13

— Проехать всю дорогу из Абилина не разгибая спины в надежде найти заработанные чистым способом зелененькие, дать себя обчистить до последнего доллара, остановить этот треклятый поезд и обнаружить, что этот головорез со своими дружками командует им, наконец, выскребать лошадиный помет отсюда — а в перерывах стоять с метлами наготове и ждать, пока снова появится работа, — это самая дерьмовая цепочка невезенья, которую только можно придумать! — плакался И. В.

— Дерьмо! — воскликнул Слокум. И. В. энергично кивнул.

— Это уж точно!

Все это не забавляло Джона. Смерть парнишки угнетала его. Представляя себе его тело, погребенное под кучей мешков в соседнем вагоне, он одновременно расстраивался и приходил в ярость. Он так напряженно работал, что с трудом мог собрать собственные мысли. Они все заплатят, поклялся он сам себе: Барлоу, Эйрес, Сайкс, все до последнего. Кроме Кассиди. В том оставалось еще что-то человеческое, он был непохож на остальных. Его интересовало только одно: попасть на судно, уходящее в Южную Америку. Он не хотел разорять города, долбить шлюх и расстреливать в упор безусых подростков.

— Знаешь, что это за здоровая сука, которая вцепилась в Барлоу? — спросил И. В.

— Не знаю и знать не хочу! — ответил Слокум.

— Это их мадам, Элоиза О'Лири. Похоронила не меньше шести мужей и в два раза больше любовников. Больше девушек обратила в грех, чем шанхайский опиум. Содержала публичные дома на всем пути из Уако в Вашингтон. Ее столько же раз выкидывали из разных городов, сколько яблок на дереве. Говорят, она припрятала в сейфе банка в Сакраменто такую коллекцию алмазов, что перед ней бледнеют богатства английской королевы.

— Барлоу у нее точно под каблуком, — отметил Ханикатт. И. В. кивнул.

— Она ему докучает просьбами играть церковные гимны на губной гармошке, — пошутил он.

— Ничего, она тоже играет на его гармошке, — заметил Ханикатт.

— Слушай, Хани, ну ты пошутил так пошутил! Послушай, Джон, вот это шутка!

Слокум швырнул свою метлу в копыта искалеченной чалой лошади, та испуганно дернулась.

— Черт, вы можете заткнуть свои поганые рты на две минуты? — спросил он.

И. В. обиделся.

— Что на тебя нашло?

— Ты!

— А что я?

— Все и ничего! Никогда ничего толкового сказать не можешь. Болтаешь и болтаешь. Хуже шлюхи.

— Я просто хочу взбодриться. Надо же отыскать и светлую сторону.

— Да нет светлой стороны, тупая ты задница! Мальчик погиб, ты что, своей башкой этого понять не можешь?

— Его никто не заставлял уходить, — сказал Ханикатт. Слокум рассвирепел.

— Сукин ты сын, насильник! Он убежал, потому что мы его заставили, и ты это знаешь. Он был вконец перепуган. Мы его уговорили. Он был еще дитя. Посмотрел бы ты на него в тот момент, когда здесь все трахались. Он был настолько потрясен, что едва дышал! Боже милостивый, да что с вами? Вас это не угнетает? Не беспокоит, мать вашу? Вы что, ледяные?

— Джон, — прервал его И. В., — расслабься, выпусти пар. Мы не животные, но ничего не поделаешь. Если мы будем до конца наших дней корить себя — мы его все равно не оживим. Жизнь — сложная штука. Мальчик, который берет в руки оружие и садится в седло вместе со взрослыми мужчинами, сам решает свою судьбу. Вэйду не повезло, ему пришла не та карта. Просто…

— Ты прав, — отозвался Слокум. — Я вас двоих и не обвиняю. Это ведь я вытолкнул его за дверь. Это я с самого начала решил, что он должен удрать. Меня просто тошнит от этого. Господи, хоть ложись и помирай!

Снова взявшись за метлу, он начал выбрасывать помет в конец вагона, откуда Ханикатт выметал его наружу. Потом они кормили лошадей, чтобы, как заметил И. В., «убедиться, что нам хватит навоза надолго».

Состав спустился в долину и перешел на запасной путь. Вагон остановился, лошади затряслись друг о друга.

