой и любила пожить. Сплетники грешили даже на Гляс дер Наста, и эти разговоры сильно портили Исту жизнь. Кёниг не терпел самозваного племянника. Иста спасали только малые лета: недостойно повелителя мечей было бы убивать вовсе уж беззащитного ребёнка. Но уж зато издеваться над слугой кёниг был волен. При каждом удобном случае повелитель отвешивал мальчишке оплеуху, во время пиров в Иста летели объедки, а самым любимым развлечением владыки было метнуть нож, так чтобы он срезал с головы отшатнувшегося слуги прядь волос или рассёк кончик уха. У старых слуг в замке вместо ушей оставались какие-то лохмотья. А вот у Иста по какой-то счастливой случайности уши до сих пор были целы.
      - ...такого мнения придерживался преподобный Лисимах, разглагольствовал Парплеус. - Он был великим криптологом, но держал свои тайны при себе и всего лишь преподавал в университете лептографию. Так вот он рассказывал, что пока люди жили в раю, любой из них превосходил мощью величайших магов нашего времени. Но потом дьявол соблазнил людей, обещав им познание. Как известно, дьявол всегда держит своё слово, но делает это так, что честность получается хуже обмана. Вместо волшебства дьявол подсунул людям технику, и люди лишились магии. С тех пор люди и разделились на благородных сохранивших древнее искусство, и на плебеев, ставших рабами колеса...
      - Трепло твой Лисимах, - перебил дер Наст. - Надо же такое придумать: чтобы мужик был искусней повелителя мечей! Вот это настоящая ересь. Головы, которые придумывают такие благоглупости, следует отрубать и выставлять на ярмарке в назидание прочим умникам. Погоди, я ещё разберусь, что у вас за университет, и чему там тебя научили...
      - Ваша светлость! - возопил Парплеус. - В раю не было мужиков! Сами посудите: кто бы их туда пустил?
      - Ах, не было... - смягчился кёниг. - Так-то лучше. А то набрехал невесть что.
      - Вы просто не дали мне закончить период, - пожаловался мудрец. Из моих рассуждений следовало, что простолюдин, отравленный грубым ремеслом, уже как бы и не человек, ибо его духовная сущность умерла. Только познавшие тайны невидимого несут в душе отпечаток божества, а прочие - лишь навоз для благородных сословий.
      - Столько слов, чтобы сказать то, что известно и грудному младенцу.
      Некоторое время всадники ехали молча, а Ист продолжал бежать следом, но уже не думал о прошлом, потому что почувствовал, что мысли кёнига, совершив замысловатый скачок, обратились к нему. И раз господин молчит, то значит жди беды.
      Дер Наст не шелохнулся в седле, не коснулся пояса, но откуда-то в его ладони обнаружился крестовый кинжал с двойным лезвием, и в ту же секунду взмах руки послал кинжал в горло Исту. Ист успел отшатнуться, нож звучно врубился в дерево.
      - Навоз должен валяться на земле, - заключил кёниг, оборачиваясь. Лицо его изумлённо вытянулось. - Ты цел?.. - глупо спросил он.
      - Да, повелитель, - признался Ист.
      Впервые Фирн дер Наст всерьез грозил мальчишке, и хотя Ист всё время ожидал чего-то подобного, но всё же был испуган.
      - Странно... - раздумчиво молвил сеньор и, помолчав, добавил: Значит, такое твое счастье.
      - Повелитель, - произнёс Ист, - должен же будет кто-то охранять ваш покой, когда нынешняя дружина состарится.
      - Складно врёшь, - проворчал дер Наст, - ну да ладно: жив - значит жив. Подай сюда нож.
      Ист подошёл к сосне, вырвал засевшее в древесине лезвие, протянул дер Насту. Тот, не глядя, принял оружие. Иста колотил запоздалый ужас, а вот кёниг был монументально спокоен, даже когда кинжал ещё был в руках мальчишки. Повелитель мечей отлично чувствует, угрожает ли ему опасность. Иначе быть ему жертвой меча, а не повелителем.
      - Взгляни, магистр! - усмешка раздвинула губы кёнига, - эта глиста сумела увернуться от моего броска. Я думаю, ты бы не смог повторить такой подвиг.
      - Только не надо проверять! - всполошился Парплеус. - Я мирный человек и не люблю прыгать.
      - Не буду, не буду, - успокоил дер Наст. - Но подивись ещё на одно чудо. Это же младенец. У него не руки, а воробьиные лапки, такими и просяное зёрнышко не поднять. Верно, а? И эта крохотуля, заморыш, недомерок, выдернул нож из сырого ствола. Я вбил нож по самую рукоять, а младенец вынул его двумя пальчиками. Я вижу, мне не зря все уши прожужжали про эту тварь. Иди сюда, змеёныш!
      Ист попятился, не сводя глаз с кёнига. Поворачиваться и бежать было бы верхом безумия, оставаться и принимать бой - ещё бессмысленней. Дер Наст, сдерживая играющего коня, медленно поднимал руку. Раздвоенный клинок плавился меж пальцев.
      Как всегда нож метнулся из ладони в самый неожиданный момент. Полёт его был неощутим - лишь визгнул рассекаемый воздух. Ещё никому не удавалось уйти от коронного удара дер Настов: нож пущенный дланью повелителя, срубает жертву за полмили, и всё же Ист вновь уклонился от железной молнии. Нож ударил в сосну, расколов её на этот раз на две половинки. Ист нырнул под рухнувший обломок и побежал.
      - Стой!.. - взревел кёниг, подымая на дыбы коня.
      Метательный нож, разбив дерево, пролетел дальше и вонзился в столетний ствол соседней сосны. Пробегая, Ист вырвал оружие. Он не собирался защищаться им или нападать, он просто хотел, чтобы дер Наст больше не швырялся в него смертельным железом.
      Сзади неровно гремели копыта коня, возбуждённо голосил Парплеус, подпрыгивавший в седле и не решавшийся направить лошадь сквозь заросли болиголова. Под ногами зачавкала вода, строевые сосны сменились выморочными кривыми деревцами. Ист рванулся в самую чащу, надеясь, что боевой конь не проломит там себе дорогу.
