В квартире у Семенова была черная дыра. Она висела над письменным столом и чуть слышно гудела, словно лампочка, которая собирается перегореть. Хотя перегорать дыра не собиралась. Это была добротная черная дыра, в которой сколлапсировалась целая вселенная, такая же большая, как наша.
      Черная дыра была совершенно не нужна Семенову, но раз она висела над столом, то Семенов использовал ее вместо пепельницы — совал в дыру окурки, стряхивал пепел, а иногда пускал толстую струю дыма и наблюдал, как дыра с легким шипением засасывает его.
      Семенов не знал, что из-за этих его игр вселенная по ту сторону дыры забита изжеванными вонючими хабариками, а от дыма на планетах той вселенной стало невозможно дышать, и жизнь на ней скоро погибнет.
      Но даже если бы Семенов знал это, курить бы он все равно не бросил.

      Изобретатель Шумовкин в свободное от основной работы время построил вечный двигатель и явился с ним в патентное бюро.
      — Андриан Егорович! — укоризненно сказали ему там, — вы наш лучший изобретатель — и вдруг такое несерьезное предложение. Известно ли вам, что даже Французская Академия и то уже не рассматривает проекты perpetuum mobile?
      — А все-таки, она вертится, — ответил Шумовкин, смущенный, но не побежденный.
      Возражение было неоригинальным, но на руководство подействовало. Была назначена компетентная комиссия, которая после тщательной проверки признала двигатель существующим, изменив только название «вечный» на более внушительное «долговечный двигатель».

      Лимоны-грешники после того, как их сорвут с дерева, попадают в лимон-ад. А куда деваются лимоны-праведники?

      Старики помнят, как Ых-Хы пришел к Бу-Га за солью.
      — Зачем тебе соль? — спросил Бу-Га.
      — Я положу ее в еду. Еда без соли — невкусно. Даже сладкий батат нельзя есть без соли.
      — А откуда я могу знать, что ты действительно ее ешь? Это надо проверить. Открой рот, я положу туда кусочек соли.
      Ых-Хы послушно разинул рот, Бу-Га бросил ему на язык щепотку соли, а потом спросил:
      — Ты живой?
      — Живой.
      — Значит, ты сказал правду. Я дам тебе соли, но сначала ответь: куда ее кладут?
      — Соль кладут в еду.
      — А я положил соль в тебя!… — засмеялся Бу-га. — Значит, ты и есть еда!
      И Бу-Га съел Ых-Хы с солью. Говорят, что это было очень смешно. Так на свете появилось то, что теперь называют Черным Юмором.

      Чайнику хотелось закипеть, но плита была слишком далеко.
      — Может быть, все-таки закипеть? — думал он. — Это же просто, в воздухе сколько угодно горячих молекул. Нет-нет… Нельзя обижать людей, они так любят второе начало термодинамики, что я не в силах их огорчить… А как было бы хорошо! Я восхитительно горяч, а в комнате прохладно и приятно. Но нет, долой соблазн! Не нагреваться!…
      — Господи, что это? — в ужасе прошептала хозяйка.
      Перед ней на столе стоял замерзший, покрытый инеем чайник.

      За шумом дождя Лао не расслышал стука в дверь и пошел открывать, только когда весь дом затрясся от сильных ударов.
      У ворот, держа на поводу навьюченного мула, стоял странно одетый человек. Он заговорил, сначала невесть что, но потом, увидев непонимание, перешел на язык похожий на здешний.
      — Я перешел через горы. Я устал и голоден. Можно ли у вас переночевать иностранцу?
      — Мы рады тому, кто идет с миром. Заходи в дом, ты получишь еду и постель.
      Сон был крепок, а наутро путник увидел голубое небо, солнце и вершины гор. Время собираться в дорогу.
      — Прощай, хозяин. Благодарю за ночлег. Вот, держи.
      — Что это?
      — Это? Деньги.
      — Прости, но в наших краях нет ничего подобного. Объясни, зачем даешь ты мне эти предметы?
      — Ты пустил меня в дом, накормил, дал новую одежду и еду на дорогу. Я же даю тебе за это деньги. Тот, у кого много денег — самый уважаемый человек.
      — Спасибо, я понял. У нас нет такого обычая, но я вижу, что он мудр.
      — Прощай!
      — Да помогут тебе боги!
      Через час Лао был в доме у кузнеца.
      — Сделай мне, мастер, сто дисков со знаком моей семьи. Мой сын поможет тебе. Дело в том, что вчера вечером пришел ко мне один чужестранец, и он рассказал…
      А некоторое время спустя, по всей этой небольшой стране распространился обычай: если кто-то делал другому человеку приятное, тот давал ему серебряный диск со знаком своей семьи. Эти диски хранят дома или мастерят из них ожерелья.
      И человек, у которого много денег — самый уважаемый человек.

