1

— Анюта… — вдруг тихо окликнул ее кто-то из глубины полутемного магазинчика.

За окнами хлестал ополоумевший дождь. Она обернулась. Удивилась… Шагнула назад…

— Анюта… — повторил знакомый и уже вроде бы забытый голос. — Это ты…

— А это ты… — растерянно отозвалась Аня. — Надо же… Сколько лет мы не виделись?..

Он пожал плечами:

— Какое это имеет значение? Тебе важна цифра? Я давно заметил, все женщины обожают считать: деньги, платья, тарелки и прорезавшиеся зубы у детей… А больше всего любовниц мужа. Это у них в крови. Странно, что не все становятся Софьями Ковалевскими.

Аня засмеялась. Он глянул на нее. с удовольствием.

— Ну, наконец-то… А я все ждал, когда ты рассмеешься. Помнишь, ты была ужасная хохотушка? Смеялась всегда. По-моему, даже ночью, во сне. Или я это выдумал?

— Да, смеялась, — пробормотала Аня. — И досмеялась до жизни такой… Вот… А насчет снов… Мне уже давно снятся печальные сны. Какие-то чересчур нехорошие. Там не расхохочешься. Откуда ты взялся?

— Не важно. Главное, взялся. И теперь тебя не отпущу.

— Как это?

— Да так! Очень просто. А разве я тебе не снился, не мерещился?

Аня смутилась. Щеки стали непривычно и неприятно горячими.

Этот проклятый сон… Он повторялся с такой неприятной настойчивостью, что нельзя было забыть или плюнуть на него. Хотя Аня не один год твердила себе, что сны — настоящая дурь. Небо, ракета, космонавты… Полет в никуда… Но женщины любят глупости. Это тоже у них в крови.

— Откуда ты знаешь?

— А я догадливый! И очень памятливый. Хотя на самом деле тебя забыть трудно… Пошли, я отвезу. А то выглядишь так, словно минуту назад усердно полоскалась в стиралке. Я на машине. Ты домой? — И он открыл дверь магазина.

Земли не было. Она давно истаяла внизу: зеленая, синяя, коричневая… И небо приняло их в бесконечные и насмешливые своей беспредельностью просторы, поскольку ему просто ничего другого не оставалось.

— «Пока Земля еще вертится…» — Алик повернулся на Анютин взгляд.

Как поворачивался в ее снах слишком часто…

Алик, Алик, бесконечный Алик… Так смеялся над ней на Земле муж.

Командира космического корабля вообще-то звали Роальд…

В тот дождливый день он просто довез ее до дома.

На гараже возле Аниного подъезда кто-то накарябал огромными кривыми буквами: «Алена, извени меня!»

У неизвестного поклонника неведомой Алены явно имелись совесть и чувство вины, но вот с грамотностью сложилась напряженка.

— А я недавно видел посреди Садового кольца белилами надпись во весь тротуар, буквами в полметра каждая: «Я тебя люблю!» — сообщил Роальд. — Признание без подписи и без обращения. Кто и как умудрился написать? И очень интересна его психология…

— Ну, ты психолог, ты и разгадывай! Как раз по твоей части! Потренируешься…

Аня хотела поблагодарить Роальда, попрощаться и выйти из машины, но почему-то медлила. Он усмехнулся.

Коренастый и гибкий, разлохмаченный сильным ветром из незакрытого окна, Роальд сиял напротив белыми зубами, и Аня с недоумением вспомнила свой постоянный сон…

Она раньше нередко натыкалась на Алика в квартире своей двоюродной сестры Галины, за которой тот ухлестывал. Где-то, когда-то… Очень давно… И замечала легкие следы ветрянки или юношеских прыщей на загорелых щеках, плотные руки с коротковатыми мужицкими пальцами, четко наметившиеся милые морщинки на лбу… Тогда, в четырнадцать лет, Анька жутко влюбилась в Роальда, уже студента университета. И старалась скрыть свою влюбленность. Похоже, он так тогда ничего и не заметил.

