- И нечего глазеть на себя в зеркала на манер красотки на выданье! - продолжала Тоня. - Я тебя избаловала на свою беду!
      Денис выразительно взглянул на нее: тогда какие к нему могут быть претензии?!
      И в этот момент позвонила Лариса. Двоюродная сестра, увенчанная королевской славой родного городка. Ныне королева стояла возле входа в метро "Павелецкая".
      - Я сейчас приеду! - сказала она с монаршей наглостью.
      - Ждем-с! - злобно выкрикнула Тоня и швырнула трубку.
      - А кого? - поинтересовался племянник.
      - Очередную дуру с вентиляцией в голове! - крикнула Тося. - Твою двоюродную тетку! Теперь у тебя будет их сразу две!
      - Во, моржа какая! - протянул Денис. - Это радует сердце и греет душу! И что она собирается делать в Москве?
      - Маяться дурью! - отчеканила Тоня. - Разве непонятно? И нечего спрашивать о таких очевидных вещах!
      И уселась на диван срочно думать до приезда сестры о словах девочки-судьи и спешно считать-пересчитывать своих незадачливых любовников. У нее был библиотечный день.
      Неужели их действительно было восемь?..
 
      Тося попыталась их всех припомнить. Да, но откуда той юной судебной даме стали известны они все? Непонятно...
      Ну, ладно, начнем...
      Первым был мальчик Лешечка, чем-то похожий на Дениса, очень робкий и стесняющийся сам себя. Он ей объяснил о мужской девственности. Серость человеческая, возможно, спровоцированная советским воспитанием, иногда просто обескураживала. Лешечка встретил уже троих женщин - тридцати, сорока и пятидесяти (!) лет, которым открыл эту Америку. Он был потрясен и задним числом подумал - а нет ли в его родной стране иных чудес и мужиков, которые не знают о существовании женской девственности? Звучит, конечно, еще дичее, но кто знает...
      У Лешечки были потные ладошки и визгливый смех. Ладошки и повизгиванья надоели Тоне через полтора месяца, и Лешечка исчез из ее жизни навсегда.
      Вторым стал Николай - плотный красномордый громила, который работал, как ни странно, бухгалтером в конторе по продаже канцтоваров.
      Николай был грубоват, но мил. Только однажды Тоня случайно встретила его в Филевском парке под ручку с хорошенькой, извивающейся от возмутительных и настойчивых желаний профурсеткой. И роман закрылся сам собой.
      Третьим был Макс, узколицый и узкогубый политический обозреватель центрального телевидения. Простенькая, неброская и не сияющая на российских горизонтах Тося ему быстро надоела. Он привык общаться с выдающимися во всех направлениях дамами типа Хакамады и Слиски.
      Правда, потом ему с этими светскими леди здорово не повезло. В какой-то далекой жаркой стране, то ли Зимбабве, то ли Мозамбике, где страсти подогревались запросто, в четыре минуты, как омлет на тефлоновой сковородке, и где Максик был в служебной командировке, он завязал горячий роман с женой премьер-министра. Роман пылал незатухающим костром, потом бурно загорелся премьер-министр и обратился за справедливостью к россиянам - кого, дескать, вы нам прислали, мужики?! Тотчас ярко воспламенились солидарные в вопросе женских измен дипломатические российские братки, затем запылали, как головешки, тайные спецслужбы из трех букв... У сыщиков тоже жен уводили, и еще как! Прямо из-под носа!
      И бедный, влюбленный в черномазочку Максик был сначала с позором изгнан из дружественной страны, а потом - что самое ужасное! - и с телевидения, куда любовный роман докатился девятым валом.
      - Если слаб на передок, то не лезь на передовую! - бездарно сострил нервный, пытающийся создать видимость законности и благопристойности, тоскующий по праведности начальник. - Сиди себе в русской глубинке и лобызайся с бабьем! Его там навалом! А то, ишь, даму высшего света ему подавай! Пусть даже темненькую...
      Оскорбленный Макс перешел на радио, всюду постоянно твердил о попрании свободы граждан в новой, якобы демократической России и попросился к Тосе обратно. Тоня подумала и назад его не приняла.