      Фирн дер Наст скакал, уворачиваясь от хлещущих веток. Настоящая боевая злоба овладела им, кёниг видел, что мальчишка не сумеет уйти. Другой человек - ушёл бы, и мальчишка ушёл бы от кого угодно, но сейчас вся мощь природного мага была обращена на мечущуюся впереди фигурку, и у мальчишки не оставалось ни единого шанса.
      Ист чувствовал, как рвется из руки кинжал, тяжелеет, замедляя бег, а дорога вновь пошла в гору, бежать стало просторно и просторно стало догонять. Ист оглянулся. Отставший было кёниг споро настигал его. В отчаянии Ист швырнул навстречу врагу метательный нож. Бывает ли поступок глупее? Повелитель мечей может схватить в воздухе не только нож, но и арбалетную стрелу. Дер Наст вскинул руку в боевой перчатке, но в этот момент словно воздух лопнул перед его лицом, свистящий нож разлетелся на части, так что пальцы кёнига вынули из полёта одну бесполезную рукоятку, украшенную серебром и перламутром, а два тонких лезвия разошлись веером.
      Дер Наст подавился гневным рычанием: стальные пластинки срубили ему оба уха, оставив лишь мочки, в одной из которых болталась тяжёлая золотая серьга. Как ни был искусен Фирн дер Наст, сколько ни практиковался в порче ушей своих подданных, такого удара нанести он бы не смог.
      Мальчишка взвизгнул, не то от удивления, не то от восторга и уже ничем не сдерживаемый, припустил в гору. Кёниг, не обращая внимания на рану, не столько опасную, сколь постыдную, рванулся за беглецом и вдруг полетел через шею коня, впечатавшись теменем в твёрдый сосновый корень. Лошадь попала копытом в нору земляной белки и сломала ногу.
      Ударом кулака дер Наст перебил шею бьющемуся на земле коню. Вскочил, словно собираясь пешком догонять беглеца. Но мальчишка уже был безнадёжно далеко. Дер Наст заскрежетал зубами и принялся пинать вздрагивающую тушу лошади.
      Когда учёный номофелетик Парплеус, осторожно выбирая дорогу меж стволов, подъехал к месту схватки, он узрел, как измазанный кровью корноухий кёниг, сидя на снятом с лошади седле, заунывно и тяжко тянет мрачное проклятие:
      - Брат мой, железный змей, брат мой змей золотой вы сжимаете землю, вы вращаете небо! Ступайте по следу, ибо там наш враг. Пусть стальными иглами прорастёт его печень, золотыми колючками злые глаза. Пусть он сгниёт, как ржавеет железо, пусть иссохнет, как тянется золото. Пусть стон его будет слышен далеко, а смерть будет мучительна. Вас зову, братья мои - железный змей Феррон, золотой Аур! Словом дер Наста повелителя мечей заклинаю и приказываю!
      Парплеус попятился. В университете лишь рассказывали, как умеют волховать исконные маги, а сейчас он видел это своими глазами. Заклинание казалось корявым и нескладным, но жутко звучал голос чародея, и две иглы, которые кёниг держал в руках, вдруг начали извиваться и, выскользнув из пальцев, сверкающими змейками скользнули в мох.
      - Вот так, - мрачно заключил кёниг.
      Он поднял голову и взглянул на Парплеуса.
      - Я привёл вам коня, - быстро произнёс мудрец. - Больше я ничего не знаю, и не видел, что здесь было.
      - Мне плевать, что ты видел... - огрызнулся кёниг, - а язык лучше проглоти сам, покуда я не укоротил его.
      - Я буду нем! - Парплеус вздел к облакам руки. - Клянусь додревним драконом!
      * * *
      Ист бежал не останавливаясь. Потом, если он уцелеет, будет время поразмыслить над случившимся, удивиться и сделать выводы. А сейчас спасение в ногах. Колючие ветки вереса хлестали по лицу, кустики голубики царапали босые ноги, хрустел сухой мох, чмокал, схватывая пятку, влажный. Ист бежал.
      Остановился он, когда с разгону вылетел на знакомое место. Перед ним лежал убитый конь, мох вокруг был истоптан и забрызган кровью.
      Как неосторожно! Он умудрился сделать круг и выбежать на собственный след. Если он будет бегать таким манером, его в два счёта поймают!
      Ист развернулся и побежал в сторону. Теперь он уже не мчался сломя голову, а выбирал путь, стремясь уйти подальше. Жаль кёниг обидел лесовика Торпа, у него можно было бы попросить укрытия. А теперь Торп, конечно, не примет его. Или наоборот, примет с радостью, если рассказать, что обидчик остался без ушей. Вот только как добраться к хутору? Гать они раскрошили, да её ещё не сразу и найдёшь. Но всё равно, больше деваться некуда.
      Ист споткнулся. Перед ним лежал убитый конь. Сытые мухи не торопясь кружили над остывающей тушей.
      Дрожащей рукой Ист помахал перед лицом, отгоняя наваждение. Не хватало только попасть в руки лесного хозяина. Заведёт, утопит, скормит волкам, а то ещё что похуже сделает. Служанки в замке рассказывали, что в холмах у болота живёт Хийси. А Ист не верил. Страшнее Хийси никого в лесу нет: покоя от него не жди, и на пощаду не надейся. Впрочем, рядом с Хийси никто не выживет, а Торп как-то умудряется жить. Значит, врут тётки. Но если там и не Хийси, а просто Колопут или Дикий кур, то всё равно радости немного.
      Секунду Ист колебался, а потом поспешил к дороге по собственным ясно видимым следам. И через пять минут вернулся на знакомую прогалинку.
      Так и есть - водит. Вон и мухоморы стоят - шесть штук. Взяли в кольцо и теперь не выпустят. Будут кружить, пока не вернётся злопамятный кёниг. А придёт он, конечно, с собаками, и что будет потом - лучше не загадывать.
      - Батюшка Колопут, - взмолился Ист. - Будь таким добреньким, выпусти, а то хозяин вернётся, он меня убьёт.