— А в медицинский тоже принимают за внешность? Я всегда считал, что внешние данные требуются лишь в театральных. — Алик любовался Аней не таясь.

— Перестань! Я уже старая! — Польщенная, она смутилась от неожиданности.

— Давно я не видел лучше тебя, — задумчиво произнес он. — Неужели тебе никто никогда не говорил об этом? Думаю, я здесь не первооткрыватель. Твой муж счастлив?

Счастлив ли муж?.. Более дурацкого вопроса, наверное, не придумаешь. Счастлив до такой степени, что собирается уйти. И больше никогда не видеть ни жены, ни детей…

Похоже, Роальд не ждал ответов, а оставлял их про запас, на потом. Или задавал вопросы сам себе в ожидании личных, собственных ответов.

Он искоса взглянул на нее. Чересчур честные и прозрачные у него глаза…

Аня хорошо знала по собственному опыту, что именно такие кристально ясные, подозрительно искренние и наивные глаза бывают у мужчин, исключительно когда они что-то всерьез замышляют. И сразу насторожилась.

— Молчишь? Правильно делаешь! — кивнул Алик. — Молчание часто сближает больше, чем любые слова. А иногда для того, чтобы тебя просто услышали, надо всего-навсего промолчать. Такой вот парадокс! Вообще, по-моему, лишь чересчур простодушные способны верить словам и придавать им большое значение. А заодно и логике. Словами можно разбить любые истины и опровергнуть все, что угодно. Стоит только захотеть.

С широким размахом плеч, рыжеватыми глазами, словно усеянными веснушками, веселый, он казался упрямым и никогда не упускающим из вида цель впереди — будь то далекая планета или женщина. И Аня поняла: Роальд настоящий космонавт и капитан корабля из ее сна. Другой профессии и должности для него на Земле не существовало. Он родился надмирным. И хотел видеть Землю всегда далеко внизу, под своим кораблем… Психолог — это чистая случайность.

— А молчанием, значит, ничего опровергнуть нельзя? — спросила Аня. — Интересное умозаключение… Душа иногда задыхается без слов.

— Но чаще от них, — поправил Роальд.

— Допустим… Ну, пока! — Аня продолжала сидеть, глядя, как лупит по лужам упорный дождь.

Его твердости характера стоило и позавидовать, и поучиться.

Алик снова ухмыльнулся:

— Твои на даче?

— Да, со свекровью. Золотая попалась, повезло… Такое плохое лето… Придется, наверное, их скоро привозить.

— Подожди, не торопись! — Роальд внимательно взглянул на небо. — Разойдется..,, Август будет хорошим.

Аня засмеялась. Ну да, все правильно! Командир космического корабля должен уметь предсказывать погоду. Посмотрела в стекло и содрогнулась. Небо затосковало безнадежно и беспросветно… Как много от него всегда зависит!.. И значит, надеяться не на что…

— Какая же на улице дрянь! Сплошная дождилка…

— Нет, плохая погода — это человеческое счастье, — возразил Роальд. — Просто мы не понимаем. На погоду очень удобно все сваливать: скверное настроение, плохое самочувствие и болезни. Ею удачно прикрывать нашу лень. С ее помощью легко отменить поездку, куда-то не пойти. А какая замечательная тема для разговоров! С погоды начинают беседу и заканчивают. Погода безответна и стерпит все обвинения. Поэтому мы постоянно ее склоняем и списываем все на ее счет. Хорошо, когда есть на кого валить. А теперь представь, как тяжко жить в Италии! Обвинять-то некого!

Аня вновь улыбнулась. В стекла барабанил дождь, старательно набирающий темп и намекающий на близкую осень.

Как ни странно, Аня больше всего любила именно конец августа, когда жара прячется до будущего лета, а холодные ветра еще не успевают добраться с северо-запада до нового пункта назначения. И вокруг пока тепло, тихо и довольно часто солнечно. Самое задумчивое и философское время года. Время для размышлений. Оно не терзает душу противоречиями и дает короткую возможность хоть немного понять себя и окружающий мир.