      - Нет, Максик, - сказала она, - я все-таки никак не соответствую заданному уровню... Ничего у нас с тобой не получится.
      Четвертый...
      Тоня задумалась. Память опять разминулась с головенкой. Что же она постоянно все время искала? Кого же?.. Все не тот да не те...
      Да, четвертым стал Слава, загулистый малый, обожающий погудеть в барах и ресторанах на всю катушку, просадить прорву денег и начать через день снова их зашибать, перепродавая и починяя зарубежные авто. С ним Тоня быстро заскучала, несмотря на прогулки в иномарках.
      - Ах, сколько женских ручек мной перецеловано! - часто патетически восклицал он.
      - А посчитать? - однажды не выдержала Тоня.
      Слава задумался. Он только "бабочек" ловил. И Тося решила оставить его наедине с индивидуальными сложными подсчетами.
      Пятым явился Илья, довольно известный фигурист, вынужденный бросить лед после серьезной травмы. Илья преподал Тоне несколько практических уроков, касающихся женской красоты. Он здесь тоже был неплохим специалистом.
      Понаблюдав, как Тося ежеутренне усердно и старательно трет после умывания лицо полотенцем, Илья заметил:
      - Кожа нуждается в увлажнении! А если будешь так морду тереть - она всю жизнь станет нуждаться в водичке!
      Тося к совету разумно прислушалась, лицо вытирать перестала и, благодаря этому, сохранила почти девичью кожу до своих недевичьих лет.
      У Ильи имелся дом в Штатах. В родную страну, даже ради советов Тосе, он наведывался изредка, а посему чувства влюбленных быстро бесследно растаяли в чистом синем воздухе над Атлантическим океаном.
      Шестой служил зубным техником. Тогда Тоне понадобилось поставить три коронки - жизнь лопала зубы без остановки! И ей порекомендовали отличного специалиста Бориса Евгеньевича. Техник был молод и голубоглаз. Привычно трясущаяся от словосочетания "зубной врач" Тоня сказала специалисту:
      - Вы мне, пожалуйста, шепчите что-нибудь ласковое, тогда не будет больно...
      Врач засмеялся и взглянул на Тоню с большим интересом.
      По всей вероятности, ему она глянулась сразу, а ее предложение пришлось по душе с самого начала. Он охотно согласился и начал нашептывать ласковости и милые словечки, которые особым разнообразием и оригинальностью не отличались, но попервости грели сердце и душу. Однако недолго. Стандартно-клишированный словесный набор в сжатые сроки наскучил Тоне, а ни к чему другому голубоглазый Борис способностей не проявил. Если не считать его зубопротезного мастерства и короночного совершенства.
      Седьмым оказался Родион, названный литературной мамой в честь ее любимого и знаменитого героя романа Федора Михайловича. Родя писал стихи и поэмы, ходил на литературные тусовки, и Тоне моментально шибко надоело дышать поэтическим миром и с утра до ночи вникать в мысли, обреченные стать рифмами и ритмом.
      Хотя она окончила когда-то Литературный институт.
      Во время ее поступления мама, школьная учительница литературы и русского, стойко ходила на все экзамены. Она дымила в литинститутском дворе сигаретами, перезнакомилась со всеми такими же преданными детям родителями и упорно убежденно толковала о том, что сюда поступать должны одни лишь мальчики, поскольку именно они - носители профессии. А девочки выйдут замуж, родят детишек и постепенно забудут о литературе...
      Тоня очень обижалась на мать, но молчала.
      Мама умерла давно, через пять лет после окончания Тосей Литинститута. Отец пережил ее на полгода. Костя благополучно выучился на инженера в Бауманском. А писать Тоня действительно перестала, хотя детишек так и не родила...
      Родион проявлял непоколебимый интерес к Тосиному эмбриональному творчеству. И пробовал оттачивать на нем свои способности критика.
      - Неплохой рассказ, - глубокомысленно говорил он, ознакомившись с очередным слабеньким Тосиным творением. - Но я не понял - и читатель вместе со мной - почему твоя героиня легла с этим типом? Ты прости меня за грубость и прямоту, но всегда должно быть понятно, почему женщина ложится в постель к мужчине!