      Тишина ночи в старом замке навевала размышления печальные как лунные лучи, цвета старого потускневшего жемчуга, что бесплотным дождем падали на крыши. Покойный сэр Томас назвал бы такую ночь — днем теней. Точное название. Думается, не только мне не спится сейчас. Сэр Томас, когда был жив, лунными ночами всегда бродил по коридорам и лестницам. Но привидения из него все равно не получилось бы. Слишком уж непохож.
      Я замечтался, вспоминая старого лорда, но все же что-то заставило меня насторожиться. Мне послышались шаги в галерее призраков. Я вскочил, бесшумно ступая, подошел к повороту и осторожно выглянул. Галерея была пуста. Мне опять не повезло.
      Печально вздохнув, я вернулся к себе и сел на ржавые остатки цепи, которой когда-то был прикован к стене мой скелет.

      Мы садились пить чай, когда в открытую форточку впорхнуло летающее блюдце.
      — Какая прелесть! — воскликнула Дуся, заметив его. — У нас как раз не хватает такого!
      Теперь космический корабль стоит в серванте, а марсиане улетели в большой фаянсовой тарелке, которую подарила им добрая Дуся.

      Дорога на город.
      — А, шинок! Кони — ша!
      У, тута-т скаредам и мадера к статуту.
      Уж я, лгун, ну, гляжу: Так, рядом Модя Р. — кат.
      — На, кат, стакан!
      Тот:
      — Во кат, маслом ужа мажу, мол сам таков.
      — О, ты палач! А лапы-то…
      Возле-с окна банк осел. Зов:
      — Тут бура. А руб тут?
      Я игрок, а карту с утра — как оргия. С нови тако бил, тупаку капут, либо кати вон-с.
      — О, то-то!
      Бардак. Кадра — б… За руб ебу раз.
      — Он дал и нам мани? Ладно.
      Хап в лапу хуй — ух! — упал в пах и нет и тени.
      — Вали, лав!
      Вот тов. поп:
      — Дай ад!
      — Е, что тебе ебет, отче?
      — Вино лакал он и в агонии нога.
      — Кат! И руби попу у поп и бури! Так.
      Модя рядом:
      — На в лоб, болван!
      Ропот в лад: «Больно! Он лоб дал в топор! У, кару дураку!"
      Со сварой орав — сос.
      Шут лабал туш.
      Тут кабак. Я пил. В кабак влип я бара раб.
      И дал кагор — рога клади!
      Заказ:
      — А море рома?
      — Сей миг. Им — йес.
      О, гони спирт в трипсин! Ого!… Уже лежу.
      Во — полк клопов! Дерби. Лежу. Ужели бред?
      Да, готов я, вот… О гад!

      Никто не мог обвинить атлантов в жадности. За чужим они никогда не гнались, но вот свое обязательно должно быть самым лучшим.
      — Слыхали, — говорили атланты друг другу, — какую в Египте пирамиду построили? Сделаем-ка мы себе в пять раз больше!
      И делали.
      — А вот в Галлии, — рассказывал кто-то, — менгиры каменные поставили. Десять тысяч штук.
      — Ничего! — кричали ему. — Мы сто тысяч поставим!
      — Зачем нам менгиры, да еще сто тысяч? — спросил не такой как все, но на него не обратили внимания.
      Хорошо жили атланты. Все у них было, и все самое лучшее. Но тут один путешественник привез удивительную новость: в Италии проснулся вулкан Везувий. Во всем мире только об этом и говорят.
      — Подумаешь, — ответили атланты, — мы у себя сто вулканов разбудим!
      — Может, не надо вулканов? — спросил не такой как все, но его и на этот раз слушать не стали.
      Вулканы разбудили. Атлантида потонула. А сами атланты выплыли, расселились по свету и живут среди людей, ничуть не изменяя прежним привычкам.