— Пора сматываться, — сказал Слокум, сжав зубы; — Все это слишком далеко зашло. В конце этого путешествия нас в любом случае ждет только могила.

— Я мог бы сказать то же еще в Монтане, — сказал Ханикатт. В проходе появился Сайкс, его рыжие волосы свисали на запотевшее лицо.

— Мы будем стоять на запасных путях до конца дня. Если вы закончили с чисткой лошадей, возьмите мальчишку, найдите подходящее место и похороните его. Лопаты есть в багажном вагоне.

Они выбрали место в тополиной роще, находившейся в пределах видимости с поезда. Шлюхи и бандиты высунулись из окон, с интересом наблюдая за ними. Жаркое солнце иссушило листья, которые лежали на земле вперемежку с сережками. Убрав этот лиственный ковер, они вырыли парнишке могилу. Затем опустили туда завернутое в одеяло тело.

— Кто-то из нас должен сказать что-нибудь из Библии, — сказал Ханикатт, с надеждой посматривая на И. В.

— Давай, — сказал И. В.

— А я не знаю.

— И я. Джон?

— И не я.

— Почему? Если ты знаешь, то скажи. Ты зная его, так что имеешь право.

— Я убил его. Так что это исключено.

И. В. грустно посмотрел на него, вздохнул и раскрыл руки как бы в молитве.

— Господи благослови и храни тебя, Вэйд, мальчик мой! — произнес он. — Аминь.

Кто-то, высунувшись из окна, сказал что-то. Остальные рассмеялись, но потом замолчали, остановленные одним из их компании.

— Жаль, у меня нет гатлинговского ружья, — пожаловался Слокум. — Я бы разнес эти окна из конца в конец.

Они опустили тело в могилу, набросали сухую красную землю на останки мальчика. Затем насыпали холм, после чего Слокум стал кидать горсти сережек сверху.

— Что ты делаешь? — спросил Ханикатт.

— Они мягкие и симпатичные, — ответил Слокум возбужденно, — а цветов у нас нет. А, дерьмо, я и сам не знаю, что делаю.

Швырнув последнюю горсть сережек на могилу, он повернулся и зашагал к поезду.

14

Вскоре после заката Слокум был в вагоне-конюшне, когда туда постучал Ханикатт и позвал его.

— Что случилось?

— Открой дверь. Мы только что узнали, — сообщил Ханикатт, — о том, что в Вайоминге поедем только до Грэнджера.

— И куда дальше?

— Там мы перейдем на линию «Юнион Пасифик».

— И что же?

— Мы не доедем до Шайенна. Мы даже не доедем до Грин-Ривер. Мы поедем на запад к Огдену, в Юту. И. В. говорит, что знает Огден как пять своих пальцев. Он считает, что, если все получится, мы сможем вырваться верхом из багажного вагона и скрыться в Уосетских горах. Он уверяет, что мы легко сможем уйти от любой погони. Он знает там полдюжины пещер.

— Так и поступим. А где он сейчас?

— Барлоу послал его наверх. Там свалился вниз один из тормозных кондукторов. Сломал себе шею и разбился насмерть. Мы даже не остановились и поехали дальше.

— Бог мой!

Чем больше Слокум думал об этом предложении, тем более разумным оно ему казалось. Что же до пояса с деньгами, то они могли и не терять из вида поезд. Оказавшись в горах, они могли легко следовать за ним. Не вызывало сомнений, что Барлоу с его шайкой и сэкет-спрингзскими подружками должны были остановить поезд задолго до Нового Орлеана или же могли уйти с поезда сами где-нибудь по дороге. Барлоу занервничал. Слокум видел, что за последние несколько дней он очень изменился и даже страстное внимание миссис О'Лири не могло его успокоить.

Они доехали до Грэнджера глубокой ночью. Кассиди развернулся, Мэлрей запросил путь на запад, и они двинулись к Огдену. И. В., дождавшийся уже смены на тормозной площадке, утверждал, что расстояние между двумя поселками было около ста миль — при той скорости, которую обычно поддерживал Кассиди, от шести до шести с половиной часов пути.

В десяти-двенадцати милях от Грэнджера, однако, сломался клапанный распределитель Стефенсона. Кассиди пришлось остановить состав и заняться неисправностью. Он смог ее устранить, однако остановка задержала их часа на полтора.