      - Очень часто из любопытства, - буркнула Тоня.
      - Из чего? - в замешательстве пробормотал Родион. - А ты... прости меня... тоже... со мной...
      - Тоже, - не стала отрицать очевидность честная Тося. - Извини, Родик, но тоже. Мне было очень интересно. А потом весь интерес слинял... Так бывает, учти на будущее.
      На смену поэту Родиону пришел... Кто же пришел ему на смену? Ведь как раз тогда уже возник Олег...
      Именно его Тоня действительно любила. Она балдела от его голоса, от его походки, от его рук... Она умирала от отчаяния, не слыша и не видя его больше двух дней, она тосковала, поссорившись с ним... Она...
      Она сама его бросила. Оставила ради Юрастого.
      Тося так его всегда называла: Юрку Ашмарина, доцента кафедры мехмата. Но про Юрастого не знал никто, даже Тонина мама, которая обычно всегда была в курсе дочкиных увлечений.
      Ужасно! - подумала Тоня. - Разве может человек так разлагаться, как я? Разве допустимо иметь столько мужиков? Где это видано, где это слыхано? Полжизни грешить, полжизни каяться... Нет, это невозможно! Надо что-то с собой делать...
      Хотя что ей теперь делать? Проблема отпала сама собой. На толстую неуклюжую Тоньку ни один уважающий себя джентльмен не захочет взглянуть даже из милости. Вот и все решение вопроса. Уставшая природа, одуревшая от Тоньки, сама включила естественную защиту. Это было повеление свыше, вполне разумное, единственно правильное решение.
      Юрастый... Так кто же ей тогда был дороже - он или Олег? Олег или он?..
      С Олегом она познакомилась мрачным до серости, раскисшим мартовским утром в троллейбусе номер пятнадцать, уныло тащившим ее в теплые душные стены любимого издательства "Высшая школа", всю дорогу утопая до середины колес в московской смеси грязи и снега.
      В стенах родного издательства она с утра до вечера тупо читала неудавшихся комплексующих литературных гениев, то возвышенно, то уныло рассуждающих, с тайной горечью и болью в сердце, о творчестве гениев состоявшихся. Но скрыть кручину и скорбь им никак не удавалось - они выплескивались на страницы учебников и очень мешали Тоне спокойно жить.
      Олег радостно положил твердую руку на ее скользкое колготочное колено и засмеялся. Он ехал в свой цирк крутиться и парить высоко под куполом и каждую секунду помнить, что жизнь не вечна. Поэтому он каждую секунду искренне и открыто радовался этой прекрасной жизни.
      Так кто же был ей дороже - Олег или Юра?..
      Тоня вздохнула, запуталась и сама на себя махнула рукой.
      - А где же наша Наночка? - спросила Тося Дениса. - Что-то ее сегодня не видно... Скоро приедет Лариса, будем ужинать. Все вместе, по-семейному... Поищи в холодильнике, что там у нас есть. Может, надо по-быстрому слетать в магазин!
      - Ты и полетишь! - отозвался откровенный и грубый племянник. - У меня не готов английский, а у англичанки климакс, поэтому она бросается на людей, как большая полосатая тигра! А наша Наночка, во-первых, записалась в бассейн, чтобы поплыть за призами и кубками или устроить заплыв из Сухуми в Турцию. Хотя она и так прекрасно плавает. Просто не хочет потерять форму в нашей ванне. А во-вторых, девочка ищет отца...
      - Деда Мороза, что ли? - изумилась Тося. - Правда, он ей скорее дед... У него же была внучка Снегурочка! Какого еще отца? О чем ты рассказываешь?
      Денис осмотрел толстую тетку с нескрываемым презрением.
      - Ma tante, ты бы тоже купила себе абонемент в бассейн! Тебе это полезнее, чем Нанке, - посоветовал он. - Я не очень понимаю, при чем здесь Дед Мороз. Нана - живая девочка из плоти и крови! Кстати, спасибо, что ты так здорово подправила ей ее умирающие от истощения волосики. А где ты там и в каком сугробе ее выкопала - это твои проблемы. Равно как и кукольные идеи.