Но в этом году август разыгрался дождями не на шутку. И в дверях клиники Аня нередко задерживалась. Мимо проскальзывали пациенты. Вежливо и чуточку подобострастно раскланивались. Аня ненавидела лесть и угодливость, но больных понимала. Они целиком и полностью зависели от врачей, а потому вели себя неестественно, как все подчиненные болезни или окружающим. Хотя разумнее было бы заискивать перед судьбой…

Пациенты не подозревали, что Аня очень плохой врач. Что она не сумела толком ничему научиться, потому что без конца занималась своими мужьями и детьми. Мать предупреждала ее об этом вполне запрограммированном итоге, но Аня не прислушивалась. Она всегда жила независимо от чужих мнений. И атмосферное давление окружавших идей и взглядов на жизнь никогда Анюту не затрагивало. Но независимость часто не переносит существования в одиночку, а начинает мечтать подчинить себе других. Глупое и порочное желание… Стать властелиншей и повелительницей хотя бы в своем доме Ане все равно не удалось, несмотря на то что она попыталась дать родным почувствовать, что прекрасно знает их уязвимые места, попробовала заставить слушаться ее и бояться…

Чего она добилась?.. Да ничего! И если бы не Анатолий, верный давний друг, Ане никогда бы не найти приличной работы. Знакомств в медицинском мире она не завела, но справедливо считала, что нередко выручает даже не блат, не связи, а обыкновенная человеческая доброта и желание помочь. Когда они есть, все получается. У Анатолия нашлось и то и другое.

— До свидания, Анна Борисовна! — раскланивались пациенты.

— У вас нет зонта? Могу довести вас до метро…

— Нет, нет, спасибо! — отказывалась Аня. — Зонт есть. Я немного пережду…

По проспекту гуляли веселые, словно десантники на своем августовском празднике, грязные потоки, заливающие тротуары и мостовые. Жизнь уже несколько дней шла по дождливому и ветреному графику. Аня смотрела сквозь стеклянную верхнюю половину двери. Скоро осень… И она все насмешливее напоминает о себе ливнями и ветрами. Через две недели пора привозить детей с дачи. Неужели у них там тоже вот так льет?.. Свекровь замучилась. И надо идти домой… Если ждать, пока закончится дождь, можно простоять до утра. Прямо до начала приема больных.

— До свидания, Анна Борисовна!

Аня автоматически кивала, не оборачиваясь.

До свидания… И осторожно ступала за порог, держа зонт на изготовку, как оружие. Идти по проспекту было нелегко, только короткими перебежками. Ветер выламывал вцепившуюся в зонт руку, угрожая вырвать эту слабую защиту от дождя. Потом начинал шаловливо заигрывать со спицами, пробуя их вывернуть и сломать. Серый депрессивный оттенок мокрого города безуспешно старались нарушить разноцветные гусеницы зонтов на остановках. Озорные водители лихо и хамовато взрывали колесами лужи и обдавали прохожих грязными брызгами. Своеобразно шалили…

— Но тебе не страшны никакие дожди! — лукаво продолжал Роальд. — Ты запросто проскочишь между каплями! С твоими параметрами это несложно.

Аня фыркнула и вышла, наконец, из машины.

На следующий день вечером он, со свойственной ему бесшабашностью, позвонил Анюте домой. Она изумилась, услышав его голос.

— Как ты нашел мой номер телефона?

— Это моя проблема, — отозвался Роальд. — Какая тебе разница? В ФСБ за помощью не обращался, будь уверена! Что-то ты напряжена и тревожна… Я помешал? Тебя долго не было дома. Я звонил несколько раз. Задержалась на работе?

— Ездила на дачу, — нехотя объяснила Аня. — Пришлось в очередной раз разбираться с дочерью… Очень тяжелый характер. Замкнутая, скрытная. Ничего не хочет делать: ни читать, ни рисовать, ни лепить. Лень непролазная. Целый день сидит в углу. И с детьми играть не любит.

— А сколько ей лет?

— Три года.

