Полина молчала. К чему обсуждать свершившееся?.. Да и вообще… Она понятия не имеет, как сложится ее жизнь… И Анатолий, кстати, об этом тоже молчит.

— Мне еще рано, — нехотя пробурчала Полина. — И потом, у меня Роман и Алик…

— Сначала рано, а потом будет поздно, — разумно возразил Толя. Рассудительный… — А твои Роман и Алик будут всегда! Все-таки я тебя не понимаю…

— А себя? — хмуро спросила Полина. — Себя-то ты понимаешь?..

Анатолий ничего не ответил. Полина попала в больное место и в самую точку.

Толя Халфин ненавидел родителей. И лет в тринадцать дал себе зарок вырасти не похожим на них ни в чем. Прежде всего, он не желал нищенствовать.

После уничтожения и распада всех НИИ мать и отец, инженеры, окончившие Институт стали и сплавов, остались без работы. Отец подрабатывал дворником, сторожем, курьером. Мать попробовала переквалифицироваться в бухгалтеры, но поскольку соответствующего образования не имела, да и возраст был не подходящий для начала жизни, то получала очень смешные деньги.

Толя ненавидел и стыдился бедной одежды родителей, маминых штопаных старушечьих кофт и отцовских лоснящихся до блеска на заднице брюк.

Сгорал от стыда, глядя на стертый до белизны линолеум в родной квартире и пожелтевшие, в пятнах, обои.

Однажды он случайно вычитал в газете размышления известного педагога о семье. И запомнил их.

Педагог сравнивал семью с живой лабораторией человеческих судеб, личных и народных. Каждого народа в отдельности и всех народов вместе. Хотя эти две лаборатории сильно отличались друг от друга. В настоящей обычно знали и представляли себе, что делают, и действовали целенаправленно и осмысленно. А в семье, наоборот, обычно не понимали, что творят, а потому поступали, как придется. Природа допустила здесь серьезный просчет. Одно из самых ответственных и священных призваний человека — быть отцом и матерью — доступно каждому. Имей лишь минимальное телесное здоровье да достигни половой зрелости. И все! Дальше рожай детишек в свое удовольствие, ни о чем серьезном не помышляя…

Халфины так и делали. У них в семье было четверо детей. Поэтому в маленькой квартирке быстро стало тесно. И тогда маме с папой пришла в голову спасительная и, казалось, хорошая мысль — переселить старшего, Анатолия, к бабушке с дедушкой. Старики с восторгом приняли идею. Они души не чаяли во внуках, особенно в старшем, и всегда хотели облегчить жизнь детям.

Сначала все шло замечательно. Спокойнее стало у молодых Халфиных, радостнее — у пожилых. Но надвигалась беда, уже запрограммированная родителями. Они оказались слишком посредственными психологами.

Анатолий и его брат, второй сын в семье, Антон, учились в одном классе, поскольку очень способный младший опередил сверстников и оказался в двенадцать лет в девятом — рядом с братом. Только как раз не рядом, а всегда вдалеке. Маленький Антон, пугливо и часто моргая, садился в самый угол класса за последнюю парту, потому что на первой сидел Анатолий. А старший брат ненавидел младшего.

Бесконечно добрый и ласковый с бабушкой и дедушкой, с учителями и приятелями, которые его очень любили, всегда готовый помочь, улыбчивый Анатолий просто менялся на глазах, когда видел и слышал Антона. Толя переставал владеть собой. Понимал, что так нельзя, но ничего поделать не мог.

Старший брат высмеивал младшего, иронизировал над его замедленной речью и крупным детским почерком, дразнил, а на переменах часто яростно, исступленно бил, доводя Антона до слез. И девочки в классе с грустью констатировали:

— Опять Халфины подрались!