      Тихий смешок раздался позади, но когда Ист оглянулся, там, конечно же, никого не было.
      Шепча бесполезные бабьи заклинания, которые слыхал от кухонных девушек, Ист попробовал идти прочь. Ничто не останавливало его, он потихоньку двигался вперёд, но и мухоморы словно ползли следом; выйти из заколдованного круга не удавалось.
      - А ведь кёниг, должно, уже собак позвал, - пожаловался Ист в пустоту. - Затравит он меня собаками.
      - Не позвал... - протянул кляузный голосок.
      Нельзя оглядываться, когда говорит лесовик, но Ист не удержался, повернулся на голос и испуганно вжался в дерево. Совсем рядом, чуть не в двух шагах по лесу ехал Фирн дер Наст. Голова кёнига была неумело перебинтована обрывком рубахи, на материи расплывались алые пятна. Лицо повелителя было черно; если бы не щедрое кровопускание, которое устроил ему сбежавший паж, повелителя мечей, вероятно, хватил бы удар.
      Магистр Парплеус поспешал сзади. На Иста проезжающие не обратили ни малейшего внимания, а может быть, просто не увидели его.
      - Водит, стервец, - злобно говорил дер Наст. - Ну да не на того напал. Я тебя отучу шутки шутить.
      - Согласно классификации инфернальных сил, - пояснил Парплеус, ротацизм относится к явлениям природы и не может быть персонифицирован...
      - А вот мы сейчас посмотрим... - заявил дер Наст, снимая с перевязи окованный серебром рог.
      Звонкий механический звук пронёсся над лесом.
      Неведомый шутник злобно взвизгнул и словно по команде столетняя ель с долгим скрипом повалилась на землю. В последнюю секунду рыцарь увёл коня из-под удара, а то бы лежать и коню, и самому кёнигу с переломанным хребтом.
      - Не нравится!? - злобно засмеялся дер Наст. - Ну так, кто бы ты ни был - прочь с дороги! Здесь повелитель мечей, кёниг Снегарда Фирн дер Наст! Ищи для своих забав сиволапых мужиков!
      Дер Наст тронул коня поводьями и удивительно быстро скрылся из глаз.
      Ист отлепился от соснины и, с трудом переставляя отнявшиеся ноги, пошёл дальше.
      На этот раз его вывело к болоту. Прежде Ист тут не бывал, но сразу догадался, куда его занесло. Не иначе - это Стылая Прорва. Соваться туда - верная гибель. В таком месте - не проплыть, не пройти, ни на брюхе не проползти. Болотный дед караулит опущенные в прорву разбойные клады, прядут тину тонкорукие кикиморы да копошатся лохматые шишиги. Больше там ничего нет. Надоела жизнь - иди.
      Всхлипнув Ист повернул обратно.
      Прогалина с лошадью возникла перед ним по мановению ока, словно и не вдалеке была, а поджидала за ближайшим кустом. Ист сел на кочку, решив умереть здесь, но больше с места не сдвигаться. Болели ноги, горело исколотое лицо. Хотелось плакать.
      Где-то вдалеке завыл серебряный рог дер Наста. Ист зябко поёжился и продолжал сидеть.
      - Тоже не любишь железной дудки? - спросил сзади знакомый скрипучий голос.
      - Это хозяин трубит, - ответил Ист, не оборачиваясь. - Вот поймает он меня, живого на куски распластает.
      - Не-е... - возразил невидимый собеседник. - Не поймает. Я тебя раньше съем. Он потом распластает, что останется.
      - Зачем тебе меня есть? - спросил Ист. Он изо всех сил прислушивался, но не слышал ни дыхания, ни стука сердца, ни одного из непрестанных шумов, которые выдают присутствие человека. Не было сзади никого - один только голос.
      Голос хмыкнул нечленораздельно и ничего не ответил - вероятно, вопрос показался ему неумным.
      - Ты же со мной разговариваешь, - произнёс Ист, ни на что особо не надеясь. - Это только кёниг Фирн может сначала улыбаться, а потом зарезать ни с того ни с сего.
      - Я тоже могу, - равнодушно сообщил голос.
      - Всё равно, не надо меня есть.
      - Почему?
      - Стыдно. Я ещё не взрослый.
      - Детёныши самые вкусные и есть, - поделился соображениями голос. А трубачу было не стыдно в тебя ножами кидаться? Три сосны испортил.
      - Ему можно. Он исконный маг, а маги сродни богам.
      - Он не маг, а дурак, - в рифму ответил невидимка. Потом он заворчал и добавил удивлённо: - Ты гляди, какой червяк! Раньше тут таких не ползало.
      Здраво рассудив, что ему позволено оглянуться, Ист повернул голову.
      На валежине сидел человек. Не какое-нибудь семиглавое чудище при клыках и чешуе, а вполне обычный человек, только голый, грязный и словно шерстью заросший диким волосом. В толстых пальцах пружинисто билась золотая нитка. Скручивалась в узел, распрямлялась, пыталась уязвить противника, вонзиться в грубую кожу. Но человек не выпускал золотую пиявицу, хоть и держал руку на отлёте, словно мальчишка, поймавший кусачую жужелицу.
      - Это уже второй, - поделился соображениями лохматый. - Но первый был не такой крепкий. Я на него дунул, он ржой рассыпался. А этот держится. Ишь ты, какой кусачий!
      - Это золотая нить, - произнес Ист. - Наверное кёниг её за мной послал. Ты её не трогай, она отравленная. Спасения от неё нет сколько ни бегай, а она догонит и вопьётся. Все суставы изгрызёт. Ты её лучше брось, а то и тебе достанется. Это страшное волшебство золотая нить.
      Человек поднёс руку с золотым волосом ко рту, словно собирался проверить на зуб фальшивую монету. Раздался тихий хруст, нить вытянулась тонкой иглой.
      - Был червяк, а стал камень, - довольно проворчал лохматый.