— Тогда ты будешь с ней разбираться еще долго. — Роальд весело хмыкнул. — Когда мы увидимся?

Аня растерялась. Такая решительность и стремительность действий ее нередко ставили в тупик.

— Разве мы собирались?..

— Ты, может, и нет, а я планировал. Давай обсудим когда и где.

— А зачем нам видеться? — сурово спросила Аня, пытаясь влить в голос максимум холодного металла.

— Анюта, ты специально притворяешься дурой и принцессой на горошине? — ехидно поинтересовался Роальд. — И задаешь такие вопросы?

— Я… нет… Так сразу… Я не знаю… И где?..

Что ты мнешься, как девочка? — усмехнулся в трубку Роальд, резко сокращая дистанцию. — Где… Это тоже исключительно моя проблема. Твоя — согласиться. Впрочем, это вообще не проблема. Так, пустячок… Что, где, когда… Передачка на ТиВи. Давай завтра в половине седьмого на «Алексеевской». Там один выход.

Сердце пыталось сорваться из груди в пятки, как у студентки, вытащившей провальный билет…

Снова лгать мужу? Но лгать до бесконечности нельзя. В итоге Юрий обо всем догадается… Он и так без конца ее подозревает. Только молчит, не хочет затевать скандал и портить едва наладившиеся отношения. Противно… Говорят, есть люди, которые никогда не лгут. Трудно представить… Никогда не врать?! Даже если очень редко… Неужели такие есть?!

Аня задумалась. Она подобных не встречала. Наверное, у нее друзья и знакомые, похожие на нее. Впрочем, так почти у всех… «Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу…»

Женщину?.. И Юрий и Роальд ведь тоже выбрали ее для себя… А как иначе? Им требовалась именно такая — легкая, порхающая, хохочущая… И может, немного привирающая?.. Кто знает… Мужчинам не нужны проблемные дамы, относящиеся к миру трагически.

Она выбирала их, а они — ее… Кто вообще кого выбирал?! Аня думала, что первые шаги делала все-таки она… Но видимо, ошиблась. И сейчас ее выбором руководил этот психолог, отлично знающий человеческие души, и Анькину заблудшую в том числе. Он сыграл на ее желании изменить свою жизнь. Он его угадал, вычислил. И почти заставил поступить так, как хотел именно он. Она догадалась правильно…

Аня не успела спросить, почему вдруг на «Алексеевской». Запели короткие гудки…

2

— Аннушка!.. — Мама ласково касалась Анькиного лица, пытаясь ее разбудить. — Пора вставать! Тебе опять что-то снится?

Ходит рядом, говорит, настаивает… Мама… Опять…

Аня с трудом разлепляла веки. Неужели утро?! И вновь просыпаться, подниматься, одеваться… Какой-то ежедневный непрерывный кошмар…

Она родилась жуткой соней. Самой совиной совой из всех сов. И утренний подъем казался ей пыткой, каторгой, нечеловеческим издевательством.

Мама, мамочка… Ее руки, ее голос, ее нежность… Сколько лет они будили Аню по утрам… а когда перестали, потому что появились другие «будильники», Ане так не хватало маминых прикосновений!.. Но лучше бы ее никто не трогал по утрам…

— Мне опять приснился сон, тот же самый. — Аня смотрела на маму сквозь непослушные, ленивые ресницы. — Мы куда-то летим в космическом корабле… Со мной какие-то парни… И почему-то Алик… Вот… А Земля погибла. Ее больше нет.

Мама улыбалась, не слишком вслушиваясь в Анькин полусонный лепет. У нее хватало забот, и дочкин сон, почему-то неизменно повторяющийся, матери немного надоел. И знала она его до мельчайших подробностей.

— В школу, в школу, — повторяла мама. — Аннушка, пора в школу!

И Аня, наконец, вспоминала про школу. И начинала проворно собираться.