Одноклассники — абсолютно все — были на стороне Анатолия. Они понимали, кому приходится труднее и живется хуже. Дети нередко оказываются проницательнее взрослых. Именно высокомерного отличника Антона в классе избегали. И это еще больше подогревало ненависть Анатолия. Порой ему казалось, еще немного, и он убьет этого боязливо моргающего Антона. Ну почему, почему именно его так любят, просто обожают родители?! Почему Антон живет дома, а Анатолий оттуда словно выброшен к бабушке с дедом?!

А Халфины-старшие упорно не желали ничего видеть и слышать, хотя учителя не раз говорили им о ненормальной ситуации, о нехороших, по сути, страшных отношениях между братьями. Родители закрывали глаза и на ревность Анатолия, и на его ощущение изгоя. Будто не верили в это. И продолжали из чувства тщеславия лелеять и баловать Антона, явно более одаренного, необычного ребенка, словно принося в жертву младшему старшего.

Анатолий догадывался, что в семьях довольна часто есть любимчики. Но почему? Как же так можно?! Разве взрослые не понимают, что тем самым заботливо, своими руками куют основы ненависти, озлобленности, агрессивности у одного и эгоцентризма, вседозволенности и самодовольства у другого? Как могут родители делить детей, выбирая себе любимого, лучшего? По какому принципу?

Какой безграничной ни была любовь бабушки и деда к Анатолию, она не смогла заменить материнскую и отцовскую.

«В конце концов, — рассуждал Анатолий, — почему из четверых детей родители отдали только меня? Словно отказались… Ну хорошо, сестренки еще маленькие, дошкольницы, но брат…»

Окончив школу в четырнадцать лет, Антон в пятнадцать стал первокурсником мехмата МГУ. Не желая и в институте видеть брата, Анатолий умышленно не подавал документы в университет и поступил в МИЭМ. Потом, окончив его, сдал экзамены в медицинский и в конце концов стал еще в институте высоко цениться как специалист-медик и знаток приборов. После ординатуры его ждала аспирантура. Тема диссертации была заявлена и продумана: сохранение детей в тяжелых случаях невынашиваемости беременности с помощью специально разработанного Анатолием прибора.

И все шло хорошо… Только Анатолий стал опасен и страшен для родного младшего брата. Да и для родителей тоже. Он отлично понимал это и пытался самостоятельно хоть как-то исправить положение, которое родители даже за год до окончания детьми школы изменить не захотели. Анатолий их ненавидел. Неужели они добивались именно этого?! Он по-прежнему жил у бабушки с дедушкой и редко встречался с близкими. Родные души не казались ему родными. Истосковавшееся когда-то по любви, исстрадавшееся детское сердце ожесточилось… И ничего уже не исправишь.

Он много читал о педагогике. Больное место… И вычитал, что многих родителей надо учить родительскому искусству. Но захотят ли они постигать непростую науку?.. Значит, думал Анатолий, тогда придется учить детей защищаться от тех, кто дал им жизнь. Бывает ли что-нибудь ужаснее?..

— По-моему, тем, у кого нет братьев и сестер, крупно повезло… — заявил Анатолий.

Полина вздохнула. Она хорошо знала историю его жизни.

— Ты так думаешь?

— Уверен.

— А я нет, — задумчиво отозвалась Полина. — И вообще, нельзя ни в чем быть твердо уверенным…

Антон, думал Анатолий. Он по-прежнему пугливо, нервно моргает, словно ждет, что старший брат вот-вот набросится на него с кулаками… Сестренки… Они вообще никогда не интересовали Анатолия. Так же как и он их. Хотя, когда приходил к родителям, девчонки с радостным визгом бросались к нему… Он всегда мрачно, грубо отгонял их. Они обижались…

Отец, замученный язвой и большой семьей… Рано постаревшая, растолстевшая мать в затрапезе…

Анатолий ненавидел их всех. Наверное, у него были на то причины. Он словно вычеркнул близких из памяти и жизни. Сказал себе, будто их больше нет… Никого… Ни вечно испуганного Антона. ни шумных, визгливых сестренок, ни родителей… Никого… Так вышло… Судьба. И ему осталось лишь коротать жизнь в одиночестве при живых родите лях, брате и сестрах. Так бывает…