Тем временем Дэйзи Джан Ладлоу выследила Слокума в третьем от конца вагоне и вовлекла его в разговор.

— Ты меня что-то избегаешь, ковбой! — тихо сказала она, широко улыбаясь, и отгородила его руками с двух сторон, зажав у двери.

— Я так понял, что вы сошлись с большеротым Эйресом. Опустив руки, она жестом и голосом выразила несогласие.

— Мистер Тихоня! Знаешь что?

— Что?

— Твое счастье, что ты мужчина и не знаешь, что такое наша профессия.

Она дотронулась кончиком пальца до его подбородка и провела через все туловище.

— Эйрес из тех, кого мы, в нашем ремесле, называем «Мужчи-на-раз-в-неделю». А ты, с другой стороны… мммм… ты мне нравишься, Слокум. А я тебе нравлюсь?

— Мне не нравится, как ты ходишь по кругу, как шайенская трубка мира.

— Ты обещал прийти через две минуты. Я не знала, когда ты вернешься.

— У меня были неотложные дела в багажном вагоне.

— Я знаю. — Она опустила глаза, улыбка сошла с ее лица. — Мне жаль твоего друга, это было ужасно.

— Вот что я вам скажу, леди. Вы со своими подругами просто с ума сошли, решив остаться на этом поезде.

— Мы слушаемся Элоизу. Мы собирались сбежать из Сэкет-Спрингз. Так что эти двое на конкордовском фургоне поспели как раз вовремя. — Она махнула рукой. — Нам здесь нравится. Полно еды и выпивки, и мы можем путешествовать. Говорят, что для работающей девушки Новый Орлеан — просто рай.

— Не думай, что вы попадете туда.

— Мистер Барлоу говорит…

— Мистер Барлоу — сумасшедший маньяк-убийца. Не думай, что он будет колебаться, прежде чем наврать с три короба. Ваша мадам, миссис О'Лири, думает, что обвела его вокруг пальца.

— Но так оно и есть.

— Черта с два. Не знаете вы этого сукина сына. Ей повезет, если он, разозлившись на нее, не пнет ее в толстую задницу на краю какого-нибудь ущелья!

— Чего это ты так бесишься? Если это так, то почему вы со своими друзьями от него не сбежали?

— Ас чего ты взяла?

— А куда вы собираетесь сбежать?

— Это не так уж и важно. Мы смоемся, вот и все.

Мысленно он дал себе по шее. Зачем он ей сказал? Разве можно быть таким болтливым? Каким же идиотом, черт возьми, надо было оказаться!

— Другие вещи куда важнее. — Она снова погладила его. Он вздохнул, расслабил свои челюстные мышцы в добросердечную улыбку и взял ее за руку.

… Когда угар страсти прошел, они продолжили разговор. В конце концов ковбой убедил свою жрицу любви в том, что разумнее всего сбежать.

— Как только этот подонок доберется до Нового Орлеана, леди, можно смело не рассчитывать на пароходное путешествие!

— О'кей, ты меня уговорил. Ты поедешь, а я вместе с тобой.

— Попридержи лошадей — тут я ничего не могу пообещать!

— Хочешь, чтобы я уехала, но не хочешь брать с собой — так, что ли?

— Я этого не говорил.

— Тогда что же?

— Мне нужно все это еще обсудить.

— Сначала займемся делом, потом поговорим еще. Слокум застонал и ухмыльнулся, и они принялись за прерванное занятие.

15

Поезд замедлил ход и остановился, связки между вагонами залязгали, дым из паровоза вырывался со звуком, напоминающим порывы зимней вьюги. Солнце позолотило серо-зеленые горы, проникло через окна, отбрасывая блики на пол в проходе. Любовники сели, пытаясь продрать глаза. Дэйзи Джан обернула вокруг себя одеяло.

— Почему мы встали?

— Понятия не имею.

Ковбой натянул брюки и спустился. Дойдя до конца вагона, он открыл дверь и посмотрел вперед.

Сбоку на поезд спускался вооруженный отряд индейцев. Впереди он увидел огромный завал, блокирующий путь составу. Она подошла к нему.

— Индейцы!

— Змеи.

— Что?

— Индейцы-змеи. Шашоны. Господи, помилуй!