В девятом классе она его не видела. И в десятом тоже. Хотя не увидеть его было трудно, даже попросту невозможно. Юрка вымахнул за метр девяносто. Раскосые, светлые глаза и не поддающиеся усилиям расчески русые волосы. Но невнимательная Анька заметила его лишь первого сентября выпускного одиннадцатого класса. Приметила и задумалась. Кто это? Откуда? Ах да, это же такой хорошо знакомый, такой привычный Юрка Воробьев, с которым они учатся в одном классе уже третий год… Подумать только! Третий год!.. Сколько времени пробежало зря, бессмысленно и впустую! Куда же она смотрела?.. А никуда… Вокруг да около. В саму себя. В книги. В дурацкие сны про всяких там Аликов… Теперь надо попытаться срочно наверстать упущенное.

Тем летом они с мамой здорово отдохнули в Крыму. И загорелая счастливая Анька привычно подпрыгивала возле школьного крыльца в ожидании тронной речи директора. Рядом толпились одноклассники, галдели и делились впечатлениями о летнем отдыхе. Старые деревья в школьном саду гнули ветки к земле, словно пробуя на время прилечь отдохнуть.

Аня смотрела на сад, на мокрые, готовые вскоре спокойно умереть листья, на толпу школьников… И пыталась избавиться от внезапного убеждения — в этом году обязательно случится что-то новое, неожиданное, странное… Что— она пока не знает. Но вскоре… завтра… через неделю… через месяц… да, самое позднее — через месяц это произойдет… Что же это будет?..

— Ну, ты как? Рассказывай! — подлетела к ней лучшая подруга Оля Маттис. — Черная, как из шахты! А я не успела тебе даже позвонить! Только вчера вечером приехала из Карелии! Ань, ты что? Что с тобой?

Оля дернула ее за рукав и попыталась заглянуть в глаза. Аня отвернулась.

— Очень вежливо. — тотчас обиделась Оля. — Ты даже знать меня не хочешь?

— Хочу, — равнодушно отозвалась Аня.

— «Хочу»! — передразнила Оля. — Не похоже! Ну и ладно! Подумаешь! Придешь в себя — позвони!

Она гордо повернулась, вздернула маленький курносый нос, махнула роскошной светлой косой ниже попы и поплыла к другим девчонкам.

Аня одиноко стояла в стороне и думала, что напрасно обидела верную Олю, безмерно дорожащую дружбой с Анютой. Оля в глубине души признавала Анькино превосходство во всем и нередко посматривала на Аню снизу вверх, но усиленно это скрывала. Хотя Аня догадалась обо всем давным-давно. Да и что тут особенно отгадывать? К Анюте в классе относились сложно, со смешанным коктейлем зависти и восхищения, ненависти и любви.

В каждом классе всегда обязательно есть самая красивая девочка и завидная невеста, что не всегда совпадает, и самый привлекательный парень и завидный жених. Аня прекрасно знала: одноклассницы ее недолюбливают за аристократическую внешность, за папу, известного физика, и маму-архитектора, за безупречный вкус, за изящество и ловкость, за удачливость… Ей и впрямь всегда везло. Да разве она в том виновата?

В общем, причин для нелюбви оказалось более чем достаточно. И Анюта, хорошенько вникнув в ситуацию и оценив свое необычное положение, старалась держаться особняком. В тесные дружеские отношения ни с кем не вступала, но гордость и гонор не показывала. «Ты у меня умница», — часто повторяла мать. За это Аню тоже не любили. Чем меньше у девушки ума и красоты — тем для нее лучше. Меньше завистников. Или вообще нет. А это как раз то, что требуется для нормальной спокойной жизни. Но тут уж кому как повезет…

Анькины родители вообще-то официально так и не поженились. Почему-то поленились или не захотели прогуляться до милого заведения под названием ЗАГС. Только никого из них сложившееся положение не угнетало и не шокировало. Хотя в те времена, когда Аня еще не появилась на свет (чудовищно дикая, нелепая, дурацкая мысль — как это ее могло не быть?!), гражданские браки модными не считались. Их не понимали и осуждали. Но мама — тогда еще и не мама вовсе, просто девочка Женя — плевала на все законы и обычаи. Абсолютно равнодушная к условностям, она всегда жила по-своему, чересчур самостоятельно и вызывающе для обывателей. И Анька уродилась в нее. Правда, мама упорно это отрицала и старалась не замечать. Обычно никто не думает о том, чем награждает детей при рождении. Просто все хотят родить и рожают — вот и все! О чем тут долго размышлять? А дети, как правило, подбирают почти все плохие качества и черты родителей, будто в упор не замечая хороших. Им так нравится, детям.