Краешком дремлющего подсознания он вдруг вспоминал порой мамины руки… Как от мамы хорошо пахло мылом, борщом и чем-то еще, домашним и неопределенным… Как звучал когда-то, давным-давно, мамин голос, обращавшийся лишь к нему, Толе… Тогда единственному сыну…

Да, для него никого больше нет… Он всех выбросил из своей жизни и памяти точно так же, как они когда-то выбросили его. И некого ненавидеть… Не надо лелеять и нежить свои обиды и проклинать тебя оскорбивших… Вообще уже не придется ни о чем думать и ни о ком вспоминать… А своя судьба… Она мало заботила Анатолия. Как выяснилось неожиданно именно сейчас. Оказывается, он жил только с помощью своей ненависти и подпитывался своими мыслями, тянул из них нужную ему энергию…

После окончания второго института Анатолия сразу пригласили на работу в самую престижную медицинскую гинекологическую клинику. Там он и опробовал свой прибор, заканчивая диссертацию.

Дедушка и бабушка радовались за внука и с гордостью рассказывали о его успехах соседям. Очевидно, и родителям тоже. Только, когда те звонили, Анатолий, даже если случайно оказывался дома, к телефону упрямо не подходил.

— Халфин, золотая голова! — часто с удовольствием повторяла палатный врач Надеждина.

В отделении невынашиваемости беременности подобрались замечательные врачи да еще вдобавок с уникальными фамилиями. Словно специально выбирали. Надеждина, Спасова плюс заведующая отделением Любимцева.

Она завела альбом с фотографиями родившихся у пациенток детей и самих мамочек и часто повторяла, показывая в альбоме на ту или иную даму: «Мы ей здесь сделали двоих детей».

Анатолий попросту переселился в клинику. Дед с бабкой не возражали. Если Толенька хочет… Он поставил себе раскладушку в ординаторской и там спал. Все в отделении были в восторге: всегда под рукой еще один врач, кроме дежурного. Да и дежурные при Халфине блаженствовали. Он спал мало и чутко, всегда легко просыпался и любил брать решение любых сложных вопросов на себя. Анатолий следовал одному нехитрому жизненному правилу — старался каждый день добиваться немножко больше того, что мог и достиг вчера.

Дамы, которым он, по выражению Любимцевой, «делал детей», и их безгранично благодарные мужья и родственники, непрерывно таскали Анатолию конфеты и коньяки. Потому что деньги он брать не любил. В маленькой комнатенке Халфина, которую ему выделили внизу, при поликлинике в стенном шкафу вечно толпились шеренги разномастных бутылок коньяка. Выбирай любой, на вкус и на цвет, — и пей! И Анатолий постепенно привык к коньякам и конфетам.

— А зря ты, Халфин, не берешь взяток «зеленью»! Вот тут твоя золотая голова просчиталась! — посмеивалась веселый доктор Надеждина. — Хотя бы приоделся за счет осчастливленных мамашек! Купил бы себе приличные брюки и ботинки.

— А еще лучше взятки натурой! Баб у меня тогда будет навалом! — бурчал Анатолий и продолжал ходить по больнице в старых, залохматившихся внизу брюках и разношенных шлепанцах.

Приличная обувь здесь ему вообще не требовалась.

И семья тоже. Никакая. Поэтому он не стремился ее заводить. К женщинам Анатолий относился с большой осторожностью. Старался держаться от них подальше, исключая представительниц своей профессии.

С Полиной он познакомился случайно, на концерте Владимира Спивакова в Большом зале консерватории. Сидели рядом…

Но о женитьбе Анатолий не помышлял. А ребенок… Ему почему-то тогда стало очень горько, что Полина убила его ребенка. Именно его…

И их связь продолжалась, путаная и смутная…

Поля стала задумываться о том, что сейчас во всем появилась какая-то неясность. Это особенности нашей современности. От которой не спрятаться, не уйти, не сбежать…

После ухода из дома Алика Полина, что называется, слетела с катушек. Она устала, замучилась, ей все надоело… Надоело столько лет безуспешно пытаться примирить братьев… Надоело видеть заплаканные глаза матери и тоскливые — отца… Надоело выслушивать грубости Романа и понимать его настроение и состояние.