      Ист круглыми глазами смотрел, как незнакомец походя расправился с самыми ужасными заклинаниями повелителя мечей. Однако, всё оказалось не так просто. Брошенная, неодушевлённая больше игла затерялась в белом оленьем мху, но она оставалась смертельно острой и ядовитой. И когда лесной человек поднялся, чтобы вплотную подойти к Исту, он наступил на иглу. В игле больше не было магии, но оставалось искусство волочильщика, изготовившего драгоценную иголку. Искусство не магическое, а ремесленное, страшное и ненавистное всем, познавшим тайны колдовства.
      Игла, как и полагается брошенной на землю иголке, вонзилась в ногу.
      Скрежещущий вой пронёсся над вершинами. Деревья закачались, иные были выворочены с корнем словно во время бури. Кричал лесной человек.
      Золотая игла торчала из стопы возле подъёма, рядом с выпирающей косточкой. Синюшное пятно отравы растекалось по коже.
      - Пусти! - крикнул Ист. - Я умею...
      Он вырвал из раны иглу, не глядя отбросил её в сторону, наклонился, собираясь вцепиться зубами в расплывающееся пятно, расширить ранку и высосать хотя бы часть яда... И замер, увидев, что никакой ранки и никакого пятна нет и в помине.
      - Это... ты... - казалось лесной человек не может сразу найти слова. - Ты же на самом деле хочешь мне помочь!
      - Ага, - больше Ист ничего не смог произнести.
      - Но ведь я собираюсь тебя съесть! И там на тропе ты тоже помогал просто так. Зачем ты это делал? Даже человеку так неприлично поступать.
      - Но я и есть человек.
      Лохматый сел на свою валежину. Круглые жёлтые глаза уставились на Иста.
      - Ты не человек. Ты - один из нас. Этот, с дудкой, ничто рядом с тобой.
      - Кёниг Фирн дер Наст - великий чародей!
      - И поэтому ты оторвал ему уши. Ножик разломал я, он ужасно мне надоел. Но осколки полетели, куда хотел ты, - лохматый встал. - Я, пожалуй, пока не буду тебя есть.
      Длинная волосатая рука неожиданно ухватила Иста за плечо. Ист почувствовал, как его подняло в воздух, перевернуло. Когтистые пальцы содрали с него куртку, штаны, разодрали полотняную рубаху.
      - Не надо!.. - завопил Ист, брыкаясь изо всех сил, - ты же говорил, что не будешь!..
      Иста ещё раз перевернуло и поставило на землю. Он стоял перед лохматым совершенно голый и беззащитный и дрожал, вероятно от страха, потому что день был тёплым.
      - Вот так и надо ходить, - постановил лохматый. - А от этих тряпок - одна хворь. Пошли. Будешь со мной жить.
      - А как... вас зовут?.. - икнул Ист.
      - Ишь чего захотел!? - сухой деревянный хохот разлетелся над лесом. - Имя ему понадобилось! Не скажу! Но если хочешь, - тёмные губы растянулись в улыбке, - можешь звать меня Хийси.
      Старухи рассказывали, что Хийси и не человек вовсе, а половинчатая нежить: козьи копыта, уши рыси - с кисточками, зубы волчьи, а на лапах когти длинней медвежьих. Сам живёт в берлоге, и на семь миль в округе никому жить не позволяет. В сказках Хийси выглядел попроще, путали его с лесным коротышкой Колопутом, который в отличие от братьев своих - шишиг, любит посмеяться, а настоящего вреда не устраивает. Но и в сказках лесной владыка был собой ужасен, и с человеком бы его никто не спутал.
      А тут... шлёпает по бездорожью босыми ногами сутулый мужичонка, разве что голый, как Адам в день сотворения. Так в субботний вечер народ от шинкаря ещё голей разбредается. И росточком Хийси не вышел: с чего это Исту померещилось, будто великан перед ним в полсосны ростом?
      Дома у Хийси и впрямь не оказалось. Шли-шли сквозь чащобу, потом остановились у старого выворотня, Хийси указал пальцем на тёмную дыру:
      - Полезай.
      Ист пополз в дыру беспрекословно, как будто от самого кёнига приказ получил.
      В пещерке под корнями накренившейся ели оказалось неожиданно сухо. Пахло прелым листом и смолой, чему Ист удивился. Ему не раз приходилось соваться в лесные норы, и он распрекрасно знал, каким смрадом несёт из жилой ямы.
      Хийси вполз следом, свернув ноги калачом, уселся напротив Иста, уставился на него немигающими глазами.
      "А ну как всё-таки сожрёт?" - мелькнула неуместная мысль.
      И, словно подслушав, Хийси спросил:
      - Кушать хочешь?
      Странный вопрос. Когда это бывало, чтобы мальчик на побегушках не хотел есть? Тем более сегодня - целый день в лесу, а в перемётных сумках у стражника на Истову долю ничего запасено не было. С другой стороны - бес знает, что жрёт Хийси? Может волчий помёт и ястребиные погадки.
      - А что мы есть будем? - осторожно поинтересовался Ист.
      В ответ Хийси тонко и необычно засвистел, защёлкал, заскрипел. Но это рождались не просто несвязные звуки. Какие-то слова угадывались среди завывания. Незнакомые, короткие, но почему-то не чужие. Странно было слышать их Исту. Наверное с таким чувством слушает слова незнакомого, но родного языка человек выросший на чужбине. И ещё Ист почувствовал, что его неудержимо против воли тянет к Хийси словно лягушонка в пасть золотистому полозу. Пришлось ощутимо напрячься, чтобы не качнуться навстречу поющему хозяину.
      У входа раздался шорох, и в пещерку вскочил очумевший бурундук. Он явно ничего не понимал, древнее заклинание тащило его словно на веревке.
      Волосатая лапа Хийси молниеносно метнулась, пальцы сжались на пискнувшем бурундуке, в следующее мгновение Хийси откусил зверьку голову и громко захрустел косточками.
      Вот так и будем... - сообщил он, проглотив кусок и протягивая Исту огрызок несчастного бурундука. - На вот, пожуй мышку.
      - Я не могу... - Ист заслонился руками. - Я такого не ем.