      - Ах, мои?! - прищурилась Тоня. - А как же ты тогда взял ее в одну руку, когда я сунула тебе куклу в ванную?!
      Лицо Дениса занавесилось нежной паутинкой воспоминаний.
      - Я и сейчас беру ее в одну руку... - прошептал он. - Она такая маленькая, легкая, тихая...
      - Что?! - в ужасе пробормотала Тоня, напрочь забывая об ужине и сестре Ларисе. - В какую руку?..
      - Ну, какая разница, в какую! - тихо и укоризненно заметил Денис. - Тебя интересует, могу ли я выжать левой столько же, сколько правой? Почти могу! А у Наночки во сне двигается кончик носа, как у кролика, и ресницы распрямляются до середины щеки...
      - Ну, хватит! - хлопнула ладонью об стол разъяренная тетка. - Почему это ты любуешься ею спящей?! Тебе что, нечего делать по ночам?!
      - Мне как раз очень есть что делать по ночам! - заявил племянник. - Но сначала мы делаем это, и это нам обоим страшно нравится... Я даже никогда раньше не подозревал, что это так здорово и приятно... А уже потом я смотрю на спящую Нану. Между прочим, у нас могут быть дети. Мы не предохраняемся. Это принцип. Я думаю, у нас и так очень безопасный секс. Ты бы, тетка, позвонила отцу с матерью и поставила их в известность, что они скоро сумеют стать дедом с бабкой. И ты тоже. Двоюродной бабусей. Но это без разницы. Будешь нянчить нашего малыша или малышку. Я отлично знаю, ma tante, что ты жутко мечтаешь о бэби. Ну, ясно... Вот мы его тебе и предоставим. Навсегда к твоим услугам. Наночка вряд ли справится с дитем. Она у нас не по этой части...
      Тоня тупо и потерянно молчала. Что она скажет бестолковому братцу и его безголовой жене? Что она сама точно такая же безголовая и бестолковая и упустила ребенка, недосмотрела за ним, недоглядела?.. И вот теперь... А что, собственно, теперь? Что такого произошло и случилось?
      У Тони закружилась голова, заставив испуганно вцепиться в сиденье стула, чтобы не свалиться.
      - Ты умираешь от потрясения, тетка? - безразлично спросил хамоватый юный ловелас и дамский угодник.
      - Жуткое головокружение, - призналась Тося. - Куда-то несет и заносит...
      - У тебя климакс, - уверенно, со знанием дела, заявил племянник.
      - Да что это у тебя, куда ни глянь, одни сплошные климаксы?! - возмутилась Тоня. - То у англичанки, то у меня! Прямо какой-то климактерический мир!
      Денис рассеянно поднял плечо.
      - Просто меня не первый год окружают женщины среднего переходного возраста. Дамы в районе сороковника и чуточку старше. А для них перепады настроения - дело естественное. Ну, ясно... Я не понимаю твоего возмущения и удивления.
      Тося внимательно осмотрела племянника. Он давно отсутствовал и снова грезил, опять приподнявшись на локте возле спящей Наны и любовно, ласково изучая ее нос и ресницы.
      - Олег, Юрастый, а нынче еще и просто Толик... - вдруг задумчиво вспомнил Денис. - Все не так и все никак... Во, моржа какая! Ты бы, ma tante остановилась, наконец!.. Надо же иметь такой кипятком бурлящий темперамент! Прямо Везувий, а не тетка! В момент извержения... У тебя переизбыток энергии. Видно, девать некуда, а ведь надо ее как-то тратить. Ты ее умеешь увеличивать и концентрировать в нужные моменты. Как великий мастер единоборств. Каратэ никогда не увлекалась? По-моему, тебе там не нашлось бы равных. Можешь попробовать, пока не поздно. Иначе упустишь свой шанс. И ты напрасно собиралась сойти с ума по общему поводу своих воздыхателей... Хорошо, что не успела. Или передумала.