«Почему я должна всех понимать и всем сочувствовать? — все чаще и чаще спрашивала себя Полина, вспоминая слова младшего брата. — Почему никто не хочет понимать меня и сочувствовать мне? В конце концов, я ни в чем не виновата… Зато я по их вине — а кто просил вырезать мне в детстве гланды? — потеряла голос и возможную профессию… Кто знает, чего я бы сумела добиться на сцене… Может быть, как раз очень большого успеха…»

Отношения с Романом становились все напряженнее. Теперь уже Поля начала думать, что именно по вине родителей и братьев она не вышла замуж — потому что возилась с ними со всеми непрерывно, а на себя махнула рукой, — все только Ромочка да Алик… А вот теперь она не нужна ни Ромочке, ни Алику» Они оба на нее плюнули уже давно… И ее растоптанная личная жизнь— исключительно вина близких…

Давление у Полины падало все ниже. Голова кружилась все чаще… Поля стала бояться потерять сознание и упасть.

Весной от сквозняков в метро Роман сильно простудился. Ни Полина, ни родители ничего не могли поделать с его тупым, граничащим с идиотизмом упрямством и желанием по-прежнему просить милостыню.

— Людям нравится демонстрировать свою щедрость и доброту, — цинично повторял Роман. — Вот я и предоставляю им такую возможность…

Он начал кашлять все сильнее, особенно по ночам. Но упрямо требовал, чтобы утром Полина отвозила его на любимую станцию «Октябрьская». Полина просыпалась ночами от надсадного кашля брата за стеной и лежала тихо и напряженно, стараясь не заплакать.

Она приготовила Роману грудной сбор и купила «Доктор Мом», но пил он травы нерегулярно — где уж там в метро? — и помогали они слабо.

Наконец ему стало совсем плохо. Утром Роман не смог даже оторвать голову от подушки.

— Полина, Поля… — слабо позвал он. Сестра тотчас метнулась к нему:

— Что?

— Да неважно как-то… — признался Роман.

— Тогда я врача вызову! — решительно заявила Полина. — Он моментально тебя поднимет! Это уникальный врач, удивительный!..

Два года назад Полина заболела. Давление то поднималось, то резко обрушивалось вниз, стали мучить головные боли…

Подруга по музыкальной школе, где преподавала Полина, посоветовала экстрасенса.

— Да я им не верю! — махнула рукой Поля. — Шарлатанство это! Все газеты кишат объявлениями: «Белый маг…», «Черный маг…», «Потомственная колдунья…». Какая-то чушь!

— И напрасно! — Подруга вздохнула. — Но я тоже когда-то так думала! А потом мне порекомендовали одного человека… Он чародей!

— Ну да, как же иначе? — засмеялась Полина. — Маг и чародей!

— В общем, мы с тобой должны к нему сходить прямо на этой неделе! — обиженно, но решительно объявила подруга. — За первый сеанс он денег не берет. Только ставит диагноз. Он видит все насквозь! У него «третий глаз»!

— Ладно, — нехотя согласилась Полина. — Прогуляемся к твоему «третьему глазу». Посмотрим…

Провидец оказался маленьким шустрым черноглазым человечком. Блеск его очей освещал комнату лучше всяких ламп.

Он приветливо пригласил их войти и сесть поудобнее.

— Это Игорь Скудин, — торжественно представила подруга. — А это Полина. Я рассказала ей о ваших необыкновенных способностях. И она тоже просто поражена!

Полина скривилась. Она ненавидела склонность к преувеличениям. Ведь никакого изумления от рассказа подруги о том, как маг и чародей вылечил ее за пять сеансов от хронического гастрита, гайморита и бессонницы — причем все распознал сам, Полина не испытала!