      - Тогда, давай лошадь есть. Закопаем в мох и станем понемножку кушать. Скоро она закиснет, станет мягкая... Я кислое мясо люблю.
      А ведь правду болтали в стряпущей, будто Хийси тухлятину обожает. Палую скотину нарочно в лес оттаскивали, говорили - для Хийси. А Ист думал, что волокут стервозное, чтобы возле домов не воняло. Но теперь видно, самому выпало испробовать падали. Или сырого бурундука грызть: выбирай, что милее.
      - Может, лучше корову? - робко спросил Ист. - Там возле гати корова потонула; если неглубоко, достали бы...
      - Корову я вытащил, - неспешно ответствовал Хийси, обсасывая последние остаточки добычи. - Корова Торпа, а он правильный человек. Дом у него без гвоздей стоит, выдру он удавкой ловит, а рыбу мордой. Меня не злит без дела... - Хийси помолчал и добавил: Молочка оставляет, в лопухе, как надо. Жаль, мало оставляет. Но, всё-таки, я корову вытащил, а то не будет коровы, не станет и молока. Понимаешь?
      - Ага, - произнёс Ист. - Это хорошо, что у Торпа скотина осталось, а то стыдно было, прямо хоть плачь.
      - Слово это забудь! - рассердился Хийси. - Стыдно ему... Ты колдун, а колдуну не бывает стыдно! Погляди на кёнига - дрянь колдунишка, а ведёт себя как должно. Крысу тебе не жаль, а человек это та же крыса, настоящей силы в нем нет. А то бы все вокруг волшебниками стали.
      - Парплеус говорил, что прежде так и было.
      - Врёт.
      - Парплеус - ученый маг, все науки изучил.
      - А как же, знаю. Его в молодости Парпляком звали, так он как был Парпляком, так им и остался. Глупый он. Была в нём искорка, только он её не уберёг. Пришёл ко мне и просит: Помоги мол, телеогнозию изучить. Ну, я ему и помог. Сожрал, и всё тут. Высосал, как паук муху, одна пустая шкурка осталась. Но зато пустую шкурку можно любой шелухой набить. Туда и телеогнозия вместится, и краниография, и дактилономия. Даже для пропедевтики с гидропатией место останется.
      Ист уже ничему не удивлялся, лишь отмечал про себя, как меняется голос дикаря, самый тембр, когда он начинает рассуждать на темы вовсе дикарям не свойственные. Видно, не так Хийси прост, как повествуют сказки.
      - Мы его тоже меж собой Парпляком зовём, - признался Ист. - Только он рассказывал, будто учился наукам не здесь, а в Индии, в храме обезьяньего царя. Есть такие звери - обезьяны, у нас их не бывает. А над ними главный - Хануман. Там магистр и учился.
      - Верно, - кивнул Хийси. - Так и было. Меня в Индии и впрямь Хануманом зовут. Жертвы приносят: молоко, ягоды разные. Много. Только всё нечистое - в тарелках, вазах серебряных. А тут - в лопушке. Жаль, что мало.
      - Так можно самому подоить, - подсказал Ист.
      - Как? Для этого имя знать надо.
      - А как её Торп зовёт?
      - В том-то и дело, что никак. Корова - и всё.
      - Ну так и ты зови коровой.
      - Нет, так не выйдет. Просто корова, это чтобы убить и съесть. А чтобы подоить - надо по имени.
      Исту было непонятно, в чём именно заключается трудность, однако он добросовестно попытался её разрешить.
      - А что, если самим дать имя?
      - Это какое же? Имя так просто не бывает, надо, чтобы настоящее было.
      - Мы и назовём по-настоящему. Чёрных коров обычно зовут Ночка, рыжих - Зорька. У Торпа корова рыжая - значит, будет Зорька.
      - А если бы была пятнистая?
      - Тогда - не знаю. Пеструха, наверное. Но ведь она у него рыжая.
      - Ну, давай, попробуем Зорьку, - Хийси приподнялся. - Посмотрим, что у тебя получится. Чего глазищи вытаращил? Сам придумал, сам и делать будешь. Пошли, что ли...
      Они выбрались из берлоги, Хийси полез прямиком сквозь кусты тальника, и через минуту Ист увидел вросшую в землю заимку Торпа. Куда девалось болото, отделявшее хутор от всего остального мира, Ист не понял.
      Уже смеркалось, дверь в доме была заперта, а дворовая дверь заложена изнутри накидным брусом.
      - Не люблю... - прошептал Хийси, бесшумно открывая запертую дверь.
      Корова переминалась во тьме хлева. Хийси подтолкнул Иста вперёд.
      - Зорька, Зоренька... - позвал мальчишка.
      Корова переступила с ноги на ногу и перестала жевать.
      - Во что доить будем? - шепотом спросил Ист.
      - Мамку свою ты тоже доил? - ехидно поинтересовался Хийси, - или так управлялся? Вот народец пошёл - у младенцев ума больше чем у взрослых парней.
      Ист припал к вымени, попробовал сосать. Корова хорошо выдоенная с вечера, молоко не отдавала, но не стала и биться, испуганная незваными гостями.
      - На рассвете надо было приходить, - проговорил Ист, оторвавшись от вымени.
      - Ничего, - отозвался Хийси. - Всё-таки ты здорово придумал самому имя дать. Мне такое в голову не вошло. Пошли, а то сейчас хозяйский талисман тебе на голову свалится, - Хийси указал на дырявый камень-громовик, висящий на струнно натянутой веревке.
      Они безмолвно покинули двор, а через пару шагов очутились на знакомой прогалине, откуда Ист так безуспешно пытался уйти.
      Хийси одним движением оторвал лошадиную ногу, начал свежевать её, ловко и споро, словно и впрямь у него на концах пальцев красовались медвежьи когти. Дома Хийси вручил Исту кровавый кусок мяса, и мальчик покорно принялся жевать жёсткие волокна. Об огне и приготовлении пищи Ист не стал и заикаться, понимал, что услышит в ответ.