Во времена Жениной молодости буквально все помешались на физиках. И выйти замуж именно за физика, желательно атомщика, сделалось заветной мечтой каждой мало-мальски смышленой девчонки. И не только девчонки. Даже родители и те начали по-юношески грезить женихами-физиками для своих заневестившихся дочек. Всеобщее сумасшествие продолжалось довольно долго. И Женя Литинская, полька, у которой предки давно обрусели и забыли родной язык, угодила в самые горячие страсти по физикам, как в эпидемию гриппа.

Борис оказался легким по характеру, беспредельно обаятельным и охмурял девок с ходу. С подошью на редкость наивной, искренней, обольстительной улыбки, широкой и простой. Она в два счета покупала женщин и обещала им куда больше, чем он собирался и мог им дать. Но слабому полу нравилось обманываться. Обманщик чересчур хорош…

В юности он взял за правила ни в коем случае не вступать с женщинами в серьезные отношения. А прощаясь, вычеркивать их из памяти навсегда. Он старался никогда не сближаться ни с кем до такой степени, чтобы потом, неизбежно расставаясь — все равно иначе у него не получится! — жалеть и страдать. Чувствами Борис пробовал управлять, как водой в трубах — то выпустить немного, то подсобрать, то открыть кран, то закрыть… Под руководством главного мудреца, данного Борису природой, — собственного разума.

Но физик ошибся в одном — он внезапно привязался к маленькой Анюте, своей первой дочке, стремительно и чересчур крепко. Жизнь состоит из неожиданностей.

Борис никогда не задумывался над своими ловкостью и хитростью и не использовал их намеренно. Они побеждали, словно независимо от него, выручали в сложных ситуациях и помогали сохранить хорошие отношения со всеми соперниками, у которых он неизбежно выигрывал, и с женщинами, которых неизменно бросал. Милый, очень образованный, такой простодушный и добрый… Так думали о нем все. А он и есть такой. Ценит покой и тишину, а потому прикладывает максимум усилий, чтобы наловчиться превращать всех своих любимых по очереди в некое подобие манекенов и жить по своему вкусу, в укромной заводи. Борис много читал, охотно вступал в разговоры, его мгновенно трогали и волновали любые пустяки, он легко приходил в смятение, и казалось, причинить ему боль сумеет каждый, кто хоть немного постарается. Но ненадолго. Борис моментально отбрасывал ненужные ему ощущения и очень ценил отдых, потому что редко отдыхал. Борис принадлежал к породе людей, которые просто не умеют это делать. Он не мог жить без любимой физики. А увлекаясь работой, уже ни о чем другом не думал и ничего вокруг не замечал.

Однажды насмешливые приятели-коллеги решили проверить этого заумного типа на рассеянность. Проверка прошла на ура. Ему зашили в пиджак металлическую часть молотка. Он ходил две недели и часто растерянно повторял: «Чего-то кособочится сбоку, а почему — не понимаю. И что-то немного тяжеловато…» Все ржали, но Борис был абсолютно искренен и беспредельно наивен. Пока, наконец, Женя не обозлилась, не распорола подкладку и не вытащила то, что «кособочилось».

Борис потрясенно открыл рот.

— Откуда это взялось?..

— От твоей запредельной «не-от-мирности», дурачок! — объяснила Женька.

Ей самой нередко приходилось брать себя в руки и по возможности невозмутимо ждать, когда о ней вспомнят. Терпению она училась у сотрудников Метеоцентра, всегда спокойно выжидающих, когда погода, наконец, придет в себя и внезапно совпадет с их взятым с потолка, а не с неба прогнозом.