      - Сходить с ума по их общему поводу мне просто было невыгодно! - недобро объяснила Тоня. - Иначе все последующее размывалось в настоящую бессмыслицу! А размытое будущее меня не больно устраивало и не подходило мне по всем статьям. Головастик! Философ доморощенный! Как это я тебя такого изваяла из кукленка в пеленках?
      Денис снова безразлично повел плечом, толком не проникаясь эмоциональностью и глубиной ее умозаключений.
      И Тоня снова тупо задумалась. Знание деталей ее личной жизни становилось мировым и всеобщим. Это пугало и настораживало Тосю.
      Куда завела ее жизненная тропа? Похоже, в дебри неминучие... Время бежит и прибегает туда, куда его не просят... А ребенок на ее плечах, отданный под ее личную ответственность?..
      Тоня сняла трубку и позвонила брату Константину.
 
      - Братец, прости меня! - горестно повинилась Тося. - Я упустила твоего сына!
      - Ну и что? - спокойно отозвался близнец.- Он уже взрослый, и его давно пора упустить на все четыре стороны! Скатертью дорога!
      - Ты так думаешь? - спросила немного оправившаяся духом и сразу пободревшая Тоня.
      - Уверен! - заявил брат. - Пусть мальчик гуляет сам по себе! А ты - по себе! - и вдруг нездорово заинтересовался: - А куда конкретно ты его упустила? По какому адресу?
      Антонина собралась с последней смелостью и с ее помощью отважилась взглянуть правде в глаза. А также брату, разделенному с ней очень своевременной длиной телефонного кабеля.
      - Костя, готовься к новой личной перестройке! - выпалила Тося.- Ты скоро будешь дедом!
      - Во дурдом! Каким еще дедом?! Ты что, старая, не могла в срок научить ребенка пользоваться презервативом?! - заорал невыдержанный и грубый близнец. - На худой конец прислала бы его ко мне поучиться!!
      - Не ори на меня! И почему это я старая? Я старше тебя всего на четыре с половиной минуты! - обиделась Тося. - Кроме того, ты должен соображать, что презервативы - это не по моей части! Я в этом деле не шуруплю! А учиться ребенок не желает! Поскольку признает только нормальный секс, без всякой резиновой оболочки! Так он мне и заявил!
      - Ну и правильно! - неожиданно успокоился братец Костенька. - Это он молодец! Весь в меня! А кто же избранница?
      - Сама выбирала! - не утерпела и похвасталась Тоня. - Дорогая грузинская кукла! Из потомственных снегурочек! Кареглазая флегма с круглыми коленками. По высшему разряду! Ты будешь в восторге.
      - А почему мне до сих пор не показали?! - тут же заныл капризный братец, смышленый исключительно в области безопасного секса. - Я всегда узнаю самое интересное в последнюю очередь! Я не доживу до субботы! Но раньше Ирка не сможет, а одного она меня из дома не выпускает.
      - Доживешь! - уверенно заявила Тося. - А почему это она тебя одного не выпускает? Чай, не маленький! Дорогу переходить умеешь.
      - А потому! - заныл братец. - Ревнует она меня, Антонина! Прямо по-страшному! Если вдруг слышит в трубке женский голос, сразу ищет что-нибудь тяжелое! Недавно утюгом запустила. Дорогим, немецким... Ничего для меня не жалеет! Бояться я ее начинаю, сестрица! Женщины такие давилки! Хотя лучше дурная баба, чем никакая...
      - Так нечего было ей удачные поводы подавать, мыслитель! - укорила умудренная жизнью Тоня. - Небось, путаешься со всякими молодайками и с презервативами, этому ты давно научился, а потом плачешься на судьбу! У тебя сколько любовниц? Считал?
      - Да ты что, Тося?! Какие любовницы?! - застонал Костенька. - Откуда им взяться при такой жизни?! Я о них лишь мечтать могу! И то когда Ирка спит.
      - Ну, это сейчас! А раньше? Ты дураком не прикидывайся, праведник! Я тебя хорошо знаю, интерактивный! Восемь пятниц на неделе, из них две выходные. Всю жизнь в гусары метил! Жаль, что родиться опоздал, - сурово отчитала Тоня. - Приехала Лариса. И в данный момент мается в метро, толкаясь на пути ко мне.