— Беда?

— А что же еще ждать от краснокожих? Возвращайся в вагон. На поезде все уже проснулись, включая Барлоу. Вместе с Элоизой О'Лири, Клементом, Дугласом Эйресом и парой других своих людей он вышел навстречу шушуну, возглавляющему банду. Ханикатт и И. В. присоединились к Слокуму и наблюдали за происходящим со ступенек лестницы, ведущей в вагон.

— Я командую этим поездом, — сказал Барлоу, показывая на состав.

— Бог мой! — застонал Слокум. — Начинается!

Вождь шушунов в каменном молчании выслушал объяснения Барлоу относительно того, кто они такие, куда направляются, и что он со своими храбрецами должен разобрать завал на рельсах и с миром уйти. Чем дольше говорил Барлоу, тем более очевидным становилось то, что его слушатели не понимали ни слова. По взгляду вождя было, впрочем, ясно, что он не согласен пойти на уступки.

— Кто-нибудь может объясниться на их языке? — спросил Барлоу, оглядываясь вокруг.

— Я могу, — отозвался Ханикатт.

— Поговори с этой краснокожей скотиной, выясни, чего они хотят.

— Но-ен-со-пикс! — выпалил вождь, тыча пальцем в свою широкую грудь и поднимая пику.

— Говорит, что его зовут «Тот, кто убегает на холмы», — начал Ханикатт.

— Какого черта! Какое нам дело, как его зовут. Выясни, что он хочет за то, чтобы разобрать этот дурацкий завал.

Ханикатт начал медленно и неуверенно строить цепочку отрывистых слогов. Вождь слушал, смеялся, отвечал, показывая на вагон, в котором держали угнанных лошадей, — животные хорошо были видны через окно.

— Он хочет… — начал Ханикатт.

— Скажи, что на этот раз ему не повезло! — отрезал Барлоу. Дерьмо такое, подумал Слокум. В это время подъехали остальные индейцы, так что число их утроилось, по крайней мере, до шестидесяти человек. С тыльной части поезда еще дюжина индейцев закидывала камнями рельсы, ставя перед Кассиди два непреодолимых препятствия.

— Бога ради, отдай ему лошадей! — взорвался Слокум. Барлоу повернулся на звук его голоса и уничтожающе посмотрел на него.

— Заткнись, черт тебя возьми, и не лезь в это дело! — нервно предупредил его И. В.

— Дерьмо! Рэйли, ну раскинь ты мозгами! У нас же на поезде женщины!

Барлоу презрительно выпятил челюсть и покачал головой.

— Нам нужны все лошади до последней!

Слокум тяжело вздохнул и посмотрел на вождя. Как большинство шушунов, он и его люди были коротконогими, темнокожими, одеждой им служили выделанные шкуры антилопы и буйвола, разукрашенные дюжиной красок. Одежда была отделана скальпированными локонами и горностаем, головные уборы были из орлиных перьев. Все до одного они носили прямые черные волосы с пробором посредине, смазывая их медвежьим жиром.

Но-ен-со-пикс был еще украшен и ожерельем из человеческих пальцев. Лишь однажды Слокум видел подобное украшение — в шайенской деревушке в Бигхорнских горах. Шайенский воин убил восемь противников и, чтобы доказать это, отрубал у каждого средний палец. Но-ен-со-пикс использовал для ожерелья только один комплект пальцев, оставив их счастливого законного владельца с копьем в спине.

— Все назад в поезд, кроме Ханикатта! — прорычал Барлоу. — Ты останешься со мной. Кассиди!

— Да, Рэйли?

— Приготовься к движению!

— Ты что, всерьез? — Высунувшись из кабины, Кассиди показал на хвостовую часть поезда. — Ты предлагаешь ехать прямо на камни или в объезд?

— Подай назад и прорывайся вперед!

— Куда назад? — Второй завал позади поезда был уже готов. Барлоу громко выругался.

— Черт, я что, не сказал, чтобы все вернулись в поезд?

— Дай им этих проклятых лошадей! — завопил Слокум, пока все взбирались в вагоны.

Барлоу схватился за ружье. Но-ен-со-пикс и его люди резко напряглись, а лошади стали бить копытами землю. Но Барлоу, не обращая внимания на индейцев, нацелил ружье на Слокума.