В чудеса Поля верила слабо, даже, скорее, совсем не верила. Но допускала существование силы самовнушения больного, гипноза и всякого такого прочего… Остальное мура!

— А напрасно вы мне не доверяете! — загремел черноглазый человечек могучим басом, неожиданным для такого хилого сложения. Оно полностью соответствовало его фамилии. — Я могу очень многое! Поскольку сам из семьи потомственных колдунов. Бабка была цыганка и колдунья.

Игорь имел в виду вовсе не тихую бабушку Анюту, а другую свою бабку, по отцу, о которой ему как-то поведала мать. Она, правда, сама эту бабку никогда не видела, но покинувший ее милиционер немало с жаром и придыханием рассказывал молоденькой Наденьке о черноокой и черноволосой грозной своей матери, предсказаний которой боялась вся деревня на реке Яхроме. И лечить мать могла руками и травами, и болезни заговаривала, и беду от дома отводила, и накликать ее умела, и гадала классно… В общем, все, чего изволите…

И позже, глядя на темноглазого сына, Надежда Михайловна все чаще вспоминала восторженные рассказы предателя любимого о его матери…

— Мне не доверять нельзя! — гремел озлобившийся человечек. — Тогда и нечего было сюда приходить! Тебя же не силком тащили!

Полина слегка присмирела, а подруга вообще потеряла дар речи и только таращила испуганные глаза. Ей еще не доводилось видеть мага и кудесника в таком страшном гневе. И она ничего не знала о тяжких комплексах Игоря Скудица.

— Вы выйдите! — приказал он ей. — А я займусь вашей Полиной…

Подруга послушно растворилась на кухне, а маг начал водить руками вокруг Поли и приставлять к ней какую-то металлическую рамочку.

О таких вещах она уже что-то слышала. Какое-то там магнитное поле или нечто подобное… Это называется еще «лозоходством», а точнее, биолокацией. Человек берет в руки два прутика, вязальные спицы или вот такую металлическую рамку и начинает исследовать то место, где предположительно воры спрятали награбленное или закопали труп. Принцип действия довольно прост: там, где рамка задрожала, спицы или прутики внезапно скрестились, а поисковик или экстрасенс слегка заволновался, — там следует искать. Точно так же ищут и болезни у человека.

Правда, Полина читала, что статистика свидетельствует о провале этого метода. Лишь в тринадцати (это символично!) случаях из ста удавалось раскрыть преступление с помощью экстрасенсов. Значит, дело в простых совпадениях. А их в нашей жизни немало.

Но пока она все это вспоминала и размышляла, маг начал творить чудеса, то есть объявлять о ее болезнях. Странно, но он угадал. Хотя, если разобраться, у какой женщины Полиного возраста не болит и не кружится голова и не прыгает давление? Вариант почти беспроигрышный. Годится для любой дамы в районе сороковника.

Но самое интересное началось дальше. Сеанс оккультизма или лечения — называй как хочешь! — потомственный колдун оформил соответствующим образом и довольно продуманно. Многочисленные сопутствующие атрибуты — фетиши, обереги, свечи, амулеты — должны были и воздействовали во время сеансов на все органы чувств пациентов. Особенно сверхчувствительных.

В комнате на столе находился большой шар, непременный участник паранормальных действий, сделанный из технического стекла, выдаваемого за хрусталь. Шар окружали свечи. Игорь отлично знал, что, если смотреть внутрь шарика до отупения, перед глазами клиента обязательно возникнет необходимая картинка.

Присутствовали и другие атрибуты медитации, в частности источники слуховых ощущений — аудиокассеты с духовной музыкой Восточной Азии, и множество подвесок, издающих при соприкосновении или дуновении ветерка мелодичные звуки.