      - Ларка? Это здорово! - обрадовался Константин. - Мы к вам придем в субботу! Тоська, а ты помнишь, как мы жили с тобой вместе?
      Тоня грустно вздохнула. Они с Костькой-близнецом долго были одним целым, и им казалось, что разделить их просто невозможно.
      Они чуть ли не совершеннолетия мылись вместе в ванне и ходили всюду только вдвоем. Тося хорошо помнила каток в Парке культуры, где они с Костей, взявшись за руки, отмеривали круг за кругом. Коньки рисовали на льду замысловатые сюжеты, воздух словно закипал, делался горячим и обжигающим от скорости, бил в лицо наотмашь, резко и насмешливо, вечер становился высоким, уходя в черноту неба... А дворовый хоккей? Тося норовила непременно участвовать и игре вместе с братом, требуя разрешить ей носиться с клюшкой рядом с ним... Костя тоже настаивал на этом. И мальчишки, ругаясь, позволяли ей быть каким-то непонятным по счету игроком. Тоня металась по ледяному глянцу и размахивала клюшкой, как заправский хоккеист, и даже пару раз ухитрилась забросить шайбу в ворота соперников. Правда, никакой славы и уважения ей это не принесло. Ребята продолжали иронически ухмыляться, презрительно и снисходительно посматривая на нее, гордо раскатывающую возле Кости.
      Они всегда только вместе ходили в кино и театры, сидели за одной партой и одинаково увлекались теннисом и каратэ... Московские школы следовали проторенными путями президентских увлечений. Сначала всюду появились секции тенниса (дядя Боря любил помахать ракеткой), а потом - каратэ...
      Но неожиданно явились Таня, а потом Ирка и поделили близнецов запросто, в два счета... Начитавшийся Голсуорси Костик долго звал жену Ирен, а потом перестал. У молодого полуграмотного поколения это имя ассоциировалось в лучшем случае с именем известной французской киноактрисы Жакоб, пленившей Рязанова. А на Тоню обрушились всякие там Лешечки и Максики...
      Тося до сих пор любила ночью искать на небе свое родное созвездие Близнецы. Хотя находила его очень редко.
      - Братец, я боюсь! - вдруг призналась Тоня.
      - Чего? - удивился Костя.
      - Всего! - сказала Тося. - Я боюсь за Дениса и за тебя, я боюсь квартирных счетов и счетов за свет и телефон, увеличивающихся каждый месяц. Я боюсь, что у меня снова сломается стиральная машина, а денег на ее ремонт, как всегда, нет. Я боюсь, что меня в очередной раз зальют соседи сверху, что лопнет труба в ванной, что пьяный водитель наедет на тротуар... Я боюсь войны, атипичной пневмонии, подмосковных энцефалитных клещей и малярийных комаров... Я боюсь войны, пожара и террористов... Я боюсь, что меня уволят. Я...
      - Ну, хватит, Антонина! - не выдержал Константин. - Твои страхи надоели! Попей каких-нибудь успокаивающих таблеток. Или настойку уклоняющегося пиона.
      - Страх - это страшно! - прошептала Тоня. - И никакие таблетки здесь не помогут. Тем более твой неизвестно в какую сторону уклоняющийся пион...
      Брат помолчал, а потом вдруг хихикнул.
      - А что там произошло с твоим восьмым любовником? Вот он как раз и может помочь...
      Тоня в гневе швырнула трубку. Дело действительно зашло слишком далеко...
 
      Братец Костя был из молодых да ранних. Его сложный и стремительный перехода от отрочества к юности родители пережили с трудом. Костик задумал сразу лихо перескочить в мужчину, миновав всякие лишние промежуточные стадии. Его бодрый перескок стоил отцу микроинфаркта.
      В конце восьмого класса, на пороге нежно-интимной весны и начального, слабого и вкрадчивого шелеста юной листвы, Костик привел домой высокую тонкую светленькую девочку с надменным взглядом.