      - Лучше бы ты мышку поел, - Хийси удовлетворённо отшвырнул кость и прислонился спиной к земляной стенке. - Мышка мягкая, легко жевать.
      - Мышку мне тоже жалко.
      - Ну и ну... - Хийси покачал головой. - Откуда только такие как ты берутся? Вот чем мне тебя кормить? Орехи ещё не созрели, ягод нет. Ложись спать - утром опять за молоком пойдём.
      Ист свернулся калачиком среди палых листьев, удивляясь, что под землей так сухо, и ни единый комар не звенит в воздухе. И уже засыпая, спросил:
      - Дедушка, а как ты в Индию попал? Она же за морем.
      - А так же как и на Торпов хутор, - ответило из темноты. - Он тоже за болотом. Индия недалече, если знать, как идти.
      * * *
      Спалось в лесной норе прекрасно, и если бы не Хийси, продрых бы Ист до самого рассвета. А так всего-то удалось соснуть часа два, а потом пришлось подниматься и вновь идти к корове.
      Насосались молока, вернулись к яме. Ист думал, что Хийси вновь завалится спать - что ещё делать в лесной глуши? - но старик опустился на кочку, подозвал Иста и велел ходить взад-вперёд. Ист, приученный кёнигом и не к такому, добросовестно маршировал словно новобранец на плацу, потом ходил на руках, стоял на голове и даже пытался чесать ногой нос.
      Хийси, изогнувшись немыслимой загогулиной и только что узлом не завязавшись, наблюдал на Истом. Вид у старика был самый серьёзный, и постепенно Ист тоже настроился на серьёзный лад. Особенно после того, как Хийси вдруг поднялся и принялся ощупывать Исту суставы, выворачивать веки и заглядывать в рот словно торговец, покупающий у черкесов молодого раба. Дело это Исту не понравилось, а Хийси осмотром остался доволен и даже похвалил прежнего хозяина:
      - Твой кёниг, хоть и отступник от древних правил, а воспитал тебя как надо. А то бы заплыл жирком - так только на обед бы и сгодился.
      "Не воспитывал он, а мучил без дела", - хотел возразить Ист, но промолчал, догадываясь, что время шуточек кончилось.
      Однако, лесной колдун и несказанное слышал и в случае нужды отвечал словно мыслишка прозвучала вслух.
      - Наука - мука, а и без науки - мука. Выбирай, что слаще?
      - Наука лучше.
      - Ну так слушай. Есть две силы. Одна у тебя в руке, такая сила всем поровну даётся, разницу едва увидать. Другая - в башке. Вот она даётся с разбором, да ещё и не всякий умеет её к делу приставить. Тут между двуногими тварями и разница пролегла. Кто может - тот маг, а кому лень - тот людь. Уразумел?
      - Я это с пелёнок знаю.
      - Тогда вот. Видишь, шишка висит? Захотелось тебе эту шишку добыть. Что делать будешь?
      - Швырну палкой и собью.
      Хийси зашипел по-кошачьи.
      - И думать не смей! Маг шишку должен словом себе в руки скинуть. А человек - на ёлку полезть, в смоле перемазаться, ободраться, с ёлки свалиться, а шишки не получить.
      - А почему палкой нельзя?
      - Потому что палка это машина. Простенькая, но оттого самая скверная. Рычаг, снаряд, копьё, ось - называй как хочешь, суть одна. В том и беда, что люди за машины взялись, а для мира есть только один из двух путей - магия или техника. Где машины усиливаются, там волшебство слабеет. Потому и не любят волшебники людей, хотя сами от них происходят.
      - А почему же кёниг в доме живёт, ест жареное, ходит одетый?
      - Потому что отступник. Зато в нём и силы нет настоящей. Гнилой он внутри. Сам посуди, он же смертный. Лет двести протянет, а там и состарится.
      - А ты?.. - с ужасом спросил Ист.
      - А я бессмертный. Меня только убить можно, да и то не вдруг. Что, не ожидал? То-то.
      - Дедушка, - прошептал Ист. - А много таких как ты? Настоящих?..
      Хийси сгорбился, помолчал с полминуты, но ответил:
      - Один. Остальные или сгинули кто где, или соблазнились на сладкое людское житьё. Есть такое слово - комфорт. Не слыхал? Так вот он наш самый главный враг. Захотелось дуракам комфорта, они и позволили людишкам ткать и прясть, и печи топить. А что от этого сила убывает, так беда не велика, её много, силы-то. Сами и не заметили, как прогнили. Ведь люди словно муравьи, им соломинку протяни, они все наверх заберутся, источат тебя насквозь. Мельниц понастроили, корабли рубят. Рукоделия их уже в домах не вмещаются, - возят на продажу в арбах и телегах; дорог напрокладывали. А волшебнику дорога только вредит, волшебник и так пройдёт, где ему надо. Но зато - "комфорт", - слово это Хийси прошипел, словно отфыркивался от чего-то особенно скверного. - Я-то на эту удочку не попался, а другие клюнули, позволили людям прогресс. Тоже не слыхал слова? Запоминай, врага надо знать. Слово - оружие мага. Что названо, то и существует, а остального нет. Почему-то об этом всегда забывают. Так и с прогрессом, пока его не было, так и не было. А как появился, то с ним уже не сладишь. Эти дурни рассчитывали сначала слегка поразрешать, а потом запретить. Как же, запретишь его! Вот и не стало настоящих магов. Новые, те, что смертные, уже и колдуют неприлично. Не миром повелевают, а вещами. Повелитель мечей! - это надо же так извратиться... Ну да моё дело сторона, пусть повелевает. Сам же на свой меч и напорется. Ещё ни один повелитель мечей своей смертью не помирал.
      - Так ведь в том высшая доблесть, - робко произнёс Ист заученную с детства истину.
      - Помереть доблесть?! - рыкнул Хийси. - Доблесть в том, чтобы жить! Вот что, хватит болтать, берись за дело. За шишку берись. Тяни её к себе, а я помогать буду.
      Ист попробовал, но ничего не получилось.
      - Не нужна мне шишка, - признался он. - Вон их вокруг сколько. Зачем мне именно эта?