Для привлечения сверхъестественных сил Скудин использовал амулеты, магические руны и кристаллы, карты Таро, спецкомпасы, определяющие, где лучше удовлетворять всякие физиологические потребности, жезлы силы — как духовной, так и половой, а также многочисленные благовония.

Маги, целители и парапсихологи, конечно, были и есть везде, однако экстрасенсы в России создали поистине уникальную ситуацию. Такого количества колдунов сейчас нет ни в одной цивилизованной стране мира. Сообщалось что на пятьсот пятьдесят россиян ныне приходится по одному целителю-экстрасенсу или магу. Основная причина — удивительная востребованность этих целителей. Россия всегда была и осталась верующей страной. Только вот кому и во что верить…

Кроме того, россияне в большинстве своем остро нуждаются, а сейчас особенно, не в помощи психоаналитиков и психотерапевтов, в основном консультирующих, а в сеансах утешительно-директивных. То, чем, по сути, и занимаются маги и парапсихологи.

Масштабы колдовского бизнеса способны потрясти даже невпечатлительных. Только в одной Москве действуют порядка тридцати крупных центров и школ магии. Их ежемесячный оборот составляет от шестидесяти до ста двадцати тысяч долларов. Но якобы на них приходится не более двадцати-тридцати процентов всего рынка, остальное принадлежит одиночкам.

Магов в России развелось невиданно, поэтому стала велика и конкуренция. Игорю приходилось нелегко, но он пробился, хотя по его приблизительным подсчетам в Москве трудилось не меньше десяти тысяч колдунов, а на каждого психолога или психотерапевта приходилось пять-шесть экстрасенсов без всякого медицинского образования. Популярный чародей мог заработать до пяти тысяч долларов в месяц, какая-нибудь старушка-ведунья, активно себя не рекламирующая, — не больше ста баксов.

Комнату Игорь оборудовал под ритуальный зал. На стенах развесил индуистские, буддистские символы и тантрические свастики. На столе расставил иконы, белые свечи, положил Библию и Каббалу, колоду карт, книгу «Астрология».

Для приемов страждущих он надевал обтягивающий черный комбинезон. На указательный палец нацеплял перстень с большим рубином. Три золотые цепочки на шее.

Изучающий черный взгляд сверлил Полину минуты три.

— Ребенка зачем убила? Рожать не хотела?..

Полина побледнела и прикусила губу. Откуда он знает?

Почему она не вышла замуж? Почему убила ребенка? Даже ни о чем не сказала Толе… Он узнал позже. Просто догадался по ее состоянию.

Сначала Полина просто не поверила в свою беременность, как ребенок не в силах осмыслить, что мама может умереть. Потом все осознала, но не испугалась. Чуточку позже пришел настоящий страх. Подружка, та, что привела ее сегодня к колдуну, дала телефон и адрес. Врач, предупрежденная заранее и сильно напоминающая борца-сумоиста, встретила Полину излишне любезно. Конечно, за такие-то деньги… Немолодая тучная дама, обремененная висячим животом и пятью подбородками… Полина, несмотря на страх перед операцией, их с большим удовольствием тотчас пересчитала и глянула на докторицу с таким сомнением, словно та предложила себя в качестве слесаря-сантехника. Положение спасала лишь рекомендация подруги.

— Все будет в порядке. — с ходу заявила гинекологиня. — Первый раз?

— Да… — робко пискнула Поля. — А может, не стоит?..

Врачиха тотчас обиделась:

— Это, детка, тебе надо было решить заранее, а не у меня в кабинете!

Она абсолютно права.

Полину сотрясала нервная дрожь, привязавшаяся, как весенний насморк.

— Как же мы поступим? Муж есть? — грозно спросила докторша-борец.

В принципе наилучший облик для жизни с ее выкрутасами…

— Нет…— пролепетала Полина.

— Значит, мечтаешь стать матерью-одиночкой? Не советую! На такой подвиг, детка, способны немногие! — Она скептически осмотрела Полину. — А ты вряд ли! Ты что, одна приехала?

Поля кивнула.

