Святослав ЛОГИНОВ
      
      СЛУЧАЙНОСТЬ
      
      Каждый год Адольф фон Байер, профессор химии Мюнхенского университета, получал от магистратуры пригласительный билет на городской бал, внимательно его прочитывал, благодарил рассыльного и никуда не ходил. Но недавно кто-то рассказал ему, что Юстус Либих, чью кафедру он занимает вот уже пятый год, считал своим долгом всегда присутствовать на празднике. И Байер тоже решил пойти.
      Бал начинался в одиннадцать часов вечера, так что день у Байера был таким же трудовым, как любой другой. С утра он раздал задания лаборантам и практикантам, поговорил с сотрудниками и ассистентами, ведущими самостоятельные работы. Потом читал лекции студентам, сходил домой пообедать, опять вернулся в университет, ответил на письма, выправил корректуру статьи для журнала и... совершенно забыл о бале.
      Вспомнил о нем только когда давал инструкции лаборанту Францу. Тот оставался на ночь, следить за синтезом, поставленным еще с утра. Обычно Байер старался не оставлять Франца одного в лаборатории, Франц был человеком ненадежным: лаборантом он лишь числился, а на самом деле был обычным наемным служителем, но поскольку в этот день были поставлены давно отработанные синтезы, не грозящие никакими сюрпризами, Байер решил рискнуть. Он объяснял предстоящую работу, а Франц слушал, почтительно кивая на каждой фразе.
      - Особое внимание прошу уделить горелкам, следите, чтобы кипение было тихим, без толчков, нагрев контролируйте по термометрам... Хотя, так вы все позабудете. Я сейчас запишу... - Байер схватил со стола первую попавшуюся бумажку. Это оказался пригласительный билет. - Мой бог! Совсем забыл! - воскликнул Байер.
      Тем не менее, он сначала закончил наставления, проверил, чтобы все было в порядке, и только потом поспешил к дому, чтобы переодеться.
      Разумеется, он опоздал, праздник был в самом разгаре. Распорядитель ввел Байера в зал, торжественно возгласил:
      - Адольф фон Байер, профессор!
      Теперь Байер считался представленным присутствующим и мог начинать веселиться самостоятельно. Но, во-первых, он не знал здесь ни одного человека. Открывавшие бал почтенные люди, с которыми Байера водил знакомство, уже ушли, и в древнем "зале пиров" гудела незнакомая толпа. А во-вторых, Байер решительно не представлял, что он должен здесь делать, ведь он, по примеру великого Либиха, собирался прийти только на открытие.
      Однако, к нему почти сразу подошел заплывший жиром толстяк, втиснутый в узкий сюртук. Он остановился против Байера и громко спросил:
      - Это вы доктор фон Байер?
      - К вашим услугам, - отозвался тот.
      - Краппп? - рявкнул толстяк.
      - Простите? - не понял Байер.
      - Ведь это вы сделали искусственный крапп?
      - Ализарин, красящее вещество краппа, - лекторским тоном произнес Байер, - получен Гребе и Линнеманом в то время, когда эти два ученых работали в моей лаборатории.
      - Все равно, - отмахнулся толстяк, - весь город говорит, что крапп сделали вы, - он замолк на несколько секунд, а потом, решив, что собеседник усвоил комплимент, спросил: - А сейчас вы чем занимаетесь?
      - Индиго, - коротко ответил Байер.
      - О-о-о!.. - уважительно протянул толстяк. - И давно вы за него взялись?
      - Не очень, - рассеянно ответил Байер.
      Он вдруг вспомнил, как впервые познакомился с таинственным веществом индиго. В то время Адольф Иоганн Фридрих Вильгельм фон Байер был худеньким бледным мальчиком и его звучные имена казались насмешкой. Отец его, в юности воевавший против Наполеона, хотел, чтобы сын стал военным, мать мечтала видеть его литератороом. А двенадцатилетний Адольф читал и перечитывал случайно попавший ему в руки научный трактат Фридриха Велера человека, впервые ситезировавшего органическую субстанцию из неорганических веществ. Больше всего в этой книге потряс мальчика рассказ о красках. Только теперь он понял, как неярко одеваются живущие вокруг люди. Материи были белыми, серыми или выкрашенными в некрасивый бурый цвет дешевой краской "кашу". Все остальные красители привозились издалека и были дороги. Даже сами их названия звучали словно имена сказочных восточных городов: шафран, кошениль, хна. И, конечно же, царь красок синее индиго. Цена этой чудесной лазоревой краски была столь велика, что некогда германские правители даже запретили ввоз индиго в страну, опасаясь, что Германия разорится, если немцы будут носить платье, выкрашенное в синий цвет. И даже французский император, с которым так храбро сражался отец будущего химика, не смог одеть в синие мундиры любимую старую гвардию.