      - Кёнигу в лоб запустить.
      Ист засмеялся, представив как молодая смолистая шишка врезается в лоб Фирна дер Наста, и разом почувствовал её в своей руке. Ветка, где только что висела шишка, освобождённо закачалась.
      Ист размахнулся и швырнул шишку в просвет между деревьями. Раздался треск, словно хрустнул слишком туго согнутый лук, и шишка исчезла.
      - Тише ты, шальной! - хохотнул Хийси. - Весь мир перекалечишь. Я велел шишку сорвать, а ты её куда пульнул?
      - А куда?
      - Куда хотел. В лоб своему хозяину. Сейчас посмотрим.
      Хийси широко развёл руки. В ответ словно окошко появилось посреди деревьев, и в этом окне Ист увидел одну из замковых комнат и кёнига, совершавшего утренний туалет. Вероятно, государь собрался бриться. Эту деликатную операцию повелитель мечей не мог бы доверить никому, так что брился он сам, как любой сапожник. Старый слуга - Густин приготовил полированное серебряное зеркало, принёс и поставил чашу с крутым кипятком и хотел уже с поклоном удалиться, когда неведомо откуда взявшаяся шишка впечаталась кёнигу в забинтованный лоб.
      Должно быть это было очень больно - получить пусть и не сильный, но неожиданный удар в раненную голову. Но даже если бы боли вовсе не оказалось, всё равно ярость повелителя измерить было бы невозможно.
      С хриплым рёвом кёниг шагнул к окну. Не к тому, волшебному, что создал Хийси, а к настоящему, за которым расстилался двор полный по утреннему времени челяди. Широкий бритвенный нож прыгнул в ладонь повелителю. И тогда Ист, не зная как остановить взбешённого владыку, мысленно толкнул бритвенный тазик. Кипяток плеснул на зелёные атласные штаны.
      Кёниг так и не заметил магического окна, но этого ему и не требовалось. Густин, вскинув руки, повалился на пол. Из рассечённого горла хлестала кровь. И лишь потом кёниг, подвывая сквозь сжатые зубы, принялся сдирать прилипшую к ногам одежду.
      Окно погасло. Хийси коротко усмехнувшись, повернулся к Исту.
      - Ты шустрый малыш. А вот скажи, тебе старичка, не жалко? Ведь это твоя шишка его зарезала. Так что готовься, милый. По земле ходишь муравьёв давишь. Я уже говорил: люди - те же муравьи. Много их, шустрые и кусаются.
      Ист отошёл в сторону, сел на кочку. Потом вскинул голову и посмотрел в круглые глаза Хийси.
      - Я не хочу быть волшебником.
      Глава 2. СЛУЖАНКА АМРИТЫ
      Ист шагал через базарную площадь. При его приближении торговцы начинали особенно звонко выхвалять свой товар, а некоторые даже норовили ухватить Иста за полу куртки, чтобы хоть таким образом привлечь к себе внимание. Всякий видел, что по рынку идёт богатый покупатель. Сафьяновые сапожки с каблуком на подковке, короткие штаны с подвязками, расшитая куртка и наброшенный на одно плечо алый плащ-пыльник. Главное же - плотно набитый кошелёк, висящий на тиснёном поясе.
      Впрочем, остановить юношу никому и не удавалось. Ист проходил через толпу бесследно словно ртуть сквозь сухой песок, край плаща невесомо выскальзывал из цепляющихся рук, и напрасно торговцы расточали цветы базарного красноречия. Ист не собирался делать покупок, да и денег у него не было. Кошель набитый звонкими цехинами лишь мерещился завистливым взглядам. На самом деле не было ничего: ни золотой нитки в волосах, ни обуви с модным каблучком, ни даже штанов. Хийси по-прежнему не признавал никакой одежды, и, значит, ученик должен был ходить голышом. Ну, а красивый морок - чтобы не смущать обывателей.
      Четыре года Ист провёл вместе с Хийси. За это время он вполне изучил несложную магию леса. Она легко открывается тому, чьи уши свободны, глаза не замазаны и душа не отравлена прогрессом. Лес оказался много проще, чем думалось вначале, но и много сложнее. Стоило допустить хоть одну фальшивую ноту, и живой лес превращался в толпу деревьев, где нет ничего, кроме бестолкового шевеления листьев. Но если ты свой и ведаешь простые древние слова, то лес оказывается единым большим зверем, а всякий зверь покорен слову мага. Можно, если хочется, закрутить тропы в тугой клубок, заставив неприятеля кружить на одном месте, словно муху в бутылочке. А можно в три минуты пройти в ту часть великого леса, что шумит в Индии или Намане. Деревья там растут иные, а лес тот же самый.
      Лесной народец, как звали во всём мире обитавшую в дебрях нежить, оказался весьма разным, но даже для юного мага почти не опасным. Нежитью их звали потому, что они не могли родиться, как всякий зверь или человек, но и умереть толком им не удавалось. Тролли, лешие и ракшасы происходили от зверей, в недобрый час получивших дар слова, от людей, сгинувших в чаще, и даже от магов-недоучек, вздумавших покорить лес новомодным волшебством огня и железа. Лес принимал всех, делал своей частью, и они оставались живые, но не живущие: тихие или шумные, бестолковые и хитрые, забавные и уродливые. Настоящие маги держались от леса в стороне, стараясь не прикасаться к его тайнам, зная, что к прошлым векам нет возврата. Один древний Хийси продолжал владычествовать над исконной колыбелью людей и магов.
      Совсем рядом с убежищем Хийси обитал один из лесных гномов. Звали этого человечка Сатаром и по его словам выходило, что он настоящий учёный маг, вроде чернокнижника Парплеуса. Ещё не умея ходить по тайным тропам, Ист познакомился с одичавшим волшебником. Сатар, хоть и разговаривал с мальчишкой свысока, но тоже был рад знакомству. Кажется, он не слишком понимал, что с ним творится и думал, что лишь недавно покинул университет Соломоников, где преподавал теоретические основы генотеизма студентам старших курсов. Он не замечал изменений, произошедших с ним, не видел, что скукожился, словно высушенный белкой рыжик и скорее напоминает зверька, смеха ради наряженного в камзол, нежели университетского профессора. Не видел даже, что суконный камзол, некогда модный, давно прирос к телу и это уже не одежда, а собственная шерсть, словно в насмешку сохраняющая вычурный портновский покрой.