— И за тобой никто не заедет? Это плохо…

— Ничего, сама доберусь…

Конечно, Полина могла прихватить с собой подружку, но вдруг ударилась в суеверие и решила, что любая девица под дверью больницы ее сглазит. Разве кто-нибудь из этих мнимых приятельниц желает ей добра?..

— Ну, ты мне время не тяни! — рассердилась докторица-борец. — У меня очередь! А через месяц приходи, спираль поставлю, будешь жить спокойно. Иначе не годится. Ты еще молодая, рожать, того и гляди, соберешься, а эти выскабливания до добра не доведут. Не бойся, все будет отлично.

Потом, когда все закончилось, Полина побрела в туалет, где из нее долго хлестала кровь. Поля с ужасом смотрела вниз, содрогаясь от отвращения к самой себе и животного страха. Неужели все это сделала над собой она сама?! И неужели ЭТО могло и должно было стать ее ребенком?! Мальчиком или девочкой… Он (или она) вырос бы, стал бы носиться по квартире, пошел бы в детский сад и в школу… И был бы похож на Полину, тоненький и белокурый… Или на Анатолия: темноглазый, кудрявый и черноволосый… Ее ребенок, которому уже никогда не родиться и не вырасти… Что же она наделала, глупая?!

Голова кружилась, ноги подчинялись плохо, руки не слушались. Больше всего хотелось лечь прямо на пол и закрыть глаза. Но за все, что Полина сделала, ей так и надо! Этого даже мало. Поле сейчас лучше всего умереть. Но она с трудом выползла на улицу и Даже сумела поймать такси.

— Жду через месяц! — напомнила на прощание врачиха-сумоист. — Пока обходись другими методами. Все меры надо принимать заранее. И не переживай, сначала все долго мучаются! Только снова не попадайся.

Шофер окинул еле живую пассажирку пристальным недобрым взглядом.

— Ох, девки! — горько вздохнул он. — Вечно все у вас наперекосяк! Куда ехать-то, болезная?

Перед Полиными глазами плавали ворота, деревья и больница, словно покрытые тонкой пленкой воды. Она с трудом прошептала свой адрес и откинулась на спинку сиденья. Машина не спеша тронулась с места…

— Ну ладно…— наконец мрачно произнес кудесник. — У вас, мадам, очень сложная карма. Тяжелый случай… Придется много работать… Но мне не нужна ваша негативная энергия.

Полина испугалась — сейчас начнет вымогать деньги. Якобы за лишний труд. Но маг об этом не заикнулся.

— А вообще-то вы ведьма! У вас есть «третий» глаз, — ликующе сообщил он. — Вы знаете об этом? Вы сами все можете. Если хотите, приходите ко мне на курсы черной магии. За три месяца я научу вас, как использовать ваш дар. Потом посвящение в маги. Сами сможете заколдовать любого и сколотить за год солидный капитал — не меньше, чем у любого олигарха. Оплата за учебу — пятьсот долларов в месяц.

Полина ахнула про себя от названной суммы, содрогнулась. Но перспектива стать колдуньей показалась заманчивой.

— Я подумаю, — тихо пробормотала она. Игорь сосредоточенно кивнул и начал работать с испорченным биополем пациентки. Выключил свет, зажег четыре свечи и едкое индийское благовоние, включил музыку со звуками флейты и стал ритмично водить вокруг Полины руками.

— О, что я вижу! В прошлой жизни вы отрабатывали карму и не отработали. Теперь у вас огромный кармический хвост. И еще два хвоста, которые вы подцепили в этой жизни, — из сердечной и эмоциональной чакры. Будем рубить?

— Что рубить? — ужаснулась Полина.

— Ваши хвосты! А что же еще?! — заорал маг. — Не голову ведь! — Деликатностью и вежливым обхождением он явно не отличался.

— А зачем? — робко спросила Поля.

— Да затем, что вы с ними скоро подохнете, мадам! — грубо объяснил чудодей. — В противном случае я все сделаю о'кей!