      - Это Таня! - представил Костик свою подружку родителям. - Она теперь будет у нас жить. Пока мы не надоедим друг другу. Своя комната у меня есть, так что мы никого не стесним!
      Присутствовавшая при знакомстве Тося фыркнула. Она давно уже заприметила эту девочку в паре с братом. Таня училась в параллельном классе.
      - То есть как жить? - не поняла мать.
      - Обыкновенно! - рассердился родительской недогадливости Костик. - Как люди живут! Ты с отцом, например.
      - Но... - прошептала растерянная мать, - вы что же, собираетесь пожениться? Так рано? А школа?! Институт?!
      - Ну, при чем тут школа и институт?! - вознегодовал Костик. - Как ходили в свою проклятую бурсу, так и будем ходить! Деваться нам некуда! А потом и в институт! Ты что, плохо меня слушала? Я же сказал: пока мы с ней не надоедим друг другу!!
      И выразительно махнул рукой в сторону неподвижной, хранящей презрительное и гордое молчание Тани.
      - А это может случиться в любой момент! Не все же рассчитаны на такой длительный брак, как ваш!
      Тося снова фыркнула и тут же притихла под грозным взглядом матери и опасным безмолвием отца.
      - Ты тоже собираешься кого-нибудь привести? И как скоро? - пытаясь остаться в пределах допустимого тона и не заорать на близнецов, спросила ее мать и опять повернулась к сыну. - А на что же вы собираетесь жить? Мы с отцом теперь должны содержать троих детей?! Пока вы не надоедите друг другу?
      - Моя мама даст сколько угодно, - наконец прорезалась Таня. - Вы ей можете позвонить прямо сейчас. Она сказала, чтобы вы просто назвали необходимую вам сумму.
      - А твоя мама, значит, согласна? - в замешательстве прошептала мать. - Кем же она работает?
      - Она манекенщица у Славы Зайцева, - объяснила Таня. - А раньше была у Юдашкина. Но они поругались из-за какой-то юной модельки. Такая наглюха выросла! Молода и опасна... Мы с мамой живем вдвоем.
      Отец взялся на сердце и тихо уткнулся лицом в стол. Мать бросилась за лекарствами. Юные возлюбленные удивленно переглянулись и недоуменно пожали плечами.
      Таня прожила у Костика два года. Она оказалась неслышной, невозникающей девочкой, привязанной только к миру моды и Костику. По утрам они вместе, взявшись за руки, дружно отправлялись в родную школу. Отец подлечил сердце и даже по-своему привязался к Тане. Как всякий мужчина, он ценил в женщинах легкомыслие и безмятежность. Но на пороге окончания школы Танечка неожиданно сказала Костику, что уходит.
      - К кому? - справился уже неплохо изучивший жизнь, женщин и Таню Костик.
      - Пока к мамуле, - сказала Таня. - А там посмотрим...
      Став студентами, Таня и Костик начали встречаться вновь, и мама, заставая дома Таню, радовалась и всякий раз предлагала:
      - Танечка, ты бы переехала опять к нам! Это удобнее!
      И Таня всякий раз отрицательно качала головой и вежливо отказывалась. А потом внезапно, на третьем курсе, родила мальчика.
      - Это твой? - сурово допросила мать Костика. - Если твой, то мне нужно проявить себя бабушкой! И поскорее!
      - Не проявляйся! - усмехнулся сын. - Это не мой!
      - Ты уверен? - нахмурилась мать. - Смотри не промахнись! Ребенок - не игрушка!
      - Сам знаю, что не игрушка! - отмахнулся Костя. - У Таньки есть какой-то заводила-вентилятор! В общем, мы сами разберемся!
      Разобрались они очень быстро и спокойно. Таня вышла замуж за милого ее сердцу заводилу и отца своего ребенка, а Костя, метивший в гусары, женился на Ирке. И родился Денис - дитя конверсии.
 
      Племянник мирно устроился возле окна и тихо изучал какой-то программный учебник.
      Тося попыталась пристроить в школу Дениса и Наночку - пусть девочка получит московский аттестат. В конце концов, их выдают даже настоящим манекенам.