      - Молодой человек, - вещал Сатар в минуты хорошего настроения, - у вас несомненно есть задатки и как только я закончу здесь свои дела, я возьму вас в ученики. Это великая честь, в университет не принимают кого попало и уж тем более, немногие могут похвастать тем, что я обратил на них внимание.
      - А какие у тебя здесь дела? - невежливо спрашивал ничуть не смущённый Ист.
      - О-о!.. - крошечный маг вздымал к небу корявый пальчик. - Это неизреченная тайна! Да будет тебе известно, что здесь располагается величайшее болото мира. А что есть болото как не остановленная, заснувшая река? Там на дне Стылой Прорвы лежит ключ-камень, который запер великую реку. Я вознамерился достать его и тогда моя сила сравняется с божественной мощью. Ныне я близок к цели как никогда, осталось сделать последний шаг...
      - А почему ты в лесу живёшь, если ты городской колдун? - перебивал нахальный мальчишка.
      - Аккомодация, - многозначительно отвечал одичавший профессор. Природа ревнива, приходится прибегать к мимикрии.
      Хийси, когда Ист рассказал о новом знакомстве, лишь усмехнулся.
      - Он, что, вправду был профессором? - спросил Ист.
      - Вправду. А был бы ещё и умным человеком, так и остался бы профессором. Так нет, не утерпел, сунулся куда не следует, вот и мается теперь.
      - Это ты его заколдовал?
      - Вот ещё, делать мне больше нечего. Сам вляпался. Явился к болоту и стал из своего посоха в трясину молниями садить. Всех лягушек в округе сварил. Ну и надорвался. Лес не любит таких, прытких.
      - А что, правда на дне Прорвы ключ-камень лежит? Вот бы достать...
      - А зачем он? В умной руке любой камень ключом станет, а дураку такая вещь ни к чему. Только сам себя запрёт да так и останется нежитью.
      - Так он, что, добыл камень-то?
      - Не-е... Кабы добыл, так троллем стал бы, а он, сам видишь, простой лесовик. А ты глупостями-то не майся, а лучше скажи, на какой день в этом году чирки на болоте птенцов выведут?..
      Спустя три года учёбы старик признался, что и прежде подбирал в лесу заплутавших детей, в которых замечал искру волшебства, но все они, испорченные человеческим житьём, не смогли проникнуться лесом, и чаща мстила им за непонимание изгнанием или превращением в полузверя.
      А Исту, который ничего не отвергал и боялся не более, чем следует тревожиться за собственную жизнь, лес открылся.
      Несколько месяцев Ист путешествовал по всему миру, пугая в ореховых чащах одичавшего йетти, тревожа в тёплых хлябях гороподобного бегемота, силой равного левиафану, и споря в мёрзлых тундрах, где и деревьев-то настоящих нет, с говорящим вожаком белых волков.
      А потом пришёл к Хийси и попросился в город.
      - Всё-таки хочешь? - проскрипел старик. - А зачем, ты подумал? Там свои маги, дохлые, хилые, но опасные. Здесь тебе ни один из них ничего сделать не может, а там ты перед их прелестями беззащитен. Не заметишь, как и сожрут. Это же ревнивые твари: друг друга жалят хуже скорпионов, а ты их уловок не знаешь.
      - Потому и хочу туда попасть, что не знаю, - признался Ист.
      И вот теперь он шагал через рыночную площадь старинного города Норгая, стараясь ни единым движением не выдать, что прежде не видал селений крупнее захолустного Снегарда. Дико сказать: и в Намане был, и в Лапландии, но только в местах безлюдных, в тундрах и джунглях, а это значит, что нигде не был и до шестнадцати лет ничего кроме леса не знал.
      Задолго до городских ворот почувствовал Ист дыхание города. Вроде бы ничего не произошло, но словно уши заложило, и глаза подёрнуло флером - и видеть, и слышать стал хуже. Ист и не подозревал, насколько его чувства зависят от магических способностей. За годы учёбы он привык жить в ярком мире, а тут вся яркость оставалась на поверхности, словно краска на трактирной вывеске. Неужто люди настолько слепы, глухи, не умеют чувствовать запахов и видеть сути вещей? Ист старался вспомнить, каким он сам был четыре года назад, но не мог.
      Но даже те ошмётки чувств, что сумел он сохранить, обрушили на него неимоверную круговерть ощущений. Люди, люди, люди... Каждый о чём-то думает, всякий чего-то хочет. На рынке всё было понятно: здесь кипела корысть, ползала жадность; мошенники обдумывали уловки, мелкий торговец судорожно пытался заранее подсчитать ожидаемый барыш и соображал, хватит ли денег, чтобы протянуть до следующего базарного дня. Простые, скаредные мысли. Воришка пытался срезать у Иста воображаемый кошелёк, но получив по рукам воображаемый удар, отскочил, с трудом сдержав крик, а потом долго старался понять, чем перетянул его богатый прохожий, если в руках у него нет ни стека, ни плётки, ни вообще ничего.
      Тёмными, непроницаемыми для чувств громадами стояли богатые дома, двухэтажные, с башенками и балконами, похожие на замки, с узкими окнами, прорезанными высоко над землёй, и глухими прочно запертыми воротами. Кто живёт там, о чём думает - неведомо.
      Но самое притягательное находится за городскими стенами, казалось бы, открытое и доступное всякому грабителю, сумевшему собрать полсотни головорезов. Поодаль от города на другом берегу речки поднимаются вызолоченные крыши храма. Там оракул и капище норгайского бога Гунгурда. И даже здесь среди базарной суеты чувствует Ист тяжелое давящее присутствие храма. Туда бы зайти, взглянуть хоть одним глазом, но именно это Хийси запретил крепче всего, - и значит, храм останется в стороне.