— Делайте о'кей! — решилась Полина. — Рубите!

И на всякий случай крепко зажмурилась от страха. Она не представляла, как колдун обрубит хвосты, которые ей не видны и никому не заметны.

— Подождите! С вашим кармическим долгом — и сразу рубить! Это только у шарлатанов так, а я человек честный. Сначала мне надо вас почистить. Это будет стоить еще тридцать баксов.

Полина кивнула и чуточку приоткрыла глаза. Все-таки хотелось посмотреть, как этот черный маг будет рубить хвосты, и увидеть их вживую. Полины хвосты он сначала резал энергетическими ножницами. Ни их, ни хвостов разглядеть не удалось. Но видимо, кармический долг Полины оказался чересчур велик. Поэтому Игорю пришлось вооружиться энергетической дрелью, тоже невидимой, и минут пять сверлить дырки в хвостах. Не помогло. В ход пошел такой же незримый энергетический факел, потом электропила-невидимка. Экстрасенс жужжал и скрипел остатками гнилых зубов. Его лоб покрылся каплями пота.

— Да, мадам, здорово вы себя запустили!.. Придется делать взрывчатку, иначе ничего не получится.

— Что?.. — в ужасе пролепетала замороченная Полина.

— Приготовлю обычную энергетическую бомбу с мощностью заряда… э-э-э… ну, скажем, четыре килограмма тротила. Думаю, ядерная бомба вам не понадобится: вы же пока не дипломированная ведьма.

От взрыва, во время которого маг сжимал кулаки и тряс ими у совершенно обалдевшей Полины над головой, хвосты, наконец, отвалились.

— Ну, просто о'кей! Все обошлось. Хорошо, хоть порчи на вас нет, а то пришлось бы нам еще часок помучиться. — Игорь вытянул вперед руки и потряс невидимыми хвостами. — Положите их в полиэтиленовый пакет и выбросьте в реку, а лучше сожгите в лесу. Если мечтаете сделать кому-нибудь пакость, спрячьте пакет под кроватью врага. Теперь ваши болезни должны пройти. Но если вдруг заболит голова, немедленно снимайте серьги, ложитесь и кладите себе под копчик флакон с одеколоном. В самом крайнем случае вам придется сжечь свои трусики ночью на перекрестке. Но думаю, до этого не дойдет.

Кто в основном становился клиентами Игоря и вообще всех оккультистов? Чаще всего — неудачливые болезненные дамы и суеверные бизнесмены.

Нередко приходили наркоманы и пьяницы, мечтающие избавиться от дурной зависимости. Игорь уже хорошо ориентировался в своем прибыльном нетрадиционном бизнесе и прекрасно знал, что почти семьдесят процентов центров магии и отдельных целителей давно стали объектами для инвестиций бизнесменов, не имеющих к оккультизму никакого отношения. Порой таким образом просто отмывались «грязные» деньги. Именно поэтому круг колдунов и чародеев каждые два года обновлялся на девяносто процентов. И никакой структуры в нем не было.

Солидные маги охотно пользовались покровительством бандитских «крыш». Им колдун-предприниматель отдавал четверть дохода и взамен получал крупномасштабную рекламную кампанию и роскошный пиар на деньги «покровителя». Настоящих, умелых магов-целителей и парапсихологов среди огромного количества оккультистов насчитывалось очень мало — не более десяти процентов. Остальные — жулики, пользующиеся доверием клиентов. А наивные, доверчивые и отчаявшиеся люди готовы верить кому угодно в последней надежде на исцеление и помощь.

Хотя многий маги и целители действительно обладали некоторыми чудесными способностями — они бесподобно умели исчезать. С деньгами клиентов. Свои номера телефонов молниеносно отключали или меняли, как меняли и квартиры. И это искусно проделывали как известные целители и колдуны, так и начинающие.

Одни маги называли себя белыми, другие — черными или серыми, третьи вообще утверждали, что они не маги, а парапсихологи.