После своих личных постов заработавшийся и забывший обо всем на свете Борис возвращался к Женьке сильно оголодавшим. Тогда она торжествовала и сразу объявляла о необходимости отдыха. Разгадав Бориса, хитрая Женька сумела стать для него той самой редкой передышкой, которую он так высоко ценил. Женька хорошо умела ладить с мужчинами — она никогда на них не давила. Секрет простой.

А потому всю жизнь, несколько раз женившись и легко столько же раз разойдясь, наплодив после Ани еще четверых детей, Борис неизменно возвращался к Жене. И вообще часто у нее бывал. Поэтому Аня не чувствовала, что у нее нет отца. Он у нее всегда был. Только ночевал в их квартире не всегда, вот и все.

Однажды Борис заявил Женьке:

— Если бы ты родилась Евой, то не стала бы колебаться и сама бы сорвала яблоко, вместо того чтобы исподтишка подбивать на нехороший поступок Адама.

Женька засмеялась. Она как раз в тот день собиралась его удивить.

— У нас будет ребенок! — сообщила она ему.

— Да? — по-детски изумился Борис. — Как же так?!

— Представляешь, от этого, оказывается, бывают дети! А ты и не подозревал, бедный? Запомни на всякий случай, вдруг пригодится!

Он фыркнул.

— Ладно, рожай! Но ты ведь раньше не хотела… Сама говорила.

Борис знал, что о свадьбе Женя никогда не заикнется. Такой характер.

— Тогда жди! — торжественно пообещала Женька. — Девочку Анюту!

— Почему именно девочку? — вновь удивился он.

— Потому что я так хочу! — заявила Женька. И родила девочку Анюту.

Сначала Женя рожать не собиралась. Сделала несколько абортов. Тайком от своего любимого физика. У них с Борисом всегда отвратительно решался вопрос предохранения.

— Я привык во всем полагаться на женщину, — весело признался он ей в самом начале их отношений. — Например, при предохранении… Ты это учти, пожалуйста!

— Учту! — усмехнулась Женька.

А когда она забеременела в очередной раз, неожиданно и необъяснимо почувствовала, что должна родить этого ребенка. Должна — и все! Иначе будет беда… Какая?.. Женя не знала. Но Аня словно продиктовала ей свои жесткие условия и потребовала жизни.

— Я не могу убить эту малышку. Не могу! — повторяла Женя, как заведенная, родителям.

Они наорались вволю и безнадежно махнули руками. Рожай, полоумная!.. А где жить будешь?.. Полунищий быт, крохотная сыроватая квартира на первом этаже… Но Борис поступил как настоящий мужчина: купил Жене хорошую кооперативную двухкомнатную квартиру, залез в долги… Но расплатился быстро. Он уже стал хорошо известен и завоевал славу.

С тех пор душа Бориса стала и вовсе свободной и умиротворенной, совесть блаженно посапывала в нежных объятиях Женьки, а мысли текли в одном правильном направлении — она, наконец, прочно стоит на ногах и можно за ее судьбу и за завтрашний день дочери особо не беспокоиться. Хотя Борис помогал Жене неизменно. И ее душа тоже была относительно спокойна.

Однако сломать это равновесие стремились и упоенно мечтали многие. Их имена остались истории неизвестны. На Женьку начали увлеченно писать анонимки.

Какие только ярлыки ей не приклеивали, в чем только не обвиняли! Она даже в самых страшных снах не могла увидеть ничего подобного. И с помощью пожелавших остаться неизвестными «доброжелателей» узнала о себе столько нового, о чем никогда не подозревала и не догадывалась.

Оказывается, она — корыстная особа, попытавшаяся захомутать великого физика и польстившаяся на его деньги. Во-вторых, развратная и даже якобы промышлявшая когда-то самой древнейшей профессией. Ее отлично знают в Москве, поскольку она не один год выслеживала клиентов на углу Нового Арбата и Садового кольца и дежурила в районе Тверской. Евгения нажила с помощью сутенеров немалые деньги, но этим не ограничилась, а кинулась в погоню за деньгами известного ученого.