      Но в школе на Тоню посмотрели подозрительно и потребовали предъявить обменную карту бывшей Снегурочки и ее оценки за все прошедшие годы. Поскольку взять их было неоткуда, Тоня растерялась, расстроилась и ушла домой ни с чем.
      Теперь Нана ежедневно терпеливо дожидалась возвращения Дениса из школы, до обеда просиживая у окна, лбом в стекло, и задумчиво изучая улицу, машины и пешеходов.
      - Ты знаешь, ma tante, - философски заметил Денис, оторвавшись от книги, - весенние экзамены наверняка придумала старая дева, одуревшая от своего верного и не сломленного никем одиночества и вдруг возмечтавшая отомстить за него всему миру. Ты подумай - блаженно кайфуя под солнцем и размякнув, как богатырские пельмешки в кипятке, мы будем вынуждены долбить до обалдения никому не нужные билеты про женские образы в романе "Герой нашего времени" и решать уравнения с неопределенным количеством неизвестных! Это же откровенный садизм, неприкрытое издевательство! Ну, ясно... Кругом чириканье и курлыканье, восторженные морды псов и удовлетворенные коты с маслеными рожами, травка-муравка и совсем новая одежка на деревах, а ты сидишь в роли беспросветного пожизненного идиота и читаешь в жарком бреду и весенней горячке, весь облепленный лукавым тополиным пухом, про закон Ньютона!
      - Что ты знаешь о старых девах, их одинокой жизни, отчаянии, весне и садизме? Головастик! - проворчала Тоня и вспомнила сестру Ларису. - А весенние паводки грозят смыть напрочь не одну неудавшуюся жизнь! И смывают! Еще как! Где Нана?
      Денис посмотрел на часы.
      - Она скоро придет. Наночка - очень аккуратная девочка и никогда не опаздывает к обеду и ужину.
      Его лицо снова стало нежным, туманным, вспоминающим...
      И в этот момент появилась долгожданная кукла. Она вошла, как ни в чем не бывало, вымыла руки и с готовностью села к столу.
      Взрослые дети только и ждали очередной кормежки.
 
      Мама Зоя налила крепкий чай. Мама Женя поставила рядом с чашкой тарелку со свежепахнущими гренками, запеченными в сыре.
      - Толик, ужинать!
      Анатолий медленно, вяло вошел в кухню и сел подле чашки с грустным, еще вытянувшимся - куда уж больше? - лицом. Мамы обеспокоенно переглянулись.
      - Неужели она отказала?! - возмущенно спросила мама Зоя.
      - Как она посмела?! Нахалка! - присоединилась к ней кипящая негодованием мама Женя.
      Толик безразлично поболтал ложкой горячий чай.
      - Она взяла тайм-аут! До субботы.
      Мамы дружно, изумленно и гневно ахнули.
      - Наглая баба! - отчеканила мама Зоя.
      - Она же вам нравилась! - удивился Толик. - Вы сами так говорили.
      - Мало ли что! - заявила мама Женя. - Любому человеку свойственно заблуждаться. Ничего, мы найдем тебе другую!
      - Я не хочу другую! - печально объяснил Толик. - Я люблю эту! Как увидел, так и полюбил. Тонечку...
      Его взгляд переполнился пастельными воспоминаниями и подозрительной полупостельной нежностью.
      Мамы снова дружно, изумленно и гневно ахнули.
      - Разлюбишь! - уверенно заявила в приказном порядке мама Зоя.
      - Никогда! - жестко возразил Толик, упрямый, как стрелки на часах, и грубо вонзил в гренок острые длинные зубы. - Не дождетесь!
      Мамы собирались дружно ахнуть в третий раз, но передумали и совместными усилиями взяли себя в руки.
      - Хорошо! - сказали мамочки хором. - Мы подождем. До субботы. А там посмотрим...
      Их интонация таила скрытую угрозу, ожидающую субботы. Но Толик на время успокоился и бодро смолотил все гренки. Мамы, улыбаясь, сидели, обнявшись, на диване и любовались хорошим аппетитом своего единственного взрослого, но очень не приспособленного к жизни ребенка. Они сами его к ней не приспособили.