— Все по вагонам! Ханикатт, иди сюда!

Теперь все вернулись в вагоны, собрались у окон и смотрели, как Ханикатт переводит речь Барлоу. Переговоры были в разгаре, когда выстрел нарушил тишину и вождь упал со своей лошади. Тут все словно взорвалось. В грудь Ханикатта попала стрела, и он упал замертво. Барлоу взобрался в вагон, двигаясь удивительно резво для своих габаритов. Женщины начали визжать, а мужчины стрелять. Индейцы разбежались в разные стороны. От поезда их отделяло не более десяти ярдов. После оглушительного раската выстрелов, последовавших за первым, можно было считать, что, по крайней мере, половина отряда уничтожена. Убито было, впрочем, всего четыре индейца. Классический пример пальбы, подумал Слокум, когда никто не прицеливается и не думает, прежде чем выстрелить. В каждого из четырех убитых всадили по десятку, а то и по дюжине пуль, зато все остальные преспокойно ускакали и вступили в бой, окружив поезд. Они стреляли из старых ружей «Шарп», еще более старых «Генри» и не гнушались точно пускаемыми стрелами.

«Шарпы» были страшным оружием — выстрелы пробивали деревянные стены вагона, в котором укрылись Слокум, И. В., Дэйзи Джан и дюжина других. Они отвечали на огонь из шести ружей и горсточки винчестеров, захваченных в Сэкет-Спрингз.

— Кто-нибудь дайте мне проклятое ружье! — молил Слокум. Никто не отозвался. «Шарпы» продолжали пальбу по стенам вагона, одна из пуль пробила доски, задела за печную трубу и упала на пол. Дэйзи Джан сжалась и прижалась к Слокуму.

— Из чего они стреляют, когда такие громкие выстрелы?

— «Шарпы» пятидесятого калибра. На буйволов охотиться. Стреляет сегодня, а убивает завтра. Столько народа уже погибло, молясь, чтобы те сволочи, которые продают «Шарпы» индейцам, попали на адский огонь.

— Попал в одного! — закричал Диллард Сайкс, стоящий по другую руку от Слокума.

Слегка приподнявшись, он радостно закричал. Пуля попала ему в глаз и прошла сквозь мозг. Его радость сошла с лица — смерть была мгновенной.

— Бог мой! — воскликнула Дэйзи Джан. Слокум успел выхватить ружье Сайкса еще до того, как тело мертвеца рухнуло на землю.

— Сними с него патронташ!

— Он же мертв, я не могу его трогать!

— Делай, что тебе говорят, черт возьми! Она послушалась и передала ему патронташ, держась за пряжку, как за хвост мертвой змеи.

— У них перевес в два раза, — запричитала Дэйзи Джан. — Они нас убьют и скальпируют, точно?

— Увидим. Вот сукин сын!

— Что случилось?

— Не надо было его убивать! Тогда мог бы уцелеть Ханикатт. Подлец, выстреливший первым, все равно что убил его.

— Это был Сайкс.

— Ты видела?

Она кивнула и показала:

— Он был с другой стороны печки.

Она не успела договорить, как Слокум направил свое ружье в голову Сайкса и выстрелил.

— Зачем ты это сделал?

— Захотелось. Не высовывайся и заткнись!

Среди серо-зеленой освещенной солнцем долины прекрасным утром продолжалось сражение. В осеннем небе клубился грязновато-белый дым выстрелов, раздавались свист и удары стрел, ругань. Грохот, крики дикарей, непрекращающееся клокотанье выстрелов, стук копыт лошадей… И запах смерти, стоящий в воздухе, как туман над болотом.

Барлоу метался взад и вперед по поезду, подбадривая своих людей. Его слоноподобная подруга лежала поперек сиденья, зажав уши пухлыми, розовыми пальцами, унизанными кольцами. На ее видавшем виды лице отражался жуткий ужас, который не могли скрыть пудра и помада, огромные груди колыхались от охватившей ее паники.

Слокум расстрелял обойму Сайкса, перезарядил ружье из патронташа и стал прицеливаться перед каждым выстрелом. Несмотря на это, за сорок минут он расстрелял все свои боеприпасы. Отбросив бесполезное ружье, он упал на пол, подложил руки под голову и стал смотреть в потолок. До него Доносились звуки стычки. Выстрелы разрывали полки, иногда с лязгом влетала стрела, как бы напоминая ему, что на поезд напали индейцы.