Кроме того, она в рабочее время бегает в бассейн и сидит с ребенком, который не ходит в детский сад — якобы много болеет. И ездит со своим любовником-прихехешником, то бишь известным физиком, дважды в год в Сочи.

Дальше самое интересное. И самого ребенка, оказывается, корыстолюбивая и жадная Женька родила не просто так, а чтобы использовать всю щедрость родной страны и сесть ей на шею — ведь государство помогает матерям-одиночкам и проявляет о них невиданную, потрясающую, поистине материнскую заботу! Евгения собирается вырастить ребенка за счет государства— ни больше, ни меньше…

Неожиданный поворот сюжета, подумала Женька, надо же так сформулировать… И совсем запечалилась. Она теряла былую веру в людей.

Секретарь парткома архитектурного управления, где работала Женька, мужик деловой, веселый и откровенный, вызвал ее к себе и великодушно дал прочитать все анонимки, написанные разными почерками.

— Ознакомилась? — спросил он, забирая у нее, совершенно обалдевшей и недоумевающей, письма борцов за нравственность.

Женька еле-еле кивнула. Тогда он фыркнул.

— Конечно, нам придется все это осудить. Я не имею права оставить сигналы без внимания. Сама понимаешь! Ты, Евгения, к сожалению, у нас член партии, а нравственный облик советского человека не блюдешь и правил жизни не соблюдаешь. Как свидетельствуют и утверждают эти стойкие в моральном отношении товарищи, не соответствуешь. Ладно, не бери в голову! Она и так у тебя другим забита. Иди проектируй новый домик!

Обсуждение повергло Женьку в шок. Она никогда не представляла себе, что у нее столько врагов. В основном среди женщин. Они, ее коллеги и якобы подруги, выступали и говорили, мол, Жене пора одуматься и взглянуть на себя другими глазами.

«Какими? — думала Женька. — Ихними, что ли? Так это они уже сделали без меня…»

— Мы тебе желаем только добра! — уверяли дамы.

«Мы желаем счастья вам…» — вспомнила Женька популярный хиток и не вовремя засмеялась. Собрание возмущенно загалдело.

— Заканчиваем! — решительно подвел итог секретарь парткома. — Остальное беру на себя!

— А что это вы хотите взять на себя, Виктор Кузьмич? — ядовито пропищала секретарша начальника.

— У вас есть право меня допрашивать? — нахмурился секретарь. — Да еще в таком тоне? Вы ведь член партии! Что вы себе позволяете?

Секретарша присмирела.

Но анонимки продолжали идти и позже. В общем, появление Горбачева пришлось для Женьки очень кстати. Как раз в том году, весной, очередную анонимку направили в Комитет народного контроля. А до этого целых пять штук разослали в разные инстанции — люди никак не могли успокоиться. Письма разбирали и разбирали… То есть Женькино аморальное поведение. Она уже отупела от разборок, привыкла к ним, притерпелась…

Один раз ей даже пришлось сказать при всех, что Анюта — дочка вовсе не Бориса, а совсем другого человека. Хорошо еще, что от нее не потребовали свидетельства о рождении Ани, где голая правда записана черным по белому… Именно то вранье казалось Жене самым ужасным, каким-то по-настоящему предательским. Но Борис тогда готовился защищать докторскую, и Женя боялась ему чем-нибудь навредить.

К тому времени она переехала в другой кооперативный дом, где жили многие ее коллеги-архитекторы. А свою старую квартиру передала Борису. Он женился в очередной раз и в очередной раз собирался разводиться, но хотел оставить что-то бывшей жене и сыну. Поэтому квартира Женьки ему пригодилась. И маленькая Анюта, невесть каким чудом угадавшая ситуацию, хотя ничего не осознавала и не разбиралась еще ни в чем, старательно обходила всех соседей, гуляла во дворе только одна и возвращалась домой так, чтобы ее никто по возможности не видел и не замечал.