— Долго ты собираешься так лежать? — укоризненно сказала Дэйзи Джан.

— У меня нет патронов. Если ты мне их достанешь, я с удовольствием постреляю еще.

— Ты просто смешон!

— Ну и что? Не я начал эту заварушку! Помнишь, я предлагал отдать им этих проклятых лошадей.

— Сейчас это уже касается всех. Они же нас всех вырежут, если мы не будем защищаться.

— Знаешь, что нам нужно сделать? Проползти в багажный вагон, открыть дверь, опустить рампу, а потом выпустить проклятых лошадей наружу: если индейцам только это и нужно, они сразу же ускачут восвояси.

Слокум повернул голову набок, объясняя все это Дэйзи Джан, когда неожиданно почувствовал, что что-то холодное упирается ему в лоб. Это было дуло револьвера, оставшаяся часть которого была зажата в массивной волосатой руке.

— Ну как, Джон, пулю или ружье?

Слокум поднял глаза, увидел Барлоу, свирепо смотревшего на него, и медленно отвел дуло в сторону.

— Привет, — сказал он с деланным равнодушием.

— Предлагаю тебе вот эту игрушку. Поднимайся и займись делом. — Барлоу сунул ему в руку револьвер.

— Ну, видишь, чего ты добился? — спросил Слокум.

— Ты о чем?

— О том, что ты вытащил чеку из моего кольта, — он бы сейчас пригодился. Да и оружие И. В., Ханикатта и парнишки не помешало бы.

— Я сожалею о Ханикатте.

—Да уж.

— Как только мы разберемся с этим делом, мы похороним его.

— Да. — Слокум осмотрел оружие. Это был «ремингтон» 44-го калибра. Он запихнул патроны в подол рубашки.

— Постарайся стрелять поточнее.

— Лучше бы твои ребята взяли в Сэкет-Спрингз поменьше виски и побольше оружия.

Барлоу не обратил внимания на его слова и, согнувшись, продолжал свой путь вдоль вагона. Слокум возобновил стрельбу, присев у подоконника. Дэйзи Джан была рядом: она настояла на том, чтобы выбирать для него мишени. Он стрелял и промахивался, снова стрелял и снова не попадал.

— Ты все время промахиваешься! — воскликнула Дэйзи.

— Я тут ни при чем, это все пушка. У этого проклятого «ремингтона» ствол стесался настолько, что стал похож на печную трубу!

Постепенно в боевых действиях наступил перелом. Это случилось неожиданно — Барлоу вовремя и очень крупно повезло. У шушунов кончились пули и стрелы. Пальба прекратилась, индейцы стали жутко вопить, собрали своих погибших и удалились, подняв облако пыли невероятных размеров.

— Пока, ребята! — попрощался Слокум.

— Счастливое избавление, — заметила Дэйзи Джан. Убитых было десять человек: Ханикатт, Сайкс, трое сбежавших из Дирлоджа и четыре шлюхи, которые, как предположил Слокум, не смогли обуздать свое любопытство и попали на линию огня. раненых было в два раза больше, но серьезным было только ранение Дугласа Эйреса — пуля попала ему в грудь. Он сидел на излюбленном месте Барлоу, издавая стоны и постоянно сплевывая кровь. Слокум, едва взглянув на него, понял, что тот обречен. Ему уже не нужна была помощь компании нянек, слетевшихся к нему, как пчелы на цветок.

Кассиди получил ранение в руку, но не обращал внимания на тоненькую струйку крови, сочившейся на ладонь. Его беспокоила только судьба паровоза. Он пришел в первый вагон обсудить положение с Барлоу.

— Ребята разбирают завал, — сказал Барлоу. — Так что можно двигаться.

— Ничего не получится, Рэйли. — Кассиди помотал головой. — Никуда мы не поедем.

— Что?

— Иди и посмотри сам.

Слокум, И. В., Дэйзи Джан и почти все остальные прошли вслед за Барлоу и Кассиди из вагона и вдоль поезда вышли к паровозу. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что Кассиди прав. Паровоз уже никуда не годился. Он был изрешечен пулями, а бойлер напоминал сито для овса.